Отречение

1996 год. 
Новосибирская область.
1
Маша шла, сквозь большие сугробы снега, собирая сосульки. Ее потрёпанное, старое пальтишко обдувал трескучий,  морозный ветер. Найдя на пушистом, скрипучем снегу большую, замершую льдинку, она начала ее грызть. «Прямо как мороженое, только не так вкусно», — подумала девочка.
Останавливаясь возле витрин, девятилетняя Машенька рассматривала мягкие игрушки, нарядные детские платьишки, и, огорчаясь тому, что вся эта красота ей недоступна, шла дальше по длинной заснеженной дороге, передвигая свои тощие ножки. Ее наивный взгляд упал на колбасный ларек. Витрина ломилась от различных мясных деликатесов. Голодный живот Маши злостно пробурчал. Она стала изучать колбасные изделия. Какие сардельки! Сочные, аппетитные! Сейчас бы я их все съела! Только денежек у меня нету,… вот когда я стану президентом, то обязательно буду давать всем бесплатно колбасу. И не только, еще конфеты, куклы…
— Эй ты, проходимка! – кричала продавщица колбасы. — Иди отсюда! Всех покупателей мне распугала и витрину загородила. Маша испуганно посмотрела на высокую, полную тетку. Ну, и злыдня! Так живот набила колбасой, что  не в одни двери не пройдет.  Хех, нужно идти домой. Я так замерзла, что ни ног ни рук не чувствую — они словно онемели. Машенька сжала свои бессильные, посиневшие ручки в кулачки и поднесла ко рту. Глубоким выдохом девочка пыталась их согреть, но все было тщетно.
Со школы возвращалась ребятня. Пацанята резво играли в снежки и веселились. Навстречу им шла отчаянная Маша в оборванном пальтишке, которая также хотела поиграть с одногодками. Она подошла поближе к мальчишкам с надеждой, что они примут ее в свою дружную компанию.
— Машка — дочка алкашки! – стали дразниться мальчики.
– Дураки! – пробурчала она.
После обидных слов, один из мальчиков подошел и содрал с ее головы ободранную шапку. После этого мальчишки, издеваясь над девчонкой, перебрасывали в воздухе шапку между собой. Маша, словно собачка, пыталась перехватить шапку и кричала:
— Отдайте шапку, негодяи! Отдайте!
Вскоре детворе надоело такое занятие, и самый высокий мальчик выбросил матерчатый клочок под названием: «шапка», через высокий забор.
– Машка — дочь алкашки! – все также повторяли мальчишки, убегая от девочки.
Когда они разбежались, Маша хотела попытаться достать шапку, но за забором гудели тракторы. По всей видимости, шла стройка. «Капец моей шапке», — подумала девятилетняя Машенька. Ну и ладно! Напишу письмо деду Морозу, он мне обязательно подарит самую красивую шапку, как у снегурочки. С этой радостной мыслью, девчушка продолжила свой путь дальше.
Смеркалось. Лютый холод начал усиливаться. Свирепый, зябкий ветер мчался, сметая все на своем пути. Беззащитная Машенька, противостоя лютому холоду, приближалась к своему ветхому домику. Ее ноги в изношенных ботинках, практически отказывали. Хоть бы дойти… «Ноги, пожалуйста, доведите меня домой», — слезно упрашивала Машенька.
 Зайдя в  не отопленный дом, Маша сразу же набрала полный чайник воды и принялась растапливать печку. В темном углу комнаты стояла трухлявая табуретка.
«А вот и дровишки!»- оживилась девочка и сразу принялась за работу. Зажав ногой табурет, замершими, детскими ручонками она  из-за всех сил крушила домашнюю мебель. На шум проснулась мать.
 – Ну что принесла? Маша повернула голову и увидела заспанную маму.
– Нет, мама, я не могу воровать!
– Все могут,  а ты не можешь? – возмущалась Нина. — Значит, пойдешь попрошайничать!  Иди сейчас до деда Толика и попроси у него на бутылку водки мне.
– Не пойду, — на отрез, отказывалась дочь. — Мне стыдно.
  — Матери плохо, сейчас сердце остановится, если не опохмелюсь!
– У тебя оно остановится, если ты будешь много водки пить. Не пойду!
– Ах ты, маленькая гадость, сейчас ты у меня получишь! — Нина покраснела от злости. Она схватила швабру и, сделав большой замах, ударила дочь.
Девочка упала на пол. Из ее зеленых глаз начали вылетать звездочки, летать фейерверки. Машенька на четвереньках ползала по полу, отыскивая укрытие от матери  молила:
 – Мамочка, миленькая не бей меня!… пожалуйста, мне больно… не бей!…, — прикрывая ручонками голову от следующего удара, девочка слезно плакала и никак не могла успокоиться.
Разъяренная мать, намотала ее белокурые волосы себе на мощную ладонь и повела к выходу со словами:
  — Без бутылки не приходи!
Выкинув, свою дочь на ядреный мороз, она громко хлопнула дверью. Маша застегнула пальтишко и маленькими шашками,  направлялась до соседа Анатолия Сергеевича.
Свистящий морозный ветер, пронизывал до костей и сбивал маленькую девочку с пути, занося ее хрупкое тело в глубокие завалы снега. Маша уже хотела упасть в сугроб и лежать в нем. Но ее внутренняя энергия была на столько сильная, что пробираясь сквозь завалы снега, она делала шаг за шагом, не боясь темноты, холода и разъяренную вьюгу.
Хоть бы дедушка Толя никуда не ушел! Но, подойдя к его калитке, она через забор увидела темноту в окнах его дома. Может спит? Маша постучала в калитку. Никакой реакции не было, только Жулька  звонко лаяла. Эх, Жуличка, у тебя наверно в будке тепло, как же я тебе завидую.
Маша села на корточки и подперла калитку спиной. Скрутившись в клубочек, она вспоминала покойную бабушку. Бабушка, как же мне тебя не хватает. Твоей заботы, ласки, тепла. Я помню, как ты меня учила: «Когда тебе плохо, тяжело — читай молитву». Синея от холода  Машенька, еле-еле выговаривала слова и шептала уже осипшим голосом: «Отче наш…».
— Машутка, деточка, сколько же ты тут сидишь? Но она уже не отвечала деду Толи. Тогда он взял ее на руки и отнес в дом.  Положив ее на кровать, укутавши всеми теплыми одеялами, дед срочно пошел звонить врачу:
 – Алло, Миша?  Скорей приходи, у меня тут девочка маленькая заболела, как бы не померла…
Кузнецов Михаил Семёнович жил не подоплёку от своего хорошего друга Анатолия Сергеевича. Он работал в городской больнице терапевтом.  Михаил многократно посещал деда Толю, так как его частенько беспокоило сердце. Общие интересы сдружили мужчин, не смотря на разницу в возрасте. Миша крепкий, кареглазый мужчина лет сорока пяти, был приятным собеседником и не только замечательным человеком, но прекрасным врачом.
Жена изменила, общих детей у них не было. После болезненного предательства любимой женщины и долгого запоя, Михаил подал на развод. Со временем он даже забыл, что такое быть женатым.  После звонка он тут же помчался к другу.
— Ну как там она? – спросил Анатолий.
– Нормально, сильное обморожение  и у нее сотрясение головного мозга, так, что ей нужен покой и тишина, и больше питья.  Она сейчас спит, я напишу список лекарств, которые ей необходимо купить.
– А что это за девочка, помнится мне —   твоя дочь взрослая.  Или у тебя есть какие-то скелеты в шкафу?
– Миша, да нет у меня скелетов, секретов.  Ты Нинель помнишь? Ну, живет на соседней улице, пьет и мужиков домой водит? Так эта ее дочка.  Я Машутке всегда помогаю. То конфетами угощу, то чаепитие с ней устраиваем перед телевизором.  По всей видимости, мать ее избила, а ей бежать не куда, так она ко мне.
 – Добрая душа у тебя Толя!
 – Какая есть, — ответил хозяин дома.
 – Если что звони.
 – Спасибо Мишаня, извини за беспокойство.
– Да не за что, я рад был с тобой повидаться! Анатолий обменялся с Михаилом крепким рукопожатиям и друзья попрощались.
Наступила глубокая, зимняя ночь. Ветер стих. Стало так пустынно и бездонно. В незатейливых домишках, погасли огни тусклых лампочек. Город поглотился в дремучую, морозную тьму. Только лучистый снег придавал светлые тона унылой, бездушной темноте. Толя никак не мог заснуть. Он крутился на топчане, который стоял  возле печки. Переворачиваясь с боку на бок, он все думал о Маше. Жалко девочку. Разве она такое заслужила? Мать выгнала родную дочь на лютый мороз, как бездомного щенка! Даже самый плохой хозяин свою собаку на такой мороз не выкинет. К сожалению родителей не выбирают. Ведь когда мать дает жизнь ребенку — это только половина пути. Возлагается большая ответственность. Ответственность на всю жизнь, даже когда дети вырастают, в душе они все также нуждаются в материнской ласке, заботе и любви. Под утро старичок погрузился в дремоту.
Зимним ранним утром деда Толю разбудил грохот посуды. Он открыл свои серые глаза и увидел Машу. Став на табуретку, она мыла посуду в большом тазике.
— Деточка! Ты, что делаешь? А ну-ка, брось эти кастрюли и бегом в кровать!
— Дедушка Толя, я хотела, чтобы чисто было, — отвечала бледная, обессиленная девочка. Но неодобрительный взгляд деда Толи заставил Машеньку послушно пойти лечь в кровать. Она ни капельки не обиделась на дедушку Толика, так как в кроватке было куда приятнее, чем мыть посуду.
Анатолий Сергеевич — пожилой мужчина семидесяти лет, невысокого роста, седоволосый, с маленькими морщинками на лице, подошел к Маше и добродушно спросил:
— Как ты себя чувствуешь деточка?
 Закутанная в одеяло девочка отвечала нежным, но хрипловатым, детским голоском:
— Спасибо, все хорошо. Голова только болит, и шишка у меня большая.
— Завтракать будем?
— Ура-а!
— Бедненькая, так ты голодная. Сейчас-сейчас я что-нибудь сварганю.
 
2
Дни пролетели незаметно. Маша шла на поправку, ее самочувствие постепенно улучшалось.
Зима оказалась суровой и многоснежной. Белые махровые сугробы переливались серебристо-лиловым цветом в лучах солнца.  Приближался Новый год. Горожане, суетясь, спешили домой, закупая мохнатые, величавые ели. Разбирая подарки для своих родных, они вкушали приближения долгожданного праздника.
Анатолий вместе с Машей также готовился к празднику. Он привязался к ней. Ее звонкий детский голосок, удивительный смех, словно неугомонный колокольчик, пробуждал в нем стремление жить.
Они жили, душа в душу. Анатолий относился к девочке, как родной. Как-то Маша спросила у него:
— Дедушка Толя, а где твои дети?
— Моя дочь вышла замуж и уехала, даже не оставив адреса. После этого мы с ней не общаемся.
— А почему?
— Вот такие мы взрослые глупые.  Не ценим, то, что нам дорого…
— Тебе грустно дедушка? Не грусти, пожалуйста, — жалобно успокаивала она.
Дед растаял в искренней улыбке.
За короткое время Маша совсем забыла о своей прошлой жизни. О пьющей матери и ее бесконечных сожителях.
3
— Ты представляешь, ушла из дома! Я ее кормила, поила, одевала, а она тварь неблагодарная, бросила родную мать! – жаловалась Нина своему ухажеру.
— Нинель, да зачем, она тебе нужна?
— Нужна! — Вот кто бы сейчас печку растопил, сидим в холодной хате, как два эскимоса. — А за бутылкой сбегать? Ты что ли побежишь?
Сожитель Нины молчал, только кивал головой и во всем соглашался.
— Вот где сейчас она?! – нервно рассуждала Нина.
— Две недели назад я ее видел с дедом Толей, в магазине.  Кажется, они конфеты покупали, — произнес собутыльник Нины.
— Так вот где сейчас эта оборванка, пригрелась!  Змея ползучая, а о матери она подумала?!
Нинель приплелась к Анатолию Сергеевичу, выбила ногой калитку и стала звать хозяина:
  — Толик открывай!
Жуля, разрывалась от своего лая. Анатолий открыл двери и с порога крикнул:
— Чего тебе?
— Я за Машкой пришла, я знаю, что она здесь.
— Нет здесь никого, — ответил злостно дед.
— Я сейчас твою халупу подпалю, и будет гореть она ярким пламенем!
Анатолий осознавал, что Нина родная мать Маши как по закону, так и биологически. А потом попробуй этому закону докажи, что девочке лучше с соседом жить, нежели с родной матерью.
Дед накинул тулуп и направился к калитке, шоркая валенками по заснеженной тропке.
— Ты думаешь, я тебя боюсь?  Уходи отсюда, пока лопатой не огрел, — сказал Толик Нине.
Нина достала пустую бутылку из кармана, держа ее в руках произнесла:
— Сейчас у тебя стекла в доме все вылетят! Отдай мне Машку!
Разглядев Нину, дед Толя увидел крупную, опустившуюся женщину лет сорока пяти, хоть всего-то ей было тридцать. Опухшее лицо напоминало безобразную морду китайской хохлатой собаки. «И это женщина? – размышлял про себя Толик. Нет, это плохо функционирующий организм…»
— Нина, давай поговорим спокойно.
— Не о чем мне с тобой разговаривать, я сейчас заберу Машку и пойду своей дорогой.
У Толика екнуло сердце:
— Мы же прекрасно понимаем, что Маше лучше жить со мной.
Перебросив бутылку через забор, разгневанная баба до окон ее не добросила. Тогда Нина схватила деда двумя мощными руками за тулуп и стала его трусить, как набитый опилками мешок.
— Это ты так решил?! Я ее родная мать, я ее родила! А ты развратник старый! – возмущалась Нина.
Ее бордово-красное лицо нахмурилось, но потом сразу же оживилось. Нинель отпустила деда.  
Его сердце учащённо колотилось и выпрыгивало из груди, словно хотело вырваться на волю.
— Пятнадцать тысяч рублей, давай за Машку — пробурчала Нинель.
Анатолий работал сторожем на складе. Так, как он раньше жил один ему хватало денег. Пенсия откладывалась, а на копеечную зарплату он старался прожить. Толя, не много успокоившись, сказал:
— Хорошо, я согласен.
— Пять тысяч сейчас, в виде задатка.
— У меня деньги все на книжке, завтра утром я принесу тебе всю сумму, и ты подпишешь отказ от дочери.
— Дай хоть двести рублей.
— На бутылку? — поинтересовался Толик, (в чем был абсолютно прав).
— Не твое собачье дело! Деньги давай.
Старичок достал из кармана, затертого тулупа помятую купюру. Нина сразу же ее схватила и бегом метнулась в сторону магазина за спиртным.
         Анатолий зашел в дом. За печкой в углу сидела встревоженная и заплаканная Маша.
— Машутка, что с тобой?
— Это мама приходила? Толик не знал, что ответить, но решил сказать правду.
— Мать, твоя мать…
— Дедушка, не отдавай меня маме, — слезно просила Машенька. — Я очень тебя прошу, не прогоняй меня.
— Деточка, ну что ты такое говоришь!  Я не отдам тебя никому! Анатолий сел рядом с Машенькой. Девочка преклонила к нему голову и плакала.
         Утром после похода в сберкассу, Толик сразу отправился в орган опеки и попечительства. Вышел он расстроенный и, держась рукой за сердце, направился к Нине.
— Я передумала, не пятнадцать тысяч, а тридцать, — злобно произнесла Нинель.
— Ей, Богу как на базаре, — возмутился Толик. — У меня нет таких денег! После его слов Нина так хлопнула дверью, что от стен дома отлетела штукатурка.
Анатолий от безвыходности отправился к своему другу Семенычу.
— Проходи Анатолий Сергеевич, чего это ты такой взъерошенный? И вид у тебя какой-то болезненный. Что-то случилось?
— Беда у меня. Машеньку хочет мать забрать. Денег требует.
— А в опекунском совете был?
— Был. Сказали по возрасту не подхожу. Говорят: «Зачем ты дед, такую обузу на ребенка вешаешь?!». А я ведь все сам делаю: дрова рубаю, печку топлю, есть готовлю.
— Дед Толя, ты успокойся, не нервничай. Ступай домой. Я помогу тебе.
Поблагодарив друга, Толик отправился домой, но его истерзанное сердце обливалось кровью и переживаниями.
 
4
— Здравствуй Ниночка! Впустишь в дом, я не с пустыми руками.
— Чего тебе надо терапевт?
— А может я свататься к тебе пришел, пойдешь за меня?
Нина подобрела и процедила сквозь зубы: — Заходи.
Семеныч поставил пакет с выпивкой и закуской на засаленный, ободранный стол и огляделся по сторонам. Омерзительная вонь ударила ему в нос. Маленькая комната была плохо освещена. Холодно, сыро и убого. Обшарпанные обои почернели и покрылись плесенью. Маленький матрасик лежал на полу, накрытый сверху дырявым одеялом. Впечатление у Михаила сложилось плачевное. Он собрался с духом и приветливо произнес: — Хозяюшка, неси стаканы. Нина засуетилась. Уже через десять минут все было готово. Они пили, закусывали и Нина, изрядно напившись, уже лезла к Мише обниматься и целоваться.
— Нина, вот ты мне так нравишься! – шарахаясь от нее, произнес Михаил. На довольной, пьяной морде Нины появилась противная улыбка.
— И ты мне нравишься Мишка! Какая же твоя жена дура, что бросила тебя.  Кузнецов почувствовал напряжение. Нина задела его. Ему стало больно. Ведь он любил совою жену искренно и чисто.
-Как ты права Ниночка. Вот я на тебе бы женился, только есть один нюанс.
— Ну, что еще?
Нинель хлебала водку с грязного стакана, как «заправский мужик».
— Пью я раз в пятилетку и сама я еще молодая, и хороша собой, — расхваливала себя захмелевшая женщина.
Видела ты бы себя в зеркало, — размышлял Кузнецов. Самый настоящий крокодил! Причем пьяный.
— Детей я маленьких не люблю.  Вот если бы дочки у тебя не было, то я бы сразу в загс с тобой пошел.
  — Так дочка со мной не живет.
— Но, она же твоя законная дочка, вот если бы ты от нее отказалась…
— Я сейчас заявление накатаю! Не нужна мне дочка, когда рядом со мной такой мужик! – возбужденно произнесла Нинель.
— Пиши, — спокойно ответил Михаил.
— Сейчас только бумажку найду и карандаш. Нина  зашурудила в ящике письменного стола, отыскивая письменные принадлежности. Миша достал из своего портфеля лист чистой бумаги, ручку и протянул Нинке. Потерявшая голову Нинель, то ли от водки, то ли от Михаила старалась вырисовывать буквы. Семеныч ей подсказывал, что и как писать. Как только она поставила свою подпись, лжец-жених сразу же сбежал от своей навязчивой невесты.
— Эй, ты куда Мишаня?
— Да за бутылкой, сейчас приду.
— Давай быстрей, — ответила уже совсем опьяневшая Нинель и свалилась с табуретки. Как только она приземлилась на пол, то тут же захрапела.  Кузнецов только покачал головой и вылетел пулей из затхлого дома.
5
— Дядя Миша, как хорошо, что Вы пришли! Дедушке плохо, он лежит и ничего не говорит, — бормотала расстроенная Машенька. Михаил рванул в комнату, где на топчане лежал Анатолий. Врач пощупал пульс.
 Трясясь от переживания Маша, встала на коленки перед иконой Божьей Матери, просила всех святых помочь дедушке Толи: — Господи, прошу тебя, пусть дедушка выздоровеет, пусть он не болеет, я очень тебя прошу, — молила Бога своими словами девочка.
Пульса не было. Анатолий Сергеевич умер. Семеныч с горестью выдохнул и произнес:  — Не успел я Анатолий Сергеевич, не успел…
Тело Анатолия вынесли на носилках. Участковый с врачом долго не задержались, быстро написав бумажки, они разъехались.
Маша уже не плакала. Она одиноко сидела на стульчике и смотрела в окно. Золотистый месяц сиял в усталом, темном небе. Через него плавно пробирались мрачные, седые облака, навивая отчаянье. Напротив нее сидел Михаил и смотрел на маленькую, кудрявую девчушку. В ее глазах он видел наивность и доброту. Жалость скрутила его душу.
— Мария, давай чаю попьем? – предложил Михаил.
— Давайте, — произнесла Машенька.
Михаил немного улыбнулся и протянул открытую ладонь своей руки.