Машинист-мотовоза

Алексей САФОНОВ
Оксана СУРКОВА
«МАШИНИСТ — МОТОВОЗА»
Фантастический роман
ОГЛАВЛЕНИЕ
ГЛАВА 1
 Чужая школа
ГЛАВА 2
Дело о банде рыжих диггеров
ГЛАВА 3
Семейный совет
ГЛАВА 4
Ковбои подземки
ГЛАВА 5
Призрачный поезд
ГЛАВА 6
Дознание капитана Прохина
ГЛАВА 7
Луч света
ГЛАВА 8
Схватка в пути
ГЛАВА 9
Источник вечности
ГЛАВА 10
«Новъй миръ»
ГЛАВА 11
Подземная разведка
ГЛАВА 12
Дети инженера Горина
ГЛАВА 13
Последний полустанок
ГЛАВА 14
Машинист мотовоза
 
 
ГЛАВА 1
ЧУЖАЯ ШКОЛА
В окна школы ярко светит летнее солнце.
Солнечные лучи беззаботно гуляют по классу где им вздумается и без всякого разрешения.  Теплый июньский ветер, пробравшись в приоткрытые окна, надувает занавески. Словно паруса неведомой флотилии трепещут они на ветру и зовут за собой в манящие  неведомые теплые летние дали.
– Скорей! Скорей! –  призывно машет парусами-крыльями  спрятавшееся в занавесках  лето, – Торопитесь! На реку! В лес! Прочь из душного города! Каникулы в разгаре!
Но напрасно реют на ветру паруса кораблей. Напрасно зовет и манит за собой жаркое лето…
У ребят, сидящих в классе,  совсем другие заботы. И, судя по их сосредоточенным лицам, им  сейчас  совсем не до летних каникул.
Молча склонились они над партами. Сосредоточенно чешут в затылках шариковыми ручками, шепчут под нос, как волшебные заклинания, правила и формулы из арсенала  школьных премудростей.
Сегодня в их жизни важное событие – вступительные экзамены в восьмой класс самой престижной школы района.
За одной из парт у самого окна сидит Пашка –  обычный светловолосый подросток неполных четырнадцати лет, немного выше среднего роста, не очень складный, одетый в помятые джинсы и спортивную куртку.  С задорно задранным к верху кончиком носа на упрямом лице.  
Как и все сидящие с ним в классе ребята, он что-то пишет на лежащем перед ним листке.
     Как и все, сосредоточенно  шепчет себе под нос школьные «заклинания» и от волнения чешет в затылке своей, с обгрызенным колпачком, шариковой ручкой, иногда страдальчески поднимая глаза к самому потолку.
     Пашка, это выпускник седьмого класса, а теперь абитуриент престижной школы с углубленным изучением математики и экономики – Павел Герасимов.
     Сам Пашка не любит таких официальных обращений. Особенно, если по имени и фамилии к нему обращаются, например, в школе. Он знает, что  как правило  за «официальными  обращениями», неизбежно следуют «официальные» же  неприятности.
Например, – внезапный вызов к школьной доске, или того хуже – с родителями «на ковер» к директору.
     Поэтому, в общении с друзьями и знакомыми он предпочитает обходиться более простыми, короткими и звучными производными от своего имени: Пашка, Паха, Пахан. На крайний случай, просто – Павел.
     Так к Пашке иногда обращаются его родители. Правда, когда они  используют именно это обращение, то обычно не за горами приближение внутрисемейного воспитательного мероприятия – «разбора полетов», а по-простому – получения головомойки от любимых предков.
И сегодня вечером, грустно догадывается Пашка,  ему точно этого не избежать.
И всё потому, что…
Уже около часа он бьется над решением своего вступительного теста. Отведенное на экзамен время подходит к концу, а тест заполнен от силы наполовину.
Пашка в панике трёт  свои виски, пытаясь ускорить ход мыслительных процессов. Хлопает ладонью по крепкому затылку,  подгоняя запаздывавшие мысли. Нервно перебирает ногами под партой. Как будто бежит невидимый марафон за знаниями.
Но даже такой радикальный «апгрейд системы» не помогает ему справится с выполнением задания.  Тест по-прежнему не поддается, стоит насмерть, как неприступная стена рыцарского замка.
Пашка в который раз начинает судорожно вчитываться в листок с экзаменационными вопросами, – один из многих листков, вынутом из большой желтой пластиковой папки, лежащей сейчас перед ним, на его парте.
На обложке папки крупными буквами напечатано  – «Тестовые задания для поступающих в восьмой класс школы с углубленным изучением математики и экономики».
Эту папку сегодня утром Пашке выдали сразу при входе в экзаменационный класс.
Получив тестовые материалы, он расписался в экзаменационном журнале за то, что обязуется «не использовать посторонние учебные материалы и другие справочные средства при решении экзаменационных задач».
Подпись. Число. Точка. Все. Больше никаких шпаргалок и помощи из зала. Все мосты сожжены. Отступать некуда.
Суровые и молчаливые, как участники тайного ордена отцов-экзаменаторов, члены приемной комиссии выделили абитуриентам всего час на решение всех тестовых заданий. После чего они, тихо, как тени, растворились в сумрачных углах аудитории.
Вместе с остальными пришедшими на экзамен ребятами Пашка прошел в класс и сел на приглянувшееся ему место у окна с приятным видом на теплую, залитую летним солнцем городскую улицу.
Абитуриенты рассредоточились за партами, и молча, не глядя друг на друга, приступили к работе. Экзамен начался.
Пашка погрузился в работу вместе со всеми. Время, отведенное на решение теста, неумолимо понеслось вперед. Тест неожиданно оказался не таким простым, как показалось в начале.
Пашка уже близок к отчаянию. Отведенный час стремительно подходит к концу, а графы ответов в таблице заданий до сих пор заполнены только наполовину.
– «Ну, спасибо, предки… Удружили!» – в который раз с горечью корит он про себя своих родителей.
А ведь это они говорили ему:
– «Ничего сложного, не бойся! Вопросы будут не сложнее, чем по обычной школьной программе».
«Вот тебе и не сложнее», – думает Пашка, в который раз пытаясь вникнуть в суть вопросов, заданных в экзаменационном тесте.
Но не всё так просто.
Пашкиных знаний для ответов на все вопросы теста явно не хватает.
Тогда Пашка осторожно, в пол-оборота, поворачивается направо и косит глазом в сторону соседней парты. Ему интересно, как там идут дела у конкурентов?
За соседней партой корпит над своим заданием не очень обычная девчонка.
«Экземпляр!» – восторженно  разглядывая соседку, думает про себя Пашка. – «Ей бы в рок-группе выступать, а она – на бухгалтера собралась. Хотя… Тоже, наверное, родительское влияние!»
Девчонка одета в усыпанную блестящими металлическими заклепками черную кожаную куртку. Разноцветные волосы на голове вздыблены ежиными иглами всех цветов радуги. Кроме того, она с головы до ног обвешана цепочками и прочими острыми блестящими металлическими побрякушками. Пашка восхищенно разглядывает её бренчащую при каждом движении экипировку.
«Да уж. Ежик упал в бак с краской а потом заблудился в колючей проволоке.», –  думает Пашка про себя с ироничной усмешкой про свою яркую соседку.
Девчонка, заметив его интерес к своей персоне, недовольно хмурится. Заслоняет от Пашки плечом стол с разложенными на нём листками, – её тест уже почти готов.
«Подумаешь… Тоже мне, тусовщица! А еще «металлисткой» прикидывается. Мальвина!» – злится он про себя на соседку.
Пашка отворачивается от соседней парты. Его расстраивает, что девчонка решила, что он хочет у неё списать.
«Очень надо, – сердится он – списывать у таких! Мы и сами с усами!»
Но  на душе у него сейчас скребут кошки и настроение довольно кислое.
Пашка очень недоволен своими результатами. А что делать? Вот если бы не его лень, так мешавшая ему в течение всех семи школьных  лет, он бы сейчас показал этой разноцветной кукле в заклепках за соседней партой, всю свою интеллектуальную мощь.
 «Интересно,  как  будет теперь точнее сказать про мою работу? –  с тоской думает  Пашка,  разглядывая незаполненные строки для ответов своего задания. –  Тест наполовину полон или  тест наполовину пуст?!»
За пересечениями черных линий таблиц и пронумерованными столбиками вопросов, как тайные знания древних цивилизаций, смутно угадываются тени правильных  ответов – имена героев классической литературы, исторические даты и прочие премудрости школьной науки.
Но эти знания угадываются так смутно, что не складываются в Пашкиной голове в стройную систему четких  правильных ответов.
Пашка тяжело вздыхает, зачем-то переворачивает листок с задачами на обратную сторону. Внимательно рассматривает её. Подсказок нет… Обратная сторона листа чиста и  белоснежна,  как альпийский снег на рассвете.
Убедившись в отсутствии там ответов на свои вопросы, Пашке ничего не остается, как перевернуть листок с тестом обратно.
Он с отчаянием смотрит на незаполненные пункты таблицы.  Незаполненных  по-прежнему  больше, чем заполненных.
Пашка поворачивает голову в сторону  окна, с грустью смотрит на улицу.
Внезапно его внимание переключается на происходящее совсем рядом, и  не сильно примечательные на первый взгляд, события.
Пашка понимает, что не только ему одному сегодня приходится туго в этом жестоком мире.
В оконное стекло класса с монотонной безнадежностью устало бьется большая черная муха.
–Ж-ж-ж-ж… Бумс! Ж-ж-ж-ж… Бумс!
Отчаянно  всем телом, бьется муха об невидимую преграду. Пашка уже некоторое время внимательно наблюдает за  тщетными попытками упрямого насекомого выбраться на волю, и даже начинает сердиться на это бестолковое создание.  – «Ну, давай же, давай! – нетерпеливо подгоняет он муху про себя. – Еще чуть выше, и там – приоткрытая форточка,  а за ней – свобода!»
Он видит то, чего не видит она. Рядом с тем местом, где муха безуспешно пытается пробить своим телом толстое стекло, находится приоткрытое форточное окно.  
Соседка справа громко отодвигает стул. Встает со своего места, собирает с парты листки своего задания и начинает пробираться к выходу. По пути она быстро заглядывает в Пашкино задание. Пашка показывает ей кулак. Презрительно фыркнув, девочка победно задирает нос. Сосед оказывается не только грубиян, но и полный неуч. В его тесте – сплошные пробелы и незаполненные графы.  Девочка гордо несет свои работы на стол приемной комиссии, побрякивая на ходу всеми своими цепочками, заклепками  и металлическими браслетами.
Пашка осматривается по сторонам. Аудитория стремительно  пустеет. Пашкины соседи по партам, более продвинутые в знаниях, уже сдают работы и тихо выходят из класса.
Члены экзаменационной комиссии тоже начинают понемногу расходиться. Вскоре за учительским столом у доски остается всего два экзаменатора. Учитель – мужчина со строгим выражением лица и молодая девушка-студентка. В классе становится совсем тихо. Скучно пахнет раскрошенным мелом и мокрыми тряпками для вытирания доски.
Пашка остается совсем один, – самый последний из всех пришедших  час назад на экзамен школьников.
Он понимает, что проиграл сегодняшний бой. И только личное  упрямство пока не позволяет ему признать этого проигрыша.
Муха  продолжает упорно биться  в том же месте, где и час назад, все с тем же нулевым результатом… Просторы солнечной улицы по-прежнему недосягаемы для неё, но она упрямо не замечает раскрытую неподалеку  форточку.
Пашка  не выдерживает – с выражением нетерпеливой  досады на лице делает резкое движение в сторону окна, мысленно негодуя  на муху за нерасторопность и тугодумие: «Ну что за глупое создание! Неужели так тяжело взлететь немного повыше! Сколько можно повторять одну и ту же ошибку!»
Мужчина-экзаменатор,  до этого что-то спокойно писавший за своим столом, чутко поднимает голову. Пашка, спохватившись, вновь усаживается на место. У него еще остается пара минут до окончания выделенного на сдачу теста времени.
Экзаменатор с подозрением наблюдает за перемещениями беспокойного абитуриента. Сидевшая рядом с ним помощница – молодая худосочная девушка в больших очках с сильными линзами,  делавшими её похожей на умную стрекозу, тоже внимательно и недовольно смотрит в сторону Пашки. Он  явно задерживает экзаменаторов, и отвлекает их от  скорого и желанного приятного летнего времяпрепровождения.
Не обнаружив у абитуриента шпаргалок и попыток к списыванию,  члены комиссии успокаиваются и вновь возвращаются к своим делам. Девушка  утыкается очками в свой вузовский учебник по ботанике. Преподаватель, беззвучно шевеля губами, как будто приговаривая невидимых двоечников к их двойкам и колам, с недовольным выражением на лице вновь склоняется над столом,  продолжает заполнять  свои бесконечные школьные журналы.
Пашка,  придает своему лицу многозначительную задумчивость, и последним мозговым штурмом пытается проникнуть в глубинную суть поставленных в тесте вопросов.
«Назовите пять отличий в стилистических решениях, используемых при создании  классических литературных произведений, в зависимости от даты их создания».
Пашка в панике сжимает руками  голову, скользит замученным взглядом по строчкам вопросов, пытаясь уловить ускользающий от него смысл.
«Кто только составляет эти тесты? Неужели  есть люди моего возраста способные ответить на все эти вопросы? Наверно это какие-нибудь невероятные супермозговитые ботаники  из другой галактики!»  – отчаянно думает про себя Пашка.
Он  представляет  себе, как могут выглядеть такие «сверх-сверх-разумные ботаники из другой галактики»…
Потом представляет,  как бы выглядел он сам, если бы обладал способностью отвечать на все эти заумные вопросы.
Брр! Картина получается не очень жизнерадостная.
Пашка снова наклоняется над заданием.
«Назовите главные даты исторических событий, предшествующих написанию романа «Война и мир».
Нет, сегодня явно не его день.
Он опять смотрит в сторону мухи.
Мухе  пока везет больше. Она,  наконец, нашла щель в приоткрытой фрамуге окна. Радостно потирая лапками,  муха втискивается в щель форточки и, распрямив крылья, устремляется на улицу.
«Ура! Хоть комуто  сегодня повезло…» – мысленно радуется за муху Пашка.
Но не тут-то было. Муха попадает в очередной переплет, точнее – в паутину, расставленную прямо в середине форточного проема.
«Эх! Вот ведь…» – расстраивается Пашка. Он даже подпрыгивает на месте от переживания.
Загудев, как маленький вентилятор, муха пытается вырваться из липких нитей паутины. К сожалению, от этого она только еще  больше запутывается в коварной охотничьей снасти. На шум появляется  и сам владелец сетей.
Коротколапый  коренастый паук неторопливо выползает откуда-то из темной щели между рамами.  Внимательно подергав лапой за  нить паутины, он убеждается в наличии добычи. Затем, паук уверенно и спокойно направляется к своей непрошенной, но весьма желанной гостье. Приблизившись, не спеша начинает обматывать муху новыми нитями паутины. Паук уверен в себе и явно располагает временем, чего не скажешь о мухе.
Да и  Пашкин  час, выделенный  ему на сдачу  экзамена, тоже вдруг неожиданно заканчивается.
―Молодой человек, время. Прошу Вас сдать Ваш тест.
Пашка отвлекается от  завладевшей его вниманием судьбы мухи. Поворачивает голову на голос. Экзаменатор, мужчина со строгим выражением лица, стоит у Пашкиной парты. Он нетерпеливо протягивает руку за листом экзаменационного теста, официально и несколько равнодушно смотрит куда-то мимо Пашкиной головы.
«Правильно, – думает  Пашка. – Чего ему на меня радоваться? Сколько нас тут таких сидело за этими партами?»
– Пожалуйста! – Пашка протягивает  тест экзаменатору. Тот внимательно рассматривает  незаполненные до конца графы таблицы. Удивленно вскидывает брови:
– Это все? Не густо, молодой человек.
Пашка  виновато пожимает плечами.
Экзаменатор, снисходительно улыбнувшись, констатирует:
            – Ну что ж, Вам видней. Ожидайте результатов экзамена.
– А сколько ждать? – самонадеянно интересуется Пашка.
– В Вашем случае, я  думаю, недолго, – как отрезает в ответ строгий экзаменатор и отходит к своему столу.
Они начинают негромко переговариваться с девушкой, шелестеть страницами  документов, изредка по очереди бросая строгие и неодобрительные взгляды  в Пашкину сторону.
Пашка расстраивается. Все-таки в своей школе он считался не самым последним учеником.
«Ну и ладно!» – пытается он не совсем убедительно успокоить сам себя. – «Жизнь на этом экзамене не заканчивается!»
Пашка опять поворачивается в сторону окна. Там, в солнечном свете прекрасного летнего дня, продолжает развиваться маленькая мушиная  драма.
            Паук, замотав муху плотным коконом паутины, готовится  нанести своей добыче последний ядовитый укус.
«Вот гад!» – мрачно думает Пашка. – «Жалко муху! Наверное, хуже нет, чем умереть в такой солнечный теплый летний день!»
Он сидит и думает, что неплохо бы встать и помочь несчастной жертве. А кто бы помог ему?  Он и сам сейчас находится в не самой лучшей жизненной ситуации.
Учитель-экзаменатор, неожиданно собрав свой портфель, не попрощавшись, молча выходит из класса, напоследок неприветливо хлопнув  дверью аудитории.
«Как-то не очень вежливо», – думает  про себя Пашка и готовится к худшему. Худшее не заставляет себя ждать.
Девушка из комиссии, оставшись одна, еще что-то немного  почиркав карандашом в Пашкином тесте, собирает листки и направляется  в его сторону.
– К сожалению,  согласно количеству  набранных баллов Вашего тестового задания, Вы не подходите для обучения в нашей школе, – говорит она,  раскладывая на столе перед Пашкой результаты своих подсчетов. – У нас очень высокие требования к абитуриентам. Ваши баллы не дотягивают в процентном соотношении до требуемого уровня, – строго добавляет девушка, с чувством легкого превосходства глядя на Пашку сквозь очки.  
Пашка смущенно сопит. Он не любит проигрывать, да и о поражении ему сообщили в   очень уж обидной для его самолюбия форме.
Девушка поправляет на носу свои очки со стрекозьими глазами за мощными линзами, продолжая вежливо и чуть вопросительно на него смотреть.
– А сколько  надо,  в процентном соотношении, чтоб дотянуть  до нужного  уровня? –  угрюмо интересуется  Пашка у «стрекозы».
– В два раза больше, чем в предоставленном Вами тесте, – холодно отвечает та.
– Впрочем, – проявляет она некоторую милость, заметив Пашкино подавленное состояние, – Вы можете попробовать получить среднее образование через экстернат, или, например, в системе профтехобразования. И рекомендую Вам обязательно записаться на подготовительные курсы, чтобы расширить и углубить Ваши знания.
– Профтехобразование? – переспрашивает Пашка. – Это что? В смысле –рабочим на заводе?
– Ну почему только на заводе. Профессии бывают разные… Впрочем, я в этом не очень хорошо разбираюсь. Вот Ваши документы, до свидания.
 Девушка отдает  Пашке  папку с его документами и снова возвращается за свой стол у доски. Утратив к слабому абитуриенту всякий интерес, она опять утыкается  носом в свою ботанику.
– До свидания, – автоматически прощается с ней Пашка.  Забрав документы,  он грустно бредет к выходу из класса. Вдруг он останавливается, неожиданно вспомнив о несчастной мухе.
– Извините, еще одно дельцо.
Девушка с недоумением смотрит на  него.
Пашка быстро подходит  к окну аудитории. Открывает форточку.
Ф-фух-х! Успел!
– А ну отдыхай,  мохнатый! – говорит он и щелчком пальца отправляет склонившегося над мухой паука в сильный нокдаун. Паук отлетает в самый дальний угол окна.  Затем Пашка сворачивает  в трубочку листок своего теста  и разрывает затягивающую  форточный проем паутину.  Ошалевшая от пережитых волнений муха наконец-то вылетает на волю. Неуверенно покачиваясь на просторе солнечной улицы, она расправляет свои примятые паутиной крылья. Затем, сделав несколько тренировочных воздушных пируэтов, муха стремительно улетает в сторону солнца.
– Вот теперь все! – говорит  Пашка  удивленной девушке.
– До свидания! – Он комкает и выбрасывает в мусорную корзину  ненужный ему больше листок с тестом и выходит  прочь из аудитории.
«В системе профобразования… Просто ей говорить о профтехобразовании, сидя в обнимку со своей ботаникой!» – расстроено думает  про себя Пашка, шагая по улице домой.
«Да  может, я и сам  не против профотехбразования!» – говорит он себе вроде как для самоуспокоения.
Но потом, задумавшись,  Пашка начинает прикидывать в голове все плюсы и минусы такого развития событий: «В школу для супер-гениев я в этом году, по баллам не прошел. Да и  мне самому там  не очень-то все понравилось. А что дальше?  Ещё пару лет в своей школе с ребятами. А  потом… поступлю в какой-нибудь технический колледж. А что? Три года и закончу одиннадцать классов, плюс какая нибудь специальность  в придачу. И деньги, говорят, в колледже серьезные на практике платят. Не то, что  студенческая стипендия!  В общем, может все не так и плохо получится. Надо только со специальностью определиться. Стране ведь нужны молодые технически грамотные профессионалы рабочих специальностей! Ну и потом, никто же не мешает поступать учиться дальше. На высшее…Осталось только убедить в этом своих родителей. Представляю, что скажет отец, когда узнает, что я провалил экзамены… А что будет с мамой?!»
Даже прекрасный летний день не мог отвлечь Пашку от этих мрачных размышлений о грядущих семейных неприятностях.
У своего дома на спортивной площадке он видит Юлу.
Вообще-то Юлу зовут Юлием. Это необычное имя досталось ему в связи с увлечением его матери одним из героев древнеримской истории. Самому Юлию его имя категорически не нравится. Он усиленно качает мышцы пресса и плеч, чтоб все проблемы, связанные с этим вопросом, автоматически снимались у потенциальных  оппонентов при виде его превосходящей физической мощи.
Вот и сейчас Юла выполняет упражнения для рук на сваренном из металлических труб тренажере. Эта незамысловатая конструкция заменяет ребятам из дворовой компании, живущим по соседству,  спортивные брусья.
– Здорово, Пашка! – бодро пыхтит Юла, выполняя попеременные жимы  и махи ногами, чередуя их с упражнениями на плечи и локти. На руках у него  щеголеватые белые строительные перчатки с резиновыми пупырышками, для того чтобы  ладони не пачкались и не проскальзывали на ржавом железе тренажера.
– Чего ты такой кислый? На второй год оставили? – Юла делает стойку из выхода силой, и красиво фиксирует ноги в позе «уголок». Пресс у него – что надо.
– Вроде того, только хуже.
Пашка  запрыгивает на брусья с другой стороны тренажера. Выполнив несколько жимов, спрыгивает на землю. Настроения для занятий  у него совсем нет.
– Серьезно! Еще хуже? На третий что ли ?! Ну ты даешь Паха… Не ожидал от тебя! Ты же у нас в классе самый круглый отличник. Круглее не бывает! – удивленно присвистнув, Юла  спрыгивает с брусьев на землю.
– Выходит, бывает, – грустно говорит Пашка, вспомнив свой  позорный провал на недавнем  экзамене и замолкает, тоскливо глядя себе под ноги.
Юла задумчиво играет плечами. В этом году он усиленно тренировал плечи. Плечи у него получились не хуже пресса, – горой! И Юла не без основания гордится этим своим достижением.
– Ну ладно, не томи! Что там  у тебя за проблемы с поступлением? – пытаясь разговорить Пашку, интересуется Юла.
– Да уже нет никаких проблем Юла – с горечью в голосе отвечает своему товарищу Пашка. –Я в  экономическую школу, куда меня предки отправили на сдачу тестов,  не поступил!
– Ничего себе! Ты – не поступил?! Серьезно?! Да даже я бы легко поступил! — Юла  явно озадачен Пашкиной учебной неудачей.
– Ну и куда бы ты поступил? – язвительно спрашивает его Пашка.
– Как куда? – удивляется Юла. – Куда все  пацаны с нашего двора поступают. В это, как его… училище по ремонту и обслуживанию холодильного оборудования. К дому близко, и работа после окончания, – не бей лежачего. Все холодильники в районе – твои. Ну, там, в магазинах, кафе. В общем, нужная специальность!
– И что? Это, по-твоему, получить престижное законченное среднее образование? С холодильным уклоном?.. Ты что, разницу между школой с уклоном и техническим училищем, совсем не понимаешь? – разгорячившись, сердито выпаливает Пашка.
Юла задумчиво хмыкает. Пожимает удивленно своими мощными плечами.
Пашка  пытается разъяснить ему  свою ситуацию:
– Я не поступил в восьмой класс специализированной школы с экономическим уклоном… Чтоб потом, после одиннадцатого, как родители, – на бухгалтерский  учет и управление в вуз поступать проще было!
– Знаешь чего, Паха!  –  Юла задумчиво чешет свою коротко стриженую голову. – Тебе самому-то нужен этот бухучет? Что это за профессия такая? Бухгалтер! Всю жизнь чужие деньги считать. Тебе это надо?
– Ты это моему отцу скажи, – грустно отвечает  Пашка, вспоминая о грядущем неприятном разговоре с родителями.
– Нет, насчет родителей спору нет! Как они решат, так конечно и надо делать. Тем более, что у тебя батя сам бухгалтер. Но ты уже все равно пролетел с этой своей спецшколой. Так что,  давай, планируй пока к нам, в «холодилку». Своя компания. Вместе веселей будет! А дальше – время покажет.
– Ладно, подумаю! Если только отец вечером не прибьет…
– Не боись, Паха, твой – не прибьет!  С отцом тебе  повезло. Бухгалтере.  Не то, что у меня – дальнобойщик. Вот мой – уж как приложит, так приложит!
Пашка согласно кивает головой. Тут ему действительно повезло больше. Хотя и у него с отцом не все так гладко, как представляет себе Юла.
– Ну а если и настучат немного по ушам для воспитания, – продолжал свою мысль Юла, – так  нам  это только на пользу. Крепче будем! Согласен?!
Юла шутя, делает выпад правой, обозначив боксерский удар в Пашкину челюсть.      
Пашка уворачивается и дает Юле крюком снизу. Раззадорившись, несколько минут  они увлеченно боксируют.
Запыхавшись, Юла командует:
– Все, Паха! Брейк!
Друзья садятся  на лавочку у дома. Юла, слегка отдышавшись, оглядывается по сторонам и шёпотом говорит:
– Слушай, да не раскисай ты так! Было б из за чего.Не сдал сегодня сдашь завтра свои экзамены… А лето то проходит… Давай, может, скатаемся сегодня, а? Разрулишь проблемы с родителями, и айда! Проветримся…
Пашка сразу прибодрился:
– А откуда поедем? – так же тихо, осмотревшись по сторонам, спрашивает он. – На «Заводской», я слышал, все «ходы» закрыли.
– Как закрыли, так и открыли! Я другой нашел – на «Восточной». Покажу, – закачаешься!  Никто пока кроме меня не знает. Ну, так что? Поедем сегодня? Или  боишься? –  с подковыркой спрашивает Юла.
– Кто, я?! С чего бы это? – вскипает Пашка.
– Кто вас, бухгалтеров, знает! – продолжает подначивать друга Юла. – Ладно, ладно, шучу. Короче, вечером, как всегда, на «Восточной». Камеру не забудь! Фонарик. Кеды… Ну, в общем, все как обычно. Встречаемся в шесть. До вечера. А то у меня мышцы уже подостыли. Смотри, чтобы как штык сегодня, не опаздывай!
Юла надевает перчатки и вновь запрыгивает на тренажер. Запыхтев, начинает крутить ногами «вертолетик» над брусьями.
Пашка, решительно вдохнув полную грудь воздуха, входит  в подъезд своего дома. Впереди его ожидает  невеселая встреча с родителями.
 
ГЛАВА 2
ДЕЛО О БАНДЕ
РЫЖИХ ДИГГЕРОВ
 
На небольшую улочку одного из районов периферийной части города не спеша въезжает сине-белый полицейский микроавтобус. Он останавливается у небольшого двухэтажного здания с вывеской «ПРОДМАГ №1» над козырьком. Несмотря на раннее утро, возле магазина уже стоит несколько служебных полицейских автомобилей. Тревожным светом вспыхивают синие огни  «мигалок». У входа в магазин скучают в оцеплении, переминаясь  с ноги на ногу,  недовольные ранним подъемом  дежурные патрульно-постовой службы.
Боковая дверь приехавшего автобуса с надписью «Оперативная служба», заскрежетав, отъезжает в сторону. На улицу из салона выглядывает немного  заспанный, крепкого вида мужчина. Он внимательно осматривается по сторонам, зябко поеживаясь от утреннего ветерка, кутается в помятый светло-серого – «мышиного» цвета болоньевый служебный плащ. На улице,  как обычно в такие часы, свежо и прохладно, поэтому приехавший не спешит покидать теплый салон автобуса.
 К автобусу проворно подбегает молодой полицейский. Он тут же узнает известного в управлении МВД специалиста по уголовному сыску, оперуполномоченного капитана Прохина.  Участковый радостно улыбается ему, и, взяв под козырек фуражки, старательно и громко начинает докладывать:
     – Товарищ капитан! Лейтенант Горбунов, старший участковый по одиннадцатому району. Это я обнаружил  подкоп и вызвал патруль на место происшествия, –  молодцевато рапортует участковый, потом, спохватившись, добавляет: – Точнее, мест происшествия – два. Первое – здесь, в  магазине. Второе – рядом, неподалеку, в помещении школьной библиотеки. Есть свидетель.
– Свидетель? – приятно удивляется прибывший сыщик. Поощрительно улыбаясь, он хлопает участкового  по плечу. –  Свидетель, это хорошо, лейтенант. Молодец! Хорошо сработал.
Полицейский вскидывает голову, сияя счастливой улыбкой. Ему приятна похвала такого авторитетного специалиста.
Капитан Прохин, разогнувшись, выбирается  из салона. Начинает прыгать  на месте с носков на пятки, с пяток на носки, разминая затекшие ноги. Неожиданно бьет пару тактов чечетки. Потом выдает еще несколько коленцев, но уже в ритме степа. Может со стороны это выглядит  немного несовременно или несвоевременно, но зато капитан чувствует, как его кровь все быстрее разгоняется по жилам, и свежий утренний ветер уже не кажется ему таким неуютным.
Участковый  с вежливой улыбкой молча стоит неподалеку и терпеливо   ждет дальнейших распоряжений от разминающегося  у служебного автобуса в старомодных танцевальных «па» оперативного волка.
Капитану  «недалеко» за пятьдесят, но он выглядит достаточно моложаво для своего возраста. Как все люди  с его типом лица – «вечный подросток». Коренастый, небольшого роста, с коротким ежиком на голове, с задиристо задранным  по-боксёрски примятым небольшим носом и крепкой челюстью на плотном квадратном лице, Прохин вызывает у окружающих его людей ощущение спокойной силы и правоты в своем деле. Враги уважают его за справедливость. Друзья – за надежность.
Разогревшись, капитан прекращает бить каблуками, быстро восстанавливает дыхание.  Он поднимает воротник и запахивает полы своего плаща. Хлопает себя по карманам на предмет проверки сохранности их содержимого и начинает внимательно оглядываться вокруг.
Осенней листвой шелестят на утреннем ветерке красно-белые ленты ограждения. Несмотря на раннее утро, на месте происшествия  уже вовсю кипит оперативная суета. Капитан с удовольствием погружается в ее атмосферу.
Он любит свою работу, и не зря считается в своем ведомстве одним из лучших специалистов по розыскному делу.
Капитан начинает неспешный обход места происшествия. Участковый почтительно следует за ним. Прохин обходит вдоль всего огороженного лентами безопасности  периметра места происшествия, внимательно смотрит  под ноги и по сторонам. Окурки, мусор, различный строительный хлам, попадающийся на глаза,  пока не дают капитану ни малейшей зацепки для дальнейших оперативных размышлений или следственных выводов.
 По дороге Прохин здоровается с фотографом из криминального отдела, щелкающим направо и налево яркими слепящими глаза вспышками своей камеры.
Капитан отдает  несколько распоряжений стоящим в оцеплении полицейским. Заботливо поправляет криво привязанные к дереву ленточки ограждения. Кормит ванильными сухариками, припасенными в объёмистых карманах его служебного плаща, розыскную собаку, овчарку Гретту.
Не обнаружив  на улице ничего интересного, капитан Прохин обращается к сопровождающему его участковому:
– Лейтенант, идемте, покажите-ка мне теперь место подкопа.
Участковый делает  приглашающий жест рукой в сторону дверей главного входа в магазин. Они вместе поднимаются  по ступенькам небольшого крыльца и входят в помещение магазина. Посередине небольшого торгового зала, возле странной дыры в полу, похожей на лунный кратер из-за вздыбленных обломков кафельной плитки по краям, стоит несколько человек исключительно важного вида.
«Члены правительственной комиссии», – догадывается Прохин. То, что сюда  прибудет важная комиссия «с самого верха», капитану сообщили по телефону  девушки-операторы  из его управления,  когда передавали ему вызов на происшествие. 
Среди стоящих у провала в полу людей, капитан узнает и своего начальника, генерала Скороварова, а рядом с ним – его зама. Рядом еще несколько неизвестных ему, но, судя по внешнему виду, весьма важных чиновников рангом повыше, прибывших сюда прямо из центрального  управления, а может, и из самого министерства.
Там же находится и глава городской управы. Неподалеку  что-то записывает в блокнот и щелкает затвором фотоаппарата  молодая  девушка-корреспондент из местной газеты. Еще один, наспех одетый грустного вида господин, судя по  всему,  является директором ограбленного торгового заведения.  Похоже,  что он прибыл  сюда  прямиком из  своей постели, второпях натянув на себя из одежды то, что оказалось у него под рукой.
Одетый в одни пижамные штаны в полоску, и деловой пиджак накинутый поверх яркой футболки, директор  стоит  на груде битой плитки, валом лежащей вокруг дыры в середине зала, и, нагнувшись над провалом, грустно и растеряно вглядывается в  чернеющую глубину подземного  хода, видимо пытаясь разглядеть  в его  сумраке следы похищенного добра, по его утверждениям, стоящего огромных денег и нажитого непосильным трудом.
«Так! – проникается ситуацией  Прохин. – Плохо дело. Все начальство в сборе. И полицейское, и городское, и центральное. Значит  действительно случилось что-то очень серьезное.»
Но что же могло произойти здесь?
Что заставило всех этих важных людей с утра пораньше собраться в зале небольшого магазинчика в захолустном районе города?  
Взгляд Прохина останавливается на человеке, стоящего немного поодаль от остальной группы и явно отличающегося и внешностью и поведением от всех присутствующих.
Капитан пытается прикинуть, кто бы это мог быть. Не военный, это точно! Внешность слишком … странная. Это пожилой, несуразный, не очень аккуратно одетый мужчина в очках, с огромной лысиной и седой взъерошенной бородой. Прохину сразу бросается в глаза выражение едкого скептицизма во взгляде, с которым старик, стоящий немного в стороне от собравшихся, внимательно наблюдает за перемещающимися с умным видом по месту происшествия членами важной комиссии.
«Профессор», – как следует разглядев пожилого скептика  в очках, определяет про себя его типаж капитан Прохин.  Профессия научила его точно классифицировать даже незнакомых ему людей и раскладывать их типажи в своей голове по понятным только ему одному полочкам. Сколько раз выручало его это  интуитивное умение,  позволявшее ему тактически просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед и предпринимать действия, опережающие на несколько шагов, действия его противников.
Капитан подходит к стоявшим возле пролома в полу и здоровается.
Генерал Скороваров радостно и громко представляет его собравшимся:
– Прошу любить и жаловать, – капитан  Прохин! Лучший оперумолномоченный  нашего управления. Капитан нам это дело на раз расколет! Не так ли, капитан?!
«Лучше бы он  помолчал», – недовольно думает  про себя Прохин.
Он  не очень хорошо ладит со своим начальством. Начальство, отвечает ему  полной взаимностью.
В основном  границы  разногласий капитана с руководством проходят в области несоблюдения строптивым опером внутренних формальностей ведомства и обычной субординации.
Но! Прохин дает хорошие результаты по раскрываемости, и ему за это многое прощается. Члены комиссии улыбаются вежливо, но кисло, видимо не очень-то доверяя способностям какого-то «оперуполномоченного» да еще в непростительном для его почтенного возраста, чине капитана, разрешить волнующую их проблему, из-за которой все они были подняты по тревоге и доставлены в столь ранний час  на эту забытую богом городскую окраину.
Прохин не обращает внимания на эту «кислую» реакцию со стороны высшего руководства. Он привык дорожить мнением тех, кого считал проверенными профессионалами и специалистами, потому как его золотое правило гласит, что только специалист может ценить мнение другого специалиста. А на мнения неспециалистов Прохин старался не обращать особого внимания.
Оставив без комментария риторический вопрос генерала Скороварова, капитан подходит ближе к  краю дыры. Вытянув шею смотрит вниз. Затем легко забирается  на груду битой плитки по краям зияющего отверстия и заглядывает вниз.
Стоявший рядом на кучи битой плитки директор магазина продолжает подсчитывать свои убытки, загибая пальцы уже на руках обеих руках:
– Двенадцать коробок мясных консервов! Десять килограмм конфет! Копченая колбаса. Ящик икры… Всё ушло под землю! А кто за это ответит? Кто будет компенсировать убытки?! –  с преувеличинным трагизмом периодически обращается он в гулкую, зияющую у его ног пустоту подземного хода.
С каждым новым подсчетом количество похищенного товара неизменно  увеличивается.
Не получая ответа на свои риторические вопросы, директор расстроенно  машет  рукой. Одергивает накинутый прямо поверх яркой футболки деловой пиджак. Смотрит  на капитана, видимо, ожидая от него хоть какого-нибудь сочувствия.
            Капитан вежливо молчит, как всегда предпочитая больше слушать и меньше  разговаривать. За свою жизнь он всякого повидал. И всяких… Сейчас он  с интересом  рассматривает  яркую картинку с замысловатой иностранной надписью на футболке директора.
«Супермен спасет мир! Не так ли?» – вопрошает  напечатанный  большими, во всю грудь, разноцветными буквами трафарет слогана на английском языке.
Прохин  на досуге изучает английский.  Он пользуется моментом немного попрактиковать свои знания. С удовольствием отмечает, что легко, без словаря, справился с переводом заковыристо составленного предложения.
            Заметив интерес, проявленный Прохиным к своей одежде, директор стыдливо запахивает полы пиджака. Он понимает, что чувство жалости и оперуполномоченный Прохин ходят в этом мире по разным дорожкам,  сникает головой, и  в безмолвно вопрошающей позе вновь склоняется над чернотой провала.
«Переигрывает» – решает  про себя Прохин.
Мысленно берет директора на заметку. В списке тех, кто не мог бы пользоваться его доверием, после начальства коммерсанты и предприниматели стояли вторым номером.
Капитан внимательно всматривается в глубину лаза. Сразу под залом находится небольшой технический полуподвал. Какие-то трубы и электрические кабели на стенах. До отверстия в полу подвального помещения метра полтора высоты. У края отверстия стоит небольшая алюминиевая лестница-стремянка. Прохин запахивает полы плаща и, осторожно, чтобы не испачкаться, спускается по хлипким ступенькам вниз.
Потолок подвала очень низкий.  Прохин приседает над продолжением подземного хода, пробитого уже в полу подвального помещения. Узкая дыра уходит  глубоко вниз. 
«Взрослому не пролезть» – отмечает про себя Прохин. Вглядывается в темноту. Конец лаза теряется где-то глубоко внизу. Капитан сплевывает  в дыру. Ждет немного. Внимательно вслушивается в пустоту отверстия.
– Метров шесть. Или восемь, – негромко  комментирует  он про себя  результат  своего следственного экспресс-анализа.
– Девять. Девять метров капитан.
К  капитану по шаткой алюминиевой лесенке, приставленной к краю ямы, спускается  старичок, которого  Прохин  до этого определил для себя как профессора. Старичок, с необычной для его возраста сноровкой, легко преодолевает опасный спуск.
– Профессор Левин, – представляется он сыщику. Прохин улыбается про себя, радуясь своему точному попаданию в угадывании профессии незнакомца.
– Член Академии наук в области геологоразведки и геодезии, – продолжает профессор. – Ну и еще, по совместительству, – профессиональный маркшейдер, инженер по проектированию и строительству промышленных объектов подземного размещения. Я замерял  глубину с помощью лазерного измерителя.
Теперь они оба склоняются над  дырой подземного лаза.
– Обратите внимание на стены тоннеля, капитан, – говорит  профессор Левин.
– Видите, как  блестят его стенки. Это связующий раствор. Напоминает смесь цемента и жидкого быстро застывающего стекла.
– А куда ведет лаз? Что там, на дне? – спрашивает  Прохин.
– В том то и дело, что ничего, – с досадой отвечает  Левин. – Просто дно. Пробка. Дальше ход закупорен тем же раствором, что и стены лаза. Глина и какой-то стеклообразный клей вроде эпоксидной смолы.
– А взрывать или бурить не пробовали? – живо интересуется капитан.
            – Взрывать?!   Да Вы что, капитан! – с возмущением отвечает профессор. – Над нами жилые кварталы. Город!
Он сердито указывает пальцем в потолок, низко  нависший над головами.
Прохин  вежливо кивает головой в ответ в знак согласия. Да, да, конечно. Он упустил это из виду.
– Пробовали сверлить, – продолжает  профессор. – Не здесь. В другом месте. Буры не берут этот состав. Ломаются. Очень толстый и прочный слой. Кроме того,  там еще алмазная крошка добавлена.
– Алмазная? – удивляется Прохин, ему становится более понятным интерес правительственной комиссии к этому делу. Спохватившись, он переспрашивает: –  А что значит в другом месте?  Были еще какие-то подобные случаи?
– Да. Было еще три подобных происшествия. Несколько лет тому назад, –  неохотно  отвечает профессор. Заметно, что ему неприятно говорить на эту тему.
– Из государственных соображений эта информация была закрыта, – продолжает он. – Пробовали разобраться своими силами, но возникли новые обстоятельства. И тогда было принято решение подключить Ваше управление.
– Правильное решение. Лучше поздно, чем никогда, – соглашается с ним капитан Прохин, а про себя думает: «По государственным соображениям – закрыли,  а как ответственностью делится – сразу открыли!»
Но вслух он, конечно, ничего такого не говорит. Капитану иногда удается быть дипломатичным. Правда,  не так часто, как  хотелось бы ему самому.
Прохин внимательно осматривает пол у входа в тоннель. Внезапно замечает что-то прилипшее к  самому краю боковой стенки входа. Осторожно берет пальцами привлекшую его внимание находку.  Внимательно рассматривает её, затем бережно заворачивает в свой сложенный вдвое носовой платок. Спрятав свернутый платок во внутренний карман плаща, Прохин начинает наблюдать за тем,  чем занят сейчас профессор Левин.
Тот  бесстрашно  забравшись  по самый пояс  далеко в темную глубину подземного лаза, соскребает с одной из стен узкого тоннеля образцы крепежного раствора.
– Ну что, капитан! – грохочет сверху басом генерал Скороваров. – Профессор Левин объяснил Вам ситуацию? Надеюсь, Вам  уже все ясно!
– Настолько, насколько это возможно в заданных обстоятельствах и с таким освещением, – отвечает капитан снизу.
– Ну а раз так, – пропускает генерал мимо ушей очередную явную колкость своего подчиненного, – хватит Вам там секретничать между собой. Поднимайтесь наверх. Расскажите, что Вы думаете, как специалист розыскного дела,   о сложившейся ситуации!
«Нет покоя от начальства ни на земле, ни под землей» – досадует капитан и поднимается наверх по шаткой  лестнице. Профессор карабкается следом.
– Ну так и что, капитан? – снова громко интересуется генерал, больше  обращаясь к начальству и позируя для газеты. – Когда поймаем злодеев? Вернем покой  любимому городу?! Только давай конкретней! Без всяких там беспочвенных предположений!  А то товарищи из центра беспокоятся, не завелись ли в нашем в городе, под землей, опасные международные террористы? Какие у Вас есть версии по этому происшествию?
Прохин задумывается. Он  догадывается, куда  клонит генерал, и какой  рабочий вариант версии требуется сейчас от него  .
– Ну, если навскидку, – немного подумав,  отвечает сыщик,  – скорее всего, подростки балуются. Диггеры. На это указывает размер лаза и характер похищенного имущества. Я думаю, через недельку мы разберемся с этим вопросом.
По умиротворенному  лицу генерала Прохин  понимает, что попадает в точку.
– Молодец, капитан, – грохочет голосом генерал. – Быть тебе майором! Выдав капитану этот не первый за его жизнь должностной аванс, Скороваров  с довольным видом обращается к членам комиссии: – По результатам предварительного расследования, проведенного совместными силами наших специалистов, возникла версия, которую можно принять за основную.
В данном случае  мы столкнулись с обычным фактом подросткового вандализма. Предположительно действовала группа диггеров. В нашем городе еще, к сожалению,  встречается молодежь, увлекающаяся этим экстремальным видом времяпрепровождения. Не сидится им спокойно по домам, понимаешь! – входит в педагогический раж генерал Скороваров. Он грозит пальцем в потолок, обращаясь к невидимым малолетним правонарушителям, затем продолжает, повернувшись к внимательно слушавшим его членам комиссии: – Знаете, сейчас столько всяких неформальных объединений молодежи развелось! Диггеры, зацеперы,  графитчики  разные. Но наше управление во время пресекает все подобные противоправные действия. Я думаю, в ближайшее время пресечем и эту группировку. Да капитан?
Прохин утвердительно кивает головой в подтверждение слов начальника  управления. Его  лицо невозмутимо спокойно. Он достаточно давно работает в конторе, чтобы  близко к сердцу принимать все, что говорится на брифингах для официальных лиц.
В глазах членов комиссии сквозит  легкое недоверие к словам генерала. Но Скороваров умеет быть убедительным.
Прохин  вежливо раскланивается. Пытается тихонько покинуть место высокого собрания. Вежливо обращается к генералу:
            – Вы извините. Мне  надо поработать со свидетелями.
– Все, что считаете нужным для дела,  капитан! – ласково  рокочет Скороваров и обращается к профессору Левину: – Профессор, надеюсь, окажет нам со своей стороны,  как специалист и официальный представитель государственной группы по научной части, свое полное содействие и поддержку в рамках обозначенной следствием версии случившегося.
– Несомненно, несомненно. Помогу, чем смогу! В рамках официальной версии, – отвечает Левин.
– Ну и отлично! Не будем мешать работе специалистов! – радостно подводит итог генерал. Гостеприимно разводит руками. – А теперь прошу всех за мной! Нас ждет небольшой завтрак! Заодно познакомимся с достижениями нашего управления за текущий год! – обращается Скороваров  к членам комиссии, увлекая их за собой. Замечает отставшего профессора:  – А Вы, профессор? Как насчет завтрака?
Левин поспешно отвечает ему:
– Я, с Вашего позволения, задержусь. Нам с капитаном нужно пройтись по всем  деталям произошедшего.
– Ну,  это как Вам будет угодно, батенька, – «по-интеллигентному» удачно, как ему кажется, шутит генерал, и напоследок кричит, обращаясь уже к стоявшему неподалеку с утомленным видом Прохину:
            – Капитан, для Вас я всегда на прямой связи! Держите меня в курсе всех дел! – Рокочущий бас Скороварова затихает вдали. Хлопают двери служебных автомобилей. Комиссия наконец-то  убывает восвояси.
Прохин  с облегчением мысленно машет рукой вслед генералу и подзывает скучающего неподалеку криминалиста. Разворачивает свой  платок. Протягивает ему свою недавнюю находку.
– Держи вещдок. Аккуратно! Не потеряй. Сразу упакуй в контейнер.
Криминалист внимательно рассматривает подобранный Прохиным образец. Это длинный и жесткий волос рыжего цвета.
– А клиент-то наш, похоже, из рыжих будет, – говорит криминалист. Весело улыбается, рассматривает волос, говорит утвердительно: – Рыжее не бывает!
Профессор подходит  посмотреть на находку.
– Да! Как и в других местах, тоже рыжий! – говорит он.
– Почему в других местах – тоже рыжий?! – начиная раздражаться, спрашивает  Прохин у профессора. – Профессор, престаньте, наконец, говорить  загадками. Я бы хотел знать всю информацию по предыдущим происшествиям. Где они произошли? Что пропало? Свидетели? Почему эта информация засекречена? Я хочу знать все обстоятельства произошедшего!
Профессор внимательно смотрит на Прохина. Спрашивает с вежливой улыбкой на лице:
– Вы уверены, что точно хотите узнать все по этому вопросу?
– Послушайте, профессор! – начинает выходить из себя капитан в ответ на язвительность Левина.
– Товарищ капитан, – торопливо напоминает о себе стоявший неподалеку участковый. – Я как раз по поводу свидетелей…
–Да, лейтенант? – Прохин успокаивается, вопросительно смотрит на участкового.  Потом вспоминает: – Точно! Что там у нас со свидетелем? Где он?
–Она, – поправляет Прохина лейтенант. – Это дежурная вахтерша из школы. Здесь неподалеку. Я не стал приглашать  её сюда. Женщина пожилая. Сильно напугана.
– Понятно. Поехали! –  быстро принимает решение Прохин, и  обращается  к профессору: –  А Вы, профессор? Вы  с нами?
– Да! Да! Конечно! – торопливо отвечает Левин. – Свидетель, это очень важно. До этого, все подобные случаи происходили без свидетелей. И продолжим нашу беседу чуть позже, капитан.
Прохин согласно кивает ему головой.
Они  быстро идут к выходу из зала. Участковый торопится следом. Впервые за всю службу на его «скучном» участке происходит столько важных и интересных событий.
Здание школы находится совсем рядом, на соседней улице, расположенной неподалеку от ограбленного магазина.
Приехав в школу, Прохин и его спутники сразу проходят в помещение школьной библиотеки. Вход во второй туннель находится там. Дыра подземного лаза  зияет прямо между длинными рядами заполненных книгами стеллажей. Вокруг отверстия валяются разбросанные книги с порванными страницами и куски цементного пола вперемешку с осколками битой напольной плитки.
 Участковый представил Прохину свидетельницу происшествия, случившегося ночью во время её дежурства.
Это дежурная вахтерша, зовут ее Клавдия Петровна. Этой ночью как раз было её  дежурство, и именно она стала нечаянной свидетельницей странного происшествия, случившегося в школьной библиотеке. Пожилая женщина испуганно вздрагивает, вспоминая кошмар пережитой ночи.
Сбивчиво рассказывает капитану про свое ночное приключение.
– Я в этой школе десять лет уже работаю, – рассказывает Клавдия Петровна. – Как вышла на пенсию, так сразу и устроилась сюда на подработку. Шумновато мне здесь конечно показалось  поначалу, дети у нас нынче  ой, какие шумные, не то, что раньше, но потом ничего, привыкла. А когда перешла в ночные вахтеры, так и совсем красота. Сижу себе целую ночь одна, сама себе хозяйка.  Хочу носки вяжу, хочу кроссворды разгадываю.
– Значит, этой ночью Вы были в здании школы совсем одна? – перебивает словоохотливую вахтершу капитан.
– Ну почему одна. С  Васькой, – с улыбкой отвечает та.
– С Васькой? – переспрашивает капитан. – А он Вам кто? Внук? Муж? Знакомый?
–Ой, уморил! – вахтерша машет рукой на Прохина. – Знакомый!  Васька –это наш школьный кот. Он  вместе со мной по ночам дежурит. На полном казенном довольствии.
– Ага, понятно. Васька, это значит Ваш школьный кот. А при чем здесь вообще  кот? – с сердитой озадаченностью спрашивает у вахтерши   капитан,  делая  в своем блокноте какие-то пометки.
– А при том, – сердито отвечает она ему. – Васька их и обнаружил по началу. Этих… Господи, помилуй! Даже не знаю сама кого, – испуганно креститься старушка, начинает дрожать всем телом, вспоминая  ночной кошмар.
– Клавдия Петровна, Вы ближе к делу, – успокаивает вахтершу стоящий рядом участковый.
– Значит, преступников обнаружил Ваш кот Васька? – спрашивает опять Прохин.
– Ну да, Васька, – отвечает ему Клавдия Петровна. – Здание старое. Район тоже. Вот мыши в школе и озоруют по ночам. Пособия грызут. Книги. Глобус в кабинете географии недавно так погрызли, что теперь не поймешь где там Африка, а где Австралия.
– Ближе к делу, Клавдия Петровна, – нетерпеливо торопит старушку Прохин.
– Ну, в общем, сижу я, вяжу носки. Слышу в библиотеке какой-то шум. Вахта у меня аккурат рядом с библиотекой на первом этаже располагается. Ну, думаю, совсем нет спасу от этих мышей. Зову Ваську. Он, паршивец, на втором этаже любит сидеть. У аквариумов. На рыбок любуется. Ну, беру его за шкирку и бросаю за дверь библиотеки. Пускай, думаю, наведет там порядок… А он как завопит оттуда от страха…. Сердешный! – старушка вдруг начинает рыдать в полный голос.
Стоявший у полок профессор Левин отрывается от изучения корешков книг, приносит ей стакан воды.
Та жадно пьет, немного успокаивается, затем продолжает:
– Слышу, начинает орать мой Васька в полный голос. Да так жалостливо, что у меня аж мурашки пошли по телу. Что ж там, думаю, такое творится? Хватаю биту…
– Что? – переспрашивает капитан, прекращает записывать и с удивлением вперивает взгляд в вахтершу.
– Биту. Ну, это такая палка деревянная. Вроде как для игры в лапту. Только не нашу, а американскую. У нас все дежурные вахтерши в школах теперь с битами дежурят. Для спокойствия. В нашем районе  не только мыши по ночам озоруют.
–Ага, – кивает головой капитан. – Понятно. Ну и что дальше было, Клавдия Петровна? После того как Вы биту схватили?
– Вбегаю в библиотеку! Кто здесь моего Ваську обижает?! И вижу этих двоих… Один между полками шурует, второй из норы выглядывает и вниз все куда-то складывает.
– Что передает? Куда складывает? – спрашивает озадаченно капитан у стоящего рядом участкового. Тот грозит кулаком вахтерше.
– Разве здесь что-то украли, лейтенант? – строго спрашивает Прохин у покрасневшего от смущения участкового. – Я думал, они по ошибке сюда ход пробили. Перепутали направление.
– Да тут какая-то чепуха полная. Мы и говорить не хотели, что что-то пропало. Ничего ценного.
Участковый  мнется, вопросительно смотрит на капитана.
– И что здесь могло пропасть? – недоумевающим взглядом Прохин обводит помещение библиотеки.
– Книги они украли, эти разбойники, – опять встревает в разговор Клавдия Петровна. – У нас тут старый фонд лежал на выброс, так они его весь выгребли. А совсем новые книги даже не трогали. Только старые. Из советских времен которые еще  были.
– Н-да, – задумчиво чешет карандашом голову Прохин. – Что Вы на это скажете, профессор?
– Я бы как раз хотел с Вами обсудить эту тему в более конфиденциальной  обстановке, – отвечает ему Левин.
– Хорошо, – говорит ему сыщик и вновь обращается к вахтерше: –  Итак, Клавдия Петровна, что произошло дальше, после того, как Вы забежали в помещение библиотеки?
– Который наверху был – подбегает ко мне. Я ему хотела битой по зубам, а он меня за руку схватил. Биту своими клыками пополам… А меня об стенку после так приложил, что я сразу сознание потеряла. И дальше ничего не помню.
– Простите, – растерянно спрашивает дежурную Прохин. – Вы сказали, перекусил биту пополам?
– Перекусил. Вон в углу обломки валяются.
Пронин подходит к месту, на которое указывает Клавдия Петровна.
Поднимает с пола обломок бейсбольной биты. Толстое дерево явно не сломано, а как будто перекушено  пополам большими гидрокусачками для резки по металлу.
– Клавдия Петровна,  а Вы хорошо себя чувствуете? – заботливым докторским голосом спрашивает у старушки Прохин.
–Чего уж тут хорошего, касатик. Столько всего за ночь пережить пришлось! – снова начинает причитать она.
– Понятно. Ну а как выглядели преступники? Какого роста были? Цвет волос? Какие-то особые приметы, кроме зубов, перекусывающих биты, у них были? Вы хорошо их разглядели?
– Как тебя сейчас вижу, – отвечает вахтерша. – А особая примета у них одна!
– Какая же, Клавдия Петровна? – с ласковой интонацией в голосе,  как у доктора психиатрической клиники, спрашивает капитан.
– Не люди это вовсе были, а крысы здоровенные. Рыжие, и на задних лапах, как кенгуру. И  еще, на головах у них такие шапочки были с антеннами. В общем, не дай бог мне еще такое увидеть. Васька после этого случая совсем малохольный стал. Лежит теперь наверху, глазами водит испуганно  и даже на рыбок не реагирует.
Прохин закрывает свой блокнот. Вопросительно смотрит на профессора.
– Да, капитан, –  отвечает тот, прочитав в глазах Прохина немой вопрос. – Вот именно про это я и хотел поговорить с Вами. А официальную версию оставим для Вашего шумного начальника и остальных членов правительственной комиссии.
 
 
 
ГЛАВА 3
СЕМЕЙНЫЙ СОВЕТ
 
     Острозубое чудовище, с враждебным урчанием, притаилось совсем рядом, за углом, в темном сумраке каменного тоннеля.
     Пашка слышит его тяжелое, злобное дыхание. Ядовитая слизь покрывает стены и пол коридора, холодно поблескивая в таинственном полумраке. Пашка совершает быстрый бросок вперед… С разворота на ходу вскидывает ствол  оружия… Выстрел! Перезарядка. Выстрел!
     В лицо летят брызги липкой зеленой крови. Куски склизкой плоти, как сырые котлеты о сковороду, шлепаются о плиты каменного пола. Чудовище  с утробным ревом бьется в агонии у Пашкиных ног. Он легко перепрыгивает через поверженного монстра и продолжает свой бег по тоннелю. Коридор заканчивается ржавой металлической дверью. Что скрывается за прочной стальной поверхностью? Сколько еще опасностей подстерегает Пашку на этом уровне?
     Входная дверь квартиры громко хлопает. Пашка вздрагивает от неожиданности.
«Папа пришел, – догадывается он. – Сейчас начнется!»
Пашка тяжело вздыхает. Закончилась его короткая передышка перед бурей …
     Теперь игра больше не привлекает Пашку. Он выключает компьютер. Монитор гаснет. Окно в таинственный мир инопланетного подземелья закрывается… Здравствуй, суровая реальность!
     – Паша, – раздается за дверью Пашкиной комнаты тоненький голосок его младшей сестренки Веры. – Паша! Иди скорей. Тебя мама с папой ждут, – хитро улыбаясь, продолжает она, осторожно заглядывая в щелку двери Пашкиной комнаты. По угрюмому выражению Пашкиного лица сестренка понимает, что лучше ей сейчас держатся от брата подальше. Маленькая непоседа испуганно ойкает, и, передав свое важное «правительственное сообщение»,  быстро убегает в большую комнату, под надежную защиту родителей.
     «Вот вредина, – про себя сердится  Пашка.– А родители! Стратеги, тоже мне. Разведчика подослали...»
В возникшей ситуации он сразу начинает мыслить боевыми категориями. На войне, как на войне!
     – Павел! – следом за сестрой настойчиво вторит из большой комнаты громкий мамин голос. – Выйди, пожалуйста, нужно поговорить!
     Пашка, понурившись, выходит из своей комнаты.
     Семейный совет в полном составе собрался за столом в большой комнате.
     Мамино место – в центре стола, «в президиуме». Она как всегда работает. Внимательно перебирает какие-то документы на столе, что-то печатает на своем ноутбуке. Пашкина мама, Мария Степановна Герасимова, работает старшим экономистом в государственном банке, а папа, Андрей Иванович Герасимов, бухгалтером в том же банке.      Вместе они представляют собой крепкую и счастливую семью бухгалтерских работников.
     Папа Герасимов  находится здесь же в комнате.
     Ему уже все известно о Пашкиной утренней неудаче с экзаменами. Папа, заложив руки за спину, взволнованно ходит из угла в угол, меряя шагами просторы большой гостиной.  Сурово нахмурив брови, он кутается в свой любимый домашний халат, наброшенный, как тога римского полководца, на одно плечо. Выглядит он вполне воинственно, только на папином халате, как будто в насмешку над нарастающим драматизмом момента, несерьезно резвятся нарисованные герои диснеевских мультиков. Пашка понимает, что пестрая несерьезность папиного халата обманчива. Сам папа сейчас настроен очень серьезно. Он готовиться произнести воспитательную речь.
На подоконнике, в  стеклянном шаре круглого аквариума, шевелят разноцветными плавниками и пускают воздушные пузыри розовые рыбки –гуппи. Они толкаются, спешат занять лучшие места в своем театре-аквариуме. Уже устроившиеся в первом ряду гуппи с любопытством глазеют из-за стекла на собравшихся,  –  ждут начала семейного «представления».
     Соблюдающая семейный нейтралитет такса Матильда забралась под книжный шкаф. Её сердце разрывается от переполняющих её противоречивых собачьих чувств. Она очень не любит моменты,  когда хозяева вдруг начинают громко между собой разговаривать. Матильда преданными глазами смотрит из-под шкафа на Пашку. Дипломатично  вздыхает. Ты уж потерпи немного брат! Папа с мамой  ничего плохого  не сделают.  А потом мы вместе пойдем  гулять! – напоминает она, прищуривая на Пашку из под шкафа свои шоколадные глаза-бусинки.
     «Мотька – человек!» – растроганно думает про свою любимую таксу Пашка. – «Только она одна меня и понимает!»
     Матильда ободряюще машет ему из под шкафа своим куцым хвостом-веточкой.
     Пашка медленно проходит к столу и останавливается в раздумье. Садиться ему или пока лучше постоять? Ближе к двери, ведущей из комнаты, он чувствует себя более безопасно.
     Папа разрешает эту дилемму волевым порядком, подходит к Пашке и категорично указывает рукой на стул.
     – Садись, Павел, разговор у нас с тобой будет серьезный.
Пашка садится.
     – Ну что, Павел? – начинает папа издалека. – Расскажи нам, как твои дела? Как успехи в новой школе?
Пашка, насупившись, молчит и краснеет ушами. Увы, похвастаться ему сегодня особо нечем.
– Выходит, нечего тебе нам сказать? И чем ты все время в комнате у себя занят? Почему тебя не дозваться?! Наверное, какие-то важные дела у тебя там? – с притворным простодушием продолжает расспрашивать отец.
Пашка согласно кивает головой. Да, да, конечно, хватает у него важных дел. Папа наклоняется совсем близко к Пашкиному лицу. Внимательно смотрит ему в глаза. Пашка отворачивается и отводит глаза в сторону.
Папа, с интонациями «злого следователя» из полицейских фильмов в голосе, продолжает напирать на Пашку, закидывая его своими обличающими вопросами:
– Важные дела, говоришь? А я знаю, что за важные дела у тебя там! Ты там  играешь! Признавайся, что играешь!
Пашка, не зная, что ответить, отрицательно мотает головой. Потом, немного подумав и вздохнув, опять кивает головой, на это раз утвердительно.
 Конечно, он и играет тоже. Ну а кто теперь не играет?
Папа, с горьким разочарованием на лице, как будто подтвердились все его самые худшие предположения, говорит Пашке  с горечью в голосе:
– Так я и знал! Играешь!
Он отходит к окну. Некоторое время,  стоит, молча смотрит на улицу. Нервно барабанит пальцами по подоконнику. Сердито жует губами. Заметно, что папа начинает потихоньку закипать от негодования.
Диснеевские зверушки на папином  халате, прекратив свое безмятежное веселье, притихнув в ожидании надвигающейся бури, кажется,  делают с халата Пашке предупредительные знаки всеми своими руками, хвостами и крыльями: «Будь острожен! Не буди лихо!»
Пашка и сам бы рад. Но буря уже посеяна. И он, понурившись, готовится пожать свой невеселый урожай.
Сонные гуппи замерли, выстроившись в ряд в своем аквариуме, неторопливо обмахиваясь веерами своих плавников, с любопытством ожидают продолжения событий.
Продолжение не заставляет себя ждать. Папа кивает головой, принимая окончательное решение…
С суровым видом он оборачивается к Пашке и грозным голосом произносит:
– Ну вот ты и доигрался!  Если не понимаешь по-хорошему, дальше будем разговаривать с тобой  по-плохому!
От грозных раскатов папиного голоса гуппи в аквариуме и Матильда под шкафом тревожно замерли в тревожном ожидании, как перед раскатом грома, который должен последовать сразу за вспышкой яркой молнии.
Мама, до этого момента не проявлявшая желания вмешиваться в воспитательный процесс, отрывается  от своих бумаг. С неодобрением качает головой, осуждая резкий педагогический «выпад» Андрея Ивановича.
– Андрей! – спокойно  говорит она, обращаясь к мужу. – Давай по существу, пожалуйста. Спросил бы лучше у сына, что у него с экзаменом? Почему он не сдал тест?
Папа, нахмурившись, замолкает. Он не любит, когда его прерывают. Однако так повелось в их семье, что последнее слово  всегда остается за мамой. Папа строго смотрит на маму. Мама, спокойно улыбаясь, смотрит на папу. Родители некоторое время молча сверлят друг друга глазами, никто не хочет уступать – выдерживают характер.
Пашка исподлобья тихонько наблюдает за борьбой семейных авторитетов. Конечно, ему достались не самые плохие папа с мамой. Но, как и все взрослые, они не лишены некоторых недостатков.
Взять хотя бы их идею фикс сделать из Пашки  бухгалтера.
А Пашка жутко не любит всякую цифирь-математику и прочие точные науки. И вообще он по своему характеру недостаточно внутренне организован для такой ответственной и  усидчивой работы. Но как это докажешь родителям, которые считают, что им самим лучше известно, что интересно и нужно в этой жизни их детям, а что нет.
Младшая сестра, Вера, сидит за столом рядом с мамой, и тоже с осуждением глядит на своего непутевого старшего брата.
Пашке кажется, что даже её смешные косички сейчас осуждающе топорщатся в его сторону. Он незаметно показывает сестренке язык. Вера тихонько пихает его ногой под столом. Пашка несильно своей ногой  толкает сестру в ответ.
Папа замечает этот «обмен любезностями» под столом.  Оживляется.
– Вот, – торжествующе говорит он маме, радуясь скорому подтверждению своих  выводов относительно Пашкиного поведения. 
– Вот, Маруся! Полюбуйся!  Посмотри, кого мы с тобой вырастили! Четырнадцать лет человеку, а ума – как у семилетнего ребенка!
– Я не ребенок! – сердито пищит из-за стола возмущенная Вера,  принимая папины слова на свой счет. – Мама!  Скажи папе! Я уже в первом классе учусь! – Вера всерьез собирается плакать.
– А теперь все угомонитесь,  пожалуйста, – мягко настаивает мама, гладя Веру по волосам. 
Затем строго обращается к папе:
– Ну зачем ты так,  Андрюша! Зачем так категорично? – она кладет руку на плечо Андрея Ивановича,  пытаясь успокоить  мужа. Тот, по инерции, еще продолжает ворчать и греметь, но уже как проходящая стороной гроза ворчит, грохочет  и сверкает  молниями  где-то вдалеке, на безопасном для жизни расстоянии.
Папа, наконец, совсем успокаивается. Немного смягчившись, с досадой машет рукой, садится и, скептически улыбаясь,  смотрит на маму. Мол, посмотрим, как ты сама сейчас со всем этим справишься.   
По своему характеру Андрей Иванович человек строгий, но не злой. И уж конечно, точно никакой он не «злой следователь»…  Даже наоборот, он вообще не любит никого воспитывать. По его мнению, в силу своей принадлежности к классу существ мыслящих, все люди, с самого рождения, должны совершать только правильные, осмысленные  поступки. А того, кто так не делает, воспитывать бесполезно, и со временем, такой человек  сам себя накажет.
Правда, эти идеалистические представления не мешают Андрею Ивановичу дома  быть строгим отцом, а на работе – ответственным работником бухгалтерии.
Мама дождалась, пока все затихнут, и повернулась в сторону Пашки:
– Сейчас Павел нам сам все расскажет.
Папа опять саркастически фыркает. Театрально складывает на груди руки, с преувеличенным вниманием наклоняется в Пашкину сторону, мол, что он нам тут еще соврет, и с иронично нетерпеливым видом начинает ждать  Пашкиных объяснений.
Пашка в смущении краснеет и еще ниже опускает голову.
Мама спрашивает Пашку:
– Павел, объясни нам, наконец, что произошло? Почему ты не смог сдать вступительный тест?  Неужели задание было таким сложным?
Пашка еще больше краснеет, ниже наклоняет голову. Начинает  бубнить себе под нос разные оправдания, и даже сам местами в них верит.
– Да нет, не сложный… Тест, как тест… Просто, я время не рассчитал. Вопросов было много, а времени мало.
– Времени ему было мало! – не выдержав, опять возмущенно  вступает в  разговор отец. – Нет! Вы посмотрите на него, времени ему не хватило! В компьютер играть и собакам хвосты крутить – времени достаточно, а как для дела, сразу времени нет! Смотри Павел… Пропадешь  без высшего образования под забором!
Пашка возмущенно сопит  носом, бормочет в ответ:
– Чего сразу под забором?
– А чего ты еще можешь ждать?! – гремит военной медью голос отца. Он опять завелся, несмотря на все усилия мамы провести переговоры в  мирном русле.
– Ты что, сам не понимаешь, что впустую тратишь свое  самое драгоценное время жизни! Сейчас, пока ты молод, свободен от всяких забот, именно сейчас тебе надо успеть всему научится, узнать как можно больше, получить  образование. Потом просто будет уже некогда!
–Ага, учиться! – не выдерживает, как ему кажется, несправедливых родительских нападок, и переходит в контратаку Пашка.
– Чтобы стать как вы бухгалтером и всю жизнь считать чужие деньги?!
– Кто тебе это сказал?! – возмущается папа Герасимов. –  Только не говори мне, что  эта мысль самостоятельно пришла тебе в голову! Вот всякие глупости слушать и запоминать ты можешь! А  как простейший тест решить, – сообразительности не хватает!
Пашка, насупившись и упрямо поджав губы, втягивает свою голову в плечи. Кто тянул его за язык перечить родителям?
Но безропотно слушать очередное напоминание о его неудаче на сегодняшнем экзамене было невыносимо.
Папа опять находится в ораторском ударе. Теперь он обращается к Пашке с несколько преувеличенным театральным пафосом в голосе:
– Считать чужие деньги?!  Да ты знаешь, что бухгалтер – это самая важная профессия на свете!
– Да, слышал я уже про это, – с досадой отмахивается Пашка, ругая себя, что вообще затронул эту тему.
– Что ты слышал?! – возмущается папа. – Маруся,  он слышал!
     – Андрей, по существу, пожалуйста! – строго напоминает мама отцу.
– А я по существу, – запальчиво говорит отец  и повторяет еще раз в категоричной форме:  – Бухгалтер – это самая важная профессия на свете!
– Даже важнее,  чем космонавт? Даже важнее, чем артист в кино? –   хитро спрашивает у отца Пашка, мысленно радуясь при этом,  что разговор о воспитании и перспективах его печального будущего плавно перетек в область спора о приоритетах в профессиональном образовании.
– Да!  Даже важнее, чем  артист и космонавт! – запальчиво отвечает  ему папа. И уже обращаясь ко всем громким голосом декларирует.
– Да вы вообще знаете, что без  бухгалтерского учета и планирования,  невозможно выполнить ни одной научной, военной и вообще любой другой задачи, ни одного проекта! Везде во главе угла стоит именно бухгалтер!
Сестренка прыскает в кулак. Паша с трудом удерживает серьезное выражение на лице. Мария Ивановна любуется своим мужем.
– Ну, уж прямо и так, Андрюша? – с ласковой улыбкой говорит она.
– Да, представьте себе! – торжественно  продолжает папа. – Ни один космический корабль никогда не долетит ни до какого Марса без предварительного планирования полетного бюджета и правильно составленной сметы транспортных и продовольственных расходов.
А экономическое обоснование при составлении общей внутрибюджетной стратегии на первоначальной стадии предполетной подготовки, это что, по-вашему, совсем неважно для успешной подготовки дальнего  космического путешествия?!
Папа внезапно  замолкает. Задумывается. Его взгляд скользит куда-то вверх,  под самый потолок. Похоже, папу настигло бухгалтерское озарение. С ним это иногда случается. Папа шевелит губами, что-то высчитывая  в уме. Наверное, составляет про себя смету  космического путешествия.
Пашка вежливо кашляет в кулак. Вера громко зевает. Мама громко стучит стулом об пол. 
Папа, очнувшись, смотрит на обращенные к нему лица домочадцев, спохватившись, смущается, и несколько скомкано заканчивает свою торжественную речь:
– Вот так. А ты говоришь, что бухгалтер – неважная профессия! Да на нас, бухгалтерах, Земля держится! – подытоживает разговор Андрей Иванович.
– Да, –  соглашается с папой  мама.  – Поэтому, Андрей, мы сегодня с тобой кровь из носа должны закончить  квартальный годовой отчет.
Папа согласно кивает Марии Ивановне головой. Они ласково смотрят друг на друга, целуются. Мама кладет на стол папку с бумагами. Папа открывает крышку ноутбука.
Пашка облегченно вздыхает. Острая фаза семейного «разбора полетов»  осталась позади. Теперь надо  решить еще несколько тактических задач и попытаться без потерь покинуть поле семейного боя, – получить разрешение на вечернюю прогулку с Юлой.
На помощь неожиданно приходит Матильда. Она начинает нетерпеливо лаять из своего убежища. Напоминает хозяевам, что её время «потерпеть» подходит к концу.
– В общем так, Павел – задумчиво говорит отец, быстро подводя итог семейной воспитательной беседы. Он  уже весь с головой находится в любимой работе, что-то быстро печатая на клавиатуре, и разговаривает с  Пашкой между ударами по клавишам, не отрываясь от компьютера:
– Я, конечно, не хочу настаивать на твоих профессиональных предпочтениях. Как ты сам решишь, так тому и быть. Но поверь, мы с мамой  желаем тебе только  самого лучшего. Да, Маруся? – спрашивает он сидящую рядом с собой маму. Та, улыбнувшись, согласно кивает мужу.
– Экономическое образование – верный кусок хлеба! – говорит папа, быстро щелкая по клавишам ноутбука. – Прочная база для какой-нибудь другой профессии, которую ты потом захочешь получить. Послушай моего совета, – говорит папа  попадая голосом в ритм ударов  своих пальцев по клавиатуре, – основанного на личном жизненном опыте! Поступай на экономический! Не прогадаешь! Бухгалтерия первична! Все остальное  – вторично! – как будто песню допев, заканчивает он свою мысль. Ставит в печатаемом тексте последнюю громкую точку клавишей, смотрит поверх крышки ноутбука на Пашку. Слушает ли его Пашка?
Пашка внимательно слушает…
Папа кивает головой, опять возвращается к клавиатуре, продолжает дальше  быстро печатать, развивая план будущих действий:
   – Завтра я поговорю с руководством  твоей новой школы. А я верю, что скоро она действительно станет твоей школой! Объясню им, как смогу, причины твоей сегодняшней неудачи. Потом ты пересдашь тест. И не смотри на меня так! Пересдашь. И больше никаких игр! Пора становится взрослым, сын! Понимаешь меня? – строго спрашивает папа у Пашки.
   – Да понимаю, – с готовностью соглашается тот с отцом. – Я уже и так почти не играю…
   – А надо совсем прекратить! – настаивает на своем отец, внимательно смотря в экран монитора, выискивая в напечатанном тексте возможные ошибки и опечатки.
   – Конечно, папа, – быстро соглашается с ним Пашка. И делает это так убедительно, что  даже сам начинает верить, что легко сможет выполнить это непростое обещание.
   – Вот и хорошо! – говорят папа с мамой. Поднимают головы от своих бумаг, смотрят на него с улыбкой. Они рады завершению сложного разговора, чуть не разросшегося до семейной ссоры. А Пашка-то  как рад!
Розовые гуппи  на окне тоже радуются вместе со всеми. Беззвучно аплодируют  своими плавниками и хлопают большими сонными глазами из прозрачной глубины театра-аквариума.
Матильда счастливо лает из-под шкафа. Она тоже довольна, что все закончилось хорошо, и  они с Пашкой наконец-то могут пойти погулять. Надышатся полной грудью свободой летней улицы.
Мама выходит из-за стола, подходит к Пашке, и, целуя его в макушку, говорит ласково:
   – Надеюсь, ты все понял из сегодняшней беседы, Павел! Не будем больше расстраивать друг друга? – добавляет она уже более строгим «маминым» голосом. – И выведи, наконец, Матильду погулять во двор. Посмотри, совсем собака извелась.
     Беседа завершена. Родители  возвращаются к своим документам, с головой погружаются в  работу.
     Вера исподтишка показывает Пашке язык. Она довольна, что не только ей одной достается от родителей за  плохое поведение.
     Пашка тайком показывает сестре кулак. Вере всего семь лет, но у неё очень сложный характер и она иногда может вывести из терпения кого угодно.
Матильда уже сбегала в коридор и принесла оттуда в зубах свой поводок с ошейником. Положив все это свое собачье снаряжение у ног хозяина, Матильда нетерпеливо тянет за собой Пашку за штанину в коридор, на выход. Таксе уже совсем не терпится вырваться на улицу.
Пашка  надевает собаке на шею  поводок, и,  еле удерживая рвущуюся на свободу стремительную таксу, нерешительно топчется на пороге комнаты. Ему надо  задать свой последний очень важный вопрос, и он спрашивает, обращаясь к занятым своими делами родителям:   
– Пап? Мам?  Можно я вечером немного погуляю?
Папа отрывается от документов, смотрит на него рассеяно. Отвечает:  
– Только недолго. Помни, у тебя пересдача экзамена! Самодисциплинируйся! Все! Иди, не мешай нам с мамой работать.
Отец опять наклоняется над  документами.
Пашка довольно кивает головой в ответ, облегченно вздыхает. Ура! Свобода!
Он быстро идет в свою комнату и начинает торопливо собирать экипировку.  В шесть часов встреча с Юлой на «Восточной» станции. Неприятности дня начинают тускнеть и терять все свое  важное, как казалось еще совсем недавно,  для Пашкиной жизни значение.
С ним всегда так бывает в предчувствии скорого незабываемого  приключения.
Матильда  с нетерпением лает в коридоре, –  торопит на прогулку.
«Сейчас, подожди, дружище. Сейчас я тебя выведу!»
 Пашка и сам находится в нетерпеливом волнении. Он начинает  экипироваться, готовиться к предстоящей вылазке.
Надевает на ноги  любимые, с «нескользящей» резиновой подошвой, кеды, поверх футболки накидывает  темную спортивную куртку с капюшоном, натягивает рабочие джинсы, прячет в карманы куртки матерчатые перчатки с резиновым накатом на ладонях. Туда же кладет небольшую видеокамеру, примотанную скотчем к фонарику с резинкой для крепления на голове. Кажется, все.
А, вот еще, чуть не забыл, – рация. Пашка выдергивает из зарядного устройства портативную рацию «Воки-токи». Игрушка, конечно, но на триста метров связь держит. Вот теперь точно все! Посидеть на дорожку, и в путь.
«Может быть, в последний раз сегодня иду», – грустно думает Пашка, но сразу мысленно себя одергивает: «В  смысле  –  в крайний!»
В  последний, то есть крайний раз  – это значит, что когда-нибудь ему все равно придется прекращать свои подземные вылазки с Юлой.  Если родители узнают про это его хобби!  Тогда терпение даже таких добрых, как Пашкины мама и папа, родителей, может оказаться небезграничным… А ему не очень хочется испытывать на себе границы этого  терпения, особенно теперь, в свете всех его последних школьных неудач.
Да и что говорить, отец, конечно, прав! Когда-то приходит время становится взрослым, но сегодня… «Ладно, сегодня точно в самый последний раз!» – решает про себя Пашка.
Пашка  с  Матильдой  спускаются  во двор дома. Следом увязывается Вера. Ей скучно одной дома с родителями.
Матильда  с веселым лаем начинает носиться по кустам, распугивая наглых дворовых ворон. Роет носом землю, пытаясь выискать на газонах только ей одной видимых барсуков.  
Сестренка жалобно канючит неподалеку.
–Паш, а Паш, – ноет она.
– Чего тебе? – сердито спрашивает Пашка свою вредную сестренку.
– Возьми меня с собой погулять, – ноет сестра плаксивым голосом.
– Еще чего! Возьми-ка ты лучше  сама погуляй с  Мотькой, – отвечает  Пашка сестре, вручая ей в руки собачий поводок.
–А-а, хитренький, – начинает капризно ныть сестренка Вера. – Это тебе родители сказали с Мотькой погулять.
– Мне надо срочно по делам, – говорит Пашка. – А тебе сейчас все равно  делать нечего.
– А что ты мне за это дашь? – хитро блестит глазами Вера.
– Волшебный камень, – обещает ей на ходу уже убегающий со двора Пашка. – Красивый блестящий волшебный камень.
– Ну, смотри!  Ты обещал!– с радостным ожиданием в голосе кричит ему в след маленькая сестра.
Матильда провожает Пашку заливистым лаем, изо всех сил виляя ему своим куцым хвостом палочкой на прощанье.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
ГЛАВА 4
Ковбои подземки
Дребезжащий трамвай везет Пашку на окраину города. В вагоне почти пусто. Только  в самом дальнем его конце, покачивая головой на  поворотах, дремлет, одетая в  яркий оранжевый жилет, толстая неулыбчивая кондукторша.
Пашка сидит у самого окна.  Больно подпрыгивает на жесткой пластмассе трамвайного сидения, следом за дергающимся и громыхающим на стыках рельс, трамвайным  вагоном.  Любуется медленно, «с трамвайной скоростью»,  проплывающим за окном городским пейзажем. Трамвай, как большая гусеница, извивается на поворотах, резиновыми сочленениями своего корпуса, неспешно катит по опустевшему дневному городу.  
Пашке нравится это время дня. Время, когда все еще на работе, и на городских улицах почти нет людей. Пашка смотрит на проплывающую за окном трамвая улицу. Улыбается про себя. В приятном волнении представляет приближающиеся события сегодняшнего вечера.        
Трамвай начинает круто поворачивать.  Вагон резко подбрасывает.  Сильный толчок будит дремавшую на своем «кондукторском» кресле контролершу. Она открывает глаза.  С подозрением смотрит на Пашку. Вспоминает,  что пассажир уже «обилечен», вновь погружается в чуткий «служебный» сон.
Динамик внутренней трансляции в трамвае приятным женским голосом объявляет конечную остановку. Голос девушки-диспетчера в динамике трамвая напоминает Пашке  эпизод из когда-то давно просмотренного им  фантастического фильма. 
В этом эпизоде диспетчер таким же приятным,  доброжелательным, но в то же время ровным и безэмоциональным  голосом «доброго робота» ведет  отсчет времени, оставшегося до взрыва космической станции…
 «До взрыва станции осталось десять секунд, до взрыва станции осталось девять секунд, до взрыва станции осталось…», – почему-то  именно сейчас вспоминается  Пашке этот небольшой эпизод из малозначительного старого фильма.
Трамвай, заскрежетав тормозами, останавливается. Кондукторша, качнувшись вперед всем своим грузным телом, чуть не падает в проход вагона, чудом удерживается на узком сидении кресла, открывает глаза. Сердито трясет головой спросонья. Окончательно просыпается. Нагоняет на свое полное, красное лицо начальственную важность, кричит противным  командирским голосом: – Конечная! Освобождаем вагон! Трамвай идет на кольцо!
Пашка смотрит  на часы. Спешить пока  некуда. До встречи с Юлой остается еще минут пятнадцать свободного времени. Он выходит из дверей вагона. Осматривается по сторонам. Трамвай с грохотом покатился дальше,  в сторону расположенного неподалеку трамвайного  кольца. 
Пашка стоит посередине улицы, на самом пересечении связанных в один узел рельсов трамвайной развязки, блестящий на ярком солнце. Вокруг  неспешно течет  медлительная жизнь  летнего пригорода.
Пашка не торопясь идет по направлению к станции метро.
Ему нравится район города. Станция «Восточная» находится на  самой границе городской черты, на месте стыка городской цивилизации и почти дикой природы.        
 Это то место, где жилые кварталы современных сверкающих стеклом и металлом зданий многоэтажных домов плавно сходят на нет, превращаются  в небольшие пригородные домики старой постройки высотой в один-два этажа. Домики теснятся вдоль как будто прочерченной скальпелем,  блестящей на солнце ровной линии железнодорожных путей, отделяющей  город от густой чащи  пригородного леса. Заросли  деревьев    совсем близко подступают к самому полотну железной  дороги.
Станция метро  так же располагается вблизи железнодорожных путей. Невысокое приземистое здание с вытянутыми узкими вертикальными окнами во все стороны обнесено по периметру высоким забором на каменном парапете и пущенной по самому верху для красоты и надежности  чугунной решеткой. Кованые секции решетки выполнены с претензией на старый имперский стиль и увенчаны сверху копьями пик с грозно торчащими в небо острыми наконечниками. 
Забор неприступной стеной окружает здание станции, защищает станционное пространство от нашествия железнодорожных «зайцев» и других «несознательных элементов».
Больше всего здание станции напоминает Пашке укрепленный  военный дот или средневековую  крепость. В общем, форпост прогресса на краю цивилизации.
Пашка  покупает  в уличном киоске горячий,  «с пылу с жару»,  как громко кричит, рекламируя свой товар, восточного вида продавец, пирожок с яблочным повидлом. 
Удобно расположившись на каменном парапете  ограждения, отделяющего  железнодорожные пути от улицы, он начинает с аппетитом жевать свой скромный ужин. Юлы пока не видно. Яблочный джем  выдавливается из расползшихся краев пирожка и горячими каплями падает на  рукав куртки.
  Пашка  невозмутимо слизывает  джем  прямо с одежды, запихивает остатки пирожка целиком в рот, почти не разжевывая, проглатывает, и, утерев губы все тем же рукавом, опять смотрит на часы. На циферблате ровно шесть часов вечера. Юла по-прежнему явно не торопится.
«А мне говорил, чтоб как штык, ровно в шесть, без опозданий!» – сердится на Юлу Пашка. Откинувшись спиной на выпирающие чугунные ребра прутьев ограды, продолжает  терпеливо ждать  своего непунктуального напарника.
От нечего делать начинает с любопытством крутить   головой  по сторонам, наблюдать за происходящей вокруг жизнью.
Рабочий день заканчивается. Станция  метро потихоньку оживает. Горожане возвращаются с работы домой. Несмотря на отдаленное расположение, этот район города, как и все другие районы больших городов, уже достаточно плотно заселен и активно продолжает расширяться, оттесняя пригородный лес стеной высотных зданий современных новостроек.
Из стеклянных дверей станции начинает выливаться густой поток пассажиров. Человеческая река становится все  шире, все плотнее. Вот она уже превращается в мощный поток. Заполняет собой окрестные улицы и прилегающие к улицам  проулки. Через какое-то время сила потока начинает спадать. Разбивается на мелкие ручейки – отдельные группы людей. Ручейки превращаются в одиноких прохожих. И вот все они тихонько тают, бесследно исчезают во дворах и подъездах близлежащих  домов.
Пашка  смотрит на усталые лица возвращающихся домой с работы людей. Думает про себя о том, что придет время, он тоже вырастет. Как и все станет взрослым, ответственным человеком. Появятся у него, как и у всех взрослых, свои семейные заботы, проблемы и обязанности.  Как все, каждый день, начнет скучно ходить на скучную работу.  Будет зарабатывать свой верный, как говорит папа, кусок хлеба.
Пашка с возмущением трясет головой. 
Неужели, это на самом деле когда-то случится  с ним?
Он не верит и не хочет верить в это!
Неужели  все эти идущие мимо него люди забыли, что  когда-то были такими же, как он сейчас, подростками? Мечтали, как и все в этом возрасте, о далеких путешествиях, таинственных приключениях и героических подвигах…
Почему они стали  такими скучными, усталыми от  жизни обычными пассажирами метро? Неужели  совсем-совсем не помнят того,  о чем мечталось в детстве?
«Странно!» – недоумевает про себя Пашка. – «У взрослых  гораздо больше возможностей для интересной жизни, чем у детей. А жизнь у них  почему-то гораздо более скучная и неинтересная».
«Со мной такого точно  никогда  не случится!» – говорит  он сам себе убежденно. Решительно встряхивает головой. Нет, он точно не станет таким скучным, занудным  взрослым, когда вырастет! А все потому, что у него есть своя тайна. Секретная, как у супергероя из комикса,  вторая жизнь! И это не та жизнь, где  он  каждый день ходит в школу,  решает дома унылые учебные задания и получает периодически головомойки от учителей и родителей, а другая, полная опасностей и веселого риска жизнь «зацепера»! Опасная жизнь подземного ковбоя и лихого наездника на железнодорожных вагонах. Незаметно для Пашки появляется Юла. Приветственно толкает друга локтем  в бок.
Он даже не думает извиняться за свое опоздание. Говорит бодрым, как будто ничего не случилось, голосом:
– Чего задумался Паха? Давай, просыпайся! Двигаем!
Пашка отрывается от своих мыслей. Поднимает голову, смотрит на Юлу. На лице Юлы играет его обычная задиристая улыбка.
Он машет рукой перед Пашкиным носом, призывая своим нетерпеливым жестом:  «Давай уже очнись!  Идем скорей!»
Юла одет, как и Пашка, строго, по-походному. Такая же темная куртка. Те же рабочие джинсы и кеды на ногах. На голове у Юлы повязана его любимая черная «пиратская» бандана с черепом и костями.
Пашка в знак согласия машет в ответ рукой. Ладно, проехали с извинениями за опоздание! Юлу все равно не исправишь.
Согласно кивает ему головой: «Да, двинули!»
Пашка поднимается с каменного поребрика.  По инерции идет  по направлению  к стеклянной двери входа в метро. Юла его насмешливо одергивает:
– Ты чего Паха? Ты бы еще жетон купил, и через турникет!
Юла берет Пашку за плечи, разворачивает к себе лицом, говорит суровым голосом, показывая пальцем в противоположную от входа в метро сторону:
– Наш «вход» в другой стороне, зацепер!
Потом внимательно смотрит на Пашку, сочувственно качая головой:
– Кисло выглядишь! Сильно сегодня от  предков  досталось?! Все из-за экзаменов  своих расстраиваешься? 
– Да нет! Нормально уже все. Просто родители  сегодня немного больше обычного по мозгам поездили, – пытаясь выглядеть бодрым, отвечает Пашка.- В ообщем, все неприятности уже побоку!
Юла дружески толкает его в плечо рукой:
– Ну и отлично, что побоку! Давай соберись уже! Под землей думать будет некогда! А то думалку в раз снесет! Отвечай потом за тебя, – сердито добавляет  он, затем решительно по-командирски машет  рукой:  – Теперь пошли за мной! Здесь недалеко. Сейчас такое место  покажу – закачаешься!
Пашка с Юлой быстро идут вдоль линии железной дороги. Дорога  с двух сторон  засажена старыми тополями. Посаженые в ряд они образуют целую аллею, похожую на огромный зеленый коридор. Кроны разросшихся деревьев смыкаются наверху  и создают настоящий свод из сплетенных  между собой мощных разлапистых  ветвей.
Тополиный пух  летает между  стволами  деревьев,  назойливо лезет в  глаза, липнет на лицо и путается в волосах.
Ребята продираются сквозь пахнущий мокрой корой и болотной сыростью придорожный кустарник.  Потом перебираются через какие-то покосившиеся заборчики, протискиваются между шаткими конструкциями старых заброшенных гаражей и ржавыми частями железнодорожной техники, разбросанными где попало среди густых колючих зарослей репейника придорожного пустыря.
Наконец они выбираются на небольшую поляну,  расположенную немного в стороне  от дороги, прямо посередине зарослей  запущенной тополиной аллеи.
Неподалеку сквозь листья деревьев виднеется построенное из красного «английского» кирпича какое–то промышленное здание старой постройки, похожее то ли на склад, то ли на цех заброшенного завода. Вдалеке слышится шум проезжающей электрички.
Юла останавливается. Говорит отдышавшись:
 – Все! Прибыли. Теперь смотри внимательно. Видишь?
Пашка осматривается по сторонам. Поляна, как поляна. С одного краю лежат сложенные аккуратной елочкой черные пропитанные смолой шпалы, пахнувшие на солнце резким керосиновым запахом.
С другого края поляны,  у самых кустов, стоит продавленное кресло, с торчащими из-под порванной драпировки сидения, ржавыми пружинами. Рядом с креслом  на земле чернеет пятно  старого кострища. Неподалеку врыт ножками в землю перекошенный трехногий, видимо забытый  одной из отдыхавших здесь компаний, мангал. Посредине полянки стоит небольшая, заросшая со всех сторон розовыми цветами иван-чая и стеблями темно-зеленой крапивы, будка, похожая на  трансформаторную.  Будка построена из такого же красного «английского» кирпича, как и виднеющиеся неподалеку здания. Стены будки испещрены  разноцветными узорами вездесущего граффити не очень хорошего исполнения.
– Ну и что я должен здесь  увидеть? – внимательно оглядываясь по сторонам, спрашивает Пашка у Юлы. – Пустырь как пустырь, – говорит он и с вопросительным удивлением смотрит на Юлу.
Юла загадочно улыбается. Подходит к  будке. Останавливается.
Показывает рукой. С правой стороны, в стене, находится металлическая дверь, закрытая на здоровый, старинный «амбарного» вида замок.
– Наш новый «ход»! – торжественно объявляет Юла. – Я его на той неделе обнаружил. Силой ума и методом личной дедукции!
Юла самодовольно улыбается и хвастливо стучит пальцем по своему крепкому лбу.
Пашка  молча подходит к дверям будки. Трясет замок за массивную дужку.
Замок выглядит очень крепко и по-старинному надежно. Пашка с недоумением смотрит на Юлу.
– Юла, а какой  смысл  от запертого «хода»? Чего ты меня сюда вообще притащил? Показать этот красивый замок? Спасибо! Я чуть все ноги себе не переломал, пока сюда добрался! –  сердито говорит приятелю Пашка.
– Подумаешь, ноги он чуть не переломал! – сердится в ответ Юла. – Ты зацепер, или кто? А насчет замка не переживай!
Юла нагибается над замком, немного возится с ним, говорит с интонациями фокусника: – Сим-сим, откройся!
Отходит немного в сторону. Торжественно показывает Пашке рукой на открытую дужку. Снимает замок с дверей. Пашка в восхищении качает головой.
– Ну ты мастер, Юла!
– Есть немного, – отвечает польщенный Юла. – Правда, я этот замок сам сюда и повесил.
Пашка  вопросительно смотрит на товарища.
Юла поясняет:
 – Дверь до этого вообще была на обычную гайку с винтом закручена. Я гайку открутил, а на её место замок повесил и  запер. Чтобы всякие посторонние личности сюда не лазили! Замок  купил на барахолке неподалеку. Копейки… Не съел два мороженных. И еще  ключи к нему в придачу выдали. Вот смотри. Один тебе, другой мне.
Юла показывает Пашке  два массивных, металлических, выполненных  «под замок» ключа. Протягивает один Пашке. Пашка берет ключ в руки. Рассматривает. Да… старина. Кладет ключ в карман.
Юла уже открывает дверь будки. Делает приглашающий жест рукой.
– Заходи! Не стесняйся! Будь как дома.
Пашка, пригнув голову, осторожно входит в низкий проем. Юла входит за ним следом. Закрывает за собой наружную дверь.
В будке стоит прохладный полумрак. Пахнет цементной пылью и сырым кирпичом. Под потолком  комнатки небольшие окошки, застекленные грязными двойными стеклами. Солнечные лучи еле пробиваются сквозь узкие бойницы оконных рам. В помещении нет никакой обстановки. Голые кирпичные стены, неровно выложенные красным кирпичом. Голый цементный пол. То есть абсолютно пустая голая комната.
Юла  уже стоит посередине  помещения. Приседает над чем-то расположенным в центре пола. Достает из кармана универсальный раскладной ножик с инструментами, открывает широкую отвертку, пытается, поддеть что-то на полу у своих ног.
Пашка подходит к напарнику. Смотрит, чем он так сосредоточенно занят.
В полу находится большая квадратная крышка металлического люка. Пашка присаживается рядом с Юлой. Рассматривает люк. На его рифленой поверхности выдавлен металлический барельеф – рука, сжимающая пучок молний. Рука торчит из клубящегося  густого облака с бьющими во все стороны лучами, изображающими, по-видимому, сияние солнца. Вокруг барельефа надпись  на русском языке, но со старинными ятями. Пашка читает вслух:  «Гелиось. Электротъхничъская компания на паяхъ. 1897 годъ»
– Старинный, – говорит Юла, поддев наконец своей отверткой край крышки люка.  – Сейчас  дальше увидишь. Лестница там тоже старинная.
Пашка помогает Юле откинуть в сторону открытую крышку люка. Открывается вход в шахту. Пашка осторожно заглядывает в зияющий проем. Удивлено ахает.
Колодец шахты уходит вертикально вниз. По краям колодца расположены ступени винтовой лестницы. Ажурные чугунные ступеньки спиралью закручиваются в темноту проема. Снизу тянет запахом горелой резиновой изоляции и машинного масла. Запахом подземки.  Пашка смотрит на круто уходящие в глубину ступеньки. От такого крутого виража спиральной лестницы у Пашки начинает кружиться голова. Он сглатывает слюну. Растерянно смотрит на Юлу.
– Страшно? – смеется Юла. Ему все нипочем.– А я уже разок слазил. Двадцать три метра! Там циферки железные на стене есть. На каждом метре такая  метка с  цифрой стоит.
– Ты что, до самого низа спускался? – спрашивает Пашка, с восхищением глядит на Юлу.
– Конечно! Да ты не бойся. Лестница крепкая. Чугун! А вниз лезть –  не наверх. Как на девятиэтажный дом забраться, только наоборот. Главное – в лестничный пролет не смотри. Смотри на стенку перед собой. Ну, все, полезли!
Ребята надевают на головы свои налобные фонарики на резинках. Натягивают на руки перчатки. Пашка включает камеру. Они с Юлой фиксируют все свои поездки, или «старты»,  как называют эти вылазки сами зацеперы между собой, на видеокамеру. Потом такие фильмы-отчеты выкладываются в сеть и обсуждаются в «зацеперских» сообществах. Там друзья  Пашки и Юлы по экстремальному развлечению сообщают о своих успехах, рассказывают о новых трассах и делятся последними новостями.
Юла спускается в колодец первым. Пашка с опаской, прижимаясь спиной к грубой  кирпичной кладке стены тоннеля, двигается  следом. Каждый шаг по ступеням лестницы гулко отражается от каменных стен колодца. Пашка, как и советовал Юла, смотрит перед собой. Но чувство операторского долга берет верх над чувством страха высоты. Он наклоняет голову вниз, над самым стволом шахты. Снимает некоторое время, направив камеру объективом вниз. Луч фонаря, не долетев до дна, теряется в подступающей из самой глубины шахты темноты. У Пашки начинает кружиться голова. Он опять прижимается к лестнице. Вдавливается щекой в кирпичную кладку. Кирпичная стена, видимая в круге света его фонаря, совсем близко – у самого лица Пашки. Он видит перед самым своим носом металлическую цифру «7», вбитую между  кирпичей.
«Семь метров уже прошли, осталось еще шестнадцать» – думает он про себя. Поднимает голову вверх. Квадратное отверстие входа в шахту светлеет где-то уже высоко над самой головой. Пашка еще плотней вжимается спиной в стену тоннеля, продолжает с опаской свой спуск короткими, острожными шагами перебирая ступени лестницы. Юла уверенно топает ногами по ступеням прямо под Пашкой, чуть ниже по лестнице. Свет его фонарика четким кругом освещает  место его спуска. Юла, кажется, даже не особо смотрит себе под ноги. О чем-то громко рассказывает. Пашке становится легче от такого уверенного поведения своего напарника.
«Юла может, значит, и я могу»  – приободряет себя Пашка. Он  начинает прислушиваться к тому, о чем рассказывает Юла.
– Когда на «Заводской» вход закрыли, – говорит Юла, громко шлепая своими кедами по чугунным ступеням, – я  решил разведать направление по этой ветке. Когда-то надо попробовать свои силы по-настоящему.  Да и просто надоел весь этот детский сад на «Центральной». Сам знаешь, там один сплошной выпендреж перед девчонками. Проехал станцию. Покривлялся между вагонами. И уже герой!
– Мы сами так начинали, – отвечает ему Пашка, пытаясь быть справедливым.
– Начинали, – соглашается с ним Юла, – а как же профессиональный рост?!
– Слушай, Юла, – отвечает ему Пашка и даже на время немного отвлекается от своего опасного спуска по лестнице, – какой профессиональный рост? Ты что до пенсии собираешься на крышах вагонов гонять? Или будешь деньги таким способом зарабатывать?
Юла некоторое время молчит. Слышно как он сосредоточенно  дышит и даже шаги его стали звучать несколько отстраненно. Пашка понимает, что Юла обиделся.
– Знаешь, Паха, – наконец отвечает ему Юла, – я тебя за собой специально не таскаю. А с тобой катаюсь, потому что вижу, что ты можешь немного больше, чем другие. Ты если испугался, так и скажи.  Я и сам без тебя справлюсь.
Пашка отрицательно  машет головой, мол, нет-нет он не испугался, но Юла не видит в темноте этого поддерживающего жеста участия со стороны своего товарища, продолжает с жестким упрямством в своем голосе:
– А по «большому кругу» я все равно проеду. А ты можешь валить отсюда, пока не поздно. Чтоб я тебя под землей за собой не таскал за руку. Иди, учись на своего бухгалтера!
Пашка не обижается на «бухгалтера». Он  понимает, что зря обидел Юлу своими дурацкими вопросами. Пытается сгладить возникшую между ними заминку, начинает оправдываться:
– Да нет, Юла! Я так  просто спросил. Конечно,  мы вместе! Я тоже  хочу по «большому кругу».
Юла перестает сердиться, уже более миролюбивым голосом объясняет Пашке:
 – До пенсии я, конечно, гонять не собираюсь, и денег зарабатывать на «зацепе» тоже вряд ли получится. Хотя жалко! Просто я  привык все до конца доводить, за что берусь. Вот когда проедем  «большой круг» за один заход, утрем нос этим соплякам с «Центральной», вот тогда  можно чем-нибудь другим заняться. Пойдем в какой-нибудь кружок авиамоделизма запишемся. Или в фотоклуб.
– А что? Мне фотографировать нравится, – отвечает ему Пашка, – только нам с тобой уже поздно в кружок.
– Ты лучше резкость в камере не забудь поставить как надо, фотограф, а то получится как в прошлый раз, одни зеленые приведения  с лампочками во лбу и все размытые, как под водой, – незлобиво подкалывает его Юла.
Потом вдруг  замирает, светит  вокруг себя фонариком и говорит Пашке:
– Смотри под ноги. Пришли.
Спрыгивает куда-то вниз. Пашка смотрит под ноги. Лестница заканчивается небольшой площадкой  из листового железа, проклепанного круглыми железными заклепками. Площадка ограждена все теми же ажурными чугунными перильцами. В узор перил вплетен тот же барельеф, что и на крышке люка сверху. Рука с зажатым в кулак пучком молний и все с той же надпись выбитой на металле, «Гелиосъ».
Пашка свешивается через перила площадки. Смотрит, куда подевался Юла. Юла уже стоит внизу, на дне не очень высокого туннеля. Тоннель уходит в обе стороны от ствола шахты, по которой ребята спустились сверху. Этот небольшой тоннель явно не основная магистраль подземной дороги. Это, скорее, какое-то техническое ответвление от основной ветки метро. Края шахты выложены  не чугунным тюбингом для крепежа стен, как везде в метро, а укреплены деревянной обрешеткой из  толстых  крепких стволов мореного дерева. По дну тоннеля проходят рельсы. Не заметно никаких следов электропитания. И вообще никаких электрических кабелей.
Пашка спрыгивает с края площадки следом за Юлой. Падает на груду мягкой глины. В некоторых местах деревянная опалубка крепления стен разъехалась, и из этих щелей мягкими языками  на пол выдавливаются куски влажного грунта. Пашка приземляется на одну из таких куч земли. Он перекатывается через руку и съезжает на спине к самым рельсам на дне тоннеля.
Юла протягивает ему руку, помогает подняться.
– Слушай Юла, – спрашивает Пашка, оглядываясь, и светит фонариком по сторонам, – а как ты вообще это место раскопал?
– Случайность, – небрежно отвечает Юла, потом не без гордости добавляет: – и немного любознательности. Направо сейчас идем. В левой стороне тоннель решеткой закрыт. А замка с ключом от той стороны мне еще не выдали. Я там в прошлый раз был. Только одному тоскливо стало. Потом вместе сходим,  разведаем, что там.
Ребята светят себе под ноги фонарями идут направо по тоннелю, прыгая по шпалам на дне шахты.
– Когда «ход» на «Заводской закрыли, я решил поискать новый. Не единственная же это была вентиляционная шахта на всей подземке! – рассказывает Юла, пока они идут на выход из тоннеля.
– Полез сначала в интернет. Там узнал, что все самые интересные и нестандартные объекты на метро были построены до 1950-х годов.
– А почему до этого времени? – интересуется Пашка.
– Потому, что с первых лет появления метро до пятидесятых годов в метростроении преобладало специализированное строительство. Строили много объектов, не связанных с перевозкой пассажиров. Подземные убежища. Секретные заводы. Разные хранилища.
Пашка с уважением смотрит, как Юла без запинки выговаривает все эти  сложные слова. Заметно, что Юла серьезно изучил в интернете все материалы по этому вопросу.
– А позже пошло типовое строительство, – продолжает со знанием дела рассказывать Юла. – Никаких специальных проектов. Верхнее метро неглубокой закладки. Сплошные пассажироперевозки. В общем, всякая современная скукота…
– Ага, понятно, – Пашка внимательно слушает своего друга, кивает головой.
Юла увлеченно продолжает: – Ну, стал я рыться в схемах и чертежах. В интернете тоже кое-какие документы на эту тему попадаются. Выяснил, что если и искать неучтенные входы и выходы из подземки, то надо смотреть в основном на объектах старой постройки. Это направление самое подходящее оказалось. Здесь еще при царе, оказывается, дорога была подземная проложена.  Мы по ней сейчас и идем. Здесь рядом завод был. Оружейный. Они по этой подземке продукцию свою на железную дорогу отгружали. В городе есть еще несколько таких старых подземок, дореволюционных. В основном военного значения. В госпитале старом одна. Раненых вывозить. В старом зернохранилище еще одна, но там вроде все землей засыпали.  А здесь все как с тех времен было, так и осталось. В общем, повезло нам! – Юла стучит пяткой по ржавой рельсе.
Пашка смотрит на рельсы под ногами и говорит Юле: – Это значит, еще с тех времен рельсы проложены?
Юла пожимает плечами. Отвечает: – Наверно. Крепление из бревен на стенах шахты точно дореволюционное. – Продолжает рассказывать дальше: – В общем, нашел  я одну схему старую. Пошел по ней. Добрался до старого заводского корпуса. Там уже нет никакого завода, конечно. Ну, я походил вокруг. Потом нашел эту будку. Смотрю, будка трансформаторная есть, а проводов  к ней не протянуто. Забрался внутрь, ну, а дальше  сам знаешь. –заканчивает свою историю Юла, обводя руками вокруг: – Теперь у нас есть «ход».
– Слушай Юла, – спрашивает   Пашка, – а сами работники метро, что, про эту шахту совсем ничего не знают?
– Может,  и знают, – беззаботно отвечает Юла, – а может, и забыли давно про неё. Посмотри вокруг, не очень-то заметно, чтобы здесь до нас кто-то появлялся.
–Так! – вдруг говорит он тихим голосом. – Теперь осторожно. Пришли.
Юла делает Пашке знак рукой остановиться. Ребята гасят свои фонарики.
Пашка внимательно всматривается  в темноту тоннеля. Замечает, что темнота не совсем сплошная. Впереди еле брезжит слабым светом  круглое отверстие выхода из шахты. Внезапно он ярко освещается. Свет, как яркие очереди фотовспышек из камеры, начинает резко бить по глазам. Мимо выхода из тоннеля с грохотом пролетают вагоны поезда метро. Пашка закрывает глаза рукой. В лицо пахнуло горячим воздухом с запахом горелой резины и сухим запахом высокого напряжения.
– Все, приехали! – говорит Юла. – Станция «Восточная». Вид сбоку.
Ребята осторожно выглядывают из бокового выхода в шахту основной магистрали. Пашка чувствует, как азартный озноб холодными мурашками  пробегает по его телу. Юла стоит рядом, шепчет в самое ухо:
– Интервал три минуты.  У нас еще две минуты  в запасе. Стартуем с «дежурки». Видишь, там, у самой платформы. Отсюда до неё метров двести.
Пашка всматривается в сумрак тоннеля. «Дежурка» – небольшая площадка-платформа, оборудованная для безопасной работы в тоннеле путевых обходчиков, на первый взгляд находится совсем рядом. Но до неё еще надо добежать в почти полной темноте и совсем рядом с контактным рельсом. Фонарик включать нельзя. Яркий свет «галогена» в тоннеле легко могут  заметить с пассажирской платформы.  
– План поездки помнишь? – снова шепчет Юла. Фосфоресцирующие черепа на его бандане ободряюще ухмыляются Пашке: – «Не дрейфь, пацан! Прорвемся!»
– Помню-помню, – с досадой отвечает Пашка. – Ты сам, главное, не забудь. Кто  сегодня на встречу опоздал? А еще говоришь постоянно, что время – это главное.
– Я же извинился, – не моргнув глазом отвечает Юла. – Так, давай все-таки еще раз прогоним план. Для закрепления.
Пашка начинает перечислять полушепотом по пунктам весь план поездки.
– Стартуем с «Восточной». Катимся две станции вперед. На «Вокзальной» – делаем «перекат» в обратную сторону. Потом – опять на «Восточную» и уходим в «ход». На всю поездку 12 минут. Кто опаздывает,  того не ждут. – Последнюю фразу Пашка выделяет  голосом специально для Юлы.
– Точняк. Молодец, Паха! Так все и сделаем, – радуется Юла, не удержавшись, подкалывает друга. – Пунктуален до мелочей. Настоящий бухгалтер. Ладно, пошли! Время!
Юла бежит на площадку первым. Он спрыгивает на пути. Четко придерживаясь середины, несется по тоннелю к платформе. Пашка следом за ним выходит на рельсы. Глаза уже привыкли к неяркому свету, но он все-таки некоторое время стоит не шелохнувшись, присматривается.
Один неосторожный шаг в сторону чреват тяжелыми последствиями для жизни и здоровья таким коротким замыканием, что никакие резиновые подошвы от кед не помогут. «Только подошвы и останутся», – мрачно усмехается про себя Пашка, и бежит следом за Юлой.
Юла уже стоит на площадке. Машет рукой, торопит спешащего к нему из всех сил Пашку.
– Давай, Пахан, давай! А то поезд сейчас так подгонит, будешь лететь до самой «Центральной» с ветерком, – подгоняет он своего напарника.
Пашка забирается на «дежурку». Становится рядом с Юлой. Площадка небольшая, как раз для двоих человек. Сзади небольшая ниша с запертой дверью. На двери табличка – «Только для дежурного персонала». И почему-то наклейка со знаком опасности – череп и кости. «Служебный подземный юмор», – думает про себя Пашка. Подземка вообще, замечает он про себя, обостряет у человека чувство черного юмора. «Ну, правильно, под землей же темно», –  опять думает Пашка. Юла показывает ему рукой. Приготовиться!
До поезда остается секунд тридцать. Пашка смотрит на пассажирскую платформу. Там стоят люди. Смотрят в ожидании поезда прямо в темноту тоннеля. Но Пашка спокоен. Он знает, что люди его не видят. «Для них я  как человек-невидимка»  – мелькает, не лишенная героического тщеславия мысль в Пашкиной голове.
Раздается резкий гудок приближающегося состава. Пашка с Юлой накидывают на головы капюшоны, поворачиваются спиной к поезду. Темной одежды почти не видно на фоне черных стен тоннеля. Поезд совсем близко проносится за спинами ребят. Пашка чувствует как горячий воздух, словно поршень  огромного насоса, мягко, но настойчиво тянет его за собой. Он крепко держится за хлипкие поручни сваренных из тонкого металлического прута перил.
Поезд наконец проходит мимо, останавливается у платформы.
– Камеру включил? – шепчет ему в ухо Юла. Пашка кивает головой:
– Включил!
– Ну все! Поехали!  – шепчет Юла, и бежит к заднему вагону состава. Пашка бежит следом. Поезд стоит полминуты. Надо успеть залезть на поезд, потом пробраться по крышам на самый первый вагон в голове состава. Иначе потом, когда придется «перекатываться» на нужной станции пересадки, возвращаясь на  обратный маршрут,  незамеченными будет не уйти.
Пашка с разбегу карабкается на нижнюю раму  буферной  площадки. Потом подтягивается на верхней перекладине задних дверей вагона, ловко закидывает тело на нижнюю кромку крыши. Осторожно, чтоб не сильно грохотать коленями по железу крыши, отталкиваясь носками ног и помогая себе  локтями, забирается на крышу вагона целиком.
Уфф-ф! Есть контакт. Забрался удачно. «Хорошее начало – половина дела», – думает про себя Пашка и смотрит вперед.  Юла уже лежит на крыше в самом начале вагона. Ждет начала движения поезда. Чтобы потом перебраться, или как они это называют между собой, «перепрыгнуть» на следующий вагон. До следующей станции надо будет успеть сделать шесть таких «прыжков». И потом еще следующих шесть, – до станции пересадки. Громко шипит пневматика дверей. Двери с грохотом закрываются. Гнусавый голос диспетчера из динамиков громкой трансляции сообщает информацию по отправлению. Состав, вздрогнув, начинает движение. Юла тотчас соскальзывает в проем между вагонами. Пашка ждет, смотрит. Вскоре он видит, как Юла бойко забирается на крышу следующего вагона. Не зря он с утра до вечера качает свои плечи на дворовом тренажере. Но Пашка тоже достаточно подготовлен к таким путешествиям.
Он ловко на животе по-пластунски добирается до конца крыши. Смотрит вниз. «Детский сад младшая группа», – думает он про себя. Это новый вагон, соединенный со следующим современной сцепкой-площадкой.  Не такой, как на старых составах, когда вагоны были соединены между собой буферной, опасной для лазанья, сцепкой. Но и сейчас, даже с таким относительно безопасным способом соединения вагонов, Пашка лишний раз старается не смотреть на стремительно проносящиеся внизу шпалы рельс. Осторожно  соскальзывает вниз. Аккуратно ставит ноги на небольшую площадку между вагонами. Смотрит в окно задней двери вагона. Пассажиры в салоне не замечают, что за окном кто-то находится. Некоторые дремлют, откинувшись на спинке сидений, кто-то читает книгу или играет на своем «планшетнике».
       Пашка  подтягивается на раме дверей, с силой оттолкнувшись ногами, без проблем забирается на  крышу следующего вагона. Ему нравится чувствовать, как его тело легко подчиняется ему. «Я может, конечно, не такой закаченный, как Юла, – думает  Пашка не без самодовольства, – но зато, я – жилистый. А для лазанья это важнее. Главное – жилы, а не вес».
Он опять смотрит вперед. Пахнущий электричеством и резиновой изоляцией теплый ветер подземки бьет ему в лицо. Остается еще три вагона. Юла тоже лежит впереди на крыше без движения. Передыхает. Пашка перекатывается на спину. Еле видимый в темноте потолок шахты стремительно пролетает над его головой. Расстояние до потолка где-то пол тора метра. И про это надо всегда помнить. Иначе и не сносить головы. Пашка достает из внутреннего кармана рацию. Нажимает клавишу связи.
– Юла! Ты как там? – спрашивает он в хрипящий помехами эфир. Станция в ответ все также безмолвно продолжает хрипеть и подвывать звуками пустого эфира. Потом,  как из подводной глубины, раздается искаженный помехами голос Юлы.
– Нормально, Паха. До станции еще две минуты времени. По сорок секунд на переход. Смотри, не спи там! Идем четко по графику!
– Кто бы говорил! – незлобиво отвечает Пашка, отключает рацию. Опять переворачивается на живот, ползет к краю вагона. Поправляет сползшую на глаза резинку крепления камеры. Он не выключает её с самого момента спуска в тоннель. Двухчасового аккумулятора и четырехгиговой карты памяти должно хватить, чтобы отснять весь материал по этой поездке.
На следующую станцию поезд прибывает точно в назначенное время. Пашка и Юла уже вместе тихонько лежат на крыше одного вагона в середине состава. Ждут, когда поезд снова начнет свое движение.
Пассажиры входят и выходят в салон вагона. На станции кипит обычная  жизнь. Никто не замечает лежащих на крыше ребят.
– Так Пашка, все помнишь? – напоминает Пашке Юла. – При следующей остановке подъезжаем к станции не на крыше, а на предпоследней сцепке. Иначе снесет  опорой подземного перехода.
– Я помню, помню! – с досадой отвечает ему Пашка. Хотя сам все равно немного волнуется. Переход на «Вокзальной» уже стал причиной гибели для нескольких зацеперов несколькими годами раньше.
– Поэтому, все делаем четко, – опять негромко, но настойчиво повторяет  Юла. – Просто повторяй за мной все мои действия. И, главное, береги голову и чувствуй время.
Поезд тронулся. Ребята быстро перебираются по оставшимся до начала состава вагонам. Спускаются на сцепку  предпоследней площадке головного вагона, и, выжидающе замерев, готовятся к непростому переходу на «Вокзальной» станции.  Юла заворачивает капюшон под куртку, чтоб ненароком не зацепился обо что-нибудь в тоннеле. Стоит, задрав голову кверху, смотрит на край крыши вагона, примеривается, крепко сжимая рукой  короткий боковой поручень задних дверей, чтобы в нужный момент быстро заскочить наверх вагона. Пашка стоит рядом, тоже готовился. Он внимательно смотрит наверх, спокойно отмечает про себя, что не волнуется, и легко справится с этой  задачей, потом смотрит в окно вагона. Сидевшая на заднем сидении в вагоне девушка поднимает голову и тоже смотрит в окно.
«Симпатичная», – думает Пашка и машет девушке рукой. Девушка видит стоящего за окном Пашку. Её брови удивленно поднимаются вверх. Она приближает лицо близко к окну, пытаясь получше разглядеть странного незнакомца, стоящего за окном вагона  в темноте тоннеля. Пашка опять машет девушке рукой. Юла больно толкает его рукой в бок.
– Паха ты чего? Нашел время с девушками знакомиться!
Смотри лучше наверх! Подъезжаем!
Поезд резко выскакивает из шахты на свет пассажирской станции. Сбоку вагона замелькали удивленные лица стоявших на платформе пассажиров. Самый опасный момент для зацепера – «перекат» между станциями, при смене направления маршрута движения.
В таких местах обычно и возникает ненужная для скромных героев подземных трасс  публичность,  и последующая за ней скорая возможность оказаться в руках суровых работников метрополитена, стражей порядка и жестких родительских рук, безжалостно выкручивающих уши своих непоседливых чад.
Поэтому, именно на «перекате», зацепер должен быть особенно собран и быстр. Юла кричит Пашке:
– Внимание!
Низкая балка подземного перехода между станциями стремительно проносится над крышами вагонов. Горе тому, кто не знает о её существовании.
Пашке даже думать не хочется о том, что было бы с ним, если б Юла в свое время не рассказал ему об опасности, подстерегающей новичков на этом переезде. Он напоследок бросает взгляд на девушку в вагоне. Та поднимает камеру своего мобильного телефона, пытается снять Пашку, наверное, себе на память.
Но он не тщеславен. Еще раз быстро машет рукой девушке, потом перехватывается, подтягивается на руках, следом за Юлой выбирается на крышу первого вагона. Приближается  самый опасный момент их путешествия. Сейчас надо будет незаметно соскочить с поезда и перебраться в соседний тоннель на обратный маршрут. Станция «Вокзальная» для этого  маневра самое удачное место. И поэтому все опытные зацеперы используют именно «Вокзальную» для своих «перекатов».
Поезд медленно останавливается.
Юла смотрит на часы. Тихо говорит Пашке:
– Половина. Четко успели. Как раз на пересменку.
Внизу под ними хлопает дверь кабины машиниста. Юла толкает Пашку:
– Быстро вниз!
Ребята горохом скатываются на гранитный пол пассажирской платформы. Собираются ускользнуть в небольшой боковой переход, ведущий на противоположный край платформы, но немного не успевают.
Из дверей дежурного помещения появляется сменный машинист поезда, – пузатый дядька с рыжими  усами. В руках у него небольшая черная сумка с «тормозком» – едой для обеденного перерыва во время работы.
Он торжествующе кричит, растопырив руки в разные стороны, пытаясь преградить ребятам дорогу:
– А ну стоять! Куда! Попались, шпана зацеперская!
Пашка с Юлой с разбега проезжают у машиниста между ног, быстро уходят в переход. Пассажиров в этом дальнем конце перрона почти нет. Пашка замечает девушку из вагона. Она все еще пытается снять его на свою камеру своего мобильника. И он бы рад попозировать, но сзади, громко топая своими ножищами, за ним гонится машинист поезда. Правда погоня для него не задается. Машинист  неожиданно путается ногами в длинной ручке своей сумки и с грохотом падает на пол перехода. Начинает не очень вежливо ругаться. Потом, махнув рукой, возвращается к себе в кабину. У машиниста расписание. Слышно как он что-то передает диспетчеру по внутренней связи. Потом дверь кабины захлопывается. Поезд с громким гудком уносится в темноту тоннеля.
– Чуть не вляпались, Паха! – громко дышит Пашке в спину разгоряченный погоней Юла.
– Подожди, – говорит в тревоге Пашка, – нам еще назад возвращаться.
– Да ладно, успеем, пока они тут организуются, – легкомысленно отвечает ему Юла. – Сейчас быстро назад до «Восточной», а там  тихонько уходим по своему  «ходу». И недельку отдыхаем. Пока они тут все успокоятся.
– Хорошо бы, – вздыхает Пашка. Ему очень не хочется попадать в руки к работникам метро. Со всеми вытекающими из этого задержания последствиями.
«Ну все, это точно в последний раз! – принимает он про себя окончательное решение. – Пусть Юла говорит, что хочет. У него свои родители, у меня свои. Хоть мы и друзья, но по голове каждый будет получать по отдельности», – думает он, но, чтобы опять не поссориться, пока не спешит делиться с Юлой этим своим окончательным решением по поводу своего дальнейшего участия в поездках на «зацепе».
Ребята, проскочив через переход, выходят на другую сторону платформы. Незаметно спрыгивают с платформы в тоннель, и осторожно пробираются на «дежурку» находящуюся с этой стороны подземной шахты. Успевают как раз до прибытия нового поезда. В обратную сторону им кажется, получается ехать быстрей. Правда, это была единственная радость в этой короткой поездке. На «Восточной» их уже ждут.
Юла издалека заметил на платформе группу встречающих. Женщина-диспетчер в красной пилотке на голове. Полицейский. И двое метрополитеновских работников, в белых касках и  синих комбинезонах с белыми логотипами «М» на спине.
– Кажется, приехали, – задумчиво сказал Юла, разглядывая встречающих, при этом, судя по его лицу, не собираясь воспринимать эту данность как окончательный  результат их поездки. Пашка, в отличие от своего всегда беззаботного товарища, начинает немного грустить.
Последний раз действительно становится последним разом в его спокойной относительно до этого жизни. Утренняя неудача на экзаменах в новой школе превращалась в детскую шалость на фоне грядущего акта об административном правонарушении, который грозил им с Юлой после встречи с представителями официальной власти. Пашка представляет себе лицо своих папы и мамы. Смотрящие с грустным упреком  глаза таксы Матильды. Вздыхает.
– Чего вздыхаешь? – сердито говорит ему Юла, натягивая капюшон на голову. – Я зря, что ли, этот колодец для нового «хода» разыскал, чтоб сейчас просто так сказать: «Здравствуйте, Я виноват. Накажите меня, пожалуйста! Я больше так не буду».
Пашка с недоумением смотрит на Юлу. Что тот собирается сейчас предпринять?
– Ну, ты со мной, или идешь сдаваться? Мало тебе сегодня головомоек было! – сердито говорит Пашке Юла.
Поезд останавливается у края платформы. Дежурная, придерживая пилотку на голове, подпрыгивает. Разглядывает лежащих на крыше вагона ребят.
– Ага! Там они, голубчики, – говорит она стоящему рядом полицейскому.
Потом кричит: – Приехали! Слазьте, мальчики! Не задерживайте поезд. Это влечет за собой увеличение штрафных санкций для ваших родителей.
При этих словах Пашка совсем бледнеет. Вопросительно смотрит на Юлу.
Юла в ответ смотрит на него, принимает решение, кивает Пашке головой:
 – Давай, побежали! Быстро!
Они вскакивают, пригибаясь, чтоб не расшибить голову о низкий потолок станции, несутся по крышам вагонов вперед состава, пытаясь обогнуть группу встречающих их на перроне работников метро. Дежурная, милиционер и рабочие, расталкивая удивленных пассажиров, с азартными криками загонщиков несутся следом за ними.
Добежав до начала поезда, Юла с отчаянной ловкостью прыгает на раздвижную ажурную монтажную вышку, стоящую на краю перрона. С обезьяньей ловкостью быстро  спускается по креплениям конструкции на пол.
Пашка также удачно проделывает это маневр. Погоня находится еще где-то на середине платформы. Ребята спрыгивают в тоннель с другой стороны платформы, бегут по направлению «хода», откуда вышли раньше. Еле успевают добежать до «дежурки», когда им на встречу из тоннеля с ревом вылетает поездной состав. Они ждут, когда поезд перекроет тоннель шахты и на некоторое время отсечет от них погоню.
– Успели, – улыбается Юла. Пашке не так весело.
«Все, это в самый последний-распоследний раз!» – в отчаянии думает он про себя.
Юла кричит громко в самое ухо:
– Двигаем дальше, у нас пять минут  времени, чтобы выбраться отсюда.
Уже не думая про контактный рельс, Пашка быстро летит над шпалами дороги. До входа в шахту, откуда они вышли на магистраль, около трехсот метров. Они за минуту  преодолевают это расстояние. Поезд, закрывающий вход в тоннель, уходит. Полицейский с рабочими спрыгивают на рельсы, включают яркие фонари, быстро двигаются следом за Пашкой и Юлой. Что-то кричит с платформы дежурная, размахивая своим сигнальным жезлом.
«Призрак…» – доносится до Пашкиного уха издалека её крик. «Уходите… призрак! Пропадёте…» – кричит издалека  дежурная.
– Чего она там кричит? – спрашивает Пашка у бегущего впереди него Юлы.
Свет его фонаря мечется по стенам тоннеля.
– Какая нам разница, Паха, бежим, береги дыхание, уже скоро! – пыхтит в ответ Юла.
Они, наконец, свернули в боковой тоннель. Добежали до площадки, ведущей наверх шахты. Юла быстро вскарабкался на металлическую платформу. Задрав голову, посмотрел наверх. Грустно присвистнул.
– Теперь точно попались, – констатирует он сложившуюся ситуацию.
Пашка тоже забирается следом на площадку. Смотрит наверх. В стволе шахты стоит полная темнота. Крышка люка наверху, судя по всему, плотно закрыта. Ребята поворачиваются по направлению к входу в тоннель. Где-то вдалеке мелькает свет фонаря. Звучат громкие голоса.
Юла хмурится. Закусив губу, смотрит по сторонам. Думает, как выйти из сложившейся ситуации. Он, как и Пашка, тоже не любит проигрывать. Может поэтому  они дружат и катаются вместе под землей.
– Да ладно, Юла! – теперь уже Пашка успокаивает своего товарища. – Может все обойдется. Что, мы самые первые, кто попался на зацепе!
– Первые – не последние! – загадочно улыбается в ответ Юла. Но он, похоже, тоже смирился с надвигающимися на них неприятностями.
– Слушай, а чего это там дежурная кричала на перроне? – внезапно вспоминает Юла их короткий разговор во время ухода от погони по тоннелю.
– Я сам не понял, – удивлено жмет плечами в ответ Пашка. – Призрак какой-то, спасайтесь…
– Несерьезно как-то для дежурной по метро людей призраками пугать, – скептически улыбаясь, говорит Юла. – Может, это они нас пытались таким способом остановить? Так это зря… Я сказки в первом классе уже читать забросил.
Внезапно фонарик на его голове начинает мигать… Потом совсем гаснет.
– Странно, сегодня батарейки только поставил, хотя зачем он мне теперь. Сейчас придут воспитатели. Посветят нам тут.
– Чего-то не быстро они, – удивляется Пашка. – Вроде рядом фонари светили, и нет никого.
– А тебе не терпится? – язвительно улыбнувшись, говорит Юла. Потом быстро встает, прислушивается. Смотрит удивленно на Пашку.
– Ничего себе! Слышишь?
– Что?– удивляется Пашка.
– Поезд идет по ветке! В нашу сторону, – не менее удивлено отвечает ему Юла.
– Здесь? Ты же говорил, что там дальше решетка, – говорит  ему Пашка.
– Может, сняли, – задумчиво отвечает Юла. – Люк сверху закрыли. Решетку сняли. Выходит, не такой этот тоннель и заброшенный …
Они поворачивают головы  на звук приближающегося поезда.
Головной вагон появляется из-за поворота тоннеля. Тускло светит одинокий желтый фонарь над кабиной машиниста.
– Технический состав, – уверенно говорит Юла. – Ну вот и все проблемы решились. Сейчас доедем до депо. Оттуда на волю выбраться, раз плюнуть.
Пашка с сомнением смотрит на приближающийся состав. К головному вагону пристегнут еще один вагон. С обшарпанными, покрашенными какой-то грязной краской, стенками.  В самом конце состава подпрыгивает на стыках рельс ржавая грузовая платформа с низкими, болтающимися на ходу бортами. Приближающийся поезд издает резкий пронзительный сигнал. Звук гудка заполняет тесное пространство тоннеля, до рези в глазах давит на уши.
– Вот зараза! Так и оглохнуть можно! – ругается сквозь сжатые зубы Юла. Потом кричит Пашке: – Прыгаем на заднюю платформу, Паха. А дальше как пойдет!
Они ждут, когда поезд поравняется с краем площадки, где они стоят. Грузовая платформа уже совсем рядом. Юла резко выпрыгивает вверх. Приземляется на какое-то тряпье, валяющееся на дне прицепа. Пашка прыгает следом. Он падает на ноги. Потом по инерции бежит по платформе вперед. Спотыкается и путается ногами в черенках каких-то лопат, валяющихся здесь же. Падает на спину. Бьется затылком о деревянные доски настила. Свет налобного фонаря гаснет. Пашка  теряет сознание.
 
ГЛАВА 5
ПРИЗРАЧНЫЙ ПОЕЗД

• Тук-тук! Тук-тук! – раздается под самой головой и отдается в затылке, мерный стук вагонных колес. Голова болит и кружится. Не хочется открывать глаза. Сквозь закрытые веки пробивается неяркий холодный свет галогенового фонаря.

― Пашка! Паха! Ты живой? ― откуда-то издалека сквозь ватный звон в  ушах слышит Пашка встревоженный голос Юлы. Он открывает глаза. С трудом разогнув спину, садится. Щурит и заслоняет рукой глаза от бьющего в зрачки света фонарика. Оглядывается по сторонам.
Они по-прежнему  находятся все на той же железнодорожной платформе, на которую запрыгнули с лестничной площадки вентиляционной шахты.
Пашка сидит на деревянной, покрытой цементной пылью, поверхности настила,  сколоченного из грубых досок,  закрывающим  металлическое дно платформы.
Вокруг темнота. Только круг свет от фонарика в руках Юлы, освещает небольшой кусок пространства вокруг ребят. За бортом платформы с шелестом  пролетают стены невидимого в темноте тоннеля. На полу валяются  какие-то промасленные тряпки, рваный ватник без рукава, другие    обрывки грязной рабочей одежды. Мятый кирзовый сапог без пары. Несколько больших, в подтеках застывшего цемента, совковых лопат, об черенок одной из которых запнулся ногами Пашка. В дальнем углу платформы бьется о железный борт металлическая ржавая пустая бочка из-под солярки.  Платформа заканчивается  стенкой впереди идущего вагона. Она покачивается в такт идущему поезду.
На этой стенке нет ни одного намека на какое-нибудь окно или дверь. Это обитая металлическим листами, покрашенными грязно-зеленой краской, поверхность.
Юла трясет Пашку за плечи. Говорит радостным шепотом:
― Очнулся! Ну, ты молоток! А я уже испугался! ― он снова радостно начинает тормошить Пашку за плечи.
            Пашка,  хватаясь за голову, сердито говорит приятелю:
― Юла заканчивай меня трясти, и так голова болит…
― Все, больше не буду,― торопливо говорит Юла и прекращает трясти Пашку, ―  ты только в обморок опять не падай. Я и так испугался! Сижу тут один в темноте! Ты еле дышишь…
― Ничего себе в обморок! ― возмущается Пашка. –  Тебе бы так, затылком об доски.
Он ощупывает руками свою голову. Ищет резинку от  фонаря.
―  Слушай, а фонарик мой цел?
―Твой – да,― Юла протягивает Пашке слетевший с его головы во время падения фонарик. ― Даже камера работает. Я её отключил, чтобы аккумулятор зря не сажать. А у меня – все! Батарея кончилась. А в инструкции было написано, что на шесть часов работы. Обманули китайцы!
Пашка забирает у Юлы фонарик, надевает на голову. Смотрит по сторонам. Луч света послушно следует за поворотами его головы. Поезд  лязгает сцепками вагонов, и, грохоча колесами на стыках рельс, несется  куда- то в темноту.
― Куда мы вообще едем Юла?― спрашивает Пашка своего товарища и, осторожно облокотившись на руки, пытается подняться.
―Если бы я знал, ― отвечает Юла. Пашка впервые за все время, что он был знаком с Юлой, слышит в голосе приятеля нотки неуверенности и беспокойства.
―Час уже едем,― продолжает Юла. ―  За час можно весь город под землей проехать. А здесь – ни огонька, ни одной остановки. Но точно не в депо едем!
– А куда тогда?― опять спрашивает Пашка.
– Куда! Куда! Вот заладил!― сердится  Юла, и становится, наконец, похожим на себя прежнего – боевого и бодрого Юлу. ― Пойдем, узнаем! Через два вагона перелезть раз плюнуть, и все станет ясно!
―   Узнаем у кого?― удивленно спрашивает Пашка.
― У кого, у кого? – с раздражением в голосе отвечает ему Юла.― У того, кто в кабине сидит конечно! Кто-то же управляет этим составом!
― Предлагаешь явку с повинной,― с  иронией в голосе спрашивает Пашка у своего товарища. 
―У тебя есть другой вариант? Предлагай...― сердито говорит ему в ответ Юла. ― Ты сам вообще понимаешь, что происходит?  Я когда схему смотрел в интернете, все запомнил. В этом направлении нет никаких дорог! Понимаешь, Паха? –  серьезными глазами посмотрев на  Пашку, говорит Юла.
Пашка, растерянно пожав плечами, смущенно молчит в ответ. Действительно, он и сам уже ничего не понимает.
Ребята подходят к переднему краю платформы. Стенка вагона нависает над головой  неприступной преградой. Опасно качается в такт движению поезда. Юла смотрит вниз между вагонами, сердито  говорит  Пашке:
― Чего стоишь Паха?  Давай свети! Ждешь, когда батареи закончатся?
Пашка подходит к Юле, нагибает голову. Светит фонарем вниз. Ребята внимательно  начинают рассматривать буферную балку крепления сцепки вагонов.
―Н-да, ― чешет затылок Юла, ― старая конструкция. Шаг влево, шаг вправо, костей не соберешь. Ну ничего, мы тоже уже не  первоклашки. Да, Паха?!― он ободряюще толкает Пашку локтем в бок.
Пашка согласно кивает головой, решительным голосом отвечает Юле:
 ― Деваться все равно некуда, Юла. Сами не вылезем, кто нас отсюда вытащит?!
―Правильно, Пашка, ―  радуется,  соглашаясь с ним  Юла. ― Правильно сейчас все сказал. Вот поэтому я  с тобой на «зацепе» и катаюсь. Потому что мы одинаково с тобой думаем.
Пашке приятно слышать эти слова от своего приятеля. У Юлы, конечно, хватает всяких недостатков, но  на него можно с уверенностью положиться в трудную минуту. А таких друзей у Пашки не так уж и много. Точнее, других  таких  у него больше и нет.
«Надежных друзей и не может быть много, ― думает Пашка. ― Если Юле будет плохо, я ему тоже всегда помогу!» ― уверенно решает он про себя.
Юла в это время внимательно рассматривает стенку впереди идущего вагона. Стенка сплошная… Сбоку её не обойдешь. Немного подумав, Юла  смотрит наверх, на крышу вагона, принимает решение. Начинает вытаскивать ремень из петель своих джинсов. Вынув ремень, меряет его на сгиб руки. Коротко. Говорит Пашке: ― Паха, давай свой ремень. Одного не хватит.
Пашка тоже вынимает из джинсов свой ремень, протягивает Юле, спрашивает: ― Что придумал? Зачем тебе ремни?
―Смотри,― говорит Юла. ―  Видишь, на крыше вагона с нашей стороны торчит труба?
Пашка смотрит. С края крыши действительно торчит небольшой конец трубы, то ли для вентиляции, то ли для дровяной печки.
― И как ты хочешь туда забраться? ― спрашивает Пашка.
― Будешь  страховать, ―  объясняет ему  Юла. ―  Держи меня руками за пояс, когда я встану на сцепку. И старайся прямо светить фонарем.
Он быстро перелазит через борт платформы, уверенно встает на качающуюся, на ходу круглую балку сцепки между вагонами. Пашка из всех сил хватает Юлу за пояс. Тот выравнивает равновесие, осторожным, резким движением руки, закидывает  один конец связанных ремней на край трубы.
Бросок оказывается  удачным. Юла делает еще один осторожный шаг вперед, покачиваясь чтобы удержать равновесие, теперь стоит как раз посередине прыгающей на ходу сцепной балки. Пашка,  чуть не по пояс высунувшись через край платформы, крепко держит  Юлу за бока. Юла тянется рукой за свисающим с крыши вторым концом связки ремней, быстро хватает болтающуюся пряжку, и наматывает концы ремней на руку. В этот момент он теряет опору под ногами, соскальзывает с буфера, выскальзывает у Пашки из рук, и повисает на намотанных на руки ремнях прямо над несущимися под ним в темноте рельсами.
― Юла! ― кричит в отчаянии приятелю Пашка. ― Держись! Я сейчас!
Он быстро перелазит через край платформы, держится одной рукой за ржавый край прыгающего на ходу борта, второй рукой, нагнувшись, хватает Юлу за пояс, тянет его вверх. Юла и сам, упираясь и перебирая ногами по стенке вагона, подтягивается руками на концах ремня, резко перебрасывает тело через край крыши. Помогая себе ногами, забирается наверх. Теперь Пашка, потеряв опору,  вытягивает перед собой руки,  падает на стенку переднего вагона. Юла свешивается с крыши, кидает ему под левую руку свободный конец ремня.
― Обматывай вокруг запястья, я тебя вытяну,― кричит он. Пашка знает этот альпинистский  прием. Он осторожно перемещает опору тела на правую руку, которой упирается в стенку вагона, делает левой рукой захлест брошенного Юлой сверху конца ремня. Пряжка ремня перекидывается через запястье, как нужно – свободным концом под брошенный сверху закрепленный  конец ремня. Ноги у Пашки уже почти соскальзывают с круглой буферной балки сцепки вагонов.
– Намотал? – кричит сверху Юла.
– Давай, – кричит ему в ответ Пашка, – тяни!
Юла резко тянет за ремень вверх. Пашкины ноги слетают с буферной балки. Вес тела болезненно врезается в запястья руки, обмотанной ремнем. Пашка сжимает зубы от боли, отпускает вторую руку,  виснет на одной руке, крепко обмотанной ремнем, прямо над несущимися под ним рельсами. Юла тянет его что есть сил наверх. Пашка хватается другой рукой за ремень, помогает  Юле, отталкиваясь ногами.
– Чуть руку не оторвал, – скрипит зубами от боли Пашка, выбираясь на крышу вагона рядом с Юлой. Пригибается. На крыше надо быть очень осторожным. Низкий потолок шахты проносится где-то совсем рядом над головой.
– Подумаешь, руке больно. Все лучше, чем между вагонами брякнуться, – хладнокровно отвечает ему Юла.
Пашка разматывает с запястья руки сильно  врезавшийся в кожу ремень.
Некоторое время ребята лежат на крыше, не двигаясь. Молча смотрят на проносящийся в круглом световом пятне от фонаря над головой  низкий земляной потолок шахты.
Свет Пашкиного фонарика начинает тускнеть. Юла переворачивается на живот, говорит шепотом.
– Ползем дальше, пока лампочка совсем не погасла. Пропадем в темноте.
Они осторожно ползут на животах вперед по крыше. Стараются высоко не поднимать головы. Фонарь светит совсем тускло. На середине крыши натыкаются на вентиляционный люк. Люк распахнут настежь. Из открытого проема виден неяркий желтый свет от электрической лампочки. Пашка смотрит вопросительно на Юлу. Юла смотрит на Пашку.
– Чего тут думать? –  говорит Юла. – Решили сдаваться, значит сдаемся.
Они решительно спрыгивают через край люка внутрь вагона. Удивленно осматриваются.
В вагоне никого нет. Это старого образца деревянная «теплушка», обитая снаружи листами железа. Большая раздвижная боковая дверь заперта изнутри на доску-засов, закрепленную в металлических петлях на боковой раме  дверного  проема.
Под потолком тускло светится, болтается в такт движениям поезда, небольшая электрическая лампочка, закрытая сверху абажуром из свернутой пожелтевшей газеты. Свет от лампочки дрожит и моргает, как это бывает при подаче электричества от стационарного электрогенератора. По стенкам размещаются, сколоченные из досок, грубые нары-лежаки. По три лежака в высоту вдоль всех стенок вагона. Посередине вагона, так же грубо сколоченный  из досок, как и лежаки, стоит большой стол. На столе лежит в беспорядке раскиданная посуда. Несколько  грязных алюминиевых мисок. Ложки. Листы скомканной газеты. Рядом на полу валяется длинная опрокинутая скамейка.
В конце вагона в стенке небольшая дверь, которая ведет, судя по всему, в самый передний головной вагон поезда. Оттуда раздается приглушенный стеной вагона грохот двигателя локомотива поезда.
– По крайней мере, дальше через дверь пойдем, – утешает друга Юла.
Пашка подходит к столу. Рассматривает брошенную среди грязных алюминиевых  мисок помятую газету. Разворачивает рукой склеившиеся пожелтевшие страницы.
– Смотри, Юла, – с удивлением говорит он, – раритетное издание! Тысяча девятьсот двадцать третий год. «Красный Гудок». «Газета трудящихся железнодорожников и мастеровых путевого состава»  – читает он, с трудом всматриваясь в еле видимый в неярком свете вагонной лампочки заголовок издания.
– Потом дочитаешь, Паха! –  с досадой говорит ему  Юла. – Не до раритетов нам сейчас. Идем, посмотрим, куда они здесь все подевались.
Он решительно открывает дверь в соседний вагон. За дверью стоит грохочущая железом  дизельного двигателя темнота. Судя по всему, это уже моторный отсек головного локомотива поезда.  Юла внимательно всматривается внутрь моторного отсека. Потом, обернувшись, делает Пашке рукой знак следовать за собой. Входит в дверь. Пашка бросает недосмотренную газету назад на стол, включает на голове фонарь, быстро входит в темный проем дверей следом за Юлой.
Они оказываются в моторном отсеке дизельного локомотива. Здесь темно и шумно. Громко грохочет огромный, размером во всю длину вагона, многоцилиндровый дизельный двигатель. 
Пашка светит во все стороны фонарем, аккумулятор немного подзарядился, пока фонарь был выключен в первом вагоне, и фонарь дает сейчас больше света. Пашка видит отчаянно-испуганное выражение глаз Юлы. Не может понять, что так сильно пугает его товарища. Но сам чувствует, что что-то не так с этим поездом.
– Ты чего,  Юла? – пытаясь выглядеть спокойным, спрашивает он.
– Двигатель холодный, – говорит Юла и кладет руку на верхнюю крышку одного из боковых цилиндров. Пашка тоже кладет руку на крышку двигателя. Понимает, что его беспокоит. Работающий на полную мощность двигатель  – абсолютно холодный. Юла нагибается, рассматривает что-то в нижней части станины двигателя. Потом разогнувшись, зовет к себе Пашку.
– Смотри, Пашка, – говорит Юла задумчивым голосом. – Я, может, плохо разбираюсь в двигателях внутреннего сгорания. Но это – точно не солярка! И не керосин.
Пашка подходит к нему, нагибается, смотрит туда, куда показывает Юла. На станине закреплена трубка из толстого стекла, вставленная в железный футляр с окошками по бокам. «Прибор для индикации уровня топлива» – догадывается Пашка. Смотрит на прибор. В стеклянной колбе колеблется странная светящаяся зеленым светом жидкость. Пашка направляет на стеклянную трубку свой фонарь. Жидкость вспыхивает в свете фонаря изумрудным холодным светом.
– Ладно, идем дальше. Еще одна дверь, и все станет ясно, –  немного неуверенно говорит Пашке  Юла. Идет вперед. Пашка осторожно идет следом. Освещает дорогу вновь начинающим гаснуть  светом фонарика.
Ребята проходят через моторный отсек. Доходят до самого конца вагона. Впереди неярко светится щель чуть приоткрытой двери в кабину машиниста. Пашка решительно и резко открывает дверь кабины. Яснее ничего не становится. В небольшой, еле освещенной лампочками пультовой подсветки приборов, кабине, никого нет. Юла с Пашкой  испуганно смотрят за окно кабины поезда. Пугающая чернота узкого тоннеля в желтом неярком круге света прожектора головного вагона стремительно несется навстречу поезда.
В молчании ребята возвращаются назад, в вагон-«теплушку». Здесь, по крайней мере, есть электрический свет, и не так  слышно шум грохота двигателя локомотива. Ребята поднимают с пола скамейку, садятся за стол в середине вагона. Пашка достает из кармана свой мобильник.
Смотрит на засветившийся экран телефона.
– Связи совсем нет, – говорит он Юле, показывая уровень сигнала на дисплее мобильника. Тот молча сидит, о чем-то задумавшись,  автоматически кивает Пашке головой, потом смотрит на свои часы.
– Двенадцать. Полночь. Наверху уже ночь.
Ребята молча сидят в гулком вагоне. Где-то за дверями неслышно проносится черная пустота тоннеля.
Пашка зачем-то включает игрушку, установленную на телефон. По экрану телефона с громким электронным пиликаньем, собирая монетки и пробивая себе взрывами бомб ходы в земле, начинает носиться зубастая подземная зверушка. Электронные звуки игры странно звучат в грязном деревянном вагоне, прицепленном к неизвестно куда мчащемуся под землей поезду.
– «Сапер»? – равнодушным голосом устало спрашивает у Пашки Юла название игры. Пашка согласно кивает головой.
– Отстойная игрушка, – уверенно говорит ему Юла,  потом добавляет хозяйственным голосом: – На телефоне аккумулятор побереги. Пригодится. Когда-то куда-то мы должны приехать. Позвонишь родителям… А батарейка сядет, как звонить будешь? – сонно говорит он, поднимается из стола, подходит к нарам, снимает с себя куртку, сворачивает себе подушку под голову, потом бормочет под нос:  ― Утро вечера мудреней,― падает на полку и крепко засыпает.
«Вот так Юла!» – с завистью смотрит на заснувшего друга Пашка. – «Все ему нипочем, завалился и дрыхнет. Я так не смогу», – думает он. Потом вспоминает маму с папой. Сестренку. Матильду.
«Они с ума сойдут, если я вечером не вернусь домой, – в отчаянии думает Пашка. – А какое тут домой? Едем непонятно куда, непонятно на чем».
Некоторое время бездумно смотрит, как на экране светящегося неярким светом телефона, зубастая зверушка продолжает бегать в поисках выхода из подземного лабиринта.  Потом  чувствует, что и его начинает клонить в сон. Выключает  телефон. Зеленый экран подсветки гаснет. Веки глаз наливаются тяжестью. Пашка роняет голову на руки и проваливается в глубокий сон.
Во сне он видит своих родителей, папу и маму, грустно сидящих за столом в круге света настольной лампы. Сестренка Вера, сидя на полу, играет на ковре в своих кукол.    Ему кажется, что сам он находится  в аквариуме, среди глупых и ленивых гуппи. Пытается пошевелить своими руками и ногами, но вода замедляет движения. Пашка пытается поднять руку. Подать сигнал. Но тщетно, – вода мягкими оковами сковывает все части тела.  Вдруг он замечает, что Матильда видит его. Такса сидит на задних лапах перед аквариумом. Смотрит на него сквозь выпуклое стекло. Тоже что-то хочет сказать, но как все собаки, не может. Просто машет хвостом и  смотрит своими добрыми собачьими глазами. «Мотька я здесь, я с вами…» – пытается кричать под водой Пашка. Но у него получается только беззвучно шевелить под водой губами, и, как рыба,  пускать пузыри изо рта. Внезапно в глубине комнаты появляется огромная зубастая яркого желтого цвета зверюшка из компьютерной игры. Громко клацая зубами, она медленно надвигается на Пашку. Тот бьется в своем аквариуме, пытается увернуться от неумолимо приближающихся острых зубов компьютерного чудовища.
Просыпается Пашка от внезапно наступившей тишины. Он с трудом открывает глаза, отрывает  голову от стола, выбираясь из крепких объятий сна, – сказывается  напряжение вчерашнего дня. Потом вдруг вспоминает место, где он находится, вздрагивает, начинает внимательно прислушиваться к наступившей вдруг тишине. Больше не слышно грохота двигателя локомотива, стука колес по рельсам. Поезд стоит неподвижно, в полной безмолвной тишине. Лампочка под потолком вагона, как будто теряя последние силы, несколько раз мигнув напоследок, медленно гаснет. В помещении становится абсолютно темно.
«Стало темно и тихо», ― думает про себя Пашка, включает свой фонарик. Фонарик, как ни странно, еще работает, дает немного света, но, чувствуется, что аккумулятор  тянет уже на последнем пределе. Свет лампочки еле освещает пространство в радиусе трех метров вокруг Пашки. Пашка поднимается из-за стола, светит фонарем на входную дверь, в нерешительности замирает  посередине салона.
Юла тоже просыпается. Смотрит с недоумением сначала по сторонам, потом на Пашку. Прислушивается.
– Кажется, приехали, – в полголоса говорит он.
Быстро поднимается с лежанки, подбегает к закрытым дверям вагона. Прикладывает ухо к двери, слушает, что там с другой стороны происходит. С той стороны все тихо. Звенящая тишина подземного тоннеля давит на уши. Юла пытается выдернуть доску, запирающую дверь вагона. Доска плотно лежит в своих пазах, не поддается усилиям одного человека.
Юла машет рукой, зовет на помощь Пашку. Пашка хватается за низ доски, тоже начинает тянуть вверх. Вместе они с силой выдергивают из металлических петель деревянный засов, отставляют доску к стене, потом со скрежетом откатывают в сторону  тяжелую обитую железом дверь вагона. Выглядывают из дверей наружу. За дверьми вагона стоит полная темнота. Слабый свет Пашкиного фонарика еле освещает пространство за стеной вагона. В неярком круге света виден край невысокой платформы, возле которой остановился  поезд. Платформа собрана как будто наспех, из неровно подогнанных друг к другу, грубых железобетонных плит. Пашка выпрыгивает из вагона на платформу. Звук его прыжка, быстрым коротким эхом отражается от стен тоннеля, тут же мягко глохнет в ушах.
«Так, наверное, на Луне в полном вакууме шаги звучат», – думает про себя Пашка. Но вокруг сейчас нет никакого вакуума. Воздух в шахте сухой и какой-то даже чистый, стерильный. Как дистиллированная вода.
Юла выпрыгивает на платформу следом за Пашкой. Ребята стоят, прижавшись спиной к спине, внимательно вглядываются в наступающую со всех сторон темноту. Платформа располагается   в небольшой  нише-пещере, вырубленной  прямо в плотном красноватом, похожем на вулканический туф или плотный угольный шлак, грунте. С обеих сторон от платформы в жерла тоннеля уходят узкие рельсы подземной железной дороги, по которой ребята прибыли сюда на загадочном поезде. В тоннеле тихо, сухо и темно.
– Это что за остановка, Бологое иль Поповка?  – негромким голосом пытаясь шутить, вспоминает Юла строчку из детского стихотворения.
Пашка светит фонариком по сторонам. Освещает небольшую металлическую табличку, прикрепленную прямо на плотный грунт поверхности стены тоннеля. На табличке рубленным, старомодным шрифтом, написано название станции.
Пашка читает вслух написанное на вывеске название:
–  Пост номер девять. Станция «Пост № 9»! Может это какая-то новая дорога? – неуверенным голосом спрашивает он у Юлы. – Какое-нибудь новое дачное направление. В эту сторону много дач сейчас построили.  Вот и решили проложить новую дорогу. Просто пока никому не говорили про это, – пытается  найти новые убедительные объяснения для своей версии всего с ними приключившегося Пашка.
– Ага! Секретная дорога для дачников, –  скептическим голосом отвечает ему Юла, осматривается по сторонам и добавляет: – А что? Хорошее местечко для загородного  отдыха. Темно. Тихо. Комары не кусают.
Потом весело присвистнув, говорит Пашке: – Смотри, Паха, тут и кассовый зал имеется.
Пашка светит фонарем в конец перрона. Там  стоит небольшая, похожая на строительный вагончик, будка. Будка, как и вагон поезда, на котором они приехали, плотно обита покрашенными все той же грязно-зеленой краской, металлическими листами железа. Сбоку располагается металлическая дверь. В одной  из стен находится большое, закрытое ржавой решеткой, окно. Ребята, перепрыгивая через края криво торчащих из пола платформы бетонных плит, торопливо идут в сторону обнаруженного строения.
Юла трясет решетку на окнах. Решетка стоит крепко. Стучит в пыльное стекло окна.
– Нам, пожалуйста, два школьных билета до центра, в одну сторону! – шутливым голосом кричит Юла. – Только у нас сегодня с собой школьной справки нет, – продолжает он громко стучать рукой по стеклу.
            Пашка боязливо трясет его за рукав куртки.
– Юла, может не надо так греметь. Вдруг нас кто-нибудь услышит?
– Кто нас тут может услышать, Паха! – перестав шутить, уже с отчаянием в голосе, говорит ему Юла. – Я бы уже и сам рад был бы, чтоб нас хоть кто-то услышал! Сейчас фонарик накроется… И все! Куда мы дальше пойдем в такой темноте?
– Давай назад на поезд вернемся? – предлагает  Пашка, с опаской оглядываясь на чернеющий в темноте, безмолвно стоящий у края платформы, состав.
–На поезд? – переспрашивает Юла. –  Может и придется вернуться. Смотря сколько по времени у него еще здесь будет стоянка длиться.
Внезапно поезд как будто оживает. Включается яркий свет прожектора на головной кабине состава. С грохотом заводится дизельный двигатель в моторном отсеке. Громкий гудок сирены локомотива буквально прижимает ребят к земле. Пашка с Юлой зажимают руками свои уши, падают на колени, пригибаются от громкого рева головами к плитам платформы. Поезд, не прекращая реветь своим  гудком, неожиданно с места набирает огромную скорость, быстро отъезжает от края платформы и уже вот-вот скроется в глубине тоннеля.
– Пашка, бежим быстрей. Уйдет без нас! – кричит Юла, разжимает уши, спрыгивает с перрона, несется, спотыкаясь по рельсам, вслед за исчезающим в темноте составом. Но не успевает догнать его. Грохот локомотива постепенно становится тише, и вскоре совсем исчезает где-то в подземной глубине шахты.
Пашка видит, как Юла, пробежав по инерции еще немного вслед за поездом, останавливается. Безнадежно машет рукой. Повернувшись, медленно идет назад в сторону платформы. Свет фонаря становится совсем тусклым. Пашка видит теперь только, как в темноте тоннеля светятся фосфорным светом черепа скелетов, нарисованные на бандане у Юлы.
Внезапно этот свет перекрывается на миг быстро мелькнувшим черным силуэтом. Как будто кто-то пробежал прямо перед Юлой.
– Юла! – громко кричит Пашка. – Юла,  осторожно, здесь кто-то есть!
– Что? – кричит ему в ответ Юла. – Ты о чем говоришь? Кто здесь есть?
Внезапно его голос прерывается. В темноте раздаются какие-то шорохи и возня. Пашка слышит отчаянный крик Юлы:
– Пашка, помоги меня схватили!
Пашка делает движение в направлении голоса Юлы, потом в нерешительности замирает на краю платформы, кричит:
 – Юла, я сейчас! Только возьму что-нибудь  потяжелее и помогу тебе!
Пашка бежит по направлению к будке. Фонарь уже почти потух. Он слышит, как сбоку перрона раздается негромкий топот бегущих ног. Кто-то бежит за ним по рельсам параллельно платформе, наперерез.
Снова  раздается громкий крик Юлы:
– Пашка, помоги!
Пашка всем телом бьется о дверь вагончика. Дверь не заперта. Он с разбега вваливается в помещение будки. В тусклом свете фонаря видит небольшую комнатку, стол, стул.  На столе стоит черный, старинный телефон с корпусом из эбонитовой пластмассы. У одной стены стоит небольшой шкаф забитый какими-то книгами и журналами. В углу – круглая печка «буржуйка» с прислоненной к дверце ржавой металлической кочергой.  У самых дверей на стене у входа размещен небольшой электрический рубильник. Пашка хватает стоящую у печки кочергу, затем бьет по ручке рубильника со всей силы свободной рукой. Снаружи вагончика, включается неяркий синий, как от ультрафиолетовой лампы, свет.
Раздается противный хриплый визг каких-то непонятных тварей.
Снова звучит истошный крик Юлы:
– Пашка! Паха! Помоги!
Пашка распахивает дверь вагончика, тут же в испуге отшатывается. Перебравшись через край перрона, в его сторону быстро скачет на задних  ногах странное существо. Это огромная, чуть ниже Пашки ростом, похожая на смесь крысы и кенгуру тварь, покрытая длинной рыжей шерстью. Существо передвигается прыжками на коротких сильных задних ногах,  отталкиваясь от пола длинным, тонким, похожим на гибкий прут, хвостом. На голове у крысы одета странная, похожая на черпак от дуршлага, алюминиевая каска, с торчащей на самом верху небольшой антенной. Кроме того, на крысе была одета брезентовая сбруя, что-то вроде ремней летчиков для крепления парашютной сумки. На спине болтается большой гофрированный баллон, похожий на коробку противогазного фильтра. Из баллона тянется гибкий гофрированный шланг. Один конец шланга  входит в висевший на поясе у крысы пистолет, чем-то похожий на заправочный пистолет на бензоколонке.
Еще несколько таких тварей находятся внизу, на рельсах. Они схватили и держат  своими цепкими лапами  Юлу. Юла, что есть сил, пытается вырваться из когтей странных тварей. Но силы явно не равны.
– Юла, я сейчас! – кричит Пашка и бьет кочергой по морде налетевшей на него крысе. Та с визгом отлетает в строну, потом, извернувшись, хватает с пояса свое странное оружие и направляет его в сторону Пашки.  Пашка отпрыгивает назад, в будку, инстинктивно захлопывает перед собой дверь. Вдруг раздается глухой удар в дверь, потом еще один. На поверхности двери, со стороны Пашки, появляются несколько больших выпуклостей, с торчащими в середине острыми концами наконечников. Как будто кто-то с той стороны со всей силы метнул в дверь несколько тяжелых копий.
– Врешь, не возьмешь, – кричит  Пашка, запирает дверь на небольшую задвижку, прикрученную сбоку дверного полотна. Раздается еще несколько ударов в дверь. Теперь крыса уже сама бьется телом об дверь, пытаясь вышибить дверной косяк. Пашка отступает в глубину вагончика, сжимая в руке кочергу, собирается держать оборону до последнего.
Задвижка под сильными ударами начинает шататься.
«Еще немного, и эта тварь выломает дверь! – в отчаянии думает про себя Пашка.  – Что там с Юлой? Кажется,  теперь мы оба пропали!  Дернуло меня согласиться на этот «зацеп». Вот и съездил в самый последний раз!» – одна за другой мелькают в Пашкиной голове грустные мысли.
Внезапно его взгляд падает на лежащий у телефонного аппарата раскрытый журнал. Похоже, что это журнал дежурного по станции. Пашка читает самые верхние строки заголовка журнала: «Телефон центральной диспетчерской – 112-112». Хватает телефонную трубку. Та отвечает длинным сигналом ожидания набора номера. «Работает!» – радостно удивляется Пашка. Начинает торопливо набирать указанный в журнале номер диспетчера. Удары в дверь неожиданно прекращаются. Пашка стоит, вжавшись в стену вагончика, вытянув перед собой руку с крепкой зажатой в кулак кочергой, и, прижав трубку к уху, нетерпеливо ждет ответа диспетчера.
Внезапно разбивается стекло бокового окна. Сквозь разбитое стекло Пашка видит оскаленную крысиную морду. Когтистая лапа пытается сквозь решетку схватить его за рукав куртки. Он наотмашь бьет по лапе, потом по прутьям решетки. Крыса с визгом отскакивает назад.
Внезапно Пашка слышит в телефонной трубке негромкий заспанный мужской голос:
 – Центральный пост слушает, говорите!
– Алло, это я, помогите, на нас напали крысы! – громко кричит Пашка в трубку.
– Кто Вы? Где напали? С какого поста Вы звоните? – недоуменно спрашивает в трубку все тот же мужской голос. 
– Я – Пашка. Павел Герасимов. Я звоню с поста номер девять! На нас напали крысы! Я не вру, это правда… Они Юлу схватили! Помогите нам! – в отчаянии кричит в трубку Пашка.
Ему слышно, как мужчина в трубке говорит кому-то: «Слушайте, а мы разве не убрали дежурного с девятого поста? Там парнишка на линии, говорит Юлу какого-то схватили… Послать разведку? Понял…» Потом он обращается к Пашке:
– Сидите пока в дежурном помещении. Наружу не выходить. Ждите помощи!
– Скорее, пожалуйста! – кричит в трубку Пашка. Сигнал обрывается. Снаружи все стихло. Только неяркий мерцающий синий свет заливает платформу снаружи. Пашка осторожно выглядывает из-за рамы окна. Все тихо.
Внезапно сильный удар в плечо откидывает его на стенку вагона. Пашка смотрит на плечо. Оттуда торчит короткое, полупрозрачное, зеленое, похожее на сосульку, копьё. Крови пока нет и почти не больно. Пашка медленно сползает по стене вагона и второй раз за день теряет сознание.
 
 
ГЛАВА 6
ДОЗНАНИЕ КАПИТАНА ПРОХИНА
– Капитан, не быть тебе майором! – грохочет над головой капитана Прохина суровый голос  генерала Скороварова.
Капитан молча сидит в кабинете у своего начальника, рассматривает репродукцию с несущимся среди волн трехмачтовым парусником, висящую на стене, за спиной генерала.
«Капитан, капитан улыбнитесь», – мысленно напевает он про себя. Прохин не то что бы совсем легкомысленно относится к разносам от начальства. Но старается по максимуму нейтрально относиться к таким крайним проявлениям начальственного внимания к его работе. Разнос от начальства – радость для подчиненного, – знает он с самых азов своей службы эту простую для каждого нижестоящего чина истину.
И поэтому старается воспринимать такие обязательные для каждого работающего «на земле» профессионала мероприятия без излишнего нервного трепета.
– Нет! –  возмущенно продолжает рокотать басом генерал Скороваров, утесом нависая над скромно сидящим за начальственным столом Прохиным.
– Я готов был терпеть эту историю про рыжих диггеров-переростков пока материальный ущерб не превышал разумных для государства  пределов. Я готов был терпеть, когда эти ваши диггеры-малолетки выносили  продукты, книги, бытовую технику,  – возмущается генерал громким голосом. – Но когда из банка вынесли двенадцать миллионов рублей, я дальше этого терпеть  не собираюсь! – решительно подводит итог  своей речи генерал, замирает в эффектной театральной паузе, потом ловит взгляд капитана, рассматривающего картину с парусником  на стене кабинета, опять приходит в негодование от такого пренебрежения со стороны строптивого подчиненного к своим словам,   вскидывает головой как боевой конь, закусивший      удила,    кричит   с удвоенной силой, грозно потрясая руками:  – Думайте капитан, крепко думайте! Или эти диггеры в скором времени будут сидеть у меня в приемной, пристегнутые наручниками к  скамейке, или Вы вылетаете со службы без пенсии и выходного пособия! С надлежащей характеристикой о несоответствии в вдогонку! И сделать мне это с Вами  будет также легко и быстро как этот стакан воды выпить! Хватит, уже натерпелся! – заканчивает генерал решительно свою беседу, наливает себе  из графина стакан воды, выпивает его до дна и, громко хлопнув дном стакана об стол, ставит пустой стакан перед носом капитана.
– Все, идите капитан, – коротко говорит он, – у Вас еще неделя, чтобы разобраться с этим делом. Не разберетесь Вы, дальше разбираться буду я. С Вами!
Скороваров садится в свое кресло и, не обращая больше внимания на Прохина, начинает перелистывать какие-то папки на столе перед собой.
Прохин поднимается из-за стола, некоторое время стоит с задумчивым видом, потом  молча, так же как сидел  до этого, выходит из дверей кабинета Скороварова.
Придя к себе, капитан садится за рабочий стол, наливает себе крепко заваренного, как он любит, черного чая.   Пьет,  вприкуску с кусочком сахара, шумно прихлебывая из любимого стакана с массивным железным подстаканником. На подстаканнике – барельеф ВДВ в виде  раскрытого парашюта и двух самолетов по краям на фоне восходящего солнца. Некоторое время он так и продолжает сидеть, молча вспоминает только что закончившуюся беседу с генералом.  Допив свой чай, поднимается из-за стола, подходит к висевшей на стене оперативной карте,  начинает рассматривать утыканный разноцветными  флажками план местности, обозначающими места недавних происшествий. Синие флажки показывают пункты, где произошли ограбления через подкопы. Таких флажков уже пять. Все они расположены в центре города. Последний случай – тот, который особенно разозлил генерала Скороварова, произошел совсем недавно, два дня назад.
Неизвестные подземные грабители пробили пол хранилища в банке, и унесли  с собой под землю двенадцать миллионов  бумажными деньгами.
Капитану безразличны разносы от начальства, но здесь была уязвлена  его профессиональная гордость. Никто не имеет право делать то, что ему захочется на участке города, который капитан считает «своим». Прохин вынимает из кармана визитку, полученную от профессора Левина во время их последней встречи на выезде по делу об ограблении магазина. Внимательно читает: «Профессор Левин, действительный член Академии наук, профессор Института Геодезии и Сейсмологии при Академии Наук, телефон…»
Прохин поднимает трубку стоящего на столе служебного телефона. Набирает номер, указанный на визитной карточке. Ждет, пока установится соединение.
Профессор быстро, как будто ждал этого  звонка, отвечает с другого конца провода:
– Да, слушаю Вас.
– Профессор, с Вами говорит капитан Прохин. Помните, мы встречались по делу о взломе в магазине, и Вы обещали разъяснить мне  некоторые детали по этому вопросу.
– Что-то еще произошло, капитан? – заинтересованным голосом спрашивает профессор  у Прохина.
– Да. На этот раз похищена крупная сумма денег, – отвечает капитан Левину.
– Понятно. Что же, я готов встретиться. Если Вам удобно через два часа, подъезжайте ко мне в институт. Записывайте адрес, – говорит профессор и  диктует адрес.   
Капитан Прохин записывает адрес, который  профессор диктует ему по телефону. Записав, прощается. Кладет трубку на место. В задумчивости смотрит на синие флажки на карте города. Потом подходит к окну и  смотрит на улицу. На улице начинается новый теплый летний июньский день. Но капитану уже не до хорошей погоды. На его профессиональном небосклоне сгущаются грозовые тучи.
Через два часа Прохин подъезжает на своем автомобиле к зданию института геодезии. Это невысокий пятиэтажный дом  пирамидальной формы, с высокими узкими окнами, облицованный снаружи плитами из красного гранита. Над входом размещается огромное мозаичное панно-барельеф – дымящийся конус вулкана на фоне скалистых гор. Ниже схематично изображен разрез земных недр. В узких тоннелях гроздьями свисают с потолков подземных пещер сталактиты. Прямо из-под земли растут невиданные кристаллы. Тут  же, среди этого подземного изобилия, пробираются сквозь шахты одетые в комбинезоны и защитные каски, с геологическими молотками и измерительными линейками  наперевес, маленькие фигурки людей. Это – ученые-сейсмологи и геодезисты.
На стене у входа бронзовой вывеска с золотыми буквами: «Институт сейсмологии и геодезии при Академии наук». Капитан с трудом открывает створки высоких тяжелых дубовых дверей, проходит внутрь здания.
Профессор Левин уже ждет его. Он стоит  у  вертушки проходной, рядом с постом охранника. Левин здоровается с подошедшим капитаном, потом делает приглашающий жест следовать за собой. Они вместе идут по длинному коридору, мимо множества кабинетов и аудиторий, прямо к массивным металлическим  дверям входа в лифтовую шахту. Профессор открывает массивную дверь, откатывает в сторону тяжелую раздвижную решетку, закрывающую вход в кабину.
Прохин с недоумением заглядывает внутрь кабины, потом вопросительно смотрит на Левина.
–  Мы поедем на грузовом лифте? – с удивлением спрашивает он у профессора.
– Я бы хотел сразу провести Вас в свою лабораторию. Все лаборатории у нас в институте находятся на подземных технических этажах. А туда только на грузовом лифте и можно попасть, – объясняет Левин капитану.
Прохин  пожимает плечами, на грузовом, так на грузовом. Решительно заходит в кабину. Профессор входит за ним следом. Закрывает  за собой металлическую дверь входа в шахту, с лязгом задвигает решетку, закрывающую вход в кабину. Потом нажимает большую красную кнопку  на пульте, расположенном сбоку от дверей, на стенке кабины лифта. Кабина вздрагивает. Прохин слышит, как где-то наверху включается большой электродвигатель. Стены шахты за решеткой входа медленно начинают ползти вверх. Кабина медленно начинает опускаться под землю.
– Спуск займет около пяти минут, – говорит капитану Левин, глядя на свои часы.
– Так глубоко?! – удивляется Прохин. – Вы что, здесь уголь добываете, не отходя от рабочего места? – иронизирует он.
– В некотором роде, да, – серьезным видом отвечает ему профессор, не обращая внимания на иронические нотки в голосе Прохина.
– Капитан, я бы хотел поговорить с Вами конфиденциально,  пока у нас есть такая возможность и время, – продолжает профессор, сделав особенный акцент на свои последние слова о времени, и добавляет: – А времени, судя по всему, у нас остается совсем немного.
– Профессор, если Вы будете все время говорить загадками, мое терпение точно очень скоро подойдет к концу! – раздражаясь, отвечает Прохин профессору. – Я согласился на эту встречу, согласился спустится с Вами непонятно куда, и пока непонятно для меня зачем, на этом грузовом лифте… Но я не готов заниматься здесь угадыванием интеллектуальных ребусов и головоломок. Я люблю разгадывать конкретные задачи. Поэтому, если возможно, пожалуйста, говорите дальше по существу дела!
– Да-да, конечно, дальше по существу! – торопливо соглашается профессор с доводами Прохина. – Вы конечно знаете, что я являюсь официальным экспертом и представителем государственной комиссии со стороны Академии наук в проведении экспертизы по этому делу, – продолжает он сосредоточенно.
Прохин согласно кивает головой. Внимательно смотрит на профессора. К чему тот клонит. Что хочет от него?
Лифт, мерно покачиваясь на тросах, медленно продолжает опускаться в глубину. Неяркий желтый свет лампочки тускло освещает кабину. Профессор, немного помолчав, продолжает рассказывать.
– Комиссия, в административной и силовой части своего состава, уже пришла для себя к некоторым скоропалительным выводам и решениям. Как обычно торопливым и непродуманным, с возможно далеко идущими для всей Земли и для всего  человечества последствиями.
– Даже так? – удивлено вскидывает  брови капитан Прохин. – Для всего человечества, профессор? – переспрашивает он с улыбкой.
– Да-да, не смейтесь, – серьезно отвечает ему профессор Левин. – Именно для всего человечества.
Кабина лифта начинает дергаться, подпрыгивает на тросах, и наконец, останавливается. Профессор открывает решетку лифта, приглашает капитана Прохина рукой на выход. Прохин выходит из кабины наружу, осматривается по сторонам. Они находятся в узком круглом коридоре, облицованном дешевой, казенного вида, местами отвалившейся, местами битой кафельной плиткой. Под потолком, освещая стены и пол коридора, холодным мерцающим светом горят лампы дневного света. В стенах коридора расположены металлические двери из броневых, с заклепками по местам соединения швов, листов железа.
– Крепкие у вас тут двери! – удивленно замечает профессору капитан Прохин. – Больше похоже на бункер, а не на научную лабораторию.
–Мы работаем с такими веществами и материалами, что часто приходится для безопасности укреплять помещения лабораторий самым надежным образом, – отвечает ему профессор Левин.
– Понимаю, – весомо говорит Прохин, потом смотрит на профессора и спрашивает решительным голосом: – Итак, профессор, какого рода информацию Вы хотите мне рассказать?
– Сначала показать, – отвечает профессор, и, вращая круглую ручку штурвала гидравлического усилителя открывания дверей, откатывает бронированное полотно дверей люка закрывающего вход в лабораторию в сторону.
Они проходят в помещение лаборатории. Профессор опять вращает штурвал гидроусилителя  двери, закрывает за собой входную  крышку люка.
В лаборатории стоит непривычная для уха, особенно сразу после недавнего «наземного» шума, тишина.
«Подземная тишина»- думает про себя капитан Прохин, осматривая помещение лаборатории.
Лаборатория находится в вырубленной в скальной породе большой искусственной пещере. Вдоль стен пещеры с простой грубой «скальной» фактурой, расположены массивные металлические столы с оборудованием. Неярко светятся разноцветные огоньки приборов, мерцают экраны мониторов компьютеров. Посередине зала находится какая-то, с виду похожая на силовой генератор, установка. Огромный металлический цилиндр, окутанный разнообразными проводами и шлангами, крепится на такой же массивной металлической основе.
Профессор подходит к одному из мониторов, включает его. На экране возникает трехмерная «боковая»  проекция разреза земного шара.
– Смотрите, капитан! – Левин указывает указкой на проекцию. – Вот этот огненный шар, в середине модели, – ядро нашей планеты. Вот эта небольшая оранжевая прослойка вокруг является верхней оболочкой ядра, вот это синяя большая прослойка снаружи наружной мантией ядра. Эти все слои, как видите, занимают основной объем внутреннего строения Земли. Нам интересен вот это слой, который находится над верхним синим слоем мантии ядра.  Вот этот, самый тонкий, – зеленый. Он находится на глубине где-то 50-70 километров от земной поверхности.
– Прилично! – впечатлено кивает головой Прохин. Он как-то редко последнее время задумывается о том, что у него находится под ногами. Хотя поговорка «из-под земли достанет» имеет к капитану самое прямое отношение.
– Для земных недр это толщина залегания слоя вещества ядра очень неглубокая, как для человека – толщина верхнего слоя человеческой кожи. Ткнул иголкой чуть-чуть и сразу проткнул кожу.
– И как называется этот зеленый слой? – с интересом спрашивает профессора капитан.
– Гнома, – отвечает профессор и разъясняет подробнее, – это самый секретный и самый малоизученный материал из третьего пояса вещества внутреннего строения земной коры.
– Секретный? – удивляется Прохин. – А я думал у нас уже никаких секретов в изучении природы не осталось.
– В общем, да, – соглашается профессор. – Но это и не является природным секретом. Это скорее является больше секретом политическим, – немного подумав, отвечает профессор капитану Левин. – Существуют некоторые международные соглашения на уровне правительств всех стран, о неразглашении и неиспользовании вещества из этого земного участка коры. Паритет на изучение и использование вещества гномы.
– И чем же оно так опасно, это вещество? – уже с серьезными интонациями в голосе спрашивает Прохин.
– Идите сюда капитан. – Профессор подходит к установке стоящей посередине зала. Он нажимает один из тумблеров, находящихся на пульте устройства. Массивный бронированный цилиндр, находящийся в центре установки, шипя гидравлическими приводами, поднимается вверх. Под ним находится  круглая камера-хранилище. Профессор вынимает оттуда  колбу, сделанную из массивного стекла, вставленную в  металлический футляр, с находящейся внутри зеленой светящейся жидкостью.
– Вот это вещество и есть гнома, – профессор показывает цилиндр капитану. Тот осторожно берет у Левина из рук тяжелый футляр, внимательно рассматривает переливающуюся внутри тяжелую густую жидкость.
– Послушайте профессор, а это не опасно? Вы же сами говорите, что это вещество с непредсказуемым характером воздействия? – спрашивает он, возвращая колбу профессору.
– Именно так, – отвечает профессор, помещая колбу с зеленым веществом назад в хранилище. Нажимает тумблер на пульте, закрывает хранилище бронированной крышкой-цилиндром. – Именно так, капитан, – вновь повторяет профессор Левин. – Одной такой колбы без специального контроля и системы предосторожности достаточно, чтоб превратить нашу Землю в сверхтяжелую черную дыру, засасывающую в себя все окружающее околоземное пространство, и, возможно, даже саму солнечную систему! Но здесь оно не опасно. Мы сдерживаем его активность за счет антимагнитного электрического поля. Плюс специальное хранилище из поляризованного электромагнитного стекла.
– Это вещество страшнее, чем атомная бомба, профессор, – удивляется Прохин, –  а Вы храните это вот так запросто, в какой-то железной духовке? Но почему эта информация засекречена? И чем я могу Вам помочь в этом вопросе? И причем здесь, наконец, ограбление банка и похищение двенадцати миллионов наличными неизвестными рыжими крысами, передвигающимися на задних ногах с антеннами на голове? – начинает сыпать профессору накопившиеся вопросы капитан Прохин.
– Подождите, капитан, – растерянный и раздраженный таким количеством вопросов отмахивается от нависающего над ним капитана, профессор Левин. – Не все сразу. Давайте по порядку!
Он приглашает капитана сесть на офисный стул, стоящий рядом с хранилищем, складывает руки на груди, и продолжает свой рассказ.
– Гнома – это вещество по свойствам напоминающее магму. Магма, если Вы знаете, –  это внутренне расплавленное вещество земного ядра. Магма –горячая субстанция, она все время расширяется, давит снизу на земную поверхность.  Гнома обладает обратными свойствами. Гнома – это антимагма. Гнома сдерживает расширение ядра земли наружу. Магма давит на земную кору изнутри, гнома своим мощным антиполем давит и сдерживает магму внутри земной коры. На стыке влияния этих двух сил и создается устойчивое состояние нашей земной коры от взрыва и разрушения от расширяющегося постоянно земного ядра. Гнома – это абсолютный сверхпроводник с произвольно быстро меняющейся полярностью заряда ядра. Условно говоря, при некотором специальном воздействии на заряд ядра вещества гномы снаружи, например, с помощью электромагнитного поля, гнома может приобрести свойства активного антивещества, в то время как в основном своем состоянии, находясь в недрах земли, гнома представляет собой инертное антивещество, не активизированное, в нулевой фазе своей активности. Это происходит благодаря воздействию сдерживающего активность гномы мощного электромагнитного поля Земли и внутренней гравитации внутри земного ядра, вместе с замедлением времени ближе к центру земли. Вы знает капитан, что чем ближе перемещаешься к центру ядра, тем меньше становится сила гравитации, и тем больше замедляется ход времени? Вы понимаете, о чем я говорю, капитан? – с блеском в глазах спрашивает профессор Левин, вопросительно глядя на Прохина.
Капитан молча кивает головой на вопрос профессора, хотя уже давно путаная нить профессорского рассказа для него безнадежно оборвалась и дальше он уже не ничего понимает из его слов, кроме того, что зеленый светящийся кисель в колбе легко может уничтожить не только Землю, но и всю Солнечную систему.  
– И почему это вещество держат в секрете? – задает он давно волнующий его вопрос профессору.  
– Науке до сих пор не известен способ управления свойствами этого вещества. Любой эксперимент может закончиться всепланетной катастрофой. Поэтому все страны на Земле заключили между собой негласный мораторий на использование гномы, – отвечает капитану профессор.
– Ну и очень хорошо, что заключили! – радуется этому сообщению Прохин. – Значит, пускай сами между собой в этом вопросе и разбираются! Наговорили Вы мне тут разных научных ужасов, профессор. Может,  вернемся к нашим делам?  Какое отношение имеет ваша гнома к дыркам из-под земли, таинственным ограблениям и похищенным миллионам?
– Самое прямое, капитан! – твердым голосом говорит профессор Левин. – Я взял анализ с поверхностей пробитых грабителями тоннелей, это – затвердевшая гнома. Они научились управлять разрушительной реакцией антивещества. Пока  только в локальных масштабах. Но где гарантия, что завтра они не применят эти знания уже против всей планеты?
– Ого! – присвистнул Прохин. – Что, на самом деле все так серьезно? А кто они, профессор? Вы что-то знает об  этом?
– Пока  только догадки, капитан. Вот, посмотрите этот материал.
Профессор достает из ящика стола заламинированный в пластик большой лист пожелтевшей, потрепанной  по краям газеты. Протягивает капитану Прохину.
– Вечерние ведомости тысяча восемьсот девяносто седьмого года. Тут все на «Ъ» профессор. И какой материал я должен посмотреть?
– Вот эта заметка в правом нижнем углу, – профессор Левин показывает рукой на заметку на странице газеты.
– «Подземная лечебница инженера Горина», – медленно, с трудом пробиваясь сквозь буквы старого алфавита, читает заголовок статьи капитан Прохин. – И что интересного я должен здесь узнать, профессор? Что в этой информации столетней давности имеет отношение к нашему ограблению? – с удивлением спрашивает он.
– А то,  капитан, что там, под землей, могут находиться люди! – говорит Прохину профессор Левин.
– Люди? – капитан с удивлением смотрит на профессора. Левин забирает у него из рук газету и начинает громко читать выдержку из напечатанной в газете статьи.
«Подземная лечебница инженера Горина. Как  стало известно нашему корреспонденту, известный своими экстравагантными  поступками и эпатирующими публику политическими взглядами горный инженер Дмитрий Горин недавно сделал новое сенсационное заявление. В открытых им подземных пещерах, где, как он утверждает, им найден новый вид до сих пор неизвестных науке лекарственных растений, обладающих редкими живительными свойствами,  господин Горин  организовал бесплатную лечебницу для бедных жителей нашего города, больных чахоткой и туберкулезом. Эта подземная коммуна-поселение получила название «Новый мир». Публику не на шутку встревожили действия явно не отдающего отчета в своих поступках эпатажного инженера. Лечить туберкулез под землей, вдали от солнечных лучей, не злая ли это шутка по отношению к несчастным? Возможно поэтому, молва остроумно переименовала подземную лечебницу инженера Горина в «Потусторонний мир».
Дочитав статью, профессор сворачивает пополам газетный лист  и убирает его обратно в ящик стола. Капитан Прохин непонимающе смотрит на него.
– Профессор, этой заметке сто лет, Вы хотите сказать, что эта больница под землей еще работает, и там есть какие-то люди? Но, как утверждают свидетели, в ограблениях участвовали существа не похожие на людей, – удивляется капитан.
– Я не знаю, кто там теперь находится под землей, может, там действительно нет людей, – отвечает профессор Левин. – Но я знаю, что там кто-то есть, и этот кто-то научился пользоваться разрушительными возможностями гномы! –  решительно говорит профессор Левин.
– Послушайте, а чем я могу помочь Вам в этом вопросе? Я не ученый. Я занимаюсь уголовными преступлениями, кражами, мошенничеством, а здесь уже вообще не пойми что происходит. Какие-то крысолюди, какая-то гнома! –  недоуменно спрашивает капитан у профессора Левина.
– Вы можете помочь, капитан! Я имею решающий голос в правительственной комиссии, – говорит профессор капитану. – Члены комиссии приняли негласное решение просто залить входы в тоннели жидким охлажденным азотом, заморозить и уничтожить все, что там сейчас находится, особенно не разбираясь в причинах произошедшего. Но это очень опасно, капитан! – убежденно говорит профессор.
– Почему, профессор? – опять удивляется капитан, – действительно, может так и проще. Есть ли там люди, – неизвестно. А вот эти рыжие твари с гномой точно существуют. Ну и может действительно проще сделать им там всем полный и всеобщий наркоз.
– Мы не знаем, какова будет реакция подземных существ, – с горячностью в голосе отвечает капитану профессор Левин. – А если они успеют раньше применить антивещество? И еще, это очень важно для науки! Нам надо узнать, как они научились управлять веществом  гномы. Нужно проникнуть в пещеры и увидеть, что там происходит! Я могу на неделю отложить операцию с заморозкой тоннелей азотом, если Вы согласитесь пойти со мной вниз, как представитель силовых структур от лица государственной комиссии.
– Профессор, спасибо, конечно, за доверие, но почему именно я? – удивляется капитан Прохин.
– Я немного знаком с Вашей биографией. Вы командовали разведротой в афганской военной компании и сейчас на хорошем счету у руководства как профессионал  своего дела.
«А профессор непрост, на вид такой очкарик, а информацией владеет! – с удивлением думает Прохин. Потом продолжает развивать свои мысли в заданном направлении, – А может, он и прав? Может, тряхнуть стариной, а то действительно засиделся в своем пыльном кабинете, так в скуке и рутине остатки жизни пройдут мимо. Ну и на самом деле, я никогда до этого не бросал свои дела, не раскрыв их».
– Я подумаю над Вашим предложением, профессор, – отвечает он Левину, – но есть еще один вопрос, как Вы хотите туда проникнуть?
– Это уже вторая половина истории, которую я хотел Вам рассказать. Для этого нам придется спуститься еще на несколько этажей ниже.
– Еще ниже! – изумляется Прохин. – Еще ниже куда, профессор?
– Еще ниже под землю, капитан, я по дороге Вам все расскажу, – отвечает ему профессор.
Они вышли из лаборатории и, пройдя по небольшому гулкому коридору, заходят  в кабину другого лифта. Это кабина  цилиндрической формы, гораздо более тесная, чем кабина предыдущего лифта.
– Это скоростной лифт, – говорит профессор с любопытством смотрящему по сторонам Прохину. – Приготовьтесь, капитан, сейчас мы будем спускаться очень быстро.  
Капитан вдыхает полную грудь воздуха, кивает в ответ головой. Пол кабины, кажется, внезапно уходит из-под его ног. На некоторое время наступает невесомость. Уши капитану словно заложило ватой. Через минуту тяжесть возвращается в ноги. Он чувствует соприкосновение внешней поверхности стенок кабины со стенами шахты. Полукруглая дверь открывается. Капитан с профессором выходят из кабины наружу.
– Глубина – 5 километров от поверхности Земли, – говорит профессор капитану. Голос его звучит, как сквозь ватную подушку. – Не беспокойтесь, капитан, у Вас все нормально со слухом, – успокаивает профессор Прохина, заметив, как тот трет свои уши. – Это давление, сейчас организм привыкнет и уравновесит его.
Ватный звон в ушах скоро действительно прекращается. Капитан физически ощущает тяжесть нависшей над ним всей толщины земной поверхности.
Капитан и профессор стоят в небольшом  тоннеле, еле освещенном неяркими боковыми электрическими светильниками. Один конец тоннеля засыпан обвалившимся грунтом. В  другом конце проход закрыт огромным массивным круглым металлическим щитом. С негромким шипящим свистом из большого гофрированного шланга, торчащего из потолка тоннеля, сверху в тоннель закачивается  воздух.  Профессор идет по направлению к щиту, закрывающему выход из тоннеля. Кладет на его массивную ржавую поверхность свою руку. Прохин подходит, останавливается рядом, рассматривает щит. На чугунном щите  литой барельеф надписи:  «1935 год. МЕТРОЛАГ».
– Это самая глубокая шахта, прорытая в нашей стране в еще довоенные времена, – говорит профессор Левин, прислонившись ухом к металлической поверхности щита. – В 1935 году в этом месте произошел прорыв гномы, точнее гнома прорвалась ниже по стволу шахты, рабочие успели закрыть этот аварийный шлюз.
– А для чего копали так глубоко? – спрашивает Прохин у профессора.
– Разные причины были, тогда вообще любили ставить разные рекорды, но на самом деле, как я слышал, искали подземную пещеру, открытую инженером Гориным. Точнее,  какие-то подземные растения, якобы им там обнаруженные и дарующие бессмертную жизнь. Помните заметку из старой газеты? Я не знаю до конца всю эту историю. Кто говорит,  что здесь  пытались построить  самую большую в мире станцию метро,  а другие – подземный город счастливого будущего, но на определенной глубине наткнулись на слой подземного течения гномы,  и все погибло. С тех пор этот люк так и не открывали.
Капитан тоже приложил ухо к массивной поверхности крышки шлюзового люка.
– Сколько говорите лет прошло с того времени? – спрашивает он профессора и стучит костяшками кулака по гулкой металлической поверхности.
– Почти девяносто лет, – отвечает профессор. – Видите ли, капитан, гнома имеет свойства циркулировать в зависимости от магнитной активности ядра, в основном она держится в границах своего обычного расположения в земной коре, определяемого зависимостью плотности вещества от гравитационного воздействия…
Капитан в пол уха слушает объяснения профессора, не спеша осматривает края примыкания щита к металлической раме шлюза. Спрашивает профессора: – А это что за электрический рубильник?
– Это питание на главный электромотр, открывающий вход в камеру, – отвечает профессор.
– Понятно, понятно, – бормочет себе под нос капитан Прохин, потом внезапно тянет ручку рубильника вниз.
– Да Вы с ума сошли, капитан! – испуганно кричит профессор Левин и бежит в сторону лифтовой шахты. Потом останавливается, поняв, что все равно не успеет никуда убежать, если сейчас произойдет прорыв, стоит посреди зала и с ужасом смотрит на неподвижную еще дверь шлюза. Прохин тоже с интересом наблюдает за  шлюзовым входом. Сначала ничего не происходит. Потом крышка люка вздрагивает. Где-то за земляными стенами включается мощный электромотор. Скрежещет заржавевший сервопривод.
Профессор, побледнев, прижимает дрожащие руки к груди и напряжено смотрит на металлическую поверхность люка. По краям люка начинает сыпаться земля и металлическая стружка вперемешку с ржавой пылью. Люк  сильно прикипел своими краями к металлической раме входного порога. Внезапно люк быстро отходит в сторону. Профессор закрывает глаза. Ничего не происходит. Механический датчик на краях двери автоматически отключает мотор, отвечающий за открытие шлюза. В шахте теперь стоит полная тишина. Профессор осторожно открывает глаза, смотрит на вход в тоннель. В тоннеле темно. Из открывшегося входа тянет сухим ветерком и запахом горелой изоляции. Капитан Прохин достает из кармана зажигалку и, пытаясь посветить ее  огоньком, всматривается  в темноту за крышкой открывшегося шлюза. Потом поворачивается к профессору и спрашивает: – Ну? И где здесь Ваша подземная река, профессор?
 
ГЛАВА  7
ЛУЧ СВЕТА
Мотодрезина, плавно покачиваясь на рельсах, несется в чернеющую глубину тоннеля. С монотонным жужжанием быстро вращая валом, толкает тележку вперед по рельсам электрический двигатель странной конструкции.
Пашка таких раньше не видел. Из медного, старомодно выглядевшего ребристого кожуха двигателя с английской надписью на задней крышке «Electrical  Engineering LTD»,  торчат большие светящиеся в темноте синим светом кристаллы. Кристаллы обмотаны витками толстой медной проволоки.
По кристаллам и моткам проволоки периодически пробегают слепящие искры электрического тока. Светящиеся кристаллы служат еще и единственным источником света в узком подземном тоннеле, по которому сейчас мчится эта странная мототележка.
Пашка полусидит на металлическом жестком полу дрезины, прислонившись спиной к  краю стоящей у заднего борта деревянной скамейки. Он старается не опираться на раненую руку. Осторожно скашивает глаза на свое правое плечо. Из плеча, застряв на половину, торчит полупрозрачный, похожий на стеклянную зеленую сосульку, короткий дротик. Он светится в темноте зеленоватым светом. Боли почти нет и не видно крови. Но у Пашки все равно кружится голова, и он ощущает сильную сухость у себя во рту. Проводит языком по пересохшим губам, – очень хочется пить. Он поднимает голову, смотрит на переднее сидение несущейся сейчас по рельсам подземного тоннеля   небольшой мототоележки.
На переднем сидении, повернувшись спиной к Пашке, сидит незнакомая ему девчонка. Она смотрит в несущуюся навстречу темноту, управляя поворотным рулем дрезины. Сухой встречный воздух развевает  её черные волосы, собранные в два озорных хвоста.
Незнакомка одета в синий промасленный  джинсовый комбинезон на широких лямках. На голове – потертая кожаная кепка-восьмиклинка, с лихо переломанным прямо посередине коротким козырьком. Около ног девочки стоит похожий на отбойный молоток пневматический  автомат.
Пашка уже знает, что это необычное оружие, стреляет с помощью сжатого воздуха металлическими болтами.
Именно из этого автомата девочка полчаса назад отбила Пашку от когтей крыс, напавших на ребят  в ветке заброшенного тоннеля.
Пашка смутно помнит подробности этой схватки. Девчонка неожиданно появилась на своей дрезине из темноты тоннеля, когда крысы уже почти выломали дверь в вагончик.  «Как луч света в темном царстве» – подумал  он тогда с неожиданной для самого себя литературной  образностью, вспоминая чудесное появление своей спасительницы.
После ранения дротиком в плечо Пашка потерял сознание и теперь смутно помнит только то, как девчонка на удивление  сильными руками вытащила его из вагончика на перроне, осторожно перекинула  через высокий борт дрезины. При этом она, открыв прицельный огонь из своего пневмоавтомата, сумела  меткими выстрелами быстро отогнать гигантских крыс в глубину  шахты.
Со злобным визгом крысы отступили в темноту, но Юла тоже пропал вместе с ними. Почувствовав  Пашкин взгляд, девчонка оборачивается, смотрит на него с улыбкой.
– Как Вы себя чувствуете? Вам уже лучше? – странным мелодичным голосом обращается она к Пашке.
Пашку очень удивляет такое неожиданное к себе обращение на Вы, и сами звуки голоса незнакомой девчонки ему тоже показались необычными. Она говорила на русском языке, но очень чисто, правильно и отчетливо. Как будто маленькие камешки звонко перекатывались в хрустальном потоке горной реки.
– Все нормально… – отвечает он, с удивлением продолжая рассматривать свою спасительницу. – Только пить очень хочется. И спасибо тебе за помощь. Еще немного, и они бы меня съели, – говорит Пашка, пытаясь  улыбнуться. Но даже эта небольшая попытка напрячь мышцы лица отдает болью в раненом плече.
– Что Вы, не стоит благодарности. Уверена, Вы бы на моем месте поступили бы точно так же,  – девочка снимает с пояса и протягивает Пашке небольшую флягу в брезентовом чехле. Пашка откручивает крышку, прикладывает флягу к губам, делает несколько больших жадных глотков.
Вода немного теплая и отдает каким-то лекарственным привкусом. Пашка закручивает крышку и возвращает фляжку девочке. Та цепляет её на пояс своего комбинезона и продолжает:
– Лурги достаточно трусливы, и отогнать их не стоило мне особой смелости.   К тому же они не едят людей.
 Телегу дрезины ощутимо подбрасывает на стыке рельс. Этот внезапный толчок болезненным ощущением отзывается в Пашкином раненом плече.
Заметив, как исказилось от боли Пашкино лицо, девочка спрашивает с заботливым участием в голосе:
– Как ваше плечо? Сильно болит?
            – Не то чтобы очень болит, но ощущение не из приятных, – отвечает девчонке Пашка. Он старается держать марку перед незнакомкой и пытается придать лицу некоторое беззаботное героическое выражение, мол, подумаешь, нам  эти дротики в плечо каждый день, а нам все ни по чем! Однако чувствует он себя сейчас не очень весело. Чего хорошего, если все складывается так непонятно и даже опасно. Их  подземная прогулка пошла по какому-то совсем непредсказуемому плану развития событий. «И что  теперь стало с Юлой? Куда утащили его загадочные подземные твари?» –  с отчаянием думает про себя Пашка.
– Потерпите, – говорит девочка  Пашке, – мы скоро приедем на головной поезд, и Осип посмотрит и вылечит Вашу руку.
«Осип? Головной поезд? Что еще за Осип? И что еще за головной поезд?» – думает про себя Пашка,  с удивлением снова глядит  на девочку,  потом  спрашивает с надеждой в голосе:
 – Со мной был друг. Эти крысы здоровые, как Вы их там называете, лурги, они его схватили. Что они с ним теперь сделают? Юла мой друг…
 Девочка замечает тень переживания на его лице и отвечает с ободряющей улыбкой:
 – Не беспокойтесь. Я думаю, с Вашим товарищем все будет в порядке. Надеюсь, что его мы тоже скоро выручим. Я уже говорила Вам, лурги не едят людей. Но,  конечно, представляют для нас определенную опасность.
– Послушай! – говорит  Пашка громким взволнованным голосом. – Кто такие лурги? Где я вообще сейчас нахожусь? Куда мы едем?
Девочка с удивленным вниманием смотрит на Пашку.
– Зачем Вы так кричите? Я все хорошо слышу. Вам сейчас нельзя сильно волноваться. Мы скоро приедем, и Вы сами все  увидите и узнаете.
– Почему ты все время мне выкаешь! Я что, похож на пенсионера?  – не выдержав, спрашивает  Пашка у девочки.
– Кто это, пенсионер? – удивленно спрашивает девочка, потом терпеливо разъясняет: – Просто  мы не так коротко  с Вами знакомы, чтобы сразу переходить на «ты». Даже не смотря на все неожиданные обстоятельства нашей встречи. Такое обращение было бы не очень вежливым с моей стороны, и с Вашей, впрочем, тоже!  – немного язвительно добавляет  она.
Пашка немного смущается. Он не думал, что для неё это так важно. Девочка, заметив это, извинительно машет рукой:
– Простите, я и сама немного виновата. Извините, что  не представилась Вам с самого начала нашего разговора. – Она говорит Пашке улыбаясь: – Меня зовут Светлана. Светлана Горина. Можно просто Света. Если Вам так будет удобней.
Пашка с удивлением рассматривает  девочку. «Какая-то она чудная» – думает он про себя. – «Чудная подземная девчонка».
Девочка с вежливой доброжелательной улыбкой смотрит на Пашку, как будто ожидает новых вопросов, и выражает полную готовность на эти вопросы ответить. Пашка смотрит на её бледное, как будто  светящаяся в темноте лицо, снова удивленно думает про себя: «Совсем чудная». Он внимательно начинает рассматривать свою неожиданную спутницу.
Девочка по возрасту почти Пашкина ровесница, лет, наверное,  двенадцати-тринадцати. У неё совершенно белая, в темноте даже кажется немного прозрачная и как будто светящаяся кожа лица. Лицо узкой и правильной формы. Большие зеленые глаза, тонкий нос и черные волосы эффектно оттеняют светящуюся белизну лица.
Дрезину опять подкидывает на повороте. Пашка  снова ойкает от боли в плече, пытается выпрямить спину, сесть  ровнее к борту дрезины, и тоже представляется коротко, как он привык:
– А меня Пашка зовут. Пашка Герасимов.
– Пашка? – своим звонким голосом вопросительно повторяет за ним девчонка. Удивленно поднимает брови. С непонимающим любопытством  смотрит на него. Пашка вспоминает, что девочка не понимает «по-простому» и поправляется: – Ну,  в смысле Паха. То есть, если совсем точно, – Пахан.
Он путается, замолкает, растерянно смотрит на девчонку.
«Запутала меня совсем своей вежливостью», – сердито думает он.
– Наверное, Ваше полное имя  – Павел, – с тактичной улыбкой поправляет Пашку девочка своим мелодичным голосом.
– Да, так, наверное, правильнее. Но мне не очень нравится, когда меня так называют, – торопливо уточняет он.
– Хорошо, – соглашается Света. – Тогда я буду называть Вас Паша. Мне так удобнее. И Вам, я думаю, тоже. Просто, если я буду называть Вас Пашкой, то Вам тогда придется называть меня Светкой. А это будет уже не очень вежливо… Вы с этим согласны Павел? – все с той же доброжелательной улыбкой, спрашивает у  Пашки,  его новая знакомая.
«Вот, зануда», – думает про себя Пашка, но соглашается, утвердительно кивнув головой. Паша, так Паша. Знали времена и похуже.
Пашка внимательно всматривается  в несущуюся навстречу дрезине темноту. Его глаза уже начинают потихоньку привыкать к неяркому  мерцающему свету кристаллов, которые, судя по всему, и являются основным источником энергии как для лампы прожектора, освещающего их путь в тоннеле, так и для двигателя электромотора дрезины.
– Куда мы едем, Светлана? – с интересом спрашивает он у девочки. – У Вас здесь что, лагерь юных диггеров? Или каких-нибудь там юных геологов? Я ничего об этом не слышал. У Вас там взрослые есть? И что, Вы совсем не боитесь этих подземных крыс? –  опять не удерживается от новых вопросов Пашка. Заметив удивление на лице девочки, он уточняет: – Просто  я думал, все девчонки боятся мышеобразных! Тем более, таких здоровых как эти Ваши,  лурги!
– Я не как все девчонки, – поправляет его Света и строго смотрит на засмущавшегося под её строгим взглядом от своей очередной бестактности Пашку. – И я не совсем понимаю Вас, – с некоторой обидой в голосе, как показалось Пашке,  говорит она, потом, немного помолчав, терпеливо объясняет: – Сейчас мы едем не в лагерь. Хотя в каком-то роде, у нас здесь конечно есть что-то похожее на то, что Вы называете лагерем. Но если быть совсем точным, то мы называем это колонной подвижного состава. И один, как Вы говорите,  диггер, у нас тоже есть. Андрей. Мы его подобрали в прошлом году. Он попал сюда сверху на поезде-призраке. Люди из верхнего мира попадают сюда в основном именно на этом призрачном поезде.
– Поезд-призрак? – Пашка вспоминает их загадочную поездку с Юлой на таинственном  поезде. – А Вы разве ничего не знает об этом поезде? Разве он не отсюда? В смысле, не Ваш? –  удивленно спрашивает Пашка.
– Никто ничего не знает про этот  поезд, – отвечает девочка, – он появляется ниоткуда, и пропадает потом в никуда. Здесь под землей часто происходит много необъяснимых,  особенно для Вашего надземного мира, вещей. Например, время… Мне кажется, Вам надо об этом знать.
– И что у Вас со временем? –  спрашивает  Пашка, готовясь услышать очередной неприятный для себя сюрприз.
– Время под землей течет медленнее, – отвечает девочка. – Чем  ближе к центру, к ядру, тем медленнее. На этом уровне внутренней поверхности Земли, время течет медленнее в три раза.
– В три раза? – удивляется Пашка.  Это значит, за сутки, что я здесь нахожусь, наверху уже прошло уже три дня!
– Да, три дня и три ночи, – девочка кивком головы подтверждает  Пашкину догадку.
«Мама, папа, Матильда, сестра!» – в ужасе думает Пашка, мысленно считая в голове разницу между обычным и «подземным» временем,  представляет себе с отчаянием: «Когда я выберусь наверх, мои родители, все мои знакомые и друзья,  все станут совсем старыми!».
Он с надеждой спрашивает у Светланы:
– Послушай, мне очень надо наверх, в город, или, как его – надземный мир! У меня там родители, они наверно переживают сейчас очень сильно. Тем более, если уже прошло целых три дня…  И у Юлы тоже родители…
Точно, еще и Юла, как он мог забыть! Пашка в отчаяние хлопает себя рукой по лбу. Вспоминает про своего товарища, унесенного в темноту злобными тварями. Потом говорит решительно:
– Я не могу уйти без него!  Как мы можем помочь моему другу? И как потом выбраться отсюда наверх, назад, в мой мир? – спрашивает он и с  тревожной надеждой смотрит на Светлану.
– Главное, сейчас никуда не торопиться,  – отвечает ему Светлана, – и делать все последовательно. Шаг за шагом. Сначала надо вылечить Вашу руку. Потом посмотрим, как решить все остальные вопросы.
Пашка опять откидывается назад,  спиной на край скамейки, молча начинает обдумывать  сложившееся положение дел.  Монотонная поездка в темном тоннеле начинает нагонять на Пашку сон. Он медленно погружается в вязкую дремоту.
Внезапно, сквозь сон, Пашка слышит громкий предупреждающий голос девочки:
– Павел, внимание! Мы приближаемся к нашему разведывательному мотовозу.
Пашка открывает глаза, подняв голову, смотрит вперед по ходу движения. В глубине тоннеля появляется неяркий свет от нескольких оранжевых фонарей, напоминающих аварийное освещение.
Девочка  отключает электромотор дрезины, быстро начинает вращать ручку механического тормоза. Громко скрежещут по рельсам диски колес. Дрезина начинает замедлять ход. От резкой остановки, Пашка, качнувшись, по инерции чуть не падает вперед лицом по ходу движения. Он чувствует, как боль опять пронзила его раненое плечо, и изо всех сил хватается и  держится свободной рукой за металлическую ножку скамейки, возле которой сидит.  Светлана громко кричит своим звонким голосом кому-то невидимому впереди:
– Осип, принимай!
– Светлана Дмитриевна, – отвечает девочке из темноты открытого люка поезда, радостный,  раскатистый бас, взрослого мужского голоса, – заждались!
Неожиданно включается мощный прожектор. Это все тот же яркий синий свет, исходящий от производящих электричество кристаллов. Прожектор размещен на крыше задней стенки локомотива. С непривычки, после длительной поездки в сумрачном пространстве внутри тоннеля, яркий свет больно бьет по глазам. Пашка изо всех сил прищуривает веки, заслоняет  глаза здоровой рукой. Из темноты на них грозной тенью надвигается задняя часть стоящего в тоннеле  железнодорожного мотовоза.
Это старый, плотно обитый с помощью заклепок, толстыми металлическими листами, покрашенными серой краской, дизельный локомотив, с выдающейся назад массивной надстройкой из металлических швеллеров, также обитой серым бронежелезом, как и корпус локомотива. Надстройка нависает над рельсами, как корма большого морского корабля. В этой надстройке, как понял Пашка,  располагается механическая мастерская и находится место стоянки мобильной мотодрезины.
Тишину тоннеля, отражаясь от обступивших со всех сторон, каменных стен шахты, заполняет низкий, громкий рокочущий грохот работающего двигателя локомотива. Светлана с Пашкой  нагибают головы, наклоняются к самому полу дрезины. Нижняя часть надстройки мотовоза медленно проплывает  прямо над макушками ребят. Дрезина въезжает под нависающую над ней заднюю надстройку стоящего в тоннеле локомотива. Раздается дребезжащий металлический звук лебедочного механизма. Скрежещут шестерни подъемного барабана. С резким металлическим звоном с  лебедки начинают разматываться грузоподъемные цепи.
– Побереги голову! – распоряжается все тот же хриплый мужской голос. –  Табаньте крепежи! – выкрикнул он незнакомую Пашке команду, похожую на морскую.
Командный крик отражается от стен тоннеля, искаженным эхом затихает где-то в глубине шахты.
– Павел, осторожно! – опять кричит Света. – Смотрите наверх. Лебедочный крюк!
Пашка задирает голову, и чуть не получает по макушке огромным спускающимся откуда-то сверху лебедочным крюком. Он хватает крюк здоровой рукой, и, сам удивляясь своей ловкости, лихо вставляет его в металлическую скобу – рым, приваренную к задней стенке борта мототележки. Это скоба предназначена для подъема тележки с помощью грузовой лебедки.
– Готово! – кричит он. Света  с уважением смотрит в его сторону. Пашке становится приятно, что он не опростоволосился сейчас в глазах этой самоуверенной и немного заносчивой, на его взгляд, девчонки, и, несмотря на ранение, ловко управился со своей частью задачи. Светлана тоже уже закрепила лебедочный крюк со своей стороны на  передней подъемной скобе рамы дрезины, и машет рукой, подавая команду поднимать вверх, кричит:
– Готово Осип! Давай вира помалу!
Пашка, хоть и человек до мозга костей сухопутный, понимает, что  девочка и её невидимый помощник сейчас изъясняются исключительно на языке морских команд.
«Вот молодца девчонка!» – с уважением и восхищением думает он, а потом  почему-то еще думает, что у него в классе таких девчонок точно не сыщешь. «Одни гламурные тусовщицы, поговорить о серьезных вещах не с кем», – выносит он про себя нелицеприятный вердикт всем своим одноклассницам. Светлана на их фоне однозначно выглядела гораздо выигрышнее. Особенно с этим пневмоавтоматом, который стоит сейчас у её ног.
Заскрежетали и натянулись металлические цепи, идущие от барабана лебедки к грузовым крюкам. Пашка почувствовал как платформа дрезины, покачиваясь на подъемных цепях, плавно начинает подниматься над рельсами.
– Бойся! – снова кричит все тот же незнакомый мужской бас, потом добавляет с лихостью, немного нараспев:
 – Посматривай по сторонам!
«Наверное это и есть Осип, который должен осмотреть и вылечить мою руку», – с некоторой опаской думает Пашка, внимательно всматриваясь сквозь слепящий свет прожектора внутрь надвигающегося распахнутого навстречу качающейся на подъемных цепях платформе, приемного люка мотовоза.
Мужчина, стоящий у края приемного люка, хватает рукой поднятую на лебедке дрезину за край передней рамы, ловко втягивает её внутрь небольшого приемного ангара. Цепляет передний край платформы на стопорный крюк на полу ангара, чтобы дрезина не перемещалась во время движения по помещению. Быстро вращает руками винт механического запорного механизма входного люка. Крышка приемного входа медленно начинает подниматься вверх, как нижняя челюсть сказочного дракона или беззубая пасть гигантского металлического крокодила. Края крышки заходят в замыкающие пазы, с  лязгом встают на свои места.
– С прибытием, Светлана Дмитриевна, – ласково рокочет голосом встречающий их мужчина. Это длинный, худой, но судя по жилам на руках и шее, очень сильный, с большой окладистой бородой и длинными волосами, подстриженными под «горшок»,  немного деревенского вида человек. Как и Светлана, он одет в  мешковатый  замасленный джинсовый комбинезон на широких лямках. На голове, как шляпа гриба, нахлобучена брезентовая шапка, сшитая колоколом. Его одежда отличается от Светиной только наличием на комбинезоне множества карманов на кнопках  и металлических застежек-молний. Из карманов в рабочем беспорядке живописно торчат какие-то карандаши, измерительные линейки, маленькие гаечные ключи и отвертки для винтов различных видов и размеров.
– А это кто ж с Вами, Светлана Дмитриевна? – с любопытством громко спрашивает он у девочки, указывая рукой на Пашку. Пашка немного с завистью замечает с каким уважением и почтительным вниманием встречающий их бородач относится к этой невеликой возрастом и ростом девчушке.
– Познакомьтесь, Осип, – отвечает Света, представляя Пашку встречающему их бородачу. – Это Павел Герасимов. Наш гость и в некотором роде товарищ по несчастью.
– Ну, здравствуйте, господин гимназист, – Осип зажимает своей ручищей Пашкину ладошку, трясет её, сжимая в пол силы. Пашка морщится. Рукопожатие больно отдается в раненом плече.
– Осип, осторожней! – говорит девочка. – У Паши ранена рука. Посмотри насколько опасно ранение. И что можно для него сейчас сделать.
– О, извините господин гимназист! Я сразу не приметил, что Вас зацепило,  – извиняется бородач, и, наклонившись, рассматривает торчащий из раны в плече дротик. – Ну, разве это ранение! Так, заноза. Сейчас все сделаем, Светлана Дмитриевна, – обращается он к девочке. – Будет у гимназиста рука как новая. Прошу Вас, пройдемте в вагон, – повернувшись, Осип уже показывает Пашке рукой на входную дверь, ведущую внутрь локомотива.
Пашка идет за ним следом, вопросительно оглядываясь на Светлану.
– Не бойтесь Паша, – ободряюще улыбается ему девочка. – Осип – хороший лекарь. Он у нас вообще на все руки мастер.
– Ну скажете тоже, Светлана Дмитриевна, – смущенно машет рукой Осип. – Так, разбираюсь понемногу. А здесь дело нехитрое, – говорит он, обращаясь к Пашке. – Можно сказать, повезло  Вам. Острие попало между мышцами. Кости не задеты. И рана у вас чистая. Это потому что заразы в наших краях отродясь не водится. Чувствуете, какой воздух! –  Осип шумно втягивает своим большим носом воздух, вдыхает полной грудью, задерживает дыхание на некоторое время, потом также шумно выдыхает. – Вот поэтому и кровь почти не течет. Сразу по краям раны  сворачивается. У нас здесь все болезни одним воздухом лечить можно. Сейчас пику вытащим, руку перевяжем. И в момент все заживет!
Пашка тоже вдыхает полной грудью. Воздух сухой и отдает каким-то горьковатым еле уловимым лекарственным привкусом. Пашка выдыхает воздух, вопросительно смотрит на Осипа.
– А что это за запах, в воздухе, как будто таблетками пахнет? –  спрашивает он.
– Пекалин это, барчук, – отвечает Осип. – Он у нас  тут везде. И Вас пекалином сейчас  лечить будем.  Проходите в вагон, не стойте на пороге. В ногах правды нет. Присаживайтесь сюда, к столу.
Пашка проходит в дверь, осматривает обстановку вагона, куда приглашает его пройти Осип. Удивлено осматривается. «Как в старом кино», – восхищенно думает Пашка.
Обстановка в салоне вагона напоминает ему музейную экспозицию или какую-то давнишнюю кинохронику. Вокруг массивного деревянного дубового стола посередине вагона стояли обитые ситцем пузатые стулья на кривых ножках. Под потолком висела большая медная керосиновая лампа с отражателем со светящимся кристаллом, вставленным вместо фитиля. В углу висела икона с горящей под ней неярким огоньком пламени лампадой.
На столе стоял квадратный большой чайник на ножках, массивные стаканы в бронзовых подстаканниках. На одной стене у окна висит массивный старинный телефон. Корпус сделан из красного дерева и соединен между собой блестящими медными уголками. Трубка с одним большим слуховым раструбом крепится на корпусе в разъеме торчащей сбоку корпуса медной крепежной вилке. Стены вагона  были задрапированы ситцевой тканью с неброским геометрическим узором «в полоску». Под ситцем, закрывающим стены вагона, уже угадывались приметы более суровых реалий местной жизни. Стены корпуса вагона были склепаны из металлического броневого листа с круглыми головками заклепок по стыкам швов. Окна вагона были закрыты металлическим решетками жалюзи.
– Садитесь, господин гимназист. – Осип указывает Пашке рукой на стул, стоящий возле стола. Девочка в это время проходит через вагон, скрывается  в соседнем грохочущем двигателем отсеке.
«Чего они тут все такие вежливые?» – с раздражением  думает Пашка. – «Все на «вы». И этот Осип еще меня вздумал то господином гимназистом называть, то барчуком. Может это какие-то ролевики или реконструкторы? Точно! Заигрались люди под землей в старую жизнь,  – радуется про себя Пашка тому, что наконец-то разгадал загадку  таинственных незнакомцев. –Ну  точно, реконструкторы. Сейчас много разных  клубов исторических. Кто военные события восстанавливает, кто рыцарские бои устраивает. А это, наверное, фанаты старой железнодорожной техники и метро»,  – решает он про себя.
Осип в это время вынимает из стоящего у стены вагона шкафа-бюро небольшой докторский кожаный чемоданчик с медным ободом-застежкой посередине. Достает оттуда набор медицинских инструментов, завернутый в рулон из брезентовой подкладки. При виде блестящих в свете лампы ланцетов, ножниц и большого пинцета, Пашкина уверенность в том, что это реконструкция и все понарошку, куда-то улетучилась.
«И дротик в моем плече не похож на игрушечный, и болит все по- настоящему,  – снова с отчаянием думает он. – И все эти лурги, и пропажа Юлы, все это совсем не похоже на игру». В это время Осип подходит к Пашке, садится рядом на стул. Вытирает свои руки белым холстяным  полотенцем, перекинутым через плечо.
– Ну, Павел, как Вас там по батюшке, – доброжелательным спокойным голосом говорит Осип. – Давайте теперь повнимательней посмотрим, что у Вас там с рукой. – Он держит в руке большие бронзовые щипцы, с улыбкой смотрит на Пашку.  Пашка закрывает глаза. Он с самого детства не любит смотреть, когда ему делают прививки или берут кровь на анализ. А тут такая серьезная операция. Осип осторожно берется щипцами за край торчащей из плеча Пашки пики. Делает быстрое резкое движение рукой на себя. Пашка громко вскрикивает. Смотрит на свое плечо. Пика уже больше не торчит из разорванного рукава куртки. Осип очень осторожно ножницами разрезает ткань рукава  дальше, освобождает из-под курки Пашкино раненое плечо.  Потом достает из чемоданчика блестящую никелированную коробку. Открывает крышку. Внутри коробки лежит что-то похожее на белую вату.
– Сейчас к ране пекалин приложим. – говорит Осип. – И через час все уже затянется. Правда рана у Вас достаточно большая, господин гимназист… Но, даст Бог, управимся.
Осип  достает вату из коробки. Пашка замечает, что волокна ваты как живые тянутся следом за рукой Осипа, и даже, кажется немного шевелятся, жадно прилипая к держащей их руке своими волокнами.
– А что это, Осип? – спрашивает он, с опаской разглядывая странное перевязочное средство, которое Осип осторожно начинает накладывать ему  на рану.
– Не бойтесь, господин гимназист, – отвечает бородач заботливым голосом, – это вещь не вредная, а полезная. В малых количествах, конечно, как и всякое лекарство. Это – пекалин, лечебная плесень.
– Плесень? – в ужасе говорит Пашка. – На раненую руку?  Разве это не опасно?
– Не беспокойтесь, Павел. Это не опасней, чем прием антибиотиков. Вы же лечите антибиотиками, например, грипп. А антибиотики это все та же плесень, только переработанная в порошок или таблетки, – слышит он раздавшийся от входной двери, голос Светланы. Девочка опять вернулась в вагон, но уже не одна. Рядом с ней стоит незнакомый Пашке парень, студенческого возраста, с небольшой темной бородкой-эспаньолкой на узким бледном лице и длинными волосами, собранными на затылке в хвост промасленным кожаным шнурком. Судя по одежде, – бейсболка на голове, короткие резиновые сапоги на ногах, яркая оранжевая прорезиненная куртка, – он явно приходится Пашке современником.
– Пекалин – это самый лучший антибиотик из всех известных, точнее малоизвестных антибиотиков в мире, – продолжает говорить Света. Она подходит ближе и внимательно наблюдает за умелыми и уверенными действиями своего бородатого спутника.
Осип, тем временем, прикладывает к ране на Пашкином плече всю «живую» вату, которою он достал из никелированной коробки, обматывает плечо широким, бинтом из белого холста. Пашка чувствует приятное покалывание и щекотание в перевязанном месте. Как будто тысяча муравьев бегают у него под бинтом, щекочут кожу своими лапками. Рука в плече начинает неметь.
– А пекалина у нас уже совсем мало осталось, Светлана Дмитриевна, – говорит Осип девочке. – Рана глубокая оказалась. С одной перевязки, боюсь, не затянется. Надо господину гимназисту полную процедуру  делать.  Здесь без похода в оранжереи нам точно не обойтись, Светлана Дмитриевна. Как не крути, а все одно туда выбираться придётся! – говорит Осип и, немного виновато улыбаясь, разводит руками.
Выслушав Осипа, девочка задумывается, потом обращается к пришедшему вместе с ней из переднего вагона незнакомцу:
– А Вы что скажете на это, Андрей? Сможем мы сегодня своими силами справиться с этой задачей? Подобраться незаметно к оранжерее и пополнить запасы пекалина.
– Лурги активизировались, – отвечает ей незнакомый Пашке пришедший из переднего вагона студент. Он  проходит к столу, берет в свои руки вынутый Осипом из Пашкиного плеча наконечник пики, внимательно его рассматривает. Пробует пальцем острие, потом говорит с тревогой в голосе:
 – Последнее время вообще происходит что-то непонятное… Лурги  стали действовать более организованно и агрессивно. У них появилось новое оружие. Боюсь, что скоро мы вообще окажемся отрезанными от оранжереи и от технических складов.
Студент кладет наконечник пики на стол, смотрит на Светлану, говорит  решительно:
– Что касается вопроса, сможем ли мы сегодня своими силами пробиться к оранжерее? Попробовать можно. Риск – дело благородное. Хотя я бы не стал лишний раз рисковать из-за тех, кто без особого уважения относится как к своей жизни, так и к чужой и путает оправданный риск с неоправданной лихостью бездумных и ничем  немотивированных поступков.
Студент  с неодобрением смотрит в Пашкну сторону. Пашка понимает, что все, что сейчас говорит этот незнакомец, имеет к нему, Пашке, самое прямое отношение. Студент продолжает:
 – Если мы сейчас пойдем по нижней ветке, через полчаса выйдем с северной стороны большой пещеры. Оттуда пока еще можно спокойно подойти к дальней части оранжереи. Лурги пока еще  туда не добрались, – говорит он Светлане. Потом опять оборачивается и показывает рукой на Пашку: –  А с господином гимназистом за это время, я уверен, ничего страшного не случится. Зацеперы вообще живучие. Не так ли, господин гимназист-зацепер?
Пашка с удивлением смотрит на говорящего незнакомца. Откуда он про него все знает?
Студент замечает Пашкино удивление и пояснят ему с ироничной улыбкой:
 – Удивлен, школяр? А я много  вашего зацеперского брата под землей насмотрелся и из тоннелей повытаскивал в свое время, пока в «Диггерспасе» работал.
Незнакомец поворачивается к Пашке спиной, показывает большую эмблему-трафарет, напечатанную на задней стороне его оранжевой прорезиненной куртке. Черный силуэт летучей мыши с зажатым в лапах большим дверным ключом.
– Вы тоже сюда недавно сверху попали? – с волнением в голосе  спрашивает незнакомого диггера Пашка.
– Сюда все сверху попадают. Только каждый по-своему. И каждый в свое  время, – отвечает ему студент, потом представляется: – Меня Андрей зовут. И можно без «вы». Мне велено за тобой присматривать, пока ты здесь не освоишься, как следует.
Осип смотрит, как Пашка  с Андреем пожимают друг  другу руки, улыбается и радушно разводит руками:
– Ну вот, и слава Богу! Все познакомились.  – Потом добавляет немного с деревенским выговором: – Только робята, чур, такой уговор – на нашем поезде между собой не ругаться. Потому как все мы тут одно дело делаем. Все в одну сторону двигаемся. Правда, Светлана Дмитриевна? – с улыбкой обращается он к стоявшей рядом и молчавшей до сих пор девочке.
– Правда, Осип! – отвечает она. Потом поворачивается к Андрею и спрашивает: – Итак, Андрей,  Вы считаете, что нам сейчас целесообразней уводить поезд на нижнюю ветку?
– Да,  Светлана! – уверенно отвечает тот. – Сейчас для нас это самый оптимальный и безопасный путь для того, чтобы незаметно добраться до оранжереи. Только так мы сможем обойти стороной старые пещеры и сразу выйти на нужную позицию, не привлекая к себе внимание лургов.
– Хорошо, Андрей. Мне это решение тоже кажется самым правильным, – немного подумав, отвечает девочка. – Тогда не будем медлить! – принимает решение она. – Выдвигаемся немедленно. Нам еще нужно сегодня успеть вернуться на главный поезд. Осип, выводи двигатель на маршевую скорость!
– Слушаюсь, Светлана Дмитриевна. – Осип быстро складывает инструменты и убирает в бюро медицинский саквояж. Протягивает Пашке вытащенный из его плеча дротик
– Держите, господин гимназист, Вам на память.
Пашка берет у него из руки зеленую острую сосульку, еще недавно торчавшую из его плеча. Холодная полупрозрачная поверхность острого наконечника, кажется, немного дрожит и вибрирует в его руке. Как будто пытается вырваться из сжимавших её пальцев. Пашка хмурится от недавних воспоминай о своем ранении, потом с оторожностью кладет тяжелый наконечник на край стола. Поднимает глаза. Вопросительно смотрит на своих новых знакомых. Как будут развиваться дальше события, случившиеся в его жизни?
Осип, улыбнувшись всем, молча выходит в дверь моторного отсека. Светлана поворачивается к диггеру Андрею и говорит ему:
– Андрей,  через полчаса я  сменю Вас на штурвале.
Андрей согласно кивает головой. Девочка добавляет, указывая ему рукой на Пашку. – И познакомьте Павла с оборудованием рулевой рубки. Я думаю, ему это будет интересно.
«Вот раскомандовалась!» – с недоумением  думает про себя Пашка, прислушиваясь к вежливым, но твердым командным интонациям Светланиного голоса, начинает размышлять: «Интересно, а почему она здесь всеми командует? И почему все её слушаются? Кто она сама вообще такая и откуда здесь вообще взялись все эти люди?» Пашка осторожно трогает перевязанное плечо. Рука в месте ранения совсем занемела, но  боли совсем не чувствуется, как после укола обезболивающего.
Андрей дружески подталкивает Пашку в спину рукой. Говорит с улыбкой, увлекая за собой к дверям головного вагона:
– Ну что, господин зацепер, идем смотреть боевую рубку нашего подземного крейсера!
 
 
ГЛАВА 8
СХВАТКА В ПУТИ
 
Острое перо самописца лихорадочно скачет вверх-вниз, выводит на узкой, бесконечно длинной бумажной ленте регистратора, медленно ползущей в стеклянном окошке прибора, резкие синусоиды вершин начерченной черными техническими чернилами волнообразной линии графика.
Пашка уже знает, что этот прибор называется магнитометр. Он предназначен для измерения мощности излучения  магнитного поля Земли.
Черная эбонитовая коробка прибора крепится под потолком кабины  машиниста поезда, прямо над главным пультом управления всеми механизмами локомотива мотовоза.  Пашка стоит у приборной доски, смотрит в переднее окно кабины на быстро несущиеся навстречу локомотиву, выхваченные из темноты светом прожектора, закованные чугунными секциями крепежного тюбинга стены шахты метро. 
Андрей сидит рядом с ним на высоком кресле машиниста. Ловко управляется с  ручками-контроллерами управления поездом. Пашка некоторое время с любопытством следит за работой Андрея, потом, показывая пальцем на самую острую пику волны, только что выведенную самописцем на ленте регистратора, спрашивает:
 – Послушай, Андрей, а почему наблюдение за силой магнитного поля имеет такое важное  для нас  значение?
– Потому, что магнитное поле  под поверхностью земли, это все равно как воздушное давление над поверхностью земли, – отвечает Андрей. – От уровня воздушного давления зависит, какая погода на поверхности: дождь, снег, ветер или наоборот – ясно, безветренно и никаких осадков. Но, сам понимаешь, для нас под землей эти факторы вообще никакого значения не имеют. А вот изменения магнитного поля, –  Андрей  показывает пальцем на диаграмму кривой на ленте магнитометра, –  это изменение сейсмической обстановки и активности слоев земного ядра.  Для нас под землей это очень важная информация!
– Почему? – не перестает удивляться Пашка. – Что в этих знаниях  для нас такого важного? Где мы сейчас? И где находятся вулканы и лава?
– Здесь везде вулканы и повсюду лава, – отвечает Андрей. – Скоро сам увидишь, когда выедем из тоннеля в большие пещеры. Все эти пространства, где теперь располагаются пещеры, раньше были заполнены гномой, подземной рекой из холодной лавы. Спустя какое-то время из-за изменения силы и направления движения электромагнитных волн магнитного поля Земли, гнома оттуда ушла и оставила после себя в земной коре гигантские  воздушные полости. Но это не значит, что эта подземная река когда-нибудь опять сюда не вернется. И все это зависит от расположения полюсов и силы магнитного поля нашей планеты.
– Понятно, – говорит Пашка, потом снова спрашивает – Гнома, что это за вещество такое?
– Гнома? – переспрашивает Андрей. Через несколько секунд, проделав несколько не очень понятных Пашке манипуляций с ручками управления на пульте управления, отвечает:  – Это одна из самых верхних жидких оболочек земного ядра.  Есть лава горячая, магма, а гнома – это холодная лава, сверхпроводящая жидкость с магнитными и электрическими свойствами. Под землей гнома играет роль вещества со знаком минус. Это такой своеобразный холодильник для охлаждения излишков температуры, исходящих от земного ядра.
– А вулканическая лава – это вещество со знаком плюс? – пытаясь разгадать этот подземный физико-геодезический ребус, со всеми его непонятными  знаками и названиями, спрашивает Пашка.
– В некотором роде, да, – отвечает Андрей. – Все центральное земное ядро – это огромный знак плюс. А гнома, как подземная река, подобное океанскому  течению Гольфстрим, циркулирует вокруг ядра. Гнома – это огромный знак минус. Между поясом протекания гномы и ядром Земли создается электромагнитное и гравитационное поле.
– Ага, – с пониманием кивает головой Пашка и продолжает задумчиво: –  И сейчас где-то в этом поле, глубоко под землей ползет наш маленький поезд,  как маленький муравей, затерявшийся в гигантских пещерах волшебных подземных великанов.
Андрей глядит на него с уважением, замечает:
– Поэтически мыслишь. Молодец, школяр! Рад слышать, что романтические мотивы не чужды даже зацеперам. Я вот тоже когда-то под землю за поэзией полез…
Задумавшись, он замолкает, углубившись в какие-то свои  воспоминания, сосредоточенно смотрит  на быстро несущиеся за окном под кабину поезда рельсы, щелкает ручкой контроллера скорости на пульте управления.
Пашка некоторое время молчит. Он немного обижен на пренебрежительное отношение Андрея к его увлечению поездкам на «зацепе».
«Подумаешь диггеры. Пижоны!» – сердито думает он. «Сами только недавно официальный статус получили. А начинали  в свое время, так же, как и мы, – по-партизански. Может со временем и зацеперам найдется применение в подземной жизни».
Пашка улыбнувшись про себя, молча смотрит в темноту, рассекаемую светом прожектора за окном кабины. Размышляет о перспективах развития «зацеперского» движения, например, на службе у метрополитена. Через какое-то время, забыв про все обиды, опять интересуется у своего спутника:
–  Андрей, ты говорил, что тоже попал сюда на поезде-призраке. А что, это на самом деле настоящий призрак? И если на нем можно приехать сюда, то, наверное, на нем можно и выбраться отсюда?
Андрей с сомнением качает головой,  и, задумчиво прищурившись, отвечает Пашке:
– Не слышал про такое. Думаю, что все, кто сюда попал на этом поезде, не ставили перед собой цели выбраться назад. Я, например, точно не собирался и даже не пробовал, –  говорит он и опять задумывается о чем-то.
– Послушай, – не унимается Пашка, – но я был на этом поезде. Он выглядит совсем как настоящий!
– Думаешь, если призрак, так значит – сделан из воздуха? – улыбается в ответ Андрей. – Наверное, это и есть самый настоящий поезд, заблудившийся во времени и пространстве. На больших глубинах или высотах, что под землей, что в космосе, все совсем по-другому происходит, не так, как в нашем обычном мире. Ты знаешь, что здесь происходит со временем?
– Да. Мне  Светлана уже все рассказывала про время, – грустно вздыхая, отвечает Пашка. – Теперь вот еще и с пространством что-то не так… Неужели совсем нельзя отсюда выбраться? – с отчаянием спрашивает он у Андрея.
– Вопрос в том, откуда «отсюда»? – отвечает Андрей. – Смотри, я так себе представляю эту историю с поездом-призраком.
Он отрывает от рулона бумаги самописца узкую бумажную ленту. Показывает её Пашке.
– Видишь, у этой бумажной полосы есть верх и есть низ.
Пашка неуверенно кивает головой, он пока не понимает, что хочет объяснить ему Андрей.
– Представим, что поезд-призрак и мы сейчас находимся в разных пространствах. Мы – в одном из «прямых», разомкнутых, на одной из сторон этой ленты. А поезд – в ином, третьем виде пространства – подпространстве.
– Это как? – с удивлением спрашивает Пашка, разглядывая бумажную ленту в руках Андрея.
– А вот так, – говорит тот и, повернув ленту вокруг своей оси, соединяет её концы. Теперь он держит в своих руках замкнутую кольцом бумажную перекрученную «восьмерку». Андрей показывает полученную фигуру Пашке и торжественно сообщает: – Лента Мёбиуса. Геометрическая фигура  с  одной бесконечно повторяющейся плоскостью или, в нашем случае – модель подпространства, в котором перемещается наш поезд-призрак.
– И как  нам теперь со своей, «прямой» стороны, попасть в подпространство в котором находится поезд-призрак? – с удивлением спрашивает Пашка, проводя пальцем по ленте. Действительно, две стороны ленты соединились в одну бесконечную плоскость.
– Очень просто, – отвечает ему Андрей. – Надо пробить дыру из нашего пространства на ту сторону пространства, где сейчас движется призрачный поезд. Правда, я не совсем представляю, как это можно сделать… Может на пространство можно повлиять каким либо мощным электромагнитным воздействием. Но этот призрак  как-то оказывается на нашей стороне «ленты». – Андрей размыкает концы ленты и отдает бумажную полоску Пашке. Тот внимательно рассматривает её с обеих сторон. Вздохнув, откладывает «наглядное пособие» по путешествию между пространствами в сторону. Объяснение Андрея, было, конечно, увлекательным, но никакой практической пользы от него Пашка пока не видит.
– Можно,  я попробую? – Пашка показывает рукой на ручку контроллера управления скоростью поезда. Андрей спрыгивает с кресла, уступает Пашке место за пультом управления и говорит покровительственным тоном:
– Давай, зацепер, посмотрим, на что ты способен. Это тебе не на крышах гонять, почувствуй изнутри, как выглядит  управление поездом из кабины. Только старайся держать скорость  ровно, а то слетим с рельс.  Дорога здесь очень старая, и на поворотах заносит.
Пашка удобно размещается в кремле машиниста, кладет ладонь на тяжелый, медный контроллер управления скоростью локомотива.  Вторую руку располагает на рулевом колесе торможения. Смотрит в лобовое стекло кабины вагона на несущуюся ему навстречу черную пустоту. Поезд  стремительно летит в темный мрак шахты, плавно покачиваясь на стыках рельс. В кабину тихо входит Светлана. Останавливается за спиной у Пашки, молча наблюдает, как он справляется с управлением  мотовоза.
– У Вас хорошо получается для первого раза, Павел, – слышит Пашка за спиной её спокойный голос. – Со временем из Вас выйдет неплохой машинист.
Пашка не подает виду, что слова девочки приятно подействовали на его самолюбие, и отвечает Светлане с показным равнодушием:
– Да ладно, чего там. Что мне с двумя ручками не управится, что ли?
– Ну, не скажи! – вмешивается в разговор Андрей. – Железо, особенно когда оно на скорости движется, тоже надо уметь душой  почувствовать.
Пашке вдвойне приятно слышать такое количество похвал. Однако он продолжает не показывать виду, как ему ценны и приятны все эти слова поддержки со стороны своих новых знакомых.
Светлана кладет свою крепкую прохладную ладонь поверх  Пашкиной и произносит с твердыми нотками в  голосе:
 – Теперь Павел,  позвольте мне. Мы подъезжаем  к сложному участку пути, и Вам лучше пока со стороны посмотреть и запомнить, как мы будем проходить этот отрезок дороги.
Пашка спускается с сиденья, уступает девочке место за  пультом управления поездом. Теперь Светлана сидит в кресле и, пригнувшись к самому окну, внимательно всматривается в темноту тоннеля. Она осторожно крутит рукоять контроллера. Локомотив потихоньку начинает замедлять  ход.
Андрей тоже  с тревогой смотрит в чернеющее пространство за окном кабины, потом  спрашивает у девочки:
– Светлана,  наверное, пора гасить наружное освещение?
– Да, Андрей, пора, – отвечает девочка. – Выключайте прожекторы. Подходим  к выходу из тоннеля. Смотрите, Павел, – говорит она Пашке. – Сейчас Вы увидите то, что наверняка никогда в своей жизни не видели.
Пашка  прислоняется лбом к холодному стеклу кабины. Внимательно смотрит вперед по движению поезда. Андрей поворачивает на пульте ручку выключения питания прожектора. Свет за окном гаснет. Черный подземный мрак тот час же окутывает мотовоз со всех сторон, но чернота эта только кажущаяся. Пашка замечает, что темнота в тоннеле прямо по ходу движения начинает сереть, потихоньку растворяться, постепенно сменяясь на мягкий, зеленоватый, как свет ночника, сумрак. Теперь Пашка может рассмотреть в этом сумрачном сиянии рельсы, лежащие на дне тоннеля, и боковые стены шахты.  Зеленое свечение выхватывает из темноты контуры лиц стоявших рядом с Пашкой спутников. Светлана внимательно смотрит перед собой, плавно сбрасывая скорость локомотива. Внезапно тоннель заканчивается. Пашка смотрит за окно кабины и ахает от восхищения.
Мотовоз выезжает из тесного пространства тоннеля на открытый простор огромной подземной пещеры. Высокий каменный свод со свисающими с него каменными наростами-сталактитами теряется где-то далеко в густом зеленом полумраке, разбавленном свечением, исходящим от каменного потолка пещеры. Светятся зеленым и стены пещеры. Дно пещеры имеет неравномерную поверхность. Местами оно выступает  и вздыбливается каменными волнами скал и острыми наростами вершин устремленных верх сталагмитов. Над поверхностью дна пещеры клубится легкой дымкой изумрудный светящийся туман испарений.
– Откуда этот зеленый свет? –  спрашивает у Светланы заворожено Пашка.
– Это сфагнум, подземный мох, – отвечает она. –  Все поверхности пещер среднего уровня земной коры покрыты этим мхом. Он не только создает здесь освещение, но и выделяет в атмосферу необходимый для дыхания кислород.
– Наше подземное солнце для получения устойчивого зеленого загара, – в шутку добавляет Андрей, потом указывает рукой девочке на нечто, находящееся впереди мотовоза, и спрашивает с беспокойными нотками в голосе:
–  Светлана, смотрите, что это там лежит на стрелке?
Светлана снимает с крючка на стене кабины висевший там большой старинный морской бинокль, с тяжелым,  матово отливающим медью корпусом, быстро подносит его к глазам и пытается через мощные окуляры бинокля рассмотреть что-то за окном поезда. Потом быстро нагибается к медному раструбу переговорного устройства, торчавшему неподалеку от пульта управления, и громко говорит в него:
– Осип, зайди в рубку. Кажется, у нас возникла проблема с прохождением  переезда!
Пашка поворачивает голову в ту сторону, куда так пристально вглядываются все остальные, и видит сквозь дымку испарений, поднимавшихся от дна пещеры, уходящие в полумрак рельсы дороги, по которой сейчас движется их локомотив. Чуть дальше впереди рельсы пересекаются с рельсами другой, уходящей куда-то вбок ветки поземной железной дороги.  На пересечении веток Пашка замечает лежащую поперек дороги металлическую ажурную конструкцию. По-видимому, это часть не то опорного столба моста,  не то несущего столба местной линии  электропередач.
В кабину торопливо заходит Осип. Он берет у Светы бинокль и сосредоточенно вглядывается через него в препятствие,  неожиданно возникшее на пути их поезда.
– Не сама она здесь упала, железка эта, Светлана Дмитриевна, – говорит он, отрывая бинокль от глаз, и продолжает с недоумением в голосе: – Ничего не понимаю! Это опорная часть подземной магистрали из старого города. Как они её сюда притащили? И зачем?
– Кто они? – спрашивает у Осипа Пашка.
– Да ясно кто. Кому тут еще баловать! – сердито отвечает ему Осип. – Эти лохматые рыжие бестии – лурги. Господи прости, не к ночи будь помянуты! 
Осип крестится на зеленый сумрак за окном, потом с недоумением повторяет:
– Как только дотащили? Не понимаю…
– Что тут непонятного, Осип, – возбужденно говорит Андрей. – Я уже рассказал о своих наблюдениях Светлане. У лургов началась непонятная социальная и техническая активность. Если раньше они ничем, кроме питания, не интересовались, и мы и даже как-то взаимодействовали с ними, обеспечивая их лечением и провиантом, то сейчас картина резко поменялась. По-моему, произошло включение одного из не найденных и не демонтированных нами ретрансляторов.
– Но, чтобы управлять лургами, нужен внешний оператор, Андрей! – отвечает студенту Светлана. – Специалист, разбирающийся в довольно сложной системе управления ретранслятором. Исключено, что этот человек находится в нашей команде и в команде головного состава. Тогда кто он?
– Посредника для трансляции они могли похитить откуда-нибудь сверху, – размышляет вслух Андрей. И вдруг, как будто поняв что-то, внимательно  смотрит на Светлану. Светлана, в свою очередь, поворачивается и внимательно смотрит на Пашку, затем говорит ему:
– Теперь я понимаю, зачем они похитили Вашего товарища.
– Юлу? Что ему грозит? Он, что в серьезной опасности? – встревожился Пашка.
– Теперь мы все в серьезной опасности, – с серьезным выражением лица отвечает Светлана, потом поворачивается к Осипу и отдает распоряжение:
– Осип, приступаем к расчистке пути. Готовь стрелу подъемного крана. Андрей, Вы работаете на завале снаружи. Мы с Павлом – на управлении мотовозом и, если придется, ведем прикрывающий огонь из пневмопушки. При возникновении незапланированных  ситуаций,  все действуют исходя из сложившихся обстоятельств.
– Не беспокойтесь, Светлана Дмитриевна, сделаем все в лучшем виде, – отвечает ей Осип и выходит из кабины. Андрей молча выходит следом за ним.
Светлана обращается к Пашке, показывая ему на боковую дверь, ведущую из кабины на металлический  трап, огибающий вагон снаружи:
– Павел, это выход на передний мостик. Если получите команду, займете место у пневмопушки на носовой палубе поезда.
Пашка смотрит в окно кабины на закрепленный на носовой площадке локомотива небольшой, опутанный воздушными шлангами и прикрытый бронированным щитом со смотровой щелью, механизм. Так вот, что это был за агрегат, непонятного до этого Пашке, назначения –  воздушная пушка.
Рассмотрев свое  будущее грозное оружие, Пашка отворачивается от окна, и с вопросительным вниманием снова начинает смотреть на Светлану. Девочка продолжает:
– Так как Вы у нас новенький, старайтесь делать только то, что я Вам буду говорить, и не предпринимайте никаких самостоятельных действий,  пока не привыкнете и не разберетесь в обстановке.
«Подумаешь, новенький. С чем тут справляться?  Тоже мне, бином Ньютона, воздушная пушка. Воздушных пушек мы, что ли, не видели!» – обиженно думает про себя Пашка, но не подает виду, что слова девочки его задели или обидели. Он согласно кивает головой, примирившись с командирскими замашками своей новой знакомой.
Потом  все-таки не выдержав, Пашка пытается отгородить себе  хоть какой-то островок своей былой мальчишеской  независимости. Он вежливо, но  не без язвительных ноток в голосе, спрашивает:
– Послушайте, Светлана! А почему Вы с Осипом разговариваете на «ты», а со мной только на «Вы»?  Просто я от такого через чур вежливого обращения, чувствую себя немного каким-то…  директором школы!
Светлана, слышит в его голосе нотки уязвленного самолюбия и  с  любопытством смотрит на мальчика. Пашка строит  в ответ выжидательное лицо простодушного двоечника с задней парты, и с терпеливым вниманием ожидает отклика на свой вопрос.
Светлана,  улыбнувшись про себя, понимающе качает головой, тихо отвечает Пашке все тем же ровным, доброжелательным голосом:
– Вижу Павел, что Вас  не оставляет равнодушным мое вежливое,  похоже не очень привычное для Вас, обращение.
Пашка неопределенно трясет головой. Вопросительно хмыкает себе под нос: «Да, не совсем  понимаю, чем это вызвано».
Светлана терпеливо объясняет ему:
– Поймите правильно, Павел. В таком обращении нет ничего обидного для Вас с моей стороны. Осипа я знаю с самого моего  детства, и сейчас он заменяет мне моего пропавшего в экспедиции отца. А что касается моего обращения к Вам на «Вы» – думаю,  что немного вежливого обращения  Вам не помешает. Не обижайтесь, пожалуйста, если мое поведение кажется, Вам немного старомодным… Время у нас здесь течет медленно, и мне тяжело так сразу расставаться со старыми привычками и воспитанием. Я вообще заметила, что у Вас там, наверху отношения между незнакомыми людьми очень сильно упростились. Мне к этому очень трудно привыкнуть. Поэтому, не обессудьте…
– А где  Ваши близкие, Ваша семья, Светлана? – с любопытством продолжает спрашивать Пашка. – Они тоже здесь, с Вами? Где вообще живут все остальные люди? Вы говорите, что где-то есть еще какой-то другой поезд. Главный состав.
Выражение лица у  Светланы после Пашкиного вопроса о семье резко меняется. Улыбка уходит из её глаз. Но девочка все-таки берет себя в руки, и терпеливо отвечает ему и на эти вопросы, хоть Пашка и замечает, как тяжело ей это дается.
– Моя мама умерла, когда я была совсем маленькой, – сухо отвечает Пашке Светлана. – Папы, как я уже говорила, тоже сейчас нет со мной. Он отправился в экспедицию к центру Земли и пропал, но, надеюсь,  мы с моим братом скоро найдем его, – рассказывает она дальше и Пашка замечает, как глаза девочки начинают блестеть от навернувшихся на них слез.
«А все-таки, она обычная девчонка, несмотря на все свои командирские замашки» – думает он, и начинает мысленно ругать себя за то, что опять полез  не к месту и не ко времени со своими дурацкими вопросами.
Над крышей кабины раздается гулкий металлический удар. Скрежещет поворотная площадка стрелы подъемного крана. Это Осип в кабине крановщика проводит проверку подъемного  механизма.
Света быстро вытирает рукой набежавшие на глаза слезы. Снова становится прежней серьезной и неулыбчивой девочкой, строгим командиром несущегося под землей бронированного мотовоза. Взяв себя в руки, она обращается к Пашке:
– Павел, я обещаю Вам, что мы обязательно вернемся к нашей беседе в более подходящей для этого обстановке. А сейчас, – говорит она,  удобнее располагаясь в кресле машиниста, – нам надо решить несколько технических задач и выйти из очень серьезной ситуации. От наших действий будут зависеть и наша жизнь, и жизнь  большого количества людей находящихся сейчас в этих подземных пещерах. Поэтому Паша, пожалуйста, будьте внимательней и собранней. И пожалуйста, слушайте и следите за всеми моими командами и распоряжениями.
Пашка согласно кивает головой, становится у дверей выхода на мостик, и внимательно начинает наблюдать за тем, что происходит сейчас снаружи поезда.
Локомотив почти вплотную подходит к лежащей поперек рельс большой ажурной конструкции стойки, собранной из длинных металлических профилей. Андрей выходит из локомотива, и, разматывая за собой с катушки, закрепленной на передней площадке мотовоза, толстый электрический кабель, начинает карабкаться на лежавшую поперек рельс стальную решетку колонны. В руках он держит прибор для сварки и резки металла, где вместо электрода  вставлен такой же синий сверкающий кристалл, какие Пашка видел  в кожухе электродвигателя мотодрезины.
– Светлана,  а что это за кристаллы? – спрашивает он у внимательно смотрящей сейчас на дорогу девочку. – Вы используете их как источник энергии?
– Это – пьезокристалы, минералы большой  электрической мощности, – не отвлекаясь от дороги, отвечает ему Светлана. – Если изменять резонансную частоту колебания кристалла, можно получать токи различной мощности. Плюс они обладают хорошим свойством самосвечения и дают неплохую электрическую дугу, если вывести их кристаллическую решетку из состояния полного покоя.
– Ого, это же почти как вечная батарейка! – восхищенно говорит Пашка. – И где вы их берете? Не в магазине же вы такие кристаллы покупаете?
Светлана, снисходительно улыбаясь, отвечает:
– Павел, все, чем мы здесь пользуемся – источники энергии, продовольственное питание, лекарства, воздух, свет – это безвозмездный дар природы всему человечеству. Именно поэтому мой отец и хотел  построить в этих подземных пещерах город счастливого будущего. Город,  где люди могли бы жить, не задумываясь о добыче хлеба насущного тяжелым трудом, а заниматься только науками, творчеством и самообразованием, изучением тайн природы и  человеческого бытия.
Ярким синим огнем вспыхивает кристалл, закрепленный в держаке сварочного аппарата в руках Андрея. Он ловко ведет острым лезвием холодного пламени, разрезая поперек металлические швеллеры стойки, из которых собрана лежащая преградой на рельсах балка. Раскаленные капли металла  искрами льются из-под резака на каменный пол пещеры. Стойки одна за другой лопаются, балка постепенно разваливается на две половины, как раз на месте огненного разреза. Внезапно Пашка слышит удар в стену кабины поезда. Потом еще один. В металлическом раструбе переговорного устройства раздается громкий взволнованный голос Осипа:
 – Светлана Дмитриевна, лурги! – кричит он. – Смотрите слева от дороги! Вот они, хвостатые бестии, со стороны старого города бегут! С оружием! Опускайте быстрее решетки на окна!
– Павел,  крутите быстро вон ту ручку на правой стене кабины! – кричит Светлана Пашке. Пашка подскакивает к круглой ручке, на которую она ему указывает. Начинает быстро вращать металлический барашек рукоятки, закрывающего механизма защитного  жалюзи. На стекла окон кабины медленно опускаются толстые металлические предохранительные решетки.
Пашка завернув до конца ручку затворного механизма, опускает предохранительные створки на окнах до самого конца, вопросительно смотрит на Светлану. Ждет от девочки  дальнейших распоряжений.
Светлана указывает ему рукой на носовую пушку, говорит спокойным, твердым голосом:
– Павел сейчас надо прикрыть огнем из пушки Андрея, пока он не разрезал стойку до конца. Будьте осторожны! Не высовывайтесь из-за брони защитного экрана. Слушайте команды Осипа по громкой связи.
Пашка согласно кивает ей головой, в подтверждение того, что понял полученное распоряжение, затем накидывает  на голову капюшон куртки, и распахивает  небольшую дверь аварийного выхода  расположенную справа от него, в стенке кабины локомотива. Высунувшись из дверного проема, он вдыхает полную грудь горьковатого, сухого воздуха подземной пещеры, и делает осторожный шаг в зеленый сумрачный свет снаружи кабин и встает на боковой собранный из металлических решеток мостик, идущий вдоль всего корпуса локомотива.
Сейчас Пашка прикрыт от лургов корпусом поезда. Он делает еще несколько шагов вперед, выходит на носовую площадку. Пушка находится немного впереди, на переднем выносе ходового мостика. Там он будет в безопасности за защитным бронированным экраном, прикрывающим место наводчика орудия. Но до этого еще нужно преодолеть несколько метров по открытой площадке. Острые пики, выпущенные из оружия подземных тварей, гулко бьют в защитную броню вагона, со свистом рикошетят,  отскакивают, пролетают где-то совсем близко над головой Пашки. Он опять  сильно вдыхает, набирает еще раз полную грудь воздуха, затем, пригнувшись, быстро пробегает по грохочущим решеткам узкого трапа, ведущего к передней площадке, и успевает нырнуть за спасительный лист брони, прикрывающим затвор  пушки и место наводчика. Тут же в толстый металл защитного щита с громким гулом ударяются тяжелые наконечники пик, выпущенных из оружия лургов. Но Пашка уже находится под надежной защитой толстого бронированного металла. Отдышавшись, он кричит в медный раструб переговорного устройства, расположенного рядом с местом наводчика орудия:
– Осип, я на месте! Что мне теперь делать дальше?
– Молодец, гимназист! Быстро управился! – слышит он громкий спокойный голос Осипа. – Сейчас первым делом включайте компрессор накачки воздуха, красный рычаг внизу, на опорной станине, видите? Включите, и  сразу разворачивайте пушку влево. Да не в небо цельтесь, а по ногам старайтесь, по ногам их! Давайте, господин гимназист!  Давите на всю педаль, а то не управимся!  Андрею надо помогать срочно! Видите, как наседают, кенгуру эти зубатые!
Пашка бьет рукой по красному рычагу компрессора. Где-то под мостиком включается двигатель накачки воздуха в систему подачи сжатого воздуха на затвор пушки. Пашка быстро крутит небольшую никелированную рукоятку поворотного механизма. Осторожно выглядывает в смотровую щель броневого щита. Острые наконечники пик с силой бьют по поверхности брони. Пашка косится в сторону, туда, где на рельсах лежит уже почти разрезанная пополам металлическая стойка.
Андрей, прячась за выступами балки, точными ловкими движениями старается как можно быстрее разрезать конструкцию до конца. Пашка опять смотрит в прицел и, наконец, видит бегущих, а точнее скачущих к поезду мохнатых рыжих тварей. Лурги скачут, растянувшись в длинную цепь вдоль всей линии железнодорожного пути.  Они как гигантские тушканчики, сильно и высоко подпрыгивают в воздух, отталкиваясь от каменной поверхности пещеры своими короткими, пружинистыми  ногами и помогая себе балансировать во время прыжка тонкими голыми хвостами.
За  спинами лургов болтаются большие баллоны с веществом, которое они используют для стрельбы из своих пистолетов, – гномой. Лурги стреляют прямо на ходу из бронзовых раструбов своих пистолетов. При каждом выстреле жидкость из баллона подается в ствол, вылетает из него и   застывает на лету острыми наконечниками дротиков из зеленой лавовой жидкости. Дротики, со свистом рассекая разреженный воздух пещеры, с огромной силой            бьют по металлической защите, надежно покрывавшей снаружи весь корпус локомотива.
Пашка  опускает поворотным штурвалом ствол пушки на уровень пояса нападавших и с силой топит в пол педаль подачи воздуха в затворный клапан.  Сначала ему кажется, что ничего не происходит, только воздух с шипением наполняет боковые шланги подачи воздуха на затвор. Потом пушка резко вздрагивает и как будто внезапно оживает, начинает выплевывать из ствола тяжелые  цилиндры монтажных болтов. Пашка знает по рассказам Светланы, что все пневматическое оружие у подземной команды, в свое время, с тех пор как  участились нападения лургов, было переделано  из пневматического инструмента для заклепывания швов в металлических конструкциях.
Первая очередь легла под ноги мчавшихся к локомотиву тварей. Металлическая шрапнель с визгом отскочила от каменной поверхности пола пещеры и россыпью разлетелась по сторонам, не причинив противнику никакого вреда.
– Выше поднимайте ствол, барчук! – кричит в раструб громким голосом из кабины крана Осип.  – Давайте! Причешите их на полную катушку!
Пашка поднимает ствол пушки. На этот раз его выстрелы достигают своей цели. Очередь металлическим  хлыстом с силой бьет по задним лапам наступающих лургов. Это не останавливает всю цепь, но многие из них, как подкошенные, падают с разбегу  прямо на каменный пол и с истошным визгом дергают в воздухе подбитыми лапами.
– Молодец, гимназист! – кричит радостным голосом из медного раструба громкой связи Осип. – Хорошо приложили! Прямо в яблочко!
Андрей уже разрезал до конца металлическую стойку и, пригнувшись, прячется за насыпью дороги, ожидая, когда Осип опустит сверху крюк подъемного крана. Светлана осторожно двигает вагон локомотива вперед на небольшой скорости.
Пашка опять дает очередь по нескольким вырвавшимся вперед цепочки особо проворным лургам. Тяжелые болты сбивают некоторых быстро бегущих тварей, но один самый пронырливый лург успевает добежать почти до самого вагона. В это время Андрей уже скидывает стрелой крана одну половину разрезанной  стойки с рельс и, стоя спиной к невидимому им противнику, цепляет на трос оставшуюся часть металлической конструкции.
Пашка торопливо наводит ствол пушки на бегущего прямо на Андрея лурга, но немного не успевает. Зверь стреляет из своего оружия прежде, чем очередь из пневмопушки сбивает с ног его самого. Острый дротик, выпущенный из оружия лурга, бьет Андрея куда-то в бок. Андрей, схватившись рукой за раненое место, сначала падает на колени, затем ничком валится грудью на каменную насыпь, возле самых рельс железнодорожного полотна.
В это время, раненый Пашкой из пневмопушки лург с визгом уползает куда-то в глубину зеленого сумрака пещеры. Остальные нападавшие, рассеянные огнем воздушного орудия,  тоже скрываются в ее глубине.  Пашка дает им вслед еще одну длинную очередь, пока в зарядном барабане пушки не заканчиваются все заменяющие этому оружию заряды, тяжелые металлические болты.
Пашка смотрит на рельсы впереди поезда. Вторая половина балки качается в воздухе, подцепленная на подъемный крюк крана. Осип быстро разворачивает  стрелу крана и переносит подцепленную конструкцию на обочину, подальше в сторону от рельс. Пашка  спрыгивает с мостика локомотива  на железнодорожную насыпь, бежит к неподвижно лежащему на рельсах Андрею. Осип опускает стрелой крана прицепленный кусок балки,  выпрыгивает из своей кабины и тоже спешит к стоявшему над раненым Андреем, Пашке.
– Ах ты, беда какая, – бормочет с жалостью в голосе Осип, – давайте, господин гимназист, поднимайте его за ноги, а я за плечи возьму. Надо быстрее студента в поезд доставить и уходить отсюда, пока не поздно. Пока эти чертяки хвостатые с подмогой сюда не прискакали.
Пашка, не чувствуя боли в перевязанной руке, осторожно поднимает Андрея за ноги. Осип тащит раненого, обхватив его под подмышками. Пашка видит торчащий из бока Андрея острый мерцающий зеленым светом наконечник дротика, точно такой же, каким и сам был недавно ранен в плечо.
Пашка слышит, как Светлана кричит им с подножки кабины локомотива:
– Осип, Паша, что с ним? Очень серьезное ранение?
– Надо нам срочно в оранжереи выдвигаться, Светлана Дмитриевна, – говорит девочке Осип, на это раз его лицо выражает крайнюю степень озабоченности и тревоги. – И чем быстрее, тем лучше. На этот раз серьезно все. Не успеем за полчаса, плохо может кончиться. Да и гимназеру руку еще не до конца долечили.
Пашка с Осипом осторожно поднимают Андрея в вагон, и откинув зеленую бархатную скатерть, кладут его на живот, прямо на деревянную  крышку стола, стоящего посередине вагонного салона .
– Ты прав, Осип, без поездки в оранжерею нам сегодня не обойтись – решительным голосом говорит Светлана, затем поворачивается к Пашке и говорит ему одобрительно:
– А Вас, Павел, с боевым крещением. Вы молодец! Отлично справились с поставленной задачей.
– Да, господин гимназист! Неплохо Вы им соли под хвост всыпали, – поддерживает Светлану Осип. – Только на будущее, смотрите, считайте количество зарядов. Чтоб не палить в белый свет как в копеечку. У нас тут нынче со всеми припасами ограничения наступают. Да и чего хорошего, если заряды раньше кончатся, чем противник.
– Понял, Осип! – соглашается с бородачом, довольный такими похвалами, Пашка. Затем отвечает лихо по военному– Есть считать заряды!
– Осип, переводи стрелку на северную линию, – командует Светлана по громкой связи из кабины, сидя уже в  кресла машиниста. – Будете присматривать в дороге за раненым. А с управлением я пока сама управлюсь.
Осип выпрыгивает из вагона, быстро бежит, перепрыгивая через шпалы рельс, возвращается, на освобожденную только что от металлической преграды, стрелку, туда, где пресекаются рельсы железнодорожного разъезда. Осип отцепляет от стрелы крана, оттащенную в сторону на металлических стропах уже разрезанную пополам балку. Отцепив крюк от своего груза, Осип с силой наваливается на  массивный рычаг стрелки и переводит рельсы железнодорожного пути, на котором сейчас стоит их локомотив,  на новое необходимое им направление. Также бегом возвращается назад в вагон. Светлана переключает ручку контроллера,  дает мотовозу полный ход. Локомотив быстро набирает скорость, уходит в боковую шахту пещеры, на новый объездной путь, расположенный немного в стороне от прежнего маршрута движения поезда. Осип умело возвращает стрелу грузового крана в походное положение, и спускается из кабины крановщика в салон поезда, чтобы продолжить осмотр раненого Андрея.
– Ах, беда, беда, – повторяет про себя Осип, он опять стоит у стола и сосредоточенно осматривает рану на боку, у лежащего пред ним на полированной поверхности из красного дерева,  студента. Осип расстроено качает головой и бормочет себе под нос:
– Не получается у нас спокойной жизни, господин гимназист. И когда на верху жили, и когда под землю перебрались. Всегда какое-то беспокойство да образуется. Что ж им, зверюгам окаянным, не живется спокойно?! И кормили мы их, и поили, и лечили. Целых пятьдесят лет у нас замирение было!  И вот опять они за старое! Оружие у них теперь какое-то новое. Ох, беда, беда, –  расстроенно повторяет Осип, прикладывая к ране на боку Андрея куски пекалина, из того, что осталось у него  в медицинском саквояже.
– Осип, а ты давно здесь? – спрашивает Пашка, помогая Осипу бинтовать спину раненого диггера.
– Я то? – переспрашивает Осип, и после недолгих раздумий отвечает: – Если по верхнему времени – лет сто. А если по нашему подземному исчислению, то тридцать лет.
– Сколько!? – изумляется Пашка. – Сто лет!
– Да, сто лет прошло уже на верху, – спокойно отвечает Осип, – с тех пор, как мы с господином инженером в 1913 году спустились в эти пещеры и стали строить здесь наш город счастья. Так с тех пор я больше на поверхности и не бывал. Впрочем, и не жалею о том особо. Суеты у вас там наверху много ненужной. А вы эту суету свою и к нам под землю за собой тащите, – строго  говорит он Пашке.
Пашка виновато пожимает плечами. Не специально же он сюда попал. Он до сих пор никак не может поверить, что Осипу так  много лет.
– Послушай, Осип, – продолжает он расспросы, – а Светлана? Ей сколько сейчас лет?
– Да уж побольше, чем Вам, господин гимназист – добродушно улыбается в свою густую бороду Осип. Он моет руки под рукомойником в углу вагона. Садится возле лежащего на столе перебинтованного Андрея. Трогает пульс на его руке.
– Ничего, выкарабкается, организм молодой, здоровый, – тихо говорит Осип, придерживая Андрея за голову. – Да, господин гимназист? – с лукавой и  с хитринкой в глазах улыбкой подмигивает он Пашке. – Живы будем, не помрем!
Пашка, с трудом умещая в голове полученную информацию, с ошарашенным видом продолжает смотреть  на Осипа, потом удивленно спрашивает его:
– Так вы что, Осип, бессмертные люди?
Осип с досадой машет рукой.
– Скажите тоже, бессмертные. Сами видите, – он кивает на лежащего  перед ним Андрея, – и на нас бывают погибельные напасти. Но то, что живем подольше, чем верхние люди, это чистая правда. А все из-за пекалина. Пекалин  дает нам такие живительные силы. Сейчас приедем в оранжереи, сами  увидите, что это за чудо-растение.
– Осип, внимание! – раздается голос Светланы по раструбу громкой связи, – подходим к станции «Новый мир».
– Ну вот мы и приехали, господин гимназист, – говорит Осип обращаясь к Пашке. – Теперь не зевайте.  Дальше надо будет делать все  очень быстро.
 
 
ГЛАВА  9
Источник вечности
 
Локомотив мотовоза стоит у невысокого подземного станционного перрона, который больше похож  на  перекошенную несуразно большую скамейку, наскоро собранную из грубо отлитых и сваренных между собой железобетонных и металлических строительных элементов.
Платформа станции нелепо торчит из каменного пола пещеры, опираясь на длинные железобетонные ноги, как экзотической формы гриб, неожиданно выросший в месте, где до этого ничего подобного не произрастало, и не должно было произрастать.
Шесть длинных, покривившихся ножек опор, сваренных из ржавых балок металлоконструкций, накрыты сверху неровно подогнанными на стыках  железобетонными плитами. Плиты скреплены между собой торчащей местами толстой проволочной арматурой  и сбиты по краям металлическими рамами ржавых швеллеров. Над бетонной площадкой перрона возвышается закрепленный на вершине металлической стойки, сваренной из длинных ржавых труб, огромный логотип с неровными подтеками расплавленного металла по краям, по-видимому, вырезанный газовым резаком  из листа толстого железа. В центре круга, изображающего механическую шестеренку с зубчатыми краями, – стальная мускулистая рука, крепко сжимающая большой молот. Незамысловатая грубо выполненная композиция, выкрашенная красной краской, местами облезла от времени и обросла мхом. Ниже – прихваченный  на сварку лозунг, выполненный из таких же криво вырезанных из металла и покрашенных в красный цвет букв – «Слава Труду!». Еще ниже расположена вывеска, выполненная литьем из ажурного чугуна и прикрученная к стойке на проволоку,  и, судя по тому, что написана она через «ять», явно имеющая более раннее происхождение, чем композиция с молотом. «Станцъия «Новъий миръ»  читает  про себя Пашка, с трудом разбирая в замысловато отлитых в металле завитушках букв старого алфавита, написанное на старинной чугунной вывеске название. Он уже стоит на перроне, с любопытством осматриваясь по сторонам.
Осип находится рядом, наклонившись,  разбирает сложенные пополам брезентовые походные носилки. Носилки – это кусок грубой прочной прорезиненной ткани, закрепленный на двух деревянных ручках-перекладинах по краям. Осип косится глазом на нависающий над головой металлический транспарант с шестеренкой и молотом и  прицепленное к ним  снизу воззвание, прославляющее труд, и в сердцах бормочет себе под нос:
– Дославились! Все разрушили, что не ими создано было. И своего ничего хорошего взамен не построили. И нам всю жизнь попортили. Эх! А теперь  выходит всем нам вместе и пропадать придется! –  горько вздыхает он. – Не славить надо было труд, а самим трудится! Да этим зверюгам разве чего объяснишь человеческим языком, – он сердито машет рукой на ржавый логотип. Пашка даже не спрашивает Осипа о том, кого тот имеет в виду. Он уже знает о враждебной неприязни, испытываемой Осипом по отношению к лургам, этим странным существам из подземных пещер, загадочно сочетавших в себе  дикое животное происхождение с техническими достижениями современной цивилизации.
Осип призывно машет рукой, подзывает к  себе  Пашку, говорит ему: 
– Идемте уже, господин гимназист. Смотреть тут особо нечего, да и времени у нас совсем мало осталось.
Они выносят из вагона находящегося без сознания Андрея. Осторожно кладут его на носилки. Светлана, с закинутым за спину портативным двигателем воздушного компрессора, работающего на пьезокристаллах, и висящим у нее на груди пневмоавтоматом, идет рядом. Она придерживает рукой спадающую с короткого брезентового ложа носилок голову Андрея.
Они все вместе спускаются по широкому, но достаточно крутому металлическому трапу лестницы, ведущей с платформы вниз на каменную поверхность дна пещеры. Пашка несет носилки за задние ручки,  осторожно, на ощупь, ищет ногой невидимые ему из-за края брезента носилок идущие вниз ступени полого металлического трапа. Скрипя зубами, он сам терпит ноющую боль в своем не до конца зажившем еще плече. Думает про себя, крепко сжимая ручки тяжелеющих с каждым шагом носилок:  «Терпи зацепер! Тебе помогли и ты помогай!».
Глаза Пашки уже потихоньку начинают привыкать к неяркому зеленому сумраку освещения пещеры. Этот свет напоминает ему прохождение  компьютерной игры, в которой игроку приходиться преодолевать различные препятствия, рассматривая их через очки ночного видения: такой же темно-зеленый общий фон освещения местности, такое же более плотное и яркое зеленое свечение по краям различных неподвижных предметов и двигающихся объектов.
Они, наконец, спускаются с лестницы и дальше  уже идут по прямой и твердой поверхности каменного пола пещеры.
Пашке, идущему сейчас по ровной поверхности каменного пола пещеры, становится немного легче переносить свою части тяжести больно тянущего руки вниз груза. Он смотрит на мерно качающуюся в такт шагам спину идущего впереди Осипа, потом – на шагающую рядом с ним маршевым шагом  Светлану. Пашка переводит взгляд, смотрит на бледное, обрамленное темной бородкой лицо лежащего перед ним на носилках Андрея и с грустью думает:  «Всего три дня прошло, и уже случилось столько событий. Расскажи кому – не поверят. Да мне и самому не сильно верится, что все это со мной сейчас происходит.  И чем все это дальше для меня может закончиться?».  
Он даже представить себе не может, что сейчас происходит у него дома. Что происходит в доме у Юлы. «Родители, наверное, все больницы обзвонили», – грустно кривит он губы, представляя себе, как папа с мамой сейчас переживают, пытаясь разыскать его.
Светлана внезапно делает рукой знак: «Внимание!»
Они останавливаются. Осип кивает Пашке головой:
–  Все пришли. Ставим носилки на землю, господин гимназист.
Пашка смотрит перед собой. Дальше неровный пол пещеры начинает довольно круто подниматься вверх, образуя своеобразный каменный холм. Пашка понимает, что для него, с его больной рукой, этот подъем с Андреем, лежащим на носилках, просто непреодолим.
Он осторожно опускает свой край носилок вниз. Растирает ладонью свое сразу занывшее от боли  плечо. Осип тоже аккуратно приседает ниже к земле с высоты всего своего роста. Аккуратно примериваясь,  тоже  ставит свою сторону  носилок на неровную поверхность каменного пола пещеры.
Светлана, держа в руке бинокль, быстро уходит вперед, забирается вверх по склону поднимающегося перед ними каменного  дна пещеры. Забравшись на самый верх, девочка ложится животом на твердую каменную поверхность вершины холма, начинает рассматривать через мощные окуляры что-то, находящееся на другой стороне каменного выступа.
Осип внимательно наблюдает за ней. Терпеливо ждет, когда девочка даст сверху какую-либо команду или распоряжение.
Наконец Светлана молча машет им сверху рукой, подавая беззвучный сигнал – «Можно! Идите!»
Осип останавливает нагнувшегося было к ручкам носилок Пашку:
– Отдыхайте, господин гимназист. Вам и самому руку сейчас лечить надо будет. А с этим делом я и сам как-нибудь дальше управлюсь.
Он наклоняется, поднимает с носилок безвольно поникшее тело раненого Андрея. Осторожно закидывает его себе на плечо. Затем разгибает свои ноги, достаточно легко поднимается в полный рост.
– Ну, с богом, двинулись, – негромко говорит Осип себе в бороду. И, широко расставляя свои длинные крепкие ноги, обутые в грубые кирзовые ботинки на толстой кожаной подошве, подбитой медными гвоздями, начинает довольно быстро подниматься по крутому каменному склону холма.
Пашка кладет себе на плечо пустые носилки и идет следом за Осипом. Он достаточно легко преодолевает подъем вверх по пологой и довольно длинной дистанции пути на верхушку каменного склона.
Они с Осипом останавливаются возле стоявшей на вершине Светланы. Пашка с изумлением смотрит на развернувшуюся перед ним волшебную панораму. Долина, лежавшая сейчас перед ним, с другой стороны,  внизу, у самого подножия холма, напоминает гигантские пчелиные соты.
Ячейки сот – многочисленные небольшие круглые жерла  кратеров, видимо образовавшиеся в то время, когда каменное дно пещеры представляло из себя сплошное жидкое озеро из раскаленной лавы. Пузыри кипящей лавы застыли на её поверхности, образуя этот ноздреватый, похожий на соты или поверхность пористой пемзы, рельеф. Но самое интересное заключалось в содержимом этих каменных сот…
Языками холодного синего пламени над поверхностью круглых каменных воронок колышутся длинные тонкие светящиеся волокна незнакомых Пашке растений. Волокна танцуют и извиваются, переплетаясь между собой в живом плотоядном танце, свиваясь из тонких волокон сначала в более плотные нити, а затем в более толстые жгуты-щупальца, издалека похожие на языки неведомого, фосфоресцирующего холодным сапфировым светом, подземного огня.
– Что это за растения, Светлана? – с изумлением спрашивает Пашка у стоящей рядом с ним девочки.
– Пекалин. Оранжерея пекалиновой плесени, – отвечает та и подает рукой команду спускаться вниз.
– Пекалин – это наша жизнь. Не будь его, и нас бы здесь под землей тоже не было, – добавляет Осип. Он осторожно несет свою не легкую ношу, аккуратно переставляя ноги, спускается вместе со всеми вниз по пологому каменному спуску.
– Так это и есть та самая плесень, о которой Вы мне рассказывали? – спрашивает Пашка у своих спутников.
– Пекалин – это не совсем плесень. Скорее, это симбиоз различных живых организмов, – отвечает ему Светлана, – нечто среднее между плесенью и растением. Пекалин размножается спорами, как все низшие виды флоры – грибы, и своими лечебными свойствами напоминает пенициллиновую плесень. По своему строению пекалин отличается от грибов, так как у него есть стебли и листья, как у более развитых растений, кроме того, он  обладает еще одним уникальным свойством. В состав его сока входит особый вид бактерий. При попадании в организм человека эти бактерии активно  восстанавливают травмированные ткани органов, излечивают и купируют болезнетворные опухоли и чужеродные вредоносные вирусы.
– Вот это да! – удивляется Пашка. –  В сказках живая вода бывает, а это, выходит, самая настоящая «оживляющая» плесень!
– Оживляющая то она, это да, – вмешивается в разговор Осип. – Только здесь не сказка, у нас здесь все по-настоящему. И надо уметь с пекалином крайне аккуратно обходиться. Зазеваешься чуть, и сам запросто можешь стать кормом для пекалинового куста.
– Не бойтесь, Павел, – успокаивает Пашку Светлана, увидев его округлившиеся от испуга глаза. – Осип будет внимательно контролировать весь процесс вашего восстановления. 
– Да, господин гимназист, – уверенным голосом соглашается с девочкой Осип. – Слушайте меня – и со всем  в момент управимся. У Вас дел с рукой не так много. А вот с Андреем придется повозиться. Ну ничего, главное, – добрались куда надо, и теперь точно все  наши проблемы враз уладим.
Осип осторожно наклоняется к земле, кладет тело Андрея у края каменной воронки. Тонкие волокна пекалинового куста, переливающегося и бурлящего своими нитями отростков в стенах подземной соты хранилища, тотчас же  жадно тянутся в сторону лежащего тела, начинают облеплять своими липкими жгутами  лицо студента.
– А ну, не баловать! – тихонько бормочет себе под нос Осип, ладонью руки откидывает липкие пряди пекалиновых стеблей с лица Андрея в сторону, потом достает из медицинского саквояжа, прицепленного к поясу его комбинезона на альпинистский карабин, стеклянную банку с обмотанным по краю бинтом и закрытым куском пергамента широким горлышком. В банке находится какая-то желтоватая полупрозрачная густая жидкость.
– Скидывайте куртку, господин гимназист, – командует Осип, – да побыстрей, давайте, пока эти хвостатые бестии не вернулись, и не испортили нам тут всю  обедню.
Пашка вопросительно смотрит на Осипа, потом на Светлану. В смущении опускает голову.
– А, понятно, стесняешься! – догадывается Осип и говорит, повернувшись в сторону девочки:
– Вы пока, Светлана Дмитриевна, погуляйте вокруг, а то гимназист маленько смущается.
Светлана иронично хмыкает себе под нос, с независимым видом уходит на другую сторону каменной воронки. Там она, сняв со своей  шеи бинокль, начинает демонстративно рассматривать что-то находящееся на другой стороне заросшей пекалином территории пещеры.
Пашка скидывает с себя куртку, Осип осторожно разматывает бинт на его плече. Рана уже почти затянулась, но все еще достаточна глубока. И неприятно ноет.
Осип открывает крышку банки, запускает в горлышко пальцы, густо зачерпывает из банки терпко пахнущую мазь. Пашка принюхивается, спрашивает у Осипа:
– А это еще зачем, Осип? И чем это так противно пахнет?
– Все натуральное, барчук, – говорит ему Осип и широким мазком наносит мазь Пашке на лицо, а потом и на все тело вокруг раны, и объясняет Пашке:
– Это мазь из льняного масла с добавлением касторового семени.
– Ты же говорил, пекалином лечить будешь, а сам мажешь каким-то вонючим народным средством.
– Скажете тоже, вонючим, – сердится Осип. – А если и вонючее? Лекарство вкусным не бывает. А эта мазь не для лечения, а для защиты. Чтобы Вас пекалиновые поросли всего не облепили и не растворили своим соком, а воздействовали только в том месте, где это необходимо для целебного эффекта. А касторка потому, что пекалин касторки не любит. Ну так а кто её любит? Ну вот и все, готово дело.
Осип домазывает мазью Пашку, закрывает крышкой банку, показывает ему рукой на самый край каменного хранилища:
– Ложитесь на куртку у края воронки. И обязательно следите за временем. Вот Вам хронометр. Три минуты, не больше! Этого, я думаю,  для вашей руки вполне достаточно будет.
Осип достает из одного из своих многочисленных карманов на комбинезоне тяжелый бронзовый старинный секундомер на цепочке. Протягивает его Пашке. Пашка ложится на куртку, расстеленную у самого края выемки, закрывает глаза. Чувствует, как холодные тонкие стебли пекалинового куста жадно начинают обволакивать его тело. Он ежится от этих холодных прикосновений, сразу представляет себе виденную когда-то по телевизору морскую анемону, схватившую своими бледными щупальцами зазевавшуюся морскую рыбешку.
«Ничего, – успокаивает он себя, –  я для этого куста не просто какая-то там обыкновенная рыбешка, а очень большая, да еще намазанная касторкой рыбища».
Пашка чихает от резкого запаха мази, открывает глаза, смотрит на свое плечо. Пекалиновая поросль, бросив бесплодную затею окутать его полностью своими волокнами, сконцентрировала все свои усилия только на Пашкином плече. Светящиеся холодным фосфорным светом волокна пекалина, свернувшись в толстый жгут, жадно облепили всю необработанную снадобьем часть раненого предплечья. Пашка чувствует, как теплая волна начинает распространяться по всему его телу, как будто поток  теплой воды вливается через нити жгута прямо по всем сосудам и венам его организма. Пашку начинает клонить в сон. Он жмет кнопку секундомера, засекает время начала процедуры. Стрелка  быстро скачет по кругу разделенного черными линиями на сектора и цифры циферблата. Пашка с  трудом борется со сном, усилием воли не дает своим глазам закрыться. Тепло, разливающееся из жгута пекалинового стебля, все сильнее распространяется по самым дальним частям его тела.
Осип в это время снимает куртку с Андрея, тоже начинает смазывать его своим защитным снадобьем. Потом поднимает студента на руки, и входит прямо с ним в кипящую сияющим светом заросль из извивающихся стеблей пекалина. Светящиеся волокна сразу волнуются в быстром движении, как кипящая вода в котле на огне. Колышущиеся волокна пекалиновой субстанции с головой накрывают  Осипа. Он совсем скрывается со своей ношей в мерцающем сиянии пекалиновых зарослей.
Пашка с тревогой наблюдает за этой рискованной для Осипа операцией. Осип не обработал себя своей защитной мазью, и теперь Пашка переживает, сможет ли Осип перенести агрессивную атаку волокон растения и самостоятельно выбраться назад из кипящего, неистово извивающимися пекалиновыми стеблями,  каменного котла.
Он смотрит на циферблат зажатого в своей руке секундомера. Три минуты, отведенные  на его процедуру, подошли к концу. Он с тревогой наблюдает за волнующимися зарослями чудо-растения, поверхность которых кипит живыми пекалиновыми нитями, потом переводит взгляд на стоящую на другой стороне плантации Светлану. Девочка приложив к глазам бинокль, продолжает рассматривать что-то в глубине пещеры, не обращая в их сторону никакого внимания.
Пашке неловко обратиться к Светлане за помощью, он с тревогой думает про себя: «Ладно, подожду еще немного. И все-таки, как мне теперь оторвать эти присоски от кожи. Осип же говорил, что нельзя злоупотреблять их воздействием, это очень опасно для организма».
Внезапно, как будто вынырнув из-под воды, над поверхностью кипящего синим светом котла с пекалиновыми зарослями, появляется Осип. Он, с трудом отплевываясь, выбирается на край воронки и, ругаясь, начинает обрывать на себе тянущиеся за ним жадные щупальца пекалинового куста.
– Осип! – кричит ему Пашка. –  У меня уже время закончилось! Что теперь делать?
– А то же, что и я делаю, – сердито кричит  Осип в ответ, обрывая с себя  шевелящиеся пучки пекалиновых стеблей,  – отрывайте отростки. Не бойтесь!
Пашка хватает извивающуюся в руке прядь упругих нитей. С силой отрывает скользкие прохладные отростки от своей кожи. Оборванные нити втягиваются в сторону основного куста, находящегося в воронке, а те, что были прикреплены к поверхности раны, неожиданно быстро сморщиваются,  падают на землю, и через какое-то время застывают сухими белыми похожими на вату волокнами, очень похожими на те, которыми Осип совсем недавно лечил его, когда он первый раз попал на поезд.
Осип, наконец, тоже обрывает с себя все пекалиновые нити, быстро подходит к Пашке. Начинает осматривать рану на его плече.
– Ну вот, теперь другое дело, – с умиротворением говорит он. – Как Вы теперь себя чувствуете, господин гимназист?
Пашка смотрит на свое плечо. На месте бывшей глубокой раны, теперь небольшое, размером с пятачок, красное пятнышко,  рана затянулась сверху молодой тонкой розовой кожей. Плечо совсем не болит. И мало того, Пашка чувствует, что  внутренние ощущения его организма сейчас просто превосходные. Пашка, улыбаясь, смотрит на Осипа.
– Прекрасно, Осип, – говорит он. –  Как будто только что родился!
– Ну вот, то-то тоже,  – с довольными интонациями в голосе отвечает Осип. Он еще раз внимательно осматривает затянувшуюся Пашкину рану и с улыбкой констатирует  окончательный диагноз:   – Ну, слава Богу, у Вас все вылечили. Стирайте мазь, Павел, и можете надевать куртку. – Он протягивает Пашке чистое полотенце. Пашка тщательно вытирается, встает, натягивает на себя куртку, продолжает прислушиваться к внутренним ощущениям своего организма. Ощущения, которые он испытывает после прохождения пекалиновой процедуры, на самом деле самые превосходные. Он уже давно так здорово себя не чувствовал. Организм даже, кажется, начал звенеть от избытка сил и здоровья.
Осип в это время рассматривает дыру от дротика на  рукаве Пашкиной куртки, бормоча:
– За одежу не переживайте, барчук. Прибудем на главный поезд, там наши хозяйки Вам все в лучшем виде заштопают. Будет как новая.
Пашка беспечно машет рукой, мол, это все пустяки, какие-то рваные рукава, когда кругом такие чудеса происходят.
Внезапно слышит какой-то глухой стук, как будто что-то не очень большое и тяжелое падает на землю у его ног. Раздается шипящий звук включенной рации. Пашка с удивлением смотрит вниз. На каменном полу валяется выпавшая из внутреннего кармана  куртки его небольшая рация. От удара рация включилась, и Пашка видит, как на маленьком светящемся экране станции подпрыгивают светящиеся столбики графика уровня сигнала.  Пашка хлопает себя рукой по лбу, – как он мог забыть про рацию в своем внутреннем кармане! Он наклоняется, поднимает станцию с пола. Подносит к уху. Нажимает клавишу приема-передачи сигнала. Говорит в микрофон, не особо надеясь на ответ, посылая запрос куда-то в гулкую черную пустоту пещеры:
– Юла! Юла! Прием! Ты меня слышишь?
Некоторое время в динамике рации ни чего не слышно кроме треска и гула эфирных помех. Внезапно эфир оживает. Сквозь вой помех из динамика рации он слышит искаженный отраженным от стен пещеры сигналом далекий и слабый голос Юлы:
– Пашка, помоги мне! Пашка, я здесь! Помоги…
Сигнал внезапно обрывается. Пашка в растерянности смотрит на рацию. Потом переводит взгляд на Осипа. С волнением говорит ему:
– Осип, ты слышал? Сигнал по рации! Мой товарищ просит о помощи!
Осип с любопытством берет хрипящую пустым эфиром рацию из Пашкиных рук.
– Волновое радио? – спрашивает он, крутит станцию в руке, рассматривает со всех сторон, восхищено цокает языком. –  Ишь, какая махонькая. Научились делать! – он возвращает рацию Пашке.
Пашка продолжает свою взволнованную речь:
– Осип! Ты не понимаешь?  Юла мой друг! Его похитили лурги! Он где-то здесь рядом! Мы должны помочь ему!
– Рядом-то, оно может и рядом, – с сомнением кивает головой Осип, –  да только наперед надо крепко подумать, как лучше все сделать, а уж потом на помощь идти!  А то и сами пропадем и другу Вашему не поможем! Надо Вам со Светланой Дмитриевной посоветоваться.
Он забирает у Пашки секундомер. Отходит к воронке, где под бурлящей волокнами пекалина поверхностью, лежало спрятанное от глаз тело раненого Андрея. Наклоняется над воронкой, засекает на секундомере время, необходимое для лечебной процедуры.
Светлана возвращается с другой стороны каменного кратера. Заметив расстроенный вид Пашки, подходит к нему.
– Павел, что-то случилось? – спрашивает она с беспокойством в голосе. – Надеюсь, теперь с Вашей рукой все в порядке?
– Да Светлана, конечно. Спасибо! С рукой у меня теперь полный порядок, – бормочет он и протягивает ей рацию. – Я сейчас получил сообщение от своего друга. Он просит о помощи.
– Вы получили сигнал по этому прибору, – Светлана, как и Осип, с любопытством рассматривает портативную станцию, – беспроводная радиосвязь! – с удивлением восхищается она.
– Это слабая станция, на триста метров только берет. Это значит, что Юла где-то близко. Мы должны помочь ему, Светлана! – горячо настаивает Пашка.
– Триста метров? – переспрашивает она. – Боюсь, Вы ошибаетесь, Паша. Сигнал под землей может распространяться самым неожиданным образом. Отражаться от стен, например. Но мы попробуем сейчас предпринять некоторые шаги для спасения вашего друга.
– Светлана, говорите, что надо делать, я готов! – решительно заявляет девочке Пашка.
– Осип, –  зовет она своего помощника, – сколько по времени еще займет процедура излечения Андрея?
– Полчаса,  не меньше, – отвечает Осип, – рана очень серьезная.
– Хорошо, – принимает Светлана про себя какое-то важное решение. – Ты остаешься здесь. А мы с Павлом отправляемся в старый город. Надо будет провести разведку. Подготовится к следующему нашему визиту за деталями на технические склады.
– Светлана Дмитриевна, как же так! – горестно взмахивает руками Осип. – Я Вас одну не отпущу. Как Вы там одна без меня справитесь? А если случится что! Я себе этого вовек не прощу!
– Вы, Осип, будете пока заниматься здоровьем Андрея, – строго говорит девочка Осипу. – Я думаю, мы с Павлом сами сможем справиться с этим делом. Он сегодня уже неплохо себя проявил в бою.  Нам надо как следует разведать обстановку в городе. Заодно узнать, чем мы сможем помочь Пашиному товарищу.
– Как скажете, Светлана Дмитриевна, – расстроенно машет рукой Осип, потом говорит, обращаясь к Пашке: –  А Вы, господин гимназист, смотрите, не подведите. Следите за Светланой, как за самим собой!
– Он не подведет, Осип, не переживай так. Правда, Павел?
Пашка  утвердительно кивает  головой. Он уже готов к выполнению предстоящему им со Светланой задания.
Девочка снимает со своего плеча брезентовую лямку, на которой был закреплен воздушный компрессор и пневмоавтомат. Протягивает снаряжение Пашке.
– Павел, я думаю, с этим Вы  уже тоже сможете легко разобраться, – говорит она с улыбкой.
Пашка быстро накидывает на себя ремни с оружием, радостно отвечает девочке:
 – А чего тут разбираться! Можете на меня во всем положиться, Светлана.
– Только, Паша, запоминайте. Сейчас мы должны просто изучить ситуацию в городе,  – предупреждает его Светлана. – Поэтому наша задача тихо, без всякого шума и уж тем более без стрельбы проникнуть в город, изучить обстановку и также тихо уйти из города. К сожалению, сегодня выручить Вашего товарища у нас не получится. Мы сможем это сделать чуть позже, когда вернемся сюда на нашем основном поезде со всем экипажем.
Пашка немного киснет от такой новости. Но потом он решает про себя, что и в самом деле сейчас важнее просто узнать обстановку, и что за противник и в каком количестве  им будет противостоять.
– Я готов, – бодро отвечает он Светлане. Она внимательно осматривает его экипировку, утвердительно кивает головой в подтверждение того, что все в порядке, разворачивается и молча направляется в глубину пещеры. Пашка поправляет на плече лямки автомата, решительно вдыхает полную грудь воздуха и  идет следом за ней.
Осип некоторое время смотрит быстро уходящим в глубину пещеры ребятам, машет им вслед рукой, потом опять склоняется над воронкой с шевелящимися в ней стеблями пекалиновых зарослей.
 
 
ГЛАВА 10
«НОВЪЙ МИРЪ»
Светлана оказалась права, когда говорила Пашке о непредсказуемости распространения радиосигнала в подземном пространстве. Место, откуда Юла прислал свое радиосообщение, не находилось  ни в трехстах метрах от оранжерей, ни даже в километре от неё.
Прошло уже  около получаса, пока  Пашка и Светлана быстрым шагом пересекали территорию, покрытую вулканическими воронками, заросшими пекалиновой плесенью, и, наконец, не оказались в странном и не совсем безопасном по Пашкиному первому впечатлению для дальнейшего продвижения месте.
 Окружающий пейзаж резко изменился. В нем появилось неуловимое ощущение некой тайной угрозы.
После суровой естественной красоты природы  подземного мира, откуда-то из глубины зеленого сумрака пещеры на ребят  неожиданно выдвинулась покривившаяся трехногая охранная вышка, торчащая уродливым металлическим  скворечником над ржавыми стойками обмотанного витками рванной колючей проволоки и обитого железными листами высокого забора, тянущегося куда-то в бесконечную зеленую тьму пещеры.
За листами мятого, кое-как  прибитого на гнутые гвозди и примотанного местами на ржавую проволоку гофрированного листами железа, из которого был сделан забор, угадываются контуры каких-то технических строений. Там же, неподалеку от этих полуразрушенных зданий, темнели  в зеленом сумраке подземного мира ржавые остовы  какой-то строительной техники.
Светлана осторожно отодвигает нижний край железного листа, оторванный от забора, ловко пробирается в образовавшиеся отверстие.  Там она по-пластунски проползает под второй полосой преграды, – рядами колючей проволоки, и, поднявшись с земли уже на другой стороне забора, девочка дает  Пашке знак рукой следовать за ней.
Пашка,  все это время стоявший на другой стороне ограды,  готовый в случае чего прикрыть девочку огнем из своего оружия, увидев сигнал двигаться дальше, закидывает за спину пневмоавтомат и достаточно быстро и ловко перебирается на другую сторону забора, туда, где его уже дожидается Светлана.
– Это территория промзоны, – наклонившись совсем близко к Пашкиному уху, тихо шепчет девочка. – Мы сейчас незаметно проберемся  через всю техническую зону и выйдем к центральным воротам, ведущим на главную городскую улицу. Я приблизительно догадываюсь, где нам следует искать Вашего друга. Следуйте за мной. Только старайтесь двигаться как можно тише!
Девочка,  осторожно пригнувшись, уверенно ориентируясь в сумрачном свете пещеры, быстро бежит по направлению к находящемуся неподалеку от ребят странному механизму, напоминающему гигантский экскаватор, но стоявший не на колесах и гусеничных траках, а на двух, опутанных гидравлическими шлангами, мощных стойках  металлических ног. Издалека этот шагающий экскаватор был больше похож на гигантского робота-трансформера из старинного фантастического фильма.
Пашка  держит на готовности свой пневмоавтомат и, стараясь не отставать,  бежит следом за Светланой.
Добежав до опорной стойки одной из ног экскаватора, ребята замирают, прижавшись спиной к ржавой поверхности массивной металлической ступни гигантского механизма. Отдышавшись, они осматриваются по сторонам. Тихо. Вокруг – все та же звонкая подземная тишина. Пашка, уже немного приспособившийся видеть в изумрудном свете сумрака пещер, до сих пор не мог привыкнуть к отсутствию в подземном мире обычных для его земного слуха естественных  звуков природы.
Здесь, под землей, не раздавалось пение птиц, не было слышно шума ветра, отголосков людской речи. Только стук собственного сердца, звук своего дыхания и звук собственных шагов, искаженным эхом отраженный от каменных стен, мог нарушить тишину этого безмолвного мира. Пашка, стараясь дышать как можно тише, поднимает голову, чтобы осмотреться по сторонам. Он видит, что прямо над ним нависает гигантский шагающий механизм.  Массивные опорные стойки экскаватора   уходят высоко вверх, и где-то там упираются в металлическое дно нижней площадки кабины. 
Из открытого люка кабины свешивается веревочная лестница. Нижняя перекладина лестницы находится прямо над Пашкиной головой. Пашка протягивает руку  и толкает перекладину. Лестница начинает тихонько раскачиваться. Сверху прямо на Пашкину голову  сыпется какой-то песок и ржавая пыль. Он зажимает нос, чтобы не расчихаться. Внезапно чувствует, как Светлана довольно крепко толкает его локтем вбок. Он вопросительно смотрит на девочку. Она показывает рукой куда-то вперед, подносит свернутую трубкой ладонь к уху, тем самым показывая Пашке, что нужно прислушаться.
Пашка, задержав дыхание, начинает прислушиваться.  Действительно, откуда-то  издалека  до него начинают доноситься несвойственные для этих мест  звуки – отдаленное эхо какой-то музыки и мощных глухих ритмичных ударов о каменный пол, как будто тысяча ног, обутых в мягкую обувь, одновременно где-то марширует, повинуясь одной  команде.
– Бежим вперед! – командует Пашке Светлана. Ребята быстро бегут  по направлению к стоящему прямо перед ними корпусу какого-то полуразрушенного здания.
Перепрыгивая через валяющиеся на земле ржавые металлические бочки, мотки проволоки и обломки различных станков непонятного предназначения, они добегают до приоткрытых  дверей разрушенного здания и осторожно проскальзывают внутрь помещения.
– Это – технические склады, –  шепчет  на ухо Пашке Светлана, – здесь мы берем недостающие детали для ремонта нашего подвижного состава.
В помещении склада совсем темно. Лишь где-то в дальнем его конце, у самого выхода, неяркий наружный свет сквозь большие открытые ворота проникает в помещение склада. Светлана с Пашей почти на ощупь крадутся среди стеллажей и сваленных грудой на пол различных металлических конструкций и их деталей. Пашка несколько раз крепко прикладывается коленкой об острые углы невидимых в темноте железок, но, сжав зубы, молча и терпеливо  переносит боль. У Светланы получается  более ловко и уверенно, чем у Пашки, ориентироваться в  темноте.
Заметив, что Пашка начинает отставать, теряясь в неосвещенном пространстве  среди завалов запчастей и закоулков  бесконечных складских полок, она сбавляет шаг, подходит к нему и, взяв его за запястье своей прохладной крепкой ладонью,  снова продолжает движение сквозь темноту. Пашка теперь гораздо увереннее преодолевает незнакомое пространство. Ведомый опытной рукой Светланы, он уже более ловко уворачивается от неприятных столкновений с возникающими из темноты угловатыми препятствиями.
Так они быстро преодолевают захламленное валяющимся повсюду без всякого порядка техническим железом огромное помещение склада.  Пашка бежит, приберегая дыхание, не забывая ни на миг про свою ответственность по обеспечению безопасности всей их вылазки. Он  крепко сжимает рукой ствол автомата, болтающегося на брезентовой лямке на его шее в такт шагам. Ему приятно чувствовать Светланину заботу о себе, и ощущение от прикосновения её прохладной уверенной руки. Он даже готов, забыв про все окружающие их опасности, бесконечно следовать за своей спутницей по темным запутанным лабиринтам технического склада. Но складское помещение заканчивается, и они, наконец, выбираются к открытым дверям центрального входа.
Светлана резко останавливается. Отпускает Пашкину руку. Он тоже прекращает свой бег останавливается рядом с ней. Некоторое время они, замерев, прислушиваются к звукам, доносящимся снаружи, из-за ворот склада. Теперь странный приглушенный топот многочисленных ног и резкие звуки ритмичной музыки раздаются где-то  совсем рядом с ними.
– Сразу за дверями склада начинается центральная улица старого города, – шепчет Пашке Светлана, – она ведет прямо на главную площадь. Там находится здание санатория, построенное еще моим папой. И там  же находятся все остальные административные городские здания. Я думаю, что нам надо искать Вашего товарища где-то в той стороне.
– Подождите, Светлана, –  шепчет в ответ Пашка, –  я попробую еще раз с ним связаться, если мы уже действительно где-то рядом с ним. Может быть, он подскажет нам, куда двигаться дальше.
–  Попробуйте,  Павел, – соглашается девочка, –  это на самом деле хорошая идея.
Пашка достает из кармана куртки рацию. Включает клавишу приема радиоволн. Смотрит, как на засветившемся экране станции начинает прыгать кривая уровня сигнала.
– Ого! – удивляется Пашка. –  Смотрите, Светлана!
Он показывает девочке на зашкаливающую в самый вверх дисплея амплитуду мощности радиосигнала.
–  Откуда-то сейчас идет очень мощная передача, перекрывающая сразу все приемные частоты станции, –  объясняет Пашка Светлане свое удивление от увиденных на дисплее показаний графика радиочастоты.
– Включите громкость, Паша, –  просит девочка. –   Надо узнать, что это за сигнал и что с помощью него сейчас передают.
Пашка крутит вариатор уровня громкости. Из динамика рации доносится громкий и отчетливый без всяких помех и искажений голос неизвестного диктора:
–  И-и, раз! И-и, два! Руки – на ширину плеч! –  раздаются из динамика станции бодрые звуки громкого и немного механического  голоса.
Светлана с удивлением смотрит на Пашку.
–  Паша, ты знаешь, что это за команды? Кто это говорит?  –   спрашивает она.
Пашка напряженно пытается различить доносящиеся из эфира слова. Потом прислушивается к звукам долетающей откуда-то издалека музыки. Сомнений быть не может!  Пашка удивленно качает головой. Он точно знает, что это такое.
–  Это производственная гимнастика, –  отвечает он девочке и выключает рацию. – Раньше такую передавали по радио. Только это было очень давно, во времена молодости моих дедушки с бабушкой, а потом и  моих родителей.
–  Производственная гимнастика? –  переспрашивает Светлана. – А что это такое? И для чего она предназначена?
– Видишь ли, Светлана. Это так сразу будет сложно тебе объяснить, –  задумчиво отвечает Светлане Пашка. –  Давай, мы сейчас лучше пойдем и посмотрим,  для кого эти упражнения предназначены и кто там самый главный тренер.
Светлана согласно кивает головой. Времени на самом деле у них   не так  и много. Им надо еще успеть вернутся назад и без промедления сообщить на главный поезд обо всех происходящих в старом городе странных событиях.
Ребята выбегают из ворот ангара. Осторожно двигаются вдоль стен стоящих по краям улицы невысоких, узких, похожих на бараки построек, направляются в сторону центральной площади города.
На бегу Пашка вспоминает, как он сам познакомился с  утренней гимнасткой, звуки которой они только что услышали  по своей радиостанции.
Кроме навязчивой идеи сделать из Пашки бухгалтера,  родители  периодически отправляли его в гости, а заодно и «на воспитание в старом духе», к папиным дедушке и бабушке. Папины «предки» тоже когда-то раньше работали бухгалтерами,  и так сказать, представляли самое первое поколение их семейной бухгалтерской династии. В отличие от Пашкиных бабушки с дедушкой по маминой линии, которые были обычными деревенскими стариками,  папины родители были людьми сугубо городскими, требовательными и не очень ласковыми.
Они были бухгалтерами старой закалки и придерживались социалистических принципов воспитания молодежи.
 По их собственным рассказам, в советские времена, отличавшиеся весьма строгими укладом и дисциплиной, они работали бухгалтерами в государственных учреждениях. Само собой разумеется, что и воспитаны они были обществом в духе единственно правильных для той эпохи коллективистских правил суровой советской жизни, крепко  раз и навсегда засевших в их головах:  «В здоровом теле – здоровый дух. Присланная сверху директива всегда обязательна к исполнению. Сомнение – удел нытиков. Кто не с нами, тот против нас».
Папа своих родителей  любил и  брал с них пример, в том числе в смысле верности  своим принципам, и считал, что для будущего бухгалтера, то есть Пашки, общение с представителями старшего поколения, закаленного жизненными испытаниями и опирающегося на принципы, проверенные временем, пойдет только  на пользу.
Свободолюбивый Пашка изо всех своих сил старался избегать этих принудительных воспитательных визитов к дедушке и бабушке по папиной линии, воспринимая каждую из таких поездок, как самое суровое наказание в своей жизни.
На лето папины родители перебирались в небольшой дачный домик за городом. Домик этот они построили на сбережения, накопленные на протяжении всей своей безупречной службы. Родители Пашкиного отца, как он сам, были честными и принципиальными бухгалтерами, поэтому и домик, и участок были у них тоже очень скромными, а уклад жизни – весьма простой и по-походному неприхотливый.
 Из всех испытаний на прочность, которые запомнились Пашке во время своего пребывания в гостях у папиных родителей, помимо отсутствия компьютера с интернетом, раннего подъема с обливанием холодной водой, а так же раннего отбоя без возможности ритуального общения с френдами по интернету  перед сном, самым главным испытанием для него было именно выполнение упражнений  утренней гимнастики.
Пашка хмурится от нахлынувших на него вдруг воспоминаний.  Картинка его приобщения к здоровому образу жизни до сих пор возникает перед глазами, как живая…
Дедушка и бабушка по папиной линии в стареньких спортивных костюмах с надписью «Спортивные резервы» на спине под звуки утренней гимнастики,  несущиеся из динамиков допотопного катушечного магнитофона,  синхронно выполняют упражнения, размахивая своими на удивление для их возраста крепкими руками и ногами. Пашка стоит неподалеку, с кислым от раннего подъема выражением  лица,  и не очень добросовестно пытается повторять следом за своими неугомонными пожилыми родственниками незамысловатые движения из упражнений комплекса утренней зарядки.
За упраженеиями следовали обязательные закаливающие процедуры в виде обливания холодной колодезной водой. Несмотря на Пашкины отчаянные протесты, бабушка с дедушкой всегда настаивали на их выполнении, ссылаясь на то, что обливание крайне полезно для здоровья организма в любом возрасте. И уж от этой процедуры Пашке уйти не удавалось ни разу.
 Вспомнив про холодные  обливания, Пашка зябко передергивает  плечами,  как бы пытаясь согреться на ходу от нахлынувших воспоминаний, и прибавляет шаг.
Да,  с утренней гимнастикой в духе старого советского времени у него связаны совсем не радужные воспоминания.
Скорее всего, именно поэтому доносящиеся сейчас с центральной площади звуки ритмичной музыки и четких команд, не добавляют Пашке бодрости духа и хорошего настроения.
Пашка замечает, что чем ближе они подбираются к центру, тем чаще им под ноги попадаются пустые консервные банки из-под тушенки и разных других консервов. Ребята стараются не задеть валяющиеся жестянки ногами, чтобы не создать лишнего шума. Любой резкий звук может выдать их приближение и привлечь к себе  ненужное им сейчас внимание.
 – Светлана, откуда у лургов такая любовь к консервированной еде? – на бегу тихонько интересуется Пашка у Светланы.
– Просто другой еды у них сейчас нет, – так же тихо отвечаем она. – Мы одно время их подкармливали своими припасами, заготовленными из пекалина. Из волокон этого растения получается неплохой заменитель  хлеба и  мяса. Но, когда лурги стали проявлять агрессивность и начали нападать на наш лагерь, мы прекратили их снабжать продовольствием. Они доели все остатки припасов, которые здесь остались еще со старых времен. Теперь, когда у них совсем закончилась еда, они стали себя вести еще более агрессивно.
– Но Вы говорите, что раньше вам удавалось с ними как-то общаться и сосуществовать вместе, – удивляется Пашка.
– Лурги – коренные обитатели этих мест, – отвечает ему Светлана. –  Когда мой отец открыл эти пещеры, они здесь уже жили. Тогда лурги еще умели сами заготавливать для себя пищу из пекалина. И, в первое время существования нашей подземной лечебницы, у нас с ними были хорошие отношения. Пока не настали другие, очень плохие и для нас, и для лургов времена…
– Что еще за времена? – удивленно спрашивает у девочки Пашка.
– Об этом позже. А теперь, тихо! – говорит она ему, приложив палец к губам. – Мы пришли. Сейчас сами все увидите.
Они стоят в небольшом переулке между стенами длинных и невысоких бараков, построенных из кривых рассохшихся досок. Пашка осторожно выглянул из-за угла постройки, за которой они сейчас прятались.
Его поражает то, что происходит прямо перед его глазами. Главная улица заканчивается небольшой площадью. Посередине площади возвышается, уходя вершиной к самому потолку пещеры высокая, ажурная, как будто сплетенная из проволоки, башня радиотранслятора.
Внизу, у подножья башни стоит красивое, но уже достаточно обветшалое, обросшее подземным мхом здание с красной черепичной крышей и красивыми башенками, как у старинного замка, по периметру крыши. По-видимому, в нем раньше и размещался бывший санаторий, про который рассказывала Пашке Светлана.          
Самое интересное происходило сейчас вокруг башни транслятора. Она была окружена ровными рядами дружно марширующих лургов.
 Подземные монстры, во всем снаряжении, в  брезентовых портупеях, с прицепленными к  ним баллонами и пистолетами для стрельбы гномой, синхронно выполняли команды, которые, по всей  видимости, передавались с центрального транслятора, стоящего посередине площади, прямо на антенны, закрепленные у них на головах с помощью специальных металлических шапочек, похожих на кухонные дуршлаги.
Из динамиков, расположенных на столбах вокруг площади, доносились так резавшие Пашкин слух и вызывающие у него неприятные воспоминания из  детства, звуки спортивных команд, сопровождаемых ритмами расстроенного  фортепьяно.  
Лурги, подчиняясь невидимым радиосигналам, и выполняя команды доносившиеся из динамиков, дружно стуча лапами, маршировали по площади, красиво перестраиваясь в колонны, и даже выполняли композиции в виде живых пирамид. Ловко карабкаясь друг на друга и помогая себе хвостами, они создавали на площади достаточно сложные замысловатые композиции и геометрические фигуры.
Ребята какое-то время  изумленно наблюдали за этим необычным спортивным парадом, сопровождавшимся звуками разбитого фортепиано, вперемешку с громким сопением, ритмичным топотом и писком  гигантских крыс. Потом Светлана тихонько, но настойчиво потянула Пашку за рукав его куртки.
– Павел, пора идти дальше. Нам надо обойти площадь с другой стороны и проникнуть в здание лечебницы. Я уверена, что Ваш друг находится именно там, – тихо шепчет она ему на ухо. Пашка согласно кивает, и они осторожно крадутся вдоль стен бараков вокруг площади, чтобы подобраться к тыльной стороне центрального здания. По дороге Пашка с любопытством заглядывает в двери бараков. Там темно и пусто. Сквозь узкие окна в неярком свете он видит длинные ряды ничем не застеленных деревянных трехэтажных кроватей – нар. «Неужели здесь когда-то жили люди? – удивляется он про себя. – Ничего себе лечебница для бедных».
Светлана, как будто уловив его мысли,  отрицательно качает головой.
– Эти здания строили не мы. Этот город вокруг больницы построен другими людьми и для других целей. Я Вам потом все расскажу.
Наконец, им удается незамеченными обойти площадь по кругу. Ребята осторожно пробираются к входу в здание бывшего санатория с задней его стороны, не просматриваемой  с  центральной площади.
Светлана идет первой. Они поднимаются по ступеням невысокой мраморной лестницы, ступени которой местами расколоты и покрыты глубокими трещинами. Длинные волокна светящегося зеленым светом мха свисают с потемневших от времени фигурных бронзовых перил. Задняя дверь красного дерева,  когда-то, видимо, очень красивая, теперь пыльная и потерявшая первоначальный лоск, висит, покривившись в дверном проеме, кое-как держится на одной петле.
Светлана пригнувшись, стараясь не зацепить плечом еле держащуюся на металлическом штыре одной петли створку двери, пробирается под ней внутрь здания лечебницы.
Забравшись внутрь, девочка замирает у входа, и, придерживая створку криво висящего дверного полотна, ждет, когда следом за ней в узкий проход проберется в здание Пашка. Пашка с трудом протискивается следом за девочкой, держа наготове свой пневмоавтомат. Он чувствует, что сейчас начинается самая опасная и ответственная часть их рискованной вылазки.
Сейчас они стоят в широком коридоре заброшенной подземной лечебницы, с расположенными в нем множеством дверей и широких окон, забитых где железными листами, где досками, но в основном зияющими разбитыми стеклами. 
Со стен  коридора свисают длинные лохмотья красивых  когда-то обоев. На стенах еще сохранились кое-как висевшие золоченые рамы, когда-то обрамлявшие прекрасные полотна, которые теперь были или порваны, или покрыты светящимся мхом.
Пашку поражает, насколько внутренне убранство этого дома резко отличается от скудной обстановки, только что увиденной  им в рабочих бараках вокруг площади. Несмотря на разруху и беспощадное время сразу заметно как красиво, богато и основательно в свое время был украшен этот дом. Пока они шли со Светланой по коридору, Пашка успел рассмотреть сквозь выбитые двери внутренне устройство больничных помещений. Большие комнаты, с разломанными паркетными полами и красивой, местами отколовшейся, лепниной на потолках. На полу валялись обломки латунных решеток от кроватей и части какого-то медицинского оборудования.
– Здесь были палаты для туберкулезных пациентов. Папа мечтал спасти страну от чахоточной напасти, лечить бесплатно с помощью пекалина всех больных этой опасной болезнью, – с горечью в голосе шепчет на ухо Пашке Светлана.
– Но потом нас отсюда выгнали, и нам пришлось уйти еще дальше в пещеры, где мой отец пытался найти выход на другую сторону земного ядра,  организовав несколько разведывательных  экспедиций к центру Земли.
В одной из таких экспедиций он пропал. Произошел мощный выплеск гномы, самый мощный за все время нашего пребывания здесь. Гномой затопило несколько ярусов пещер. Нас отрезало от тоннеля, по которому мой отец ушел тогда искать новую землю для нашей команды. Но  я знаю, что он жив и что он нашел то, что искал там для нас. Наш новый мир. Место, откуда никто не сможет нас больше прогнать или, тем более, навязать нам свою злую волю. И сейчас мы с братом и всем нашим экипажем пробиваем новый тоннель в ту сторону. Я верю, что мы обязательно найдем папу, и он снова  будет с нами, –  с необыкновенной уверенностью в своих словах говорит Пашке девочка.
Он слушает Свету, внимательно смотрит в ее горящие глаза и по-хорошему завидует этой необычной девочке, вспоминая все свои мелочные ссоры с родителями и обиды, которые не прощал своим папе и маме. Грустные воспоминания о доме, о родителях на миг сжимают его сердце, но дальнейшие события тотчас же возвращают Пашку обратно, в суровую реальность.
Гул марширующих в такт с музыкальным сопровождением производственной гимнастики  многочисленных лап лургов, доносящийся с центральной площади города, все еще слышен сквозь стены и окна заброшенного полуразрушенного санатория.
 Но к этим ритмичным звукам вдруг добавляются и какие-то новые.  Их источник был где-то рядом. Ребятам почудилось, что это звуки человеческого голоса, доносящиеся из раскрытых дверей большого помещения, то ли  бывшего зала столовой, то ли помещения процедурной, расположенного в конце коридора, по которому сейчас осторожно шли  Пашка и Светлана.
Светлана останавливается, следом за ней останавливается и Пашка. Ребята, затаив дыхание прислушиваются к звукам голоса из распахнутых дверей большой гулкой комнаты.
– Пашка, я здесь! На помощь! Помоги мне, Пашка! – неожиданно слышит Пашка до боли знакомый, но как будто слегка искаженный голос  Юлы. Интонации голоса знакомые, но звучат они как-то искусственно и монотонно, как звук заевшей музыкальной пластинки.
Пашка с удивленной улыбкой смотрит на Светлану, она делает предостерегающий жест рукой, но он уже бросается бегом на голос, по направлению к открытым дверям комнаты.
– Паша, остановитесь, – громким шёпотом кричит ему вслед Светлана.
Пашка вбегает  в зеленый полумрак просторного зала, останавливается,  растерянно оглядывается. Следом вбегает Светлана начинает тянуть его за куртку назад в коридор.
– Бежим, Павел! – кричит уже в полный голос она. – Мы сейчас  ничем не сможем ему помочь!
Пашка смотрит на стоящий посередине комнаты большой металлический стол, на котором, привязанный широкими кожаными ремнями, лежит его друг Юла.
На голову Юле надет большой металлический шлем с выходящими из него многочисленными проводами. Провода тянутся к  светящимся непонятными циферблатами и искрящимся от  разрядов электричества приборам, установленным возле самого стола. В углу комнаты громоздятся разноцветные  коробки с  продуктами, разбросаны связки книги, тюки с одеждой, валяются нераспечатанные пачки бумажных денег.
В полумраке комнаты Пашка сразу не разглядел еще одно находившееся здесь   существо,  стоявшее возле самого стола с привязанным к нему Юлой.
Пашка вдруг с ужасом понимает,  что это именно оно, это страшное и непонятное существо, сжимая в одной из своих лап включенную рацию и ловко имитируя голос его друга, предает в эфир отчаянные призывы о помощи.
Существо резко оборачивается на звуки голосов ребят.
Пашка в испуге отшатывается назад в коридор. Он видит перед собой огромного со сросшимися телами  трехголового крысиного короля лургов. Пашка когда-то наткнулся на статью в интернете, в которой описывались подобные существа, рождающиеся у обычных крыс. Эти существа, несмотря на свое врожденное уродство, очень умные и абсолютно безжалостные, как правило, становились предводители крысиных стай.
На средней голове крысиного короля была повязана светящаяся фосфорными черепами зацеперская бандана, принадлежавшая раньше его другу,  Юле.
Монстр протянув свои лапы в сторону стоявших на пороге зала ребят, внезапно издает тонкий и злобный, разрывающий барабанные перепонки, визг.
– Быстрее бежим, Паша! Мы сейчас ни чем не сможем помочь твоему другу! – опять громко кричит ему Светлана и тянет за собой вглубь коридора. Неповоротливый гигантский лург на своих коротких лапах делает неуклюжий шаг в сторону Пашки. Заметно, как ему тяжело перемещать, опираясь на  короткие ножки, свое громоздкое несуразное тело.
Поняв, что ему не удастся догнать более прыткого Пашку,  лург выкидывает вперед все три своих длинных тонких сильных хвоста. Они быстро закручиваются вокруг Пашкиной щиколотки. Пашка дергается что есть силы, но лург мощными рывками начинает тянуть его к себе.
– Павел, стреляйте! – кричит ему Светлана, и он, словно очнувшись, вспоминает о том, что у него в руках есть оружие. 
Пашка резко бьет по рычагу висевшего за спиной компрессора, чувствует, как задрожавший мотор электропомпы мощно гонит сжатый воздух в ствол пневмоавтомата.
Пашка направляет ствол автомата прямо в оскаленные острыми  клыками морды крысиного короля и с силой жмет на курок автомата. Очередь из металлических болтов откидывает трехголовую тварь к противоположной стене зала. Хвосты разжимаются и освобождают Пашкину ногу.
Воющий от боли лург, барахтаясь своим неуклюжим телом, пытается подняться с пола. Пашка дает еще очередь, потом вспоминает наказ Осипа беречь заряды, и бежит по коридору следом за Светланой. На бегу он слышит, как с площади по направлению к дому, раздается глухой топот многочисленных  лап лургов, бегущих на помощь своему трехголовому предводителю.
– Паша, наверх! – кричит ему Светлана в пролет лестницы второго этажа. –  В моей бывшей детской комнате есть тайный ход на улицу!
Пашка бежит по скрипящей лестнице наверх, на площадку второго этажа  к Светлане. Рассохшиеся доски ступеней прыгают и проваливаются под ногами. Уже с площадки второго этажа он короткой очередью сбивает еще одного лурга, первым выскочившего из коридора и попытавшегося бежать следом за ними по лестнице. Получив железным болтом по носу, лург с писком отпрыгивает назад в темноту коридора. Оружие колонистов не наносило смертельных ранений, но на некоторое время было способно напугать и остановить противника.
Светлана забегает в дверь небольшой комнаты в самом конце коридора на втором этаже. Пашка вбегает в комнату  за ней следом, быстро осматривается.  Это на самом деле была когда-то детская комната.
О том, что когда-то в этой комнате царили покой и безмятежное счастье безоблачного  детства, говорят и остатки сохранившейся добротной обстановки, и местами уже ободранные симпатичные розовые обои с красочными цветами, и сидящая в углу нарядная кукла, кое-где покрытая налетом светящегося мха.
Пашка мельком успевает рассмотреть висящую на стене старинную фотографию в резной рамке. Улыбающийся бородатый мужчина в строгом костюме сидит на стуле, на фоне нарисованного на задней стене пейзажа с прекрасным замком, расположенным прямо посреди волшебного леса. У мужчины на коленях сидит маленькая серьезная очень похожая на Светлану девочка, одетая в матросский костюм. Рядом с мужчиной стоит мальчик, примерно Пашкиного возраста, одетый в форму гимназиста с погончиками и блестящими пуговицами на лацканах пиджака.
– Павел, помогите мне, – слышит Пашка голос Светланы. Девочка присев на пол пытается открыть тяжелую медную решетку, расположенную в самом дальнем углу комнаты. Пашка прислушивается к топоту лап, который доносится из коридора, быстро высовывается из-за края дверного проема, дает в коридор последнюю длинную очередь, после которой заряды автомата заканчиваются. Но эта последняя очередь дает ребятам время на небольшую передышку. Пашка слышит, как лурги, получив очередную порцию тяжелыми болтами по головам и лапам, с визгом отступили назад в глубину дома.
Он подбегает  к Светлане на помощь и, крепко ухватившись руками за ее нижний  край и приложив усилие, поднимает  решетку вентиляции. Девочка показывает ему рукой знак следовать за ней, быстро прыгает внутрь открывшегося круглого лаза. Слышно, как она съезжает по гладкому медному желобу куда-то вниз. Пашка влезает следом и, уже находясь внутри, опускает за собой вентиляционного люка и закрывает установленную на раму решетки задвижку, запирающую вход в шахту  изнутри.
Теперь лургам точно не удастся быстро проникнуть в шахту вентиляции следом за ними. Он поднимает над головой руки и стремительно катится следом за Светланой по гладкому металлическому жёлобу в темноту вентиляционного хода. Спуск оказывается недолгим и Пашка падает на ноги в тёмном, обложенном каменной плиткой,  не очень просторном лазе, прокопанном под полом стоящего над ними здания санатория. Он на ощупь пытается определиться, куда ему теперь  двигаться дальше. Слышит совсем рядом у своего уха негромкий голос Светланы.
– Павел, вытащите из компрессора автомата несколько пьезокристаллов и дайте их мне.
Пашка на ощупь вытаскивает из крепежных гнезд в защитном кожухе, висящего за его спиной двигателя воздушного компрессора, несколько кристаллов. Протягивает их в темноте Светлане. Та, нащупав его руку, берет кристаллы. Затем Пашка слышит, как она с силой бьет их один об другой. Кристаллы вспыхиваю ярким дрожащим голубым свечением. Таким  ярким после темноты вентиляционной шахты, где они сейчас находятся, что Пашка крепко зажмуривает свои глаза, защищаясь от режущего зрачки света.
Светлана осматривается по сторонам, потом, пригнувшись, чтобы не зацепится головой об низкий потолок шахты, уверенно начинает двигаться  в одну из сторон  узкого уходящего куда-то в темноту лаза.
Пашка, закинув за спину бесполезный теперь автомат, осторожно двигается следом за ней.
– Эта вентиляционная шахта выходит в главный ствол всей городской вентиляции, – говорит девочка карабкающемуся следом за ней по узкому лазу Пашке. – Через него мы сможем незаметно выбраться в любой район города. Лурги не очень сообразительные существа. Будем надеяться, что нам удастся незаметно выскользнуть за городскую черту.
– Светлана,  а если нас поймают, – спрашивает девочку Пашка, – с нами сделают то же самое, что сделали с Юлой? Что это за кастрюля с проводами была у него на голове?
– Это был ретранслятор, – отвечает Светлана. – А Ваш друг был использован в нем, как промежуточный оператор.
– Ретранслятор, оператор, – с недоумением повторяет Пашка. – Я уже ничего не понимаю. Просто скажите мне, то, что с ним сделали, это опасно? И если нас поймают, с нами будет то же самое?
Светлана останавливается и садится на каменное дно вентиляционного ствола. Кристаллы в её руках начинают потихоньку терять силу своего свечения. В шахте опять темнеет. Тогда девочка  с силой  ударяет кристаллы  друг об друга. Свечение, исходящее от них, вспыхивает с новой силой. Светлана внимательно смотрит на Пашку, и он замечает, как погрустнели её глаза после недавнего короткого визита в дом, где прошло  её детство.
Он садится рядом с ней. Они некоторое время молча сидят и смотрят на мерцающие ярким светом кристаллы. Отдыхают от пережитых недавно волнений. Пашка с тревогой думает о своей дальнейшей судьбе и судьбе своего попавшего в беду друга Юлу. Удастся ли ему теперь выручить из лап подземных тварей своего друга и напарника.
– Послушай, Светлана, – вновь обращается он к сидевшей тихо рядом с ним девочке. –  Ты все-таки не могла бы мне немного подробней объяснить, что произошло  с вашим миром?  Кто такие лурги? И куда движется основной состав вашей экспедиции?
Девочка поворачивает голову в Пашкину сторону,  решив рассказать ему свою историю и историю подземного города.
– Сто лет тому назад, – начинает она свой рассказ – когда от чахотки умерла моя мама, отец взял меня и моего брата и ушел жить в эти пещеры. Он думал, что сможет построить под землей  новый счастливый мир для нашей семьи и для всех тех, кто захочет к нам присоединиться. Мир, где никто не болеет, и все живут вечно. Наверху его идею об идеальном обществе, живущем в подземных пещерах, приняли с насмешками, и даже посчитали вредной, представляющей угрозу существующему государственному строю, царизму, особенно когда к отцу стали уходить простые крестьяне, рабочие и другие бедные люди.
 Нашу подземную лечебницу хотели закрыть, но не успели, у Вас наверху произошла революция. И папа был рад, узнав про эти события. Он тогда решил, что, наконец, и на поверхности земли произошли правильные события, ведущие к справедливому обустройству общества.
Но он горько ошибся в своих предположениях. Через некоторое время сюда пришли совсем другие люди, с оружием  и далеко недобрыми намерениями. Они предложили отцу сотрудничество, взамен на то, чтобы он возглавил здесь комбинат по добыче и переработке пекалина, а также им хотелось, чтобы он передал им чертежи и разработки пьезокристаллических электродвигателей и образцы гномы для использования этих разработок в военных целях.
Эти люди жаждали бессмертия и власти над миром, поэтому отец и отказался от их предложения, ведь оно полностью противоречило его убеждениям. Отказ отца взбесил этих людей. Они захватили часть жителей нашей подземной коммуны и расстреляли их. Мы с отцом и остатками нашей команды вынуждены были на оставшемся у нас проходческом поезде бежать дальше вглубь  Земли.
Пришельцы сверху попытались построить на месте нашего санатория свой город своего счастливого будущего. Только как-то все в нем было не очень счастливо. У них были большие планы, у этих новых людей, но совершенно не было души и состраданья. Им нужна была безропотная и выносливая рабочая сила для осуществления задуманного, такая же бездушная, как и их будущее, которое они здесь пытались создать.
И тогда они решили использовать для своих целей лургов.  Ими была разработана система радиоуправления для контроля над этими подземными тварями.  В мозг лургов вживлялись датчики и через антенну на голове они подчинялись приказам, полученным через специальных людей-десятников, служивших ретрансляторами сигналов, полученных с главного пульта управления, который и сейчас находится где-то у Вас на поверхности земли. Ретранслятором может быть только человек. Вся система ретранслятора создана для работы с помощью человеческого мозга. Поэтому они и использовали мозг твоего друга, чтобы запустить восстановленный ими ретранслятор. С помощью команд, излучаемых мозгом оператора, лургов можно заставить делать все что угодно. Копать землю, строить, танцевать и маршировать, а также воевать и стрелять.
– Но ты же говоришь, что вы уничтожили все оставшиеся у вас ретрансляторы? И лурги опять стали дикими и бесконтрольными. Как им опять удалось собрать и включить приборы радиоуправления? – с удивлением спрашивает Пашка у Светланы.
– Вот это для меня пока тоже загадка. Хотя есть некоторые  предположения. Пятьдесят лет назад сама природа помогла нам избавиться от наземных захватчиков. В результате сейсмической активности гнома затопила верхние ярусы и  перекрыла чужакам все входы в подземные пещеры. Они тогда успели поставить там защитные щиты, но уже не смогли пробиться через слой жидкой гномы обратно. Тогда мы вернулись в старый город и уничтожили все ретрансляторы. К сожалению, нам уже не удалось вернуть лургов к прежней жизни. Они разучились жить в условиях дикой природы,  стали агрессивны. Нам пришлось самим поддерживать их жизнедеятельность, кормить и лечить. Но влияние магнитной активности сейсмического сдвига и техногенные воздействия на генетику лургов, возможно сказались на появлении на свет той особи, которую мы встретили с Вами в здании бывшего санатория – суперлурга-мутанта.
А подступивший к лургам голод активизировал мыслительную активность этой твари. Скорее всего, именно он и восстановил один из разрушенных нами ретрансляторов и вышел на связь с главным пультом на поверхности. Уже оттуда он, возможно, стал получать команды, которые и помогли им дальше организоваться.
– Но кому и зачем это надо наверху? – с удивлением спросил у Светланы Пашка.
– Вот это и мне было бы теперь интересно узнать, – говорит девочка и заметив что в тоннели начинает темнеть снова ударяет кристаллы друг  об друга. Синий электрический свет вспыхивает с новой силой, освещая узкое пространство тоннеля, отражается разноцветными искрами в больших глазах Светланы.
Пашка хочет задать ей вопрос  он все не решается его спросить, чтобы снова не попасть впросак, но, после некоторых колебаний, он все же спрашивает:
– Светлана, а тебе не хотелось бы вернуться наверх? Неужели ты совсем не скучаешь без солнца, свежего воздуха, новых друзей и подружек?
Светлана с грустной улыбкой смотрит на Пашку:
– Немного скучаю. Я была еще совсем маленькой, когда мы ушли жить под землю. Но иногда по ночам мне снится солнце и море. Наверное, я хотела бы подняться наверх и снова увидеть это все наяву. Но даже если бы я этого захотела даже очень сильно, то это уже вряд ли возможно.
– Почему? –  удивляется Пашка.
– Понимаете, Павел, – с грустью в голосе отвечает ему Светлана. – В нашей жизни под землей есть много преимуществ по сравнению с жизнью обычных людей на поверхности. Мы здесь полностью защищены от многих вредоносных факторов. Земная толща защищает нас от воздействия ультрафиолета.  А пекалин полностью уничтожил в нашей жизненной среде и в нашем организме все болезнетворные процессы и вирусы.
– И что в этом такого? – не может понять  девочкиных тревог Пашка.
– А то, что если я выйду на поверхность,  я просто могу погибнуть от воздействия солнечного света и отсутствия иммунитета к болезнетворным земным бактериям.
Пашка с удивлением и грустью смотрит на красивое грустное бледное лицо Светланы, потом говорит:
– Мне кажется, все-таки эту проблему можно будет решить. Например, выходить и привыкать к жизни на поверхности не сразу, а постепенно. Вы же не сразу привыкали к жизни под землей.
– Вы так считаете? – с надеждой в голосе спросила его Светлана
– Конечно! –  уверенно ответил ей Пашка.
– Боюсь, что даже если это и так, то  мой отец, когда мы его найдем, не захочет отпустить меня наверх, – опять с грустью ответила Пашке Светлана. – Он считает, что наверху я не смогу стать по-настоящему счастливой.
– Да, – на это раз Пашке приходится согласиться с девочкиными словами, – с родителями вообще тяжело о чем-нибудь договориться. Но и на них, я думаю,  тоже можно найти какое-то влияние, – говорит  уверенным голосом Пашка, пытаясь таким образом успокоить и немного взбодрить загрустившую  опять Светлану. И, кажется, у него это немного получается.
Светлана улыбается, потом встает и говорит решительным голосом:
–  Нам пора идти, Павел, я надеюсь, что мы достаточно отдохнули за нашей познавательной беседой, а наверху уже все успокоилось. Нам надо незаметно выбраться из города, да и Осип, наверное, уже беспокоится из-за нашего долгого отсутствия.
Они быстро проходят остаток пути до тоннеля главной шахты. Выбравшись из люка, находящегося на уже знакомой им территории промзоны,  ребята тихо и незаметно покидают черту города и быстро уходят знакомой дорогой назад, по направлению к ожидающему их в пекалиновых оранжереях мотовозу.  
 
 
ГЛАВА 11
ПОДЗЕМНАЯ РАЗВЕДКА
С раннего утра к центру города начинают стягиваться военные машины с платформами, груженными довольно объемными цистернами. Пузатые зеркальные цистерны сияют на утреннем солнце, отражая от блестящего хрома металлических боков нестерпимо  яркие, до рези в глазах, солнечные блики. Из-за скопления большого количества грузовиков, проезжая часть теперь напоминает лежбище огромных фантастических  животных с округлыми серебристыми боками.
Судя по тому, что от цистерн в воздух поднимаются облачка густого белого пара, можно предположить, что они под завязку заполнены каким-то очень холодным содержимым. Белые облачка прохладного пара, исходящие от боков цистерн, недолго вьются в теплом летнем воздухе и осыпаются на землю острыми кристаллами серебристой ледяной изморози, чтобы тут же растаять.
Капитан Прохин едет на работу мимо длинной шеренги стоящих на улице грузовиков. Он лихо ведет одной рукой свой не очень новый автомобиль  отечественной марки,  щурится от ярких солнечных бликов, отражающихся от хромированных боков цистерн,  заполненных, как догадывается капитан, сжиженным азотом. Прохин прикрывает защитным козырьком лобовое стекло в салоне автомобиля, чтобы яркие солнечные блики не так сильно слепили его глаза.
Капитан задумчиво смотрит на весь этот утренний переполох с цистернами и грузовиками,  напряженно продолжая думать о деле, которое ему предстоит в ближайшее время  распутать.
К сожалению ни одна дельная догадка, которая могла бы хоть как бы помочь начать расследование, пока не приходит капитану в голову.
С расстройства капитан решает закурить, но потом, вспомнив, что он бросил неделю назад эту дурную привычку, он закидывает в рот ментоловый леденец, и, перекатывая на языке холодящий горло обмылок терпкой конфеты, начинает крутить ручку радиоприемника.  
В эфире стоит обычная легкомысленная  музыкальная трескотня, перебиваемая  несерьезными утренними разговорами ни о чем. Вот один диктор удачно шутит, что в связи с намечающимся жарким днем, власти спешно завозят на улицы города фуры, полные холодного льда, для охлаждения всех страждущих. Другой, еще более остроумный ведущий, предполагает, что этим льдом, наверное, полиция будет охлаждать свои головы после получения нагоняя от начальства за неумение оградить горожан от участившихся случаев серий загадочных подземных ограблений. Прохин снисходительно улыбается про себя, слушая все эти доносящиеся из динамика радио в его машине едкие нападки ведущих утреннего эфира.
 Капитан вообще спокойно относится к подобному поведению со стороны гражданских лиц. Так служебный пес никогда серьезно не  отреагирует на задиристый визгливый лай со стороны какого-нибудь легкомысленного кудрявого пуделя.
– В Афгане было круче, – повторяет он про себя свою любимую присказку и лихо паркует свои старенькие, местами помятые и поцарапанные «Жигули», покрашенные в немаркий защитный цвет, чтобы на них  не была слишком заметна грязь, прямо под боковую дверь похожего на укороченный броневик внедорожника генерала Скороварова, уже сверкающего черным лаком посреди служебной автостоянки.  
– Начальству – наше тройное ур-ра! – в утреннем приветственном ритуале, бормочет себе под нос капитан, выходит из своих «Жигулей», пытается запереть дверь  машины, но потом вспоминает, что замок в ней давно уже не работает и беспечно машет рукой.
Покопавшись в бардачке, Прохин достает оттуда свой краповый берет десантника, прошедший с ним когда-то все нелегкие годы его прошлой армейской службы и впитавший в себя и пот, и кровь его былых военных командировок.
Потерев рукавом золотую кокарду, прикрепленную на лихо заломленном канте своего военного головного убора,  он  бросает это орудие прямого психологического воздействия на возможного угонщика на полку заднего стекла машины.
Закончив эти нехитрые противоугонные меры, капитан  пробирается между теснившимися у  здания управления служебными машинами, не спеша поднимается по широкой лестнице крыльца главного входа, проходит в двери своего учреждения. Навстречу капитану, как обычно, спешат по своим делам не очень приветливые с утра  сослуживцы. Бодро отвечая на их хмурые утренние приветствия, капитан  добирается до дверей своего кабинета. Распахивает её и в изумлении останавливается на пороге.
Уже давно его скромный служебный офис не собирал столь разношерстной и представительной компании.
Два специалиста, присланные из министерства, пристроившись на краю стола, сосредоточенно решают замысловатую задачу, склонив головы над фигурами на миниатюрной шахматной доске. Плотный, представительный, с  коротким седым ежиком на голове, полковник из Генерального штаба, с увлеченным видом подростка, гоняет  в своем телефоне какую-то, судя по доносящимся из динамиков квакающим звукам взрывов и выстрелов, милитаристскую компьютерную игру.
В самом углу у окна скромно притулился на расшатанном деревянном стуле профессор Левин. Положив локоть на подоконник, он что-то быстро пишет карандашом в своем потрепанном блокноте.
Генерал Скороваров,  сложив на груди руки, с немым вопросом в глазах, и, по всей видимости, уже уставший от напряженного ожидания своего непунктуального подчиненного, стоит возле  капитанского стола и буровит тяжелым взглядом висевшую на стене карту местности будущих боевых действий. Синие и красные флажки, которыми утыкана карта, отражаются в глазах генерала,  как тревожные знаки морского семафора, предвещающие о  скором приближении бури начальственного гнева.
Прохин, скромно замерев на пороге дверей, быстро оценивает свою диспозицию среди  присутствующих сейчас в его кабинете сильных мира сего. Тихо кашлянув в кулак, он напоминает собравшимся членам правительственной комиссии  о своем скромном существовании,  и смиренно  обращается  к своему непосредственному начальству:
– Разрешите присутствовать, товарищ генерал! Извините, немного опоздал. Сегодня какие-то дикие пробки. На улицах все грузовиками заставлено…
Генерал поворачивается на его голос, улыбается в ответ зловещей ничего хорошего не предвещающей улыбкой,  и очень негостеприимно, как будто капитан пришел  не к себе кабинет, перебивает его  своим раскатистым начальственным басом:
 – Разрешаю, капитан. Присутствуйте. Уже полчаса, как здесь нахожусь, разрешаю, –  добавляет он уже чуть тише, но с наивысшей степенью концентрации сарказма в голосе, напоминая  капитану о вопиющей неуместности его опоздания.
Генерал некоторое время с гневным осуждением рассматривает замершего в почтительном внимании Прохина, и продолжает вещать дальше в обычном для себя  мощном басовом исполнении:
– Лично меня не удивляет, капитан, что заставленные грузовиками улицы для Вас представляют такую неожиданность! Ни для кого в городе это уже давно не новость, кроме Вас, по неизвестным для меня причинам! – грохочет своим начальственным голосом возмущенный  генерал. Отвернувшись от засмущавшегося от таких справедливых замечаний своего начальства Прохина, генерал  громко обращается ко  всем собравшимся:
– Товарищи! Теперь, когда все в сборе, разрешите мне,  как представителю  оперативной части сопровождения этого дела, считать собрание государственной экспертной комиссии открытым.
Аплодисментов не последовало. Члены комиссии, отложив в сторону все свои гаджеты и свои срочные дела, молча приготовились внимать докладу, внимательно наблюдая, как грозно нахмуривший свои брови перед решительным выступлением генерал, с шумом прополаскивая свое  горло, жадно пьет воду из взятого им со стола любимого стакана капитана Прохина. Прохин уже смирился с положением гостя в собственном кабинете. Он скромно садится к стоящему в кабинете массивному серому металлическому  сейфу,  громоздящемуся в самом дальнем углу комнаты. Опираясь плечом на его надежную железную стенку, капитан терпеливо ждет окончательного решения, которое сейчас примет важная государственная комиссия, по всему этому загадочному и как оказалось весьма запутанному даже для него самого «подземному» делу.
Допив воду, генерал Скороваров некоторое время молчит, пытаясь привести в порядок свои мысли, он задумчиво смотрит на  уличную суету за окнами кабинета. Потом указывая пальцем в окно, на стоящие на улице шеренги груженных цистернами грузовиков,  начинает говорить:
– Вам всем уже известна обстановка, сложившаяся на данный момент в нашем городе.  В связи с необъяснимыми пока для нас, серии случаев загадочных вторжений из-под земли, осуществляемыми  пока неизвестными правоохранительным органам и науке  загадочными существами, в городе объявлена чрезвычайная ситуация.
Сказав это,  генерал на некоторое время замолкает, внимательно всматриваясь в лица в лица собравшихся, чтобы определить, всем ли понятен смысл сказанным им слов.
Члены комиссии, не проявляя признаков непонимания, продолжают с интересом ждать продолжения его речи. Вдохновившись вниманием присутствующих, Скороваров  продолжает свою речь.
– На самом верху, –  он указывает пальцем куда-то  в потолок, и члены комиссии устремляют свои взоры в указанном генеральским пальцем направлении, –  принято решение. 
Палец генерала  возвращается вниз, и теперь упирается в висящую на стене, утыканную флажками  карту происшествий в городе. Члены комиссии, следуя взглядами за быстро перемещающимся в пространстве генеральским пальцем, концентрируют теперь все свое внимание на карте местности.
Скороваров полководческим жестом обводит ладонью все расчерченные разноцветными линиями границы городских районов, потом,  как будто собирая в кулак невидимые дивизии, крепко сжимает ладонь, и решительным голосом продолжает:
– Для предотвращения дальнейшей эскалации сложившейся ситуации и прекращения незаконных действий со стороны неизвестных нам сил, решено использовать силовой метод решения данного вопроса, то есть – залить все подземные пустоты, находящиеся под территорией города,  охлажденным до температуры гораздо ниже нулевой отметки жидким азотом. И решить таким способом представляющую опасность для жителей города проблему. Надеюсь, по данному пункту, вопросов ни у кого нет? – спрашивает Скороваров, обращаясь к внимательно слушавшим его членам комиссии.
– Да чего тут непонятного? Все ясно! – решительно вступает в разговор краснолицый представитель военного министерства с короткой прической ежиком на голове. –  Машины  стоят в полной боевой готовности. Когда надо будет приступать  к выполнению поставленной боевой задачи?- с военной четкостью формулирует он свой вопрос, обращаясь к стоявшему у карты генералу. Члены комиссии оживляются. Им хочется поскорей уже закрыть все вопросы по этому делу и поскорей отправится назад по своим важным делам и ведомствам.
– Спокойно, товарищи! – призывая к тишине и порядку, грохочет басом генерал Скороваров, – закачка пустот азотом – дело уже решенное. Но это вторая часть плана. А есть еще  первая. Об этой части нам сейчас расскажет уважаемый представитель от науки, профессор Левин. Прошу Вас, профессор.
Скорваров делает приглашающий жест рукой  в сторону тихо сидевшего у задней стены кабинета профессора Левина. Тот, поднявшись со своего скрипучего стула, быстро идет по направлению к висящей на стене карте города.
– Уважаемые господа, – мягким, но с нотками напористой вкрадчивости голосом говорит собравшимся профессор Левин. – Мне, как представителю научной части комиссии, было поручено провести еще одно заключительное расследование на предмет подготовки экспертного заключения по окончательной оценке характера угроз, исходящих для нас из так называемых подземных пещер расположенных под нашим городом.
Представитель военного ведомства нетерпеливо дергает плечами, спрашивает раздраженным голосом:
– Хотелось бы узнать точные сроки начала проведения второй части операции, профессор.
Левин делает успокаивающий жест рукой в сторону, принявшихся  с громким недоумением  переговариваться между собой, членов коммисии.
– На проведение заключительного исследования мне выделили специальным  разрешением сверху еще три дня, –  особенно подчеркивая голосом слова  о  разрешении сверху, говорит собравшимся членам комиссии профессор, не обращая внимания на раздраженное нетерпение, исходившее от представителя военных структур. – Кроме того, меня наделили полномочиями самостоятельно сформировать группу сопровождения, которая спустится со мной под землю и будет обеспечивать безопасное проведение заключительной экспертизы. Из этого следует, что вторая часть операции  будет проведена не раньше чем через трое суток после завершения этой заключительного подземного исследования, – заканчивает профессор свое выступление.
Представитель военных громко и недовольно хмыкает. Мол, что еще следовало ожидать от этих гражданских.
– И кто, интересно,  будет входить в состав Вашей группы? – со всей возможной  иронией в своем голосе спрашивает у профессора генерал Скороваров, недовольный тем, что на какое то время он  будет смещен профессором с первых ролей по осуществлению общего руководства всей операцией.
– Силовое обеспечение операции я решил доверить капитану Прохину,  – профессор указывает рукой на немного уже  задремавшего у своего сейфа капитана. Головы членов комиссии дружно обращаются в сторону разом очнувшегося от своей дремоты Прохина.
Капитан растерянно, привстает со своего места у сейфа, обозначает что-то похожее на полупоклон, мол, рад, счастлив, оправдаю оказанное  доверие. Потом с немного удивленным видом усаживается назад. Предстоящий день, оказывается, был богат для капитана на неожиданности.
– Ну что ж, – удовлетворенно рокочет  голосом генерал Скороваров. Он заметно рад представившейся возможности отправить своего своенравного подчиненного в подземную командировку, к черту на рога, чтобы немного отыграться на нем, и лишний раз поучить за строптивость характера. – В общем, я тоже считаю это решение правильным, – говорит он решительным тоном. Затем строго, по-отечески смотрит в сторону о чем-то серьезно задумавшегося Прохина.
– Капитану это дело поручено с самого начала, значит, ему это дело и закрывать. Верно я говорю, капитан? – с деланной сердечностью в голосе обращается он к Прохину.
– Так точно, товарищ генерал! – не меняя спокойного выражения лица, молодцевато реагирует капитан, на это в общем не лишенное железной логики утверждение своего мудрого и справедливого начальника.
– Ну, раз  этот вопрос решен, – подводит итог утреннему заседанию генерал, – тогда прошу всех на завтрак! – гостеприимно распахивает он руки в сторону выхода из кабинета. 
Правда, на этот раз, в ширину его гостеприимного размаха не попали ни капитан Прохин, ни профессор Левин.
Генерал, раздосадованный  по поводу своего неожиданного отстранения с ключевых руководящих позиций по проведению важной для его карьеры операции,  решает исключить обоих конкурентов из списков тех, на кого сегодня распространяется в стенах его ведомства генеральские знаки  дружеской заботы и внимания.
Утомленная речами и чрезвычайным положением комиссия, дружно встает на крыло и устремляется в указанном генералом хлебосольном направлении.
Капитан Прохин и профессор Левин тоже выходят из кабинета. Покинув здание управления, они направляются на автостоянку к припаркованному автомобилю следователя.
Следуя знакомым маршрутом, они добираются до подземной лаборатории профессора в институте сейсмологии. Профессор указывает  Прохину  на кресло, стоящее у магнитной установки для хранения гномы, и просит его подождать, а сам тем временем, достает  из большого металлического шкафа, вмонтированного прямо в каменную стену лаборатории, специальную одежду и оборудование, необходимое для проведения подземной экспедиции.
– Ваш костюм, капитан, – Левин протянул капитану неуклюжий прорезиненный костюм химической защиты. Капитан с неудовольствием осмотрел предложенный ему защитный комплект.
– Это сможет меня от чего-то защитить? – с сомнением спрашивает он у Левина.
– Вряд ли, – отвечает тот, – Просто формальное соблюдение техники безопасности.
– Тогда я останусь в своем, – говорит капитан и достает из принесенной с собой сумки армейские камуфляжные штаны и такую же камуфляжной расцветки куртку. Он по-военному быстро переодевается в камуфляж и обувает на ноги тяжелые  армейские ботинки. Преображение Прохина заканчивается водружением на его голову лихо заломанного набок крапового берета.
Профессор натягивает на себя зеленый защитный комбинезон, закидывает на спину металлическую коробку, похожую на небольшую армейскую рацию старого образца.
– А это что у Вас, профессор? – с любопытством спрашивает капитан, указывая на  висящий на спине профессора ящик в металлическом корпусе.
– Аппаратура для измерения магнитных полей земли, – отвечает тот.
Капитан недоверчиво хмыкает про себя. Он не знает, как выглядят измерители магнитного поля, но он прекрасно  разбирается в том, как выглядят полевые военные радиостанции. Однако Прохин решает пока не продолжать своих расспросов, предоставляя профессору делать то, что тот считает для себя нужным, до тех пор,  пока это не помешает лично ему, капитану Прохину. Правда про себя капитан решает, что профессор немного темнит.
Наконец они собрались. Профессор показывает рукой, что пора двигаться к лифту.
– А посидеть на дорожку, профессор? – напоминает Прохин. Они садятся на офисные стулья.
Прохину кажется, что в снаряжении их экспедиции явно чего-то недостает. Фонари, костюмы, магнитные измерители, это все очень здорово, но капитану не хватало еще  чего-то очень важного.
– Профессор, мы пойдем без оружия? – спрашивает он у Левина.
– Капитан, эта вылазка запланирована с целью проведения научной экспертизы, наша задача оценить степень опасности, а не провести подземную войсковую операцию. Мы должны дать заключение о целесообразности проведения операции по заморозке подземных пустот, не пострадает ли при этом кто-нибудь, не будут ли уничтожены какие-либо ценные для науки образцы и природные материалы, – отвечает ему профессор.
Капитан согласно кивает головой. Мол, как скажете. Без оружия, так без оружия.
Хоть без оружия он чувствует себя не очень привычно. Посидев на дорожку, они поднимаются, и направляются к кабине скоростного лифта для спуска под землю.
На это раз Прохин более спокойно, чем в первый раз, перенес быстрое падение кабины лифта в подземную глубину.
«Человек вообще быстро ко всему привыкает» – с философским спокойствием  думает он про себя. Они  выходят из лифта и идут по направлению к входу в заброшенную шахту. Дойдя до конца небольшого коридора, останавливаются у открытой еще в прошлый раз капитаном крышки  аварийного люка. Сейчас здесь повсюду лежат и свешиваются протянутые откуда-то сверху блестящие толстые гофрированные шланги, предназначенные для будущей закачки в шахту тоннеля,  сжиженного азота. Шланги покрыты холодной изморозью. Над полом у входа в шахту стелется густой холодный туман от небольших утечек азота из системы закачки.
– Торопятся, как всегда, столкнувшись с  непонятным для обычного человеческого восприятия явления,  поскорее это  непонятное для себя явление уничтожить, – негромко говорит себе под нос  профессор Левин.
–Не только непонятное но и опасное для людей явление, профессор! – громко поправляет  Левина, капитан Прохин. – Это непонятное, как Вы говорите, явление, служит причиной преступлений и угрожает жизни мирных горожан.
– Я представитель науки, капитан, – сверкнув очками отвечает Прохину, профессор Левин. – Я верю только фактам и своим глазам. Сейчас нам нужно  лично убедиться в том,  настолько ли там внизу  все так опасно, как кажется нашим властям сверху. Идемте, и посмотрим все сами.
Они включают фонари и входят в зияющее темнотой черное жерло шахты тоннеля.
Этот короткий отрезок шахты отделяет их от выхода в большой главный тоннель, где когда-то, пятьдесят лет назад, произошел аварийный выброс опасного подземного вещества.  Профессор и капитан выходят в главный тоннель, залитый когда-то прорвавшейся в ствол тоннеля гномой. Они освещают своими мощными фонарями открывшиеся перед ними пространство. Капитан Прохин изумленно присвистывает. Сейчас они с профессорм стоят на огромном, уходящем куда то в бесконечную темноту безмолвного подземного пространства, железнадорожном перроне, неизвестной Прохину, станции метрополитена.
– Профессор, это что за станция? Я про такую никогда не слышал! –удивленно спрашивает он у Левина.
– Этой станции не успели дать название, – отвечает профессор, – из-за аварии все работы на этом направлении прекращены. Но скорее всего, если бы её достроили, она получила название в честь кого-нибудь из тогдашних вождей, стоявших у руля управления страной в те времена.
Они идут по огромному, залитому потеками застывшей гномы железнодорожной платформы. Сводчатый потолок станции еле угадывается в свете фонарей где-то высоко над их головами. Вдоль перрона уходят куда-то в далекую перспективу, ряды гигантских каменных статуй, представляющих из себя мускулистых рабочих и крестьян с орудиями труда и плодами богатого урожая в руках. Всюду беспорядочно валяются брошенные рабочие инструменты, лопаты, тачки, кирки и обломки вагонов путевого состава, разбитого когда-то мощным потоком прорвавшейся в тоннель подземной реки.
Все это покрыто сверху зеленоватым слоем полупрозрачной, застывшей, как сахарная глазурь на запеченном в духовке яблоке, в причудливой форме гномой.
Капитан светит фонариком вверх, прямо над своей головой. Сверху на него смотрит огромное лицо замершей в вечном покое мускулистой статуи рабочего, согнувшегося под тяжелым бременем водруженного на его плечи огромного  тяжелого каменного шара, изображающего планету Земля.
Со статуи свисают длинные, искрящие зеленоватыми бликами в свете фонаря, острые сосульки окаменевшей гномы.
– Грандиозное строение. Умели раньше строить с размахом, – говорит Прохин с неподдельным восхищением, любопытно осматриваясь по сторонам, потом опять обращается к Левину: – Я пока что не понимаю, профессор, что мы можем найти интересного по интересующему нас  делу, в этом  окаменевшем музеи нашей отечественной истории?
 – Здесь – ничего, капитан, кроме общего знакомства с достижениями архитекторов и инженеров тех лет. Эта станция – красивый фасад, скрывающий главную цель того,  для чего когда то строилось все это грандиозное сооружение, –отвечает емут профессор Левин.
– И какую же настоящую цель скрывает этот фасад? – продолжает любопытствовать капитан Прохин.
– Выход на второй уровень земного ядра, с находящимися на нем редкими ископаемыми и растениями, в том числе и возможность незаметной для внешнего контроля добычи вещества гномы, – отвечает капитану профессор.
– Вы же говорите, что был введен международный запрет на использование гномы, – удивляется Прохин.
– Запрет был введен, но все страны все равно тайно проводили такие исследования. Нашей стране повезло больше. Благодаря обнаруженной инженером Гориным цепочки пещер, ведущих сквозь все слои земного ядра прямо к центру Земли, был найден самый близкий к поверхности и относительно безопасный для добычи источник гномы. Также были открыты месторождения кристаллов, вырабатывающих электричество, и растения, дарующие вечную жизнь и здоровье.
–Просто пещеры Алладина какие-то, – восхищается Прохин, – не понимаю, неужели наше руководство ничего об этом не знает. Глупо заливать жидким азотом такие богатства и законсервировать пещеры от разработки находящихся в них ископаемых.
– Все разработки в этом направлении были закрыты пятьдесят лет назад. Потом были расстреляны все специалисты, работавшие на этом направлении. Потом умерли те, кто их расстреливал и помнил про эти пещеры. А потом пришли другие времена, и всем стало не до этой подземной экзотики. Опять же – появилась атомная бомба. И про гному, и про эти пещеры все как-то сразу забыли. Нерентабельное и дорогое оружие. Кроме прочего, по причине его экстремальной опасности для человечества, последствия его использования на практике были крайне мало исследованы, – отвечает капитану профессор Левин. Он скидывает  с плеча станцию, щелкает тумблером и, присев возле железного ящика, не спеша начинает крутить ручки настроек на подсвеченной тусклой лампочкой приборной доске.
– Проводите исследование? – спрашивает капитан, с любопытством наблюдая за действиями профессора.
– Да. Надо снять замеры магнитного фона, – отвечает тот. – Гнома имеет весьма непредсказуемые свойства, и при определенном уровне изменения поля, возможен неконтролируемый выплеск вещества. Надо всегда быть готовым к эвакуации.
– Правильно профессор, предупрежден, значит – вооружен, – одобрительно говорит капитан Прохин и, оставив профессора у его приборов, не спеша движется в глубину станционного зала, продолжая рассматривать величественные, сгинувшие в глубинах земли и времени, руины великой эпохи. Внезапно он слышит где-то далеко впереди какой-то металлический звук, как будто что-то железное упало на твердую поверхность  каменного пола.
– Профессор,  Вы слышали? – негромко обращается он к склонившемуся над приборами профессору, –  здесь, кажется, кто-то есть.
– Подземное эхо, капитан, – отмахивается от его слов рукой Левин, продолжая крутить ручками прибора, – под землей это случается, здесь очень тихо, слух обострен, и мозг может сам сгенерировать фантомные звуки, часто просто ожидаемые самим слушателем. 
Но эти наукообразные, объясняющие причину возникновения странного звука, слова профессора, мало успокаивают капитана. Он светит фонарем прямо перед собой, осторожно идет в том направлении, откуда послышались заинтересовавшие его звуки.
Внезапно  Прохин замечает, как в луче его фонаря, возле огромной ступни ног у одной из стоявших  на платформе перрона статуй мелькает какая-то быстрая тень. Потом он замечает в темной глубине тоннеля блеск маленьких красных глаз. Внезапно в яркий круг от света фонаря впрыгивает существо, похожее на тех, что описывала ему вахтерша в школе.
«Среднего роста, рыжая шерсть, передвигается на задних лапах, на голове металлическая шапка с антенной», – быстро проносятся в памяти капитана Прохина приметы из ориентировки на предполагаемых преступников.
– Профессор бегите, это не фантомы, они настоящие! – кричит Прохин профессору и пытается схватить ручку валяющейся на земле металлической кирки. Но тщетно. Инструмент надежно прихвачен к поверхности пола застывшим слоем гномы.
«Чтобы я еще хоть раз пошел на операцию без оружия! – мысленно ругает сам себя Прохин. – Послушался интеллигента. Научная экспедиция! Вот и станем теперь сами  научными экспонатами», – корит он сам себя за обычно несвойственную ему сговорчивость.
Одна из наступающих в первом ряду крыс  с разбегу налетает на капитана. Тот резким приемом джиу-джитса, перебрасывает хвостатого противника через себя. Крыса с хриплым визгом улетает куда-то в темноту зала. Следующего нападавшего монстра  капитан бьет ребром ладони чуть ниже головы, по твердой и короткой, покрытой колючей рыжей шерстью шее. Крыса, захрипев, падает, бьется в конвульсиях у его ног. Прохин, ловко уворачиваясь от наседавших на него подземных тварей, опять кричит, обращаясь к профессору:
– Профессор, срочно бежим к выходу, надо заблокировать аварийный люк!
Но профессор не отвечает. Он куда-то неожиданно пропадает, и его фонарик внезапно гаснет. Со  стороны Левина сейчас не было слышно ни одного звука в ответ на призывные крики капитана об опасности. 
Крысы продолжали прибывать. Прохин пытается бежать по направлению к выходу из станции, но подземные твари оказываются более проворными и выносливыми, чем он. Одна из крыс вырывает фонарик из рук капитана. Он наугад бьет ногой куда-то в окружившую его темноту. Попадает каблуком своего тяжелого армейского ботинка во что-то мягкое. Подбитая крыса с воем отскакивает прочь.
– Профессор! – опять кричит капитан. И с удивлением слышит, как где-то совсем рядом в ответ на его крик раздается спокойный голос профессора.
– Капитан, не надо калечить несчастных животных. Они нам не враги, а наоборот, союзники.
Удивленный неожиданным появлением профессора, а особенно таким странным заявлением со стороны своего недавнего напарника по экспедиции, Прохин на миг теряет  внимание, отвлекается от борьбы и тут же оказывается схваченным и окруженным в  плотное кольцо нападавшим на него с превосходящими силами противником.
Капитан тщетно пытается вырваться из цепких объятий, навалившихся на него врагов. Гигантские крысы уже крепко  держат его своими когтистыми лапами. Капитан чувствует жаркое дыхание из их пастей на своем лице. В темноте блестят их острые мощные клыки. Внезапно яркий свет слепит его глаза. Это подошедший профессор Левин направляет свет своего фонаря прямо в лицо капитана Прохина.
– Успокойтесь, капитан, – раздается изменившийся, с неизвестно откуда появившимися жесткими нотками,  голос профессора. – Лурги не причинят вам вреда, ну, правда, если Вы дальше будете вести себя благоразумно, и не станете проявлять агрессию. Вы ведь обещаете вести себя благоразумно, капитан? – спокойным голосом спрашивает Левин у ошарашенного таким поворотом дел капитана Прохина.
«Старею, –  с грустью думает про себя Прохин, – под носом проморгал тихого дедушку. Вот так профессор!» – не без уважения думает он про себя о стоявшем напротив него Левине, так неожиданно ставшем теперь его противником.
– Обещаю, – хрипит капитан. – Обещаю при первой же возможности сдать Вас в руки правосудия, профессор. Вы имеете право….
– Не надо продолжать, капитан, – властным взмахом руки останавливает капитана, Левин. – Все эти ваши права и обязанности имели надо мной власть только там, наверху, в другом мире. А здесь, в моем подземном мире действуют совсем другие правила и законы. Те, которые  я установил для себя сам, и те, которые удобны только для  меня самого.
Немного помолчав, профессор, продолжает свою речь, обращенную к хмуро смотревшему на него капитану Прохину:
– Я предлагаю Вам, капитан, перейти на мою сторону и принять командование целой подземной армией. Вас ждет значительное продвижение по службе и возможность резко изменить свою жизнь в лучшую сторону. Ну, так как, капитан? Принимаете мое предложение?
– Послушайте, профессор, – отвечает Левину капитан, находясь в  тисках мощных когтистых лап гигантских крыс, но при этом абсолютно не испытывая особого душевного потрясения от открывшихся перед ним жизненных перспектив.
– Даже если я и соглашусь на эти Ваши бредовые заманчивые предложения… Вы сами-то лично на что надеетесь? Какие у Вас самого планы на Вашу дальнейшую жизнь? Вы что, серьезно хотите захватить мир с армией этих подземных кенгуру?
– Хочу и захвачу, капитан. Считайте, что уже захватил, – без тени улыбки, с самым серьезным выражением лица отвечает Прохину профессор. По его выражению лица, капитан понимает, что обычные увещевания и обращения к здравому смыслу на профессора уже не подействуют.
Левин, уже с  диктаторским пафосом в своем голосе продолжает раскрывать перед задумавшимся  все с тем же хмурым выражением на лице, капитаном, картины его дальнейшего лучезарного будущего.
 – Ну так что, капитан? Торопитесь принимать решение. Количество портфелей в будущем министерстве моего мирового правительства весьма ограничено. Я делаю Вам  сейчас выгодное деловое предложение.
– Я подумаю, – вежливо и спокойно соглашается Прохин, так как вспоминает из своих кратких курсов переквалификации по специальности переговорщика, одно из правил, гласящее, что самое главное – это соглашаться со всеми доводами и предложениями, поступающими со стороны преступников, страдающих симптомами мегаломании. 
– Подумайте, капитан, – на спокойном, торжественном лице профессора не отражается никаких особых эмоций в ответ на это неопределенное решение капитана по поводу его делового предложения.
– У Вас есть еще три дня. За это время я успею восстановить разрушенные командные ретрансляторы и  устроить  один маленький демонстрационный взрыв гномы где-нибудь в небольшом тихом городском квартале на поверхности над нами, чтобы отбить всякое желание у властей наверху лезть в наши подземные дела.
«Проморгал я все-таки дедушку. А он оказался маньяком мирового масштаба» – опять с горечью думает про себя Прохин.
Потом, собрав в кулак все свои дипломатические способности, с нотками заинтересованности и с примесью интонаций  здорового карьеризма  в голосе, Прохин  говорит профессору:
– А в общем, знаете, профессор, наверное, Вы правы. Что меня ждет там, на поверхности земли? Скорая пенсия. Грустная старость. А здесь у Вас может и на самом деле для меня появятся новые перспективы и у меня откроется второе дыхание. Портфель кого Вы мне предлагаете в своем министерстве?
– Мне нужны толковые люди в области военного планирования и стратегии, – благодушным голосом  отвечает Прохину профессор, довольный тем, что капитан, наконец, серьезно отнесся к его затеи захвата власти над миром,  –  обладающие личной инициативой и практическим боевым опытом. Я знаю, капитан, что у Вас все эти качества присутствуют в достаточном для выполнения моих задач объеме.
– Точно, профессор, –  легко соглашается со всем сказанным капитан Прохин. – Все перечисленные Вами качества  имеют ко мне прямое отношение. Я согласен. Договорились. Вы не могли бы дать команду своим зверюгам, чтобы они отпустили мои руки, и мы смогли бы крепким рукопожатием скрепить наш договор?
– Мы скрепим его чуть позже, капитан, –  миролюбивым голосом говорит ему профессор Левин.  – Чуть позже и немного глубже под землей.
Он подходит к зажатому с двух сторон огромными крысами  капитану Прохину, достает из бокового кармана своего комбинезона какой-то небольшой блестящий предмет. Капитан Прохин сначала внимательно наблюдает за его действиями и спрашивает с неподдельным недоумением:
– А что это у Вас, профессор? Похоже на электрошокер. Но Вы же говорили, что под землей нам не понадобится оружие.
– Вы очень доверчивы, капитан. Это в целом положительное человеческое качество, но в Вашей профессии оно может иметь самые губительные последствия, – с улыбкой отвечает профессор капитану и быстро прикладывает электрошок к его шее.
«Да, мое легкомыслие и впрямь привело к губительным последствиям, точнее не скажешь», – успевает напоследок подумать капитан, прежде чем потерять сознание от мощного разряда тока.
Оставшись один, профессор отдает в микрофон висящей у него за спиной управляющей лургами радиостанции короткий приказ.
Лурги, подчиняясь радиосигналу,  выстраиваются в послушную колонну, поднимают на лапах над своими головами капитана Прохина, потерявшего  сознание после удара током. Профессор отдает в микрофон команду следовать вперед.
 Странная процессия, раскачивающихся на ходу на своих коротких пружинистых лапах, под предводительством профессора Левина, управляющего животными с помощью радиосигналов, скрывается в темной глубине  величественного пространства зала заброшенной станции метро.
 
 
 
 
 
ГЛАВА 12
ДЕТИ ИНЖИНЕРА  ГОРИНА
Проходческий бронепоезд   БМП-3 – это целый подземный город на колесах.
Обтекаемой формы длинная туша локомотива, с пятью котлами парогенераторов, работающих на энергии пьезокристаллов, крепится на огромных колесах, тянущих за собой всю остальную махину вагонов подвижного состава. Возможно из-за своей формы, со стороны бронепоезд напоминает огромную подводную лодку, движущуюся сквозь толщу арктических льдов, только вместо толщи льда здесь, под землей, ей приходится прокладывать свой путь в толще земной коры. К главному локомотиву  прицеплены десять металлических вагонов, имеющих форму цилиндра, с круглыми иллюминаторами и входными крышками люков. В этих вагонах размещаются все жилые и  хозяйственные службы подвижного состава.  Команда поезда состоит из пятидесяти человек.
В основном это колонисты, прибывшие сюда с инженером Гориным создавать новый счастливый подземный мир еще сто лет назад. Есть и недавно прибывшие люди, попавшие на бронепоезд в результате самых  различных стечений обстоятельств.
Колонисты первой волны состояли в большинстве своем  из бывших деревенских жителей, крестьян, таких как Осип, или мастеровых, услышавших про строительство идеального общества в подземных пещерах и примкнувших к этому, как они говорили, хорошему делу с энтузиазмом, свойственному всем первопроходцам, желающим самим строить свою судьбу и искать свое счастье.
Крестьяне в подземных краях искали не просто счастья, а счастливую возможность самостоятельно трудиться на самих себя.  «Не нашли мы счастья и прокорма на земле, так может Бог наградит нас за наше терпение, счастьем и прокормом под землей»,  – говорили они о том, что заставило их сто лет назад уйти  в общину  инженера Горина.  Крестьяне в основном трудились на всех тяжелых производствах,  сопутствующих  нелегкому странствию проходческого  поезда к центру земного ядра.
Они трудились в поте лица и истово верили, что как только найдет инженер Горин «новую землю обетованную» в центре земного ядра, так и закончатся сразу на этом  все их земные мытарства и лишения.
Были среди колонистов первой волны и образованные люди, и даже люди из вполне обеспеченных слоев общества.  В основном все они были в прошлом  пациентами санатория, проходившими лечение в подземной клинике, и оставшиеся по своей воле жить под землей, разочарованные  суетой, ложью  и общей несправедливостью  устройства жизни в  «надземном» мире.
Что касается современников Пашки, то они тоже делились на несколько групп по своему возрасту, социальному положению  и мировоззрению.
Были среди них студенты-романтики, вроде Андрея, было несколько работников подземного железнодорожного транспорта, попавших в экипаж случайно, как и Пашка, на поезде-призраке, но по разным причинам решившим не возвращаться наверх, было несколько ученых,  нашедших эту общину благодаря старым картам и документальным свидетельствам и оставшимся в ней жить по своим жизненным убеждениям. В коммуне было  даже несколько бывших заключенных, сбежавших из строившегося неподалеку метро в подземную общину еще в те времена, когда на строительстве самой глубокой подземной станции на месте санатория, новая власть привлекала человеческий труд, заменив его позже на более производительный труд радиоуправляемых через мозговые приемники лургов.
Много разных людей входило в экипаж проходческого поезда, но всех их объединяла одна мечта, одна цель – создать под землей такое место для жизни, где все его обитатели могли бы счастливо и без оглядки на чьи-то прихоти или чью-то злую волю, стремившуюся управлять их жизнями помимо их собственных желаний, самим реализовывать план своей жизни, гармонично вплетая его в жизнь всей справедливо устроенной для каждого из её членов подземной общины.
Утро в поезде начиналось с молитвы. Эта традиция была привнесена сюда еще первопоселенцами, ведь именно они и создали уклад внутренней жизни подземной общины. Со дня возникновения этого необычного подземного сообщества людей время как будто замерло  на отметке приблизительно 1913 года. Это касалось всего: и быта, и порядка в отношениях между людьми, и даже их  возраста. 
Поездной священник отец Макарий, небольшого роста, с плотными широкими плечами и окладистой бородой, красиво лежащей на его объемном чреве, одетый, как и все колонисты, в просторный рабочий джинсовый комбинезон, поверх которого висел большой золотой крест, взмахом руки дает команду всем присутствующим за обеденным столом главного вагона подняться и прочитать перед завтраком утреннюю молитву.      Он призывает поблагодарить Бога за новый день, пищу, и посланные испытания, которые должны укрепить веру и дух каждого подземного жителя. Пашка стоит вместе со всеми, бормочет под нос слова молитвы, хотя самих слов  наизусть он не знает, просто повторяет  за всеми то, что слышит, пытаясь успевать за распевным басом отца Макария и искоса наблюдая за соседями, стоявшими  неподалеку от него за столом.
Рядом с ним стоит Осип. Осип молится по-настоящему. Как всякий крестьянин, он – истово верующий, и сейчас ревностно крестится, просит Бога не забывать его и во всем помогать в тяжелой подземной жизни.
Чуть дальше стоит Андрей. Бледный, еще не до конца окрепший  после своего ранения, но уже вернувшийся в рабочий строй,  он тоже что-то бормочет себе под нос, хотя Пашка знает, что Андрей по складу своего характера больше насмешник над старыми традициями и придерживается весьма материалистических взглядов на жизнь. По правилам подземной общины в экипаже принято уважать старые порядки, и чтить традиции, объединяющие людей на общие благие дела. Поэтому на молитвах и праздниках присутствуют все члены экипажа, вне зависимости от  их взглядов и мировоззренческих убеждений. Напротив Пашки, тихонько шепчет что-то  молитвенное себе в подкрученные усы, механик Матвей Прохорыч. Он единственный в экипаже одет в скрипящие на каждом шагу кожаные штаны и кожаную коричневую куртку, с большими медными пуговицами и потертостями на краях обшлагов и лацканах. На «земле», еще в царские времена, Матвей Прохырыч был машинистом скоростного курьерского поезда, и поэтому он с трепетом и достоинством соблюдает свой английский «паровозный» шик, и с некоторым презрением относится к «матросской», как он говорит, джинсовой спецодежде колонистов.
Пашка с опаской посматривает в сторону Матвея Прохорыча, потому что сейчас этот суровый опытный механик закреплен за ним, с целью благотворного воспитательного и профессионального воздействия на его «несформировавшееся пока  профессиональное и социальное зацеперское мировоззрение».
Так сформулировал эту воспитательную концепцию Андрей, передавая Пашку на руки этому специалисту по паровым котлам и прикладной педагогике. Пашка мысленно потирает свой затылок, по которому он  уже успел недавно получить  железной рукой Прохорыча за свою суетливую попытку забраться вперед него  в кабину главного локомотива.
«Всякий сверчок, поперед батьки в пекло лезть не должон», – сказал Прохорыч назидательно, но не зло, перед тем как вытащить Пашку за куртку из кабины и отвесить ему несильного леща пониже макушки.
Пашка не то чтобы сильно обиделся на этот воспитательный подзатыльник, но как то вдруг  неожиданно для себя дисциплинировался после прямого применения этого метода педагогического воздействия.
Отец Макарий завершает молитву и благословляет всех на завтрак. Команда поезда с грохотом двигает по металлическому полу ножками табуретов, дружно садится за общий стол и начинает греметь ложками по своим алюминиевым мискам. Завтрак состоит из пекалиновой каши с котлетами, приготовленными из заменителя мясного фарша из того же  пекалина. Хлеб, стоящий в деревянных блюдах на столе, тоже выпечен из пекалиновой муки. В больших медных чайниках с электрическим подогревом, стоящих среди блюд на столе, кипит густым паром горячий терпкий напиток из ягод мха сфагнума, или «компот», так это питье  в шутку называют сами члены экипажа поезда. Еда простая, но весьма питательная и полезная для организма, как объяснил Пашке понимающий в этом деле толк Осип.
Пашка с аппетитом уплетает свой завтрак, каждый раз удивляясь про себя сколько различной вкусной еды можно сделать из такого на первый взгляд  неаппетитно выглядевшего растения, как пекалин.
Быстро доев первое, Пашка наливает себе напиток из большого чайника, и, заедая его сладкой пекалиновой ватрушкой, смотрит во главу стола, туда, где сидит Светлана и её старший брат Юрий.
Брат Светланы, Юрий, одет в мундир горного инженера темно-синего сукна, с золотыми пуговицами и с прошитыми золотым кантом узкими погонами.
Это молодой человек, тридцати лет, с такой же иссиня-бледной кожей лица, как у всех давно живущих под землей жителей общины, небольшой черной бородкой и коротким ежиком волос на голове. Брат и сестра сидят под большим портретом в тяжелой золотой раме, висевшим за их спинами на круглой металлической стене вагона. На портрете изображен их отец, инженер Дмитрий Горин. Сурового вида мужчина с бородой,  тоже одетый в мундир горного ведомства. Среди членов  экипажа Пашка вообще не видел людей без бород, все колонисты носили бороды, что первое время было весьма непривычно для него. Единственный, кто нарушал эту традицию, был его наставник Прохорыч, который, опять же по английской «паровозной» моде, носил на своем лице залихватски закрученные на концах густые пшеничного цвета усы.
Вагон, где сейчас завтракает община, самый большой по размеру во всем составе. В этом вагоне могут поместиться сразу все члены экипажа подвижного состава. Вагон прицеплен в самой середине поезда, и в нем жители колонии проводят все свое свободное время и важные мероприятия – праздники, церковные службы, собрания. Здесь же находится довольно большая походная библиотека.  Вообще Пашка заметил, что среди колонистов не было разделения на подчиненных и начальников. Каждый участник экипажа выполнял свою часть работ по жизнеобеспечению состава и свои общественные обязанности, при этом делал это без всякого понуждения и неудовольствия. В основном это было два вида работ. Прокладка тоннеля, по которому сейчас продвигался дальше к центру земли поездной состав и работы по техническому и хозяйственному обеспечению прокладки и обслуживанию всего экспедиционного хозяйства.
Пашка уже прошел по всем вагонам поезда, и был удивлен, как здорово здесь были  налажены все технологии и производство, обеспечивающее жизнь общины. В одном из вагонов располагалась  лаборатория по переработке пекалина для его дальнейшего приготовления в пищу. Из пекалина делали заменители практически всех видов еды – мяса, молока, сахара, хлеба. Использовался в производстве питания, и особенно для добывания воды, мох сфагнум, густо покрывавший стены пещер. На переработке пекалина в продукты питания, в текстильной мастерской, где из волокон пекалина производили еще и ткань, а в также прачечной трудились в основном жены крестьян, – сурового вида женщины, с закутанными по самые глаза платками на головах, но одетые, как и все, в проходческие комбинезоны. Мужчины из рядового состава носили на головах сшитые колоколом шапки из плотного брезента. Инженеры и технические мастера – кожаные рабочие «английские» кепки-восьмиклинки с кроткими козырьками.
Пашка заметил, что на поезде вообще очень много чего позаимствовано у англичан, – техника, рабочая одежда.  Светлана объяснила ему, когда он задал ей этот вопрос, что в то  время, когда её отец начинал свои подземные разработки, английские технологии в промышленности,  особенно в горной и железнодорожной, были самыми передовыми во всем мире.
По этой причине все механизмы для поезда и оборудование для прокладки шахт для подземного санатория закупались тогда у англичан, и потом по мере необходимости уже дорабатывались и подгонялись под необходимые условия работы местными специалистами. Примером может служить переделка электродвигателей под работу от пьезкристаллов местными мастерами из поездного состава. От англичан же завезли и всю рабочую одежду, в том числе джинсовые комбинезоны  для путевого состава.
Пашка, после того, как его отдали на стажировку Прохорычу в бригаду машинистов,  редко виделся со Светланой. Он заметил, что ребят его возраста на поезде совсем нет. Светлана была единственной из всех ровесников, которые ему повстречались под землей. Сами жители колонии старели и менялись со временем очень медленно. Под землей время для них текло не так быстро как на поверхности. Их возраст будто замер в том времени, в котором они когда-то попали под землю. В этом была огромная заслуга пекалиновой терапии, с помощью которой члены экипажа не только лечили  болезни, но и останавливали эффект физического старения в своем организме. Пашке было трудно привыкнуть к этому временному свойству у окружающих его здесь людей, особенно при общении со Светланой. Он смотрел на неё и понимал, какая глубокая пропасть времени отделяет его от этой, на первый взгляд равной ему по возрасту, девочки. Но сама Светлана, несмотря на иногда сквозящие в её словах более глубокие познания и в науке, и в жизни, держалась с Пашкой весьма дружелюбно,  без тени какого-либо превосходства.
Сейчас Пашка сидит и,  допивая свой компот, исподтишка рассматривает спокойное задумчивое лицо Светланы, склонившейся над своим столовым прибором. Заметив, что он на неё смотрит, Светлана поднимает голову от своей тарелки, тоже смотрит на Пашку, улыбнувшись, делает  легкий поклон головой в его сторону. Пашка смущено опускает глаза в свою кружку. Он сам последнее время не понимает, что с ним происходит. Пашка начинает замечать за собой, что ему все сложней заставлять себя не думать об этой странной подземной девочке.
Завтрак уже подходит к концу, когда  брат Светланы, Юрий, встает со своего места и просит слова.
– Друзья, – говорит он, обращаясь к внимательно слушающим его колонистам, – вот уже пятьдесят лет прошло с того дня, как произошла катастрофа и подземная лава затопила дорогу, ведущую через  цепочку пещер дальше  к центру Земли. Тогда была потеряна связь с экспедицией, организованной руководителем нашей общины  и моим отцом, инженером Дмитрием Гориным.
Юрий указывает на портрет отца, висевший на стене за его спиной, и продолжает:
–  Но все мы все это время не теряли надежды на то, что рано или поздно обнаружим пропавшую экспедицию моего отца и пробьемся через отделяющую нас от него стену мертвого камня.
Пока Юрий произносит свою речь, Пашка, не отрывая глаз, смотрит на Светлану, на ее красивое строгое бледное лицо, на то, как она горящими глазами, полными внимания, смотрит на своего старшего брата  и ловит каждое его слово.
Юрий продолжает свое выступление:
– Сегодня я могу сообщить радостную для нас всех весть. Наш проходческий поезд прошел нулевую отметку, отделяющую нас от входа на следующий ярус нижних пещер. Там, по утверждениям моего отца, должен находиться следующий уровень земного ядра, пригодный для обитания и жизни людей, – Земля-2. Я надеюсь, что теперь мы все соберем свои силы и последним усилием воли  в ближайшее время преодолеем это расстояние, и достигнем, наконец, свою цель, объединившую всех нас в этой трудной подземной экспедиции, в одну общину. И там,  в конце нашего пути, мы наконец-то сможем закончить наше путешествие, и обрести для себя свою долгожданную, предназначенную  для счастливой и свободной жизни, обетованную землю.
Юрий замолкает, молча стоит и взволнованным взглядом смотрит на лица остальных членов экипажа. 
Отец Макарий поднимается со своего места и говорит мягким басом:
– А теперь, братия и сестры, помолимся  со всем  усердием во ниспослание нам сил для преодоления тягот и лишений нашего благого труда и за укрепление духа нашего.
Он раскатисто запевает завершающую завтрак молитву. Члены общины, поднявшись со своих мест, дружными радостными голосами поддерживают молитвенную песню следом за святым отцом.
После завтрака Пашка идет вместе со своим наставником Прохорычем в машинный отсек главного локомотива. Прохорыч уже три дня знакомит Пашку с основными механизмами и системой управления поездным составом.
«Для общего развития салаги», –  как добродушно говорит он, при этом сам с увлечением лазает, следом за своим учеником, среди  медных частей гигантского двигателя, приводящего поезд в движение.
Пашка идет по двигательному отсеку, с восхищением наблюдая, как огромные медные колени поршней, ходящие верх-вниз с обеих сторон узкого металлического трапа, предназначенного для прохода механика, вращают  валы, передающие движение на колеса локомотива. Прохорыч внимательно изучает уровень давления на клапанах цилиндра, стучит грубым пальцем по толстому стеклу манометра, показывает Пашке, как должны выглядеть правильные показания для обеспечения нужного режима работы механизмов двигателя.
Потом они поднимаются на ходовой мостик локомотива. Это достаточно большое и просторное  помещение, расположенное в задней части, сразу за двигательным отсеком. Здесь же находятся все приборы управления движением поезда, а также система жизнеобеспечения поездного состава.
 Пашка с восторгом рассматривает многочисленные блестящие бронзовые рукоятки и круглые штурвалы, расположенные на приборных панелях, через которые распределяется  и контролируется уровень давления на парогенераторных котлах локомотива. Пашка изучает приборы, показывающие мощность энергии, подаваемой на системы жизнеобеспечения поезда светом, отоплением, вентиляцией вагонов.
– Ну что, салага! – кричит ему громко в ухо Прохорыч. – Освоился?
– Немножко, – также громко кричит ему в ухо Пашка. В рубке локомотива шумно от работающего главного двигателя.
– Нравится машина? – опять спрашивает громко Прохорыч. Пашка с некоторым смущением пожимает плечами.  Он еще не очень сильно разобрался в своих технических пристрастиях, а с другой стороны, ему совсем не хочется обижать увлеченного своей работой Прохорыча.
– Чтобы ты понимал! – тем не менее обижается тот на неопределенную Пашкину реакцию, указывающую на отсутствие у Пашки желания разделить с Прохорычем его искреннее восхищение своим локомотивом.
В кабину по крутому трапу снаружи поднимается запыхавшийся Осип и уважительно обращается к Прохорычу:
–  Матвей Прохорыч, я господина гимназиста заберу с собой. Его Светлана Дмитриевна вызывает для разговора.
– Ладно. Пускай идет. На сегодня у него учеба закончилась, – милостиво махнув рукой, разрешает Прохорыч.
Пашка устремляется было следом за Осипом к выходу из рубки, вниз по трапу, но Прохорыч расторопно  останавливает его, схватив крепкими пальцами за плечо.
– Не порядок! – с мягкой настойчивостью в голосе говорит он, удерживая смотрящего на него с непониманием Пашку. –  Третий день у меня учишься, а правил не помнишь. Что надо говорить при сдаче вахты на мостике?
– А! – хлопает себя по лбу Пашка, потом рапортует громким голосом: – Младший механик Герасимов вахту сдал!
– То-то же! – довольно улыбается  в свои усы Прохорыч, отпускает его плечо, толкает к выходу из рубки. – Старший мастер Потапов вахту принял! Иди гуляй, салага!
Пашка лихо съезжает вниз по трапу, держась только руками за металлические перила лестницы. Осип терпеливо ждет его, стоит на насыпи у дороги, приминаясь на своих длинных ногах.
– Строго там с тобой, смотрю, Матвей Прохорыч управляется, – с добродушной улыбкой говорит он, обращаясь к Пашке.
– Строго, но справедливо, – бодро отвечает Осипу Пашка. Вдохнув пахнущего  пекалином воздуха, он оглядывается.
А вокруг расстилается все тот же неяркий пейзаж подземной пещеры. Наверно никогда ни Пашкины глаза, ни его сердце не привыкнут к этой сумрачной красоте подземного мира. Зеленый свет, излучаемый мерцавшим  на стенах пещер мхом, не радовал его сердце. Не смотря на все удивительные и странные приключения, случившиеся с ним за последнее время, он по-прежнему скучал о доме и оставленных на поверхности друзьях и родителях, о солнечном свете и свежем дыхании летнего дня.
Сейчас Пашка стоит рядом с Осипом у основания огромного чугунного колеса, одного из нескольких ведущих колес локомотива. Металлическая туша локомотива, как тело огромного кита, массивной бронированной  стеной нависает над ними. Локомотив, дыша паром, расположился  у самого края пещеры, у входа в огромный тоннель, пробитый колонистами в каменной стене из залившей когда-то этот проход и застывшей в нем каменной пробкой из гномы. Где-то в глубине тоннеля сверкают вспышки пьезокристаллических резаков. Яркие языки мощных электрических дуг врезаются в твердую поверхность окаменевшей гномы.
Метр за метром вгрызаются проходчики в холодную глубину негостеприимных земных недр. Из тоннеля появляется небольшой мотовоз с прицепленной к нему грузовой платформой. Платформа с горой загружена обломками кусков лавы, наколотых электрорезкой. Рабочие, приехавшие на платформе, включают небольшой подъемный кран, закрепленный на мотовозе,  сноровисто  начинают разгружать через борт куски отколотой в тоннеле породы.
– Ну что, идемте, господин гимназист, нас ждут, – торопит его Осип и быстро двигается по направлению штабного вагона. Они идут, спотыкаясь ногами о куски породы, навалом валявшиеся по всему склону проложенной когда-то давно первопроходчиками насыпи железной дороги.
Наконец, они   добираются до входного люка в главный вагон поезда.
Проходят через весь салон вагона в маленькую каюту, находящуюся сразу за залом собраний.
Там уже находятся Светлана с братом, диггер Андрей и еще несколько малознакомых Пашке людей, судя по фуражкам, из инженерно-технического персонала. Каюта – это небольшое полукруглое помещение с окнами иллюминаторов на стене. На задней круглой стенке висит карта земных недр со схемой пещер и прочерченным красной линей маршрутом продвижения проходческого поезда.
– Присаживайтесь, Павел, – говорит Юрий, указывая  Пашке место на стуле возле себя. Пашка садится  и вопросительно смотрит на Светлану. Та с обнадеживающей улыбкой кивает ему головой.
– Извините, – продолжая, говорит Юрий, – что не нашел времени пообщаться с Вами сразу по Вашему прибытию. Но Светлана рассказала мне все обстоятельства Вашего появления у нас и историю, приключившуюся с вами обоими во время вашего  последнего визита в старый город.
Пашка скромно кивает головой и внимательно продолжает слушать Юрия.
– Так вышло, – продолжает тот, –  что по разным обстоятельствам мы в свое время потеряли контроль над той частью территории, где находился наш санаторий и пекалиновая оранжерея, да и изначально у нас не было цели подчинять и контролировать этот подземный мир. К сожалению, власти верхнего мира никогда не разделяли с нами этого стремления, и все время пытались подчинить себе все эти территории с их богатствами. Поэтому мы и приняли решение уйти дальше под землю, туда, где  нашу общину уже точно не смогут настигнуть  никакие враждебные силы с поверхности. В ближайшее время, как Вы уже слышали, мы сможем осуществить наш общий план.
– Да, – кивая головой,  отвечает Юрию Пашка и продолжает с настойчивостью в голосе: – Но Светлана говорила, что мы сможем помочь моему другу, который находится сейчас в опасности в старом городе.
– Вот об этом я и хотел поговорить с Вами, – отвечает Пашке Юрий.  –  Дело в том, что у нас остается не так много времени для этой операции. Я не хотел говорить об этом на общем собрании, чтобы не посеять уныние в сердца членов нашего экипажа. Но, судя по показаниям приборов, сила магнитного поля ядра увеличивается, и возможно скорое повторение пятидесятилетнего цикла выброса гномы.  Я верю, что мы успеем до этого времени спасти Вашего друга и пробиться на третий уровень ядра. Но не уверен, что Вы сможет успеть выбраться потом на поверхность земли. У нас осталось несколько дней до начала активности извержения. Боюсь, что все эти пещеры скоро на очень долгое время будут заполнены подземным веществом гномы.
Сердце Пашки сжалось от отчаяния от слов Юрия. Он с надеждой посмотрел на Светлану. Может быть, она подскажет какое-нибудь верное решение, как выбраться из создавшейся ситуации. Светлана опять улыбается ему. Поднимается со своего стула. Она начинает говорить, обращаясь ко всем присутствующим, но, как показалось Пашке, слова ее были адресованы именно ему:
– Юрий правильно сказал, что уныние не должно заполнить наши сердца. Я предлагаю действовать, и как можно быстрей. Нам все равно надо будет нанести последний визит в старый город. Пополнить запасы железнодорожных  рельс для прокладки пути, и помочь нашему новому товарищу Павлу спасти его друга. Надеюсь, если мы приступим к этому делу прямо  сейчас, не откладывая его  ни на  минуту, мы вполне можем управиться с решением этого вопроса  до начала подземного извержения.
– Правильно говорит Светлана Дмитриевна, – решительно поддерживает слова девочки Осип, – чего сидеть просто так, да разговоры разговаривать. Двигаем! Давай Андрюха, заводи мотовоз и подгоняй его к центральной ветке.
Стоявший в углу Андрей молча кивает ему головой и  быстро направляется к выходу. Пашка смотрит на Светлану.
– Павел, извините, но, надеюсь, Вы уже поняли, Ваши шансы вернуться на поверхность, увы, не так велики, – с немного виноватой улыбкой говорит  ему Светлана.
– Ладно, – машет рукой Пашка, не показывая ни одним мускулом своего лица, как ему грустно от этих слов, и решительно произносит:  –  Юлу все равно надо оттуда вытаскивать. А там посмотрим.
Светлана благодарно кивает ему головой. Пашка видит, что она сама расстроена тем, что не может помочь ему так, как бы ей хотелось.
– Друзья, тогда по местам, и считаем  все вопросы по этой теме закрытыми, – подводит итог совещания Юрий и напоминает еще раз: – Помните самое главное. Времени у нас осталось очень мало. Извержение может произойти в любой момент. Поэтому действовать надо быстро. Светлана, возьми еще с собой людей на усиление группы. 
Осип обращается к Юрию:
– Не беспокойтесь, Юрий Дмитриевич, люди уже предупреждены и собраны.
– Ну, тогда  в дорогу! – говорит  Светлана.
Они все направляются из тесной каюты на выход, к главному люку вагона.
 
 
ГЛАВА 13
ПОСЛЕДНИЙ ПОЛУСТАНОК
Капитан Прохин постепенно приходит в себя, слыша сквозь ватный звон в ушах бравурные звуки навязчивой, до боли знакомой ему музыки. «Производственная гимнастика», – вспоминает он этот знакомый еще со времен советского детства музыкальный мотив.  Представляет себе, лежа с плотно закрытыми веками, что сейчас окажется в комнате своей одинокой холостяцкой квартиры. Из динамиков стереосистемы раздаются звуки жизнеутверждающей спортивной музыки. Капитан берет в руки гантели и совершает несколько бодрящих гимнастических упражнений. Его работа требует от него постоянной отличной физической формы, да уже и не может капитан по-другому. Вся жизнь его  прошла  сначала в  жестком графике разъездов по служебным военным командировкам, а потом, после увольнения из армии и смены рода деятельности на более спокойную, но от этого не менее опасную работу в милиции, – в постоянных круглосуточных дежурствах в стенах родного управления или на неожиданных ночных выездах на оперативные задания.
Капитан привык всегда находиться в отличной умственной и физической форме, для того чтобы быть в постоянной готовности к принятию быстрых решений и  молниеносному выполнению поставленных задач.
 Прохин был профессионалом своего дела до мозга костей. И работу он ставил всегда выше своих личных интересов. Поэтому и ушла от него недавно жена, забрав с собой любимую дочку, не желая больше ждать, когда её муж станет жить как все, спокойной размеренной жизнью гражданского человека. А Прохину было трудно объяснить ей, что он уже просто психологически  не может стать другим, как все, обыкновенным человеком. Его служба стала прямым продолжением всей его жизни. 
Капитан открывает глаза, и как будто разом выныривает из глубокого холодного омута бессознательного сна. Осторожно осматривается по сторонам.  Ему становится понятно, что сейчас он находится точно не в стенах своей квартиры. Капитан с осторожностью, чтобы не выдавать своему неизвестному противнику того, что он уже очнулся ото сна, начинает сквозь полуприкрытые веки внимательно осматриваться, чтобы оценить окружающую его обстановку.
Он сидит, крепко примотанный за руки широкими кожаными ремнями к ручкам большого резного старинного кресла, сделанного из массивного дерева.
Само помещение, где находится сейчас капитан, представляет собой довольно просторный зал, дальние углы которого теряются в слабом зеленоватом полумраке.
Тусклый зеленоватый свет проникает внутрь заброшенного помещения  откуда-то с улицы сквозь большие грязные стекла окон, расположенных по всему периметру комнаты, и  дает слабое неестественное освещение зала.
Прохин думает, что вряд ли можно считать, что этот зеленоватый свет исходит с обычной  городской улицы. Этот неяркий свет больше напоминает капитану зеленоватые полуденные сумраки где-нибудь в зарослях африканских джунглей, куда его когда-то  забрасывала непростая судьба военного специалиста.
Там, в Африке, еле пробивающиеся сквозь густую листву и водяные испарения солнечные лучи, создавали такое же неяркое зеленоватое освещение.
Капитан продолжает осматривать помещение. Вокруг него на полу  валяются обломки какой-то мебели. С потолка и стен свисают светящиеся зеленым фосфоресцирующим светом лохмотья не то отвалившихся кусков обоев, не то отслоившихся  от стен слоев краски.
Капитан из-под не полностью прикрытых век переводит взгляд направо. Кресло, в котором он  сейчас сидит, находится рядом с металлическим столом, на котором лежит, привязанный  к столу такими же, как и сам капитан, широкими кожаными ремнями мальчик.  
«Подросток, около четырнадцати лет, плотного телосложения, одет в темную спортивную куртку, спортивную обувь на резиновой подошве, стрижка короткая, лицо круглое с волевыми скулами, нос курносый, особых примет нет», – автоматически начинает составлять в голове ориентировку на находящегося рядом с ним подростка капитан.
 Увидев привязанного к столу мальчика, Прохин мысленно напрягается, и берет это обстоятельство себе на заметку. Еще один минус профессору. Капитан не любит, когда обижают детей. Затем он продолжает свой беглый осмотр «места преступления». Именно так, сразу после начала осмотра, он уже охарактеризовал для себя  помещение, в котором сейчас находится.
Звуки музыкального сопровождения спортивной гимнастики с навязчивой назойливостью бьют прямо в его барабанные перепонки.
«Ноги на ширине плеч! Руки перед собой на уровни груди! Делаем попеременные махи руками и ногами! И-и раз! И-и два! И-и три!» – доносится из дребезжащего динамика бодрый голос диктора, сопровождающийся маршем на разбитом пианино. 
Капитан опускает взгляд вниз, в то место, откуда, как ему кажется, доносится эта музыка. На полу у самого стола, стоит странного вида старинный граммофон. На первый взгляд кажется, что это обычный аппарат старой конструкции с корпусом красного дерева,  торчащей из него заводной ручкой, широкой блестящей медной трубой, и крутящейся на  диске виниловой пластинкой. Но над аппаратом явно поработали, чтобы   дополнить его какими-то современными техническими  усовершенствованиями.
Из передней панели граммофона торчат мерцающие в такт музыки синим цветом кристаллы, сам граммофон обмотан витками медной проволоки и, кроме того, от него тянутся провода к мигающим лампочками непонятным приборам, стоящим рядом со столом, на котором находился сейчас привязанный ремнями мальчик. На голове мальчика Прохин замечает круглый металлический обруч, от которого также тянутся многочисленные провода, подключенные к приборам неизвестного назначения, стоящим рядом со столом.
Прохин поднимает глаза от пола и скользит взглядом дальше, вдоль дальних стен комнаты. У  одной из стен он видит лежавшие вповалку коробки с продуктами и бытовой техникой, пакеты с одеждой и множество разбросанных нераспечатанных пачек  денег.
«Вот и пропажа нашлась», – с удовлетворением думает он про себя, и ставит в послужной список профессора Левина  еще один мысленный незачет. Прохин не любит, когда его обманывают и водят за нос.  
Потом он концентрирует свое внимание на самом дальнем углу зала, и ему становится немного грустно. Капитан не против, когда с ним происходят пускай иногда и неприятные, но объяснимые с точки зрения здравого смысла и логики приключения… Но то, что он видит в дальнем углу комнаты, пока не очень вписывается в знакомую ему картину мироздания.
Огромное трехголовое существо, похожее на смесь крысы и кенгуру, увлеченно размахивая в так музыки всеми своими хвостами и головами марширует,  выделывая при этом разные армейские приемы в такт раздающейся из медного раструба граммофона мелодии марша.
От увиденного капитаном необычного зрелища, глаза его сами собой открываются  от удивления.
– Очнулись капитан? – слышит Прохин прозвучавший совсем неподалеку от него знакомый вкрадчивый голос профессора Левина.
– Как Вы себя чувствуете? Не испытываете ли вы головокружения от  перепадов давления? – с заботливостью крокодила в голосе спрашивает он у приходящего в себя капитана.
Капитан понимает, что дальше скрывать свое пробуждение не имеет смысла. Полностью открывает глаза и, повернув голову, с любопытством смотрит на профессора Левина, который, как оказалось, все это время сидел немного сбоку от него, в глубоком вольтерианском кресле. Профессор уже сменил свой зеленый костюм химзащиты  на белоснежный медицинский  халат.
– Не дождетесь, – не очень вежливо отвечает Прохин на заботливый вопрос профессора о своем здоровье.
Левин  со спокойным лицом продолжает смотреть на  капитана Прохина. Как ученый энтомолог вдумчиво и без особых эмоций  изучает попавшую в его сачок редкую особь бабочки, или в случае с капитаном, скорее пчелы или шершня,   так и профессор сейчас с научным любопытством в глазах осматривает надежно привязанного к массивному креслу капитана.
«Врешь, – думает про себя капитан, спокойно выдерживая холодный изучающий взгляд профессора, – я тебе ни какая-нибудь там букашка под микроскопом, я и сам, кого хочешь, могу расколоть и по полочкам разложить».
Капитан дипломатично не высказывает эту мысль вслух. Он дает сначала высказаться самому  профессору.
 Он знает, что все преступники, одержимые властью над миром, любят эмоциональные сольные выступления. У Прохина даже есть своя теория, согласно которой дай таким людям в  свое время всласть выговорится на широкую публику, так может, и не было бы никаких страшных последствий от воплощения преступных замыслов со стороны этих несостоявшихся Наполеонов и Александров Македонских  в реальной жизни.   
«Но здесь, кажется, случай совсем запущенный, –   с сожалением  думает про себя капитан Прохин, – Как же я мог его  проморгать… Расслабился, решил – возраст, опять же – интеллигенция, все-таки. Вот тебе и профессор! Как говорится, в тихом омуте…»
Насчет желания поговорить со стороны преступника он угадывает верно. Профессор, заметив, что слушатель уже готов внимать ему, тотчас же начинает говорить.
– Хотите Вы спросить у меня, капитан, зачем мне все это надо? – торжественно спрашивает профессор и широким театральным жестом обводит просторное помещение зала, где они сейчас находятся.
Капитан утвердительно кивает головой. Все, что связано с этим необычным запутанным делом ему в действительности чрезвычайно интересно до мельчайших подробностей.
– Вы хотите знать, зачем мне, уважаемому академику, действительному члену-корреспонденту Акдемии наук, понадобилась вся эта громоздкая затея с похищениями и шантажом угрозой взрыва? – повторяет он, правда уже несколько более взволнованно, чем прежде, как будто пытаясь завершить какой-то давний неоконченный спор с невидимым оппонентом. – Может быть, Вы думаете, я затеял все это из-за денег или из-за всего этого барахла?!
Профессор небрежным жестом указывает на валяющиеся в углу без счета и порядка похищенные материальные ценности с театральным саркастическим смехом.
«Все-таки он точно не совсем в себе. Психика не выдержала потока научной информации…» – ставит капитан окончательный диагноз профессору и, изобразив на лице  натренированную в разговорах с начальством мину  глуповатого почтительного внимания, Прохин начинает усиленно размышлять, как ему выиграть  у профессора этот детективный  поединок, складывающийся пока не в его пользу, чтобы в конце концов,  достойно завершить это зашедшее в тупик уголовное  дело.
Профессор, тем временем, продолжает раскрывать перед капитаном детали, предшествующие этим загадочным событиям.
– Вы знаете, кто руководил этой клиникой и лабораторией семьдесят лет назад? – с некоторой долей самолюбования спрашивает он. И сам  отвечает на свой вопрос: – Я! Все, что Вы здесь видите – результат моего труда.
– Вы хотите сказать, что это Вы  являетесь инженером Гориным, построившим здесь сто лет назад подземную клинику для больных чахоткой? – с удивлением спрашивает капитан Прохин, вспомнив статью в старой газете, которую ему показывал до этого профессор Левин.
Когда профессор услышал фамилию инженера, произнесенную капитаном, его лицо исказила гримаса ненависти.
– Не называйте при мне этого имени, – дрожащим от негодования голосом прошипел профессор, – когда-то мы были с Гориным друзьями. Я работал у него помощником, когда он начинал строить этот подземный санаторий. Но потом наши дороги разошлись из-за научных разногласий. Горин оказался жалким идеалистом. Одним из тех неудачников Дон-Кихотов, желающих осчастливить все человечество, и скрывающим за этим желанием свое неумение жить, да и просто обыкновенное  непонимание реалий и правды жизни!
– А Вы, как мне кажется, профессор,  уже вполне для себя эти реалии жизни уяснили? – насмешливо спрашивает  Левина капитан. – И что за научные разногласия случились у Вас с инженером Гориным? – с живым интересом продолжает Прохин.
Профессор, поднявшись со своего кресла, скрестив на груди руки,   начинает ходить взад и вперед по комнате, и в тревожном возбуждении продолжает рассказывать свою историю, обращаясь к сидевшему перед ним привязанному к своему креслу Прохину.
 – Я больше не хотел участвовать в его сомнительных прожектах, – с горячностью в голосе продолжал говорить профессор Левин, –  вроде таких, как сделать счастливым все человечество. Сделать людей счастливыми только по доброй воле самих людей! Глупая затея!  Люди несовершенны и никогда сами по своей воле не смогут быть счастливыми. Слишком много факторов, имеющих корни в природе самого человека – агрессивность, злоба, зависть, эгоцентризм, делает такую задачу абсолютно невыполнимой. И тогда я предложил Горину свою программу, а именно – заставить людей быть счастливыми!
– Это интересная мысль, профессор, – оживился Прохин, он сам иногда думал над этой проблемой, но, правда, немного в ином ракурсе. Что заставляет людей становится на путь преступления, возможно ли сделать так, чтоб люди совсем не нарушали закон и безукоризненно соблюдали правила, установленные в человеческом обществе.
– И как Вы придумали решить эту непростую задачу? – опять интересуется он у профессора. Левин увлеченно, на время забыв о разделяющих сейчас его с капитаном разногласиях, развивает свою идею дальше:
– Чисто техническими способами капитан. Управление человеческими эмоциями через радио. Идеальное общество, управляемое из одного центра, живущее одними интересами, не ведающее рефлексий и прочих несовершенных проявлений человеческой психики.  
– Интересно, профессор! Значит, управление из одного центра абсолютно  счастливыми людьми… И этим центром Вы, конечно, решили назначить самого себя? – мрачно нахмурившись, спрашивает капитан.
Он представляет себя со счастливой улыбкой на лице, с антенной, торчащей из своей головы, и почему-то, управляемым, как машинкой через пульт дистанционного управления, генералом Скороваровым. От такого видения, настроение у Прохина совсем портится, и он продолжает расспросы уже с более суровыми интонациями:
– И что же у Вас получилось из этой Вашей увлекательной затеи?
Левин,  горячо  жестикулируя,  обрадованный интересом, проявленным со стороны своего привязанного к креслу собеседника, и абсолютно не замечая мрачных  ноток в его голосе, продолжает рассказывать свою историю:
– Я разработал специальную аппаратуру и предложил Горину присоединиться к моим разработкам. Но когда он узнал о технической сути моей идеи, тут же с позором выставил меня из группы, работавшей над подземным проектом. Но я вернулся сюда уже через четыре года, когда власть наверху поменялась. И новые люди у власти заинтересовались моими разработками. Они тоже хотели построить счастливое общество, и тоже уперлись в несовершенство человеческой породы, более того, наши методы в решении этого вопроса совпадали. 
Я уже провел базовые исследования, разработал аппаратуру,  и испытал новые технические методы сначала на этих подземных тварях, лургах. Они показали хорошие результаты, и уже можно было приступать к экспериментам на людях, когда случилось подземное извержение, и я оказался отрезанным от этой подземной лаборатории на много лет. Но в природе произошло удивительное чудо. В результате мутации появился этот монстр.  – Профессор кивнул головой на трехголового лурга, марширующего в углу зала. – Он сам подключился к передатчику и вышел со мной на связь на поверхности.
– Так значит, управляющий центр находится наверху в Вашей лаборатории? –  спросил капитан Прохин.
– Да, – отвечает ему профессор, – за все то время, что  я не имел доступа в подземный город, я успел разработать способ управлением гномой и передать технологию через эту тварь остальным  лургам. По моим инструкциям она разработали и провели испытания нового оружия. Теперь мы обладаем не только многочисленной армией послушных солдат, но и мощным и разрушительным средством ведения войны с неограниченными энергетическими ресурсами. Осталось только  показать нашу мощь внешнему миру. И я надеюсь, капитан, Вы мне в этом поможете!
На этой мажорной ноте профессор заканчивает свое выступление.
Капитан Прохин, внимательно выслушав эту занимательную историю, на мгновенье задумывается и затем задает профессору неожиданный вопрос:
– Профессор, а Вы не расскажете, как Вам удалось так хорошо сохраниться? Вам не дашь Ваши сто лет. Минимум шестьдесят пять. Наверное, тяжело в столь почтенном возрасте сохранять такую свежесть лица?
Профессор пропустив мимо ушей насмешку в словах Прохина, заметно оживился. Оказалось, что тема его личной вечной жизни, явно волновала его больше, чем условное счастье всего человечества.
– Вы еще не понимаете, капитан, какие могущественные ресурсы сосредоточены в этих местах. Вы спрашиваете, как я так хорошо сохранился? Я и Вам помогу стать практически бессмертным. Всего лишь одно Ваше слово, что Вы соглашаетесь мне помогать руководить военной частью моего плана, и все эти ресурсы станут и Вашими. Вечная жизнь, деньги, власть, все, что Вы пожелаете!
– Вечная жизнь –  это хорошо! – задумчиво говорит про себя капитан. –  Правда, я не знаю, что мне делать  с моей обычной невечной жизнью. Иногда так все осточертевает… А тут, целая вечность! Да и боюсь, что возникнет проблема с начислением моей будущей пенсии. Кстати, профессор, а Вы уже получаете пенсию? Неужели Вам так не хватает чего-то и Вы решили туда еще и вечность с властью над миром добавить? А  я слышал, у профессоров  неплохо получается на круг по выслуге лет. Плюс академический оклад …
Профессор понимает, что Прохин над ним сейчас насмехается, резко меняет тон на холодный и деловой.
– И какие у Вас предложения, капитан, если Вас не устраивают мои? Смотрите, как долго я терплю Ваше нежелание вести конструктивный диалог.
После этих слов профессора капитан оживляется. Теперь пришла его очередь говорить.
– Ну, если Вы хотите конструктива, – жестким ультимативным голосом приказывает капитан, – во-первых отвяжите меня от этого кресла. Во-вторых, освободите  мальчика на столе. Это может значительно смягчить Ваше будущее наказание. В-третьих, я думаю, чистосердечное признание и явка с повинной может еще немного смягчить его. Я за Вас лично походатайствую. Опять же в зависимости от Вашего дальнейшего  поведения. В-четвертых…
– Достаточно,  – высокомерно прервал его профессор Левин. – Жаль, капитан, что нам не удалось  договориться по-хорошему. Но Вы все равно еще сослужите мне службу, даже сами того не желая. Я  просто в темную использую альфа-частоту Вашего мозга, – с холодной улыбкой сообщает профессор Прохину.
Капитан в бессильной ярости сжимает свои сильные кулаки, надежно прикрученные ремнями к ручкам кресла.
– А мальчика я, конечно, отпущу, – добрым голосом продолжает профессор. –  Он  у меня здесь был подключен временно. На разогрев аппаратуры. А теперь Вы займете его место, как более мощный ретранслятор сигнала. И мы, наконец, займемся делами посерьезней, чем упражняться в  спортивной гимнастике.
Сказав это, профессор зловеще улыбается. Затем злобно бьет ногой  по стоявшему на полу граммофону. Пластинка с записью гимнастики слетает на пол с вращающегося патефонного диска, и разбивается вдребезги на множество осколков. Становится тихо. Только слышно как за окнами раздается топот лап тысяч лургов, еще марширующих  на улице  по инерции в такт утихшего музыкального сопровождения. 
Профессор подходит к стоявшей на столе переносной командной станции, включает её и отдает в черную эбонитовую чашку микрофона какую-то  короткую команду. Крыса-монстр, до этого момента маршировавшая в углу комнаты, резко останавливается, потом, развернувшись, подходит к лежавшему на столе Юле и отвязывает ремни с  рук и ног мальчика. Затем лург выдергивает  трубки капельниц, подключенных к рукам Юлы. Вдруг он резко сбрасывает  подростка со стола, прямо  на коробки с похищенным добром, стоявшим у стены. Затем тварь разворачивается  и идет в сторону привязанного к своему креслу Прохина. Капитан оценивающе смотрит на надвигающуюся на него массивную тушу противника.
– В Афгане было круче, – тихо шепчет он про себя свою любимую присказку и внутренне собирается с силами.
Трехголовая тварь нависает прямо над капитаном. Зубастые пасти дышат в лицо горячим злобным дыханием. Три пары злобных маленьких красных глаз светятся ненавистью.  Монстр сначала развязывает ремни на руках капитана, потом наклоняется всем своим неуклюжим грузным телом, чтобы отвязать ремни на ногах Прохина. Это было стратегической ошибкой профессора, управляющего монстром. Капитан обладает лучшей выучкой и реакцией, в придачу к его боевому опыту, чем вращающий ручки дистанционного управления чудовищем академик.
Ударом локтя капитан вырубает в затылок среднюю голову лурга. Чудовище с ревом встает на дыбы, трясет двумя оставшимися головами, пытаясь вернуть утраченную ориентацию в пространстве. Но Прохин не дает монстру этого сделать. Увернувшись в сторону, капитан делает визжащей твари  мощную подсечку под колено опорной ноги своим тяжелым армейским ботинком, и лург с воем рушится на пол. Прохин поворачивается в сторону, где у станции управления стоит профессор. Левин, увидев, что теперь инициатива явно не на его стороне, с невероятной для своего возраста ловкостью бросает в голову капитана тяжелый табурет, стоявший неподалеку. Воспользовавшись заминкой в действиях капитана, отбивающего рукой летящий в лицо тяжелый табурет, профессор с разбега разбивает своим телом оконное стекло, выпрыгивает из комнаты наружу.
Капитан подбегает к лежащему на полу Юле, и пытается прощупать пульс  на его шее. Убедившись, что пульс в порядке, а мальчик просто спит, накаченный какими-то снотворными снадобьями из подключенной к нему до этого капельницы, Прохин,  ударами ног крушит стоявщую возле стола ретранслятора  аппаратуру центрального управления радиосигналом, передающую сейчас команды  лургам, марширующим на улице.
Уничтожив большой передатчик, капитан смотрит на ворочающуюся на полу тушу трехголового лурга, потом переводит взгляд на выбитое в  окне стекло. Он видит, как через площадь, пробираясь сквозь толпу потерявших управление лургов, проворно улепетывает профессор Левин. Капитан Прохин в секунды принимает решение. Он подбегает к переносной станции, настроенной на частоту управления барахтающимся на полу  трехголовым лургом, и, быстро сориентировавшись в кнопках, посылает сигнал на антенну на голове твари. Этот сигнал буквально подбрасывает монстра в воздух и ставит его в вертикальное положение.
Лург стоит, злобно тряся своими головами и еще плохо ориентируясь в пространстве, но капитан дает ему команду двигаться вперед, и тварь, беспрекословно подчиняясь, тяжело выпрыгивает в окно и  устремляется следом за мелькающим белым халатом профессора Левина.
– Врешь! От меня не уйдешь, – говорит капитан с азартом охотника и, вращая ручками станции, направляет тяжело прыгающего монстра в направлении скрывшегося за деревянными бараками профессора Левина.
Капитан ставит транслятор на автосигнал и, выпрыгнув из окна, устремляется в ту же сторону, что и тяжело прыгающий сейчас лург. На площади не протолкнуться  от наступившего хаоса. Подземные крысы растерянно скачут, сбивая друг друга с ног и срывая с себя бесполезную амуницию в которой тут же путаются задними лапами.
Лурги испуганно шарахаются от  продирающегося сквозь их ряды капитана Прохина. Он убеждается в том, что эти существа теперь не представляют для него опасности, он может просто оттолкнуть их от себя прочь со своего пути.
Добежав до края площади, он останавливается и понимает, что уже ничем не сможет  помочь сбежавшему от него профессору.
Трехголовая тварь настигает Левина, уже перебравшегося через колючую проволоку забора у внешней городской черты.
За забором расстилается долина, покрытая каменными  воронками, с клубящимися в них светящимися волокнами пекалина. Пораженный увиденным, Прохин отвлекся от попытки проследить за дальнейшей судьбой профессора Левина. В это время гигантский лург, подгоняемый  сигналом с портативной станции, хватает замершего на краю воронки профессора, и по инерции продолжает свое движение вперед, прямо в глубину пекалиновой воронки. Создатель и его творение с истошными криками скрываются под бурлящей поверхностью извивающихся пекалиновых жгутов.
Капитан с опаской подходит ближе к этому странному месту. Светящиеся нити жадно тянутся из жерла воронки в его сторону. Обвивают ботинок на одной ноге. Он брезгливо обрывает липкие стебли и отходит на безопасное расстояние. Внезапно из центра кипящего колышущимися волокнами  пекалинового котла появляется голова профессора Левина. Его выпученные от испуга глаза смотрят на  капитана Прохина,  затем профессор опять скрывается под кипящей пекалиновыми жгутами поверхностью.
– Теперь ясно, профессор, какую процедуру вечной жизни Вы хотели мне прописать! Вы забыли одно очень важное правило – передозировка вечной жизни опасна для Вашего здоровья, профессор,  – с грустью произнес Прохин.
Капитану очевиден факт утери ключевого подозреваемого по этому странному уголовному делу, и, мысленно считая его закрытым, он быстрым шагом возвращается на городскую площадь.
Еще издали капитан замечает, как сквозь толпу мечущихся по площади лургов к зданию заброшенного санатория быстро направляется небольшая группа людей.
Среди них он видит черноволосую девочку в рабочем комбинезоне и кожаной кепке на голове, рядом с ней – высокого бородатого мужчину, тоже одетого в джинсовый комбинезон и смешную шапку колоколом, нахлобученную на подстриженную в скобку голову, и мальчика в черной спортивной одежде и спортивной обуви. Люди в комбинезонах отличались особым светлым тоном кожи, очень бледным, до синих прожилок под полупрозрачной кожей. Мальчик был явно не местным в этой бледнолицей компании, и по стилю одежды походил на подростка, которого капитан видел в лаборатории профессора Левина.
Группа людей останавливается, увидев Прохина. Они внимательно и настороженно приглядываются  друг к   другу.
Потом мальчик сделав шаг навстречу капитану, спрашивает:
– Вы попали сюда на призраке?
– В некотором роде, – почесал в своем затылке капитан, – Был тут один, похожий на призрака. Но потом все, слава Богу, как-то уладилось.
Капитан снимает со своей головы краповый берет, вытирает им пот на своем лице и надевает берет обратно на голову. Он  решает,   здесь больше ничему не удивляться. Потом показывает  рукой  в сторону здания:
– Там есть раненый. Наверное, твой друг? – спрашивает он, обращаясь к мальчику.
Пашка, а это был именно он, согласно кивает ему головой.
– Да. Это мой друг Юлий. Я вернулся, чтобы его спасти.
– Это правильно, – согласился с ним капитан Прохин, – сам погибай, а товарища выручай. Тогда чего стоим? – обращается он уже ко всем присутствующим. – Двинули вытаскивать вашего приятеля.
Все вместе, проталкиваясь сквозь толпу лургов, продолжавших свои бессмысленные прыжки по площади, они быстро двигаются  по направлению к главному входу в здание санатория.
– А что будет с этими тварями? – спрашивает у своих новых знакомых капитан указывая на лургов.
Девочка смотрит на капитана своими большими зелеными глазами и отвечает вежливо и серьезно:
– Мы должны увести их за собой, к новому тоннелю. И забрать с собой на новую землю.
Бородач возмущенно всплескивает своими руками, говорит громко с причитанием:
– Светлана Дмитриевна, мало нам своих забот. Так теперь еще и с этими тварями зубатыми возиться придется! Куда ж нам их сейчас тащить с собой. Юрий Дмитриевич же ясно объяснил, что времени совсем мало осталось.
Девочка отвечает ему решительно:
– Осип, мы отчасти сами виноваты, в том, что с лургами произошли все  эти несчастья. И теперь мы должны помочь им. Мы не можем бросить их здесь в таком состоянии.
– Послушайте, – вмешивается в их разговор капитан, почувствовавший  симпатию к этим странным подземным незнакомцам, и проникается участием к возникшим у них проблемам. Кроме того, у капитана Прохина внезапно проснулась подзабытая им командирская жилка, которой он когда-то  славился в военных командировках.
–  Я могу увести это стадо за собой. Здесь осталась небольшая действующая станция. При правильной организации дела, я думаю, все должно получиться.
– Спасибо, добрый человек, – с добродушной силой хлопает его по плечу бородач, которого, как уже известно капитану, зовут Осипом.
– Твари, они конечно бесполезные и вреда нам много принесли, – продолжает Осип. – Но да ладно. Все ж таки живая душа и своего участия требует.
– Капитан Прохин, – представляется своим новым знакомым капитан и  отдает честь прикладывая два пальца к кокарде берета на своей голове.
– Пойдем, капитан, со мной, дорогу тебе покажу, куда погоним кенгуру этих хвостатых, – живо говорит капитану бородач и тянет Прохина за собой, в сторону стоявшего неподалеку от площади на железнодорожном полотне, мотовоза.
Пашка со Светланой быстро поднимаются по ступеням крыльца в здание санатория, и уже знакомым коридором идут в помещение большого зала, где в прошлый Пашка отбивался от напавшего на них со Светланой трехголового лурга.
Войдя в зал, Пашка сразу видит лежащего на помятых коробках Юлу. Он подбегает к  нему и, наклонившись ухом к губам товарища слушает его дыхание. Светлана подходит к разгромленному ретранслятору рядом со столом. Задумчиво рассматривает свисающие из разбитых приборов провода и трубки.
– Не бойтесь, Павел. С Вашим другом все в порядке. Он просто спит, – говорит девочка Пашке.– Операторам через которых передавали сигнал, вкалывали сильное снотворное, чтоб дольше держать их в режиме передачи, не отвлекаясь на отдых и прием пищи.
– И долго длится влияние снотворного? – с беспокойством спрашивает Пашка.
– Не меньше суток, – отвечает Светлана и присаживается на коробку с какими-то банками,  рядом с сидевшим на корточках возле Юлы  Пашкой.
– Вы еще не передумали возвращаться наверх, Павел? – с небольшой грустью в голосе, спрашивает она  у него.
Пашка смотрит на девочку в несколько смущенном удивлении.
– Светлана у меня наверху родители, я уже даже сам не представляю, что там с ними сейчас происходит.
Светлана кладет свою узкую прохладную ладошку на его запястье.
– Я понимаю Вас, Павел. У нас с братом тоже сегодня радостный день. Надеюсь, что в скором времени мы тоже наконец-то встретимся с нашим отцом. А Вам я желаю встретиться с Вашими родителями. И Вашей любимой собакой, про которую Вы мне рассказывали. Я буду по Вам скучать, – дрожащим голосом неожиданно говорит Светлана и, поднявшись, выходит из комнаты.
Пашка в смущении смотрит ей вслед. Ему хочется сказать ей, что-то такое особенно  приятное, но нужные слова так сразу не приходят в его голову.
В двери заходят Осип и капитан Прохин. Капитан подходит к столу и закидывает за спину портативную станцию ретранслятора. Потом идет в уголкомнаты, где кучей были навалено похищенное добро. Носком ботинка шевелит валяющуюся на полу пачку банкнот, задумчиво говорит про себя:
– Все в этой жизни суета сует.
Решительно развернувшись, выходит из комнаты, на ходу включает переключатель управляющей станции, висевший у него за спиной.
Осип подходит к Пашке, положив  руку ему на плечо и сообщает:
– Пора, господин гимназист. Времени у нас теперь совсем  не осталось.
С дороги раздается пронзительный сигнал сирены мотовоза.
Осип, нагнувшись, поднимает с пола мягко повисшее в его руках тело Юлы, и, раскачиваясь на ходу, идет к выходу из зала. Пашка шагает следом за ним.
На улице они видят, как капитан Прохин, ловко организовав бессистемно метавшихся до его появления по площади лургов в длинную узкую колонну, выгоняет их на рельсы и выстраивает ровной шеренгой, следом за платформой, прицепленной к локомотиву мотовоза.
Платформа уже загружена доверху металлическими полосами рельс.
Андрей из кабины опять дает длинный гудок, – торопит команду скорее занять места на борту мотовоза.
Осип передает Юлу на руки склонившегося из кабины одного из незнакомых Пашке членов экипажа, прибывших с ними для помощи в погрузке рельс. Все быстро забираются на платформу, локомотив стремительно набирает скорость, и покидает территорию старого города.
 Пашка смотрит на исчезающую в сумраке пещеры верхушку радиомачты, стоящую на центральной площади, потом смотрит на сидящего на заднем краю платформы капитана Прохина, управляющего по станции стоявшей у него на коленях, скачущей следом за поездом колонной лургов. У капитана счастливое выражение лица человека наконец-то нашедшего то, о чем он так долго мечтал. Пашка задумчиво смотрит на скачущих следом за поездом лургов. Думает про себя, как все удивительно резко изменилось в подземной жизни с самого первого  дня его прибытия сюда.
Пашка перебирается через край платформы и по мостику вдоль бортов корпуса локомотива проходит в кабину машиниста. Здесь он видит, как Светлана с Андреем встревоженно наблюдают за резко скачущей по бумажной ленте за стеклянным окошком, стрелкой магнитометра. Он и сам теперь видит, как пики графика, нарисованные на бумажной ленте острым пером самописца, резко ползут вверх.
– Амплитуда магнитного поля совсем зашкаливает, – тревожным голосом говорит Андрей.
– Я думаю, мы должны успеть, – отвечает ему Светлана. Потом поворачивается, смотрит на зашедшего в рубку Пашку.
– Павел, Вы должны быть готовы к быстрой эвакуации. Вы и Ваш друг. Обстановка ухудшается. Наш новый член экипажа, капитан Прохоров сообщил, что входной шлюз на верхнем уровне сейчас открыт. Вам надо успеть, пока автоматика входного шлюза не среагировала на возросшее магнитное поле и не закрыла этот вход. 
– Если люк успеет закрыться раньше, – продолжает с тревогой в голосе девочка, – то Вы будете отсечены от  верхних тоннелей, ведущих на поверхность и попадете под поток  прорвавшейся в тоннели гномы.
Пашка кивает головой на её слова в знак того, что ему все понятно. Потом смотрит на Юлу, по-прежнему лежащего без сознания на скамейке у борта кабины.
Пашка пытается прикинуть насколько быстро и далеко он сможет дотащить его на руках, если вдруг придется это сделать. «Ничего, прорвемся, – решительно думает он про себя, – Отступать некуда».
Светлана догадывается, о чем задумался Пашка и говорит ему:
–  Мы дадим Вам мотодрезину. Поедете от новой шахты по кольцевой ветке. Она выведет Вас к старой станции метро, – это пещеры, которые находятся выше старого города, там, где пятьдесят лет назад произошел первый прорыв подземной реки. Через эту станцию выберетесь к шлюзовому выходу, а оттуда должны быть какие-то лифты, ведущие наверх.
– Я все понял, Светлана. Спасибо Вам! – говорит Пашка. Он чувствует, как ожидание встречи с миром на поверхности,  с родителями, с солнечным светом, начинает захлестывать его душу. От подступившей к его сердцу радости, он не замечает грустного взгляда Светланы обращенного в его сторону.
Вскоре мотовоз прибывает к основной стоянке головного состава. Уже издалека Пашка замечает радостное оживление, царившее у вагонов состава.
Мотовоз сбавляет скорость и тормозит на стрелке, которая пересекается с основными железнодорожными путями, уходящими в новую шахту, прорубленную недавно в сторону новых пещер ведущих к самому центру Земли.
Пашка замечает, что освещение в пещере изменилось.
В монотонный зеленый свет, исходящий от светящихся мхов, добавились новые теплые краски. В пещере стало светлей. И этот новый свет исходил из прорубленного в стене шахты нового тоннеля. Пашка выпрыгивает из кабины мотовоза, подходит к стоящим у главного локомотива членам подземной общины.
Здесь он видит радостные  веселые лица членов экипажа проходческого поезда, одетых по случаю торжественного события в чистые комбинезоны.
Там же стоит отец Макарий и брат Светланы, Юрий. Кто-то хлопает  Пашку по плечу крепкой рукой. Пашка оборачивается. Это его паровозный наставник, Матвей Прохорыч.
– Ну что, салага, – громким, как у всех механиков, привыкших перекрикивать шума в моторном отсеке, голосом кричит он. – Слышал, покидаешь нас.
Пашка согласно кивает головой.
– Ну так, если что, не держи на меня зла за излишнюю строгость в учебе, – добродушно улыбаясь в усы говорит ему Прохорыч. – Глядишь, может когда-нибудь и пригодятся тебе мои науки.
– Я не сержусь, Матвей Прохорыч! – вполне искренне отвечает Пашка своему недавнему наставнику.
– Ну и лады. Видишь, какой праздник у нас сегодня. Пятьдесят лет прорубались к новым землям. И вот какую красоту нашли там.
Пашка подходит к краю тоннеля смотрит туда, куда сейчас смотрят все.
Вдалеке, в самом конце ствола шахты, он видит большое круглое разноцветное пятно. Это выход на другую сторону тоннеля. На третий уровень поверхности земного ядра. Место, которое обнаруживший его когда-то Светланин отец, инженер Горин, назвал  Земля-2.
 Из тоннеля льются разноцветные лучи странного теплого освещения. Откуда идет  этот светлый поток тепла, пока непонятно. Но чувствуется, что это  очень теплый и дружественный к людям  свет.
Пашка видит, как к Юрию быстро подходит диггер Андрей, что-то показывает ему на принесенной с собой ленте магнитометра, и они с озабоченными выражениями на лицах изучают принесенную Андреем информацию.
Потом Юрий рукой дает команду всем срочно грузиться в поезд.
Прохорыч опять бьет Пашку по плечу рукой, привлекая его внимание.
– Ну ладно, давай, бывай, салага,  я там тебе дрезину на обратную дорогу снарядил. Вон она за последним вагоном на путях стоит.
Он показывает на стоявшую сразу за поездом на рельсах главной дороги мотодрезину.
– Спасибо тебе Прохорыч, -  растроганно говорит Пашка своему бывшему уже наставнику. Он только сейчас понимает, как привык, прикипел всей душой и сердцем, за все то время, что находился здесь в подземных пещерах, ко всем этим странным, таким несовременным и непонятным для него людям.
– Спасибо! – строгим голосом недовольно тянет Прохорыч. – Как должен правильно отвечать член команды подвижного состава?
– Младший механик Герасимов вахту сдал! – лихо вытянувшись во фрунт рапортует Пашка, глядит прямо  в усы  строго рассматривающего его механика.
– Старший механик Потапов вахту принял. Ну вот и все. Прощевай, Павел, –отвечает Прохорыч суровым басом, и пожав на прощание Пашкину руку своей крепкой железной ладонью, бежит по направлению к стоявшему уже под всеми парами главному локомотиву.
Пашка быстро идет  к стоявшей на рельсах дрезине. Надо подготовиться к погрузке на борт, не пришедшего еще пока в сознание Юлы.
Он внимательно осматривает агрегат, вспоминая как надо управляться с электродвигателем установленным на дрезину. Слышит голос подошедшего незаметно Осипа.
– Принимайте своего друга господин гимназист, – Осип осторожно сгружает завернутого в мягкое   войлочное покрывало Юлу на дно дрезины.
Вместе с Осипом, к Пашке подходит и Светлана. Она молча стоит в стороне, наблюдая как Пашка с Осипом грузят на платоформу тело Юлы. Осип смотрит сначала на стоявшую молча неподалеку девочку потом на Пашку, и, хмыкнув скептически что-то себе под нос отходит к задней площадки последнего вагона. Светлана подходит  к Пашке.
– Видите, Павел, прошла неделя, а Вы совсем не состарились, как боялись этого раньше.
– Даже не верится Светлана, что прошла только неделя. Кажется, что я уже здесь целую жизнь! –  пытаясь казаться веселым, отвечает  девочке Пашка.
– Вы помните, что я говорила, что буду вспоминать Вас, – тихо спрашивает Светлана у Пашки.
В это время локомотив  дает длинный пронзительный гудок и начинает движение вглубь тоннеля. 
– Светлана Дмитриевна! – кричит с нижней подножки заднего вагона встревоженный  Осип:
– Догоняйте! Отстанете,  Светлана Дмитриевна!
– Я помню, Светлана! – отвечает Светлане  Пашка. – И я обязательно вернусь сюда и найду Вас. Хоть через сколько лет. А Вам я желаю поскорей найти Вашего отца.
– Спасибо, тебе Паша. А это держи себе  на память,  – неожиданно называет она его на «ты», и Пашкино сердце начинает радостно биться от такого дружеского признания со стороны этой неприступной девочки.
 – Вот держи, чтобы  не заблудиться в пещерах на обратном  пути домой, –говорит Светлана и протягивает ему большой светящийся пьезокристалл.
Потом, развернувшись, она бежит следом за набирающим ход поездом. Осип протягивает ей руку, и девочка быстро вскакивает на заднюю подножку. Она стоит, повернувшись лицом к Пашке на площадке заднего вагона, и машет ему рукой. Пашка  тоже машет рукой ей в ответ.  
Поезд, набирая ход, несется в глубину тоннеля и растворяется в сиянии нового подземного мира, как только он пересекает границу света, находящуюся за выходом из тоннеля, в шахте тоннеля начинают закрываться огромные металлические ворота, отсекающие вход в новые земли от верхнего уровня пещер. Створки ворот уже почти сомкнулись, как вдруг между ними, размахивая большими  разноцветными крыльями, выпархивает огромная, похожая на летающий, цветок бабочка. Пашка с изумлением смотрит на это похожее на яркий сон крылатое чудо, неожиданно осветившее своим стремительным полетом сумрак подземного мира, и скрывшуюся также внезапно, как и появившуюся, где-то в темноте дальних пещер. Он вспоминает про грозящую ему и Юле опасность, заводит двигатель мотодрезины, бьет кристаллом о край платоформы. В ярком свете сияющего кристалла дрезина стремительно несется по рельсам объездной ветки новой дороги.
Пашка внимательно смотрит вперед. Осторожно поправляет голову лежащего на полу дрезины Юлы.
– Ничего Юла, теперь мы точно должны выбраться! – говорит он вслух,  хотя понимает, что спящий крепким сном Юла его сейчас совсем не слышит.
Неожиданно глухой удар сотрясает пол и стены пещеры. Дрезина подпрыгивает на рельсах. Пашка понимает, что это начинается прорыв подземной реки. Он прибавляет скорости столько, сколько может. Смотрит  в бок в чернеющую пустоту за бортом дрезины. Сейчас он проезжает по самому высокому краю пещеры, где-то внизу от него находится долина с расположенным на ней старым городом и пекалиновыми оранжереями. Внезапно дрезина выезжает на открытое место и Пашка, наконец, может сверху рассмотреть раскинувшуюся под ним пекалиновую долину.
Подземное извержение уже начало затапливать самые низкие места пекалиновой долины. Зеленые языки гномы, неспешно заливают воронки с пекалиновыми кустами, текут  по улицам брошенного города. Пашка видит, как под потоком густой зеленой лавы рушится ажурная вышка радиотранслятора.
«Прощай, новый мир» – грустно думает он, и с тревогой начинает всматриваться в мрак надвигающегося на него тоннеля. Пещера заканчивается. Мотодрезина еще некоторое время уверенно мчится по гладкой поверхности рельс. Потом её начинает трясти и бить как в лихорадке. Дальше начинается тоннель, ведущий к станции заброшенного старого метрополитена. Это залитый застывшей окаменевшей гномой после старого прорыва тоннель. Здесь гладкие рельсы совсем заканчиваются и дрезина  слетает с железнодорожного пути. Дальше придется идти пешком. Благо, что станция старого метро находится уже совсем рядом.
Пашка осторожно, чтобы не выронить подаренный ему Светланой кристалл, взваливает себе на плечи бессознательное тело Юлы и осторожно шагает по неровному от застывшей гномы дну старого тоннеля метро, подсвечивая кристаллом себе под ноги. Наконец он добирается до перрона заброшенной станции. Сначала перекидывает на платформу Юлу, потом выбирается сам. Это самая грандиозная станция из тех, которые он когда-либо видел в своей жизни.
 Гигантские статуи рабочих и работниц, покрытые потеками застывшей лавы, смотрят на него с высоты огромного зала. Пашка скрипя зубами от напряжения волочит завернутого в войлок Юлу по неровному полу станции. Отблески света, исходящие от кристалла, выхватывают из темноты тоннеля огромные ступни стоявших по краям перрона станции каменных гигантов.
Пашка чувствует, как начинает дрожать земля под его ногами, где-то следом за ним по подземным тоннелям медленно и неумолимо разливается смертельная река подземного извержения. Раздается еще один мощный удар и огромная статуя рабочего, стоящая в самом дальнем конце перрона, держащего на плечах земной шар, с грохотом рушится на землю. Огромный гранитный шар, упав на платформу, катится некоторое время по направлению к Пашке, а потом разваливается на несколько  больших массивных каменных кусков. Подземные удары на некоторое время стихают.
Пашка, наконец, проходит через весь длинный перрон этого подземного каменного подземного музея, и выходит в боковой технический  отрезок короткого аварийного тоннеля.
Где-то здесь, как объяснял Андрей, должна находиться крышка аварийного шлюзового выхода наружу, к лифтам, поднимающимся на поверхность. Пашка из последних сил тянет Юлу по рельсам тоннеля и упирается, наконец, в крышку шлюза. О ужас! Она уже плотно закрыта. Пашка в бессилии бьет по толстому металлу кулаком. Бесполезно. Его удар даже не отражается в толстом металле каким-либо ответным эхом.
Земля под ногами дрожит все больше, подземная река медленно приближается по шахтам тоннеля, заполняя своей тягучей массой подземные пустоты брошенных шахт и станций метро.
Внезапно Пашка чувствует, что к природному гулу проснувшейся стихии приплетается какой-то не такой мощный, но узнаваемый механический звук.
 Стук колес по рельсам подземного тоннеля. Пашка не верит своим ушам. Но когда к стуку колес прибавляется еще и тонкий свисток паровозного гудка, он понимает, что по шахте тоннеля в его направлении движется подземный состав. Он перехватывает Юлу руками, держит его перед собой, крепко обхватив под подмышки. Сам вжимается всем телом, насколько можно, в стену узкого аварийного тоннеля. Из-за поворота шахты появляется свет паровозного фонаря. Это небольшой состав, собранный из паровоза и нескольких вагонов, предназначенных для передвижения техперсонала и перевозки грузов под землей. Из низкой трубы паровоза, или даже скорее паровозика, валят клубы густого дыма. К паровозику прицеплены небольшие низкие вагоны клети, на таких в старые времена транспортировали под землей шахтеров-углекопов. Паровозик едет не очень быстро, и поэтому у Пашки получается достаточно ловко закинуть в один вагончик клеть завернутого в войлочное покрывало Юлу, и самому успеть следом запрыгнуть в дверной проем следующего вагона. Уже лежа на полу вагона, он вспомнил свой разговор с Андреем, о его теории появления в тоннелях метро поездов-призраков. «Сильное магнитное влияние, искажающее пространство» – вспоминает  про себя Пашка объяснения Андрея по поводу физики подобных явлений. «Все верно, все сходится, – опять думает про себя Пашка. – Гнома, извержение, поезд-призрак». Это последнее, о чем он успевает подумать, перед тем, как погрузится в глубокий усталый сон.
 
 
ГЛАВА 14
МАШИНИСТ МОТОВОЗА
 
– Пашка! Паха! – запыхавшимся голосом кричит Юла.
Пашка в задумчивости стоит у блестящей вертушки турникета у входа на эскалатор метро. Пытается открыть её, толкает перед собой руками металлические поручни. Несмотря на летнее утро, в метро уже полно народу. Люди, толпящиеся в холле, на подходе к турникетам послушно  разделяются на равномерные потоки, перетекающие через турникеты дальше на лестницы эскалаторов.
Один из таких пассажирских потоков, упершись в застрявшего у турникета Пашку, начинает бурлить вокруг застрявшего на проходе подростка,  пассажиры с возмущенными криками наспех пытаются перестроиться в очередь на соседний турникет.
– Мальчик, немедленно прекрати баловаться. Не загораживай проход гражданам! – раздраженным голосом кричит ему из своей стеклянной будки, похожей на стакан,  сурового  вида дежурная по станции с яркой малинового цвета завивкой на голове.
Протискивающиеся к эскалатору пассажиры недовольно толкают замешкавшегося у турникета Пашку локтями в спину и в бок.
– Встал тут,  на самом проходе. Ни в зад, ни вперёд!– недовольно бормочет, с целеустремленностью танка, уверенно пробирающаяся среди человеческой толчеи старушка. Проходя мимо, она больно бьет Пашку по ногам своей дачной клетчатой тележкой на колесах, но даже это обстоятельство не выводит его из состояния задумчивого созерцания не открывающегося турникета.
– Спокойно, тетенька, мы уже все, проходим! – весело и убедительно кричит Юла  вылезшей из будки станционного поста и направляющейся с грозным видом в их сторону дежурной. 
– Ты чего, Паха? Отвык? Турникет без жетона не открывается! – напоминает Юла, Пашке.  Он  внимательно и с тревогой всматривается в Пашкино лицо.
Потом протягивает ему на ладони своей раскрытой руки один из принесенных жетонов:
– На, держи. И идем уже  отсюда. А то народ  вокруг что-то  волнуется  не по делу.
Пашка берет протянутый товарищем жетон. Бросает его в узкую щель приемника на турникете. Загорается зеленая лампочка. Они с Юлой проворно проскакивают  через блестящие рогатки открывшегося турникета, встают на ступеньки быстро  скользящей вниз ленты эскалатора.
Пашка смотрит по сторонам, пытаясь привыкнуть к своим новым «земными» ощущениям. Прошло еще не так много времени после того, как их с Юлой выписали из больницы, где они поправляли здоровье или, как говорят врачи, проходили реабилитационный курс после своей затянувшейся подземной вылазки. Судя по тому, что ребятам рассказали в больнице, их обнаружили спасатели в одной из заброшенных шахт старого транспортного тоннеля, находящегося на территории  заброшенного военного завода в результате недельных поисков.
После того, как Пашка провел неделю в сумеречном скудном на звуки и запахи подземелье, а потом еще и провалялся в тишине больничной палаты, у него с непривычки звенит в ушах от постоянного громкого шума вокруг,  кружится голова от солнечного света, насыщенного запахами воздуха и   высокого неба. 
В теле до сих пор присутствует постоянная  звенящая слабость,  а  во рту Пашка постоянно чувствует горький привкус  лекарств. 
Сейчас он стоит на ступенях катящегося вниз эскалатора, молча  смотрит на стоящего  рядом с ним Юлу, который без остановки что-то громко пытается ему объяснить.
Несмотря на то, что какое-то время и Юле пришлось провести под капельницами на больничной койке, он уже выглядит по-прежнему бодро и как раньше достаточно уверенно. У него только немного осунулось лицо и опали мышцы плеч. Сам Юла считает,  это все ерундой, и не сомневается, что ему не потребуется много времени, чтобы снова привести себя в нужную физическую форму.
Пашка рассеяно смотрит на увлеченно рассказывающего ему о чем-то приятеля.  Не особенно стараясь вникнуть в смысл бойко сыпавшихся из Юлы  слов, Пашка мучительным усилием воли пытается раскопать в глубинах своей затуманенной памяти все, включая мельчайшие, подробности, касающиеся недавнего случившигося с ними происшествия, и навести хоть мало-мальский порядок в неразберихе толпящихся в его голове воспоминаний, ощущений и переживаний.
Он помнит, что им рассказали, как их с Юлой, в результате недельного поиска обнаружила спасательная команда диггеров.
Говорят, что Пашку и Юлу, истощенных недельным скитанием по подземным шахтам заброшенного старого тоннеля, нашли лежащими в беспамятстве у запертой решетки,  закрывающей выход из шахты.  При осмотре ребят врачи в больнице кроме общего истощения организма обнаружили у них еще и частичную амнезию, или в переводе на общечеловеческий  язык с медицинского — частичную временную потерю памяти.   
Правда, лечащий доктор потом успокоил друзей, объяснив им, что такое расстройство памяти – это нормальная реакция здорового человеческого организма на стрессовую ситуацию. Он объяснил, что мозг человека в критических, опасных для него ситуациях может самопроизвольно вычеркивать из памяти  фрагменты воспоминаний, вызывающих у него  тревожные ощущения, или, например, как в их случае, погружаться  на некоторое время в  защитную спячку.
Затем  врач еще раз попросил Пашку пересказать ему историю своих подземных приключений. 
Пашка снова, от начала до конца, стараясь не упускать подробностей, повторил доктору все обстоятельства истории,  которая приключилась с ребятами во  время их недельного путешествия в подземном мире.
Он рассказал о странном экипаже подземного  поезда, о лургах, о волшебном растении пекалине, о светящихся мхах, все о том, другом мире, расположенным глубоко под поверхностью Земли, где им удалось побывать во время своего путешествия.
            Доктор внимательно слушал необыкновенный Пашкин рассказ, что-то быстро записывая  в свою толстую тетрадь.
Потом он ушел. А на другой день в Пашкину палату, вместе с врачом, пришел еще один человек, который тоже представился Пашке доктором.
 Пашка вежливо кивнул на приветствие и общие расспросы о состоянии своего здоровье от нового врача, а про себя отметил, что на прибывшем к нему в палату «докторе», под накинутым белым халатом была надета военная форма.
Пришедший новый «доктор» некоторое время молча перелистывал тетрадь, куда Пашкин лечащий врач записывал рассказанные им истории, и с удивленным видом хмыкал что-то себе под нос. Потом сказал, что хочет побеседовать с мальчиком о чем-то для него весьма важном.
Для начала он перечислил Пашке все симптомы и диагнозы, обнаруженные у них с Юлой после перенесенных тяжелых испытаний под землей.
Затем он перешел к списку статей административных правонарушений, на которые власти закрыли глаза и решили  не привлекать по этим фактам правонарушений ни ребят, ни их родителей к ответственности в виде каких-либо наказаний, в связи с тяжелым состоянием самих нарушителей и учитывая непростое состояние их родителей, испытавших сильный стресс в связи с исчезновением своих непослушных детей.
Потом странный «доктор» рассказал Пашке, что у врачей нет ни малейшего беспокойства по поводу самочувствия Юлы. Тот  уже фактически здоров и быстро идет на поправку.
А вот Пашкино состояние вызывает у медиков определенные опасения.
 «Военный» доктор достал из принесенного с собой делового портфеля несколько апельсинов, положил их на тумбочку возле Пашкиной кровати и объяснил ему причины  подобного врачебного беспокойства.
Пашкин случай амнезии, по его словам, имеет более тяжелую форму, и как пойдет дальнейшее успешное излечение этого заболевания, будет зависеть от самого Пашки. Все зависит от того, насколько мальчик сам будет готов  победить в себе болезненные симптомы. Например, перестанет убеждать себя и окружающих  в  реальности случившихся с ним под землей событий.
Исходя из дальнейших рассуждений «военного» доктора, обращенных к Пашке следовало, что во-первых, все равно никто и никогда не поверит в правдивость всей этой истории, а во-вторых, неизвестно как всю эту информацию будут воспринимать  лечащие Пашку  врачи.
 Еще он сказал, что если Пашка будет настаивать на правдоподобности  рассказанной им необычной истории,  то это их с Юлой лежание под капельницами в  скучной  больничной палате, возможно, очень сильно затянется, в то время,  когда на дворе полным ходом идут летние каникулы.
Разложив по полочкам  внимательно слушавшему его Пашке все эти важные обстоятельства, касающиеся вопросов общего хода лечения, «доктор» засобирался на выход, и, напоследок по-отечески ласково потрепав мальчика по волосам и пожелав скорейшего выздоровления, быстро покинул палату.
После странной беседы с этим «доктором», Пашка некоторое время напряженно размышлял. Он  и сам уже начал сомневаться  во всей правдоподобности произошедшей с ним под землей истории.
Действительно, провести целую неделю в подземном тоннеле  без еды и в полной темноте! Как это на самом деле могло отразиться на их с Юлой молодых организмах?
Поэтому Пашка решил пока больше никому, даже своим родителям, ничего не рассказывать обо всех загадочных происшествиях, случившихся  с ним в подземных пещерах.
«Эх, – думалось Пашке, сколько же  золотых  деньков  школьных каникул потрачено  лежа под капельницами на больничной койке! Почти все… Нужно срочно наверстывать, успеть надышаться свободой до начала учебного года. Да, и похоже, никому ни слова о том, что произошло. Иначе меня могут тут запереть надолго». 
По молчаливому согласию между друзьями, после всего, что с ними произошло, они  решили раз и навсегда покончить со своими зацеперскими «подвигами».  И вообще резко поменять всю свою жизнь.   
  Поэтому сегодня они, как все обычные пассажиры в метро, покупают проездные жетоны и решают ехать обычным способом, внутри вагона обычного поезда.  
Юла первым, после выписки из больницы, нашел для себя новое увлечение, которое, как он посчитал для себя, сможет компенсировать ему утраченные от  езды на крышах вагонов, ощущения риска. 
Сразу после выписки, он уговорил Пашку поехать вместе с ним на собеседование в цирковое училище и попробовать поступить там на подготовительное отделение воздушной акробатики.
Пашка не то что бы горячо поддержал это новое увлечение своего приятеля… Однако любопытство и желание составить другу компанию и оказать моральную поддержку на собеседовании взяли верх, и Пашка   отправился на собеседование  вместе с Юлой.
Ко всему прочему, ему очень хотелось развеяться от преследовавших его воспоминаний о подземных приключениях и отвлечься от давящей на него невозможности с кем-либо этими воспоминаниями поделиться.
Сейчас Пашка стоит, положив руку на движущийся по бесконечному кругу поручень эскалатора, и смотрит на оживленно болтающего о чем-то рядом с ним Юлу. И вдруг он совершенно невпопад спрашивает у  своего приятеля:
– Слушай Юла, неужели ты совсем  ничего не помнишь из того, что с нами случилось под землей?
Юла замолкает и тревожно и внимательно смотрит в лицо Пашки.
 – Слушай, Паха, не начинай все по новой! –  сердито говорит он. – Вообще-то, по словам врачей,  я головой сильнее тебя ударился. И потом, я дольше чем ты находился без сознания.  Поэтому вроде как я, а не ты, должен  рассказывать сказочные истории  про подземных девочек и гигантских крыс. Но так как я, несмотря на то, что крепко  приложился головой,  ничего этого не видел, то значит, ничего того, о чем ты рассказываешь, и не было! Доктор же нам все объяснил. Переутомление. Амнезия. Защитные механизмы психики. И все на этом! Не было никаких подземных принцесс и поездов-призраков.
В ответ на эту сердитую реплику со стороны своего друга, Пашка миролюбиво машет рукой и тоже отворачивается лицом по направлению движения эскалатора. Он видит, как болезненно реагирует Юла на любую его попытку подобных воспоминаний, и решает больше не поднимать эту тему в разговорах со своим приятелем.
Они спускаются вниз по лестнице эскалатора, уже не разговаривая. Идут, протискиваясь сквозь плотную толпу пассажиров, беспорядочно  снующих по платформе  станции, в бестолковой суете утреннего траффика. Ребята подходят к краю перрона. Пашка смотрит в чернеющую глубину тоннеля. Воспоминания о подземном мире вновь начинают оживать в его мозгу. Внезапно раздается резкий тревожный гудок приближающегося локомотива. Пашка слышит  беспокойный голос дежурной по станции, объявляющий по динамикам громкой связи важную информацию по движению поездов:
– Граждане, внимание! Просьба отойти от края платформы. Посадки на следующий поезд не будет. Проходит технический состав. Просьба отойти от края платформы! Внимание!
Они с Юлой отступают от края платформы. Смотрят, как из темной глубины тоннеля быстро надвигаясь на них, появляется  головной вагон движущегося поезда. Ярким светом горит прожектор на кабине машиниста. Локомотив издает еще один, закладывающий уши пронзительный гудок.
Пашка смотрит в кабину пролетающего мимо них короткого, всего из одного вагона и пристегнутой к нему низкой металлической платформы состава поезда. На грузовой платформе лежат длинные металлические полосы рельсовых полотен, с гулким грохотом ударяется о борта, катающаяся по полу пустая ржавая бочка. На железном дне грузовой платформы валяются разные рабочие инструменты – лопаты, кирки, стоят ящики с какими-то железками.  В кабине поезда Пашка видит стоящего  у  пульта управления локомотивом, машиниста. Машинист не смотрит в Пашкину сторону, его взгляд прикован к дороге. Но сам Пашка прекрасно может разглядеть его. Это крепкий мужчина, одетый почему-то в камуфляжную форму, с волевыми чертами лица, и натянутым на голову лихо заломленным  малиновом беретом с золотой кокардой.
Пашка с изумлением смотрит на это, откуда-то такое знакомое ему, лицо, находившегося в кабине проносящегося мимо локомотива. С  удивлением трясет головой.  Пашка не может ошибиться. Он когда-то точно встречал этого человека. Там, под землей, на пустынной площади заброшенного старого города.
Поезд с грохотом проносится мимо перрона. Стук его колес замолкает в черной глубине ствола шахты. В тоннеле становится тихо. Пашка еще некоторое время в удивленном замешательстве  смотрит в след умчавшегося в темноту состава. Юла толкает его рукой, выводит из состояния растерянной задумчивости.
– Не спи, Паха. Наш поезд.
Следом за  только что прошедшим техническим составом, к  платформе подходит обычная подземная электричка, и они с Юлой, помогая себе локтями, протискиваются в глубину вагона сквозь затор из спешащих пробраться внутрь пассажиров, как обычно создавшийся на входе у дверей.
Это обычный утренний час пик. Люди спешат на работу. В вагоне поезда метро сейчас тесно от стоящих вплотную друг к другу пассажиров. Пашка с Юлой стоят, прижавшись к самым дверям вагона, сдавленные плотной стеной человеческих тел. Поезд, дернувшись, резко трогается с места. Пашка смотрит на  внезапно побледневшее испуганное лицо стоявшего около него Юлы.  Мысленно пытается понять возможные причины того, что так сильно может напугать его друга. В мире таких причин немного. Точнее таких причин просто не может быть. Но сейчас Юла явно чем-то напуган. Пашка скашивает свой взгляд  немного в сторону, по направлению испуганного взгляда Юлы.  Он  видит, как прямо перед носом у его товарища качается прижатая к объемному пузу какого-то бородатого мужчины стеклянная банка с крупной морской свинкой внутри.
Морская свинка стоит на задних лапах на дне банки. Скребет когтями передних лап по прозрачной стенке толстого стекла. Скалит оттуда свои острые  передние зубы, скользит резцами по стеклянной поверхности, как будто пытаясь  прогрызть стеклянную стенку банки. Оскаленная мордочка свинки качается как раз перед самым носом Юлы. Тот, тяжело дыша,  зачарованно смотрит на движущиеся перед его глазами за толстым стеклом, острые резцы клыков, торчащие из пасти упитанного домашнего зверька.
Как только поезд останавливается на нужной им станции, Юла стремглав вытаскивает Пашку из вагона. Стоит, тяжело дыша, вытирает рукой холодный пот с лица, отперевшись спиной на прохладный бок мраморной колонны.
Пашка подходит, останавливается рядом,  насмешливо замечает:
–Ты чего Юла? Едешь поступать в цирковое, а сам морской свинки испугался.
– Я же не на дрессировщика еду поступать! – едва оправившись от испуга и  пытаясь говорить своим обычным бодрым голосом, отвечает ему с некоторым раздражением Юла. Потом, спохватившись, тихо  удивляется сам себе:
– И вообще, на самом деле, что это со мной? Я ж никогда  в жизни мышей не боялся…
Юла  с  удивлением смотрит на Пашку.
Он  явно  немного смущен и огорчен тем обстоятельством, что испытал такой испуг от одного  вида  безобидного домашнего питомца, к тому сидевшего же сидевшего в банке.
Пашка с пониманием смотрит на побледневшего от пережитого в вагоне чувства страха Юлу. 
Пашке-то известна настоящая причина этого страха. Но он прекрасно помнит, что зарекся больше не поднимать с Юлой разговоров на эту тему.
Если Юла считает, что ему удобней думать, что все, что рассказал ему Пашка, обычные фантазии, привидевшиеся Пашке за неделю их голодных скитаний в темных тоннелях подземной заброшенной шахты, значит, это его дело, пускай так и думает.
Ребята быстро идут в сторону поднимающегося наверх эскалатора.
Все время, пока эскалатор везет их наверх, к выходу из станции метро, Пашка вспоминает еще один разговор, который состоялся в больнице вскоре после встречи с «военным», как его обозначил  для себя Пашка, доктором.
Однажды  Пашкину палату навестил еще один человек. Молодой парень.
Это был один из членов волонтерской команды, принимавших участие в спасательной операции под землей. Парня звали Андрей. Он был гораздо старше Пашки, студент, с длинными черными волосами, забранными на затылке в хвост, и черной «шкиперской» бородкой, обрамляющей его бледное незагорелое узкое лицо.
Андрей был командиром волонтерской команды подземной поисковой команды  «Диггерспас». Именно он вычислил и первым обнаружил то место, где находились потерявшиеся под землей  ребята.
Несмотря жесткие требования карантина,  в котором ребята находились тогда в больнице, он как-то незаметно проник  в больничную комнату, хотя тогда, Пашке с Юлой не разрешали видеться даже со своими родителями и другими близкими членами семьи.
Андрей тоже принес с собой апельсинов. Поинтересовался здоровьем ребят. Потом с осторожным любопытством поинтересовался, не встречалось ли им что-нибудь  необычное за время их пребывания под землей. Пашка в ответ только отрицательно качает головой, вспомнив свое вчерашнее решение не рассказывать больше никому про свои подземные приключения, а затем подтвердил  Андрею, что ничего интересного и необычного за время своего пребывание в заброшенном тоннеле он не видел и не запомнил.
Андрей с понимающей улыбкой посмотрел на не очень уверено произносящие  эти  слова Пашку.  Потом объяснил ему, почему его так сильно интересуют  эти вопросы.
– Удивительно то, что вы вообще остались живы, проведя целую неделю под землей без еды и воды, – говорит он Пашке. – Но еще удивительней, как вы оказались по другую сторону решетки. Та сторона тоннеля, где мы вас нашли, была наглухо заварена толстой металлической решеткой, без петель и замков. И мы не нашли там никаких других входов и выходов. Мы смогли вытащить вас только после того, как распилили прутья решетки.
Еще немного посидев возле Пашкиной кровати, Андрей собирается было уходить, но уже на выходе из палаты, как будто вдруг вспомнив о чем-то важном, возвращается назад и протягивает Пашке какой-то предмет.
– Вот держи. Это твое. Ты держал это в руке, когда я нашел вас в том тоннеле.
Пашка смотрит на переданную ему Андреем вещь. Это большой полупрозрачный кристалл синего цвета. Он осторожно берет его в свою руку. Зачарованно смотрит сквозь блестящую холодную поверхность  в дымчатую туманную глубину кристалла. Поднимает глаза на Андрея. Тот с интересом наблюдает за Пашкой.
Пашка,  немного смущенно улыбнувшись, говорит ему с искренней благодарностью в голосе:
– Спасибо, что принесли мне этот камень,  Андрей. Это на самом деле очень дорогая для меня вещь.
Андрей улыбается. Напоследок крепко жмет Пашке руку и говорит, как показалось Пашке, с уважительными интонациями в голосе:
– А ты молодец, зацепер! Хорошо под землей держался. И сам не растерялся, и  товарища вытащил. Не у всякого опытного диггера так бы могло  получиться.
Сказав это, Андрей направляется к дверям больничной палаты, и, выйдя из них, исчезает в пустоте больничного коридора, также незаметно, как и появился до этого.
Пашка смотрит на кристалл в своей руке. Потом с силой бьет блестящим тяжелым камнем  о железный край своей кровати. Кристалл вспыхивает ярким, пронзительным холодным синим светом. Пашка завороженно смотрит как сияющий синими переливами волн свет от кристалла, освещает и разгоняет по дальним углам  скучный полумрак больничной палаты. 
Из глубины льющегося из кристалла сияния на него смотрит своими большими зелеными глазами бледное красивое  лицо Светланы, чудной нездешней девочки, встреченной им в бездонной глубине таинственного подземного мира. Свет кристалла начинает потихоньку меркнуть. Пашка пытается удержать в своем сознание, знакомые очертания Светланиного лица, но кристалл окончательно гаснет. И душный, пахнущий лекарствами сумрак больничной палаты вновь окутывает его.
Прикрыв глаза Пашка, стоит на ленте эскалатора, вспоминая как ловко он отбил из пневмопушки атаку лургов и заслужил похвалу со стороны Светланы и Осипа.
Внезапно громкий голос диктора, читающего рекламу, заставляет Пашку отвлечься от своих воспоминаний. Он поднимает голову, начинает внимательно прислушиваться к информации, доносящейся из динамиков метрополитена. 
Бодрый, позитивный, с правильной артикуляцией голос диктора, зачитывающий строки рекламных объявлений, между рекламой об открывшемся бутике с распродажей дешевых брильянтов и объявлением о продаже нового сорта кошачьих кормов,  внезапно сообщает весьма заинтересовавшую Пашку информацию, явно выпадающую из общего потока звучавших до этого коммерческих рекламных объявлений.
– Среднее техническое училище  железнодорожного транспорта и подземного строительства производит набор на обучение по следующим специальностям, – слышит Пашка трансляцию из динамиков в метрополитене. В списке перечисленных  диктором учебных вакансий, он слышит знакомое для себя словосочетание  — «обучение по специальности ученик машиниста мотовоза».
На этом  объявление закончилось, опять заиграла веселая музыка, и диктор продолжает  рассказывать дальше о дешевых  бриллианты и питательных кошачьих кормах. 
Адрес и номер телефона учебного заведения из объявления о приеме на учебу почему-то очень четко отпечаталось в Пашкиной памяти.
Пашка с Юлой выходят из станции метро, и начинают осматриваться в поисках удобной маршрутки, следующей до циркового училища.
Юла, быстро обнаружив подходящий маршрут, машет Пашке рукой:
– Паха! Давай скорей, вот наш автобус!
Пашка смотрит на безмятежно улыбающегося, машущего ему с подножки маршрутки Юлу. В какие-то секунды  он принимает  решение, отрицательно машет головой другу и кричит в ответ:
– Юла, езжай один. Я сегодня с тобой не смогу поехать. Мне срочно нужно по делам в другое место.
Юла перестает призывно махать своей рукой. С удивлением смотрит на своего товарища. Потом  спрыгивает с подножки автобуса и подходит к нему.  Внимательно смотрит и  говорит, примирительным тоном:
– Слушай Пашка, если для тебя так важно,  что я помню, а  что нет после нашего подземного приключения… Знай! Я хорошо помню только одно. То что ты меня не бросил, и вытащил  из этого  тоннеля и дотащил до решетки, где нас обнаружили. Вот это для меня действительно важно. И я буду помнить об этом всегда. А все остальное, все эти твои подземные дворцы, паровозы, летящие к центру земли, прыгающие  крысы и все  остальное – это на твое усмотрение. Если ты говоришь, что все так и было, хорошо. Ты можешь сам продолжать  верить в весь этот бред. Но я не советую тебе никому кроме меня об этом рассказывать.  Тем более своим  родителям. Я твой друг. А родителей нам и так расстраивать дальше  уже некуда, после всей этой истории, которую мы им устроили. Ну все, давай теперь! Держи пять, дружище! И не теряйся!
Юла бьет своей открытой ладонью о Пашкину открытую ладонь и, развернувшись, быстро  бежит следом за  отъезжающим уже автобусом.  Размахивает рукой водителю, с просьбой притормозить. Заскакивает в открывшуюся дверь. Уже из окна машет на прощание Пашке рукой и отворачивается внутрь салона. Автобус  быстро уезжает, теряется в многочисленном автомобильном потоке спешащего посреди дневной городской суеты, транспорта.
Пашка с грустью смотрит вслед уходящему автобусу. Он понимает, что сейчас с ним  произошло  что-то важное. Что это не просто Юла уехал куда-то по своим делам, а он пошел дальше  по своим. Пашка вдруг начинает чувствовать, что  что-то  вообще очень сильно изменилось во всей его судьбе. То, о чем он раньше никогда  не задумывался. 
Он начинает понимать, что сам теперь стоит на пороге какой-то другой, неведомой ему пока, новой жизни. Пашка разворачивается, подходит к стеклянным дверям входа в метро, и плотный поток пассажиров втягивает его внутрь здания станции.
Вечером, после прогулки с верной Матильдой, Пашка сидит в своей комнате за столом у выключенного компьютерного монитора с книгой, что неожиданно даже для него самого. Он пытается читать очень интересную книгу академика Обручева «Плутония». Про путешествия в доисторический мир, к центру земли, геологической экспедиции ученых.
Для Пашки оказалось  открытием, что чтение тоже может быть увлекательным, не хуже, чем компьютерная игра.   Но сегодня Пашка читает не очень внимательно, краем уха он слышит, о чем разговаривают в своей комнате папа и мама.
– Послушай, Маруся,- с горячностью в голосе говорит отец, пытаясь в чем-то переубедить внимательно слушавшую его маму. – Мы сами во многом виноваты, потому и произошла вся эта история. Парень уже вырос. А мы давим на него своим авторитетом, как на маленького. Ну не хочет он быть бухгалтером, и ладно. Пускай сам попробует найти свою дорогу в жизни.
Пашка слышит, как мама, с несвойственно быстрой  для неё уступчивостью, сразу же тихо соглашается с отцом.
Пашка удручено опускает голову. Ему до сих пор очень тяжело на душе от того, что он так сильно расстроил  и напугал своих родителей своим недельным исчезновением.
В комнату тихонько проскальзывает сестренка Вера. Застенчиво сопит у дверей комнаты. Потом осторожно спрашивает:
– Пашка, ты ведь больше никуда не потеряешься? Я так плакала, когда тебя не было дома. И мама плакала.  И Светка с Борькой тоже плакали.
Пашка с удивлением смотрит на сестренку.
– Светка и Борька,  это еще кто такие? – строго  спрашивает он у сестры.
– Светка – это моя кукла, а Борька – мой плюшевый медведь, – улыбаясь, поясняет Вера. Пашка манит сестру к себе пальцем.
– Иди сюда. Смотри, какой у меня для тебя подарок есть.
Вера, с  любопытством, подскакивает к брату. Смотрит на него своими широко открытыми от интереса синими глазами.
Пашка достает из кармана куртки блестящий кристалл. Тихонько ударяет тяжелым камнем о край стола. Кристалл вспыхивает неярким переливающимся синим светом. Сестренка заворожено смотрит на волшебное сияние, исходящее от камня. Потом осторожно берет светящийся камень  в свою руку.
– Это мне,  Паша? –  не веря своим глазам, зачарованно спрашивает она.
– Тебе. Помнишь, я обещал, – отвечает сестре Пашка. – Смотри, не потеряй!
– Я ни за что не потеряю, – говорит сестренка. Потом обхватывает Пашку рукой за шею, горячо шепчет ему в ухо: – Пашка ты знаешь? Ты мой самый лучший брат  на свете. Вот!
Выпалив это, Вера, не отрывая глаз от светящегося в её руке камня, быстро выбегает из Пашкиной комнаты. Пашка немного смущенно качает головой, опять открывает книгу, пытается продолжать чтение. На его лице появляется решительная улыбка. Он уже знает, куда оправится завтра утром.
На другой день Пашка, сначала на метро, потом на трамвае, едет в техническое училище, о котором он услышал в рекламном объявлении в метрополитене. По адресу, которое запомнилось ему из услышанного в метро объявления, он находит улицу где  располагается заинтересовавшее его  училище. Точнее это был железнодорожный колледж.
Колледж находился на самой окраине города, прямо посередине железнодорожного депо, занимавшего всю промышленную зону этого городского района.
Пашка долго идет от трамвайной остановки через переплетающиеся узлами рельсы железнодорожных путей мимо ревущих двигателями локомотивов и бесконечных рядов пустых вагонов метро. Наконец, он натыкается на странное, похожее на усеченную пирамиду здание, облицованное  плотно притертыми друг к другу плитами розового мрамора.
Возле главного входа с массивными дверями из красного дерева, Пашка замечает прикрученную к стене массивную бронзовую доску с надписью «Среднее техническое училище №7 при Министерстве путей сообщения и железнодорожного транспорта и строительства». Пашка с трудом открыл одну из массивных входных дверей за большую позолоченную дверную ручку. Осторожно  вошел внутрь прохладного помещения.
В  большом  холле, так же отделанном мрамором уже стояло несколько ребят. «Наверно тоже будущие абитуриенты», – думает про себя  Пашка, разглядывая стоящих посреди холла ребят. Он подходит  к ним, здоровается. Садится на одно из массивных кресел, стоявших у дверей с надписью «Приемная комиссия». Начинает ждать своей очереди на собеседование.
Через некоторое  время, молодая девушка из приемной комиссии приглашает Пашку пройти в экзаменационную аудиторию.
Он, прижимая к груди папку со своими документами, проходит следом за девушкой в двери класса.
Там он  оказывается в большом,  с высоким потолком, украшенном красивой лепниной, зале. На одной из стен расположен  огромный, на всю стену, бронзовый барельеф, изображающий скрещенные железнодорожные молотки на фоне круглого входа в  шахту  железнодорожного тоннеля.
За длинным столом, стоящим в центре большой аудитории и накрытым зеленой бархатной тканью, сидят несколько членов приемной комиссии.           Пашка подходит к краю стола, садится  напротив дамы с высокой прической, одетой в строгое синее платье. Пашка замечает, что на лацкане платья у дамы прикреплен небольшой золотой значок с двумя точно такими же, как и на гербе, расположенном на стене зала, прекращенными железнодорожными молотками. Такие же значки были и у остальных членов комиссии. Пашка заполняет анкету и пересаживается на следующий стул. Здесь он должен пройти вступительное собеседование.
– Значит, решили поступать к нам на ученика машиниста мотовоза? – вдруг слышит он странно знакомый глухой, раскатистый мужской голос  преподавателя, сидящего напротив. Пашка поднимает голову. Внимательно всматривается в сидящего напротив него человека. Его глаза распахиваются от удивления.
– Матвей Прохорович? – неуверенным голосом спрашивает Пашка, рассматривая сидящего пред ним пожилого преподавателя.
Это был мужчина в солидном возрасте, возможно, лет семидесяти, одетый в строгую синюю железнодорожную форму с золотыми пуговицами и вышитыми золотом нашивками на служебном кителе. Пашка, не отрываясь, во все глаза, смотрит на его знакомое лицо, с завитыми на концах пушистыми желтоватого пшеничного цвета усами.
Мужчина с веселым прищуром тоже в ответ смотрит на Пашку. Внимательно оглядывает его с ног до головы. Потом, улыбаясь, отвечает глухим громким басом:
– Матвей Прохорычем  был мой дед. А меня зовут  Степан Прохорыч, но уже по моему отцу.
Он еще раз с любопытством смотрит на Пашку, и протягивает  ему листы бланков для анкетирования.
Затем он проводит с Пашкой небольшую, достаточно формальную беседу о основаниях Пашкиного выбора в пользу их учреждения для своего дальнейшего обучения. Пашка что-то автоматически отвечает преподавателю на стандартные вопросы, заполняет выданные ему бланки анкеты и, быстро сдав все остальные документы, выходит из аудитории, и уже стоя за дверями,  продолжает  размышлять о только что случившейся с ним странной удивительной  встрече.
Он уже собирается уходить, когда слышит, как открывается входная дверь  аудитории, откуда он только что вышел.
– Молодой человек, подождите минуточку, – раздается за его спиной голос преподавателя, которого он недавно принял за своего наставника по паровозному делу  Матвея Прохорыча.
Пашка останавливается. Преподаватель быстро подходит к нему и останавливается. Еще раз внимательно и неспешно разглядывает Пашку и, удивлено покачав головой, говорит ему:
– Если Вы не очень торопитесь, молодой человек, пройдемте со мной в музей нашего училища. Я Вам покажу одну интересную фотографию, заодно и потолкуем немного, о том, о чем не договорили на нашей беседе в приемной комиссии.
Пашка, конечно, соглашается на это предложение. Еще бы у него не было  времени для такого мероприятия! Они вместе идут по длинному коридору училища, и Степан Прохорыч, открыв дверь с надписью «Технический музей», расположенную в самом конце коридора, делает рукой приглашающий жест внутрь. Пашка заходит в помещение музейного зала.
Оказавшись внутри музея, Пашка с интересом начинает осматриваться.
Это и на самом деле самый настоящий и с расположенными в нем, интересными экспонатами, музей.
 На деревянных полках за стеклами шкафов стоят различные модели железнодорожных поездов и вагонов. На стендах,  расположенных на полу, размещены более массивные образцы техники. Двигатели, части ходовых элементов железнодорожных вагонов и локомотивов. На стенах в застекленных рамах висят старые черно-белые фотографии  и различные чертежи.
Степан Прохорыч подходит к одной из таких висящих на стене фотографий и подзывает  к себе Пашку:
– Молодой человек, кстати, как Вас по имени отчеству, а то мы так и не познакомились с Вами, как следует, – спрашивает он.
– Паха, то есть Пашка, – опять путается с произношением своего имени Пашка. –  Э-э… Павел Герасимов! –  наконец находится он.
– Ага, – радуется за Пашку странный незнакомец. – Павел Герасимов, значит. Идите сюда, Павел. Посмотрите вот на эту фотографию. Это и есть мой дед, Матвей Прохорыч, и вся команда проходческого подземного поезда БМП-3 под руководством горного инженера,  Дмитрия Горина, пропавшая в 1913 году вместе с моим дедом в одной из подземных  экспедиций.
Пашка подходит к стенду. Смотрит на фотографию, на которую ему показывает Степан Прохорыч. Его рот сам собой раскрывается от удивления.
На старой, но удивительно четкой черно-белой фотографии, висящей под стеклом на стенде, он видит стоящий под парами бронированный локомотив БМП-3. Из кабины, весело улыбаясь в усы, машет рукой механик Матвей Прохорыч. Внизу у поезда стоит группа людей. Пашка рассматривает их лица и узнает почти каждого. Вот стоит длинный, бородатый, сурово глядящий из-под своей шапки-колокола Осип. Вот скромно, в сторонке, сдержанно улыбаясь, притулился у огромного паровозного колеса, приветственно  приподняв над головой свою бейсболку с логотипом летучей мыши, диггер Андрей. Вот отец Макарий с сияющим золотом крестом, висящим на его широкой груди. В самом центре Пашка видит бородатого человека в черном сюртуке со строгим выражением лица. Он помнит его по портрету, который увидел в главном салоне подземного поезда. Это сам инженер Горин. Рядом за его плечом в форме инженера-путейца стоит брат Светланы Юрий. А в самом центре фотографии Пашка видит стоящую с независимым видом возле своего отца Светлану. На девочке одет все тот же джинсовый рабочий комбинезон. Из-под любимой кожаной кепки на голове Светланы, как обычно,  задиристо торчат собранные в  хвосты  красивые черные волосы.
Пашка смотрит на бледное красивое гордое лицо Светланы. Чувствует как тревожно и тоскливо начинает биться в груди его сердце. Потом он переводит взгляд на подпись под фотографией внизу.  Читает пояснительный текст, продираясь через старинные «яти».
«Экипажъ проходъческого  эксперементалъного поездъа БМП-3. Экспъдиция для проведъния геологразведочъныхъ и геодезическихъ  изыскательскихъ  работъ. Мартъ 1913 года.»
Пашка отрывает свой взгляд от фотографии, поворачивает голову, с немым вопросом смотрит на стоявшего рядом Степана Прохорыча. 
Тот с загадочным видом подмигивает ему, продолжает  улыбаться в свои густые пшеничного цвета усы. Потом откуда-то из-за спины достает знакомую Пашке вещь. Это был Пашкин фонарик на резинке с примотанной к нему скотчем портативной видеокамерой.
– Держи, Павел, я думаю, тебе знакома эта вещь, – говорит Прохорыч с таинственно улыбаясь в усы такой знакомой улыбкой.
Пашка, уже ничему не удивляясь, забирает у него из рук свою камеру. Крутит её, с любопытством рассматривает со всех сторон. Потом пытается включить на воспроизведение. На засветившемся экране камеры лишь только рябь помех  и бегущие сверху вниз шипящие черные и белые полосы покадровой развертки.
– Извини, Павел, – опять улыбается в усы Степани Прохорыч. – С видеокартой какая-то  незадача случилась. Похоже, что потерялась.
Он виновато пожимает плечами. Потом успокаивающе крепко хлопает Пашку по плечу своей жесткой, как будто стальной, ладонью.
– Ну ничего, какие твои годы. Будет еще какая оказия, снимешь свое кино по новой. А теперь слушай меня внимательно.
Пашка выключает камеру, убирает её в карман куртки  и внимательно начинает слушать то, что говорит ему Степан Прохорыч.
– Я думаю, с твоим опытом, вопрос о твоем приеме в наше училище решенный. Поэтому, чтобы не терять зря времени, я прикрепляю тебя сразу на стажировку в тоннель. Мы сейчас новую ветку начали прокладывать. В одном интересном дачном направлении. Вот там и начнешь свою практику. Завтра в восемь ноль-ноль жду тебя на «Заводской» ветке. И не опаздывать! – строго прибавляет в конце своей речи Степан Прохорыч.
– Понял. Спасибо. Буду завтра как штык в восемь ноль-ноль! – радостно кричит ему в ответ Пашка и, задохнувшись от счастья, бежит к дверям выхода из музея.
– Стой! – строго кричит ему вслед Степан Прохорыч. – Забыл как правильно  сдают  доклад, у нас, у подземных проходчиков, салага?!
– Младший механик Павел Герасимов вахту принял! – звонким голосом громко докладывает, вытянувшись в струнку, Пашка.
– Старший механик Потапов вахту сдал! Вольно, салага! – гулким глухим голосом рокочет Пашке  в ответ Степан Прохорыч.
Пашка смотрит на его улыбающееся  в усы  добродушное лицо и счастливо улыбается  в ответ.
Откуда-то издалека, с железной дороги, раздается долгий,  протяжный сигнальной гудок уносящегося куда-то вдаль  проходческого локомотива.
 2014 год. Санкт- Петербург