Внук Фомальгаута

Я остался на попечении деда, когда мне было восемь лет. В конце 1970-х годов я с родителями проживал в советской миссии в Съерра-Леоне; мама была врачем-вирусологом и занималась неожиданно возникшей проблемой — вирусом Эболы, вспышка первой эпидемии которого была зарегистрирована в южных регионах страны; отец – военный, майор группы охраны из Министерства обороны, обеспечивал защиту всем советским специалистам. Я ходил в школу при миссии СССР, где были сотни мне подобных мальчишек и девчонок. Но оказалось, что я все-таки не совсем похож на них… только об этом позже.

Жизнь текла и была интересно, пока не настала черная полоса. Мои родители погибли летом, но причиной их смерти стала не случайно подхваченная болезнь, а взрыв бомбы, что заложили под санитарную машину местные террористы, которые хотели использовать ситуацию для дестабилизации страны и нагнетания страха среди иностранцев. Я остался один, меня отправили в СССР и хотели передать в детский дом, но тут меня забрал дед. Я тогда о нем имел смутное представление, так как видел редко – лишь по приезду в Союз, сам на тот момент большую часть жизни прожил в Африке. Мой дед долго плакал, когда получил извещение о смерти родной дочери и зятя, а также ордена от национального и советского правительств – свидетельство признания заслуг моих родителей. Может, это и железки, но ценность им знал лишь я и мой дед.

Вначале мне казалось, что он чужой, далекий и незнакомый. Он был немного странным человеком, потому что многое в нем я не понимал. Он мог стать замкнутым, осторожным, а потом открытым и веселым. Внешне обычный пенсионер, каких в стране десятки миллионов. Он мало говорил о себе, хотя я видел его мундир, на котором насчитал ордена Славы двух степеней, Красной звезды, Боевого Красного знамени, Трудового Красного знамени, Отечественной войны второй степени, медали «За отвагу», «За взятие Будапешта», знак «Почета»; в шкафу обнаружил почетные грамоты от самого Иосифа Сталина, Никиты Хрушева за достижения в области атомной физики, а в сейфе хранился именной «ТТ». Оказывается, мой дед принимал участие в создании ядерного оружия, имел степень доктора математических наук. Только дед никогда не говорил о своем славном боевом и трудовом прошлом, как и не рассказывал о моей бабушке, чьи фотографии он рассматривал в толстом альбоме по ночам, а потом прятал его чемодан и ставил на шкаф. Насколько я знал на тот момент, его жена была артисткой театра, умерла от рака в конце 1950-х годов. Дед ее очень любил и до сих пор хранил память о ней в своем сердце, не подпускал больше никого к себе, в свою жизнь. Моя мама была его единственной дочерью, и он заботился о ней всегда.

Дед в свои восемьдесят лет казался молодым, он занимался спортом – борьбой дзю-до, бегал по утрам на десять километров, зимой купался в проруби, и всегда ходил в баню. Мускулистый, но не атлет, ни капли жира, подвижный, не любитель лежать на диване и тупо смотреть в телевизор – он предпочитал активную жизнь, словно дорожил каждой минутой; лишь спустя годы я понял, что он жил каждым днем, не расстраичивал зря, так как отказался от большего, чего имел. Густая жесткая шевелюра, умные глаза, иногда вспыхивающие красным светом, словно там тлели угли, широкие скулы, нос острый, только вот губы все портили – они были выпуклыми, как у рыбы. Я слышал, как иногда соседи о нем говорили: «А-а, этот рыбогубый...» — только дед не обижался, лишь печально улыбался. На спине у него были четыре глубоких шрама – дед говорил, что это следы осколков артиллерийского снаряда, хотя меня удивляла пропорциональность и ровность нанесенной раны. И лишь потом я догадался, что это было… И татуировка на затылке – странная геометрическая фигура, и когда я спросид, что это означает, то услышал ответ: это детские шалости, никакого смысла! Но я думаю, что дед не хотел говорить мне истину, чего-то опасаясь.

Квартира у деда была трехкомнатная на пятом этаже в доме на краю города, скромно обставленная, единственное богатство – книги, многие которые были на неизвестном мне языке. Но дед их понимал, и однажды сказал: «Это древнеарамейский язык… Хочешь его выучить?» Я на тот момент знал русский, французский, узбекский (мой отец был родом из Ташкента), в школе учил английский, и, естественно, проявил интерес. С этого момента мы начали говорить на арамейском, и он мне почему-то быстро и легко дался. Чем больше мы общались, тем сильнее я привязывался к деду. Летом мы ходили в горы, плавали в озере в аквалангах, скакали на лошадях, ловили рыбу в реках, занимались фотографией. Дед научил меня владению саблей – это было его любимое оружие, оказалось, он получил звание мастера спорта, выступал даже за границей. Культурная программа тоже входила в нашу жизнь – походы в театры, на выставки, в клубы танцев, музеи; мне казалось, что дед делает все, чтобы я не грустил и не уходил в себя от того, что рядом нет папы и мамы. Фактически, дед заменил их мне, но при этом не оттолкнул от них. Больше всего я любил с ним мастерить что-либо в его мастерской, которая находилась в его гараже. Машину – старую «Победу» — он давно продал, считая, что лучше ходить пешком. Зато там мы собирали радиоуправляемые геликоптеры и конструировали ракеты, которые запускали с крыши нашего пятиэтажного дома. Именно тогда я случайно обнаружил в одном из ящиков нечто непонятное.

В один день я решил доделать робота и копошился в гараже. Мне не хватало деталей, и я решился поковыряться в ящике, что находился в яме; казалось, там много всякого барахла. Я спустился вниз, включив лампочку. Открыл ящик и обнаружил там какой-то кожанный чехол, внутри которого находился длинный меч. Заинтригованный, я извлек его и стал рассматривать. Это был раритет, хотя без ржавчины, металл блистел при свете плафона, отливал серебром. Поразило то, что оружие почти ничего не весило, рукоятка была удобна для ладони, словно сама подстраивалась под руку владельца. На лезвии было что-то написано, но язык оказался незнакомым. Я поднялся из ямы, встал в рыцарскую позу, представив себя Дон Кихотом, и взмахнул мечом, как обычной палкой. Воздух издал глухой звук, воспламенился, и я чуть от испуга не выронил оружие. Ой, разве такое возможно? Клинок словно разрубил воздух. Потом мой взгляд упал на короткую канализационную трубу из чугуна – возникло желание испытать остроту лезвия. Один удар и… труба разделилась на две части. Лезвие прошло сквозь металл как через сливочное масло! Боже, такое не разрезать быстро и автогеном! У меня аж дыхание сперло от удивления, и я задумался, откуда взялся меч? Может, это трофей, что участники войны привозили домой? Но тогда почему дед не показывает никому, прячет? Это была какая-то тайна, но раз дед мне о ней не говорил, то я почувствовал укол совести, что без разрешения взял эту штуку. Я вернул меч в чехол, положил в ящик, а сам ящик оставил в яме, и поднялся на верх. Трубу пришлось выкинуть. Об увиденном оружии я не сказал деду, а вскорее и вовсе забыл про него.

А потом я услышал от него интересную легенду. Это было в одну летнюю ночь, когда дед на крыше нашего дома установил и настроил телескоп собственного производства, и мы наблюдали за звездами и галактиками. Одна из звезд меня привлекла, и я указал ее деду. Тот долго на нее смотрел сквозь окуляр, и я заметил слезы на его глазах.

— Дед, ты что? – удивился я. – Почему плачешь?

— Ты увидел мою любимую звезду. Это Фомальгаут – самая яркая звезда в созвездии Южной Рыбы, одна из самых ярких в ночном небе. Она всегда была загадочной и таинственной для людей, даже в доисторический период его включали в различные религиозные ритуалы народы Мексики, Ирана, Ближнего Востока, Китая, — пояснил дед, утирая слезу платком. – Это молодая звезда – ей всего лишь 200 миллионов лет, но зато Фомальгаут почти в два с половиной раза тяжелее нашего Солнца, а светимость в 16 раз выше.

— А почему она любимая? Что в ней особенного – разве нет настоящих гигантов, как, скажем, Антарес?

Дед долго молчал, а потом ответил:

— С ней связана одна легенда… которую рассказал мне мой друг, тоже фронтовик...

— Ой, дед, расскажи!

— Звезду зажег э-э-э… ангел, которого звали… э-э-э… он был известен людям по имени Фомальгаут!

— Так ведь так называют эту звезду, — и я ткнул пальцем в небо.

— Светило названо его именем. Ты знаешь, что означает Фомальгаут? Нет? С арабского языка – фум аль-хут — это «рот кита», просто испанцы исказили слово как Фомальгаут. Это имя дали звезде древние арабы, потому что в геометрической фигуре Рыбы она занимает «место» рта. Но у того ангела был тоже один недостаток – у него рот был припухлым, как у рыбы, и это делало его немного смешным… хотя как личность ангел был очень строгим и серьезным, не любил шутить...

— Дед, у тебя тоже… но ты очень добрый...

— Да, у меня тоже, хе-хе, — кивнул он. Действительно, рот – это единственное, что выглядело не совсем к месту к его красивому лицу; сам дед оставался стройным и сильным, его даже раны, которые он получил на полях Второй Мировой войны, украшали и делали мужественным. После смерти моей бабушки вокруг него крутилось много женщин, но дед ни на кого не смотрел – он продолжал любить свою жену и хранил память о ней в сердце.

— И что же?

— Фомальгаут был херувимом… знаешь, кто это?

— Нет...

Дед пояснил:

— Херувим – это ангел с четырьмя крыльями, он стоит в ангельском ряду вторым после серафима, у которого шесть крыльев. Серафимы, херувимы, престолы – это те, кто наиболее приближен к Богу, остальные – Господства, Силы, Власти, Начала, Архангелы, Ангелы — находятся ниже на ступеньках социальной градации, но зато они ближе к людям и общаются с ними. Но между ангелами было всегда единство, чины мало что значили, они считали друг друга братьями и сестрами, и все они любили ЕГО...

— Кого «его»?

— Творца! Настоящего имени люди не знают, знают только ангелы, однако и они редко его упоминали вслух, потому что этим самым привлекали ЕГО внимание, а это среди ангелов не считалось этичным, мол, типа, ты хочешь выделиться среди всех, показать, что ОН больше интересуется тобой, чем другими. Ангелы были помощниками Бога и вместе с ним создавали пространство и время и совершенствовали многомерную Вселенную.

— Как это? – удивился я.

— Э-э-э… как бы тебе попроще пояснить… Ангелы создавали звезды, планеты, кометы, регулировали температуру, состав, давление, расстояние, плотность, динамику движения галактик и «черных дыр». Они также управляли биологическими процессами на планетах, определяя специфику жизни… Так, один из самых лучших ангелов – Самаэль, серафим в ангельском чине! – создал три планеты, пригодные для жизни, вокруг Солнца, что, в свою очередь, сотворил ОН. Самаэль хотел подарить планеты своим двум близким друзьям: брату Михаилу – Марс, сестре Габриэль — Землю, а другим ангелам – Венеру. Только Творец поступил по-своему – он на Земле расселил людей...

Я отодвинул телескоп и присел рядом с дедом.

— То есть нас?

— Да, хотя вначале он это не планировал, просто обстоятельства так сложились… Так вот, серафимы, херувимы и престолы были призваны защищать Эдем и ЕГО, поэтому составляли костяк личной охраны, Небесной Армии и стражников четырех Врат. Генералом армии являлся Самаэль, еще известный как Денница, он был вторым после ангела Метатрона, который имел прямой доступ к Богу, в то время как не все ангелы могли лицезреть ЕГО. Что касается Фомальгаута, то он был… начальником Северных Врат. Он нес службу вместе с двумя другими херувимами, которые были его самыми близкими друзьями.

— А как их звали?

— Гм… внук, легенда об этом ничего не сообщает. Но назовем их условно Марон и Цэон – так будет легче понять, кто есть кто. Зато известно, что они вместе создали широкую тройную звездную систему, именуемую как Фомальгаут… Фомальгаут А – это звезда с температурой в 8,5 тысяч градусов по Кельвину, ее радиус в 1,85 раза больше Солнца, а находится в 25 световых годах от Земли. Звезду создал начальник стражи. Его друзья создали две другие звезды: Марон — оранжевого карлика TW Южной Рыбы – Фомальгаут В — отстоящий на 0,9 световых лет от Фомальгаута А; а Цэон — красного карлика LP 876-10 – Фомальгаут С, который расположен на 2,5 световых года и имеет собственный кометный пояс, — тут дед настроил получше телескоп и пригласил меня взглянуть еще раз. И на самом деле, я узрел еще две звездочки у Фомальгаута, правда, более тусклые.

— Это был символ нерушимой, как тогда казалось, дружбы между стражниками и верности своему делу. Но потом все изменилось...

Я слушал, затаив дыхание.

— Бог создал людей, и этим самым смутил ангелов; многие были недовольны тем, что внимание и любовь теперь ОН переключил на человека. Ангелы отошли на второй план. Самаэль решил устранить проблему, вместе со своей женой Лилит сделал так, что Адам и Ева нарушили указ Творца и съели запретный плод с Древа жизни и познания, тем самым лишили себя бессмертия, но приобрели в себе новые качества, которые стали сильным стимулятором в социальном и биологическом развитии. ОН разгневался и прогнал перволюдей с Эдема, а вместе с ним и Самаэля, который спровоцировал их на такой шаг. Однако Денница считал, что время Бога прошло и что он теперь наравне с НИМ по силе и мощи и может тоже претендовать на единоличие в мироздании. Его охватила гордыня, он сумел вернутся в Рай и там призвал ангелов на мятеж, следовать за ним. Его поддержали треть ангелов, а треть осталась верной Богу, встала в ряды Михаила Архистратига, который по ЕГО поручению возглавил Небесную Армию. Первое сражение произошло на Марсе, и тогда Самаэль почти одолел Михаила, но тут Бог вмешался и лишил силы оружие Денницы. В итоге мятежники потерпели поражение и были сброшены с Небес. Их назвали падшими, хотя сами себя они именовали как поверженные. Бог превратил Венеру в Ад и приказал туда всем падшим переселиться. Самаэля люди прозвали Сатаной...

— Ага, теперь мне ясно, кем был Сатана! – воскликнул я. – Я слышал об истории мятежа в учебнике по атеизму...

— Атеизм – это мировоззрение, в котором нет места ни Богу, ни Самаэлю, ни ангелам, а только людям и материи, — тихо сказал дед. – Но все равно, в школе хотя бы косвенно дается представление о библейских событиях. Только истину никто не знает, даже те, кто верует в НЕГО. Истина давно скрыта песком истории, слоями времени… и она мало кому нужна...

— Так, дед, ведь ты говоришь о легенде, — удивился я. – А теперь хочешь сказать, что это реальность?

— Нет, внук, это легенда, миф, — улыбнулся тот, пальцами протирая виски. – Просто легенды обычно уживаются в человеческой среде лучше, чем настоящая история… Так слушай. Второй бой произошел в пустыне на Земле, там, где сейчас находится Мексика, и в том бою Михаил отнял у Денницы его именной меч. Это оружие, которым можно управлять галактиками, разрушать и создавать миры. И этот меч открывает вход в Эдем.

Луна ярко светила, что я видел деда, который теромос и налил себе в чашечку кофе – напиток, который он очень любил еще со времен войны. Я почувствовал нежнейший аромат бразильского кофе, и мне даже показалось. Что сам броожу по сельве. Я вздохнул и уточнил:

— То есть… это ключ?

— Да, это и ключ тоже. Мы называли его ключ-меч. ОН передал его Еве, расчитывая, что она с мужем Адамом и со своими детьми, когда осознают и исправят свой грех, вернутся в Рай. Но Самаэль, обозленный этим, сделал так, что первородный грех так и не был исправлен, искуплен, и перволюди так и не очутились в Эдеме, они умерли от старости. Их потомки по указанию Михаила положили ключ в саркофаг вместе с телом Евы. Но саркофаг сделан из металла, взятого с недр звезды Бетальгейзе, и его невозможно разрушить никакими известными средствами. Денница пытался вернуть себе оружие, но до сих пор удача не улыбнулась ему. И тогда он стал искать Фомальгаута...

— Почему?

— Фомальгаут в том мятеже поддержал Самаэля, он встал в ряды его армии. Ему тоже казалось непонятным, почему вдруг люди становятся главными для Бога, а те, кто с НИМ творил Вселенную, отошли на второй план. Но его друзья поступили иначе… Марон примкнул к Михаилу, а Цэон остался с ангелом Габриэль...

— А она была за кого?

— В том конфликте Габриэль с третью ангелов заняла выжидательную позицию, то есть в войне они не поддержали ни Бога, ни его противников. Эти ангелы, якобы, также изгнаны с Небес, но не стали демонами, а ожидают решения своей окончательной участи на Судном дне. Габриэль и ее сторонники остались там, где находятся Северные врата...

— То есть те, что охранял Фомальгаут с друзьями?

— Да. Этот мятеж сделал трех братьев-друзей фактически врагами. Бог проклял Фомальгаута за предательство и Цэона за смятение и неуверенность в определении, где правда. Он даже жизнь звезды Фомальгаут А скосил до одного миллиарда лет, чтобы погасить память об его создавшем ангеле. А Марон стал теперь начальником стражи Врат. Кстати, после мятежа Бог закрыл два Врата – Западные и Южные, у Восточных оставил херувима Уриила с огненным мечом – таким, как у Михаила и был у Самаэля, — чтобы тот охранял Эдем и Древо жизни и познания. Северные закрывают мир, где остались колеблющиеся вместе с Габриэлем… Вот именно она и ее ангелы представляют интерес для Самаэля.

— Да, а почему?

— Ну, Деннице нужен численный перевес ангелов. Вместе с Габриэлем и ее сторонниками это было бы две трети всех существующих ангелов. Это шестьдесят миллионов звезд против тридцати Михаила… Если, конечно, удасться уговорить Габриэль, а Самаэль мог это сделать, ибо обладал талантом убеждения. Ведь не зря за ним пошли столько ангелов...

Тут над крышей пролетела сова, и дед вздрогнул, провожаяя ее среди деревьев. Почему-то он боялся ночных птиц, и я не знал причину этого, и мне было смешно: дед, не боявшихся фашистов, дергается при хлопаньи крыльев.

— Звезд? А причем тут звезды, дед? – недоумевал я. Дед успокоился и ответил:

— Ну, внук, ведь артистов тоже называют «звездами», хотя они не небесные тела. Ангелы – создатели звезд – тоже праве себя так именовать… Так вот, по легенде, Самаэлю нужен был Фомальгаут, чтобы вместе с ним открыть Врата и войти в северную часть Эдема, для заключения соглашения с Габриэль… Но этого не произошло.

— Почему?

— Потому что Фомальгаут дезертировал с Армии Тьмы, он не захотел больше быть с Самаэлем, разочаровался в нем, но знал, что и путь в Рай для него закрыт также, как и путь к Богу. Тысячи лет он перебирался по планетам, галактикам и вернулся на Землю. Жил среди людей, и тут случилось то, что никак нельзя было от него ожидать. Он влюбился… Это была как вспышка чего-то нового, ранее им не познанного. Ангел любил только Бога и своих братьев, только ведь потом потерял их… Ему было страшно оставаться одному. А тут пришли земные чувства. Он полюбил женщину, человека, не ангела. Это была прекрасная женщина, с чистыми и светлыми чувствами, сильной духом… само совершенство! Фомальгаут хотел быть с ней, иметь потомство. Но для этого ему нужно было… получить душу...

Все больше и больше интересного я слышал от деда, и эта история как бы вошла в мою душу. Я не удержался и опять задал вопрос:

— Душу? А разве у ангелов ее нет?

— Увы, нет. Бог не наделил ангелов душами, поэтому они совсем другие… Да, они сильные, умные, стремительные, у них особые физические и физиологические способности, например, могут превращаться в других существ. И при этом у них нет того, что есть у человека. Душу мог дать или Бог, или Древо жизни и познания, что охраняет на Востоке Эдема херувим Уриил. Бог проклял Фомальгаута, но ведь есть Древо, которое не дает ни проклятия, ни спасения, ни прощения. Оно исполняет желание, но при этом забирает кое-то взамен. Это обязательное условие обмена.

— А что именно?

-Бессмертие. Мне известны лишь несколько случаев, когда ангелы просили Душу взамен на смерть… Природа так устроена, что бессмертные существа не могут размножаться, так как Вселенная не способна выдержать существования огромного числа ангелов. Поэтому давая способность к воспроизводству, давая душу, Древо забирает бессмертие. Древо дало Адаму и Еве знания и возможность размножения, а вот Бог превратил их в смертных и изгнал из Рая. Так вот, Фомальгаут решился вернуться в Эдем. У него, как у бывшего стража Врат, был ключ-меч, который у него никто не взял и которым он не воспользовался в том бою на Марсе, а потом и на Земле, так как не хотел пачкать оружие в братоубийственной войне. Меч остался чистым, бескровным и, видимо, поэтому ОН не лишил его силы, не отнял у Фомальгаута. Так вот, ангел пробил путь через пространство, вошел в Эдем через Северные Врата и встретил там… Марона, который теперь охранял эту сторону Рая. Тот хотел было поднять тревогу, вступить в бой, но Фомальгаут взмолился: «Брат мой, постой! Я не пришел со злыми целями! Я не шпион Самаэля и не явился переманить Габриэля на сторону поверженных! Выслушай меня и потом решай, что делать! Вспомни, что когда-то мы были вместе, являлись близкими друзьями!» Марон остановился и согласился выслушать бывшего брата-херувима. Тот рассказал, что идет к Древу жизни, чтобы получить душу. Марон был поражен: «Но тогда ты станешь смертным, как человек! Ты умрешь через сто лет, если не раньше! Почему?» — «Я полюбил женщину и хочу быть с ней до конца жизни, — пояснил Фомальгаут. – Зачем мне вечность, если в ней нет смысла? Я вне Бога, но не хочу быть и с Самаэлем! Лучше я проживу короткую, но счастливую жизнь с человеком, которая вошла в мое сердце!»

Я внимательно слушал, что рассказывал дед и представлял, как это происходило. Вообще-то трудно нарисовать в воображении Эдем и сверхсуществ, но все же определенная картина у меня сложилась. Тем временем рассказ продолжался:

— Марон сказал: «Брат мой, но тебя убьет Денница – он не простит того, кто отверг его от себя, не захотел остаться с падшими!» — «Я готов на все, ибо я сам определяю свою судьбу и не хочу, чтобы за меня решали другие, в том числе Самаэль», — произнес Фомальгаут. Страж согласился пропустить его на Восток Эдема. Фомальгаут в знак того, что не имеет злого умысла, отдал ему ключ-меч и отправился к Древу жизни и познания. Там он сумел обмануть бдительного Уриила, прошел к Древу и получил то, что хотел… А потом вернулся на Север, где Марон, плача, хотел вернуть ему ключ-меч, но Фомальгаут сказал: «Брат, я не могу взять его, так как он теперь мне не принадлежит. Ты стал начальником стражи – тебе отвечать за безопасность Рая! Теперь я обычный человек – не ангел, и не несу ответственность перед НИМ за Эдем!» Марон принял оружие и взамен отдал свой, обычный меч, и закрыл за Фомальгаутом Врата; да, несмотря на то, что они были врагами, Марон все равно продолжал любить и Фомальгаута, и Цэона, заключенного в пространстве Эдема. Теперь дорога для Фомальгаута на Небеса закрылись вообще, но херувима-человека это не смущало. Он спустился на Землю, взял человеческое имя, оформил паспорт, женился на любимой, устроился на работу. Но тут началась война...

— Самаэль вернулся? – с тревогой спросил я. – Армия Тьмы?

— Нет, Вторая Мировая война, фашисты напали на Советский Союз. Но и здесь падшие оставили свой след. Денница через организацию SS, что означает Самаэль Сатана, контролировал Германию и организовал глобальную войну, чтобы человечество само себя уничтожило и Земля стала свободной, и здесь могли жить падшие. Но Фомальгаут встал на защиту теперь уже его родины, он отчаянно сражался с врагом и дошел до Берлина, правда, получив множество ранений. Его организм еще хранил силу ангела, поэтому он выжил, хотя многие раны были все-таки смертельными… Он вернулся домой, к супруге, у них родилась дочь, и они прожили долгую жизнь...

— А Самаэль?

— А он на Венере, в Аду… и посещает Землю, чтобы вершить свои гнусные дела...

Дед замолчал, и я заметил слезы на его глазах, которые сверкали при свете Луны. Дед допил уже холодное кофе, и пригласил меня спуститься в квартиру, чтобы лечь спать. Но сон не шел ко мне. Я все время думал о Фомальгауте и его поступке, и почему-то хотел узнать продолжение, хотя осознавал – это же легенда! Правда, никому в школе я ее не рассказал, чувствуя, что это моя личная история и о ней знать кому-либо не обязательно. У себя в комнате я рисовал на холсте услышанное от деда, и тот хвалил, видя мой интерес к библейской истории. Однажды он увидел нарисованный мною меч в руках ангела, и он нахмурился:

— Где ты видел этот меч?

Тут я сообразил, что нарисовал тот меч, который увидел в гараже. Но пришлось соврать:

— Не помню… По-моему, в какой-то древней картине...

— Такие мечи были у ангелов-воинов как Небесной Армии, так и Армии Тьмы...

— Дед, это же легенда, откуда ты знаешь? – с подозрением спросил я. Тот ответил тоже уклончиво:

— Ну, я же тоже увлекался этой историей, покопался в справочниках...

Тут я вспомнил:

— Дед, а что за ключи-мечи, о которых ты говорил? Что с ними стало?

— Гм… Было всего четыре ключ-меча, которые вручались Творцом ангелам. Первый достался Самаэлю как генералу-деннице Небесной Армии и как начальнику стражи Западных Врат. Второй был дан Габриэль, которая возглавляла охрану Южных Врат. Херувим Гадриил охранял Восточные врата, что рядом с Древом жизни и познания. Четвертый меч получил Фомальгаут, стоявшему с друзьями-соратниками у Северных Врат.

После мятежа Самаэля и их падения с Небес, Творец закрыл навсегда Западные и Южные врата; охрана была снята. Габриэль заключили с остальными колеблющимися ангелами… м-м, в некое подобие резервации, рядом с Северными Вратами; ее меч перешел во владение Михаила Архистратига, который получил назначение военноначальника. Хочу сказать, что Самаэль был изгнан с Эдема после того, как, превратившись змеей, подтолкнул перволюдей к нарушению запрета Господа; но он вернулся, потому что Гадриил пропустил его и сам примкнул к Армии Тьмы. За это Творец лишил его меча-ключа и тоже скинул на Землю; его клинок был передан херувиму Уриилу, который до сих пор охраняет Восточные Врата. А свой меч Фомальгаут добровольно отдал Марону...

— И остался без оружия?

— Не совсем так… Марон отдал ему свой меч, как знак своего уважения и любви. Он не мог оставить своего друга без защиты… Для него Фомальгаут остался воином, пускай и не ангелом, а воин без меча – это как бы без чести, без имени, без славы… А вот ключ-меч Самаэля был отдан Еве...

Сказав это, дед вышел из кабинета. Мне показалось, что он догадался, что я все-таки видел тот меч, что был в гараже. После этого я решил, что дед именно из-за меча, который был обнаружен им в Германии, стал интересоваться библейскими историями и поведал мне интересную легенду о Фомальгауте. Только жизнь подсказывала мне, что не все просто здесь, есть какая-то странная и таинственная линия, что ведет нас к туманному будущему, уже проглядывающему из-за горизонта...

Прошло два года, и я уже учился в восьмом классе, когда стал замечать за собой странные изменения. Прежде всего, мое зрение стало другим – я мог видеть в инфракрасном и ультрафиолетовом спектре, и теперь даже ночь для меня стала ясной как день. Слух тоже приобрел новые качества: я слышал ультразвуковые волны, и мог зафиксировать каждую летучую мышь, использовавшую такие волны как сонар. В уме легко умножал огромные числа, извлекал корни и степени, оперировал интегралами и логарифмами – и это играючи, без особых усилий. Кроме того, я мог часами не дышать, бегать без отдышки на десятки километров, подтягиваться столько раз, пока не надоест, а также без особого напряжения поднимать штангу весом в триста килограмм. Так уж один раз получилось, что какой-то хам своей «Волгой» перекрыл дорогу в подъезд, и я быстренько передвинул его за детскую площадку, позволив соседке с коляской пробраться к дому. Правда, потом, уже сидя в своей комнате, долго слышал крики хозяина автомобиля, проклинавшего того, кто сотворил с ним шутку – чтобы вытащить машину ему пришлось вызывать автокран. Но такие трансформации, если честно, пугали меня самого, я не хотел скрывать это от деда и ему признался.

К моему удивлению дед спокойно выслушал меня, словно, ничего другого и не ожидал и, крякнув, коротко ответил:

— Это нормально...

У меня глаза на лоб полезли:

— Нормально? Мои одноклассники боятся меня, они не такие как я...

— Внук, ты просто с определенными талантами. Я тоже имею такие способности, твоя мама тоже имела, и поэтому с золотой медалью окончила школу, на красный диплом – медицинский институт и в тридцать три года стала доктором наук… жаль, что ее таланты не спасли от смерти, — и слезы едва снова не выступили из его глаз. Однако дед подавил в себе эмоции и продолжил: — Ты не беспокойся, внук, скоро сам поймешь, что эти свойства твоего организма будут тебе служить для блага всех близких, родных и друзей. Просто… старайся не говорить об этом никому… не огорчай и не вызывай зависть у тех, кто не обладает такими талантами… Тебе они даны генетически, от природы, а вот другим приходится долго работать над собой, чтобы добится того, что ты уже сейчас имеешь… будь скромным, внук мой...

Я обещал быть таким. И перестал показывать окружающим свои способности, что вскоре все уверились, что это было какой-то шуткой, случайностью, и что я никакой не гений, не супермен, а обычный паренёк. Я продолжал с дедом путешествовать по стране, познавал мир, и выглядел вполне нормальным мальчишкой.

Прошел еще год, и с теперь события в жизни моей пошли более стремительнее. Однажды дед взял меня с собой в другой город, чтобы проведать своего однополчанина. Мы планировали оставаться у него неделю. Нас встретили хорошо, угостили вкусной едой, постелили в отдельной комнате. Супруга однополчанина – Вера Васильевна, как оказалось, была подружка моей бабушки и много рассказывала мне о ней, как они работали в театре, снимались в кино. Конечно, было интересно узнать о бабушке из уст другого человека, и я слушал внимательно. Тем временем, мой дед с другом сидели в гостинной и вспоминали своих товарищей по оружию, как ходили в атаку, в какие переделки попадали, при этом тихонько опустошали поллитровку, да и закуска с такой же скоростью исчезала с тарелок. Потом Вера Васильевна пошла печь пироги. Пока взрослые занимались своими делами, я тихо выскользнул во двор. Там меня сразу окружили местные подростки, кто-то старше меня, кто-то младше, всем было интересно познакомиться с новеньким. Через полчаса я знал всех и весело общался с ними. У одного оказался магнитофон «Весна 202» и кассеты с итальянской эстрадой, мы слушали и спорили, что лучше — песни фестиваля «Сан-Ремо» или старые и добрые «Биттлы». Кто-то принес семечки, и вскоре я тоже сидел на скамейке и лузгал их. И все было хорошо, пока не появился еще один пацан. При виде него все как-то замолкли и испуганно стали отходить в сторону, как будто показывали, что здесь они случайно..

Я оглянулся на появившегося. Тот был мой ровестник, может, на год старше. Крепкого телосложения, подвижный и шустрый. Но от него так и исходила злая аура, что я аж вздрогнул. У пацана оказался жесткий взгляд, холодные и колючие глаза, узкое лицо, тонкие губы, длинные волосы, как у панков. Одет в джинсы и футболку с надписью АВВА, спортивные туфли «Адиддас» — редкость в этих краях, видимо, кто-то из родных работал в магазине «Березка» или привез все это из-за границы. В отличие от него я был одет скромно, и во все советское. Меня мода интересовала всегда мало.

— Это Федор Кошкин, — прошептала мне девчонка по имени Лариса, которая, как оказалось, жила напротив квартиры, где мы остановились. – Он из параллельного класса.

— И что?

— Он – первый хулиган в нашем квартале, — тихо продолжала информировать меня Лариса, пока другие подходили к нему с поникшими головами и испуганно сували ему в ладонь что-то. Что именно я узрел, настроив глаза: это были монеты – двадцать копеек, а также банкноты в один рубль. Почему ребята давали ему деньги? Может, рэкет? Я слышал об этом, что некоторые уличные авторитеты устанавливали дань для каждого школьника и горе тому, кто не заплатит. Правда, у меня в городе такого не происходило.

— Фёдор установил здесь настоящую диктатуру, его все боятся, даже участковый, — говорила девчонка, нервно поддергивая подол платья. – Говорят, он что он избил трех милициронеров, которые хотели доставить его в инспекцию по делам несовершеннолетних, да так, что их отправили в больницу. И с тех пор милиция не принимает никаких заявлений от граждан о Кошкине, милиционеры его боятся… Его даже сама мама боится… А отца у него нет… Федор снюхался со шпаной, с местными авторитетами, но они его тоже боятся...

— Да ну, — поразился я.

— У него даже есть татуировка… ну, уголовный рисунок… на шее… говорят, это метка принадлежности к криминальному миру...

Я пожал плечами, о таком я знал мало. Тем временем все находившиеся во дворе «расплатились» с рэкетером, и после этого он подошел ко мне, трясся монетами в кармане. Федор быстро оглядел меня и спросил, презрительно выпятив губы:

— Ты кто?

Я не стал скрывать и назвался.

Последовал новый вопрос:

— Чего делаешь здесь?

— Я просто приехал в гости...

— Он остановился у Петровых, — сказал кто-то из подростков, испуганно прячась среди товарищей.

— В гости? Надолго? – вопросы звучали как выстрелы.

— На неделю, — ответил я.

Кошкин хмыкнул:

— Тогда слушай меня. Здесь я устанавливаю порядки. А порядок такой: каждый в неделю должен мне давать по двадцать копеек, кто не сдаст, тот получит по шее, плюс проценты. А поскольку ты только в гости, то с тебя только три рубля...

— За что? – не понял я.

— За то, что я разрешу тебе жить здесь и гулять по городу! – рыкнул Фёдор, махнув кулаком у моего носа. – Понял?

Все испуганно затихли, видимо, не хотели лицезреть, как будут бить меня. Но я не испугался. Мне стало даже смешно. Этакий королек выискался...

— Нет, не понял.

— Что?! – взревел Кошкин, шокированный таким заявлением. – Ты что, нюх потерял?

— С нюхом у меня полный порядок, — успокоил я его. – Я чую, как пахнут твои немстиранные неделю носки (стоявшие ребята чуть не прыснули, но вовремя вспохватились и зажали рты). Но вот ты учти: я не люблю, когда мне кто-то указывает, что и как мне делать. Никому я не платил и тебе советую не заниматься грабежом!

Я не хотел задирать пацана, но уж больно было видеть, как все боятся какого-то хулигана. Так не должно быть, чтобы один тиранил весь квартал и никто не давал ему отпор. И мне не хотелось, чтобы Лариса чувствовала постоянный страх, выходя во двор. Ребята раступились, понимая, что сейчас произойдет драка.

— Придется проучить, — медленно произнес Федор и… резко развернувшись, нанес удар рукой мне в лицо.

Только я легко ушел от кулака, в свою очередь, перехватил руку, подставил спину и швырнул тело через плечо. Кошкин упал на траву. Однако быстро вскочил и встал в позу. В его глазах вспыхнули огоньки удивления и даже удовлетворения – неужели встретил интересного и достойного противника? Нужно признаться, я не дрался никогда – дед запрещал мне, утверждая, что лучше избегать конфликта и добиваться результата переговорами, мол, дипломатия – это лучшее средство достижения цели. Но вот на тренировках по дзю-до мне позволялось многое. И теперь я просто представил, что у меня обычная такая тренировка.

Кошкин теперь попытался достать ногой – этот прием назывался в каратэ «маваши-гери». Я отблокировал и в свою очередь провел подсечку. Противник упал на левый бок, но с этой прозиции попытался въехать мне в колено. Ему это удалось, и боль пронзила ногу. Я отпрыгнул, прихрамывая. Федор поднялся и опять встал в стойку. Ему нравился бой. Не скрою, меня она тоже увлекла. Я не видел изумленных глаз окружавших нас людей, сосредоточившись только на противнике.

Дальше бой проходил в скоростном режиме. Бах! Хлоп! Хрясь! Мы били друг друга руками и ногами, отклонялись от ударов, исполняли акробатические элементы, проводили приемы. И у меня, и у Кошкина из носа хлестала кровь, кожа на запястьях была порезана, мускулы ныли от ушибов, на животе были гематомы, однако это не мешало нам драться дальше. Мы так вошли в раж, что забылись и полностью погрузились в схватку. Я понял, что у него суперспособности и он спортивно неплохо подготовлен, может, технически действует грубее – это уличная школа, но все же эффективно. Шмяк! Тух! Бах! – раздавались звуки ударов. А тем временем пацаны и девчонка и несколько взрослых, оказавшихся во дворе, не могли воспринять наши движения, так как все слилось в их глазах. Для них это было непонятное и пугающее зрелище. Наверное, и я бы испугался, если бы не знал своих способностей.

Мне удалось нанести пару ударов в челюсть и под ребра, от чего Кошкин охнул и отпрыгнул в сторону. Он остановился, одной рукой показывая, что берет тайм-аут, а другой хватаясь за бок – видимо я сломал ему пару ребер. Я, соблюдавший правила, остановился тоже. Мы стояли и смотрели друг на друга. И в этот момент почувствовали, что нас окружает безмолвие и атмосфера напряженности. Люди смотрели на нас со страхом.

— У них исчезают раны, — вдруг донеслось до нас голос Ларисы. Я посмотрел на свои руки и увидел, как порезы затянулись, кровь перестала идти из носа, а гематомы рассосались. Точно также было и у Федора. Тот изумленно смотрел на себя, потом на меня и вдруг спросил:

— Ты ангел?

— Кто?

— Я спрашиваю: ты ангел?

— Я обычный человек!

И тут я понял, что Кошкин спрашивает меня на древнеарамейском. О, откуда он знает этот язык? Я остолбенел. Не столько от того, что встретил хорошо говорящего на этом языке, а от того, что меня назвали ангелом. Что бы это значило? Вдруг я вспоминил легенду о Фомальгауте, рассказанную дедом. Неужели нас что-то объединяет – меня и ту библейскую историю? Нет, это ерунда… Тут Кошкин стал медленно подходить ко мне, держа руки на готове. Я замер, не понимая, чего он хочет. Тут он подпрыгнул, перелетел через меня и схватил меня за шею. Я было рванулся от него, но Федор вывернул мне воротник и взъерошил затылок, после чего оттолкнул меня от себя. Он хрипел:

— У тебя нет сигиллы. Странно, ты человек!

— Конечно, я человек! – злым голосом сказал я. А потом сам схватил его за шиворот и перебросил через себя, уложил животом на асфальт и откинул его длинные волосы. На затылке обнаружил красный, как бы горящий рисунок: змея с головой льва, которая тянула за собой планеты. Я не знал, что это означает, но меня поразило то, что татуировка казалась естественной, то есть не нанесенной на тело кисточкой, авторучкой или каким-то инструментом. Федор спихнул меня с себя и, вскочив, отбежал в сторону.

— Ты же не нефилим?

Я расстерялся:

— Кто это такой?

В этот момент в круг нашей схватки вступил какой-то мужчина в длинном одеянии и шляпе. У него был латиноамериканский тип лица, красные глаза, короткая бородка, он чем-то напоминал мне героя фильма «Зорро», что я видел несколько лет назад. Незнакомец внимательно смотрел на меня и рукой водил у моего лица, я почувствовал энергию его ладоней. Какой-то экстрасенс.

— Кан, кто он? – спросил его Кошкин. Ага, они знакомы! Но этого человека я видел впервые.

Тот медленно ответил, как будто сомневался сам:

— Он человек… Но не обычный… В нем есть что-то от нас… как и в тебе...

В этот момент из подъезда появилась растрепанная женщина лет сорока. Она была красивой, но в тоже время злой – это я тоже уловил, находясь в двадцати метрах от нее. Скверный характер и недобрая душа – вот как я мог бы описать ее внутренний мир. Она оказалась матерью Федора.

— Что случилось? – крикнула она. – Я видела, что вы дрались? Кто это за парень? Что делает здесь?

— Нет, мама, мы просто соревновались, — прохрипел Кошкин, в его глазах изумление уступало место ненависти и страху. Он, видимо, не знал, кто я и что против меня можно предпринять. Ему не нужен был ни конкурент, ни союзник, хотя я не был ни тем, ни этим.

— Быстро домой! – приказала мать.

— Нет...

— Федор, иди! – вдруг произнес «Зорро», не спуская с меня глаз. Это прозвучало как приказ, и Кошкин нехотя подчинился, он пошел за женщиной и скрылся в подъезде. До меня донесся стук захлопнувшей с силой двери – видимо, парень дал эмоциям выйти наружу.

Я не желал оставаться среди вопрошающих взглядов и поспешил в другой подъезд. Я зашел в квартиру, проскользнул в ванную, где принял душ, смыл с себя кровь и пыль. И после зашел в отведенную нам комнату. Разные мысли приходили в голову, я пытался понять, о чем говорил этот хулиган. Ныла спина, видимо, Федор хорошенько ударил меня под лопатки. Я провел рукой по позвоночнику и почувствовал, что там что-то набухло. «Блин, неужели опухоль или шишка?» — подумал я с неудовлетворением. Ладно, пройдет, и не такое бывало...

В этот момент в квартиру вошла Лариса, которая рассказала находившимся там, что я защитил ее от хулигана Кошкина. «О-о-о-о, этот Кошкин, — услышал я возглас Веры Васильевны. – Покоя от него нет, от этого мерзавца!» — «А что произошло, Лариса?» — поинтересовался ее муж. Мне не хотелось, чтобы дед и его друг знал, что я же в первый день, едва приехал в чужой город, попал в переделку, но у Ларисы оказался длинный язычок, она сообщила все подробности той схватки. Взрослые слушали ее, цокая языком. А потом дед вошел в комнату, где находился я.

— Уже успел? – с укором спросил он.

— Дед, я не хотел, просто парень оказался наглецом… Я почему-то решил, что нельзя спускать все с рук этому пацану...

— Ладно, иногда нужно таких ставить на место, — вдруг одобрил он меня и улыбнулся. – Ты поступил благородно по отношению к той девочке, молодец! Но ты о чем-то думаешь? Чем-то встревожен? Давай, давай, поделись, может, чем-то посоветую… – он думал, что меня гложат подростковые переживания. Только меня одолевали совсем другие мысли.

Летний день уже завершался. В комнате казалось все багровым из-за заходившегося за горизонт Солнца, и дед казался мне каким-то таинственным существом, неземным.

— Да… Дед, скажи мне, чем отличается человек от ангела?

Дед тут насупился, задергал густыми бровями, сел напротив меня:

— Ты спрашиваешь меня как легенду или как реальность?

— Как легенду… ведь ангелов не бывает...

— Не бывает… Если как легенду, то Бог создал ангелов сразу взрослыми. То есть ангелы не рождались, не росли, не учились – они уже многое знали и умели, конечно, не все, а только то, что в них вложил ОН, типа, компьютерную программу в робота. Ангел оперировал в рамках такой программы и теоретически не мог выходить за ее рамки… Поэтому у ангелов не было любопытства, стремления к познанию, к поиску чего-то неведомого, у них не было той силы душевной, что у человека. Да, человек борется за себя, ибо в нем есть инстинкт самосохранения, но он готов отдать жизнь за другого, он пойдет на смерть, чтобы спасти людей. Ангелы бессмертны и поэтому у них нет таких глубоких дружеских отношений, ведь никому из них не придется жертвовать собой ради другого.

— Но ты говорил, что они бунтари, а бунтуют только недовольные… Значит, программа допускает отклонения, иначе бы Самаэль не стал бы на путь мятежа?..

— Правильно, но бунт был не ради свободы и счастья, не ради борьбы за угнетенных, а за свою власть, свое величие и свою значимость. Это гордыня. А она не имеет перспективы и обречена на провал… Наверное, в программе было заложено нечто на неудовлетворение, и Денница использовал это в корыстных целях, подбив миллионы собратьев… Но почему ты вдруг заговорил об этом?

— Просто… Просто я сейчас подрался с Федором Кошкиным… Не совсем обычный парень, дрался со мной так, как никто другой… Он вдруг заговорил со мной… на древнеарамейском...

— Что? – насторожился дед.

— Да. Он спрашивал: не ангел ли я? Ответил, что нет. Но он назвал странное слово… нефилим.

Деда словно током ударило. Он вскочил и заметно взволновался, стал ходить по комнате, о чем-то размышляя. Я с изумлением смотрел на него, ничего не понимая.

— Дед, ты знаешь… кто такой нефилим?

Тот вздохнул и тихо произнес:

— Нефилим… это сын ангела и человека. Обычно нефилимы наследуют качества ангела, но они смертны, как их матери. И они не имеют потомства, так как сами без души… Единственный нефилим, который получил прощение и право на потомство, был Каин… Только это исключение из правил...

Я продолжал спрашивать, уже понимая, что начинаю потихоньку приоткрывать дверь, за которой может быть самая великая тайна. Кто такой Каин? Случайно не тот, кто, согласно Библии, убил своего брата Авеля? Так он был нефилимом?

— А что такое сигилла?

— Гм… это персональный код каждого существа с Небес… У ангелов, нефилимов есть имена, а имена – это их суть, слава, отметка ЕГО, и есть… типа, шрих-кода, по которому можно узнать настоящее имя, ангельский чин… Их нет только у людей… Бог не стал кодировать Адама и Еву, а вместе с ними и все человечество… Все коды заложены в ДНК человека, только это генетика, а не иерархия подчиненности, не статус каждого.

— Но… дед, ты говорил, что это все легенда...

— Это и есть легенда! Мы с тобой говорим сейчас о легенде!

Тут он подсел ко мне и, взяв меня за плечи, прошептал:

— Внук, расскажи, как все произошло? С чего началась драка? Как выглядит этот парень? Кто его мама?

Я не стал скрывать и сообщил все, в том числе и про горящий рисунок на шее Кошкина, про разъяренную мать, кричавшую на сына, а также про появление мексиканца. «Он говорил свое имя?» — с тревогой спросил он.

— Нет, но Федор назвал его «Кан»!

— Кан? О боже, это же центурион Сама… – тут дед замолчал, сжав кулаки. –Ты говоришь, что татуировка изображает змею с головой льва?

— Да...

— Это знак того, что его отцом является Сама… Так, так, это все усложняет и ухудшает… Значит, Кан приставлен охранять нефилима. Если он здесь, то вскорее явится Лилит… Блин, кто бы мог подумать, что мы здесь встретимся с...

— Лилит? О чем ты, дед? Чего ты вспылил из-за легенды? – недоумевал я. Мне было непонятно, чего испугался он. Фронтовик, который не боялся идти в штыковую атаку, бросался с гранатой под гусеницы танка, сейчас сотрясался мелкой дрожжью.

— Значит, так, внук мой, слушай меня внимательно. Нам нужно уезжать...

— Но почему, дед? Ведь мы только сегодня приехали?

— Не могу тебе сказать, ситуация изменилась. Нам нельзя встречаться с этими Кошкиными, Каном...

— Дед, можно подумать, что ты испугался...

— Я не боюсь их, но есть кое-кто другой, кто может явится, если пронюхает о нашем с тобой существовании. Я скрывался долго от него, и тут какая-то случайность… Хотя ведь случайности не бывает, во всем есть ЕГО воля, — прошептал дед. – Но все равно… Слушай, завтра я с другом посещу кладбище, где похоронены наши погибшие товарищи, — я обещал это однополчанину, а потом вернусь. Ты будь наготове, мы сразу уедем! И не спрашивай – я сам когда-нибудь тебе расскажу… но не сейчас!

Я не стал спрашивать. И говорить то, что моя спина болела все сильнее и сильнее. Практически не спал, сдерживая боль, пот лился с моего тела, но я терпел и не издал ни звука. Видимо, температурил сильно, так как уже начинал бредить. И все-таки я скрыл свое состояние. Рано утром мой дед с другом встали, позавтракали и ушли. И лишь тогда я позволил себе застонать. Вошедшая в комнату Вера Васильевна была встревожена, увидев меня в таком состоянии, она позвонила по 03 и вызвала карету «Скорой помощи». Бригада приехала через двадцать минут, врач долго ощупывал мою спину, щелкая от изумления языком, потом сказал, что меня нужно срочно везти в больницу и положить под рентген. «Если это опухоль, то ее необходимо удалить», — произнес он.

— Мой дед, он будет искать меня… — пытался сквозь боль выдавить я, но меня скручивало как жгут.

— Не беспокойся, я ему скажу, — успокаивала она.

Машина доставила меня в городскую больницу. Там в приемном отделении сказали, что должны взять у меня анализа крови, чего раньше никто не делал. Но я не сопротивлялся и дал слить с себя пробирку крови. Потом меня повезли в отделении рентгенологии, где положили под большую установку. Я сквозь закрытые веки видел рентгеновские лучи, которые пронзали мое тело, оставляя на фотопленке оттиск. И видимо, оттиск был необычным, так как врач пришел в нервное состояние. Он пригласил еще троих и они бурно обсуждали то, что увидели. До меня донеслось:

— Может, это атавизм?..

— Ты слышал о таком атавизме?

— Нет...

— И я тоже… что-то похоже на четыре сложенных крыла...

— Это опухоль!

— Нужно провести биопсию...

— Эй, вот данные анализа его крови… Мамамия, у него несуществующая группа крови… лаборантка в истерике!..

— Ты бредишь?

— Я могу бредить, бумажка – нет! Читай сам!

В этот момент в кабинет ворвался мой дед. Он был разъярен.

— Где мой внук? Мы сейчас же уезжаем отсюда! Пропустите меня!

— Сюда нельзя! — дорогу ему перегородили санитары с такими фигурами, что могли с легкостью повалить быков, только дед их легко расшвырял, а одного – самого рослого – прижал лбом к тележке и связал ему руки и ноги халатом. Врачи были в шоке, они пятились назад, сжимая пленки и бумаги.

— Вы кто? – наконец-то спросил заведующий хирургическим отделением.

— Я – его дед!

— А где его родители?

— Они погибли в Африке! – разъяренно ответил дед. – У меня опекунство над внуком – вот документы! Мы отсюда уезжаем!

— Но вы не можете, — произнес врач. – У вашего внука что-то растет за спиной, это может быть несовместимым с жизнью. Мы пока не знаем, что это такое, но судя по реакции организма, нужна срочная операция!

— Никакой операции! Мы уезжаем, вы меня поняли?

— Я сейчас вызову милицию! – пригрозил врач, чем совсем вывел из себя деда. Он поднял руку и приложил ладонь ко лбу заведующего. У того закатились глаза, высунулся язык как у собаки, и он повалился на пол. Следом свалились один за другим остальные – шлеп, шлеп, шлеп. Не знаю, чем их лишил сознания мой дед, но это было похоже на экстрасенсную энергетику. Я и не знал, что дед владеет такой методикой внушения и влияния на людей. Но осмысливать все это не мог – меня трясло, знобило, пот капал со лба, кожа покрылась пупырышками.

Подскочив ко мне, дед провел ладонью по моему телу, и судорога унялась. Тихо-тихо спала температура. Я стал приходить в себя. Боль за спиной унялась.

— Ты почему не сказал об этом? – строго спросил дед. – Тогда бы можно было быстро решить проблему, без шума...

— Какую проблему, дед? – выдавил я из себя.

— То, что у тебя за спиной, — нехотя ответил он. – Ладно, вставай, нам нужно торопиться.

Я поднялся с тележки, посмотрел на валявшихся друг на друге врачей и санитаров, и поспешил вслед за дедом, который собрал с пола все пленки, бумаги с результатами моего анализа. «Это никто не должен видеть», — сердито процедил он, смотря на рентгеновскую карту. Что он там увидел, я не знал, но видимо, он был в курсе, что могло быть.

— Дед, что там?

— Ничего страшного...

— Но я слышал, как один врач сказала, что это крылья...

— Крыльев у людей не бывает...

И меня в этот момент передернуло, я вспомнил вопрос Федора: «Может, ты ангел?» Ведь у ангелов есть крылья… А вдруг я ангел? Ведь я отличаюсь физическими способностями от нормального человека. Но если бы это было так, то дед не соврал мне, он сказал бы… Но я не умею превращаться в животных, не обладаю магическим даром, например, превращать что-то в другое или усыплять людей, как это сделал дед… ох, а что если мой дед — ангел? Ведь что-то похожее я подозревал, когда слышал от него историю про Фомальгаута… а что если?.. тут меня испугало то, что вспыхнуло в мозгу. Нет, нет, я подавил в себе всякие подозрения.

В этот момент мы вышли из больницы. Дед вытолкнул из кареты «Скорой помощи» ошалевшего шофера, сам сел а руль, и втопил на газ. Машина зафырчала и, выбросив из трубы черные клубы дыма, покатила по дороге в сторону железнодорожного вокзала. Весь путь дед смотрел по сторонам, и все же он опасался не милиции, а чего-то другого, но что именно мне было неясно. За полчаса мы преодолели расстояние от больницы до здания вокзала, и оставили автомобиль на стоянке. Дед выключил мотор, однако оставил ключ в замке зажигания.

В кассе оказались свободные билеты на вечерний поезд, мы приобрели их и как только подали состав на второй путь, как мы заняли наши места в купе. В шесть вечера поезд двинулся, нашими соседями по купе оказались веселые супруги из Таджикистана, которые угостили нас ароматной дыней и лепешками. Только разговора не получилось, так как дед отвечал вяло, он находился в состоянии глубокого размышления, редко реагировал на вопросы. Пришлось отдуваться мне. Я знал узбекский, и этим языком, как оказалось, владели таджики, так что мы беседовали весьма активно. К счастью, боль в спине была уже слабой, видимо, дед подавил во мне нервные сигналы, поэтому я не заметил, как пролетели восемь часов, и вскоре мы выходили в нашем городе.

Была ночь. Вокзальные часы показывали половину третьего. Два милиционера лениво бродили по перрону, разгоняя бомжей. Под обесцветившимся плакатом «Решения XXV съезда КПСС – в жизнь!» выли кошки. Мы вышли из здания, с которого уже сыпалась штукатурка. Дед настороженно оглядывался, но не на улицы, а на деревья. «Сова, опасайся, внук мой, совы», — пробормотал он.

— Почему?

— Потому что… ладно, потом...

Он подошел к ближайшему телефону-автомату, бросил две копейки и набрал какой-то номер. На том конце не сразу взяли трубку.

— Слушай, Виктор, — произнес дед. – Это я… Извини, что побеспокоил тебя ночью… Нужна твоя помощь… Да, сейчас… Я понимаю, но все равно настаиваю… Что именно? Нужна операция… Не злись, это такая же, что ты делал мне и моей дочери!.. Да, у него они прорезаются… Нужно торопиться… все, жду...

Он вышел из кабины и его лицо было уже спокойным.

— Куда мы? – спросил я, держа чемодан. – Домой?

— Нет, в районную поликлинику.

— Зачем?

— Там тебя прооперирует мой доверенный врач-хирург… Его отец когда-то оперировал меня… на фронте… вытаскивал осколки… Сын его – талант в хирургии.

— Но почему? Что у меня на спине, дед?

— Тс-с-с, — дед приложил мне к губам свой палец, намекая, что не следует болтать. – Это то, чего никто видеть и знать не должен! Для твоего же блага!

Ночное такси, что стояло у обочины, доставило нас в поликлинику быстро – всего за двадцать минут, но при этом тариф тоже был соотвествующий. Дед не спорил – оплатил все по счетчику, дал чаевые таксисту, и мы вышли из «Москвича-412» с шашечками на борту. Поликлиника была закрыта, но там уже стоял, поджидая нас, седоватый и немного полный мужчина; ему было лет около пятидесяти. Как я понял, это и был тот хирург по имени Виктор. Он поздоровался с нами:

— Доброй ночи… Так это он и есть?

— Да, мой внук, — произнес дед. Он протянул ему пленки и бумаги, что взял в больнице. Виктор просмотрел пленку сквозь ночной уличный фонарь и слегка присвистнул.

— Да-а-а… то же самое...

— У нас мало времени...

— Не только мало, ты забыл, что у меня не оборудованная операционная, как в больнице, а всего лишь отделение с ограниченными возможностями...

— Наркоз не нужен – я сам сниму всю боль, — ответил дед. – У тебя есть скальпель, перевязочные материалы, дезинфицирующие средства?

— Есть...

— Тогда вперед! С тебя требуется твое мастерство...

Они говорили так, словно я был каким-то маникеном, а не человеком. За считанные секунды решили, как меня прооперировать, хотя в нормальной обстановке требовался консилиум, план операции и многое другое. Виктор и дед торопились – до того, как откроется поликлиника. Хирург открыл вход, и мы быстро прошмыгнули внутрь. Виктор закрыл дверь на ключ, чтобы никто не мог случайно зайти сюда и увидеть то, что видеть не полагается.

Хирургическое отделение, в самом деле, не было оборудовано так, как в больнице, но все же там имелся небольшой операционный стол. По указу деда я лег на холодную поверхность, животом вниз; он провел рукой по моей спине, и она окоченела, я не чувствовал ничего, даже прикосновений. Тем временем врач включил лампы, быстро извлек хирургические инструменты. «Ты будешь мне ассистировать», — обратился он к деду, и тот кивнул. Естественно, ему никто помочь не мог, да и медсестер вряд ли привлекли бы на эту операцию.

— Не бойся, внук, все будет хорошо, — произнес дед. Я не боялся, доверившись самому близкому мне человеку.

— Почему ты не сказал мне раньше, мы бы подготовились? – спросил его Виктор, раскладывая ножи вокруг себя.

— Я думал, что это произойдет лет в восемнадцать-двадцать, как было у дочери, — ответил дед. – У парня все началось раньше… Может, драка спровоцировала...

— Что за драка?

— Он вчера подрался с одним пацаном, и, видимо, тот двинул ему по этим местам, — и он указал мне на спину, где была опухоль...

— Ладно, все… начинаем, — и Виктор сделал первый надрез. Я видел лишь, как капала кровь с моей спины, но что делал врач – было вне поля моего зрения. Дед останавливал кровотечение, менял прокладки, то есть ассистировал не хуже профессиональной медсестры. Может, так он помогал своим раненным на поле сражения товарищам?

— Так, здесь мышцы, нужно осторожно… так… вот хрящ… все, первый удален… Вот-вот… ага… здесь надрез… удален второй, — бормотал хирург, копошась на моей спине. То, что он извлекал и отрезал, бросал в ведро, красное от моей крови. Я осторожно помотрел туда и увидел… нечто в перьях… «Не смотри!» — прикрикнул на меня дед, и я отвел глаза.

Через полчаса врач удалил все четыре опухли, а потом начал зашивать надрезы. «У него сильный организм, — произнес вдруг Виктор. – Иммуннная система как у тебя?»

— Возможно, хотя чем дальше от меня, тем слабее мои качества, — покачал головой дед. – Возможно, в пятом или шестом поколении все изменится. У моих потомков не будет этого, — и он кивнул на то, что находилось в ведре.

Я молчал, впитывая в себя все услышанное. И все же мои подозрения все больше и больше овладевали моим разумом, я начинал сомневаться в том, что я на самом деле человек. И опять всплывало из памяти перекошенное лицо Кошкина с дурацким вопросом...

К шести утра все закончилось. Виктор остался, чтобы прибрать за собой: ничто не должно свидетельствовать о проведенной нелегальной операции. Дед сунул врачу деньги, тот отнекивался, однако дед прикрикнул:

— Виктор, не спорь! Ты заслужил гонорар за хорошую работу! Спасибо тебе!

— Ладно, — кивнул тот. – Ступайте...

Мы покинули поликлинику. Я шел, мое тело было забинтовано, но только это было незаметно за халатом, что накинул на меня хирург. Таксист, которого встретили по пути, не задавал лишних вопросов и быстро доставил нас домой. К счастью, во дворе никого не было, лишь старая дворничиха баба Клава метла тротуар, и нас не заметила.

Тихо поднявшись на пятый этаж, мы зашли в квартиру.

— Что теперь? – спросил я. Чемодан шмякнулся в коридоре.

Ответить дед не успел, так как услышал шорох на кухне. Вор? Не ожидал нашего возвращения? Возможно. Но вора или грабителя дед не боялся – я видел, как он легко справился с санитарами, то уж любой преступник, даже вооруженный, был для него ребенком. Только дед потянул носом и задрожал.

— Лилит, — произнес он. – Я чую ее… ее ароматы...

— Кто?

— Зайди в свою комнату, — приказал он. Впервые в его голосе я услышал жесткие нотки. Дед никогда не позволял себе так разговаривать со мной. Он боялся не за себя – за меня. Но почему? В любом случае, спорить бессмысленно.

— Хорошо, — ответил я и вошел в свою комнату. Дверь закрыл за собой, но не сильно, оставил щель.

Дед прошел на кухню. Я почувствовал, как тот, кто находился там, хмыкнул. А потом начался разговор, но он происходил на древнеарамейском, который мне был доступен. И это обстоятельство меня напрягло: зачем кому-то говорить на мертвом языке, кто его носитель?

— Здравствуй… – голос оказался женским, высоким и сильным. Неизвестная назвала деда как-то по-другому, но я не уловил этого слова. Может, она назвала его настоящее имя? Но если это так, то, получается, у деда сейчас имя вымышленное, не родное что ли? Странно все это, очень странно… Я напрягся, стараясь не пропустить ни одной фразы.

— Лилит, чего тебе нужно?

— Ты изменился… постарел… Хотя, как это возможно?

— Возможно, и ты знаешь, почему...

— Знаю, и не верю своим глазам! Ты вернулся в Эдем… Ты сумел пройти мимо херувима к Древу жизни и познания… Хотя, предполагаю, ты использовал ключ-меч и Северные врата… Только, нужели пошел на это ради любви? – в ее голосе звучало удивление. Дед словно рубанул:

— Что ты знаешь о любви, Лилит? Ты не верила никому, и я не удивляюсь, что ты не веришь и своему зрению. Может, и Самаэлю ты не доверяешь?

— Отнюдь, мой муж – это единственное существо, которого я люблю и которому доверяю полностью… Я знаю, что такое любовь, но твой поступок – это безумие, а не любовь!

— Это рассуждения ангела, а не человека!

В этот момент задребезжал старый холодильник «Днепр», от которого наверняка незванная гостья вздрогнула.

— Я человек! – сурово сказал дед. Я представил, как гневно блеснули его глаза.

— Ага, конечно… а вот Адам был отклонен тобой, хотя ОН расчитывал, что ты станешь женой ИМ созданного мужчины...

Наверное, напрасно дед это сказал, так как последовала острая реакция.

— Адам – это ЕГО ошибочное изделие! Сосунок, безвольная тварь и трус! Он был не достоин меня! Он был достоин только Евы, такого же как он бессмысленного и капризного создания! – ответила с яростью женщина. – Впрочем, отложим этот разговор, ибо я пришла не для беседы о гендерных проблемах Эдема!

— Как ты меня нашла?

— Ну, признаюсь, это случайность. Тебя искали много тысяч лет, и ты умело скрывался. Но став человеком, ты забылся… Твой внук, пускай не специально, вывел на тебя. Мы распросили твоего однополчанина, и он по душевной доброте своей рассказал, где ты живешь. А уж мне добраться до сюда труда не составляло...

— Так чего ты хочешь?

— Денница тобой недоволен! Он не любит предателей!

— Я не предатель! Я не предавал его, просто я ушел от него! Самаэль – большой эгоист, а мне это не понутру!

— Оп-ля, с каких это пор ангелы стали жить по другим правилам?

— Я не ангел, Лилит! Я – человек, и ты сама это признала, — тихо произнес дед.

Зависло молчание. Через минуту женщина сказала:

— С тобой хочет поговорить Самаэль! Он ждет тебя сегодня вечером за городом. На кладбище… Как только начнет темнеть, ты должен быть там...

— Неудачное место для рандеву...

— Земля – это неудачное место для человечества! Планета создавалась не для… тебя тоже. Это планета ангелов!

— ОН посчитал иначе!

— ЕГО мнение меня не интересует, как и не интересует Денницу! Мы вернем себе все.

— Для вас Эдем закрыт. Навсегда!

— Ну, мы это еще посмотрим! В любом случае, мы – поверженные, а не падшие! А у поверженных всегда есть шанс подняться и добиться победы...

Дед помолчал, а потом сказал:

— А причем тут я? Я ушел с той войны… Я теперь вообще не между Самаэлем и Михаилом, я – нейтральная сторона… мне нет дела до вас...

— Но ты же воевал в человеческой войне! Твой однополчанин рассказал нам много интересного, ты совершал подвиги! И для тебя железки на груди что-то значат?

— Эту войну спровоцировал твой муж, и организация с его инициалами – СС – была признана людьми преступной и бесчеловечной. Так что я выступал на стороне правых, и «падшими» в этой войне был взращенный Самаэлем фанатик Гитлер! А железки на груди, как ты сказала, это отметка моих заслуг в этой войне. Я их получил своей кровью и ранами, но тебе, как и Самаэлю, это не доступно для понимания...

— Это ты так считаешь, но вот Денница думает иначе. Ладно, вопрос не в этом… Твой внук столкнулся с его сыном, и это Самаэля встревожило...

— Не ври, причем тут мой внук? Он не ангел и не нефилим, он обычный парень. Если Самаэль хочет использовать моего внука, то ошибается… Я не дам серафиму сделать что-то плохое против него.

— Обо всем поговоришь с ним… пока… Да, не вздумай бежать, я поставила вокруг дома големов.

— Опять лапшу мне на уши вешаешь, Лилит...

— Чего вешаю? – видимо, данная едкая фраза была неизвестна Лилит, и ее недоумение едва не вызвало у меня смех. Только я успел зажать себе рот. Привлекать внимание этой женщины было не обязательно. Дед ехидно хмыкнул:

— Не ври мне, Лилит. Ты сильна только ночью, а днем твои искусственные существа очень слабы… Но ты не дергайся – я не бегу с поля сражений.

Женщина встала – я услышал скрежет передвинутого стула… но как она покинула кухню я не понял, так как через коридор она не прошла. Просто до меня донесся скрип открывшегося окна и последующий хлопок крыльев. Она что – выбросилась с пятого этажа? Я не выдержал и выскочил из своей комнаты и подошел к деду. Он сидел, понуро повесив голову, и о чем-то размышлял.

— Дед, что случилось? – спросил я.

Дед поднял голову, в его глазах читалось отчаяние и недоумение. Но вообще-то это мне следовало недоумевать, так как я оказался крайним в этой ситуации. Меня трясло от возмущения то, что мне преподносили реальные факты как легенду, как нечто не существенное, хотя правда все равно всплыла, просто тогда, когда я к этому не готов, и когда просто не знаю, что нужно делать. Стычка с Федором стала мне жизненным уроком, что в этом мире есть существа, опасаться которых мне следовало в первую очередь. И теперь мне хотелось узнать от деда, почему он столько лет не готовил меня к суровой действительности. Он не стал отнекиваться и пояснил:

— Случилось то, от чего я тебя защищал, внук мой. Но, видимо, мне нести свой грех до конца жизни и отвечать перед НИМ за все, что я сделал. Я предал ЕГО, встав на сторону Самаэля. Но я осознал свою вину, и этого оказалось недостаточным. Я не хотел, чтобы ты был вовлечен в войну Небес, ибо она не твоя, это не человеческая война, у нее свои правила и стандарты, человеку не понятные. Я готовил тебя к земной жизни, и хотел, чтобы ты стал настоящим человеком! В полном его смысле слова!

— Да? А моя мама? Папа знал? И бабушка?

— Твоя бабушка была самой великой для меня женщиной. Она все знала, и я был с ней до последней минуты… Мама была такой же, как и ты, с ангельскими физическими и интеллектуальными способностями, и я ей рассказал все, когда ей исполнилось восемнадцать лет. И ей тоже удалили крылья. Понимаешь, внук, наличие крыльев у человека вызывает совершенно негативную реакцию у людей; они забыли ангелов и не интересуются ИМ. Но все равно, это не значит, что они не имеют право на жизнь на Земле! И твой отец был в курсе – я от него не стал ничего скрывать. И они жили именно так, как живут люди...

— Так что ты собираешься делать?

— Я пойду на встречу с Самаэлем...

— Это же Сатана! Враг всего человечества! – вскричал я. – Ты же сам говорил, что он затеял Вторую мировую войну!

— Он был детонатором практически всех войн, репрессий и казней, — вздохнул дед. – Но небесные войны – страшнее, в них разрушаются миры. Деннице нужен Эдем, а не Земля. Ведь, получив ключ-меч, добравшись до Древа жизни и познания, он сможет сотворить немало землеподобных планет. Только он намерен вернуться в Рай не с такими целями, он более прагматичен и практичен, до лицемерия и тщеславия. Он хочет сместить Его и самому стать… Богом!

— Это возможно?

— Хм, не знаю, ведь я теперь человек, а не херувим!

— А мне что делать?

— Ты возьмешь мопед у своего друга Петра, на котором вместе с ним катаешься по городу, и отвезешь меня на кладбище, потом вернешься домой...

— Но...

— Никаких но! Это не твоя война, не твоя проблема! Я ее породил для нашей семьи, я ее и закрою! А теперь позволь мне спуститься в гараж...

— Ты за мечом? – понял я.

Дед усмехнулся:

— Да. Я понял, что ты видел оружие, подаренное мне Мароном! Тем лучше! Я должен немного потренироваться...

— Дед, а кто такая Лилит?

Мой вопрос не совсем понравился ему, но не ответить он не мог. Скривив «рыбьи» губы, он сказал:

— Не поверишь, внук, но она первая женщина, созданная ИМ!

— Не понял… Ведь в Библии написано, что первой женщиной была Ева, или я ошибаюсь?

— Это общепринятая теория. Ева, которая стала вашей прародительницей, была третьей женщиной. Первой была Лилит, которая отказалась стать женой Адама. Вторая была Ева, но это другая Ева, и от нее отказался уже сам Адам. А потом Бог создал третью женщину, которая потом вместе с Адамом была изгнана из Рая. Когда она умерла, в ее саркофаг положили ключ-меч, и этот меч пытается вернуть Самаэль, так как он изначально его оружие. И ему в этом помогает Лилит, которая является женой Денницы...

— Ух ты… она тоже ангел?

— Нет, она человек. Но человек, который не проклят ИМ и не лишен сверхспособностей, которые есть у ангелов. Она бессмертная. И в небесной войне она на стороне… поверженных.

— Хм, понятно. Только непонятно, как Лилит ушла из нашей квартиры?

— Она умеет превращаться в птицу… в сову. Она влетела ночью сюда и вылетела через окно...

— Последний вопрос: а где вторая женщина, которую отверг Адам?

— Она в мире, куда обычно Творец скидывает свои неудачные экземпляры, все это за Южными вратами. Но они закрыты, и туда доступа нет… Ладно, я в гараже!

И дед покинул квартиру. Я же позвонил Петру и спросил, может ли мне он на вечер отдать свой мопед. К счастью, тот никуда не собирался и ответил положительно. Я сходил к нему и забрал «Верховину-2». Мое тело была забинтовано, но бинты не были видны под рубашкой. К счастью, и боль после операции так и не проступила. Поэтому я легко перемещался по городу. И все же я видел, как надо мной – днем! — пролетала сова. Лилит следила за мной, только я один раз не выдержал и показал ей кулак. Птица издала возмущенный вскрик и скрылась среди крон дуба.

Вечером я отвез деда на кладбище, которое располагалось у самой черты города. Там было тихо, сторож ушел, ушли также последние посетители. Так уж получалось, что люди не любили приходить сюда в темное время суток, наверное, ими овладевал суеверный ужас. И я теперь уже понимал, в этом был смысл. Ведь если есть ангелы, нефилимы и големы, то, значит, возможны те страшилки, которыми деляться люди между собой. Едва я заглушил мотор мопеда, как вдруг из глины у самого асфальта стали формироваться какие-то фигуры. Я в изумлении застыл, а дед равнодушно смотрел, как слепились человекоподобные существа метров в два с половиной в свысоту. У них были размытые черты лица, тусклые глаза и грубые движения. Возникло впечатление, что это ожившие статуи, ни капли эмоции, ни блеска разума в их взглядах.

— Это големы, внук, не бойся, — успокоил меня дед, и только сейчас я понял, о ком говорила Лилит.

— Я не боюсь...

— Ты останься здесь, не ходи дальше...

— Но почему?

— Потому что это у меня рандеву с Самаэлем-Сатаною, а не у тебя. Тебе нечего смотреть за тем, что произойдет здесь… Чем меньше ты знаешь, тем спокойно спишь.

— И это говорит мне доктор математических наук, фронтовик? – возмущенно воскликнул я. – Уж не ты ли мне внушал, что каждый обязан познавать мир и знать эту жизнь...

Дед вздохнул:

— Ладно, как хочешь, внук! – махнул он рукой. – Только не попадайся под внимание Самаэля, схоронись… И обещай, что не встрянешь в драку, какой бы исход там не был? Обещай мне, внук!!!

Я обещал. Дед облегченно вздохнул, повесил чехол с мечом за спину и пошел вперед, в темнеющую территорию кладбища. Кое-где, правда, горели ночные фонари, но света от них было немного. Было очевидно, что дед не боится и смело идет на встречу с тем, кого все время опасалось человечество. Големы двинулись за ним. На меня они не обращали внимания, словно и не видели, а может, им была дана команда сопровождать бывшего херувима.

Я скрытно последовал за ними, прячась за холмами, деревьями, камнями, могильными памятниками. Пахло травой, влагой и немного тиной – скорее всего, где-то протекал ручей или было болото. Если люди ушли, то кладбище все равно продолжало жить, как ни странно это говорить: здесь обитали птицы, змеи, ежи, мыши, насекомые, которые теперь выходили на ночную охоту или в поисках еды. Я видел все, поскольку не нуждался в свете – мои глаза различали все до самой мелкой детали. Луна еще не засветила в полную силу, и поэтому небо осыпали изумредным сиянием звезды. Среди них горела звезда Фомальгаут. Наверное, она вела моего деда к своей судьбе.

И я видел, как дед дошел до большой площадки и остановился напротив беседки. Оттуда вышла фигура в плаще и шляпе. Я сфокусировал зрение и теперь различил незнакомца. Это был мучжина средних лет, длинные кучерявые волосы, короткие усы и бородка, хищный, жестокий взгляд и глаза, горевшие красным светом. Нетрудно было догадаться, кто это. Самаэль обладал изящной и сильной фигурой, двигался очень мягко, плавно, но быстро. За его поясом висели ножны. Над головой ангела горел темный круг, и мне трудно объяснить, как может светиться черный цвет. Что это?

— Я пришел, Самаэль, — сказал дед без какого-то трепета или волнения.

— Человек боится со мной встречаться, а ты ведь человек… – произнес неспеша Денница. – Я не вижу нимб над твоей головой, это означает только одно – ты перестал быть ангелом!

И тут я понял – нимб – это символ ангельского происхождения, а черный – потому что он у падшего ангела. Значит, у моего деда тоже был такой нимб? И наверное, раньше был золотистого цвета – до этого мятежа...

Дед усмехнулся:

— Люди не знают тебя – я знаю! Меня не запугать, я боюсь только ЕГО...

— Ты ради них стал человеком? Отказался быть ангелом? Ты меня удивляешь...

— Тебе многое не понять… Время меняет многое...

— Время для меня ничего не значит, я вечен!

— Люди не вечны и они ценят каждое мгновение, они живут минутами. И я тоже понял, что означат слово «жить»...

В это время из-за камня появился еще один – это был Кан, я его узнал сразу. С неба спикировала птица, которая, не долетев до земли, превратилась в женщину. Ну, Лилит, это очевидно. Плюс десять големов – внушительная сила против моего деда.

— Ты пригласил секундантов на наш поединок? Но зачем? Ведь исход его очевиден!

— Я бы хотел оставаться сторонником правил, чтобы никто не мог меня обвинить в вероломности!

— Уж тебе ли говорить о вероломности… Где ты – там нет правды, там нет истины и любви. Ты враг ЕГО, и сделал врагами своих братьев. И все из-за гордыни, Самаэль!

Дед стоял с гордо поднятой головой. И тут… почва на кладбище пришла в движение, могильные плиты начали сдвигаться в сторону, кресты падали, и из-под земли стали подниматься… мертвецы! У меня все похолодело внутри. Это были разложившиеся тела, до меня донесся смрад, что вывернуло меня наизнанку. К счастью, я ел мало и выплеснулось из моего желудка тоже немного, но зато моя рвота подавила запах с могил. Мне стало легче и я продолжал слушать.

— Это твое будущее, — усмехнулся Самаэль. – Ты умрешь и будешь гнить в могиле. А твоя душа станет моей. Ты не попадешь в Рай, так как ты – поверженный, как и я, — ты попадешь на Венеру, в мой мир.

Кан и Лилит молчали, вникая в разговор. Их не смущало присутствие мертвецов.

— Я был там, и меня не напугать, — усмехнулся дед. – Ты управляешь телами, мертвыми, но ты не сможешь управлять душой. Эти люди тебе не принадлежат!

— Мне принадлежат души многих из них! – с хохотом заявил Самаэль, раскинув руки, как бы показывая просторы своей собственности. – И ты тоже будешь молить меня о пощаде в Аду! Став человеком, ты лишился всего!

Мертвецы продолжали двигаться, окружив деда и Самаэля, а потом замерли. Чего они ждали? Наверное, приказа падшего ангела. Только дед не испугался, он равнодушно смотрел на них и продолжал дискуссию:

— Став человеком, я приобрел все – любовь, смысл своего существования и судьбу, и я не жалею о совершенном поступке! Но тебе этого не понять! Ты слишком жалок, обуянный гордыней! Ты был самым лучшим из нас и теперь – ты хуже всех!

На мое удивление, Денница не обиделся. Он вынул меч из ножен и произнес:

— Ты обменял бессмертие на любовь – это твое дело! Но ты забыл одно – ты был солдатом моей Армии. А дезертиров я не жалую, даже если они перестали быть ангелами!

— Ты хочешь меня убить?

— Ну, если ты согласишься на одну сделку, то я не стану этого делать… сохраню твою жизнь до естественной смерти.

— И что ты хочешь?

— Мне нужен твой ключ-меч!

Дед усмехнулся:

— Я знал, что тебе он будет нужен, и поэтому я его отдал.

Лицо у Самаэля передернулось:

— Не ври! Никто никогда не отдаст кому-то другому добровольно меч, данный ИМ!

— Я перестал быть ангелом – зачем мне такое оружие, Самаэль? А с этим мечом я бы смог тебя самого отправить подальше отсюда… но, увы, я это уже не могу сделать. Мой меч у Марона! Моего друга и соратника!

— Ты хочешь меня надурить всякими там сказками! Марон – пешка, он воин Михаила Архистратига, ни за что не станет контактировать с поверженными!

— С падшими, Самаэль, с падшими! Я не стану тебя переубеждать, что даже у ангелов есть понятие дружбы, а ты ведь никогда ни с кем по-настоящему не дружил! Ты упивался своей властью над нами! Ты командовал нами и тебе было наплевать на каждого из тех, кто встал под твои знамена! Ты вовлек нас в свой конфликт с НИМ, и мы стали вместе с тобой падшими! И я готов ответить перед НИМ за это!

И тут он извлек из чехла меч. Лезвие сверкало при лунном свете, казалось, оно плавиться и вот-вот горячими каплями упадет на землю. Теперь я, зная древнеарамейский язык, мог прочитать на лезвии: «Марон»! Это было оружие начальника стражи Северных врат. Это понял и Самаэль, так как сжал кулаки, жвалки лица задергались от переизбытка чувств.

— Так… значит, это правда! Ты отдал Марону свой ключ-меч, получив взамен его личное оружие! Ты сделал ошибку!

— Тебе не войти в Эдем через Северные врата и не переманить Габриэль и ее сторонников! И помешал тебе в этом я… – дед произнес свое имя, которое я не разобрал. – Поэтому я готов умереть, как человек, а не баран, которого приносят в жертву! Я буду сражаться с тобой, зная, что погибну! Я не хочу бежать от ответственности, все равно за сделанное мне предстоит держать ответ! Так пускай это будет быстрее!

— Достойный ответ! – Самаэль кивнул головой. – В Аду мы продолжим разговор!

— Меня не напугать, и ты это знаешь, — и дед встал в стоку, проиподняв меч над собой.

Самаэль тоже протянул руку, держа свое оружие. Клинки сверкали в ночи. Кан и Лилит отошли в сторону, чтобы не мешать поединку. Големы не сдвинулись с места, как бы обозначая периметр, за пределы которого выходить нельзя.

Все замерло, казалось, что даже на кладбище остановилось время. И вдруг противники ринулись друг к другу. Мечи соприкоснулись, выбив сноп искр. И тут все закрутилось. Дед и Самаэль фехтовались с ускорением, что для нормального человека все слилось бы в одну полосу без формы, сознание просто не способно было зафиксировать каждый кадр по отдельности. Я же наблюдал за всем без проблем, просто отмечая, что скорость схватки превышает максимальные возможности человека по меньшей мере в сто раз.

Выпады, увороты, приемы, блокирование – мечи были основным оружием, никаких приемов самбо или каратэ, видимо, такое было не совсем в чести у ангелов. Сверхсущества предпочитали благородное оружие – клинок, и сейчас они должны были разрешить исход сражения. Звуки скрещивающихся оружия напоминал пулеметные очереди. На мое удивление, деду удалось нанести несколько ранений Самаэлю. Но я видел, что раны затягивались, поврежденные органы быстро регенерировали. Мистика! Хотя эта мистика реальнее реальности!

— Ты не потерял навыка! – заметил Денница, уходя от укола. Меч только задел его плащ. – И для человека ты сражаешься неплохо!

— Я неплохо сражался и в небесной войне, Самаэль, не уменьшай моих талантов воина, — ответил дед, продолжая атаковать.

— Но ты забыл, что я – самый лучший воин Небеснеой Армии! – сердито произнес Денница и, перепрыгнув через деда, вонзил ему в спину меч. Клинок проделал огромную рану в его теле, кровь не успела брызнуть, так как вскипела от горячего металла. Дед разжал пальцы, меч Марона упал к ногам.

Он нашел в себе силы повернуться и сказать ангелу:

— Ты трус, Самаэль, бьешь только в спину – недостойно ангела и генерала!

И рухнул на землю. Кан тяжело вздохнул. Лилит отвела взгляд, видимо, посчитав, что ее муж на самом деле перешел все рамки подлости.

— Нет! – вскричал я и бросился к деду, упал на колени и схватил его за плечо. – Дед, дед, не умирай!

— Прости, внук… но… сейчас… я оставлю тебя… одного...

Ангелы безразлично смотрели на меня. Я плакал, трясяя тело, из которого уходила жизнь:

— Дед, как тебя вспоминать – по настоящему имени?

— Внук мой, мое… имя проклято ИМ… и я его тебе… не скажу, а в паспорте – оно не настоящее… Вспоминай меня по имени… Фомальгаут. Смотри на звезду… и знай – я ее… зажег для людей, для моей… жены, для дочери… и для тебя… И храни меч – он теперь твой по праву… – и глаза деда потухли, пальцы расслабли.

Он умер. Я встал, в моих руках был меч, и я готов был вонзить его в грудь Самаэля, хотя пон имал, что это невозможно – мне не победить падшего ангела. Это понимал и Самаэль, поэтому лишь криво усмехнулся, увидев, как я встал в стойку.

— Ты – не тот, с кем я буду сражаться. Это нужно заслужить!

Кан подошел ко мне, рукой опустил лезвие моего меча и сказал:

— Это личные счет ы твоего деда и Денницы – не встревай. У тебя своя жизнь, проживи ее достойно своего деда.

Я посмотрел на мертвого деда. Мертвого человека, а не ангела!

— Теперь ты мой по праву! – взревел Самаэль, вытянул вперед руки. Словно собирался кого-то схватить, и от удовлетворения даже закрыл глаза. У меня екнуло в сердце, ибо я все понял; и этого исхода никак не желал. Я молил Небеса не допустить такого… Прошло некоторое время. И тут я заметил на его лице ангела изумление. Он вертелся на месте, ничего не понимая, а потом посмотрел на небо и злобная судорга прошла по его телу. Лилит, стоявшая рядом, тоже скосила гримасу неудовлетворения.

— Нет. Нет! – выдавил Самаэль из себя. Видимо, не получилось у него. Но почему?

Я посмотрел по его взгляду наверх и… увидел разгорающуюся звезду. Нет, это была не сверхновая, просто она светила тепло и ярко, затмив даже Луну, а потом вернула свою прежнюю светимость. Это был Фомальгаут. И в этот момент я все понял.

— Ты не получишь душу деда! – крикнул я. – Он прощен ИМ! И он теперь в Эдеме! Даже падший может быть прощен, если изменится! И ты, Денница, тоже!.. Но ты слишком обуян гордыней, чтобы это понять! Ты не переступишь через себя – и поэтому обречен на вечную вражду с НИМ! И тебе эту войну не победить!..

— Мы это еще посмотрим, — ответил Самаэль, вскрыл из-за спины шесть черных крыльев, взмахнул и взлетел в ночное небо. Лишенные его влияния, трупы свалились на траву, кто где попало. Да, неприятное зрелище, кощунственное, завтра здесь будет милиция, чтобы найти вандалов, доставших усопших из могил.

Лилит подошла ко мне и сказала:

— Твой дед был достойным ангелом. Жаль, жаль, что не с нами… Но он прав: это не твоя война, тебе лучше оставаться человеком и жить среди людей… И больше не сталкивайся с Федором Кошкиным, Самаэль в следующий раз тебя не пожалеет.

Я смотрел ей в глаза, и она усмехнулась.

— Твой дед не достоин гнить здесь, — и она указала на окружавшие нас могилы и на упавших мертвецов. – Поэтому он будет похоронен как ангел… нет, не падший! Это будет впервый и единственный раз, когда я проявлю к противнику уважение!

Лилит приложила палец к губам, потом отвела в сторону руку, щелкнула пальцами и… тело моего деда вспыхнуло. Оно горело секунд десять и, когда пламя потухло, то там ничего не осталось, даже пепла. «Смотри теперь на звезду, если хочешь о нем вспоминать», — произнесла Лилит.

Она на моих глазах превратилась в сову и тоже улетела в ночь. Големы сразу рассыпались в глину, образовав холмы на площадке. А я остался среди могил и разбросанный трупов, держа в руках меч, который по праву наследства перешел ко мне.

Я смотрел на звезду и думал, что когда-нибудь мои потомки, победив пространство и время, достигнут ее и «пощупают» это творение моего деда. Главное, хранить в сердце память о благородном ангеле, ставшем человеком!

(12-21 декабря, Элгг)