Девальвация подвига... которая продолжается и ныне

Посвящаю, со слезами на глазах, Дню Победы! 

   Описание. В реальной жизни Подвиг довольно часто заканчивается для Героя трагически. В результате, он и его близкие остаются по вине общества и государства по сути в дурацком положении и тем самым стремление к Подвигу, к благородному и мужественному самопожертвованию во благо страны и людей неуклонно слабеет.

   Внимание! Рассказ предназначен для тех, кто хочет быть не таким как вчера, а умнее.

 
Примечания автора. Лично я уверен, что если к затронутым вопросам не будет привлечено внимание общества, законодателей и правителей, то недалёк тот день, когда никто во имя другого и других не пошевелит даже пальцем.
 

                    Чуть-чуть о далёком нашем общем прошлом.

   Запись в дневнике известного советского режиссера и сценариста Александра Петровича Довженко, сделанная 24 июля 1945 года:

                                          24 июля.
   Я был вчера на параде Победы на Красной площади. Перед Мавзолеем стояли войска и народ. Мой любимый маршал Жуков прочитал торжественную и грозную речь Победы. Когда вспомнил он про тех, что пали в боях в небывалых количествах, я обнажил голову. Шел дождь. Оглянувшись, я заметил, что шапки больше никто не снял. Не было ни паузы, ни траурного марша, ни молчания. Были сказаны будто между прочим одна или две фразы. Тридцать, если не сорок, миллионов жертв и героев будто провалились в землю, а то и вовсе не жили, про них упомянули как про понятие. Мне стало горько, и я уже после не интересовался ничем. Перед Мавзолеем проходили солдаты, генералы, несли немецкие рябые знамена, будто загаженные птицами, вели собак, танки ехали, пушки, одна другой грознее. Мне было жаль убитых, Героев, мучеников, жертв. Они лежали в земле, бессловесные. Перед величием их памяти, перед кровью и муками не стала площадь на колени, не задумалась, не вздохнула, не сняла шапки. Может, так и нужно. Или все же нет? Почему лились с неба слезы? Отчего ж плакала весь день природа? Неужели пророчествовала живым?
 

                            Историческая справка.

   С  26 августа по 23 декабря 1943 года между фашистской Германией и Советским Союзом  на берегах Днепра произошла битва за Днепр. С обеих сторон в битве приняло участие до 4 миллионов человек, а её фронт растянулся на 700 километров. Со стороны СССР участвовало 2 миллиона 700 тысяч человек, со сторону фашистской Германии 1,3 миллиона. Потери со стороны СССР почти 1,6 миллиона человек. Чуть меньше у немцев  (1,2 млн).
   Форсирование Днепра началось 21 сентября 1943 года. При форсировании Днепра в его водах погибло более 400 тысяч солдат и офицеров. Плавни Днепра были завалены  многими тысячами трупов.
   За проявленные при форсирование Днепра мужество и героизм звание Героя Советского Союза получили 2438 человек. А именно: 47 генералов и маршалов, 1123 офицера, 1268 сержантов и рядовых. Это почти четверть всех Героев Советского Союза времён войны.

Поэтому в качестве эпиграфа к своему рассказу «Девальвация Подвига» я выбрал вот такие строчки из стихотворения Александра Трифоновича Твардовского «Переправа»:

     Переправа, переправа!
     Берег левый, берег правый,

     Кому память, кому слава,
     Кому тёмная вода, -
     Ни приметы, ни следа.


               Чуть-чуть о недалёком нашем общем прошлом.


                  Незамеченный  и неотмеченный подвиг.

   Координаты случившегося:  Киевская область. Железнодорожный перегон Киев-Бровары, остановочная пассажирская платформа для пригородных электричек Ялинка. Первое июля 1979 год. Воскресенье. Около пяти часов вечера.


   Внезапно налетевший сильный ветер и загрохотавшие над головой могучие раскаты грома заставили Иванова и Юлю невольно переключить своё внимание с помидорных грядок на небо.

— Ого, какая тёмная надвигается туча! – встревожился Иванов и взглянул на часы.–Надо нам, Юличка, немедленно улепётывать с дачи. Иначе тут  можно надолго застрять. Сейчас 16.15.  Во сколько ближайшая электричка на Киев?

— В 16.54, — с беспокойством поглядывая на грозную тучу, сообщила Юля. –

Значит успеем, если поторопиться, — как о чём-то решённом, произнёс Иванов и стал без промедления заносить в сарайчик садово-огородный инвентарь.

Быстро собравшись, заперев на замок входные двери дачного домика и подхватив две корзины с дарами земли, Иванов и Юля  заспешили к железнодорожной посадочной платформе. Им повезло: ветер оказался не только попутным, но и упрямо сам подгонял их. А туча словно ждала того момента, пока они добегут до платформы и скроются под крышей небольшого павильона для пригородных пассажиров. Зато в следующий миг она была неутомима…

Дождь завораживающе хлестал добрых минут двадцать и сопровождался в наступившей мгле пугающими вспышками молний с сухим мощным надрывным треском. При очередном особенно сильном ударе грома, Юля, вспомнив о шаровых молниях, потянула Иванова подальше от входа, на кого-то натолкнулась, оглянулась, вежливо извинилась и, заметив стоявшую у стенки поодаль от толпы ожидающих грустную фигуру своего дачного соседа, протиснулась к нему.

— Добрый вечер, Игорь Михайлович! -  поприветствовала она его. – Вам, видимо, тоже дождь все планы спутал?

— Добрый вечер, Юлинька! – едва кивнув головой, вяло ответил он и с каким-то затаённым сожалением тихо добавил: — Нет, не дождь. Просто очень тоскливо на душе. А рядом с цветниками в своём саду… даже невыносимо.

Дождь как внезапно начался, так и внезапно кончился. Сразу же засияло яркое солнце. Все пассажиры дружно потянулись к выходу.
Умытая природа сверкала, торжествовала и радовала насыщенными красками своих одеяний, звонкими голосами птиц и ароматными запахами цветущего лета.

— А что со Светланой? – уже на платформе поинтересовалась Юля. – В отпуск на море что ли укатила? Ни детей ваших не видно. Одни только вы на даче всё время копошитесь.

— Дома она, — опустил глаза Юлин сосед. – И дети с ней. Не разрешает  им быть со мной. Расходиться будем. Точнее, фактически разошлись. Осталось лишь формально  развод узаконить. В понедельник, завтра суд. Впрочем, Света готова помириться. Да я не хочу. Сколько можно!? Если бы не Ленка с Наташкой, давным давно ушёл…

Иванов нахмурился и тяжко вздохнул. 

Уловив этот вздох, сосед Юли внимательно посмотрел на Иванова:
— Поди, осуждаете?

— Нет, — качнул головой Иванов. – Я не судья. Но детей всегда жалко. Они-то причём?

— Да, Игорь Михайлович. Детей жалко, — поддакнула Юля. – Они у вас такие славные! Без отца, сами знаете, много труднее. Будь бы вы пьяницей, дуралеем… не будь в вашем характере так много хорошего, положительного – иное дело. И у Светланы масса достоинств. Могли бы поладить, прекрасно вместе жить да жить.

Из-за поворота, подав протяжный сигнал, показалась электричка. Ещё одна, встречная из Киева, тоже, сигналя, стремительно приближалась к противоположной платформе. Иванов, Юля и её дачный сосед взяли в руки корзины и приготовились к посадке.
Вдруг на середину противоположной платформы вбегает мальчишка и оглядывается по сторонам с явным желанием и решимостью успеть перескочить железнодорожное полотно перед электричками.

— Серёжа! – кричит ему в след девочка. – Не прыгай! Электричка встречная! Следующей уедешь!

— Успею! – машет он ей на прощание рукой и  храбро прыгает  вниз с высокой полутораметровой платформы на мокрые бетонные шпалы. Прыжок на рельсы получился у мальчугана неудачным. Он поскальзывается, подвёртывает ногу, теряет равновесие и падает между рельсами на бок.
 
Тревожно-пронзительно сигналят, окутавшись в дымку пара и гари от включенных на полную силу тормозных устройств, электрички. Та, что на противоположной стороне, неотвратимо приближается к мальчику Мальчишка, возможно, успел бы выскочить из опасного пространства, но растерявшись, пытается лишь вжаться в узкое пространство между железобетонными шпалами.

   Предвидя неминуемую трагедию, на обеих платформах в испуге замерли пассажиры. Слышатся вскрики, вопли. Кому-то становится плохо. Кто-то закрывает от ужаса лицо руками.
   В этот последний момент, стоявший там неподалеку мужчина, подобно тигру, метнулся сверху к мальчику и отчаянным рывком откидывает его под платформу. Сам же выскочить не успевает. Электричка корпусом, издав глухой мягкий звук, отбрасывает мужчину вперёд на шпалы и потом медленно и неумолимо подминает его под себя…

— Весь путь до Киева Иванов, Юля и её сосед по даче ехали молча. И лишь в Киеве, прощаясь, Игорь Михайлович, не стыдясь выступивших слёз, взглянул Иванову в глаза и твёрдо сказал:
— Всё! Хватит мне дурью маяться! Во власть мелочных обид себя отдавать, — и повернувшись к Юле добавил: — Сейчас же немедленно еду к детям, к Свете. Тот мужик, спасая чужого ребёнка, кинулся под поезд на выручку. Хотя понимал о последствиях. Я же, идиот, сволочь, от своих хочу, фактически, отказаться. Отказаться из-за ничтожных неурядиц с женой…  её мелких каприз, чтобы, видите ли, нервы себе не портить, здоровье своё сберечь…
 
 
Дома Юля позвонила сначала в центральную больницу города Бровары, но так как туда пострадавшего мужчину не привозили, стала обзванивать больницы Киева и  нашла.
 
— В отделении реанимации находится, — сообщили ей. – В очень тяжёлом состоянии. Никто к нему не допускается.
 
Более подробную информацию давать не стали.
Юля хотела звонить в отделение реанимации, однако Иванов её отговорил. Попросил не надоедать, не отвлекать впустую медицинский персонал больницы от работы, учитывая, что пострадавший в реанимации. Тем не менее, пока Иванов мылся в ванной, она дважды пыталась дозвониться в отделение реанимации.  А окончательно успокоилась лишь тогда, когда он чистенький, свеженький, резко помолодевший, источающий после ванны аромат хвои, ласково обнял её, нежно поцеловал,  поднял, отнёс на диван, уложил, примостился рядом, ещё раз поцеловал и с укором произнёс:
— Юлинька! Ну представь на минутку, что таких сейчас, как ты, человек двести. И все они звонят по несколько раз в реанимационное и хирургическое отделения больницы узнать, что с тем мужчиной. Причём, наверное, не столько ради него, сколько ради успокоения себя. И каждой, каждому надо медсёстрам и врачам ответить, рассказать, объяснить.
 
Прижавшись и поцеловав в ответ Иванова, Юля вопросительно посмотрела ему в глаза:
— Володенька? А ты бы бросился на рельсы под поезд спасать кого-нибудь?
 
— Раньше,  когда мне было пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, девятнадцать, двадцать лет и даже в двадцать три года, да, бросился бы спасать любого, тем более ребёнка, — усмехнулся Иванов. -  Даже просто на выручку или оказания помощи. А сейчас, честно скажу, нет!  Лишь в редких исключительных случаях. И то, прежде чем пойти на это, десять раз хорошо обо всём подумаю, непременно оценю степень риска. И если такой мой благородный душевный порыв, такое благородное душевное устремление моему здоровью и благополучию не угрожает, тогда,  да, спрыгну на рельсы, зайду в горящую хату,  поплыву  или поползу по льду  к тонущему, помешаю действиям преступника-насильника. То есть, иными словами говоря, сейчас я от совершения героических подвигов воздержусь. Своя рубашка, образно выражаясь, стала ещё ближе к телу. К тому же, чего ради? Что взамен я или моя семья, мои папа с мамой, воспитавшие меня мужественным и благородным, от государства и общества получат, если стану калекой либо погибну? Ровным счётом ничего! В лучшем случае повесят на грудь медную либо иную блестящую побрякушку, и будь здоров! Крутись, как хочешь, на маленькое пособие по инвалидности. Смешно, но сама подумай, Юличка. Твердые размеры пенсий для граждан-доброхотцев, ставших инвалидами при  спасении человеческой жизни, охране социалистического правопорядка, а также по охране социалистической собственности, у нас, в стране развитого социализма, следующие.
Для инвалидов первой  группы – 70 руб.
Для инвалидов второй  группы – 45 руб.
Для инвалидов третьей  группы – 25 руб.
То есть, за тот, что мы видели, геройский поступок мужчины, в результате которого он стал беспомощным существом, ему назначат пенсию в 70 рублей. По сути её хватит только на питание. И то не полноценное! Про инвалидов второй и третьей группы – даже говорить не хочется. А обуза какая  для близких? В итоге, очень многих родственнички сбагривают в дома инвалидов. А ты, Юля, хотя бы раз была там?
Юля отрицательно качнула головой.
— А я был, — тяжело вздохнул Иванов. – Несколько раз с концертами, в пионерском возрасте. До сих пор перед глазами тот ужас стоит.
— Не может быть такое, Володя. Ты что-то путаешь.
 
— Ничего я, милая Юличка, не путаю, — усмехнулся Иванов. – Просто ты многое не знаешь. Ведь об этой проблеме публично не говорят, молчат. А кто знает, сказать публично боится. Да и не дадут сказать.  Правителям горькая правда не нужна. Она позволяет говорить во всеуслышание лишь о сладкой правде. А кто этого не понимает…  или, не дай Бог, набравшись смелости, начнёт пытаться горькую правду публично рассказывать-высказывать, такой знаешь где быстро окажется?
 
Иванов, улыбнувшись, вопросительно посмотрел на Юлю.
 
— Знаю, — улыбнулась Юля. – В тюрьме за антисоветскую деятельность.
 
— Даже хуже, Юличка, — нахмурился Иванов. – На такого запросто могут навесить ярлык с диагнозом  «Вялотекущей шизофрении» и отправить на несколько лет в психиатрическую больницу тюремного типа для принудительного лечения. А там, благодаря карательным психотропным средствам, редко кому удаётся остаться смелым. Так что, Юлинька, подвигов от меня теперь наша страна не дождётся. Кончилось детство. Поумнел!
 
 Юля внимательно посмотрела в глаза Иванову и отрицательно покачала головой:
— Неправда это, Володя. Ты не такой. Равнодушным к чужой беде не останешься. Я тебя за два с половиной месяца хорошо изучила. Видела, как реагируешь на несправедливость. Как однажды жёстко осадил продавщицу, по-хамски ответившую пожилой не очень зрячей покупательнице. И как однажды вступился за стеснительную девочку, которую продавщица нетерпеливо и грубо стала торопить думать быстрее, не задерживать очередь, чем ещё больше ввела её в растерянность и смятение.
 
— Хорошо изучить ты меня никак не могла, — еле заметно усмехнулся Иванов и отвёл  взгляд в сторону. – Я у тебя в гостях, с момента нашего знакомства, в четвёртый раз всего. И провёл с тобой в общей сложности, примерно, семь суток. А с завтрашним днём будет восемь. Поэтому зря сомневаешься.  Если действительно возникнет необходимость в совершении подвига, то, как бы  ни складывалась ситуация, постараюсь, несмотря ни на что, проявить всю свою силу воли, но подвига от меня наше такое общество никогда не дождётся.
 
— Всё равно, Володя, не поверю, что ты способен спокойно и отрешённо воспринимать зов о помощи человека, тонущего в воде либо гибнущего в огне. Или как у нас был здесь во дворе осенью прошлого года случай. Пятеро мальчишек, играя в войну, забрались в колодец теплотрассы и какую-то прогнившую спускную трубку с краном сломали. Струёй стал хлестать кипяток с паром. Причём, в сторону люка. Один мальчик сумел выскочить, ошпарив лицо и руки. Остальным выбраться было нельзя. Колодец заполнился паром, ничего не видно. Кипяток стал заливать дно. Если бы не мимо проходивший мужчина, все четверо сварились бы там. Он спас их всех. Правда, сам сильно пострадал, особенно обжёг ступни, руки и верхнюю часть тела. Так как скинул куртку и набросил её на струю пара, с кипятком, чтобы можно было вылезти.
 
— А как сейчас тот мужик чувствует, — тяжко вздохнул Иванов.
 
— Не знаю, — Пожала плечами Юля. – Слышала только, что наградили медалью «За спасение утопающих».
 
— А почему «За спасение утопающих»? – удивился Иванов. – А не орденом, или, на худой конец, медалью «За отвагу»?
 
— Даже не знаю, — качнула головой Юля. – Сама удивилась. И не только я.
 
— Вот видишь, — улыбнулся Иванов. – Человек совершил геройский поступок. По сути, подвиг. Получил серьёзные ожоги, скорее всего, стал инвалидом. А ему  в насмешку медаль повесили «За спасение утопающих». Впрочем, что бы ни повесили, всё равно насмешка. Сейчас все  медали и ордена назвать государственными наградами язык не поворачивается. Льгот они никаких не дают. С 1-го января 1948 года, якобы по просьбе трудящихся, за них перестали платить и представлять какие-либо льготы. То есть, прировняли почти все ордена и медали к обычным ширпотребовским значкам.
К примеру, этой зимой был такой случай. Два пацана, шастая по льду реки, внезапно провалились. Это заметили двое мужчин и кинулись их спасать. Там, где хлопцы провалились, быстрое течение – стремнина. Короче, утянуло под лёд и тех, кто тонул, и тех, кто спасал. В итоге, герои не герои. «Значок»… и тот не положен. Воистину как у поэта Александра Трифоновича  Твардовского:
Кому память, кому слава,
Кому тёмная вода, -
Ни приметы, ни следа.
Что касается славы, то о ней даже говорить нечего. Перестало абсолютное большинство подвигов приносить славу. Особенно подвиги, не имеющими идеологическую и социально-политическую окраску.
Точно такие же повсеместно истории на пожарах, при пресечении чьих-то преступных действий, при наводнениях. Словом, везде, где приходится с риском для здоровья и жизни кому-то кого-то и что-то спасать. Не так давно мне довелось услышать вот о таком характерном трагическом факте. Поздно вечером двое парней подловили и попытались изнасиловать девушку-студентку. Она начала кричать, звать на помощь. На выручку её бросился прохожий. Девушка убежала. А прохожий, молодой двадцатидвухлетний человек поплатился жизнью. Тех подонков поймали. Осудили. Получили они по двенадцать лет. В пользу родителей за погибшего сына взыскали с тех убийц лишь денежную компенсацию за финансовые потери, связанные с похоронами. Представляешь, какой идиотизм? А самого погибшего посмертно наградили ничего не значащей медалью «За  охрану общественного порядка». Причём, Юля, обрати внимание. Раньше (до 1960 года) эта медаль была из серебра 950 пробы. Теперь из сплава меди, цинка и никеля. Правители решили с помощью услужливых чиновников обесценить подвиги, в том числе, и таким способом. Кстати, медаль «За отвагу на пожаре» тоже до 1960 года изготавливалась из серебра. Теперь из сплава меди, цинка и никеля. А медаль «За спасение утопающих» всегда изготавливалась из дешёвого сплава меди и цинка  называемого латунью.
Я вот не так давно в пассажирском поезде ехал по соседству с мужиком, совершившим подвиг: спасший жизнь двум подросткам, но ставший в результате инвалидом второй группы. Он награждён медалью «За отвагу на пожаре». Получает пенсию по инвалидности не стандартные 45 рублей, а чуть больше. Почти 50. Однако в его положении всё равно сущие гроши. Жена ушла. Живёт со старенькой мамой. Дом частный, без элементарных удобств. На мой вопрос: не жалеет ли он о совершённом подвиге, тот инвалид ответил, что не жалеет. Но, тем не менее, никому бы не посоветовал в нашей стране совершать геройские поступки.  И я с ним, Юля, целиком и полностью согласен. Почти все, кто остался после своего гражданского подвига инвалидом, влачат похожее существование. Таких тысячи. О них просто не говорят.  Будто их нет, и не может быть. Про погибших… -  то вообще особый разговор. Им-то уже на всё наплевать. А каково родителям, жене, детям? Вот скажи, Юля, честно. Ты бы хотела, чтобы твой будущий любимый муж, либо кто-нибудь из будущих детей совершил подвиг во благо обществу и государству, после которого его бы калекой или мёртвым привезли домой, и всучили тебе в качестве совершенно ненужного ни обществу, ни государству «отработанного элемента»?
 
Юля промолчала, тяжко вздохнув.
 
— Молчишь! – засмеялся Иванов. – Тогда не удивляйся моему такому отношению к геройству, подвигам и нашему государству.
 
— А если война? – недоверчиво взглянула Юля. – Неужели в кусты побежишь прятаться?
 
— Смотря с кем война? – улыбнулся Иванов. – Если с цивилизованным государством, то да, побежал бы в кусты. Но, опять же, коль обстоятельства позволили бы. Но обстоятельства как раз бы не позволили. Наши правители поступили бы с нами, пушечным мясом, точно так же, как в годы Великой Отечественной войны. Впереди фашисты с пулемётами, миномётами и крематориями. А сзади — с пулемётами «заград… отряды» НКВД  и угроза, что за дезертирство, либо сдачу в плен лишат продуктовых карточек жену, детей и отправят их в Сибирь или степи Казахстана с клеймом: «Семья предателя,  изменника Родины». Следовательно, в кусты не побегу! Буду ради жены и детей биться с «заклятым врагом» до последней капли крови.
 
— Ты, Володенька, сгущаешь краски войны, — улыбнулась Юля, нежно прикоснувшись своими мягкими ладонями к его лицу.
 
— Да нет, Юлинька, не сгущаю, — тяжко вздохнул Иванов. -  Наоборот, ещё очень-очень много ужасного о войне не знаю. Это правители наши как раз  приукрашивали и продолжают приукрашивать правду о войне. И не только о Великой Отечественной, но и о гражданской, финской, японской. И знаешь почему?..  Они тем самым подспудно нам вдалбливают непогрешимость возглавляемой ими коммунистической партии и правильность того, что она, коммунистическая партия Советского Союза, вооружённая идеями Ленина, никогда не ошибалась и не ошибётся, ведя за собой советский народ в светлое коммунистическое будущее. А если и были когда-то в жизни страны кой-какие неприятные моменты, то в этом виноваты отдельные личности типа Сталина, Ягоды, Ежова, Берии, Ульриха, Вышинского, волюнтариста Хрущёва, но только не славная коммунистическая партия во главе с очередным верным ленинцем Брежневым Леонидом Ильичом.
Кстати, Юлинька. А знаешь ли ты, что у нас до сих пор по вине былых и нынешних правителей, с подсказок, естественно, их верных слуг-чиновников, ещё со времён Великой Отечественной около пяти миллионов солдат и офицеров, из которых более половины, а то и две трети, настоящие герои,  тем не менее, числясь до сих пор пропавшими без вести, юридически не считаются участниками той кровавой войны и, как бы априори, причислялись к дезертирам, и их семьи, согласно приказу Сталина за номером 270  от 16 августа 1941 года, лишались в то трудное карточное лихолетье  всех государственных пособий и поддержки?
 
Юля закрыла своими мягкими пальчиками рот Иванову:
— Давай, Володенька, сменим тему. Не будем говорить о плохом, злых духов вызывать.
 
— Давай! – улыбнулся Иванов  и, крепко прижав  Юлю к себе, прильнул  к её милому и красивому лицу. — Действительно, пошли они все к чёрту! Лучше полежим в обнимку. Так приятно. Лежал бы и лежал. Странно всё же как порой людские судьбы складываются. Никогда бы не поверил, что такое привлекательное и обворожительное создание, как ты, перешагнув двадцативосьмилетний  рубеж, ни разу не была замужем. Неужели никто не нравился? Не влюблялась? А?
 
— Влюблялась, — засмеявшись, сладко вздохнула Юля. – Но тайно.
 
 
                                                    Эпилог.
 
     На следующий день утром Иванов от Юли уехал. Приехал к ней снова в гости через три недели и за ужином  поинтересовался у неё, как себя чувствует мужчина, спасший от колёс электрички мальчишку? Юля рассказала, что  вместе с соседом по даче Игорем Михайловичем навещала его в больнице. Он после операции лежит на вытяжке в хирургическом отделении. Вид лица и шеи жутковатый: тёмно-синий, опухший. Голос осиплый, еле слышный. Со слов медсестёр травмы тяжёлые: сдавливание грудной клетки и несколько переломов позвоночника с повреждением спинного мозга. Кроме жены  с сыном-школьником, женщины из районного отдела социального обеспечения, да нас двоих, никто не приходил. Узнав, кто мы и почему пришли, мужчина расчувствовался. Даже слёзы на глазах появились.
 
— Значит, знает и понял, какая жизнь уготована ему дальше, — тяжко вздохнул Иванов. – А у Игоря Михайловича как семейные дела?
 
— Помирился с женой! – улыбнулась Юля. – Я их в прошлую субботу вместе с детьми на даче видела. Такие счастливые.
 
                                                                   30 апреля 2014 год.
 
 
P.S.  Увы, девальвация подвига продолжается и поныне.
 
     Конечно, бесспорно, первое время власть, благодаря демагогии, найдёт немало людей, способных рисковать жизнью ради призрачных идей, обещаний и красивых значков на груди. Однако, бесконечно долго так продолжаться не может. И ради пустого ничем не наполненного значка, желающих отдавать свою жизнь, будет всё меньше и меньше. Период существования Советского Союза с 1980 года по 1992 год тому наглядное подтверждение. Особенно в свете итогов Афганской войны, развязанной СССР в 1979 году и в чистую проигранной.
Чтобы как-то усилить устремлённость советского народа к подвигам,  12 декабря 1988 года Указом Президиума Верховного Совета СССР, помимо обесцененных медалей «За отвагу», «За отличие в охране общественного порядка», «За отвагу на пожаре» и «За спасение утопающих», появляется и утверждается ещё одна пустая награда орден «За личное мужество».
В последующие годы, вплоть до 2014 года, все эти знаки личной доблести и геройства, смешавшись в одну кучу с сотней разнообразных ведомственных знаков и медалек, окончательно девальвировались в медали Российской Федерации «За спасение погибавшего», «За отличие в охране общественного порядка» и орден «Мужества». Поскольку они как были, так, по сути, и остались просто памятными значками о случившемся, причём для большинства истинных героев в качестве неприятного напоминания о событиях, повлёкших телесные повреждений разной степени тяжести вплоть до инвалидности первой группы. Что касается тех, кто, совершая мужественный геройский гражданский поступок, погиб, то им, зачастую, даже в ничего не значащей награде отказывали. Так как награждение «посмертно» медалями «За спасение погибших» и «За отличие в охране общественного порядка» не производится.
Итог же пока такой. С 1917 по 1991 год десятки миллионов граждан Советского Союза безвинно пострадали, само государство развалилось как карточный домик, триллионы долларов безмозгло правителями и чиновниками профуканы. Его правопреемник Россия хиреет (особенно демографически), а новому поколению людей бывшего социалистического пространства, в наследство оставлена ситуация, которую в 2010 году ёмко охарактеризовал в своём стихотворении двадцатилетний молодой поэт Паша Броский. Вот оно это стихотворение.
 
Все темы — избиты,
Все фразы — затасканы,
Таланты — зарыты,
Все люди — под масками...

Кто гений — не нужен,
Кто мерзость — востребован,
Кто честен — тот в луже,
Кто умный — расстрелянный...

Мне страшно — до ужаса,
Но скучно — быть серостью,
Быть может — я нужен,
Но нету — уверенности...

 
                       Личный авторский комментарий.
 
     На мой взгляд, необходимо изменить Статут государственных наград за проявленное  мужество во благо общества и страны.
 
Во-первых,разделить эти награды на две категории. Одна для гражданских лиц, совершивших мужественный героический поступок, другая — для  лиц, чей долг спасать людей является служебной обязанностью.
 
Во-вторых,все государственные чиновники при появлении в их кабинетах человека, награждённого государственными  гражданскими наградами за личное мужество, обязаны встать, выказывая подобным способом  дань уважения ему.
 
В-третьих,все работники полиции, МЧС и военные при встрече с такими награждёнными должны отдавать им «честь» в знак признательности и приветствия.
 
В-четвёртых,  гражданскому лицу, получившему государственную награду за личный мужественный героический поступок, должна оказываться ежемесячная правительственная поддержка. Причём, в первую очередь «живыми» деньгами с обязательной их привязкой в процентах к прожиточному уровню, чтобы наградные деньги не сожрала инфляция.
 (Кстати, Правители Россия бездарно транжирят деньги в сотни раз больше, чем потребовалось бы их на помощь своим славным согражданам.  В частности, с начала 2000-х годов Россия очень активно списывает займы и выдает новые кредиты, хотя ей долги не прощает никто. При этом общий объём прощённых Россией зарубежных долгов на сегодняшний день составляет более 20 млрд. долларов.  Кроме того, по данным из открытых источников, только за последние 10 лет Россия выдала бывшим братским Союзным республикам безвозвратных кредитов на 40 миллиардов долларов).
 
И в-пятых,очень хотелось бы, чтобы гражданские государственные награды за личное Мужество были приблизительно одинаковы и легко узнаваемы на всех континентах Земли.
 
 
                                     А теперь просьба! 
 
     Дорогие читатели! Если вы не против указанных почестей  тем, кто по зову души и сердца совершает личные мужественные героические поступки, спасая попавших в беду людей, пожалуйста, откликнитесь, так как этот рассказ (если найдёт у вас поддержку) будет направлен  в резиденции Президентов  России, Украины, Казахстана и Белоруссии.
 
                               С уважением, А.С.    14 мая 2014 год.