Еврейская больница

Предисловие.
 
  У Михаила Жванецкого есть произведение “Еврейский пароход”, а в Израиле существуют еврейские больницы. Естественно, что писать с юмором о больных людях — кощунство, но то, что как-то сближает эти 2 понятия — это наличие евреев и невероятная запутанность различных сценариев. Таких персонажей, как в обычной еврейской больнице, совсем не просто найти в обычной жизни, и как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
 
   Выпало мне недавно такое удовольствие – полечиться от шума в левом ухе, а заодно немного отдохнуть от работы и познакомиться с интересными людьми. Я не хочу долго останавливаться на описании больницы- всё стандартно, т.е. всё по высшему мировому стандарту: лучшее оборудование, прекрасные врачи, профессора, сёстры, уборщицы, палаты на троих, всё чисто и очень вкусно — 3 раза в день. Так выглядит одно из лучших отделений гостиницы, пардон, больницы им. Барона Ротшильда в Хайфе – уха, горла и носа.
   Правда, на первом этаже возле приёмного отделения больницы происходит совершенно иная, тяжёлая картина — масса тяжёлых больных, открыто лежащих на кроватях за лёгкими ширмами или в коридорах. Много пожилых людей, которые кашляют, стонут, просто спят с повязками или без оных, и с большинством из них сидят молчаливые горестные родственники с пакетиками еды и воды. А между кроватями пробегают молоденькие симпатичные сёстры, как правило, говорящие на хорошем русском языке, готовые и могущие оказать любую возможную помощь. Это у них такая практика, на выживание. Выдержат такой темп — пойдут дальше, в хорошие отделения, а не выдержат — могут и остаться в приёмном надолго, и стать синим чулком, или вовсе попрощаться с довольно доходным и надёжным рабочим местом. Хотя уходы по собственному желанию всё же происходят редко — уж слишком долог путь в больницу, слишком многим пришлось пожертвовать ради медицины, не менее 3-4 –х лет тяжёлой учёбы на медсестру или медбрата, а если на врача, то все 8 лет. Наверно, это один из типов святого фанатизма?
 
 
 
       Последний из могикан, или еврей – потомственный офицер.
 
   Я был уверен, что такого уж точно нет в Израиле — потомственных кадровых русско-советских офицеров. Ан- нет, увидел, и успел даже немного сблизиться с этим очень неординарным человеком за те несколько дней пребывания в больнице.
   Семён Стелин сейчас отвечает за исправность всех компьютеров и принтеров в больнице им. Ротшильда, а это более 2000 комплектов. Без компьютеров современное производство существовать не может, поэтому ответственность очень высокая, а в больнице это может стоить жизни пациенту. Работа почти нон-стоп, срочные вызовы в любое время суток,- Семён привык успешно справляться с этой работой уже более 12 лет, и его за это, а также и за многие другие качества, очень уважают сотрудники и родные. Буквально не прекращался поток посетителей, и в глазах — искреннее волнение и трогательная поддержка. Мне оставались для бесед с ним лишь поздние вечера, порой переходящие в раннее утро. Я стремился узнать у него как можно больше, впитывал всё, как губка, потому что не мог не уважать такого человека.
 
   Дед Семёна Стелина был Гергиевским кавалером в царской армии. Среди всех орденов, дававшихся в Европе за военные заслуги, русский орден св. Великомученика и Победоносца Георгия безусловно пользовался самой большой популярность. Георгиевскому кавалеру были открыты все двери, на нём почтительно останавливались взгляды прохожих. Георгиевская лента олицетворяла воинскую доблесть. Трудно себе даже представить, какие качества потребовалось иметь еврею из маленького белорусского Гомеля, чтобы получить такую высокую награду России. Семён рассказывал, что кроме мужества, чести и ума, дед был очень сильным человеком. Он мог поднять на плечи большой мешок с картошкой и идти с ним десятки километров. Дед активно участвовал в революции на стороне большевиков, вступил в коммунистическую партию и стал боевым офицером, участвуя во многих боях с белыми и Деникиным. Я уверен, что дед Семёна не мог, в силу своих моральных качеств, производить развёрстку в украинских и российских сёлах, другими словами, грабить крестьян и доводить их до голодной смерти. Иначе его имя никогда бы не появилось в Музее военной славы в городе Гомеле. Погиб дед Семёна Стелина в 1941 году в крепости Брест, в бою с фашистами в первые дни войны.
 
   Отец Семёна тоже был боевым офицером Советской Армии, спецназовцем, десантником, участвовал в различных боевых операциях, был человеком очень мужественным и честным. По условиям того времени, офицер должен был быть коммунистом, и в семье Стелина это выполнялось совершенно естественным образом. Так они были обучены, такой была их искренняя идеология. Стелин- средний несколько лет жил и служил в Китае, и там он сумел достичь высокого уровня в бойцовских единоборствах, и всему этому он обучал своего любимого и шустрого сына. Он погиб в начале 80-х годов в звании подполковника, во время прыжка с парашютом.
 
   На вид Семён был абсолютно обычным 52-летним человеком, с немного уставшим, но приветливым и скромным типично еврейским лицом, с весьма выдающимся вперёд брюшком, невысокого роста и редкими волосами. Решительно ничем он не напоминал Рэмбо или героя-десантника.
   И тем не менее, передо мной сидел в кровати вразвалку один из последних, или даже единственный в Израиле, уцелевший представитель настоящей династии потомственных бойцов, не побоюсь этого слова, героев России. Он воевал с террористами в Афганистане, Таджикистане и Чечне, занимался ликвидацией последствий атомного взрыва в Чернобыле, участвовал в сложнейших контртеррористических операциях в разных концах света, воспитал сотни настоящих бойцов- десантников и сапёров. Будучи капитаном и наставником молодых спецназовцев, он первым бежал 15- километровый ежедневный марш-бросок, и не было в его роте солдата, который не уважал бы смелого спортивного офицера с кудрявыми волосами. Ни разу никто не рисковал возражать его командам, а тем более, сомневаться в правильности его национальности. Невысокий и худой, Семён был молниеносен и очень опасен в ближнем бою. Он был мастером в нескольких восточных боевых контактных единоборствах, успешно выступал на многих бойцовских соревнованиях и обучал своих подчинённых- солдат. Терминатор, киборг, машина для убийств,- всё это подходит под описание работы Семёна Стелина в Советской армии. Однажды он давал очередной учебный спарринг-бой, и неожиданно встретил очень упорное сопротивление. Солдат рвал и метал, пытаясь всерьёз завалить Семёна, и ему пришлось применить всю свою сноровку, после чего солдат оказался в больнице. После этого было серьёзное разбирательство, и оказалось, что этот почти 2-х метровый боец поспорил со своими друзьями, что побьёт Семёна. Не удалось.
  
   Солдаты  и командиры считали Семёна своим талисманом, потому что даже в самых опасных операциях они возвращались живыми и здоровыми, потому что рядом был блестящий военный профессионал Семён Стелин. Лишь один раз Семён был очень опечален, когда его подчинённый не смог догадаться провести рукой под отвинченной бомбой, а под ней оказалась вторая двойная мина-ловушка. Солдата разорвало на мелкие кусочки, а Семёна хотели за это судить, но спасло его то, что его прямой командир сам попал в Афгане в ловушку-засаду на трассе и погиб со своим взводом. Эти засады моджахеды делали очень искусно — подбивали с помощью РПГ 1-ю и последнюю машину пехоты или танк, а потом спокойно расстреливали из пулемётов с высоты потерявший маневренность караван грузовиков и БМП. После чего бандиты бросали оружие и безнаказанно уходили в горы. Семён откровенно рассказывал, что иногда приходилось жестоко мстить афганцам за гибель бойцов – уничтожали всех подряд в ближайшем кишлаке, и нападения на колонны прекращались. Никакого ООН или организации по правам человека там, конечно, не было.
 
   В Чернобыле Семёну пришлось нелегко. Он командовал ротой солдат, засыпавших бетоном потухший реактор. У него было несколько дозиметров в разных местах, и несмотря на все предосторожности, он всё же схватил 3-кратную дозу радиации. Из 100 его солдат в живых осталось менее 18, а сам Семён получил большое облучение и заболел раком щетовидной железы. Очевидно, это повлияло существенным образом на принятие решения о репатриации в Израиль, несмотря на то, что ему предлагали майорскую должность при штабе.
  
    В Израиле Семён Стелин сумел успешно закончить сложные майкрософтовские курсы и устроиться техником-компьютерщиком в больницу. Это было удобно ещё и тем, что он смог сделать здесь операции по удалению рака и часто проходить обследования у лучших специалистов. В результате одной из проверок на биопсию ему случайно ввели инфекцию, и из-за этого, собственно, мы и встретились с ним в одной палате. Семён женился в Израиле на интересной женщине, докторе наук по химии, у них двое детей.  Она его очень любит и часто приходила в палату с дочерью, служащей в израильской армии Цахале на военном флоте, техником по обслуживанию сложного оборудования. Сын Семёна тоже очень талантливый парень, закончил Технион в Хайфе, он подрабатывает тем, что пишет дипломные и курсовые студентам, создаёт аппликации для смартфонов, но сам работает охранником. Очевидно, ему всё же не хватает лидерских и карьеристских, в хорошем смысле, качеств, присущих его отцу.
 
   Семён с блеском в глазах рассказывал мне, что его любимое хобби- это хождение по морю на собственной яхте с семьёй. Жена активно его поддерживает в этом, а дети как-то не очень. Он уже обошёл на ней почти все европейское средиземноморье, любит участвовать в массовых походах яхт по Хайфскому заливу, у него много друзей-яхтсменов, это совсем другая, неизведанная мне жизнь. Я его спрашивал:
  — А не страшно тебе оставаться на маленьком судне в море, особенно во время штормов? И ещё штурвал нельзя отпускать ни на минуту даже ночью?
  — Да нет,- с загадочной улыбкой отвечал он, в стиле известной песни из Машины времени.
  — Только один раз было страшновато, во время 6-метрового шторма возле Кипра, куда я часто хожу с женой. Вернее, это жена больше испугалась, но ничего страшного, преодолели и закалились. Даже интересно было, адреналин вырабатывается. Хуже, когда нет ветра — приходится включать двигатель. Люблю море, люблю ловить рыбу, люблю дайвинг, много чего люблю.
  — Арабов не люблю,- продолжал Семён. Думаю, что трансфер рано или поздно будет неизбежен. У меня есть в Израиле много друзей, коллеги по Союзу, мои ученики, ветераны спецназа, крепкие парни. Некоторые служили и служат в Цахале. Ты заметил, что стало тихо в Газе? Это во многом их работа, арабы их очень боятся. А ещё мои ученики воевали по обе стороны в Чечне и Таджикистане. Заканчивали советские военные училища и переходили на сторону чеченцев, один из них стал даже большим командиром у них. Я с ним воевал в Афгане, он один из лучших моих учеников. Был. Недавно его уничтожил наш спецназ. Вот как бывает. Я сам убил несколько десятков бандитов на разных войнах, сам точно не знаю сколько. Видел смерть, видел кровь. А сейчас хочу жить спокойно со своей семьёй и детьми, и только в Израиле.
  — Спокойной ночи, Сеня! Завтра тебя выписывают, а мне ещё пару дней мучаться без тебя. Удачи тебе и главное — здоровья.
  — Спасибо, Гена! Жаль, что не успел выслушать твои истории, устал, будем спать.
  — Бай!
 
 
 
Другие больные евреи и неевреи. Друз Абед.
 
   Третьим постояльцем нашей палаты номер 7 был немолодой друз по имени Абед. Очевидно, это был очень уважаемый в роду человек, потому что почти постоянно у его кровати находились несколько человек, включая двух женщин, завёрнутых с головой в белый шёлковый платок, так, что виден был только небольшой разрез для глаз. У Абеда была опухоль в мозгу, и ему сильно болела голова, за которую он постоянно держался. Ему делали различные проверки и процедуры в больнице, и он уважительно относился к ним, и вообще выглядел умиротворённым в те минуты, когда боль его отпускала.
   В один из таких моментов мы остались одни, и невольно разговорились. Абед рассказывал, что друзы испокон веков селились высоко в горах, чтобы быть более защищёнными от частых набегов своих соседей. Я знал, что у друзов своя особая религия, связанная с реинкарнацией, которая позволяет им жить в мире и дружбе с теми народами, с которыми они живут, и даже служить в армии этих стран.  
  — Ну что, как Вы себя чувствуете?- спросил я его.
  — Всё в руках Бога. Он решает за нас.
  — Вы действительно так думаете? А я сомневаюсь, не видел и не слышал его. У Вас есть какие-то доказательства его присутствия?
  — Конечно! Ты, конечно, слышал о недавней большой аварии в Нешере, когда у грузовика на спуске отказали тормоза, и он раздавил несколько машин?
  — Да, я слышал об этом. Погибло 6 человек и много раненых.
  — Грузовик раздавил 7 машин, а погибло 6 человек. В одной из этих машин ехал мой сын, но за минуту до аварии он вышел в магазин, чтобы получить там заказанный заранее товар. Это спасло ему жизнь. Только Бог мог его спасти.
  — Вашему сыну повезло, я рад за него, но это может быть всего лишь счастливой случайностью, которая не может доказать существование Бога.
  — Я верю, что Бог ему помог остаться в живых.
  — Вера Ваша. Может, Вы и правы.
 
 
 
Ортодокс Яков.
 
   После выписки из отделения моего друга Семёна, на его место пришёл другой еврей с опухолью в мозгу, но совершенно из другого мира. Это был очень ортодоксальный еврей Яков, одетый в чёрный традиционный еврейский халат. С ним тоже почти всё время находилась жена и иногда приходили его дети. Основная тема, о которой они беседовали, кроме болезни, было соблюдение молитв, которые они соблюдали очень пунктуально. Он уже в 3-й раз лежал в этом отделении, ему периодически делали операции или процедуры на мозг.
   Питался Яков только той пищей, которую ему приносили из дому. Я уверен, что причина была не в качестве больничной еды, которая была вполне вкусная и свежая, а её недостаточная кошерность. Один раз к нему в пятницу на шабес пришло всё семейство, и мне было удивительно видеть такое количество ультраортодоксов при полном параде в одном месте. У всех мужчин на голове были чёрные шляпы, а у Якова- меховая шапка из песца.
   Позже народ постепенно разошёлся по домам, а мы остались одни в палате, потому что друз Абед уехал домой на пятницу и субботу. Естественно, мы разговорились. Яков был приятным собеседником, он искренне улыбался, рассказывал о своей поездке с детьми на Украину в Умань на могилу рабби Нахмана. Я ему рассказал, что в далёкие 80-е годы служил в Армии в самой Умани, но понятия не имел об этом выдающемся еврее.
 
   Я рассказал Якову о своём дедушке Ароне, который был председателем синагоги в Виннице после войны. Мой дедушка всегда очень тяжело работал, был безгранично предан своей семье, был честным и сильным человеком, а кроме того, он умел красиво петь песни на иврите. За всё это его уважали евреи Винницы, приходили к нему советоваться и избирали своим председателем. Времена были опасные, голодные, но всё равно, и тем более, евреи тянулись к своей религии. Она помогала им морально выживать в тяжёлых условиях галута. Никогда мой дед не пользовался религией для достижения каких-то материальных выгод, скорее наоборот. Он материально отвечал за имущество в синагоге, часто делал там ремонты за свои средства, он был отличным печником. Конечно, далеко не всегда деду Арону удавалось соблюдать все еврейские обычаи. Мой отец рассказывал, что во время войны им приходилось в эвакуации несколько раз по ночам скрытно от узбеков есть свинину. Или умереть от голода, или риск быть убитыми мусульманами за осквернение пищи. Ещё рассказывал мне отец, что дед Арон отрицательно высказывался о священном еврейском обычае обрезания брит-мила. Он считал, что это примитивный пережиток прошлого. Если в древние времена жизни евреев в пустыне, в условиях почти полного отсутствия воды, это имело важное гигиеническое значение для рождения здоровых детей, то в современном мире это просто глупость и излишество. Так считал мой дед Арон, председатель винницкой синагоги.
 
   Мы поговорили с Яковом о красавце-Киеве, о евреях, и естественным образом я поинтересовался, чем он занимается, где работает.
  — Я сейчас пенсионер, а раньше работал в компании Хевра Кадиша, которая занимается оказанием ритуальных услуг при похоронах.
  — А  сколько у Вас детей, чем они занимаются?
  — У меня 8 женатых сыновей и 2 незамужние дочки, чтоб все были здоровы. Все учатся в ешиве.
   Это же сколько надо было наворовать в этой кладбищенской конторе, чтобы прокормить столько детей?- невольно подумал я, сам удивляясь своему цинизму.
  — Яков, Вы, конечно, знаете, что сейчас в Кнессете обсуждается вопрос об обязательном призыве ортодоксов на военную службу, об отмене льгот ученикам ешивот, чтобы побудить их начать работать в народном хозяйстве. Ведь это же не совсем честно, если одни служат, а другие нет, одни работают, а другие нет, при этом получая пособия и другие льготы. Что Вы об этом думаете?
  — Я не разбираюсь в политике, она меня не интересует,- ответил Яков.
 
   Что я должен был подумать после такого ответа? Скорее всего, этот ультраортодокс просто не хочет обсуждать со мной эту щекотливую, но очень важную для нас тему. Его дипломатическая уловка на незнание политики абсолютно не удовлетворила меня, я ему просто не поверил. Я понял, что разговаривать с этим хитрым человеком особенно не о чем. Он пользуется религией не столько для души, сколько для извлечения с её помощи различных материальных благ, и очень неплохо преуспел в этом деле. Сам работал нетяжело и заработал, вернее, наворовал на чужом горе, очень много. Не поверю, что этот хрупкий человек сам копал могилы лопатой. А вот хитро поговорить с убитыми горем родными он очень даже мог. Сколько махинаций в этой конторе сейчас раскрываются! Какие сумасшедшие деньги были уплачены родственниками за место на кладбище и за памятники на нём! Не мог он об этом не знать и не участвовать, даже судя по холёным лицам и нежным рукам его детей, а также по богатым одеждам на них. Ну откуда у них может быть всё это и отличные квартиры в престижных районах Хайфы? Ведь не из жалких пособий ученикам ешив!
   После этого его ответа мне как-то расхотелось беседовать с Яковом. Я ему пожелал быстрейшего выздоровления и вернулся к просмотру на своём смартфоне юмористического сериала о московской больнице — Интерны.
 
 
 
Пахарь Паша.
 
   В нашем отделении ухо-горло-носа я познакомился с Пашей. Это был обычный молодой парень, олим из России, женатый с 2 детьми. Он работал механиком на станции обслуживания автомобилей. Кроме ремонта машин, они ещё делали всесторонний компьютерный тест перед продажей. Это была интересная тема, потому что в скором будущем я собирался купить свой первый автомобиль. Паша сказал, что практически все проблемы выясняются на тесте, и их можно тут же устранить. Это делать необходимо, особенно не таким опытным водителям, как я.
 
  В нашем отделении лежало много людей, у которых были большие проблемы со слухом. Им просто очень тяжело было слышать, или они почти ничего не слышали. Именно в таких случаях в Израиле начали массово ставить маленький приборчик за ухом, который идеально решал эту задачу, и человек начинал как бы заново слышать, и очень даже хорошо. Раньше это была неприятная операция, в результате которой высверливалось отверстие в кости, в него вставлялся болтик, на который накручивался сам приборчик за ухом. Дырка болела и гноилась, и это было плохо. Теперь вместо болтика вживляют под кожу магнит, который отлично держит этот самый приборчик, не доставляя человеку почти никаких неудобств. Именно с такой операцией у нас находилось несколько человек, в том числе Паша.
   Ему поставили такой приборчик на магните, и он просто изменился в лице, оно стало светлее и веселее. Паша рассказал, что теперь он может слышать даже то, что раньше ему и простым людям было недоступно, например, шуршание бумаги в нескольких метрах от него.
 
   — А как же так произошло, что ты стал плохо слышать? – спросил я.
   — У меня было снижение слуха на правое ухо, ведь я работаю в шумном месте, с моторами. Пошёл в свою поликлинику и попал в больницу. Операцию делал врач- израильтянин, молодой парень. Он влил мне в ухо с помощью иглы какую-то жидкость, после чего я вообще перестал слышать на это ухо, и у меня поднялась температура выше 40 градусов. Жена спасала, чуть не помер. С того времени начались серьёзные проблемы со слухом, почти ничего не слышал. То говорю громко, мне говорят – не кричи! То слишком тихо. Трудно понять как говорить, сам себя почти не слышу. А вот с этим аппаратиком чудесно.
  — Отлично. Но всё же, почему бы тебе не пожаловаться на этого неумелого врача? Возьми себе адвоката, возможно, сумеешь срубить хорошую компенсацию. Ты знаешь, как наши двоюродные братья этим пользуются?! У арабов настоящий бизнес на этом, свои адвокаты, они получают сотни тысяч шекелей компенсации. Мне рассказывали знающие люди, сам видел. Займись эти делом, у тебя есть шанс.
  — Да ладно, некогда мне и неохота. Работать надо, семья.
  — Будь здоров, дружище!
 
 
 
Еврейка Хая из Дамаска.
 
   Однажды на ужине я обратил внимание на приятную женщину средних лет, у которой была повязка на горле, из-под которой виднелись свежие рубцы и нитки после зашивания шва, а также большой синяк на лбу. Несмотря на это, она выглядела раскованно и часто улыбалась. Вокруг неё садились разные люди, с которыми она вела непринуждённые беседы.
   Я не хотел касаться щекотливых тем о причине её болезни, боясь попасть в неприятное положение или чем-то невольно досадить ей. Мне почему-то вспомнился мой первый сосед по палате израильтянин Ярон. Он постоянно улыбался и шутил, хотя у него была опухоль в мозге, и он перенёс уже более 5 сложных операций. Я поражался выдержке и мужественности этого молодого человека. Несмотря на опасную болезнь, он продолжал жить, работать, любить, служить в Армии и воспитывать с женой 3-х детей.
 
   Вначале я подумал, что она из наших, выглядела совсем по-европейски, и даже обратился к ней полушутя по-русски. Но она ничего не поняла и сказала, что еврейка из Дамаска.
   Это было удивительно слышать. Ведь не секрет, что у нас с Сирией практически состояние войны, они хотят забрать Голанские высоты и Кинерет, а заодно помогают палестинцам и Хизбалле уничтожать евреев. Как можно было жить евреям в такой страшной стране? Тем более, что уже более 2-х лет там идёт тяжёлая гражданская война, погибло около 100 тысяч человек, кошмар!
 
  — Вы давно из Сирии? – с улыбкой обратился я к ней, когда она освободилась от бесед и смотрела какую-то малоинтересную передачу по телевизору.
   — О да! Я приехала в Израиль в 1993 году с семьёй, я была молодой девушкой 16 лет.
  — Меня зовут Гена, а как Вас зовут?
   — Я Хая.
  — И как вам там жилось, Хая?- на хорошем иврите продолжал я беседу.
  — Нам жилось очень хорошо. У отца была хорошая работа, у нас был хороший дом и всё, что нужно. Сирийцы хорошо к нам относились, даже защищали нас, у нас было много друзей там.
  — А какой у Вас родной язык? Украинский или русский,- со смехом продолжал я.
  — Конечно, арабский. Но и иврит я знаю очень хорошо. У меня в Израиле много друзей, говорящих по-арабски.
   В этот момент мимо нас проходили 2 арабские женщины в белых косынках. Хая подошла к ним, переговорила о чём-то по-арабски, а потом расцеловалась на прощанье.
  — И если вашей семье и Вам так хорошо там жилось, то почему вы решили переехать жить в Израиль?- не унимался я.
  — Всё же ситуация была непростая, а потом у нас появился Сохнут, и они предложили отцу уехать в Израиль. Отец согласился, и мы не жалеем, несмотря на то, что оставили там дом, имущество и все деньги. Всё равно довольны, что уехали, тем более сейчас, когда там творится такой ужас. Мои родители сейчас живут в Америке, а мне хорошо в Израиле.
  — Как интересно! А мои дети живут в Америке, а их родители в Израиле. Как всё запутанно в жизни! Пусть им там будет хорошо, а нам здесь. В прошлом году ездил к дочке на свадьбу, всё замечательно, отличный парень, да и путешествие по Америке было потрясающим. А Вам нравится Америка?
  — Америка большая и богатая страна, но мне комфортнее и лучше жить с евреями и арабами в Израиле.
  — Удачи Вам, Хая! Выздоравливайте.
  — Спасибо, и тебе того же, Гена,- улыбнулась она.
 
  Мне стало приятно от этих искренних слов. В конце концов, здоровье человека- это очень важно и небанально. Прекрасно, когда рядом есть хорошие врачи и больницы, а если ещё еврейские больницы — вообще отлично!