Тёмный Куб.

ТЁМНЫЙ КУБ

“Женская любовь примиряет
мужчину с самим собой,
и тогда он становится сильным”
                                        Виктор Решетнев.

Когда-то я был юн, красив и самоуверен. В девятом классе выполнил норматив мастера спорта по лыжным гонкам и занял седьмое место на первенстве России.
Помню, как в спортивном лагере первая красавица и отличница нашей школы Наденька Лопухина положила мне свои ладошки на плечи и тихо произнесла: «Я люблю тебя».  При этом она так на меня посмотрела, что я сразу струсил и вместо того, чтобы сказать ей что-то в ответ,  убрал её руки со своих плеч и убежал в лес. Мне тогда казалось, что я ещё не готов к подобным отношениям, мне больше хотелось добиться чего-то спорте, а не на любовном фронте.  Но, бродя в одиночестве и вспоминая Наденькино признание, мне было приятно осознавать случившееся, и я был горд собой.
Теперь Наденька мать-одиночка, у неё двое малолетних детей: мальчик и девочка. Сама она часто болеет и подолгу лежит в районной больнице. А я вот уже третий год после тяжелейшего ранения под Кандагаром передвигаюсь в инвалидной коляске. Врачи говорят, что надежда ещё есть, и после очередной операции я должен встать на ноги. Но на какие, спрашивается, ноги?
На две атрофированные сухие жёрдочки? Операций было уже пять, одна тяжелее другой. Я совсем обессилел от лошадиных доз наркоза, а улучшений никаких. Если честно, я давно уже потерял веру. Веру во всё: в жизнь, в друзей, в любовь, а главное, в себя.  Я не верю, что  когда-нибудь  я смогу встать и пойти на своих ногах. И кто, спрашивается,  виноват в моей судьбе? Неужели я сам...
Два месяца тому назад я познакомился с Ольгой. Случайно. Она помогла донести авоську с продуктами моей маме и забежала к нам  на минутку домой. Я помню выражение её лица, когда она окинула взглядом мою коляску и меня, как её содержимое. Сразу уходить она не стала, было неудобно, и она задержалась помочь моей маме по дому. Потом Ольга пришла ещё раз, потом ещё, но всегда старалась делать это как бы невзначай, чтобы не обнадёживать меня. А я, я постепенно стал привыкать к её визитам…
 Вот тогда-то однажды и родилась во мне эта мысль. Я её ещё толком не обдумал, но знаю, чем она должна завершиться...
Сегодняшнее утро было особенно невыносимым.
Мнится мне, что мой финал не за горами...
Но я всё ещё живу и всё ещё думаю. Зачем живу?  Просто так, по инерции.  Инстинкт самосохранения ещё не отключился. А вот зачем думаю – это вопрос. Лучше просто жить и ни о чём не думать. Или нет. Думать. О хлебе насущном, о житье-бытье, о маме и о моём никчемном положении. Но в последнее время от этих мыслей мне становится тошно.  Ведь я всегда считал себя другим, особенным, не таким, как все; даже чего греха таить – избранным. Но ничего пока не произошло в моей жизни такого, чтобы мне можно было удостовериться в моей избранности. Разве что моё теперешнее положение. Но такой избранности я не пожелал бы и врагу.  Правда это помогает мне думать о смысле жизни, даже не так — о смысле смерти? Ещё никто так не выражался и не говорил – «о смысле смерти».  Все думают и ищут смысла в жизни, а его там нет, и никогда не было. Ведь в чём сущность нашего бытия? И бытие ли это.  Не смахивает ли оно порой на простое прозябание?
От рождения и до могилы тянем лямку и всё никак не надорвёмся.
Каждый день, каждый месяц, из года в год  — всё одно и то же, вплоть до последней черты. А какой страх нас охватывает, если вдруг приходится свернуть с наезженной колеи! Что подумают друзья, как посмотрят родители, что скажут соседи? Ужас. Иногда  мы, конечно, пробуем забыться, выпив для храбрости водки, но тут же спохватываемся, и  на следующий день с похмелья начинаем себя корить:
— “Ах, я такой-сякой, ах, я выбился из стада, и теперь мне стыдно за вчерашнюю слабость… А ну, стройся!!!” – крикнем мы себе в порыве самобичевания, и снова возобновим “хождение в струне”. Вот и вся наша жизнь. Какой в ней может быть смысл? Иное дело смерть. Шаг в неизведанное. Полет со скалы в пропасть в надежде, что никогда не достигнешь свинцово-тяжелого дна. Которое расплющит твоё тело, разбрызжет мозг и превратит твоё единственное на свете естество в пустое ничто. Даже материальной точки не останется. Нуль пространства.
Но есть призрачная надежда, что дна нет, и ты вылетишь с другой стороны. Там будет новый мир. Какой? Пока живешь, его можно придумать в согласии с твоими сокровенными мечтами. Ведь мечты рождаются в глубине твоего Я и не противоречат сущности твоего естества. Ты можешь оживить их, и там, после перехода в смерть, их исполнить...
Именно смерть. Да, следующая жизнь будет называться смертью, и уже в ней, обязательно, должен быть смысл. Ты умер, но ты живой. Твоё Я растворилось во времени и пространстве, оно никуда не делось и продолжает существовать… И оно продолжает любить… всё ещё любить...
Боже, как я не подумал сразу! Любовь?! Любовь!!! Любовь не исчезнет, она не может исчезнуть, не должна. Большое всепроникающее Я, и оно любит. Как здорово! Оно любит мягко, нежно, без надрыва, без ревности и грязи; а потому — не страдает. В его памяти остались фрагменты отчаяния, и оно знает, что это такое. Но уже больше никогда не сожмется в безысходных конвульсиях моё новое Я...
Интересно, волнует это тех, кто за нами наблюдает из параллельных миров, или им начхать? Думается, что начхать. Иначе, если бы они заглянули в наши души, в самое их потаённое нутро, то не хватило бы у них слюны плеваться. Недаром я помню из раннего детства что-то нехорошее в своей душе, страшное, особенно в те моменты, когда душа только зарождалась. Ужасные видения  посещали меня из прошлого. Жаль, что я почти всё забыл и теперь уж, наверное, не вспомню никогда...
Моя призрачная надежда, не покидай меня, обними меня скорее и успокой. Полежи со мной под одним одеялом и согрей меня своим призрачным теплом. Душа моя оттает и перестанет дрожать в ледяном ознобе непонятных желаний. Желаний несбыточных, стеснительно-сладостных, порой жутко дерзких, но почти всегда неосуществимых. Душа, израненная и тоскующая моя душа! Кто обогреет тебя, кто успокоит и приласкает? Есть ли в мире ещё хоть одна такая? Если есть, то где она?  Отзовись поскорее…
А призрачная надежда моя всё теплится во мне. Боюсь я расплескать оставшиеся крохи былых дум и устремлений. Грандиозных дум и великих устремлений. Зачем они мне сейчас?
Завтра я ухожу в неведомое, ухожу навсегда и сознаю это так ясно, что не сомневается ни один нейрон моего мозга. Завтра я уже буду не здесь. И не припомнится мне моё безрадостное детство, теперь далёкое-далёкое, с босыми ногами и мятой травой, в которой трещали кузнечики  и басовито жужжали шмели. Не пускать мне больше мыльных пузырей с моим соседом Колькой и не лежать на спине, глядя в ночное небо, усыпанное мириадами звезд. Не будет этого больше… никогда…
Как же я жил раньше? Я же всё понимал, но продолжал почему-то выполнять волю других, внутренне никогда этого не принимая? Почему я так делал? Потому, что не знал смерти! Кто не изведал её, тот не может понять жизни.
Некоторым повезло. Ощутив однажды её легкое дуновение и оставшись в живых, они определённое время помнят об этом, а потому чувствуют жизнь по-иному. Но. Но, но… Проходит время и всё забывается. Мы снова ныряем в обыденное и страдаем по пустякам.  Сегодня для меня так не будет. Сегодня последний день моей жизни  – никчемной и непутёвой. Я чувствую, как он тянется через мои жилы, медленно-медленно. Вязкий, он застревает в потаенных местах и не хочет уходить. Но он всё равно кончится.
А завтра? Завтра ликующая смерть встретит меня, обнимет, сожмёт меня холодными пальцами и унесет с собой. В самый дальний уголок Вселенной. Где никому меня не достать и где я, наконец, отдохну. Отдохну и соберусь с силами для новой жизни. Вот только будет ли она, новая жизнь, и если будет, то какая?
Вдруг черная пустота мрака разверзнется, и я растворюсь в ней без остатка? Не будет даже боли, не будет страданий и безысходной тоски. Ничего не будет.
Не хуже ли это, чем самые тяжкие страдания в нашем мире? А осознание того, что это продлится вечно, и мне снова никогда не быть?!
Странные мысли лезут в голову напоследок.
Не об этом сейчас надо думать. Надо выудить из небытия мою призрачную надежду и не отпускать её до самого момента ИКС. Когда всё сверкнёт в последний раз, и тогда уж я точно узнаю смысл жизни.
Не просто мне в ней было. Несчастливо и безысходно. И не спасали целые полки умных книг, хотя поначалу здорово помогали. Иначе всё закончилось бы гораздо раньше. Но теперь, после встречи с ней, я, наконец, окончательно понял, что выдуманная жизнь, сладкие грезы, розовые мечты – никогда не заменят реальной жизни. Даже самые удачливые писатели прежде, чем что-то написать, нечто подобное испытали в жизни. Тогда и выдумывать сподручнее и мечтать, когда уже и целовался, и наплодил детей. Тогда не страшно быть обманутым, тогда можно простить даже измену любимой, или предательство друга. У тебя всё уже было. Когда было, тогда не так страшно.
А вот если ничего не было? Абсолютно. Одни только болезненные грёзы и несбывшиеся мечты. Если ничего не получалось и теперь уже никогда не получится? Что делать тогда мне, подскажите?.. Надеяться?..
Вы советуете надеяться. Вы способны поучать меня. Обернитесь и посмотрите вокруг – может, вам станет смешно от ваших советов.
И вчера, когда она уходила, тоже поучала меня и обнадёживала. Я, конечно, не обиделся. Но зачем она поцеловала меня на прощание так страстно и многообещающе? Этот поцелуй убил во мне розовые мечты. Я сразу осознал полную свою ничтожность и решил прекратить затянувшийся спектакль. А она ничего не заметила. И хорошо. Не будет считать себя виноватой...
… За окном ночь. Недолго осталось. Как чётко работает мозг, как прекрасно я себя чувствую. Давно не было такого состояния, хотя я не сплю уже третьи сутки. Небольшая резь в глазах, а так всё в порядке. Главное, что я нисколько не боюсь. К утру меня не станет. Всё кончится и разрешится.
Я оставляю здесь всё как есть. Странно. Ведь когда-то я хотел изменить мир. Сделать людей добрыми, счастливыми. Научить их любить друг друга. Показать им красоту и смысл земной жизни. И вот в результате – ничего. Убогий финал. Я проиграл. Вернее, не проиграл, я понял нечто другое.
Не надо учить людей быть добрыми и умными, не надо поднимать планку их жизни. Они всё равно её не перепрыгнут. Пусть живут в убожестве и дерьме, раз им так хочется. Пусть крадут, лицемерят, лгут и предают. Таков их земной удел, и не стоит смущать их возвышенными мечтами. Бог им судья. Мне же теперь всё равно...
Я медленно въезжаю в кресле на кухню и плотно закрываю за собой дверь. Нервно потираю виски и долго смотрю в окно. Остается выпить водки и пустить газ.
Водка неприятно обжигает нутро, но я привык, когда-то я попил её вдоволь.
Десять минут, и по телу пойдет легкая зыбкая теплота. Разливаясь, она усыпит бдительность, убаюкает мозг. Второй стакан, и я открою кран. Может, пока покурить напоследок. Глупо стесняться того, что я давно бросил, а теперь закурю снова.
Перед кем мне отчитываться?
Я достаю сигарету, не спеша, прикуриваю и сильно затягиваюсь. Теперь ещё выпить и в дальний полет...
Как отвратительно воняет газом. Выдержу ли я этот мерзкий запах.
Неожиданно в голове что-то щелкает, и звук лопнувшей струны начинает монотонно звенеть в ушах. Еще мгновение, и я чувствую, как моё тело оседает в кресле.
— “Как просто и не страшно”, – мелькает последняя мысль.
Всё вокруг становится тёмным и пустым.
Бесцветная беззвучная тишина. Тишина абсолютная. Удивительно, но почему-то душа моя не отделяется от тела и никуда не летит. Она в полнейшем замешательстве и ничего не видит. А как же рассказы: про тот свет, про девятидневные её блуждания, а потом про благополучное вознесение?
Ничего нет. Я не вижу райских кущей и не чувствую адского пламени. Я вообще ничего не чувствую. Неужели я просто перестал существовать? Тогда откуда эти мысли?
— “Смотрите, появился Бад”… –
Ага, вот и первые звуки. Значит, всё же и там что-то есть. Но почему я ничего не вижу?
— “Ты и не можешь ничего видеть” –
Снова этот назойливый и как будто знакомый голос.
— “Вы, появляющиеся здесь, долго мыслите какими-то прошлыми категориями. А здесь ничего нет, что бы можно было видеть. Бесконечная плоскость, и на ней мы – правильные мыслящие кубы. Нравится тебе или нет, но теперь ты один из нас”. –
Я напрягаюсь, пытаясь удержать проникающие в меня мысли, и вдруг начинаю объективироваться.
Как-то сразу я чувствую и понимаю всё.
Черное бесконечное пространство: ни звезд, ни галактик – абсолютно пустое, пересеченное снизу прозрачной плоскостью, и на ней – множество правильных темных кубов. Глаз у меня нет, и видеть я не могу, но интуитивно ощущаю их присутствие неведомым пока мне чувством. Значит, теперь я один из них. Интересно, и долго мне быть в таком состоянии?
— “Целую вечность”, – доносится до меня от соседнего куба. Именно он произносил и все предыдущие фразы. Теперь я узнаю его по интонации.
— “Только немногие исчезают также внезапно, как появляются, – продолжает он, – остальные существуют вечно”.
— “И не отчаиваются”? – со страхом спрашиваю я.
— “Нет, никогда. Такова наша скорбь. Такими нас создал величайший из кубов  РЭД… Давайте лучше знакомиться, – немного помолчав, прибавил он. – Я – Мад, существую уже треть вечности. А ты – Бад, так мы тебя назвали сразу после появления. Общаться мы можем только с ближайшими кубами. До остальных мысли не долетают. При желании их можно передавать от одного к другому. Но когда получаешь ответ, он, как правило, изменён. Поэтому мы давно общаемся только с соседями… Ты теперь можешь побыть один и сосредоточиться. Это необходимо для жизни в нашем мире...”
 
— “Разве это жизнь, – мелькает где-то во мне и сразу гаснет. – Кто же я теперь? Откуда взялся? Где был совсем недавно и почему ничего не помню?.. Посплю немножко”,  – решаю я.
— “Вот-вот, – слышу я от соседнего куба, – приносите с собой всякую чушь, о которой сами не имеете понятия”.
— “Действительно, – ужасаюсь я, – что такое “посплю”? Я же не знаю...”. – Я опять напрягаюсь и начинаю размышлять.
— “Хорошо быть кубом и понимать это. И соседние кубы тоже ничего, симпатичные. Скоро я с ними подружусь и буду общаться на равных”...
...
— “Что ты наделал? – слышу я сквозь тошнотворную дремоту. – За что ты меня мучаешь”?
Я открываю глаза. Яркий ослепительный свет и монотонный гул в ушах.
Увы, я не куб, я по-прежнему человек.
Окно на кухне распахнуто, газовый кран закрыт, возле моей коляски хлопочет Ольга. Она наливает в стакан воды и подает его мне. Я пью и радуюсь. Я живой. Обидно немного, что так и не удалось узнать смысла смерти. Ну да что теперь об этом.
Оля целует меня и плачет. Я чувствую солёный привкус её слёз на своих губах.
— “Дурачок, – говорит она и всхлипывает, – я же люблю тебя. Неужели ты не понял этого до сих пор”?
— “Я вижу другое, – возражаю я, – я убогий калека, неспособный прокормить тебя”.
— “Господи, прости меня грешную, – Ольга смотрит на меня и качает головой, – ну не осёл ли ты. Я сама прокормлю и тебя, и себя, и наших будущих детей. Я тебе руки свяжу, так и будешь жить со связанными руками. Понял” ?
Я сижу, идиотски улыбаясь, тру лоб, силясь что-то вспомнить, и вдруг мысль, всепоглощающая, острая, обжигает мой мозг:
— “А ведь я ещё могу узнать смысл жизни. Ещё не поздно. Ещё можно жить долго-долго и счастливо. Ещё можно всё изменить. Ведь главное, я живой”.
Я приподнимаюсь в кресле, крепко обнимаю заплаканную Ольгу, глажу ее волосы и чувствую… Что же я чувствую?..
Что я обыкновенный куб на бесконечной темной плоскости, или когда-то был им.
                        
                              Август 1988года.

                                            Рис. Е.Нистратовой
________________________________________