хр 7

хр 7

мысли приходили в голову внезапно. всего лишь слово, один полунамек на взгляд,
одно самое малое трепыхание приводили в движение весь накручено-взвинченный
механизм подавления инакомыслия. они располагались хаотически во глубине ночи,
завороженно исследуя ее запечатленные дары. я не знаю, как устроена эта жизнь,
но догадываюсь, что существующая высшая справедливость обустраивает ее по своим
неисповедимым законам. «вам может показаться странным, но я еще недавно жил!»
странно, что читая твои строчки, вспоминаю тебя живым, умным, проницательным,
грустным. обрывки воспоминаний осенними листьями проплывали мимо в холодной и
прозрачной мимолетности временного потока, увлекая за собой, погружая в прошлое,
заставляя все заново пережить.

«шедеврально, колоссально,
абалденно,» — чувачок, слышь, подвинься,
чо губки раскатал, перламутровый, закрой
хлебало, а то вон муха залетит невзначай.

из всего статистически-выверенного тебе достанется только твое уникальное,
дозированное, необходимое, чтобы ты, наконец, понял, что такое есть жизнь.
вот если вдуматься, но кто будет заниматься занятием, достойным, разве что,
лолов юзерковатых, гуглятиной пропитанных. и почему-то, претензии к жизни
искусственно подогревались извне, заставляя забыть про суть. личности, как
шары на биллиардном столе, сталкивались, ударялись, причем, некоторые попадали в лузу.
интровертирующий экстраверт, или, может быть, экстравертирующий интроверт, что гадать,
что делить да классифицировать, все равно, коси — не коси, носи — не носи. скользящий
взгляд по поверхности явления и не могущий заглянуть во внутрь, ибо не дано, как той
корове бодливой. так что же остается, как не слюной брызгать и едкой желчью распаляться.
болезни на то и существуют, чтобы иметь возможность измениться себя, начать с нуля,
переосмыслить, так сказать, движения души. нравственные аспекты личного пользования
складывались в корзинку обчественного мнения быдто бы грязное белье, ожидаюсчее
постирушек с применением хымии. будучи кирпичом каменным и выставляя енту клавиатуру
придставлений, приводимси в кроманьелизацию обчества. желеобразное, колыхающееся,
со множеством присосок-щупальцев, впитывающих полезное для себя, любимого, из того,
что вокруг, оно было исчо и телекомуникабельным.

скока фактов не зацепило внимания не счесть, лишь тока долбежник трели свои выводит,
уснуть не давая. мысли-долгожители уважали в словах крепость, прочность, ладность,
уместность и, прямым текстом, без обиняков, указывали на созидателя и сотворителя сих
востребованных и необходимых жизненных субстанций. «тяп-ляп, кое-как, примитивщики» — так называли иногда люди из будущего челиков, потому что не видели практического
применения их способностей в своем прагматичном и сером мире. какое событие в жизни
человека наиболее важное? рождение, смерть, младенчество, старость, детство, взросление?
для одного — одно, для другого — другое, для третьего — третье, каждому — свое, для
каждого — своя судьба уготована. ну и чем один избиратель лучше другого? тем, что один
похитрее и способен вокруг пальца обвести? или тем, что за свою выгоду готов глотку
разорвать? а может тем, что плевать он хотел на всех?

укладывались в схему герои, как спички в коробку, как паззлы в картинку, как прокладки
в кран-буксу, как строчки команд в программу. идеи были из мира животных, растений и
грибов: кто-то их разводил, кто-то селекционировал и коллекционировал, а кому-то
досталась роль терминатора. пирамида власти всихда строилась на компромате, на коррупции,
на подлости всей мерзости натуры. кто-то чото грил, кому-то чото доказывал, но не переубедил.
заинтересованность в общении с себе подобными была выражена в редких поздравлениях с
праздниками и нежелании переходить тонкую, неуловимую грань и без того неглубоких
взаимоотношений. переубедить человека очень трудно, да и стоит ли вообще это делать,
если его личный опыт не вмещает в себя основополагающие истины, которые позволяют
чувствовать себя рыбкой в чистой водичке. свободен от обстоятельств и обязательств, свободен
от жисти и от смерти. человечество деградируеть, да и хрена с им, с ентим человечеством,
достойный челик всихда диградируеть, один ли или с кампанией сибе подобных, да пашли оне
фсе куды-нить на другие планеты. мир собственных похотей, взлелеиваемый и обожаемый,
грузил не по-детски тщедушных любителей приключений. тр-тр-тр-тр — затрещали словечки
пустословия суетящегося и трэндящего, обласкали головушку пустозвонную и благомыслящую,
бр — жуть какая-то. мультик и музыка иногда дополняли друг друга, иногда противоречили
и конфликтовали, раздражая зрителя. глупые, бестолковые людишки, которым надоть повторять
все тысячу раз, не могуть и не хотять учиться на своих ошибках, выделываютьси, не задумываясь
о последствиях своих действий и своих поступков. лучше не будет, будет только хуже. смысл
потерялся. вокруг одна бессмыслица. она, тварюга, крутить-вертить как ей хочется. не к добру енто.

слова древней молитвы напоминали об искушениях и лукавстве, но проще было, не вникая в суть,
плыть по течению. соотнести свое понимание с вечными проблемами, подкорректировать недопонимание,
быть человеком думающим и рассуждающим, обосновывая суждения свои на мудрости было не по силам.
увидеть и осознать, восхититься и напитаться, взять с собою на долгую память, как сувенир.
стоко слов знашь, куды тибе с таким богатством. моно ужо было податьси в полотеры али в
струментальщики. какие-никакие.

отметая лишнее, оставляя нужное,
промышляя хваткое, выясняя нежное,
прогоняя мерзкое, заявляя важное,
подгоняя четкое, забывая прежнее

от безделья рождались и не тока такие шедевры, как вот ента неудовлетворенность промыслительная.