Интегральный вантуз

– И что же нам прикажешь с тобой делать, Зюзюкин? – грозно спросил из президиума профсоюзного собрания начальник ЖЭК-а Никанор Приходько, – мастер ты первостатейный, от жильцов на тебя одни благодарности, вот если бы не эти твои закидоны, понимаш, эта твоя питейная невоздержанность! Опять на тебя сигнал, понимаш, поступил: что, мол, в общественном месте, под детским грибочком, понимаш, в компании этих наших безруких слесарюг Мочалкина и Трутнева, ты, Зюзюкин, передовик наш, откровенно нажрался, понимаш, и громогласно нёс какую-то ахинею, какую-то пьяную тарабарщину, из-за которой среди вас и учинилась потасовка, понимаш! А в участке ты что милиции пытался доказать, а? Они хотели психушку вызывать, да хорошо, что мне позвонили, я тебя, обормота, на поруки взял!
Василий Зюзюкин уныло глядел в окно, едва вслушиваясь в привычный поток адресованных ему эпитетов, страстно мечтая о кружке холодного пива. Через полчаса его мечта удвоилась.
– А что ты нам тут с утра в объяснительной написал, ты сам-то хоть на трезвую голову понимаш? Вот, послушайте, – обратился начальник ЖЭКа к президиуму: «Я, Зюзюкин Василий Окимович, будучи вчерась в растрёпанных нервах по причине уж очень явной нестабильности вектора биполярности дифференциальной рефракции полей дивергирующих гармоник Шредингера-Вульфсона на мезонной части квази спектра, и, пытаясь поделиться сомнениями в части биполярности с коллегами Мочалкиным и Трутневым, вразумительного ответа на прямо поставленные вопросы так и не добился. В виду вышеизложенного, получил от названных выше коллег бутылкой по, извиняюсь, голове, после чего стройность изложения поставленного мною вопроса была нарушена возникшей дракой с использованием лексики, прямого отношения к мучающей меня проблеме не имеющей. Дальнейшие прения по теме дивергенции дифференциальной рефракции были перенесены в межрайонный вытрезвитель № 358. Обязуюсь не поднимать больше вышеозначенной тематики в обществе лиц, подменяющих компетентную аргументацию примитивным рукоприкладством! Сантехник 6-го разряда Зюзюкин В.О.»
– Это вы сейчас с кем разговаривали? – поинтересовался с места Зюзюкин.
– Да твоя же объяснительная, ты сам же мне её в шесть утра нацарапал трясущимися руками ещё в вытрезвителе! Не узнаёшь? Ну, Зюзюкин, завязывай с пьянкой, – говорю тебе, до белой горячки добухаешься! Ты ж профессию свою позоришь, весь наш колектив, понимаш! Ладно, иди работать! Сам лично теперь буду за тобой следить, понимаш, а с этими алкашами Мочалкиным и Трутневым чтоб я тебя и близко больше не видел! Чувствую, это они на тебя пагубно влияют! А эту свою галиматью забери себе, и чтоб больше – ни-ни! Понимаш?!..
После собрания Зюзюкин вышел по улицу и расстроенно закурил. От всего услышанного хмель его почти выветрился, но, всё одно, окончательно поправиться не мешало бы, и он привычно направился к облюбованному им подвальчику в соседнем квартале, где находилась прокуренная и провонявшая вываренными креветками пивная.
Пристроившись в углу с двумя кружками мутного пива, Василий не спеша начал восстанавливать в яснеющем сознании все эти странные подробности, свалившиеся на его голову с недавних времён. Почти двадцать лет он отработал в своём ЖЭКе сантехником, освоил это мудрёное ремесло до тонкостей, даже по размерам мокрого пятна на потолке мог точно сказать – где и какая прокладка в верхней квартире подтекает!
Да и не пил же он все эти года до такой степени, чтоб на утро ни черта не помнить, а тем более нести эту заумную хрень! Сроду таких слов не слыхал, и что это за напасть привязалась? Неужто и впрямь – разновидность белой горячки? Тогда дело совсем труба, прав шеф, завязывать надо срочняком! Он достал из кармана свою утреннюю объяснительную и тупо уставился на неё, как коза в афишу.
– У вас свободно, не помешаю? – к зюзюкинскому столику пристраивался седой интеллигентного вида старичок с кружкой пива и порцией дымящихся креветок.
– Приятно пожрать! – буркнул Василий, что в его лексиконе было синонимом «приятного аппетита». Старичок благоговейно отхлебнул из пенистой кружки и принялся азартно препарировать креветки.
– О, гляжу, вы увлекаетесь теоретической физикой?! – оживился сосед, скосив глаза в зюзюкинские каракули.
– Да, хобби у меня такое в перерывах между чисткой сортиров! – язвительно огрызнулся Зюзюкин, – можете почитать, только не смейтесь на всё заведение, не позорьте постоянного клиента, а я пойду, закажу сто пятьдесят. Чувствую, без этого допинга на режим не выйду!
Когда он со стаканом водки вернулся к столику, то с удивлением увидел, что старик, забыв про креветки, с нескрываемым интересом вчитывается в его объяснительную, время от времени издавая:
– О-у-о? Хм-м-м! О-ух-ты-ы-ы! Эйх-ведь, да-а-а-а! Однако-ть!..
– Вот и я говорю, блин, без бутылки хрен поймёшь! – встрял в этот процесс Василий, шумно выдохнул и сделал большой глоток.
– Да вы гений, батенька! Над этой проблемой разнополярности векторов дивергирующих квази-полей наш институт бьётся уже три года! А, позвольте полюбопытствовать, у вас дифференциальная составляющая роторной автивности в уравнении Шредингера какой когерентности?
Василий выпучил глаза на своего возбуждённого собеседника и вдруг, к своему ужасу, не задумываясь ответил:
– Видите ли, коллега, дивергентность квази-поля по концепции Шредингера градуирует биполярность к энциклической устойчивости, что, собственно, и доказывает в моём случае векторная когерентность. Не правда ли?
Василий трясущейся рукой влил в себя оставшуюся водку, занюхал рукавом и выдал:
– Да-а-а, девиргент твою Шредингера мать!.. Слава Богу, что хоть один понимающий человек мне попался! А то вчерась, в другой аудитории, на элементарных выкладках втолковываю двум олухам, что не могут обеспечить векторную когерентность дифференциальные выкладки только уравнения Шредингера, необходимы интегральные матрицы Вульфсона! Так эти канальи элементарно заехали мне бутылкой по башке! Надеюсь, профессор, в вашем институте подобная аргументация менее распространена?
– Помилуйте, коллега, как можно! Знаете что? Пойдёмте немедленно ко мне на кафедру и там подробно закомпьютеризируем вашу концепцию. Это прорыв в физике неоднородных полей высшего порядка! Это, батенька, как минимум – публикация в «Physical Review», а как максимум – Нобелевская!!..

Через месяц все крупные научные журналы мира на первых старницах дали опубликованную в научной печати зюзюкинскую статью «Сенсации в теоретической физике!». На адрес ЖЭКа шли поздравительные телеграммы из Кембриджа, Оксфорда и Дубны. Когда ажиотаж вокруг этого события достиг апогея, во двор ЖЭК-овской конторы вьехал правительственный лимузин от администрации президента с двумя джипами охраны.
Бледный, как полотно, начальник Приходько, выпучив глаза, смотрел на отработанные телодвижения бесцеремонной охраны, быстро осмотревших все помещения конторы, включая кладовку с тряпками и вёдрами и вставших у дверей, как истуканы. В кабинет вошёл какой-то важный чин и, не здороваясь, потребовал Зюзюкина.
Василий, трезвый уже недели две и перепуганный насмерть всей творящейся вокруг него кутерьмой, еле передвигая ватные ноги, зашёл в кабинет шефа и встал посреди ковра. Чин из администрации президента долго молча разглядывал Василия, потом показал ему раскрытый толстый иностранный журнал и, тыкнув пальцем в текст, сказал:
– Твоё?
– Наше,– выдавил он из себя, втянув плечи и опасливо косясь на истуканов-секъюрити. Зюзюкин с ужасом представил себе, что если его сейчас на трезвую голову заставят вкратце изложить суть публикации, то это будет сцена: «партизан на допросе»! И его, за введение мировой и внутренней общественности в заблуждение, тут же выведут из кабинета во двор и пристрелят.
– Товарищ Зюзюкин! – торжественно произнес важный гость, – рад сообщить вам первым, что Королевская академия Швеции выдвинула вас на Нобелевскую премию по физике! Поздравляю вас, Василий Окимыч, удивительно, что в наших научных кругах ваше имя как-то не на слуху! Скромничаете, ох, скромничаете, Василий Окимыч! Да и опубликовались почему-то сразу «там», а не у нас, нехорошо!
– Дак, работы в этом квартале навалом, гражданин начальник! Вон – три засора в стояках, да трубы в подвале меняли! А спецодёжи нет, в сырости канаябились, даже выпить некогда! Тут уж не до симпозиумов, гражданин начальник, уж не взыщите!..

Вся дальнейшая неделя осталась в зюзюкинском сознании, как мираж. На дом ему с посыльным прислали запечатанный в целофан фрак, оказавшийся тютелька-в-тютельку по его нестандартной фигуре. Потом этот же посыльный долго втолковывал Василию азы этикета при общении с королевскими особами, потом оказался его попутчиком в самолёте и, что удивительно, ещё и соседом по номеру в Стокгольмском Гранд-отеле.
Торжественная церемония прошла на редкость успешно. Василия подвели к королю, что-то вручили под аплодисменты, он долго жал королевскую ладонь, тщательно выговаривая зазубренное: «сенькью! сенькью!», и прибавляя от себя: «доверие оправдаю, вашшшство!»…
Но самое удивительное произошло с ним наутро. Проснулся он почему-то не в своём номере, а в огромной библиотеке какой-то роскошной виллы. Его поразили высокие потолки, отделанные мрамором и позолотой стены. На камине пробили старинные бронзовые часы. Тут дверь распахнулась, и в комнату быстро вошёл пожилой джентельмен с ухоженной бородкой в расшитом восточном халате.
– Оч-чень рад приветствовать, дорогой друг! – бодро произнёс он, пожимая Василию обе руки сразу.
Зюзюкин привстал на огромной кровати, ошалело покрутил головой и ущипнул себя за ногу. А незнакомец продолжал обхаживать Василия, потирая холеные ладони:
– Всё прошло, как нельзя лучше, мы на это и расчитывали! Теперь вы с нами, голубчик, вы даже не представляете, как мы тут все вам рады!
– Чтой-то я никак не въеду, где это я? Вчерась, вроде не пил, ихняя шипучка не в счёт, только пузыри из ушей! Я ж в гостинице спать ложился, а как же меня к вам по трезвяку-то занесло?!
– Забудьте этот отель, забудьте Швецию, и, вообще, всё-всё-всё! Вы теперь, как бы это по-понятнее, в другом временном измерении! Видите ли, уважаемый, в это измерение попадают, как правило, Нобелевские лауреаты для продолжения исследований пара-пси дивергентного поля для нужд внеземного разума! Они, собственно, и организовали для нас, земных лауреатов, этот канал перехода в другое измерение. Наших тут много, условия отменные, оснащение – блестящее!
– Погодь-погодь, мил человек! Я за вас и весь внепланетный разум очень рад, хоть он мне и до фонаря, но скажи на милость, на кой хрен вы из меня-то лауреата сделали? Я-то чем вас продвину, я ж не в зуб ногой! Вы мне по пьяни мозги запудрили своей тарабарщиной и охмурили весь Нобелевский комитет! Мне теперь перед ихним королём неудобно, он же мне руку жал!..
– Напрасно вы так волнуетесь, уважаемый Василий! Все уже всё забыли, можете нам в этом поверить, а здесь нам нужна не светлая голова физика, а ваши золотые руки сантехника! У нас тут сотни гениев всех направлений, любую теорему докажут на раз, а починить элементарный водопроводный кран, извините, способностей не хватает! Ну, просто беда, честное нобелевское! Вы уж выручите нас, дорогой Василий Окимович! А ваши инструментики нам уже сюда переслали пси-почтой, и спецодёжку, как вы хотели, не извольте беспокоиться! А к работе можете приступать хоть завтра.
– Ну-с, а теперь, коллега, по рюмочке коньячку-с за объединённый разум?!..