В сумраке сцены

В СУМРАКЕ СЦЕНЫ
 
Глава 1
Наши дни
     Когда мы решаем, чему посвятить свою жизнь, большинство принимает в расчет всё что угодно, кроме интуиции. Я говорю «в расчёт», потому что жизнь человека давно превратилась в цепь распланированных событий и четко просчитанных шагов. Мы забываем о том, кто мы есть на самом деле, и начинаем ассоциировать себя с предметами, которыми обладаем, неизменно равняясь на установленный кем-то уровень социального статуса. Заботливые матери учат своих дочерей «основам успешной жизни», которые заключаются в окончании высшего учебного заведения, поиске богатого или небогатого, но перспективного мужа, приобретении того, что по каким-то причинам ещё не было приобретено, но уже было у других, и, конечно, в рождении детей. К последнему пункту придираться не будем – из уважения к предкам. Что же касается остальных, тут просто не может быть однозначного мнения. Вода не сможет гореть, а огонь не утолит нашу жажду. Сколько людей годам к сорока понимают, что добрых два десятка лет они ухлопали на мелочную возню возле общей кормушки. К тому времени у большинства просто не находится сил, чтобы круто менять свою жизнь, и они начинают заново перебирать строчки из заученного наизусть сценария собственного существования.
     Роуз не хотела так жить.  Она чувствовала, что создана для чего-то гораздо большего, чем просто обыденность. Где-то глубоко под корой мозга или вообще за пределами этого серого физически выраженного вещества она знала, что жизнь не может быть просто трёхмерной. Как же тогда совпадения? Откуда берутся все эти дежа вю, вещие сны и прочие странности? Они же должны где-то жить, пускай и в каком-нибудь другом измерении, но они всё-время витают в нашем пространстве, а мы только и делаем, что бездумно и бессистемно, праздно и бесцеремонно выдергиваем их от случая к случаю, и тут же о них забываем.
      Глаза Роуз всегда выражали задумчивость, а лицо – предельную сосредоточенность. Впалые щёки придавали её внешности какой-то болезненный вид, а русые волосы, выгоревшие на солнце, почти сливались с чересчур светлой кожей. Красилась она редко. Предпочитая естественность в косметике и одежде, Роуз больше напоминала девочку-хиппи из 60-х, чем гламурную модницу 21 века.
— Медленно звезды спустились на ниточках. Море хрустальной проткнули иглой… Иглой… любой, покой, роковой… Какую же рифму придумать? О, Боже, зачем она надела такую короткую юбку? Трусы же все видно. Солнце печально склонилось над… Мамочки, ну куда, он думает, влезет его задница? Места же все заняты. Господи, какая там первая строчка? На ниточках? Что за бред. Почему с утра в голову лезет всякая чушь? Сколько там времени? Куда вообще все они едут? Почему за последние десять лет стало столько народу? Откуда они все взялись? Боже, мысли, остановитесь, пожалуйста, хватит вопросов. Кто-нибудь дайте ответы мне, что-ли. О, неужели, приехали. Ну, наконец-то.
     Роуз работала журналистом. Она была не из тех, кого пригласили друзья друзей, чтобы при случае эти друзья потом в знак благодарности устроили на работу кого-то из друзей других друзей. То есть её пригласили друзья, но ведь нет ничего зазорного в том, чтобы пригласить хорошего специалиста, особенно, если этим специалистом является твой собственный друг. На самом деле, всё сложилось на редкость гладко. Когда Роуз окончила школу, родители настояли на получении высшего образования в какой-нибудь серьёзной и уважаемой области. Никто даже не спросил юную девушку, а что было интересно, собственно, ей. Ее же всю жизнь будоражили образы. Пейзажи, портреты, эмоции, чувства. «Рисование – не профессия, — многозначительно изрекла её мама, когда речь зашла о будущем Роуз».
— Будьте любезны, большой каппучино с собой. «О, нашу программу показывают. Сейчас, кажется, будет мой сюжет, — подумала Роуз, кинув взгляд на плазменный телевизор, висевший на стенке кафе».
     Потом папа нашёл компромисс, устроив дочку на режиссерский факультет. Там она познакомилась с Луни, парнем, который позже устроился редактором на развлекательный телеканал, а еще позже предложил Роуз местечко корреспондента, временный перевалочный пункт, как он это назвал, обещая уже через год посадить её в режиссёрское кресло. Однако прошло уже два года, а в аппаратной за это время не нашлось даже свободного стула.
— Приветик, красавица! Такое чудесное утро! Прикинь, меня какой-то мужик бесплатно довез до работы.  Большой каппучино и круассан, пожалуйста. Посчитайте вместе с девушкой.
     В надежде на осуществление данного плана Роуз согласилась побегать с микрофоном за местными знаменитостями. Её сопровождала девушка-оператор по имени Гвендалин. Соотношение инь-ян в этой Гвендалин было почти сбалансированным. Хотя на первый взгляд могло показаться, что на семисантиметровой шпильке трудно удержать баланс, взвалив на плечо камеру. В то утро Гвендалин, как обычно застала Роуз в очереди за кофе.
— Чудесное утро, не правда ли?!
— Да-да, я знаю, тебя подвезли до работы бесплатно, — по-дружески съязвила Роуз.
— Да-а, — восторженно протянула Гвен, убрав надоедливый каштановый локон за ухо. Девушки взяли свой кофе и направились наверх, в редакторскую. – А знаешь, если бы каждый водитель хоть раз в день подвозил кого-нибудь до работы бесплатно, мир стал бы лучше.
     Роуз вопросительно подняла взгляд на коллегу:
— Мир стал бы лучше, если бы люди ходили пешком, а машины использовали только по мере острой необходимости.
— Встала не с той ноги? – попыталась проявить участие Гвен.
— А что, так заметно? – с усмешкой спросила Роуз.
— Нет, — Гвен отхлебнула еще горячий кофе. – Но я это вижу. Я знаю: когда тебе плохо, весь свет виноват в этом, так ведь?
— Не знаю. Мне сон такой странный приснился. Я до сих пор не могу избавиться от ощущения, что всё еще нахожусь в нём.
— Так-так… интересно.
— Представляешь, как наяву! Какая-то сцена, в баре толпится куча народу, я беспрепятственно прохожу за кулисы, меня встречает какой-то белобрысый парень в косухе, весь потный и дёрганный; он хватает меня за руку и тащит по страшным, обшарпанным коридорам. За нами идут еще какие-то парни, тоже все в коже, цепочках, с сумасшедшими прическами, конкретный глэм просто… Мы выходим на улицу, я вижу яркий свет и всё – просыпаюсь.
— Вот это да! – простонала Гвендалин. – Леопардовые лосины, кожаные куртки, рваные майки, длинные волосы…
— Откуда ты знаешь?
— Дарлинг, да я обожаю восьмидесятые. Эпоха глэм-рока. Патлатые красавцы на сцене, в гримёрке – куча бухла, бешеные гитарные запилы, а потом снова в автобус — и в следующий город, покорять очередной клуб. В руке бутылка виски, волосы развеваются на ветру, в блокноте новые тексты, а впереди – длинный, извилистый путь на олимп рок-звезды…
— Да уж, романтика… — задумчиво протянула Роуз. Они дошли до редакторской, и пора было заняться делами. Девушки включили компьютеры и погрузились в свежую ленту развлекательных новостей. Кстати, всем известно, как создаются новости на развлекательном телевидении? Да-да, почему-то считается, что чем бездарнее, бессмысленнее и тупее информационный повод, тем больший хронометраж надо под него заложить. Однажды я спросила одного из руководителей: а почему, собственно, каждый день мы повествуем о всякой фигне, в то время как у музыкантов выходят альбомы, а у режиссёров – новые фильмы? На что был получен ответ: «Народу интереснее знать, какого цвета трусы у актрисы, чем о том, за какую роль она получила Оскара». Примерно такой начальник был и у Роуз. Дилетант — по последнему слову моды. Нетерпеливый, поверхностный, вспыльчивый, он испытывал неподдельную радость, называя себя «самодуром». Он предпочитал не вникать в мелочи жизни и детали производства, рисовал картину, так сказать, широкими мазками. О сфере своей деятельности он, по-видимому, знал немного, ибо его высшее образование состояло из одного курса какого-то непонятного факультета в каком-то непонятном институте. Оставляя за собой шлейф отрицательных ионов, он вихрем носился по офису и, наводя ужас на новичков, откровенно веселил ветеранов. В то утро он по обыкновению влетел в редакторскую, пропорхнул в свое кресло и с заговорщическим видом начал просматривать электронную почту.
— А что, мы сегодня ничего не снимаем? – удивленно спросил он, поглядев на доску с расписанием съемок.
— А сегодня ничего не происходит, — отрешенно процедила Роуз, машинально переводившая новость про какую-то зарубежную знаменитость. Она уже настроилась на свободный вечер и не собиралась упускать возможность посвятить время только себе.
— Не может быть, дорогуша, — ответил гениальный руководитель. Роуз молилась, чтобы в своей почте великий продюсер случайно не откопал приглашение на какую-нибудь дурацкую вечеринку-презентацию дурацкого альбома дурацкого недо-артиста. – Вот! Почему мы вообще об этом ещё не знаем? Приезжает Риччи Рок, у него послезавтра концерт. Мы туда едем? Почему на доске не написано?
— Потому что ключевое слово – «послезавтра», да, Роуз? – поспешила на помощь коллеге Гвендалин.
— Точно, — обрадовалась та.
— Я когда-нибудь вас оштрафую, — недовольно проскрипел Ник Кловер, так звали начальника. – Вот, черным по белому: «13 июня в 23:00 в клубе «Ейтон» состоится вечеринка в честь прибытия легендарного рок исполнителя Риччи Рока».
— Ты слышала, Гвен? Нам грозит штраф только потому, что конфиденциальная информация такого рода не приходит нам на почту, — нарочито громко сказала Роуз.
— Мы хоть на концерт аккредитованы? – устало спросил Кловер.
— Разумеется, — ответила девушка. – Всё как обычно: эксклюзивное интервью, проходки в бэкстейдж.
     Роуз очень надеялась, что продюсер, увлекавшийся поп исполнителями, вряд ли захочет уделять столько внимания какой-то рок-звезде 80-х, и, услышав про эксклюзивное интервью, забудет о вечеринке. Кловер молчал.
  — Надо снять эту тусовку, — вдруг выдал он.
     Мечты об отдыхе разваливались на глазах. Положение осложнялось тем, что напарник Роуз — невообразимый и прекрасный Жермен —  предусмотрительно взял себе выходной. Она решила, что будет защищаться.
— Я не могу, — сообщила она.
— Почему?
— Потому что у меня планы.
— На минуточку, — Кловер наклонился над Роуз, — у тебя работа. Планы – потом. У Жермена законный выходной, а у тебя – трудовой договор.
     Довольный своей репликой, великий продюсер вышел из офиса и поспешил в кафе, чтобы выпить свой утренний кофе и закусить его сигаретой.
— Нет, ну это подстава! – воскликнула Роуз, швырнув об стол карандаш.
— Что, обломалась тусовка? – спросила её Гвен.
— Если бы! Я бы так не расстроилась, знаешь, — по-детски надув губы, девушка встала из-за стола. – Но это мой первый вечер за целый месяц, который я могла посвятить себе и только себе. Ну не могу я работать каждый день. Не сижу я на их долбанной химии и не пью энергетики. Знаешь, когда я пришла сюда, у меня было предчувствие… ну, как будто так надо. Как будто это часть какого-то непостижимого плана. А теперь я сплю и вижу, как напишу заявление. Пусть на мое место возьмут какую-нибудь практикантку, которая будет молиться на Кловера и бегать за долбанными фонерщиками.
— Я тоже устала от Кловера. У него в заднице шило, – подтвердила Гвендалин.
— Наркота у него в заднице! – перебила её Роуз. – Господи, ну на фиг мне сдался этот Риччи Рок?
— Да ты что? Это ж легенда!
— Ну и в чем его легендарность? В том, что он с 80-х долбит кокс и еще не отбросил коньки?
— Да ладно! Ты хоть одну его песню слышала? Это ж мега жесть! – засуетилась Гвен, — Мне вот какой трек нравится, дай-ка включу.
     Девушка подбежала к компьютеру и начала судорожно искать в интернете песню. Через пару минут раздался звук визжащей гитары и гудящих синтезаторов, а через четыре такта вступила фирменная танцевальная бочка. Рок-музыканты часто прибегают к этой уловке, чтобы песня была «танцевабельной» и «впирала» как можно больше людей. Роуз внимательно слушала. На второй минуте ей показалось, что голова опустела от мыслей. Мозг как будто остался где-то внизу, а сознание приподнялось над макушкой. Еще через пару тактов, у неё закрылись глаза. Веки стали тяжелыми и неподвижными. Вдруг перед взором мелькнула картинка: она и какой-то белобрысый парень едут в кабриолете. Солнечный день медленно склоняется к вечеру. Это один из тех волшебных моментов, когда свет и тень меняются местами, чтобы продолжить вечный круговорот жизни. Будто невидимая рука переворачивает мир в форме песочных часов с одного конца на другой. Красноватые блики заходящего солнца еще освещают дорогу и бережно обнимают мелькающие по краям здания. Кто-то уходит  с работы, предвкушая аппетитный ужин в тесном кругу семьи, кто-то спешит подготовиться к ночным приключениям, кто-то только идёт на работу, хорошенько выспавшись днём, кто-то веселится с друзьями в кафе, кто-то идет за покупками, — в воздухе царит мир и покой.  Люди, такие разные, проходят мимо друг друга, смотрят друг другу в глаза, здороваются, прощаются, спрашивают и отвечают. А Роуз сидит на пассажирском сиденье кабриолета и смотрит по сторонам. Её волосы собраны в хвостик, поверх повязан легкий платок, летний ветер настойчиво обдувает её молодое тело. А в груди судорожно бьётся сердце: то ли от волнения, то ли от счастья. Молодой человек за рулём протягивает руку к магнитофону и переключает песню…
— Боже, боже, боже мой! – раздалось из-за шкафа, и в офис вломился Бижу. Он грациозно продефилировал к своему рабочему месту. – Великий Риччи Рок! Бог рок-н-ролла! Снежинка! Конфетка! Великолепная песня. Это шедевр.
Удобно разместив свою модную попу в крутящимся кресле, Бижу принял мечтательный вид.
— Я был бы не против взять у него интервью, — многозначительно произнес он.
— Милый Бижу, окажи мне услугу, — подскочила к коллеге Роуз.
— Об этом и речи быть не может, — тут же поморщился он. Этот молодой человек ненавидел делать другим одолжения. Он вообще мало кого к себе подпускал. Спрятавшись за напускным равнодушием, Бижу притворялся последней задницей, хотя на самом деле ему просто не хватало любви. – Если только ангелы не запланировали для меня личную встречу с мистером Роком, — повел бровью Бижу. – Ты же не хочешь сказать?
От радости молодой человек подпрыгнул в кресле.
— Жаль только, ангелы упустили одну маленькую деталь, — вмешалась Гвендалин. — Риччи не гей.
-  Господи, да какая разница! – облегченно вздохнула Роуз. – Может, ты съездишь сегодня вместо меня. У него послезавтра концерт, приезжает сегодня, чтобы потусить в каком-то байкерском клубе.
— Сегодня? – надул губы Бижу. – Я не могу, дорогая. Сегодня у нас с Марком годовщина.
— Что, совсем никак? – модный обозреватель покачал головой. – Ладно, давай я на всякий случай всё равно вас впишу. Вдруг вам захочется выпорхнуть из вашего гнёздышка!
— Да-да, и мы устремимся в ваше волчье логово – всё может быть, — загадочно улыбаясь, Бижу углубился в модные новости.
     В задумчивости Роуз опустилась в своё кресло. Она поняла, что выбора нет. Что ж, придется снова полночи не спать и гоняться за каким-то человеком, не родственником, не знакомым, и даже не кумиром. О, как знакомо было ей это чувство – чувство одноразового свидания, на которое идут журналист и звезда,  где оба используют друг друга в корыстных профессиональных целях, оба исправно и с наслаждением играют отведенные им роли в импровизированном спектакле под названием «Интервью», в котором оба уже через десять минут выбросят друг друга из головы и пойдут по своим делам.  Странно, почему звезды чаще всего напыщенно и агрессивно реагируют на вопросы, не входящие в круг одобренных пи-ар менеджерами? Ведь журналист нужен звезде так же, как и звезда журналисту. Положим, без средств массовой информации львиная доля теперешних знаменитостей гнила бы где-то в подвалах, обитых упаковками от яиц в качестве звукоизоляционного материала, а отдельные экземпляры довольствовались бы парой-тройкой пластических операций от дяденьки-спонсора и креветками на обед.

     А между тем, юную девушку ожидал разговор с мировой знаменитостью. И кто знает, какой осадок останется потом от общения с ним? А ведь в этого человека ей придется влюбиться на целых три дня его пребывания здесь. В этом мистическом превращении ей придется забыть о суждениях своего разума, о личных привязанностях и вкусах и встать на сторону неизвестного ей человека, принять его творчество, попытаться найти в нём что-то созвучное её существу, раззадорить свой к нему интерес, распахнуть воображаемые объятия гостеприимства, потому что в противном случае её сюжет будет напоминать заметку из какой-нибудь желтушной газеты или – еще хуже – претенциозное интервью из модного музжурнала. Она изучит его биографию, а потом в ходе беседы потратит уйму душевной энергии на создание комфортной для него атмосферы, изображение глубокой заинтересованности в его работе и личности, а потом, может быть, даже получит песню в награду, исполненную на концерте специально для неё. Он станет её страстью, её целью, её жизнью, работой, её будущим, — всем. А потом он уедет, «новости» склеят последний сюжет, и эти три дня свернутся в клубок и укатятся вниз, не оставив в руке даже ниточки, — только опустошённость.
 
Глава  2
1983 год
     Стояло чудесное июльское утро. Эмбер хотела подольше побыть дома, но в холодильнике, как на зло, было пусто, а в желудке неприятно урчал голод. По телевизору  как обычно показывали какую-то утреннюю чушь, и Эмбер раздраженно его выключила. Упав на диван, она принялась складывать в сумочку какие-то женские безделушки. Одновременно с этим, она закурила. Закончив своё занятие, Эм накинула черную кожаную жилетку поверх узкого красного мини-платья, всунула ноги в черные лодочки и вышла из дома. Её путь пролегал по оживленным центральным улицам небольшого городка, и машины вперемежку с людьми то и дело сновали туда-сюда, бесцеремонно пересекая друг другу дорогу. Одному зеваке Эмбер даже выпустила в лицо целое облако дыма. Её не заботили все эти  люди. Они только мешали ей жить. Сновали у неё перед носом. Кто они вообще были такие? «Погрязшие в житейских проблемах слабаки, — думала девушка. — У них даже нет смелости взглянуть в глаза своим настоящим желаниям». Равнодушно ступая между мелькающими ногами прохожих, Эмбер добралась до невысокого здания с покатой крышей. Двухэтажный домик стоял особняком от своих гигантских сородичей. Он выделялся на фоне других построек своей неприметностью и некоторой нерешительностью. Его положение спасала лишь яркая вывеска: во всю фронтальную стену растянулись красные буквы «Колорадский пес». Это был рок клуб, в котором работала Эмбер. Здесь она проводила почти каждую ночь. Она занималась поиском музыкальных команд и организацией их выступлений. Она вела очень бурную жизнь и была знакома со всеми местными группами. Кроме того, она отличалась весьма неплохим музыкальным вкусом, поэтому её часто можно было встретить в компании какого-нибудь тощего волосатого парня, который сочинил какую-нибудь песню и теперь жадно выслушивал рецензию «профи». В свою очередь, критика доставляла Эмбер огромное удовольствие, и, если бы не отсутствие гуманитарного образования и литературных навыков, девушка, вполне вероятно, с радостью писала бы в журнал. Но этого у нее не было. По сути, у неё вообще много чего не было: например,  обеспеченных предков, диплома об окончании престижного университета, клевой машины, высокооплачиваемой работы и даже, наверное, жениха. Когда нарядные одноклассники спешили на выпускной бал, Эмбер стремилась уехать подальше из дома. Она надеялась начать жизнь сначала: без тупых одноклассников, надоедливых предков и урода бойфренда. Самой, всё делать самой. Самой строить жизнь, решать, где работать, с кем спать, куда идти и что покупать. Однако реальность оказалась приплюснутой паутиной – такой же, как жизнь в родительском доме, учеба в школе и отношения с уродом бойфрендом. Оказалось, что везде люди постоянно плетут вокруг себя нити: нити интрижек, карьеры, предательства, эгоизма, мнимой дружбы, красивой одежды. Эмбер казалось, что она застряла в центре паучьего логова и толстая нить жизни заворачивала её в тугой кокон, откуда она могла лишь наблюдать, но не делать, не быть, не стать. Еще повезло, что ей не пришлось работать в каком-нибудь душном офисе.
     Эмбер подошла к служебному входу «Колорадского пса» и небрежно затушила сигарету об урну. На секунду она о чем-то задумалась, озадаченно посмотрела наверх и потянула на себя массивную дверь. Она смело шагнула в полутемное пространство. Неровности каменного пола её не смущали. Этот клуб Эмбер знала, как свои пять пальцев. Почти каждый метр мог бы рассказать собственную историю с участием этой девушки. В свою очередь, Эмбер не помнила и половины. Она миновала узкий коридор и оказалась в двухъярусном зале.
— Утро, «крисотка»! – крикнул ей копошившийся в баре мужчина.
— Утро, «крисавец», — с напускным добродушием ответила Эмбер. Этого парня звали Крис. Он был старшим барменом и частенько подкармливал выпивкой всех сотрудников клуба. Но что-то в нём решительно было не так – он не нравился Эмбер. В самом деле, нельзя же полюбить человека, только за то, что он угощает тебя алкоголем.
— Там к тебе делегация, — загадочно произнес Крис.
— Как выглядят? – быстро спросила Эмбер.
— Много кожи, металла, мало мяса и лет, — пояснил бармен.
     Легко ухмыльнувшись в ответ, девушка направилась в свою комнатушку, где обычно она принимала будущих звезд или отъявленных бездарей. К ней приходили все. «Колорадский пес» был довольно известным заведением. Там начинали многие группы, которые теперь ездили в туры и писали альбомы. Выступить в «Колорадском псе» обязан был каждый начинающий рокер. Это было похоже на ритуал. После «Пса» можно было с чистой совестью двигаться дальше. До Эмбер здесь работал Большой Эрик. Потом он приклеился к какой-то группе подающих надежды позеров и стал их менеджером. Ничего интересного.
     Эмбер поднялась на второй этаж. В узком темном коридоре располагался полуразвалившийся диван: о его потрескавшиеся подушки неоднократно терлись кожаные штаны байкеров, лосины хайр-металистов и джинсы рокеров вперемежку с колготками в сеточку, в дырочку, в клеточку и бог еще знает во что. Этот диван встречал новичков, жаждущих выступить в «Псе» и служил спальней работникам клуба и их гостям. В тот день на нём развалились трое щупленьких прожигателей жизни. Один – темноволосый — был похож на сову. С подозрительным постоянством он каким-то конвульсивным движением запрокидывал назад голову после каждой затяжки. Его шея и руки были увешаны украшениями, а кожаная жилетка, надетая на голое тело, выдавала нездоровую худобу и отсутствие физической силы. Он сидел в какой-то неестественной позе, переплетя ноги, как это делают девочки-принцессы, и с театральной задумчивостью курил сигарету. Второй с виду был поживее: он неустанно ёрзал, ежеминутно смотрел на часы и нервно стучал пальцами по коленям. У него были короткие рыжие волосы, неуверенный блуждающий взгляд и немного нахальное выражение лица. Третий же был обыкновенным парнем в драных голубых джинсах. «Не такой кинематографичный, зато вполне себе симпатичный, — подумала Эмбер, успевшая рассмотреть троицу, сидевшую на диване».
— Что, хотим выступать? – приветливо крикнула девушка, одновременно поворачивая ключ в замке двери. Длинноволосый в жилетке затушил сигарету в стоявшей рядом пепельнице, и все трое вслед за Эмбер прошли в крохотную комнатку. Девушка села за стол, заваленный кучей каких-то бумажек, кассет и музыкальных журналов, а парни разместились в огромном кресле напротив: двое заняли подлокотники,  «симпатичный» плюхнулся в середину, и все восемь глаз уставились друг на друга.
— Мы «Дэд Лилли». Слышала? – самоуверенно начал «симпатичный».
— Нет, — равнодушно ответила Эмбер, — если бы слышала, вас бы здесь не было. Давайте запись.
— Серьёзный подход, — поддразнил её рыжий.
— А я думала, группа малолеток позеров серьёзно мечтает попасть на сцену «Колорадского пса»? – съязвила в ответ девушка.
«Симпатичный» протянул ей кассету.
— Мы собрались в прошлом году, — начал он. – Меня зовут Дейв, это Лу и Броуди. Лу барабанщик, Броди басист.
— А ты, значит, у нас вокалист? – поинтересовалась Эмбер, вставляя кассету в магнитофон. – Послушаем…
     Через секунду из колонок послышались тяжелые и грузные гитарные риффы, а еще через два квадрата заголосил расщепленный скрипящий гнусавый тенорок. Эмбер послушала первый трек, потом второй, вслед за которым последовала масленая баллада. Гости были в экстазе от своей музыки, Эмбер старалась сохранить беспристрастность.
— Это ты придумал такой бэк? – спросила девушка вокалиста, послушав припев.
— Что? – проснулся тот – Бэк? Какой бэк? А мы писали бэки? – обратился он к рыжему.
— Чувак, какие бэки, мы тебя еле записали, когда ты прикатил вхламину, помнишь?
— А, точно, — рассмеялся Дейв. – Не, это не мой бэк.
— Тогда чей? – Эмбер посмотрела на музыкантов, как будто они были психами. Те переглянулись. Девушка остановила трек. Пару секунд второй голос не унимался. Это был низкий бархатный и очень чистый голос. Потом он затих. Эмбер покосилась на приоткрытую дверь. Из-за нее доносилось только шарканье швабры.
— Значит, вот что: материал посредственный, но до разогрева «Гриззл» дотягивает. Завтра в шесть саундчек. Начало концерта в восемь. Приводим пятьдесят человек, заходим, втыкаемся, играем. – Эмбер извлекла из магнитофона кассету и положила её на стол. – Это оставлю для своей коллекции. Не против?
— Забирай, — рыжий скорчил многозначительную мину и с видом победителя встал с подлокотника.
— В следующий раз слушай внимательнее, — обидчиво произнес Дэйв. – Нас ждёт огромное будущее, детка. Даже не сомневайся.
— До завтра, — спокойно ответила девушка. – Не забудьте привести пятьдесят человек!
— Да без проблем! – через плечо крикнул ей Дейв. Безо всякого «спасибо» троица устремилась к выходу. Не успела за ними закрыться дверь, как из коридора послышался шум какой-то возни. Сначала глухой треск, потом пронзительный визг, сменившийся смачной руганью. Эмбер поспешила узнать, в чем дело. Открыв дверь, она увидела, как три музыканта наперебой матерят какого-то белобрысого парня, а он хладнокровно ухмыляется им в ответ.
— Тебе повезло, что мы добрые, лузер, — плевался в лицо парню Дейв, — но я запомнил тебя. В следующий раз, — вокалист покосился на толстую палку, обмотанную грязной тряпкой, — я эту швабру тебе в жопу засуну.
     Выдавив из себя остатки ярости, все трое, наконец-то, исчезли.
— Дебилы, — покачал головой парень со шваброй. Заметив вопросительный взгляд девушки, он поспешил сообщить ей, что по совершенной случайности мыл пол возле двери, когда из нее вылетели музыканты. Одному из них сильно досталось по ноге шваброй. — Вот он и начал вопить, — парень немного помолчал, а затем понял, что ответил не на все вопросы, возникшие в голове Эмбер. – Я Бен, — он протянул девушке руку. – Как видите, теперь я вытираю за вами дерьмо. Тётя Мелинда слегла и попросила меня помахать за неё шваброй. Ей очень нужны деньги.
— Так ты племянник нашей Мелинды?
— Ага, — парень стал полоскать тряпку.
— Понятно, — ответила девушка. – Помоешь в моей комнате?
     Бен кивнул головой. Эмбер отправилась вниз по лестнице – к бару. Там Крис налил ей бесплатного виски. Было уже четыре часа, так что Эмбер без зазрения совести потягивала крепкий напиток из своего стакана. В клубе не было никого, кроме неё, Криса и нового уборщика Бена. Приглушенный желтовато-серый свет от единственно горевшей лампочки падал на сцену. В его лучах кружилась мелкая пыль. Эмбер сидела напротив и наблюдала за вымышленными образами, которые проплывали перед ее полузакрытыми глазами. Ей чудились танцовщицы кабаре, актрисы 18 века, короли рок-н-ролла – все вперемежку, они ходили, играли, пели и танцевали на одной сцене. Они были полупрозрачными и не замечали друг друга, но жили вместе на одном пяточке, где размывались границы реальности, открывались порталы в другие миры и беспрепятственно перемещались из стороны в сторону загадочные фигуры.
— И на этом таинственном алтаре искусства выступают такие бездарности, как эти Дэд Лилли! – обреченно произнесла Эмбер. – Ты бы слышал их, Крис. -  Обратилась она к бармену. Но его не было: он убежал принимать новые коробки и упаковки всевозможных бутылок. В такт мыслям девушки размеренно шаркала швабра. Бен добрался до лестницы и теперь отлично был виден со стороны Эмбер. Проснувшись от своих театральных грёз, девушка закурила сигарету и принялась рассматривать нового уборщика.
 
 
Глава 3
Наши дни
     Народ толпился у клуба, со всех сторон слышался рев мотоциклов и лязг бряцающих казаков и цепей. Затертые кожаные куртки и длинные бороды местных байкеров, важно и грузно несущих свои пивные животы, мозолили Роуз глаза. День выдался довольно прохладным, а на девушке было легкое платье. Она проклинала всё: этот вечер, свою работу, этого Ричи Рока, который вот-вот должен был демонстративно приехать в этот чертов клуб, кишащий громадными монстрами в коже и придурковатыми желторотыми журналистами из мелких музыкальных изданий и интернет порталов. Рядом стояла Гвен. Она равнодушно пощелкивала жвачкой, окидывая тяжелым взглядом собравшихся у входа людей. В клуб не пускали. Организаторы готовили какой-то эксклюзивный приём рок-звезде.
— Может, он вообще не приедет, — нарочито громко произнесла Гвен, чтобы заронить в сердцах носатых папарацци сомнения и беспокойство.
— Тогда я пришлю компьютерный вирус Кловеру, — устало ответила Роуз и уставилась на девушку в кожаных штанах со шнуровкой на бедрах.
— Смотри-ка, по-моему, едут, — дернула ее Гвен. И тут же приготовила камеру.
   И действительно, на улочку, где стоял клуб, по очереди заворачивали «Харлеи». Процессию возглавлял бледный темноволосый бородач в серой футболке с принтом в виде огромного черепа, он подкатил к самому входу и, сделав вид, что толпы не существует, вальяжно слез с мотоцикла. За ним появился другой «Харлей». На нем сидел невысокий складный и загорелый мужчина. Его короткие высветленные волосы стояли торчком и отлично гармонировали с белой футболкой и серебряной цепью. Не успел он подъехать, как толпа ринулась на него. Со всех сторон к нему присосались фотографы и операторы, крича ему: «Риччи! Риччи!» Гвен тоже залезла в эту кучу мала. Держа камеру над головой, она пыталась хоть что-нибудь снять. Неожиданно Роуз, стоявшая в шаге от этого роя, почувствовала легкое прикосновение к темени. В один миг она перестала видеть и слышать происходящее. Глаза не могли поймать фокус, голова будто бы распускалась цветком, обнажая мозг и отпуская его в Космос. У нее было ясное ощущение, что где-то она уже видела эту картину. Эти жужжащие папарацци, эти ревущие мотоциклы, этот специфический запах, запах предстоящей ночи, полной отвязных людей и безумных поступков. Где-то она уже его слышала.
     Пока Роуз стояла как в полудреме, Гвен отсняла проход Риччи Рока и очень радовалась, что он помахал ей рукой.
— Отличные планы есть для тебя, детка, — резюмировала девушка-оператор. – Ну что, пошли внутрь? Вроде пускают.
— Пошли, — резко проснулась Роуз. – Давай сделаем всё по-быстрому? Я хочу поскорее отсюда уехать.
     Девушки прошли в клуб. На сцену запрыгнули какие-то местные музыканты, а длинноволосый дядька и еще пара здоровых мужчин проводили Рока к обособленному столику. Там их ждала выпивка и угощения. Все время, пока Рок угощался, его то и дело фотографировали, а он с удовольствием откладывал вилку в сторону и показывал камерам «козу» или фирменный кулак, улыбался во все зубы, и в общем, был вполне доволен приемом. Пока Гвен крутилась возле звезды, Роуз познакомилась с организаторами предстоящего концерта. Они подтвердили договоренность на интервью перед завтрашним выступлением. Насчет сегодня они ничего обещать не могли. Да Роуз не особенно и хотелось. Она всё равно не успела ознакомиться ни с биографией этого чуждого ей человека, ни с его творчеством. Чтобы хоть немного быть в курсе дела, Роуз подошла ближе к столику, за которым большие дядьки потчевали Риччи Рока, и, прислонившись к стене, со скучающим видом принялась рассматривать музыканта. Он был в меру мускулист, а на лице было написано: «В моей жизни было всё: секс, наркотики, рок-н-ролл, но всё это в прошлом. Теперь я занимаюсь спортом и в свои 55 лет отлично себя чувствую и, как видите, прекрасно выгляжу». Неожиданно мужчина поднял глаза и, поймав на себе взгляд Роуз, с интересом уставился на нее в ответ. Она увидела, как заблестели два карих зрачка, а голова инстинктивно дернулась, словно он кого-то узнал и хотел поздороваться. Она отвела взгляд в сторону и опустила голову, потом поманила рукой Гвен и сообщила ей, что пора ехать.
— Давай останемся хоть на чуть-чуть! – всхлипнула оператор. – Я больше никогда его не увижу в такой расслабленной обстановке!
— Если хочешь, оставайся, какие проблемы? – улыбнулась коллеге Роуз. – Повеселись за меня. Я домой. Дай кассету.
      Гвен вытащила из камеры кассету с отснятым материалом, и Роуз быстро сунула ее в сумку. Завтра из этого она напишет короткую новость-затравку перед объемным материалом с концертом и интервью, который они дадут на выходных. Выбежав вон из клуба, она поймала машину, потому что на метро уже не было сил. И знаете, как это обычно  бывает, не только в кино, но и в жизни, -  по радио заиграла та самая песня Риччи Рока, которую ей утром включала в офисе Гвен. В такие моменты понимаешь, что всё с нами происходит совсем не случайно. Ну, просто не могут такие совпадения быть лишены смысла, вы понимаете? Жаль, что Роуз не задумывалась о совпадениях. И действительно, что может связывать обычную журналистку с каким-то прожженным рокером, который к тому же в отцы ей годится? Песня закончилась, и девушка с облегчением откинулась на сиденье. Она смотрела в окно. Начинал накрапывать дождик, и капли танцевали на стекле автомобиля. Сквозь них пробегали пустынные улицы, оранжевые фонари и яркие вывески клубов и ночных магазинов. Роуз почувствовала, как начала улетать.
     У Роуз была странная манера записывать сны. Каждое утро она просыпалась и вспоминала то, что ей снилось. Иногда была пустота. В голове пустота: она ничего не помнила. Но чаще всего ей снились запоминающиеся истории. Она хотела когда-нибудь превратить их в коротенькие рассказы, поэтому старалась не упустить ни единой детали. Она могла встать посреди ночи и взять карандаш, потому что боялась забыть. Вот что она записала следующим утром.
«Я иду по жилкам желтого кленового листика. Но с каждым поворотом становлюсь всё больше и больше. Наконец, вырастаю из этого листика, и продолжаю идти, держа его в руке. Я играю им, кручу его большим и указательным пальцем и обмахиваюсь им, словно веером. Я иду под руку со светловолосым парнем. Он выше меня ростом, худощавый, волосы растрепаны, одет в черную кожаную косуху, из-под которой нагло болтается рубашка в красную клетку. Он что-то насвистывает, вопросительно смотрит на меня – я киваю, и продолжает свистеть. Так мы идем по мокрой аллее, устланной желтыми листьями. То справа, то слева встают черные силуэты сырых скамеек. Сбросившие листву деревья выстроились в шеренгу и похожи на стройное войско черных солдат. Вокруг никого нет. Мы одни идем под серым унылым небом, и только рыжий ковер под ногами и красные клетки на рубашке моего спутника вносят единственное цветовое разнообразие в этот мокрый осенний пейзаж. Через секунду мы оказываемся в какой-то комнате. Там сидит разрисованный с ног до головы парень и пара каких-то девчонок. Девушки курят, а парень сгорбился над моим светловолосым другом, набивая ему на груди татуировку. Я с интересом слежу за процессом. Еще секунда – работа окончена. Я вижу красное сердце, окаймленное розовыми шипами, а внутри – две черных буквы «Эй» и «Би». Парень поднимается, я улыбаюсь, он протягивает ко мне руки и обнимает меня. Еще не подсохшая смесь краски и крови отпечатывается у меня на груди. На этом месте мне делают такую же татуировку. Я просыпаюсь».
 
Глава 4
1983 год
     Бен обладал удивительной внешностью: трудно было сказать, сколько ему лет. С одной стороны это был пятнадцатилетний мальчик, но стоило поймать его взгляд, казалось, это взрослый, умудренный жизненным опытом человек, видавший виды и слыхавший слухи. Может, он и не был красавцем, зато что-то неуловимое в его жестах располагало к себе. Он был похож на теплое и уютное одеяло в этой фланелевой рубашке, завязанной в узел на уровне пупка, с подвернутыми рукавами. Она болталась на его неестественно тонком теле, белая майка-алкоголичка обтягивала выпиравшие кости, а жилистые коленки то и дело выглядывали из огромных самодельных дырок на джинсах. Он продолжал мести лестницу. Не замечая Эмбер, уборщик Бен напевал какую-то песню. Он крутился со шваброй, представляя, что это микрофон, наклонял ее в разные стороны и в какой-то момент, будто совсем забывшись, запел в полный голос. Как ни странно, у тощего молодого человека был сильный и низкий голос, с какой-то едва заметной хрипотцой. Именно такие голоса обычно и трогают слушателя. Эмбер моментально отметила исключительность тембра уборщика. Она с интересом наблюдала за этим странным парнем. И знаете, несмотря на свою костлявость, он не распылял движения, как это делают дерганные тощие наркоманы, он был до крайности собран. Казалось, он наперед продумывал каждый следующий взмах руки или поворот. Но нет, в действительности, он был сосредоточен только на своих ощущениях. Он слушал голос Вселенной. Она струилась божественным светом сквозь каждую клеточку его тела, заставляя его двигаться и издавать звуки. Это она заставляла Бена двигаться именно так, петь именно так, дышать именно так. Этот свет проходил сквозь макушку и устремлялся вниз, к копчику, а затем – через живот, диафрагму и сердце протекал к горлу, формируя в животе жар, а в горле – холод. Эмбер этого света, разумеется, не могла видеть, да и сам Бен, похоже, не особо задумывался над тем, как это работает. Он просто отводил душу. За него говорили его глаза, устремленные сквозь пласты реальности, смотревшие в никуда, но в то же время, в самую суть вещей, внутрь себя. Этот взгляд был плохо знаком Эмбер. Чаще всего она видела в глазах музыкантов неуверенность, жадность до внимания и похвал или, в отдельных случаях, низменный отблеск самодовольства. Вообще говоря, и те и другие быстро добиваются своей цели, ибо их цель – мишура.
— Круто поешь, — выпустив облако дыма, крикнула Эмбер. – Где научился?
     Бен вздрогнул от неожиданности. Он долго искал глазами, откуда шел звук. Наконец, рассмотрев на другом конце зала девушку, он переместил швабру из одной руки в другую.
— Мой отец был хиппи. Он везде с собой таскал гитару и пел.
— На детях хиппи природа обычно отдыхает. У тебя группа есть?
— Что? – не расслышав Эмбер, Бен заторопился спуститься с лестницы и подойти к девушке.
— Я говорю, группа у тебя есть?
— А! Да… есть пара ребят. Мы собираемся время от времени, когда становится скучно. Мы не лезем в рок звезды.
— Значит, вы не рок звезды, — усмехнулась в ответ Эмбер. – Для рокеров сцена – наркотик. Они жить без нее не могут. Те, кто может, — не рок звезды, — и Эмбер одним махом осушила оставшийся виски.
     Ухмыльнувшись, Бен повернулся и отправился к своей швабре. День медленно клонился к вечеру. Скоро должен открыться клуб. Эмбер ненавидела эти часы – часы утомительного ожидания. Ты как будто зависаешь в безделье между пространствами – событийными прошлым и будущим. Эмбер вспомнила, что не обедала и не завтракала, и обрадовалась, что нашла, чем занять себя до концерта. Она поднялась наверх и, забрав из офиса сумку, снова спустилась в зал и направилась к выходу. Напротив «Колорадского пса» была пиццерия. Эмбер, конечно, уже тошнило от пиццы, ибо чаще всего девушка употребляла в пищу именно это блюдо. Войдя в кафе, она заняла дальний столик в углу у окна. Пиццерия «Сеньоре» была далеко не самым чистым и прилизанным заведением, но зато здесь всегда играла заводная и веселая музыка. Итальянская забегаловка была полной противоположностью «Колорадского пса». Сюда приходили счастливые некурящие парочки, в то время как в клубе напротив —  тусовались пьяные металлисты и их раскрашенные подружки. Эмбер любила наблюдать и за теми, и за другими, однако никогда не могла понять, по какую сторону этой узкой кривой улочки предпочитает находиться она сама. И там, и там она чувствовала себя абсолютно чужой. Хотя в «Колорадском псе» ее, безусловно, знали все, для нее там не было воздуха, пространства для будущего. А здесь было так светло и уютно, что казалось, завтрашний день обязательно принесет что-то хорошее, если досидеть здесь до его наступления. Ее мысли прервали три девушки, плюхнувшиеся за соседний столик. Они пребывали в высокой степени возбуждения, ведя оживленный разговор о каких-то молодых людях. Эмбер старалась не слушать кудахтанье этих девиц, но для этого надо было заткнуть уши.
— Представляешь, а к нам приехал мой двоюродный брат, — откусив сочный кусок пиццы, сказала одна.
— Это тот, о котором ты всё время рассказывала? Зачем ему наша деревня? – поморщилась другая.
— Я не знаю, по-моему, он хочет заниматься музыкой или что-то вроде того, — ответила первая. – Он стал таким взрослым. И симпатичным!
— Мы обязаны с ним познакомиться, — прохихикала третья.
— Я знаю, — с заговорщическим видом ухмыльнулась первая. – Поэтому он сейчас сюда и придет. Мы договорились здесь пообедать. А вот, кстати, и он. – И девушка махнула рукой переходящему дорогу белобрысому парню. – Бен! – Заверещала она, и, вскочив с места, начала пританцовывать от радости. Эмбер вздрогнула и подняла глаза.
— Ой, он и правда, так себе ничего, — зашептались подружки.
— Привет, Бен! – воскликнула первая. – Вот, познакомься, Тара и Рита. Мои лучшие подружки.
— Очень приятно, — ответил Бен и пожал каждой из них руку. Потом он заметил Эмбер, сидевшую за соседним столиком, и кивнул ей в качестве приветствия. Все три головы в бантиках и ободочках повернулись в сторону девушки. Эмбер неуверенно помахала троице рукой и встала. – Не присоединишься к нам? – спросил Бен.
— Мне пора, — ответила Эмбер и начала медленно выбираться из-за стола. Приблизившись к Бену, она прошептала: «Не моя компания». И улыбнувшись, протиснулась в узкое пространство между соседними столиками, стараясь не задеть кого-нибудь из посетителей. Выйдя из пиццерии, Эм критически оценила своё отражение в окнах кафе и  отправилась вверх по улице — в магазин белья, где работала ее соседка по комнате Крисси.
— Ой, кто пожаловал! – медленно протянула рыжая девушка, нехотя перебиравшая трусики и бюстгальтеры на прилавке.
— Как дела? – спросила ее Эмбер.
— Так себе, — хмыкнула Кристи. – Джуно вчера забыл про наше свидание, — тяжело вздохнув, она бросила пару лиловых стрингов в корзинку с надписью «распродажа». – Я прождала его целый вечер. Как дура сидела «У Боба» и хлестала вискарь с горя. Потом меня забрал Билли и мы поехали к Сиду.
— Теперь ясно, почему тебя утром не было дома, — покачала головой Эмбер.
— Но это не самое интересное! – всхлипнула Крисси. – У Сида я встретила Джуно! Этот нахал, как ни в чем не бывало, играл на своей вонючей гитаре! И даже не сразу меня заметил. А когда я подошла к нему и спросила, почему он не пришел на свидание, он ответил, что забыл, потому что весь вечер они, типа, с Томми репетировали у Сида! Как тебе?
— Репетировали? Я не знала, что Джуно играет.
— Да он и не играл раньше. Но тут приехал какой-то чувак, типа друг его, и они решили замутить группу. Теперь он целыми днями играет на этой долбанной гитаре! Что б у него струна порвалась, — обиженно причитала Крисси.
— Да ладно тебе! Гитара – не тёлка, — Эмбер попыталась взбодрить подругу. – Сегодня придешь? Играют «Мокрые слюни».
— Это еще что за хрень? – поморщилась Крис.
— Не знаю, какие-то лузеры. Их Биф пропихнул. Типа друзья его брата.
— Тогда ясно. Нет, не пойду. Давай лучше ты смоешься оттуда пораньше и мы пойдем с тобой где-нибудь выпьем?
— С этой фигни я точно могу смыться. До вечера, детка, — поцеловав подругу, Эмбер поспешила вернуться в клуб.
 
     Следующий день предполагал точно такой же порядок действий для Эмбер: клуб – пиццерия – клуб. С той лишь разницей, что сегодня ее мучило страшное похмелье после вчерашних посиделок с Крисси. У последней, кстати, сегодня был выходной, и она спала, как ни в чем ни бывало. Эмбер с завистью посмотрела на соседку и отправилась на работу. С самого начала день, как это называется, не задался. На улице хлестал дождь, автомобилисты как назло проезжали по лужам, забрызгивая грязью ни в чем неповинных прохожих. У Эмбер не было зонтика – она не тратила деньги на всякую мелочь – поэтому в дождь ей приходилось накрывать голову курткой. Матерясь на чем свет стоит, она добежала до «Колорадского пса» и яростно дернула дверь. Промокшая одежда прилипала к телу, а с волос в три ручья стекала вода. Сняв хлюпающие  туфли, Эмбер босыми ногами пошлепала к бару в надежде, что Крис предложит ей чего-нибудь горячительного. Но самовлюбленный бармен еще не пришел.
— Чертов уродец, — прошипела в сторону бара Эмбер. Она зашла за барную стойку и начала открывать шкафчики и осматривать полки, — Ага, припрятал вискарик, я так и знала.
     Коричневый Джек забулькал в стакане. Прикурив сигарету, Эмбер отправилась в свою комнатушку. Ноги не хотели идти наверх. Их мотивировала лишь мысль о диване, на котором они могли оказаться через пару секунд. В такие дни ей хотелось просто исчезнуть с лица земли. Вот просто взять и исчезнуть. Только так, чтобы не было больно. Чтобы это была не смерть физического тела, а просто кто-нибудь взял, да и отмотал пленку ее жизни назад, еще до зачатия. Чтобы никогда не появляться, никогда не видеть, не слышать, не кричать, не ощущать и не знать этой паршивой реальности, в которую она попала даже не по своей воле! В конце концов, она не просила родителей… да ни о чём их вообще не просила. Наконец, ступеньки закончились, и девушка завернула за угол – в коридор. На диване кто-то храпел. Это была последняя капля. Эмбер бросила сигарету и начала тормошить спящего парня.
— Вставай, зараза! Вставай, кому говорят! Хрен ли тут развалился? Не дома, пьяный урод, — она со всей злости пнула спящего в ребро.
— Черт! Полегче, подруга! – от боли парень проснулся и во всклокоченной шевелюре и сонной физиономии Эмбер узнала Бена.
— А, это ты… — равнодушно произнесла она и без сил плюхнулась на освободившийся край дивана.
— Ты с головой вообще дружишь? – сурово ответил уборщик, потирая ноющий бок. Эмбер смерила его взглядом и сделала большой глоток виски. – Тупая стерва.
— Ну что ты от меня хочешь? – ноющим тоном спросила она его. – Чего вы все от меня хотите? Каждый гребанный раз кто-то приходит сюда и чего-то от меня хочет. Что вам всем надо? Почему я не могу спокойно придти, лечь на этот вонючий диван и уже сдохнуть? Почему мне вечно кто-то мешает? Какого черта ты здесь вообще оказался?
     Наступила глубокая пауза. У Эмбер в голове продолжали цепляться звеньями друг за друга новые вопросы и мысли, а у Бена не было слов. Так часто бывает: тебе вроде стыдно за собственное поведение, но хочется свалить всю вину на стечение обстоятельств, и твой ум отчаянно изворачивается в своей черепной коробке, выуживая из своих недр какое-нибудь оправдание. Или бывает иначе: ты просто впадаешь в ступор, как Бен. Мысли виснут где-то над головой, и даже не за что уцепиться, чтобы что-то сказать.
— Мне некуда было идти, — прервал молчание Бен. – Прости, что не дал тебе отдохнуть.
     Он поднялся с дивана и побрел в конец коридора, спустился по лестнице и прошел через зал. Его шаги постепенно удалялись, и вскоре Эмбер осталась одна в полутемном пустом клубе, а вокруг веселилась и радовалась вопиющая тишина.
 
Глава 5
Наши дни.  
     Роуз шла по серому, еще не просохшему после ночного дождя асфальту. Низкорослые домики с многовековой историей провожали ее на работу. Эти разноцветные и разношерстные здания дышали прошлым. Казалось, если поставить здесь, скажем, кривое стекло, в нем обязательно отразится какая-нибудь картина из далеких времен. Ведь фантомы событий должны оставаться! Каждое слово, каждый маленький жест, каждая мысль – всё должно быть закреплено в нашем пространстве. Только всё это прячется в многомерности, доступ к которой нам запрещен.
     Кстати, у Роуз есть молодой человек. Его зовут Рейзор. В то утро он прервал ее воображаемое путешествие в паутину времен эсэмэской. «Привет. Я беспокоюсь. Скажи, где и с кем ты была вчера. Мне важно знать. Сегодня увидимся?» Роуз замедлила шаг, чтобы написать ответное сообщение: «Привет. У меня была съемка. Сегодня я не могу – иду на концерт по работе». Через мгновение телефон зазвонил.
— Почему бы не пригласить меня на концерт? – послышалось в трубке.
— Потому что я иду работать, а не расслабляться, — ответила Роуз.
— А может, чтобы я не мешал тебе тусоваться с парнями из группы?
— С ума сошел?
— Прости, но вокруг тебя столько парней… таких знаменитых, крутых музыкантов… зачем тебе обычный танцоришка? Я не…
— Замолчи, Рейзор! – рявкнула Роуз. – Мне нужен обычный танцоришка, потому что с ним мне хорошо. Вокруг тебя тоже постоянно девчонки толкутся, и что? Я не закатываю истерики. Давай не будем больше об этом. Мне эти парни не интересны. У них своя жизнь. А у нас – своя.
— Ты уверена?
— Да, Рейзор.
— Ладно. Прости. Я просто волнуюсь.
— Я знаю. Завтра у меня будет меньше работы, и мы сможем встретиться.
— Здорово! Я тоже свободен!
— Тогда пока.
     Роуз положила телефон обратно в карман куртки, и вернулась к прежнему темпу ходьбы. Рейзор был, в общем-то, неплохим парнем: из хорошей семьи,  без вредных привычек, спортивный, красивый, талантливый и местами перспективный. Этот список достоинств мальчика дочери мечтает услышать каждая мама, не так ли? Но как за этим забором из вертикальных дощечек с положительными рисунками увидеть горизонтальные, изнаночные перекладины, которые скрепляют красивые доски? Они ведь могут быть даже не всегда прокрашены. У некоторых особ эти дощечки неухоженные и прогнившие, а их лакированный забор с узорами и загогулинами того и гляди рухнет. Мамы не видят комплексов, страхов, сомнений мужчин. Они видят лишь уровень заработной платы, наименование должности, наличие автомобиля и дома. Да что мамы! За всем этим даже сами мужчины не в состоянии рассмотреть свои истинные достоинства. От таких вот «достоинств» Рейзор и мучил Роуз перманентными подозрениями. Вспышки ревности разгорались на ровном месте из-за прогнившей самодостаточности, а низкая самооценка и отсутствие доверия к самому себе подрывало его доверие к Роуз.
     Через полчаса Роуз уже сидела за своим рабочим столом, вводя в поисковике два надоедливых слова «Риччи Рок».
— Хоть бы твоя биография не заняла больше страницы, — нараспев мурлыкала себе под нос юная журналистка.
— Этот человек – легенда, — процедил сидящий рядом Бижу, — событий его жизни хватит на целый роман.
— А я думала, натуралы тебе не нравятся, — съязвила в ответ Роуз.
— Невежда! Сначала послушай пару альбомов, потом и поговорим, — обиженно произнес Бижу и отвернулся от Роуз.
     Она ухмыльнулась, но подумала, что это была и правда неплохая идея – послушать пару альбомов. С этого надо было и начинать. Но девушка чувствовала какое-то отторжение, резкую неприязнь к этому исполнителю еще с того момента, как Кловер объявил ей о том, что она должна взять у него интервью. Роуз нехотя пялилась в дискографию Рока, пытаясь решить, какой из двенадцати альбомов заслуживает ее внимания. «Еще один музыкантишка с шестью сборниками на счету, — мысленно съязвила Роуз, — ну ладно, послушаем «Рок в последнюю ночь» 87-го, я как раз в этот год родилась». Она кликнула на это название, и на странице моментально открылся список всех композиций, вышедших на той пластинке, а также несколько ссылок на рецензии записи. Роуз кликнула на одну из них: «В этом году Риччи Рок явно перешел на темную сторону. Его альбом «Рок в последнюю ночь» звучит гораздо мрачнее предыдущих работ. Если раньше мы веселились под ритмичные и зажигательные «В городе жарко» или «Танцую до посинения», теперь мы видим перед собой взрослого, степенного музыканта, которому чужды яркие вечеринки: он стремится уйти от шумихи и немного побыть в тени мрачных аккордов. Это может быть связано с событиями уходящего года. В сентябре при трагических обстоятельствах погибла его девушка, менеджер и просто хороший друг – Кимберли Стивенс. По словам Риччи, в тот момент единственной опорой для него стала музыка». «Ну надо же, — подумала Роуз». Эта статья подогрела интерес девушки к объекту исследования, и она стала вчитываться в названия треков на этом альбоме.
— «Сладкий аромат»… Ну-ка, послушаем, — пробурчала она и включила колонки. Их них послышались мягкие отдаленные звуки акустики, грузные клавишные пады и плачущий зов виолончели. «Сладкий аромат, ты шептал мне сны. Сладкий аромат, дерзкими были мы. Когда жили вдвоем, не зная, куда идем. Сладкий аромат, ты всегда со мной. Сладкий аромат, ты улетел домой» — пел низкий мужской голос. Он пел не вычурно, не нарочито, не выставляя напоказ возможности своего вокала. Он пел тихо и ровно, и всё же на грани, как будто вот-вот его голос сорвется, и он разрыдается прямо посередине песни. Роуз слушала, затаив дыхание. Она пыталась представить, какую боль, наверное, испытал этот человек, когда потерял любимую девушку. Как тяжело ему было петь эту песню. Но он не мог ее не записать. Должно быть, ему казалось, что так он увековечит память о своей возлюбленной. «Какой благородный шаг, — думала Роуз». Когда песня закончилась, она еще пару минут сидела в задумчивости, пока, наконец, не заставила себя переключить внимание на другие альбомы. Незаметно, время доползло до обеда, и пора было собираться на интервью. Гвен копалась где-то в углу редакторской, собирая камеру, свет, кассеты и мысли; за соседним столом висел на трубке Бижу; кто-то бегал с какими-то бумажками, кто-то просматривал записи, кто-то громко шутил, собирая вокруг себя аудиторию бездельников и разгильдяев, а кто-то просто тихо сидел, уткнувшись в компьютер. Кловера не было, и Роуз очень радовалась такому моменту. Она спокойно закончила изучение Ричи Рока, написала вопросы и, распечатав их, бережно уложила в сумочку все бумажки, шпаргалки, визитки и контакты, которые ей сегодня понадобятся.
— Готова? – спросила ее Гвен, взваливая на плечо кофр.
— Да, поехали. Кто водитель?
— Ясно кто, Фиш.
— Круто. Он знает, что на него нет проходки?
— Надеюсь, что да, — многозначительно кивнула в ответ оператор, и девушки вышли из офиса.
— Не забудь взять автограф! – крикнул вдогонку Бижу.
— Больше мне делать нечего будет, — понизив голос сказала Роуз.
— Мстишь за то, что он не подменил тебя в «Ейтоне»? – спросила ее Гвен.
— Нет, просто люди думают, что я иду развлекаться, — ответила Роуз.
— Знаешь, Бижу как раз таки развлекается. Если бы он родился девушкой лет эдак на тридцать пораньше, из него получилась бы отпадная группи!
— Да, он бы стопудово бегал за своим Риччи Роком, пока тот не выбросил бы его из трейлера или с балкона отеля, привязав к телевизору.
— Посмотрим, кто за ним еще будет бегать после сегодняшнего концерта! – подмигнула коллеге Гвендалин.
— Ты. Снимая проходы, — улыбнулась ей Роуз.
     Гвен высунула в ответ язык и обе девушки направились к лифту, где их уже ожидал водитель. Затем они весело погрузили съемочный инвентарь в машину и двинулись в путь. Обе испытывали легкое воодушевление каждый раз, отправляясь на съемку. Кто знает, какие приключения готовит им очередная история? А ведь так важно проявлять интерес к тому, что ты делаешь. Творческим людям грешно топтать в себе первые признаки страсти. Этим они и отличны от скучных галстуков, которые, словно машины, строят свои графики и отчеты, делая часовой перерыв на обед. Я засмеюсь вам в лицо, если вы решитесь мне рассказать о глубоких нравственных переживаниях и волнениях, которые испытывает по отношению к своей работе вон тот ботаник, когда рисует таблицы. Ну, помимо того раболепного волнения, с которым он каждый вторник несет на собрание отчет о своей деятельности, разумеется. А вот искусством движет романтика, а не страх. И хотя развлекательная журналистика – не самый высокий из видов искусства, личная заинтересованность в теме сюжета – обязательное условие для автора, оператора, режиссера, редактора. Роуз глушила в себе эти порывы, опасаясь предвзятости своего мнения. Она подавляла волнующие вибрации, стремясь выглядеть как можно более объективной и собранной, как учили ее на факультете. Когда они тронулись в путь, Роуз снова ощутила прилив радостного волнения. Наверное, такое же чувство испытывают артисты перед началом своего выступления.
      То ли путь оказался неблизким, то ли в пробке долго стояли, но к этому чувству подключилось еще и беспокойство. А что, если они опоздают? Тогда прощай эксклюзив, прощай ключевой сюжет и привет нервозной истеричке Кловеру. Гвен завертелась на переднем сидении, тоже посматривая на часы.
— Как думаешь, к пяти успеем? – спросила водителя Роуз.
— А черт его знает, — равнодушно ответил тот. – Раз на раз не приходится.
— Успокоил, — недовольно выдохнула журналистка.
— Не парься, — махнула рукой Гвен, — когда это звезды являлись вовремя на свои интервью?
— Не знаю, блин, — протянула Роуз, — может, этот чувак исключение.
    Они застряли на очередном светофоре. Водитель прибавил громкость приемника (там играла какая-то группа 70-х), оператор достала из сумочки пилку и начала подтачивать коготки, а Роуз машинально черкала на листочке с вопросами какие-то непонятные загогулины. Тут ей вспомнился вчерашний сон, в котором они с каким-то парнем делали себе татуировки. Она принялась зарисовывать это изображение – сердце, окантовка шипами и две буквы «Э» и…  Вторую она, хоть убей, не могла вспомнить. Они уже подъехали к стадиону, а эта буква не давала мозгу покоя. Роуз даже зажмурилась, чтобы механически вытолкнуть ее на поверхность сознания, но не получалось. Пора было вылезать из машины, и она поспешила засунуть свои листочки обратно в сумку, параллельно доставая мобильный, чтобы посмотреть время и как можно скорее созвониться с организаторами концерта.
— Живо бегите к служебному входу. Прессуха почти закончилась! – прокричал в трубке женский голос, и девушки, как ошпаренные, бросились к одиннадцатому подъезду. Там им надели браслеты и пропустили в холл, где нервно ходила туда-сюда  полная женщина, лет тридцати.
— Простите, мы в пробке стояли, — тяжело дыша попыталась объяснить Роуз.
— Нормально всё, — ответила та, посмотрев на часы, — после прессухи у него перекур. Я просто должна была быть уверена, что вы готовы. Пойдемте за мной.
    Суровая женщина повела их по серым и мутным коридорам и лестницам, несколько раз они куда-то поворачивали, пока не подошли к двери с надписью «пресса».
— Ну что, стоим тут, отдыхаем, — скомандовала женщина-организатор и исчезла за очередным поворотом. Девушки оказались в узком коридорчике, по которому то и дело сновали какие-то люди: техники, мелкие менеджеры, ассистенты, помощники и еще бог знает кто. Все эти люди бросали на Гвен и Роуз свирепые взгляды, в которых ясно читалось: «Чего встали, мы готовимся к выступлению Риччи Рока, не лезьте уже под ноги, а!» Девушки теряли терпение: им надоело становиться по стеночке каждый раз, когда какой-нибудь толстый дядя с нездоровым румянцем и кучей татушек решал важно пройтись мимо них. Наконец, за поворотом показалась целая кучка таких дядек. Твердой походкой они целились прямо в девушек и, словно не замечая их, даже не попытались убавить темп и пройти в пол оборота. Один из них-таки умудрился наступить Гвендалин на ногу и та взорвалась:
— Ах ты, зараза! – рявкнула она вслед процессии. Но дядьки не подали виду. Они судорожно пытались понять, в какую дверь им надо зайти. В итоге, остановившись перед дверью с надписью «Пресса», они вопросительно развернулись в сторону поворота, откуда уже семенила полненькая организатор.
— Да-да, сюда, пожалуйста, — пролепетала она, после чего грозно взглянула на Гвен и Роуз. – Заходите. У вас десять минут.
   Тетка буквально запихнула девушек в комнатку с четырьмя стульями, столом и диваном. Оказавшись внутри, они оробели: все мужики в двадцать глаз уставились на них.
— Привет, — робко начала Роуз и протянула руку одному из мужчин. Он снял капюшон и оказался очень похож на того персонажа, которого девушки видели в клубе до этого.
— Значит так, — подбежал к ней другой. – Вопросы о личной жизни не задавать. Только про новый альбом и турне. Хорошо?
— Ладно, — ответила Роуз и, пока Гвендалин разбиралась со светом и микрофоном, достала из сумки шпаргалки и, развернув их, начала освежать в памяти свои вопросы. Загорелый музыкант с любопытством следил за ее движениями, очевидно, пытаясь хоть чем-то занять себя целую минуту без дела. Наконец, всё было готово, и Роуз устремила взгляд на мистера Рока. Впервые она увидела его так близко. И теперь он уже не казался ей столь же самоуверенным и эгоцентричным, каким она почему-то считала его раньше. Да, он позировал перед камерой, да, он ровно держал спину,  да, он напустил на себя равнодушие, но на каком-то более тонком уровне, она почувствовала к нему сострадание. У него был очень усталый вид. Это не скроешь мышцами, побрякушками, шмотками или же пафосными словами. У него был потухший, но добрый взгляд. Казалось, что на дне его глаз застыла большая слезинка, заморозившая его душу. Она заморозила ее от посторонних людей, которые целыми днями чего-то от него требовали, от обязательств по выпуску альбомов, от бесконечных концертов, от всего – он был заморожен. Вот и сейчас он вроде смотрел на Роуз, а сам, наверное, думал: «Господи, когда же всё это закончится?» 
— Ну что ж, — начала Роуз, — прежде всего, добро пожаловать. Вы же у нас впервые, так ведь?
— Да, — отчеканил музыкант, — Я никогда раньше здесь не был. Но я пробыл здесь уже несколько дней и, знаете, мне у вас нравится! Все такие приветливые, гостеприимные! Посмотрим, что будет на шоу.
«Интересно, сколько десятилетий ты оттачивал эту фразу? – подумала Роуз. – Вышло недурно. Верю».
— Расскажи о своем туре. В последний раз ты был на гастролях пять лет назад.
— Да, — снова, как по сценарию, выпалил Рок – Ты же знаешь, жизнь рок музыканта – тяжелая штука. На гастроли уходит уйма сил, понимаешь? Я отдыхал эти пять лет, но не бездельничал. Я записывал новый альбом «Команда страсти». Улетная вещь! А так, не хотелось кататься по миру со старым материалом, сечешь?
— Надоело исполнять старые песни? – вопросительно подняла брови Роуз.
— Да нет, детка, — улыбнулся во все зубы рок-идол, — старые песни это, понимаешь, как серебряная цепочка. Может висеть на тебе хоть всю жизнь. Но подвески менять лучше почаще.
— Я поняла, — ответила Роуз и перевернула листочек на другую сторону, но от волнения немного замешкалась, чем лишний раз привлекла внимание музыканта к своей шпаргалке.
— А это у тебя откуда? – нахмурившись, спросил Рок, кивнув в сторону бумажки.
— Вы о чем? – насторожилась Роуз.
— Об этом рисунке, — пояснил музыкант.
— Да это я так… просто нарисовала. По дороге сюда, — робко ответила девушка.
     Рок метнул грозный взгляд в сторону своих менеджеров. Те напряглись. Помолчав, он спросил:
— Можно я посмотрю?
— Конечно, — Роуз протянула ему листок с рисунком.
— Сердце и буквы… — бормотал музыкант, — «Э» и… Неясно. Хочешь сделать татуировку?
— Да нет, это просто рисунок. Он ничего не значит, — ответила девушка.
— Ничего не значит… — произнес Рок и вернул листок автору. – Да, ты права. Такие рисунки совсем ничего не значат, — задумчиво повторил музыкант. – Задавай следующий вопрос.
   Роуз заметила, как изменился в лице музыкант. Он вышел из образа рок-звезды, немного ссутулился и поник, безрадостно уставившись в несуществующую точку пространства. Он резко вдруг постарел. Исчезли куда-то задор и энергия, самоуверенность, сила – он сидел, облокотившись на колени, и в паузах между словами кивал какому-то невидимому собеседнику. Вся его моложавость обернулась потасканным унылым забвением. На вопросы он отвечал машинально, хотя вид его выдавал сложный мыслительный процесс, происходивший, наверняка, в голове этого человека. Скорее всего, он вообще уже не слышал вопросов, потому что пару раз с его языка сорвалась откровенная чушь. А впрочем, разве не должен артист кидать непонятные фразы, чтобы потом фанаты и журналисты гадали: а что же этот гений имел в виду? Метод работает. И Риччи Рок прекрасно знал это,  позволив себе отключиться на время от своего интервью. Время, выделенное Роуз, истекало, но девушке хотелось подольше поговорить с музыкантом. К последнему вопросу ему удалось собраться и вновь напустить на себя маску всемогущей звезды. Он оттарабанил айди для программы и вдруг ни с того ни с сего посмотрел журналистке прямо в глаза. От страха и неожиданности она попятилась, он медленно протянул ей руку и, сказав «спасибо», поспешил удалиться из комнаты. За ним исчезла вся свита, а девушка-организатор принялась объяснять правила съемки на шоу.


Глава 6
1983 год
— Шикарная группа, Эмби! Где нашла их?
— Да, Эм, колись, у нас таких нет.
     Рядом с Эмбер сидели два чавкающих жвачкой сморчка. Одному бармен Крис зачем-то налил виски: парню едва исполнилось восемнадцать. Другой был на пять лет старше него. Это были «Тяжелые братья» — так называли их из-за фамилии Харди. Тот, что помладше, ни черта не смыслил ни в девчонках, ни в музыке и по части музыкального вкуса поддакивал брату. Старший следил за всеми новинками, знал все никому неизвестные группы и считал себя знатоком тяжелой сцены. Тем не менее, компания этих придурков была приятнее каких-нибудь снобов, которые тоже, кстати, частенько лишь делают вид, что в чем-то особенно разбираются. Эмбер тихонько сидела за барной стойкой. Сегодня она не чувствовала себя звездой клуба, как это бывало обычно. Всеобщая пьяная веселуха ее не будоражила. Она была сосредоточена на чем-то внутреннем, на том, о чем принято говорить разве что лично с психологом, ну, или, в крайнем случае, с Богом. Хотя гораздо удобнее было бы сразу поговорить с Богом, чтобы визит к доктору не потребовал от вас лишних трат и хлопот. Короче: Эмбер было хреново, темно, неуютно и тяжело. Виски лишь раззадоривал ощущение безысходности бытия, а от сигареты начинало тошнить уже ко второй затяжке. Она не слушала верещавших по краям братьев. Она смотрела в стакан с растаявшим льдом и ковыряла в нем пластмассовой трубочкой.
     На сцене была движуха, группы менялись, туда-сюда сновали и копошились в проводах музыканты. Барабанщики меняли железо, что-то подвинчивали и подкручивали у себя в установке, гитаристы втыкались в комбики и проверяли звук. Зрителей этот ритуал предконцернтного саунд-чека всегда завораживал, хотя отдельные экземпляры уже умудрялись отчаянно нажраться и не замечали вообще ничего. В основном романтическое волнение охватывало девчонок у сцены. От восторга они визжали, пищали, скакали и смеялись, как заведенные, лишь бы привлечь внимание вон того парня, который с видом признанного виртуоза (не меньше) гоняет квинт-тач на своей гитаре-стреле, пока остальные настраиваются. В принципе, так проходили все концерты в «Колорадском псе», да и в любом другом подобном ему клубе. Мы сами придумываем себе истории, раскрашиваем картинки, рисуем характеры в таких вот коробочках с барами, лампочками и сценами. Только мы и больше никто – наделяем творческих личностей геройскими качествами, делаем из них звезд, недоступных таких и далёких, чтобы дольше и увлекательнее было для нас путешествие к ним, чтобы наполнить свои дни каким-либо смыслом. Но всё это «торкает» лишь в определенный период жизни. Потом, если повезет не спиться или откинуть коньки от передоза, посетители клубов будут вспоминать об этом, как о какой-то чуждой реальности. Перед ними встанет неумолимая необходимость выбора: теплые тапочки и стакан молока у камина или промозглое шатание пьяной молодости, нерешительной и смелой одновременно, закованной цепями свободы (именно закованной, ибо рамки свободы – не что иное, как обратная сторона границ заточения), движимой грезами счастья, поиском правды, любви, цели, смысла? Первое предпочтут девяносто процентов этих парней и девчонок в косухах. Второе останется на пластинках вот этих вот музыкантов, и часть историй всегда будет покрыта для нас тайной. О них будут петь нам альбомы из прошлого, о них мы попробуем снять кинофильмы, внешностью этих персонажей мы разрисуем у себя в сознании образы целых десятилетий, но безмолвие одну за другой поглотит эти души, сожжет их уныние, страх и тревогу, а затем снова отпустит на Землю — в новом обличье.
— Не, ну серьезно, Эм, — продолжал чавкать «Тяжелый» Стюи, — че за группень только что выступала? Как ты нашла их?
— Отвали, Стюи, — рявкнула Эм, — посмотришь в афише.
— Ой, какие мы злые, — вмешался его брат. – А я, кстати, видел их вокалиста. Он тут бегал с метлой до открытия. Меня Крис впустил, надо было отлить. Дорогая, он что, уборщик?
— Так вот он как научился микрофонную стойку держать! – расхохотался маленький Стюи и стал размахивать несуществующей шваброй.
— Заткнитесь вы оба, — устало произнесла Эмбер.
     Но тут к ней подлетел Бен и прильнул к ее уху.
— Ну что, сестрица, как тебе шоу? — Его учащенное дыхание, казалось, хотело прорваться внутрь девушки, а жар от разгоряченного тела волнами окутывал ее хладнокровную и безразличную сущность. В какой-то момент ей захотелось прыгнуть ему на руки и, обняв, прокричать, что он потрясающе выступил, что такого голоса, как у него, она еще никогда не слышала, что музыка была бесподобна, ритмична, кайфова, и что ей хотелось, чтобы концерт никогда не заканчивался. Вместо этого она отчужденно произнесла:
— Молодцы. Это было очень неплохо.
— «Неплохо» — протянул Стюи, — ты слышал, уборщик, неплохо!
    Бен исподлобья глянул на Стюи, но тот не унимался. Тогда музыкант схватил парня за шиворот и резко притянул к себе:
— Еще одно слово, и моя швабра окажется у тебя в заднице. Понял?
     Эмбер покатилась со смеху, а Стюи понадобилось срочно бежать в туалет. Между делом доблестный его братец вовсю кадрил какую-то рыжую тетку, так что помощи ждать было не от кого. Вдоволь нахохотавшись, Эмбер съязвила:
— «И швабра окажется у тебя в заднице» — я знаю, чья это фраза!
— На ней теперь копирайт Дэд Лилли стоит?
— Похоже на то.
— Может, они еще и песню об этом напишут? И альбом так назовут?
— Ага, типа, как слышал, ребята из Металлики по приколу хотят свой первый альбом назвать «Металлом тебе в задницу».
— Серьезно?
— Да, и на обложке пластинки нарисовать унитаз, из которого вылезает рука с молотком.
— А у нас вылезет швабра, — рассмеялся Бен. – Неплохая идея.
     От смеха Эмбер опрокинула свой стакан и, посыпавшийся из него лед разлетелся вдребезги на полу. От этого молодые люди расхохотались еще сильнее. Немного успокоившись, Бен спросил:
— А ты должна тут всю ночь торчать?
— Только если мне так захочется, — лукаво ответила Эмбер. – А что?
— Мы с группой собирались зависнуть, давай с нами?
— Дай-ка подумать…
     Через минуту Эмбер спрыгнула с барного стула и, взяв своего нового спутника под руку, весело отправилась навстречу ночным приключениям. Пройдя по коридору за сценой, они встретили музыкантов из группы Бена. Со всеми из них Эмбер была отлично знакома. Вон тот парень, который только что отхлебнул виски прямо из бутылки, и теперь занят размещением своей гитары на заднем сидении старенького кабриолета, — Джуно. С ним встречается Кристи. Тот, что тащит тарелки и истошно вопит какую-то песню, — Томми. А этого тощего с длинными черными патлами зовут Сид. Все трое то и дело сновали туда-сюда, как будто каждый раз забывали в гримерке что-то важное. На самом деле, им просто некуда было девать энергию, и адреналин, накативший во время выступления, еще не успел выветриться. Сид и Джуно стояли и ржали на заднем дворе, когда к ним подошли Эмбер и Бен.
— Вот, парни, все дружно благодарим эту девушку! Это она устроила нам концерт.
— Это чем же ты заслужил такое расположение великого босса? – задиристо спросил Джуно. Эмбер загадочно улыбнулась.
— Это был акт искупления вины, — ответил за нее Бен.
— Какой акт? – сделав глоток из общей бутылки, Сид чуть не поперхнулся.
— Хитрый Бенни, — подмигнул ему Джуно, — вот как теперь это называется. Буду иметь в виду.
— Да серьезно он, — расхохоталась Эмбер. – Я его как-то сильно обидела. Пришлось искупить эту провинность.
— Ну че, куда двинем, народ? – выкрикнул Томми на выходе из «Колорадского пса». – Предлагаю отметить первый концерт обдолбалденной вечеринкой.
— Все за! – закричали наперебой Бен, Джуно и Сид.
— Что значит, обдолбалденной? – поинтересовалась у Бена Эмбер, садясь в голубой старенький кабриолет.
— Поосторожней там с гитарой, ребята! – пригрозил Джуно, занимая водительское сиденье. Бен и Эмбер предпочли разместиться сзади, а Томми и Сид поехали на другой машине.
— Увидишь. Тебе понравится, — ответил Бенни и накинул на плечи Эмбер свою джинсовую куртку.
     Как это приятно – мчаться по ночной августовской свежести сумерек в компании сумасшедших парней, которые только что отыграли концерт! Эмбер любила зависать с музыкантами. Они вдохновляли ее на жизнь, они вливали в нее энергию, которой ей не хватало в обыденности. Она ни на секунду не сомневалась, что ее судьба – вращаться в кругу этих своеобразных представителей молодого поколения. Однако ее не вдохновляли тощие позеры с начесанным хайром. Эмбер любила сам рок-н-ролл, а не пустую коробочку от него. Ее увлекала свобода этого жанра, пространство для жизни, воздуха, воображения, равно как бесспорный талант некоторых его представителей: уникальные тембры, полнейшая самоотдача искусству, поиски новых гармоний и звуков, какая-то общая стильность и крутость, которую не втиснешь в леопардовые лосины. «Для гения нужно что-то более фундаментальное, чем сапоги на платформе, — отшучивалась девушка от назойливых групп-однодневок». Ее удивляло, почему очередные подражатели Мотли Крю еще не переехали в Лос-Анжелес – этот рассадник мишурного рока, а сидели в провинциальном городке и мечтали о лаврах любимой команды.
— Знаешь, почему ты рок звезда? — кричал ей на ухо Бен. – Потому что сегодня небо принадлежит тебе, ветер принадлежит тебе и земля тоже принадлежит тебе! А знаешь, почему? Потому что ты – роза ветров!
    Они летели на голубых крыльях кабриолета, ветер раздувал волосы Эмбер и бился об ее тело, будто пытаясь ворваться в самое сердце; сумеречное небо покорно склонялось под тяжестью ночных облаков, хотя на западе стойкие лучи солнца еще пытались уцепиться за уходящий день. Кое-где на дороге музыкантам встречались машины, но в пятничный вечер мало кто решался на передвижения: большинство жителей города радовались выходным в маленьких барах, откуда возвращались лишь на рассвете, томимые алкогольной интоксикацией.
     Предки всегда говорили Эмбер: «Не теряй голову». Эмбер потому от них и сбежала, что больше всего на свете мечтала потерять голову, закружиться на карусели желаний, завернуться в кокон для будущих бабочек, чтобы когда-нибудь расправить свои кружевные крылья и слиться с пространством. Реальность притупляет этот душевный порыв, взваливая на новичка жизни груз меркантильностей и ежедневщины. Но ничто земное не в состоянии помешать великому Плану Вселенной. Теперь, расположившись на спинке сидения автомобиля без крыши, Эмбер снова почувствовала себя открытой, ранимой и восприимчивой к запахам времени, жаждущей электричества звука, света и притяжения. Это божественное притяжение существует во всем сущем: в движении и безмолвии, в холоде и жаре, в черном и белом, в правде и лжи, в космическом и земном, в маленьком и большом, -  всё подчиняется магнетизму. И когда человек ощущает себя частью этой магнитной решетки, когда шум лепестка улавливается всеобъемлющим сердцем, когда каждая молекула в воздухе вибрирует с ним на одной частоте, тогда человек начинает творить свою жизнь, исполняя желания пробудившейся ото сна души.
     Через четверть часа девушка и музыканты завернули на потоптанный дворик возле шаткого одноэтажного дома. Во всех окнах горел свет, и во всех комнатах громыхала музыка. Громко хлопнув дверью, из трейлера вышел парень с красными волосами и, помахав вновь прибывшим бутылкой пива, жестом пригласил гостей в дом. Внутри на Эмбер пахнуло едкой смесью сладкого запаха благовоний, кислого перегара от алкоголя, затхлой вонью немытой посуды и табака. Народ шатался туда-сюда от прожженных диванов к столу с выпивкой – и обратно. Кое-где компания еще не нажравшихся, но уже изрядно подпивших гостей оживленно обсуждала новости кинематографа, в ином углу бессильно валялись другие люди, передавая друг другу косяк, в третьем чувак играл на гитаре в окружении девушек, кивавших в такт головой, хотя за общей музыкой его бренчания и вовсе не было слышно, а на самом большом диване, выставив напоказ белье, в полуобмороке расположилась Крисси. Эмбер прошла мимо и решила не тревожить покой соседки по комнате, хотя в глубине души ей хотелось посидеть и поболтать с ней, как с закадычной подругой. Всё равно разговора не вышло бы: люди с разным уровнем опьянения не умеют общаться.
— Ну че, вот бухло, вот девочки, — скомандовал парень с красными волосами, — хата ваша.
    Музыканты быстро нашли себе компанию и занятие, а Бен и Эмбер, смешав виски с содовой, отправились на задний дворик. Там обнаружился уютный гамак, в который молодые люди незамедлительно плюхнулись.  Прошло около полу часа, прежде чем один из них решился заговорить. Они смотрели на звезды, вдыхали сладкий аромат розовых кустов на соседнем участке и потягивали напиток.
— Не хочется говорить, — лениво произнесла Эмбер.
— И мне. После концерта вообще не хочется ничего делать.
— Даже лежать? – девушка оттолкнулась ногой от земли, и гамак снова начал качаться.
— Да нет, лежать здорово, — улыбнулся Бен, — особенно рядом с тобой.
      Эмбер задумалась. Ее голова находилась прямо рядом с головой Бена. Только что он произнес слова, от которых растаяла бы каждая девушка. Стоит ей чуть-чуть повернуться – и их лица соприкоснутся, а дальше события ограничатся только нашей фантазией. А надо ли это ей? Не эта ли перспектива повлекла ее на вечеринку? Не этого ли ждало ее сердце? Влюбиться? Сейчас? Дать шанс человеку? А, может, он не серьезно. Может, он завтра же о ней позабудет. Мысленно девушка находилась на краю обрыва и отчаянно сопротивлялась желанию прыгнуть. Но глупо думать, что внизу ничего нет. Реальность изменчива и подвластна влиянию. Кто знает? Может быть, с ракурса стоящего наверху просто не видно того, чем на самом деле заполнена бездна. Эмбер знала, что там что-то есть. Есть какая-то сила, и она не просто столкнет человека с обрыва, она позаботится о том, чтобы он не упал, не ударился, не разбился. Эмбер верила своей интуиции. Она знала, что это чувство неспроста завлекло ее на вечеринку. Так зачем же терять драгоценное время? Пока она размышляла, Бен уткнулся носом ей в ухо и принялся осторожно ее целовать, медленно приближаясь к губам. Эбмер съежилась от удовольствия: впервые за долгое время она почувствовала заботу Вселенной. Объятия Бена были проявлением вмешательства высших сил, и теперь наконец можно было остановиться, ничего пока не искать, потому что кое-что важное только что само нашло и захватило ее.
 
Глава 7
Наши дни
     Концерт оттягивался. Гвен и Роуз, надувшись, сидели за столиком маленького кафетерия. Это кафе, как избушка на курьих ножках, служило проводником в потусторонний мир музыкантов. Только через него журналисты могли попасть в запутанные коридоры, где скрывались гримерки артистов. Только через него из своих убежищ последние попадали на сцену. Если прошел через охрану в кафе – значит, эксклюзивные кадры тебе обеспечены. Столовая была разделена на две части. Одна располагалась ближе к выходу, и там обычно сидели зашуганные работники медии. Эта зона переходила в довольно широкий проход, соединяющий коридоры скрытых от глаз комнат и выход на сцену. За ним находилась вторая часть кафетерия. Там собирались организаторы выступления, их родственники и друзья. Они надменно посматривали в сторону противоположного прилавка, возле которого обтирались неизвестные им журналисты. Оказаться за соседним столиком с «организаторами» было проявлением особой удачи. Это значило, что в случае команды «всем без бейджиков «Администратор» на выход» охрана скорее всего даже не глянет в вашу сторону. А вот столикам возле выхода повезло меньше. Их-то первыми и попрут, отрезая любую возможность вернуться словами: «У вас браслет не того цвета. Вам не положено». А в остальном – это кафе было островком беззаботности и ленивого ожидания. Чаще всего Роуз сначала шла брать интервью, а затем вместе со всеми ждала выступления за бутылкой пива или энергетика. Иной раз за это время курильщик успевал скурить целую пачку! Музыканты редко торопятся выходить на сцену. Риччи Рок тоже особенно не спешил. Гвен и Роуз потягивали безалкогольный коктейль из соломинок, нехотя посматривая по сторонам, ожидая увидеть знакомые лица кого-нибудь из журналистов. На концерты ездят в основном одни и те же, так что стоит только один раз побывать на съемке, в следующий раз у тебя уже куча знакомых. Правда, Роуз без охоты принимала участие в оживленных журналистких беседах: ей казалось, что всё, что они говорили, она слышала уже тысячу раз. А каждый раз корчить на лице удивление или восторг от чьих-то высказываний уже просто не было сил. Девушка не любила лгать, изменять своим чувствам или заталкивать их внутрь себя. Люди ее сторонились, потому что она не могла поддерживать разговор «ни о чем», не умела жаловаться на «тяжкую долю работника СМИ», не хвасталась дружбой с известными личностями или количеством сделанных интервью, не строила из себя супер профессионала и не была с незнакомцами на короткой ноге. Зато те, кто ее знал хорошо, видели в ней цельную личность, питали к ней неподдельное уважение и искреннюю симпатию. А сколько фальши она уже повидала! Сколько никчемностей пали под натиском громадного Эго и бились в конвульсиях собственной значимости. Роуз сторонилась таких людей, она им не верила. Они говорили с ошибками, а их невежество и незнание очевидных фактов, скрепленные нахальным бахвальством и подхалимством, душили ее, умерщвляли надежду на человечество и запирали двери в светлое будущее.
     Наконец, организаторы зашевелились. Это был верный признак того, что скоро разогрев закончит играть и выйдут хедлайнеры шоу. Роуз удалось поймать снующую туда-сюда девушку администратора и уточнить, могут ли они снять закулисный выход Рока и его группы на сцену. Получив неохотное разрешение, она кивнула Гвен, которая тут же взвалила на плечо камеру и заняла удобную позицию. Не успели девушки оглянуться, как из темноты бэкстейджа вылетели музыканты, игравшие на разогреве, и устремились в запутанное логово спортивного стадиона. Через пятнадцать минут всё вокруг замерло. Присутствовавшие в закулисном кафе выстроились вдоль прохода на сцену в ожидании появления суперзвезд. Гвен приготовилась к съемке. И вот, из-за угла показались менеджеры Риччи Рока. Вслед за ними шли разодетые в кожу музыканты, пестрящие аксессуарами и железками. Казалось, они все надушены одинаковым одеколоном: от них за километр несло звездностью, силой, уверенностью. «Может, это всего лишь впечатление от побрякушек? – думала Роуз. – Вместе со своими физиономиями они пудрят мне мозг, а я ведусь, как фанатка какая-то. Хотя, кто знает? Может, они и правда всю жизнь верят в свой рок-н-ролл, и он придает им силы? Но возможно ли в пятьдесят лет оставаться на той же волне, что и тридцать лет назад? Либо эти люди застряли в детстве, либо они нашли философский камень». По мере своих размышлений Роуз переставала фокусировать взгляд на реальности, а бессменный фронтмен, легендарная рок звезда Риччи Рок тем временем уже вывернул из-за угла и брутальной походкой направился в сторону сцены. Неожиданно позади себя Роуз услышала какие-то вздохи и визг. Не успела она оглянуться, как пара неконтролируемых рук отпихнула стоявшую рядом с ней журналистку и толкнула саму Роуз. Потеряв равновесие, девушка упала практически под ноги музыканту, и, спотыкаясь об нее, к Року устремились две разгорячившиеся фанатки. Он успел отбежать, а два охранника тут же скрутили неуемных девиц. Роуз в изумлении поднималась с холодного пола. Она умудрилась разбить коленку о мраморное покрытие, и из нее сочилась кровь. В не меньшем удивлении рядом стоял Рок. Он неуклюже протянул девушке руку и помог встать. Затем распорядился, чтобы администраторы позаботились о пострадавшей, и продолжил свой выход на сцену. Однако прежде чем исчезнуть во тьме кулис, музыкант обернулся и, задумчиво покачав головой, шагнул в сценический мрак.
     Когда настоящая звезда выходит на сцену, это видно не вооруженным глазом. Артисты от Бога имеют необычайно удивительную способность создавать уют на любой площадке. Подобно хорошей домохозяйке, они оживляют пространство с самой первой гармонии, они сразу же «обживают» новую сцену и чувствуют себя на ней до неприличия уверенно. Воздух становится плотным и начинает пульсировать и, взрываясь яркими красками, затягивает тебя, зазывает, искушает тебя, растворяет тебя, проносит через сетку времен и подчиняет тебя. Когда выступает группа помельче, воздух на сцене кажется очень тонким, прозрачным, он не заполняется энергией творчества, и пьедестал становится для музыкантов проклятием, ибо они (музыканты) сжимаются, иссушаются и поглощаются залом. Пропадает таинство музыки, затухает энергия ритма, разжимается звук и плывет мимо ушей – значит, на сцену вышли жалкие лузеры. Они могут пыжиться, сколь угодно, притворяться великими звездами, повторяться в движениях и манере, но это притворство фальшивой нотой будет зудеть у них в каждой песне. А ни на что не годные критики будут фальшивить им дифирамбы в своих маленьких скучных журнальчиках с громкими именами, которые когда-то пользовались авторитетом, но теперь,  обленившиеся и раздобревшие словно Гаргантюа или Пантагрюэль, эти издания грузно осели на дне музыкально-писательского искусства. Этих «артистов» даже не будут показывать по телевидению, потому что они сами намеренно открещивают себя от популярной среды, полагая, что в такой оппозиции скорее проявятся их большие таланты, хотя таланты их ни чуть не внушительнее, чем данности тех, кто уже поселился на телевидении. Собственно, к этой категории групп относилась команда, только что отыгравшая на разогреве. Сам Риччи Рок, конечно, был персоной раскрученной, но отнюдь не бездарной, хотя в своё время этот парень покорил миллионы девчонок своим фирменным танцем «детка, хочешь меня сегодня?», что в принципе мало похоже на проявление особой музыкальной одаренности. Обычно этот коронный номер исполнялся в конце и, порою, на бис. Музыкант расстегивал кожаные штаны и, расставив ноги пошире, размещал микрофонную стойку аккуратно меж нижних конечностей, изображая тем самым необычайную длину своего достоинства. Покрутив бедрами и микрофоном, Рок бросался на колени и, разводя их в разные стороны и испепеляя взглядом поклонницу, которой посчастливилось находиться напротив него, с наслажденьем хрипел в микрофон: «Детка, хочешь меня сегодня?» Разумеется, для поклонницы этот момент был кульминацией представления, ибо тут же к ней подбегал поверенный Рока и дарил ей проходку за сцену, которой она могла воспользоваться после концерта, если конечно ей посчастливится донести свой трофей до бэкстейджа. Помимо величайшего блага этот подарок судьбы обрекал его обладательницу на муки соперничества, вызывая в других поклонницах зверскую зависть и первобытное желание отобрать добычу. Иными словами, если ногти счастливицы оказывались длиннее других ногтей, локти – острее других локтей, волосы – крепче других волос, а пальцы – цепче других, то в награду за эти терзания она получала возможность провести бесценную ночь с умопомрачительным Риччи Роком. Нет, это был не единственный талант Риччи Рока. Его талантом была способность достигать успеха без напряжения и труда. Верхние ноты давались ему с пол пинка, движения были не вымученные,  ему не надо было за целый квадрат готовиться к смачному скриму, ему не надо было позировать перед прессой, чтобы пресса хотела его, равно как ему не надо было прилагать усилий, чтобы женщины обожали его. Он был искренним в своей крутизне и не пел о том, чего не знал и не пережил. Вот почему в свои пятьдесят с хвостиком этот человек по-прежнему источал мощнейшую энергетику, собирал залы и выглядел на все сто. И вот почему группе, которая грела его, такое будущее даже не светит.
  — Мы хотим Рока! – истошно вопила толпа. Гвен оставила Роуз зализывать раны в бэкстейдже, а сама побежала в пресс-зону, чтобы снять первые три песни. В конце гулкого и загадочного вступления на сцену один за другим начали выходить музыканты. По мере того, как они занимали свои места, зал разражался приветствиями и аплодисментами. Наконец, скудная синяя сценическая подсветка погасла, в темноте проскользнула чья-то тень, и в следующую минуту ударил мощный аккорд, яркая вспышка света озарила пьедестал музыкантов: точно по центру стоял Риччи Рок. Зрители рукоплескали, кричали, гудели, стонали, свистели, визжали и клокотали – это был полный экстаз. Фронтмен царственно подошел к краю сцены, громко поприветствовал аудиторию и, насладившись ответной овацией, начал петь.
     К тому времени ассистенты Рока помогли Роуз промыть рану и перевязали коленку бинтом. Девушка до сих пор пребывала в полу шоковом состоянии и почти не ощущала реальности. У нее будто бы было раздвоение личности: вроде это она выходила из закулисного кафетерия, а вроде бы – кто-то другой завладел ее разумом и пытался прорваться в ее жизнь. Она ощутила душевный дискомфорт, какое-то нелепое несоответствие, когда прошла в зал и заняла свое место в пресс зоне. Рок уже допевал первую песню. Еще на протяжении целых двух композиций Роуз могла стоять возле сцены. Должно быть, мечта любого фаната – попасть в пресс зону. Это пространство между первым рядом партера и сценой. Там довольно свободно могут перемещаться все журналисты. Оттуда видна каждая мелочь: кажется, еще чуть-чуть – и музыканты прыгнут к тебе в ладонь, а затем ты сожмешь её и аккуратно посадишь этих малюток в ящик для кукол.
— А молодец, этот Рок! – прокричала Гвен на ухо Роуз. – Прокачал. Я тебе такие планы там наснимала!
     Роуз многозначительно подняла вверх большой палец, что означало: «Молодец, Гвен, иди дальше снимай». Ей не хотелось ничего отвечать. Казалось, что стоит произнести хоть одно слово — и девушка выскочит из своего состояния параллельной реальности. А ей так не хотелось этого делать! Почему-то Роуз даже испытывала наслаждение от пребывания не в своей шкуре. Ей живо представились далекие образы прошлого, только не её прошлого, а какого-то общего, глобального прошлого. Она закрутилась в вихре воспоминаний, которые, в общем-то, не были даже её личными воспоминаниями, а принадлежали тому существу, которое поселилось в ее разуме. Оно тщетно пыталось вернуться куда-то, оно терзалось тоской и печалью, оно овладевало всей её сущностью, заставляя снова и снова переживать меланхолию и грусть по чему-то ушедшему. Роуз не успела опомниться, как Рок допел третью песню, и охрана поспешила вывести журналистов и операторов из пресс зоны. Девушка неохотно направилась к выходу, где ее браслет обменяли на билет, по которому она могла пройти на самую дальнюю трибуну и дослушать концерт. Раньше она никогда так не делала: она отдавала кому-нибудь свой билет и мчалась скорее домой. Однако сегодня ей не хотелось покидать этот зал. Словно завороженная, она устремилась наверх, на трибуну, попрощавшись с недоумевавшей Гвендалин. Роуз без труда отыскала себе место в наполовину заполненном секторе. Это был самый крайний отсек, и звук туда доходил с небольшим опозданием. Однако это ее не смущало. Она жадно впитывала в себя энергетику шоу, пожирая глазами сцену и музыкантов. Она ощущала с ними какое-то косвенное родство, подспудное чувство привязанности, будто бы хорошо знала этих людей.
     — Почему это чувство возникло только сейчас? – спрашивала себя Роуз, — Почему не в момент интервью, например, или не в «Эйтоне»? Может, мне просто нравится эта музыка? Может, просто эти ребята умеют работать? Может, каждая поклонница в этом зале испытывает то же самое? Ну уж нет, я не буду фанаткой, — пообещала себе Роуз. Она обижалась сама на себя за то, что случилось с ее сознанием. Этот переворот не давал ей покоя. И всё же, девушка не могла пересилить его и уйти с шоу.
     Где-то на семидесятой минуте выступления Рок неожиданно попросил тишины и стал говорить. В своём крайнем секторе Роуз плохо слышала, о чем конкретно шла речь, но ей показалось, что он сказал следующее:
   — Я никогда не исполнял эту песню вживую. Она существует лишь на пластинке. Я написал ее в 87-ом, когда потерял очень важного и особенного человека. Так я хотел увековечить память о ней. Но как может жить песня, если я её не пою? Вы знаете песню «Сладкий аромат»? – зал ответил шумным «Да!» — Наслаждайтесь. Без нее меня бы здесь не было.
     Музыканты были в полной растерянности. Они недоуменно смотрели на своего фронтмена, который, очевидно, ни с того ни с сего решил внести изменения в сет-лист. В свою очередь, Риччи невозмутимо подошел к гитаристу и взял у него акустику, которую тот приготовил для другой песни. Дав коллегам по группе знак, что всё в порядке и он знает, что делает, Рок подтащил барный стул к микрофону, уселся на него и заиграл. Это была та песня, что слушала Роуз, когда читала его биографию. Она даже запомнила, как звали девушку, из-за которой он написал композицию. «Кимберли Стивенс, — произнесла про себя Роуз, — интересно, какой ты была, раз он посвятил тебе песню».Зал молча внимал звукам гитары и голоса. Кто-то поднял вверх горящие зажигалки, кто-то – мобильные телефоны, остальные же просто слушали, выражая тем самым особое уважение своему кумиру и его чувствам. У Роуз перехватило дыхание. Она не хотела признаваться себе в этом, но музыка поглотила её, растворила её в вечности, заставила забыть обо всех повседневностях, об отношениях с другими людьми и даже об её собственном теле, она забыла сама о себе, как о Роуз. Она стала кем-то другим, тем, чьё сердце наполняется грустью при звуках голоса Рока; тем, кто безмолвно тоскует о чем-то неведомом; тем, чья душа изнывает от скованности и безысходности бытия. Это была последняя песня. Музыкант поскупился даже на «Хочешь меня, детка», оставив ошарашенных поклонников без выхода на бис, без шуточки на прощание, без феерической коды. Он просто поблагодарил их и удалился со сцены. Добрая половина аудитории недовольно роптала, другая половина тщетно скандировала его имя. Публике не верилось, что вот этим обрывочным «Спасибо» закончилось выступление легендарного Риччи Рока, которого некоторые из зрителей ждали не один год. Наверняка писаки уже потирали руки: в их головах уже складывались язвительные фразочки в адрес артиста. Однако более чуткие зрители разглядели на лице Рока глубокую скорбь. Наверное, только с первых рядов были видны слезы в глазах этого брутального сердцееда. Роуз, конечно же, их не могла видеть, поэтому стояла, как вкопанная, надеясь, что музыкант еще выйдет и шоу продолжится. Прошло десять минут, но он так и не появился. Зрители поняли, что ждать больше нечего и потянулись на выход. Роуз уходила последней. Она еще долго стояла, не понимая, почему это ноги отказываются уходить. Когда девушка вышла на улицу, сумерки почти затянули сонное небо. Это было уже другое небо. Другая Роуз вышла со стадиона. Как будто весь мир кристаллизировался и переменился. Она медленно удалялась от того места, куда её необъяснимо тянуло. Мысли почти остановились, голова наполнилась воздухом, и казалось, что стоило Роуз отпустить ноги, она подобно воздушному шарику улетит в бескрайнее небо. На землю ее спустил телефонный звонок. Это был Рейзор.
 
Глава 8
1983 год
     — Куда делась эта бумажка? – задумчиво и почти нервно приговаривала Эмбер, разбрасывая по всей комнате содержимое ящиков ее крохотного стола.
— Детка, ты что-то ищешь? – равнодушно спросил ее загорелый парень в черной кожаной куртке и красно-белой клетчатой рубашке, завязанной поверх рваных голубых джинсов. Он стоял возле окна и задумчиво смотрел на оживленную улицу. Это был Бен. С тех пор как Эмбер начала с ним встречаться, он почти каждый день зависал у нее дома и на работе. В «Колорадском псе» у него по-прежнему были дела: его тетушка продолжала болеть, так что вакантное место уборщицы, которое родственница не хотела терять, оставалось его первостепенной обязанностью. Второе по значимости занятие Бена было связано с музыкой. То выступление, которое Эмбер устроила его группе как бы в качестве извинений, понравилось публике. Завсегдатаи «Колорадского пса» были приятно удивлены новым свежим репертуаром, а также мощной отдачей самих музыкантов. И хотя в их выступлении не было ни яростных риффов, ни лосин, ни попсовых мотивов, они чем-то смогли зацепить и любителей новой волны британского хэви-метала, и фанатов глэм-рока, и их веселых подружек. В общем, близилось третье выступление, а вразумительного названия группа пока еще не придумала. Ребята были заняты репетициями и вечеринками, поэтому ответственность за пиар и прочие необходимости как-то сама собой легла на Эмбер.
— Да бумажка, я нарисовала на ней логотип, — ответила Эмбер. -  Вы больше не можете выступать под названием «Бен и засранцы».
— Да почему нет, детка? – не отрываясь от зрелища, спросил ее Бен.
— Потому что это «некоммерческое название».
— Ну и хрен с ним. Главное — музыка. Разве нет?
— Ну-ка уйди отсюда, — разозлилась девушка. – Не мешай мне работать.
— Послушай, — Бен уселся в ободранное гостевое кресло напротив стола, — может, не стоит подходить к этому настолько серьезно? Если кому-то наша музыка будет нужна, он сам придет. Придет к нам и скажет: «Ребята, вы офигительные. Наш рекорд-лейбл хочет подписать с вами контракт. Мы даем вам баблы на запись альбома, раскручиваем его, снимаем видос, отправляем вас в тур, а вы уж постарайтесь не ужраться вконец, чтобы после всего этого записать хотя бы еще три альбома». Вот это я понимаю! И знаешь, чего? Они возьмут нас с названием «Бен и засранцы», потому что в противном случае мы будем и правда засранцами, если подпишем контракт с их конкурентами.
— Так не бывает, — отрезала Эмбер.
— Что, прости? – прикуривая сигарету переспросил Бен.
— Так не бывает, — вздохнула девушка и, усевшись на колени к пыхтящему музыканту, затянулась его сигаретой.
— Почему не бывает?
— Потому что если такой чувак принесёт вам контракт, по его условиям ты будешь обязан пахать на него десять лет, отдавая хренову тучу бабок его менеджерам, пиарщикам, ассистентам, секретаршам и директорам. А! И еще они обязательно сменят «Бен и засранцы» на что-нибудь вроде «Нержавеющий Иерихон» или «Моторный угар», — выдержав паузу, Эмбер встала с коленок. – Так что лучше уж я буду организовывать ваши концерты и распоряжаться вашим жалким доходом. И, кстати, у вас концерт в «Виски Гоу» послезавтра.
— Что? – Бен чуть не поперхнулся, — «Бен и засранцы» будут выступать в «Виски»? Это же самый крутой металлический клуб, ну дела!
— Нет, мой хороший, — ласково прошептала ему на ухо Эмбер, — «Бен и засранцы» там не будут играть.
     Бен вопросительно посмотрел на нее.
— А вот Риччи Рок – будет!
    И, взбив пальцами свою обесцвеченную шевелюру, молодая начальница выпорхнула из малюсенького кабинета. Бен рванулся за ней.
— Какой Риччи Рок? Да ты бредишь, Эм! Это попсовое имя годится какому-нибудь малолетнему богачу, который решил поиграть в рок-звезду.
— Ты им и будешь, — хладнокровно ответила Эмбер.
— Как это буду? Эм, я – уборщик, понятно? Люблю ли я музыку? Да! Готов ли я продаться всей индустрии? Да ни за что! Я хочу, чтобы меня уважали. Пускай о моей группе знают три с половиной калеки, но зато они уважают её и нас, как музыкантов.
— А что, если весь мир начнет тебя уважать?
— С таким-то имечком?
— Да… – протянула девушка, — гораздо почетнее всю жизнь прозябать в «Колорадском псе» и кормиться на заработок уборщика. Куда там! Зато вон те нечесаные неудачники говорят, что я «тру». Я не продался, и у меня ничего нет, даже песни в последние десять лет как-то не клеятся. По вечерам я обреченно бухаю, кроме пятницы, потому что по пятницам я выхожу на сцену, чтобы прокуренным голосом еще раз доказать себе, что я – ничтожество. Ну и черт с ним! Потому что вон те нечесаные неудачники за барной стойкой прутся от моей музыки и считают меня «тру».
— Да! Лучше преданность горстки засранцев мне настоящему, чем фальшивое поклонение фальшивому идолу.
— Послушай, — серьезно произнесла Эмбер, — я не прошу тебя быть фальшивым. Я не прошу тебя продаваться рекорд-компании. Мы сами заработаем себе на альбом, сами запишем его и сами раскрутим. От тебя требуется только побыть звездой.
— А как же группа?
— Это и будет ваша группа. «Риччи Рок». Не знаю, я просто чувствую, что вы должны так назваться. К тому же, в «Виски» уже афиша висит…
— Офигеть! А ребята знают?
— Знают. И они, между прочим, не против.
    Они подошли к бару, где как всегда копошился Крис, и взяли два виски с содовой.
— Ну давай начистоту, — Эмбер достала сигарету из пачки. – Бен – совсем не рок-н-ролльное имя. «Бен и засранцы» — чуть лучше, но это больше подходит каким-нибудь панкам.
    Бен с удрученным видом крутил в руках свой стакан.
— Плохо, когда у тебя не рок-н-ролльное имя, да? – вдруг сказал он.
— Да перестань ты, — девушка протянула руку к лицу Бена и заправила за ухо непослушную прядь, — все хоть сколько-нибудь рок-н-ролльные имена ненастоящие. А знаешь, почему? Потому что рок-н-ролл – это выдумка. Как, впрочем, и мы с тобой.
— Что, жизнь – дерьмо, пойдем напьёмся? – крикнул из своего угла бармен Крис.
— Слушай, друг, — повернулся к нему Бен, — а ты «Риччи Рок» знаешь?
     Крис скорчил задумчивую мину.
— Что-то знакомое… — протянул он, — может, и знаю, а что?
— Да ничего, — загадочно отвечал музыкант, — у них концерт будет в «Виски», пойдешь?
— Только если бухло за твой счет, красавчик, — лукаво просвистел Крис.
 
    В это время на другом конце города Дэйв и два других участника группы «Дэд Лилли» обивали пороги рекорд-компаний. Всё, что они пока могли предложить, — это запись из десяти песен, которые уже слышала Эмбер. И ребята были настолько уверены в гениальности своих композиций, что в успехе данного предприятия даже не сомневались. Они развязно шатались от одного офиса к другому, оставляя кассеты молоденьким секретаршам, которые клялись и божились, что обязательно передадут записи боссу. Концерты они почти не играли, да и репетировали раз в неделю с не особой охотой, ибо достигли той стадии развития музыкального эго, когда мнимая виртуозность кажется данностью. В каком-то журнале о них даже напечатали коротенькую заметку и даже разместили рядом с ней фотографию вокалиста, чем здорово пощекотали его самолюбие. Кто-то скажет, что они вели праздную жизнь, иной назовёт её рок-н-роллом, но никто не поспорит с тем, что материальное положение музыкантов было до крайней степени скверным.
     В тот день у них была назначена встреча с менеджером звукозаписывающей компании «Дэт рекордз». Этого человека звали Мик Лайм, и он даже послушал первые две песни с демо-кассеты, которую честно и добросовестно вручила ему секретарша. На самом деле, для этого Дэйву пришлось сводить её на свидание, но это оказалось даже приятным моментом, ибо девушка была не из числа мелких зануд. Линда (так звали секретаршу) приветливо встретила Дэд Лилли и, сообщив боссу о том, что ребята приехали, предложила им по чашечке кофе. Офис «Дэт рекордз» был довольно приличным, свежеотремонтированным и ярко оформленным всякими безделушками, которые указывали на музыкальную направленность этой конторы. Платиновые диски на стенах, увы, не висели, зато на парочке постеров красовались довольно известные в узком кругу любителей тяжелой музыки коллективы. Лу нервозно стучал пятками по полу, нерешительно озираясь по сторонам, а Броуди, как обычно, с отрешенным видом театрально курил. Спустя пятнадцать минут в скромное лобби вошел худощавый мужчина невысокого роста и пригласил музыкантов к себе в кабинет. Мик Лайм был сутулым, сухим и приземистым. На вид ему было лет сорок, не больше. Он зачем-то отпустил бакенбарды, и его впалые скулы казались от этого еще более резкими. На плечах висел какой-то странный пиджак, похоже винтаж из семидесятых, а из-под него небрежно вываливался воротник цветастой рубахи. Лайм налил в стакан газированной минеральной воды и принялся рассматривать молодых людей.
— Мы – Дэд Лилли, — сообщил Дэйв. У него от волнения сковало челюсть. Сделав большой глоток своей минеральной воды, Лайм спросил:
— Давно в последний раз выступали?
— Пару недель назад, — вмешался дерганный Лу. Он постоянно облизывал губы и нервно кивал головой. Менеджер молча пил свою воду и, казалось, почти не думал о гостях. Потом вдруг сказал:
— Я должен увидеть вас в деле.
— Минуточку, — запаниковал барабанщик, — разве записи не достаточно?
— Нет, — равнодушно произнес Мик Лайм. Допив свою воду, он с грохотом опустил на стол стакан. – Группа – это концерты. Записать я могу сам себя. Мне нужны звёзды. Стопроцентные короли сцены.
— У нас пока концертов не намечается, — развел руками Дэйв.
— Почему же, — Лайм потянулся к телефону, и уже в следующую секунду его пальцы резво набирали какой-то номер. – Дерек, привет, это Мик. Мик Лайм. Да, старина, всё нормально. Друг, мне ребят надо послушать. Может, пустишь их на пару песен между сегодняшними командами? Да, пара песен. Что? «Риччи Рок»? Кто это? Ясно, давай перед ними. Да, брат, спасибо, — повесив трубку, Мик пристально посмотрел в глаза Дэйву. – Вот и концертик нарисовался.
— Фигасе! – подпрыгнул на месте Лу.
— Невероятно, — протянул Дэйв, — а где мы играем?
— В «Виски Гоу».
— В «Виски»? – все трое уставились на Мика Лайма.
— Вам там не нравится? – удивленно спросил менеджер.
— Да это же самый крутой металлюжный клубешник, — запрыгал от радости рыжеволосый Лу.
— Вот и славно, — Мик Лайм встал из-за стола и направился к двери. – Вас будут ждать там к семи. В девять будет окно перед какими-то там «Риччи Роком». Оно ваше.
— Супер, спасибо! – Дэйв пожал руку менеджеру, и радостные музыканты выбежали из офиса. Поцеловав на прощание секретаршу, Дэйв уже чувствовал себя рок-звездой. «Осталось лишь доказать этому местячковому знатоку, чего стоят «Дэд Лилли», — думал он».
     Эмбер весь день висела на телефоне. С тех пор как она стала самопровозглашенным менеджером Бена и его группы, работы сильно прибавилось. Она старалась устроить ребятам как можно больше концертов: во-первых, это неплохая возможность набраться опыта живых выступлений, а во-вторых, лучше и дешевле сарафанного радио человек еще ничего пока не придумал. Эмбер была на короткой ноге с хозяином «Колорадского пса» и без труда получила его разрешение на периодические репетиции в дневное время, пока сцена простаивала. Сегодня группа готовилась к выступлению в «Виски Гоу» — самом известном металлическом клубе в округе. Это было ответственное событие. В «Виски» частенько заваливались представители рекорд-компаний, продюсеры и различные менеджеры и «менеджеришки» в поисках «свеженькой крови». Однако найти здесь своё счастье удавалось не всем. «Вилли Мэн» повезло: их нашел здесь человек из крупного рекорд-лейбла. Теперь они выпускают уже третий альбом и готовятся к мировому турне. А вот «Килла Смайл» уже целых пять лет ждут свой контракт и каждый концерт играют так, будто это последнее выступление в их жизни. Но, как на зло, в зале торчат лишь пьяные волосатые отморозки, которым даже сил не хватает как следует встретить и поддержать музыкантов.
— Ну, как настрой? – крикнула Эмбер ребятам с балкона. Она сделала всё, что планировала, и теперь оставалось только где-нибудь перекусить, подождать, пока музыканты соберут свои причиндалы, и отправиться в «Виски Гоу».
— Мы готовы порвать их, Эм! – заорали в ответ Томми и Сид. Бен при этом ласково улыбнулся, и девушка поняла, что ее группа готова. Это был один из тех моментов, которые оставляет в записи память, чтобы в минуты грусти и меланхолии еще больше раззадорить эти два состояния воспоминаниями. Эмбер боялась, что этот момент не повторится, она хотела застыть в нём, пустить в него корни и не отрываться, и крепко вцепилась в лестничные перила. Ничто не сравнится с предчувствием успеха, даже его достижение.
     Собрав инструменты и погрузив их в фургон, новорожденная группа «Риччи Рок» отчалила из «Колорадского пса». «Виски» располагался в часе езды, на другом конце города. Это был очень старый клуб. Открывшись в конце пятидесятых годов, это место претерпело множество имиджевых изменений, главным из которых стала его трансформация из танцевальной площадки в царство рок-н-ролла, панк-рока и хэви-метала. Поначалу бирюзовое двухэтажное здание с огромными окнами служило местом проведения выпускных балов и других праздничных молодежных событий. Там не было сцены – только танцпол, пестревший пышными юбками всевозможных оттенков и блестящими шевелюрами молодых модников. В конце 60-х учредители клуба заторчали от кислоты и отдали заведение какой-то хиппи комунне, которая установила там сцену. Кто только на ней не играл. Почти все печально известные передовые музыканты того времени начинали на этой сцене. Миролюбивая вакханалия продолжалась пять лет, пока не появился Ларри Флинтчанта. Он заявил, что один из первоначальных учредителей «Виски» скончался и передал права на владение клуба своему племяннику, то бишь ему – Ларри Флинтчанте. С хиппи было покончено. Художественные пацифистские мотивы на стенах были в срочном порядке закрашены, и место ярких фургонов на парковке заняли грузные байки. В остальном – этот клуб остался по-прежнему самым модным и популярным среди музыкально продвинутой молодежи. Здесь попеременно зависали начинающие поклонники новой волны хэви-метала и хайр-металлисты в лосинах. И те, и другие не переваривали друг друга. Здесь же соревновались в скорости трэш-металлисты, которых не переваривали вообще почти все. Время от времени кучка хэви-металлистов, начесав волосы и надев яркие шмотки, заваливались на концерт хайр-металлической группы и до середины шоу вели себя как, фанаты, а потом вдруг внезапно затевали в центре танцпола драку. Их, конечно, выставляли на улицу, где борьба продолжалась, но итоговой общей попойкой она, увы, не кончалась. Ибо противостояние этих двух враждующих легионов не могло прекратить даже спиртное.
     Риччи Рок не играли трэш или хэви. Но в то же время они не играли и глэм. Они просто писали удачные, драйвовые песни, тяжелые, качёвые риффы и находили новые, нетривиальные мелодии для вокала. Эмбер не знала, как завсегдатаи «Виски» воспримут новичков. Не удовлетворить местную публику означало бы потерпеть полный провал, потому что второго шанса не будет. Ребята наверняка стали бы чувствовать себя неудачниками, будучи освистанными в таком крупном клубе, а подрывать коллективный дух в самом начале творческого пути очень опасно. 
     — Давай мне гитару, — скомандовал Сид, когда парни подъехали к служебному входу и начали разгружать свой фургон.
— Эй! Мне определенно тут нравится, – просвистел Джуно, оглядываясь по сторонам. – Отдельная парковка для ви-ай-пи вроде нас, служебное помещение, все дела, гримерки. Вот это жизнь! Здесь, наверное, девочки после концерта тусуются…
— А Крисси почему не поехала с нами? – перебила его Эмбер.
— Потому что у нее в магазине весь день пересчет, — Джуно скорчил комичную рожу.
— А! Вот и наши новые звезды! – пропел гнусавый мужской голос. Вновь прибывшие обернулись и увидели щупленького мексиканца. Он шел в развалку, нарочито ленивой походкой, активно жестикулируя. – Там чуваки щас играли – такие задроты! Но вы же у нас не такие… Вы там, ребят, постарайтесь. Надо держать репутацию. Порвете там всех, да? Отлично.
     И, не дождавшись ответа, мексиканец со всей дури хлопнул по плечу Джуно и направился куда-то за угол клуба.
— Да! Чуть не забыл, — остановился он, — там перед вами группу просили пустить. На две песни – не больше. Лады? Всё нормально?
— А что за группа? – вмешалась, наконец, Эмбер.
— Да какие-то хайры. Не знаю. «Дэд Билли» или, может, «Ред Вилли». Ну как-то так, в общем. Привет!
— Сэд Силли? – переспросил Сид и все пятеро покатились со смеху.
     Музыканты взвалили инструменты себе на плечи и потянули на себя служебную дверь. В один момент их поглотил сумрачный коридор. Его стены отражали звуки саунд чека, проходившего в зале, и атмосфера этого помещения дышала загадочным гулом. Ребята устремились вперед и вышли к более светлому и широкому коридору.
— Странно, что нас никто не встречает, — пожал плечами Бен.
— Даже охранника нет, — чавкнул жвачкой Джуно.
— Пойду попробую найти Дерека, — озадаченно произнесла Эмбер и протиснулась между басом Сида и тарелками Томми.
— А мы – гримерку или типа того, — продолжал чавкать Джуно.
     Но не успели ребята опомниться, как из темного коридора вылетел уже знакомый им мексиканец.
— Ну! Чего застеснялись? Страшно играть в таком большом клубе – кишочки трясутся? – Мексиканец поманил рукой музыкантов, — давайте, давайте.
     Группа двинулась за своим гиперактивным проводником и попала прямо за сцену. Там же располагался выход в небольшой коридор с тремя комнатами. Это были гримерки.
— Ну всё, разбирайтесь. Через пять минут сцена ваша. Никуда не спешим – чекаемся, как надо, окей? – деловито затараторил щупленький мексиканец.
— Да, ясно. Спасибо, — поблагодарил его Бен.
— Простите, а вы… вы же не Дерек? – прищурилась Эмбер. Мексиканец брызнул от смеха.
— Нет, детка. Совсем не Дерек, — и, наклонившись поближе к девушке, добавил почти шепотом, — к Дереку пришло сегодня слишком много дырок. Понимаешь, о чем я?
     Эмбер поежилась, а ее собеседник снова расхохотался.
— Да я пошутил! Ларри Флинтчанта, — сказал он и протянул девушке руку.
— О! Правда? Я – Эмбер, менеджер Риччи Рока.
— Очень приятно, — вежливо ответил ей Ларри. – Прошу прощения, пара засранцев еще не получила указания перед открытием клуба. Рад был познакомиться, Эмбер. Ребята, удачи! Зажгите, как надо!
— Это был Ларри? – шепотом спросил Эмбер Бен.
— Прикинь!
     В этот момент группа, репетировавшая на сцене, заиграла снова.
— Где-то я это уже слышала, — подняв указательный палец вверх, поделилась с ребятами Эмбер.
— Да ладно тебе! Где ты могла слышать такой шлак? – усмехнулся Джуно, приматывавший изолентой к гитаре ремень.
— Ага! Знаешь, сколько групп через нее проходит? – вступился за подругу Бен.
— Да, — протянула девушка, — сто пудов. Очень знакомая…
     Пока музыканты из Риччи Рок складывали кофры и прочие вещи в гримерку, Эмбер присела на пожарную лестницу возле выхода из-за кулис и достала сигарету из пачки. Парни на сцене закончили чекаться и уже отключали гитары от комбиков. Через минуту мимо нее с самодовольным видом проплыли три тощих тела. У одного были очень длинные волосы, у другого – рыжие колючки на голове, а третий шел с собственным микрофоном. В этой троице Эмбер узнала «Дэд Лилли». Она сразу же вспомнила где, и при каких обстоятельствах слышала творчество этой команды: это они месяца три назад приходили к ней со своей кассетой в клуб «Колорадский пес». Этот день она не забудет: ведь тогда она впервые встретила Бена. Могла бы она подумать, что через три месяца так привяжется к этому парню? Что своим присутствием в ее жизни он сгладит ее острый, угловатый характер, что своим дыханием он снова пробудит в ней энергию жизни, что его талант раскроет перед ней новые горизонты? Она была многим обязана этой встрече. В первую очередь, девушка перестала так много пить. За это Крисси даже стала на нее обижаться. Но Эмбер просто не нужен был алкоголь – ее дурманил и опьянял запах новых открытий, теперь уже сделанных не в одиночку, как раньше, а вместе с дорогим человеком. Судьба подарила им друг друга, и для обоих это был самый главный подарок в жизни. Правда, тогда в силу молодости они воспринимали этот дар, как обычную данность, вроде собственного рождения.  Ну и что? Каждый волен воспринимать жизнь, как хочет.
     Эмбер совсем не хотелось пересекаться с «Дэд Лилли». Еще тогда они произвели на нее впечатление напыщенных бездарей, ломящихся в центр музыкальной вселенной. Она была рада, что эта троица прошла мимо, не заметив её. Конечно, у нее не было иных оснований избегать с ними встречи: ведь она всё же устроила им тогда выступление. Она сделала это лишь потому, что такие вот группы вроде «Дэд Лилли» очень нравятся публике. Публика в общей массе своей не разбирает, где настоящий талант, а где – яркий фантик. Может, у этих ребят и есть будущее на страницах желтых изданий, но вряд ли они войдут в историю чем-то более выдающимся, чем смерть в луже собственной рвоты.
     Поскольку «Дэд Лилли» приехали всего на две песни, гримерку им клуб не выделил, так что отчекавшись все трое дружно срулили в соседний бар пропустить пару стаканчиков. Через полчаса к ним присоединился Мик Лайм. Правда, крепче зеленого чая он ничего не пил.
— Хочу послушать вас на трезвую голову, — отшутился продюсер в ответ на смешки музыкантов.
    По хорошему, эти слова должны были насторожить молодых людей, ведь подобно любой другой шутке, в этой  — доля правды составляла 99 процентов. Это означало: права на ошибку у «Дэд Лилли» нет. Хитрый продюсер начал проверку еще до выступления. Наблюдая за тем, с каким упоением эти юнцы поглощают выпивку, заказанную за его счет, Лайм делал свои выводы и в уме ставил свои галочки. Через пол часа все четверо двинулись в «Виски».
    
   
Глава 8
Наши дни
     Шёл дождь. За окном гудели трамваи и изредка пели сирены. Желтые, бежевые и серые малоэтажные домики ютились среди припаркованных тут и там автомобилей и грозных многоэтажек. Улицы пестрели зонтами и капюшонами, а в лужах плескались веселые капли. Роуз снова поссорилась с Рейзором, и теперь молча сидела у себя на балконе, рассматривая дождливый городской пейзаж. Она перебирала в голове причины, которые могли оправдать чудовищную ревность её друга. Неуверенность в себе? Проблема доверия? А может, он судит людей по себе? Ведь мы все видим вокруг своё отражение. Это объясняет субъективное восприятие реальности, вариаций которой существует столько же, сколько людей на свете. Тогда ей стоит крепко подумать, прежде чем предлагать ему перемирие.
      Риччи Рок давно уехал из города. Со дня того концерта прошел целый месяц. Роуз смонтировала сюжет и хотела бы позабыть об этой истории, но концерт, да и встреча с самим музыкантом, никак не могли выйти из головы. Засыпая, она чуть ли не каждый вечер перебирала в памяти все события того дня, пытаясь вспомнить каждую мелочь. Её мозг цеплялся за любую деталь, которая могла бы подольше удержать сознание в ушедшем событии. Ее терзали странные сны: кудрявые и запутанные, они рисовали перед ней какие-то очень знакомые ситуации, в которых, однако, она никогда не бывала. По крайней мере, в этой жизни уж точно.
     Сегодня у неё был выходной. «Досадно, когда у вас с хорошей погодой выходные выпадают на один день, — подумала Роуз и отлипла от подоконника». Она зашла в комнату и включила компьютер.  От нечего делать девушка открыла биографию Риччи Рока.
  — Это я читала, это я знаю…- бормотала себе под нос Роуз, — блин, лажа какая-то. Ну-ка, а это что?
     Она перешла по ссылке, которая привела её в книжный интернет-магазин.
«Мы ходили по грани. Откровения друзей рок-звезд 80-х» — такой заголовок красовался на книге, которую сайт предлагал ей купить. В аннотации было написано: «Они жили, не жалея себя. Они зажигали на сцене, но что творилось у них на душе? Неизвестные факты о жизни рок-музыкантов, рассказанные их собственными друзьями в личных записях и интервью». Роуз так заинтересовало это издание, что она немедленно решила его приобрести. Чтобы не ждать доставку, она позвонила в ближайший книжный и, невероятно, эта книга там оказалась. Не стоит недооценивать роль провидения, прагматичный скепсис тут ни к чему. Даже самый заядлый циник хотя бы раз в жизни бывал в ситуации, когда всё сходится одно к одному. Так что всякое в жизни бывает, а то, что нужная книжка оказалась так близко, лишь подтверждает теорию притяжения мысли и дела.
     Уже через час Роуз устроилась в креслице на балконе и раскрыла свою добычу. Книга велась от лица автора, некоего Джона Фишера. По всей видимости, расцвет его юности пришелся на 80-е годы, иначе он вряд ли бы столь самозабвенно отдавался рассказам о музыкальных тусовках этого времени. Если верить на слово автору, то свой кусок хлеба он зарабатывал в музыкальном журнале узкой, «тяжелой» направленности. И если продолжать верить ему на слово, он был лично знаком с львиной долей тех рок-легенд, чья телесная оболочка сегодня, как говорится, дышит на ладан. В первых четырех главах он знакомил читателя с общей музыкальной картиной конца 70-х – начала 80-х, а затем в отдельности разбирал каждую группу, оставившую увесистый след в истории рок-н-ролла. Роуз нетерпеливо перелистывала страницы с безынтересными для нее коллективами. Наконец, было найдено то, ради чего эта книга оказалась у неё дома. Глава называлась «Риччи Рок» и открывалась она общим абзацем энциклопедического характера. Кто такой, где родился, как появилась группа, чего добился. Вслед за ним вилась череда интервью с самим Роком, сделанных, очевидно, автором книги, комментариев и пояснений Фишера и цитат из личного дневника некоей Кристи Бридворд, а также Кимберли Стивенс, погибшей при трагических обстоятельствах.
Из личных записей Кристи Бридворд, близкой подруги группы.
10 сентября 1983
     Это было нечто! Сегодня парни играли в «Виски». Я пораньше слиняла с работы, а Джуно, засранец, даже не подумал за мной заехать. Короче, я взяла Криса, бармена, и мы двинули в «Виски». Так забавно: он всю дорогу не знал, кто будет играть. Думал, какие-то неместные музыканты, и офигел, когда я сказала ему, что это наши ребята. Короче, там было столько народу! А еще там был какой-то менеджер какой-то там рекорд компании. Так он предложил ребятам контракт! Всё, больше писать не могу – дико хочу спать, и вообще я в говно.
12 сентября 1983
     Эмбер сегодня не в духе. Говорит, что не хочет отдавать Роков Лайму. Он вроде пообещал ей место директора их группы, но директор ничего не решает — он только мутит концерты, туры там, всё такое. Надо бы вытащить её тусануть.
20 сентября 1983
     Вот это мы отжигаем! Роки начали писать свой первый альбом. Джуно такой сексуальный с гитарой! Просто тащусь от него. Хорошо, что я с ним не рассталась тогда, теперь бы жалела. Я целый день протусила с ребятами в студии. Этот их новый продюсер за всё заплатил: они могут торчать там, сколько угодно. Офигенское место. Там есть бильярдная, комната для гостей там, и всё такое – я уже зависаю там несколько дней. Вообще-то процесс записи очень нудный и круто, что Эмби осталась при мальчиках. А то она вроде начала на них дуться, из-за того что они решили подписать контракт с этим Лаймом. Но Бенни поговорил с ней и теперь всё окей. Не знаю, на что можно жаловаться, когда вокруг куча бесплатной выпивки и еды!
— Вот уж действительно, — подумала Роуз, перелистывая страницу. Далее следовал небольшой абзац авторских пояснений, где Фишер рассказывал о том, в какой последовательности Риччи Рок писали песни на первом альбоме и как это происходило. Дочитав абзац до конца, девушка оторвала взгляд от книги. – Интересно, как это им удалось так просто подписать контракт с рекорд-лейблом? Неужели бывают случаи, когда тебе славу приносят на блюдечке? – Эти вопросы всегда волновали Роуз. Будучи от природы весьма амбициозной и честолюбивой, она втайне от всех лелеяла мысль о том, чтобы однажды прославиться, о том, чтобы сотворить что-то уникальное, гениальное, прекрасное и неповторимое.
— А вот это уже кое-что интересное, — протянула Роуз, вглядываясь в заполненные текстом страницы.
«Ни для кого не секрет, что на заре карьеры команды важную роль в жизни музыкантов сыграла девушка фронтмена группы Кимберли Стивенс. Это она придумала им название и организовала тот судьбоносный концерт, на котором «Риччи Ро»к заметил менеджер из «Дэт Рекордз» Мик Лайм. В одном из журналов 80-х, коих у меня целое множество, я нашёл интервью этой девушки. Вот оно.
1984 год
Журнал «Металлический молоток»
     Женщины правят роком
  Я приехал на долгожданное интервью с Кимберли Стивенс – идейным вдохновтелем и практически создателем мега-сенсации – группы «Риччи Рок». Мы договорились встретиться в «Колорадском псе». О смысле беседы в этом маленьком, но хорошо известном в кругах металхедов клубе я сначала не мог догадаться, и, если честно, был несколько удивлен выбором места. Обычно девушки любят красивые, людные заведения, где можно было бы выгулять свои новые шортики или юбочку. Это место было далеко непригодным для таких целей.  В любом случае, оказавшись в «Колорадском псе», я отправился к бару, возле которого мы и договорились ожидать друг друга. У меня было время рассмотреть небольшой зал, сцену, столики и балконы – всё, что составляло скромную обстановку этого клуба. Через минуту мой любопытствующий взгляд остановился на темной фигуре, которая спускалась по лестнице, примыкающей к стене слева. Это была невысокая, не очень худая девушка с длинными светлыми волосами, собранными в пышный хвост. Она поманила меня рукой, приглашая подняться наверх, и я устремился за ней. Мы вошли в крохотный кабинет, в котором едва помещалось окно, письменный стол, старое кресло и книжный шкаф. Тут девушка протянула мне руку.
— Кимберли Стивенс, очень приятно. Пожалуйста, располагайтесь в кресле, — с такими словами она села за стол и мы начали разговор.
— Кимберли, я в замешательстве. Как же к вам обращаться? У вас столько имён: Кимберли, Эмбер… Я просто теряюсь.
— Ну, Эмбер меня называют друзья. Похоже на Кимберли, так ведь?
— Может, немного.
— Ну, так сложилось. Просто я очень люблю парфюмерию.(Смеется) Обращайтесь ко мне, как угодно.
— Хорошо. Зачастую успех музыканта зависит от его музы не меньше, чем от его музыки. Вы  вдохновляете Риччи Рока на музыкальные подвиги. Трудно ли это – быть подружкой звезды?
— Не трудно – если при этом и вы, и ваш партнер остаётесь людьми. Когда кто-то один переходит черту, другой тоже срывается. Так происходит у всех пар без исключения.
— Но ведь мир рок-звезды полон соблазнов…
— Мир в принципе полон соблазнов. Если мы будем потакать нашим слабостям, мы станем похожи на обезьян. Да и представления о звездной жизни сильно преувеличены. Странно так, столько людей благоговеет перед иллюзией какого-то волшебного и всесильного рок-н-ролла. Но что они понимают под рок-н-роллом? Беспробудное пьянство, беспорядочный секс, антисоциальное поведение? Что это? Или, может, рок-н-ролл всё же связан с обычными парнями, которые тупо приходят в студию, втыкаются, и по известной всем схеме записывают свои отрепетированные партии? Для нас – это второе. Нет ничего таинственного в жизни звезды. Главное таинство происходит в момент, когда медиатор соприкасается со струной, понимаешь?
— Так значит, рок-н-ролл еще жив?
— Ну что это за вопрос!
— А что вас смущает?
— Вопрос ваш смущает. Что значит, жив ли еще рок-н-ролл? Рок-н-ролл живет в каждом из нас. Это наша божественная искра, то, что движет нами в поисках новых открытий, новых звуков, способов самовыражения, поиск свободы – вот, что я понимаю под рок-н-роллом. На мой взгляд, все первооткрыватели были рок-н-рольщиками.
— То есть, Христофор Колумб – рок-н-рольщик?
— Абсолютный.
— Интересная мысль. А расскажи тогда,  можно на «ты»? Как и когда рок-н-ролл вошел в твою жизнь?
— Ну, если говорить о музыке, то я начала работать с группами после окончания школы. Я переехала в этот город и стала подыскивать коллективы для выступлений в «Колорадском псе».
— Погоди, в этом «Колорадском псе»?
— Ну да, именно здесь, в этом клубе, за этим столом я сидела вот так и принимала музыкантов, которые приносили мне свои записи.
— Невероятно! Теперь ясно, зачем ты меня сюда пригласила… здесь ты, я полагаю, открыла и Риччи Рока?
— Пожалуй, что так. (Смеётся)
— Расскажи, как это произошло?
— Я услышала его пение в коридоре, и тут же влюбилась в этот чудесный голос. Потом случайно на него накричала, будучи в плохом настроении, и чтобы как-то сгладить конфликт, вписала его группу в программу «Пса».Ну а дальше – они всем понравились, и мы решили, что продолжим играть музыку. Потом закрутилось, тут концерт, там, и вот уже на нас клюнули в «Виски». А дальше вы знаете.
— А дальше появился Мик Лайм. Как случилось, что именно в тот день он оказался именно в том месте, где нужно? И какое первое впечатление лично на тебя, Эмбер, он произвел?
— Первое впечатление… Он, наверное, слишком уж деловой какой-то весь, напряженный. Постоянно о чем-то думал, нервно пил воду и лично меня он отпугивал. Ребята к нему тут же прониклись. Еще бы! Он предложил им контракт. (Смеется) А вот я была не в восторге. Он ведь пришёл туда посмотреть на другую команду. А в итоге предложил контракт нам. Если он так быстро меняет ориентиры, то, должно быть, он человек не надежный. Вот, о чем я подумала. Как-то так.
— Как думаешь, если бы не он, к группе пришёл бы успех?
— Если бы в нашей жизни не появился Мик Лайм, ребята бы не перестали играть музыку. Они не перестали бы писать интересные композиции и талантливо их исполнять. Талант дает Бог, а не менеджер. Так что успех пришел бы в любом случае.
— А какие у вас сейчас отношения с группой? Ты по-прежнему участвуешь в их жизни?
— Я – директор команды. Занимаюсь всеми вопросами существования и функционирования коллектива. Контора Лайма раскручивает ребят, а я помогаю им раскручиваться (смеется).
— Но вы с Риччи всё еще вместе?
— Да.
— Рад слышать. Что ж, очень приятно было с тобой и поговорить.
— Спасибо.
— Удачи тебе.
— Взаимно.


     Этот номер журнала пошел в печать в ноябре 1984 года, а уже в январе 85-го отношения Рока и Эмбер разладились. По всей вероятности, незримая рука порочного рок-н-ролла зажала в кулак и этого парня. В середине девяностых ограниченным тиражом вышел личный дневник Кимберли Стивенс, в котором она подробно рассказывает о своих отношениях с Риччи Роком. Инициатором выпуска этих интимных записок выступил сам музыкант. То ли это был продуманный шаг перед выпуском очередного альбома, то ли какой-то скрытый личный мотив – это нам не известно. Я, разумеется, не мог тогда пройти мимо такого издания, цитатами из которого я намереваюсь сейчас поделиться с читателем.
    20 декабря, 1984
Настроение ни к черту. Я так ждала это Рождество. Последний раз я была в таком нетерпении лет в 12, когда мне должны были подарить набор моей первой в жизни косметики. А, собственно, чего я ждала от этого Рождества? Если жизнь крутится по спирали, то глупо ждать от нее щедрой подачки на двадцатом кругу. Куда бы я ни бежала, от себя мне не скрыться. Я ведь знала, что не смогу выдержать этот ритм. Я слишком сильно идеализирую своё будущее. Не знаю, мне всегда хотелось выпрыгнуть из этой упряжки, а Бен еще крепче привязал меня к ней. Какое к чёрту у нас будущее, если он уже не может удержать свой член в штанах. А ведь я еще даже не старая мымра. Вчера после концерта я хотела слинять поскорее, но меня догнала журналисточка и ехидно спросила: «Тяжело переживаете измену бойфренда?» Я, конечно, послала её, но… Теперь у меня ощущение, что каждая тёлка мечтает сплясать на моих костях. А эта прищепка… Можно подумать, он и правда хотел её. Да когда ты в говно, тебе вообще по фигу, с кем. Теперь будет ходить и гордиться до пенсии, что с ней потрясающий Риччи Рок изменил своей девушке. Ааааа! Как же я зла на них. На обоих. Не так я хотела праздновать Рождество. Не так…
     Это была единственная запись из дневника Кимберли Стивенс, которую напечатал в своей книге Фишер. Однако же Роуз почувствовала какую-то неуловимую связь с этой девушкой. Ей хотелось читать эти записи дальше, знать всё о её жизни, залезть в её мысли, исследовать её внутренний мир. Ей хотелось, чтобы эта девушка доверила ей, не какому-то Фишеру, а именно ей свои сокровенные чувства. На секунду ей захотелось жить вместе с ней в её времени и быть ей подругой, поддерживать её в трудное время, ходить вместе с ней на концерты и отрываться на вечеринках.
— Но ведь она умерла… — вдруг вспомнила Роуз, и по спине у неё пробежал холодок. – Как хорошо, когда человек может оставить что-то после себя, — подумалось вдруг. – Кимберли Стивенс оставила свой дневник и теперь она оживает в чьем-то воображении всякий раз, когда люди читают её записи. Но зачем и почему она умерла? В книге ничего не написано. Было ли это самоубийство? Хм… Ну-ка, может, в конце будут какие-то сноски? – Роуз нетерпеливо перелистывала страницы, — Нет, тут ничего нет. Странно. Может, она впала в депрессию после измены Рока и наложила на себя руки? Ну-ка, в каком году она умерла? В 86-ом… Но эта запись из дневника была сделана в 84-ом. Глупо пожирать себя горем два года подряд. Наверное, тут было что-то еще. Где-бы достать этот дневник?
      И Роуз уткнулась в компьютер, пытаясь найти в продаже то издание, о котором говорил Фишер. Конечно, в тот вечер она ничего не нашла, кроме скудной информации о мизерном тираже, которым была напечатана эта книга. Она называлась «Роза ветров. Дневник Кимберли Стивенс» и содержала в себе записи, которые девушка делала в период с конца 1983 по 1986 год.
 
Глава 9
«В сумраке сцены. Дневник Кимберли Стивенс»


11 сентября 1983
     Вчера парни играли первый концерт в «Виски». Я довольна нашей работой. За пару недель мы выступили в шести клубах – настоящий гастрольный тур прямо. Раздосадовал некий Мик Лайм. Он завалился после концерта в гримерку и говорит: «Я пришел протестить «Дэд Лилли», но они лузеры, а вы, ребята, — крутые. Хотите контракт?» Разве так поступают? Я, наверное, слишком многого жду от людей. Я не сочувствую «Дэд Лилли», они действительно до нас не дотягивают, но на их месте может оказаться любой другой коллектив, и в том числе «Риччи Рок». Парни, конечно, обрадовались, воодушевились. Ну, пускай сами решают. Я им не мама, в конце-концов. Странно ведь, Бен сам не хотел продаваться рекорд-конторе, а теперь так обрадовался предложению Лайма. Лично я не хочу вот так просто отдать ему свою находку. Это я их нашла. И я начала их раскручивать. Они думают, у Лайма получится лучше? Я сомневаюсь…


21 сентября 1983
     Предатели! Все вокруг продажные твари. Он всё забрал у меня! А они разрешили. Он забрал у меня моё будущее, мою мечту, весь смысл моей жизни. А они даже не воспротивились! Ну, ничего. Я найду другой коллектив, и он станет в миллион раз успешнее, чем Риччи Рок. Они еще будут страдать, оттого что так бесцеремонно передали мои полномочия Лайму.

24 сентября 1983
     Сегодня у них был концерт, который, на секундочку, организовала им я. Крисси пошла туда и приволокла домой Бена и Джуно. Они приперлись с цветами и косяком, просили прощения и, как дебилы, ползали передо мной на коленях. Пришлось их простить.
25 сентября 1983
     Мне позвонил сам великий Мик Лайм. Предложил стать директором группы. С одной стороны, мне хочется к ним вернуться: так я смогу быть всегда рядом с Беном. С другой – это так унизительно, словно подачка бродячей собаке. Не знаю, как поступить. Почему же так трудно всегда делать выбор? Но в этом и состоит свобода, которой мы все так жаждем. Странно, оказавшись в условиях свободы выбора, я всё равно не довольна. Потому что боюсь сделать выбор, боюсь принять на себя всю ответственность в случае неудачи. Не хочу спустя десять лет сидеть в этой квартирке и думать: «А что, если бы я всё-таки наступила на свою гордость и приняла предложение Лайма?»
    
3 октября 1983
     Чумовые выходные! У Роков столько работы, но Бен вымутил себе свободное время, и мы поехали в его родной город. С каждым днем я открываю в этом человеке всё больше хорошего. Да, кажется, я по уши… Сначала мы заехали к его родителям. Они оказались такими классными! Оказывается, у него еще есть младшая сестра и брат – близнецы. Такие забавные! Вот бы мне их 12 лет. Хотя нет, как-то не хочется возвращаться в школу. Короче, после ужина мы пошли в парк развлечений, катались на всевозможных аттракционах, а потом он отвел меня в какой-то прекрасный сад. Там повсюду были посажены розы, которые уже отцвели, но их аромат по-прежнему наполнял воздух, а посередине журчал фонтан. Мы устроились на двойные качели и просидели так всю ночь. Я никогда не забуду эту ночь… Как и тогда, в гамаке у укурков, я чувствовала себя под защитой, как будто Вселенная руками Бена укрыла меня от забот и печалей. Бен сказал, что любит меня. Это было в другом измерении. В другой жизни. Ну, почему оно открывается нам только раз или два?
     Утром мы решили сделать татуировки. Мы шли по пустынному парку, под ногами шуршали желтые листья, было достаточно сыро и влажно. Обычно я не люблю такую погоду, но сегодня мне было всё равно. Пришли к его другу в салон, набили татухи (даже стыдно признаться, что мы набили, — такая малолетская тема) и вернулись домой. И вот, я снова сижу здесь, на этом диване, как будто никуда и не ездили. Крисси тупит на балконе с коктейлем, а Бен ушел в студию.
20 октября 1983
     Всё хорошо, поэтому так давно не писала. Когда счастлив, не хочется отдавать крупицы своего счастья бумаге. Льет такой сильный дождина! А у меня даже зонтика нет. Всё время собираюсь его купить, но каждый раз находится занятие поважнее. Придется ждать, пока он закончится. Сегодня у ребят первое интервью. Их пригласили на радио «Жесть ФМ» для презентации первого сингла «В городе жарко». Не знаю, как Лайму удалось выбить эфир для парней, у которых еще толком альбом не записан. Но песня настолько улетная, что от этого выиграют все. Дождь, вроде, заканчивается. Пойду собираться.
27 октября 1983
     С ума сойти! Столько народу пришло на концерт! Я даже из любопытства поспрашивала у них, откуда они узнали про группу. Оказалось, что все услышали «В городе жарко» по радио и дико пропёрлись. Крисси обиделась на Джуно, из-за того что к нему после концерта подошла девушка и попросила автограф  на грудь. А ведь теперь так будет всегда. Мне тоже придется смириться с тем, что у Бена будет куча поклонниц.
1 ноября 1983
     Сегодня Лайм притащил на студию кокс. Сначала все отказались, а потом Сид попробовал, и его вштырило. Он начал играть в два раза лучше, чем раньше, и парни решили за ним повторить. Нам с Крисси тоже хватило. Даже странно, под кайфом Бенни пел как-то круче, развязнее что-ли, расслабленнее. В нем появилось что-то загадочное, он перестал поджимать губы и они стали такими пухлыми и сексуальными. А еще я посоветовала ему загорать, и теперь его светлые волосы смотрятся в десять раз круче. Короче, Бен – просто конфетка. Фантастика! Слышишь, малыш? Нет, он не слышит – он слушает запись очередного хита. Поскорее бы утащить его отсюда домой. Классно, что Крисси свалила к Джуно, а Бен переехал ко мне. Теперь мы можем трахаться, когда захотим. Боже, что я пишу? Не могу, сжевала уже, наверное, сто жвачек – такой экшн, хочется танцевать.
20 ноября 1983
     Возле дома всё время тусуются какие-то девки. Я Бену сказала: «Увижу тебя с одной из тех шлюх, и всё кончено».
25 ноября 1983
     Случайно наткнулась на Дэйва из «Дэд Лилли». Он пригрозил мне расправой за то, что мы «украли» у них контракт. Я сказала ему, чтобы он заткнулся и начал писать нормальную музыку.
10 декабря 1983
     Роки дописали альбом. Выйдет он, скорее всего, в январе-феврале. Пока что Лайм снимает им клип. Зря я его недооценивала. Он молодец – вкалывает круглые сутки, мутит какие-то интервью, обзоры, заметки. Мы уже побывали в шести телешоу, и на трех радиостанциях. О нас уже написали в пяти главных музыкальных журналах. Это ли не успех? У нас на концертах уже полные залы. Конечно, это не многотысячные стадионы, а мелкие клубы на тыщу-две человек, но всё-таки. Жутко хочется на Рождество куда-нибудь свалить отдыхать с Беном вдвоем. Я уже так соскучилась. Думала, буду ревновать его к телкам, а оказалось, что ревную к работе. Он уже почти неделю ночует с ребятами в студии.
5 марта 1984
     С ума сойти! Я не писала целых три месяца. Ну что ж, случилось за это время много чего. «В городе жарко» занял первую строчку в самом главном хит-параде страны. Наш дебютный альбом «Риччи Рок» пошел нарасхват. А Лайм готовит ребятам большое турне. Наконец-то у меня будет работа.
10 мая 1984
     Мы с Бенни впервые поссорились. Как же паршиво. Сижу в «Колорадском псе» и бухаю. Первый раз в жизни рада встретиться с Крисом и еще парой бывших коллег. Они хотя бы в жопу без мыла не лезут, знают, что такое моё отвратное настроение. Я была дико рада узнать, что на моё место никто еще не пришел, а набором групп занимается большой Джон – управляющий. Говорит, я была лучшей в своём деле. А я и так это знаю. Это доказывает оглушительный успех Риччи Рока, который как последняя тварь променял меня на кокос. Ему радостнее всю ночь проторчать, чем со мной погулять. А, не фиг! Нажрусь сегодня у Криса, рухну под стойку и буду валяться, как пьяная шлюха – вот веселуха-то! Господи, как я хотела отсюда сбежать. Как я хотела подняться на уровень выше. Хотя бы до той долбанной пиццерии напротив – там все такие веселые, невинные, беззаботные школьники – отпрыски благополучных родителей. Девочки сидят в своих платьицах с манжетами и воротничками, а мальчики пудрят им мозг рассказами о своих будущих яхтах и успехах в спортзале. Вернуться к родителям? Ну нееет… Такие, как мои предки, создали эту систему и такие, как мои предки, варятся в этой системе. Они вытягивают из котла свои щупальца и жадно цепляются за своих детей, потопляя их в вареве собственной устаревшей системы. Да, мне было грустно их оставлять. Но я не полезу добровольно в эту кастрюлю. Лучше блевать над толчком «Колорадского пса».
11 мая 1984
     Бенни пришел с цветами и тортом. Сказал, что больше не будет употреблять наркотики. Да я не против изредка заторчать, просто надо же думать и выбирать между тем, что действительно важно и тем, что продлится пару часов. У меня был припрятан косяк, но я ничего не сказала Бену. Мы по-стариковски выпили чаю с тортом и завалились смотреть телек.
17 мая 1984
     Первый настоящий, крупный, обалденный тур Риччи Рока «В городе жарко» стартовал! Как это чудесно: ехать в трейлере, оборудованном всем необходимым, и расслабляться в предвкушении очередного шоу. Новые города, новые клубы, новая публика, столько всего нового и интересного! Я, наверное, не смогу много писать, потому что буду занята работой. Так что, дневник, увидимся после тура!
9 августа 1984
     Осталось отыграть всего два концерта, а парни уже никакие. Они шарашат по четыре-пять концертов в неделю на протяжении трех месяцев. Это трэш. Бенни уже просто без сил, а поскольку он пообещал мне не долбить, то никаких стимуляторов у него тоже нет. Джуно и Крисси, конечно, с порошком подружились, так что Джуно выглядит огурцом. Но я-то знаю, что это в первое время. Потом у него посереет лицо, как у моего дяди Роджера. Он тоже начинал с кокоса, а когда перешел на героин, понял, что слезть с него вообще не реально. Короче, хрень всё это, Бен – молодец, что держится. Он, кстати, придумал несколько клевых песен в дороге. И я даже кое-где придумала для них текст. Но под конец тура все явно сдулись. Ходят какие-то мрачные, уже ничего не радует. Если честно, хочется, чтобы этот кошмар поскорее закончился.
20 августа 1984
     Ура! Тур «В городе жарко» официально закрыт. А мы с Бенни едем в отпуск!
16 октября 1984
     Мы бездельничаем уже второй месяц. Думаю, до нового года работы не будет. Потом, наверное, ребята начнут писать новый альбом. Хотя у Бена уже есть пара отличных идей. Он сочинил несколько песен в турне. Жалко, что он не пишет баллады, какие-нибудь романтичные медляки… Я хочу, чтобы когда-нибудь он посвятил песню мне. Пусть это будет самая красивая песня на свете. Скоро приедет Сид, и мы двинем на тусу. Там опять будет куча дури и бухла. Это называется отпуск рок-звезды. Когда жизнь рок звезды превращается в отпуск, звезда падает со своего неба и рассыпается в порошок. Я не хочу, чтобы Бенни упал. Я буду держать его изо всех сил.
20 октября 1984
     Только пришла в себя. Мы долбили три дня подряд. В первый день мы закинулись колесами, на второй убились кокосом, а на третий, укурившись, играли в карты.
1 ноября 1984
     Я не в восторге вообще ни от чего. Всё как-то уплывает у меня из-под носа. Я чувствую дикую неуверенность, жестко не высыпаюсь. Мы всё время тусим. Вчера Бен пол ночи где-то шатался с какими-то малолетними телками. Буэ. Джуно и Крисси с ними тусили, хоть как-то присматривали за Беном. Хотя, конечно, бабы вешаются на него просто гроздьями. И да, конечно, Беном теперь его не зови – мы теперь только Риччи. Надо же, распробовал имя, которое я, между прочим, придумала. Аааа…
20 декабря, 1984
Настроение ни к черту. Я так ждала это Рождество. Последний раз я была в таком нетерпении лет в 12, когда мне должны были подарить набор моей первой в жизни косметики. А, собственно, чего я ждала от этого Рождества? Если жизнь крутится по спирали, то глупо ждать от нее щедрой подачки на двадцатом кругу. Куда бы я ни бежала, от себя мне не скрыться. Я ведь знала, что не смогу выдержать этот ритм. Я слишком сильно идеализирую своё будущее. Не знаю, мне всегда хотелось выпрыгнуть из этой упряжки, а Бен еще крепче привязал меня к ней. Какое к чёрту у нас будущее, если он уже не может удержат свой член в штанах. А ведь я еще даже не старая мымра. Вчера после концерта я хотела слинять поскорее, но меня догнала журналисточка и ехидно спросила: «Тяжело переживаете измену бойфренда?» Я, конечно, послала её, но… Теперь у меня ощущение, что каждая тёлка мечтает сплясать на моих костях. А эта трещётка… Можно подумать, он и правда хотел её. Да когда ты в говно, тебе вообще по фигу, с кем. Теперь будет ходить и гордиться до пенсии, что с ней потрясающий Риччи Рок изменил своей девушке. Ааааа! Как же я зла на них. На обоих. Не так я хотела праздновать Рождество. Не так…
     Роуз вспомнила, что именно эта запись заставила её обыскать весь Интернет и найти старого фаната олдовой музыки, который переводил все свои музыкальные журналы и книги, накопленные чуть ли не с 70-х годов, в электронный формат. По чистой случайности он как раз в это время вбивал в свой компьютер дневник Кимберли Стивенс и любезно согласился переслать ей имевшийся у него материал.
  — Когда же старик напечатает следующие записи Эмбер? – нечаянно всхлипнула Роуз за обедом с Гвен.
— Что, подсела? – спросила её оператор.
— Понимаешь, как-то не клеится, что она просто так взяла и умерла.
— Может, наркотики?
— Нет, — покачала головой Роуз, — тогда мы бы об этом узнали. А тут – пишут везде «в ходе несчастного случая». Как это понимать? Что там случилось?
— Есть, детка, такие тайны, которые должны оставаться тайнами, — с задумчивым видом произнесла Гвендалин.
  — В смысле?
— Ну, значит, так надо было. Надо было убрать этого персонажа со сцены.
— С какой сцены? Кому? – запротестовала Роуз.
— С общей жизненной сцены. У меня знакомая есть – то ли целитель, то ли дар ясновидения у неё, я не знаю. Короче, она тебе может обо всём этом рассказать, если хочешь.
— О чём рассказать?
— Ну, о смысле происходящих событий. О том, почему что-то случается, как это случается и что с этим делать.
     Помолчав, Гвен осторожно продолжила.
— Ведь… у тебя с личной жизнью не клеится?
— Ой, ну хватит, — поморщилась Роуз, — это сюда не относится. Рейзор – ревнивый, закомплексованный дурачок.
— А почему ты рассталась с тем, предыдущим парнем?
— С Терри? Ну… Он не пускал меня никуда. Я же, ты знаешь, люблю побыть в одиночестве, побродить, погулять, подумать. А он вообще не врубался. Думал, я с кем-то тусую.
— То есть, тебя ревновал?
— Ну, по сути, наверное, да, — Роуз озадаченно взглянула на собеседницу. – Что ты хочешь этим сказать?
— Не знаю, — Гвен закончила есть и поставила тарелки на противоположный край стола. – Моя мама ходила к этой тетушке Джейд, и та ей сказала, что невезуха с мужчинами от того, что в какой-то из прошлых жизней она ими командовала, подчиняла их себе, порабощала. Теперь она специально перешла на их место, и мужчины используют её для достижения своих целей, а потом бросают.
— Но твоя мама кого-то недавно нашла. Или я что-то путаю?
— Да, но она несколько раз ходила к Джейд и избавлялась от чего-то там, я не в курсе. Хочешь, я дам тебе её номер?
— Ну давай.
    
     Глава 10
     Стояло чудесное июльское утро. На рассвете прошла гроза, и теперь воздух был наполнен влагой и свежестью. Роуз кружила в рядах однотипных домов в поисках нужного номера. Наконец, дом номер восемь появился в её поле зрения, хотя девушка была готова поклясться, что пять минут назад она проходила мимо этого места, и дома там не нашла. Дальше она знала, куда идти. Набрав кодовые цифры домофона, Роуз растворила широкую дверь и попала в темный подъезд. Поднявшись на пятый этаж, она без труда нашла квартиру номер 72 и нажала кнопку звонка. Дверь открыл мальчик лет десяти. Он вежливо поздоровался и пригласил гостью войти, заверив, что  его мама скоро освободится. Роуз очутилась в тесной прихожей, тесной до такой степени, что по сравнению с этим пространством, она чувствовала себя монстром. Тем не менее, девушка умудрилась разуться, ничего не задев, и, довольная, принялась поправлять волосы. Через пару минут из комнаты показалась женщина лет тридцати. У нее были светлые волосы и очень большие желто-карие глаза, слегка обведенные черной подводкой. Вслед за хозяйкой петляла белоснежная кошка.
— Здравствуйте, — начала Роуз, — я к вам от Гвендалин. Меня зовут Роуз.
— Да, — мягко ответила Джейд, — проходите, пожалуйста.
     Женщина жестом руки пригласила гостью перейти в кухню и присесть у небольшого круглого столика. Кошка проследовала за ними и заняла почетное место на мягкой кушетке неподалёку.
— Рассказывайте, — обратилась к девушке Джейд.
— Да я даже не знаю, с чего и начать, — промямлила Роуз. – Вроде каких-то серьезных проблем у меня нет. Просто Гвен полагает, что мне не везет с молодыми людьми. Она видит какую-то закономерность в том, как я расстаюсь с ними.
— Сейчас посмотрю, — ответила Джейд и, сосредоточенно выдохнув, углубилась в себя. – Да, есть такое. – Неожиданно произнесла она. – У вас в прошлой жизни ответ заключен. Ревность.
     Ясновидящая чеканила каждую фразу с одинаковой интонацией, словно из воздуха выхватывала надувные шары. Схватится за один, потом следом тут же другой, и вот уже третий.
     — Вы сильно кого-то ревновали. Настолько сильно, что устанавливали за ним слежку, проверяли его контакты и… даже пытались устранить причину ревности. Тот человек на вас держал злобу.
     Джейд была очень мудрой женщиной: она никогда не давала человеку той информации, что могла бы запутать его. Она не сыпала общими фразами глобального содержания, не произносила сложных названий, которые скорее производят внешнее впечатление, но не подталкивают слушающего к внутренним переменам. Иные представители этой группы людей весьма многословны и чаще всего оставляют за собой шлейф из чужих изречений, разбавленных междометиями, фразами-паразитами, и целый поток информации эзотерического содержания. Этих людей так и подмывает назвать шарлатанами. Но Джейд вела себя очень скромно. Она делала большие паузы между фразами, чтобы подобрать наиболее правильные слова. Она внимательно слушала человека, не перебивала его, хотя в тот момент ей открывались заветные сундуки с галактической информацией. Еще одной из особенностей этой женщины были глаза. Они будто смотрели сквозь воздух. Было заметно, как за этими зеркалами движется целая жизнь – полая, но вместе с тем ёмкая. Она кружится, переливается, множится и растворяется, принимая различные формы и причудливые очертания. Она выходит далеко за пределы зрачков и далеко за пределы мозга: эта жизнь, подобно спирали, возносится к Космосу и, продолжая переливаться, сплетается воедино с другими подобными жизнями.
— Погодите, кто держал? – перебила её Роуз, которая ушам своим не могла поверить, — такими удивительными казались ей слова ясновидящей.
— Тот, кого вы ревновали, — невозмутимо ответила Джейд. Помолчав пару секунд, она снова заговорила, — Много связей у вас с этой душой было. В разных жизнях встречались, но так и не прошли испытание ревностью.
— А вы не могли бы подробнее рассказать, я ничего не понимаю, — растерянно пролепетала девушка.
— Ну вот, мне открывается только одна картина, — целительница сосредоточенно вглядывалась в пространство, — вы в теле мужчины, знатного и богатого, и у вас есть жена, которая вас не любит. Вы силой держите её при себе и каждому, кто позарится на ваше сокровище, вы отрубаете руки и выкалываете глаза.
— Ужас какой, — перепугалась Роуз.
— В те времена все были такими же кровожадными, — степенно произнесла Джейд, — это сегодня мы должны благодарить Бога и Владык Кармы, за то что они позволили нам воплотиться в это чудесное время, когда мы стоим на пороге совершеннейшего изменения. Все эти века и тысячелетия мы проходили суровые испытания, и каждый из нас принес в эту жизнь огромный багаж прошлых незавершенных уроков.
— И мой урок – преодоление ревности?
— Не совсем, — Джейд вытянула губы, словно собиралась свистеть, — я думаю, что ответ на этот вопрос вы должны найти сами.
— Сама? Как это? Я не обладаю ни вашими знаниями, ни вашим даром! – удивленно воскликнула девушка.
— Через погружение в прошлую жизнь, — загадочно ответила женщина.
     Роуз стало не по себе. Её всегда передергивало при мысли о том, что существуют какие-то параллельные миры, прошлые жизни и духи. В глубине души она знала, что мир гораздо сложнее устроен, чем выглядит на поверхности, и всё же ей очень хотелось, чтобы всё оставалось по-старому, чтобы привычные вещи оставались привычными.
— Ой, нет, — запротестовала девушка, — я не хочу.
— Это ваше право, — звонко ответила Джейд. Помолчав с полминуты, Роуз обратилась к целительнице.
— А вы как думаете, это действительно того стоит?
     Женщина доброжелательно улыбнулась.
— Мне вспоминается обезьянка, которая жила неподалеку от моего дома, когда я гостила у дяди в Тропиках. У него в саду росли три пальмы. Животное облюбовало одну из них. Ей там было уютно: дерево находилось на солнечной стороне и хорошо плодоносило, обеспечивая еду обезьяне. Однажды все бананы на этой пальме закончились. Обезьянка в смятении стала смотреть по сторонам. А в саду находилось еще два дерева, только одно стояло в тени, и на нём не было ни одного плода, а другое украшали еще не дозревшие ананасы. Животное предпочло голодать не один день и ждать, пока ананасы созреют, чем залезть на тенистую пальму. Оно не могло допустить, что с верхушки третьего дерева, на котором вообще не было фруктов, открывался чудесный вид на другой сад, в котором росло множество спелых и вкусных плодов. Так же и человек – отчаянно плутает среди трёх сосен, где дерево прошлого перестало быть идеальным, а дерево будущего еще не созрело. А, между тем, именно третье древо – древо «сейчас» — откроет ему новый путь – путь, который только кажется несуществующим, но ведь это не значит, что такого пути нет.
     Через пару минут Роуз уже стояла в дверях, прощаясь с женщиной.
— Спасибо вам, но я не уверена, что готова к таким путешествиям.
— Я не настаиваю, — улыбнулась в ответ Джейд, — но если решитесь, то приходите. Осознание прошлых ошибок, даже если вы их не помните, всегда приносит лишь пользу. Так что подумайте.
— Да, я подумаю, — ответила Роуз. – До свидания!
— Счастливо!
     Роуз шла домой в полной задумчивости. Ей казалось, что её окунули в какое-то невидимое желе, и теперь оно застыло и обволакивало её тело, словно сладкая вата, толщиною в полметра. На самом деле, она просто глубже обычного заглянула внутрь себя. По неизвестной причине раньше девушка не испытывала этой потребности. Как и основная масса людей, Роуз принимала законы материального мира, пусть и с некоторой неохотой. На протяжении двадцати лет родители прививали своей дочери «правильный» образ мысли и, подобно набожным экзорцистам, всеми правдами и неправдами изгоняли из своего чада мечтательность и ребячество. Впрочем, полностью освободить дочь от тяжких «пороков» им не удалось. Разум бессилен перед страстью и творчеством – творением жизни. Многие снисходительно относятся к творческим людям, считая их слабыми, полагая, будто они и не в состоянии пробить себе путь, в то время как этих первых самих в пору жалеть, ибо творчество создаёт жизнь, а рассудительность жизнь убивает.
     Вечером Роуз узнала, что Рейзор встречается с девушкой из своей танцевальной группы, а ведь с момента последней ссоры прошла только неделя. В одну секунду эфирные частицы надежды, наполнившие сознание девушки сегодня у Джейд роем радостных светлячков, потухли. Чувства смазались и теперь напоминали грязно-серую мешанину из красок. Ей никогда еще не изменяли. Её никогда еще так не предавали. Так хладнокровно, бездушно, по-свински.


Глава 11
1984 год
     В пастельных кружевах сумерек ярко светилась луна. Прозрачные фиолетовые облака застилали очередной день пологом ночи. Из окон гостиницы, в которой остановилась группа, были видны крыши низких домов и тут и там возвышающиеся башни и трубы. Неподалеку возвышалась старая пожарная вышка. Эмбер сидела на подоконнике и рассматривала эти постройки. Острое одиночество жадно сжимало ей грудь. Заполненная до краёв окурками пепельница, казалось, была уже не готова принять еще одну догорающую сигарету. Куда теперь смотрят глаза? Откуда ей ждать спасенья? Могучим воином оказалась тоска, в которую погрузилась девушка. Вчера у «Риччи Рок» был концерт. После концерта Бен отправил Эмбер в отель, а сам… до сих пор не пришёл. Мик Лайм – менеджер группы, лично сопровождающий музыкантов в турне, рассказал лишь, что после шоу он разрешил ребятам отпраздновать удачный концерт в каком-то стрип клубе, и даже пошел туда с ними. А что случилось потом – он не знает. Вернее – не помнит. Так же, как и остальные участники группы, завалившиеся в отель сегодня в восемь утра. Всю ночь и весь день Эмбер просидела на подоконнике. Время от времени ей дико хотелось спрыгнуть с него. Лайм уже начал паниковать, ведь осталось еще целых семь шоу. Билеты уже распроданы, и отмена хотя бы одного выступления влетит всем в копеечку. Он обзвонил все полицейские участки, больницы, все клубы, но смуглого парня со светлыми выцветшими волосами не видел никто.
— Слава Богу, ты еще тут! – закричала Крисси, без стука вломившись в номер подруги.
— А где я должна быть? – устало спросила её Эмбер.
— Не знаю, если бы Джуно пропал, я бы, наверное, пошла искать его по улицам, — заявила девушка, и, плюхнувшись на диван, начала копошиться в сумочке. – Смотри, что я принесла!
     Эмбер повернула голову в сторону Крисси.
— Крис, я не хочу.
— Детка, тебе надо расслабиться, — затараторила девушка, разделяя на столике комочки белого порошка.
— Как думаешь, с ним всё в порядке? – тихо произнесла Эмбер.
— Эм, милая, всё хорошо. Его скоро найдут. Наверное, где-то завис просто. Мало ли – нашло на него вдохновение. Сидит где-нибудь пишет очередной хит. Давай, хотя бы одну дорожку.
— Нет, сейчас не хочу, — ответила Эмбер и спрыгнула с подоконника. – Мне хочется прогуляться. Ты со мной?
— Что за вопрос? – Крисси залпом уничтожила две дорожки наркотика и, звучно шмыгая носом, принялась собирать оставшийся порошок в маленький серебристый кулон в форме рога, висевший на длинной цепочке. Закончив, она тщательно закрутила подвеску и положила ее на туалетный столик Эмбер к остальным украшениям. – Это оставлю тебе. Вдруг пригодится.
     Девушки вышли из номера. На улице стемнело, хотя шел только седьмой час. Холодный воздух тут же схватил подружек за уши и нос. Кое-где лежал редкий снег и блестели замерзшие лужи. Прохожих было немного, но все они торопились добраться до теплого уголка. Эмбер впервые почувствовала себя чужой на этой планете. Ей не хотелось устроиться возле камина с пледом, горячим чаем и книжкой. Ей не хотелось зайти в кафетерий и выпить чашечку каппучино, ей даже не хотелось сейчас оказаться в той маленькой пиццерии напротив «Колорадского пса», где она часто мечтала о будущем, — потому что будущее оказалось каким-то безрадостным. Где же футболки поло и клюшки для гольфа? Где утренняя партия в теннис? Где дорогая одежда, аппетитные деликатесы и игристые вина? Почему всё это проходит мимо нее? Почему вместо того чтобы отправиться с ней в бассейн, Бен и его группа идут развлекаться в стрип клуб? А Крисси? Да она каждый день долбит по грамму.
— Как же вывести жизнь на другой уровень? – промычала себе под нос Эмбер.
— Ты о чем, детка? – процедила сквозь зубы дрожащая от холода Крисси.
— Я о том, что меня достало это дерьмо! – сорвалась на крик Эмбер. – Каждый день я просыпаюсь с твердым решением прожить его по-другому. Я хочу выбраться из этой ямы, понимаешь? Я хочу подняться с этого дна. Я создала «Риччи Рок»! Но я не создавала придурошных наркоманов, которые пронюхивают и пропивают свою жизнь. Знаешь, Джимми-то плохо кончил. И Дженис не дотянула. Да сколько дебилов я видела в «Колорадском псе»! Они короли, пока действует порошок. А когда всё заканчивается, что от них остается?
— Это чё, камень в мой огород? – ошеломленная Крисси остановилась посреди тротуара.
— И в твой тоже, — Эмбер взяла подругу за руку и потащила обратно в отель. – Пойдем спать.
— Ты что, дура? – опять остановилась удивленная Крисси. – Я не могу спать! Я на движняке!
    Эмбер опять попыталась взять девушку за руку, но та резко вырвалась и побежала в противоположную сторону. Потом неожиданно остановилась, обернулась и прокричала:
— А знаешь, что!? Сегодня ты потеряла не только бойфренда! Ты потеряла подругу! Двуличная сволочь! Ты никогда, ничего не получишь! Ничего из того, о чем ты мечтаешь! Потому что мы все – жалкие муравьи. Все! Включая тебя, Мисс «Староста класса»! Да ты больная на всю голову! Бен потому и свалил от тебя, что не хочет слушать нравоучения. Это не пей, тут не кури, наркотики – зло. А что в этой жизни не зло?! Пей, пока льётся, детка, потому что завтра тебя могут лишить даже сраной бутылки. – Крисси со всхлипом шмыгнула носом и вытерла лицо рукавом куртки, — Иди ты в жопу со своей правильной жизнью. Я никогда не стану прилизанной дурочкой. Я буду бухать, материться, тусовать с рокерами и панками, долбить с ними кокс, потому что это моя жизнь, и она – настоящая. А твоя жизнь –грёбанная фантазия. Сраная, гребанная фантазия!
     Крисси стояла на проезжей части, её куртка была расстегнута и спадала с одного плеча, из-за разницы температур изо рта и из носа валил пар, а растрепанные рыжие волосы освещал нависавший над головой желтый фонарь. Её тощие ноги в черных колготках, казалось, вот-вот подкосятся, — у неё был такой жалкий и удручающий вид, что Эмбер почувствовала, как сжалось её сердце. Она не хотела обидеть подругу. Теперь, когда всё обернулось против неё, девушка только хотела, чтобы голос её не подвел и она успела сказать Крис, что всё это несерьезно, и лучше им вместе пойти  греться в отель. Но челюсть дрожала от обиды и гнева, и в горле застрял твердый комок. Вместо того, чтобы окликнуть подругу, Эмбер лишь прошептала что-то, а потом из глаз брызнули слезы. Крисси бежала прочь вниз по улице, и вот она почти скрылась за поворотом. А Эмбер стояла, как вкопанная, как вросшая в землю, как вмёрзшая в лужу, и плакала, а слёзы горячими грузными каплями падали вниз с подбородка.
     Утром девушку разбудил шум. В её номер без стука вошла горничная, везя с собой огромный поднос с завтраком. Булочки, марцепаны, сыр, фрукты и кофе источали притягательный аромат, и продолжать спать было совершенно невозможно. Эмбер открыла один глаз и заупрямилась:
— Наверное, вы ошиблись. Я не заказывала завтрак в номер.
     Горничная добродушно ей улыбнулась.
— Я знаю. Вчера вы были расстроены. Сегодня хороший кофе вам не повредит.
     Эмбер обрадовалась, что завтрак всё-таки был адресован ей, и жадно впилась зубами в булочку. Вчера весь день она ничего не ела, и утренний голод с особой настойчивостью зудел у неё в животе. От удовольствия, которое ей доставил кусок круассана с шоколадом внутри, она чуть не забыла про чаевые. Опомнившись, девушка побежала к сумке и, достав оттуда пару мятых купюр, поспешила отблагодарить участливую горничную, и та ушла.
— О, как прекрасно! – непроизвольно выдохнула Эм и плеснула в чашку горячего кофе. Это было то, чего она так долго ждала. Забота и человеческое отношение. Пусть и за деньги. Она готова была даже разориться на то, чтобы купить это внимание, но оно было ей нужно, как воздух. Проснуться вот так, а завтрак уже у постели! На пару минут она перенеслась в мир своих сокровенных фантазий. Представив себя важной персоной, девушка наслаждалась этим коротким моментом. Но грёзы медленно растворялись, и Эмбер вспомнила, что вчера она вернулась в отель без Крисси. «Вряд ли с ней что-то случилось, — начала успокаивать себя Эм. – Она не пропадет. Наверняка пошла в клуб и сейчас дрыхнет без задних ног». Пообещав себе при первой же возможности наладить отношения с Крис, Эмбер закончила завтрак, плюхнулась обратно в кровать и сладко заснула.
     Через час в сон ворвался стук. Кто-то нервно барабанил в дверь. Не дождавшись ответа, гость решил дернуть за ручку, и дверь растворилась. Еще полусонная, Эмбер приподнялась на локтях. В комнату вошел Лайм с газетой в руках.
— А, расслабляемся, — ехидно протянул менеджер, — лучше бы парня своего расслабляла.
— Что? Не понимаю, — презрительно сощурилась в ответ Эмбер.
— А то, что нашего Риччи ждут в суде, — отрезал Мик Лайм и швырнул на кровать газету. Эмбер увидела заголовок.
— «Риччи Рок провел ночь с несовершеннолетней», — прочитала она. – Что за бред?
— Это не бред, спроси своего дружка. Он мне срывает концерты, и я теряю бабло. Если хотя бы один концерт не состоится, он выплатит мне все затраты до цента.
— А почему это концерт должен не состояться? – недоуменно спросила Эм.
— Потому что мамаша этой маленькой шлюхи подала на мистера Рока в суд за то, что он оприходовал ее «ни в чём не повинную» доченьку. Тук-тук! Это не шутки, если кто-то еще не проснулся или не понял. Это реальность. Сделал ошибку – и все тебя ненавидят.
— Мик, на концерты приходят музыку слушать, — выдавила из себя Эмбер. – Выйди, пожалуйста. Или за это тебе тоже надо платить?
— А ты статью почитай, — потряс указательным пальцем менеджер группы и в два громадных шага оказался у двери.
— Мик! – окликнула его Эм. – А… Бен вернулся?
— В номере Джуно. Я к тебе его не пустил, — смягчился продюсер и вышел из комнаты. Во рту у Эм пересохло, огромный комок подкатился к гортани и застрял поперёк горла, — она читала статью и не видела текста. Она несколько раз возвращалась к началу, и снова глаза проскальзывали нужные строки, их смысл решительно не хотел укладываться в её голове. «Как же так? – с трудом осилив заметку, девушка отшвырнула газету на другой конец комнаты. – Как же так? Как же так?» Этот вопрос теперь крутился среди прочих мыслей. Возможно, если бы эта статья вышла во вчерашней газете, Эмбер страдала бы и лила слёзы. Но сегодня она стала другой. Вчера она целый день провела рядом с пепельницей, полной окурков, обнажив раскаленные нервы, а сегодня, о!, сегодня она проснулась от аромата свежего кофе и булочек. Проснулась с чувством собственной значимости. Разве теперь можно было переживать из-за какой-то измены? Нет! Она не позволит себе уронить голову. Она будет гордо шагать по выдуманному пути к лучшей жизни. Так ей казалось первые пять минут. Через десять минут ореол благополучия рассеялся, а еще через полчаса Эмбер в ночной рубашке снова сидела на подоконнике и курила первую сигарету за утро.
     А в это время в соседнем номере за стеной крепко спал сам Бен. Он пропадал почти трое суток и теперь с жадностью восполнял запас жизненных сил, коих у людей, питающих слабость к алкоголю и прочим стимуляторам, совсем мало. Первый, кого он встретил, придя сегодня спозаранку в гостиницу, был Мик Лайм, который, однако, не стал журить его сразу. Менеджер предусмотрительно отвел молодую звезду в номер Джуно, дабы избавить Эмбер от неприятного пробуждения, а затем заказал девушке завтрак в номер и пошёл спать. А Бен, пошатываясь, дополз до ближайшего кресла, рухнул в него и стал медленно приходить в себя. Он бодрствовал всего пару минут, прежде чем сон вырубил его напрочь. Музыкант не знал еще о газете, о судебном иске и даже о том, что провел ночь с несовершеннолетней девчонкой.
     Вечером все участники «Риччи Рок», а также их менеджеры, администраторы, техники и другие помощники под продолжительные причитания и ругательства Лайма рассредоточились по гастрольным автобусам и отчалили в следующий город. В главном трейлере группы было тихо. Джуно, задумчиво облокотившись на руку, смотрел в окно. Рядом с ним свернулась калачиком и дремала Крисси. Томми, как обычно, жевал бутерброд, и только Сид, менявший у своего баса струны, нарушал общую тишину. Бен нехотя слез со своей спальной полки и вышел к ребятам.
— Так, — начал он, — я не хочу, чтобы меня считали последним засранцем.
— Кто это считает тебя засранцем? – наигранно переспросил его Сид, продолжая налаживать струны. – Подумаешь, погулял, потрахался, ну и че теперь, вешаться?
     Томми продолжал чавкать, а Крисси зашевелилась и, не открывая глаз, пробубнила:
— Она это заслужила. Достала уже: вся такая из себя правильная.
— Я думал, вы дружите, — удивился Бен.
— Дружили, — отрезала Крисси.
— А что случилось?
— Она слишком умная. Думает, только она знает, как правильно жить. Лечила меня насчет наркотиков.
— Она всех лечит, — причмокивая, встрял в разговор Томми. – А ведь сама не против иногда долбануть.
     Все захихикали, а Бен снова обратился к Крисси.
— Может, вы с ней помиритесь?
— Ещё чего!
— Бенни, а рассказал бы ты нам, где пропадал трое суток? – неожиданно оторвался от окна Джуно.
— Не спрашивайте, — Бен обхватил руками голову и судорожно стал вытягивать и без того отменно торчащие пряди. – Я предпочел бы об этом забыть.
— Так значит, то, что в газете написано, правда? – Озабоченно повел бровью гитарист группы.
     Фронтмэн скривил что-то похожее на ухмылку, тяжело вздохнул и пошел обратно в секцию со спальными полками. Мучила ли его совесть? Да. Страдал ли он от того, что подвел Эмбер? Конечно. Но теперь она вряд ли захочет его выслушать. За кожаной курткой рокера, его рваной футболкой, слоем кожи, ребер и мышц равномерно стучало сердце, а вокруг него зияла дыра. Зловонным мхом начало прорастать в ней предательство, ядовитым плющом оплетает оно нутро человека. Сейчас, лежа на узенькой полке и глядя на мелькающие за окном фонари, Бен отдал бы всё, чтобы Эмбер была рядом с ним. Но она ехала в другом трейлере с Миком и ассистентами, так же задумчиво смотрела в окно и испытывала схожие чувства. Только ей, наверное, было в сто раз хуже. Ироническое отношение к ситуации, свойственное состоянию шока, неумолимо переползало в стадию безграничной тоски и опустошённости. События, интересы, желания, развлечения – всё постепенно теряло свой смысл. И уже не хотелось смотреть в будущее. При этом – тошнило от прошлого, а сегодня казалось бездонным, мрачным ущельем, в которое Эм беспощадно столкнули, и теперь она падала, медленно и мучительно, хватаясь за воздух.
 
Глава 12
Наши дни
     Роуз ловко запрыгнула на подножку отъезжающего автобуса, едва успев попасть внутрь, прежде чем за её спиной захлопнулась дверь. Несмотря на еще жаркое солнце, сентябрьский воздух был уже не таким теплым и обволакивающим, как месяц назад. Осень, как по команде, в миг возвестила о своем приходе пожелтевшими листьями и затяжными дождями, не оставив лету ни малейшего шанса задержаться еще хоть на одну недельку. Девушка уселась на свободное место и достала из сумочки электронную книгу, где хранилось продолжение заветного дневника Кимберли Стивенс. Старый фанат сдержал своё слово и прислал Роуз вторую часть этого редкого издания.
6 января 1985
     Кое-как отхожу. После той дерьмовой новости в газете пошли еще, я поссорилась с Крисси, мы до сих пор не разговариваем. Ребята из группы косо на меня смотрят. А я что могу сделать? Это Бен облажался. Зато я узнала, кто стуканул тогда прессе. Это Лу из «Дэд Лилли». Он тусил в том же клубе, что «Роки» тогда после концерта, а потом потащился за Беном следить. Сделал фотку и продал журналистам. А хорошо, что он это сделал. По крайней мере, у меня открылись глаза.
7 января 1985
     Мик сказал, что я смогу уйти в отпуск после серии выступлений «Роков»  на телевидении. Тут еще журналисты всё время звонят, хотят взять у меня интервью. А я не знаю, что им сказать. Я могу одним интервью уничтожить всю группу – раздавить их, размазать, уделать их так, что всю жизнь не отмоются. Но думаю, лучше всё-таки сохранить лицо и им, и себе. Кстати, «Дэд Лилли», похоже, подписали контракт с рекорд лейблом. Я слышала их первый сингл сегодня по радио. Между прочим, неплохо. Это называется спортивный азарт.
8 января 1985
    Сегодня поехали на телевидение. Оказалось, в ту же программу пригласили «Дэл Лилли». Конечно, не обошлось без взаимных резкостей и подколок, но, в общем, всё прошло гладко. Самое интересное, что… мне начинает нравиться Дэйв. Он сделал классную стрижку, как-то переменился в лице, стал менее импульсивным, я реально сидела всю передачу и пялилась на него, как какая-то школьница. Потом, после съемок мы пересеклись с ним в гримерке, и он сказал, что обида на Лайма в прошлом, у них теперь есть контракт, и дела идут в гору. Я искренне за них рада, потому что видно, что ребята стараются. По-моему, Дэйв даже завязал с выпивкой и стал заниматься вокалом.
10 января 1985
     Звонила родителям. Хотят, чтоб я приехала к ним. Говорят, что соскучились. Наверное, я тоже скучаю. В принципе, сейчас съездить к ним было бы кстати, а то мне вообще в последнее время не с кем общаться. Крисси надменно воротит нос, Бен пару раз подкатывал с невнятными извинениями, но я его послала подальше. А ребята вообще в каком-то ежедневном угаре, на своей волне вечно. Что тут поделаешь? Иногда я чувствую, что рано сдалась. Что можно было попробовать наладить с ним отношения, вернуть всё назад. Но он стал другим. Совершенно другим. Иногда я просто не узнаю этого человека. Раньше в нем клокотала жизнь, у него горели глаза, ему всё было интересно. Сейчас – он стал каким-то растением. Ходит, его покачивает, потрясывает, вечно на движняке, постоянно чавкает жвачкой, не может спокойно стакан с водой взять – весь на шарнирах, как будто, а в глазах – пустота. Не знаю, как часто он нюхает, но мне кажется, что постоянно.
11 января 1985
     Лайм объявил, что надо писать новый альбом. Ха-ха. У них объективно есть только три клевых песни. Остальное – полнейший шлак. Однотипная хрень. Только я им об этом не скажу. Пускай думают, что играют хиты. А потом какой-нибудь критик разнесёт их альбом в пух и прах. Я не хочу становиться частью этого позора. Я создавала не эту группу. Эту группу создал Мик Лайм, позволив ребятам губить себя наркотой.
12 января 1985
     Рыдаю, как дурочка. Сегодня Бен притащил в студию какую-то девку и сказал, что теперь с ней живёт. Весь день на глазах у меня они обнимались и нюхали, как дебилы какие-то. Я не выдержала и ушла. А Крисси только хихикнула мне в след – как же больно-то, а! Я думала, что злюсь на Бена достаточно, чтобы не плакать из-за него, а выходит – я в полной жопе, короче. Ненавижу людей, они только боль причиняют. Всё, с меня хватит. Я обещаю, что превращу его жизнь в полный ад. Он еще у меня поплачет. Он, а не я.
13 января 1985
     Ха ха ха ха ха ха ха!!! Я обманом затащила сегодня «Роков» в гей-клуб. Это была невообразимая веселуха. Как же меня бесит эта шлюха, которую он таскает везде за собой!!! Я прямо убить её даже готова.
14 января 1985
     Ко мне приехала Стефани – девчонка из «Колорадского Пса». Она там официанткой работала, но ее всё достало, и она решила поискать счастья где-нибудь в городе звезд рок-н-ролла. Мы с ней случайно нашли «кокосовую» заначку в серебряном роге, которую туда еще Крисси насыпала. Пошли отрываться. Как-то так получилось, что я занималась любовью с каким-то волосатиком, а потом он, я, Стеф и какой-то чувак поехали кататься на мотоциклах. Это была умопомрачительная ночь!
16 января 1985
     Заходил Лайм: я уже третий день не появляюсь на работе. А я так ему и сказала, что не хочу лицезреть страстные объятья моего бывшего и какой-то лохушки. Он пообещал, что запретит Бену таскать её на работу.
20 января 1985
     Стало еще хуже. Теперь Бен ходит мрачнее тучи. Она что, правда ему нравится? Он, типа, злится, что я попросила Мика избавиться от этой сучки. А не фиг отвлекаться на девок. Для тебя работает куча народа, постарайся, чтобы твоя задница проводила время на студии с пользой для всех. Черт, какая же я стала сука. Только вот теперь я всё время думаю, а что он делает, когда его нет в студии.
21 января 1985
     Блин, извелась вся уже. Наняла чувака, чтоб за Беном следил.
23 января 1985
     Лучше бы я не знала, как они проводят время вместе. Они, оказывается, ходят в парк развлечений, катаются на гребанных аттракционах, везде светятся вместе, мило раздают прохожим автографы, а потом идут ужинать в дорогой ресторан, и вообще, у них всё прямо так славно и сладко. Как? Почему? За что? Почему меня он никогда не водил в ресторан? Почему с тех пор, как он стал Риччи Роком, мы вообще никуда не ходили? Я не могу не плакать. Мне слишком больно от этого… Я так хотела, я так надеялась. Я надеялась, что он проявит больше настойчивости, что он будет искренне сожалеть о том, что тогда произошло с той малолеткой. А может, я была ослеплена обидой и гневом, и не заметила, как он тоже страдает. Может быть, ему тоже было плохо, может, те жалкие извинения, которые он из себя выдавил, дались ему не так уж легко? А я гордо и непреклонно дулась. Почему люди скрывают свои настоящие чувства? Почему мы такие слабаки, что не можем подойти к любимому человеку и честно признаться? Лично я боялась показаться слишком простой и отходчивой. Я хотела, чтобы он за мной бегал. Какой бред! Ведь я готова была всё простить. Зачем играть в эти людские сценарии? Ведь ясно же, к чему они приведут. Я не смогла возвыситься над людской суетой. Я потеряла Бена. Сама.
24 января 1985
     Полный шок. Эта девчонка, с которой встречался Бен, оказывается, сидела на героине. А сегодня ночью она передознулась.
     Автобус остановился, и Роуз выскочила на тротуар. Она была под впечатлением от прочитанного. Сейчас реальность казалась ей какой-то подвижной. Частицы воздуха колебались из стороны в сторону, открывая девушке новые грани незнакомого мира. Она вроде была собой, но представляла себя Кимберли Стивенс, думала о том, как бы сама поступила на её месте, и ощущала её боль и сомнения. Но почему эта девушка так ей близка? Что заставляет Роуз с таким упоением читать дневник этой Кимберли или Эмбер, как ее там? Юная журналистка чувствовала, как образ этой загадочной блондинки из 80-х овладевал ею, он захватывал всю её сущность, наполнял изнутри жгучим варевом из меланхолии и сострадания. Какая-то невероятная и необъяснимая ностальгия заняла пьедестал чувств в сердце Роуз. Перед глазами кружились картинки, подобные кадрам из чьей-то чужой жизни. Чужой, но при этом очень родной и знакомой. Подобно лесной ворожее, дневник Кимберли Стивенс очаровывал Роуз, подчиняя дурманящим ароматам прошлого и клубящимся духам истории.
 
Глава 13
1985 год
     Стоял сказочный зимний вечер. Утренний снегопад белой периной застелил землю и продолжал весело танцевать в свете уличных фонарей и витрин. В тихом уютном кафе за столиком возле камина сидели мужчина и женщина. Они оживленно болтали за теплым глинтвейном и ароматными кексами. Пара смотрелась весьма гармонично: оба надели сегодня толстые свитеры, забрали волосы в хвостик, что, кстати, весьма затрудняло определение пола мужчины при взгляде издалека. Не удивительно, что официант поначалу обратился к гостям со словами: «Добрый вечер, дамы». Увидев через мгновение довольно густую щетину одной из «дам», он закашлялся и поспешил извиниться. Эта маленькая оплошность развеселила гостей и настроила вечер на юмористический и позитивный лад.
— Я никогда не носил бороду, — заявил молодой человек, промокая губы салфеткой, — но сегодня не успел от неё избавиться, и она оказалась очень кстати.
     Девушка засмеялась.
— Да уж! А знаешь, тебе очень идет эта щетина.
— Ты так считаешь? Может, стоит сделать её частью имиджа?
— А почему нет? По крайней мере, она смотрится мужественно.
     Молодой человек потупил взгляд и стал теребить в руках зубочистку.
— Знаешь, в тот день, когда Лайм должен был слушать нас в «Виски», я тоже не успел побриться. С тех пор я считал это дурным знаком. Но сегодня мы с тобой вроде сидим вместе, и нам вроде клёво, так что думаю, эта примета больше не действует.
     Девушка сделала глоток глинтвейна.
— Дэйв, я серьёзно… Я понятия не имела, что так всё выйдет. Мне действительно очень жаль, я сама ненавидела поначалу Лайма за то, что он с вами так поступил, ведь он мог точно также кинуть и нас.
     Молодой человек рассмеялся.
— Я читал в одном из твоих интервью. Ты так и сказала: «если он кинул этих парней, значит, ему нельзя доверять».
— Ну да. Я так думала.
— А сейчас ты что думаешь?
— О чём именно?
— О Лайме, о «Роках», о нас?
     Девушка на минуту задумалась, съела кусочек чизкейка и, наконец, сказала.
— О вас я думаю, что вы молодцы. Вы сделали большой шаг вперед. После того, что я слышала два года назад в «Колорадском псе», ваш новый сингл – это прорыв. О Лайме я тоже изменила своё мнение. Как видишь, пока он ни разу нас не подставил. Я вижу, как он много вкалывает, как старается ради группы, пусть и с позиции собственной выгоды. Я ему доверяю. А «Роки»… мне стали чужими. Мы так здорово начинали вместе, был такой драйв, мотивация, но потом… как-то всё распределилось по расписанию. Знаешь, турне, в которое мы ездили летом, — оно было сущим адом. Я не так представляла себе рок-н-ролл.
— В каком смысле?
— Ну, я всегда верила, что рок-н-ролл это свобода. Но получается, что рок звезда ни фига не свободна! Её порабощает контракт, долговые обязательства перед компанией, всё творчество сводится к способности быстро писать однотипные песни, а в довершение ко всему, её порабощает собственный имидж.
— Надо же, я об этом не думал. Знаешь, мне всегда хотелось выбраться из этой дыры. С этого социального дна. Я смотрю на рок звезд и думаю: «Вот это класс! Они живут в дорогих отелях, собирают огромные залы, покупают себе дома и всё такое». Разве не так?
— Я тоже так думала. Я тоже мечтала, что если «Роки» пробьются, мы все перейдем на другой уровень жизни. Ни хрена мы не перешли. А только глубже увязли в этой трясине из мишуры. У нас появились деньги, и знаешь, на что мы их тратим? Ну, то, что остаётся от диких счетов по аренде студии, сценического оборудования, покупки там, инструментов… На девок, шмотки и наркоту. Вот на что уходят у них деньги. Они едят в дешевых закусочных, а за ночь в стрип клубе могут просрать мою месячную зарплату.
— Почему ты до сих пор с ними?
— А куда мне идти? Мне нужны деньги. Я хочу купить дом. Куплю – и пошлю всё к чертям.
— А переходи к нам.
— Но у вас есть директор.
— Только скажи – и его уже нет, — лукаво прищурился Дэйв.
     Эмбер помешала соломенкой содержимое своего стакана и медленно произнесла.
— Посмотрим. Может, и перейду.
     Дэйв взял её за руку.
— Не беспокойся. Мы всё разрулим. Мы сейчас тоже дописываем альбом, контора у нас достаточно цепкая, так что…
— Намекаешь, у «Роков» появится конкуренция? – рассмеялась девушка.
— Мы будем лучше. У нас Лу симпатичнее вашего жирного Томми, — пошутил молодой музыкант.
     Эмбер еще сильнее расхохоталась. Потом вдруг снова резко стала серьёзной.
— Скажи, а у тебя кто-то есть?
     Дэйв устремил на неё взгляд исподлобья.
— Думаешь, я пригласил бы тебя на свидание, если бы у меня кто-то был?
— Думаю, мы все часто теряемся между реальностью и своими мечтами, — выкрутилась его собеседница.
— А я думаю, наши мечты – и есть наша реальность, — с улыбкой ответил ей молодой человек и попросил официанта принести счёт. Уже через десять минут парочка поднималась на третий этаж дома из красного кирпича. Дэйв очень предусмотрительно выбрал кафе, расположенное в двух шагах от его временного жилища, так что легкое опьянение от глинтвейна еще не успело выветриться, когда они с Эмбер вошли в его маленькую квартирку. Типичная комната одинокого парня: вещи разбросаны, кровать разобрана, на кухне – горы тарелок и повсюду валяются пакеты от чипсов. Девушка подошла к окну – оттуда открывался вид на заснеженную оживленную улицу, украшенную с обеих сторон разноцветными вывесками и неоновыми огнями. Дэйв включил лирический джаз и предложил Эмбер потанцевать.
— Надо же, как старомодно! – хихикнула девушка и нырнула в объятия музыканта.
— Это вечная классика.
— А я и не знала, что ты такой романтик.
     Молодой человек бережно взял девушку на руки и, опустив её на кровать, прошептал:
— Ты еще многого обо мне не знаешь.
 
Глава 13
Наши дни
— Здравствуйте. Проходите, мама сейчас подойдет.
     Роуз был уже знаком мальчик, открывший ей дверь. Она была в этом доме уже во второй раз. Девушка без труда нашла нужный адрес, и теперь не была удивлена тесной прихожей, хотя по-прежнему ощущала в ней себя динозавром. Разувшись, она проскользнула на кухню, где Джейд принимала её в предыдущий раз. В дверях кружила белая кошка – она возвещала о приближении своей хозяйки. Джейд выплыла из-за ширмы, отделявшей вторую комнату от прихожей. Она была похожа на лесную нимфу в своих шароварах изумрудного цвета и кофейно-коричневой хлопковой блузе. Одарив Роуз широкой улыбкой, хозяйка взяла на руки кошку и усадила её на диван, вслед за чем повернулась лицом к Роуз и ласково спросила её:
— Ну?
— Я хочу разобраться, — ответила девушка. – Я готова пройти погружение в прошлую жизнь.
— Хорошо. Перемещайтесь поближе к кошке. Там вам будет удобнее.
     Роуз плюхнулась на диван и ощутила полую тошноту. Такую чувствуешь в детстве, сидя в очереди на приём к какому-нибудь неприятному доктору. А еще бремя опустошенности и отрешенности, потерянности и одиночества. Куда она собралась? Кого или что хочет догнать? Углубление в самое себя напоминает игру кота с собственным хвостом. Ты, вроде бы, расставил приоритеты, установил границы дозволенности, даже наметил какие-то цели – но всё это разом от тебя ускользает, едва ты выходишь за рамки условностей, созданных лично тобой.
— Закрываем глаза, — мягко скомандовала Джейд и разместилась напротив девушки. – А теперь представьте себя маятником. Бесконечный маятник времени равномерно раскачивается то в одном, то в другом направлении. Вы качаетесь с ним в одном ритме. Вы и есть время. Вы и есть маятник. Размах становится сильнее… и больше… с каждым махом вы пересекаете времена и пространства, с каждым вдохом вы увязаете в темном и влажном. Вы – в утробе своей матери. Вам узко и тесно в вашем маленьком теле, — Джейд говорила медленно и размеренно, убаюкивающим монотонным голосом. Её речь лилась и струилась, окружала и обволакивала сознание Роуз. Девушка почувствовала себя во власти этого голоса, и это было столь приятное ощущение, что она решила не сопротивляться, а поддаться импульсу проникновения и повиновения. Джейд продолжала.
— Вы ощущаете, как все частицы вашего духовного существа затягивает воронка, вы сжимаетесь в одну точку… секунда – и вы за пределами трехмерного тела. Вас больше ничто не сковывает, вы снова свободны! Вы сбросили бремя физического, материального мира.
     Роуз больше не принадлежала самой себе. Теперь она была частью огромной Вселенной. Её энергия струилась и резонировала с общим дыханием жизни, а вибрации легкого, невесомого тела безмятежно вторили какому-то общему гулу. И вот она уже и не помнит, что так тревожило её десять минут назад. Десять минут? А может быть, десять или сто лет назад? Она забыла о времени. Теперь её существо парило в бесконечном «сейчас». Оно твердо знало, что существует, что существовало и будет существовать не тысячу, не миллион лет, а всегда. Это «сейчас» будет всегда, потому что она сама есть всегда. Сквозь радужные переливы энергий, новое Я Роуз тревожили какие-то инородные звуки. Ей потребовалось немало усилий, чтобы узнать в них далекий, глухой голос Джейд. Это теперь он казался глухим и далеким, как будто из параллельного мира. И этот голос вкрадчиво продолжал давать указания.
— Вы смешиваетесь с историей, сливаетесь со своим внутренним Я, взмываете над собственным земным миром и с космической высоты взираете на свой жизненный путь. Вы открываете для себя, что вы приходили на Землю не один раз, а в нескольких воплощениях. Может быть, их было даже более десяти. С высоты своего нового положения вы видите, как развивалась ваша Земная душа на всех жизненных планах. Вам становятся очевидны уроки, которые вы успешно усвоили, или напротив – которые вы так и оставили без внимания. Сейчас вы хотите понять, разобраться, что привело вас на Землю на сей раз. Вы наблюдаете, за вашими жизнями: они напоминают сосуды с разноцветными жидкостями. Одни наполнены до краёв, другие – на половину пусты. Одни содержат красочную, переливающуюся субстанцию, другие – темную вязкую жижу. Я предлагаю вам выбрать самый крайний от вас сосуд. Вы решаете заглянуть внутрь и приближаетесь к горлышку. По мере того, как ваше сознание опускается всё ниже и ниже, содержимое этой прозрачной ёмкости становится более ясным. Клубящийся пар собирает картинки. Вот счастливая пара приветствует новорожденного ребенка. И снова взмах маятника –  вы оказались в крошечном теле. Вы только что появились на свет. Теперь вы начинаете мне рассказывать о своих ощущениях. Что вы чувствуете? Что вы видите?
     В этот момент Роуз чувствовала целый калейдоскоп эмоций: от панического страха и физического дискомфорта до неуёмной радости бытия. Она ощущала себя беззащитной и уязвимой, абсолютно беспомощной и какой-то зависимой, хотя в то же время отдавала себе полный отчёт в уместности происходящего. Она попыталась открыть рот, но вместо слов из груди вырвался отчаянный крик. И вот она лежит в детской кроватке, а перед глазами елозят две огромные головы и четыре проворных руки попеременно тянутся к её одеялу. Неожиданное перемещение – и вот она сидит за школьной партой. Преподаватель указывает на неё линейкой и произносит: «Что вы чувствуете? Что вы видите?» Роуз неохотно встаёт со своего места и начинает будто бы пересказывать давно забытый параграф заданной книги.
— Мне девять лет. Я хожу в школу с мамой за ручку. Мне очень стыдно перед одноклассниками, ведь они все самостоятельные. Какой-то мальчик швыряет в меня камень, он попадает мне в голову, и я перемещаюсь в больницу. Мне так обидно и плохо. Я никого не хочу видеть. А сейчас я сижу за рулем автомобиля, останавливаюсь возле шумного здания, из которого раздаётся музыка и льется свет. Я смотрю на людей. Они очень нарядные: на девушках – платья в пол, на мальчиках – костюмы. Одна девушка, блондинка, особенно шикарно одета. Она идет ко мне и что-то кричит, показывает на меня пальцем, и все начинают смеяться. Мне уже не обидно. Я показываю ей средний палец и жму газ в пол. Теперь я валяюсь на какой-то кровати. Мне очень плохо. Мысли, как мухи, кружатся в мозгу, я пытаюсь поймать их, но они ускользают. Они плодятся с бешеной скоростью, одна цепляется за другую, и вот уже проносится пятая или шестая, и я уношусь куда-то в космическое пространство. Мозг пытается охватить всю Вселенную. Такое чувство, что голова сейчас разорвется. Я открываю глаза, и меня начинает тошнить. По комнате ходят парни, девчонки, какие-то волосатые все, полуголые. Рыжая девушка падает ко мне на кровать и пытается растормошить мое неподатливое, ватное тело. Потом я стою в какой-то толпе. Вокруг темно, много народу, шумно, все курят. Потом на сцене зажигается свет. Выходят какие-то парни и начинают играть. Мне почему-то противно смотреть на них. Я пробираюсь к выходу, потом поворачиваю куда-то и бегу по узкому коридору. Меня тошнит, я захожу в туалет, падаю на пол и плачу. И вот я снова бегу по коридору, только теперь он не пуст… Там веселье какое-то… Все довольные, с выпивкой удивлённо на меня смотрят. Вроде бы даже приветствуют. Я бегу дальше… за парнем со светлыми волосами, кричу, но не могу до него докричаться. Он открывает дверь и выходит на улицу, я – за ним. Вылетаю из двери, и меня ловят тысячи рук, они хватают меня и царапают, дергают за волосы и толкают. И вдруг я слепну от яркого света, чувствую, будто меня ударили и… как-то путано всё дальше, мутно. Ничего разобрать не могу.
     Роуз сидела, откинувшись на спинку дивана, в совершеннейшей отрешённости, в гипнотическом вакууме и шаг за шагом, сцена за сценой описывала картинки, возникавшие в поле зрения её бессознательной сущности. Она была полностью отключена от реальности. Казалось, что тело лежало само по себе. О признаках физической жизни напоминало только едва заметное движение губ, когда девушка говорила. Она делала огромные паузы, взвешивая каждое слово, будто выуживая его из себя. Когда видения смешивались и путались, Джейд задавала девушке другие вопросы, которые могли прояснить ситуацию.
— Вы упомянули светловолосого молодого человека. Выразите намерение узнать, какие отношения вас с ним связывали, и расскажите мне.
— Я вижу, как мы вместе что-то придумываем, над чем-то работаем. Он прислушивается к моему мнению и уважает мою точку зрения. Мы много общаемся, много гуляем, он определенно мне нравится. Я почему-то забочусь о нём… Что-то делаю для него. Договариваюсь с людьми, чтобы он мог делать то, что он делает.
— А что он делает? – аккуратно вмешалась Джейд.
— Он… — Роуз сделала глубокую паузу. – Он вроде поёт что-ли. Он благодарен мне за то, что я ему помогаю. У нас всё получается с работой, но не всё в личной жизни.
— Почему?
— Я очень гордая… А он… Он в какой-то момент перестаёт быть собой.
— Как это?
— Ему что-то мешает быть прежним. У него меняется мир. Он становится пустым и холодным. Как будто что-то высасывает из него силу. Да он наркоман! – вдруг вырвалось резко у Роуз. Но взяв необходимую паузу, она продолжала. – А мне это не нравится. Я пытаюсь с этим бороться, и он начинает меня ненавидеть. Он часто уходит к другим женщинам. Мне плохо. Я ревную его. Ой, меня снова тошнит… не могу больше, очень обидно. Ужас какой! Я жутко себя веду! Я преследую этого парня. У меня навязчивая идея. Я слежу за ним круглые сутки и… о, Боже… как будто наказываю его за каждую интрижку с другими. Ощущение безысходности… я падаю в пропасть.
— Всё хорошо, — мягко произнесла Джейд, — вас продолжает раскачивать маятник времени. Представьте всё, что вы видели, большой кинолентой. Вы словно только что посмотрели кино. Вы подходите к телевизору и выключаете его, а затем покидаете комнату, в которой только что находились. Вы забыли о фильме. Он вам пока больше не нужен. Вас увлекает мощный поток времени, вы аккуратно садитесь на маятник, и он своим взмахом возвращает вас в ваше родное тело. Вы снова дома, вам тепло и уютно. Вы снова в своём физическом теле. Вы просыпаетесь, ваши глаза открываются, вы – Роуз, только что совершили своё первое путешествие в прошлую жизнь.
     Роуз приподняла густые ресницы и увидела сияющее лицо Джейд.
 
Глава 13
     С момента первого погружения Роуз в прошлую жизнь пронеслись две недели. Все эти дни она пыталась осмыслить и переварить то, что увидела и то, что узнала. Начать хотя бы с того, что она вообще не ждала результата. Она чувствовала себя кротом, которого выпустили на свет. Всю жизнь он прорывал себе узкие норы, ползал по тёмным, сырым туннелям, а здесь, наверху, в открытом пространстве, оказывается, даже не надо ничего рыть! Эта регрессия перевернула всю философию жизни, которая более-менее укладывалась в общепринятые определения действительности, подкрепленные научными открытиями и физико-химическими формулами. Теперь стало совершенно очевидно, что вся эта философия притянута за уши, раскроена по меркам трехмерного мира, где мы имеем длину, ширину и высоту. Даже время – явление, существующее настолько условно, человек изображает линейно – стрелочкой, направленной вправо. А куда, извините, направлена мысль? Как, интересно, ученые, нарисовавшие наши сегодняшние учебники, изобразили бы ход человеческой мысли? Стрелочками? Или, может, кружочками? Ах да, конечно же, современный компьютер нарисует вам графики мозговых импульсов, тоже в линейной системе координат.
      Роуз как будто ударили по голове. Она была готова поклясться, что всё это ей не приснилось, это не было плодом больного воображения, потому что она совершенно здорова и до известного нам момента не верила в «эти штучки». Теперь она видела смысл. Смысл многомерной реальности. Она ощутила, что вся её жизнь, прошлая и настоящая, каждая мелочь и каждая мысль – записаны в общем хранилище. Это пространство не имеет ёмкости, оно безгранично и бесконечно за счёт своей переменчивости. Подобно цветку оно раскрывает свои лепестки, а затем выворачивает их наизнанку, формируя совершенно иной вид растения, из которого появляется другой, и так постоянно. Так раскрывается жизнь, сотворённая Богом, и в этой жизни всё происходит в бесконечном Сейчас. Эта стрелочка вправо – на самом деле живая точка, цветок, ежесекундно принимающий новую форму, где каждая мысль формирует иную реальность. У этого времени нет прошлых жизней. То, что случилось с Роуз, когда она еще не была Роуз, а была кем-то другим, — теперь отзывается в этом её воплощении. Мысли, которые она отпустила на волю тогда, возможно, воплощаются в жизнь лишь теперь, но для общего времени наши смены телесных оболочек происходят в непрерывном Сейчас. Мы не движемся в сторону, вправо по стрелке, или обратно — мы движемся изнутри внутрь в процессе творения уникальных реальностей посредством познания своего существа.
     Однако Роуз интересовало еще одно существо. Эмбер или Кимберли Стивенс полностью завладела её разумом. Она жадно читала заветные строки из личного дневника девушки, которая уже почти тридцать лет, как мертва. Старый фанат, наконец, прислал последние страницы журнала, и Роуз, ненадолго забыв о пережитом не так давно опыте, снова погрузилась в жизнь экс-директора культовой группы «Риччи Рок».
7 февраля
     Офигеть. По-моему, я теперь с Дейвом встречаюсь. Вчера здорово с ним посидели… и не только. Он предложил мне стать их директором. Серьезно об этом подумываю. По крайней мере, так я хотя бы перестала бы думать о Бене. Крис распустила обо мне грязные слухи, даже не буду вдаваться подробности их содержания. Но это сделала моя собственная подруга! Всегда знала, что никому нельзя доверять.
20 февраля
     Какое-то подвешенное состояние. Лайм дал мне отпуск, а мне даже провести его не с кем. С момента нашей последней (она же, по сути, первая) встречи с Дейвом прошло уже две недели. Периодически мне звонит, но так… и не ясно, что это было: интрижка на одну ночь или? Вообще-то он говорил, что хочет серьезно встречаться. Сижу теперь, как на иголках. Вчера приходил Джуно, весь мрачный, в депрессии. Крисси, по ходу, курутит с каким-то глэмовым волосатиком. Мне его жалко. В смысле, жаль Джуно. Он реально хороший парень. Мы с ним в последнее время сблизились, как друзья, разумеется. Он оказался в похожей ситуации, что и я тогда с Беном. Здорово поболтали, вина выпили, посидели. Хорошо, что есть с кем поговорить.
25 февраля
     Так одиноко, что хочется сдохнуть…
26 февраля
     Ура, Дэйв объявился. Сказал, что у него очень много работы, — поэтому не мог со мной встретиться. Ну что ж, поверю, конечно. Наверное, если бы я была подружкой Бена и не работала вместе с ним, я бы повесилась. Мне сложно представить себе отношения, которые вроде бы есть, а вроде их нет. Видеть человека один раз в неделю (это если еще повезёт), а потом думать: «А сколько еще мне предстоит ждать?» Я не хочу, чтобы так было с Дэйвом. Он, конечно, уверяет меня, что это временное явление – просто много работы и всё… Но я боюсь, что так будет всегда. Есть такой тип людей, которым не сидится на месте. Они чувствуют себя несчастными и бесполезными, если находятся тупо в кругу семьи какое-то время.
7 марта
     Познакомилась с классной девчонкой. Она вокалистка в одной малоизвестной группе. Её зовут Шез. Совершенно случайно всё вышло: они с группой пришли ко мне и сказали: «Нам ваши контакты дали в «Колорадском псе». Сказали, у вас глаз алмаз на таланты». Я ушам своим не поверила. Подумала: «Ну и что мне теперь с ними делать?» А потом Шез поставила запись, и я офигела. Такого свежего, мощного, сексуального звука я раньше не слышала. Решила попробовать их раскрутить. Все равно «Роки» пока пишут альбом, я не лезу особо к ним, там рулит Лайм.
13 марта
     Всю неделю жёстко тусили с Шез. Я снова стала курить. Отвратное ощущение: меня вроде даже тошнит от этого вкуса, но всё равно продолжаю затягиваться. Эта иллюзия помощи в трудноразрешимой ситуации или, точнее сказать, в личной несогласованности эмоций и чувств – главный козырь в руках табачных компаний. Даже моя мама – человек некурящий – когда нервничает, обязательно скурит одну сигарету. Зачем? Бред какой-то. Не помогает она, а лишь подогревает отвращение и ненависть к собственной персоне курильщика. Короче, я поняла, что не могу так: не могу я встречаться с Дейвом раз в неделю и делать вид, что всё у нас хорошо и нормально. По этой самой причине поиск новой кандидатуры на его место официально объявлен открытым. Я буду снова ходить по злачным местам, веселиться и зажигать… может, кого-то найду. Хотя сердце стучит сейчас и тихо подсказывает, что так не знакомятся нормальные люди. Из таких встреч никогда ничего не выходит… О, Боже…звонят в дверь.
     Приходил Джуно. Сказал, что Бен про меня спрашивал. По-моему, после того как похоронили ту героинщицу, он больше ни с кем не встречался. Неужели она так запала ему в душу? Он пробыл с ней каких-то два месяца. А ничего, что он обосрал наши двухлетние отношения? Тут убиваться не надо? Конечно, тут убиваться буду лишь я. Хотя мне уже всё равно. Или я в этом себя уверяю? Не важно…
25 марта
     Дэйв приехал с цветами и извинениями. Даже не знаю, может, стоит дать ему еще один шанс?
10 апреля
     Он снова пропал. Мы с Шез обдолбались… надо поспать.
30 мая
     Ненавижу наркотики. Дейв – наглая сволочь – продолжает кормить меня обещаниями. Я же ведь знала, что так и будет. Почему не хватило решимости поставить точку тогда? Потому что хотелось заботы. Хотелось снова быть нужной кому-то. Скучаю по собственным мечтам. Теперь они кажутся мне настолько далёкими, что я никогда не доползу до них.
8 июня
     Ушла от «Роков». Они меня заебали.
9 июня
    Не хочу никого видеть. Проходной двор какой-то устроили. Все по очереди приходят меня проведать. Лайм приперся и, такой, говорит: «Может, тебе нужен отдых?» Я говорю: «Да, твою мать, отдых от жизни». Почему они все лезут в жопу без мыла?
16 августа 1985
     У «Дэд Лилли» завтра первый более-менее крупный концерт. Мне удалось пристроить к ним на разогрев группу Шез. Странно так, всё повторяется. Какое-то непреходящее дежа-вю. Вроде еще вчера то же самое делала для «Роков», а теперь – как по спирали, всё в той же точке, да выше… а, может, и ниже. Очень забавный у «Дэд Лилли» менеджер. Джереми. Кажется, я ему нравлюсь.
18 августа
   «Дэд Лилли» официально расстались с директором, и его место теперь занимаю я. Рада. Взволнована. Теперь смогу чаще видеться с Дэйвом. Про «Роков» уже не вспоминаю почти. Только изредка песни по радио напоминают. Кстати, у них, кажется, вышел новый альбом. Полная шляпа. Не удержалась – послушала. Одного раза хватило. Всё растеряли, стали посредственными и глупыми. Тексты, как в первом классе: «любовь» рифмуется с «вновь», как обычно. Нет больше бешеной энергетики, силы, секса нет – ничего нет.  А мне всё продолжают звонить журналисты. Интересно, зачем я им? Что я им расскажу? Какую-нибудь тайну, покрытую нафталином? Странные люди.
20 августа
     Мы с Дэйвом, наконец, провели вдвоём целых два дня. Просто сели в машину и поехали на побережье. Это были лучшие выходные в моей жизни. Мне не хотелось курить, употреблять алкоголь или дурь, мне только хотелось быть с ним. Растянуть секунды в часы и зависнуть где-нибудь между ними. Я стала такая красотка. Давно замечаю, что выгляжу лучше, если парень уделяет мне время. Мне будто бы ни к чему расцветать самой для себя, а когда есть, для кого расцвести – это настоящее счастье. Мы сняли домик на берегу, с бассейном. Хотя зачем нужен бассейн, если море под боком? Наверное, для красоты, для ощущения статусности или вроде того. А еще мы катались на лошадях. Я всю жизнь об этом мечтала – научиться ездить верхом. Получилось вроде неплохо, но кому это важно? Главное, что мы были вместе. Так романтично. Теперь понимаю смысл этих сказок о принцах, о конях, каретах. Это действительно очень приятно. Можно отмахиваться саркастическим «фи» от детской наивности, но, черт возьми, этого не хватает! Да, простому рабочему плевать на изысканное послевкусие дорогого вина, он нажрётся дешёвого пойла и будет валяться в помойке, разводя демагогию насчет «зажрались» или там «мы – люди простые, нам много не надо». Всем надо! Всем нужна красота. Всем нужен комфорт и порядок. А мне… мне нужен еще и Дэйв.
14 сентября
     Я выключила телефон. Я больше не директор «Дэд Лилли». Я ненавижу Дэйва. Period.
20 сентября
     Ад. Кромешная тьма. Я не перестаю корить себя за то, что так профессионально ошибаюсь в людях. Моя интуиция… дерьмо полное. Люди, никогда не верьте своей интуиции, она проведет вас по таким закоулкам, что захочется сдохнуть. Слушайте своих скучных предков. Свой долбанный, холодный, расчетливый разум. Я всю жизнь велась на призрачный свет придуманной мною звезды. И где теперь эта чёртова звезда? Исчезла! Не светит она ни хрена. Ненавижу… Ааааа… Хотела жить рок-н-роллом. Ну-ну. Вот она – жизнь-то. Сижу, в одиночку бухаю, как конченная алкоголичка.
21 сентября
     Заебали ходить ко мне. Джуно припёрся, Джереми всё неймется. Шез, моя детка, — единственная, кто меня радует. Может, давно пора уже с телкой встречаться? По-крайней мере, обойдется без мозгоебства. Телке несложно взять телефон и предупредить, что не сможет сегодня встретиться, хотя вчера вы совершенно точно договорились о встрече. И ты не будешь, как идиотка, сидеть дома и ждать гребанного звонка. Не будешь, как идиотка, два часа собираться, краситься, делать укладку, чтобы до трех ночи сидеть перед телеком, с телефоном в обнимку, прежде чем чрезмерно занятая особа соизволит тебе позвонить и сказать: «Знаешь, у меня много работы, я не могу вырваться». В лучшем случае – соизволит. В худшем – как ни в чем не бывало, позвонит на следующий день и радостно спросит: «Ну как ты?» Блядь, твою куклу Вуду держу наготове! Вот как! Ахахахахха….самой смешно даже. Мда. Всё чаще скучаю по Бену. Интересно, у него кто-то есть? Надо бы, что ли заехать к ним…
1 октября
     Пошли тусить с «Роками» по старой памяти. Сид, Джуно, Томми, Лайм, Крис и я. Бен обещал подтянуться попозже. Сначала было неловко. Мы с Крисси сидели и дулись. Потом вроде выпили и понеслось… Она извинилась, сказала, что пытается завязать с наркотой, что я была права и всё такое. Я, в свою очередь, призналась, что подсела сама, и теперь мы в равных условиях, так что можно возобновить дружбу. Поржали. Да уж. Смешно. А я не могу ничего сделать! Когда каждые три минуты смотришь на дверь бара в надежде, что вот-вот там появится тот, кого ты так ждёшь, когда в обществе близких друзей ты чувствуешь себя одиноко, когда тебя тошнит от себя и от всей твоей жизни – ты просто не можешь сдержаться. Думаешь – щас полегчает. И сам понимаешь, что ни хрена не легчает, но каждый долбанный раз ты идешь в туалет, надеясь, что вот сейчас разнюхаешься – и всё станет круто. А вокруг всё равно пустота. Потому что в дверь бара никто не заходит. Вокруг плавают жуткие лица, все рыщут взглядом, все ищут кого-то. Как будто каждый надеется, что вот-вот что-то случится, вот-вот кто-то придёт, и жизнь снова обретёт смысл, но никто не приходит. Друзья расползаются по домам, и ты опять засыпаешь одна…
 
Глава 14
1986 год
     Комната была заполнена густым облаком сигаретного дыма. Разобранная кровать со скомканным постельным бельём служила пристанищем для старых журналов, музыкальных кассет, использованных ватных палочек, лаков и пилочек для ногтей. Посередине этого царства лежало тощее тело с торчащими ребрами и коленками. Это тело безмолвно подносило к губам сигарету, затягивалось и возвращало руку на уровень пепельницы, стоявшей где-то возле его живота. Исключая это монотонное движение, тело почти что не шевелилось. Оно отрешенно взирало на потолок, изредка подергиваясь в странной конвульсии. Рядом валялся шприц, а в руке, свободной от сигареты, тело сжимало пластмассовую полоску. Небрежно сунув окурок в пепельницу, тело медленно встало с кровати. Пошатываясь, оно подошло к письменному столу и рухнуло в кресло. В нем уже было трудно узнать Эмбер. В нем вообще было трудно узнать человека. Впалые веки, как высохший водоём, обнажили глазницы, желто-серая кожа обтягивала угловатые кости лица, облепленного со всех сторон грязными волосами, а руки и ноги не подчинялись импульсам мозга. Проведя пальцем по странице справочника, девушка ногтем подчеркнула телефонный номер, потом взяла трубку и неуверенно, каждый раз сверяясь со справочником, набрала нужные кнопки. В ушах зазвенели гудки, долгие, мучительные и глухие. Никто не отвечал. Девушка снова взглянула на цифры в справочнике и принялась заново нажимать клавиши телефона. Никто не отвечал. Она вяло вернула трубку на место и начала озираться по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто-нибудь её мысли. Потом положила локти на стол и устало уткнулась в них носом.
     Несколько месяцев назад они с Дэйвом еще раз попытались возродить отношения, но молодой музыкант очень боялся серьезных перспектив, поэтому неосознанно отталкивал Эмбер своей невнимательностью, неуверенностью и пассивностью. Помимо группы у него появился какой-то секретный проект, о котором он не считал нужным рассказывать своей подруге. Этот проект занимал почти всё его время, так что Эм приходилось довольствоваться одним свиданием раз в две недели. Причем, она никогда не знала, когда это свидание состоится. Ей казалось, что он плетет паутину иллюзий и миражей, что лукавит, когда говорит, что скучает. Она отчаянно сопротивлялась упадническим настроениям, но они день за днем брали верх над её существом. Она боролась, но явно проигрывала. Они договаривались о встрече, но он не появлялся и не звонил. Эмбер не понимала, почему она позволяет ему так по-свински топтать и ломать её, и страшно злилась сама на себя. Иногда она не выдерживала, звонила ему и оставляла гневные реплики на автоответчике. А затем снова звонила и извинялась за них. Потом он приходил к ней с цветами, вешал ей на уши новые миражи и опять исчезал на целую вечность. Однажды она решила больше никогда не отвечать на его звонки и не открывать ему дверь, если придёт, сказав что не потерпит больше неуважения. Сдержать обещание ей помог тот факт, что Дэйв не звонил и не приходил. В противном случае она бы наверняка простила его, и пытка продолжилась, но Вселенная избавила Эмбер от лишних страданий. Хотя главный палач еще поджидал всю жертву. Суд с собственной совестью вынес суровый вердикт: «Ты слабая. Ты никому не нужна. Приговорена к пожизненному одиночеству». Эти мрачные мысли привели в исполнение другой приговор – героиновую зависимость. Эмбер до сих пор не могла понять, как это всё получилось. Вроде бы это было еще вчера: пришла Шез и дала ей попробовать. А потом дни закружились и перепутались, скрутились в один жесткий узел, который уже не было сил развязать, и каждый день он затягивался сильнее, превращаясь в ошейник, душащий, режущий и ненавистный. Она поняла, что снять его самостоятельно уже невозможно: чем больше стараешься, тем сильнее он тянет. От чувства собственного бессилия девушка начала выслеживать Дэйва. Ей всё же хотелось узнать, действительно ли он был так занят, как говорил, или бессовестно врал. Каждое утро она надевала парик и отправлялась дежурить в кафе напротив его дома. Стоило объекту выйти на улицу, Эмбер брала его след. Она могла ходить так до самого вечера, но выяснить ничего не получалось. Он действительно встречался с какими-то неизвестными ей людьми, они подолгу сидели и обсуждали что-то. Время от времени в их компании появлялись различные девушки: одни похожи на шлюх, другие – вроде приличные. Пару раз кого-то из них он водил к себе, и, конечно, зря в тот момент Эмбер стояла на другом конце улицы, потому что такие подробности лишь раззадоривают комплекс неполноценности и заставляют человека неистово пожирать самое себя укорами в собственной несостоятельности. Иногда от бессилия и отчаяния она падала на колени прямо на тротуар и безудержно плакала. А проходившие мимо прохожие даже не спрашивали, что с ней случилось. Как будто она вдруг стала для них невидимкой. Её давно уже перестали замечать люди. Раньше, появление стройной блондинки с длинными пышными волосами приковывало все взгляды к её силуэту. Теперь она стала подобна воздуху, прозрачной и незаметной, слишком мрачной, для того чтобы ей восхищаться, и слишком несуществующей, для того чтобы проходя, случайно её задеть.
— Мы пойдем на восток…
     Проснувшись от легкой дремоты, Эмбер переместилась обратно в кровать и села, скрестив ноги. Она шепотом напевала какую-то песню, пока доставала из коричневого пузырька две светло-синих таблетки. Медленно, с какой-то несуразной материнской заботой она крутила и гладила их на ладони, а потом минут пять перекладывала из одной руки в другую. Затем бросила их на кровать и резко вскочила на ноги, устремляясь к полуоткрытому шкафу. Небрежно заколов волосы, девушка проскользнула в узкое платье цвета темной морской волны, бросила в сумку деньги, сигареты и пластиковую полоску, и молнией выбежала из своей комнаты.
     На следующий день газеты пестрели гротескными заголовками: «Бывшая девушка Риччи Рока при смерти», или «Риччи Рок едва не убил свою бывшую», или «Экс-подружка сладкого Роки чуть не погибла в толпе фанатов». В офисе «Дэт Рекордз» царило безумие. Секретарша не успевала отвечать на звонки, возле дверей дежурили фотографы и журналисты. Озадаченный Лайм сидел в своем кресле и думал. Сыграет ли на руку группе новый скандал?
— Всё зависит от того, насколько серьезно пострадала девчонка, — сообщил он невидимому собеседнику, потянулся к стакану с водой и, сделав глоток, встал из-за стола. Подойдя к телефону, продюсер снял трубку и бегло набрал секретарше.
— Синтия, детка, отключай телефон. Вызови Джека, пускай он прогонит этих писак.
— Хорошо, Мик, — ответила Синтия и позвала большого охранника.
     Через минуту Мик Лайм вышел из задней двери, сел в машину и отправился в больницу к Эмбер. Возле палаты дежурила вся группа и Крисси.
— У неё был ребенок, — выпалила Крис, как только менеджер подошел к ним поближе.
— Что?
— Мик, она была беременна, — решил пояснить Джуно.
— Спасибо, Джу, я знаю, что значит «ребенок». Ну и… то есть…
— Она потеряла его, — нетерпеливо закончила фразу Крис.
     Лайм обвел глазами собравшихся.
— Судя по мрачным лицам, всё плохо, да? – серьёзно спросил он.
— А ты как думаешь? – неистово завопил Бен. – Когда человек при смерти, что-то может быть хорошо?
— Остынь, Рокки. Я пытаюсь понять степень сложности ситуации.
— Тебя только деньги волнуют, — процедил Бен.
— Странно, что тебя они не волнуют, — ткнул в него пальцем Мик Лайм. – Так, ребятки, что сказать журналистам? Как вообще нас угораздило в это вляпаться?
— Да толкнули её, — объяснила Крисси, вытирая слезу из-под глаза. – Фанатки гребанные.
— Ты видела что-ли? – спросил её Лайм.
— Видела. Бен тоже видел. Какой-то дебил ехал по улице.
— Он остановился? Вы запомнили номер?
— В том-то и дело, что он погнал дальше, — всхлипнула Крис, — а мы бросились к Эм, всем было пофиг на номер машины.
— Так, — резюмировал Лайм, — думаю, лучше всего рассказать людям правду. Только я не могу понять, как это вдруг мисс Стивенс оказалась в толпе фанаток возле служебного входа в клуб?
     Все замолчали. Джуно прокашлялся.
— По всей вероятности она бежала за Беном, который, задрав нос, наглым образом её игнорировал, — сквозь зубы сказал гитарист.
— Щас ты получишь, — озлобился Бен.
— Ты самый последний говнюк, Бенни. Она дала нам билет в эту жизнь, — продолжал музыкант.
— Лучше заткнись, Джуно, — процедил Риччи Рок.
— Да я-то заткнусь, — отмахнулся от него гитарист, — а вот ты теперь…
— Так, хватит, народ! – прервала его Крисси. – Мик, Бен не виноват. То есть, я хочу сказать, он просто не думал, что так всё получится. Он хотел как можно скорее отвязаться от этих автографов и прочей фигни. Он собирался поговорить с ней чуть позже, просто не вовремя она выбежала. Случайно попала. Это случайность. Я видела, я могу рассказать журналистам. Если никто не против, конечно.
     Присутствующие переглянулись и одобрительно закивали.


* * *
Отрывок из книги Джона Фишера «Мы ходили по грани. Откровения друзей рок-звезд 80-х».
Интервью с Кристи Бридворд, близкой подругой группы «Риччи Рок». Журнал «Музыкальный маньяк». 1990 год.
— Крисси, спасибо, что согласились поговорить с нами. Прошло уже несколько лет, но, полагаю, вам по-прежнему нелегко думать об этом.  Так что если почувствуете себя некомфортно, смело мне говорите.
— Хорошо.
— Расскажите, чем занималась мисс Стивенс, после того как ушла из «Дэт Рекордз»?
— Да вроде ничем таким. Она ушла от нас в 85-ом году, потом стала работать с «Дэд Лилли». В то время мы с ней не общались, так что я точно не знаю, что у них там случилось, но она очень быстро перестала с ними работать.
— А в каких отношениях она была всё это время с мистером Роком?
— Раньше в неважных. Изредка пересекались случайно. А после того случая возле клуба они начали часто встречаться. Он написал для неё песню, она была на седьмом небе.
— Это песня «Сладкий аромат»?
— Именно. Она всегда хотела, чтобы он написал для неё песню, особенно в то время, когда они еще были вместе. Но он всё как-то медлил. Наверное, в заднице играл рок-н-ролл, и не хотелось сентиментальностей. Но в итоге всё равно написал. Слава Богу, успел дать ей послушать.
— То есть после того, как мисс Стивенс сбила машина тогда возле клуба, их отношения с Роком стали налаживаться?
— Ну, как сказать. Он чувствовал себя перед ней виноватым. Да и сейчас, наверное, чувствует. Рок очень старался радовать её после того случая, чтобы она быстрее приходила в себя и всё такое. Наверное, он дал ей надежду. Может, она ждала от него большего, а он мог тогда стать для неё просто другом, как я и ребята. Мы все очень старались её поддержать. Её переломы быстро срастались, и мы были уверены, что всё хорошо. Просто она действительно хотела от Рока большего.
— А он не смог ей этого дать?
— Да, он просто был не готов. Они как раз отправлялись в турне, и Эмбер просила его взять её тоже. Но он отказал ей. Причем, насколько я помню, достаточно резко.
— Она была очень расстроена тем, что «Роки» не взяли её в тур?
— Да, была. Она еще мне сказала тогда, что теперь не видит ни в чём смысла.
— Из-за этого она начала употреблять наркотики?
— Ну, она и раньше делала это. Мы все делали. Просто до того, как её сбила машина, она уже сидела на героине. Знаете, в этом случае уместно сказать: «Всё, что ни делается, — всё к лучшему», потому что ей как бы давали второй шанс. В больнице её выходили, она прошла реабилитацию и всё такое, плюс после комы человек, наверное, попросту забывает о том, что вообще принимал когда-то наркотики. Тогда, в марте ей реально чуть не снесло крышу. Сомневаюсь, что она соображала, что делала, когда бросалась за Роком.
— В смысле, бросалась?
— Ну, она пыталась пройти за кулисы. Охранники же не знают, что она – свой человек. Она не сказала нам, что придет, так что проходки у неё никакой не было, охрана приняла её за фанатку и уже почти за руки выводила. Хорошо, мимо шёл Джуно. Она материлась, на чём свет стоит, когда ворвалась к нам в гримерку. Стала спрашивать, где Бен. Мы сказали, что он пошел к служебному входу общаться с фанатами. Она долго ругалась, бегала по коридорам зачем-то, что-то искала. У неё был совершенно безумный взгляд… Я помню, как взяла её за руку и не почувствовала почти никакого веса – её рука была почти невесомой, такой тощей и хрупкой, что я испугалась: не дай Бог отпущу её, она упадет и разобьётся. Я стала спрашивать, зачем ей Бен. Она кричала, что кроме него у неё никого не осталось, что Дэйв из «Дэд Лилли» гондон и засранец, что она его ненавидит и проклинает, что у неё какие-то важные новости и что ей срочно надо увидеться с Беном.
— Невероятно…
— Потом она вырвалась у меня из рук и побежала на улицу, вылетела из двери, а там – Рок весь облеплен охранниками и фанатками. Как-то так получилось, что она оказалась зажатой среди девчонок, а они – одуревшие – рвались к Року, загребали руками, будто кросс плыли, и вытолкнули её. Я не успела опомниться, как увидела дальний свет фар, ослепляющий просто, и глухой звук. А потом… я видела, как в воздухе закружилось её тело… Как будто мешок из-под мусора, легкий и уязвимый. Это было страшное зрелище. Мы с Роком бросились к ней, а этот урод выдавил газ и смылся.
— Его так и не наказали?
— Я думаю, его судьба наказала.
— А что было после того, как «Роки» отправились в тур?
— Я осталась с ней, чтобы она совсем не раскисла. Она многое мне рассказала: что была беременна от Дэйва, когда её сбили, что перед этим две недели звонила ему, искала его, чтобы сказать об этом. Потом как-то оставила сообщение на автоответчике прямым текстом. Но он так и не объявился. Наверное, поэтому она так хотела увидеться с Беном. Чтобы кто-то её поддержал. Но он тоже расстроил её. Бедная девочка… Ей было очень плохо. Она зачем-то связалась с девицей по имени Шез. Эта девчонка была больная на всю голову наркоманка. Она подсадила Эмбер на героин первый раз, а потом – еще и повторила свой «подвиг». Когда Эмбер не стало, я была готова убить эту суку. И до сих пор хочу это сделать. Надеюсь, она уже сдохла где-то в канаве.


     Это интервью было опубликовано в той самой книге, с которой началось путешествие Роуз в жизнь Кимберли Стивенс. Журналистка никак не могла привязать его к остальным записям, которые автор посчитал нужным включить в это издание. Теперь фигуры занимали свои места на шахматных досках. Из книги Фишера девушка вырывала страницы, содержавшие ценную информацию о подруге популярного музыканта, и бережно прикрепляла их к распечатанному на компьютере личному дневнику Эмбер, восстанавливая четкую хронологию. В колонках играл «Риччи Рок», а перед глазами вырастали картинки с сюжетами из жизни Кимберли, они сплетались с собственными ощущениями Роуз, обвиваясь вокруг и сбивая девушку с толку. У неё перехватило дыхание. Образы переполняли резервуар воображения, комната кружилась в такт музыке звуков и мыслей, Роуз перечитывала последнее интервью Кристи Бридворд. Неожиданно ей сделалось плохо. В голове будто раскрылся цветок, похожее ощущение к ней приходило и раньше, но теперь это был уже не бутон, это были многослойные кружева лепестков, воронкой засасывающие какие-то вибрационные волны. Макушка гудела. И вдруг девушка поняла, что это она была Кимберли Стивенс, что это в её жизнь она погружалась во время регрессии в прошлые воплощения. Теперь становилось понятно, что это были за коридоры, по которым она исступленно бежала, что это был за парень со светлыми волосами, волновавший её в снах, и что за свет ослепил её в самом конце погружения в прошлую жизнь. Роуз начала прыгать от радости. Она вышла из этого лабиринта. Отныне её жизнь совершенно изменится. Теперь она знает чудесную тайну, она подключена к высшим силам, она видит закономерности, читает в них смысл. И теперь ничто не сможет её беспокоить, ведь она осознала: бессмертна душа. Неожиданно вдруг девушке захотелось творить, просто брать вещи и превращать их в искусство, просто произносить хорошее слово и знать, что оно сотворит хорошее завтра. Ведь нелинейно время. Можно быть одновременно  Кимберли Стивенс из 80-х и Роуз – журналисткой из 21-го века, которой открылся удивительный дар – дар новой жизни. Она поняла, почему все парни, с которыми она встречается, превращаются в настоящих Отелло, почему не дают ей свободу, почему постоянно подозревают её: просто она сама так поступала с Беном и Дэйвом. Она следила за ними, злилась на их подружек, радовалась, когда у тех случались несчастья, она никому не верила, а теперь никто не верит и ей.
 
Глава 15

     Когда мы решаем, чему посвятить свою жизнь, большинство принимает в расчет всё, что угодно, только не интуицию. Роуз не хотела так жить. Она всегда чувствовала, что создана для чего-то большего, чем просто обыденность, и теперь получила тому доказательства. Она поняла, что всю жизнь подсознание направляло её, порой даже пинками, влекло и вело и тянуло ко всем важным и переломным моментам. Разве узнала б она столько о мироздании, если бы её подсознание не шептало ей истинные ответы. Разве увидела бы закономерность и смысл в своей встрече с легендой рок-музыки, если б душа не томилась воспоминаниями и образами из прошлого?
     Прошел год. После расставания с Рейзором Роуз решила пока ни с кем не встречаться. Ей хотелось научиться жить в ладу со своим Высшим Я, не отвлекаясь на романтические стремления хитроумного Эго. Она стала часто приходить в гости к Джейд, теперь уже больше по-дружески, и они вели увлекательнейшие беседы о тонких мирах и энергиях. В работе больше не было места нервозности, и даже Кловер перестал вызывать желание стукнуть его всякий раз, когда он заводился по пустякам. Роуз как будто смотрела на себя и других со стороны, понимая мотивы, принимая модели, чувствуя связь. Потому-то и не удивилась, что на улицах города вновь появились анонсы концерта легендарного «Риччи Рока». Значит, она снова должна была встретиться с ним. Хочет ли она рассказать ему о своем открытии? Ну, конечно же, хочет. Сможет ли он воспринять информацию? Разумеется, нет. Джейд объяснила, что его преследует чувство вины перед Эмбер, и что это один из его земных уроков, — опыт, который он должен здесь получить. Целительница посоветовала забыть о том, кто она есть, и на время интервью заключить себя в трехмерные рамки тела по имени Роуз, потому что адекватное понимание столь личной и, чего уж, неправдоподобной истории требует от человека высокого уровня духовной осознанности. Рок же тащил за собой ворох старых энергий, так что не стоило даже надеяться на большой театральный финал с восторженными объятиями и слезами счастья и радости.
     Когда они с Гвен приехали на интервью, всё было в точности так же, как год назад. Концерт проходил на той же площадке, где, к слову сказать, устраиваются все крупные выступления, так что для Роуз стадион этот стал уже местом привычным и до боли знакомым. В бэкстейдже девчонки чувствовали себя, как дома, поэтому процесс ожидания артиста не вызывал у них прежнего трепета, свойственного молоденьким новичкам. Сегодня Роуз ощущала иное волнение. Она всеми силами сдерживала порыв рассказать Гвендалин свой сокровенный секрет, не говоря уже о том, чтобы поделиться им с Роком. Живая душа билась внутри от блаженства и предвкушения, будто бы твердо намереваясь в какой-то момент вырваться из-под контроля. Роуз целый год скрывала тайну от всех, кроме Джейд. Она целый год искала в себе силы и набирала энергию. Теперь эта энергия стремилась на волю. Подобно природной стихии, она зарождалась из крошечных молний, томно и неторопливо копила свою мощь, с тем чтобы позже, в тщательно выверенный и уместный момент развернуть могучие крылья и, сокрушая материю, сотрясая рассудок, поглощая иллюзии, раскрыться навстречу совершенно иной форме жизни – свежей и обновлённой, естественной и неискажённой. Оставалось только надеяться, что кульминация этого эмоционального смерча не разразится на интервью.
     Всё началось обыденно и тривиально. Звезда пришла в компании своих менеджеров, координаторов и бог еще знает кого. Гвен посадила его в кадр, нацепила петличку, а Роуз уселась напротив, раскладывая по порядку бумажки с вопросами. Начался разговор. Роуз спрашивала о том, чем музыкант занимался весь этот год, а он подробно и самозабвенно расписывал свои музыкальные достоинства и достижения, как вдруг он выпрямил спину и смущенно сказал:
— Я не могу, ты на меня так странно смотришь.
— В смысле?
— Ну, как-то странно.
— Может, потому что я вас слишком хорошо знаю?
— Ты о чём?
— Да так, ни о чём, — пожала плечами Роуз. – Просто… мне не дает покоя татуировка в форме сердца с шипами и буквами Э и Б, что означает Эмбер и Бен.
     Рок переменился в лице, но, вспомнив о камере, подумал, что лучше остаться верным брутальному имиджу и с усмешкой спросил:
— Откуда ты знаешь, девочка? Это вообще-то секрет. Смотри, — и он расстегнул на рубашке несколько пуговиц, обнажив большой цветной череп, наколотый почти на всю грудь. – Видишь, здесь уже нет того сердца.
— Вижу, в нём теперь живет смерть, — с какой-то торжественной, мрачной иронией произнесла журналистка.
— Так, всё, давай сменим тему, — занервничал Рок. Менеджеры тоже задергались, посматривая на часы. Но у Роуз оставалось еще целых пять минут, так что она могла распоряжаться ими в своё удовольствие. Она уже собиралась задать следующий дурацкий формальный вопрос, как вдруг внимание предательски рассеялось, и слова застряли у неё в горле. Она не хотела говорить то, чего не хотела. Она хотела открыть Року правду. Она сидела в двух шагах от него, возможно, от самого близкого человека во всей жизни, и вместе с тем ей – Роуз – незнакомого совершенно, но для неё – Эмбер – это был сладостный миг, наверно, единственный шанс сказать ему то, что она так хотела, но не успела сказать почти тридцать лет назад.
— Я не виню тебя, — с дрожью в голосе произнесла Роуз. Она ощутила, как вырастает её существо, как оно выдается далеко за пределы физической оболочки, как неиссякаемый источник любви, чистой и безусловной любви, струится через него и направляется к музыканту.
— Так, думаю, нам стоит закончить эту беседу, — сурово сказал Риччи Рок и хлопнул ладонями по коленям, намереваясь подняться.
— Подождите! – почти что взмолилась Роуз, хватая его за руку, — Можно я скажу вам только одну вещь?
     Кто-то из менеджеров отправился в коридор за охраной на случай, если поведение юной журналистки выйдет из-под контроля. Когда в дверях появились два здоровых чернокожих парня, Рок жестом попросил их остаться на месте, вслед за чем снова сел в своё кресло, облокотился о колени локтями, максимально придвинувшись к Роуз, и сказал:
— Ну, говори.
     Роуз уже начала всхлипывать, и это помогло смягчить грубое сердце звезды.
— Вы верите в реинкарнацию? – осторожно спросила она.
     Рок по-доброму усмехнулся.
— Не знаю, но я прочитал несколько книжек на эту тему.
— Тогда, может быть, вы поверите… что я – инкарнация Эмбер, — сказав это, девушка погрузилась в мертвую пустоту, когда боишься о чем-то подумать, лишь бы мысль не нарушила и без того шаткое равновесие. Музыкант расхохотался.
— Девочка, милая, ну этого быть не может! Всё, давай, вытирай слёзы, мне надо готовиться к шоу.
     Он встал, расправил плечи, подтянул джинсы и с чувством облегчения, оттого что опасения насчет невменяемости журналистки не оправдались, направился к выходу.
— А помнишь, как мы шли по тому промокшему парку? Осенью? В тату-салон? Это было в городе твоих предков, — окликнула его Роуз. Рок остановился, затем резко развернулся обратно и замер. Девушка продолжала:
— На тебе была твоя любимая косуха, джинсы, которые ты сам разорвал на коленках, и красная клетчатая рубашка, а на меня ты напялил куртку своего брата, потому что холодно было, — Рок стоял в изумлении. Он не верил своим ушам. Эта девчонка подробно описывала ту прогулку, тот день и его события. Он судорожно вспоминал, нет ли этих подробностей в дневнике Кимберли Стивенс, который он сам, по собственному желанию когда-то издал.
— Стой, ты – экстрасенс? – недоуменно спросил Рок.
— Нет, я обычная девушка. Я просто прошла погружение в прошлую жизнь и сопоставила то, что увидела, с дневником Кимберли Стивенс. А еще я часто видела сны о нас. Я не знала, что это вы, я сама была в шоке.
     И тут непроизвольно Роуз как-то нетерпеливо вздохнула и забарабанила пальцами по передней поверхности бедра  – в точности так, как делала Эмбер, когда пыталась убедить в чем-то Бена. Рок опешил.
— Что тебе от меня нужно? – просипел он.
— Только сказать, чтобы ты не винил себя. Я тебя очень люблю. Я сама виновата, что передознулась. Ты не обязан был брать меня в тур. Это я… слишком сильно достала тебя. Прости. Я счастлива, что у нас всё получилось, что у тебя получилось добиться успеха. Смотри-ка, ты до сих пор мега-звезда! Значит, всё было не зря, — Роуз снова вздохнула и опустила глаза.
     Наступила глубокая пауза. Внезапно Рок повернулся, с силой дернул на себя дверь и стремительно выбежал в коридор. Команда менеджеров бросилась догонять его. Издалека доносились суровые просьбы музыканта оставить его и не приставать к нему до концерта. Опустошенная Роуз стояла посреди комнаты и жадно впитывала в себя тишину.
— Ну ты дала только что, мать, — прервала молчание Гвен.
— Да, я сама как-то не ожидала, — улыбнувшись, ответила Роуз.
***
     До захода солнца оставалась пара часов – теплый солнечный диск был погружен в розовые облака; на горизонте кружились прибрежные чайки, разгоряченный воздух медленно охлаждался от знойного дня и готовил утомленных рабочим днем жителей к ночным приключениям. Роуз была за рулем автомобиля, и в раскрытые окна врывался неистовый ветер, развевая в разные стороны длинные русые волосы. Она переключила аудиосистему с режима чтения диска в режим радио и принялась слушать вечерний эфир. «А еще у нас сегодня премьера, — звенел в приемнике заводной голос ди-джея. – Легендарный рок музыкант Риччи Рок разродился новым хитом. Певец признался, что написал эту песню за десять минут, поймав вдохновение, как в старые добрые 80-е. Композиция называется «Рок-н-Роуз» и посвящается всем любителям рок-н-ролла. Наслаждаемся и никуда не уходим!»