- Я автор
- /
- Алишер Таксанов
- /
- Тайна Самаэля
Тайна Самаэля
(мистическая повесть)«И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе». (Отк.12:7)
«Он же сказал им: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» (Евангелия от Луки, 10:18)
«… ангелов, не сохранивших своего достоинства, но оставивших свое жилище, соблюдает в вечных узах, под мраком, на суд великого дня». (Послание Иуды, 1:6)
«И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно». (Бытие 3:22)
Я стоял на металлической «рыбине» — так мы называли свою стратегическую подводную лодку класса «Тайфун» с баллистическими ракетам на борту — и внимательно глядел по сторонам, хотя понимал, что чуткие датчики зафиксируют врага быстрее, чем мои глаза узреют какую-либо угрозу. Было холодно, северные широты никогда не ублажали моряков приятной погодой, однако мне, жителю Средней Азии, региона с горячим и сухим климатом, такая нравилась как некая противоположность или альтернатива. Ночь уходила за горизонт, быстро тускнели звезды, небо оказалось безоблачным, было маловетренно, и никакой качки. У борта плекалась серо-синяя вода, в которой нельзя было находится больше двух минут, чтобы не потерять здоровье. Мы же были тепло одеты и не пугались пронизывающего холода. Где-то вдалеке возвышались над водой темные массивы айсбергов, встреча с которыми нам не сулило ничего хорошего. Только мы их не боялись, просто держали курс в стороне от них, и они проплывали мимо нас, отражая слабый звездный свет.
Этот северный мир казался мне совсем не земным. Я стоял на вахте, находясь на возвышающейся над корпусом рубке, а рядом со мной дежурили капитан-лейтенант Сергей Сиволапов и мичман Иван Корветов, каждый из которых держал в руках мощный морской бинокль; у пулемета стоял матрос Федор Кошкин. Минут пятнадцать назад командир экипажа и его первый помощник вернулись в командный пункт, чтобы оттуда вести управление кораблем. Подлодка находилась в боевом походе, готовая нанести сокрушительный удар по объектам потенциального противника. Смешно, но мы все знали в лицо этого противника – американцы, страны НАТО, хотя продолжали называть их нейтральным словом – «потенциальные» — просто были годы «перестройки», СССР проводил новую политику по отношению к Западу, и поэтому слово «противники» как-то было неловко произносить. Я же смотрел не по сторонам – на небо, где горела самая яркая звезда. Она чем-то манила, притягивала. В ней было что-то загадочное, таинственное, недостижимое для понимания… Тогда и не мог предполагать, что будущее окажется связанное с этим небесным телом.
— Интересно, как называется это звезда? – спросил я, указывая на светящуюся точку в небе. Мне казалось, это Полярная. Однако ошибался, потому что мичман посмотрел вдоль моей руки и крякнул:
— Это не звезда. Это планета...
— Планета? – удивился я. – Но так ярко горит...
— Это Венера. Знаешь такую планету?
— Конечно. В десятом классе мы изучали астрономию.
— Но ты знаешь, что раньше ее называли Денница?
— Денница? Нет… А почему?
— Потому что ее создал падший ангел – таковы древние сказание, дошедшие до нас, — усмехнувшись, произнес Корветов и вновь стал через бинокль разглядывать океан и медленно катящиеся волны с редкой пеной. Корабли «потенциального» противника могли находится недалеко – они тоже стремились контролировать этот участок водного пространства, близкого к берегам Советского Союза. – Он сделал ее прекрасной, но Творец был сердит на ангела и превратил его планету в горящий шарик без жизни и комфорта. И все же для землян она считалась утренней звездой и связали с именем женского божества – Венера. Имя ангела, как создателя планеты, схоронилось в бездне истории...
Тут ко мне повернулся Сиволапов. Его усы покрылись инеем, лицо было красным от холода. Усмехнувшись, он сказал:
— Да. Я тоже слышал эту историю… от своего деда, а тот – от своего, который был священником. Он говорил, что Сатана ищет меч, чтобы завоевать мир… или разрушить его… или победить в странной войне ангелов… Вот у нас на борту – восемнадцать баллистических ракет, можно сказать, это – «дьяволята», но вряд ли падшему ангелу нужна такая мощь – он ищет оружие Вселеннского масштаба, с которым можно сворачивать в узел галактики… Пророк Исайя сказал: «Как упал ты с неба, Денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней. Видящие тебя всматриваются в тебя, размышляют о тебе: «тот ли это человек, который колебал землю, потрясал царства, вселенную сделал пустынею и разрушал города ее, пленников своих не отпускал домой?» Все цари народов, все лежат с честью, каждый в своей усыпальнице; а ты повержен вне гробницы своей, как презренная ветвь, как одежда убитых, сраженных мечом, которых опускают в каменные рвы, ты, как попираемый труп, не соединишься с ними в могиле; ибо ты разорил землю твою, убил народ твой: во веки не помянется племя злодеев».
— Неужели вы помните текст наизусть? – поразился я, хотя мало чего понял из сказанного. Просто меня удивило, что мой начальник умеет так изящно и без запинки декларировать некий древний текст.
— Да, у меня хорошая память, особенно на некоторые любопытные исторические… или мифологические данные… В «Откровении Иоанна Богослова» было сказано: «И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним».
Тут я услышал, как фыркнул матрос Кошкин. Вообще-то это был самый неприятный тип в нашем экипаже, скверный характер, мелочность, высокомерние и брезгливость отталкивало нас от него. Он не вжился в коллектив, и с этого похода его ожидало увольнение на берег без возвращения. Я сам пару раз с ним сцепился в словестной перепалке, но удерживало меня от драки только дисциплина и сила воли. Вот и сейчас он с презрением слышал наш разговор и отвернулся. На его затылке я узрел вытатуированное изображение змея с головой льва, однако что это никто не знал. Кошкин сделал вид, что занят зенитным пулеметом, и все же до меня донеслась фраза, сказанная на незнакомом мне языке: «Айко хозено ан ноше тамо. Мка оптимо хано отафле»1. На это никто не отреагировал, лишь я запомнил навсегда эти слова, потому что мне показалось это близко к арабской фонетике.
В этот момент капитан-лейтенант нахмурился и сказал:
— Ладно, Ходжаев, забудь, что я тебе сказал. Конечно, странно от коммуниста слышать подобные истории, считай, что я тебе дал краткий курс в религиоведение, понял?
Я кивнул. Тогда мало чего понял из услышанного, можно сказать, не стал вникать в суть странной информации, хотя через много-много лет столкнулся с тем, что не мог предположить, что это в реалии, что такое может быть в жизни, и это было связано с Денницей и той самой темной историей, о которой вскольз рассказал мичман Корветов и капитан-лейтенант Сиволапов, и о будущем всего мира, в которой мне было отделено далеко не последняя роль...
Пламя было холодно-голубого цвета, ярким, но не настолько, чтобы ослепляло, и очки с затемненными стеклами практически не понадобились мне во время тестового испытания. Пламя вырывалось из сопла агрегатной установки, патрубок которой держал я в руках, оно казалось неким символом могущества, впрочем, так это можно было считать, ибо я намеревался изменить природу твердого тела. Время на часах показывало половину первого ночи. Летняя жара не спадала даже в это время суток – термометр «висел» на тридцати семи градусах по Цельсия, — но для чистоты эксперимента я отключил сплит-систему. Мой коллега – профессор Бекзод Ибрагимов внимательно смотрел, как я опускал сопло к металлическому бруску, и нервно поддергивал руки, словно боялся, что на этот раз эксперимент не удастся. Только все получилось так, как и планировалось: голубой огонь легко вошел в твердую материю и разрезал пополам. Мои пальцы осторожно нащупали поверхность – та даже не нагрелась ни на градус. Это было чудо – разрезать танковую броню, которую не брал кумулятивный заряд и даже артиллерийская болванка из обедненного урана, как ножницы бумагу, и при этом ни искр, ни дыма, ни оплавленных капель, как это бывает, когда работаешь с автогеном. Я поднял с пола упавшую часть металла – она была комнатной температуры, не раскаленная, без копоти, срез ровный и гладкий, никаких видимых повреждений структуры. Потом положил ее на вторую часть и снова провел патрубком – броня разделилась на четыре части менее чем за секунду. Легко и просто! Мои зрачки горели от радости, а грудь распирал восторг!
— У нас получилось, Бекзод Хисамиевич, у нас получилось! – громко произнес я, отключая установку и оборачиваясь к семидесятидевятилетнему коллеге по кафедре. Тот смотрел на меня испуганными глазами и, судя по всему, не особенно был рад этому. Меня это слегка удивило.
Плафоны в помещении слегка потускнели, словно спало напряжение в сети, но потом освещение вернулось в норму. Где-то за окном пропорхнула крупная птица, и от нее Ибрагимов вздрогнул. Он торопливо встал, закрыл окна, зашторил их занавесью, после чего сел на кресло и о чем-то задумался. Где-то в доме тихо наигрывал узбекские макомы магнитофон – хозяин дома любил в минуты душевного беспокойства слушать национальную музыку. Сам профессор был невысокого роста, немного тучноватый; седые волосы и небольшая плешь, которая всегда была скрыта тюбетейкой, большие глаза, нос с «иранской» горбинкой (которые считали, что на самом деле Ибрагимов не узбек, а ирони – перс), большие скулы. В молодости он был красавцем и мастером разговорного жанра, и все женщины – и славянки, и азиатки, и кореянки – попавшие под его чары, не оставляли его в покое, но только одна стала женой. Но к зрелости мужчина оседлал чувства, успокоился и взялся за науку, в чем, не стану скрывать, преуспел. Слава физика-экспериментатора пришла ему еще в период СССР. Я был, можно сказать, его «тенью»...
— С вам все в порядке? – спросил я, думая, что просто у профессора утомление. Действительно, последние три месяца мы работали практически без отдыха, даже в воскресенье и в праздничные дни. Потому что были близки к победе. Расчеты и эксперименты доказывали правоту нашей теории, хотя родоначальником ее был все-таки Ибрагимов.
Тот очнулся, потер пальцами виски и тихо произнес:
— Думаю, что теперь не все в порядке. У нас, увы, все получилось! Я надеялся, что мы на ложном пути...
Тут пришел мой черед изумляться:
— Бекзод Хисамиевич, о чем вы? Мы два года шли к этому успеху! Нам обеспечена Нобелевская премия! Мы создали то, что не могли сделать тысячи ученых разных стран, сотни институтов и лабораторий! Это мировое открытие в физике твердого тела!
— Да-да, и в этом наша беда, — устало произнес Ибрагимов и в бессилии сел на кресло, приложил руку ко лбу, словно хотел снять боль. Я не понимал причину такого отношения к нашему достигнутому положительному результату, а также реакции на возможность получения самой высокой мировой награды.
— С вами все в порядке? – участливо спросил я.
Тот отрицательно мотнул:
— Нет, не все в порядке. Мы играем с огнем. Небеса нам не простят этого.
Это был уже не первый разговор о мирозздании профессора со мной, который вдруг стал верующим. Нет, он не посещал мечеть и не совершал намаз, не читал молитвы, однако часто говорил мне, что этот мир построен Аллахом и мы не вправе его разрушать. На что я отвечал, мол, разрушать ни я, ни он не собираемся, ибо наш проект не связан с оружием, а всего лишь поможет человечеству осваивать космические просторы. «НАСА рассчитывает на нас, Бекзод Хисамиевич, — говорил я. – Наше изобретение восстробовано также и Роскосмосом, и Европейским космическим агентством, так что нам нужно твердо идти к цели! Мы несем прогресс человечеству, как когда-то Прометей принес огонь людям. Небеса нас поблагодарят, хе-хе».
Тут Ибрагимов поднял на меня глаза и в них сверкнула усмешка:
— Ты прав. Но ты знаешь, что Прометей имел еще другое имя – Люцифер?
— Люцифер? Это Сатана что ли? – засмеялся я. – Нет, не знал о таком подвиге этого ангела, думал, что он только людям гадости делает. Вы просветили меня в некоторых сторонах древнегреческих мифов.
— Это не только древнегреческий миф, но и старая библейская история… Только огонь был нужен ему, Прометею, не для того, чтобы человечество открыло для себя мир техники и технологий, улучшило свою жизнь на Земле, а чтобы разрабатывать новые средства убийства… Сейчас мы тоже работаем на Люцифера, друг мой...
Если честно, то подобный разговор начал меня раздражать, недоумение вызывала новая интерпретация древнегреческих легенд. Спорить не хотелось. Я встал, подошел к установке и отключил ее. Потом оглядел помещение, в котором мы находились. Это была лаборатория в частном ташкентском доме Ибрагимова по улице Ферганская, здесь было восемь комнат и и четыре пошли под оборудование. Десятки компьютеров, приборов, машин, которые мы строили сами или завозили из-за рубежа для наших экспериментов. Соседи заходили редко, и их, а также гостей Бекзод Хисамиевич принимал в другой части дома. Он был вдовцом – жена умерла от рака четыре года назад, его дети жили в Москве и Париже, в столицу Узбекистана заезжали в лучшем случае два раза в год. Они не интересовались физикой и химией, старший был художником, а младший – бизнесменом, и на наши научные дела смотрели равнодушно. Однако они были не против, что отец их комнаты переделал под лаборатории. Таким образом, только я и еще пару коллег считались друзьями старого профессора. Мы встречались у него или в ближайшем кафе.
— Огонь может быть и оружием, а может быть и орудием труда, — произнес я, щелкая языком. – Все зависит от того, какие мы сами.
И я подчеркнул свою мысль словами великого Омар Хайяма, хорасанского поэта и мыслителя:
«Благородство и подлость, отвага и страх –
Все с рожденья заложено в наших телах.
Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже –
Мы такие, какими нас создал Аллах!»
— Ага, ты тоже стал верующим? – удивился хозяин дома. Его брови аж вздернулись.
— Нет, нет, уважаемый профессор, я просто люблю Омар Хайяма, — засмеялся я. – Мы можем отметить наш успех...
И я направился к холодильнику, где находился молдавский коньяк «Белый аист» — любимый напиток Ибрагимова, а также шоколад. У меня было хорошее настроение и попроси меня Бекзод Хисамиевич сварганить плов в столь поздний час – то сделал бы без промедленья и отказа. Но коллега отказался выпить, что меня опять насторожило. Он всегда был душой кампании и любил пропустить через себя некоторое количество жидкости, содержащей алкоголь. А сейчас превратился в некий образ трезвости. На его лице застыло выражение, которое митафорически можно было назвать «Отчаянье и страх».
— Да что с вами, Бекзод-ака2? – уже рассердился я. Мне совсем не нравилось поведение старика, которого я любил и уважал все эти годы. Ведь благодаря ему я сумел защитить докторскую диссертацию в научно-производственном учреждении «Коинот»3, а ведь сколько противников было! Нелегко даются шаги в научном мире, особенно тем, кто ломает стереотипы и аксиомы.
Тот махнул рукой:
— Нет, ничего. Не хочу сейчас об этом говорить.
Я вернул коньяк в холодильник. В его утробе было немало вкусного из кулинарного искусства Средней Азии, что приготовила соседка Нигарахон Умарова, пятидесятилетняя женщина. В общем-то, она была оформлена как сотрудница нашего проекта, хотя в реалии выполняла функции домработницы: готовила, убирала, стирала, потому что этим ни я, ни Ибрагимов не занимались. Практически ей позволялось все в этом доме, за исключением трогать оборудование и включать компьютеры. А если честно, то Нигарахон сама боялась подходить к сложной технике, один только вид блоков, кабелей, мониторов, газовых баллонов и прочего ее пугал. Она так и называла все это «шайтан-машина»4. Я с умилением посмотрел на манты5, салат ачик-чучук6, хасып7 и нарын8, что находилось здесь два дня и практически нетронутым, проглотил слюну и закрыл дверцу. Аппетит пропал, и судя по всему, его не было и у моего коллеги. Нажатием кнопки отключил и микроволновку «ДЭУ», в которой намеревался разогреть пищу.
— Ладно, ака, я вас оставлю, отдохните, поговорим завтра вечером, — произнес я, посмотрев на часы: было уже половина второго. Видимо, Ибрагимов в последние дни разневничался, может, проблемы с детьми, может, с налоговым инспектором, который почему-то стал интересоваться легальностью гранта9, а может, здоровье уже не то, дает о себе знать в виде нервных срывов. В любом случае, ему следовало отоспаться, набраться сил. Ведь теперь следовало нам все задокументировать и приложить расчеты для заказчиков-грантодателей. Этим займемся немного позже.
— Ладно, Тимур, поговорим завтра, — наконец сказал Бекзод Хисамиевич, встав со стула и протянув мне руку для прощания. На нем был обычная национальная одежда – белые мешковатые штаны и длинная ситцевая рубашка. Летом носить дома нечто другое было непрактично. Но сейчас мне казалось, что ему было холодно и он слегка дрожжал. Я решил, что от волнения, и поэтому особого внимания этому не придал.
— До свидания, Бекзод-ака, — ответил я и, отключив до сих пор работавшие компьютеры, вышел из дома. Над головой висела луна, и даже редкие облака не могли скрыть ее яркого сияния. Стрекотали сверчки, где-то шумел в траве ёж. Безмолвными и темными сторожами казались фруктовые деревья, что росли прямо во дворе профессора – он самолично их посадил много десятилетий назад, когда у него родились дети и внуки, такова уж была узбекская традиция. Я любил срывать спелые груши и яблоки с ветвей и есть их, даже не помыв. Сладкие, сочные, пахнувшие летом. И сейчас легкий аромат плыл в ночном пространстве, казалось, это запах звезд, светившихся в ночном небосклоне таинственными точками. Правда, мне показалось, что в темноте слегка поблескивают глаза какой-то птицы. «Сова что ли?» — мелькнула мысль, но интересоваться, кто же на самом деле скрывался в кроне дерева, не стал.
Я вышел на улицу и слегка прикрыл калитку. Горели фонари в переулке и на воротах каждого частного дома, а на скамейке рядом сидели и обсуждали очередную игру команды «Пахтакор» пацанята – сейчас каникулы, спешить некуда, и ничем не загонишь ребят домой. Впрочем, именно ночью можно было чувствовать себя легче, поскольку днем мир казался оплавленным – стрелка термометров не опускалась ниже сорока пяти по Цельсия. Ребята знали меня и вежливо поздоровались. Я спросил их:
— Чем закончился матч с Украиной?
— Ничья, Тимур-ака, — ответили они немного обиженным голосом. Им хотелось конкретного результата – или победы, или проигрыша любимой команды, ибо в этом случае можно было «по косточкам» разобрать игру и выявить недостатки или преимущества того или иного игрока. А так… ничья – ни вам, ни нам… С таким результатом не выйти в третьфинала.
— Да-а-а, это от жары, — философски отметил я. И все согласно закивали, мол, трудно играть, когда так сильно греет Солнце поверхность, что даже трава иссыхается. Ведь футбольное поле не скроешь зонтом.
Махнув на прощание ребятам, я подошел к своему автомобилю «Матиз»10. Открыл дверцу и сел. На солнцепеке машина раскалилась, и теперь уже в ночное время отдавала тепло в кабину. Я почувствовал себя как в микроволновке, поэтому сразу включил систему охлаждения. Конечно, не сразу станет прохладно, но все-таки… Завел мотор и, сняв ручной тормоз, переключил коробку передач. Машина плавно тронулась с места. При свете фар я видел переулок, из которого выезжал на большую дорогу. Это была узбекская махалля11 со всеми атрибутами общежития. Какой-то мужчина – лицо увидел мельком, но отметил большой нос и лысину – стоял напротив дома профессора, потом резко отвернулся, словно не хотел встречаться со мной, и зашагал в темноту. Я проводил его взглядом и...
Тут передо мной пропорхнула птица, и я нажал на тормоз, боясь сшибить ее лобовым стеклом. К счастью, не задел.
— Блин, разлеталась, — беззлобно проворчал я, осмотревшись по сторонам. Птицы не было видно. Скорее всего, скрылась в ночной высоте. Исчез также мужчина, словно по волшебству.
Я вновь переключил скорость и выехал наконец на магистраль, ведущую к центру Ташкента. Встречных или обгонявших меня машин было мало, прохожих тоже не много, лишь светились светофоры, да ночные уличные фонари, кое-где окна многоэтажек. У каждого перекрестка дежурила милицейская машина «Нексия», и сотрудники, сжимая автоматы, внимательно смотрели на любой проезжавший транспорт. Дело в том, что здесь, к неудовлетворению жителей, пролегала президентская трасса, поэтому здесь всегда осуществлялся контроль, особенно, когда ждали проезда бессменного главы государства. Президент Ислам Каримов заслуженно опасался теракта со стороны исламских радикалов, и для охраны его жизни на дежурство выходили только на эту трассу тысячи сотрудников МВД и СНБ. Конечно, придирки и постоянные проверки, граничащие с унижением, вызывали протесты и ненависть у местного населения, да только поделать с этим горожане ничего не могли.
Вскоре был дома. Я оставил машину у подъезда. Рядом находился лепешечный цех, и несколько пекарей уже готовили «патыр»12 для жителей, а также для заказчиков, которые намеревались утром провести какое-то мероприятие13. Из тандыров исходил жар, и я посочувствовал пекарям, которым приходилось работать ночью и испытывать двойную температуру. Они мне вежливо ответили на приветствие и предложили попробовать свежепыченную продукцию. Я отломил кусочек лепешки, проглотил несколько градин душистого винограда и, пожелав им не уставать, поднялся на четвертый этаж.
Ключи были с соброй, и я открыл дверь, вошел в коридор. Супруга Индира уже спала. Шестнадцатилетний сын Махмуд смотрел по телевизору американский боевик, а дочка Севара перебирала бумаги по палеонтологии – она училась в университете на биологическом факультете в бакалавриате и сейчас готовилась к какому-то тесту в немецком фонде, по-моему, планировала следующий этап учебы — магистратуру — сделать в Германии. Она что-то буркнула мне, не подняв головы, и я прошел мимо, прямо в ванную. Принял душ, после чего проскользнул в спальнюю и едва моя голова соприкоснулась с подушкой, как уснул. Хотя мне показалось, что за окном промелькнула крупная птица...
Разбудил меня звонок в дверь. Дзынь-дзынь-дзы-ы-ы-ы-ынь! Так не звонили не соседи, ни домком, ни родственники. Это был требовательный и нервный звонок. Было восемь часов утра, судя по цифрам электронных часов. Воскресенье. Солнце еще не успело раскалить крышу и кирпичные стены, но уже было душно. Кто мог нас потревожить в этот день? Мой сын оказался ближе всего – его комната располагалась у коридора — и поэтому ему первым досталось бремя встретить незванных гостей. Ими оказались сотрудники милиции.
— Папа, тут менты к нам! – испуганно крикнул Махмуд, чем вызвал недовольство у прибывших – для них слово «мент» казалось ругательным. Для меня – самым точным определением людей, наделенных и злоупотребляющих властью. Но в своей жизни когда проблем с законом не имел и поэтому визит милиционеров воспринял с недоумением. Может, дети что-то натворили? Впрочем, мой сын не был хулиганом и себя плохими поступками не запятнал ни в школе, ни во дворе, а сверстники его уважали. Дочь же была олицетворением чести, достоинства и целомудрия, поэтому милиция вряд ли имела к ней специфический интерес.
Я быстро надел спортивную форму и вышел в прихожую. У двери стояли три милиционера – один усатый сержант, двое – рядовых, но с автоматами наперевес. Вид весьма грозный и неприветливый, как и бывает у людей подобной профессии. Впрочем, в какой стране любят полицейских? Только вот именно их увидеть на лестничной площадке никак не ожидал.
— Чем обязан? – спросил я, косясь на оружие. Если пришли так, значит, меня опасались. Но почему?
— Тимур Ходжаев? – спросил усатый, нервно сжимая кулаки, словно собирался меня ударить. Только я не боялся – прошел в свое время неплохую школу, мог ответить даже представителю правопорядка. С другой стороны, не понимал его нервного поведения – мы с ним были незнакомы, нигде не встречались и не сорились чего вдруг такая негативная реакция? И среди преступников я не общался, за мной нет криминального настоящего и прошлого и, наделся, будущего. Так что же?
— Он самый.
— Ваш паспорт! – потребовал милиционер, и его глаза сверкнули какой-то подозрительностью. Видимо, он привык общаться с уголовниками, а не с представителями интеллигенции, которая для него была нечто равнозначной с криминалом, — типично ментовская психология.
«Блин, паспортный контроль? – с недоумением подумал я. – Проверка прописки? Но почему с автоматами? И почему начали с меня, а не с соседей на первом этаже?» В это время из спальни выглянула побледневшая супруга, которая накинула на себя халат и на голову надела платок.
— Принеси мой паспорт, — попросил я. Та нервно кивнула и через минуту достала из комода документ. Свой тоже прихватила, если это проверка режима прописки. Однако милиционер взял именно мой паспорт. Он долго смотрел на фото, переводя потом взгляд на меня, и снова углублялся в чтение. Не знаю, что он хотел выискать в тех сухих данных, что было в документе, но читал долго и упорно, словно это был Уголовный Кодекс. Потом он вдруг положил, как бы выразился Владимир Маяковский, «дубликатом бесценного груза» в свой нагрудной карман и произнес:
— Вам следует пройти с нами...
— Куда? – встревоженно спросила Индира, которая стояла позади меня.
— Куда следует, — коротко ответил тот. Стоявшие рядом милиционеры щелкнули пальцами по автоматам, как бы намекая – спорить бессмысленно. Впрочем, это видел и я сам, поэтому спокойно ответил:
— Хорошо, только переоденусь...
— Это не обязательно, — остановил меня сержант. – Вы не в ресторан едите, не на свидание...
— Свои свидания я уже отсвиданил, — сердито произнес я. – Но раз я должен следовать за вами, то, извините, я переоденусь, потому что пока вами не арестован, вы мне не отец и не начальник – я сам знаю, в каком виде могу выйти на улицу...
И не смотря на гневные возгласы милиционеров, последовал в свою комнату, неспеша надел джинсы, легкую рубашку, после чего вернулся в прихожую и напялил кроссовки. Супруга наблюдала за мной молча – она ничего не понимала, но в глазах светилась тревога. Хотя я тоже был в полном неведении того, зачем я понадобился милиции.
— Индира, не беспокойся, — обратился я к ней, выходя на лестничную площадку. Севера, появившись в коридоре, спросонья спросила:
— Папа, вы куда?
— Скоро вернусь, занимайтесь своими делами, — успокоил я, спускаясь по лестнице к выходу. Милиционеры молча следовали за мной. Я чувствовал их напряжение и какую-то ненависть, но уяснить причину такого отношения никак не мог. Впрочем, любой вопрос можно разрешить, главное, не волноваться, не впадать в павнику – за мной не было каких-то правонарушений.
У подъезда стоял милицейская «Нексия». Сержант сел за руль, один из рядовых разместился рядом с ним, впереди, а другой позади, прямо за сержантом, мне же приказали занять место справа. Мотор легко заурчал, и мы тронулись. Я успел увидеть лица ошарашенных соседей, которые, привлеченные шумом, выглядывали из окон. Наверное, будет о чем посудачить старушкам, фантазии которых, как известно, не имеет границ. С четвертого этажа смотрели вниз и члены моей семьи, ломая головы, зачем я понадобился органам правопорядка.
Солнце уже висело над головой, раскаляя пространство, лишь под кронами деревьев и в тени зданий люди находили прохладу. Мы выехали на трассу. Причем двигались в сторону Мирабадского района, по знакомому маршруту, и предчувствие чего-то плохого, трагического охватило меня. Разные мысли посещали голову, но ни одна не казалась мне нормальной. И когда машина въехала в махаллю, стало ясно, почему мы здесь. Скорее всего, за несколько часов после моего отъезда от дома профессора Ибрагимова здесь произошел случай, который привлек внимание органов правопорядка.
Так оно и было. У железных ворот частного дома стояли четыре машины – две «Матиз» с милицейской символикой, одна «Нексия» с обычной окраской и «Дамас», прозванная «буханкой» за свою форму, это была карета «Скорая помощь». Стояли милиционеры и несколько человек в гражданском, они вели беседы с соседями, которые рассказывали какие-то подробности. Когда я вышел из салона, то разом повернулись ко мне. Женщины смотрели на меня с каким-то испугом, одна толстая старушка даже отшатнулась. Председатель махалли кивнул, указывая на меня:
— Да, это он...
Но что подразумевало под этим жестом я не успел понять, так как сержант несколько грубовато толкнул меня в калитку. Я же не стал протестовать, просто пожал плечами и вошел во дворик дома, где мне все было знакомо. Яблоки свисали с веток, и сквозь листья бился солнечный свет. На дувале14, отделявшем двор от соседей, удобно расположились подростки и с любопытством рассматривали всех находившихся здесь, не обращая внимания на приказ милиционеров исчезнуть. Впрочем, последним было не до пацанов, они занимались своими профессиональными обязанностями. Один из них, в форме капитана подошел ко мне. Ему было лет тридцать два, среднего роста, крепкого телосложения – видимо, занимался спортом, — усатый, короткая стрижка, немного злые глаза и тонкие губы. Он представился несколько сухим голосом:
— Я капитан Джамшид Абдуллаев, следователь Мирабадского районного управления внутренних дел. Здесь так же следователь городской прокуратуры Геннадий Васильев, — и капитан мотнул в сторону белобрысого мужчины, который разговаривал с медицинским работником. – Мы проводим расследование по факту убийства профессора Бекзода Ибрагимова...
У меня аж дыхание перехватило:
— Что-что? Что вы сказали?
На моем лице было искреннее изумление, которое сменилось болью: я был ошарашен этой вестью. В голове все запуталось, загудело. Я не мог понять, кто это мог сделать и за что убили старика, который и мухи не обидел за свою жизнь. Но у следователей, видимо, были совсем иные мысли на сей счет, и ко мне обращались с подозрением. Конечно, я же был здесь постоянно и, как они могли предполагать, имел мотивы к совершению такого чудовищного преступления. В этот момент я почувствовал, как взмокла моя спина, но не от жары, а от страха. Подобное чувство давно не заглядывало мне в сердце, однако сейчас мои руки вспотели и пальцы задрожали.
— Вы вчера были здесь? – спросил меня Абдуллаев, внимательно смотря на меня.
— Да, был...
— Что вы здесь делали?
— Мы проводили эксперименты с профессором Ибрагимовым… – я старался держаться спокойным, хотя мне это, если честно, не удавалось, и мою нервозность явно подмечал этот милиционер, и делал какие-тог выводы, явно не в мою пользу.
— Что за эксперименты? – нахмурился капитан.
— Физические… По твердым телам...
— По твердым телам, — повторил тот. – По твердым… – видимо, он пытался понять суть сказанного, но знания в физике были ограниченными, поэтому не стал морочить себе мозги и продолжил допрос: — И сколько времени длился эксперимент?
— Вообще-то мы начали его утром, но результата добились только ночью...
— Что это за результат?
— Мы сумели разрезать брусок железа, не подняв ни на градус его температуру… А почему вы спрашиваете? Какое это имеет отношение к… убийству?
— Здесь вопросы задаем мы, — вмешался в допрос Васильев, который подошел к нам и внимательно слушал мои ответы. – У вас есть разрешение на проведение такого рода эспериментов?
— У профессора были все документы на оборудование и лабораторные работы, посмотрите в папках, что в стеллажах – там все задокументировано где надо, с визами и печатями.
— Проверим, не беспокойтесь… Хотя странно, что опыты такого рода вы проводите не в специальных учреждениях – институте или университете, а дома...
Но я беспокоился:
— Где профессор?
— Вы имеете ввиду труп?
— Да, — высохшими губами произнес я.
Васильев нахмурился и потрепал свой белобрысый чуб:
— Там, где его и убили – в комнате… Медэксперты снимают улики, нам пока туда нельзя. Мы позже подойдем туда… Во сколько вы ушли из дома?
— Было за полночь… Точнее, половина второго. Это могут подтвердить ребята, что сидели в переулке и обсуждали футбольные новости.
— Вы не ругались с Ибрагимовым?
— Что вы – он милейшей души человек, никогда с ним не ругался. Мы достигли результата – этому следовало только радоваться!..
— Но он не радовался, так?
— Почему вы так решили?
— Вы сами произнесли так, что радости этот результат ему не принес, — отчеканил Абдуллаев. Блин, действительно, профессионалы, по интонации уже определяют события и ситуацию, им врать нет смысла. Хотя я и не собирался никому говорить неправду. – Почему?
Я пожал плечами:
— Я и сам не пойму. Это открытие, которое могло сулить Нобелевскую премию, а Бекзод Хисамиевич пришел в полное расстройство. Мне казалось, он не хотел получить тот результат, которые мы имели.
— Не кажется вам странным, что профессор работал над проектом, обещавшим большие перспективы, но при этом желавшим иметь негативный итог?
— Я не могу вам это объяснить, потому что сам ничего не понимаю. Профессор в ту ночь начал говорить на религиозные темы...
— Религиозные? – всполошился Геннадий Васильев. Блин, эта тема особая, и ее затрагивать не стоило бы, но язык сам ляпнул это, придется давать пояснения. Следователь прокуратуры продолжал сыпать вопросы: – Он говорил об идеях исламского халифата в Узбекистане? О создании религиозной партии? О поддержке Исламского Движения Узбекистана15? Может, вы готовили типа атомной бомбы для террористов?
Вопросы однобокого характера сыпались как горох из ведра. В последние годы работники правоохранительных органов буквально входили в экстаз, услышав нечто о религии – им везде мерещилась исламская угроза. И для меня было опасным входить в диспут на эту тему, поэтому пришлось отговариваться:
— Нет, нет, что вы! Он никогда не занимался политикой и не тяготел к подобным религиозным течениям, ему были противны подобные разговоры. Он считал, что государство должно быть светским и церковь отделена от власти. Никакую бомбу мы не создавали!
— Так о чем он говорил?
— Говорил… – тут я запнулся, потому что тот ночной разговор вспыл в моем сознании, полностью, без купюр. Действительно, Бекзод Хисамиевич говорил о Люцифере-Сатане, что мы для него создаем оружие… Но ведь это как смотреть?! В реалии мы делали инструмент для космоса, нас поэтому и финансировала американская научно-технологическая компания «СС», поскольку нуждалась в такой разработке. Но ведь и инструмент можно переделать в оружие, если захотеть, это как палка о двух концах. Тут у меня по спине побежали мурашки, стало холодно. Я посмотрел на следователей, осознавая, в какое сложное положение попал, и теперь любое неосторожное слово повернется против меня. Ведь они могут решить, что тот резак, чем мы спилили брусок, может быть неким оружием для исламских радикалов. Неужели профессор на самом деле создавал его для ИДУ?
«Нет, это бред, — мотнул я головой и гулко проглотил слюну. – Ибрагимов никогда бы такое не сделал».
— Так что он говорил?
— Он говорил о том, что миру угрожают демоны, и мы обязаны противостоять этому.
— О демонах говорит физик – не странно ли это? Или под демоном подразумевался некто из высших государственных лиц? – продолжал гнуть свою линию Васильев. Нет, серьезно, эти следователи явно с одной извилиной, которая начинает шевелиться в случае соприкосновения с явлением, имеющим отношение к антигосударственной деятельности, — в других случаях она просто разделительная черта между интеллектом и тупостью. Я итак был невысокого мнения о сотрудниках прокуратуры и милиции, а сейчас их профессия в моих глазах вообще спустилась ниже плинтуса.
В этот момент, если честно, искренне разозлился:
— Слушайте, хватит растягивать свою странную линию факта до глупости. Я говорю вам то, что было, а вам самим дознавать, где истина, и не надо на меня вешать всех собак! Ничего с политикой и религией мы не имели дело – чистая наука!
— Мы дознаемся, не беспокойтесь, — несколько зловеще произнес следователь прокуратуры, переглянувшись с капитаном милиции. – Мы вправе рассматривать все версии, в том числе и участие в антиконституционном заговоре, в подпольном движении, в создании оружия для террористических групп и так далее.
– Для кого вы проводили эксперименты? – последовал новый вопрос.
— Мы выиграли грант у американской компании на проект для космической отрасли, — ответил я осторожно, подбирая слова. – Все в рамках узбекско-американского научного сотрудничества, протоколы есть в Академии наук, можете там спросить, — последнее я сказал, чтобы отвести какие-либо подозрения наши дела, придать нашим исследованиям законный и официальный характер – что-что, а именно открытость и задокументированность сейчас было моей защитой.
— Это компания снабжала вас всем оборудованием?
— Да...
— Тогда почему профессор сломал все?
У меня перехватило дыхание:
— Чего-чего?
Мое изумление было искренним, и Абдуллаев несколько смягчился:
— Все лабораторное оборудование уничтожено. Наши специалисты пытаются все собрать, в том числе восстановить жесткие диски на компьютерах, но шансов мало… Хотите взглянуть?
— Конечно, ведь это оборудование стоит сотню тысяч долларов, если не больше, — взволнованно произнес я. Капитан кивнул, и мы зашли в дом. Вначале оказались в гостинной. Там действительно было все разворочено: сломанные стулья и стол, разбитый телевизор, шкафы с треснутыми зеркалами и еле висевшими на петлях дверцами, из полок выброшены одежда, посуда и прочая бытовая утварь. Такое впечатление, что здесь была драка или кто-то в ярости ломал все подряд. Здесь же находился фотограф-судмедэксперт, который делал подетальные снимки на цифровую камеру. Он махнул нам, мол, можете продвигаться дальше, он уже там все снял, и мы с Абдуллаевым проследовали в лабораторию.
То, что я увидел, меня потрясло. Оборудования как такового уже не было. Все машины, агрегаты, а также компьютеры, которые все эти пять лет мы соединяли в одну интегрированную систему, аккуратно разрезаны на части, и я уже догадался, чем это можно было сделать. Кто-то нашим изобретением ревратил все в куски металла, пластика, стекла, резины, проводов, без какого-либо шанса собрать все воедино. Естественно, все происходило беззвучно, без испарений и плавления, поэтому в комнате не ощущались какие-либо химические запахи, отсутствовали пятна на полу и стенах. У меня сердце учащенно билось, когда руками притронулся к заветному агрегату – оно было безвозратно потеряно. Потому что восстановлению не подлежало ничего. Даже носители информации стали просто бесполезными железяками. Наш титанический труд пущен на ветер, если… тут я прикусил язык, ибо пока ничего не хотел говорить следователям прокуратуры и милиции. В любом случае, тот, кто это сделал, не хотел, чтобы я или кто-то иной смог воссоздать агрегат по холодной резке металлов.
В лаборатории находились также два человека, которые обреченно покачали головами, мол, их навыки, знания и прочее не позволяют все это вернуть в прежний облик. Абдуллаев махнул им рукой, мол, можете идти, и те вышли во двор.
— Вы уверены, что это сделал профессор? – спросил я, оборачиваясь к капитану милиции. Но за него ответил следователь прокуратуры Васильев:
— На приборах только отпечатки пальцев Ибрагимова и еще кого-то – может, ваши. Поэтому с вами тоже сейчас проведут процедуру дактилоскопии.
— Они, естественно, здесь повсюду, поскольку я работал со всеми устройствами, — резонно ответил я.
— Допустим, — кивнул Васильев. – Когда вы были здесь до отъезда, то кто-нибудь приходил в дом Ибрагимова?
— Только соседка Нигарахон – она домработница… – расстерянно пробормотал я. – Больше никто сюда не приходит. Только соседка была днем. Она живет по ту сторону дувала.
— Именно Нигарахон Атаханова и сообщила сегодня утром участковому о смерти профессора, когда услышала его крики и прибежала сюда. Это было в четыре часа утра, с ее слов.
— Профессор кричал? Почему?
— Его убивали, — вставил свое слово Абдуллаев, который тоже внимательно смотрел на разрушения. – Наверное, это сделала женщина...
— Женщина? Почему?
— Потому что Атаханова и ее сыновья слышали женский голос. Разговаривали на узбекском и на русском языках, но саму посетительницу они не видели. Они же слышали шум разбиваемой мебели, видимо, была драка, хотя не слышали, что странно, как ломается оборудование… Но, возможно, женщина была не одна...
Ничего странного в этом нет. Я мог бы пояснить, что профессор – или кто-то другой — использовал наше изобретение, чтобы превратить в хлам все оборудование, и тогда все делалось бы без какого-либо шума, однако говорить это не стал. А тем временем Васильев продолжал:
— Но, видимо, она была мастером своего дела, профессиональная киллерша.
— Киллерша?!
— Потому что только профессионал так может аккуратно вонзить шпагу в сердце человека, чтобы тот успел только выкрикнуть от боли и умереть...
У меня в голове все закружилось, я не мог сосредоточиться, а тем временем Абдуллаев подтолкнул меня в спальнюю, где все это время работали с различными инструментами другие эксперты. В комнате окна оказались зашторенными, но горели бра и люстра, поэтому было светло. Достаточно светло, чтобы я увидел мертвого Бекзода Хисамиевича, лежащего на полу рядом с кроватью. Он оставался в том же белом узбекском костюме, видимо, не успел переодеться в пижаму, только красное пятно ярко выделась на груди – прямо в сердце был вонзен клинок шпаги. Я сразу понял, что это сделал действительно профессионал, ибо выплеснувшейся из раны крови оказалось немного. Глаза у профессора были открытыми, и я в застывших зрачках узрел некую смесь страха, ненависти и презрения. Само же лицо было без какой-либо гримасы, видимо, после смерти мускулы расслабились и убрали все эмоции. Я смотрел на своего друга, партнера, человека, который дал мне многое и в душевном аспекте, и как ученый, и все никак не мог поверить, что вижу его мертвым, что никогда не смогу с ним поговорить, выпить чайку и помечтать о нечто важном, великом и далеком… И тут меня привлекло кое-что на теле профессора.
Судмедэксперты тем временем закончили работу и сказали:
— Труп можно забирать.
Абдуллаев вышел из помещения, чтобы вызвать сотрудников «Скорой помощи» и передать труп для вскрытия в лабораторию патологоанатомического анализа. Я же стоял, не дыша, и смотрел на оружие убийства. Я его узнал – это была шпага моей супруги Индиры, она являлась мастером спорта по фехтованию. И эта шпага была единственно настоящей, боевой, что привезла из Испании десять лет назад, когда там участвовала в соревнованиях. Ее наградили за победу раритетом 17 века. Но как это оружие попало сюда? Неужели моя жена проникла в этот дом и… «Нет, — мотнул я, — Индира никак не могла это сделать. Она все время была дома, я же спал с ней и почувствовал бы, если она покинула квартиру. Да и зачем ей убивать старика, которого очень уважала и любила? Он был нам практически отцом».
— Вас что-то привлекло? – тут представитель прокуратуры заметил мой напряженный взгляд.
— Нет, ничего, — я поспешно отвел взгляд от шпаги. Нужно проверить наличие этого оружия у нас дома, может, это совпадение, и подарок Индире до сих пор висит в гостинной среди других наград. Или кто-то похитил его у нас. Только как? То мог проникнуть в нашу квартиру на четвертом этаже?
— Интересное орудие убийства, — заметил Васильев. – Дома много столовых ножей, есть топор, а убийца выбрала только шпагу. Причем в самом доме, как сказала нам Атаханова, подобного холодного оружия никогда не было – профессор не обладал ни рапирой, ни саблей, ни шпагой...
— Да, Бекзод Хисамиевич не увлекался фехтованием и не коллекционировал холодное оружие, — рассеянно кивнул я. – Он вообще считался пацифистом.
— Значит, убийца пришла с оружием. Она уже знала наверняка, что будет убивать. Ведь вначале она вела разговор с Ибрагимовым, а когда не получила от него, чего хотела, то быстро и эффективно расправилась с ним.
— Вы думаете, что профессора все-таки убила женщина?
— А у вас есть другие мысли?
Тут я задумался. Сразу вспомнил неизвестно человека в эту ночь, что стоял рядом с домом профессора.
— Когда я уезжал, то видел какого-то мужчину, он сразу отвернулся, едва я включил фары автомашины, — сказал я.
— Как он выглядел? – Васильев взялся за блокнот.
— Лысый, нос горбинкой, одет в темный костюм, мне показалось, что ему более пятидесяти лет… Больше ничего разглядеть не успел. Может, его видели ребята, что сидели на скамейке — мы с ними болтали о футбольном матче с Украиной – они смогут что-то добавить, описать его. Вдруг это он и есть убийца?
— Хорошо, спасибо, я поговорю с ними, — произнес следователь прокуратуры. – Можете ли вы сказать, что-нибудь ценное пропало в этой квартире? Были ли у профессора Ибрагимова золотые изделия, валюта, узбекские сумы?
Я расстерянно развел руками:
— Не знаю. Золота никогда у него не видел, только золотое кольцо, что носил в память о супруге, а что-либо другое… не знаю, мне Бекзод Хисамиевич никогда не показывал свои ювелирные украшения… Да, были какие-то дорогие часы «Роллекс», что ему преподнесли на Международном симпозиуме по ядерной физике пять лет назад в США, куда его пригласили… Там, кстати, он и познакомился с фирмой «СС», они предложили проект по его тематике...
Васильев сделал пометку в блокноте.
— Что касается денег… Ну, в тумбочке была мелочь – на продукты, оплату коммунальных, но в основном он деньги хранил в банке. И свои личные сбережения, и проекта. Но что касается проектных денег, то вам лучше обратиться к нашему бухгалтеру. Это Ольга Кузнецова, вот ее телефон и адрес, — тут я записал в протянутый мне следователем прокуратуры блокнот необходимые данные.
— Да, я поговорю с ней, — кивнул тот, посмотрев запись. — Вы можете что-либо добавить или сказать, сделать заявление по данному убийству?
— Нет… А что будет с… телом?
— Отправим в морг, на вскрытие, потом передадим родственникам для похорон.
— А вы знаете адреса родственников?
— Товарищ Ходжаев, мы – сотрудники правоохранительных органов, а не из клуба юных следопытов, думаю, найти родственников и сообщить мы сможем самостоятельно, — несколько сердито ответил Васильев. – А если будут проблемы, то обратимся к вам.
Тут вернулся капитан. Он протянул мне бумагу:
— Это повестка на допрос. Завтра я жду вас в восемь часов утра в Мирабадском РУВД. Не опоздайте… Да и из города никуда не уезжайте, ясно?
— Меня уже обвиняют? Вы думаете, это я убил старика?
— Вы пока проходите как свидетель… пока, — многозначительно ответил Абдуллаев, переглянувшись с Васильевым. – Нам нужно ваше пояснение, письменное, конечно. О чем? Что произошло здесь до убийства, о ваших взаимоотношениях с профессором, подробности проекта и так далее. Таковы процедуры следствия, увы… А сейчас вы свободны… Да, из города никуда не выезжайте.
Я на негнувшихся ногах покинул дом. У небольшой беседки во дворе стояла домработница Нигарахон, которая беседовала с врачем; она увидела меня и побледнела, но ничего не сказала, а я лишь кивнул ей – разговаривать с кем-либо мне не хотелось. Стоявший у ворот люд отхлынул в сторону, едва я переступил калитку и очутился на улице. На меня смотрели со страхом, словно видели перед собой убийцу. Мне стало жутко, всего трясло. Чего я меньше всего хотел, так это разговаривать с кем-либо. И к счастью, ко мне никто не подошел, да и милиционеры, окружавшие участок, спокойно выпустили меня, едва я им показал повестку на завтра. Доставивший меня сюда сержант лишь кивнул и повернулся спиной, показывая любопытным не переходить огороженную лентой участок. Но ехать домой я должен был теперь самостоятельно – «конвой», доставивший меня сюда, в обратную сторону не работал.
Это не сложно. Отсюда можно было добраться до главной магистрали, а там на автобусах или троллейбусах добраться до центра. Или вызвать такси. Я же достал мобильный телефон и позвонил домой. Трубку после первого гудка взяла Индира.
— Да...
— Это я...
— Ты где? Что случилось? Почему тебя забрали милиционеры? – посыпались вопросы от испуганной супруги. – Мы все на нервах...
— Бекзода Хисамиевича убили, — произнес я.
Индира замолчала, видимо, испытав шок.
— Как? – наконец выдавила она.
— Убили холодным оружием… клинок прямо в сердце...
— Ужас!.. Но за что?
— Не знаю. И не знаю, кто сделал. Но следователи прокуратуры и милиции косятся на меня, поскольку именно я вел дела с профессором. Они подозревают, что мы могли что-то неподелить или – что еще страшнее! – работали на какие-то подпольные движения!..
— Бог ты мой, это же бред! Вы были самыми лучшими друзьями! Бекзод-ака был нам почти отцом! Как следователи могут подумать негативно о тебе, Тимур?
— Об этом лучше спросить самих следователей, — огрызнулся я. – Но меня смущает кое-что...
— Что?
— Потом скажу, — ответил я, понимая, что мой телефон с этого момента прослушивается и лишне сказанное может потом повернуться против меня или… против моей жены. Нужно узнать, на месте ли ее шпага или она действительно попала в дом Ибрагимова и стала орудием убийства. У меня почему-то было чувство, что этот клинок принадлежал Индире, только я в толк не мог взять, кто мог похитить и принести сюда оружие?.. Капитан Абдуллаев был уверен, что убийца – женщина. Значит, в городе есть еще кто-то, для кого фехтование – профессиональная работа. «Надо будет спросить у Индиры о ее подружках или знакомых из спортивной среды, может, сумею нащупать кое-что», — подумал я, при этом осознавая, что такие же мысли могут быть и у следователей. Настырный Васильев наверняка начнет направлять запросы в спортклубы и стадионы, а там его выведут на мою супругу, во всяком случае, подозрения у него относительно меня уж точно укрепятся.
Моя супруга хотела еще о чем-то спросить, однако я отключил мобильник – в данной ситуации универсальным казалось правило: «молчание – золото». После чего огляделся. Я стоял на тротуаре под кронами чинар. Солнце уже било по голове своими горячими лучами, и люди находили спасение под крышами домов, транспорта и деревьями. У проезжей части под зонтами сидели подростки, которые продавали всякую мелочь, в числе которых были конфеты, курага16, курт17, сигареты, даже бананы, а у некоторых – изделия домашней выпечки – самса, пироги, пирожки «гумма»18. Дети не отдыхали летом, они работали, чтобы помочь семьям. Лишь обеспеченные родители могли позволить себе отправить чадо в летний оздоровительный лагерь. Такова уж проза современной узбекистанской жизни.
По дорогам мчались автомобили, водители которых не всегда соблюдали правила движения. Впрочем, и пешеходы тоже забывали о «зебре» и перебегали проезжую часть, где не полагается, игнорировали сигналы светофоров. Короче, здесь бы гаишникам стоять, ан-нет, они охраняют президентскую трассу, которая была выложена по всем технологическим правилам. Другие же дороги больше напоминали «американские горки» – некондиционный асфальт плавился под высокой температурой и выступавший на поверхность битум клеил подошвы ботинок. А был некондиционным потому, что воровали материалы те, кто прокладывал трассы. Итог такого воровства ощущал каждый шофер, пассажир и пешеход. Но, к сожалению, прокуратура мало этим интересовалась, поскольку за каждой строительной фирмой были высокопоставленные чиновники, осуществлявших «крышу», а шутить с ними было не самой лучшей идеей, если, конечно, не было сказано с более высоких инстанциях «фас» — вот тогда прокуроры грызли все, в том числе и себе на «пропитание». Коррупция в правоохранительных органах была ужасающей.
Я брел в сторону центрального перекрестка. Здесь располагался рынок, который с советских времен именовали «Рисовый базар» — за то, что когда-то корейцы продавали здесь рис. Сейчас там было многолюдно и шумно, мне же хотелось немного посидеть и поразмыслить. Казалось бы, должен бежать домой и предупредить семью о том, что попал под подозрение милиции, и самому проверить, где находится шпага, но нутром понимал, что это сейчас не главное. Главное понять, кому была нужна смерть профессора, зачем Бекзод Хисамиевич уничтожил плоды нашего изобретения? Видимо, это было связано с последним нашим разговором… А дома на эту тему поразмыслить не смог бы и не дали...
— Бог ты мой, какой был разговор? – мотнул я в недоумении головой. – Какие-то фразы о Сатане, последствиях нашего открытия, имеющего важное значение для промышленности и космонавтики. И ничего о том, чтобы ему кто-то угрожал и что собирался уничтожить наш общий труд.
Тут мой взгляд упал на небольшое кафе у перекрестка. Не ахти какое комфортное и с соблюдением санитарно-гигиенических норм явно недоработка, но все же здесь можно было наскоро перекусить, а я еще не завтракал. Да, известие о смерти моего друга выбила меня из колеи, никакого настроения, и все же пищевой рефлекс гнал меня к поиску еды. Из кухни шли ароматы утреннего плова, дразня мое обояние, и я, чувствуя позывы желудка, двинулся туда. В помещении оказалось прохладно – работали, хотя и шумно, кондиционеры азербайджанского производства. На одной из стен был установлен громозкий кинескопный телевизор, где прокручивали МТВ – видеоклипы, информацию из мира «звезд», о новых музыкальных хитах и так далее. Меня же это мало интересовало, я сел за пустой стол и подозвал официантку – женщину средних лет, одетую в национальный халат «хан-атилас», в косынке, скрывавшем волосы.
— Мне порцию плова, лепешку и горячий чай, — заказал я. – Да, и самсу...
— Какой чай?
— Зеленый… можно с лимоном.
Официантка кивнула и отошла. Кроме меня в кафе было пять-шесть человек, которые уплетали еду и ни с кем не разговаривали. Меня это устраивало. Обычно узбеки народ радушный, любят общаться даже с незнакомыми людьми, особенно за общим столом. Только сейчас мне было не до бесед.
В ожидании заказа я продолжил свои размышления. Да, профессор уничтожил все – и записи, и сам агрегат, надеясь, что ни я, никто другой не сумеет восстановить наше изобретение. Только вот он ошибался. Еще две недели назад я, сам того не осознавая мотивы своего поступка, скопировал всю информацию на диски и припрятал в одном месте. Почему-то я предчувствовал подобный конец, может, причиной были странные разговоры Ибрагимова, его неадекватные иногда поступки. Пускать под хвост коту многолетню работу мне не хотелось, и я подстраховался. Теперь те диски – единственная возможность за короткое время воссоздать агрегат. Естественно, об этом информировать правоохранительные органы не собирался. Ведь могла быть утечка информации, и тогда убийца выйдет на меня. Скорее всего, ему была необходима наша конструкторская разработка, ведь не зря ее уничтожил Бекзод Хисамиевич. Именно из-за этого убийца отправил в иной свет старика. Таковы были первые плоды моего размышления.
«Блин, теперь он может охотиться и на меня», — возникла мысль, и мне тут стало неприятно. Только кто это за человек? Почему он так нуждался в агрегате для резки твердых тел? «Неужели кто-то расчитывает сделать из него совершенное оружие?» — от подобного исхода у меня взмокла спина. Тогда следователи, может, правы – мы работали на террористическую организацию?
Я думал, смотря на скатерть с восточным орнаментом, и ладонью протирал лоб. Чувствовал себя мышью, оказавшейся под колпаком – вроде бы все видишь вокруг, а выйти из колпака не можешь.
— Мир так несовершенен, жизнь так непредсказуема, — послышался вдруг чей-то резкий и в тоже время сильный голос. – И не знаешь, откуда искать подвоха, не правда ли? Мы игрушки в руках судьбы, но кто-то ведь управляет ею тоже… Небесная канцелярия каждому прописывает план жизни, но ведь все в наших силах изменить. Главное, понять. Что ты тоже личность, достойная ЕГО!
Я вздрогнул и поднял глаза. Передо мной сидела женщина, лет тридцати пяти, европейка, очень красивая, можно сказать, шикарная – подобных никогда не встречал. Обычно о таких говорят: роковая. Приятный аромат исходил от нее, может, французская парфюмерия. Густые черные волосы, брови как ласточки, тонкий греческий нос и алые губы, нежная кожа персикового цвета. Хотя на ней был плотный брючный красный костюм, однако он не скрывал стройной фигуры и хорошего бюста. Эта женщина могла быть моделью, кинозвездой, но что-то в ней было такое, что отталкивало. Не знаю, может, внутренняя сущность нечто чуждого, иного, неестественного. У нее был интеллектуальный, и в тоже время недобрый взгляд – что-то темное, глубинное всплывало из души прямо в зрачки, и мне было сложно понять природу такого. И все же я мог сказать с уверенностью — это была хищница, даже не кошка – львица, для которой каждый – просто еда, жертва, дичь, незначительная для мира фигура. С такой жить, наверное, очень страшно и сложно… Меня удивило также, что в такую жаркую погоду незнакомка не испытывала дискомфорта, словно ей не почем была температура за сорок градусов. Конечно, в кафе было прохладно, но за его стенами уже совсем иная климатическая среда. Кроме того, меня смущало внешнее несоответствие: такая дама резко контрастировала с местом, где находилась — третьесортное кафе и она, представительница, несомненно, аристократических кругов, были несовместимы.
Но я мог также поклясться, что секунду назад этой женщины не было здесь. Мой столик был пустым. Как она могла незаметно не только войти в помещение, но и подсесть? Я расстерянно огляделся – все посетители были заняты собой, после чего вновь уставился на нее, которая насмешливо рассматривала, в свою очередь, меня. Такое ощущение, что я выглядел клоуном.
— Вы о чем? – не понимал я, пытаясь собраться мыслями.
— Человек рождается, живет, хочет чего-то добиться, но не всегда ему удается быть на вершине славы, счастливым, потому что есть другой, который хочет такого же, и тут происходит столкновение интересов, в результате чего есть проигравшая сторона… А тот, кто выиграл, идет дальше, продолжая войну...
— Вы к чему клоните? – недоумевал я. – Я не стремился к вершине славы...
— Разве? Вы сейчас имели бы должность директора Московского института тепловой техники19, если бы не столкнулись с таким же сильным, умным, но только властолюбивым и хитрым до беспринципности коллегой, у которого были связи в Министерстве обороны и администрации президента России. Вы отступили, не хотели марать себя подковерной борьбой, хотя могли стать знаменитым конструктором. В итоге вы предпочли более спокойную и немного скучную жизнь здесь, в Узбекистане, и проиграли. И ракеты «Булава», «Тополь» и другие созданы без вашего участия, хотя в них ваши инженерные идеи… Разве не обидно, Тимур?
Эта женщина знала больше, чем мог быть проинформирован любой другой посторонний, вошедший в это кафе. Она знала моя имя, тогда как я не имел представления, кто эта персона вообще. Кто она такая, откуда взялась? Я спросил напрямик. Во мне вспыхнули эмоции злости и раздражения. Еще бы! Сижу за столиком, жду заказа, а тут – бац! – является какая-то мадам и начинает со мной странные разговоры.
— Ну… скажем, я та, которая дала вам работу? – несколько уклончиво ответила женщина,
— Мне работу? Вы о чем?
— Я представляю компанию «СС»… Да-да, именно ту, на которую вы с господином Ибрагимовым выполняли в последнее время весьма важную работу.
Я остолбенел. Впервые я видел заказчика нашего проекта.
— Не удивляйтесь, Тимур, я работала с профессором, с вами не имела времени и необходимости общаться, — открыто сказала женщина. – Мы, американцы, не расстрачиваемся на всех, контактируем с теми, кто нам нужен, поэтому не реагируйте с обидой на мои слова. Но ваше досье я рассматривала, знаю о вас многое.
— Для американки вы неплохо говорите по-русски, — заметил я. Для меня, не скрою, этот язык был вторым родным.
— Я неплохо говорю и по-узбекски...
— Мен уйладим хакикатда бу хазил деб20, — решил я проверить знания собеседницы.
И услышал с насмешливым оттенком:
— Йук, хазилашмадим, мен Алишер Навоийни шьерларини биламан21.
Не скрою, это меня тоже поразило. Я аж замычал от избытка эмоций. Но разговор продолжать почему-то не хотелось. Что-то отталкивало меня от этой женщины. Я чувствовал себя кроликом перед удавом.
В это время мое внимание привлек телевизор — там прокручивали клип группы «Слот». Я краем глаза видел какое-то мельтяшение, блики, ничего конкретного не воспринимал, зато слышал песню, в которой на первый взгляд не уловил смысла:
«День и ночь бродила без цели,
Теперь она на прицеле у Темных и Светлых.
Куда идти?
Свет зовет к себе доброй силой,
А тьма — смертельно красива!
Судьба так ревнива… И не простит!»
«Словно про меня, — подумал я, одновременно смотря на мою незванную незнакомку. – На перепутье темной и светлой стороны жизни, и не знаю, что мне делать… И тут эта странная женщина… Чего ей надо от меня? Все обо мне знает, говорит по-узбекски и по-русски, не к добру эта встреча».
С телевизора лилось дальше несколько заунывное на мой вкус:
«Кто, Ангел или Демон — вечная тема Добра и Зла.
В руках "Синяя птица"! Крылья-страницы...
И была-не была!
Ночь, ей слева шепчет заклятия –
А справа — день, и опять я теряюсь в понятиях...
С ума сойти!
Свет зовет к себе на работу,
А тьма кричит: "Ты свободна!", и все концы в воду –
Их не найти...»
Женщина покосилась на телевизор и заметно усмехнулась. Она достала сигарету – причем я так не уловил, откуда она ее извлекла, словно неоткуда, — потом с воздуха возник огонь, который поджег конец сигареты, и тонкой струйкой дым начал подниматься наверх, как будто его втягивал вентилятор. «Что за фокус, как это ей удалось?» — удивился я. Может, это женщина из цирка? Хотя нет, такая шикарная и гламурная вряд ли связана с цирковым искусством. Уж больно низко для ее внешнего вида и социального статуса сиё ремесло. Такие только управляют государством или ведут армию на крепости.
— Это дура поет и сама не понимает, что поет правду. Темная сторона не менее сильная, чем светлая. Но кто знает, что такое тьма и что такое свет? Ведь каждый интерпретирует все по-своему. И там тоже, — и тут женщина указала пальцем наверх. Я проследил взглядом – и уперся в потолок. Туда же устремилась струя дыма – незнакомка курила изящно, элегантно, что и мне аж захотелось попробовать так, хотя никогда не увлекался табаком; даже когда в третьем классе мои однокашники пытались тянуть «бычки» как ковбои из вестернов, меня не смогли соблазнить.
— Там тоже? Где? – на моем лице было такое выражение непонимания, хоть штамп ставь «неуч».
Женщина, глядя мне в глаза, спокойно проговорила:
— Там… Мир, откуда мы пришли сюда, на Землю… Там тоже свои правила и законы, есть победители и побежденные, есть правые и неправые, но ведь так сложно отделить ложь от истины… И тот, кто создал нас, тоже не смог в этом разобраться… и в итоге была большая война… сброшенные с небес… поверженные, но не падшие!
Я фыркнул:
— Простите, я вас не понимаю. О чем вы? Какой мир? О каких правилах вы говорите? О какой войне?
Я злился, что меня отвлекали на какие-то непонятные беседы, когда у меня голова кружилась от сегодняшних событий. И тут холодок обкатал меня: может, это именно та незнакомка, которая убила профессора? Ведь следователи говорили, что в его доме была какая-то женщина. И теперь она пришла за мной? У меня засосало под ложечкой. Я собрался силами и, смотря в глаза незнакомке, продолжавшей курить, выдохнул:
— Вы знаете, что Бекзод Хисамиевич умер… то есть убит?
— Да, мне сегодня сообщили… – сигарета в ее пальцах очертила в воздухе какую-то замысловатую фигуру.
— Вам сообщили? Кто? Когда успели? Ведь его убили несколько часов назад...
Женщина усмехнулась:
— Думаете, это сделала я? Вы смотрите на меня, словно я могла убить человека, который работал на нас. У меня есть алиби.
— Алиби?
— Я прилетела час назад, вот мой паспорт, — и она бросила мне на стол паспорт. Я открыл. Фотография и имя: Лилит Даймон. Я полистал страницы, обнаружил узбекскую многократную визу и печать пограничного контроля в аэропорту «Ташкент». Стояла сегодняшняя дата. Я вернул документ хозяйке. Алиби, действительно, серьезное, со штампом не поспоришь.
— Могу показать и авиабилет, если хотите...
— Поверю на слово.
— Мне сообщила соседка Ибрагимова о смерти профессора...
— Вы знаете Нигарахон? – изумление так и проступило на моем лице. Лилит имела контакты со многими, но не со мной. Во всяком случае, я ее никогда прежде не встречал и о ее существовании профессор не говорил. И сейчас я понимал, какая несогласованность в нашей работе имела место. В ином случае я не сидел бы дураком здесь, пытаясь разгадывать кроссворды.
— Конечно, ведь я часто звоню ей и прошу присматривать за стариком. Сами знаете, что здоровье у него было не из лучших.
— Но умер он не от старости или инфаркта, — несколько грубовато буркнул я. – В него вонзили шпагу.
— Да, я об этом тоже слышала, — тряхнула волосами Лилит. – Но я заботилась о нем, потому что только он мог довести работу, в которой нуждались. Мы имеем контракт с НАСА, который не можем прервать. Это очень важный для нас проект, и ради него мы готовы на любые финансовые затраты.
— Увы, все наше хозяйство, включая изобретение – все уничтожено, восстановлению не подлежит, — развел я руками, уже начиная понимать, к чему клонит американка. Видимо, хочет, чтобы я выложил ей готовый агрегат. Цинично с ее стороны, но у американцев ведь бизнес превыше всего… в том числе и человеческой жизни. Может, я бы и сделал это – восстановил всю работу, но что-то смущало меня, точнее, пугало. Эта женщина пугала всем своим существованием – от нее исходила некая зловещая аура, хотя со мной разговаривала вполне миролюбиво и даже приветливо. Я совсем запутался.
«Ангел или Демон! Ангел или Демон! Кто я?
В этом ответов нет, два антитела!
Душа улетела, довели до предела!
Бьются в зеркальной, бесконечной войне!
Смотри без слез! Столько лет, столько бед!
Ответа нет!» — и клип закончился.
Лилит ткнула пальцем уже в экран:
— Песня со смыслом… Прислушайтесь, Тимур. Никто не знает, зачем человеку душа, тогда как ее нет ни у ангела, ни у демона. Только автор слов не знает, что демон есть ангел, просто не понятый, отвергнутый… Земля – зеркальный мир, бесконечная война здесь и на небесах… Слезы в такой войне – удел слабых… но мы-то с вами не из числа таких, не правда ли? Вы служили на флоте, держали, как говорится, палец на спусковой кнопке баллистических ракет – вам ли не понимать смысл бытия? Но то оружие – ничто по сравнению с тем, что держали в руках воины Творца. А вы так близки к разгадке… были близки...
Мне показалось странным, что Лилит ведет разговор на религиозную тему – об этом еще недавно говорил профессор со мной. Случайное совпадение или закономерность? Эта она настраивала Бекзода Хисамиевича на такие мысли или он сам пришел к таким выводам? И о какой загадке мне тут говорят? Себе пояснить я не успел, так как женщина, внимательно смотря на меня, задумчиво произнесла:
— Вам нужно наслаждаться временем...
Что она подразумевала? Следовало ей как-то ответить.
«День каждый услаждай вином, — нет, каждый час:
Ведь может лишь оно мудрее сделать нас,
Когда бы некогда Ивлис22 вина напился,
Перед Адамом он склонился б двести раз», — продекламировал я, глядя в глаза женщине. Та с удивлением сказала:
— А вы не промах, Тимур, умеете ответить. Я встречалась с Омар Хайямом, но этого четверостишья никогда не слышала...
— То есть как встречались? – не понял я. – Хорасанский мудрец и поэт жил более восьмисот лет назад...
— Это для вас, людишек Евы, восемьсот лет – огромная пропасть времени, а для меня – всего лишь недалекое прошлое, — насмешливо ответила Лилит. – Но этот стих я передам Самаэлю, может, ему действительно стоит испробовать того вина, что пил в средневековье в Персии великий Омар Хайям… Но Самаэль никогда не склонится перед человеком, даже если это было ЕГО требование!
— Самаэлю? Кто это ЕГО? – не понял я. – Вы о чем… то есть о ком?
Отвечать женщина не хотела, лишь только сказала:
— Знаете, мне кажется, что вы можете завершить работу. И думаю, что вы сохранили часть информации, — тут Лилит сделала ударение на этой фразе, — которая позволит вам проделать все заново и предоставить нам это оборудование – то, что мы ждали от Бекзода. Я заплачу вам наличными… скажем, десять миллионов долларов. Уверена, что деньги для вас значительные...
— Десять миллионов долларов? — мне показалось, что я ослышался. Никогда до моих ушей не доходили подобные цифры. Любой бы на моем месте был ошарашен. Я уж зажмурился, словно пытался отогнать видения. Боже мой! Перед глазами так и летали пачки денег, и я слышал их шуршание, как и восторженные вопли детей о новом автомобиле и поездках на Канарские острова, которые я, кстати, видел с борта подлодки много лет назад.
— Что вы сказали? – словно гром среди ясного неба послышался другой женский голос. Я открыл глаза и узрел официантку. Она стояла передо мной и держала поднос с заказом – коса23 с пловом, ложка, салат из свежих овощей, лепешка, самса, чайник с пиалой24. – Какие доллары? Мы принимаем оплату в узбекских сумах!
— Э-э-э… Я не вам говорю...
— А кому?
Я повернулся направо и остолбенел – женщины рядом не было. Лилит исчезла, словно ее и не было здесь. Как это возможно? Все произошло так быстро и незаметно, что я решил, что мне привиделось, если бы не сладковатый запах сигареты и парфюма – такие вещественные доказательства не исчезают сразу. «Это точно фокус», — озабоченно покачал я головой.
— Нет, никому… сам с собой разговариваю, извините, — произнес я, принимая заказ. Официантка пожала плечами, взяла деньги и отошла обслуживать других, которые вошли в кафе.
Я же начал кушать, при этом нисколько не ощущая вкуса, словно ел какую-то резину или бумагу, механически жевал челюстями. Мои рецепторы на языке не подавали сигналов или, может, мой мозг блокировал их, потому что я усиленно раздумывал о происшедшем и не отвлекался на второстепенные моменты. У меня возникало ощущение, что оказался в центре каких-то невероятных событий, мистических по сути, ибо никак нельзя было описать все это реальными теориями. «Но почему я? И что произошло? За что убили Бекзода Хисамиевича? Как эта женщина, Лилит, нашла меня? Ведь пришел в кафе случайно, из-за голода, не следила же она за мной», — размышлял я, доедая самсу. Все путалось в голове.
Чертыхнувшись, я встал из-за стола и, кивнув официантке, покинул кафе. Снаружи меня ударила тепловая волна, резкий перепад температуры вызвал у моего организма некоторый шок, однако жителям не привыкать к этому. Я глубоко вздохнул и двинул к остановке, где планировал остановить такси. Впрочем, не обязательно было ловить машину с «шашечками», на перекрестке находилось немало частников, которые могли за небольшую плату подвезти до дома. У светофора я оказался один, и когда зажегся зеленый свет, я сделал несколько шагов по «зебре». У крайней полосы находились грузовик, микроавтобус «РАФ», две «Тико» — водители терпеливо ждали, когда пройдут пешеходы, точнее только я, и переключится световой сигнал, разрешающий уже им тронуться с места.
Но кто-то оказался нетерпеливым. Я краем глаза почувствовал движение и сам того не осознавая, скорее интуитивно отпрыгнул назад и этим самым спас свою жизнь. Мимо меня, слегка задев голень бампером промчалась старая «Волга-ГАЗ-24» серого цвета. За рулем сидел – о боже! – африканец. Я мог поклясться, что это был именно он, а никто иной, ибо даже среди узбеков южных регионов, чья кожа от палящего солнца чернела, не было никогда с негроидными чертами лица. И еще мог поклясться, что водитель недовольно скривил губы, поняв, что не сумел сбить меня. А если бы ему это удалось, то легкими ушибами я не отделался, по крайней мере, закрытая черепно-мозговая травма, сломанные ребра и конечности.
«Волга», взревев мотором, дала газу и через несколько секунд исчезла из виду. Я был в шоковом состоянии, поэтому не успел рассмотреть номер автомашины.
— Вай, хайвон25, как он ездит! – послышались крики водителей, которые не могли не видеть дорожно-транспортного происшедствия, к счастью, для меня закончившегося благополучно. Лишь нога болела, да и джинсы оказались порванными на том месте, где ударил бампер, однако это не страшно, можно пережить.
— Мияси йук! Ким рухсат берди унга мошинага утириш!26 – продолжали возмущаться шофера. – Эй, брат, если хочешь, мы подтвердим милиционерам, что тебя хотели сбить? – это уже они обращались ко мне. Но я махнул рукой:
— Рахмат, уртоклар, лекин керак эмас!27 – и перешел дорогу. Сердце стучало, ладони взмокли – я никак не мог прийти в себя от того, что несколько десятков секунд назад избежал смерти. Люди, которые стали свидетелями этого, сочувственно мне что-то говорили, а я им отвечал что-то невпопад. Тут подошел автобус «Мерседес-Бенц», и я ломанулся с другими пассажирами в салон.
Как доехал до дома помнил как-то смутно. Окончательно туман в голове рассеялся, когда поднялся по лестничной площадке к своей квартире. На мое удивление на звонок никто не реагировал, и лишь когда я стал стучать по двери и кричать:
— Эй, вы чего там, заснули? Открывайте, это же я! – и лишь после этого дверь открылась и я увидел испуганное лицо жены. Она схватила меня за руку и втянула в коридор, после чего захлопнула дверь на замок.
— Ты чего? – не понял я.
— Слушай, как только ты ушел, к нам пришли два сантехника, здоровенные такие, сказали, что должны менять нам трубы в ванной.
— В воскресенье? С чего это вдруг – мы же поменяли трубы в прошлом году, когда был капремонт всего дома… и не жаловались в ТСЖ28.
— И я удивилась, но они настаивали на том, что должны войти в квартиру, мол, у них предписание начальства. Я стала звонить в ТСЖ, там взяла трубку дежурная, заявившая, что ничего о замене труб не знает и никого не посылала в нашу квартиру, и что единственный сантехник сейчас обслуживает совершенно другой дом. Тогда я попросила этих двоих мужчин показать мне предписание и свои служебные удостоверения, они отказались и продолжали настаивать на своем праве войти в нашу квартиру. Один из них даже грубо толкнул меня. Тогда я пригрозила его заколоть шпагой и поднять крик, вызвать милицию и соседей на помощь. И лишь эти угрозы заставили их ретироваться...
— Как они выглядели?
— Именно не так, как сантехники. Все в аккуратных костюмах, словно шли на дипломатический прием. Рабочие ходят все-таки в иной одежде. У меня сложилось впечатление, что они хотели устроить здесь обыск...
— Так, так, — я крепко задумался. Видимо, пружина событий начала раскручиваться с момента убийства профессора, все происходит вне нашего разумения, и с каждым часом следует ожидать разных неприятностей. Сначала встреча с Лилит, представившейся грантодателем нашего проекта, затем попытка меня убить неизвестным в автомашине, а теперь какие-то двое хотели что-то найтии в моей квартире. Что им было нужно?
— Где дети?
— Я отправила их к соседке Фатиме-опе, после того, как лже-сантехники ушли, — сказала Индира. Ее лицо было напряжено. – Ты расскажешь, в чем дело? Почему убили Бекзода Хисамиевича?
И тут я вспомнил:
— Да, кстати, где твоя шпага?
— Моя шпага?
— Да, та самая, что висит в зале… Она там?
— Конечно, а куда ей деться, но почему тебя это интересует? Ты решил, что я и вправду могу заколоть сантехников? — с удивлением ответила супруга. – Я только вспугнула хамов...
— Ты уверена, что там она?
— Конечно, а где ей еще быть? – Индира с недовольным видом прошла в гостинную. Затем до меня донесся ее сдавленный вскрик: — Ой!..
Я влетел в комнату и тоже увидел, что шпаги нет. Есть кубки, медали, а оружия нет. У меня в который раз за сегодняшний день взмокла спина. Я посмотрел на побледневшую Индиру.
— Так… шпаги нет… – выдавил я, хватаясь за дверь. Меня шатало от напряжения.
— Тимур… почему ты спрашиваешь про шпагу?
Тут раздался звонок. Я повернулся к входной двери. Из лестничной площадки услышал голоса дочери и сына.
— Эй, это мы! – крикнули дети, махая мне в дверной глазок.
Я открыл дверь и впустил их в квартиру, а затем вновь закрыл на замок и щеколду, и еще цепочку повесил, словно именно она была самой надежной защитой. Дети с тревогой смотрели на меня.
— Папа, вы боитесь сантехников что ли?
Я не обратил внимания на сарказм сына.
— В гостинной висела шпага, — начал я, внимательно смотря на лица Махмуда и Севары. – Сейчас ее там нет. Кто из вас ее брал? Говорите честно – это очень важно...
Дети в недоумении переглянулись, и Махмуд сказал:
— Я не брал… Зачем мне шпага?
— Я тоже не брала, — ответила дочь. – Я не увлекаюсь фехтованием.
— Но вчера днем шпага висела, — Махмуд задумчиво почесал переносицу. – Я это помню, так как вытерал пыть на верхней части ковра. Если она и исчезла, то только вечером или ночью… Но к нам никто не приходил.
— Да, мои подружки только звонили… А Махмуд играл в футбол во дворе и вернулся в девять часов вечера, — сообщила Севара. – Ни соседи, ни родственники не беспокоили… Так что никто зайти из посторонних к нам не мог...
Я сразу поверил им, потому что хорошо знал своих детей.
— А вы ничего подозрительного не видели, не слышали?
Севара и Индира покачали головой, но сын сказал как-то неуверенно:
— Я слышал… Когда ночью смотрел кино в своей комнате, мне показалось, что на балкон влетела какая-то птица. Я выглянул на секунду, но ничего не увидел… может, было темно. Потом мне послышались чьи-то шаги, мягкие, но я подумал, что это мама ходит по квартире… Но на шаги я уже не стал подниматься с кресла.
— Я спала! – с тревогой взглянула на меня супруга. – Сомнабулизмом не страдаю.
— И все?
— Все...
Я нахмурился. Все это казалось непонятным, странным. Тревожит всегда нечто необъяснимое с рациональной точки зрения, пугает неизвестность, что может ожидать нас, волнует суета, что кружится рядом и втягивает в хоровод каких-то важных и опасных событий. А то, что я уже в их эпицентре, сомневаться не стоило, учитывая и тот факт, что милиция и прокуратура начнут копать под меня – ведь им же нужно кого-то брать под подозрение, а я сама лучшая фигура для этого. Нет, просто так из этой истории не выбраться, — понял я.
— Ну… птица – это ерунда, может, воробей залетел, — пробормотал я. – Все-таки мы живем на четвертом этаже. Но вот никто проникнуть не мог даже через крышу – на окнах-то решетки, даже голову не просунуть!
В этот момент по нервам ударил сигнал дверного звонка – мы аж подпрыгнули.
— Кто там?! – вскрикнули мы все четвером хором.
До нас донеслось тяжелое сопение и сердитое:
— Да это я, Халмурад Шерзодович, домком. Чего вы там орете?
Уж этот голос мы знали хорошо и поэтому открыли. Наш домком был пузатым и всегда самодовольным. Носил всегда тюбетейку, закрывая лысину, истрепанные тапочки, широкие серые штаны в синюю полоску и спортивную майку с надписью «Пахтакор» — чемпион!». Ему было жарко и он платком протирал толстый загривок.
— У вас все нормально? – подозрительно смотря на нас, спросил домком.
— Все нормально! – опять хором произнесли мы, напряженно переглянувшись.
— А-а-а, ладно… Тут такое дело, — Халмурад Шерзодович почесал в некоторой расстерянности репу. — Полчаса назад пришел ко мне электрик, чтобы проверить домовую электросеть в подвале. Я отвел его туда, и он смотрел на показания счетчиков, но при этом почему-то много распрашивал о вас...
— О нас? Электрик? – в недоумении спросила супруга.
— Ага. Меня это тоже удивило. Электрик сказал, что вы прокручиваете счетчик, чтобы не платить за использованную электроэнергию, мол, задолженность у вас большая перед «Ташэнергосбытом». Хотя я не понял, как вы можете это сделать, если все счетчики под моим контролем...
— Глупости какие! – возмутилась Индира. – Я всегда плачу по показаниям, что вы выписываете нам на квитанцию! У меня все бумажки собраны, могу предъявить любому инспектору.
— Вот-вот, — кивнул домком. – Однако он больше спрашивал на темы, которые никак не относятся к электричеству. Про то, где работает ваш муж, кем, откуда семейные доходы, с кем поддерживает связь, не замечал ли я нечто подозрительное в ваших делах?..
— Это шпионаж какой-то, — нахмурился я. – Зачем электрику подробности моей личной жизни?
Домком пожал плечами:
— Не знаю… Ну, ладно, я просто вам сказал об этом странном электрике...
Попрощавшись, он начал спускаться вниз, а я повернулся к родным:
— Что скажете? Не подозрительно ли все это?
— Да, даже очень! – отозвались они. – То сантехники, то этот электрик...
— Ага, еще и пропажа шпаги, — задумчиво произнес я. Тут Индира встрепенулась:
— Почему тебя встревожила пропажа шпаги? Конечно, мы должны сообщить милиции о похищении холодного оружия из нашей квартиры, но...
— Ты не понимаешь...
— Что я не понимаю?
— То, что я видел твою шпагу в теле Бекзода Хисамиевича! Твоим оружием кто-то убил профессора! Теперь и ты можешь быть под подозрением милиции!
Мои слова ввергли в шок супругу и детей.
— О боже! – выдавила из себя Индира, мгновенно побледнев. Она поняла, что и ее кто-то впутал в эту страшную историю.
Тут снова раздался стук: клап, клап, клап! Это подстегнуло по итак натянутым нервам, меня аж передернуло.
— Кто там? – рявкнул я и сердито открыл дверь.
Там стоял испуганный домком. Видимо, мой тон сбил его с толку. Мне аж стало неудобно за свои излишние эмоции к этому старому и доброму человеку, который всегда с уважением относился к моей семье.
— Ох, кечерасиз29, Холмурад-ака, — произнес я.
Тот вздохнул, поправил тюбетейку и кивнул:
— Извиняюсь и я, но только что вспомнил. Когда я шел к вам, то меня у тротуара остановила женщина лет сорока пяти, в хан-атласе. Она спрашивала, где вы живете. Я указал на ваш подъезд. В руках она держала какой-то конверт, наверное, хотела передать вам письмо...
— Письмо?
— Да, только что она бросила вам его в почтовый ящик – я это увидел, спустившись на первый этаж...
— А что за женщина? – подозрительно скривив нос, спросил я.
— Тимур, откуда мне знать? – развел руками Халмурад Шерзодович. – Я не спрашивал ее… Но вы можете сами поинтересоваться, если нагоните.
— Рахмат30, ака! – сказал я и бросился вниз. Дети хотели было последовать за мной, но я жестом остановил их, мол, сидите дома.
Женщина, о которой говорил домком, уже была у дороги, когда я ее нагнал. Она торопилась. Уже с десяти метров узнал ее.
— Нигарахон! – крикнул я.
Та обернулась и испуганно замахала руками, словно увидела приведение:
— Нет, нет, Тимур-ака, нам нельзя встречаться!
— Почему? – удивился я, подбегая к ней. Было видно, что домоработница профессора Ибрагимова была не рада тому, что я все-таки заметил ее приход. Попытка скрытно доставить какое-то сообщение провалилась, и это ее нервировало. Но почему? Если боялась, то зачем пришла?
— Потому что нельзя… – глядя по сторонам, словно за нами мог кто-то подсматривать, произнесла она. Ее лицо было белее мела, капли пота скатывались по щекам – признаки эмоционального перенапряжения. – Я принесла вам письмо от Бекзода-ака...
— Письмо от Бекзода Хисамиевича? – поразился я. – Как он мог мне что-то написать, если он мертв?
Женщина дрожала:
— Да, он неделю назад написал его вам и сказал мне, чтобы я передала в том случае, если с ним что-то произойдет. Я бросила конверт вам в почту. Не знаю, что там написано, но думаю, есть ответы на сегодняшние вопросы… все… не спрашивайте меня больше – я ничего не знаю.
— А вы сказали об этом следователям?
— Нет, что вы! – воскликнула женщина. – Они итак вас подозревают...
— Меня подозревают?
— Да, я слышала, как они общались между собой. Они считают, что в убийстве замешаны вы… Проект, деньги… Мол, неподелили вы с профессором сумму гранта.
У меня все похолодело внутри. Несмотря на жару меня бил озноб.
— Но это не так! Я очень любил и уважал профессора! И никогда бы не поднял на него руку! Это ерунда! Это чудовищное обвинение!
— Я знаю, можете мне это не говорить, — Нигарахон продолжало опасливо оглядываться. – Иначе бы Бекзод-ака не стал бы вам писать письмо. Он чего-то опасался, но и мне не говорил. Лишь сказал, чтобы держался подальше от женщины, которая может появится в доме.
— Какой женщины?
— Не знаю. Но ее голос я слышала сегодня ночью в доме профессора… И еще… Когда я отвечала на вопросы капитана Абдуллаева, то ему кто-то позвонил на сотовый телефон...
— И?
Мимо прошел какой-то мужчина в летнем светлом костюме, невзрачный и неприметный на вид, и Нигарахон вздрогнула, словно тот ей угрожал. Прохожий пошел дальше, не обратив на нас никакого внимания, однако женщина посмотрела ему вслед, словно хотела что-то припомнить. Я же успел лишь отметить, что у мужчины яркие зеленые глаза, правда, какие-то неживые.
— Я не уверена… Динамик был включен на громкость, и я поняла, что со следователем говорила женщина. Причем голос ее я уже слышала в доме профессора в минуты убийства...
— Вы считаете, что убийца связан с милицией? – недоумение на моем лице было столь выразительное, что домработница попятилась назад.
— Не знаю, я ничего не знаю… Тимур-ака, оставьте меня в покое. Я выполнила просьбу профессора и передала вам письмо… Наверное, там все написано. До свидания!..
— Но...
— Не провожайте меня. Нельзя, чтобы нас видели, иначе подумают, что мы задумали что-то нехорошее. Вы итак под подозрением милиции, могут и меня обвинить в соучастии...
— Но я не убийца!
— Я знаю, — дрогнувшим голосом сказала Нигарахон. – До свидания… и берегите себя!
Она развернулась и быстро двинулась к автобусной остановке. Я стоял в нерешительности. Распрашивать дальше эту женщину было бесполезно – она или ничего не знала, или знала что-то, однако не собиралась со мной делиться информацией. Я двинул назад, обдумывая, что это все значит. Складывается впечатление, что профессор спрогнозировал сей печальный исход, если предусмотрительно написал письмо. Он знал, кто ему может угрожать и в чем причина его убийства. Но почему он доверил бумагу домработнице, а не мне? Ведь я был его коллегой, партнером и другом в конце-концов? «Мне нужно извлечь письмо – и тогда картина станет ясной», — подумал я, уже подходя к своему подезду. Почтовые ящики висели прямо у входа и...
Тут до меня донесся крик:
— Не подходи ко мне!.. Не трогай меня!.. Вай дод, одамлар, ердам беринлар!31
Я подпрыгнул: голос принадлежал Нигарахон. Естественно, бросился на улицу, чтобы помочь. Разные мысли крутились в голове, но я понимал, что дело заходит все глубже и дальше. Со стороны дороги раздались звуки взревевшего мотра, визга колес, глухого удара и… истошные вопли женщин, видимо, чего-то узревших страшное и трагическое. У угла дома, где я остановился, перед мной открылась картина.
Нигарахон лежала на дороге, раскинув руки, из разбитого черепа стекала на асфальт кровь. Сумка валялась в трех метрах от нее. Машина, совершившая наезд, удалялась по улице академика Садыка Азимова с огромной скоростью. Преследовать мне ее пешем порядке было бессмысленно, да и не мне этим заниматься – номер наверняка люди запомнили, сообщат милиции. Две женщины и один мужчина крутились вокруг сбитой, но, судя по их жестам, все попытки оказать ей первую медицинскую помощь были тщетными.
— Она мертва! – крикнул мужчина кому-то, который звонил по сотовому телефону или в милицию, или на станцию «скорой помощи».
Я же хотел было подойти к ним, как почувствовал, как кто-то сжал мою руку. Обернувшись, увидел перед собой взволнованную Индиру.
— Не ходи туда, — прошептала она, тоже напряженно смотря на дорогу.
— Но я...
— Ты ей ничем не поможешь – она мертва. Но привлечешь ненужное внимание свидетелей. Милиция может решить, что это ты организовал наезд...
— Но я...
— Милиции это не объяснишь, им нужен тот, кто возьмет на себя всю вину, а ты, после смерти профессрора, самый подходящий объект, на которого следует навешать убийства. Думаешь, следователи поверят тебе, что ты не причем?
Супруга была права. К тому же, ответы хранились в почтовом ящике. Но я не мог сдвинуться с места и смотрел на мертвую женщину. От жары плавился не только асфальт – быстро высыхала кровь. Смыть ее потом будет не просто.
Люди на остановке и на тротуарах обсуждали происшедшее и до нас долетали их возгласы:
— Какой-то мужчина в светлом костюме… да-да, он!.. Он схватил эту женщину, а та отбивалась!.. Потом эта машина выскочила из переулка и сбила!.. Я сама видела, что водитель сделал это специально!.. Этот мужчина в костюме вспрыгнул в машину – и они уехали!.. Номер?.. Нет, не запомнила… А ты?.. А я успела записать!.. «Скорая»… Где «скорая помощь»?.. Врача вызвали?.. Милиция где?
Из опорного пункта милиции квартала уже бежали три сотрудника правоохранительных органов. Один из них – младший лейтенант, судя по погонам, — что-то говорил по рации, второй – сержант приказывал зевакам не подходить к месту происшествия, не исказить какие-то вещественные доказательства, которые могли обнаружить криминалисты. Третий же – рядовой — начал регулировать транспортный поток на дороге, чтобы автомобили, троллейбусы и автобусы объезжали мертвое тело. Моя супруга была права – появляться сейчас перед людьми, значит, втянуть себя в новый виток странной истории и невольно засвидетельствовать свое участие в происшествии. Следователи Абдуллаев и Васильев наверняка еще один труп повесят на меня, если узнают, что Нигарахон встречалась со мной занесколько минут до своей гибели.
Я повернулся и побрел к дому. Тяжесть давила на сердце, не смотря на яркий солнечный день перед глазами стояла сероватая пелена, даже веселое чириканье воробьев казалось нечто зловещим. Воскресенье явно становилось зловещим и тягостным днем в моей судьбе. А как вы думаете – две смерти менее чем за сутки!
— Ты с ней разговаривал? – спросила Индира, идя рядом. – С Нигарахон?
— Да, она сказала, что Бекзод Хисамиевич передал мне письмо.
— Что за письмо?
— Не знаю. Но он написал до своей смерти.
— Значит, он хотел тебя предупредить, видимо, знал, что все может закончиться так плачевно, — ход мысли супруги оказался идентичным моему, мы пришли к одинаковому мнению, но меня это нисколько не удивило: я знал свою жену и ее интеллектуальные способности. – Надо прочитать, что за письмо.
— И я об этом...
Мы подошли к подъезду. Я достал из кармана связку ключей, отыскал почтовый и открыл свой ящик. На руку выпал белый конверт и субботняя газета «Даракчи»32.
— Вскрывай, — взволнованно произнесла супруга.
Я порвал конверт и извлек оттуда небольшой листок. Там было написано: «Тимур, раз ты читаешь это письмо, значит, меня нет уже в живых. Ты должен встретиться с профессором Махмудом Каюмовым. Он тебе все пояснит. Вот его адрес… Запомни и уничтожь бумагу. Нельзя подставлять профессора. Твой друг и брат Бекзод». И внизу приписка: «Прости».
— За что он просит прощения?
— Без понятия… Мы с ним никогда не сорились.
— А кто это за профессор? – спросила меня Индира, взяв в руки бумагу.
— Не знаю, — пожал я плечами. – Хотя я где-то слышал эту фамилию… – я пытался извлечь из памяти какие-либо сведения, однако не смог. — Гм, не помню… Но этот Каюмов что-то знает… То, чего не известно мне.
— Почему Бекзод Хисамиевич не хотел тебе лично рассказать, а просит другого человека?
— Индира, откуда мне знать? – огрызнулся я. – Ты задаешь вопросы, словно играешь в викторину «Что? Где? Когда?»… Но что делать с письмом? Ведь это единственное доказательство того, что я невиновен. А Бекзод Хисамиевич просит, чтобы я его уничтожил и этим самым лишил себя защиты!
— Тебе нельзя уничтожать это письмо, — согласилась супруга. – Потому что Ибрагимов не предполагал, что ты станешь подозреваемым в его убийстве. Так что для следствия все равно сохраним документ. Но и профессора Каюмова подставлять нельзя… Поэтому я пока спрячу бумагу и предъявлю, как факт твоей невиновности, когда придет время.
Я засуетился:
— А мне нужно встретиться с этим Каюмовым.
— Адрес запомнил?
— Да, это по улице Германа Лопатина, возле бывшего театрального училища.
— Поедешь на машине?
— Нет, лучше на метро. Станция «Проспект космонавтов» — это рядом с домом Каюмова.
В этот момент затормозила у угла дома милицейская машина – малолитражка «Тико», и у меня ёкнуло в сердце. Вышедшие оттуда два милиционера в зеленой форме однако не направились к нам, они зевнули и стали рассматривать по сторонам. Один из них достал бумагу, посмотрел, видимо, на схему дома и ткнул пальцем на мой этаж. Так, так, следователи приставили мне охрану, но не для защиты моей персоны, а для того, чтобы не сбежал. Там, видимо, было и мое фото, так как второй кивнул и, увидев меня, пальцем указал на квартиру, мол, подымайся и не вздумай куда-то уходить. Это были рядовые, не офицеры, и им было скучно – это я видел по их потным и красным лицам, в которых так и отражалось нежелание в этот жаркий день торчать у какого-то дома, когда где-то готовился плов, шашлык, была водка и веселые разговоры о том, о сём.
— Теперь тебе никуда не уйти, — прошептала Индира, посмотрев на милиционеров. – Подымайся наверх. Встречу с Каюмовым отложим на неопределенное время.
Я нехотя согласился с ней. Действительно, не вести же за собой «хвост». Бекзод Хисамиевич просил не подставлять профессора Каюмова, значит, он имел ввиду и милицию. Хотя, кто его знает, может этот человек знает, кто убил Ибрагимова… и Нигарахон! Тогда он – важный свидетель и его тем более нужно охранять!
Сверху раздалось какое-то уханье. Я поднял голову. На чинаре, скрывшись в кроне листвы от яркого солнца, сидела сова. «Странно, что здесь делает эта птица? – подумал я. – Ведь сова – ночное существо». Мне казалось, что она внимательно следит за мной, не мигая и не двигаясь. Большие глаза словно горели красным огнем. Какое-то жуткое зрелище.
— Чепуха! – произнес я.
— Чего ты? – не поняла супруга. Она не обратила внимание на птицу.
— Нет, ничего, глупости всякие… — пробормотал я и стал подниматься на свой этаж. В этот момент не знал, что и делать. Может, найти по справочнику телефон этого Махмуда Каюмова и позвонить? «Нет, нельзя, ведь мои телефоны могут прослушиваться», — остановил я себя. Но сидеть сложа руки в квартире оказалось близкой к пытке. Я нервно расхаживался из комнаты в комнату, пытаясь сосредоточиться, однако никакая путная мыслть не приходила в голову. Я был в смятении. Мои родные тоже испытывали дискомфорт.
— Можешь рассказать, как все было? – спросила меня супруга.
Я кивнул и сообщил все, что было в доме профессора Ибрагимова и о том, какие показания давал следователям прокуратуры и милиции.
— Ты думаешь, что они подозревают нас?
— Да… Может, решили, что все связано с деньгами, грантами...
Тут Индира внимательно посмотрела на меня:
— И это все? Больше ничего не хочешь мне сказать?
Я замялся:
— Ну… была еще одна странная встреча… С женщиной...
— С женщиной? – в голосе супруги прозвучали нотки ревности.
Я усмехнулся. В другое время воспринял это как положительную реакцию, мол, значит, любит, но сейчас ревность была не к месту.
— Да… с красивой и эффектной женщиной по имени Лилит… Она, как призналась, финансировала наш проект.
— А почему встреча, по-твоему, была странной?
— Потому что… – тут я запнулся. – Она возникла словно из ниоткуда...
— Как это понимать?
— Ну, просто ее не было рядом со мной, а потом – бац! – сидит и смотрит на меня. Словно колдовство какое-то. И исчезла также неожиданно, что я подумал – у меня галлюцинации. Второе, она знает обо мне многое, даже о службе на флоте и работе в Москве, я же о ней – ничего. Третье, говорила тоже на какие-то религиозные темы, на что в последнее время наводил меня и Бекзод Хисамиевич – это более, чем подозрительно. Четвертое, она предложила мне десять миллионов долларов, если я восстановлю изделие, что разрушил профессор...
Моя супруга измленно вздернула брови:
— Десять миллионов? Не многовато ли?..
— Вот-вот, и я подумал об этом. Нобелевская премия тянет на миллион баксов, а тут мне предлагают в десять раз больше! Значит, наше открытие того стоит...
— И ты думаешь, что следователь обвинит тебя в убийстве, поскольку ты не хотел делиться с профессором такой суммой?
— Не знаю, как обвинит меня капитан Абдуллаев, — огрызнулся я. – Но эту сумму денег Лилит мне предложила после того, как я имел беседу с сотрудниками РУВД и районной прокуратуры. А сумма гранта мне вообще неизвестна, может, она была тоже не маленькой!..
— А что было потом?
— Когда потом? – не понял я.
— Ну, когда разговор закончился?
— С кем? Со следователями?
Мое недоумение стало бесить супругу:
— С этой женщиной?
— Я же сказал, она исчезла… Потом меня пытался сбить на дороге какой-то сумасшедший негр на «Волге»...
— Негр? – лицо у Индиры вытянулось. – Ты, наверное, перегрелся на солнце. Исчезающие женщины, безумные деньги, негр-киллер… Точно, ты перегрелся. Или переволновался из-за убийства профессора и домработницы...
Супруга встала и вышла в другую комнату. На этом разговор закончился. Но успокоения он мне не дал. Я был весь на нервах, вздрагивал от любого звука, что слышался с улицы и двора. В телевизоре в этот час шла шпионская мелодрама «Предателям все зачтется» по роману Гульбахор Мухитдиновой, моей бывшей взболамошенной и неадекватной соседки. Герой фильма – узбекский дипломат, третий секретарь посольства Узбекистана в России, которого играл абсолютно бестолковый актер Баходир Хусанов, — ночью копировал секретные документы о расположении узбекских воинских частей в Ташкенте, чтобы передать их на Лубянку. В этот момент к нему заглянула супруга Гелия, оказавшейся внедренным агентом СНБ, вскричавшая: «Ахмок, нима килаяпсан?»33 Хусанов схватил пистолет и, ткнув ствол ко лбу женщины, тихо и злобно прошипел: «Увозини учер»34. Та с ненавистью ответила: «Соткин»35.
Я плюнул и выключил этот бред. Так прошел день и наступил вечер. Было семь часов, солнце заходило за горизонт, и все же было еще светло. Единственное удовлетворение — жара спала, но от крыши исходило тепло в помещение, так что кондиционер не выключали. Не хотелось есть, хотя супруга заставила всех нас проглотить по сендвичу и выпить по пиалушке чая. В холодильнике было вчерашнее блюдо «машкичири», к нему никто не притронулся. Напряжение не покидало нас. Дети сидели в своих комнатах и о чем-то размышляли. Я подходил к окну и видел внизу «Тико» и милиционеров, которые расхаживались рядом и беседовали с нашими соседями. К ним один раз подошел наш домком, и представители закона ему что-то говорили, указывая на мое окно, но Халмурад Шерзодович недовольно отмахивался и крутил головой. Зато сидевшие на скамейке старушки потянули новые истории, наверное, обо мне и заодно о смертельном случае на проезжей части квартала. Может, они могли дать большие подробности, поскольку старушки очень внимательны на мелочах и незаметных на первый взгляд фактах, и все же слушать их желание не появилось. Я был переполнен всем, что произошло за сегодня.
Однако сидеть спокойно не мог. Был уверен, что профессор Каюмов может раскрыть многое в этой истории, и мне следовало с ним поскорее встретиться. Просто так сидеть дома и ждать у моря погоды – не в моих правилах, да и нерв не хватит. «Мне нужно к нему, причем срочно», — коротко сказал я супруге, указывая на конверт. Та кивнула в знак согласия, поскольку тоже считала бессмысленным ничего не делать, когда вокруг шеи стягивается петля. Нам нужна была ясность.
— Как? – только спросила она.
— Отвлеки их, — я ткнул пальцем вниз. Имел ввиду милиционеров. Индира все поняла. Она подумала, потом пошла на кухню. Там быстро взяла медный поднос, положила туда чайник зеленого чая и две пиалы, вазочку с печеньем и вазочку с абрикосовым вареньем, фисташки, соленные косточки, талерку с виноградом «дамские пальчики», свежую лепешку и пять самсы, что напекла еще вчера, правда, предварительно подогрев в микроволновке «Самсунг».
— Я закрою собой им вид на подьезд, ты же постарайся быстро пройти огородами к дороге, а оттуда – к метрополитену, — сказала Индира, завязывая косынку на голове36. – Постарайся также не привлекать внимание старушек – они могут настучать сидящим в «Тико».
— Мы их берем на себя, мама, — в этот момент вступили в разговор наши дети.
Я с благодарностью посмотрел на них, и взъерошил чуб сыну.
— Ладно, мы пошли, ты – чуть позже, — произнесла супруга и, держа поднос, стала спускаться вниз. Дочь и сын последовали за ней. Я вышел на лоджию и сквозь занавес стал смотреть во двор.
Кроны деревьев слега прикрывали малолитражку с патрульными огнями. Милиционеры сидели в салоне, курили и слушали музыку, которая долетала до меня. Звучала песня группы «Дадо», популярная среди моложежи, но абсолютно непонятная для меня. Пацаны пели что-то бессмысленное на русском и иностранных языках:
«Лето, ты расскажи мне по секрету,
Откуда знаешь песню эту.
С родной ли стороны пришла,
Если да — танцуем до утра...»37
Танцевать сотрудники милиции не хотели – а вообще была бы комичная картина, когда два пузатых и коротконогих мужика в зеленых мундирах отплясывали джигу, — они говорили о своем и продолжая смотреть на наш этаж – о цели визита сюда не забывали. В этот момент из подъезда вышла моя супруга в хан-атласном халате, держа на руке поднос с явствами. Милиционеры умолкли и с интересом стали наблюдать, как она прошла мимо соседок, на минуту замолкнувших и настороженно глядящих, и подошла к ним.
— Салом алейкум, холажон38, — сказали они.
— Поужинать не желаете? – проворковала она, ставя поднос прямо на капот. – А то охраняете нас от беды, так что нельзя вас оставлять голодными...
Из тарелок поднимался аромат самсы и лепешки. Противостоять им у рядовых милиции сил просто не хватило. Более того, размеры их живота свидетельствовали о чрезмерном чревоугодии и редким занятием спортом. Могу предположить, что спорт они предпочитали смотреть по телевизору, чем самим бегать с мячом по стадиону.
— Вы правы, холажон, работы много, времени на пищу не остается, — вздохнул сидевший у руля, а второй энергично закивал. Они вышли из салона и спиной развернулись к подъезду. Индира налила им чаю в пиалы, подвинула самсу. Милиционеры, гогоча, схватили их и стали жевать, нахваливая хозяйку за кулинарные способности. Тем временем Севара и Махмуд вышли к старушкам и стали распрашивать о случившемся дорожно-транспортном происшествии на перекрестке, а те, обрадованные новым слушателям, стали рассказывать различные версии, в которых даже появление нечистой силы следовало считать самой безвредной историей.
Я подождал три минуты и тоже бесшумно спустился на первый этаж, потом проскользнул за зеленой изгородью по придомовому огороду, практически спиной задевая стену, свернул за угол и, никем не замеченный, побежал между деревьями и перепрыгивая через кустарники с малиной и смородиной. Затем выскочил на тротуар, перебежал проезжую часть и очутился на другой стороне улицы. Там на меня никто внимания не обращал. Перешел на шаг и двинулся в сторону станции метро «Хамид Алимджан». Надо мной пропорхнула птица и скрылась в листве деревьев. Я успел увидеть, что это была сова. «Блин, тебя еще не хватало», — сердито подумал яи стал спускаться в подземный переход, откуда начинался вход в метрополитен.
По другую сторону дороги была площадь имени поэта Хамида Алимджана. Возле его памятника стояли люди с плакатами, на которых было написано: «Гульнара Каримова невиновна!», «Долой предателей!», «Мы не отдадим нашу независимость!». Двоих я узнал сразу: седоволосый, худой с жестким лицом – это был Марат Захидов, бывший парторг Ташкентского государственного университета, а ныне вписавшийся в отряд проправительственный придворных правозащитников; второй с папелломами на лице, сверкавшими при закате золотыми зубами и в шапке клоуна – Рустамжон Абдуллаев, неудачный предприниматель и академик Московского предприятия «Горсправка». Обе эти персоны отличились тем, что боролись с политическими оппонентами действующего президента и всячески поддерживали власть. Вот и сейчас Захидов орал в микрофон, стараясь привлечь внимание прохожих:
— … нельзя поддаваться провокации подонкам из Интернета! Они хотят свернуть нас с истинного пути, сломить колени нашему народу, сделать зависимым от Запада!..
— Да-да, мы против продукции «массовой культуры»! – поддакивал Абдуллаев, тряся колпаком. Но никто не останавливался возле них, не проявлял внимания. Тут я узнал третьего, который брынчал на дутаре39 и заунывно пел что-то непонятное – бывший социолог Баходир Мусаев, который готов был встать под любые знамена, если ему за это заплатят. Таковы уж были политические реалии современного Узбекистана. Я не занимался политикой, но этих людей знал, поскольку вращался в научной среде, а они все именно оттуда; правда, свое ремесло променяли на жалкую псевдополитическую деятельность. Я только сплюнул презрительно, отвернулся пошел дальше. У центрального входа остановился, поковырался в портмоне и, сбросив жетон в турникет, прошел внутрь метрополитена.
Народу на станции оказалось немного. Поезд в сторону «Буюк Ипак Йули» уже ушел – с этой стороны платформа оказалась пустой, а вот мое направление – до станции «Пахтакор» — ждали человек десять. Я огляделся. Два милиционера, которые охраняли станцию, проверяли документы у какого-то старичка, наверное, сельчанина; сержант тыкал пальцем в бороду и до меня доносились его слова:
— Сиз ким, аммаки, – ваххабит ми? Нимага соколиз узун?40
Я усмехнулся: узбекские милиционеры определяли степень принадлежности человека к террористическим организациям по длине бороды. Таковы были стереотипы: исламские радикалы носили бороды, значит, их следовало задерживать и арестовывать, или просто выбить откуп. Но меня это устраивало сейчас – стражи правопорядка не обратили на меня внимание. Хотя, согласно последнему постановлению правительства, они обязаны были проверять каждого входившего на станцию металлодетекторами на наличие оружия или взрывчатых устройств. Обычно милиционеры останавливали тех, кто шел с большой сумкой или… с бородой.
В этот момент в метро спустился мужчина в соломенной шляпе. Приметился он тем, что лицо было не славянское, не азиатское, как встречается у населения республики, – латиноамериканское: красноватая кожа, угловатые скулы, узкие глаза, большие губы – явный мексиканец. По всему Узбекистану можно было найти двух-трех человек из Южной или Центральной Америки, и этот, наверное, был одной из такой редкостью. Он стрельнул на меня глазами, словно вспышками лазера, и отвернулся. Я поежился. Нет, не от страха. А от чего-то тревожного, что вселилось в мое сердце.
Тут подехал электропоезд. Двери вагона открылись и я вошел внутрь. Там было тоже немного народу. Через окна я увидел, что мексиканец зашел в соседний вагон и встал так. Чтобы видеть меня. «Слежка?» — подумал я. Но потом отбросил эту мысль, так как никто за мной следить не мог, кроме милиции, а она меня бы просто задержала, мол, почему покинули квартиру, и вернула домой. Мерно стучали колеса, вагон покачивался, плафоны освещали рекламу, которая была развешана на стенах: «Бдительность – веление времени!», «Внимательно следи за всеми, кто рядом. Может, это террорист!» Я вздохнул: конечно, экстремисты не спали, но паранойя стала тихо становится содержанием нашей жизни. Вот и я сейчас страдаю манией того, что за мной следят и что кто-то хочет меня подлставить… Впрочем, о чем это я? Разве все не так? Разве не было уже двух убийств и одного покушения на меня?
Со станции «Пахтакор» я сделал пересадку на другую линию, и доехал до станции «Проспект космонавтов». Мексиканца не заметил «на хвосте», и еще раз утвердился во мнении, что слежки нет, просто у меня уже подозрение на всех. И все же мне следовало быть настороже, так как в этом районе города милиционеров, посбоновцев41 и сотрудников госбезопасности на порядок выше, чем в других, так как здесь располагались здания Министерства внутренних дел, Интерпола и резиденции президента. Вот они уж проявили бы ненужное внимание к любому человеку.
И все же мне повезло. Я вышел из метро никем не остановленный и пошел в сторону домов. Здесь когда-то жила партийная, научная и правительственная элита, теперь же жили в роскошных особняках просто богатые люди – бизнесмены, работники прокуратуры, коррумпированные чиновники. Улицу давно переименовали, но сам я ее по-прежнему называл Германа Лопатина. И где-то здесь располагалась квартира профессора Каюмова. Я стал искать на стенах домов таблички с номерами. Фонари по краям дороги начинали гореть, хотя было еще достаточно светло. Горели также окна в здании МВД, которое люди тихо называли «Гестапо», поскольку милиционеры не отличались порядочностью и законолюбием, часто применяли пытки и издевательства к задержанным. Вот и сейчас следователи наверняка выбивали признание от какого-нибудь журналиста, предпринимателя или священнослужителя, якобы они создавали подпольное движение или финансировали терроризм. Хотя за всем этим обычно стояли корыстные интересы: отнять бизнес, получить награду и повышение или выкуп от родственников. Я постарался пройти мимо этого кошмарного учреждения. Впрочем, завтра меня ждала не лучшая встреча в районном отделении «Гестапо».
И снова хлопанье крыльев. Я поднял голову и в изумлении увидел сову, сидевшей на ветке чинары. Я зажмурился и потряс головой, потом открыл глаза: птицы не было. «Нет, у меня точно глюки», — подумал я и двинулся дальше по улице.
Дом, который был мне нужен, был найден минут через пять. Обычная кирпичная пятиэтажка. В подъезде тускло горел плафон, видимо, жильцы поставили самую дешевую и маломощную лампу; было ясно, что здесь жили уже пенсионеры или небогатые люди. Я поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру номер четыре. За дверью послышались шаги.
— Кто там? – спросил голос старика.
Я сразу понял, что этот тот, кто мне нужен.
— Я от профессора Ибрагимова, — ответил я. – Меня зовут Тимур Ходжаев, я был его ассистентом про проекту. Вы меня знаете?
Дверь открылась, и я увидел седого мужчину среднего роста, с печальными и пронзительными глазами. Он был одет в легкий летний костюм, в котором обычно ходят по дому и выходят во двор для неторопливой беседы с соседями.
— Я – Махмуд Анварович Каюмов, доктор философии, профессор в области теологии и истории религии, когда-то преподавал в Ташкентском институте народного хозяйства и в Институте философии и права Академии наук, — представился он, протягивая мне руку. – Заходите, Тимуржан42, мне есть что сказать вам.
Я зашел в коридор и огляделся. Это была трехкомнатная квартира, практически вся уставленная стеллажами с книгами, причем многие из них были настолько древние, что им могли позавидовать многие академические институты Узбекистана. И много фотографий, какие-то экспонаты за стеклами и в коробках, атиласы и карты. Короче, все помещения так и дышали историей. Наверное, это была чудная атмосфера для тех, кто увлекался общественными науками. Но ощущалось, что Каюмов – единственный обитетель сего помещения, женской руки здесь не было давно, хотя все находилось в порядке и было чисто.
Профессор пригласил меня к небольшому гостевому столу, уставленному книгами. Он аккуратно убрал их на письменный стол, а сам сел напротив, смотря на меня немного с интересом. Я же разглядывал его. Лет семидесяти пяти, немного полноватый, лысый, однако бровястый, большой нос. Любой мог бы сказать, что это – человек интеллектуального труда.
— Я рад знакомству, Тимуржан, и рад, что вы наконец пришли… Я знал вашего батюшку, Касыма Арслановича Ходжаева, доктора философских наук, светлой души был человек...
Тут я вспомнил, откуда знал эту фамилию. Он был соавтором моего отца по книге по социальной философии. Сам я ее не читал – не мой профиль, но вот восторженные отзывы отца по поводу Каюмова, мол, какой интеллектуал, слышал часто. Но это было давно – еще в школьные времена.
— Наконец-то вы здесь… Мне с вами нужно очень серьезно поговорить!
— Наконец? – не понял я. Почему-то из этой фразы я уловил именно это слово.
— Ну, Бекзод Хисамиевич всегда говорил, что вы заняты и у вас нет времени на встречу со мной...
— Странно, но Бекзод-ака ничего не говорил мне о вас, — с изумлением произнес я.
Профессор явно озадачился:
— Не говорил? Гм, не понимаю… Может, я с ним попозже переговорю на эту тему… зачем он скрывал меня от вас...
Тут я понял, что этот старик ничего не знает.
— Вынужден вас огорчить, сегодня ночью Ибрагимов был убит!
— Убит? – выдохнул Махмуд Анварович, широко открыв глаза. Он вскочил, попятился, ткнулся пятками о диван и медленно присел. Его глаза наполнились слезами.
— Как?
— Был убит шпагой в сердце. Но перед смертью он разбил всю аппаратуру и сжег все бумаги! Он уничтожил наш проект! И правоохранительные органы ведут следствие, но к чему они ведут – тут у меня смутные и тревожные подозрения.
Каюмов поднял на меня глаза, полные злости и какой-то энергии, сжал губы, как будто пересиливал внутренню боль, вытер глаза салфеткой, после чего произнес:
— Он сделал… Он все-таки сделал это...
Я не понял смысл сказанного:
— Сделал? Что сделал?
— Он уничтожил то, что могло дать оружие Сатане!
Я словно споткнулся:
— Сатане? О чем вы, Махмуд Анварович? Я пришел сюда, потому что получил от него письмо с записью, что все мне разъясните вы. А вы мне говорите о Сатане! Вы что – издеваетесь надо мной? Хватит с меня того, что я слышал эти разговоры от Бекзода Хисамиевича каждый день! И что?.. Сатана его убил что ли?
Я начал кипятиться от злости.
— Нет-нет, друг мой, не торопитесь делать выводы, пока не выслушаете меня спокойно и не торопясь, — засуетился сразу профессор. – Вы должны меня выслушать, тем более, враги еще есть и теперь они могут добравться до вас! Вы им нужны, так как Ибрагимов отказался им служить! А на вас теперь они будут расчитывать.
«Блин, неужели следователи правы, и мы с Бекзодом Хисамиевичем работали на террористическую организацию – создавали для них оружие?» — с отчаянием подумал я, чувствуя, что брольше и больше увязываю в трясине страшного и неведомого. Я встал, желая покинуть квартиру.
Тут Каюмов остановил меня жестом и вновь пригласил к столу:
— Подождите. Раз пришли, то хотя бы выслушайте меня. Иначе уйдете, так и не поняв, для чего Ибрагимов написал вам записку. Я действительно могу вам помочь. Потому что знаю правду… Она неприятная, неожиданная, но такая, какая есть.
— Вот ее бы и рассказали следователям Мирабадского РУВД и прокуратуры, — пробурчал я, садясь на стул.
— Есть вещи, которые недоступны для земного правосудия...
— Вы опять про свое?
— Не опять, а снова – чтобы вы поняли, о чем я буду вам рассказывать.
Я вздохнул и решил, что ничего не потеряю, если выслушаю историю Каюмова.
— Хорошо, я весь во внимании...
Профессор Каюмов прокашлялся, после чего начал:
— Это добиблейская история...
— Махмуд Анварович, я не настроен слушать истории на религиозные темы. Пожалуйста, избавьте меня от этого. Сатана, черти, ад – это для детей, а мне...
Тут старик грубо перебил меня:
— Успокойтесь, Тимуржан!!! Имейте выдержку! Вы такой же, как ваш отец, — горячий, нетерпеливый. Поэтому мы с ним разбежались. Он остался коммунистом и атеистом, и не хотел принять другие теории, которые бы объясняли миросотворение...
Упоминание об отце охладило мой пыл. Я уставился на Каюмова. Тот кивнул, удовлетворенный моим молчанием, и продолжил:
— Тимуржан, мне ваш отец говорил, что вы в школьные годы увлекались астрономией?
— Да, было дело… Даже телескопы делал.
— Вам особенно нравилась планета Венера...
— Марс тоже, — хмыкнул я.
— И чтобы достичь их, так сказать, дотронуться до них рукой, вы стали инженером космических аппаратов...
— Стал… Но сейчас не работаю там, где делают ракеты, — сердито сказал я, вспомнив историю моего ухода из Института тепловой механики. – Я сейчас в проекте профессора Ибра… но это не ракеты, это другое.
— Но вы не знаете, почему вас тянет именно к этим планетам?
— Гм… – я пожал плечами. Как пояснить, что это просто внутреннее, какое-то таинственное влечение, не поддающееся рассудку. – Просто нравятся… Читал много книг, особенно, Герберта Уэллса «Война миров», Александра Казанцева «Внуки Марса»...
Профессор удовлетворенно улыбнулся:
— Ясно. Тогда начну с темы вашего увлечения. Кстати, вы знаете, кто такой Самаэль?
— Нет...
— Это ангел… особый ангел, оставивший свой след на Небе и на Земле… Согласно пророчествам Иезекииля и Исаии, был сотворён ангелом в чине херувима; он был «печатью совершенства, полнотой мудрости и венцом красоты» и обитал в Эдеме среди «огнистых камней»… Что, Тимуржан, смущает библейский тон моего рассказа?
Я насупился:
— Гм...
— Я буду краток и сообщу вам некоторую информацию из области астрономии. Вы, впрочем, как специалист по ракетной технике, не хуже меня ее знаете, но я открою для вас информацию, которая раньше не предавалась огласке. Нет, она не была секретной, просто атеисты никогда не признавали ее достоверной.
— Хм… – нахмурился я опять. Темы религиозного характера, особенно в этот момент, меня раздражали. Но на мою реакцию Каюмов не потратил время, он продолжал:
— Так вот, в Солнечной системе были три планеты земного типа – это Венера, Марс и, собственно говоря, сама Земля. Лишь на одной из них есть жизнь, хотя ученые утверждают, что более трех миллиардов лет назад на двух других она тоже была, но только исчезла по различным причинам. Гипотез тут много. Я вам приведу ту, что имеет место среди теологов, правда, не тех, кто использует лишь святые писания в объяснении явлений, но и другие источники. Вот смотрите!
И профессор открыл мне книгу, на которой был изображен огромный двенадцатикрылый змей, тящащий за собой планеты, в которых я признал Землю, Марс, Венеру, Сатурн, Уран. Судя по всему, рисунок был древний, хотя отсканированный на современное издание.
— Что это? – не понял я.
— По апокрифтическим источникам, Солнечная система и все три планеты, о которых я сказал, были созданы… Самаэлем – ангелом великой силы и острого ума. В древнегреческих мифах его называли Гипероном – титаном, «сияющим богом», буквально «идущий наверху», то есть по небу. В древних рукописях Самаэль изображается как змей, и это связано с тем, что часто превращался в рептилию и однажды в Эдеме… ладно, об этом позже. Самаэль на планетах планировал расселить ангелов, которым оказалось не так много мест в Эдеме – по некоторым оценкам всего их было 90 миллионов. Венера считалась его самой любимой планетой, он ее создавал, правда, для себя и для жены, о которой поговорим позже. Как известно, Венера — вторая внутренняя планета Солнечной системы с периодом обращения в 224,7 земных суток. Лучше всего Венера видна незадолго до восхода или через некоторое время после захода Солнца, что дало повод называть её также Вечерняя звезда или Утренняя звезда, то есть Денница. А Денницей позже стали называть самого Самаэля. Кстати, Люцифер — это второе название планеты Венеры, и Самаэля позже тоже стали именовать Люцифером – «Носителем света», властелином воздуха и Востока. А почему Востока? Потому что на востоке Эдема было посажено Древо жизни и познания, и Самаэль был стражником его.
— То есть… – в изумлении вскочил я. Потому что все сказанное Махмудом Анваровичем ранее слышал от мичмана Ивана Корветова и Бекзода Хисамиевича, только в несколько ином ракурсе и другими словами. Я, казалось, знал эту историю, но не воспринимал близко ни к разуму, ни к сердцу, как, к примеру, прозавчерашний ни к чему не обязывающий разговор с соседом. А тут слышу как бы заново и как бы в новой интерпретации.
— Вот именно, Самаэль – это первое имя Сатаны, а Сатана, как написано в Пророчестве Исаии, означает «Светоносный». Но Сатана стало привычным в человеческой среде, люди также именовали его демоном, темным ангелом, падшим ангелом, мятежником, князем тьмы. Среди ангелов – врагов и соратников — его зовут своим же собственным именем. И поэтому я тоже буду употреблять его при разговоре с вами — Самаэль. Евреи называли его «малах а-мавет», в «Каббале» его считают Ангелом Смерти, главным правителем Пятого Неба и одним из семи регентов мира; Ялкут Шимони говорит о Самаэле как об ангеле-хранителе Исава; в Мишне он обозначен как ангел-хранитель Эдема. Каббалистический титул Князя тех злых духов, которые олицетворяют воплощение человеческих пороков – это тоже тоже приписано Самаэлю. Имя Самаэля иногда путают в некоторых книгах с именем Камаэля, Архангела Божия, чье имя означает «Тот, кто видит Бога». Самаэль – один из семи известных архангелов, в числе которых Анаэль, Габриэль, Михаэль, Орифиэль, Рафаил и Захариэль...
— Гм, — с сомнением произнес я. Нет, не потому что возражал против сказанного, а потому что не понимал, какое это отношение имеет ко мне. Однако не перебивал и слушал дальше разъяснения Каюмова:
— Но после изгнания Самаэля из райского сада Творец в ярости изменил облик Венеры – он обрушил на нее солнечные протуберанцы и лишил магнитного поля. Планета настолько разогрелась, что океаны с ее поверхности испарились, оставив после себя пустынный пейзаж с множеством плитоподобных скал. Весь водянной пар был унесен солнечным ветром в открытый космос, а сейчас Венеру окружают чрезвычайно густые облака серной кислоты. В итоге атмосферное давление в 92 раза превышает земное, температура почти пятьсот градусов по Цельсия – это превышает температуру поверхности Меркурия, находящегося вдвое ближе к Солнцу. Причиной столь высокой температуры на Венере является парниковый эффект, создаваемый плотной углекислотной атмосферой. Иначе говоря, это настоящий Ад. То есть Геена Огненная не на Земле, а на второй планете. Именно там расположена сейчас резиденция Самаэля и его сотратников. На Венере невозможна человеческая жизнь… Тогда Господь сказал: «Отыдите от меня проклятии в огонь вечный, уготованный диаволу и аггелам его», — так записано у Матфея в его Евангелия.
— Аггелы?
— Правильно произносить «аггелы», но в практике пошло слово «ангелы», — пояснил Каюмов. — Пророк Исаия писал: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней». Эти строки как нельзя лучше повествуют о событиях той эпохи.
Я внимательно слушал и не перебивал, хотя сомнения одолевали меня. Экая интерпретация событий астрономического характера в контексте религиозных верований – новое для моей жизненной практики. Все мое научное существо протестовало против таких измышлений, однако сил хватало, чтобы не засмеятся или сказать что-то едкое. Все-таки я был атеистом. Удивительно, что два ученых – Ибрагимов и Каюмов, всю сознательную жизнь занимавшихся атеистическими науками, в итоге стали верующими. Хотя не мне осуждать или спорить на сей счет, у каждого своя дорога… неважно – к Богу или к ериси! Но вот слова пророка Исайя я уже слышал… много лет назад, от моряков. И не ожидал услышать вновь. Меня опять почему-то окунуло в пласт истории, в то время, когда я с борта атомной субмарины смотрел на Венеру в ночном небе.
И все же я не удержался и продекламировал великого Омар Хайяма:
«Ад и рай — в небесах», — утверждают ханжи.
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай — не круги во дворе мирозданья,
Ад и рай — это две половины души».
Профессор Каюмов в изумлении посмотрел на меня:
— Тимуржан, вы знаете рубаи великого Хайяма?
— Я знаю не только его рубаи, — отмахнулся я, глядя на настенные часы. Было уже половина десятого вечера. Мне не следовало долго здесь задерживаться, так как уже на улице было темно, и звезды горели во всю силу. Луна заливала город своим мягким голубым сиянием. Улицы освещались фонарями, и лучи автомобильных фар скрещивались, как шпаги фехтующихся. В открытое окно влетал июльских тополинный пух.
— Вы сами ответили на вопрос вечности – и зло, и добро в нас. И ад, и рай тоже в нас! Но есть силы, которые хотят весь мир оставить однополярным. Чтобы ночь и зло торжествовали во Вселенной...
— Вы говорите мне то, что я слышал и раньше от Бекзода Хисамиевича, но я не понимаю, о чем вы? – с отчаянием сказал я. И слышал в ответ следующее:
— А теперь обратимся к Марсу. Марсоходы, ныне бороздящие его поверхность, а также орбитальные спутники предоставили достаточно информации, что более трех с половиной миллиарда лет назад здесь были такие же благоприятные условия для жизни. Это четвёртая по удалённости от Солнца и седьмая по размерам планета Солнечной системы; масса планеты составляет 10,7% массы Земли. Кстати, она названа в честь Марса — древнеримского бога войны, соответствующего древнегреческому Аресу. Но некоторые эксперты считают, что в реалии это имя принадлежит ангелу Михаилу, который был командующим Армии Эдема и воевал против мятежников во главе с Самаэлем. Михаил и Самаэль были когда-то друзьями, и второй назвал в честь первого созданную им планету и расположил ее после Земли. Но позже они стали врагами, желающими смерти друг другу. Хотя смерть для них невозможна, однако они способны нанести физический ущерб телу и мешать друг другу во всех делах, чем, впрочем, заняты и по сей день.
Именно на Марсе произошло первое сражение между ними – и это отыгралось на самой планете. Иногда Марс называют «красной планетой» из-за красноватого оттенка поверхности, придаваемого ей оксидом железа, который возник в результате огромной температуры. Дело в том, что то сражение Михаил проигрывал, и чтобы прекратить его, не допустить полного поражения, он ударил по Марсу своим мечом, обладающим огромной разрушительной силой. Энергии оказалось достаточным, чтобы изменить всю природу планеты: исчезли магнитное поле и атмосфера (давление в 160 раз меньше земного), испарилась жидкость, температура упала до минусовых значений, а радиация убила все живое на поверхности. Ныне поверхность изрыта трещинами и метеоритными кратерами, пустыни и потухшие вулканы, все похоже на лунный пейзаж, – это результат обмена ударов между врагами. Тогда армии не смогли продолжить боестолкновение и вынужденно разошлись по сторонам… Вот так Михаил распорядился с «подарком» от бывшего брата и друга...
Каюмов встал и достал из шкафа большой атлас Марса – современное американское издание, где основу составляли фотографии автоматических орбитальных спутников и планетоходов, я аж поцокал от удовольствия и зависти, едва узрел толстую книгу. Он раскрыл страницу с картиной, где планету покрывал огромная и глубокая полоса – огромная рана, которая разрушила надежды его создателя.
— Вот удар меча Михаила, смотри, какие последствия. Это система каньонов Долина Маринер, которая была открыта, а затем и названа в его честь американским исследовательским аппаратом Маринер-9 в 1971-72 годах. Долины располагаются к юго-востоку от региона Тарсис и на несколько тысяч километров тянутся вдоль экватора, — Махмуд Анварович водил пальцем по глянцевой странице. — Знаете, Тимур, меня поражают масштабы: структура простирается на 4,5 тысяч километров в длину, занимая четверть окружности Марса, до 200 километров в ширину и — до 11 километров в глубину, что в 10 и 7 раз больше, чем Большой каньон на Земле. «Шрам» убил планету, и такой же шрам возник на сердце Самаэля, который стал вечным врагом Михаила Архистратига.
Я слушал все это краем уха и тоскливо думал о том, что завтра должен предстать перед капитаном милиции, который наверняка начнет шить уголовное дело против меня. Им же нужно навесить на кого-то труп, а я – самая подходящая для этого кандидатура. Слова же Махмуда Анваровича не впишешь в текст расследования, более того, никакой человек в трезвом уме не станет слушать странные истории на астрологические темы.
В комнате было темно, и тогда Каюмов включил настенные бра, которые освещали углы, но не нас, сидящих за столом. Видимо, профессор не хотел привлекать внимание тех, кто мог находится по ту сторону стен. Я молчал, сжав руки в замок, и смотрел на Каюмова, который вошел в раж и продолжал тянуть свою непонятную историю:
— Вторая битва произошла на Земле, в Мексиканской пустыне, но там меч Денницы был лишен лишен той силы, что обладал меч Архистратига Михаила, и поэтому Самаэль проиграл. Его меч, который одновременно является и ключем для в другие миры, был отдан Еве, чтобы она с мужем, скупив грех, могла открыть двери Рая и вернуться в Сад Эдемский. Но рожденный ею сын Каин убил брата Авеля, и грех уже нельзя было остановить, смерть по цепочке стала передаваться из поколения в поколение, а вместе с ним и такие грехи как ложь, обман, лицемерие, воровство, убийство, педофилия. С таким «следом» Ева уже не могла вернуться к месту, откуда была изгнана. Когда она умерла, ангелы изготовили саркофаг из звездного металла и вложили вместе с телом меч, ключ был передан потомкам, а те уж спрятали его. Самаэль хотел вернуть себе меч, чтобы ворваться в Эдем, и поэтому много тысячилетий охотился за ключем. И недавно ему чуть это не удалось, но, к счастью, небесные и земные силы сумели помешать ему. И поэтому падший ангел ищет любую возможность, чтобы вскрыть саркофаг иными способами, без того ключа. Теоретически это возможно, если создать некий автоген, способный разрушить металл...
Я тут насупился, понимая, к чему клонит собеседник. И это мне совсем не нравилось.
— Вы хотите сказать, что мы с профессором Ибрагимовым создали автоген для… э-э-э… Самаэля?
— Вот именно! – воскликнул Каюмов, воздев к потолку руки.
Это уже было слишком. Тут я не выдержал, встал и сказал:
— Спасибо за сказку, Махмуд Анварович.
Профессор оторопело посмотрел на меня:
— Вы что… мне не верите? Думаете, я вам рассказываю сказки?
— Вот именно! – кивнул я. – Бекзод Хисамиевич написал, что вы знаете правду. А в ответ я слышу абсолютную ерунду, что вызывает у меня смутное сомнение в правильности...
— Правильности чего?
— Что мой отец и профессор Ибрагимов дружили с человеком, у кого – извините за прямоту! – не все дома! Я пошел, не стану докучать своими проблемами. Извините за беспокойство! – я двинулся в сторону двери, злясь на то, что встреча, не смотря на все мои надежды, оказалась бессмысленной.
— Но, Тимуржан, подождите! Вы не осознаете, какая смертельная опасность нависла над вами и вашей семьей!
— С опасностями я как-нибудь справлюсь, — сердито произнес я, открывая замок.
Каюмов смотрел мне в спину и после сказал:
— Опасайтесь женщины, Тимуржан! Одной, особой… Вы с ней встретитесь, я в этом уверен. Не верьте ей! И еще: забудьте о проекте! Пока вы заняты им, вы подвергаете свою жизнь и жизнь близких к смертельной опасности!
Я повернул голову, ожидая продолжения и пояснения. Но этого не услышал. Махмуд Анварович только грустно произнес:
— Вы не выслушали меня, потому не готовы узнать правду! Это трудно понять вам, до мозга и костей атеисту! Но знайте, там, на улице, вас ждут враги небесные и враги земные! И пока вы не узнаете правду, вам трудно будет...
— Что?
— Жить и бороться...
— До свидания, Махмуд Анварович, — я стал спускаться вниз. – Живите в мире ваших аггелов и демонов, а я останусь среди людей.
— И все же вы ко мне придете! – донеслось до меня. – Потому что только я вам открою правду! И я вас буду ждать.
Я ничего не ответил и вышел из дома.
Была ночь. У края дороги стояли три легковые машины. Прохожих почти не было – какая-то пожилая пара прошла мимо, торопясь к себе. В окнах домов горел свет, иногда голубого цвета – явный признак того, что работал телевизор, и сейчас жители с увлечением смотрели музыкальную передачу или мексиканский телесериал. Где-то недалеко раздавалась поп-музыка, скорее всего, работало кафе. Все еще было жарко, хотя где-то были политы водой огороды и дорожки, и оттуда тянуло теплой влагой.
Я быстрым шагом шел в сторону метрополитена, думая о том, что в этой истории мне придется во всем разбираться самостоятельно, не обращаться за помощью, консультации или советом к безумным ученым или к органам следствия. Я все считаю происходящее неким безумием, а если начну кому-то об этом говорить, то безумным посчитают уже меня. И в этот момент какая-то темная фигура вышла из-за ствола дерева и встала напротив меня. Я остановился в некотором недоумении. Несмотря на то, что при фонарном свете все цвета казались одинаковыми, все же было нетрудно догадаться, что это чернокожий. Приглядевшись, я узнал того негра, что на «Волге» пытался сбить меня на дороге. Он молча вынул кинжал, который был короче сабли, но все же достаточно длинным, чтобы проколоть меня насквозь. Непонятно, как этот мужик выследил меня?
Позади меня раздался шорох, и я развернулся. Там стояли еще двое, и они тоже были вооружены холодным оружием. «Блин, вот невезуха», — с тоской подумал я. Самое странное, территория, прилигающая к МВД и резиденции президента, всегда тщательно охранявшаяся сотнями милиционеров, на этот раз была пуста от зеленокепочников. Вот бы им вступиться за меня, задержать… но кого – грабителей или убийц? Эти незнакомцы не вступали со мной в разговор, не требовали денег, не угрожали. Они просто окружили меня и, видимо, хотели раз и навсегда покончить с моим существованием. Правда, я не понимал причины, ведь даже для того, чтобы убить, нужен мотив. А я с ними не ссорился, не ругался, на узкой дорожке не сталкивался...
— Ладно, — пробормотал я. – Раз уж так, то терять нечего!
Я встал в боевую стойку. Не следовало им знать, что я мастер спорта по самбо и дзю-до, и уж от такой заварушки не откажусь, раз такая будет иметь место. Негр усмехнулся и сверкнул белыми зубами – ему понравилось мое желание дать отпор. Но на его лице было написано одно: не расчитывай на снисхождение или милосердие, мы здесь только с одной целью, не удалось сбить машиной, убью так, руками. Стоявшие позади меня пришли в движение, изготовив ножи к удару. Мрожет, это были мои последние минуты жизни, однако я не чувствовал страха, а только чувство злости и какой-то безумной радости, что сейчас выложусь полностью в бою и отправлюсь в иной мир, прихватив и этих с собой.
И в это время с дерева спорхнула птица куда-то за частный дом, а через пару секунд оттуда вышел человек в соломенной шляпе – это был тот мексиканец, который ехал со мной в электропоезде. Видимо, он тоже здесь, чтобы распотрошить мое тело на куски, поскольку и он сжимал большое лезвие, в котором отражались фонари и Луна.
Только я ошибся. Негр и двое его сообщников недовольно фыркнули, узрев еще одного человека. Мексиканец быстро подошел ко мне и сказал:
— Не бойся, я с тобой. Меня зовут Кан, — и он повернулся ко мне левым боком, что я заметил на шее горящую красным светом сложную геометрическую фигуру – некое фосфорециирующее тату.
— Со мной? – не понял я. – Ты?
— И не только я… – он кивнул влево. Из того же переулка выходила женщина. У меня глаза расширились от изумления. Это была она, Лилит, та самая, которая беседовала со мной сегодня утром в кафе. Она держала в руке нечто похожее на трость. Ее глаза отливали красным сиянием, это было нечто не человеческое, хотя в этот момент я подумал, что у Лилит просто зрачки как у кошки – отражают свет. Женщина встала рядом со мной, и я уловил прекрасный запах ее тела. Так могла пахнуть только Вселенная.
— Оставьте его в покое, Матэус! – сказала Лилит, направляя острый конец трости в сторону негра.
— Он не должен жить! – мотнул Матэус и злобно улыбнулся.
— Он находится под моей защитой!
Я чуть не поперхнулся. Я вообще-то был непрочь заработать десять миллионов долларов, которые мне обещала Лилит сегодня утром, но то, что мой работодатель берет еще под свою опёку – так это было для меня новостью. Но я не мог понять, как она очутилась здесь? Следила что ли за мной? Уж много странного в этой истории. И как эта женщина могла защитить меня от трех вооруженных людей? И мне было неприятно, что какой-то Матэус приговорил меня к смерти, так и не пояснив мою вину перед ним. Это как-то несправедливо! Но через скунду услышал мотив:
— Он служит Самаэлю!
Я вздрогнул, услышав это имя. В голове все закрутилось. Вот уж для меня открытие! Чего еще этот негр придумает? Может, что я работаю на американское ЦРУ или британскую МИ-5? Или состою в рядах радикальной вооруженной оппозиции?
Лилит громко произнесла:
— Те, кто интересен Самаэлю, неприкосновенны!
Ничего себе! Меня защищает мистическое существо – ангел Самаэль? Тот, в кого я не верю, как и не верю в самого Творца? Бред какой-то. Но стоявшие напротив меня думали иначе:
— Ты ошибаешься, Лилит!
— Попробуй переубедить меня, — хищно улыбнулась женщина. Внешне казалась спокойной, но я чувствовал, как она напряглась, видимо, адреналин в крови подскочил до максимального уровня. Меня тоже колотило от предвкушения хорошей драки.
И все началось так стремительно, что сперва ничего не осознал. Клинки сомкнулись, выбросив сноп искр, раздались глухие звуки ударов, и тела, согласно закону физики о взаимодействии сил, стали разлетаться в сторону. Люди падали, но потом вскакивали и вновь кидались друг на друга. Я лишь успевал замечать, как врукопашную сражались Кан, Лилит против Матэуса и его двух сподручных. Но сражались они – я же стоял, приподняв руки для удара и расстерянно мотал головой, стараясь узреть опасность для себя. Моей реакции не хватало не только отразить удары, но и уследить за ними. К счастью, мои защитники пока не допускали того, чтобы киллеры достали меня.
Матэус и Лилит фехтовались яростно, лезвиями срубая свисавшиеся ветки. Листья падали на асфальт. Я слышал свист вспоротого воздуха и злое придыхание врагов. Одновренно они подпрыгивали, наносили друг другу удары ногами и руками, блокировали кронтрвыпады и продолжали биться. Хлоп, хлоп, хлоп! Дзинь, дзинь, дзинь! – доносились до меня звуки. Сальто, кульбиты, сложные акробатические движения – это поэффектнее цирка или спортивного состязания по акробатике. Негр хрипло выкрикивал что-то, а женщина лишь хищно усмехалась и делала выпады тростью. Ей удалось поранить Матэуса в правую руку и в плечо. Только тот не замечал ран и бился с прежней же энергией. Они умудрялись деже бегать по стенам дома, словно земная гравитация для них перестала существовать.
Тем временем Кан отталкивал от меня двоих безымянных. Он подпрыгнул и левой ногой нанес удар по руке врага, сжимавшей клинок. Кинжал отлетел в сторону. Мексиканец приземлился на колено, снизу нанес удар поддых и в скулу, а потом провел подсечку – противник упал на дорогу. Раздался хруст костей. Упавший взревел от боли, однако нашел в себе силы подняться и продолжить бой. Я был поражен этому – нормальный человек вряд ли такое сумел бы. У того, кого повалил Кан, должны быть сломаны шейные позвонки и треснут череп, однако тому хоть бы хны! Второй наседал не менее упорно, но тоже не мог пробить брешь в обороне Кана. Это была какая-то фантастика, в реальной жизни человек не мог двигаться так быстро, как эти пятеро.
В это время из ближайшего окна выглянула толстая недовольная морда какого-то мужчины в пижаме.
— Эй, чего расшумелись! – крикнул он и осекся, увидев смертельную схватку. Больше всего его поразили кинжалы, отливавшиеся голубым светом.
— Да чтоб мне провалиться! – выдавил он, быстро захлопнул окно и опустил шторы. Быть свидетелем такого события житель этой квартиры явно не стремился. Кто знает, может потом они ворвуться к нему, чтобы устранить свидетиеля!
А я стоял и вертелся на месте, ожидая удара. Перед мной все мельтяшело, все было слишком быстрым для восприятия, движения сливались в полосы. Лилит и Кан, в свою очередь, вращались вокруг меня, как два позитрона вокруг атомного ядра, и отражали нападения врага. Я не знаю, сколько это длилось, но, повторю, такой ритм нормальный человек выдержать не смог бы. Даже доппинги не дали кому-либо такой скорости и такой силы. У меня тихо подкрадывалась мысль, может, профессор Каюмов прав насчет ангелов? Может, это они и есть? «Ерунда, — сердито прошипел я себе, — это обычные люди, просто тренированные, наверное, из спецназа!»
— Напрасно ты сюда пришел, Матэус, — говорила Лилит, схватив негра за шиворот и… перебросив через бедро. Мне, как дзюдоисту, такой прием, сделанный другим, пришелся по вкусу – прекрасное зрелище. Только Маэус ушел от последовавшего удара в челюсть, вскочил и вновь кинулся в атаку, махая лезвием. Воздух аж загудел от такого выпада.
— Это ты напрасно все затеяла, Лилит, — хрипло отвечал он. – Тебе и Самаэлю не попасть в Эдем! И этот человек тебе не поможет!
— Мы это еще посмотрим, — хмыкнула женщина и, сделав обманное движение, вонзила оружие в живот негру. Тот упал на колени и обалдело смотрел, как Лилит тростью распарывала ему внутренности. Кровь хлестала фонтаном.
Я же опешил. Драка дракой, но не убийство же! Хотя о чем я?! Эти трое несколько минут назад хотели же меня укокошить! Так что не мне огорчаться! И все же… неприятно смотреть, как хладнокровно убивают человека, причем это делает женщина, спокойно и буднично, словно давит таракана.
— Жаль, что ты не умрешь, — вдруг произнесла Лилит, доставая трость из тела Матэуса. – Но помучайся от боли, пока я разберусь с двумя твоими херувимами.
Негр ничего не ответил, он упал лицом на асфальт. Лилит поспешила на помощь к Кану и теперь их силы были уравновешанными. Я стоял как вскопанный, ошарашенный увиденным и ничего понять не мог. Так этот Маэус мертв или он останется жить? Что это все значит?
Ответить на эти вопросы было некому, да и я поразмыслить не успел, так как на дороге вспыхнули фары и замигали лампы – это приближалась машина милицейского патруля. Не знаю, может, кто-то из жильцов, увидевших драку, вызвал наряд, или просто маршрут патруля пролегал здесь и именно в этот час – только сидевшие внутри милиционеры заметили происходящее впереди, и услышал голос в мегафон:
— Всем стоять! Не двигаться!
Лилит и Кан обернулись. Появление представителей правопорядка их не обрадовало, они опустили кинжалы. Двое их врагов, не мешкая, схватили лежавшего на тротуаре Матэуса и нырнули с ним в кусты. Женщина крикнула мне:
— Тимур, возвращайся домой! Я тебя потом найду!
И она побежала за угол дома. Мексиканец бросился ей вслед. На мое счастье, они отвлекли внимание милиционеров, иначе мне пришлось бы давать пояснение всему происшедшему здесь, а учитывая тот факт, что я прохожу еще по делу об убийстве профессора Ибрагимова, то сам себя затяну в трясину уголовного дела. Уж на меня повесят все, что возможно нераскрыто ташкентской милицией. Тем временем, машина, фырча, рванула в темный переулок. Из магофона раздавалось:
— Стойте! Стойте, а то стрелять будем!.. Не дви… Мать твою, где они?! Куда пропали?.. Карагин, каерда бу хотин!43..
Я же быстрым шагом двинулся к метрополитену. Позади меня осталась лужа крови и срубленные ветви и листья. А также высунутые из окон головы жителей, встревоженных сигналами и криками милицейского патруля. Им было страшно и… любопытно одновременно. У меня же были противоречивые чувства. Я ничего просто не понимал. Профессор Каюмов говорил мне про Самаэля, и это же имя произнесли негр и Лилит – они разве были знакомы или это просто случайность? Если Махмуд Анварович предупреждал меня не доверять женщине – а я был уверен, что речь шла о Лилит, — то она защитила меня! Как тогда это понимать? Этот Матэус пытался меня утром превратить в мертвую тушу, едва не сбив автомобилем – разве он мне не враг? Тогда Лилит и этот… как там его? – Самаэль – не мои союзники.
«Союзники в чем?» — недоуменно спросил я сам себя. Разве я заключал какой-то союз? Против кого и для кого? Не они ли все – и Матэус, и Лилит, и Кан, и кто-то еще втянули в странную историю, где смерть следует за смертью, а люди – как пешки в чей-то неведомой страшной шахматной игре? Кто мог убить профессора Ибрагимова и кому была нужна смерть бедной Нигарахон? Никто не спрашивал моего желания, все происходит помимо моей воли, и мне нужно как-то разрубить этот гордиев узел, освободиться от линии событий, которая ведет меня в неизвестность.
Я спустился в метрополитен. Электропоезда еще ходили, хотя и не так интенсивно. Благо, на меня никто не обратил внимание, и поэтому я спокойно вернулся домой. Единственное, что я заметил – надо мной порхала сова, словно следила за мной, или была неким предзнаменованием, как символ предстоящих мрачных событий, которые вырисовывались впереди моей жизни. Я уже начинал верить в эту религиозную чушь, которую услышал от профессора Каюмова. Конечно, Махмуд Анварович уж сильно ушел в толкование библейских сюжетов, приплетая данные современной астрономии, что придавало сказанному некую научность, но мне было неприятно осознавать, что где-то он прав, хотя эта правда была неясной, блеклой, туманной. Нет, как ученый-физик, инженер-конструктор космических аппаратов и ракет, как атеист я отторгал услышанное, и только десять процент услышанного вертелось в моей голове, создавая внутренний душевный дискомфорт. Все мое мировоззрение тряслось от того, что произошло за последние двадцать четыре часа.
Мне удалось незаметно пройти к дому и подняться в квартиру. Милиционеры не заметили моего отсутствия, они включили динамики в малолитражке и под апплодисменты членов махаллинского комитета танцевали на небольшом пятачке, будучи в легком подпитии. Уверен, что алкоголем угостила их моя жена и, скорее всего, из тех запасов, что я привозил из-за границы – текила, карибский ром, хачаса, писко и другие экзотические напитки. Для зеленокепочников все шло как обычная вода, учитывая и неплохую закуску, что находилась на капоте «Тико», прикрытая газетами от мух, они чувствовали себя удовлетворенными от такого дежурства. А закуску им несли с ближайшего кафе – плов, лепешки и многое другое.
— Ну как? – тревожно спросила меня Индира, когда я закрыл за собой дверь. Мои дети стояли рядом и тоже ждали ответа. Севара казалась бледной. Махмуд был угрюмым.
— Это… это то, что я просто не могу понять, — тихо произнес я.
— Что не можешь понять? Профессора Каюмова не было дома? – не поняла супруга.
— Он был, но им сказанное я не понял...
Я пригласил всех в гостинную, выключил свет – это избавляло от ощущения того, что за мной следят извне! — и в темноте рассказал, что произошло. Мои родные только издавали изумленные звуки, слушая странную историю профессора Каюмова и как меня защищали Лилит и Кан против неизвестных убийц, возникших из мрака улицы.
— Как она тебя нашла? – спросила Индира, и в ее голосе я опять уловил оттенки ревности. – Я имею ввиду эту женщину.
— Я не знаю...
— Она следила за тобой?
— Индира, откуда я знаю? Чего ты прицепилась? Я видел, как Лилит проткнула негра! Убила профессионально и...
Тут я заткнулся. Смутное подозрение вспыхнуло в моем сознании: уж не Лилит убила Бекзода Хисамиевича? Ведь его убили профессиональным ударом в сердце… «Но почему именно она – разве меня не пытались убить этот чернокожий и два его спутника? – подумал я. – А они фехтовались не менее профессионально, такое складывается впечатление, что служили в армии Александра Македонского или выступали как гладиаторы на арене Коллизея...» И тут опять возникал вопрос – кто из них похитил шпагу моей супруги? Загадка за загадкой, и нет ответов!
— Что «и»?..
— Тот негр, судя по ее словам, не умер...
— Тяжело ранен?
— Гм, может быть...
Я не видел лица жены, но чувствовал ее недоверие. Она отказывалась воспринимать мной сказанное как историю, которуя я пережил, для нее это было помесью сказки, криминала и боевика. Дети молчали.
— Индира, это все странно, но я надеюсь, что все проясниться.
— Я тоже, — тихо ответила она.
— Мы верим в вас, папа, — сказала Севара.
— Папа, держитесь, — поддакнул Махмуд.
— И все же… Лилит тебе обещала десять миллионов долларов за восстановление машины, что вы сделали с профессором Ибрагимовым… Заказчиком выступает именно она или… Самаэль… так?
— Профессор говорил, что это ангел...
— Демон, Тимур, — поправила меня Индира. – Сатана, Люцифер, Везельвульф...
Я вскипел:
— И ты про это? Ты веришь в ангелов? Про восстание в небесах? Про падших?
— Я верю в человека и его разум, — покачала головой супруга. – Но не могу сбрасывать со счетов и то, что ангелы и… сам Творец могут существовать. А также, как и ты атеистка, мой отец был спортсменом, директором стадиона «Пахтакор», и религиозные обряды в нашей семьей не соблюдались в полной мере… то есть мы жили в национальных обычаях, в которых были исламские нормы, но мы не воспринимали это нечто такое, как сугубо религиозное. И все же… В последние годы я все больше склоняюсь к тому, что там, — и она указала пальцем наверх, — кто-то и что-то есть...
— И это ты говоришь инженеру-ракетчику, физику, — сердито произнес я, — который там, — и я тоже ткнул пальцем наверх, — в космосе ищет инопланетный разум...
— Пускай будет так, пускай ангелы будут инопланетянами, но тебя они сейчас преследуют, потому что...
— Вот именно – почему? Им нужно, чтобы я закончил проект, но тогда зачем меня убивать? Какое-то противоречие – мертвый не сделает этого. Профессор Каюмов уверен, что я встрял в борьбу ангелов, и что мой аппарат предназначен для того, чтобы достать какое-то оружие.
— Что за оружие?
— А хрен его знает, Индира! Ты думаешь, я верю в эту чепуху? И я внимательно слушал полуастрономические, полубиблейские сведения, когда мои мысли кружились вокруг утренних событий и я беспокоился за вас, оставшихся здесь? Как-то все нелепо… Можно подумать, что я подписал с дьяволом некое соглашение, как это описывается в литературе, скрепил его своей кровью в обмен на душу. И если бы такое имело место, то что Сатана дал мне взамен – эти десять миллионов долларов? Ха-ха-ха, Индира, все это мистика, глупая история! Но я понял одно: те, кто убил Ибрагимова, те охотяться и на меня, потому что только я один могу сделать этот автоген...
— Ты сказал, что Бекзод Хисамиевич уничтожил все записи, чертежи и оборудование. Как ты сможешь все сделать заново?
— Я сохранил копии на диски и спрятал в надежном месте...
Тут Индира вскочила и подошла ко мне. Я видел отражение Луны в ее глазах.
— Может, нужен не ты, а твои записи? Они ищут то, что позволит им построить твой агрегат? Я так поняла?
— Наверное… Но без меня они это сделают за полтора-два года, со мной – в сжатые сроки. Так что зачем меня убивать? Да и где диски они не знают.
— Это ты так рассуждаешь. Тебя хотели убить или напугать?
Я задумался. Нет, все было по-настоящему, меня хотели именно убить. Так не сыграешь как в театре, потому что даже в самом гениальном спектакле есть фальш, есть наигранность, там просто нереальность. Тут же все иначе, даже дыхание выдает намерение человека, а этот негр был настроен решительно против меня. И бой тот был тоже настоящим, а не цирковым представлением. Уж мне, спортсмену, нетрудно отличить, когда сражаются насмерть. Насмерть? Ведь, как сказала Лилит, тот негр не умрет… Блин, о чем опять я думаю – о мифах?
— Думаю, меня намеревались зарезать. Но я не сдамся, — тихо прошептал я, сжав кулаки. – Я не буду заниматься проектом, пока не разберусь во всем.
— Именно это я тебе и хотела сказать, Тимур, — сказала супруга. – Ты – человек сильный, упорный, дойди до истины! Просто другого пути у нас нет! Потому что в этой истории оказались и ты, и я, и – не дай бог! – окажутся еще наши дети!
Дети молчали, несколько подавленные. Я услышал какой-то ухующий голос за окном. Повернувшись, увидел, как с ветви взлетела крупная птица. «Это была сова, папа, — произнеса Севара, проследив мой взгляд. – В последн ие ночи я часто ее вижу в нашем дворе».
— Да, я ее вчера ночью видел, — подтвердил Махмуд, махая руками, словно собирался взлететь.
«И эта птица везде – странно. Где бы я не был, куда бы не шел – она сопровождает меня», — мелькнула у меня мысль. Мистика какая-то...
— Ладно, все спать, завтра трудный день – мне идти в милицию для дачи показаний. И чую я, что это будет не просто.
Я даже не догадывался, насколько буду прав...
Но спать толком никому не удалось. Сон не шел ко мне, ворчалась с боку на бок Индира. Из комнат детей я тоже слышал шаги и стуки. Я был уверен, что дежурившие внизу милиционеры храпели во всю, ибо были уверены, что я никуда не сбегу. И это было так – зачем мне скрываться от правосудия, если невиновен? Я все вспоминал события дня, особенно тот бой, который произошел по улице Германа Лопатина. И никак не мог объяснить себе то, свидетелем чего я был. И все ловил себя на том, что часто возвращаюсь к разговору то с Лилит, то с Каюмовым, пытаясь соединить их и выявить что-то общее. Мне казалось, что в этом есть нечто единое. И лицо той американки вновь и вновь всплывало из моей памяти, словно это должно было мне помочь понять, чего она хотела от меня на самом деле и почему заступилась перед людьми, которых, несомненно, знала и одного из которых убила. Едва прозвенел будильник в шесть часов, то мы все разом вскочили, словно по команде. По покрасневшим глазам своих родных я понял, что они так и не уснули толком.
— С добрым утром, папа, — сказали мне дети.
— Привет, мои малыши, — ответил я, стараясь казаться бодрым. Но это у меня плохо получилось, и лицо Махмуда передернуло.
— Так, всем завтракать, — послышался голос Индиры, которая уже готовила что-то на кухне. Сегодня был понедельник, только рабочий день начинался для взрослых – дети еще находились в режиме летних каникул, им некуда было торопиться. Я начал одеваться, конечно, не в строгий костюм, а в просторные летние джинсы, светлую рубашку с силуэтом Че Гевары. Часы «Командирские» — с изображением подлодки — мерно тикали на моем запястье, я никогда не расставался с ними, они настроивали меня на ритм жизни. Засунул в задний карман паспорт, ключи от машины, взял портмоне с деньгами и правами на вождение автомобиля. При этом продолжал раздумывать, как мне вести на допросе в милиции. Нутром чувствовал, что следователи уже намеревались из меня сделать главного виновника, ведь вряд ли современные детективы способны были к профессиональной работе, то есть найти и задержать настоящего убийцу. Им проще назначить таковым любого, на кого падает «тень». Да только я не тот, не слабак, сдаваться не собирался и, тем более, брать на себя чужую вину.
На завтрак были яичница с грибами, луком и помидорами, лепешки, кофе, аромат дразнил мои ноздри и не смотря на волнение, которое все сильнее охватывало меня, я поел с удовольствием. В отличие от других, сидевших за столом, — они ели через усилие. По телевизору шла передача об успехах сельского хозяйства. Диктор в наигранным водошувлением читал поздравление главы государства фермерам и дехканам44, которые собрали очередной рекордный урожай зерновых, хотя все знали, что, к примеру, пшеница не годна для производства качественной муки и выпечки хлеба; все это было фуражное зерно, предназначенное для скота. Да, страна обмана, страна ирреальной действительности, пышного пустословия и коррупции, и поэтому мне стоило удивляться тому, что могло ожидать в кабинете Абдуллаева. Там тоже действуют не по совести и справедливости, а по тому, как удобно зеленокепочникам. Уж суть милиции в народе знали неплохо.
В этот момент с улицы раздался громкий скрежет, словно кто-то скручивал металл в жгут. Потом послышались дикие крики женщин и удивленные возгласы мужчин. Я выскочил на лоджию и посмотрел вниз. Сквозь крону деревьев я видел копошавшихся людей, но что произошло – было непонятно.
— Я спущусь и выясню, — сказал встревоженной супруге. – Сидите дома.
И, быстро надев кроссовки, выскочил в подъезд. Из квартир тоже выходили соседи с недоумением на лице – они услышали странные звуки — и спешили вниз, думая, что кому-то необходима помощь. Наконец-то я очутился во дворе, и увиденное едва не вызвало меня улыбку. Я бы рассмеялся, если не последующая встреча со следователями. Проблемы были у тех, кто весь вечер и ночь охраняли меня от… того, чтобы я не сбежал. Теперь у них была большая головная боль.
Пузатые милиционеры стояли, в изумлении и расстерянности рассматривая «Тико». Малолитражка была смята в гармошку, словно какой-то великан раздавил ее как пластилин в своей ладони. Было непонятно, как это возможно было сделать. «Мы только сбегали в туалет в здание махаллинского комитета… отлучились на пару минут», — запинаясь, говорили зеленокепочники то ли друг другу, то ли подошедшим домкому и женщинам, которые в это утро пекли в тандыре лепешки на углу дома. Те тоже пожимали плечами, и ничего не могли ответить. На самом деле, разве это возможно – пускай небольшую машину, но все же произведенную из металла, пластика и стекла — вот так легко превратить в кулек?
— Э-э-э, что теперь будем делать? – спросил один рядовой у другого. У того был такой вид, словно жевал мыло и запивал шампунем. – Что скажем командиру?
— Он за машину с нас три шкуры сдерет, — мрачно ответил второй, поглаживая пузо. – Нужно вызывать… э-э-э, техников из гаража.
— Может, нужна экспертиза? Кто-то должен же за это ответить, ака, не мы же с вами!
— Да, точно, — согласился милиционер. За все это должны были ответить другие, но не стражи порядка. Тут они увидели меня и лица их мгновенно приняли суровое выражение:
— Гражданин Ходжаев, никуда не уходите!
— Я не собираюсь. Но вот у меня повестка в РУВД, — усмехаясь, сказал я и помахал бумажкой. – Но вы меня не сможете отвезти, не так ли?
— Э-э-э, — расстерялся второй милиционер. – Мы вызовем другую машину.
— Можете не торопиться, я сам поеду на своей, — и я позвенел ключами на пальце. У милиционеров вытянулись лица. Они топтались на месте и ругались. Мужики, подходившие на шум, только качали головами и утверждали: «Да-а, эту тачку только на лом, восстановлению не подлежит!» Впрочем, это понимали и сами неудачливые зеленокепочники, матерясь и стача кулаками по металлу. Я уже выводил автомобиль из гаража, когда рядовой вдруг развернулся и подскочил ко мне, схватив за боковое зеркало:
— Тимур-ака, я еду с вами!
— Это еще зачем?
— А-а… чтобы вы не уехали в другое место, — пояснил тот, не стараясь даже скрыть свои мотивы.
— А я не собирался. Вы же все равно меня поймаете, не так ли? Вы же бравые милиционеры всегда ловите преступников. Причем быстро и с малой кровью, — я откровенно издевался над милиционером, но тот не понимал:
— Конечно, ака, мы самые лучшие милиционеры, — и он гордо поднял голову. – Но мне нужно тоже в РУВД, надо доложить о случившемся, — и он обреченным видом махнул рукой в сторону искалеченной машины. Видимо, уже представлял, какая реакция руководства его ожидает.
Своим вздохом я дал согласие, чтобы милиционер стал моим пассажиром. Тот ловко уселся спереди, справа от меня и почесал затылок, разгоняя, видимо, свои мысли до требуемого уровня. От него несло перегаром, видимо, пил всю ночь. Я подумал, что вряд ли его командир будет доволен, если подчиненный так исполняет свои обязанности. Только меня это мало беспокоило. Я ничего хорошего не ожидал от встречи со следователем Абдуллаевым.
До Мирабадского РУВД я доехал быстро. Немного нервничал, и все же виду не подавал. На повороте к трехэтажному зданию сидевший рядовой движением руки остановил меня и сказал:
— Все, дальше нельзя. Паркуйте машину здесь, ака. И потом вместе пойдем к дежурному офицеру.
Я ничего не ответил, только поставил «Матиз» скраю у дороги, причем так, чтобы и трамвай мог проехать, не задев автомобиль, и пешеходы спокойно переходили на другую сторону улицы. Место, конечно, не самоу добное, так как было открыто под солнцем, а через час в салоне было бы жарко, как в микроволновой печи. Милиционер ждал, пока я заглушу мотор, закрою дверь и двинусь с ним в сторону проходной. Территория РУВД была заключена в железную с трехметровую высоту ограду. По периметру иногда ходили вооруженные автоматами рядовые с собаками. Складывалось впечатление, что там, за оградой, расположена тюрьма, а охрана обязана не дать кому-либо сбежать оттуда; хотя все прозаично – сотрудники правоохранительных органов боялись народа и желали свою миссию от него скрывать. Ведь легко пытать и мучить, если стоны никто не слышит, легко выбивать признание по ложному доносу, если никому не известно нахождение здесь задержанного, легко переписать собственность на себя, если человек уже боится всего и готов подписать любой документ, лишь бы на него не давили.
Но сюда приходили не только те, у кого были повестки. Здесь выдавали паспорта, ставили так называемые «выездные визы», регистрировали иногородних или иностранцев, ставили штампы о прописке, хранили архивные материалы, правда, вход для них был с другой сторны. Во второй части здания работали следователи, оперативники, участковые, бойцы, охранники, секретари, сюда же являлись подконтрольные адвокаты, которые по договоренности с милиционерами сразу брались защищать кого-то из обвиняемых, и здесь работа кипела, может, поэффективнее, чем в другой стороне. Наверное, и мне предстояло встретиться с кем-то из этих прохвостов. Народу в целом было немало, ведь различные обстоятельства и ситуации вынуждали приходить сюда кого-то. Над крышей на железных опорах висел огромный цветной плакат, на котором жизнерадостный президент обнимал сограждан и обещал им мир и благополучие. Но мало кто верил этим словам, и я в том числе.
У проходной милиционер потребовал предъявить документы. Я показал паспорт и повестку. Тот кивнул и сказал:
— Можете идти. Кабинет капитана Абдуллаева на третьем этаже. Он уже звонил и спрашивал про вас...
— Меня?
Милиционер не ответил, отвернувшись, видимо, считал необязательным разговаривать с тем, кого вот-вот могли сделать главным в уголовном деле. Сопровождавший меня рядовой рукой показал направление, однако туда все равно я должен был идти в его сопровождении. В этот момент мимо меня на выход прошел человек, который показался мне знакомым: лысый, нос с горбинкой… Но вспомнить, кто это я не успел, потому что меня легко подтолкнули в плечо, мол, ступай, не стой как истукан.
Во дворе стояли три патрульные автомашины, один грузовик, и человек двадцать в зеленой униформе, которые становились в шеренгу, а также пятеро в гражданской одежде. Я вначале подумал, что идет построение сотрудников для проверки и развод на сегодняшнее задание. В этот момент из динамиков заиграл гимн Узбекистана, и все милиционеры вытянулись в струнку и запели, отдав честь, а гражданские — приложив ладонь правой руки к груди, там, где находится сердце:
«Серкуеш хур улкам, элга бахт, нажот,
Сен узинг дустларга йулдош, мехрибон!
Яшнагай то абад илму фан, ижод,
Шухратинг порласи токи бор жахон!»
Пели они с усердием, нескладно и не в ритм, практически крича во все горло, аж пена слетела с губ, закатывая глаза и сжимая кулаки, и от этого со стороны складывалось впечатление, что поют психически больные люди, находящиеся в момент экстаза. Я, может, улыбнулся увиденному, однако...
— Вы почему не поете? – с возмущением спросил сопровождавший меня рядовой, который тоже драл глотку. Тут я вспомнил, что согласно принятым несколько лет назад поправкам в уголовный кодекс, за проявление неуважение к государственным символам, к которым относится и гимн, можно схлопотать серьезное наказание. Иначе говоря, если не поешь, ковыряешься в носу, сидишь, зеваешь или проходишь мимо, когда слышишь главную песню страны, то этим самым оскорбляешь символ и поэтому должен понести наказание. И контроль за исполнением этого закона наши депутаты Олий Мажлиса возложили на милицию. И сейчас рядовой разглядывал мою реакцию, обдумывая, стоит ли сообщить следователю о моем «игнорировании» гимна или самому отреагировать при помощи резиновой дубинки.
Естественно, я затянул:
«Олтин бу водийлар – жон Узбекистон,
Аждодлар мардона рухи сенга ёр!
Улуг халк кудрат и жуш урган замон,
Оламни махлиё айлаган диёр!»
Когда, наконец, песня закончилась, мы двинулись следом. Милиционеры расходились по заданиям, не обращая на нас внимания. Мы поднялись на третий этаж. У лестничной площадки, прямо в центре коридора находился бюст президента и государственный флаг Узбекистана. Рядовой отдал честь бюсту, после чего преклонил колено перед стягом и поцеловал его. В его глазах блестели слезы счастья. Завершив процедуру уважения, милиционер встал и движением руки приказал мне следовать с ним дальше. Возле кабинета № 55, где было написано «Следователь капитан милиции Д.Абдуллаев», рядовой остановил меня и сказал:
— Посидите здесь, я доложу о вашем прибытии.
Он постучал в дверь, открыл ее, после чего зашел в кабинет. О чем разговаривал со следователем я не слышал, но вышел оттуда через пять минут и сказал мне:
— Ждите. Вас вызовут.
— Сколько мне ждать?
— Сколько нужно, столько и подождете, — уклончиво ответил он и ушел. – Здесь не комната свиданий, а следственная часть.
Я остался в коридоре, сев на стул, который отчаянно заскрепел подо мной. Нет, я не страдал излишком веса, просто стул уже был изношен до такой степени, что держался на честном слове, вот-вот мог развалиться. Видимо, не один я тут протирал штаны. Пока я сидел, то слышал несколько разных звуком, доносишихся до меня с разных сторон коридора. Из одной двери слышались возбужденные голоса и даже крик: «Я не брал этих вещей! Я не был там!», из другой плач, судя по интонации, мужской, из третьей какие-то хлопки, словно кто-то стучал лбом по столу, хотя, может, это было и не так, вполне вероятно, что следователь просто бил книгой по тому месту, где ползала муха. Тем временем в кабинет Абдуллаева несколько раз заходили другие сотрудники, принося какие-то папки, и уходили с пустыми руками; на меня они не обращали внимания.
Прошло минут сорок, когда дверь открылась и Джамшид Абдуллаев пригласил меня в кабинет. Его лицо излучало самодовольствие, усы топорщились. Может, он хотел взять меня измором, заставить лишний раз понервничать, принять решение, что лучше сознаться, но вряд ли так он мог добиться успеха. Я был спокоен. Внешне, во всяком случае. И смотря на мое безмятежное лицо, он немного расстроился, и все же не потерял уверенности, что добьется от меня того, чего хочет.
Кабинет был небольшим. Большой сейф, стеллажи с книгами и документами, шкаф, письменный стол с компьютером, четыре стула, диванчик и… высохшие пятна крови на полу. Этот признак свидетельствовал о том, что работники следственных органов не гнушались пускать кровь задержанным, выбивая признания. Меня это как-то быстро отрезвило, заставило внутренне сжаться. За спиной следователя висели фотографии президента и министра внутренних дел, оба – со всетлыми улыбками и сияющими от счастья глазами; казалось, они хотят внушить любому сюда вошедшему некие надежды на благополучный исход. Наверное, некоторые покупались на такие портреты.
— Итак, садитесь, гражданин Ходжаев, — с важным видом сказал следователь, указывая на стул напротив его стола. Так было в его обычном сценарии, и он его выполнял постоянно по отношению к любому, кто сюда попадал по своей или не своей воле.
Я присел, сложив руки на животе. Часы оттикивали половину одиннадцатого дня. Скоро обед, а мы еще не начинали. Видимо, это была тактика, Джамшид Абдуллаев не торопился со мной начать разговор, он брал папки, открывал их, смотрел бумаги, возвращал их обратно, делая вид, что меня нет здесь. Я вспомнил книгу «Повесть о Ходже Насреддине», когда героя привели на допрос в башню пыток и он ожидал допроса: «Допрос вельможа начинал не сразу – долго перебирал м перекладывал бумаги, что-то в них подчеркивал ногтем, зловеще усмехался и мычал»45. Казалось, что действие книги перетекло в плоскость моей реальности, что мне радости, само собой разумеется, не прибавило.
Так длилось минут семь, пока я не кашлянул:
— Кхе-кхе, вы закончили рассматривать документы, капитан? Может, пора начать наш диалог? Или зачем я здесь?
Допускаю, до меня никто еще так с ним не разговаривал, поэтому Абдуллаев с удивлением поднял на меня глаза:
— Чего-чего? – в его голосе я уловил нотки раздражения.
— Я о том, что хватит время тянуть. Вы вызвали меня к девяти утра, и я пришел вовремя. Уже скоро одиннадцать часов, чего вы не начинаете свой допрос?
— А вы куда-то торопитесь? – насмешливо поинтересовался следователь, откидывая папку на стол.
— У меня есть дела. Не весь же день здесь мне сидеть...
— Какие дела, Тимур Санджарович? Лаборатория разгромлена, профессор убит… Разве при таких обстоятельствах вас могут занимать какие-то другие дела? – в голосе была явная ирония. Капитан бил в точку. Действительно, если работы нет, а тут идет следствие об убийстве мне близкого человека, то о чем я могу беспокоиться? Скорее всего, начнешь думать о другом – о себе, к примеру.
— Я говорю к тому, что чем быстрее мы разберемся, тем быстрее поймаем убийцу. Я в этом заинтересован не меньше вашего, — твердо заявил я.
— Конечно, найдем. На то мы и есть органы следствия, — кивнул милиционер, как-то странно улыбаясь. – Но давайте начнем сначала.
— То есть? – не понял я.
Следователь пояснил, усмехнувшись:
— Я должен запротоколировать все то, что произошло позавчера в доме Ибрагимова… Таковы процессуальные процедуры.
— Я могу рассказать, что было до того, как я покинул дом. А что было после меня – я не знаю, это уже вам следует установить.
— Само собой разумеется...
Я начал рассказ, стараясь не увлекаться в пространственные разговоры профессора о библейских событиях, потому что опасался, что для следователя это может быть некая зацепка для раскрутки дела в плоскость религиозного экстремизма. К счастью, следователь на это не упирал, он занес мои показания на компьютер, после чего нажал на «печать». В углу зажужжал принтер, выбрасывая один за другим пять страниц. Капитан встал, подошел, просмотрел отпечатанное, после чего протянул мне:
— Ознакомьтесь и подпишите.
Я проглядел страницы. Никакого подвоха. Джамшид Абдуллаев вточь-вточь с моих слов занес показания на бумагу. Я взял со стола ручку и подписался под своей фамилией и вернул бумаги следователю. Тот положил в паку, продолжая молчать.
— Все? – спросил я.
— Нет, не торопитесь, Тимур-ака, сейчас должен подойти Васильев, у него к вам есть вопросы по его ведомству… И у меня есть еще дополнительные вопросы, надеюсь, вы не против...
— Да, я слушаю...
— Вы знаете Нигарахон Умарову?
У меня екнуло в груди.
— Да.
— Когда вы с ней в последний раз встречались?
Капитан смотрел на меня внимательно, словно ожидал вранья. Но я юлить не стал, прекрасно понимая, что о моей с домработницей встрече ему уже известно:
— Вчера...
— Ага. Когда?
— Днем… Спустя три часа, как я вернулся домой...
— Где именно?
— Рядом с моим домом...
— Она пришла к вам?
— Не совсем...
Капитан нахмурился:
— Как это не совсем? Поясните.
— Мне домком сказал, что какая-то женщина спрашивала меня. Я спустился и увидел ее на улице. Она раньше никогда не была у меня и не знала точно, где я живу. Мы поговорили.
— О чем?
Мне не хотелось говорить, что я получил от нее письмо, что написал Ибрагимов. Кто знает, о чем мог бы тогда подумать следователь. Пришлось бы вызывать и Каюмова, чтобы тот пояснил, о чем вел разговоры с покойным профессором. Тот бы приплел религию, совсем запутав всех… Тут такой клубок противоречий, участия абсолютно разных людей, что не легко разобраться в истине, а то, что милиция не всегда стремится найти ее – это знают многие. Для милиции главное – найти того, кто виноват, а истина… а к чему она нужна? «Истина определятся степенью вины виноватого», — как-то мне сказал одноклассник, который работал на фабрике «Малика» и был обвинен прокуратурой в экономических преступлениях. Тогда «истину» из него вытянули дубинками по спине и ребрам.
— Гм, о том, что же произошло в доме профессора… Мы были удручены и опечалены случившимся...
— Странно, женщина ищет вас, чтобы спросить о том, что же произошло в доме профессора, хотя она сама все увидела и нам сообщила об убийстве, — усмехнулся Абдуллаев. – И потом она умирает...
Я молчал, предчувствуя, что у милиционера есть какая-то линия. К чему он клонит?
— Вы же видели, как ее сбили, не правда ли? Вас запомнили несколько человек на перекрестке.
— Видел, — выдавил из себя. Врать не было смысла.
— Почему не сообщили в милицию? На ваших глазах сбивают человека, а вы никак не прореагировали – не странно ли это?
— Там было много других людей, прохожих, которые без меня позвонили в милицию. К тому же сразу же из Опорного пункта выскочили три милиционера, они зафиксировали факт дорожно-транспортного происшествия. Моего участия в этом не понадобилось… Что я мог им сказать?
— Но вы могли же сообщить милиционеру о том, что за несколько минут до гибели общались с ней...
— Мог, но зачем? Это же дорожно-транспортное происшествие… Я не знаю, кто ее сбил и за что… Все могло быть просто случайностью.
— Но не кажется вам странным, что убивают Ибрагимова, а потом умирает его домработница? И что-то странная случайность!
— Вы – следователь, вам выяснять, что странно, а что криминально...
Следователь промолчал, стуча шариковой ручкой по столу. Его лицо было напряжено. Тут я заметил, что на его указательном пальце правой руки вытатуированы две латинские буквы SS. Что это означало, я не знал, но подумал, что юношеская шалость – когда-то многие любили наносить на свои тела всякие-там знаки, картины, цифры, иероглифы, подражая героям западных фильмов – это же было время видео в СССР, конец 1980-х. Может, инициалы возлюбленной.
Потом он поднял глаза на меня:
— Немного поговорим о вашем проекте. Почему, по вашему, профессор разрушил всю технику и то, что вы считаете достижением? Ведь он сам стремился к результату. Что его двигало? Зачем такой итог вашей пятилетней работы?
— Я не знаю, — пожал плечами я. – В последние недели профессор был удручен чем-то, не хотел, чтобы мы получили именно такой положительный результат.
С двора РУВД послышался урчание моторов – это водители готовили грузовики, чтобы часть сотрудников развести на объекты. Слышался так же мат кого-то из командиров, подгонявших рядовых – обычный фон милицейской среды. Еще был звук садившегося авиалайнера А-300 на расположенный недалеко аэропорт «Ташкент». Все это как-то отвлекало, нервировало. Но следователь продолжал:
— Почему? Думал, что растягивая проектное задание, он получит дополнительное финансирование? Что можно без конца тянуть резинку?
— Почему? Наоборот, за успешное и раньше назначенного срока осуществление мы могли рассчитывать на премию, — удивился я. – Более того, это дало бы значительные дивидиенты от коммерческого использования, мы бы получили неплохой доход – ведь планировалось все запатентовать за нашими именами. Бекзод Хисамиевич мог стать богатым человеком...
Тут капитан улыбнулся:
— А не могло получиться так, что только вы могли получить этот коммерческий успех? Может, только вы стремились стать единственным изобретателем, открывателем?!
Я понял, к чему клонит следователь и поспешил развеять эти дурные мысли:
— Нет, невозможно, проект официально подписывали мы вдвоем, и успех, и неудачу делили пополам, независимо от того, кто… умрет раньше. По праву наследования доход перешел бы детям профессора. Авторство невозможно было оформить на одного человека, например, меня. Поэтому у меня не было причин убивать профессора.
Абдуллаев встал и, упервшись о стал руками, уставился на меня:
— А вы могли бы восстановить то, что уничтожил профессор?
Вопрос был задан как бы просто, но я почувствовал, как напрягся следователь, ожидая моего ответа. И мне показалось, не следует быть откровенным.
— Не знаю, это не так просто, — пожал плечами я. Видимо, этот ответ не удовлетворил Абдуллаева, ожидавшего другое отношение к высказанному им вопросу.
— Но ведь вы – человек практичный, осторожный, просчитывающий все наперед, должны были сохранить какие-то записи. И эти записи должны помочь вам заново все сделать, не повторять ошибок, получить тот же результат.
— Почему вы так думаете, что я человек практичный и осторожный? – удивился я.
Капитан опять сел, раскрыл папку и стал читать: «Тимур Ходжаев, 1966 года рождения, узбек. Родители – из служащих, ученых. Отец – философ, доктор наук по специальности «научный коммунизм», мать – химик, кандидат наук, органическая химия. Закончил школу № 64 в Ташкенте в 1983 году. Проходил службу на Северном флоте, участвовал в трех дальних походах, в том числе и на подводной лодке «Комсомолец»… – тут он поднял на меня глаза:
— Эта та, что затонула?
— Точно. Но моей вины в этом нет, я служил до катастрофы. Уж эту статью Уголовного кодекса мне не припишите, — съязвил я.
— Посмотрим, посмотрим, — ухмыльнулся в ответ милиционер и продолжил: «Закончил Высшее техническое училище имени Баумана в Москве, по специальности инженер космических аппаратов. Доктор физико-математических наук. Работал в Московском институте тепловой техники...» Что это за институт? Калориферы проектировали, бытовые обогреватели что ли?
— Вы попали в самую точку. Я разработал спиральный калорифер для мозга, сейчас в нашей милиции очень популярный прибор, — сердито сказал я. – Разогревает остывшие мысли...
— Не умничайте, Ходжаев, потому что находитесь не в цирке.
— Разве? Я подумал, что вы здесь клоуном работаете...
Наш разговор переходил в перепалку, хотя я понимал, что так поступать мне не следует. И у милиционера сверкнули глаза, как бы протыкая меня взглядом.
— Не злите меня, Тимур Санджарович, все-таки вы здесь по уголовному делу, а не мы у вас в гостях… Продолжу: «В 1996 году вернулся в Узбекистан, работал в Институте ядерной физики, потом в Национальном Университете Узбекистана на физико-математическом факультете, профессор в области твердого тела. С 2009 года работает в частном проекте от американской компании «СС»… Все правильно? – Абдуллаев посмотрел на меня с усмешкой.
— Все верно. Вы довольно быстро собрали мое досье, меня это удивляет.
Капитан не обратил внимания на мою колкость.
— Здесь дается характеристика от вашего шефа кафедры, он отмечает, что у вас была привычка делать всегда дубликат всему. Привычка, наверное, от морского флота...
— И что?
— А то, что вы сохранили копии вашего открытия!!! Я в этом уверен!
— И если бы это было так, вам-то что от этого?
Глаза у следователя аж блеснули:
— А то, что мы, как органы следствия, обязаны ознакомится с тем, чем вы занимались! И вы обязаны предоставить нам все, до последнего чертежа, формулы и расчетов! Мы должны убедиться, что вы не мастерили там оружие массового поражения для террористов или западной компании!
Опять двадцать пять! Вот упрутся в свое – и попробуй их переубедить! Нынешнее поколение милиционеров словно учится по учебникам НКВД! Я же твердо ответил:
— Общее техническое задание, финансирование – все это есть у нашего бухгалтера, считайте, это и есть дубликат документов, что были уничтожены...
— Нет-нет, я имею ввиду все, что связано с аппаратом, уничтоженного профессором Ибрагимовым. У вас должны быть копии дисков со всем результатом.
Я понял, что меня пытаются прижать к стенке. И складывалось впечатление, что в реалии милиции нужна не истина, не убийца, а именно то, чем мы занимались. Но ответить я не успел, так как в кабинет вошел следователь прокуратуры Геннадий Васильев. Он был немного чем-то обеспокоен, волосы взлохмачены, словно кто-то гладил против шерстки. В руках держал две толстые папки. Вслед за ним в комнату вошли три милиционера, рослых, мускулистых, с тяжелыми взглядами. Их чугунные кулаки мне как бы предсказывали, что вот-вот намнут бока, если будут отвечать не так, как требуется. У одного из милиционеров проскользнула усмешка, видимо, в предвкушая наслаждения от предстоящих издевательств физического свойства. Я с тревогой посмотрел на вошедших: что-что а вот чтобы моя кровь заливала пол никак не желал.
Следователь прокуратуры начал прямо с порога:
— Итак, Ходжаев, где вы были вчера вечером… часов так в девять?
Я сжался. Неужели меня засекли? Или Лилит сдала милиции? Но зачем тогда заступалась за меня? Или, наоборот, меня сдали те, кто нападал? В голове все загудело, мысли поскакали как лошади в разные стороны. Я не знал, за что ухватиться.
Абдуллаев тем временем с удивлением посмотрел на него, видимо, оказался не в курсе ночных событий:
— Разве он мог уйти? Там его охраняли наши ребята. Я специально их приставил.
— Твои ребята прошляпили его, Джамшид. Недотепы, умеющие только жрать и бухать на халяву и танцевать под «Дадо»!
— Э-э-э...
— Вот тебе и «э-э-э»! Вот фотография с камеры видеонаблюдения на станции «Проспект космонавтов», — и он швырнул черно-белый листок на стол. Там было увеличенное мое лицо, хотя и не в хорошем качестве. Милиционер взял и стал нервно разглядывать, а Васильев продолжал спрашивать: — Вы выходили на поверхность из метро – куда направлялись?
— Я прогуливался… – про визит к Каюмову и схватку неизвестных решил сохранить пока в тайне. Иначе вообще все дело запутается. – Согласитесь, что я подписал повестку о вызове к следователю, а не подписку о невыезде из страны или города, или из дома. Вы не можете пока меня удерживать от вечерних прогулок – я не арестованный и не заключенный. В отношении меня даже не было сделано решение о заключении под домашний арест!
У Геннадия брови пошли вверх:
— Прогуливались? А почему именно в этом районе?
— Просто люблю этот район. А чем он вам не нравится? Там памятник космонавтам и здание МВД – самое безопасное и спокойное место в городе. Знаете, я люблю милицию, защитников закона и справедливости, — в моих словах было столько сарказма, что незаметить это было невозможно. Однако представителя городской прокуратуры это не смутило, он продолжал:
— Уверен, что вы посетили своего бухгалтера, не так ли?
Вопрос, словно дубинка, стукнул меня по голове.
— Бухгалтера? Ольгу Кузнецову? – расстерялся я. – Нет, я ее не видел уже давно.
— Разве? Ведь Кузнецова живет в шестнадцатиэтажном доме, недалеко от станции метро, не так ли?
Тут я вспомнил, что действительно, наш бухгалтер проживает там. Это как-то выпало из моей памяти. Но почему он хочет связать мой поход именно с ней? Здесь кроется какой-то подвох – я напрягся.
— О чем вы говорите?
Мой тревожный взгляд Геннадий интерпретировал по-своему:
— А то, что вы вчера пришли к ней, чтобы забрать все документы, возможно, где-то компрометирующие вас. Она вам отказала, и тогда вы в ярости ее скинули с десятого этажа...
— Чего-чего?! – я вскочил, но тут подпрыгнули два милиционера и могучими руками придавили к стулу. Васильев наслаждался моим изумлением – такой реакции он и ожидал.
— Не дергайтесь, Ходжаев, ведь такой исход вы должны были ожидать...
— Почему я должен бы ожидать? – прохрипел я, пытаясь подняться со стула. Но милиционеры шикнули на меня, мол, не шевелись. – Я не имею никакого отношения к смерти Кузнецовой! Я ее всегда уважал!
— Ну-ну, Ходжаев, это сейчас вы так говорите, а ведь в тот вечер вы, судя по всему, испытывали совсем другие чувства! Чего же вы от нее хотели? Какие документы требовали? Доступ к банковским счетам на Западе? Хотели после смерти профессора получить доступ к деньгам, что выделили спонсоры на исследования?
— Это неправда! – из моей глотки вырвался рык. Я теперь понимал, что попал в серьезную переделку, и выбраться из нее будет не так просто. – Я не встречался с Ольгой! И у меня не было причин ее убивать! Это ложь!
Абдуллаев и Васильев переглянулись, и в их взглядах я уловил удовлетворение. Они ошарашили меня, и теперь хотели вить нитки из моих признаний. Но признаваться мне было не в чем, и поэтрому я молчал, с ненавистью разглядывая милиционеров, которые от радости протирали ладошки, предвкушая похвалу от начальства за скорое и успешное раскрытие преступления. Оказывается, так легко обвинить человека в преступлении, основываясь на предположениях, а не на фактах и аргументах. Хотя внешне предположения казались правдивыми.
Но это было еще не все. Следователь прокуратуры извлек из папки очередную бумагу. Я почему-то чувствовал, что там какой-то далеко не приятный сюрприз для меня.
— Ваша супруга – профессиональный спортсмен, не так ли?
— Да, — я языком провел по высохшим губам.
— Мастер спорта по фехтованию?
— Да.
— Вы ее, как мне кажется, тоже вовлекли в свою преступную деятельность!
— Не говорите глупости! – в отчаянии закричал я. – Моя жена ни причем тут! Она вообще не имеет никакого отношения к нашим с профессором исследования!
— Свидетели слышали, после вашего ухода, женский голос. Это могла быть ваша супруга! – усмехнулся следователь прокуратуры. Милиционеры закивали, как бы желая подтвердить сказанное Васильевым.
— Моя супруга была дома – это подтвердят дети и… может, соседи. Моя жена не способна кого-то убить!
— Разве? Ведь она мастер по фехтованию. А профессора убили шпагой...
— Это мог сделать любой! Почему вы думаете, что это сделала моя супруга?
— А потому, что на шпаге выгравировано имя вашей супруги – Индира Ходжаева!
Я икнул. Блин, как же я забыл?! Ведь, действительно, вручившие жене клинок говорили, что там вписали ее имя, чтобы любой знал, кто теперь хозяин оружия! Но ведь никто не мог предугадать, чем это может для супруги закончиться!
— Эту шпагу выкрали у нас?
— Ну, сейчас вы будете говорить все, лишь бы оградить соучастника преступления! – Геннадий выглядел весело. Его коллега Джамшид закручивал усы и с удовольствием прислушивался к допросу, видимо, учаясь у коллеги, как нужно ставить в тупик человека, подозреваемого в убийстве. – Хотя вам лучше все свалить на нее! Вы – организатор, а она – исполнитель! Она зашла после вашего ухода в дом профессора и пыталась уговорить его отдать вам все деньги от проекта. Ибрагимов отказался – и она в ярости его убила!
— Это неправда! Все это бред!
— Вы так думаете?
— Это все в русле сталинских методов следствия! – кричал я, но этим самым вызывал чувство удовлетворения у окружавших меня милиционеров. – Вы действуете как НКВД в тридцатых годах прошлого века! Шпагу похитили из нашей квартиры! Кто-то другой убил Бекзода Хисамиевича! Это была не моя жена, не Индира! И вам следовало бы искать именно реального убийцу, а не перекладывать вину на других!
Эти вопли вызывали чувство удовлетворения у милиционеров: они добились того, чего хотели – паники в моей душе. Охранявшие меня дуболомы били кулаками по ладоням, видимо, ожидая команды начать вопитательную экзекуцию или выбивание признания. Геннадий улыбнулся так широко, что я увидел несколько его золотых зубов, сверкнувших при солнечном свете:
— Увы, вынужден вас огорчить! Мы действуем исключительно по закону и в рамках криминалистических методов… Мы сняли отпечатки пальцев со шпаги, которой был убит профессор. Свежие отпечатки. Они совпали с данными вашей супруги. Других отпечаток не было.
Мое изумление было искренним:
— Моей супруги? А когда вы сняли с нее отпечатки? Ее-то на допрос еще не вызывали… кому вы лапшу вешаете?
Тут сидевший некоторое время Джимшид Абдуллаев усмехнулся:
— Ваша супруга три месяца назад получила новый гражданский паспорт.
— И что?
— Это биометрический паспорт. Там каждый гражданин проходит дактилоскопию, и отпечатки пальцев хранятся в общей информационной базе МВД. Так что компьютер просто произвел сравнение и выявил вашу супругу. Что теперь скажете? Будете отрицать? Может, и дети соучаствовали в преступлении? Это, Ходжаев, называется организация преступной группы – статья 29 Уголовного кодекса Узбекистана. Знаете, что это означает? – Абдуллаев достал толстую книгу, раскрыл на нужной странице и прочитал: «Организованной группой признается предварительное объединение двух и более лиц для совместной преступной деятельности»!
Изумлению моему не было предела. Но вместе с этим я осознавал, что я в ловушке, из которой вряд ли смогу выйти. Все убийства повесят на меня, причем накажут еще и супругу. Кто-то играет моей судьбой, ставит на кон все, что дорого мне. Но кто это? Почему именно я? Что за игра? Я понимал, что все крутится вокруг нашего с Ибрагимовым изобретения, хотя внешне могло казаться просто моей безудержной корыстью — борьбой за доступ к финансам. Но ведь это не так! Я получал неплохую зарплату – и не расчитывал на большее, мне и не нужно было больше! Мы с профессором итак могли войти в истории физической науки, запатентовав открытие и изобретение! Ничего криминального нам не светило!
И все же, Васильев не закончил меня «коптить», он как бы невзначай бросил:
— Так что, Ходжаев, вам не следует торопиться домой.
— Почему? Мне нужен адвокат, я должен поговорить с родными...
— Вот ордер на ваш арест, подписанный прокурором, — и он бросил мне бумагу. Я же отбросил ее, словно ядовитую змею, на стол к Абдуллаеву.
— Но, согласно новым законам, решение об аресте принимает только судья! – тут мне в голову пришла газетная статья в «Правде Востока», в которой утверждалось именно это обстоятельство как факт либерализации судопроизводства и уголовного преследования. Читал я как-то в приемной от скуки, ожидая встречи с одним из руководителей института ядерной физики. Статья больше походила на пропаганду, но сейчас она мне могла помочь. – Так что без судейского решения ваша прокурорская бумажка не имеет силы.
— Не торопитесь, ваше досье сейчас у судьи Мирабадского района Шукурулло Иногамова, а он человек наш, долго тянуть не станет, подпишет, — следователь прокуратуры не скрывал от меня реалии, далеко не радужные. – Там же и наше предоставление взять под арест и вашу супругу, как соучастницу преступления!
— Вы фабрикуете против меня уголов… – договорить я не успел, так как стоявший слева плечастный и короткошеестый милиционер по сигналу Абдуллаева въехал мне в челюсть. Я почувтвовал, как хрустнули зубы, и рот заполнился соленой жидкостью. В глазах все помутнело.
— Не оскорбляйте нас, Ходжаев, — услышал я голос Джамшида. – Вы сейчас играете с законом. Мы же – стражники закона и вершители справедливости!
— Да, конечно! – с трудом выдавил я из себя. – Милиция – сама справедливость!
Абдуллаев посмотрел на представителя прокуратуры и грустно произнес:
— Но вам придется дать урок, чтобы вы поняли, где находитесь!
Это было воспринято тремя милиционерами-дуболомами, как приказ, и они стали меня избивать. Я вначале хотел было сопротивляться, но мой внутренний голос сказал мне: «Не сейчас, нужно выяснить, чего они от тебя хотят!» И поэтому безропотно принимал все удары, которые были далеко не детскими. Я умел переность боль, просто думал о чем-то другом, пытаясь игнорировать реальность. Это помогало. Когда мое лицо опухло, тело покрылось гематомами, а из-зо рта хлестала кровь, взмокшие от усердия палачи прекратили работу по щелчку Васильева. Но не потому, что он меня, валявшего на полу, пожалел, а потому что зазвенел сотовый телефон у Абдуллаева. Это был нужный звонок, так как капитан, узрев номер, сразу подал знак всем молчать.
Я не слышал, что говорил невидимый нам собеседник, но понял, что речь идет обо мне, потому что Джамшид отвечал:
— Да, здесь… Беседуем… Нет, не спрашивал… Ага, сейчас… Да, знаю, что это важно… Не беспокойтесь, я свою работу знаю… Все будет сделано – он скажет!.. Я вам сообщу… да-да, конечно...
Васильев не отрывал взгляда от телефона, но смотрел так, будто боялся. Я сразу понял, что звонил тот, кто меня заказал. Но кто это? Кому я перешел дорогу? Что это за авторитетный и властный человек, перед которым лебезит так следователь милиции и боится даже представитель прокуратуры? Может, ответ когда-нибудь я узнаю.
Когда разговор закончился, Абдуллаев потер взмокший лоб и вздохнул. Он посмотрел на Васильева и произнес на странном языке, который, однако, я когда-то слышал:
— Мка ажало гдотен хано сахе46.
— Эм кэбат синоно хано сахэ?47
— Ону котонулох хэт локомурли эйконе ано а материал!48
Капитан постучал пальцем по столу и после сказал уже на русском, словно хотел, чтобы и я осознал серьезность своего положения:
— Нас торопят. Нужно все быстро...
Геннадий уже знал, о чем идет речь и щелчком приказал милиционерам поднять меня с пола и усадить на стул. Мне бросили тряпку не первой свежести, чтобы я утерся. Ткань тотчас намокла от моей крови. И после следователь прокуратуры сказал:
— Ваша ситуация серьезна как никогда. Вам светит статья 97 Уголовного кодекса – это лишение свободы от десяти до пятнадцати лет. Но это еще не все: пукты «ж» — с особой жестокостью и «и» — с корыстными побуждениями увеличивают сроки от пятнадцати до двадцати пяти либо пожизненное заключение! Вам это ясно?
— Я требую адвоката, — прохрипел я, ладонью стирая кровь с носа.
Геннадий с деланным видом спохватился и произнес:
— Ах, да, конечно! – он открыл дверь и крикнул куда-то в коридор: — Адвокат, вас здесь ждут!
Долго ждать не пришлось: уже через полминуты в кабинет впрыгнул седоволосый худощавый мужчина, в котором я с изумлением признал правозащитника Марата Захидова, того самого, что вчера встретил на площади Хамида Алимджана с призывами верить президенту и пресекать провокации в Интернете. И теперь мне предлагали этого прохвоста в качестве защитника? Что-то не укладывалось это в голове. Ведь Захидов не юрист по образованию, а математик, но как он может выполнять функции адвоката? И как он попал сюда, неужели специально дежурит в районных управлениях внутренних дел, чтобы зарабатывать на доверчевых бедолагах, попавших под жернова репрессивной машины?
В свою очередь, Марат подскочил ко мне, быстро осмотрел и, обнаружив на мне следы побоев и пятна крови, ткнул пальцем, мол, что это? И получил обалденный для меня ответ:
— Господин Ходжаев имел неосторожность спотыкнуться на лестничной площадке и упасть. Но мы оказали ему первую помощь.
— А, ясно, это я сразу понял, что пыток не было, — кивнул правозащитник и сразу заявил: — Мы с моим подзащитным готовы дать признательные показания...
— Чего-чего?! – завопил я, вскакивая, но один из дуболомов как рычагом придавил меня к стулу. Второй прошипел злым голосом:
— Не шевелись, гаденыш!
Правозащитник как ни в чем ни бывало продолжал:
— Товарищ Ходжаев испытывает угрезения совести от совершенного им преступления, он признает свою вину и надеется на снисхождение правосудия и гуманность закона!
— Да ничего я не собираюсь признавать! – выкрикнул я. – Какой к черту ты адвокат! Пошел вон! Я не нуждаюсь в таком адвокате!
— Ваше слово – закон, вы сами отказались от защитника, теперь обязаны давать показания без адвоката, — быстро произнес Абдуллаев и щелчком указал Захидову покинуть помещение. Тот с подлой улыбочкой выскочил, как заяц, за порог, хлопнув дверью. Но я был уверен, что он еще стоит там и подслушивает: уж больно хитрым и любопытным было его лицо. Слухи о его неблаговидных поступках ходили среди научного мира и общественного движения, и теперь я убеждался, что они имеют под собой почву.
— Ну, будете говорить?
Я подавленно молчал. Геннадий воспринял почему-то это как признак согласия и поэтому начал то, к чему, видимо, и шел весь этот спектакль:
— Но мы пойдем вам навстречу. Мы можем снять с вас обвинение в убийстве...
— Но как?
— Оставьте это нам решать, как… Может, это убила Нигара-хон, которой Бекзод Хисамиевич не заплатил за работу или он хотел ее изнасиловать и она в порыве аффекта его убила… Она мертва и опровергнуть не сможет.
Я был изумлен этой гипотезой, которая не лезла ни в какие рамки. За одну секунду в убийстве следствие могло обвинить человека, который сам за себя заступиться никак не мог. Как легко, оказывается, на трупы вешать… трупы!
— Но это же чушь! – почти вскричал я.
— Вы так думаете? Чем больше лжи, тем сильнее она кажется правдой… Вам не нравится? Ну… Или предъявим вам статью 100 – умышленное причинение смерти при превышении пределов необходимой обороны – это исправительные работы или лишение свободы до трех лет. Согласитесь, три года – это все же не пожизненное… И ваша супруга не получит срока...
— Так что вы хотите? – сразу перешел я к делу, ощупывая опухшую челюсть. Стоявшие рядом дуболомы не сводили с меня взгляда.
— Вы должны отдать нам копии.
— Копии? – не понял я. Подняв глаза на следователя прокуратуры, я пытался понять, чего же он хочет. Тот усмехнулся и пояснил:
— Копии ваших исследований. Мы знаем, что вы делали дубликаты.
— Вы хотите повторить наши опыты?
— Мы хотим знать все, что вы делали!
— Но там формулы и расчеты – не каждый физик разберет! К чему это вам, следователям?
— Это уже не ваши проблемы! – продолжал говорить Васильев. – Вы передаете нам все диски, записи, формулы, а мы делаем так, чтобы вы с меньшими потерями вышли из этой ситуации, может, даже на свободу!
Теперь все стало ясно: те, кто убил профессора Ибрагимова, хотели получить наше изобретение! Бекзод Хисамиевич знал, что проект важен для кого-то и не хотел его отдавать, и поэтому сломал все оборудование и сжег записи. Этим самым навлек на себя чей-то гнев и собственную смерть. А теперь те не теряют надежды заполучить наш агрегат. И эти следователи, судя по всему, работают на убийц или организаторов убийства. Боже, как же я раньше не догадался? Но ведь и ослу ясно, что отдав все записи этим людям, я не освобожусь, ведь им не нужен свидетель. Меня просто уберут или, в лучшем случае, посадят, причем надолго, а что со мной сделают в тюрьме и гадать не стоит! Верить милиционеру и прокурору наивно! Для меня уже готово место в «Жаслыке»!49 С моих рук окровавленная тряпка упала на пол, все взгядом проследили за ней.
Потом я посмотрел на милиционеров. Они улыбались, видимо, уже предвкушая быстрый итог. Но сдаваться желания у меня не было, я решил бороться до конца. Причем в буквальном смысле.
— Ну, как? – вопрошал Геннадий.
Я улыбнулся и коротко ответил:
— Нет!
И нанес резкий удар кулаком в левый бок стоявшего рядом милиционера. Тот охнул и схватился за больное место, попятился назад, кепка слетела на пол. Второй быстро понял, в чем дело, он развернулся, желая сокрушить мне челюсть своими могучими кулаками, но, в свою очередь, получил опережающий удар моей ноги в грудь, от которого отлетел к стеллажам. На него посыпались книги, бумаги, кувшины и даже портрет министра внутренних дел. Третий протянул руку, только я ловко перехватил ее, согнул, подставил колено и перебросил через себя. Тот шмякнулся на пол, крикнув:
— Вай, жалаб!50 – лицо его было перекошено от гнева и боли. Уверен, что он впервые получил такой отпор от подследственного. С этой секунды события приобрели динамику и движение, словно в скучном кинофильме начался более интересный и стремительный сюжет – во всяком случае, у меня, как действующего лица, сложилось такое впечатление.
Побледневший Геннадий пытался схватить меня за шиворот, но сделал это как-то неумело. Я снизу влепил ему в солнечное сплетение и провел подсечку. Следователь прокуратуры, как я понял, не был мастером драться и поэтому не умел принимать меры страховки. Его голова пришла в соприкосновение с краем стола. Хлоп! — удар был таким сильным, что Васильев потерял сознание. Так, минус один противник. Я заметил, что на затылке у него вытатуирована змея с головой льва, и тут я вспомнил, что такое же видел много лет назад – у матроса Кошкина! И заметил, что по характеру Геннадий сильно напоминал того Федора – такой же наглый и хамовитый.
Но схватка не закончилась.
— Стоять, стрелять буду! – заорал то ли от испуга, то ли от возбуждения Джамшид, выхватив из кобуры пистолет. «Макаров» дрожал в его руке. Нет, уж допускать стрельбу я не позволю. Посланная мной стеклянная пепельница, что я схватил со стола, попала ему в нос. Боль была такой ошеломляющей, что капитан выронил оружие и схватился за лицо. Ему сейчас стало не до меня.
Тем временем первый милиционер-дуболом успел схватить меня за запястье, потянул к себе, желая потом своими объятиями лишить движения, сковать. Жаль, что в моем досье никто не написал о моих спортивных достижениях, а то бы все присутствующие в комнате были бы более осторожными; от таких захватов меня учили уходить. «Ульдираман»51, — прорычал дуболом, уверенный, что мне крышка. Меня же двигало желание поскорее отсюда уйти и наказать этих зеленокепочников, которые разукрасили мое тело и лицо гематомами. Поэтому жалости к ним не испытывал. Я присел, юлой прокрутился на носке, после чего сам схватил выкрученную руку милиционера и надавил на локость. Послышался хруст ломаемой кости.
— Онайни эмгурт!52 – заорал тот, мгновенно побледнев.
Его воротник оказался в моей кисти, я потянул тело вниз, поставив свое плечо – бросок как на татами! Рубашка с треском порвалась от рывка. Давно так не приходилось бороться — хоть кино снимай! Едва милиционер упал на спину, я перевернул его на живот и сломал ему коленную чашечку, после чего этого человека тоже можно было списывать как бойца. Но трое, которые двигались в кабинете, – это все равно сила, и с ними мне следовало продолжить схватку. Второй дуболом, наконец-таки, отбросил от себя стеллажи и с криками «Хозир мендан курасан!»53 кинулся на меня. Его кулаки свистели над моей головой, только я успевал уворачиваться, потом схватил стул и ткнул ножками в тело противника. Тот умудрился пробить фанерный лист, но я схватил его кулак и защелкнул наручник, который вырвал с его же ремня. Лямки брюк лопнули, и зеленые с лампасами штаны упали, продемонстрировав белые в горошек трусы явно не первой свежести. Я же перепрыгнул через оторопевшего зеленокепочника, не опуская наручников, и зацепил второе кольцо на ноге валявшего и стонавшего от боли первого милиционера. Теперь они копошились в чудных позах, словно клоуны на манеже или на картинках, что видел в книге «Камасутра». Так, уже минус еще два противника.
Третий, которого я бросил через колено, догнал мозгами, что меня просто так не взять, необходимо нечто более серьезное для атаки. Он поднял лежавшую возле сейфа резиновую дубинку и пытался ею достать меня, правда, больше всего доставалось столу, телефону, книгам, а также товарищам, которые попадались на пути этого оружия. Я же увиливал, при этом обдумывая, что делать дальше. Было ясно, что шум драки услышали многие, находящиеся в здании: позднее чем через минуту в кабинет ворвутся десяток страж правопорядка, но уж против них сил у меня не останется. Пытаться выбраться через коридор бессмысленно – сразу же наткнусь на других милиционеров.
Тут мой взгляд упал на окно. Вот путь спасения. «Но третий же этаж!» — возникла мысль. Не трудно разбиться с такой высоты. Но лучше попытаться, потому что оставаться здесь еще опаснее. Но для начала нужно убрать с дороги этого дуболома с дубинкой. И я пошел ему навстречу. Удар дубинки блокировал книгой, что успел подобрать с пола, затем нырнул между ног милиционера и резко приподнялся. Тот, естественно, потерял равновесие и полетел на пол. Бах! – произошел плотный контакт пола с лицом, брызнула кровь, я услышал, как несколько зубов потеряли «место прописки» во рту противника. Итак, еще одного нет на поле брани.
Капитан в этот момент прыгнул ко мне. Его нос был похож на перезревшую сливу, глаза пылали яростью; он был ошеломлен тем обстоятельством, как человек, которого только что избивали и на которого психологически давили, сумел дать отпор, причем такой, что четверо валяются на полу. Из его глотки вырвалось угрожающее:
— Держись, я – боксер! – и вправду пытался нанести мне «хук» справа. Я, конечно, не сведущь в этом виде спорта, но все же заметил, что Джамшиду все же стоило чаще выходить на ринг или упорнее молотить «грушу». Во всяком случае, он для меня соперником оказался не столь сильным, как могло быть. Я просто локтем парировал выпад, затем кулаком ударил по ключице, схватил ладонью за его лицо и потянул голову назад, одновременно своей пяткой давя на икру его ноги. Абдуллаев повалился на пол, я еще добавил ему два удара по печени. Все, тот был в отключке. Я, безусловно, не сражался как те неизвестные, которых встретил вчера в подворотне на улице Германа Лопатина, но они могли бы гордится моей этой победой. Хотя о чем я – не рановато ли хвалю себя?
В коридоре послышался топот – это сотрудники РУВД мчались на подмогу, естественно, не мне. До моего слуха донесся также истошный вопль Марата Захидова: «Этот негодяй убил милиционеров, пустил им кишки!» — как я и полагал, правозащитник посматривал все сквозь замочную скважину, но выводы сделал неправильные – никого я не убил. И все же… пора было сматываться. Переступая через копошившихся милиционеров, я подскочил к окну, открыл раму и посмотрел вниз. Между этажами были выступы и – самое главное! – водосточная труба, и это облегчало спуск. Я быстро перелез наружу, схватился за трубу и заскользил вниз. Когда до земли оставалось метра два, то просто спрыгнул.
Асфальт успел нагреться на солнце, но ожога я не почувствовал. Я вскочил и огляделся. Рядом со мной стояла худющая женщина, майор, которая визжала от страха, что птицы взлетели с ближайших веток, и махала руками, словно ей под юбку залезла мышь. Другая женщина в белом халате, предполагаю, это была повариха в столовой, бросила кастрюлю с картошкой и луком, и двигалась с такой скоростью, что значек ГТО ей бы дали с большим восторгом, учитывая ее пожилой возраст. Я проскочил мимо нее и побежал по двору прямо к железному забору – пробиваться через пропускной пункт было затруднительно, ибо там скопилось сейчас немало народу. На меня смотрели со страхом и изумлением. В углу пропускного пункта я заметил еще две знакомые фигуры – социолога Баходира Мусаева с домброй в руках и псевдоакадемика Рустамжона Абдуллаева в колпаке шута: оба шли в здание, о чем-то разговаривая, и остановились, не понимая, что случилось. Так, так, вся троица борцов за справедливость с какой-то целью ошивалась в милиции, зачем?
— Тохта, тохта, жалаб!54 – слышались крики со всех сторон. Я понимал, что это относится ко мне, только исполнять такие приказы не намеревался. Социолог и псевдоакадемик от страха нырнули в ближайшую дверь. Я двинулся дальше. Итак, забор оказался высотой в три метра, но меня огорчило то, что ко мне приближались два милиционера с огромной собакой – уж с ними сталкиваться мне никак не хотелось. Мое тело ныло после обработки дуболомами, и все же я подавлял себе реакцию на боль. Я подпрыгнул и ухватился за металлический стержень на высоте двух метров, затем подтянулся, протянул далее левую руку и ухватился за другой стержень, потом уперся правой ногой о скобу и оказался на вершине забора. Овчарка, что спустили на меня милиционеры, лишь клацнула челюстями у моих ног, но не успела ухватиться. Она злобно лаяла и била лапами по решетке. Я же спрыгнул на другую сторону.
Милиционеры на ходу скинули с плечей автоматы, до меня донесся звук затвора. «А ведь будут стрелять», — понял я. Тут из окна показалось окровавленное лицо Геннадия, он орал:
— Взять живьем, идиоты!
— Отилмасин! Трик олинсин!55 – из кабинета слышался крик очухавшегося Абдуллаева. Представляю, какие чувства он сейчас испытывал – из его кабинета сбежал подследственный, это наверное такой скандал! Только его, последователя методов НКВД, уж жалеть не следовало.
Но крик возымел свое действие: он отбил желание у милиционеров стрелять. Впрочем, здание РУВД находилось в жилом квартале, и пули могли поранить, если не убить, находившихся местных жителей, что, впрочем, сотрудников правопорядка нисколько не волновало. Я понимал, почему нужен был живым – пока есть интерес к копиям изобретения, то меня убивать не станут. Из здания выбегали милиционеры и все кричали, показывая на меня. Некоторые запрыгивали в автомобили; из гаража, фурча, показался грузовик, на борт стали залазить рядовые, которых с матом выгнали из дежурной части. Ого, в погоню собралось не менее полусотни «зеленокепочников», причем значительная часть из них была вооружена автоматами. Когда у кого-то оружие и охотничий азарт, то желание пальнуть в жертву возникает ежеминутно; так что приказ следователей кто-то из милиционеров мог и пропустить мимо ушей или спустить на тормоза. А я видел, что им нравилось ловить меня.
— Ким бу? Террорист ми?56 – слышались крики.
— Ха, тугри, у ваххабит!57 – кто-то отвечал из руководящего состава. Видимо, милиционеры были изумлены: такой прыти могли ожидать только от самых отчаянных людей, а такими до сих пор были только боевики из Исламского движения Узбекистана. Блин, вот уж быть похожими на них, экстремистов, мне никак не хотелось!
— Бу эркак куп одамларни улдирди!58 – крикнул появившийся из подъезда Захидов. Мне стало ясно, что и этот персонаж играет свою роль в спектакле против меня. Очевидно два его спутника и сотоварища тоже хотели дать какие-то показания в отношении моей личности, вот и шли к следователю. Так, пора сматываться!
Что было дальше во дворе РУВД меня не интересовало. Конечно, я мог бежать к своей машине, но это было на другой стороне улицы, мне туда сразу не добраться, милиционеры успеют перехватить. «Придется делать крюк, уходя от погони, — подумал я. – Или… оставить на хрен машину? Ничего с ней не сделается!» — хотя в этом я был не совсем уверен: автокражи считались бичом столицы.
На улице стояла жара, даже смола выступила из-под асфальта, делая липкой всю поверхность, подошвы ботинок приклеивались к дороге, и это снижало скорость моего бега. Прохожие с удивлением рассматривали меня. Ах, черт, ведь моя морда разукрашена дуболомами, рубашка в пятнах крови, и, естественно, я таким видом вызываю подозрение у любого встречного. А тут еще раздались крики, свистки, топот – это здорово напугало людей, которые бросились врассыпную. Это мне пришлось наруку – я слился с ними, и нырнул в ближайший переулок. Я бежал, перепрыгивая через скамейки и арыки59, а также живую изгородь. Вспугнул седого арбакеша, перевозившего в своей тележке дыни; осел отпрыгнул в сторону и поскакал в узкий переулок не реагируя на нервные крики и хлыст старика. Но, блин, кто-то из милиционеров приметил, в какую сторону я направился, так как вскоре услышал шум погони. Сидевшие на лавочках старушки в платках в недоумении глядели мне в след, а когда увидели бегущих за мной стражей порядка, то вскочили и кинулись в свои дома, крича родным поскорее запереть двери и ворота. Надо мной порхала какая-то большая птица. Я поднял голову, но разглядеть ее не успел – кроны чинаров скрыли ее.
— Вот он! – донеслось до меня.
Я разбежался и перепрыгнул через кирпичный забор и очутился в чужом двору, едва не врезавшись в небольшой курятник – там всплошилось несколько птиц. Под яблоней на тахте на цветных курпачи лежал толстый мужчина в тюбетейке, майке и белых штанах и улыбающаяся женщина, скорее всего, жена, подавала ему ломоть арбуза. Небольшой столик был заполнен яствами, которые, кстати, привлекли не только пчел, но и мух. Вентилятор, укрепленный на ветке яблони, гонял лишь горячий воздух, но в отсутствии естественного ветра это давало определенное чувство комфорта. Из старого радиоприемника лилась классическая узбекская мелодия. Какая-то молодая девушка с косичками и в платье из хан-атласа, может, дочь, подметала двор. Увидев меня, мужчина чуть не подавился арбузной коркой.
— Ким сан?60 – изумленно спросил он. Женщина заморгала глазами, словно видела зомби. Дочь шмыгнула в курятник.
— Хичким61, — ответил я и пробежал мимо них к другой стороне двора и перепрыгнул в соседний двор. Я услышал, как ломились в дверь дома, который я только что покинул, милиционеры. Они требовали немедленно впустить их или иначе они взорвут ее к чертовой матери. Но находившихся во дворе интересовало другое.
— Хичким? Эй, ты что, любовник что ли? Стой! – завопил мужик, вскикивая с тахты. Жена замахала руками, мол, о чем ты говоришь, нет у меня никаких других мужин! Явно назревал скандал.
Меня же проблемы их супружеских отношений не волновало, я, очутившись в новом месте, столкнулся с другой проблемой: в этом дворе два мускулистых парня – один лысый, другой с короткой стрижкой — качали штангу, видимо, увлекались бодибилдингом. Пот градом лил с их тела, даже полотенца, намотанные на шеи, были мокрыми. Мой визит встретили недружелюбно, особенно услышав шум в соседнем участке; они решили, что я – грабитель и решили меня остановить. Один из них встал на моем пути и ударил ногой, как это делает каратист. Я был готов к бою, скрестил руки, таким образом сблокировав удар, после чего ухватил ногу парня, и резко поднял. Парень потерял равновесие и упал, покатившись под спортивный снаряд. Тем временем второй прыгнул на меня, как дикий кот, и повалил на глинянную площадку; я успел перехватить его полотенце, скрутил на шее. Лысый захрипел от нехватки воздуха, я коленом надавил ему на живот и одним махом перекинул через себя. Тот как мяч отлетел прямо на встававшего товарища. Оба издали весьма неприличные словосочетания на русском и узбекском языках.
После чего вскочил на ноги и бросился дальше – в очередной двор. Как и сколько я пересек не помню – эта махалля была в плотной застройке частных участков, но лишь заметил, что моему появлению все проживавшие там были изумлены. Потом до меня донеслись звуки выстрелов – это уже милиционеры, обежав по переулкам огромную территорию, палили туда, где, по их мнению, я прятался. Хотя в реальности я уже был далеко. Но зато сколько шума это сделало – ужас! Блеяли бараны, ревели ишаки, кудахтали куры, лаяли собаки – все вперемежку с женскими и мужскими воплями, детским плачем. Казалось, что всю махаллю постигло нечто страшное, типа, торнадо или цунами. И в этом сумасшествии никто не знал, что делать и куда спрятаться. Естественно, прес ледовавшие меня сбились со следа.
Я оказался у мелководной речушки, что пролегала через этой район города на восток. Берег был усеян камешками, бетонными блоками, ржавыми железками, сеткой, вода была мутной от тины и пятен бензина, видимо, где-то рядом мыли автомашины, торчали камыши, здесь кроме жаб и змей, а также комаров и мух не могло водится нечто другое. Я прыгнул в трубу под небольшим мостом, и там затаился. Пахло неприятно, однако здесь я мог отдышаться. Быстро смыл с себя кровь, привел в порядок одежду, хотя изображение Че Гевары было уже в красных пятнах. Шум снаружи не утихал долго. По мосту бегали милиционеры, останавливая машины и проверяя, не спрятался ли я в салоне. Я, оглядываясь, достал сотовый телефон и позвонил домой.
На третий сигнал трубку подняла Индира.
— Ты где? – спросила она тревожным голосом. – Все в порядке? Ты уже освободился?
Она думала, что из милиции так легко уйти. Это тебе не магазин, не театр, из этого учреждения простым людям не просто вырваться, если уж оттуда вызывают повесткой.
— Ничего не впорядке, — сердито прошептал я, озираясь. – Быстро собирай детей и сваливай из дома! Живее!
— Чего? – не поняла она.
Я заорал:
— За тобой сейчас придут! Они думают, что мы с тобой убили профессора Ибрагимова и еще бухгалтера Кузнецову! Беги!
Из телефона послышался приглушенный выдох:
— К-ку-да-а?
— Куда хочешь, но не говори – нас прослушивают! – и я отключил телефон.
Итак, жена уже все знает, теперь ее задача – уйти раньше, чем к дому подъедет милиция. Но куда она может убежать? Я не знал. Но мог предположить, что есть одно место, где возможно на некоторое время лечь на дно, схорониться. Это там, где я спрятал копии материалов по изобретению. Правда, это в восьмидесяти километрах от Ташкента. И если Индира не будет мешкать, то успеет покинуть квартиру. У нее есть несколько минут. Я знал супругу и был уверен, что она начнет сразу действовать, а не станет стенать, плакать и ломать руки, как обычно поступают в таких случаях женщины. Индира – человек твердой закалки, настоящий спортсмен.
Тут раздался странный скрежет. Я резво обернулся и… замер от неожиданности. То, что я узрел, меня поразило больше всего на свете. Какая-то тварь, похожая на паука, только величиной с лошадь, раскачивалась на шести лапах, щелкала клещами в ротовой полости и разглядывала меня жуткими шестью глазами. В сотни раз увеличенный тарантул, каким-то образом попавший с трубу. Панцирь чудовища был утыкан короткими, но острыми иглами, липкая паутина свисала с некоторых частей тела. «Бог ты мой»! – прошептал я, ничего не понимая. Откуда этот паук взялся? И разве существуют на свете подобные создания? Мысли в моей голове путались, я не осознавал опасности, которая нависла надо мной, и стоял с разинутым ртом. В сетчатых глазах я видел свое отражение, и видел себя испуганным. Никогда не думал, что в городских реках может водится такое уродливое создание. В «желтой» прессе как-то писали о атакующих горожан аллигатора, что появился в реке Анхор, но вот про пауков – до этого журналисты не додумались.
Этим тарантул и воспользовался – моей расстерянностью. Он протянул ко мне свои члены и схватил, подтягивая к пасти. Лишь почувствовав на себе прикосновения противной твари я очнулся и стал дергаться. Увы, не так легко было оторваться от захвата. Я видел, как все ближе мои ноги к челюстям, с которых капали вонючие слюни. «А ведь это на самом деле, это не сон», — понял я наконец и стал искать, чем можно остановить паука. Между камнями обнаружил проржавевший прут-шпиндель, скорее всего, деталь от хлопкоуборочной машины. Мне удалось дотянуться до него, схватить и засунуть в пасть, прежде чем моя левая нога попала туда. Челюсти сомкнулись, но они были не способны прокусить сталь. Паук скрежетал в ярости, вертелся на месте, все же не выпуская меня из лап. Я ударил правой ногой по глазам существа, и до меня донесся хрип недовольства.
Я вытащил из челюсти прут и со всех сил ударил по членам, что вцепились в меня. И они… переломались. Мое тело, освобожденное от захватов, упало прямо на камни и воду, я сильно ушиб бок. Тарантул зашался и попятился назад. Я вскочил и прутом стал добивать его, яростно, жестко. Шпиндель легко проходил сквозь панцирь и, что удивительно, там не было ни органов, ни крови, ни жил и даже мускулов – весьма странное существо. В итоге мне удалось за полминуты раскромшить паука. Я сделал два шага назад и опустил железку. На моих глазах останки чудовища сыпались на воду и размывались. Я протянул руку и поднял небольшой кусок брюха, потер между пальцами, понюхал.
— Это… это же глина, — с изумлением произнес я. Непонятно, разве может быть живое существо из глины? Конечно, я не биолог, но все же могу с уверенностью сказать, что такое невозможно. Или это… мистика какая-то? Гигантское насекомое из неживой плоти — это уже выше моего понимания. Я мотнул головой: слишком много сталкиваюсь с явлениями, которые по сути не имеют логическое объяснение и что я все больше увязаю в странной истории.
Как бы там ни было, однако мне следует отсюда уходить. Кто знает, какие еще чудовища водятся рядом с этой трубой. Но далеко уйти не смогу, мой внешний вид все равно выдаст во мне беглеца. «Может дождаться тьмы и уйти по руслу реки, вряд ли милиционеры будут меня здесь искать? – подумал я. – Хорошо бы вернуться к автомобилю и уехать из города». Но страх за жену и детей толкал меня на безумные поступки. Нужно было что-то делать, а не сидеть здесь, словно само собой все разрешится. Меня ищет милиция, на меня охотятся черт знает какие люди во главе с негром, везде трупы, схватки, религиозные беседы – что с миром случилось?
И все же оставаться здесь было выше моего терпения. Я тихо и осторожно двинулся вдоль русла реки, оглядываясь и прячась за камыши. И удача мне улыбнулась. Хотя в ином случае я бы не стал называть это удачей: до меня донеслись вздохи и звуки поцелуев. Я осторожно выглянул из камышей. На берегу, скрываемом кустарниками и ржавым щитом, лежали парень с девушкой; они обнимались и ласкали друг друга. «О-о-о, милая, не скрывай свою грудь, сними лифчик», — горячо шептал парень. Причем объем одежды на них оказался критически минимальным; в другом случае можно было решить, что они — нудисты. Я обнаружил, что до валявших брюк и рубашки мне не дотянуться, но вот платье, соломенная шляпка, сумочка и туфли были на расстоянии вытянутой руки. Чувствуя себя последним подлецом и негодяем, я хапанул женские принадлежности и, стараясь не шуршать в камышах, двинулся наверх. Влюбленные ничего не заметили, продолжая извиваться в энергии любви.
— Ой, что это за шум? – встрепенулся парень, поднимая голову и озираясь, и едва не увидел меня, поднимавшегося по склону. Однако его возлюбленная вовремя схватила за шею и потянула к себе:
— Милый, не отвлекайся! Нас это не касается! – и они опять увлеклись своим делом.
Итак, мне следовало переодеться. Скинув с себя испачканную в крови одежду, я принялся натягивать на себя платье. Оно еле влезло в меня, обтягивая каждый мускул, мои плечи, грудная клетка и таз демонстрировали явно не женскую конфигурацию; я был уверен, что моя фигура вряд ли вызвала зрительное удовольствие мужчины, но мне иного и не надо было. Туфли, к сожалению, оказались маловаты, а чего я хотел – где найти девушку с размером стопы в 44 номер? В сумочке оказались помада и пудра, а также расчестка, бусы, платок. Я кое как покрасил губы и заштукатурил щеки и подбородок, чтобы скрыть уже выступающую щетину (почему-то в моей голове возник образ победительницы «Евровидения» из Австрии Кончиты Вурст – мужчины-трансвестита, и я сплюнул с досады, что вхожу в его образ). Покончив с этим постыдным делом, я напялил на голову шляпку, причем так, чтобы поля скрывали мои волосы и глаза, подхватил сумочку и туфли, и пошел босиком, как бы наслаждаясь пешой прогулкой.
Хм, гулять по раскаленной дороге оказалось делом не простым и далеко не приятным. Моя кожа уже дымилась на асфальте, но я старался идти спокойно, не привлекать внимания прохожих или сидевших у торговых точек продавцов. Мое лицо горело не столько от волнения, сколько от стыда. Мужские волосатые ноги, выглядывавшие из платья, были далеко не изящными, широкая ступня могли заинтересовать более внимательного человека. Только все обсуждали погоню, происшедшая всего час назад, каждый сообщал новому слушателю свою версию, причем приписывая фантастические факты, к примеру, повар, который крутил шашлык на угле, громко рассказывал покупателям, что банда террористов пыталась захватить здание РУВД, где хранилось конфискованное золото весом в сто килограмм. «Милиционеров они выкидывали из окна, женщин резали большими ножами, собаку задушили, — перечислял он преступления неизвестных мне экстремистов. – Все кричали «Аллах Акбар!» — и утопили в бензиновой бочке секретаршу начальника Бахтияра Игамбердыева». Люди ахали и те, кто был христианином, крестились от ужаса и бормотали: «Свят… Свят...»
Мне удалось без проблем добраться до своей машины. Как я и ожидал, ее не тронули ни преследовавшие меня милиционеры, видимо, просто упустили из виду о наличии у меня этой колесной собственности, ни автоугонщики, обычно примечающих оставленную на долгое время без присмотра автомобиль. Я достал ключи и быстро открыл дверь, влез внутрь. Салон дышал жаром, но для меня это были самые приятные минуты. У меня под сиденьем находилась пластиковая бутылка с минеральной водой, она нагрелась, и все же принесла облегчение, когда я слил немного на свои пятки. Так, долго находится здесь не следовало. Я включил зажигание, переключил рычаг и нажал на акселератор. «Матиз», мягко урча, выехал на полосу, и тут я стал двигаться аккуратно, вслед за трамваем. Мимо меня мчались другие автомашины, и никто не обращал внимания на странную дамочку в шляпе за рулем. «Так, куда теперь?» — задался я вопросом. Далеко все равно не уеду, уже за городом посты ГАИ, и меня остановят для проверки документов. А увидев мужчину в женском обличии, милиционеры, которые наверняка уже получили сообщение о сбежавше преступнике, то есть обо мне, могут просто пристрелить, не тратя лишних усилий на поимку.
И тут я вспомнил профессора Каюмова. «Зря я не дослушал его, ведь он все же что-то знал, он может мне все пояснить, — подумал я. – Значит, надо его снова навестить и распросить». С такими намерениями я свернул налево и, соблюдая все правила движения, направился в сторону МВД, там, где пролегала бывшая улица Германа Лопатина. По пути мне все больше встречались сотрудники милиции – все-таки это была охраняемая трасса – и все же мне подфартило – никто не поднял полосатую палочку и не остановил меня. Уверен, вся милиция, поднятая по тревоге, патрулировала границы города, думая, что я стремился скрыться в горах, и сейчас такая версия играла мне наруку. Так я доехал до дома, остановился напротив подъезда. Выйдя из кабины, огляделся. От вчерашнего сражения остались обрубленные ветки и запекшая кровь у арыка. Прохожих было мало, но и их я не собирался шокировать своим видом, поэтому быстро прошмыгнул в прохадный зев подъезда. Там было полутемно. На втором этаже я остановился, немного отдышался, после чего нажал на кнопку звонка.
Спустя минуту я услышал шаркающие шаги.
— Кто там?
— Махмуд Анаварович, это я – Тимур Ходжаев.
Дверь открылась, и старый профессор отшатнулся, когда увидел перед собой женщину. Да, зрелище в моем виде было не совсем приятное. Он расстерянно протянул:
— Э-э-э… кто вы?
— Да это я, простите, — я быстро втиснулся в коридор и закрыл за собой дверь, прислонился к стене спиной. – Не пугайтесь, мне пришлось срочно переодеться, а то за мной была погоня...
— Погоня? – у Каюмова взметнулись брови как испуганные птицы.
— Да...
Профессор понимающе кивнул и жестом пригласил в комнату. И лишь там внимательно рассмотрел меня. В его глазах заиграли веселые огоньки.
— Да-а, костюм вы выбрали явно неудачный, — улыбнулся он, смотря на платье, в котором я чувствовал себя полным идиотом.
— Да… Но у вас есть что-нибудь одеть нормальное? Ну, я имею ввиду мужское? Просто я не могу вернуться в свою квартиру.
— Есть от моего сына одежда, вы с ним одного телосложения, — кивнул профессор. – Сейчас принесу. У вас какой размер обуви?
— Сорок четвертый...
— Ну, у моего сына сорок три, немного жать будут, но потерпите...
— Спасибо, — ответил я. — А мне можно в ванную?
— Конечно, располагайтесь.
Я быстро принял душ, смыл с себя помаду, пудру, засохшую кровь и пот, после чего почувствовал облегчение. Правда, ныли бока, спина, челюсть – это те места, где меня обрабатывали дуболомы в мундирах. В аптечке я нашел анальгин. Гематомы обработал холодными примочками. В этот момент в ванную проникла рука, которая держала свернутую в клубок одежду.
— Это вам, Тимуржан, — послышался голос старика.
Я надел легкие светло-коричневые брюки, футболку с короткими руками: на груди было изображение Че Гевары. Видимо, сын Махмуда Анваровича любил этого латиноамериканского революционера. «Аста виктория симпре», — вспомнил я популярную песню, что слышал в «Ютубе». Летние туфли мне подошли, и совсем не жали. Причесавшись, вернулся в гостинную. Там уже на столе дымилась коса62 с шурпой63, на тарелке две самсы, разогретые в микроволновой печи, а также чайник с зеленым чаем. Если честно, то мне хотелось есть и поэтому после предложения профессора немного подкрепиться, я сел и стал поглощать все. Махмуд Анварович смотрел на меня с доброй улыбкой, он не торопил меня, зная, что я сам начну разговор.
Когда мой желудок оказался заполненным и я мог расслабиться, то часы показывали шесть часов вечера. Было еще светло, казалось, день не закончится никогда. С улицы доносились звуки проезжавших машин, щебет птиц, возгласы детворы, а также отдаленный стук молотка – кто-то подправлял деревянный забор. В комнате работал телевизор, правда, динамики были на минимуме, что я практически ничего не слышал. Показывали передачу «Рахмат президентга»64, в которой рассказывалось о благодарности фермеров за проводимую правительством политику аграрных реформ и возможность производить хлопок – обычная пропаганда, от чего уши вянут уже с первых минут.
— Профессор, извиняюсь за свое поведение в первый визит, тогда я вам не поверил, — начал я, чувствуя неловкость. – При знаюсь, за последние часы со мной произошло столько всего, что я стал верить в мистику. И это меня пугает.
Каюмов вздохнул и погладил какую-то книгу на письменном столе, сказал:
-Да, Тимуржан, порой жизнь бывает такой невероятной, что перестаешь верить в ее реальность. Так что же было, друг мой?
Я рассказал все, ничего не утаивая. Точнее, за исключением того, что сохранил копии наших с Ибрагимовым изобретения – об этом я решил пока не распространяться. Профессор слушал меня внимательно. Потом встал, подошел к телефону и набрал номер. Я с недоумением смотрел на него.
— Алло, Сергей, ты свободен? – спросил Махмуд Анварович неведомого мне собеседника. – Ага, заскочи-ка ко мне, пожалуйста, нужна твоя консультация… Я не шучу… Да-да, по этому вопросу. Когда?.. Ага, ждем-с… – и он положил трубку. Глаза его сияли.
— Я позвал Сергея Андреевича Казакова, моего одноклассника, который является доктором биологических наук, сейчас пенсионер, живет в квартале от меня, — пояснил он. – Не беспокойся, человек он свой, не выдаст, — опередил он мой вопрос, который едва не слетел с моих уст. – Но кое-что он тебе пояснит.
— Что именно?
— То, что ты не дослушал вчера. Значит, вчера утром ты встретился с женщиной по имени Лилит, так?
— Так, — подтвердил я.
— Так, это не простая женщина, Тимуржан, — покачал головой профессор, озабоченно стуча пальцами по столу. – Это женщина… ладно, потом вернусь к ней… и все равно знай — она опасная...
— Опасная? Так она защитила меня от каких-то бандитов, которые, кстати, сражались возле вашего дома на мечах, причем с такой скоростью и такой силой и ловкостью, что мне показалось все это нереальным, это вне человеческих возможностей! – воскликнул я. – Если бы меня вовлекли в эту схватку, то я не продержался бы и двадцати секунд – меня попросту убили бы. Это были… ну, наверное, не люди!
— Конечно, ведь они – ангелы!
— Ангелы? Вы уверены?
— Конечно, Тимуржан. Только им под силу такие скорости. Я не знаю, какие ангелы вас хотели убить, но Лилит явно не на вашей стороне.
— Если не на моей, то тогда зачем ей меня защищать?
Каюмов развел руками:
— Не знаю, друг мой. Я знаю, что она служит Самаэлю!
— Сатане?
— Да...
Я задумался, и многое из вчера сказанного всплыло в моей памяти. Но тут же я вспомнил и о своих родных и всполошился. Я схватил свой сотовый и набрал номер домашнего телефона. На том конце никто не отвечал. Тогда я набрал номер сотового моей супруги. Через два сигнала послышалось: «Абонент вне доступа!» Я вздохнул и бросил «Самсунг» на стол, после чего уставился на себеседника, который терпеливо ждал, когда я закончу звонить. Видимо, пришел черед моих вопросов, и я не стал терять время:
— Вы в прошлый раз говорили, что Самаэль вознамерился вернуться в Эдем, зачем?
Ответ последовал сразу:
— В «Откровении» говорится, что «хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю». То есть с Самаэлем ушло более 30% ангелов, его сторонников. Среди мятежников был один из великих десятников, центурион, Сариэль, входивший когда-то в ранг высших чинов ангелов. Согласно апокрифической Первой книге Еноха, вслед за Самаэлем в Геенну ушли также Семъяйза, Арестикифа, Ариман, Кокабаел, Тураел, Румъйял, Данел, Нукаел, Баракел, Азазел, Армерс, Батаръйял, Базазаел, Ананел, Турхйял, Симанизиел, Иетарел, Тумаел, Тарел, Румаел, Изезеел. Эти ангелы олицетворяют собой смертные грехи человечества, хотя некоторые дали людям некоторые знания. Например, Амезарак обучил человека «всяким заклинаниям и срезыванию корней», Азазель — изготавливать металл и добывать драгоценные камни, Армарос — «расторжению заклятий», Амиил — наблюдать за звездами...
Я нахмурился:
— Эти имена мне ничего не говорят… Я слышал только два-три имени… И то в различных фантастических фильмах...
— Об этих ангелах тоже мало кто знает, хотя многие из них были создателями уникальных небесных тел. Но дело в том, что вторая треть встала в ряды армии Архистратига Михаила, а третья треть осталась в Эдеме, якобы, охранять Творца. Но вот какая странность. Согласно христианским воззрениям, Михаил был поставлен у врат рая, чтобы охранять его с мечом. Об этом пишет и Джон Мильтон в «Потерянном рае», — и тут Каюмов стал декламировать наизусть:
«Дабы он к Древу Жизни не простер
Длань дерзновенную и не вкусил,
Чтоб стать бессмертным, даже не мечтал
О вечной жизни, изгоню его
Из Рая, для возделанья земли,
Откуда взят,- воистину, приют
Ему гораздо свойственней теперь!
Сверши Мое веленье, Михаил!»
Тут профессор вздохнул:
— Но в действительности Михаил не охранял врата. Он воевал против Самаэля и не мог находится в Эдеме. Это подтверждается и в «Евангелии от Никодима», где Михаил упоминался как тот, кто явился у врат Сифу, однако там не упоминается, что он страж райского входа.
— Да? И что?
— По другой версии православной церкви, охраняет рай ангел Уриил, чье имя означает «Огонь Божий». Кстати, он же управляет небесными телами – звездами и планетами, и считается, что именно он доставил металл с Бетельгейзе для изготовления саркофага Евы. И, по апокрифам, велению Творца именно он, Огонь Божий, своим мечом направил солнечный удар по Венере и превратил планету в Ад. По иконописному канону Православной церкви, этот архангел «изображается держащим в правой руке против груди обнаженный меч, а в левой огненный пламень». Однако Уриил был отправлен на подмогу Михаилу, поскольку тот проигрывал на Марсе, и вынужден был передать оружие безымянному херувиму. Официальная версия, отраженная в книге «Бытие» такова: «Он изгнал человека и поставил у восточной стороны сада Эдем херувимов и вращающийся меч с огненным лезвием, чтобы охранять путь к Дереву Жизни». В ряде преданий в качестве ангела, изгнавшего прародителей из рая и приставленного охранять древо познания добра и зла, называется архангел Иофиил. Короче, толком кто там стоит на страже – никто не знает, хотя это важно для нас.
Я почесал нос и вздохнул:
— Я не понимаю, к чему все эти экскурсии в библейские истории? Вы, Махмуд-ака, проводите какие-то книжно-археологические, астрономо-религиозные и историко-генетические исследования, но что это дает мне?
— Прежде всего, понимание того, в какой ситуации вы оказались, друг мой, — вздохнул Каюмов. – Дело в том, что оставшиеся в Эдеме ангелы тоже оказались в смятении, среди них пошло брожение умов… Не понимаешь? Существуют малоизвестные апокрифы, согласно которым треть ангелов заняла выжидательную позицию, то есть в войне не поддержали ни Бога, ни его противников. Эти ангелы, якобы, также изгнаны с Небес, но не стали демонами, а ожидают решения своей окончательной участи на Страшном Суде. Другие считают, что эти ангелы остались в Эдеме, но им ничего не доверяют, потому что они продемонстрировали свою духовную или, как можно сказать, политическую слабость… Само собой, это их озлобляет… Творец это осознал и понял, что можно ожидать нового мятежа и приказал херувиму охранять не рай, а Древо жизни, что является, судя по всему, высшей ценностью для Творца. Рай в случае его уничтожения можно возродить при помощи именно этого Древа. Знаете, Тимуржан, в Талмуде Самаэля называли ангелом-хранителем Исава и он был начальником стражи Эдема, а в «Святой Каббале» он описывается как «Суровость Бога» и «Яд Бога». Что это означает? То, что он был решительным, сильным, бесстрашным воином, он знает все секреты Рая. Видимо, Самаэль хочет пробиться в Эдем, перетянуть оставшихся ангелов на свою сторону, и тогда он сумеет разгромить Архистратига Михаила и его Небесную Армию и...
— Что «и»?..
— Свергнуть Творца!
— Ого-го! А это разве возможно?
— При наличии у Самаэля трех мечей, скорее всего, такой ход события вполне реален. Во всяком случае, мечом своим он может вступить в схватку с херувимом и одолеть его в бою, ведь падший ангел – Денница! — прирожденный воин, об этом свидетельствуют многие святые писания, включая апокрифы. Более того, как бывший хранитель Эдема, он знает многое о Древе жизни – уверен, в свое время, Творец ему предоставил слишком много информации! – и использует неизвестные нам обстоятельства против Творца! Основой для создания церковного учения об ангелах является написанная в пятом веке книга Дионисия Ареопагита «О небесной иерархии». В ней девять ангельских чинов разбиты на три триады, каждая из которых имеет какую-либо особенность. Так, первая триада — серафимы, херувимы и престолы — характеризуется непосредственной близостью к Богу; вторая – это силы, господства и власти — подчеркивает божественную основу мироздания и мировладычества; и, наконец, третья триада — начала, архангелы и собственно ангелы — характеризуется непосредственной близостью у человеку. Так вот, Самаэль был близок к Творцу, так как он был серафимом, а Михаил, Гавриил и другие – ангелами, которые, как бы сказать, «работали» с нами, людьми. И поэтому Денница знал ЕГО лучше всех...
Я был ошеломлен. Библейская история теперь мне не казалась некой легендой, особенно в тот момент, когда я сам соприкоснулся с ней.
— А где находится рай?
— Координаты никто не знает, но это, само собой разумеется, не на Земле, хотя в святых писаниях описывались земли на Ближнем Востоке. Мне кажется, там находился портал в иное измерение. Эдем — это некий параллельный мир, и проникнуть туда можно только при помощи ключа-меча, что в саркофаге Евы… А есть сведения, что Ад расположен на Венере! Я вам об этом говорил еще вчера, помните?
Я засмеялся, решив, что преждевременно стал верить в эту историю:
— Ну, вот… Фантастика начинается. Все знают, что такое рай, но не знают, где он...
— Вы, как физик, могли бы найти путь туда. Хотя бы на Венеру, туда же летали советские аппараты, они зафиксировали там ужасные условия...
— Нет уж, сказками и мифами я не занимаюсь, — отмахнулся я. – Это уже не задача физиков, а задача теологов. Рай и Ад – все в нашем мозгу, — и я пальцем ткнул в собственную голову, намекая, что и ум, и сумасшедствие уживаются вместе. И продекламировал:
«Если бог не услышит меня в вышине –
Я молитвы свои обращу к сатане.
Если богу желанья мои неугодны –
Значит, дьявол внушает желания мне!»
— Омар Хаяйм сам даже не ведал, как близок был к истине, — покачал головой Махмуд Анварович. – Сейчас мы делаем многое, не осознавая, что не все есть от Творца. Например, ваши научные изыскания в реальности имели иной смысл, чем вы с Бекзодом Хисамиевичем могли себе представить. Ваше изобретение нужно ему. Знаете, друг мой, в некоторых писаниях говорится, что Каин был рожден Евой не от Адама...
— Гм, разве на тот момент был еще какой-то мужчина?
— Отцом Каина, считается, стал Самаэль. Он надеялся, что сын передаст ему меч, потому что мощь меча сохранится, если Самаэль его получит из рук человека. Иначе говоря, сам его он взять не мог, потому что это оружие стало бы не страшнее палки. Дело в том, что Творец не хотел лишать возможности наших прародителей вернуться в Эдем. Он передал Еве, которая первой поддалась уговору Змия-Самаэля, и потом сама уговорила Адама вкусить запретный плод, ключ, открывающий путь в рай. Этот ключ является также оружием, мечом, а заключенная в нем сила способна разрушить Вселенную. Но Ева после смерти мужа не решилась одной вернуться домой, она осталась на Земле и умерла сама. Ее дети вложили в саркофаг этот ключ-меч, закрыли его, а специальный ключ к замку куда-то упрятали… а может, он был утерян. Даже нацисты пытались его найти, но все безуспешно. Саркофаг невозможно вскрыть, настолько он прочный. Только Самаэль хочет получить это оружие. И он надеялся на Каина. Но библейская история произошла не так, как он хотел...
— А сейчас может, не так ли? Я имею ввиду, что кто-то может передать...
— Ни ты, ни я, ни кто-либо другой уже не можем передать ему меч, если бы такая у нас возможность и имелась, потому что в течение многих поколений мы мало сохранили первозданную суть Адама и Евы, наших прародителей. Наши гены изменились, понимаешь? Ключ-меч отторгнет нас, не признает… Но был еще один человек, рожденный вместе с Евой, и у которой есть сила от Эдема...
— То есть? Еще одна женщина?
Профессор встал, прошелся по помещению, после чего произнес, смотря сквозь окно куда-то в даль:
— Было три женщины, созданные Творцом. Первую звали Лилит, она была очень хитрой и коварной женщиной, отказалась быть супругой Адама и сбежала от него. Второй была Ева, но она не понравилась Адаму...
— Вот как? А разве...
— Я не закончил, Тимуржан! Ее увел Творец в иной мир – и больше ничего не известно о ней. Третьей была… тоже Ева, только созданная из ребра Адама. Вот от нее и пошло человечество, в том числе и мы с тобой. Только все мы смертны, тогда как Лилит и первая Ева, о которой история молчит, – бессмертные существа...
— И кто-то из них?..
— Да, именно, кто-то из них, а точнее – Лилит. Она – супруга Самаэля!
Я оторопел:
— Ни фига себе! Вышла замуж за Сатану?
— Да, это так. На тот момент Денница был самым могущественным ангелом, он охранял Эдем, и он не мог не очаровать первую женщину. Так вот, Лилит может взять в руки меч и передать его в руки Самаэлю – и тогда сила меча не исчезнет. Сатана возродит свою былую силу и сможет управлять Вселенной… Это и есть тайна падшего ангела!
— Так что это за тайна, если об этом знают многие? – засмеялся я. – Вот вы, к примеру!
Профессор покачал укоризненно головой:
— Нет, не многие. Многое из той истории утрачено человечеством, многое не помним и не знаем. В свое время Самаэль сделал все, чтобы из святых писаний исчезло большинство информации, особенно о его целях и делах. Епифаний Кипрский в своей цитате упоминал «Евангелия от Евы, которому ее научил змей» — этот источник ныне утерян, и я считаю он был важным, потому что в нем Ева расскрыла тайну Самаэля. Может, она описывала все детально, фактажом, аргументировала, но сейчас никто дословно не может пересказать текст этого Евангелия.
— Почему? Зачем демону доверяться человеку? Почему Самаэль пожелал сделать своим союзником Еву, человека, из-за которого он пошел на мятеж против НЕГО?
— Потому что он хотел перетянуть ее на свою сторону, сделать таким же сторонником, как сделал Лилит. Уверен, что на эту мысль его подтолкнула именно Лилит, которая знала все слабости женщины и умела управлять чувствами. Самаэль проговорился о своей цели, и Ева об этом написала в своей рукописи.
— Гм, и все же… если «Евангелия от Евы» утерян, то откуда люди могут знать о целях Самаэля? – недоумевал я. – Может, это человеческие измышления!
— Есть другие древние рукописи, которые ссылаясь на «Евангелия от Евы», свидетельствуют о том, что Сатана хочет вернуться в рай и для этого ищет способы. Ева отказала Самаэлю, хотя родила от него Каина.
— Э-э-э, как это понимать? Ева изменила Адаму, так? – нахмурился я.
— Гм… Знаешь, когда Творец изгнал перволюдей из рая, то Адам и Ева вышли из под пространства с разными интервалами и из-за вращения Земли поэтому попали на разные континенты – в Азию и Африку, прошло много лет, пока они сумели друг друга найти. По преданиям, после грехопадения, Ева, упав на Землю, оказалась в районе Джидды или Мекки, а Адам попал на Шри-Ланку и оставил на Адамовой вершине след, почитаемый буддистами как след Будды, а шиваитами как след Шивы. По исламским хадисам, Ева очутилась на Аравийском полуострове, а Адам – в Индии. В любом случае, они были разделены расстоянием. Так вот, пока Ева была в одиночестве на Земле, Самаэль нашел ее и стал ее мужчиной. Скорее всего, он ее просто изнасиловал. Хотя он тоже был привержен полигамии – согласно Книге Зогар, Сатана был мужем демонических блудниц Нахемы и Аграт бат Махалат. Так вот, у Евы от него родился Каин. Ева, как я тебе пояснил, не захотела следовать за падшим ангелом, она помнила, что это он, змей-искуситель, обманул их и навел гнев Творца. И тогда разъяренный Самаэль заставил Каина убить брата Авеля, который был рожден от Адама. Этим самым он усилил первородный грех и отсрочил возвращение Адама и Евы в Эдем...
«Ты задался вопросом: что есть Человек?
Образ божий. Но логикой бог пренебрег:
Он его извлекает на миг из пучины –
И обратно в пучину швыряет навек!», — вновь я вспомнил Омар Хайяма. – Мы все движимы человеческими эмоциями, но за это наказываемы, не так ли?
Ответить профессор не успел, так как раздался дверной звонок. Я поднял глаза на Каюмова, но тот успокоительно хлопнул меня по плечу:
— Это, наверное, Сергей Казаков. Не волнуйся, — и он пошел в коридор.
Действительно, через минуту послышался второй старческий голос, хотя более бодрый, чем у Махмуда Анваровича. Он говорил: «Махмуджан, слышали – в городе переполох! Милиция ищет какую-то банду – так говорят соседи! Десятки машин стянуты к окраинам города, моего соседа – майора пожарной охраны – тоже подняли по тревоге и послали на помощь!» Каюмов что-то ответил неразборчивое. Через минуту в гостинную вошел немного полноватый, с ежиком волос, острым носом мужчина лет семидесяти двух в летнем костюме. У него были весьма печальные глаза, словно пережил какую-то трагедию. Увидев меня, он улыбнулся:
— Ассалому алейкум. Вы, как я думаю, Тимур Ходжаев?
— Вуалейкум ассалом. Да, это я, — я встал. Казаков протянул мне руку:
— Очень приятно, я — Сергей Андреевич, биолог. Я слышал о вас от профессоров Ибрагимова и Каюмова – мы были близкими друзьями. Меня шокировала информация о смерти… точнее, убийстве Бекзода… – и тут глаза у Казакова наполнились слезами. Однако он быстро вытер их салфеткой, присел и сказал:
— Мы предупреждали его об опасности. Он знал. Но надеялся, что открытие будет принадлежать человечеству, а не Сатане… Наверное, мой друг Махмуд рассказал вам многое...
— Да, — кивнул я. – О Самаэле и чего он хочет.
Гость присел на диван, немного помолчал, а потом спросил:
— Гм, тогда я начну свою часть в этой библейской истории. Что вы знаете о человеческом геноме?
Уж этот вопрос застал меня врасплох. Библия и генетика – что может быть общего?
— Гм, практически ничего… Знаете, я ведь физик, а не биолог, не медик, — развел я руками, показывая свою неосведомленность. – Меня уже удивила связь астрономии с Библией, но чтобы генетика тут что-то могла сказать… это для меня неожиданное открытие.
Мое недоумение вызвало улыбку у Сергея Андреевича. Он сказал:
— Тогда разрешите мне кое в чем вас просветить. Геном – это совокупность наследственного материала в человеческой клетке, состоит из 23 пар хромосом, находящихся в ядре, кроме того, есть митохондриальной ДНК. Всего они содержат 3,1 миллиард пар оснований, однако в реалии геном содержит 25-28 тысяч активных генов – это полтора процента всего генетического материала, остальное эксперты называют «генетическим мусором», то есть то, что не поддается кодировке...
— Гм, не все понимаю.
Тут Казаков помотал головой и недовольно крякнул:
— Поймете. Многие считают, что «мусор» — это следы ретровирусов, которые много миллионов лет назад внедрялись в половые клетки человека и становились частью организма. Они передавались по наследству и участвовали в мутации. Иначе говоря, эти ретровирусы были источником наших болезней, и одновременно источником нашего эволюционного развития, поскольку позволяли человеку приспасабливаться к окружающей среде, выживать в многообразии живых организмов, имевших к нам далеко не дружеское отношение. Где-то 8 процентов генов – это от тех ретровирусов, среди которых обнаруживаются генетические последовательности таких смертельно опасных вирусов, как Марбурга и Эбола; кроме того, в человеческой ДНК обнаружен вирус болезни Борна. Все они встроились в наш геном более сорок миллионов лет назад и могли весьма сильно повлиять на характеристики нашего вида, в том числе на его умственные способности. Таким образом, если бы не ретровирусы, то мы могли бы выглядеть иначе. Если сравнить гены первых людей – Адама и Евы – с нашими, то мы будем иметь большое различие.
— В чем?
— Их ДНК чисты. В них нет «генетического мусора», полученных людьми за миллионы лет, так как там, где они… можно сказать родились, не было угрозы для их жизни.
— Это в раю что ли? – ехидно спросил я.
— Вот именно. Как известно, Адам и Ева были бессмертными, ничего не могло угрожать их жизни, так как обладали сверхъестественными способностями и их органы, судя по всему, могли быстро регенерировать в случае повреждения. То есть их гены были устойчивымим к внешним опасностям. Скорее всего, Эдем был исключительно безопасной для биологического существования средой. Но Творец, если вы помните из библейских историй, рассердился на своих детей, и изгнал из Эдема. Он лишил их бессмертия, но дал возможность размножаться. В Книге Бытия упоминается сей факт: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада Эдемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят».
Нужно отдать должное моим собеседникам — они помнили все книги, касающиеся религиозных сведений о мироустройстве, и удачно выуживали цитаты для подтверждения ими сказанного.
— Очень жестоко, — хмыкнул я. – Где же тут справедливость?
— Увы, в раю не все было открыто человеку, и незнание было условием райской жизни. В результате вкушения плодов с Древа познания добра и зла, человек потерял вечную жизнь в совершенной природе, стал подвержен греху, времени, болезням, страданиям и смерти, утратил доступ к Дереву жизни… Теперь Адам жил в ожидании смерти и добывал себе пропитание на земле, которая больше не родила таких чудесных плодов, как в Эдемском саду. Только… Земля оказалась далеко не тем местом, где они могли беззаботно жить – болезни, хищные животные, паразиты, радиация, химические испарения, яды и многое другое делали жизнь наших прародителей трудной и опасной. В первые годы организм Адама и Евы еще сохранял стойкость к внешним воздействиям, как следствие фактора бессмертия, но в течение десятилетий иммунная система стала сдавать сбои. Поэтому прародители человечества спустя сотни лет скончались от старости и болезней. В Книге Бытия оговаривается, что Адам прожил 930 лет, Ева на несколько десятков лет больше. Дети уже не имели тех защитных функций, что были у родителей, и им приходилось приспосабливаться. Вездесущие вирусы проникали в человеческий геном и заставляли организм меняться, чтобы выжить. Так, через поколения мутация проникала в наш вид и трансформировала в современный хомо сапиенс. Согласно генетическим исследованиям, люди нашего вида могли вымереть еще 70 тысяч лет назад. На тот момент их осталось не более 3 тысяч. Возможно, это Самаэль пытался извести человека с планеты, но ему помешали… думаю, нам помогали ангелы Гавриил, Михаил и другие, которые были призваны защищать потомков Адама и Евы.
— Так когда прародители появились на Земле?
У Сергея Андреевича нашелся ответ:
— Археогенетика определила, что у всех ныне живущих людей существует один наиболее близкий общий предок по мужской линии, живший примерно 60-90 тысяч лет назад. По очевидной причине его назвали Игрек–хромосомный Адам. Но этот мужчина не является единственным предком всех людей на планете, просто прямые мужские линии его современников прервались в какие-то моменты времени, и их Y-хромосомы не сохранились в генотипах современных мужчин; и все же ученые считают, что этот Адам жил где-то 200-180 тысяч лет назад. Возможно они имеют ввиду настоящего отца человечества… Что касается его супруги, то есть понятие в генетике как «митохондриальная Ева», архогенетики установили, что она жила в Африке 250-150 тысяч лет назад. Хотя это больше говорит о том, что Ева просто прожила больше своего мужа. Но жизнь их детей была более сложной – такова плата за грехопадение. Согласно Библии, Змей, то есть Самаэль, был проклят, и обречён ползать на животе и питаться прахом, женщине было определено «в болезни рождать детей» и находиться в подчинении у мужа; мужчине было назначено со скорбью и в поте лица трудиться во все дни жизни его на земле, которая «проклята за него». Люди перестали быть бессмертными и после смерти должны вернуться в землю в виде праха, из которого и был создан Адам.
— Зачем же Творец изгнал перволюдей на Землю? Неужели он не знал, к каким страданиям он их обрекает? – недоумевал я. Во мне все протестовало против действия того, кого мы именовали Богом, и еще больше усиливало мой атеизм. У Казакова был ответ и на этот вопрос:
— Вообще-то Земля создавалась не для людей. По моему мнению, это был полигон для обкатки биологических форм жизни. И этими экспериментами занимались… ангелы, причем под предводительством одного – Денницы!
— Гм… Сатаны?
— Да, уважаемый Тимур. Планеты создавались помощниками Творца – только об этом официальные святые писания молчат, а апокрифы, свидетельствующие об этом, были уничтожены еще в период Никейского собора и позже, порой как еретические записи. Нам лишь известно, что ангел Цадкиил создал планету Юпитер, а Самаэль — планеты Сатурн и Уран, созвездие Водолея, а также некоторые химические элементы, которые сформировали атмосферу на Земле, поэтому его имя увязывали с воздухом, Солнечной системой… Но есть еще одна теория, — тут он задержал дыхание и тихо произнес: — Земля была создана именно им, Самаэлем, но потом отнята Творцом, который захотел заполонить ее людьми.
Мое изумление было безгранично:
— Это как?
— А вот так… Земля была бесплодной и мертвой планетой, каких было во Вселенной миллиарды, Творец не слишком-то утруждал себя заботами о дальнейшем их существовании, но Самаэль решил сделать из нее копию Эдема. Он вдохнул жизнь в Землю. Там сменялись разные формы и виды живых организмом, и все же это не был рай, планета не предназначалась для людей… Самаэль хотел сделать его местом обитания… ангелов, а им, бессмертным, ни вирусы, ни паразиты угрожать не могли. Не скроем, Самаэль, как ангел, был великим, мастерски владел искусством созидания, чем нравился Творцу… Но потом Господь сотворил человека, который как и ангелы был бессмертен и силен, однако у него было то, чего не имелось у ангелов – душа. Душа оказалась сильным источником мотивации к познанию и труду, чувствам и поступкам. Ангелы руководствуются… как бы сказать, программой, заложенных им Творцом, не особенно отклоняются от установленных рамок, а вот человек был более могущественным за счет души, и Самаэль первым осознал, какая это угроза им, ангелам. И он поднял мятеж, потому что не хотел, чтобы между ними и Богом был человек. И он был возмущен, что ему, человеку, передавалась вся полнота власти во Вселенной, а те, кто созидал мир, теперь должны были ему прислуживать. Даже с человеческой точки зрения последующие действия Самаэля можно понять – его как бы предали...
Я крякнул, не ожидав такого подхода в данной истории. Действительно, с объективной точки зрения Сатана был прав. Но все равно, падшего ангела мне было не жаль. Хотя бы потому что он оставался врагом человечества и… я не верил во все эти байки. Атеист рассматривал все это не больше чем дюжие фантазии людей, живших тысячи лет назад, а мне, ученому, тем более казались смешными древние мифы, которые пытались навязать нам в жизнь все религиозные институты мира. И все же я не спорил и слушал Казакова, хотя некоторые сведения мне уже были известны из предыдущих сообщений от профессора Каюмова:
— У Самаэля было имя Люцифер – Несящий свет, поскольку он первым зажег звезды в галактике Млечный Путь. Более того, его называли также Утренней звездой, в знак планеты Венеры — Денницей, хотя потом Денница стал высшим генеральским чином в армии Эдема. Потому что знаком воинской власти была звезда, которую вручил Самаэлю Творец. Он же отдал ему один из трех мечей, которыми творился мир, этим самым продемонстрировав ему свою благосколонность. Известно, что один меч остался у Архистратига Михаила, который потом был провозглашен Главой Войска Небесного; второй был у Уриила, который позже передал ее Херувиму, по приказу Творца, взявшего под охрану Врата Эдема.
Тут Сергей Андреевич добавил:
— Для многих ангелов, да и людей тоже, Самаэль стал символом гордости и воли, мятежа и свободы, познания и принадлежности к тем, кто вершит судьбу мира. В Liber Azerate Люцифер описывается, как «доброжелательный аспект Сатаны, который своим светом освещает надёжный путь и указывает дорогу к свободе и божественной власти по ту сторону границ творения». В Luciferian Witchcraft Люцифер обрисован как «Чёрное пламя разума и воли». Известно, Сатана отождествляется у всех народов с дурными наклонностями и с ангелом, приносящим смерть, но часто наделяется собственной индивидуальностью, неповторимостью и уникальностью, что резко выделяло его из десятков миллионов ему подобных существ. В Книгах пророков Иезикиила и Исаии сказано, что Самаэль, возгордившись и пожелав быть равным Богу, был низвержен на землю, став после падения «князем тьмы», отцом лжи, человекоубийцей, а в Евангелии от Иоанна — предводителем мятежа против Творца. Согласитесь, нужно обладать некой силой, чтобы восстать против того, кто тебя создал и кто был твоим господином! Самаэль не был рабом, что делает ему честь.
Тем временем Солнце, милларды лет назад зажженное… Самаэлем, закатывалось за горизонт, безоблачное небо покраснело, словно где-то вдали разгорался костер и его отблески отражались в атмосфере; окна казались багровыми пятнами. С улицы все еще шел теплый ветер, доносились шаги людей, звуки мотров и клаксонов – город продолжал жить своей жизнью. По телевизору шла музыкальная передача «Гулла-яшна Узбекистон»65, показывали певцов, воспевавших родину, главу государства и великих исторических предков. Я же молча слушал доктора биологии, которого распирало аж от удовольствия рассказывать об ангеле, с которым, якобы, судьба столкнула со мной… или меня с ним? – но в чем тут радость, какое знамение? Старик не замечал усмешки на моем лице и продолжал:
— Питер Ломбардус описывал, «что Дьявол был прежде своего падения Архангелом и имел прекрасное тело, составленное богом из превосходнейшей материи небес и воздуха; но после своего падения, он перестал быть Архангелом и стал Апостатом, его тело перестало быть хорошим и тонким; но его тело было сделано таким образом, что оно могло испытывать страдания от более тяжёлой субстанции качества более неясного, тёмного и неуправляемого Воздуха, и это тело было также отмечено негодующим безумием гордости, что привлекло очень много Ангелов к служению ему, и они стали Дьяволами, кто ради него в этом многобедном мире совершают свои деяния», — выдохнул на одном ритме свою речь Сергей Андреевич, у него аж лицо покраснело от натуги. — У Самаэля был символ – змей с мордой льва – и по...
— Погодите, — тут я привстал. На меня два старика посмотрели с удивлением. — Следователь прокуратуры Геннадий Васильев, который обвинял меня в убийствах… У него на затылке я увидел этот символ. Да, и много лет назад на флоте со мной служил матрос Федор Кошкин – у него тоже была змея с львинной мордой.
— Это значит, что они рабы Самаэля, служат ему! Все рабы Сатаны носят такую татуировку. Дело в том, что это оживленные мертвецы… – с волнением сказал Казаков, пристав с дивана.
— Кто-кто? – чертыхнулся я. – Типа, зомби?
— Ну, как зомби… В «Евангелия от Евы» описывалось, что Самаэль брал к себе на службу людей с низменными пороками, бесчестными, чаще всего, убийц, грабителей, насильников. Обычно они погибали во время совершения преступлений или их казнили. Сатана не впускал их в Ад, а возвращал в тело, оживлял, и они становились земными рабами падшего ангела, выполняли все его приказы. Фактически, эти персоны дважды проклинались Творцом, они были недостойны не только Чистилища, но и Ада, и поэтому вынуждены вечно скитаться по Земле. Но те, у кого символы змеи и льва, это центурионы – командиры человеческих групп, они выполняют особую миссию, — пояснил Сергей Андреевич. – Поэтому очень жестоки и обозлены!
— Значит… И Васильев, и Кошкин – они… в прошлой жизни были преступниками? И теперь они – офицеры Армии Сатаны? – сбивчиво переспросил я. — Но у следователя милиции Джавдада Абдуллаева я такого не видел – этого символа. Да, кстати, я хочу добавить: и Джавдат Абдуллаев, и Геннадий Васильев разговаривали друг с другом на каком-то странном языке, который вроде бы был похож на арабский.
— Это арамейский язык, скорее всего, древний, до нас не дошедший. Это язык Эдема, — пояснил Каюмов. – Все в раю разговаривали на этом языке, в том числе и животные – так пишется в святых писаниях. Его, естественно, знают те, кто служит Самаэлю. Таким образом, капитан милиции, которого ты упомянул, тоже служит падшему ангелу, но в какой роли я не знаю...
Я нахмурился:
— А как определить ангелов? У них есть тату или нечто похожее?
Каюмов кивнул:
— Да, Тимуржан. Их можно выделить из толпы людей. У падших ангелов есть сигилла – это символ или комбинация нескольких конкретных символов, геометрических фигур, обладающий, как считается, магической силой. В свое время их описывали искатели философского камня, алхимики, астрологи, кудесники… — Он встал, достал из стеллажа какую-то книгу на итальянском языке, открыл и стал показывать мне странные знаки, среди которых более-менее знакомым оказалась пентаграмма. – Смотри, это сигиллы из «Малого ключа царя Соломона». Вообще-то это личный знак ангела, который выдавался Творцом. И у Самаэля он тоже есть. Хочу только сказать, вот у воинов его Армии Ада сигиллы черного или красного цвета. У воинов Небесной Армии под предводительством Михаила Архистратега сигиллы синего и желтого цветов. Сигиллы помогают людям отличать падшего от ангела, признающего Михаила своим генералом. Сами же ангелы знают друг друга по именам и знают также, кто за Самаэлем, а кто за Михаилом. У них развита память, так как не просто знать в лицо и по имени каждого из девяносто миллионов ангелов, херувимов, престолов...
— Я видел такой знак, — вдруг вспомнил я. – У человека, назвавшегося… может, ангела… короче, он представился как Кан. У него на левой стороне шеи я заметил какую-то геометрическую фигуру красного цвета.
— Кан… Это центурион, правая рука Самаэля… – припомнил Махмуд Анварович. – Один из тех, кто пытался тогда разрешить проблему, как бы сейчас сказали, дипломатическим путем, и потом, поняв, что конфликт назревает большой, все-таки встал на сторону Сатаны. И вместе с ним был свергнут с Небес! В ангельской иерархии Кан занимал средний чин – «господства», то есть те, кто управляет силами природы.
— Махмуд Анварович, вы что, знаете всех ангелов по именам? – удивился я. – Все девяносто миллионов имен?
Тот усмехнулся:
— Ха-ха-ха… Нет, я просто читаю много, и выцеживаю из моря книг нужные мне сведения. О Кане я тоже читал в переводах в «Свитках Мертвого моря» — апокрифе, где говорилось о том, как Кан встречался с Авелем – сыном Адама и Евы, возможно, хотел уладить его проблему с Каином. Ты помнишь диалог Господа с Каином-убийцей: «Каин, где брат твой Авель? – Не сторож я брату своему!»
— Помню… И про «каиновую печать» тоже слышал...
Тут у окна пролетела какая-то птица. Я встрепенулся и посмотрел на улицу – там было все спокойно, хотя какое-то предчувствие охватило меня.
— И еще, меня хотел убить некий Матэус...
— Это ангел, который стоит на стороне Архистратига Михаила.
— Почему он хотел убить меня?
Старики переглянулись, после чего Махмуд Анварович признался:
— Тимуржан, мы не знаем… Я не понимаю, почему он хочет тебя устранить, ведь ты не на стороне Сатаны...
— Конечно, не на его стороне. Меня то эти психи хотят убить, то хищники, — вспомнил я тут странную встречу в трубе под мостом. – На меня напал гигантский паук. Ну, тарантул, мохнатый такой, страшный; он чуть меня не сожрал. Я отбился от него. Но убить не смог, так как он… не знаю, как и сказать… он оказался из глины… Разве такое возможно? Может, это – продукт Самаэля?
— Самаэль не может без оружия – меча-ключа – создавать сложные организмы, говорят, что неандертальцы – это его дело рук, но мы знаем, что они вымерли, так как оказались неприспособленными к жизни на планете. Знаете, в «Евангелии Иуды Искариота» говорилось...
— Иуды? Это того, кто предал Иисуса? – не понял я.
— Точно, он.
— Так что… он тоже написал нечто святое?
— Он был апостолом и, конечно, тоже «издал» свою версию библейских и христианских событий, — пояснил Каюмов. – В этом «Евангелии» Иуда говорил, что только Иисус раскрыл ему таинства Царства. Так вот, Иуда говорил, что человека создал некий ангел-отсупник Небруэль (по другим версиям это Ялдаваоф) со своим помощником Сакласом. Небруэль переводится как «мятежник»...
— Я догадываюсь, о каком мятежнике идет речь...
— В «Апокрифе Иоанна» Ялдаваоф и Саклас — два имени одного архонта – ангела, у которого есть третье имя – Самаэль. Действительно, падший ангел пытался создать человека, но у него получились приматы и… неандерталец, с которым нет у современного человека никакого генетического сходства. Самаэль так и не стал тем, на кого замахивался… Но вот псевдоорганизмы создавать способна Лилит.
— Лилит? – недоверчево переспросил я. – Но она же человек, не ангел.
— Это бессмертное существо, Тимуржан. У нее способности ангела-серафима, но как человек она имеет душу – и поэтому более сильнее и умнее. Она умеет управлять и ангелами, и людьми… А будучи еще женщиной, коварна, хитра, обольстительна, знает, как пользоваться своей красотой. Кстати, в Европе в период Возрождения предание о Лилит как первой жене Адама стало известно европейской литературе, где она обрела облик прекрасной, соблазнительной женщины. Известны, например, рассказы о том, как Лилит в облике царицы Савской соблазнила бедняка из Вормса. О каббалисте Иосифе делла Рейна рассказывали, что он добровольно предался Лилит. В еврейских писаниях, она овладевает мужчинами против их воли с целью родить от них детей. Поэтому Талмуд не рекомендует мужчинам ночевать в доме одним. Адам и Ева, будучи в «отлучении» в течение 130 лет, породили духов, дивов и «лилит», сожительствуя с ними...
— Гм… И что?
— И вот: у нее есть способность перевоплощаться, правда, в живые существа, а не в предметы. Ее символ – сова, она может принять облик птицы...
— Ах, вот оно что! – протянул я. – А я то думаю, почему часто встречаю сову на своем пути. И именно тогда, когда у меня проблемы. Значит, это она наклекает на меня беду? Хотя все это мне кажется бредом...
Мне было непонятно, как человек может превращаться в животное или птицу – это же сказки! Наука отрицает подобное, а я, как ученый, естественно, отталкивался от научных подходов, оценивал мир как материалист-диалектик. Для меня все же первичным была материя, а не идеалистическая платформа, возвышающая над всем первотворца. А тут, в мое устоявшееся сознание, в мой мир принципиальных и твердых позиций врывается нечто такое, что переворачивает все вверх дном, делает мир иллюзорным, нереальным, мистическим. Меня фактически ломают, и я не могу даже дать отпор, так как факты демонстрируют мне наличие и другой стороны этого мироздания.
Каюмов смотрел на меня, видимо, понимая, что творится в моей душе, и кивнул:
— Это не бред. Лилит, на иврите, означает «ночная». Она была Таргуме царица Смарагда, по раввинистской традиции первая жена Адама и мать исполинов и бесчисленных злых духов; позже ночное привидение, преследующее детей. Имя Лилит встречается в Ветхом Завете лишь однажды, в Книге пророка Исайи: «…там будет отдыхать ночное привидение и находить себе покой». В оригинале стоит слово Lilith, однако новые толкователи — не неподверженные христианской морали — склонны переводить имя как «ночное привидение» или же «филин», или «сова». В иудейском быту волосатая и крылатая Лилит особенно известна как вредительница деторождения. Считалось, что она не только наводит порчу на младенцев, но и похищает их, пьёт кровь новорождённых, высасывает мозг из костей и подменяет их. Ей также приписывалась порча рожениц и бесплодие женщин. Считается, Лилит боится красного цвета.
Мой вздох восприняли как стон, хотя это было не так. Я просто обдумывал все, что услышал. Но Каюмов продолжал: «В книге Валентина Скавра «Десять Воззваний» — Codex Decium – пишется:
«О, Мать Лилит, Мать Демонов,
К Тебе взываю, Тебя приглашаю…
Царица Тьмы и нечистых чар,
Лица Твои — Ночь и Ужас,
Сердце Твое — средоточие Зла».
— Так, это она сова?
— Она. Возможно, и паук – это ее дело рук. Но сова – птица ночная, это значит, что у Лилит сила только в темное время суток. Днем созданные ею существа не могут долго жить, быстро распадаются. Поэтому ты легко отделался от той встречи – я говорю про тарантула!
— Так паук был из глины! Разве это возможно?
— Големы тоже из глины! – почти выкрикнул Махмуд Анварович. – Однако они существуют и могут действовать, хотя никакой биологии в их строении не нет!
Вот это слово — големы — мне было незнакомо, и я с удивлением уставился на Каюмова. Вместо него ответил Сергей Андреевич, который внимательно наблюдал за моей беседой с профессором:
— Тимур, големы – это существа из каббалистики. Они не живые. Типа, роботов, управляемых магическими силами. У них нет чувств, памяти, сознания, они просто выполняют определенную задачу, которая на них возложена и распадаются, когда миссия выполнена или когда прервана по приказу того, кто их вызвал… э-э-э… к «жизни»! Создавать голема или по структуре схожего тарантула – это могут падшие ангелы и Лилит. Как тебе сказали, Лилит – мать исполинов, под которыми следует понимать големов. Но Лилит также обладала войском, в которое входило 480 легионов злых духов и ангелов-разрушителей.
— Но Лилит защищала меня! Причем от неких ангелов, что хотели меня проткнуть своими мечами! И это было вчера, когда я вышел из вашей квартиры, Махмуд Анварович! – сердито произнес я. – Почему я должен думать, что Лилит меня хочет убить? К тому же она обещала мне деньги, если я восстановлю наш проект! Так что я ей нужен живым. А вот кто другие – я не понимаю! Кстати, если я встречал Лилит, то она была в красном одеянии, значит, не боится этого цвета.
Ответить старики мне не успели, так как в телевизоре сменилась картинка: вместо поющей и танцующей певицы Юлдуз Усмановой появилась фотография моего лица. Диктор что-то говорил. Каюмов вскочил и схватил со стола пульт дистанционного управления, сделал звук громче. Из динамиков раздалось: «… Ходжаев, лидер ташкентской ячейки международной террористической организации «Хизбут и-Тахрир», на счету которого десятки убийств, грабежей и разбоев. Сегодня он совершил побег из Мирабадского РУВД, убив трех милиционеров, а также четырех гражданских. Очень опасен! МВД и СНБ Узбекистана просят сообщать местонахождения этого человека по телефону… Награда гарантируется...»
— Ни фига себе! – воскликнул я. – Это же сполшное вранье! Я никакой не террорист! И не убивал никого! – и я посмотрел на собеседников, ища в их взглядах понимание и поддержку. И их я получил. Старики прекрасно осознавали проблему, в которой я завяз не по своей воле.
— Понятно, тебя подставили! – согласился Каюмов, нервно шагая по комнате.
— Но кто? И зачем? – недоумевал я. – Почему именно я?
И на этот раз ответить старики не успели, так как с улицы послышался визг тормозов и рычание мощных моторов, грубые мужские крики, испуганный вопль старушки. Стоявший рядом с окном Сергей Андреевич взглянул наружу и воскликнул:
— О боже, это милиция! Их много!
— Кто-то выдал тебя! – прошипел Махмуд Анварович, озираясь. – Может, соседи, а может выследили милиционеры...
Но у меня было иное мнение.
— Я оставил у вашего дома автомашину! – я хлопнул себя по лбу. – Они по номерным знакам определили мое местонахождение, блин. Как я так опростоволосился?
Винить в этой ситуации следовало себя же. Каюмов пригасил свет в помещении. Небо было темным, Луна начинала светиться зеленым сыром, подсвечивая редкие облака, да и свет уличных фонарей создавал видимую картинку. Я подскочил к окну, стараясь не выдавать себя, впрочем, через занавески меня увидеть находившимся снаружи было сложно. Зато я увидел три грузовые автомашины, с борта которых спрыгивали бойцы спецназа. Все с автоматами, в бронежилетах- всего человек пятьдесят, не меньше. Ничего себе – почти полроты на одного! Чуть позже подкатил – о боже! – бронетранспортер с пулеметом на башне. Среди милиционеров кружились, махая пистолетами, капитан Абдуллаев и следователь прокуратуры Васильев. Они давали указания бойцам, что следует делать. Судя по всему, точное место моего пребывания они не установили, поэтому забегали во все подъезды, стучались во все квартиры. Один в пятнистом комбинезоне крутился у моего «Матиза» и прикладом «Калашникова» разбил ветровое стекло. «Вот гадина, я до тебя еще доберусь», — мелькнула у меня злая мысль.
Я отпрыгнул от окна, меня трясло, не знаю, от страха или желания вступить в схватку и дорого отдать свою жизнь, но больше сидеть и чего-то ждать уже не мог. Я жаждал действий. Только Махмуд Анварович думал иначе:
— Тимуржан, ты должен остаться в живых и завершить миссию...
— Какую миссию? О чем вы? Меня сейчас пристрелят! – меня всего дергало от избытка адреналина. – О чем вы говорите?
— Уничтожте то, чего ищут Самаэль и Лилит! Пока это у вас – вас не оставят в покое!
Я понял, что речь идет о копиях на дисках.
— А сейчас что мне делать?
— Бегите!
Я с недоумением посмотрел на Каюмова:
— Куда и как? Веде автоматчики!
— Вы же спортсмен! Проберитесь на чердак, оттуда на крышу, перепрыгивайте на крыши других домов, на деревья, столбы, и так сумеете покинуть нашу улицу! Вам нужно уносить ноги отсюда!
«Ох, действительно, это же выход», — подумал я и, открыв дверь, выскочил на лестничную площадку. В это время там стучал в соседнюю квартиру спецназовец в балаклаве – я видел только глаза в прорези и слышал хриплые выкрики: «Открывайте – милиция!» Меня он не ожидал, поэтому не успел среагировать. Зато я ребром ладони ударил по шее, одновременно въехал ногой под колено правой ноги. Боец повалился назад, и с грохотом покатился по лестнице вниз, прямо на поднимавшего на второй этаж коллегу. Там образовалась куча-мала, а я воспользовался этим и стал быстро взбираться к чердачному проему.
— Он здесь! Ловите его! – орали милиционеры. В подъезд устремились автоматчики.
Из улицы донеслось:
— Не убивать! Только ранить! Брать живьем гада! – по голосам нетрудно было догадаться, кто отдавал такие приказы.
Соседи со страхом закрывали двери. Я мчался на пятый этаж, слыша, как внизу грохочат тяжелые ботинки. К счастью, чердачный люк был не на замке. Мне без проблем удалось по железной лестнице взобрался к потолку, потом резким движением приподнял люк и втянул свое тело на чердак. Там пахло как в сауне – деревянные балки отдавали душистым ароматом, стояла сухая жара, ах, сюда бы еще и пиво… На бетонном полу валялись ведра и рубероид, куски битума, бруски, лопаты, лом. Но на чердаке не спасешься. Я быстро открыл еще один люк и очутился на крыше, которая была еще горячей от дневного солнца; вся поверхность была утыкана антеннами, тарелками спутникового приема, проводами, в которых нетрудно было запутаться. Меня всего трясло – я еще не пришел в себя после встречи со следователями и дуболомами, а также погони, и теперь вновь меня закрутило в новый водоворот событий. Вздохнув, поднял голову: на тусклеющем небе загорались звезды, но среди них я узрел самую крупную – это была не звезда, это планета. «Вечерняя и… утренняя… Денница… Венера», — подумал я, теперь иначе рассматривая это небесное тело. Для меня оно было не просто планетой Солнечной системы, это было мистическое место, связанное с таинствами прошлого и событиями сегодняшнего дня.
Раздался хлопки крыльев – над деревьями летала сова, на фоне разгорающейся Луны птица казалась предвестником неумолимо приближающейся опасности. Теперь я знал, кто скрывался в этом обличии.
— Лилит! – прошипел я, стараясь разглядеть сову среди черной листвы, куда она залетела от моего взгляда. Впрочем, от этого дела меня оторвали звуки погони – бойцы спецназа уже влезали на чердак.
Я стал оглядываться. Почти вплотную от здания, на крыше которого я находился, располагался четырехэтажный жилой дом, возведенный по иному проекту, более старому. Почти пять метров нас разделяло. Если я разбегусь, то смогу перепрыгнуть на другую крышу, а там еще на другую. Я отошел назад, чтобы взять большую дистанцию для разбега и… тут же очутился в жестком захвате. Какой-то спецназовец спрыгнул на меня и сзади схватил меня двумя руками и приподнял, лишив возможности сопротивляться. Может, это срабатывало раньше у него, на тренировках или в предыдущих драках, но в отношении меня он допустил ошибку. Я затылком ударил его по носу и одновременно нажал на болевую точку на запястье. Боец отшатнулся и зарычал, кровь брызнула мне на голову, только захвата противник не отцепил, просто ослабил его. Этого было дастаточно, чтобы я сумел достать ногами поверхность и получить упор для броска. Левой рукой схватил за воротник противника и швырнул его через плечо. Тело совершило короткий полет и упало на крышу, снеся две спутниковые «тарелки». Автомат отлетел в сторону. Я заломил руку, и коленом придавил спецназовца, чтобы он не дергался. Мельком взглянул на валявшее в трех метрах от меня оружие – может, взять? И тут же отбросил эту мысль: тогда у милиционеров будет полное право стрелять в меня, а так я безоружный, а значит, не опасный.
Второй боец подскочил ко мне, протягивая руки, видимо, желая схватить за шею, удушить. Я же головой ударил его в живот, одновременно схватил за ноги и потянул к себе. Противник протерял равновесия и тоже упал, произнеся нецензурную реплику в отношении моей мамы. Мне это не понравилось, и я врезал ему в челюсть. Удар был силен – как минимум два зуба вылетели изо рта вместе с каплями крови. Уверен, что спецназовцы были ошеломлены моим сопротивлением. Конечно, раньше они боролись не с настоящими преступниками, а с журналистами, оппозиционерами, предпринимателями, против которых их натравливали чиновники или конкуренты. Я вспомнил рассказ своего одноклассника-бизнесмена, у которого некоторые персоны из генеральной прокуратуры отняли фирму по поставкам компьютеров и комплектующих при помощи наездов вот таки-то бойцов, одетых в маски, и поэтому подобные операции назывались с презрением «маски-шоу». Но я-то не слабовольный человек, мне есть чем ответить наглости и беспределу в лице этих в камуфляже.
Из чердачного лаза появились еще три бойца, которые уже наставляли на меня оружие. Увиденное их озлобило – я услышал их глухое рычание. Все, шутки закончились, ребята рассердились, понял я и побежал. Мне в спину кричали остановиться, но я пропустил мимо ушей такой приказ. Скорость набрал приличную, чтобы перепрыгнуть через парапет здания, перелететь на крышу другого дома. Все прошло так, как и задумал, единственное, дух захватило, когда летел на такой высоте. Приземление было безболезненным — я упал на мягкую кровлю и перекатился по инерции. Уверен, что проделал где-то дырки своими туфлями и пальцами, и теперь первый же дождь проникнет в верхние этажи, чем вызову недовольство жителей, которые проклянут меня самыми последними словами. Ладно, это не страшно, как-нибудь переживу. Вскочив, я посмотрел назад. Там у парапета стояли темные фигуры в явной расстерянности.
— Карагин, нима у килди? Кана килиб сакрай олди?66 – послышались изумленные крики спецназовцев, хотя им, как мне казалось, сделать это как плюнуть. Впрочем, я не учел, что на них тяжелые бронежилеты, оружие, ботинки, и в таком снаряжении не просто преодолеть пять метров на такой высоте. Снизу тоже раздавались крики, ибо там ничего не поняли: «Где он? Куда спрыгнул?».
Решение у преследователей появилось явно радикальное. Бах! Бах! Бах-бах! – пули, выпущенные из автоматов, дырявили крышу, отлетали рекошетом от кирпичной кладки. Стреляли по ногам, намереваясь, видимо, лишить меня возможности передвигаться. Но в ночном городе такие звуки навели панику, во многих окнах стали гасить свет, прохожие и сидевшие во дворах разбегались по квартирам. А стрельба в центре города – недалеко от МВД и резиденции президента – это вообще чрезвычайное происшествие, завтра милиционерам не поздоровится от начальства. Я запетлял как заяц и побежал дальше, осознавая, что останавливаться нельзя. И все равно приходил к мнению: хорошо что не забрал автомат поверженного мной спецназовца, а то бы устроил такую перестрелку, что трупов было бы больше – пользоваться оружием меня научили на флоте. Я решил, что мне нужно просто уйти от погони.
Увы, этот дом оказался еще короче, чем с которого я спрыгнул. Рядом не оказалось другого, на который я мог бы таким же способом перебраться – ближайший одноэтажный дом был в десяти метрах. Такое расстояние мне не под силу предолеть. Зато я заметил фонарный столб, и именно на него и спрыгнул. Не раздумывал даже, все делалось на подсознательном уровне. Я ухватился за железную дугу, лампа замигала, я раскачивался, едва не сорвавшись, но потом обнял бетонный столб руками и ногами и заскользил по вниз согласно закону всемирного тяготения. Шершавый бетон едва не разорвал кожу на моих ладонях, но это еще было не столь страшно, как выстрелы, которые звучали с крыши. Пули свистели над моей головой, отлетая в сторону. К счастью, никого во дворе не было, иначе могли появится раненные или убитые – бойцы абсолютно не заботились безопасностью обычных граждан.
Я бросился в переулок. Милиционеры, которые обежали дом, увидели, в какую сторону я направился и кинулись следом. Впереди бежали два знакомых мне следователя, которые бестолку палили в меня из «макарова». «М-да, драться не научились как мужчины, так и стреляют хуже обезьяны», — подумал я с некоторым злорадством. Пули свители надо мной, вышивая из стен штукатурку, щепки от стволов деревьев. Жители домов, наверное, визжали от страха в своих комнатах. И мне было непонятно: зачем стрелять в многолюдном месте, причем по безоруженому человеку? Но это не волновало тех, кто целился в меня.
Я выбежал на освещенную автодорогу. Мимо меня промчался троллейбус, я подпрыгнул и ухватился за лестницу, что была встроена с задней стороны транспорта – обычно по ней водитель или механик поднимался наверх, чтобы проверить состояние штанги-«усов». Молодой водитель-узбек не заметил, как на «хвосте» устроился «заяц». Сидевшая пассажирка – пожилая женщина в платке – обернулась, услышав шум, посмотрела на меня и покрутила пальцем вокруг виска, типа, умом тронулся человек интеллигентного виду, как пацан катается снаружи. Я ей только улыбнулся. Но через секунды три ни я, ни пассажирка не улыбались, так как автоматные очереди прошили салон, только чудом никого не убив. Во все стороны полетели осколки стекол. Пассажиры, которых в этот час было не столь много в троллейбусе, в ужасе попадали на пол, женщина завопила, видимо, ее порезало. Водитель от страха нажал на газ, мотор взвыл и транспорт увеличил скорость, все дальше отделяя меня от преследователей.
Я обернулся и увидел отставших спецназовцев, которые опустили оружие и теперь что-то орали. Васильев пытался попасть в меня из пистолета, но дистанция оказалась слишком большой для такого оружия – пули не долетали. Конечно, они не оставят меня в покое, сейчас подойдет транспорт и они продолжат меня искать, ловить, благо в этом они профессионалы. Теперь меня поймать для них дело чести, ответственности, это уже не спортивный интерес. По их мнению, я уж точно опасная фигура.
Троллейбус мчался по дороге, сигналя встречным и идущим впереди об угрозе. Выстрелы слышали все, и поэтому водители и прохожие сворачивали, чтобы не попасть под пули, не рисковать своими жизнями. Но поскольку этот участок дороги был довольно узким, то произошли заторы, а кое-где и столкновения. Люди кричали и бегали в панике. Когда троллейбус проскочил мимо третьей остановки, и стал заворачивать в сторону педагогического института, я спрыгнул с лестницы и побежал к тротуару. Меня заметили какие-то студенты, но никто не остановил, видимо, в темноте не распознали как личность, розыскиваемого милицией. Вначале я подумал, что сумел на время уйти от погони и теперь нужно где-то схорониться.
И тут увидев сову, понял, что спецназовцев корректируют. За мной следят с высоты, и теперь мое место нахождение известно. Я забежал в небольшой парк, что был за перекрестком. Среди деревьев и больших кустов можно было спрятаться, да, к сожалению, рядом работали точки общественного питания и там было многолюдно. В летний вечер здесь собиралось немало горожан, и повара старались угодить всем своими особыми рецептами восточной кухни. Кое-где играла музыка, горели китайские фонарики, у входа каждого общепита стояла девушка в хан-атласе и, улыбаясь, приглашала заглянуть в помещение и отведать то, что им приготовили мастера кухни. И все изменилось в течении полуминуты: выстрелы напугали клиентов и они спешно покидали рестораны, кафе и столовые, не смотря на заверения сотрудников, мол, все нормально, это просто петарды. Дураку было ясно, что петарды так оглушительно не стреляют. Не прошло и минуты, как вокруг стало тихо – все разбежались. Я слышал недалеко милицейскую сирену и гул грузовиков – меня искали. И, естественно, скоро найдут – парк далеко не самое лучшее место, где можно спрятаться. Нужно найти более надежное и безопасное место… но где?
И тут я услышал шаги. По аллее ко мне шел негр в длинном одеянии. Этот тот, что вчера угрожал убить меня мечом и чуть не сбил машиной – Матэус, который, как я понял, был ангелом, хотя внешне был обычным человеком. За ним шли еще трое в подобной одежде – и все с холодным оружием. Хмурые лица, напряженные тела, хотя никакой ненависти. Я вгляделся в их шеи, стараясь увидеть знаки принадлежности к сверхсуществам, но ничего не обнаружил. Если сигиллы и были, то, скорее всего, на других частях тела, недоступных для всеобщего обозрения. Я замер, понимая, что уйти не удасться от этой небесной братии. В надежде увидеть моих защитников я стал озираться – увы, их не было. Если уж не везет, так не везет. Я отступил к забору, обдумывая, что же мне предпринять. Умирать уж точно не хотелось.
— Вам чего нужно? – спросил я, чувствуя, как сердце трепешется в груди. Что ощущал в эти минуты? Не буду скрывать – да, мне было страшно, а страх – это естественная реакция любого человека. Другое дело, что я подавлял в себе эти эмоции, понимая, что в данной ситуации страх – не мой союзник, он только мешает мне сосредоточиться и найти выход из создавшегося положения.
— Твоя смерть! – ответил Матэус, поднимая клинок. Свет фонарей отражался на лезвии, казалось, он держит нечто огненное. И тут я заметил под его левым ухом горящий синим цветом странный геометрический символ – сигилла. Значит, он из Армии Михила Архистратига?
— Но почему? – воскликнул я. – Что я вам сделал?
— Ты служишь Самаэлю!
— Глупости! Я никогда не видел его!
Трое тем временем окружили меня, лишая возможности сбежать. И куда сбежишь, если ангелы по скорости и реакции превосходят меня на много порядков. Тут надо мной пролетела сова. Ее заметили и ангелы, подняв головы. Их лица оставались бесстрастными. «Может, Лилит и сейчас спасет меня?» — подумал я.
— Чтобы служить ему необязательно встречаться с ним, — усмеханулся Матэус и прицелил меч прямо мне в сердце. И уже готов был сделать выпад, как...
Из другой стороны забора выпрыгнули четверо странных людей. Почему странные? Он и были на голову выше меня и ангелов, крупные, но при этом скованные в движениях, словно это были какие-то роботы. Такое мнение усиливалось, едва я увидел их лица – это даже скорее всего маски, безжизненные, натянутые на черепа. Один из них прикрыл меня своим телом. Лезвие пробило ему грудь и… ничего не произошло. Ни крови, ни кусков мяса, ни порванных мускулов. Лишь твердые крошки посыпались к ногам неизвестного. Дыра мгновенно затянулась. Я остолбенел. Из памяти всплыл гигантский тарантул, который был сделан из глины. Видимо, этот человек также состоял из этого вещества, и поэтому оказался неуязвим. «Голем?» — вспомнил я вдруг; именно так называл этих людей Сергей Андреевич. Но ангелы этому не удивились, они кинулись в атаку. Самое странное, что они тоже были бессмертными, и эта схватка практически не имела какого-то значения. За исключением одного – целью двух сторон был я, только одна меня защищала, другая – стремилась убить.
Големы прикрыли меня и стали отражать атаки. Дрались они, конечно, не так красиво, не так эффектно, как-то судорожно, однако они удерживали Матэуса и его сообщников от попытки достать меня мечом. Значит, Лилит послала их, получается так, что я ей нужен, и она на моей стороне. Падали куски отсеченного тела, но у големов тот час отрастали новые и они упорно держали оборону, при этом ни издав ни звука, ни крика. Они не злились, ни выражали радости; просто равнодушные. У меня сложилось впечатление, что это были статуи, только не стоящие на постаменте, а двигающиеся подобно живым; правда, земля дрожжала от их шагов, словно весили те килограмм триста. Матэус прыгнул, желая перелететь через одного из моих защитников, но тот в свою очередь сам подпрыгнул наперерез, и два тела столкнулись в воздухе. Хрясь! – от такого удара грудная клетка человека должна была сломаться, а внутренние органы просто лопнуть, деформироваться. Однако ангел – не человек! – он отлетел в сторону невредимым, упал на спину, а голем приземлился и замер, ожидая очередного выпада. В свою очередь, големы не нападали, видимо, ожидая чего-то. Но чего?
Так продолжалось в течение пяти минут. Я не мог вырваться из окружения и поэтому вынужден был следить за боем. Все мелькало перел глазами, я лишь улавливал отдельные моменты, как-будто какие-то фрагменты из кинофильма. Глухие удары и звуки клинков – ни хриплого дыхания, ни криков, противники сражались без эмоций. И тут послышался топот, возгласы людей:
— Что здесь творится? Всем руки вверх! Вы арестованы! Не двигаться!
Это кричали спецназовцы, которые добрались до нас. Их было человек двадцать, все вооружены. Они с изумлением и некоторым испугом смотрели, как восемь человек – хотя никто не подозревал в них мистических существ! – передвигались с невероятной скоростью и сражались друг с другом. Ни ангелов, ни големов не смутило появление третьей стороны – представителей правопорядка Узбекистана. Они игнорировали, как обычно мы не обращаем внимание на муравьев.
— Эй, ты… кулини кутар67! – крикнул один из бойцов, неуверенно наставив автомат на голема, за которым стоял я. Уличный фонарь светил ему в глаза, ослеплял, и спецназовец никак не мог сообразить, кто это за здоровый мужик с бесстрастным лицом. – Тушунмадинг ми?68 Чё, оглох что ли, а?
В этот момент послышался визгливый голос Васильева:
— Куда целишься, дурья башка! Стреляй в этих! – и следователь прокуратуры указал на ангелов. Однако первым выстрелил капитан милиции Абдуллаев. Пуля, выпущенная из «макарова», попала в негра. Тот заревел и развернулся к новому противнику. Я не видел его глаз, но по рычанию понял, что тот разъярен и сейчас начнется мясорубка. И она началась. Ангелы оставили в покое нас – големов и меня – и бросились на спецназовцев. Автоматные очереди прозвучали в летнюю ночь как громовой удар, я уверен, что в эти секунды всполрошились не только прохожие или отдыхающие в кафе, но и жители домов. Представляю, какая паника там началась. Одно дело, когда милиционеры бегают и кричат – и это интересно, любопытно, а другое – когда палят из оружия. Тут уже не до смеха, в штаны наложить можно. Огненнные трассы прошивали горячий воздух, звуки отражались от стен кафе, ближайших домов и забора и в моих ушах казались продублированными несколько раз. Ангелы сбивали спецназовцев с ног, нанося им раны своими мечами. Слышались крики боли, проклятия и угрозы.
Пули свистели надо мной, с визгом уходили рекошетом то вверх, то в землю; стена, принявшая их энергию, крошилась, на голову падали листья и ветки. К счастью, большую часть принял на себя голем, у которого от тела отлетали куски и тут же дырки затягивались. И все же я не считал его надежной защитой, поэтому подпрыгнул и схватился за ветку дерева, подтянулся, сделал несложное гимнатическое движение и перекинул свое тело через забор. Приземлился не слишком удачно – ушиб пятку. Блин!
Было больно, но я, превозмогая боль, побежал по переулку в сторону домов. Не успел сделать и десяти шагов, как почувствовал легкое сотрясение асфальта – это вслед за мной последовал голем. Уж не знаю, с какой целью, да только я не хотел сейчас иметь дело с кем-либо из иного мира. Более того, через забор перепрыгнули и оставшиеся истуканы, не имевших команды, судя по всему, драться с спецназовцами.
Вспыхнули фары – это обгонял нас пятнистый зелено-коричневый бронетранспортер. Мотор ревел так, что закладывало уши. Башня развернулась в мою сторону, однако выстрелить сидевшие там спецназовцы не успели – второй голем, двигавшийся параллельно, развернулся и прыгнул на машину, и одним ударом расплюшил ствол оружия. Потом он стал срывать люки, доставать от кабины людей и выкидывать на дорогу. Раздался визг тормозов – ошеломленный водитель решил остановить бронетранспортер и самому покинуть машину. Что было там дальше, я не знаю. Ибо в этот момент первый голем догнал меня и схватил за ремень брюк и поднял над землей.
— Пусти! – прохрипел я, дрыгая конечностями. Голем не слушал, он развернулся, продолжая держать меня на вытянутой руке, легко, словно я весил не больше килограмма. Но я заметил, что он смотрел вверх. Я проследовал по линии его взгляда и увидел в темноте крупную порхающую птицу, и кто им был уже стало ясно. Могу предположить, истукан ждал ее приказа.
Тем временем в парке продолжался бой, автоматные и пистолетные выстрелы не прекращались ни на секунду. Сколько там крови даже трудно себе представить. Выброшенные из БТР спецназовцы лежали на дороге и стонали от боли, видимо, голем переломал им ребра и повредил внутренние органы. Я видел, как в окнах квартир гас свет, как разбегались прохожие кто куда, чаще всего в подъезды первых же попавших домов. Даже автомобили сворачивали с дороги, водители которых были напуганы перестрелки. Не меньше их напуганным был и я, потому что не понимал своего положения: мне радоваться или трястись от страха?
И поэтому когда в пяти метрах от нас тормознула «Нексия» с потухшими фарами я был несколько удивлен. Из кабины вышли двое, европейской внешности, один немолодой, в кепке, темных очках, другой – наоборот, худой, спортивного вида, не старше двадцати пяти лет. Они спокойно смотрели на меня, висящего на руке, и на голема, при этом не произнося ни звука относительно моего положения. Потом молодой достал какую-то трубу. В ту секунду я не осознал, что это был гранатомет с барабанной зарядкой – что-то похожее на револьвер. Незнакомец прямо от живота произвел выстрел.
Ба-ах! – голова голема разлетелась в клочья. Но истукан не упал, он продолжал держать меня. Я с ужасом увидел, как из шеи быстро вырастает новая голова, проявляются глаза, нос, уши… Видимо, стрелявший это и ожидал, поэтому начал нажимать на гашетку без остановки. Шесть снарядов раскололи тело на части, и я рухнул на тротуар. Оторванная рука, сжимавшая меня, не разжалась. Я вскочил и быстро снял с брюк ремень, который упал вместе с глинянной рукой.
— Хочешь остаться целым – иди к нам! – хрипло крикнул в кепке, доставая из салона точно такую же трубу с барабанным боеприпасом. Лишь потом я узнал, что это был южно-африканский шестизарядный гранатомет MilkorMGL, стреляющий низкоскоростными 40-мм снарядами. Я сразу оценил эту пушку по эффективности поражения цели. Своими выстрелами он разнес на куски еще троих истуканов; выстрелы эхом прозвучали в моих ушах несколько раз, и я обалдело мотал головой. Пока те шатались и пытались самовосстановиться, я не стал тратить время, подбежал к незнакомцам и сел в «Нексию», на заднее сиденье; почему-то решил, что с этими людьми мне будет безопаснее. Двое быстро прыгнули на свои места, молодой завел машину и мы рванули с места так, что взвыл мотор от перегрузки и завизжали колеса по асфальту.
И в этот момент один из големов прыгнул на крышу автомобиля, продавив ее – конечно, весил-то немало. Скрежет резанул слух. «Мать твою!» — невольно вырвалось из моей глотки, я пригнулся, боясь, что мне отдавят голову. В кепке хмыкнул и, подняв гранатомет, просто выстрелил вверх. Ба-ах! Снаряд пробил крышу и разорвал истукана на части, которые свалились на проезжую часть. Потом мужчина вылез из окна и стал также методично пристреливать мчавшихся следом за нами глинянных существ. Правда, результат был один – лишенные каких-то частей големы быстро выращивали их заново и продолжали погоню. Они топтали так, что дрожжала земля. Редкие прохожие в ужасе смотрели на них, ничего не понимая, и разбегались.
Машина петляла по улочкам, выезжала на широкие проспекты и вновь скрывалась во второстепенных и даже третьестепенных дорогах, пытаясь уйти от преследователей. Одно- и двухэтажные дома сменялись девятиэтажками, офисы шли вслед за торговыми точками, вот метро станции, потом я узрел телевышку, стадион. Нужно отдать должное водителю – сам Шумахер позавидовал бы его умению крутить баранку на таких скоростях и в таком узком пространстве. И самое странные, ни милиции, ни кого-то других из силовых структур по пути не встретили, наверное, все они были возле педагогического института. Наконец молодой, делая крутой вираж на перекрестке, сказал:
— Их направляет Лилит. Так не оторвемся.
Я уловил в его голосе акцент. Иностранец? Возможно. Но эти знали про Лилит и про големов, иначе бы не подготовили заранее гранатометы.
— Да, она где-то здесь летает, — согласился тот, что постарше, перезаряжая оружие. Судя по всему, с боеприпасами проблем не было, но вот звуки выстрелов пугали всех жителей ближайших домов. – Придется ее заглушить!
Молодой кивнул и выдвинул из приборной доски какой-то дисплей, что-то пальцем там прочертил (видимо, это был точ-скрин как у планшетов или айфонов), и где-то под машиной загудел соленоид. Я не знаю, что это было, но оглянувшись назад, заметил, что истуканы отстали, а потом вообще развалились на сухие куски глины. В кепке довольно кивнул:
— Отлично, прибор работает. Радар показывает «чистое небо»...
— А что это было? – решился я задать вопрос.
— Это прибор, который посылает электромагнитный сигнал, дезориентирующий птиц, в том числе и сову, — ответил мужчина, пряча гранатомет под сиденье. Она сбивается с курса, перестает видеть и слышать пространство, мозг в состоянии шока. Естественно, перестает управлять своими слугами – големами, и те перестают функционировать. Так что Лилит в отключке минут пять, но этого достаточно, чтобы мы успели уйти на значительное расстояние и спрятаться. Главное, чтобы ваши стражи правопорядка не помешали нам.
— «Ваши стражи»? – недоумевал я. – А тогда вы чьи?
Ответа не последовало. Незнакомцы были сосредоточены и напряжены. Машина продолжала мчаться по ночному городу. Судя по всему, мы въезжали в Юнус-Абадский район города, сплошные многоэтажки, правда, улицы освещены только в магистральном направлении, во дворах не так уж и светло – хокимият69 приказывал экономить энергию. Конечно, транспортное движение приутихло, особенно с последними событиями – редкие автобусы, легковушки. И вот первая встреча со стражами правопорядка. У одного перекрестка нас остановил милиционер в бронежилете и с укороченным автоматом АКСУ-74. Он был не один, в пяти метрах стояли трое с автоматами, а у угла дома спрятался БТР. Грозная сила, особенно крупнокалиберный пулемет. На дороге стояли треножники с мигающими оранжевыми лампами – сигнал остановиться любому транспорту. Водитель не стал спорить и тормознул. Я сжался. Однако незнакомцы были спокойными, словно у них была какая-то защита. А вдруг они меня сдадут? – испугался я. Но тут же успокоился: вряд ли, зачем они тогда спасали меня?
В это время милиционер подошел и представился:
— Сержант Тухтабаев. Предъявите документы.
Стоявшие позади него автоматчики напряглись. Водитель достал какую-то карточку и показал ему. Второй, прогнувшись, тоже предъявил документ. Милиционер внимательно посмотрел на бумаги, сравнил с реальным изображением перед собой и кивнул:
— Да, все в порядке… – Он посмотрел на номер государственной регистрации красного цвета: — Да, у вас дипломатический номер… Что с крышей машины? – уж не заметить придавленную крышу, естественно, было невозможно. Интересно, как выйдут из положения мои спутники?
— Авария, слышите, что твориться в центре города? – водитель пальцем ткнул назад. – Какой-то придурок на грузовой «Газели», пытаясь нас обогнать, на повороте сбросил на наш автомобиль кирпичи, случайно, конечно. От страха шофер потерял разум! Но не будешь же его за это ругать… Мы сами испуганы этими перестрелками...
— Да, там сейчас полный трындец, ищут террористов, — мрачно ответил сержант. – Народ волнуется, это понятно. Нас подняли по тревоге пятнадцать минут назад...
Потом увидел меня, сидевшего в тени салона:
— А это кто?
— Наш новый сотрудник, его документы в вашем МИДе, еще не получена аккредитационная карточка, — ответил за меня в кепке. Ответ удовлетворил милиционера и он махнул рукой: проезжайте!
Водитель переключил рычаг, и «Нексия» тронулась дальше. Но я оставался в некоторой тревоге.
— Так вы кто? – наконец-то спросил я. Молчание давило мне на душу. Незнакомцы, казалось, были малоразговорчивыми.
— Поговорим потом, Тимур, сами видите, нам нужно вначале добраться по точки «А», — ответил в кепке. Ого, и этот тип знал меня. И я был уверен, что они искали меня и сумели найти в парке.
Минут через десять мы проезжали по ночной неизвестной мне махалле, и я успел заметить, что здесь расположен мазар70, недалеко располагались девятиэтажки советской архитектуры. Еще через минуту уже въезжали в какой-то частный двухэтажный кирпичный дом с бетонным забором и антеннами на крыше – этакая миникрепость, видимо, та самая точка «А». Но внешне дом ничем не отличался от соседних, вплотную расположенных к нему, лишь только виноградники скрывали их от взора, тогда как этот был свободен от любой растительности, словно они были какой-то помехой. На табличке у калитки было написано: «Узбекско-швейцарское совместное предприятие MaxZukunftGmbH. Транспорт, логистика, грузы». Водитель достал из бардачка пульт и нажал на кнопку. Ворота гаража автоматически стали открываться. Автомобиль вкатил внутрь, и дверь сразу же за нами закрылась. Включились неоновые лампы, стало светло. Там стояло еще два автомобиля, причем, внедорожника. Молодой вышел из салона и пригласил меня за собой. Я не заставил себя ждать и последовал за ним, оглядываясь на оставшегося в машине. Второй возился с оружием, сделал жест мне, мол, я сейчас, а ты пока иди.
Мы очутились в большом помещении, уставленном работающими мониторами, компьютерами; были и еще какие-то неизвестные мне приборы и устройства. На стене работал телевизор, в котором шла какая-то передача на незнакомом языке. Здесь также расставлены кресла, стол и шкафы, даже сейф. Окна за железными решетками и зашторены жалюзи – никто снаружи не мог видеть, кто внутри. Было прохладно – результат работы сплит-системы. Я сразу понял, что это не жилой дом, а какой-то офис, скорее всего, какой-то информационный центр. Часы на стене показывали половину первого ночи. Парень подошел к компьютеру и что-то на клавиатуре отстучал; до этого темный монитор ожил и на нем задвигались какие-то непонятные мне схемы. Надписи, которые там просвечивался, мне были неизвестны, типа, иероглифы, но не китайские и явно не японские.
— Пить будете? – спросил меня водитель, поворачиваясь ко мне.
— Что? – не понял я.
— Кофе хотите? – переспросил он. Никакой агрессивности или недружелюбия. Это меня успокоило. Во всяком случае, убивать здесь не собирались. Раз спасали, то не для того, чтобы здесь расстрелять, это уж точно.
Я сел на кресло. Потом сказал:
— Не откажусь.
Водитель подошел к кафе-автомату и запрограммировал на «экспрессо», поставил небольшую чашечку под кранчик; заработал мотор, перемалывая зерна. В этот момент в комнату вошел второй спутник. Он отложил револьверный гранатомет к стене, бросил на стол кепку и сел напротив меня. Теперь я мог разглядеть мужчину. Ему было около пятидесяти лет, крепкого телосложения, но не атлет, лысый, мощный с горбинкой нос, острые глаза, тонкие губы – где-то я его видел, но где? Никак не мог вспомнить. Жесткое выражение лица, волевой взгляд, при этом какая-то сила и спокойствие исходили от него, укрепляющие мою уверенность, что человек имеет отношение к военной службе, может, даже к ее «невидимой» сфере. Мужчина молчал, терпеливо ожидая, когда я завершу визуальный контакт с ним и начну диалог.
— Зачем вы помогли мне? – спросил я наконец. Мне не было страшно, просто последние часы выбили из меня все эмоции. Казалось, я просто робот.
— Потому что мы можем помочь друг другу, Тимур, — сухо ответил он с явным акцентом, который теперь я прочувствовал. Английский акцент, видимо, человек был иностранец. – В нашем сотрудничестве мы заинтересованы больше всего, хотя в данную секунду вы даже об этом не подозреваете. Мы находимся в резиденции моей службы, здесь нас никто не найдет… ну, до определенной поры. Все равно нас найдут, вопрос ли в том, как скоро...
— Да? Кто вы?
— Меня зовут Гершом, но признаюсь вам — это не настоящее, а дежурное имя. Я представляю Моссад.
— Моссад? – поразился я. – Э-э-э… это израильская разведка?
— Верно!
— Но на входе было написано, что это офис узбекско-швейцарского совместного предприятия… что-то там про грузы и транспорт, — расстерянно произнес я.
— А вы хотите, чтобы мы написали, мол, это филиал Моссад? Мы работаем под крышей СП и это обеспечивает нам безопасность и сохранность нашей деятельности. К нам ни налоговая инспекция, ни участковый, ни энергоконтроль – никто не приходит и не беспокоит. Для жителей махалли мы просто сотрудники – и все.
И все же я не мог справиться с изумлением:
— Гм… Что же делает агент этой службы в независимом Узбекистане? Где Ближний Восток и где Средняя Азия? – что может угрожать вам отсюда?
Теперь я понял, на каком языке шла передача и что за иероглифы были на мониторах – это иврит, государственный язык Израиля. Мужчина улыбнулся и развел руками:
— Работаю… – он ответил на главный вопрос, а остальные пропустил мимо ушей.
— Работаете? – моему удивлению не было предела. Еще бы! – иностранный шпион признается в своей миссии мне, обычному человеку, да причем находящемуся в идиотском положении. – Но… но вы понимаете, что как гражданин Узбекистана, я обязан информировать спецслужбы о вашей деятельности на территории республики.
Тот махнул рукой:
— Можете не беспокоиться, о моей деятельности информирован ваш руководитель СНБ71 Рустам Иноятов. Так что «добро» от них получено, я здесь официально представляю мою службу и помогаю вашим спецам работать против террористов, точнее, исламских радикалов, ведущих враждебную деятельность из Афганистана, Пакистана, Ирана, Саудовской Аравии и других стран, откуда исходит угроза… У меня и моего коллеги, — он указал на парня, который протянул мне чашку с кофе, — дипломатический статус. Поэтому те милиционеры нас не тронули. Это Макс, оперативный работник, он также из Моссад, помогает мне… в данном случае, мы защищаем вас...
Моему удивлению не было предела:
— Защищаете? Я даже не знаю, кому верить. Каждый защищает меня со своей целью, а моя жизнь, как разменная монета...
— Увы, не без этого, — согласился Гершом, откидываясь на спинку кресла и включая кондиционер на полную мощь. – Мы в мире рациональности, прагматизма, а также эгоизма. Поэтому в расчеты берутся те ценности, за которые каждый бьется. Вам нужна жизнь, другим – то, что вы владеете… Торг уместен...
— Гершом, но зачем вам я? Я не эсенбешник, не разведчик… Израилю, кстати, я ничем не угрожаю и к евреям отношусь с почтением. Из всех евреев мне нравятся Эйнштейн, Маркс и Фрейд, мыслители, которые оставили свой след в человеческой истории...
Макс не повернулся, но я услышал, как он хмыкнул. Мужчина же тяжело вздохнул, словно это у него были проблемы:
— Потому что вы по уши в дерьме, и только я могу вам помочь...
— Поясните, пожалуйста, — почти взмолился я. – Мне уже понятно итак, что вокруг меня какая-то странная игра, но ничего не понимаю!!! Големы, Лилит, ангелы… и эти… истуканы… Такое впечатление, что я схожу с ума… бред...
— Големы, — подсказал Макс. – Это искусственные люди… абсолютно безмозглые...
Гершом протянул мне руку:
— Я из Управления специальных операций. Моя задача – защита моего народа и эту миссию я выполняю не только на Земле Обетованной, но и в других частях мира. Вы работали на фирму «СС»...
Израилетяне знали многое, и это меня напрягло. Я пожал руку и ощутил силу ладони – Гершом был довольно крепкий мужик, явно, спортсмен.
— Мы с профессором Ибрагимовым исполняли грант на техническую разработку, и в этом многое преуспели. Но чем наши достижения угрожали Израилю? – нахмурился я. И вдруг я вспомнил – это же тот мужик, что я узрел в ту ночь, когда убили профессора. Это он стоял напртив дома Ибрагимова и отвернулся, когда я посмотрел в его сторону. Значит, Гершом реальный убийца? Хотя нет, этот человек не стал бы мне помогать, если был бы убийцей. Кстати, он же выходил из здания РУВД, куда меня доставил для допроса тот сержант милиции: мы столкнулись в проходной, я успел его увидеть мельком. Так-так, что-то начинает проясняться...
— Так я вас видел! – дальше мне говорить, может, не следовало. Ведь можно спровоцировать этого человека на мгновенную атаку. Вон, гранатомет рядом находится. Но я ошибся, никто не собирался меня убивать.
— Не сомневаюсь, мы с вами столкнулись два раза, и в первый раз рядом с домом профессора, — не стал отрицать тот. – Но я в РУВД пытался выяснить у капитана Абдуллаева подробности смерти Ибрагимова, однако тот предпочел ничего мне не говорить, хотя я предъявил ему документ об особых полномочий от вашей СНБ. Как я понял, между милиционерами и сотрудниками нацбезопасности существует некая конкуренция. Меня, откровенно говоря, послали по одному адресу… Меня, если честно, это смутило.
— Да, такое есть, — кивнул я, поскольку слышал об этой проблеме от знакомых. – У меня много вопросов...
— Подождите, я отвечу вам потом, ведь сейчас мне нужно прояснить кое-что. Вы готовы мне помочь?
— А разве у меня есть выбор? – усмехнулся я, делая глоток с чашки. Да, кофе было прекрасным.
Но его вопрос показался мне странным:
— Сначала ответьте мне, что такое «СС»?
— Как что? – даже расстерялся я. – SpaceSystem`s – Космические системы. Это субподрядная компания НАСА, разрабатывающая технологии для освоения околоземного пространства. Сейчас много частных компаний работают на космическую индустрию, например, создают транспортные корабли, технологию доставки грузов на высокие орбиты, разрабатывают спутники и передвижных роботов, даже полет на Марс… А вот координаты и реквизиты «СС» легко найти в Интернете. Мы работали по проекту холодной резки твердых веществ. По моему мнению, это должно было произвести революцию в аэрокосмической индустрии, значительно снизить издержки на космические полеты и промышленное освоение планет – Луны, Марса, астероидов.
— И для этих целей фирма «СС» выдела вам почти пять миллионов долларов… – это был не вопрос, а констатация факта, судя по тембру голоса.
Меня насторожила такая огромная цифра:
— Пять миллионов? – об этом мне не было ведомо, хотя понимал, что такую аппаратуру, такое оборудование, что находились в доме у Ибрагимова, никто бесплатно давать не собирался, и стоили они очень и очень дорого – чтобы убедится в этом достаточно заглянуть в иностранные каталоги. Странно другое, как раньше я не интересовался, откуда мой партнер добыл всю эту чудо-технику.
— Вас смущает такая сумма? – насторожился Гершом, протирая левой рукой мышцу на предплечье.
Я кивнул:
— Я никогда не знал о сумме гранта – мой партнер Ибрагимов не распространялся на сей счет. Хотя не скрою, ежемесячно я получал около тысячи долларов в переводе на национальную валюту, и могу заверить вас, что налоги с этой суммы уплачивались в государственный бюджет. Только уверен, что фискальная часть вас интересует мало и интересы Министерства финансов Узбекистана вы не защищаете… Ах, вот оно в чем дело! – воскликнул я, осененный догадкой. – Вы думаете, что это я убил профессора? И с корыстными целями? – желанием получить другую часть гранта, так?.. Я говорил это следователям Абдуллаеву и Васильеву, и повторю вам: я не убийца. Бекзода Хисамиевича очень уважал, он был достойным человеком, коллегой, партнером по науке. Я его знал еще до того, как пригласил меня к проекту. Мы с ним сделали открытие, за которое могли расчитывать на Нобелевскую премию. И не думайте, что меня терзало тщеславие быть единоличным автором разработки «холодного огня» и поэтому я хотел его убить… Чушь!
— Не беспокойтесь, в убийства Ибрагимова я вас не подозреваю, — жестом агент Моссад показал, что не видит моей вины в смерти профессора. – Я знаю, кто убил вашего коллегу...
— Кто! – вскочил я. – Вы сообщили следователям Абдуллаеву и Васильеву? Они думают, что я как-то причастен к убийству!
— Я думаю, что они прекрасно знают, кто убийца, однако им даже не нужно его выгораживать – убийца не нуждается в их защите, ибо более могущественнее, чем вы себе можете представить, — покачал головой Гершом. — Об этом поговорим позже. Вы когда-нибудь встречались с теми, кто представлял фирму «СС»?
— Нет, ни разу… – я присел на стул и уставился на моссадовца. — Переговоры с ними вел всегда Бекзод Хисамиевич… Он же отсылал отчеты, включая и финансовые. Да об этом можно было спросить нашу бухгалтершу Ольгу Николаевну Кузнецову, только, увы, ее убили… И прокуроский следак Васильев подозревает в этом меня!
— Спасибо, я с ней беседовал раньше и все знаю. Она продемонстрировала мне все документы и банковские трансферты, так что о финансах проекта я в курсе… Так неужели никого не видели из «СС»? Никто не инспектировал вас? Не спрашивал вас, как идет работа?
Я озадачился:
— Нет… Я пару раз видел, как Ибрагимов по-английски беседовал с кем-то по «Скайпу»72. Голос был женский, сильный… Но английского я не знаю, поэтому о чем шел разговор мне не ведом. Я изучал в школе и университете испанский, — пояснил я, будучи уверенным, что это тоже мало интересует моего собеседника.
Гершом встал, подошел к кофе-автомату и нацедил себе «мохиято».
— Но неужели вас не смущало само название фирмы – «СС»? – спросил он, делая глоток. – В истории нечто было такое с этим названием...
Я в недоумении уставился на него:
— Почему меня должно смущать аббревиатура?.. Подождите-ка! Понял! Вы говорите о нацисткой организации? Той, что существовала в гитлеровской Германии? Но позвольте – какое отношение официальная структура НАСА имеет к фашистам? Я не уверен, что американцы позволили государственному агентству иметь контакты с нацистской организацией, которая была, насколько я помню историю Второй мировой войны, осуждена и запрещена Нюрнбергским трибуналом!
— Все относительно, друг мой. Вспомните, что нацисткий ракетчик Вернер фон Браун был отцом американской лунной программы, конструктором знаменитого ракето-носителя «Сатурн-5». Американцы скрыли от общества прошлое Брауна, и он стал работать на Штаты. И он был не один, кого вывели из разрушенной Германии в США по «крысинным тропам»73!
— Тогда вам, представителю Моссад, требовалось указать на… э-э-э, недостойное поведение американцев! Откуда мне знать, что фирма «СС» имеет отношение к нацизму! Вы же выслеживали многих спасшихся нацистких преступников, в частности, как я помню, Адольфа Эйхмана74 в Аргентине и сумели доставить для суда в Израиль! Почему вы не указали правительству США, что фирма «СС» — это преступная организация!
Тут Гершом усмехнулся:
— Вы не совсем поняли меня, Тимур. Фирма «СС» не является правопреемником фашистской организации...
— То есть? – тут я был обескуражен. – Вы же сами только что сказали...
— Я хочу, чтобы вы поняли: «СС» – это название военно-партийной организации фашистской Германии, но сама аббревиатура никогда не расшифровывалась, была непонятна многим. Некоторые считали, что это означает «охранные отряды», только на самом деле «СС» — это имена одного существа...
— Существа? Как это понимать? Хм, человека?
— Нет, ангела...
Я застыл, обуреваемый смутными подозрениями:
— Ангела? Боюсь, что я начинаю даже догадываться, о ком идет речь...
— Падшего ангела… Самаэль Сатана – «СС»! В Талмуде и Мидраше Самаэль упоминается также как и Сатанаил – поэтому произошло разделение имени на две части.
— Вы мне какие-то сказки говорите! Причем тут эта дьволиада и фашизм?
— Ха, а разве фашизм – это не дьявольщина? Почти шестьдесят миллионов убитых во Второй Мировой войне – такое только на радость дьяволу… Но поясню вам: Самаэль Сатана – это ангел, именно он стоял за организацией в Германии структуры «СС», именно он управлял Гитлером и его соратниками в уничтожении евреев и попытке завоевать мир! Поэтому он у нас на особом счету! И мы на него охотимся! Правда, мы не одни, у нас есть партнеры...
Мне было совсем не смешно, и на это я хотел указать собеседнику. Но взглянув на лицо Гершома, мне стало ясно – он не шутит и говорит вполне серьезно. Следовательно, и мне нужно уловить ход мысли, может, тогда картина всего происходящего станет четче и яснее. Ведь не зря он помог мне и не стал бы потом рассказывать небылицы. Тут нужно сосредоточиться, вникнуть в речь.
— Естественно, Самаэля никто поймать не мог и доказать его участие в истреблении миллинов людей невозможно, — усмехнулся израильский разведчик. – Сами поймите, как призвать к ответственности бессмертное и неуловимое существо? Но мы знали, кто стоял за нацистами. Кстати, сам Адольф Эйхман при допросе признавался, что встречался с Сатаной и его супругой и получал от них инструкции...
— Вы не ошибаетесь? – спросил я. – Насчет супруги?
— Нет, увы, ее зовут Лилит. Думаю, вас уже об этом информировал профессор Каюмов. Да-да, я знаю его, он специалист по арабскому Востоку, мы участвовали на одной конференции в Тель-Авиве полтора года назад. Каюмов интересовался второй половиной Самаэля и раскопал немало сведений из апокрифов и еретических запесей...
Тут я вздрогнул, вспомнив женщину в кафе. Неужели это она, красавица? И неужели человек может превращаться в птицу – мистика! Но я своими глазами видел преследовавшую меня птицу… Я испытывал психологический и душевный дискомфорт, все мое атеистическое мировоззрение рушилось, и мне не на что было опереться, особенно в эти трудные часы.
— Очень красивая женщина, — продолжал Гершом, замечая мое состояние. – Любит красную одежду – символ крови и глаз своего супруга. Но очень коварная и жестокая. Весьма своенравна и свободолюбива, чего уж тут греха таить. Сумела перечить Адаму, доказала, что равная ему и даже превосходит его по силе духа. Лилит же – это не только личность, но и образ свободной женщины, который даже теоретически отвергался древними иудеями. До эпохи эмансипации женщин тогда было еще далеко, поэтому любое проявление непослушания женщины мужу рассматривалось не только как нарушение древних устоев, но и как проявление дьявольского начала… Увы, с демоном она связалась напрямую. Она помогает Самаэлю в уничтожении рода людского. И особенно евреев...
— Это почему же?
— Потому что евреи были объявлены богоизбранным народом. А Самаэль ненавидел всех, кого Бог называл любимым. Ведь когда-то он сам претендовал на место самого любимого ангела, а в итоге бы сброшен с Небес...
— Да-да, какой-то мятеж в раю, — вспомнил я что-то из курса истории и религоведения в институте и с рассказов Каюмова и Казакова. – Не поделил Сатана что-то с Творцом… Или что-то там про яблоко, что съела Ева по напущению змея-искусителя… короче, что-то в этом духе...
— М-да-а-а… – протянул агент «Моссад», явно разочарованный моими скупыми знаниями. — Вы атеист...
— Да… Это вас смущает?
— Нет, нисколько. Тогда понятно, почему вы «плаваете» в религиозных вопросах. Конечно, физику не нужна религия, но можно было хотя бы больше интересоваться историей цивилизации. Ваша профессия напрямую связана с прогрессом и, как ни странно, с угрозой рода человеческого...
Я развел руками:
— Пардон… вот не было интереса! Я и историей КПСС увлекался мало, хотя курс был обязательный для всех студентов! Мне было скучно от сплошной болтологии...
— Зато теперь вы пожинаете плоды вашего незнания, — укоризненно покачал Гершом. – И поэтому попали в кашу, из которой выбраться не просто...
— Вы хотите обвинить меня в сотрудничестве с нацистами? – возмущенно спросил я. – Или те, кто за вами стоят, видят во мне пособника фашизма? Да вы с ума сошли! Мой дед погиб под Сталинградом в 1943 году! Мои родители были коммунистами, и не мне ли знать, что такое фашизм!
Я замолк, так как мимо дома прошла группа молодых людей, которые о чем-то оживленно разговаривали. Говорили на узбекском, вставляя русские слова, однако даже израилетяне поняли, что те обсуждали перестрелку и суматоху в городе. Тут появился посбоновец, который прикликнул, мол, нечего шляться по ночам, топайте по домам, не мешайте милиции искать преступников. Я понял, что после такого меня будут искать не только милиционеры, но и военные, и даже спецслужбы – от всех них уйти не удасться. Им-то невдомек, что я на самом деле жертва, загнанная в угол третьей силой, и к антигосударственной деятельности отношения не имею. Через минуту улица опустела, ия Максу не за кем было наблюдать. Хотя я видел, что с камер, расположенных по всему периметру дома, поступала видеоинформация прямо на мониторы. Гершом пояснил:
— Вы не поняли меня… Дело, в которое вы вплелись, имеет библейский характер!
— Чего-чего?
— Это борьба между ангелами. И это борьба между людьми и падшими ангелами. Знаете, ведь ангелы тоже разделены… как бы сказать, социально не однородны, и между ними тоже есть определенные трения. В ангельском мире была учреждена ИМ строгая иерархия из девяти чинов: Серафимы, Херувимы, Престолы, Господства, Силы, Власти, Начала, Архангелы, Ангелы. Руководивший всем ангельским воинством Денница — самый могущественный, талантливый, красивый и приближённый к Богу, — настолько возгордился своим наивысшим положением среди прочих ангелов, что отказался признать человека как существо, по способностям равное ЕМУ...
— Что это означает «равное ему»?
— Ну, имеется в виду способность человека творить и видеть суть вещей. То есть выше его, Самаэля, и он сам захотел стать выше Бога, и из-за чего он и был низвергнут. Более того, ему удалось совратить множество ангелов из разных чинов. И в этот момент Архистратиг Михаил призвал колеблющихся оставаться верными Творцу, возглавил воинство светлых ангелов, и поразил Денницу. И была война на Небе, в результате которой нечистая сила низверглась в «преисподняя земли», то есть, в Ад, где сорганизовалась в царство Веельзевула, с такой же ангельской иерархией. Падшие духи не до конца лишены своего прежнего могущества и, по попущению Бога, могут внушать людям греховные мысли и желания, руководить ими и причинять им боль. Но людям же помогают и добрые ангелы, которых больше, чем бесов...
— Помогают? Я что-то этого не ощутил, — сердито произнес я. – Всю жизнь пахал как вол, и никакой помощи с Небес...
— Получается так, что вы сами того не зная работали на Самаэля! И этим самым отвергли от себя добрых ангелов...
— Не говорите ерунды, Гершом! Я не создавал крематории или оружие уничтожения, типа, атомной или вакуумной бомбы! Я всего лишь физик-экспериментатор, мы с профессором создали установку «холодного огня» — и все! Это не оружие! Это то, что нужно астронавтам, а также создателям новых космических аппаратов! Конечно, вы смутили меня тем, что фирма «СС» имеет отношение к нацизму, но ангелы… простите меня, но это чушь! Мне кажется, что это какой-то спектакль вокруг меня с разными там фокусами и трюками, чтобы я поверил в божественный мир! Я не верю ни в Бога, ни в ангелов, ни в големов, ни в Сатану! Я – ма-те-ри-а-лист! – по складам произнес я. — Ясно вам? – Мне показалось, что я сам себе нашел убедительное объяснение и легко поверил в него. Теперь не следовало смущаться всему, что видел и удивляться тому, что вокруг меня происходит.
Макс, спокойно слушавший нашу беседу, крякнул от неудовольствия:
— Вы столкнулись с големами и ангелами, и продолжаете в них не верить? Странный вы человек, Тимур… Ангелы не представляются всем, первым попавшим, только избранные могут столкнуться с ними, увидеть их… Это тоже особая честь!
— Я избранный? Что за ерунда! Я не просил такой чести, Макс! – вырвалось у меня. Но я был искренен. Парень пожал плечами и вновь устремил свой взгляд на улицу.
Тем временем Гершом вздохнул, несколько минут молчал, после чего сказал как-то тихо и спокойно:
— Я охочусь не за нацистами, хотя это тоже входит в задачу любого агента Моссад. Я из группы по борьбе с Самаэлем. О нас мало кто знает в самом Моссаде и, тем более, в Израиле, и этому есть объяснение. Мы работаем с теми, кто не хочет, как бы это правильно выразиться, светиться в нашем обществе, быть явными для человека. Иначе говоря, у нас есть контакты с другими ангелами, поскольку без этого невозможно противодействовать дьявольским проектам и защищать мой народ...
— Да ну! – усмехнулся я и, сложив руки на груди, откинулся на спинку стула. – Дружба с сверхсуществами… забавненько.
Гершом заметил мое скептическое выражение на лице и сказал:
— Для вас это ерунда! Но уверяю вас, это так! Потому что вас хотят убить те, кто борется с Самаэлем – это наши союзники! Так что мне не до смеха, и вам должно быть тоже так.
Я не поверил своим ушам:
— Те, с кем вы дружите… или сотрудничаете, хотят убить меня? Ни фига себе новость! Вы хотите меня им сдать?
— Да!.. То есть нет! Я имею ввиду, что мы сотрудничаем с ними, но вас сдавать не собираемся. У нас тоже есть кодекс чести, Тимур!
— Но почему? Что я сделал вашим дружкам? Где пересеклись наши интересы?
— Потому что вы работаете на падшего ангела! Фирма «СС» — это частная компания с огромными капиталами, возможно, от партийной кассы НСДАП75. Она спонсирует те проекты, которые помогли бы Самаэлю вернуть власть и могущество.
— Гершом, хватит мне мозги пудрить! Не скрою, я напряжен и немного напуган, но за себя постоять смогу. Меня пугает неизвестность! Скажите мне: кто мне угрожает?
— Ангел Матэус! Он центурион из Небесной Армии Архистратига Михаила! Его задача – защита Эдема. Можно сказать, он агент контрразведки – службы по противодействию диверсий, а также тайных операций Самаэля на Земле. Так вот, Матэус считает, что вы помогаете – вольно или невольно! – Сатане и хотите разрушить мир!
— Интересно, как я помогаю Сатане? Меня в этом упрекал этот негр с синей сигиллой под ухом...
— Ангел, не негр! – поправил меня Макс, явно удивленный тем, что я в курсе о символах ангелов. – В ангельском иерархии есть деления, как сказал вам Гершом, но нет расовых предубеждений. Он херувим, который обладает талантом метаморфозы… то есть может превращаться в животных и рыб...
— Ну, он чернокожий ангел-херувим с негроидными чертами, — проворчал я. – Он приставил к моей груди клинок и утверждал, что я служу Самаэлю – полная чушь! И хотел зарезать, как какую-то кошку! Я в его глазах не видел ни капли сожаления или сочувствия… А вы говорите: «добрые ангелы»! Мне остается только иронизировать над вашими словами...
Нависла напряженная тишина. Мои новые знакомые молчали, скорее всего, оюдумывая, что им делать. Тут Гершом извлек из письменного стола бумаги и протянул мне первый лист:
— Знаете, что это такое?
Я посмотрел на странную схему, однако сразу уловил ее суть:
— Кристиллическая решетка металла. Только непонятная и мне неизвестная – я такую не встречал еще...
Тут получил второй листок. Гершом поднял бровь, ожидая моей реакции, и она не заставила себя ждать:
— Это схема атома… Странно, много нейтронов и электронов, тройное ядро, что само по себе невозможно… Такого элемента нет в природе. Зачем вы мне показываете фантастические рисунки? – с возмущением спросил я, возвращая бумаги. – Я же физик, и прекрасно знаю, где правда, а где чепуха!
Только собеседник был настроен решительно:
— Это не фантастика. Это пока не открытый человечеством элемент. И его пока нет в периодической таблице Менделеева, однако это не означает, что ему не определенно там места. Дело в том, что такой металл формируется при огромных температурах и давлении – в недрах звезд. Атомы сплющиваются, приобретают другие физические свойства. На нашем Солнце его нет – не те условия, но вот на Бетельгейзе76 его достаточно...
— Вы хотите мне сказать, что этот металл был доставлен из созвездия Ориона?
— Да, именно. Из этого металла был создан саркофаг, в котором покоится праматерь человечества – Ева. В саркофаг также был вложен меч… Самаэлю нужен этот меч. Для этой цели фирма «СС» использует технологические наработки как отдельных незаурядных личностей, как вы, так и целые институты в России, оставшихся без финансирования после развала социализма...
— А причем тут я? Я не кую мечи!
— Ваш аппарат может разрезать вещество, атомную структуру которой я показал?
— Конечно! Даже такое фантастическое вещество!
— Таким образом, вы создали аппарат, который способен разрезать саркофаг. Ни одно другое устройство, включая и направленный атомный взрыв, не может разрушить звездный металл. Много столетий Самаэль пытается извлечь оружие, которое, если уж быть предельно откровенным, ему принадлежит… Технологии и современная техника пока не способны это сделать. Но вот вам удалось разработать то, что нужно ангелу.
Меня ошеломила эта новость. Нет, не то, что некое мифическое существо хотело вернуть себе собственность, а то, что мое открытие предназначалось вовсе не для астронавтики. Это как холодная вода на раскаленный камень.
— О вашем открытии Самаэль не стал бы распространяться. Первое же испытание – открытие саркофага – означало бы вашу дальнейшую ненужность ему как человека, свидетеля. Скорее всего, Сатана вас бы просто ликвидировал. И Нобелевскую премию вы не увидели бы никогда.
Я вздохнул и дрожащей рукой протер лоб. Капли пота стекали на пол. Меня тошнило.
— Значит, как только бы я передал фирме «СС» наше оборудование, то меня бы убили – таково вознаграждение?
— А чего вы хотели бы от Сатаны – признания? – с сарказмом ответил моссадовец. – Не вы один, кого обманули Самаэль и Лилит. Ради своих целей они вели на смерть миллионы людей. Человек для них – ничто. Вы, может быть, знаете, что ангел Самаэль именно из-за человека восстал против Бога?
Я молчал. И тут Гершом стал декларировать наизусть текст явно из древних рукописей: «Ты находился в Едеме, в саду Божием; твои одежды были украшены всякими драгоценными камнями; рубин, топаз и алмаз, хризолит, оникс, яспис, сапфир, карбункул и изумруд и золото, все, искусно усаженное у тебя в гнездышках и нанизанное на тебе, приготовлено было в день сотворения твоего. Ты был помазанным херувимом, чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония. От обширности торговли твоей внутреннее твое исполнилось неправды, и ты согрешил; и Я низвергнул тебя, как нечистого, с горы Божией, изгнал тебя, херувим осеняющий, из среды огнистых камней. От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою; за то Я повергну тебя на землю, перед царями отдам тебя на позор». Это написал в своей книге пророк Иезекииль77.
Я признался:
— Я встречался с Лилит. В то утро, когда за мной приехал милицейский наряд и мы отправились к дому Бексода Хисамиевича. Меня потом следователи отпустили домой, но по дороге я зашел в кафе и… я не знаю, откуда появилась Лилит. Она словно из воздуха возникла и… потом точно также незметно исчезла...
— Это она умеет, — хмыкнул Макс, подходя к окну и всматриваясь в ночное пространство улицы с какой-то тревогой. В соседних домах горел свет, но прохожих не было. Тишина. Может, он чувствовал что-то?
— Мы разговоривали...
— О чем? – спросил Гершом, делая пометку в блокноте.
— Вначале о том, что люди не понимают различий между ангелами и демонами, а окружающий мир не прост, и, с ее слов, населен мужланами типа Адама… Она встречалась с Омар Хайямом… Потом Лилит предлагала мне десять миллионов долларов, если я восстановлю изделие, которое она заказывала профессору Ибрагимову и в котором есть и мой труд, — несколько нервно сказал я. Эта часть встречи казалась мне не совсем приятной в нынешних обстоятельствах.
Но собеседники знали многое, поэтому Гершом только усмехнулся:
— Тимур, деньги – это человеческая ценность и абсолютный нуль для ангелов. Лилит могла обещать вам и сто миллионов, и десять миллиардов долларов – и она бы дала эти деньги, ибо они у нее есть, и для нее эти бумажки ничего не значат. Для тех, кто стремится в Эдем, ценность имеет то, что хранится в саркофаге Евы, и что растет в Райском Саду. Но только вы можете Самаэлю достичь этих ценностей. Понимаете, почему вы так важны для него и его армии?
— У Лилит деньги не ценность? А что для нее ценно? Золото? Нефть? Власть?
Гершом усмехнулся:
— Первая ее ценность – это страсть. Поэтому она всегда соблазнительна. Интересно то, что убежав от Адама из Эдеме, она стала являться ему во снах, соблазняя его к зачатию все новых и новых демонов, которых стали звать «лил ин» или Шедим, или Сиддим, которые стали странствовать по миру в качестве злых духов, преследуя мужчин и насылая на них чуму, болезни и страдания. Существует версия, что Ева в это же время страдала от подобной участи – в руках Самаэля, от которого родила Каина...
— Да, это я слышал...
— Вторая ценность – создавать себе подобных. Вы знаете, кто был подругами Лилит из рода человеческого?
— Даже не могу представить...
— Ха, а вот я вам скажу. Люди, которые оставили самую черную память о себе. К примеру, Эльза Кох! Вам это имя ничего не говорит?
— Нет...
— А мы, евреи, знаем это имя с самого рождения… Это была надзирательница в концлагере Бухенвальд, ее за жестокость к военнопленным и гражданским назвали «Бухенвальдской ведьмой». Так вот, Лилит дружила с ней, а также с Ирмой Гриз – «Красивой зверюгой», которая работала в лагерях смерти Равенсбрюн, Аушвиц и Берген-Бельзен – эту молодую женщину за военные преступления позже повесили по приговору Нюрнбергского трибунала. То, что эти женщины творили с людьми, это трудно представить, и этому их научила Лилит… Концлагеря – это, кстати, идея Лилит.
— Мда-а-а, — расстерянно протянул я, протирая виски. – Вот уж не мог бы подумать, что первая женщина способна...
— А сколько их было, этих подружек – история всех и не упомнит. Вот еще примеры: королева Испании Изабелла Кастильская, которая позволила инквизиторам пытать и сжигать людей, или дочь английского короля Генриха Восьмого – королева Мария Первая… А что далеко ходить, в русской истории отмечена такая садистка как Дарья Салтыкова, прозванная «Салтычихой» за ее страсть умерщвлять крестьян, особенно, женщин и детей. Из советских граждан «отличилась» Антонина Макарова – «Тонька-пулеметчица», перешедшая на сторону фашистов и с удовольствием расстрелявшая полторы тысячи красноармейцев, партизан, мирных жителей… Все они были в тесных контактах с Лилит… В иудейском быту волосатая и крылатая Лилит особенно известна как вредительница деторождения. Считалось, что она не только наводит порчу на младенцев, но и похищает их, пьёт кровь новорождённых, высасывает мозг из костей и подменяет их. Ей также приписывалась порча рожениц и бесплодие женщин. Именно легенды, говорящие о Лилит как об убийце новорождённых, объясняют традицию вешать амулет с именами ангелов возле колыбельки еврейского ребёнка… Так что жене Самаэля нужно только то, чтобы люди уничтожали самих себя, потому что все человечество ведет свое начало от Адама и Евы, а не от Лилит, это вы понимаете? Она злится, что Землю населили не дети Лилит и Самаэля и что планета принадлежит не им… Ведь Землю Самаэль точно создавал не для нас...
— А Самаэль? С кем он дружил из людей? Или он избегал их?
— Ха, вот уж чего нельзя говорить, так то, что Сатана избегал общения с людьми. Гитлер, Сталин, Пол Пот, Пиночет – это тоже персоны, имевшие связи с Самаэлем, и это точно установлено. Вы слышали имя Торквемада? Это первый испанский инквизитор, который подписывал приговоры на уничтожение людей за связи с дьяволом. Хотя именно он сам состоял в такой связи. Он дружил с Лилит и Самаэлем и по их указке творил практически геноцид испанцев, евреев, мусульман. Особенно он любил отправлять на костер женщин, красивых, потому что могли соперничать в этом – в красоте — с Лилит, а та не терпела соперниц. Этим самым падший ангел хотел доказать, что Творец напрасно создал человека, потому что тот не ценит жизнь своего рода и готов грешить и дальше, совершая убийства под лозунгами любви бога! Не кощунство ли это, Тимур?
— Мда...
— Лилит коварна и хитра. Она сумела обвести вокруг пальцев трех ангелов, которых ОН послал за ней. Ведь она покинула Эдем не через врата!
— Да? – удивился я. – А как?
— Она выведела у НЕГО его истинное имя, произнесла – и ей подчинилось пространство, и она телепортировала — очутилась на Земле, возле Красного моря. Трем ангелам, известных под именами Сеной, Сансеной и Самангелоф, ОН поручил ее вернуть. Только Лилит сделала так, что они оставили ее в покое и вернулись с пустыми руками, и Творцу пришлось сделать вторую женщину...
Тут я кашлянул и перевел разговор в русло, которое было связано со мной:
— Хорошо. Но тогда поясните, кто убил профессора Ибрагимова? – это было важно знать, чтобы потом принимать правильные решения. Сейчас в голове был туман, хотя и он уже рассеивался. И получил ответ, который, впрочем, уже сам знал:
— Лилит!
— Но зачем? Ведь мы, как вы утверждаете, работали на нее! – я ставил вопросы, чтобы понять логику этой женщины. Гершом легко распутывал ее двуличие:
— А вы разве не поняли? Ибрагимов осознал – не сам дошел до истины, конечно, ему помогли друзья, — чем это грозит человечеству, и после вашего ухода из дома уничтожил все, что было связано с проектом. Он сделал так, чтобы ничего не досталось Самаэлю. И этим самым здорово вывел Лилит из равновесия, когда она ночью явилась к нему за своим «товаром». Увидев, что ей ничего не достанется, она в ярости заколола шпагой, что заранее выкрала у вас. Как? Она превратилась в сову и залетела к вам в квартиру. При этом она сделала это в воскресенье, а не раньше...
— Почему?
— По приданиям, в субботу Лилит лишается силы… Так, в этот день недели, согласнео древнеиудейским поверьям, Лилит не могла оставаться с Адонаем и уходила в пустошь, где кричала от боли, пока день отдохновения не кончался. Именно в субботу есть возможность победить зло в лице Лилит… Вы меня понимаете, Тимур?
— Получается так, что она знала исход своего разговора? Иначе зачем бы ей воровать оружие моей жены? – медленно произнес я.
— Конечно. Она хотела получить от него все и потом убить, чтобы Матэус и его команда не смогли тоже получить доступ к изобретению. Так что все было спланировано заранее. А вы бы, дорогой Тимур, стали бы подозреваемым в убийстве и понесли бы в итоге наказание, таким образом, все концы в воду… Такое срабатывало не раз, но не в этот… Профессор опередил ее, спутал планы Самаэля, теперь вы нужны Лилит, так только вы обладаете результатами этого проекта. Вы же вдвоем с Бекзодом Хисамиевичем создали этот аппарат, значит, знаете, как все возродить. Они уверены, что вы сохранили где-то записи. А ангелы не могли допустить такого, они хотели убрать вас… Как я узнал, Матэус пытался сбить вас на автомобиле...
— Да, этот негр пытался на «Волге»… к счастью, не смог! Но зачем они убили домработницу Нигарахон? Чем она угрожала ангелам? И не говорите, что это не их дело рук – я сам видел...
Гершом кивнул:
— А я и не утверждаю такое. Понимаете, ангелы не добрые и не злые, не пытайтесь, Тимур, навязать им свои человеческие эмоции и мораль, у них свое представление о мире, они руководствуются так, что правильно и что не правильно, — покачал головой Гершом. – И поэтому для нас они – как инопланетяне, сухие, странные, жестокие, непонятные. Для них правильным считалось убить эту женщину, и это они сделали. Могу предположить, что Матэус считал ее также источником знаний о вашем изобретении и что Лилит могла ее допросить, чтобы узнать… например, где вы прячете копии. Матэус – первая линия обороны Эдема, и он делает все, чтобы защитить этот мир. Убйство женщины – это необходимый, с его точки зрения, способ остановить падших.
— Она ничего не знала! – невольно вырвалось у меня. Мои руки сжались в кулаки от напряжения. – Она абсолютно ни в чем не виновата! И к падшим ангелам отношения не имела!
Мой собеседник пожал плечами:
— Ну, мы-то это понимаем, но у ангелов своя точка зрения… Поэтому Матэус пытался убить вас, но...
— За меня заступилась Лилит и Кан, — продолжил я. – Но следователи РУВД и городской прокуратуры работают на нее, а эти типчики говорили на странном языке...
— Они хотели получить от вас информацию, где записи, а выбить у вас признание в убийстве – это второстепенное, не столь существенное дело для Абдуллаева и Васильева. Не забывайте, они рабы Самаэля и поэтому будут выполнять все, что им прикажут. Понятие совести, жалости и нравственности – это не их удел, они давно забыли, что это такое… В сущности они мертвецы, только оживленные...
— Порой мне кажется, что в узбекской милиции девяносто процентов им подобные, — сердито произнес я. – С одной стороны, Лилит подкупает меня, а с другой – насылает ментов! Что-то слишком сложно и противоречиво! Зачем?
— Это для нас так! Лилит пытается разными способами вырвать у вас сведения о копиях, и ее покровительство от Матэуса – это временное, она нисколько не пожалеет вас, когда получит то, что ей надо. Но и Матэус будет стремится сделать так, чтобы вы не передали ей изобретение. Легче всего – вас убить, поэтому этот центурион стремится с вами покончить. Не забывайте, у него задача – защитить Эдем, и ваша смерть – ничто по сравнению с этой высшей целью ангела!
— И что мне делать? – в отчаянии вскрикнул я. Кофе уже не шло в горло, и я отложил чашку на стол, сцепил кисти рук в «замок».
— Отдайте копии мне...
— Вам? Вы тоже… – я не знал, как закончить реплику, озаренный мыслью, что и целью Гершома является наша с Бекзодом Хисамиевичем работа, а я, как персона, его не интересую.
— Нет, нет, я не интересуюсь вашим изобретением, — замахал руками моссадовец. – Наверное, это неудачное предложение. Мне тоже нет нужды хранить чужие открытия. Будет лучше, если вы… передайте их сами Матэусу. Тогда он оставит вас в покое!
В этот момент Макс нарпрягся: мимо дома медленно проехал «Уазик», сидевшие внутри, казалось, рассматривают все вокруг. Может, это была паранойя, но сейчас не стоило расслабляться и любое подозрительное движение следовало рассматривать как потенциально опасное, агрессивное. В девятиэтажках кое-где горел свет в окнах – жители не спали, может, встревоженные сообщениями о событиях возле педагогического института.
— Но меня убьют Лилит и Самаэль! Их армия Ада! Они не простят мне такое! – воскликну я, ошарашенный предложением сотрудника Моссад. Я уже начинал верить всему, что слышал ранее и сейчас. Атеизм меня не мог спасти от вражды с библейских эпох. Следовало подстраиваться под новые реалии, даже если они и смущали мое мировосприятие. Моссадовец предложил:
— Тогда договоритесь, чтобы Матэус взял вас под свою защиту в обмен на ваши копии. Я думаю, он согласится, — это был явно торг, но нужный мне, и Гершом подкидывал неплохую идею. И все же, меня тревожило не столько это, сколько другое...
— Я хочу знать, где моя жена и дети? – сказал я.
Гершом переглянулся с напарником, тот пожал плечами.
— Гм, мне трудно сказать, где… – признался моссадовец. – Они могут быть в руках Самаэля, так и Матэуса, а могут оказаться и в милиции – не забывайте, что Васильев и Абдуллаев хотят оправдаться перед Лилит. Они же упустили вас – за такое хозяева могут наказать своих рабов, причем очень сурово и жестоко. Так что Матэус – вас шанс...
— А как мне его найти?
— Он сам найдет вас. Но помните, ваша семья – это способ вас шантажировать, и этим будут заниматься и Лилит, и Матэус. Хотя Матэус для вас более выгоден в этой ситуации. Только для начала вы должны взять те диски. Где они?
— В надежном месте, в Ташкентской области, — уклончиво сказал я. – А если еще точнее, в Бостанлыкском районе… Это где Чарвакское водохранилище.
Место было и известное, и обширное для поиска, так что найти там сразу кое-кому было бы не просто. Гершом не стал спорить, требуя уточнения, лишь кивнул, признавая мое право не все выкладывать на стол:
— Хорошо, завтра рано утром отправимся туда. Мы сейчас сделаем для вас поддельные документы, загриммируем, чтобы бесприпятственно пройти милицейские посты у черты города. Вы можете поспать, потому что силы нужны для дальнейшего...
— Я не могу спать, пока вокруг меня все это творится, — сердито ответил я. – Я тревожусь за своих родных… Я не смогу заснуть.
— Тогда расслабьтесь, — посоветовал Макс. – Конечно, мы пока в безопасности – включен прибор, меняющий электромагнитное поле для органов чувств птиц, в том числе и Лилит, — но все равно нас найдут.
— А этот… негр… ну, Матэус, он знает, где мы?
— Ему не известен этот адрес, — признался Гершом, вставая с места. Он, судя по виду, был уставшим. – Но не стоит расчитывать на то, что они сидят сложа руки. Они ищут и – я вас уверяю! — найдут нас! Время для них не имеет значения – они же бессмертные существа! Что сто лет, что миллион – для них все одно и тоже.
Раздался шум посуды – это Макс копошился в небольшой кухне. Потом он вышел оттуда и спросчил меня:
— Может, есть хотите? Правда, горячего предложить не могу – только сендвичи.
Я почувствовал легкий голод и ответил:
— Сойдут и сендвичи.
Парень из холодильника достал бутерброды в целлофановой упаковке: паштет из рыбы-тунца, майонез, капустный лист, огурцы, авакадо, яичные кольца, лук – очень вкусно, я такого никогда раньше не ел. Когда закончил с едой, то взял протянутые мне Гершомом листки, где было написано немало интересного о Лилит. Это заняло минут пятнадцать.
Мы молчали, Макс был занят компьютерами, старый моссадовец откинулся на спинку кресла и уткнулся в потолок. В комнате лишь работала техника. Я сидел, закрыв глаза и напряженно думал. Итак, этому Самаэлю нужен мой агрегат, чтобы разрезать саркофаг и получить ключ-меч, с помощью которого можно проникнуть в Эдем… Но разве не охраняют могилу Евы? И как ее можно найти, ведь прошли тысячилетия, если не… миллионы лет. Я открыл глаза и напрямую спросил Гершома, который повернулся в мою сторону, едва уловил мое движение:
— Где похоронена Ева? Где этот саркофаг, в котором покоится тленные останки прародительницы человечества и ключ от Эдема? Вы это знаете?
— Знаем.
— Но почему не охраняете могилу?
— Она охраняется. Но от людей. Группа Матэуса там тоже всегда находится. Но падшие ангелы не придут к гробнице, пока у них нет того, что позволит вскрыть саркофаг. И если...
В этот момент в небе раздался гул, словно работал авиационный двигатель. Макс, который тоже присел, вновь вскочил и подбежал к окну. Сквозь жалюзи он рассматривал ночное небо и произнес:
— Вертолеты! Летают над районом, щупают прожекторами! Летают низко, почти задевают крыши девятиэтажек...
— Нас могут найти? – взволновался я.
Молодой моссадовец повернулся ко мне:
— Возможно, ведь милиционеры тоже не дураки. Вы им нужны живым, но до той поры, как Васильев и Абдуллаев вытрясут из вас сведения о копиях. Но нам нужно опасаться больше Самаэля и Лилит. Конечно, лучше выехать сейчас в горы, но можем опять попасть в переделку. Днем у Лилит нет силы, а ангелы в открытую не рискнут атаковать...
Его слова мне показались почему-то неубедительными. Только сказать об этом не успел, так как на экране телевизора возникла надпись «Внимание – розыск!», а потом диктор, который с тревожным лицом беззвучно шевелил губами.
— Макс! – крикнул Гершом, не вставая с кресла. Видимо, такие поручения давались младшим по званию. Его помощник схватил с подоконника пульт и увеличил громкость. Из динамика послышалось: «… банда террористов, предположительно имеющих контакты с Исламским Движением Узбекистана. Лидером местного джамоата является Тимур Ходжаев, прикрывавшийся статусом физика-исследователя и работавшего по западным контрактам. По данным милиции, его завербовали еще год назад представители ИДУ и международной террористической армии Исламского государства Ирака и Ливии во время так называемой научной командировки в Германию...»
— Какая чудовищная ложь! – возмущенно вскрикнул я, вскочив с кресла. Меня возмутило не только то, что следователи Абдуллаев и Васильев оклеветали меня, но и то, что теперь я уже являюсь руководителем банды от ИДУ – два часа назал тот же диктор по телевизору сообщал о моей причастности к «Хизбут и-Тахрир». Совсем все смешалось в головах моих преследователей, которые всячески пытаются смешать меня с грязью. Однако израилетяне шикнули на меня, мол, не кричи, успокойся, все равно мы не верим сказанному. Диктор продолжал: «Ходжаев несколько часов назад убил двух профессоров – Каюмова и Казакова, которых, как считает следствие, пытался склонить к антигосударственной деятельности. Жертвы были фактически распотрошены большим ножом...»
На экране появились фото Махмуда Анваровича и Сергея Андреевича. У меня сердце упало. Я судорожно стучал пальцами по столу, осознавая, что в смерти двух стариков есть и моя вина, косвенная, незримая, но все же… «… что говорит о психическом невменяемости и жестокости убийцы!» Я посмотрел на Гершома, тот насмешливо прослушивал сообщение и щелкал пальцами как бы в такт голосу диктора: «Час назад в центре города Ташкента Ходжаев со своими поддельниками устроил резню, покалечив десяток бойцов спецназа, есть жертвы среди гражданских лиц. Однако террористам удалось уйти от преследования...»
— Конечно, трудно справиться с ангелами, а големы – это вообще непостижимое для человека, — хмыкнул моссадовец. Я же пропустил мимо ушей его язвительные реплики и внимательно слушал дальше:
«Милиция предпринимает все меры, чтобы найти и обезвредить банду Тимура Ходжаева. МВД просит граждан не выходить на улицу без экстренной необходимости, не открывать двери незнакомым людям! Помните, преступники вооружены! Всем, кто знает об этом человеке, его место нахождении, связях и сообщниках, просим звонить по телефону… или 03». Макс отключил звук и посмотрел на меня:
— Милиция – это часть проблемы, хотя тоже не простая. Против вас власти направят спецподразделения, и вам придется защищаться. Хотя бы для того, чтобы первым добраться до копий. Сможете противостоять всем силам, что обрушились на вас?
Я не ответил. Потому что понимал, как это чудовищно тяжело. Справлюсь ли я? А что мне терять? В любом случае, необходимо что-то делать, а не ждать, пока кто-то распотрошит меня, мою душу ради нескольких пластиковых компьютерных дисков, в которых записана информация о нашем изобретении.
— Вы можете мне помочь, Гершом? – обратился я к старшему офицеру Моссад. Тот медленно сказал:
— Вам придется сразиться с ангелами, хотя ваши шансы невысокие. Человеческие возможности несопоставимы с ихними...
— Я знаю. Я видел, как они сражались… Но вы ведь не зря мне это говорите? Ведь у вас есть что-то для меня?
Мне показалось, что я попал в точку. Гершом не стал скрывать:
— Есть, Тимур, — и он достал из портфеля, который был под столом, ампулу и какое-то устройство размером с портсигар. – Это анаболик Z78-S12, который мы называем просто «цетроэс». Последняя разработка наших медиков для армии ЦАХАЛ. Дает вам сверхвозможности, устраняет боль, анаболик использутся нашими спецназовцами. Действие препарата – на двадцать минут, но после… или вы умрете от перегрузк и на сердце и мышцы, или будете в таком состоянии, что не сможете пошевелить и пальцем – и это лучший для вас исход. Хочу сказать, что в сорока процентах случаях применения люди умирали, но при этом он выполняли свою миссию. Поэтому мы использовали его редко, в экстренных случаях и только добровольно. Но для вас… для вашей ситуации – это единственный шанс уравновесить возможности с ангелами.
— Спасибо, — поблагодарил я, приняв анаболик. – Как его применять?
— Вставляете ампулу в это устройство и подносите к плечу или к ноге и нажимаете на кнопку здесь, — и Гершом указал на красную точку на «портсигаре». – Препарат впрыскивается через кожу в кровь. Действие наступает через несколько секунд… Но я не могу предсказать последствия для вашего организма… Этого никто не скажет вам, даже создатели препарата.
— Ладно, это будет уже неважно...
— Помните, Тимур, ангелов невозможно убить, но можно на какое-то время вывести из строя...
— Это как?
— Они чувствуют боль, как люди. Да, их раны заживают, утраченныне или поврежденные органы регенирируют, только для этого необходимо время. Воспользуйтесь этим моментом – нанесите больше ран, чтобы болевой шок сковал их.
Я гулко сглотнул слюну.
— Я понял.
— Надеюсь… Конечно, убить их было бы лучшим способом остановить, но на Земле это невозможно… Смертными ангелов может сделать или сам Творец, или Древо жизни...
— Вот как? – удивился я. – И то Древо тоже? Интересно...
— Древо – это высшая ценность в Эдеме. И поэтому Самаэль хочет проникнуть туда.
Я задумался. Потом спросил:
— Если я уничтожу копии нашего с Ибрагимовым изобретения, то лишу возможности Самаэля проникнуть в рай, не так ли? Я спасу Эдем?
Гершом вздохнул:
— Ну… вы отсрочите это. Все равно Самаэль будет стремится туда. А проскольку он бессмертный, то вопрос времени перед ним не стоит. Кстати, он после изгнания вместе с Адамом и Евой вернулся в Эдем...
— То есть?
— Предательство – это не только удел людей… У врат на охране стоял ангел Гадриил, который впустил Самаэля в Эдем. Тот набрал армию и поднял мятеж в Раю. Тогда Габриэль и Михаил совместными усилиями сумели выдворить его оттуда, то есть сбросили с Небес. Но это означает, что среди ангелов, оставшихся в раю, немало его сторонников, пускай официально и не примкнувших к Аду. И именно на них и надеется Сатана, понимаете, Тимур? Ему нужен ключ, что в саркофаге Евы. Наука не стоит на месте, и кто-нибудь другой повторит ваше изобретение. Только пускай это будет не сейчас, позже… Пока Самаэль не в раю, то человечество будет жить. Спасая Эдем, мы спасаем себя. И пускай об этом знают Матэус и его команда! Им тоже не нужна гибель потомков Адама и Евы, поскольку ОН приказал им сопровождать человечество до Судного дня. Мы вам поможем, потому что это и наша задача. Нет, не только как агентов Моссад. Как просто людей. Вместе отправимся сегодня утром в горы.
Тут я вспомнил големов. Было понятно, что даже с анаболиками мне их не одолеть. Да и против ангелов не хочется идти с пустыми руками.
— А что-то есть у вас из оружия? Из серьезного… против истуканов...
— А вы… э-э-э… служили? – нахмурился моссадовец. Он почему-то считал меня хоть и физически подготовленным, но не обладающего армейскими навыками и, значит, требующего какой-то подготовки к использованию оружия. Пришлось его «разочеровать»:
— Да, в военно-морском флоте! Умею пользоваться оружием!
Израилетяне переглянулись. Гершом кивнул, и Макс подошел к стене, набрал что-то на пульте за картиной, где была изображена женщина в восточном одеянии и с яблоками в руках (может, это была Ева? – мелькнула у меня шальная мысль). Раздался легкий гул моторов, и стена отошла. Вспыхнули плафоны, освещая пирамиды в оружием разного калибра и назначения. Здесь было как российское, так и иностранное. Уж не знаю, как моссадавцам удалось провезти все это через границы в Ташкент, да задавать вопросы не стал – это не столь сейчас важно. Гершом достал уже известный мне гранатомет MilkorMGL и бросил мне пояс-патронташ на 20 снарядов. Потом извлек из ящиков пистолет-пулемет «Узи», который раньше я видел только в кино.
— Знакомы с этой штукой? – спросил он. – Наша классика! Я до сих пор обожаю это изделие конструктора Узиэля Галя. Стандартный патрон 9х19 мм Парабеллум, но здесь специализированный усиленный… Коробчатый магазин на 62 патрона. На хорошую стычку хватит!
Я взял в руки миниатюрное оружие. Как игрушка. Но уж явно не с игрушечными характеристиками. С такими Израиль выиграл не одно сражение.
— Нет, но думаю, что быстро ознакомлюсь, — и я стал изучать «Узи». Снял магазин, выдвинул металлический плечевой упор-приклад, задернул затвор. – Тяжеловатый, — признался я. – Крошка, а весит немало...
— Без магазина весит три с половиной килограмм, прицельная дальность стрельбы – 250 метров, скорострельность – шестьсот патронов в минуту! – услышал я продолжение характеристики штучки, что держал в руках.
Макс вытащил еще два оружия. Более громозкие. Но явно модернистские, таких мне видеть раньше не приходилось.
— Это американские легкие штурмовые винтовки LR-300, — сказал парень, протягивая мне новое оружие. – Конструктор Аллан Зитт. Складной приклад, отвод пороховых газов, поворотный затвор, планка Пикаттини для прикрепления различных прицелов. Магазин на тридцать патронов 5,56х45 мм НАТО, дальность стрельбы – 500 метров. Это полицейская модель.
— Ага, — пробурчал я, осматривая автомат. Да, американская винтовка мне тоже понравилась. Но это было еще не все. Следом Макс извлек автомат, похожий на Калашникова, но немного другой.
— Да, он похож на советский «калаш», — прочел мои мысли Гершом, беря в руки это оружие. – Только это автомат Исраэля Галили, образца 1973 года, сейчас снят с вооружения, но я люблю его. Безотказная штука. С таким я участвовал не в одной операции… – но в каких моссадовец уточнял не стал, хотя я итак понял, где он мог использовать такое оружие.
— Есть также автоматы «Магал», «Тавор» нашего производства, — продолжал меня знакомит с арсеналом израилетянин, снимая с пирамиды одно за другим технические устройства уничтожения. – Есть российские «Винторез», «Кедр», «Вал»… последний автомат – бесшумный, весьма эффективный...
Я задумался, потом поднял глаза на собеседников и честно сказал им:
— Я не буду стрелять в своих… Я имею ввиду в милиционеров и солдат. Тогда я точно стану убийцей и террористом. Эти люди просто выполняют свой долг, приказ, им-то невдомек, кто там из Ада или Рая, кто такие Лилит и Самаэль, которые на самом деле руководят ими через подставных рабов. Оружие применю только против ангелов и големов! А как только я передам копии Матэусу – я сдамся милиции, а там пусть меня хоть расстреляют!
— Мы вас прикроем, — согласился Гершом. – Но убивать милиционеров мы тоже не хотим. Просто постараемся им мешать разные там штучками...
— Какими штучками? – не понял я.
— Есть разные отвлекающие средства… газо-шумовые… ослепляющие… усыпляющие, — как бы с неохотой пояснил Макс, показывая снаряды для револьверного гранатомета, начиненные, видимо, этой химией. Но если вам придется столкнуться с кем-то, кого вы не желаете ранить и тем более убить, то вам предлагаю это, — моссадовец протянул мне пистолет, который больше напоминал бластер из фантастических фильмов.
Я взял и расстерянно покрутил в руках:
— Это не игрушка?
— Это «Тазер» — электрошоковое устройство нелетального действия, — пояснил тот. – Не слышали?
— Что-то слышал...
— Уникальность оружия заключается в технологии, позволяющей свести к минимуму получения увечий и летального исхода человека и в способности поражать цель на расстоянии до 10 метров. Это модель Х26с, которая выстреливает два небольших электрода, передающие электрический заряд по двум медным проводкам, в свою очередь закрепленные к основному блоку картриджа. Выстрел происходит благодаря встроенному баллончику со сжатым азотом достаточного чтобы совершить один выстрел. После выстрела картридж заменяется. Электроды сделаны в виде гарпунов для крепкого закрепления на одежде и для уменьшения вероятности того, что их смогут сорвать при попадании...
— А что происходит, когда я выстрелю?
— Электрический разряд в 50 тысяч вольт вызывает нейро-мышечный паралич, то есть прерывает возможность мозга контролировать мышцы тела. Это создает немедленную и неизбежную потерю равновесия и временную потерю трудоспособности. Данный эффект основан не на боли и никак не может быть преодолен волевым усилием человека. Источником питания являются восемь батареек размера «АА». У нас в Израиле вся полиция вооружена тазерами, кстати, очень эффективная вещь. В Узбекистане, кстати, я не слышал о каких-то нормах на запрет или разрешение использования, ваши депутаты как-то упустили это из виду.
Я взял оружие, зацепил за брючным ремнем и сверху прикрыл майкой. Шокер, естественно, выпучивался, но все равно не каждый мог догадаться, что это могло быть. Мне с этой штукой стало спокойнее.
— Макс, загрузи все это в машину, — тем временем приказал Герошом, и парень быстро вынес из помещения оружие. Я слышал, как он возится в гараже.
— Вам лучше поспать, — посоветовал мне Гекршом. – Уже три часа утра, через два часа нам лучше выехать… Да, Макс, поменяем машину. На «Нексии» ехать нельзя, — он имел ввиду, что помятая и продырявленная снарядами крыша привлечет ненужное внимание милиционеров.
— Да, я возьму «джип», — донесся до нас глухой голос пареня, который стал грузить все оружие в салон черной машины с широкими колесами – FordExpedition.
Я смотрел на них и меня уже не терзали сомнения. Я был полон решимости завершить это дело. Я не дам ангелам – ни защищающим Рай, ни падшим – ничего, да, не мной начата эта тысячилетняя история, но, видимо, мне судьбой определено ее завершить. Может, ценой собственной жизни. Как никогда я был спокоен, словно, осознал ценность жизни и смысл своего существования. И это служило мне духовной защитой, было моей силой в борьбе с теми, кто считал себя выше человека. Интересно то, что час назад я был совсем другим – испуганным, озлобленным, расстерянным. Во мне словно закалился стержень, не дающий мне сломаться, согнуться...
Уже светало. Летом вообще ночь властвует несколько часов. Но утро вторника оказалось полной сюрпризов. Ворота без какой-либо причины стали подниматься. Гершом изумленно посмотрел на напарника, а тот выскочил из автомобиля и крикнул:
— Я не открывал!
Гершом прыгнул к монитору, который был связан со всеми видеокамерами. Экран показывал пустоту перед воротами, я же, стоя в гараже, видел вначале ноги, потом живот, грудь, голову – по мере того, как поднимался броневой лист ворот. Перед мной стоял щуплый и невысокого роста человек с плоским азиатским лицом, узкими глазами, хитрыми и злыми, на нем была просторная черная одежда, похожая на китайское кимоно. И тут старый моссадовец хлопнул себя по лбу:
— Ах, черт! Ведь видеокамеры ангелов не фиксируют! Мы прошляпили визит Гадриила!
Так это ангел, понял я, продолжая рассматривать стоявшего у проема гаража. Весьма мерзкая рожа. И тут меня прояснило: я понял, где видел его раньше – это же актер Баходир Хусанов, который снимался в фильме «Предателям все зачтется». Блин, оказывается падший ангел все это время жил в Узбекистиане и играл роли, которые ему по душе – роли предателей. Я сплюнул с таким презрением, что слюна, упав на бетонную плиту, сама чуть не вскипела. Гадриил, в свою очередь, смотрел на меня и улыбка озарила его хищное лицо. Гершом подскочил ко мне и наставил на незванного гостя автомат «Узи». Макс тоже прицелился из шестизарядного гранатомета. И произошел диалог, которого я не понял, так как язык был незнаком:
— Гадриил каи кдосет харке?78
— Оно кобано хано зелан!79 – и ангел ткнул рукой на меня.
Моссадовец был несогласен, это уже было видно по выражению лица:
— Хана зелен летью гоору80.
— Хано коут ам Шайтон!81
— Хат кот лёх!82
— Шайтон летли фелер!83
— Хат ксеймет фоудо кфет ат утоуро!84
— Шайтон кзее оджании!85
Слово «шайтон» я уже понял, так как на узбекском языке оно означает «дьявол». Видимо, речь шла о Самаэле… или обо мне. «Гадриил», — уловил я и это слово, и вспомнил, что этот ангел открыл врата для Сатаны. Теперь мне стало ясно, почему открылись сами по себе ворота гаража – этот страж умел управлять не только вратами Эдема, но и обычными, земными. Не знаю, какими силами он запустил гидравлику и моторы, но они открыли вход в дом. И теперь мы стояли, понимая, что если начнем стрельбу, то разбудим не только всю махаллю, но и привлечем внимание других ангелов, а также милиции и сил безопасности. Через три-четыре минуты здесь будет настоящее сражение, и махалля может превратиться в пепелище, погибнут жители. Нет, этого допустить нельзя. Это понимали и израилетяне. Но вот Гадриилу было все безразлично, он смотрел на меня, видимо, ожидая, когда я сам двинусь в его сторону. В левой руке у него сверкал длинный меч.
Моссадовец принял решение и тихо сказал мне:
— Беги. Перепрыгни через забор на другую сторону – и беги! Мы найдем тебя в Бостанлыкском районе...
— В поселке Бричмулла, — прошептал я ему координаты, и бросился назад, в помещение. Я пересек комнату и выпрыгнул из окна на внутренний дворик, где, на мое удивление, был бассейн. Позади меня раздался первый выстрел. Это была не автоматный, а из MilkorMGL. Он прозвучал так громко, что проснулся весь квартал. Вслед за ним послышались новые выстрелы из гранатомета, а потом автоматная очередь. Наверное, этого щуплого Гадриила было не так уж легко и свалить… или к нему на подмогу пришли другие падшие ангелы – что было там на самом деле мне уже невдомек.
Я с разбегу вскочил на двух с половиной метровый забор, подтянулся и спрыгнул вниз, на мягкую траву. Потом огляделся. Вокруг меня растилались холмики с маленькими бетонными столбиками, на которых оттиснуты номера, или мраморные плиты с именами и датами – это было кладбище. Недалеко находились беседки, где читали молитвы, небольшие скамейки, асфальтированные узкие дорожки, большой водопроводный кран, которым, наверное, поливали в жаркие дни деревья и кустарники. Оказывается, массадовцы устроили свой разведывательный центр рядом с мазаром – может, этому был какой-то смысл? Но рассуждать времени не было – я двинулся вперед, перепрыгивая через могилы и обходя памятники. В ранее утро посетителей не было, за исключением женщины, что подметала беседку. Она с явным испугом смотрела на меня и в сторону дома, откуда раздавались выстрелы, решила, что я – террорист, но при этом не знала, как себя вести – кричать или бежать? Поэтому стояла, прижимая к груди веник.
Мне же до нее не было никакого дела. Я преодолел половину территории кладбища, когда заметил, что надо мной кружит сова. Раздался тихий свист и… тут произошло то, чего я никак не ожидал… Из ближайшей могилы вдруг вылезла рука… В струпьях, лоскутках ткани, белые фаланги пальцев. Я остановился, ничего не понимая. Тем временем холм зашевелился сильнее, словно какой-то крот рыл себе выход на поверхность, и тут из-под земли появилось тело по пояс. Это был труп. Голова была обглодана червями, глазницы полные сгнившего мяса. До моего обояния донесся жуткий запах разложения. И я все же продолжал стоять, как зачарованный смотря на вылезавшего из могилы мертвеца, который разрывал на себе уже истлевший саван. Потом он повернулся в мою сторону и сделал несколько неуверенных шагов.
— О боже, — прошептал я, чувствуя страх. Это уже была не просто мистика, а нечто сверхъестественное, и объяснению этому не существовало.
Но этот тип, качавшийся словно от ветра, оказался не один, кого оживила неведомая мне сила. Из могил стали выползать другие трупы, но в отличие от фильмов-ужасов, которых я навидался в студенческие годы в видеосалонах, они не выли, не лязгали челюстями, не трещали костями, а молча шли, точнее, медленно бежали в мою сторону. Я находился в оцепенении до той поры, пока первый труп не схватил меня за руку. Нахождение рядом сгнившего тела было настолько омерзительным, что я очнулся и оттолкнул от себя ожившего наглеца. Тот отлетел на мраморную плиту, которая тоже двигалась под воздействием выползавшего из почвы мертвеца. Казалось, что Лилит оживляла все кладбище; на големов она не делала ставку.
Подскочившего второго трупа – это была явно женщина — я ударил ногой, правда, не сильно, все-таки уважил ее пол, а третьего треснул сухой веткой, что лежала у моих ног. Когда появился за спиной четвертый мертвец, то я выхватил тазер и выстрелил в него. Оружие слегка дернулось в руке, я услышал воздушный хлопок – и два гарпуна проводами вцепились в разложившееся тело. Если 18 ватт влияют на человека, то на у того, у кого давно нет никаких жизненных функций, электрический разряд не способен вызвать нужного эффекта. Иначе говоря, зомби не ощутил останавливающего или парализующего воздействия, он пародолжал двигаться на меня.
Я бросил тазер и бросился бежать, так как другого способа спастись не видел. Дворничиха, узрев теперь мертвецов, заорала так, что вспорхнули птицы с деревьев: «Вай дод!»86 Ее крик перекрыли выстрелы, которые продолжали звучать со стороны дома моссадовцев. Трупы вдруг проявили тоже прыть и устремились за мной, на ходу теряя части тела, с них сыпалась сухая глина, трава, сучья. Со стороны это казалось диким и невероятным зрелищем, и любой другой упал бы без памятство, что, впрочем, произошло с женщиной – она валялась в беседке, сжимая веник. Но мертвецы ее не тронули, я был их целью. Я бежал так, что мне казалось – лечу, все мелькало перед глазами. Из домика, где обычно находился сторож мазара, появился мужик. Он тревожно смотрел в сторону махалли, не понимая, что за стрельба там, и тут увидел меня и… вопрос застрял в его горле. Потому что следом за мной обнаружил двигающихся его «клиентов», тех, кого он хоронил. Это настолько потрясло его, что сердце разорвалось от страха и он мертвым свалился на связку бетонных столбиков, уложенных возле забора. «Прости!» — крикнул я, хотя вины моей никакой не было.
Я выскочил за ворота и очутился на улице. В окнах многоэтажных зданий я видел испуганные сонные лица жителей, по дорогам бегали редкие прохожие, какой-то белобородый старик в тюбетейке хлестал серого ишачка, ускоряя его бег, сам же сидел на четырехколесной арбе с мешками муки, одной рукой удерживая их от падения на дорогу. Становилось жарко. Стрельба утихла. Из-за поворота появились милицейские машины, сигналя лампами и сиренами. В розовеющем от восхода Солнца небе появились три пятнистых вертолета Ми-8, которые начали кружится над мазаром; из люков выглядывали снайперы с винтовками. Я оглянулся, чтобы выяснить, какие планы у усопших? Мертвецы выскочили из кладбища и озирались, пытаясь определить мое местонахождения в более широком пространстве; естественно, они не могли видеть, слышать и нюхать – им нужен был наводчик. Видимо, Лилит с птичьей высоты настроила их, и они устремились ко мне, на этот раз более резво.
Я чертыхнулся и, образно говоря, в своих ногах включил сразу вторую космическую скорость. В этот момент четыре «Уазика» остановились возле меня, и выскочившие милиционеры хотели бы наставить оружие на меня, как на подозрительную с их точки зрения личность, когда их командир – майор в бронежилете — перенацелил их на другие объекты – на ожившие трупы. Видимо, его больше смутила не моя одиноко бегущая фигура, сколько масса ужасно одетых и выглядевших людей, выскочивших из кладбища. Может, стражи правопорядка решили, что это и есть те самые террористы, что устроили стрельбу в Юнус-Абадском районе и связаны с событиями в центре города. С вертолета подавали им какие-то сигналы. К счастью, во мне они не признали того самого разыскиваемого террориста Тимура Ходжаева, лидера ташкентского «джамоата», который был во всех милицейских сводках.
— Эй, стойте! – заорал майор мертвецам, но те даже не отрегировали на голос и продолжали бежать. Вначале это смутило милиционеров, привыкшим к бесприкословному подчинению им, но тут последовал новый приказ, который взбодрил их: — Стоять – иначе стреляем! Бросить оружие и поднять руки! Быстро!
На меня никто не смотрел. Это все мне напомнило сцену из ужастика восьмидесятых годов прошлого века под названием «Возвращение живых трупов», когда толпа зомби мчится на полицейских, а те приказывают им поднять руки и сдаваться, и угрожают открыть огонь на поражение; в итоге их всех съедают.
— Они не разговаривают! – крикнул я, забегая за угол дома и продолжая искать наиболее безопасный для себя путь. Милиционеры не поняли смысл сказанного — я имел ввиду, что мертвецы не говорят, ведь в этих приближающихся людей милиционеры пока не признали мертвецов, — но решили, что это шахиды – фанатики, которые не вступают переговоры и которые готовы умереть за свое дело. Мне же было не интересно, что сейчас произойдет, так как понимал бессмысленность стрельбы. До меня донесся голос майора:
— Внимание! Огонь! – и послышались автоматные очереди. Причем стреляли и с вертолетов, и с подъехавших к «Уазикам» следом трех грузовиков со спецназовцами. Грохот стоял такой, что заглушило все звуки утреннего города. Представляю, что сейчас чувствовали жители ближайших домов. Главное, чтобы их не зацепило шальной пулей. Что касается мертвецов, то пули пробивали их сгнившие тела, дробили кости, но причинить вреда не могли – второй раз умереть невозможно (хотя в данный момент я не знал, что это не совсем так, и что я потом увижу, как умрут другие мертвецы, что преследовали меня, только об этом чуть позже). Динамическая сила автоматных выстрелов валила трупы, однако они вставали и вновь двигались, чем приводили в шок и ярость стрелявших. Они не могли понять, что усопшие на самом деле пытаются не на них, живых, напасть, а ищут меня, который все дальше и дальше удалялся от места схватки.
Я пересек два квартала, прежде чем понял, что оторвался. Выстрелы не ослабевали, я слышал стрекот вертолетов, крики в мегафоны – все шло так, как обычно бывает в таких полицейских случаях. Утро разгоралось, обычно в эти часы мужчины спешили на свадебный или поминальный плов87, женщины подметали дворы, открывались чайханы или махаллинские комитеты, начинали работать пекарни, однако люди боялись выходить из квартир и домов, предпочитая переждать опасность. Даже муэдзины с мечетей не пели утреннюю молитву, не призывая под свои своды прихожан. И это я посчитал правильным решением. Единственное, что меня беспокоило, что сейчас возникнут ангелы и тогда мне придется туго. Ведь ампулу с анаболиком я не успел прихватить, да и обычого земного оружия у меня нет. Справиться в таком положении со сверхъестественными существами практически невозможно. Хотя гулять в открытую с оружием – это навести на себя подозрение местных жителей и иметь неприятности. Так что лучше быть незамеченным, обычным, невзрачным, ничем не привлекательным.
Я двигался между многоэтажками, гаражами, небольшими парками, газовыми трубами, проложенных вдоль тротуаров, площадками для игр, где меня облаяла какая-то собака, и вышел на большую автостраду. Там мчались милицейские машины – не меньше двадцати — в сторону выстрелов. В одной из них я успел заметить лицо прокурорского следака Васильева. Хм, значит где-то и второй следователь – милицейский – Абдуллаев, для которого я важнее всего, даже должности. Безусловно, с мертвецами у мазара вскоре все разрешится, спецназовцы поймут, что усопшие не представляют угрозы и искать нужно меня, а вот мне необходимо скорейшим образом покинуть город. Но как?
И тут мой взгляд упал на вывешенную для сушки белье: пододеяльники, простыни, полотенца, брюки и женский национальный наряд из черно-серо-белого хан-атласа, платок. «Может, вновь повторить трюк?» — возникла мысль, ведь вчера мне удалось таким образом добраться до машины. Но тогда была несколько иная ситуация. А сейчас меня преследует масса существ, и кого из них мне боятся больше даже невозможно предугадать. Я не знал, что стало с Гершомом и Максом, моими единственными союзниками, но надеялся, что они выкрутились из этой ситуации. Этот Гадриил – явно противный тип и по внешности, и по внутреннему содержанию. И как ему доверили охранять врата Рая?
Выстрелы прекратились. Я был уверен, что Лилит, если так можно выразиться, отключила свое воздействие на трупы, и те «вновь» стали мертвыми. Теперь вояки расстерянно стояли перед разложившимися телами и не понимали, в кого же они стреляли? На террористов они никак не походили; многие спецназовцы, наверняка, были обуреваемы религиозным страхом, шептали: «Бисмилля рахмон рахим». Но сейчас меня абсолютно не волновало.
Я заскочил в первый попавшийся подъезд панельного пятиэтажного дома, к счастью, никто не вышел во двор и меня не заметили. Там быстро накинул на поверх своей одежды женские штаны и платье, заметив, что их хозяйка явно анерексией не страдала. Одежда висела на мне мешком и было видно, что это не мой размер. «Ну, и хрен с внешним видом, главное, чтобы не узнали меня», — разъяренно прошептал я себе. Платок, что я тоже снял с бельевой веревки, быстро завязал на голове, концами прикрыв щетину – два дня как я не брился. Единственное, что теперь выделялись – это летние мужские туфли. Но в таком количестве одеяния ходить в знойный период лета – сплошное мучение; впрочем, это можно вытерпеть. Мои часы показывали пять двадцать три утра. Вздохнув, я выскользнул из подъезда и по-женски засеменил на центральные улицы. Моя цель – транспортные узлы. Конечно, рейсовые автобусы сейчас не ходят, да и не нужны они мне, поскольку маршруты направляются к центру Ташкента, но вот частные старые желтые «ПАЗики» или новенькие белые «САМКОЧавто»88 уже бегают по кольцевой дороге и на них не трудно добраться до трассы, что ведет в сторону Бостанлыкского района. Обычно в эти часы люди развозят свежие продукты и ремесленные изделия на рынки и торговые точки, встречаются по разным там вопросам, ищут «мардикеров»89 на бирже труда, посещают родных, потому что днем это делать немного сложнее из-за «чилли»90. Вообще, на окраинах больше жизни, чем в центре города, наверное, из-за того, что меньше транспортных и иных административных ограничений.
У остановки были уже люди и несколько маршрутных такси – старые «РАФики», а также два малогабаритных автобуса «САМКОЧавто». В основном, это сельчане или жители ближайшей махалли, строители, продавцы молочных продуктов, что будят горожан криками: «Кисло-сладко-о-о молоко-о-о! Каймак!91 Сметана! Каттык92...» В Узбекистане придерживаются правила: «Кто рано встает, тому бог дает», и поэтому жизнь начинается едва станет светло. Но сейчас все были хмурыми, напуганными, смотрят по сторонам и на небо, где летают вертолеты; они хотели быстро покинуть эту опасную территорию. Ходит патруль в милицейской форме, останавливает людей, у кого, по их мнению, излишняя растительность на лице. Существует стереотип, что все террористы, обычно именуемые в оперативных сводках как «ваххабиты» — «вахобики», обязательно носят бороды. И по этому единственному признаку представитель правопорядка определяет не только принадлежность какой-либо персоны к экстремистской организации, но и степень вины. Почему-то я вспомнил историю десятилетней давности, когда на переходе станции метро «Сквер Амира Темура» меня остановил сержант и потребовал предъявить документы. К счастью, у меня оказался при себе паспорт, и милиционер долго рассматривал мое фото, прописку, разрешительный стикер для выезда за границу и все въездные визы в другие государства, после чего сердито спросил: «Почему сегодня не бриты?» — чем поставил меня в ступор. Очухавшись, я заявил, что такие вопросы мне имеет право задавать жена или родители, но никак не посторонний человек, коим является и сержант милиции. Тот возмущенно мне ответил: «Только террористы не бреются, и вправе вас подозревать». Я же указал рукой куда-то в сторону и проинформировал зеленокепочника, что в двухстах метрах от нас находится памятник средневековому полководцу Амиру Темуру, который тоже вылит в бронзу с бородой, может, и он «вахобчик»? Милиционер понял, что со мной лучше не спорить и молча вернул паспорт. Теперь же патруль пытался выяснить, кто из находящихся здесь может быть разыскиваемым террористом, что недавно устроили в Юнус-Абадском районе такой переполох с применением оружия. Естественно, не церемонились, вели себя грубо. Поэтому и люди старались побыстрее покинуть это место.
Я нашел белый автобус, где висела табличка «ТТЗ» — это означало, что маршрут проложен до Ташкентского тракторного завода, а мне туда было и нужно, потому что там, возле этого промышленного предприятия, парковались маленькие маршрутные такси «ДАМАС»93, которые за приемлемую цену возили пассажиров в сторону Чарвакского водохранилища. Быстро заскочил на подножку и поднялся в салон, прикрывая лицо платком. Там было много пассажиров, все места заняты. Я заплатил кондуктору, который сидел около водителя и регулировал число людей в салоне. Я встал у двери, но какой-то парень, судя по учебнику молекулярной химии в руке, студент уступил мне место:
— Хола94, садитесь.
Значит, во мне признали женщину, и это было хорошо. Я занял освободившееся место рядом со старичком, который хмуро разглядывал небо и цокал, едва вертолет появлялся из-за крыш многоэтажек. Не нравилось ему, что происходило. Стрельбы не было, но ощущение того, что там идет серьезная силовая операция против каких-то сил, витало в воздухе, и оно будоражило сознание многих. Все пассажиры только об этом и галдели, причем каждый расказывал небылицу одну страшнее другой. Хотя… разве это небылицы, когда по улицам бегают мертвецы? Наконец водитель завел мотор, и автобус сдвинулся с места. Было уже половина седьмого. Я не спал почти двое суток, и чувствовал нервное напряжение, и желание заснуть. Эти два чувства боролись во мне, и лишь когда автобус уже двигался по кольцевой дороге, обгоняемый легковыми и грузовыми автомобилями, а наперерез двигались армейские бронетранспортеры – в сторону Юнус-Абадского района, я решил немного расслабиться. И заснул, не смотря на то, что «САМКОЧавто» все-таки имеет твердую подвеску и каждая рытвина, камень или трещина на асфальте ощущается всеми пассажирами. Трясло неплохо. И все же получаса хватило, чтобы силы восстановились, пускай не на сто процентов, и раздражение покинуло меня.
Автобус сворачивал на большую площадку – конечный пункт, когда сидевший рядом старичек слегка меня подтолкнул, мол, старушка, проснись, приехали. Видимо, я во сне автоматически придерживал платок на лице, что никто не распознал обман. На мои же туфли никто не обратил внимание, к тому же я прятал их под спереди находившемся сиденьем. Утреннее солнце разогрело салон, но еще не настолько, чтобы ощущать духоту. Кондиционер конструкторами автобуса не был предусмотрен. Я открыл глаза и огляделся. Люди продолжали обсуждать события последних часов.
Однако на автостанции «ТТЗ» меня ждало некоторое разочарование: там было очень много милиционеров. И тут я вспомнил, что недалеко от этого завода находится резиденция президента страны и, естественно, после всего того, что произошло в городе в последние часы, охрана этого места была усилена во много раз. Даже заводчан, спешивших на работу, придирчиво осматривали. Чертыхнувшись, я встал и пропустил вперед старика, и всех ехавших со мной. Мне хотелось остаться еще здесь, обдумать все и принять какое-то другое решение. Ведь милиционеров не проведешь, они все-равно могут заподозрить в чем-то. Так оно и оказалось, но «виноватым» в моем разоблачении оказался… Джамшид Абдуллаев, да, да, тот самый.
Следователь милиции, который руководил тут группой спецназовцев, самолично встречал из автобуса пассажиров, даже водителя и кондуктора внимательно оглядел, так, как это делает патологоанатом с трупом. Меня смутило то, что он оказался именно здесь, словно знал, где меня следует искать. Или ему кто-то подсказывал? «Все, больше никого нет?» — прорычал он, обращаясь к кондуктору. На поясе милиционера висел пистолет.
— Там есть еще какая-то женщина, — ответил тот испуганным голосом. Выругавшись, капитан поднялся в салон и подошел ко мне. Он сразу понял, что перед ним псевдоженщина – хотя бы по висевшему на мне мешком платью и мужским туфлям, — однако меня выдали глаза, полные тревоги и ненависти. «Ты...» — выдохнул он, потянулся было к кобуре и ничего не успел сделать, так как я схватился за поручни, подтянулся и ногами ударил милиционера.
Абдуллаев с грохотом покатился по ступенькам вниз и вывалился из автобуса. Вслед за ним выпрыгнул я, срывая с себя платок – прятаться было уже бессмысленно. Какой-то милиционер нырнул под меня, надеясь свалить с ног, но я повис у него на плече, схватился за брючный ремень со стороны спины, одновременно голенем поддал поддых и перебросил через себя. Второго нападавшего я свалил ударом кулака в грудь. Руку третьего я успел перехватить до того, как он попытался ударить меня в лицо, надавил на локоть, прокрутил, и его тело по инерции повторило этот же трюк в воздухе, и упало на следователя милиции. Образовалась куча-мала. До меня доносилось сквернословие, причем даже с использованием английского языка: «Ах, фок ю мазе!..»
На автобусной станции началась паника. Женщины завопили как резанные, мужики матерились и разбегались по сторонам – вот уж их истинная смелость! – и никто из них не пытался меня остановить. Несколько милиционеров подняли пистолеты и открыли пальбу, пытаясь попасть меня. Пули свистели над моей головой, из чего я сделал вывод, что и уроки стрельбы стражи правопорядка получали изредка. Кондуктор завопил:
— Онайниски!95 – и прыгнул под колеса стоявшего автобуса. Там же, дрожжа, уже прятался пузатый водитель. Они проклинали этот день, меня, всех жителей Ташкента и говорили что-то про шайтана… весьма правильно, учитывая вину во всем этом Самаэля.
Я бежал между торговыми палатками и автомобилями, скидывая с себя платье и женские штаны, в которых едва не запутался. Теперь на мне была одежда, что получил в доме профессора Каюмова. Люди это видели и были уверены, что милиция преследует настоящего преступника. У меня же не было желания их переубеждать. Бах! – пуля разбила стекло в будке телефона-автомата! Дзинь! – это рассыпались осклоки стекла от прямого попадания в витрину небольшого магазинчика, торговавшего алкоголем. Водители транспорта заводили моторы и вылетали из опасного места, причем один из них наехал на гору свежих дынь, раздавив все в смятку. Продавец, услышав выстрелы, давно уже лежал в арыке96, прикрыв голову руками и молился. Милиционеры следовали за мной и стреляли, причем ранили двоих крестьян, а в меня так и не попали.
И тут я увидел припаркованный к тротуару желтое такси – автомобиль «Матиз». Шофер сидел внутри и лихорадочно пытался всунуть ключ в замок зажигания; ему явно не хотелось здесь оставаться. Тут я подлетел к машине, щелкнув пальцами по ветровому стеклу. Мужик поднял голову, узнал меня – все же не зря крутили по ТВ мое фото! — испугался и заорал:
— Бери машину, меня не убивай!
— Нужен ты мне, джинни97! – проревел я, дергая на себя дверь. Шофер выпрыгнул из салона как черт из табакерки и побежал так резво, что по швам прошли его штаны на заднице; мужика трясло от страха. Я запрыгнул на сиденье и крутанул стартер. Мотор взвыл, я захлопнул дверь и нажал на акселератор, и «Матиз» помчался по дороге. Все, с этой минуты меня можно было считать преступником – это называется разбоем, что грозит соответствующей статьей Уголовного кодекса; не знаю, какая там прописана ответственность, но долгое нахождение в тюрьме мне уготовано. Только за это я отвечу потом и не стану скрываться от правосудия, а сейчас...
Я мчался по автостраде, обгоняя автобусы и грузовики, давил на сигнал, и мне уступали дорогу, полагая, что за рулем сидит сумасшедший. Впрочем, так оно и было, ведь меня колотило от возбуждения, адреналил вскипал мою кровь и мне хотелось только одного – скорее добраться до предгорного поселка Бричмулла98, что находится возле Чарвакского водохранилища, и завершить эту историю. Удивительно, что я не сбил ни одного пешехода, не протаранил ни один автомобиль, хотя процарапал некоторым корпуса, когда пролетал между машинами. И, естестивенно, была погоня – все атрибуты какого-то западного детектива или боевика-экшена.
Меня преследовала цепочка милицейских машин, сигналя истошными звуками, и этим самым усиливая переполох. К счастью, была построена в свое время объездная дорога от места резиденции президента, иначе бы мое путешествие закончилось к подходам к ней: наверняка меня бы изрешетили крупнокалиберными пулеметами или подорвали из гранатометов. Поэтому я просто обогнул эту стратегическую точку и продолжил движение. Да, водитель я был неплохой, и все же далеко не пилот «формулы-один», не великий Шумахер, поэтому езда меня изматывала сильнее, чем просто драка. Ведь стрелка спидометра не опускалась ниже 100 километров в час, а дорога в этой части была еще не совсем многополосной. И когда я вышел на областную автостраду, построенную десять лет назад, то мне стало легче. Здесь уже я разогнался так, что нечего было мне боятся. Мимо мелькали кишлаки, линии ЛЭП, деревья, река Чирчик, где у берегов было полно отдыхающих, особняки узбекских нуворишей.
Солнце уже поднялось, но дорога не плавилась, выдерживала высокие температуры. Хотя сложно сказать об этом в отношении почвы и трав, потерявших жизненные соки, иссохнувшихся под палящими лучами. В зеркала заднего обзора я видел преследующие меня машины, которых становилось все больше и больше – там их было не менее пятидесяти. И тут впереди меня остановился и развернулся так, чтобы перегородить дорогу, большой грузовик. От него разбегались фигурки в зеленой форме: так, ясно, сотрудники ГАИ, получив предупреждение по рации, предприняли опасный для меня прием остановить «Матиз» — просто заставили первый же попавший МАЗ встать поперек трассы. Наверное, я бы затормозил… в ином случае, а сейчас я понимал, что этого делать нельзя. Поэтому принял решение пробиваться. Я знал «Матиз» и его возможности.
До грузовика было пятьдесят метров, когда я нажал на тормоз и крутанул руль. По моим расчетам, такси не мог опрокинуться, и все же мою машину завертело, снесло с автострады прямо на обочину, там же по инерции я пропеллером прошелся по грунту, чудом избежав удара о столб, и оказался на небольшой возвышенности. Скорость упала до нуля. Отсюда увидел, как преследовавшие меня две милицейские машины не успели заторомозить или совершить маневр и врезализ в МАЗ. Был такой ужасный удар, что я почувствовал его даже на таком расстоянии. Было понятно, что никто выжить не смог, и мое сердце сжалось от ужаса. И все же я с удивлением увидел, как из покореженной «Нексии» выполз какой-то человек; приглядевшись, в нем узнал… Джавдата Абдуллаева. Вот, блин, жив, подонок, шевелит конечностями! Я завел двигатель и дал по газам, «Матиз», выбрасывая из-под колес гравий и камешки, вновь выскочил на автостраду и помчался дальше. Мне вслед стреляли из автоматов, очередь разбила стекло, продырявила багажник, но меня, к счастью, не задело.
Я двигался дальше, выжимая все из мотора, когда надо мной прошелся вертолет – это был милицейский экипаж, почти летающий штаб, никаких НУРСов, бомб, авиапушек, и все же «птичка» неприятная, учитывая, что внутри сидят не гражданские. Из динамиков мне что-то кричали, но я не слышал ничего, а потом из иллюминатора показался стрелок, даже с такого расстояния я узрел его злое лицо в очках. До меня дошло, что сейчас ударят из более серьезного оружия. Так оно и оказалось: появился длинный ствол, и пулеметные очереди продырявили асфальтовое полотно рядом с «Матизом», разбросали грунт за дорогой. Мне захотелось заматериться. Потому что от вертолета не уйдешь, да и невозможно спрятаться – все выложено как на ладони, нет ни деревьев, ни скал, ни какого-либо дома. Это же была равнина между Ташкентом и горами.
Пилот пошел на второй заход, пулеметчик взял меня в прицел – и мне точно не уйти от крупнокалиберных пуль… как помощь пришла неожиданно от черного «джипа», который возник за моей спиной. Знакомый «форд». Видимо, его водитель сумел обогнать и обойти милицейские машины, что сгруппировались у МАЗа. Я через зеркало заднего обзора увидел, как из люка на крыше вылез Гершом, поднявшего гранатомет и выстрелившего ракетой. Ба-ах! – ракета ушла ввоздух и через несколько секунд попала в двигательную установку Ми-8. Моссадовец целился так, чтобы не попасть в кабину и не убить находившихся там военных – это мог сделать только профессионал, и израилетянин им являлся. Но вот поврежденный двигатель уже не был способен удерживать винтокрылую машину в воздухе и начал дымить так, что казалось там полыхает напалм. Вертолет стал падать, но не стремительно, а как в замедленной съемке. И все же через секунд двадцать он рухнул на автостраду, опять перекрыв движение милицейским автомобилям. Чему был я рад, так что взрыва не произошло и экипаж не пострадал, хотя ушибы пилоты и стрелок получить могли.
«Джип» тем временем прикрывал меня от второго вертолета, который атаковал израилетян из всего бортового оружия – а вот его у него было предостаточно. Пулеметчики не жалели патронов, приняв находившихся в «форде» за террористов, и даже легкая броня иномарки не выдержала такого калибра. Видимо, не попали в людей, так как автомобиль продолжал двигаться, управляемый Максом, а вот Гершом перезарядил гранатомет и выпустил вторую ракету. На этот раз он попал в хвост Ми-8, и тот стал крутиться в воздушном танце, опускаясь все ниже и ниже; пилот отчаянно дергал штурвал и нажимал на рычаги – машина не слушалась. Что было дальше я не видел, так как пришлось завернуть на другую дорогу, и вся картина боя оказалась вне поле зрения. Зато до меня донеслись выстрелы – это моссадовцы отражали атаку милиционеров, которые не теряли надежды все же догнать меня. Конечно, огневая мощь представителей Израиля была равна пяти десяткам экипажей автомобилей МВД Узбекистана, вооруженных только «калашами». И все же я надеялся, что никто не погибнет. Мне было ясно, что Гершом и Макс прекрасно понимают, чем рискуют и на что идут, вступая на чужой им земле в бой с силами правопорядка. Ведь даже Тель-Авив не сумеет потом их защитить...
Встречные машины останавливались, едва их водители осознавали, что впереди творится что-то нехорошее, и быстро разворачивали обратно. Я двигался вместе с ними, и поэтому в суматохе никто не признал во мне преступника и что именно за мной, Тимуром Ходжаевым, гонятся милиционеры. Страх сельчан или горожан, возвращавшихся в Ташкент из загороднего отдыха, заставлял давить на газ, не разбираться, кто и что там – лишь бы побыстрее с этого места. Уже у разъезда все разделились, и я с пятью-семью машинами стал подниматься по серпантину наверх, остальные свернули в сторону поселка Хумсан. Люди, торговавшие свежей и вяленной рыбой – маринкой, сазаном, форелью и пелядью, а также молочными продуктами — у большого моста над рекой Чирчик, тоже разбегались, едва услышали выстрелы. Я кинул взгляд влево. Передо мной открылась панорама Чарвакского водохранилища, высотой в 168 метров. Это было огромное каменно-насыпная плотина, находящаяся между отрогами Угамского и Чаткальског хребтов западного Тянь-Шаня, удерживала объем воды в два кубических километра, площадь водной поверхности составляла 37 квадратных километров, а протяженность береговой линии была около ста километров. Прекрасное зрелище, достойное описанию поэтов и прозаиков. Казалось, солнце купается в голубом зеркале, обрамленном зеленым и коричнево-красным ободком; спокойную и безмятежную гладь прорезывали катера и яхты, с расстояния представлявшимися игрушечными. Наполненное сейчас до «краев», водохранилище уже к сентябрю должно было уменьшить уровень из-за ирригационных задач и поливного земледелия в долине Чирчика. Естественно, объект стратегического значения, и охранялся соответственно. Но мне не было надобности вторгаться в эту часть плотины, привлекать внимание солдат внутренних войск. Тем временем, «Матиз» с натугой преодолевал высоту, здесь нужно было быть сосредоточенным, иначе не трудно рухнуть вниз. Вдалике я видел два столба дыма, поднимавшихся к облакам – это горели подбитые вертолеты. И в самом начале подъема – несколько десятков милицейских машин, которые преследовали черный «джип». Ага, значит, израилетяне продолжали удерживать погоню, давая мне шанс скорее добраться до места, где я припрятал диски.
Вообще-то в этом районе расположено большое количество древнейших на территории Узбекистана исторических и археологических памятников, привлекающих как туристов, так и паломников, ученых-археологов, палеонтологов, этнографов. В частности, недалеко от водохранилища, на реке Пальтаусай, расположена стоянка первобытных людей мустьерской эпохи — Обирахмат, а в посёлке Ходжикент находится пещера под названием Чинор, где имеется множество наскальных рисунков древнего человека. Также здесь много захоронений мыслителей средневековья, вложивших свой вкулад в развитии теологии и философии исламского Востока. Я уже не стану говорить про возможности спортивного туризма и любителей геологической науки. И сейчас это место становилось полем битвы между ангелами, а также людьми за обычные компьютерные диски.
Через минут десять я уже был у нового перепутья – одна дорога вела в поселок Чимган, другая – в поселок Юсуфхона, откуда пролегала трасса в сторону Бричмуллы. Августовское утро привлекало многих отдыхающих в пансионатах, гостиницах и туристов к принятию солнечных ванн у берега водохранилища. Это было именно то время, когда ултрафиолетовые лучи давали шелковый загар кожи, а вот после десяти часов наступала жара и вслед за ним люди получали как ожоги, так и тепловые удары. Поэтому вся береговая линия кишела народом, которых обслуживали местные жители, продавая им ремесленные изделия, продукты питания или оборудованные места для отдыха прямо у воды. Каменистых и песчанный участки были усеяны автомобилями, палатками, надувными матрасами, крытой тахтой99. Если выстрелы здесь и слышали, то беспокойства не вызвали, так как никто не расходился. Я надеялся добраться незамечанным. Увы...
Неожиданно со стороны Чимгана наперерез мне двигалась очень знакомая «Волга», за рулем которого сидел негр. Матэус управлял автомобилем, надеясь столкнуть с дороги в овраг или в ращелины, или придавить к большим камням. Сидевший рядом с ним ангел в светлом костюме тыкал в мою сторону пальцем и что-то взбудораженно говорил. Всего их было четверо – все, кто участвовал в нападении на меня возле пединститута. Я понял, что на этот раз эти служители Михаила Архистратега решили не церемониться со мной и убить. Я же не мог остановиться и предложить им переговоры, потому что в такой ситуации вряд ли можно было их в чем-то убедить. Было понятно, что сейчас начнутся гонки по этой дороге, что чрезвычайно опасно… для меня, потому что ангелы бессмертны, им-то не суждено умереть ни в каком случае.
«Вот блин», — процедил я сквозь зубы, и увеличил скорость. Прогуливавшие по склонам и асфальтовой дороги коровы, козы и бараны испуганно разбегались по сторонам, едва слышали безостановочные звуки клаксона, а мне вслед злобно орали пацаны-пастухи, грозя палками. «Волга» следовала за мной, не отрываясь. К счастью, эти сверхсущества не признавали современного человеческого оружия, предпочитая, наверное, свои клинки, и поэтому никто не палил в меня из автомата или пистолета, не пытался подбить гранатой или сжечь из огнемета. Но и без этого ситуация была не из простых, ведь Матэус оказался не плохим шофером, чувствовавшим не только автомобиль, но и саму горную трассу. Он не снижал скорости и бампером уже несколько раз въехал мне в «зад» и в «бок», оставив вмятины на корпусе. Понимая, что никакая страховка не оплатит ремонт, мне стало жаль владельца угнанной мной машины, и в ту секунду я подумал, что подарю свою, если, конечно, выберусь из этой передряги. Но тут меня в очередной раз ткнул в левый борт Матэус. Если так продолжится, то меня точно скинут в сторону. И тут произошло то, что ни я, ни преследовавшие меня ангелы никак не ожидали.
Надо мной стремительно пролетел вертолет Ка-50, именуемая «Черная акула». Я много слышал об этой винтокрылой боевой машине, способной не только уничтожать воздушные и наземные цели, включая танки и истребители, но и легко уходить от атаки противника. В газете писали, что по приказу президента Узбекистана Ислама Каримова Министерство обороны приобрело для Военно-воздушных сил республики один Ка-50 – для того, чтобы противодействовать террористическим бандам, которые могут использовать горные тропы для проникновения в Ташкентскую область100. И раз этот вертолет стрекочет над моей головой, значит, именно глава государства – Верховный главнокомандующий — дал распоряжение применить его против меня, ведь наверняка следователи Абдуллаев и Васильев наговорили в вышестоящие инстанции обо мне много надуманного, превратив в некого особо опасного преступника, чуть ли не в дружеской связи находящегося с Усамой Бен Ладеном и «Аль-Каидой». Чуть позже мне стало известно, что, действительно, они сообщили председателю СНБ и министру МВД, что я планировал, якобы, уничтожить «Ок Сарай»101, а также здание Сената. После такой угрозы, естественно, против меня были брошены такие силы. И этот Ка-50 был тому доказательство.
Появление вертолета вспугнуло жителей и отдыхающих. Они тревожно смотрели вслед Ка-50, не понимая причину его появления. Остановились даже те гидроциклы, что тянули на тросах желтые «бананы»102 с купающими; некоторые выскочили из воды, палаток и автомобилей; стали сматывать удочки рыбаки, что ловили в более спокойных и нешумных местах – у скалистого берега. Я же понял, что преодолеть расстояние в 25 километров до Бричмуллы мне не удастся, так как буду уничтожен или пилотом вертолета, или ангелами, которые больше хотели моей смерти. Матэус безразлично смотрел на «Черную акулу», видимо, не осознавая для себя опасность. А вот вертолетчик решил, что не я преступник, а именно находившиеся в «Волге» персоны, так как они пытались меня убить. Вполне возможно и другое объяснение последующей реакции: капитан Абдуллаев приказал прикрывать меня, так как я был нужен ему живой, ведь с мертвого – никакой информации; ангелы были досадной помехой. И поэтому пилот открыл огонь из одноствольной автоматической пушки 2А42 калибра 30 мм. Это были бронебойные и осколочно-фугасные снаряды, которые менялись поочередно, при этом темп стрельбы достигал 350 выстрелов в минуту. Пробить они могли бронетранспортеры и танки, а что говорить об легковом автомобиле? Они буквально превратили «Волгу» в друшлаг. Я оглянулся и увидел, что сидевшего позади двоих ангелов разорвало на части, и если им предстоит процесс регенерации, то он окажется болезненным и долгим. А сейчас это были просто куски мяса, скрепленные между собой мускулами и сломанными костями, и бессмертный мозг осознает свою беспомощность управлять телом...
Матэус посмотрел на вертолет и никаких чувств не проявил. Он понимал, что пилот сейчас мешает ему завершить задачу, но остановить летящую в воздухе ударно-штурмовую машину сам не способен. Поэтому он стал маневрировать, стараясь не попасть под прицел и избежать очередной атаки, которая не заставила себя ждать. Оказалось, что главным же калибром Ка-52 являлись противотанковыеуправляемые ракеты «Вихрь»103, расположенные по шесть штук на двух подвижных устройствах; они способне поражать сильно укреплённые и бронированные цели на дистанции до десяти километров. И сейчас с вертолета сорвалась такая штучка, которая настигла «Волгу» уже у самого берега Чарвакского водохранилища, там, где находилась известная старинная беседка – символ поселка Юсуфхона.
Взрыв разнес автомобиль на части, а вместе с ним и находивших внутри ангелов. Второй ракеты не понадобилось. Горящие колеса катились вниз, к палаткам. Остов «Волги» пылал как факел, и чадил не меньше. Люди в панике разбегались, женщины хватали детей, мужчины прыгали в воду, старики молились, всем казалось, что пилот Ка-50 не разбирает, кто есть кто и обстреливает любую машину, которая вызвает подозрение. Потому что сейчас вертолет разворачивался в мою сторону; уверен, летчик относительно меня уже получил команду по радио. Не думаю, что хотел уничтожить, но заставить меня сдаться и ждать появления милиции во главе с капитаном Джавдатом Абдуллаевым – это точно. Я притормозил у небольшого причала, где отдыхающие арендовали катера и глиссеры, естественно, все западного производства. Там уже никого не было, лишь один усатый парень лихорадочно пытался завести гидроцикл, желая, наверное, увести свою технику от проблем. Я сразу признал в нем Yamaha VX 700S с двухцилиндровым и двухтактовым двигателем, имеющего рабочий объем в 701 кубических сантиметров; вместимость – 3 человека, управление – мотоциклетный руль; скорость – до 150 километров в час. Техническая информация прямо-таки пропечаталась в мозгу (не скрою, интересовался на эту тему, так как мечтал купить гидроцикл). И в связи с этим у меня возникла одна мысль.
Выскочив из кабины, я осмотрелся. Вертолет крутился в ста метрах надо мной, однако не стрелял, чего-то выжидал. Отдыхающие стремились наверх, подальше от места сражения, к поселку Юсуфхона, где надеялись укрыться от опасности. Там, где горела машина, неожиданно возникла фигура: Матэус, хотя и был сильно обожжен, однако оказался целым и невредимым, он бежал в мою сторону, держа в руке меч; его одежда тлела, но это не смущало ангела, чьи поступки определялись не местью или злостью, а хладнокровным расчетом. Мне стало ясно, что на «Матизе» не сумею добраться до Бричмуллы, но вот срезать путь через озеро и быстрее достичь цели – это более реальнее. Придется пойти еще раз на преступление, как бы не приятно это было. Я бросился к причалу. Опыт управления малоразмерными судами у меня был еще по службе в военно-морском флоте, правда, давно этим не занимался.
— Стой! – заорал парню, который все-таки завел гидроцикл. – Стой, а то будешь уничтожен! – и я указал на вертолет, пилоту которого, если честно, не было дела до владельца малого водного транспорта.
Тот посмотрел в мою сторону, затем на Ка-50 и закричал срывающимся голосом:
— Не убивайте меня!
— Тебя никто не тронет, — ответил я, подбегая к нему, и соврал: – Я из милиции, мне нужнен твой гидроцикл. Временно...
— Эт-то-о н-не мой, хоз-зяин в Таш-шкенте, — заикаясь от страха признался парень. Было ясно, что он просто сдает в аренду всем желающим покататься водную машину, а выручку передает хозяину, что живет в Ташкенте, и оставляя какую-то часть себе. Конечно, гидроцикл стоит немалых денег – с учетом доставки и растаможки не менее 15 тысячи долларов, и такой суммы найти у сельчан трудно. Отдавать технику парень не хотел, ведь ему отвечать за нее, но у меня разве был выбор? Разве я борюсь не за все человечество и за этого усатого в отдельности? Да, пояснить это каждому невозможно, но для себя оправдание уже сделал.
— Я с ним потом разберусь, — сказал я, имея ввиду истинного хозяина гидроцикла. Может, и не врал – если останусь в живых, то встречусь, поясню все, даже выплачу сумму компенсации. Парень, дрожжа, выпрыгнул из него, а я, наоборот, сел на сиденье, схватился за руль. Мотор работал, выстреливая фонтан из отверстий. Вода в Чарвакском водохранилище оказалась холодной, и для меня несколько неприятной. Видимо, я настолько вспотел в «Матизе», был взбудорожен событиями, напряжен, что прохлада хлестанула меня по нервам. Мне не было больно, зато это стало некой формой «шоковой терапии», после чего начал действовать.
Я надавил на газ, и гидроцикл помчался по водной глади. Это было удивительное чувство – управлять такой водной техникой, значительно интереснее, чем автомобиль. В ушах свестел ветер, мой язык облизывал капли озерной воды. Вслед за мной двинулся и вертолет, однако не стрелял. Он кружился, стремясь придавить меня, закрыть путь, заставить вернуться обратно. Гул двух двигателей и мощный ветер от двух троехлопастных винтов, волны и брызги создавали ощущение смерча, что вот-вот поглотит меня… Один раз Ка-50 прошелся так низко, что едва не снес мне голову днищем, и я свалился в воду. В ту же секунду водомет заглох, и гидроцикл остановился. Я всплыл и огляделся. Как бывший подводник водную среду считал родной стихией, и всеже плавать в одежде было не совсем приятно. Вертолет находился в пятидесяти метрах от меня: в передней части фюзеляжа располагается кабина пилота и носовой отсек с обзорно-поисковой аппаратурой и аппаратурой наведения «Шквал-В», ниша переднего шасси – меня, как конструктора ракет, восхитили очертания этой грозной машины. Жаль, что сейчас она используется против меня...
А что там с ангелом, где он? Я находился в двухстах метрах от берега, и все же видел, как Матэус прыгнул с причала в озеро и скрылся под водой. «Ну, если он пытался вплавь догнать меня, то это неосуществимо», — усмехнулся я, по ступенькам взбираясь вновь на гидроцикл, который считался непотопляемым. Конечно, у ангелов несколько иные физические возможности, однако все равно они несопоставимы с мощностью мотора Yamaha. Я всунул ключ опять в нишу и завел двигатель. Позади меня вновь ударил фонтан гонимой водометом воды.
Что-то заставило меня вновь посмотреть назад, какое-то внутреннее нехорошее предчувствие. Там, где должен был быть Матэус, двигалось что-то быстрое, массивное, темно-синее, лишь плавник выделялся из-под воды. Пятиметровое тело лишь на секунду показалось в поле моего зрения и вновь исчезло в небольших волнах. Сплющенный череп и длинная челюсть с острыми зубами, дельфиноподобный корпус, без чушеи, очень большие глаза, защиненные костянными кольцами… Это не была акула, но что-то близкое, и я вспомнил из учебника по палеонтологии, принадлежавший моей дочери Севаре, что это… ихтиозавр, морское чудовище, жившее 250-90 миллионов лет назад, в мезозойскую эру. Скорость рыбы превышала сто километров в час и менее чем через минуту она могла быть рядом со мной. Насколько мне припоминалось, это морская рептилия могла с легкосттью перегрызть раковину аммонита, ну а мои кости тем более не составляли проблемы. «Откуда здесь взялся ихтиозавр?» — недоумевал я, думая, что мне все-таки мерещиться. Но вот пилот Ка-50 так не считал, он тоже увидел вымершее существо и повел уже свою «Черную акулу» навстречу, видимо, пытаясь понять, какую опасность оно представляет то ли для меня, то ли для него, то ли для отдыхающих на озере.
— О боже, так ведь Макс мне говорил, что Матэус обладает способностями метаморфозы! – вспомнил я. Теперь до меня дошло, что это могло означать: херувим превратился в ихтиозавра и теперь догонял меня. Я чертыхнулся и дал по газам, гидроцикл взревел и помчался вперед.
Вертолет летел низко, едва не касаясь поверхности водной глади, пилот навел пулемет на ихтиозавра и нажал на гашетки. До меня долетели звуки выстрелов, но их результата не знал. Через минуту опять раздались выстрелы, что свидетельствовало о том, что первая очередь прошла мимо цели и Ка-50 приходилось заново устанавливать местоположение противника. Я, движимый любопытством, развернулся на 180 градусов и остановился, но при этом не отключив мотор. И вовремя это сделал, так как узрел несколько фантастическую картину: из-под воды выпрыгнуло тело доисторического морского чудовища, которое прям в полете трансформировалось в человека с мечом в руке. Матэус рубанул оружием, перерубив все лопасти «Черной акулы», и уже падая в воду опять превратился в ихтиозавра. Да, ангел еще раз продемонстрировал свои физические навыки, он не испугался быть разорванным винтами, но сумел одолеть сильного врага – машину – одним лишь холодным оружием. Наверняка металл клинка тоже доставлен с недр какой-нибудь звезды.
А вертолет… лишившися воздушной опоры, он упал в озеро, продолжая гудеть уже бесполезными двигателями, но вскорее и они захлебнулись. Огромные пузыри стали всплывать и лопаться. Уверен, что пилот не пострадал и сумел покинуть кабину прежде, чем Ка-50 стал погружаться на глубину. Его судьба меня уже не интересовала, поскольку был уверен, что на вертолете есть средства спасения. Но вот реакцию узбекского президента представить мог, едва ему доложат о случившимся: дорогостоящая и в одном экземпляре машина теперь лежит на дне Чарвакского водохранилища, и ВВС теперь нет эффективных средств для борьбы с террористами в горной местности. Да, немало погон слетят с плеч за умелый удар Матэуса по «Черной акуле»! Ладно, пускай генералы на сей счет думают, а у меня задача – уйти от ихтиозавра.
В общем-то, мне что-то «везет» на всякое немыслимое: зомби, ангелы, големы, пауки из глины, теперь вот морская рептилия, которой раньше никогда не было в этих местах даже сотню миллионов лет назад… Хотя, почему не было? Кто знает, какая живность водилась здесь в триасовый период? Палеонтологам куча работы, только копай и ищи, вон, моя Севара доклад об этом пишет – о древних рептилиях, населявших территорию Узбекистана в доисторический период. Все это пролетело в моей голове со скоростью света, но когда я очнулся от размышлений, то обнаружил: ихтиозавр, хотя и двигался медленнее света, однако за короткий промежуток времени практически вплотную подплыл ко мне. Глаза были налиты кровью, плавники резали волны, рептилия находилась в своей стихии и чувствовала себя владыкой, хозяйкой положения. Огромная зубастая челюсть щелкнула у моей спины, да только я совершил кульбит на гидроцикле, уйдя от смертельного захвата. Мотор ревел от натуги, но я выжимал все, чтобы уйти дальше от хищника. Мне приходилось делать акробатические трюки, выписывать кренделя на воде, пытаясь сбить с толку Матэуса, да вот ангел не позволял дурачить себя и упреждал мои маневры. Лишь чудо спасало меня от гибели, естественно, так долго продолжаться не могло.
И я пошел на отчаянный шаг: резко развернулся и, когда ихтиозавр оказался близко, пошел на таран. Это был удар такой мощи, что меня отбросило с гидроцикла. Такого от меня противник не ожидал. Конечно, Yamaha VX 700S не имела выносного винта, движение приводилось посредством водомета, поэтому нанести серьезные раны невозможно, однако масса в триста килограмм – это тоже сила, она разорвала внутренние органы рептилии. Матэус издал жалобный вскрик и исчез под водой. Он не мертв, всего лишь ранен, вскорее придет в себя, — понимал я, держась на поверхности. Я подплыл к гидроциклу, который качался на волнах. На мое удивление, он оказался целым, и даже завелся. Лишь днище было прогнуто, и глиссирование теперь осложнено. Но это уже не важно — мне лишь бы до берега добраться.
До Бричмуллы было недалеко, и через пятнадцать минут я причаливал к небольшой пристани, где качались яхты и катера узбекских нуворишей. На пляже было не так многолюдно, как в Юсуфхоне, но все же отдыхающие заполонили узкий участок суши под возвышеностью, на которых уже располагались жилые и сельскохозяйственные постройки, находились посевные участки и пастбища. Здесь было немало частных домов, предоставлявших услуги туристам, а также несколько пансионатов, постояльцы которых прогуливались как по поселку, так и в предгорье, но не углубляясь далеко, так как в нескольких километрах проходила граница, да и военнослужащие, расквартированные в Бричмулле, не дадут проявить любопытству слишком углубиться в запретную зону. Кстати, они уже бегали по пляжу и орали:
— Всем вернуться в дома! Никому не выходить!
Люди волновались, спрашивали:
— А что случилось?
— Не задавать вопросов! – слышали в ответ от солдат, которые, наверное, и сами толком ничего не знали. – Быстро по домам! Очистить берег!
Кстати, у всех военнослужащих были автоматы, что наводило на мысль, что опять… прорыв боевиков, как это было в 2000 году. Это тоже было летом, и тоже неожиданно, и тогда шли бои с применением артиллерии и авиации, чтобы выбить исламских фанатиков из горных щелей, пытавшихся прорваться к Ташкенту и устроить там мясорубку. Но в действительности, гарнизон подняли в ружье с целью остановить меня, только искали не в озере, а на дорогах. Именно у мостов через руки Чаткал и Кок-су стояли милиционеры и пограничники, проверяя каждую машину, обыскивая ближайшие предгорные участки. А поскольку они пытались свести опасность для жителей к минимуму, то приказывали всем покинуть пляж. Естественно, меня в таком виде никто не признал за преступника. Подбежавший рядовой рявкнул, хотя и с восточным оттенком уважения:
— Извините, ака, но вам здесь нечего делать! Оставьте свой гидроцикл, его никто не украдет – мы вам это гарантируем! – и он двинулся дальше, подгоняя горожан. Те, естественно, не заставляли себя упрашивать дважды, быстро собирались и шли в дома и здания, за стенами которых чувствовали себя несколько спокойнее. По дорогам расхаживались солдаты, управляя людским потоком, а также транспортом, что загоняли в гаражи.
— Ох, спасибо, братишка, — ответил я, загнал Yamaha на песочную косу, и побежал наверх, к дому, где я всегда останавливался, когда ездил на отдых в Бричмуллу. Несмотря на то, что поселок имел статус городского типа, в реалии это все же была деревня, правда, с аптекой, мастерскими, дорогами, водоканалом, линиями электропередач, освещенными улицами… не такими, как в городе, но все же улицами; по ним бегали козы, бараны, на ослах катались подростки, а вот пожилые предпочитали арбу, запряженную лошадью, и на них перемещались между полями, поселками, объектами производственной деятельности. Дома в большей части сделаны из «пасхи»104 и деревянных брусков, но встречались и из жженного кирпича, бетона, шлакоблоков, природных камней – кто на что был богат для строительства своего жилища. Особо выделялись современные постройки, в которых проживали богатые ташкентцы. Зато в каждом доме был тандыр и «очак»105, и весь поселок «полыхал» ароматами плова, шашлыка, лепешек, самсы, супа, молочных изделий и многого другого, что готовили сельчане как для себя, так и для приезжих. Я чуть не задохнулся от того, что у меня скрутило желудок. Правда, тревога в Бричмулле заставила всех позакрывать свои дома и точки общественного питания, торговли.
Бричмулла стала известной еще в советское время благодаря песне, исполненной Татьяной и Сергеем Никитиными еще в середине 1980-х:
«Сладостpастная отpава — золотая Бpичмулла,
Где чинаpа пpитулилась под скалою, под скалою.
Пpо тебя жужжит над ухом вечная пчела Бpичмулла,
Бpичмуллы, Бpичмулле, Бpичмуллу, Бpичмуллою».
Именно эта добрая и теплая песня сделала этот поселок центром внимания союзного туризма, и сюда ехали тысячи людей, чтобы вкусить прелести жизни у берега Чарвака, понять традиции и культуру местного населения, стать на короткое время частью восточного общества. Климат очень благоприятный для комфортного пребывания людей превратил это место в некое подобие рая. Не скрою, это были времена расцвета и прогресса для всего района, Бричмулла стала визитной карточкой всего Узбекистана. Сейчас, правда, иные времена, другие отношения...
«Мы залезли в долги и купили аpбу,
Запpягли ишака со звездою во лбу.
И вpучили свою отпускную судьбу,
Ишаку знатоку Туpкестана.
А на Кpымском мосту вдpуг заныло в гpуди,
Я с аpбы pазглядел сквозь туман и дожди.
Как Чимганские гоpы цаpят впеpеди,
И зовут и свеpкают чеканно», — песня крутилась в моей голове, когда разглядывал Бричмуллу. Я поспешил к своему другу Алишеру Икрамову, учителю русского языка в местной школе. Он жил в середине поселка, и его калитка отличалась рисунками, что несколько лет назад напылил баллончиками сын-граффетист. Ни у кого другого такой «живописи» не было. Я постучался и вошел во внутренний дворик. И застал его за тем, что он по сотовому телефону звонил куда-то и объяснял на таджикском, что в поселке творится что-то непонятное и поэтому никому ехать сейчас не нужно. Увидев меня, он быстро попрощался, отключил «сотку» и бросился ко мне, протягивая руку:
— О-о, Тимур-ака, рад вас видеть!
— Ох, извини, что потревожил тебя...
— О чем вы говорите, ака! Вы всегда желанный мой гость!
— Ты один? – удивился я, осматривая двор. Было удивительно тихо.
— Так вчера проводил отдыхающих, новые заедут только через три дня! – пояснил Икрамов. – Но сейчас прибежали с погранзаставы, требуют всем сидеть у себя. Я вот позвонил родным в Газалкент, спрашиваю, а те не в курсе, слухи всякие ходят про террористов, мол, пединститут в Ташкенте взорвали, на кладбище людей вырезали, РУВД спалили… А вы знаете, в чем дело?
— Все это ерунда, — махнул я, — не верь. Просто учение… милицейское… тренируются ловить преступников с применением вертолетов и БТР!
Ну, серьезно, не стану же ему рассказывать о вражде ангелов и своем соучастии в этом библейском сюжете! К счастью, учитель не смотрел телевизор и не видел сообщение о моей «причастности» в терроризме, иначе вряд ли бы он был рад моему появлению.
— Ох, разве можно так… в самый туристский сезон такое затевать? – укоризненно произнес Икрамов, пожимая плечами. Конечно, укор был не в мой адрес, а к правительству. – Нам итак сложно из-за близости границы, так теперь вообще лишают доходов, напугав отдыхающих. Вы, столичные, совсем мало о деревенских людях думаете...
Алишер продолжал сетовать, а я думал, как пояснить мое неожиданное появление. С ним меня познакомил ныне покойный искатель приключений и путешественник Виктор Цой, который был руководителем какой-то европейской программы по развитию сельского туризма и защиты природной среды. Именно он предлагал местным жителям объединиться и оказывать услуги отдыхающим, создать определенные условия для размещения и питания, досуга и прогулок, при этом связывая с туристскими фирмами. Это дало свой положительный результат – Бричмулла экономически ожила. Сорокатрехлетний Алишер сразу подключился к проекту, осознав выгоды, вложил весь свой капитал, что накопил за все годы педагогической работы, в перестройку жилья под требуемые стандарты и, таким образом, превратил в гостевой дом, и вскорее к нему стали приезжать не только из Ташкента, но и из Казахстана, России, Латвии, Германии и Франции. Мужчина получал неплохие доходы, и смог даже купить себе квартиры как в Газелкенте106, так и в столице Узбекистана, куда переправил всю семью, а также родителей. Но сам он не желал покидать родной обители, продолжая учить уму-разуму подрастающее поколение.
Его двор – это уютное «гнездышко»: тапчан с курпачи и подушками, столиком, на котором находились чайник, сладости, лепешки – все покрыто полотенцем от мух и солнца; над тапчаном виноградник, дающий тень, недалеко тандыр, котел, где можно готовить плов или жаркое, небольшой сад, где росли яблони, груши, айва. Дом был двухэтажным, с небольшими комнатами, и один из них всегда был моим. Точнее, там жил сын Алишера, и эту комнату он никогда не сдавал в аренду, поскольку там хранились личные вещи. И только мне разрешалось ее занимать.
— А почему вы такой мокрый? – недоумевал хозяин дома, только сейчас заметив, что с меня капает вода. Он был младше меня на пять лет, и не смотря на дружеские отношения по традициям всегда обращался только на «вы».
— Искупался, — коротко пояснил я, не желая углубляться в подробности. Мне нужно было срочно зайти в комнату, где я припрятал диски еще с последнего моего приезда сюда вместе с семьей – это было в конце мая. Конечно, никто не тронет мои вещи, даже если бы я оставил здесь драгоценности, но ведь теперь из-за моей ошибки дом Икрамова становился точкой соприкосновения интересов многих лиц, о силе и статусе которых в Бричмулле никто не мог и представить. Новый эпизод Вселеннской истории мог начаться именно отсюда, со скромного жилища сельчанина. Я же осознавал масштабность последствий, если диски попадут не в те руки, а также то, что мог пострадать мой друг.
— Знаете что, ака, снимайте все – дома нет никого, я повешу одежду на веревки, и через полчаса они высохнут, — решительно произнес учитель. – А я быстро вскипячу чай, подогрею самсу, — он даже не спрашивал, голоден ли я – в Узбекистане любого гостя сразу встречали горячей едой и зеленым чаем, и не в культуре гостя отказываться.
Я не стал спорить, скинул с себя одежду и в трусах проскользнул в дом. Там было прохладно, пахло коврами, деревом, сушенными фруктами, что находились в стеклянных вазочках на столах. В коридоре огромные часы отстукивали время: было два часа дня. Возле входа в комнату сына Алишера я немного постоял, боясь зайти, а потом все же толкнул дверь. Там было все так, как я оставил три месяца назад. На шкафу была пластиковая коробка. Я протянул руки и осторожно взял. Когда открыл, то увидел внутри аккуратно сложенные диски в бумажных файлах. На них записаны террабайты нашего с Ибрагимовым открытия, изобретения, которое, как оказалось, предназначалрось совсем для другого. Трудно описать чувства, когда я взял диски и вместе с ними вышел во двор.
Икрамов разводил огонь под котлом, собираясь подогреть мне вчерашний плов. Электрический чайник только закипал. Двор уже был полит водой с арыка, и влажная теплота окутывала все пространство. Мои вещи висели на бельевой веревке, протянутой между тутовым деревом и яблоней, с них поднимался легкий пар. До меня долетали вопросы о жизни моей семьи, успехов в работе, и я отвечал немного вяло, отвлеченно. Потому что сидел на тапчане и смотрел на разгорающиеся дрова, и понимал, что сейчас я конкретно сделаю с тем, что держу в руках… Конечно, учитель не поймет, но это уже не важно...
Через полчаса я сытый и довольный гостеприимством вернулся в дом и упал на кровать, совсем обессилевший. Алишер обещал меня не беспокоить. Мне хотелось страшно спать. Я не знал, может это мой последний день в жизни, а может, это начало совершенно другого бытия – все покажет будущее, которое вот-вот настанет. И сон пришел ко мне так быстро, что тело не успело даже расслабиться. Видимо, нервы были совсем на пределе.
Что мне снилось – не помню. Но что-то необычное, потому что просыпаться никак не хотелось. И все же меня растормошили.
— Тимур-ака, извините, вставайте, — услышал я под ухом шепот учителя.
Я открыл глаза. Лицо у Алишера было немного смущенное и ошарашенное, он крутил головой, как бы пытаясь согнать всякие там мысли.
— Что случилось?
— К вам гости, — прошептал хозяин дома.
— Ко мне? – удивился я. Почему-то вначале решил, что это милиционеры во главе со следователями Васильевым и Абдуллаевым и пограничники – это даже напрягло, начал обдумывать, какие привентивные меры предпринять, только это оказалось неправильным предположением. Если бы это были стражи правопорядка, то будили бы меня совсем другие и не так уважительно и мягко. И услышал:
— Женщина...
— Женщина? Ты о ком говоришь? – не понял я. Сперва решил, что речь идет об Индире, но тут же отогнал эту мысль: мою супругу Икрамов хорошо знал и уж он не стал бы так дико озираться и произнес бы имя. Более того, Индира сама бы разбудила меня, не «доверяя» такое дело мужчине. Скорее всего, он не знал гостью. Однако та меня знала, раз пришла сюда и захотела встретиться со мной. Я вскочил, оделся и выскочил в коридор. Часы показывали двадцать минут седьмого вечера. Разные мысли крутились в голове, и все же одна холодила мое сердце. Мои опасения оправдались, едва я взглянул сквозь окно веранды во двор.
Лилит сидела за столом и пила чай. Она была в том же красном одеянии, и как ей только не было жарко? Впрочем, это были уже не мои проблемы. Мои проблемы заключались в том, что нужно было живым выйти из того поединка, который мне предстоял с этой красивой, хищной и беспощадной женщиной. Тонкие ароматы плыли по всему двору, и теперь я понял, чем был ошеломлен Икрамов – в его крови вскипали гормоны, едва органы обоняния ощутили химию ее тела. Да, не он один попался в эту ловушку, если честно, в первую встречу меня тоже ввела она в смятение. Но сейчас у меня есть броня, защищающая от ее коварного воздействия.
Я замешкался у выхода из дома, и Лилит это заметила, усмехнулась. Прятаться не было смысла, я вышел к ней, стараясь казаться спокойным. В поселке было относительно тихо, хотя я слышал голоса за забором – местные жители обсуждали события у поселка Юсуфхона. Проезжали военные машины, доносились крики пограничников, очевидно, за несколько часов напряжение в районе не снялось, продолжались поиски меня. К счастью, сюда еще не заглянули, и я вдруг понял, что своим нахождением здесь фактически подставляю в ничем неповинного друга. Мне следовало поскорее отсюда уйти. Но как? Ведь Лилит не зря зашла сюда. Она не просто жена Самаэля – она убийца, первочеловек, который посчитал всех потомков Адама и Евы самыми примитивными существами, не достойными жить на Земле. И на ее совести смерти тысяч и тысяч людей, в том числе моего друга и коллеги Ибрагимова, бухгалтера Кузнецовой, профессоров Каюмова и Казакова. Но разве признаешь в такой красавице палача? Уж в то, что она способна превращаться в птицу – в это точно не поверит никто.
Мною обладал не страх – тревога и щемящее чувство чего-то неизбежного, неприятного. Но показывать эмоции не стоило, пришлось присесть и отломить лепешку, вкусить сладость виноградинки. Я смотрел на женщину и ждал ее вступления. Но та молчала и продолжала пить чай, очевидно, предлагая мне самому начать разговора. Убивать меня она не намеревалась… пока, во всяком случае. Алишер предпочел остаться в доме и, на мой взгляд, принял верное решение. Тут вспомнился текст, что читал в офисе моссадовцев:
«Я — матерь племени Демонов.
Как ночь, я являю атрибуты своей власти.
Мое немилосердное присутствие
Обескровливает Вселенную», — продиктовал я по памяти
Лилит наклонила голову и хитро взглянула на меня, она сама ответила:
— Да, это про меня...
— Но я не понимаю, зачем ты убила моего друга – профессора Ибрагимова? Чем не угодил тебе этот старый и добрый человек?
— Ты сам это знаешь, Тимур. Договор нужно соблюдать, и я его соблюдала, финансируя ваше безбедное существование.
— Ты не говорила нам истинной цели, не так ли? Мы верили, что работаем на космос...
— Ты веришь? Ты знаешь ценность этого слова? Что для тебя «вера»?
— Гм, — я был сбит с толку. Лилит продолжала:
— Зачем вам нужно знать цель, ведь это не твоя проблема… Это моя проблема, это проблема моего мужа Самаэля, это проблема тех ангелов, которых свергли с небес лишь за то, что они стали верить по-другому...
— По другому – это как?
Мой вопрос повис в воздухе. Скорее всего, Лилит не хотела вдаваться в подробности. Она взяла кусочек сушенного абрикоса и откусила его. Оранжевая и сладкая мякоть таяла в ее рту, и она наслаждалась вкусом. И вдруг спросила:
— Тимур, ты же мечтал о других планетах, не так ли?
Я насторожился: к чему клонит Лилит?
— И?
— Ты учился много лет, чтобы создавать ракеты и отправлять аппараты в другие миры, но понимал, что сам никогда не вступишь ногой ни на одну планету. И я подумала: а почему бы не исполнить твое желание? Хочешь на Марс или на Венеру – только скажи, Самаэль мигом доставит тебя туда. Это же его планеты, он их создавал...
— Это на Деннице находится Ад? – насмешливо спросил я, прищурившись. – Геенна Огненная, Чистилище и… как еще его там называют? Царство Аида...
— Это Ад для мертвых, но не для живых. Уж тебя-то никто там не обидит...
— Венера, как и Марс, не приспособлена для человека – я там сразу умру...
— Значит, мы сделаем так, чтобы это не произошло… Два миллиарда лет назад Марс был теплой и влажной планетой, там была удивительная жизнь, но Михаил разрушил все, что создал Самаэль. Лучший друг уничтожил творение своего друга, который хотел преподнести Марс в качестве своего дара. Люди ошибочно считали Самаэля богом войны, называли Аресом, но на самом деле это Михаил стал главнокомандующим Небесной Армии и устраивает конфликты на Земле, так что следует все расставить по полочкам и не спихивать все на моего мужа. Если марсоход «Кьюриосити» бороздил бы по горной вершине Олимпия, то обнаружил бы много любопытного...
— Думаю, что американцы пошлют и туда своего робота. Если, конечно, «СС» не помешает планам НАСА, — ехидно ответил я, намекая на проект, над которым мы с профессором работали несколько лет, якобы, для космических исследований.
Но Лилит не сдавалась:
— Или, знаешь, для Самаэля нет понятия «расстояние». Сто парсеков или тысяча световых лет – это одно мгновение, можно сделать один шаг и очутиться в другой галактике. Хочешь посетить планету Кеплер Б? Или объект Стрельца А? Ты станешь первым человеком, для которого откроются далекие миры, причем те, где условия очень близки к земным… ангелы с Самаэлем в свое время неплохо поработали над Вселенной...
Солнце уже заходило, но было все также светло и жарко. Но я знал, что ночью в предгорьях бывает прохладно. С озера тянуло теплой влагой. Иволга пела где-то в саду. Я вкушал прелести природы и меня почему-то не тянуло на разговор с хищницей. Однако, молчать было нельзя.
— Но ты же не делаешь все задаром, Лилит...
— Конечно… Это разумная сделка. Эти миры будут доступными, если нам в руки попадет ключ, что хранится в саркофаге Евы...
— Это оружие, я знаю… меч, которым можно победить херувима...
Услышал смешок:
— Пускай даже и так, это же не меняет дело. Этот ключ открывает дороги куда угодно...
— И в Эдем?
— Туда тоже, но тебе, атеисту, туда не надо. Зачем тебе рай, если ты в него не веришь? Думаешь, после смерти попадешь туда?
«Смерти я не страшусь, на судьбу не ропщу,
Утешенье в надежде на рай не ищу,
Душу вечную, данную мне ненадолго,
Я без жалоб в положенный срок возвращу», — ответил я строками Омара Хайяма. Женщина оценила мою позицию, усмехнулась и начала разговор несколько с другой стороны, видимо, не теряя надежды склонить к своему решению:
— Тимур, я вообще-то верная жена, но ты тот мужчина, с которым стоило бы изменить Самаэлю, — вполне серьезно произнесла Лилит. – Что ты об этом думаешь? Я – первая женщина, сотверенная ИМ, разве тебя это не прельщает?
Ого-го, вот это новости! Уж никогда не думал о любовных утехах с первоженщиной, и вряд ли соглашусь на такое. Все равно тешиться с крокодилом.
— Да? – деланно удивился я. – А как же Адам? Чем он тебе не пришелся по душе?
Я задел за живое. Казалось, меня взгляд испарит как луч лазера.
— По душе? – мгновенно вскипела Лилит, окунаясь в эмоции, имевшие место… ох, наверное, миллионы лет назад. – Что ты знаешь о душе, Тимур? Что ты знаешь об Адаме? Об этом ничтожном человечишке, самодовольном, чванливом, самоуверенном эгоисте? Который вызывал у меня отвращение всем своим видом! Он не хотел ничего делать, но желал, чтобы я ему служила! Зачем мне нужен был такой мужчина, изнеженный райской жизнью? Он ничего не мог предложить мне, женщине? Он не был способен на что-то большое! Мелочный, всегда ворчащий...
Я видел, что она всерьез говорит о своем бывшем супруге, и может, она где-то права – я же не встречался с Адамом, не знаю его характер, что им двигало. Впрочем, не мне его судить, особенно после того, он все же он с Евой, а не с Лилит основал человечество, это мой предок, а сидящая напротив меня делает все, чтобы изничтожить наш род. Адам протерял Эдем ради нас, ради меня, и неужели я не сделаю все, чтобы отстоять наше право на жизнь? Мне нельзя сдаваться, я должен быть крепки и сильным, чтобы устоять перед искушениями.
— А Самаэль?
— Самаэль? – глаза тут у Лилит ярко вспыхнули. – О-о-о, Самаэль был настоящим мужчиной! Сильный, гордый, свободолюбивый, способный на многие поступки!..
— В том числе на мятеж?
— В том числе и на мятеж, Тимур, ибо он не побоялся выступить даже против НЕГО, тогда как Адам дрожал, как заяц, едва слышал ЕГО голос! Денница – самый сильный генерал Небесной Армии! Выше него был лишь самый первый ангел, созданный ИМ, — Метатрон!
— Но этот Самаэль не гнушался связей с блудницами, например, имел интимные контакты с Нахемой и Аграт бат Махалат… Там еще в списке: Наама, Эвен Маскит, Елизаздра, а также Ламия – вампирица, Нега – демоница чумы, Ишет Зенуним – демоница блуда… Ты не ревновала?
Лилит нахмурилась:
— Ты провоцируешь меня, Тимур?
— Отнюдь. Но я слышал, у Махлат было 478 легионов злых духов, и ты сражалась с ними, а когда вы заняты войной друг другом, молитвы Израиля достигают Небес, потому что главные обвинители людей отсутствуют… Очень интересные легенды. И еще, Лилит, говорят, что ты – кровожадное создание, стремишься уничтожать новорождённых младенцев: и по этим причинам евреи ввели практику написания формул на дверях, предназначенных, чтобы вынудить тебя уйти. Это так? – эти сведения я почерпнул за короткие минуты, когда читал кое-какие отпечатанные на принтере бумаги в помещении моссадовцев. Там вообще было много чего написанно, просто я не все запомнил.
Лилит рассмеялась, но при этом ее глаза ссузились, взгляд стал жестче.
— Знаешь, Тимур, в темные века, в средневековье обо мне слагали ужастики, например, что я – рептилоподобная, но разве я такая? – и она отодвинулась со стулом, вытянула изящную ногу и подняла юбку аж до пояса, открыв моему взгляду красные кружевные трусики. Любой бы мужчина судорожно вздохнул от такой красоты, но меня не манили эти прелести, я знал, чего эта красота стоит. – Разве я похожа на ящерицу, что рисовали дебилы-художники, стараясь меня унизить?
— Не знаю, — отвел я глаза в сторону. – Может, не похожа, но характер и повадки у тебя как у аллигатора!
— Ты мне льстишь, — улыбнулась Лилит. – На самом деле у аллигатора прекрасный характер и чувство юмора. Кстати, его и всех динозавров создавал Самаэль вместе с Михаилом и другими ангелами, которые потом предали его...
— Предали? Ты о чем?
— Михаил хотел занять место Самаэля – возглавить Небесную Армию. Это можно было лишь столкнув друга с должности Денницы, но так, чтобы самому остаться в стороне, как бы ни причем. Он спровоцировал моего супруга на конфликт с НИМ, и с того момента и он, и я стали злейшими ЕГО врагами. И врагами Михаила… А ты думал, что этот ангел такой святой, не честолюбивый, не способный на подлость, то есть без пороков, а? Святая простота! Ты не заметил, что призванные защищать людей ангелы не особенно стремятся это делать – тебя, к слову, Матэус не раз хотел убить, а я тебя спасала. Мои воины тебя выручали.
— Это зомби с кладбища что ли?
— Ну, это был намек, чтобы не играл со мной...
Я молчал.
— Тимур, я догадывалась, что ты имел копии исследования, ты сохранил открытие на дисках, но я не давила на тебя, надеясь, что ты сам примешь верное решение. Мне нужен этот автоген – и я пойду на все, чтобы овладеть им. Я планирую изменить ход событий в Эдеме. Ты меня понимаешь?
— Понимаю...
— Тогда сегодня вечером все решится. За тобой придут, и ты принесешь мне диски. Ты стремился сюда, значит, хранил все это здесь. Ты добрался до копий, поэтому ты такой спокойный. Не вздумай убегать – ты окружен...
— Я не убегу, — пообещал я, и это было правдой.
— У меня есть кое-что для тебя, и получишь ли ты «это» — зависит от тебя...
Я насторожился:
— О чем ты, Лилит?
— Придешь на встречу – узнаешь!
— А где будет встреча?
— Тебе скажет тот, кто придет!
— Гадриил что ли?
— Нет, но с этим человеком ты встречался...
Лилит встала и пошла в сад, и через минуту до меня донесся хлопот крыльев. Все, Лилит превратилась в сову и улетела. Я сидел за столом и медленно пил остывший час, не чувствуя его вкуса. В этот момент подошел Алишер, он изумленно крутил головой:
— Тимур-ака, а где эта гостья?
— Она ушла. Правда, ненадолго.
— Но я не видел, чтобы она ушла через калитку...
— Такой женщине не нужна калитка, она уходит так, как не может никто из нас, — загадочно ответил я. – Ладно, Алишер, не стоит забивать себе голову моими проблемами.
— А-а-а, — протянул учитель и, махнув рукой, занялся своими домашними делами, а сидел и думал о своем.
В этот момент в железные ворота постучали. Икрамов с испугом посмотрел на меня, но я махнул, мол, открывай, нечего боятся. Я думал, что за мной пришел тот, о ком говорила Лилит. Но я ошибся.
Через калитку вошли двое мужчин с тяжелыми сумками в руках. Я обалдел.
— Гершом? Макс? Вы?
Те улыбнулись:
— Мы, Тимур, мы! Живы, здоровы, хотя и потрепанные… – действительно, их лица были обожжены и в садинах.
Я бросился к ним с распростертыми руками и обнял каждого как лучшего друга. Да, они действительно стали такими. Алишер, увидев, как радостно я встретил гостей, тоже улыбнулся и предложил всем присесть за стол, а он на радостях начнет готовить всем бешбармак. Израилетяне не были против.
Мы расселись за столом и стали рассказывать, что с каждым произошло. Гершом с интересом слушал, как я ушел от Матэуса на гидроцикле и как он свалил Ка-50 своим мечом.
— Вы считали, что негр заступится за меня, но он хотел меня все равно убить, — с легким укором закончил я рассказ.
У моссадовца был ответ:
— Мы же не успели с ним договориться, а Матэус свое слово держит, если его даст. Он продолжает считать, что вы служите Самаэлю и Лилит.
— Кстати, за пять минут до вашего прихода она улетела отсюда. Она была здесь и предлагала мне отдать копии.
— А они у вас?
— У меня, — и я показал пакет, в котором находились компьютерные диски.
Моссадовцы переглянулись и облегченно вздохнули.
— Что вы собираетесь делать?
— У меня назначена встреча с Лилит где-то в этих местах. Должен прийти ее человечек и сообщить место рандеву.
Гершом нахмурился. Потом сказал:
— Это ловушка. Но мы прикроем вас. Для этого мы захватили кое-какие игрушки, — и он указал на тяжелые сумки. Тут я вспохватился:
— Кстати, а как вы ушли от погони? Как добрались до Бричмуллы? Там же гарнизон у мостов, на дорогах – не прорваться!
— Мы бросили машину у плотины, пошли пешком, у нас же GPS, который вывел другими тропами сюда. Конечно, пограничники знают здесь все, но и мы лыком не шыты, умеем партизанить, — усмехнулся Гершом. – Оседлали двух ослов, прогулялись по горным тропам, обошли посты, переплыли Коксу… За несколько часов управились.
— А как меня нашли?
— Мы перехватили сообщение с вертолета Ка-50, что террорист угнал гидроцикл, и стало ясно, что речь идет о вас. Потом пошла информация, что вертолет сбит… Я понял, что вы имели шанс добраться до Бричмуллы, и мы пришли первым делом на берег пляжа. И сразу увидели гидроцикл, потом нашли пацана, который хотел завести «ямаху». Он сказал, что не угонял эту технику, мол, она принадлежит Тимур-аке, то есть знает вас. И он сказал, что вы можете быть у учителя Икрамова, а уж его найти не составляло сложности. Мы решили, что будем с вами до конца – сейчас это первоочередная задача.
Тут Алишер принес свежий зеленый час и лепешки, которые пахли так ароматно, что моссадовцы не сдержались и слопали каждый по штуке. Я между делом спросил:
— Что там с Баходиром Хусановым?
— С кем? – не понял Макс, который все это время молчал.
— Ну, с Гадриилом – это он в узбекском кино играл всяких там шпионов, прикрываясь именем Баходира.
— Ну… разорвали ему брюхо, оторвали ноги, — стал перечислять парень, — три дня лежать будет, пока органы не регенерируют. В следующий раз, зараза, будет знать, как заваливаться без приглашения в чужой дом.
— Ага… А он был один?
— Ха, как бы не так! С десяток его дружков, всеми руководил Кан.
— Это который на мексиканца похож?
— Точно, похож. Ну, мы устроили им хорошую встречу. Вбежали в гараж, а мы их встретили плотным огнем. Давно я так не веселился… с последней операции ЦАХАЛ на западном берегу Иордана, когда хлопнули базу террористов из ХАМАС… – тут моссадовец, поймав взгляд Гершома, понял, что сболтнул лишнее и замолчал. Но такие подробности меня мало волновали.
— Но как восприняли местные жители вашу атаку? Вас должны были окружить милиция и спецназ! Как вы сумели уйти?
— Мы работаем под крышей ваших спецслужб и у нас есть разрешение на применение оружия в Узбекистане! Конечно, население махалли было взбудоражено, но прибывшие агенты СНБ быстро пояснили, что фирму атаковали террористы. Правда, то, что произошло на кладбище, они понять не смогли, от Гершома требовали пояснения, хотя тот не мог им сказать, что вина лежит на Лилит, а не на нас… Кто поверит в зомби? Мы уж трупы точно не выкапывали из могил и не заставляли их бегать по кварталу. Короче позвонили Иноятову, и тот приказ нас не трогать.
— А по дороге на Чарвак как оторвались? Ведь вас приняли за террористов! – меня все интересовали подробности.
— Мы умеем уходить от погони, — коротко ответил Гершом, не желая удовлетворять мое любопытство. – Но я заметил, что вы о чем-то думаете? Лилит навеяла на вас какие-то думы?
Ох, эти израилетяне всегда внимательны, чуят нутро другого человека!
— Не скрою, я в смущении, — признался я. – Насколько я знаю, существует насколько версий о том, кем был падший ангел и за что он сброшен с небес. Да, в разных священных источниках его образ предстаёт то ангельским, то демоническим, видимо, это как смотреть на эту далекую историю. Однако у меня, атеиста, все больше возникает вопросов. Смотрите… Бог решил сотворить Вселенную, и ему нужны были помощники, так? Так появились ангелы, и самым способным и решительным среди них оказался Самаэль. В один прекрасный… или не прекрасный момент ему стало завидно, а почему, мол, я не бог, чем я хуже, ведь силы-то есть, и меч для этого ему дан – для мироздания? И решил все изменить, подговорил некоторых других ангелов, видимо, для этого привел какие-то аргументы, и те его поддержали. Из заговора возгорелся мятеж, а из мятежа началась… типа Гражданская война. Бог приказал Михаилу возглавить армию и выступить против Денницы. Было сражение где-то на территории Мексики, и мятежники потерпели поражение. Их свергли с Небес, упали они на Землю, или в Ад, или еще куда-то… И после этого Сатана стал строить козни то ли Богу, то ли людям...
— И что вам непонятно?
— Зачем Бог создал людей? Существ, которые постоянно сомневаются, грешат, делают нехорошие поступки, не верят в НЕГО, и среди них я, уничтожают себе подобных? Человечество не раз было на грани ядерной войны – так зачем ЕМУ люди, которые разрушают то, что ОН создал для нас?.. А ангелы – они совсем другие, они существа более совершенные, они не могут изменять и совершать необдуманные поступки, у них нет страстей. Человек выбирает свою жизненную позицию: быть святым или грешником. Но ведь у ангелов нет такого выбора! У них нет такой «свободы» — они исполнители воли Бога! Иначе зачем ЕМУ создавать помощников, склонных к неповиновению? Получается так, что ОН и им дал возможность быть другими, ведь, оказывается, ангелы тоже порочны, как и люди!
Я видел, что израилетяне меня внимательно слушают. Я испытывал вдохновение, хотя никогда не был оратором и редко занимался философскими рассуждениями.
— У ангелов есть стратификация: одни херувимы, другие серафимы, там господства, престолы и так далее. То есть одни ближе к Богу, другие – чуть дальше, и это вызывает зависть, тщеславие, может быть, еще и другие негативные качества. И среди ангелов начинается социальное противостояние, но восстают-то те, кто ближе к Богу – серафимы и херувимы! А ангелы, которые с людьми, заступаются за Эдем, за НЕГО! Почему? Люди никогда не лицезрели Бога персонально, поэтому они не боятся грешить, быть атеистами – это своеобразная форма восстания против НЕГО, — тут я вообще-то имел ввиду себя. — Но вот позиция ангелов меня удивляет: как они, будучи свидетелями создания Вселенной, мира, участниками этого процесса, определяя пространство и время, и как они вдруг подняли мятеж, у них были свои какие-то цели, не связанные с НИМ? Может, Творец наделил их какими-то качествами, которые тоже не идеальны? То есть он сделал это специально, или ангелы, как бы сказать техническим языком, вышли за рамки программы и стали действовать самостоятельно – значит, такая ошибка была в них заложена? Значит, Бог тоже способен на ошибки? Или он проверяет своих первых помощников, тех, на кого опирается в этом мироздании, на веру к себе? И некоторые не прошли тест, так?.. Но зачем? Или Бог таким образом тестирует самого себя?
Я перевел дыхание и продолжил:
— Знаете, как-то неубедительно выглядит мотив бунта — зависть. Неужели Самаэль, будучи лучшим из лучших, был настолько тщеславен? Мне трудно представить, что генерал самой сильной армии во Вселенной оказался таким мелочным и завистливым. Или может Творец оказался таким, что не вызывал любви и уважения в сердцах своих близких, а только зависть и страх? Что такое Эдем? Это самый совершенный мир, однако трудно представить мятеж в райском уголке, там, где все идеально. Ведь восстания происходят там, где угнетают, или в местах заключения, или где все безысходно. Мне кажется, Небеса как раз и есть такое место, где бессмертный и свободный дух заключается в рабскую тленную плоть. Самаэль был другом Михилу, подарил ему планету, а тот ее разрушил. Адам был хамом и Лилит его презирала, зато выбрала свободолюбивого серафима, который решился на бунт… Кто здесь положительный герой? Кто отрицательный?
Гершом сказал:
— Я не теолог и не философ, мне трудно ответить на ваши вопросы, Тимур. Хочу только сказать, что там, на Небесах, не все просто, и мир создавался не в двух цветах – черно-белом, спектр более широк. Могу предположить, что для совершенствования мира Богу требовались помощники с более широкими творческими способностями, а у ангелов все было заключено в какую-то программу, за рамки которых не выходили. Они не учились, не познавали, не искали – они уже все знали и знали столько, сколько им дал Бог. Но знание – это только совокупность определенных сведений о мире, а этого оказалось недостаточным для его совершенствования. И тогда ОН создал нас, и для дал нам свободу выбора – дух. Дух – это наше и проклятие, и спасение, сила, и слабость. Через дух мы познаем Вселенную и меняем мир, пускай процесс идет медленее, ведь мы смертны, но Творцу некуда торопиться – он вечен, он ждет от нас результата. Мы передаем свои знания, опыт последующему поколению, получив его от предыдущих – это цепочка жизни. Мы ценим прошлое, настоящее и будущее. У ангелов нет этого, потому что они не рождались и не умирали, как люди, они были созданы одним божественным актом и хранят все в себе, поэтому не могут любить так, как мы. Они эгоисты по сути и поэтому прошли на бунт, потому что увидели, что лишены многого. Я не знаю, почему Бог не наделил их душами, но думаю, что это сделал… намерено.
— Почему?
— Не знаю. Но ОН породил то, что сейчас имеем. Ангелы обладают половыми признаками, как женскими, так и мужскими, но не способны воспроизводить потомство – себе подобных ангелов. Бог лишил их такой возможности. Потому что нельзя размножать бессмертных существ, не нарушив природного равновесия. Лишь отказавшись от бессмертия, ангел получит душу и сможет продолжить свой род… но он уже будет человеком, а не ангелом...
— Значит, Бог дает душу?
— Душу или бессмертие можно получить не только от Бога, но и от Древа жизни...
— Ага, — задумался я. И тут меня взяло сомнение: — Подождите, подождите, но ведь я слышал, что Каин, якобы, – это сын Евы и Самаэля. Если это правда, то, значит, ангелы все же способны на воспроизводство потомства. Или я что-то путаю?
Гершом расстерянно посмотрел на парня, а Макс взял и ответил:
— Я слышал от ребе, что у некоторых ангелов такая способность есть – у падших херувимов и серафимов, а Сатана был серафимом. Каин не был человеком в обычном смысле – таких называют нефилимами, это полулюди, полуангелы, обладают силой ангела, но у них нет души, и они сами уже не способны к размножению. Знаете, это типа бесплодного мула, родители которого осел и лошадь. Каин поэтому был предрасположен к обману и преступлению, так как ему передались гены падшего ангела. Через сына-нефилима Самаэль добился того, что Ева, как мать, не смогла вернуться в Эдем и ключ-меч остался с ней. Естественно, не вернулся и Адам и его с Евой дети и внуки. И все же Бог сжалился и только нефилиму Каину дал способность иметь потомство, которое должно было «исправить» преступление предка.
— Да, точно, это написано в Книге Зоар, Книге Еноха, в Торе, Сирахе, — вспомнил Гершом. – В русском синодальном переводе нефилим переводится как «исполин» из-за высокого роста.
Ответ меня удовлетворил, и израилетянин говорил дальше:
— Цель существования ангелов не только служение Богу, но и познание Его премудрости и любви. Через это познание ангелы могли приумножать собственный духовный потенциал и приближаться к Богу. Но ангелы — это не совсем роботы, если говорить вашим техническим языком, Тимур, это все-таки сверхсущества, и у них есть чувства, может не столько глубокие и сильные, как у нас. А может, наоборот, сильные, но просто не такие, как у нас, может, у них есть такие чувства, которых нет у людей – и поэтому мы такие разные в этом смысле. Соответственно, различные ангелы обладали разной степенью познания Бога, что породило ангельскую иерархию. Различные предания повествуют о том, что часть ангелов впали в самомнение и гордыню. Чем больше они работали над миром, чем больше открывали в себе силу и возможности, тем меньше они думали о Боге и больше приписывали свои дарования самим себе. До поры до времени эта «болезнь» среди ангелов оставалась скрыта, пока один из них – Самаэль — не решился на открытый мятеж против Создателя, предприняв попытку сравняться с Богом и даже создать свой мир. И был свергнут, но не Богом, а Михаилом, свои братом. И даже строя козни, он все равно боится ЕГО, смотрит на Небеса.
Я в недоумении спросил:
— То есть Небеса продолжают его контролировать? Давать или не давать разрешение? Тогда он выполняет ЕГО миссию, может, сам того не осознавая… То есть его грех – это целевая установка Бога?
— Сатана настолько погряз в гордыне, что не может осознать своего низкого положения, видимо, в силу того, что обладает некоторым воздействием на материальный мир и способен искушать подверженного греху человека. Люди были созданы Богом как замена отпавшим от него ангелам, именно людям ОН приготовил в качестве наследства мир. Поэтому падшие ангелы возненавидели людей, приложили все усилия для их совращения, то есть для научения их греху, и продолжают губить их души на протяжении всей истории. Именно за то, что падшие ангелы не только соблазнились сами, но и соблазнили людей, им отказано в Божественном прощении, они обречены на вечные адские мучения. Но сами себя падшие таковыми не считают, мол, не сброшенные с небес, они называют себя «поверженными», то есть теми, кто просто не победил в той войне. Поэтому Самаэль хочет вернутся в Эдем и все изменить.
Солнце уже заходило за горизонт. В котле прокаливалось масло – это учитель начал готовить ужин. Он не слышал нашего разговора, но бы горд, что к нему заглянули гости. Я тихо сказал:
— Но не просить прощения… так же?
— Нет. Завершить свой мятеж...
— Гершом, моя дочь Севара учится на биологическом факультете, и один раз она готовила реферат по опытам американского ученого-этолога Джона Кэлхун под названием «Вселенная-25», которые проводились в 1960-70-х годах. По поведению мышей он хотел предсказать будущее человечества, но я сейчас думаю, что результат можно проецировать и на Небеса, я начинаю понимать, почему произошел бунт в Раю. Кэлхун и его группа для популяции грызунов в рамках социального эксперимента создали райские условия: неограниченные запасы еды и питья, отсутствие хищников и болезней, достаточный простор для размножения. Однако в результате вся колония мышей вымерла. Почему? Потому что даже при обилии всех условий для благоприятной жизни животные перестроили свои отношения так, что появилась «общественная» градация между ними — иерархия, борьба, рабство, равнодушие, были среди них и «привиллегированные» и «отверженные», «апатичные» и «алчные» к жизни. Мыши практиковали гомосексуализм, девиантное и необъяснимо агрессивное поведение в условиях избытка жизненно необходимых ресурсов. Процветал каннибализм при одновременном изобилии пищи, самки отказывались воспитывать детенышей и убивали их. Мыши стремительно вымирали, на 1780 день после начала эксперимента умер последний обитатель «мышиного рая».
Я видел, что израилетяне внимательно слушали меня.
— К чему я клоню? К тому, что Рай был бы обречен на «вечное вымирание» — у ангелов есть репродуктивные органы, но они не размножаются, им некому передавать свои знания, чувства, защищать и заботиться, у них нет, как я думаю, цели существования, за исключением выполнять работу, спущенную ИМ. Между ними есть социальное деление – ангельские чины — и «соревнование», но все они хотят быть ближе к Богу, хотя и близость, как видно, не дает им счастья. Отсутствие стресса, напряжения, давления размывало креативность, желания чего-то добиваться, изменять; отказ от принятия многочисленных вызовов, бегство от напряжения, от жизни полной борьбы и преодоления – это вело к регрессу всего в Эдеме. Тысячилетиями копилось недовольство и дискомфорт, у которого не было объяснения и которое должно-было как-то проявится. Создание ИМ человека стало детонатором в конфликте между ангелами и Творцом, спровоцировало часть ангелов к восстанию, ибо в этом они вдруг увидели что-то новое, необходимое, мотивированное для жизни… То есть социальные существа нуждаются в противоречиях, это двигатель их социальной значимости, это прогресс их личностного статуса. Пока есть борьба, есть интерес что-то перестраивать, развивать, толкать – это и понял Творец, и поэтому позволил своим помощникам пойти на измену, на низменные чувства, чтобы им противостояли высшие нравственные качества разумных существ. Рай и Ад – два антипода, и пока они есть – Вселенная будет развиваться. История человечества – это история войн и конфликтов, но через страдания, боль, муки, страх мы познаем счастье, любовь, становимся отважными и благородными...
Я замолчал, ибо мне больше нечего было сказать. Старший моссадовец произнес:
— Вы высказали интересную мысль, друг мой...
— Можете что-то сказать на сей счет? – поинтересовался я.
— Знаете, Тимур, вы спрашиваете не того, вам нужны специалисты, а я всего лишь военнослужащий, боец невидимого фронта, как у вас говорят, — вздохнул Гершом. – Такие аспекты – выше моего осмысления...
— Мне бы могли пояснить профессора Каюмов и Казаков, но они мертвы… Они пали в результате той давней войны… Бог ты мой, вот когда нас тянет в прошлое, причем не образно говоря, а реально. Мы все продолжаем вести ту войну, что пошла с Небес, хотя об этом и не догадываемся. Вот о чем мне хотел сказать Анвар Махмудович!
И я вспомнил четверостишье великого Хайяма:
«Где теперь эти люди мудрейшие нашей земли?
Тайной нити в основе творенья они не нашли.
Как они суесловили много о сущности бога, -
Весь свой век бородами трясли – и бесследно ушли».
— Они не ушли, они остались в вашем сердце, — мягко сказал Макс. – Все наши родные и близкие… они всегда в наших сердцах, памяти, мы продолжаем любить их, даже если их нет рядом.
Ответить я не успел, так как в калитку постучали. Моссадовцы переглянулись и схватили свои сумки. Алишер, который в это время чистил лук, картошку и морковь, расстерянно поднялся, но я остановил его движением руки, сам подошел к воротам и резко открыл калитку. И увидел… правозащитника Марата Захидова, который невольно отшатнулся – видимо, его ошарашило мое злое лицо. Только мужлан быстро пришел в себя и навел на себя видимость скуки и презрения.
— Чего тебе? – сердито поинтересовался я.
— Меня послали за тобой, — высокомерно ответил он, ковыряясь в носу. – Тебе следует идти за мной...
— Куда?
— Туда, где тебя ждут вершители судеб! – с поэтической ноткой произнес Захидов, беспокойно смотря, как за моей спиной возникли израилетяне. Этих людей он явно не ждал.
— Так ты служишь Самаэлю? – насмешливо сказал я. – А что играешь в правозащиту, демократию? Зачем народу мозги пудришь?
И услышал нечто сногосшибательное:
— Демократия – это идея Сатаны. Это он придумал законы и демократию, чтобы управлять людьми. Так что я делаю все правильно!
— Ты ошибаешься...
— Самаэль не ошибается! Так ты идешь?
— Мы идем с ним, — сообщил Макс, выглядывая из-за моего плеча. – Составим компанию!
Марат демонстративно чихнул и лениво произнес:
— Не мечтайте! Детям вход воспрещен!
Наверное, он не имел представления, кем были мои напарники. Макс посмотрел на старшего, тот кивнул, и парень нанес удар правозащитнику прямо в нос. Раздался хруст ломаемой кости, брызнула кровь. Захидов завопил по-кошачьи и присел на левое колено, закрыв лицо ладонями. Красные капли падали на сухую глину.
— Тебе еще нужны доказательства, что мы достигли половозрастного периода, мальчик? – ласково спросил Гершом, который, как я понял, хорошо знал Марата, хотя он был младше правозащитника лет на двадцать.
— Нет-нет, я все понял, — плакал мужлан, пытаясь остановить кровь из носа. Он оторвал ладонь, и я увидел вспухший нос, который сейчас походил на картошку. Рубашка была в красных пятнах.
— Тогда вставай и пошли, — ткнул его в затылок Макс. Захидов с ненавистью взглянул на него, только ничего не сказал в протест, поднялся и зашагал по пыльной дороге в сторону гор. Я крикнул учителю:
— Алишер, мы скоро придем! Нас не ищи...
— Через час ужин будет готов...
— Мы успеем, — хотя я не был в этом уверен. Может, утром найдут только наши бездыханные тела...
Гершом протянул мне ампулу с анаболиком, я спрятал его в карман, мы это сделали так, чтобы наш ведущий этого не заметил. Прохожих попадалось по пути мало, все жители и отдыхающие находились в своих домах, как приказали им пограничники. Я с высоты поселка видел, как горели сигнальные огни у моста, как копошились там солдаты. Некоторые из них с оружием стояли и по дорогам, внимательно глядя по сторонам и ожидая какого-то нападения. Я увидел у сельсовета три милицейские автомашины и с десяток сотрудников МВД с автоматами наперевес. Наверное, где-то рядом были следователи Абдуллаев и Васильев, которые через орган местного самоуправления пытаются определить мое местонахождения. Это место нужно пройти поскорее. К счастью, милиционеры не обратили на нас внимания, о чем-то бурно обсуждая.
Мы поднимались наверх, к горам. Пахло сухой травой, лошадинным и коровьим навозом, сухой глиной. С гор тянуло свежестью и прохладой. Под ногами проскользнула ящерица, блеснув изумрудными глазами при лучах заходящего солнца, и исчезла среди камней. Прыгнуло несколько желтых кузнечиков, едва мы вступили на горную тропу. У поворота дороги, которая вела по кольце к другим кишлакам и поселкам, на бетонном постаменте был укреплен столб с размещенным цветным плакатом; на изображался гипертрофированный по размеру президент Узбекистана, торжественно обещающего собравшимся «лилипутам» — жителям привести республику в великое будущее – обычным графический штамп пропаганды. Под столбом на привязи топтался с недовольным видом осел, и у меня прошелся смешок: в народе главу государства называли «ишаком» — по инициалам, а также из-за скверного характера, упрямства, злобности, что обычно наблюдается у этих животных. Получается так, что наше будущее – это привязанный осел у горной дороги. Сопровождавшие меня израилетяне не поняли моих эмоций и удивленно переглянулись, а вот Захидов оскалил зубы, видимо, догадался о моей политической несознательности и какие ассоциации вызвала эта картина.
И тут произошло то, что никто не ожидал. Осел на моих глазах стал набухать, дергаться и прыгать, стремительно трансформируясь… в человеческую фигуру. Морда сузилась, исчезла громадная челюсть, уши, выпученные глаза и вместо них возникло нормальное черное лицо; копыта втянулись в туловище и оттуда обратно вытянулись руки и ноги. Шкура превратилась в плотную одежду. Не прошло и нескольких секунд, как перед нами предстал… негр. Матэус, блин, не вовремя ты пришел, чертыхнулся я. Ангел перегородил нам дорогу, вытянув в мою сторону клинок. Мне была известна сила этого оружия – на моих глазах перерублены винты боевого вертолета, машину, защищенную от бронебойных пуль калибром до 12,7 мм и осколков снарядов калибром до 23 мм. Ящерица вползла на камень и… вытянулась в мужчину, а блестящая чешуя — в светлый костюм, лишь глаза продолжали блестеть зеленым цветом. Это был тот, которого я заприметил на улице, когда разговаривал с Нигарохон. Он, гад, с товарищем сбил насмерть бедную женщину. К нему у меня была такая ненависть, что я сжал кулаки, и все же сдержался, наверное еще потому, что был ошеломлен увиденным.
Мы замерли, не зная, что делать. Марат стал икать от страха, пятиться назад. Однако моссадовцы не изменились в лице, они спокойно наблюдали за этой мистической картиной, словно это для них было обычной картиной. Наверное, это выдержка сотрудника спецслужб.
— Херувим, мы можем договориться, — сказал Гершом, делая шаг вперед. Матэус не сводил с меня взгляда. – Тимур отдает тебе диски, ты оставляешь его в живых, берешь под свою защиту!
— Ты согласен? – спросил меня ангел. Его глаза сузились.
— Да, согласен, — ответил я.
— Где копии?
Я показал полиэтеновый пакет, в котором находились диски. Но Марат вдруг сказал:
— Не торопись...
— Почему?
— Ты хочешь видеть свою жену и детей?
Эта фраза ударила меня как током. Я схватил правозащитника за грудки и притянул к себе, пылая ненавистью.
— Ты о чем говоришь?
— Тебя ждут там, — Захидов, не думая отбрыкиваться, махнул рукой в сторону скал. – Там, в ста метрах твои дети и супруга. Все зависит сейчас от того, на что разменяешь эти диски – на защиту своей жизни или жизни тебе близких людей...
У меня перехватило дыхание; голова пошла кругом. Я смотрел на израилетян, на двух ангелов и не знал, что мне делать. Теперь я понял, о чем намекала мне Лилит. Она хотела обменять мою семью на диски – и сейчас у падших сильный козырь, бить который мне нечем. Как Севара, Индира и Махмуд попали в руки ангелов? Где попались или за домом те уже следили? Отпустив мужлана, я сделал шаг назад и произнес:
— Матэус, позволь мне сначала спасти детей и жену, потом я отдам тебе диски! Я обещаю! Даю слово… человека!
Ангел мне не верил, он ответил:
— Ты не сделаешь и шага, Тимур! Или ты умрешь, и я все равно возьму диски, или ты сам добровольно мне отдашь – и ты под моей защитой. Равный обмен!
— А моя семья?
— Это твоя забота, — пожал плечами негр. На его лице было полное безразличие. Второй ангел просто сиял от удовлетворения, словно, ему было приятно видеть мои мучения – вот уж подлый тип точно. «Садист», — процедил я сквозь зубы. А херувим продолжал:
– Я тебе ничем помочь не могу! Потому что Лилит и ее помощники приговорят твоих родных все равно к смерти! Но зато они попадут в Рай! – это лучшая участь, которая может быть для человеческих душ!
— К черту Рай! Они мне нужны живыми! – вскричал я. – Какой же ты ангел, если не хочешь спасти людей!
— У меня другие заботы – я защищаю Эдем!
Было видно, что этому херувиму действительно нет дела до моей семьи. Я посмотрел на Гершома, тот глазами зыркнул на сумку, что была у его ног. Что это означало догадаться было не трудно. Я резко присел, раскрыл замок-«молнию» и увидел там «Узи». Схватив оружие, щелкнул затвором, досылая патрон в патронник и всадил полрожка в ангела, что стоял рядом с Матэусом. Маленький автомат бился в моих руках, как какой-то живой организм. Пули ангела буквально в друшлаг превратили. Он упал и стал дергать конечностями; жаль, что не подохнет, но хоть пускай помучается, прошипел я. Матэус никак не отреагировал, он смотрел на меня. Я опустил оружие. Из ствола поднималась тонкая струйка сизого дыма.
— Я готов биться, — зло произнес я.
— Я тоже, — коротко выдохнул негр.
Выстрелы из «Узи» прозвучали хоть и не столь оглушающе, но напугали всех, кто находился неподалеку. В Бричмулле началась паника, заревели ослы во дворах, замычали коровы на фермах. У сельсовета начался переполох. Марат не стал дожидаться завершения конфликта и бросился бежать наверх. Тут Матэус вскинул руку, и его меч перерубил правозащитника пополам. Шух! — верхняя часть упала сразу, а вот нижняя бежала еще метров двадцать, пока не споткнулась о камень, и не упала, задрав сандалии с немытыми носками. Кровью залило дорогу. Верхняя часть скатилась под столб с плакатом, и Захидов еще орал что-то, видимо, осознав, что его раздвоили и он умирает, руками пытался закрыть вываливающиеся органы, словно этим мог удержать жизнь, но кишки извивались в пыли как змеи; тот час налетели зеленые мухи, учуяв гниющую плоть. Только эти крики никто из нас не слушал, потому что Гершом и Макс тоже выхватили из сумок автомат и гранатомет, и направили на херувима.
— Нас много, — предупредил старший моссадовец.
— Я – бессмертный, — пожал плечами Матэус. Ему не было страшно, он был готов ко всему. Наверное, я бы тоже был таким, если знал о своей невозможности умереть.
Но вот появление милиционеров и пограничников для него оказалось неприятным сюпризом. В начале к нам подскочил патруль, который возвращался с линии государственной границы. Их было четверо – три рядовых в светло-пятнистых униформах и противосолнечных очках, а также командовавший ими сержант, судя по роскосым глазам и темной кожей, кыргыз по национальности. Они услышали выстрелы и поспешили к нам, предполагая, что мы нуждаемся в помощи, однако, увидев четверых вооруженных людей и два трупа, решили, что это встретили террористов, которых здесь разыскивают. Видимо, внушительный MilkorMGL в руках Гершома их потряс. Они наставили на нас «калаши», и сержант-кыргыз заорал:
— Кулини кутаринлар!107 Живо! Бросить оружие!
Моссадовцы не шевелились, зная, что не успеют поднять оружие – их наповал срежут пограничники. Я тоже не двигался, продолжая смотреть ненавистным взглядом на стражника Эдема, лихорадочно раздумывая, что мне делать. Складывалась если не патовая, то явно не лучшая для нас обстановка; все больше и больше людей вовлекались в этот конфликт, в эту борьбу, смысла которого знали единицы. Тут возле нас тормознула милицейская «Нексия» с горящими фарами, хотя еще было достаточно светло, и из салона выскочили четверо, двое из которых мне были известны. Эти типчики, если честно, меня достали. Наша ситуация усложнилась втрое.
Захидов хрипел что-то, его глаза уже закатывались, в луже крови копошились жуки и мухи, в половину туловища вползали червяки. Я был удивлен, как быстро разлагался этот человек… впрочем, а был ли он таковым?
— Это наши пленники! – заорал Джавдат Абдуллаев, доставая пистолет. Васильев также вынул «макаров». – Мы разыскиваем их! Это террористы!
При слове «террористы» израилетяне недовольно скорчили лица: уж что-что, а это они боролись с терроризмом, и не их обвинять в этом гнусном ремесле. Два других милиционера сняли автоматы с предохранителей и встали за открытыми дверями автомобиля, готовые по команде начать стрельбу. Только сержант, на наше удивление, проявил прыть:
— Ни черта! Это моя зона ответственности! Поэтому я их доставлю в пограничный гарнизон! Ими займется КОГГ!108 – он продолжал держать нас на мушке и отрывисто разговаривать с милиционерами.
Подобное решение вызвало бурю негодования у следователей:
— Мы из Ташкента! Вы обязаны нам подчиняться!
Пограничник оказался твердолобым:
— Я подчиняюсь только своему командиру! А вам предлагаю засунуть пистолеты в кобуру, а свои задницы – в автомобиль, и вернуться в столицу! Мы сами разберемся, без вас!
— Что?! – возмущенно вскричал Геннадий, мгновенно побледнев. – Да как ты посмел, скотина, перечить мне, уполномоченному сотруднику органов прокуратуры! Да я тебя...
Такое хамство перешло все границы: один из пограничников подскочил к орущему и прикладом автомата ударил ему поддых. Представитель прокуратуры согнулся от боли, его глаза выпучились от изумления, а милиционеры замерли от изумления. Джавдат заметно нервничал, дергая стволом то на меня, то на солдат, то на херувима с мечом, то уже на неподвижно лежащего правозащитника (удивительно то, что ноги в стороне продолжали еще дергаться, словно крутили невидимые педали велосипеда). Назревал серьезный ведомственный конфликт, и может, это было нам наруку. Матэус с презрением смотрел на всех, понимая, что лучше подождать, пока люди сами друг друга перережут, а он возьмет свое и удалится; свой меч он не выпустил из рук, точно также, как моссадовцы держали наизготовку оружие. Почему-то всплыла из памяти сцена из фильма «Злой, плохой, хороший», когда три героя стояли друг против друга на кладбище и раздумывали, в кого же нужно стрелять первым, кто друг, кто враг? Уверен, что такие же мысли были у всех у нас.
Последние лучи солнца окрашивали небо в багровый цвет, редкие облака казались уродливыми темными фигурами, плывшими на восток. Я поднял голову, и увидел на у горизонта яркую звезду. Это была Венера, предвестница того, что ее создатель находится где-то рядом с нами, решая, может, судьбу людей. Мне следовало торопиться, так как там были мои дети и жена. Я покосился на старшего моссадовца, ожидая от него решительных действий, и Гершом все понял. Он выстрелил из MilkorMGL в живот Матэусу, снаряд проделал дыру в животе херувима и взорвался на столбе, который вместе с большим плакатом рухнул на нас, едва не пришибив Васильева, все еще корочившегося от боли.
В ту же секунду я ударил ногой в сержанта, отскочившего в сторону при падении конструкции идеологического содержания и оказавшегося в поле моей досягаемости; тот отлетел назад, прямо на Абдуллаева, у которого заклинило пистолет, и они вместе покатились по небольшом склону виз, прямо в поселок. Мат, который они изрыгали, был бы достоянием исследователей литературной словестности. Макс выстрелил в воздух из «Магала», два пограничника при этих звуках упали на землю, их модные очки разбились о камни; а вот третий оказался храбрее, он пытался провести силовой прием, однако моссадовец в свою очередь, тоже был не лыком шит, ушел от захвата, и подсечкой свалил противника на спину. Милиционеры у «Нексии» стали стрелять и продырявили уже итак с дырой в животе ангела; у того брызнула кровь, с виду бы такая же, как у человека. Тот попятился назад, выронил меч. Потом взревел и бросился в атаку, дробя кулаком челюсти милиционерам. Я же хорошенько пнул следователя прокуратуры, и тот носом уткнулся в задницу одного из упавшего пограничника. Началась хорошая заварушка...
Из поселка к нам, мигая лампами и ревя сиреной, мчались милицейские машины и бежали толпой пограничники, поднятые по тревоге из гарнизона. Противостоять такой силе нам уж точно невозможно. Гершом крикнул мне:
— Чего стоишь – беги наверх, спасай своих!
И он выстрел в скалу, что нависала над дорогой. Бах! – огромные глыбы покатились вниз, поднимая пыль и грохот. Дорога была частично заблокирована, но я знал, что это не остановит пограничников и милиционеров, хотя на какое-то время может задержать. Вой и свет не утихли, просто люди по ту сторону притормозили, ожидая новую атаку.
— Спасибо, Гершом! – сказал я и, держа в руке пакет с дисками, бросился по крутой тропинке наверх, туда, куда указывал мне Захидов. Камешки сыпались из-под подошв туфлей, ноги скользили, я хватался за сухие ветки, чтобы удержать равновесие и не скатиться вниз. Один раз я рукой попал в осинное гнездо в ращелине, и получил пару жалящих уколов от разъяренных полосатых насекомых, поднявшихся в темнеющее небо. Моя ладонь окоченела, судорога сводила локоть, но я продолжал подниматься. Вскорее преодолел сто тяжелых метров, а дальше было легче, так как подъем прекратился. Автомат «Узи» болтался за моей спиной, ударяя по позвоночнику магазином.
Тропинка пролегала среди камней по горизонтальной плоскости в сторону государственной границы. Редкие растения казались фантастическим и существами на фоне мрачного мира. Я слышал шум журчащей воды, видимо, где-то протекал горный ручей. Я едва не наступил на змею, благо, это была не щитомордник, а всего лишь «желтопузик» — неядовитая рептилия, которая недовольно уползла под скалу. Пройдя еще метров пятьдесят, до меня донеслись выстрелы внизу – там продолжался бой, правда, я не знал кого с кем, может, все воевали между собой, не позиционируя другого как соратник или друг. Я отчетливо слышал звуки MilkorMGL, снаряды которого делали переполох среди враждующихся. Автоматные очереди слились в один долгий гул, словно работала бетономешалка.
Обогнув большой валун я вышел на относительно большую площадку. Хотя темнота уже заполонила мир, я все же отчетливо различал фигуры у края пропасти. Там стояли Севара, Махмуд и Индира со связанными руками. Но не одни, их удерживали от бегства или сопротивления… академик Рустамжон Абдуллаев в клопаке клоуна и социолог Баходир Мусаев с дутаром за спиной, а также какой-то мужчина в капюшоне – его лица не было видно, но зато я заметил ножны за поясом. Я видел страх на лице моих детей, которые не понимали, почему они здесь и за что их взяли в заложники, но вот супруга держалась стойко, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Рустамжон и Баходир слегка трусили, видимо, прогнозируя для себя плохой конец и поэтому ожидавшие возвращения их предводителя – Марата Захидова, явно поднимавшего их боевой дух своими малосвязанными и порой неуместными речами. Жаль, но они еще не знали, что правозащитника красиво поделили на две части. Возможно, им тоже придется свои тела пустить «под нож» какого-нибудь ангела.
Я было рванулся к детям, но мужчина в капюшоне выкрикнул:
— Не торопись, Тимур! Где диски?
— Вот, — я поднял пакет и потряс им.
— Бросай их мне...
— Вначале отпусти жену и моих детей… – и я навел на него «Узи».
— Не тебе диктовать условия, — отрезал мужчина, хотя голос показался мне почему-то знакомым.
— Может быть, но если ты не отпустишь моих, то не видать тебе дисков! Ведь они тебе нужнее, чем жизнь тех, кого ты держишь. А ты у меня на мушке!
Мой аргумент оказался сильнее, мужчина передал Индиру под контроль Мусаеву, который выхватил из-за спины музыкальный инструмент и ткнул им женщину, словно хотел намекнуть, что дернешься – ударю. Потом незнакомец вышел вперед и откинул капюшон. Я сразу узнал человека, хотя последний раз мы виделись почти тридцать лет назад. Сигилла горела на его шее красным цветом.
— Кошкин! – воскликнул я, не веря своим глазам. – Ты что здесь делаешь?
— Не ожидал встретить меня, не правда ли, Тимур? – ехидно спросил Федор, доставая из ножен саблю. Бывший матрос с подводной лодки «Тайфун» постарел, но оставался подтянутым, резким в движениях и гибким, я понимал, что справится с ним будет не просто. Я-то мало занимался в последние годы спортом, а вот он – видимо, каждый день. Благо, у меня было огнестрельное оружие.
— Теперь я понимаю, кем ты был, и знаю, смысл твоей сигиллы на затылке… Но ты выглядишь не молодо, значит, не ангел.
— Я – нефилим, — ответил Кошкин. – Мой отец – Самаэль...
Оп-ля, ну и новости! Я служил вместе с отроком самаго Сатаны? На атомной поводной лодке, где было своих восемнадцать твердотопливным «дьяволят»? Так этот матрос мог устроить настоящий Армагеддон, если бы захотел завладеть допуском к запуску баллистических ракет. Счастье, что его вовремя поперли с корабля.
— А мать – Лилит? – с отвращением спросил я. – Я уже успел познакомится с ней… Убийца...
— Нет, не Лилит, а другая женщина, но это ничего не значит. Значит лишь то, что я сын и раб самого сильного и великого ангела, — с некоторой гордостью сказал Федор, покачивая клинок. – Того, кто не побоялся ЕГО, и поднял мятеж! Я горжусь моим отцом!
— Ты раб – и этим все сказано, — мое презрение было столь заметным, что нелифима это разозлило. Он прочитал: «В то время были на земле исполины (нефилим), особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди»109. Потом буркнул:
— Тебе об этом что-то говорит?
— Мне говорит, что ты сын дьявола, но сам не отец!
— Интересно, а как это – быть отцом? – задумчиво спросил Кошкин, подходя к моему сыну, рассматривая как какую-то статую, после чего приложил клинок к его шее. Индира слабо вскрикнула, Севара задрожала. Я было дернулся, но бывший матрос меня остановил взглядом: — Не дергайся, Тимур. Брось автомат, иначе я могу разозлиться...
Я понимал, что он не шутит и бросил автомат в пропасть, лишив себя возможности изменить статус-кво силовым путем. Но я также вынужден был принять тот факт, что «Узи» вряд ли поможет в борьбе со сверхсуществами. Тут я заметил. Что выстрелы внизу прекратились, хотя звуки сирены еще слышались. Бой завершился? Массадовцы погибли или им удалось уйти невредимыми? Я этого не знал. Но могло означать то, что скоро сюда пожалуют еще кто-то.
— Вопрос для меня несколько пустой, — продолжал Кошкин, смотря, как автомат пролетел мимо него и скрылся в темноте пропасти. – Я, повторю, нефилим, а нефилимы не имеют потомства. Поэтому мне не понятны чувства родителей, я жил и живу только для себя.
— Ты из-за своей неполноценности стал жестоким эгоистом! Поэтому тебя не любили в экипаже нашей подлодки! Странно, как ты вообще попал на «Тайфун»! Ты психически был несовместим ни с кем. Поэтому тебя позже капитан списал на берег!
— Моя служба – это проверка моей способности не боятся, быть достойным своего отца! И мне плевать было на всех, тем более на капитана, и на тебя! Ты думаешь нефилимы – неполноценные? У нас сила ангелов, нам чужды человеческие эмоции, особенно жалость. Я могу спокойно перерезать твоих детей, и моя совесть не шевельнется...
— Потому что ее у тебя нет, Федор. Как не было у фашистов, против которых воевали мои деды...
В это время мы услышали хлопанье крыльев, и с неба спланировала птица, которая прям на моих глазах трансформировалась в женщину. Я ее узнал, хотя сам процесс превращения вызвал опять небольшой шок – все-таки это не подается научному обоснованию, а я как ученый не хотел верить в подобную мистику. Правда, реальность все чаще и больнее заставляла принимать те вещи, которые раньше казались мифами, сказками, легендами, то есть из сферы ирреальности. Для моего ума – это оказалась сверхзадачей.
Лилит медленно подошла к нам и сказала, обращаясь явно не ко мне:
— Так что, нефилим?
— Мы беседуем, Лилит, — ответил Федор без какого-либо уважения – видимо, эту женщину он недолюбливал по каким-то причинам. Уже то, что жена Самаэяля назвала внебрачного сына своего мужа не по имени тоже что-то значило. Я-то понимал причину этого – матерью Кошкина была женщина, потомок Адама и Евы. А Федор, в свою очередь, презирал ее, считая, что это она примазывается к славе и величию Сатаны. Может, между ними были конфликты, взаимная неприязнь так и читалась на их лицах. Почему-то у меня возникла мысль, что для меня это какой-то шанс.
— Ты беседуешь? – деланно удивилась Лилит. – С каких это пор ты научился вести разговоры?
— Да, и у меня будет результат, когда у тебя лишь ноль! – с чувством достоинства произнес Кошкин, нервно дергая меч. Я опасливо смотрел на клинок, боясь, как бы он ненароком не поранил моих детей. Индира тоже смотрела на его оружие, о чем-то размышляя, мне казалось, дай ей в руки меч, то хозяйкой положения стала бы она.
— Ты дерзишь мне, нефилим!
— Разве? Я поймал детей и супругу Тимура, тогда как ты только с ним встречаешься, любезничаешь как с любовником и пугаешь его мертвецами, а толку никакого. Даже твои слуги не смогли ничего сделать, — и он кивнул на две фигуры, что появились позади меня.
Я резко обернулся и увидел приближающихся… следователей. Они были в крови, шатались, видимо, в том бою им хорошо досталось. У капитана милиции оказались порванными брюки, а ботинки дымились, словно ими ходили по раскаленному углю или кислоте. Лилит нахмурилась, потому что ожидала совсем другое.
Я видел, как дрожали в страхе Абдуллаев и Васильев, они боялись поднять глаза на свою хозяйку, а та с нескрываемым отвращением смотрела на них, как на неких омерзительных насекомых.
— Хозяйка… Мы… мы делали все, чтобы поймать его, — Джамшид ткнул пальцем в мою сторону. Ответ неудовлетворил Лилит.
— Делали все?! А почему не поймали?!
— Ему помогали...
У Лилит удивленно вздернулась бровь. Да, женщина бесподобно красива… только жестокая и бесчеловечная.
— Помогали?! А вам власть для чего дана? У вас было оружие, солдаты, но вы постоянно упускали его, — со злостью говорила женщина, и ее слова словно давили на двух следователей, сгинавшихся все ниже и ниже и почти припадая к ее ногам. – Зачем вы мне нужны такие бестолочи и безмозглые? Возвращайтесь обратно, откуда я вас вытащила...
— Но, хозяйка… – пытались сказать что-то в оправдание бедолаги или просить пощады, только не успели. Лили отвернулась от них и тихо произнесла:
— Договор расторгнут...
Наверное, лишь я в этот момент не понял значение сказанного. Представители правопорядка отшатнулись ужасе – и это было последнее, что сделали в этом мире. Только то, что предстало перед мной, поразило до глубины души, сковало в оцепенении и даже недоумении. Милиционер вскрикнул, наверное, от отчаяния, и на моих глазах стал гнить, причем стремительно. Его кожа вспузырилась, посинела, стала лоскутками спадать на траву, глазницы провалились, и оттуда выползли белые черви, челюсть обнажилась и показались неровные желтые зубы. В мой нос ударил тяжелый запах разложения, и меня чуть не вывернуло наизнанку. Джамшид крутил руками, которые также быстро теряли кожу, кровь, мускулы, и вскоре под одеждой остались кости. Через секунд двадцать перед мной стоял скелет, который покачивался на ветру, а потом рухнул. Васильев же пытался бежать, но вспыхнул как факел. Я не слышал его криков, но он прогорел до пепла, так и не добежав до скалы. Не прошло и минуты, как два моих преследователя были мертвы… Мертвы? А разве были они живы до этого, ведь, как мне говорил Гершом, они уже были трупами, только оживленными для выполнения миссии. Не справившись с ней, их вернули в тот мир, откуда были вызволены. Я подумал, что их души сейчас на Венере… месте, где Ад.
Увиденное потрясло не только меня. Псевдоакадемик Абдуллаев разжал руки и стал медленно двигаться назад, однако споткнулся и упал на спину; с его головы слетел колпак, что носил всегда, даже не снимал в постели. Социолог Мусаев что-то бормотал, видимо, уже разговаривал сам с собой, как психически ненормальный человек. Фактически детей никто не держал, но уйти все равно они не могли. Кошкин фыркнул, наблюдая за этой сценой. Потом подошел к моим детям и сказал, обращаясь ко мне:
— Тимур, что мешает мне убить твоих детей, если ты не дашь мне диски?
Я сжался. Но тут услышал голос, который был мне тоже знаком:
— Я помешаю тебе, нефилим!
Я поднял голову. На фоне полутемного неба на огромном валуне стоял человек в шляпе. Ярко выраженный тип лица латиноамериканца. Уж с этим ангелом мы встречались.
— Кан? Ты? – удивились вдвоем Лилит и Кошкин. Если женщина была уязвлена появлением ее же сторонника, то, видимо, и между падшими не полное согласие. Федор же проявлял явную ненависть, из чего я тоже сделал вывод – у них раньше происходили конфликты.
Тот спрыгнул вниз и подошел к связанным моим детям, по дороге пнув копошавшего в пыли Рустамжона – жалкое зрелище, видели бы его студенты, где он когда-то преподавал; Бахадир отскочил сам, освобождая путь, и при этом продолжая бубнить под нос и дергая струны на дутаре, словно настраивал «оружие». Ангел прикрыл своим телом бледных и все же достойно державшихся Севару и Мухмуда и произнес:
— Бой будет честным. Только ты и Тимур! Дети тут не причем!
Ангел настаивал на справедливости. То есть он не считал приемлемым использовать мою слабость – моих детей и супругу – в качестве щита или оружия против меня. С моей точки зрения он выступал благородно, хотя благородные не могут быть в армии Ада, сторонниками Самаэля. И все же я был благодарен ему за этот поступок. Нельзя сказать, что это понравилось другим.
— Не тебе указывать, что мне делать! – в гневе вскричал Федор, наставляя оружие в грудь Кана. Ангел не шевельнулся и усмехнулся:
— Не забывай, нефилим, я есть «господство», мой ангельский чин здесь самый высокий! Не тебе, нефилим, говорить, кому я должен указывать! Если мне не подчинишься, ты знаешь, что я смогу с тобой сделать!
— Я сын Сатаны! Ты не имеешь права!
В эту же секунду Кан резко отвел клинок в сторону, подскочил к Кошкину и схватил двумя руками его за грудки, подтянул к себе и с ненавистью прошипел:
— Не заставляй меня злиться по пустякам, ублюдок! Если я и пошел с Денницей, лишь потому что он мой генерал! Но это не означает мою полную лояльность ему! Ныне я сам по себе, нефилим! У тебя нет прав ангела, ты не ангел – и это помни!
Злая улыбка скосила лицо Кошкина. Он оттолкнул от себя Кана и медленно сказал:
— Хорошо, твоя взяла, ангел! Но потом посмотрим, что скажет тебе мой отец!
— Это не твои проблемы, нефилим! Брось меч!
Федор подчинился. Клинок упал у ног моих детей. Нефилим сделал шаг назад. Кан кивнул: хорошо, а теперь ступай и сражайся. Но сам отошел в сторону. Чтобы быть арбитером между нами.
Кошкин встал напротив меня, приняв стойку. Лилит хмыкнула и сложила руки на груди, явно заинтересованная предстоящим зрелищем схватки. Да, это был гладиаторский бой – живым должен остаться один. Я не стал тратить время и подбежал к противнику и левым кулаком нанес «хук» в челюсть нефилима. Я вложил все силу и был уверен, что этого хватит, чтобы свалить противника. На мое удивление, он лишь сделал шаг назад, однако нейтрализовал блоком мой второй удар, и едва я вплотную приблизился к нему, в свою очередь, коленом поддал мне в живот. У меня чуть вся еда, что я съел у Алишера, не выплеснулась через рот наружу. Кашель затряс меня. Федор тем временем схватил меня за ворот, резко поднял и бросил через бедро. Я перелетел и упал на камни, причем сильно ушибся, не смотря на то, что успел сделать страховочный прием. «Лишь бы позвоночник не сломал», — с тревогой подумал я. Боль, однако, не вызвала у меня желание прекратить борьбу, а вот моему врагу, видимо, биться со мной было приятно и интересно. Федор злобно улыбался, его глаза горели красным огнем.
— Нет! – вылетело из моей глотки.
Я подтянул ноги и уперся о грудь Кошкина, пытаясь его самого перебросить через себя, только тот рукой вышиб мою ступню, склонился надо мной, схватил за шкирку, приподнял и нанес удар в челюсть. Мои зубы хрустнули — и я по-инерции затылком почувствовал крепкость местной геологической породы. Мои дети вскрикнули. Индира хотела подбежать ко мне и помочь, только Лилит вдруг неизвестно откуда вытащила шпагу. Это была та, что когда-то была подарена моей жене, и которой Лилит убила профессора Ибрагимова. Непонятно, как теперь оружие оказалось в ее руке, ведь это вещдок, должно храниться в милиции… Острие клинка уперлось в грудь моей жене. «Но-но», — хмуро предупредила Лилит. Она была недовольна, что нефилиму позволено разбирается со мной, однако не вмешивалась из-за требований Кана, и не хотела, чтобы вмешивался кто-то другой в эту борьбу. Сам же Кан стоял в стороне и наблюдал, засунув руки в карманы; его шляпа слегка качала полями под порывами ветра. Социолог и академик тряслись от страха, каждый думая о себе и, возможно, пытаясь себе же объяснить, а для чего они ввязались в эту опасную и странную историю?
— Ну, как, Тимур?! – орал Кошкин, отходя от меня и давая мне возможность подняться. – Нравится?
— Нет! – прохрипел я и бросился в атаку. Я бил руками и ногами, только попадал в пустоту. Это было как бой с приведением, все мельтешело, мои глаза просто не успевали отследить местоположение Федора, который двигался очень стремительно. Пришлось на несколько секунд остановиться и перевести дыхание.
В этот момент нефилим подпрыгнул и ногой ударил меня в грудь. Удар ошеломил меня, на некоторое время сбилось дыхание, в глазах потемнело, тошнота опять всплыла из желудка. И все же я сконцентрировался и вновь пытался нанести удары, которые бы парализовали противника. Но Кошкин легко отражал их, уходил от моих захватов, и смеялся. Я понимал, что у него просто фантастическая скорость движения, он ускользает от любого контрприема, при этом играет со мной как кошка с мышкой, готовая в любой момент когтями разорвать плоть жертвы, едва ей все наскучит. И все же жертвой себя считать я не желал. Поднимаясь, я вновь наступал и вновь получал сокрушительный отпор. Да, мой враг был сильнее, проворнее, технически грамотнее в бою, чем я, и я с горечью осознавал свой исход: мне не одолеть его.
Федор наслаждался своей силой, он кричал и театрально размахивал руками, двигался вокруг меня в неком танце. Это могли оценить те, кто следил за ходом схватки; уверен, что ставка на мне была самой низкой. За меня переживали лишь мои близкие, но что они могли сделать, чем помочь? Даже у Лилит возникло на лице нечто подобие сожаления, что я не могу одолеть ее пасынка. Тут нефилим схватил меня и швырнул далеко от себя. Я пролетел метров десять и врезался в скалу. Естественно, потерял сознание. Наверное, несколько ребер сломались, внутренние органы были повреждены – так долго мне не протянуть, не выстоять.
Но в небытье долго быть мне не дали — оплеуха привела в чувство. Я открыл глаза и увидел Федора, который опять поднял меня и пинком отправил в сторону стоявших моих родных, а также Лилит с подонками в лице Мусаева и Абдуллаева, которые тихо и подло хихикали, смотря, как меня размазывают по камням. Я упал у ног Севары и тихо застонал. Из носа и ушей текла кровь. На ноге была рванная рана, грудь – сплошная гематома.
— Папа!- вскрикнула дочь. Тут Бахадыр махнул у ее лица дутаром, заставляя не шевелиться, не делать резких движений. «Тихо, сука! — рявкнул он. – Смотри, как твоего отца сейчас разделают как свинью на бойне, ха-ха-ха!» И после этого считай социологов порядочными людьми!
Это хлестануло по моим нервам, заставило приподняться и посмотреть на Кошкина, который медленно приближался ко мне. Этот нефилим силен как ангел… «Подожди, а ведь у меня есть анаболик «цетроэс» и я уравняюсь с ним», — вспомнил я о препарате, что дал мне Гершом. Мои пальцы нащупали «портсигар» в заднем кармане. Я извлек его, придавил к правой икре и надавил на кнопку. Две иглы впились под кожу, но я не почувствовал этого. Анаболик менее чем за секунду вошел в мускул и стал рассасываться в моем организме. Сколько времени нужно, чтобы он начал действовать?
Приблизившись ко мне, Федор слегка склонился надо мной и схватил меня за шиворот.
— Я бы тебя оставил в живых, да не в моих правилах это делать с теми, кто сопротивлялся, — холодно сообщил он. – Те, кто признает меня, становятся моими рабами, однако ты откажесься от такой участи, не правда ли? Ты по характеру – гладиатор, который предпочтет смерть, чем быть в услужении.
— Ты прав, — процедил я, мотая головой.
— Я убью тебя быстро, — обещал нефилим. – Не стану мучить!
— Не торопись, Кошкин, твое время уже ушло, — сказал я, в этот момент почувствовав невероятный прилив сил, ясность ума и желание продолжить борьбу – препарат начал действовать. Боль исчезла, гематома рассосалась, а кости срослись, все органы чувств воспринимали весь спектр реального мира: я даже слышал ультразвук и видел в инфракрасном диапазоне. Ночь стала днем, я отчетливо различал не только кустарники, но и спящих жуков в закрывшихся бутонах цветов; до меня доносился шорох двигающихся мышей в нору, рыбы в реке; мой нос чуял далекий запах крови, травы, бензина, пороха, даже мочи ослов. Это был фантастический по возможностям препарат!
Мои пальцы вцепились в правую руку нефилима и сжали с такой силой, что мы все услышали хруст ломаемой кости. Федор с недоумением посмотрел на меня, он еще не ощутил боли, не осознал, что же произошло, почему его противник вдруг воспрял духом и телом. И все же скорее рефлексивно, чем осознанно он отскочил, когда я ногой нанес удар ему в живот. К сожалению, всего лишь задел его плащ. Вскочив, я занял позицию, мои глаза блестели при свете Луны.
— Ты ожил? – прошипел Федор. – Но как?
Я показал ему «портсигар». Кошкин, видимо, знал, что это такое, так как процедил: «Мля, это же цетроэс»! Впрочем, это уже ничего не значило. Взревев, мы кинулись друг на друга. Наши тела соприкоснулись, и это было так, словно столкнулись два носорога. Удар мог бы разбить нормальное человеческое тело, однако мы остались невредимыми, просто отлетели в стороны. Вскочив, я вновь приблизился и стал наносить удары врагу, при этом блокируя ответные. Наша схватка проходила в такой скорости, что Индира и дети, а также социолог с академиком ничего не видели – лишь мельтешение и звуки, слившие в один фон. Лилит и Кан фиксировали каждое наше движение и одобрительно цокали, если кто-то из нас проводил эффективный и красиво исполненный прием.
Неожиданно Махмуд пнул Мусаева по колену, социолог завопил и обронил дутар. Академик пытался удержать моего сына, только в этот момент Севара, не смотря на то, что ее руки у запястья были связаны, сумела схватить музыкальный инструмент и трахнула им по голове Абдуллаева. Во все стороны полетели щепки, струны поцарапали кожу старика. Тот свалился на живот и заорал: «Все, сдаюсь! Не убивайте меня!» Это вывело Лилит из себя, он проткнула его шпагой, произнеся:
— Сгинь, мерзавец!
И тело Рустамжона стало стремительно разлагаться, пока не остались одни кости. Баходир бросился вниз, стремясь уйти от гнева Лилит. Но убил его Кан, который просто метнул свой меч. Клинок отсек социологу голову, и туловище, и голова скатились вниз. Это на секунду отвлекло Лилит и ангела, и этого оказалось достаточным, чтобы Индира кинулась к мечу, что бросил Кошкин, быстро разрезала путы на руках, проведя их по лезвию, потом вскочила, держа оружие в руках.
— Не трожьте моих детей! – яростно прокричала она, прикрывая дочь и сына. Луна отражалась на кошкинском мече. Будучи спортсменкой, Индира оценила качество оружия и решила пустить его в ход, чтобы защитить себя и семью.
Кан пожал плечами и не захотел вступать в бой, он лишь отошел в сторону, теперь наблюдая за двумя схватками. Лилит с удовлетворением посмотрела на нового противника.
— О-о-о, этот вечер перестает быть томным, — произнесла она, вытягивая руку со шпагой. – Пора и мне немного размяться. Ты готова? – и она сделала первый выпад, который легко был отбит моей супругой.
Еще несколько ударов. Клинки выбросили кадкад искр. В ночи это было прекрасное зрелище. Женщины передвигались по кругу, не обращая внимания на меня и Кошкина, дравшихся недалеко от них.
— Гм, неплохо, — кивнула Лилит, которая предпочитала фехтование любому другому методу борьбы. – Ты где училась?
— В Ташкентском институте физической культуры, — ответила Индира и сама нанесла несколько уколов. Лилит двигалась быстро и легко ушла от смертельных выпадов. – Моим учителем был старый казак, который воевал в Великую Отечественную в кавалерии. Он был чемпионом Союза по сабле.
— Тогда он хороший учитель, — заметила Лилит. – Но все равно тебе меня не одолеть, ведь я сражалась тысячилетями...
— Мне все равно. Я защищаю своих детей, а ты что?
Лилит не нашлось что ответить, и это разъярило ее. И клинки вновь соприкоснулись, и теперь они безостановочно сыпали искры. Я же этого не видел, так как был занят Федором. Мы кувыркались, совершали сложные акробатические трюки, били руками и ногами, применяли приемы и контрприемы. Не хочу хвастаться, только на этот раз я сумел нанести раны врагу, которые оказались болезненными для нефилима. К сожалению, и я чувствовал, что препарат начинает ослабевать, и мне нужно что-то сделать, чтобы одолеть врага, иначе ситуация опять может измениться и уже не в мою пользу. Только убил его не я.
На сцене появились еще двое, державшие оружие. Когда от моего толчка нефилим отлетел к скале, то его лицо осветила Луна.
— Так это ты! – вдруг вскричал первый незнакомец, который оказался Гершом. Он узнал Кошкина, что ввергло меня в недоумение. Откуда моссадовец зает моего бывшего сослужица? Где с ним встречался – неужели на Ближнем Востоке? Может, нефилим был на стороне экстремистов и воевал против еврейского государства?
— Это ты убил моего брата! – продолжал моссадовец, и вскинув гранатомет, нажал на гашетку. MilkorMGL выплюнул снаряд, который разорвал тело Федора, а вместе с ним и часть скалы. Фехтовавшие Лилит и Индира остановились, опустив клинки. Махмуд и Севара присели на корточки и молчали, ошеломленные всем происходившим. Наступила странная ситуация, разрешение которой как никто не знал.
Я, шатаясь, подошел к останкам Кошкина. Голова еще шевелилась, губы что-то шептали, конечности дергались в агонии, глаза закрывала белая пленка. Вскоре нефилим стих.
— Ты не бессмертный, Федор! – сказал я, вставая. – Ты умер как обычный человек! Но ты без души, и поэтому не попадешь в Эдем!
И наступила тишина, казалось, мир замер. Тут Кан произнес:
— Самаэль будет недоволен!
— Меня это не волнует. Его сын хотел убить моих детей! – ответил я.
— Тогда скажи это ему сам!
— Кому? – не понял я. Меня всего трясло, как от жуткого холода, язык вспух, глаза слезились, сердце билось как паровой молот; видимо, это был побочный эффект «цетроэса». Не знаю, буду ли я в числе тех сорока процентов, что умирают после прекращения действия препарата, или все же в доле счастливчиков, которые выжили?
Лилит сделала пару шагов ко мне и сказала, ткнув клинком в сторону пропасти:
— Ему!
Мы все повернули головы в то направление и увидели фигуру у края пропасти. Я уже не видел во всех спектрах света, и все же яркие красные глаза Самаэля были жуткими, словно в них горел Ад. Ангел был стройным и высоким мужчиной, в черном плаще и шляпе как у Кана. Он стремительно приближался к нам. Казалось, что там, где он был, мир застывал, замерзал, так как прекращались все звуки и движение. Подойдя ко мне, я почувствовал какой-то холод.
Я готов был драться дальше, хотя понимал не только то, что у меня уже нет для этого сил, но и то, что бессмысленно бороться с великим воином Вселенной. Его мне в прямом бою не одолеть, даже если бы я всадил в себя десять ампул анаболика Z78-S12. Наверное, от меня требовалось нечто иное...
Самаэль приблизился к мертвому сыну, несколько секунд разглядывал его, а потом сказал:
— Он был моим достойным сыном!
— Он был достойным негодяем и палачом! – крикнул Гершом. Рядом стоявший Макс держал наготове автомат.
Сатана ничего не ответил, лишь гневно сверкнул глазами. Затем подошел ко мне.
— Диски, — коротко приказал он, протягивая руку.
— Вначале пускай моя семья покинет это место, — потребовал я.
— Я могу уничтожить твоих детей и жену!
Тут моя супруга ответила фразой, о знании которой у нее я никогда не был осведомлен: «Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония… Внутреннее твое исполнилось неправды, и ты согрешил; и Я низвергнул тебя, как нечистого, с горы Божией, изгнал тебя, херувим осеняющий, из среды огнистых камней. От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою; за то Я повергну тебя на землю, перед царями отдам тебя на позор»..
Самаэль обернулся к ней. На его лице застыло удивление.
— Это сказано в Ветхозаветной книге пророка Иезекииля… Ты был архангелом, руководящим десятым ангельским чином, все члены которого были изгнаны после твоего падения. Ты поднял мятеж, и лишился всего. Даже Земли, где мы сейчас живем! Чего ты хочешь – уничтожить род Адама и Евы и вернуть себе планету? – Индира не боялась падшего ангела и спрашивала напрямую.
— Я создавал Землю не для вас, — сквозь зубы процедил Самаэль, и ненависть и презрение вспыхнули в его глазах. – Я вложил в планету свои идеи, чувства и надежды, это был мой мир и мир для моих братьев… А ОН взял и передал ее вам, людям. И теперь вы хозяева того, что сделано не вами, да вы и хранить не можете подаренное вам ИМ. Замусорили, изгадили поверхность, уничтожили леса и отравили воду – вот итог вашей человеческой деятельности. Вы созданы не для созидания, а разрушения. Но почему ОН любит вас? – я этого не понимаю.
— Этого ты не поймешь, потому что погряз в гордыни, — ответил я.
— Моя гордыня – моя сила и власть! Я завершу начатое. Мне нужны диски!
— Ты создавал Землю, но помощи ждешь от меня, от простого человека, которого не любишь, — сказал я тихо. – Ты хвастаешься своими творениями Вселеннского масштаба, но создать машину, которая разрушила бы металл из недр звезды, как видно, не способен. Это значит, что без меча, к которому стремишься, – ты никто, ноль! У меня есть душа и вдохновление к поиску, творчеству, познанию, а ты ограничен своей злобой и ненавистью, и поэтому не способен делать нечто большее!
— Ты испытаешь адские муки! – прохрипел в злости ангел. Видимо, я задел его за живое.
А я ответил четверостишьем из рубаи Омар Хайяма:
«Для достойного – нету достойных наград,
Я живот положить за достойного рад.
Хочешь знать, существуют ли адские муки?
Жить среди недостойных – вот истинный ад!»
— Я могу удавить тебя и забрать твою душу в Ад, — процедил сквозь зубы Самаэль, — а там ты мне все расскажешь, не такие ломались! Ты не представляешь, какой мир у меня в Аду!
— Это на Венере что ли, Денница? – насмешливо спросил я, хотя ситуация была явно не в мою пользу и злить врага, может, так не стоило. – Твою планету превратили в Ад, и ты там от злости строишь планы против НЕГО, и почему ты решил, что я тебе все расскажу.
— Ад – это место, где все секреты становятся явными!
— А я вот не верю тебе, Самаэль! Ты давно убил бы меня, чтобы узнать все об изобретении и сделать новый агрегат, пускай чужими руками, чтобы вскрыть саркофаг Евы. Но моя душа тебе не пренадлежит, и ты это знаешь. Я никогда не убивал, не воровал, не обманывал и не лицемерил. Я не хитрил и не подставлял людей – на мне нет того, за что могут осудить в твое царство, Самаэль. Единственным моим пороком было то, что я – атеист, но думаю, Творец простит мне этот грех. Уверен, что моя душа окажется под защитой Михаила Архистратига, а тот тебе не по зубам. Поэтому ты последние три дня пытался всячески меня запугать, обмануть, чтобы я выдал тебе все...
Мои слова остудили падшего ангела.
— Что ты хочешь?
— Дай свободу моим, серафим, и обещай, что никогда не тронешь их сам и не прикажешь любому другому! Я гарантирую тебе диски!
Самаэль усмехнулся и махнул рукой:
— Они свободны! Кан, проводи детей и супруга Тимура вниз.
Ангел кивнул и жестом пригласил Индиру, Махмуда и Севару следовать за соброй. Супруга обернулась к нам:
— Нет, я не уйду. Я остаюсь здесь, с мужем!
— Индира, иди, я сам все тут урегулирую...
— Нет, я...
— Не спорь! – вскрикнул я. – Иди быстрее!
— Там милиция и пограничники, они возьмут тебя под защиту, — сказал Гершом, который с напарником не собирался уходить. – Хотя они сейчас все злые, но вас не тронут...
Я видел, как мои родные ушли, сопровождаемые Каном. Севара все оборачивалась, ее губы шептали: «Папа». Самаэль немного подождал и произнес:
— Я сдержал слово. Теперь твой черед. Так где диски?
Я подошел к небольшой ращелине у камня, и вынул оттуда пакет.
— Отдай мне диски! – вдруг раздался другой голос.
Мы повернулись в сторону говорившего. Это был Матэус. Его рана на животе затянулась, хотя одежда была в дырах и крови. В руках он сжимал меч. Блин, я оказался между Сциллой и Харбидой – куда не сунься, везде смерть! Самаэль сделал ему навстречу три шага. Между ними произошел короткий диалог, и хотя язык мне был незнаком, однако я почему-то улавливал суть беседы.
— Оно гдофено!110 – сказал Матэус.
Сатана спросил:
— Кромхам полох?111
— Оно херке грезен ди дио!112
— Хуль харни бесьиё!113
— Хет ксеймат макариши алохо!114
— Оно летли алохо!115
— Тогда зачем тебе диски?
— Это уже не твое дело, Матэус, — сказала Лилит и приставила ко мне меч. – Давай диски моему мужу.
Я кинул пакет Сатане. Тот подхватил на лету и встряхнул на руку содержимое. На его ладонь выпали расплавленные компьютерные диски. Те, что я спалил в очаге в доме Алишера Икрамова, когда понял, что нужно лишить обе стороны того, за чего они борятся между собой. Нет копий – нет смысла охоты за ними.
— Что это? – изменился он в лице.
— Это диски, как я тебе и обещал.
— Но они деформированы! На них нет информации! – вскричал в ярости Самаэль, и схватил меня за горло.
— А я не обещал тебе их целыми! Это единственные копии нашего с профессором изобретения! –прохрипел я, чувствуя недостаток кислорода. – Так что и я слово свое сдержал, у тебя мои диски!
Тут ангел рассвирипел:
— Я тебя убью – за твою хитрость. Вот отставить тебя в живых я не обещал. Я не терплю, когда меня хотят опустить! Я не терпел этого от НЕГО, а от тебя, обезьяны, тем более!
Удивительно, но я не боялся. Я знал, что свою слово перед Матэусом я сдержал – диски Самаэль не получил, но и понимал другое: теперь не нужен и ему, центуриону Небесной Армии, он за меня не заступится, ведь его задача выполнена, к чему беспокоиться за жизнь человека? Но спасение, как ни странно, я видел… в Сатане.
— Пока я жив – я единственная твоя надежда, — перед моими глазами плыли красные мошки, легкие горели от нехватки воздуха.
— Это как? – в недоумении спросила Лилит.
— Остались копии в моем мозгу, — я коснулся пальцем своей головы. – Вся информация записана здесь. Если вы меня убьете, то лишите себя шанса когда-либо получить это открытие. Может, спустя какое-то время, завтра или через десять-двадцать лет я передумаю и захочу вам помочь, тогда мне не трудно будет заново проделать работу и воссоздать агрегат. Ведь тебе, Самаэль, все же хочется получить ключ-меч, что в саркофаге Евы?
Ангел разжал руки, и я вздохнул. Горный воздух показался мне слаще меда. Я покашлял, стало легче. Ясность вернулась в сознание.
— Теперь ты будешь меня охранять от него, — и я указал на Матэуса, который нервно зашевелился. – Теперь твоя контрразведка должна будет делать все, чтобы Михаил Архистратиг не отправил меня к себе в Эдем раньше времени.
— Но может ты никогда и не решишься на это! Откуда я знаю, что это не твоя уловка?!
— Не знаю, серафим, не знаю. Но у тебя нет другого выхода! Ты бессмертен, поэтому тебе остается только ждать! Человек – существо не постоянно, меняет свои взгляды и ценности, — продолжал твердить я. – Может, к тебе примкну, к твоей стороне...
Самаэль клацнул зубами. Лилит рассмеялась.
— Я же говорила, Самаэль, что Тимур – это крепкий орешек!
Денница раздумывал недолго. Он поправил шляпу и сказал:
— Ладно, твоя взяла.
Он повернулся и пошел к краю скалы. Я увидел, как за его спиной выросли черные крылья, Самаэль взмахнул ими и взвился в темное небо, как огненная стрела, затмив на секунду Луну.
Лилит неспеша подошла ко мне и протянула мне шпагу:
— Это твое… точнее, твоей жены!
И она тоже двинулась к пропасти, прыгнула вниз, и через секунду вспорхнула совой и исчезла среди скал. Матэус мне ничего не сказал, он превратился в горного козла и поскакал куда-то вниз, где протекал ручей.
Остались только я, Гершом и Макс.
— Пошли, дружище, — вздохнул старый моссадовец. – Это удачный день для всех нас! Все получили свое, даже я, который отомстил за своего брата! Но ты не беспокойся, Тимур, я приложу все усилия, чтобы вытащить тебя из дерьма, в клотором оказался не по своей воле. У нас здесь есть влияние на власти.
И мы стали спускаться вниз. Я не смотрел на яркую звездочку на небе. Венера меня не интересовала. Мне следовало теперь заняться нечто нейтральным – не физикой… например, политикой и пробиваться в парламент. А почему бы и нет? Почему бы не сделать жизнь в республике счастливой, без ангелов, диктаторов и коррупционеров? Самое странное, что после этой истории я стал еще сильнее атеистом, потому что считал, что мир этот мы должны усовершенствовать сами, без команды с Небес!
(20 мая 2013 год – 8 декабря 2014 год, Элгг)
1 Айко хозено ан ноше тамо. Мка оптимо хано отафле (здесь и далее — приблизительная фонетика арамейкого языка) – Когда надо, Сатана сам вас найдет. И тогда вы поймете, сколько стоит этот мир. 2 Приставка «ака» означает «брат», используется узбеками при вежливом обращении к старшим по возрасту и положению. 3Коинот (узб.) – космос. 4 Шайтан (узб.) – черт. 5 Выпаренное тесто с мясом, жиром и луком. 6 Салат из помидоров, лука, болгарского перца, заправленный солью, перцем. 7 Прожаренная и проваренная баранья кишка-«колбаса» с рисом, мясом и жиром. 8 Мелко нарубленное сваренное тесто с кусочками конины. 9 После Андижанских событий 2005 года, правительство Узбекистана взяло под контроль любые иностранные финансовые вложения в местные неправительственные, негосударственные организации; проекты и гранты требовалось утверждать на специальной комиссии Кабинета Министров. 10 Малолитражный автомобиль, собираемый на Асакинском заводе «УзДЭУавто». 11 Махалля – среднеазиатский квартал с органом местного самоуправления. У махалли специфические формы общежития, когда соседи помогают друг другу, сообща управляют ресурсами (водой, землей, садами) и поддерживают традиции, культуру, религиозные обряды. Обычно в махалле все дома соприкасаются друг с другом, только дворики разделены стеной, причем окна каждого дома обращены во внутрь двора и на проезжую часть улицы, но никогда не в соседний двор – частная жизнь является неприкасаемой на Востоке. 12 Патыр – одна из видов лепешки. 13 Обычно по утрам, согласно узбекским традияциям, проводятся кушанья по поводу предстоящей свадьбы или в связи с поминками. 14Дувал – обычно двухметровая стена из глины. 15 Исламское Движение Узбекистана – крайне радикальная террористическая организация, совершившая ряд преступлений на территории Узбекистана, включая взрывы в Ташкенте 16 февраля 1999 года. После начала антитеррористической операции НАТО и США в Афганистане, примкнула к движению «Талибан» и организации «Аль Каида». Лидерами были Джума Намангани и Тохир Юлдаш, уничтоженные американцами в ходе боев с ИДУ в Афганистане. 16 Курага – сушенный абрикос. 17Курт – сушенный творог, скатанный в шарик. 18 Пирожок «гу мма» — жаренное тесто с потрохами. В советское время «гумма» называли более прозаично «ухо-горло-нос», может, потому что его чаще продавали возле больниц и Ташкентского медицинского института. 19 Научно-проектное и производственное предприятие по созданию ракетно-космического оружия. 20 В самом деле? Я думаю, что вы шутите. 21 Совсем нет, не шучу, я знаю наизусть стихи Алишера Навои. 22 Ивлис (араб.) – демон, Сатана, дьявол. 23 Коса – глубокая тарелка. 24Пиала – чашка для чая. 25 Хайвон (узб.) – зверь. 26 Мияси йук! Ким рухсат берди унга мошинага утириш! (узб.) – Мозгов нет! Кто ему разрешил в машину садиться? 27 Рахмат, уртоклар, лекин керак эмас! (узб.) – Спасибо, только это не нужно! 28 ТСЖ – Товарищество собственников жилья, предприятие, заменившее ЖЭК советского формата. Фактически, это новый квазикоммерческий и квазипроизводственный орган, взимающий плату с граждан за услуги, которые оказывает редко и в плохом качестве. В Узбекистане большая часть руководителей ТСЖ обвинялись в хищениях и в нарушениях прав потребителей. 29 Кечерасиз (узб.) – Извините. 30 Рахмат (узб.) – Спасибо. 31 Вай дод, одамлар, ердам беринлар! (узб.) – Караул, люди, спасите! 32«Даракчи» — развлекательно-информационная газета из серии «желтой прессы». 33 Ахмок, нима килаяпсан? (узб.) – Идиот, что делаешь? 34 Увозини учер (узб.) – Закрой рот! 35 Соткин (узб.) – Предатель. 36 По узбекским обычаям, замужняя женщина должна выходить на улицу и общаться с людьми с платке. 37 Один из исполнителей – Рустам Мадумаров – был гражданским мужем старшей дочери президента Ислама Каримова – Гульнары. 18 февраля 2014 года был арестован сотрудниками Генеральной прокуратуры Узбекистана, а 24 мая того же года осужден Военным судом Ташкентской области на 10 лет лишения свободы за экономические преступления. 38 Салом алейкум, холажон (узб.) – Здравствуйте, тетя. «Хола» — здесь в смысле женщина. 39Дутар – узбекский струнный инструмент. 40 Сиз ким, аммаки, – ваххабит ми? Нимага соколиз узун? (узб.) – Вы кто, дядя, — ваххабит что ли? Почему борода длинная? 41 Посбон (узб.) – страж махалли, внештатный сотрудник МВД, житель местного квартала, который на волонтерской основе осуществляет функции обеспечения правопорядка. 42 Приставка «-жан» к имени у узбеков означает ласковое и уважительное отношение старших к младшим лицам. 43 Карагин, каерда бу хотин? (узб.) – Посмотри, где эта женщина? 44Дехканин – так в Узбекистане называют крестьянина. 45 Соловьев Леонид. Повесть о Ходже Насреддине. Душанбе, Ирфон, 1969, с.270. 46 Мка ажало гдотен хано сахе (арам.) – Сатана хочет побыстрее получить эту вещь. 47 Эм кэбат синоно хано сахэ? (арам.) – Как мы можем это сделать? 48 Ону котонулох хэт локомурли эйконе ано а материал! (арам.) – Он сказал: можете убить его, но где эта вещь вы должны узнать! 49 «Жаслык» — исправительное учреждение МВД с самым жестоким порядком для заключенных. Обычно там ломают политических узников. 50 Жалаб (узб.) – сука. 51 Ульдираман (узб) – Убью! 52 Онайним эмгурт (узб.) – ругательство, перевод которого из этических соображений не предоставляется. 53 Хозир мендан курасан (узб.) – Сейчас от меня получишь! 54 Тохта, тохта, жалаб! (узб.) – Стой, стой, сука! 55 Отилмасин! Трик олинсин! (узб.) – Не стрелять! Взять живым! 56 Ким бу? Террорист ми? (узб.) – Кто он? Террорист что ли? 57 Ха, тугри, у ваххабит! (узб.) – Да, точно, он ваххабит! 58 Бу эркак куп одамларни улдирди! (узб.) – Этот мужчина убил много людей! 59 Арык – уличный канал для стока ливневой или поливной воды. 60 Ким сан? (узб.) – Ты кто? 61Хичким (узб.) – Никто! 62 Коса – традиционная узбекская тарелка с глубоким дном. 63 Шурпа – суп из мяса с кусками жира, крупного картофеля, моркови, лука. 64 Рахмат президентга (узб.) – Спасибо президенту. 65Гулла-яшна Узбекистон (узб.) – Расцветай и живи, Узбекистан. 66 Карагин, нима у килди? Кана килиб сакрай олди? (узб.) – Смотри, что он сделал? Как он перепрыгнул? 67 Кулини кутар! (узб.) – Подними руки! 68Тушунмадинг ми? (узб.) – Не понял что ли? 69 Хокимият – местная региональная администрация, орган власти, правопреемник исполкомов. 70 Мазар (узб.) – мусульманское кладбище. 71 Служба национальной безопасности Узбекистана, правопреемник КГБ УзССР. 72 Компьютерная программа для общения в сети Интернет. 73 «Крысинные тропы» — проект по спасению нацистских преступников от суда и возмездия. По проекту в Северную и Южную Америку были отправлены тысячи фашистов, которых разыскивали за совершенные преступления. 74 Отто Адольф Эйхман — немецкий офицер, сотрудник гестапо, непосредственно ответственный за массовое уничтожение евреев в годы Второй Мировой войны. Оберштурмбаннфюрер СС, заведовал отделом гестапо IV-B-4, отвечавшим за «окончательное решение еврейского вопроса». Был выслежен израильской спецслужбой в 1962 году и казнен. 75 Национал-социалистическая рабочая партия Германии. 76Бетельгейзе – красный сверхгигант, звезда в созвездии Ориона. Его масса достигает 17 солнечных масс, светимость – 105 тыс. раз сильнее Солнца. Бетельгейзе в 17 раз тяжелее Солнца и в 300 млн. раз объемнее. Возраст – 10 млн. лет. 77 Книга пророка Иезекииля — четырнадцатая часть Танаха, часть Библии, Ветхого (старого) Завета. 78 Гадриил каи кдосет харке? (арам.) – Гадриил, зачем ты сюда пришел? 79 Оно кобано хано зелан! (арам.) – Мне нужен этот человек! 80 Хана зелен летью гоору (арам.) – Он не твой раб. 81 Хано коут ам Шайтон! (арам.) – Он должен служить Сатане! 82 Хат кот лёх! (арам.) – Ты ошибаешься! 83 Шайтон летли фелер! (арам.) – Сатана никогда не ошибается! 84 Хат ксеймет фоудо кфет ат утоуро! (арам.) – Ты ошибся, когда открывал врата для него! 85 Шайтон кзее оджании! (арам.) – Сатана имеет право войти в Эдем! 86 Вай дод! (узб.) – соответствует «Караул!» 87 Узбекская традиция, когда в утренние часы устраивается массовое угощение для приглашенных мужчин – родственников, друзей, соседей и коллег — с чтением молитв или пением под национальные инструменты. Для женщин подобное мероприятие проводят в полудень. 88 Узбекско-турецкое промышленное предприятие, расположенное в г.Самарканд, производит городские автобусы общей вместимости до 50 человек. 89 Мардикер – наемный работник, который за определенную плату оказывает работы, услуги, обычно условием договора является устное соглашение с работодателем, с дроходов не выплачиваются налоги в бюджет, отсутствует, естественно, страховка. Место их нахождения – нелегальные трудовые биржи возле базаров или автотрасс, берущие начало аж с конца 1980-х годов. 90 Чилля – самый жаркий период года, когда температура повышается до +45-48 градусов Цельсия. Обычно это июль-начало августа. 91 Каймак – жирная сметана. 92 Каттык – творог, йогурт. 93 «ДАМАС» — малолитражные автомобили узбекско-южнокорейского производства, прозванные за форму «буханкой». 94 Хола (узб.) – тетя. 95 Онайниски (узб.) – Мать твою! 96 Канал, по которому стекает дождевая или речная вода, система отвода вод или орошения. 97 Джинни (узб.) – дурак. 98 Поселок городского типа, находится на расстоянии 125 км от Ташкента, в юго-восточной части Чарвакского водохранилища, между реками Чаткал и Кок-су. В поселке имеются школы, санатории и частные гостевые дома, мастерские, аграрные предприятия, пограничный гарнизон, так как рядом пролегает государственная граница с Казахстаном. Бричмулла считается одним из четырех известных туристских центров Бостанлыкского района (поселки Чимган, Юсуфхона и Хумсан). 99 Тахта – деревянно-металлическое ложе. 100 Именно так в 2000 году группа боевиков из ИДУ в количестве 100 человек прошла по территориям Афганистана, Таджикистана, Кыргызстана и проникла в Бостанлыкский район. Произошел бой, банда была частично уничтожена. Но после этого в поселке Бричмулла был поставлен пограничный гарнизон и недалеко располож ился вертолетный полк для борьбы с террористами в горной местности. 101 «Ок Сарай» (узб.) – «Белый Дворец», место работы президента Узбекистана. 102 «Банан» — водный аттракцион, резиновое плавсредство в форме банана, буксируемоее катером для развлечения на морских и озёрных курортах. 103Разработка Тульского КБ Приборостроения. 104 «Пасха» – смесь глины с соломой, используется в качестве строительного материала для возведения сельских или махаллинских домов. 105 «Очак» — чугунный котел на кирпичах или камнях, на котором готовят пищу. 106 Город в 57 километрах от Бричмуллы, является административным центром Бостанлыкского района. 107 Кулини кутаринлар! (узб.) – Поднимите руки! 108 КОГГ – Комитет по охране государственной границы, структура при Службе национальной безопасности Узбекистана. 109 Бытие, 6:2-4. 110 Оно гдофено! (арам.) — Я пришел! 111 Кромхам полох (арам.) — Почему? 112Оно херке грезен ди дио! (арам.) — Я хочу остановить тебя! 113 Хуль харни бесьиё! (арам.) — Это невозможно! 114 Хет ксеймат макариши алохо! (арам.) — Ты делаешь против Бога! 115 Оно летли алохо! (арам.) — Я не интересуюсь Богом!
- Автор: Алишер Таксанов, опубликовано 07 декабря 2014
Комментарии