КРЕСТЬЯНСКИЕ КОЛОРИТЫ

                                     СЮРПРИЗ ДЛЯ БАБЫ ТАНИ!..

                                                             (Колючка)
 
         Мой друг Венька Смальцев, хороший парень, но вот с девушками ему не везёт. То найдёт себе какую-нибудь голубоглазую куклу-простушку, у которой кроме танцев и баров в голове ничего не держится. То заумную институтку, у которой даже линзы очков не скрывают тригонометрические функции вместо глаз, и она кроме библиотеки никуда больше дороги не знает. В общем, не умеет он дам сердцу своему выбирать, потому и случаются вечно с ним всевозможные приключения на любовном фронте.
 
         Как вот тогда, в те далёкие годы нашей студенческой молодости.
         Тогда и стипендия в институте была 40 рублей, и общежитие бесплатное. Но на, те 40 рублей можно было довольно-таки неплохо прожить: килька, «ливерняшка», да картошка на маргарине, и батон хлеба в общаге, да дешёвая институтская столовая, — в общем, было и неголодно, и не холодно. Тогда студентов посылали по осени в колхозы на уборку овощей, где они весело и беззаботно проводили время, зачастую имитируя трудовое усердие. Тогда ещё существовали стройотряды, где можно было во время летних каникул немного подзаработать на какой-нибудь всесоюзной стройке, работая каким-нибудь подсобником.  Вот тогда в стройотряде, когда мы второкурсники только-только постигали азы студенческих отношений полов, и познакомились они, — мой друган Венька Смальцев и моя бывшая одноклассница Маринка Венькова.
 
          Помню, он прибежал ночью в палатку, в которой мы жили вчетвером, и поднял нас всех на ноги своим криком: «Вы представляете, она меня любит!.. Вы даже не представляете, как она меня любит?..», — орал он.
         Нам было всё равно, но мы тогда злые от того, что он нас разбудил, резонно ответили: «И на фига оно нам надо?.. Любит, так любит, чёрт с тобой!.. Ложись только спать, козёл, завтра рано встать!..».
         А вот в институте, я их уже вместе не видел. Видел, конечно, обоих, но по отдельности. Вот тогда Венька и рассказал мне ту историю, которая рассорила их, как сказал Венька: «…На веки!».
 
         И не отсутствие любви было тому причиной. А всё было потому, что Венька был, просто парень городской, и никогда не жил в деревне. Мы хоть уже и побывали на первом курсе на уборке картофеля в пригородном колхозе, но жизнь крестьянскую Венька тогда не постиг и представлял её себе довольно таки отдалённо. Конечно, он знал то, что молоко дают коровы, когда их доят, и то, что куры несут яйца, но вот что, и как конкретно, — это было за гранью понимания!
         А Маринка хоть и жила в городе, но практически все свои детские годы, особенно школьные каникулы, проводила в деревне. У неё там жила бабушка, — мама мамы. Маму звали Людмила Романовна, а бабушку, — баба Таня. Уж кого-кого, а Маринку я знал с детства, — стерва! И кто бы мог подумать, что из той сопливой тонконогой девчушки-стервы, с вечно торчащими в разные стороны тощими косичками, вырастет такая вот амбициозная девушка, которая запросто захомутает моего друга Веньку.
 
         После работы в стройотряде, по возвращению домой в город, Маринка предложила Веньке съездить в деревню в гости к бабушке.
         «С мамой моей ты познакомился, а теперь мы с мамой, хотим тебя познакомить с бабой Таней. На выходные в субботу едем в деревню, вот мы приглашаем и тебя…», — так пояснила Маринка своё решение.
         Сказать о том, что Венька был в восторге от такого предложения, нельзя. Но особо и не огорчился: «Почему бы и не посмотреть на крестьянские колориты, их быт и увидеть сельскую жизнь с её бурной стихией!..», — так выразился он.
         Он почему-то тогда считал, что сельская жизнь, это обязательно колорит, и бурная стихия.
 
         Баба Таня, как говорил он, встретила их радушно с полным колхозным гостеприимством. Веньке она понравилась, да и он, как он почувствовал, ей тоже приглянулся. Это была маленькая кругленькая, но, очень подвижная для своих лет и комплекции старушка. Лунообразное, красненькое, здоровое личико, о каком говорят: кровь с молоком, — и, без единой морщинки на нём. Как выразился потом со злостью Венька: «Умеют же крестьяне жить, гады!..».
         Видимо кипело ещё что-то в нём после разрыва с Маринкой.
 
         Баба Таня накрыла шикарный стол. Всё на нём было вкусным, натуральным и сытным: крупными ломтями порезанное сало с прорезью, домашняя колбаса, окрошка на сыворотке, винегрет, кувшин холодного, из погреба, свежего молока, домашней выпечки огромный поджаристый каравай хлеба, различные со своего огорода овощи, высокая тарелка густой сметаны. И посреди стола запотевшая, литровая бутыль самогона собственного производства.
         «Ого!..», — тогда ещё подумал Венька.
         Ну, и конечно, только что открытая банка компота их вишен: «На запиванку!..», — как сказала баба Таня.
         Но два раза «Ого!..» подумал Венька, когда увидел, как пьют деревенские женщины. Баба Таня и Людмила Романовна, мама Маринки, не оставили никакого шанса Веньке в употреблении алкоголя. Задолго до окончания обеда усилиями женщин литровый бутыль был распит, но на удивление из-за стола они встали трезвыми как «огурчик»! Ещё бы, ведь и со снедью на столе всё было покончено.
         «Стихия!..», — только и подумал Венька.
 
         А вечером баба Таня доила корову. Естественно, что при этом процессе присутствовал и любопытный Венька. Да и вообще он целый день ходил за бабой Таней. Ему было всё в диковинку: и сколько корова даёт молока, сколько яиц в день несут куры, и сколько ест поросёнок? Но на удивление, он бабе Тане не надоел, и даже наоборот, она с заметным удовольствием на все его, Венькины вопросы отвечала обстоятельно и подробно. Но особо конечно его заинтересовал процесс таинства доения.
         Он с широко открытыми глазами смотрел на то, как баба Таня тёплой водой моет вымя хорошо упитанной, ухоженной коровы, вкусно хрустящей сочными кабачками, заранее положенными в кормушку. Он смотрел как любовно баба Таня, массажирует вымя, а потом нежно надавливает на соски, из которых в алюминиевое ведёрко с шумом ударяются струйки молока.
         Он видел как легко и уверенно действует баба Таня, лишь изредка отводя в сторону хвост, которым корова периодически виляла, видимо отгоняя мух. Конечно, взмахи были несильными и особых неудобств доярке не доставляли, но глядя на это, Венька почему-то с вдруг возникшим возмущением подумал: « Мешает же! Неужели нельзя к хвосту привязать что-нибудь такое, чтобы не болтался со стороны в сторону? А то неровён, час и по глазам заехать им может! Вот уж колхозники, догадаться сами не могут, что ли? Нужно что-нибудь придумать и помочь!..».
 
         Как подумал, так и сделал, «кулибин» он наш!
         Ещё с вечера нашёл в дровяном сарае увесистую гайку на 16, а утром, практически ночь не спал, встал пораньше, чем несказанно приятно удивил бабу Таню, и пока она готовилась к дойке,  чтоб никто не видел, зашёл в хлев и привязал гайку к кончику хвоста коровы. Корова, повернув голову, ещё тогда умными глазами укоризненно посмотрела на него, но ничего не сказала.
         А когда баба Таня вышла с ведром в сарай доить корову, то Венька хитро улыбаясь, таинственно проговорил:
  — Баба Таня, а я там тебе сюрприз приготовил!..
  — Да, ну!.. И какой такой ишо сюрприз?.. — в тон ему, подыгрывая и улыбаясь, шутливо проговорила баба Таня.
  — Увидишь!.. — также хитро ответил Венька.
 
         Баба Таня покивав головой, зашла в хлев покрутила головой, но, не увидев никакого «сюрприза», стала готовиться к дойке. Следом зашёл и Венька. Он улыбался, загадочно глядя на бабу Таню, улыбалась и баба Таня, в ответ доверчиво поглядывая на него.  В общем, в хлеву стояла идиллия: радостный Венька, преисполненный чувства долга и радостная баба Таня, явно уж очень довольная выбором своей внучки, — такой обходительный вежливый, воспитанный и культурный мальчик, каких, редко сегодня встретишь. И видимо, как думал Венька, в ожидании приятного «сюрприза».
         Не улыбалась только корова, и укоризненно крутила головой.
         «Чево-й тебе, милая!..», — любовно погладив бурёнку, баба Таня удобно усевшись на специальный стульчик, начала священнодействовать.
 
         «Чвирк… чвирк!..», — лёгенько надавливала руками на вымя баба Таня
         «Дзынь… дзынь!..», — ударяли струи тёплого молока о ведёрко.
         И вдруг! Толи муха, какая, толи ещё что… — корова махнула хвостом. Хотела взмахнуть легонько, но на конце хвоста висела увесистая гайка.
         «Вжик!..», — корове пришлось махнуть резче.
         «Лясь!..», — и гайка смачно припечаталась бабе Тане под глаз.
         «Хрясь!..», — и баба Таня опрокинулась назад с невысокого стульчика спиною на пол, высоко задрав свои полные коротенькие ножи, эротически раскинув их по сторонам.
         Это произошло так неожиданно и выглядело со стороны так забавно, что Венька не удержался и хихикнул. Громко хихикнул, словно издеваясь. И потому волосы у него зашевелились на голове от того истошного крика, который раздался после его смешка, из уст такой казалось бы доброй бабы Тани.
 
         В этом крике слышались злые и обидные нотки человека, который не ожидал такого подлого поступка в свою сторону, от, как казалось, близкого человека. Справедливо слышались, ведь смешок Веньки явно говорил о намеренной заготовке такого вот подлого поступка. Да и хитрые слова его, о каком-то «сюрпризе»… — так вот он что уготовил, злодей?..
         Это был обиженный крик разочарованного в своей доброте человека, с недружелюбными словами в адрес Веньки-подлеца, который воспользовавшись доверчивостью старой женщины, жестоко поиздевался над ней. А ведь она как своего приняла его, изверга, даже будто бы и немножко полюбила, и так радовалась от того, что он такой хороший. А он оказался совсем нехороший, — гад!..
 
         Баба Таня, немного повозившись, наконец-то поднялась на ноги. Вид у неё был, конечно… — ну, неважный вид! Косынка с головы слетела, волосы растрепались,  и в них во все стороны торчали перья. А под заплывшим левым глазом, быстро-то как, расплывалось ало-синее пятно. Она нервно размахивала руками, и продолжала кричать.
         Венька, не ожидавший такого исхода, но увидев такое вот прямо-таки не очень привлекательное лицо бабы Тани, невольно подумал: «Ну, прямо таки баба-яга, гы-гы!..», — и неожиданно для себя, широко ещё, улыбнулся.
 
         Это был финиш! Баба Таня увидела ту улыбку. Как теперь ты докажешь, что сделал это не специально, что хотел, сделать как лучше?..
         «Вот так «сюрприз» ты мне устроил, «молодец»!..», — кричала, размахивая руками, баба Таня.
         «Удался!.. На славу удался тебе «сюрприз», гад ты непутёвый!..», — кричала Людмила Романовна, мама Маринка и дочь бабы Тани.
         «За что?..», — со слезами в уголках спрашивали грустные глаза Маринки.
         «…Да я… я н-не хотел!.. Я хотел как лучше!..», — оправдывался Венька.
         «Что ж, куда ещё лучше, негодник!..», — продолжала ругаться Людмила Романовна.
         «…Э-эх, и у тебя получилось!..», — грустно говорила Маринка.
         А у Веньки, как назло, как только он вспоминал задранные кверху оголённые толстенькие ножки бабы Тани, непроизвольно расплывались губы в улыбке.
         «Ты смотри, он ещё и смеётся… — издевается, зараза!..», — визжала недобрым голосом баба Таня, сияя огромным лиловым заплывшим глазом.
         «Не баба-яга, а прямо таки Соловей-разбойник!.. А ведь вчера ещё была бабушка «божий одуванчик»!..», — всё никак не мог сдержать улыбки Венька.
 
         Вот так, из-за своих улыбок, за которые действительно можно было подумать о намеренности Венькиного поступка, он расстался с Маринкой. А ведь Венька-то улыбался потому, что тонко понимал юмор, и ситуация, если бы не последствия… Понятно, что в положении бабы Тани было не до смеха, и потому «тонкое» Венькино понимание юмора, она воспринимала как насмешку. Поди докажи благость намерений?..
         «Больше я никому и никогда в жизни не буду сюрпризы делать!..», — так закончил свой рассказ Венька.
         Вот такой он мой друг, — «юморист», и «кулибин».
 
    01.02. 2014 год.                                                            ТКАЧ
    Г. Константиновка, Донецкой обл.                         Александр Иванович