Ареал: История 2. Как Лисёнок Уходил

 Итак, Лисёнок уходил. Все об этом знали, и, в основном, грустили, и частенько приходили к нему, что бы спросить точно ли он собрался уходить, и действительно ли он никогда не вернётся. Лисёнок вежливо отвечал что да, к сожалению, он не вернётся, и заверял всех, что будет очень скучать, но по-другому никак-никак нельзя. Он категорически отказывался делать из его ухода какое-то СОБЫТИЕ со столом, речами и подарками, и уж во всяком случае, категорически и, иногда, грубо зарекался принимать участие в чём-то подобном. Собственно сообщил-то он остальным зверятам, что уходит только потому, что надо было найти кого-то другого, кто теперь вместо лисёнка будет держать у себя книги, и учить желающих читать.
 И вот, однажды, настал заветный день, день, когда Лисёнок начал свои сборы, позвав для моральной поддержки Ёжика. С Ёжиком отношения у Лисёнка всегда были немного напряжёнными, но вот сейчас внезапно оказалось, что больше звать некого, всех остальных видеть как-то особенно не хотелось, хотя Лисёнок понимал, что, наверное, действительно будет скучать по ним. Точнее, хотелось попрощаться с Зайкой, но Зайка, конечно, не пришёл бы, а если бы пришёл, то быть бы ссоре, потому что Зайка всегда бесил Лисёнка. Такие парадоксы. Можно было позвать Мальчика и Девочку, например, и они бы, конечно, пришли, но только из вежливости, потому что с самого появления в Ареале старались поддерживать со всеми дружеские отношения, даже с теми, кто им не слишком нравился, и общение было бы каким-то чрезвычайно принуждённым, основанным исключительно на вежливости. Можно было позвать Волчонка, но Волчонку лишние переживания определённо не нужны, он и так еле сдерживает себя, и всё чаще срывается, и потом углубляется в дебри самокопания и депрессии, хотя, для стороннего наблюдателя, очевидно, что именно эти депрессии являются причиной его срывов, а уж никак не наоборот. К сожалению, спасение Волчонка – дело крайне безнадёжное, этот прочный круг «срыв-депрессия-срыв-депрессия» уже давно и прочно вошёл в ту стадию, когда замечательно поддерживает сам себя, и никакие внешние вмешательства ему не страшны. И, конечно, больше всего хотелось позвать Лисичку, но разве можно будет уйти, если позвать Лисичку? Если позвать Лисичку, то так или иначе придётся оставаться, а этого никак нельзя допустить.
Так рассуждал Лисёнок, завершая свои приготовления и сборы, и не сразу услышал, что говорит Ёжик. Даже не сразу услышал, что Ёжик вообще что-то говорит.
— Что? – Переспросил Лисёнок, – Извини, я тут задумался.
— Я говорю, а что это ты делаешь? Зачем это?
— А, скоро увидишь. Это будет сюрприз в какой-то степени. Как раз к масленице.
— Так значит всё? Ты, получается, уже по большому счёту, ушёл?
— Да, Ёжик, я по большому счёту ушёл. Только спустя пару другую часов. Тебе булочки нравятся?
— Да, очень вкусные. Сам готовил?
— Естественно сам, кто ещё. Слушай ты не против, если я буду говорить как мне удобно? Я в последнее время стараюсь под вас немного подстраиваться, а ведь я всю жизнь говорил немного грубее, чем вы, и мне это немного в тягость. А ты не обижайся просто, если что-то не так будет, хорошо? Я просто так говорю, это не потому что я хочу обидеть.
— Конечно, как тебе будет удобно.
— Просто чудесно, Ёжик. Просто замечательно. Как там настроение у всех? Говорят, у Девочки скоро день рождения? Это же первый раз у наших людей день рождения?
— Ну да, готовятся все. Не знают что подарить.
— Ну, пусть ничего не дарят, в конце концов. Что у нас можно подарить? Разве кому-то чего-то не хватает?
— Да нет, ну надо подарить.
— Ну ладно, я так, меня это уже и не касается. Не маленькие, разберётесь.
— Конечно. Слушай, а ты не скажешь по секрету, куда ты всё-таки собрался? Я честно никому-никому никогда-никогда не скажу.
— Зачем по секрету. Я не скрываю. Меня никто, кажется, просто не спрашивал, все же вежливые очень. Как в книге в одной. Тут прочитал, там один парень, у которого по ходу повествования из-за таланта писателя несколько раз имя меняется, любил девушку, а девушка любила этого самого парня. И так они сильно друг друга любили, что померли в разлуке, так толком и не увидевшись: оба всё не могли допустить, что любимые их тоже любят. Представляешь? Это я к тому, что слишком наши тактичными бывают, до грубости доходит порой.
— Ааа… – протянул Ёжик всем своим видом выражая понимание и согласие, которыми не обладал, однако, в должной мере.
— А куда я… Я на Край Света хочу. Давно мечтал, но туда можно попасть только в определённые годы. Лисы это знают, потому что нас этому давным-давно на востоке тамошние оборотни научили, а другие не знают.
— Но Филин говорит, что земля круглая.
— Врёт. Точнее не врёт, а ошибается, что, конечно, ещё прискорбнее.
— Но он глобус показывал. Глобус круглый.
— Глобус… Вот у тебя, я помню, есть игрушка в виде тигра?
— Не у меня, у Бельчонка.
— Не важно. Ты её видел же?
— Ну да, даже поиграть брал. Она мягкая такая.
— Так вот она маленькая и плюшевая. А тигры – они большие и мясные. Так что то, что глобус круглый это доказательство такое, знаешь, слабое.
— Ну, тебе, наверное, виднее, во всяком случае, ты скоро увидишь, что да как, правильно?
— Скоро не получится. Это тебе не в столовую ходить. Я, может, состарюсь, пока доберусь, а может, и помру к тому времени.
— Но тогда зачем?
— Надо. Необходимо.
— Просто никто не верил же, что ты и правда уйдёшь. Зайка вот то же всё время говорит, что хочет путешествовать, а всё остаётся.
— Да, говорить Зайка умеет. Не верили, значит… Ну и напрасно. А я уйду. Сказал – значит уйду.
— Ты только не сердись.
— Я не сержусь. Чего сердится. Разве что на Зайку, что говорит много, ну да какая мне разница, теперь это будет ваша проблема, и только ваша. У меня теперь будут другие проблемы. Например, ночлег каждый раз искать, еду искать, дорогу искать. А ещё надо будет определиться, что делать с Лисичкой.
— А она с тобой, что ли идёт?
— Упал что ли? Нет, конечно. Зачем… Вообще на край света только поодиночке ходят, и никак иначе. Точнее сказать — доходят туда только поодиночке. А если кто пойдёт не один, то всё равно в пути все переругаются, или что похуже случится. Нет уж. А решить мне надо, запомнить её, или постараться забыть поскорее.
— А Кошка уже про свадьбу говорила, – с сожалением сказал Ёжик – что летом будет… Я даже не знаю как свадьба выглядит… Спросил у Кошки, но она как обычно что-то наговорила, больше намурчала…. Потом у Зайки спросил… Он сказал, что ничего особенного, а потом признался, что единственную свадьбу, которая у нас была, пропустил.
— Ничего, не расстраивайся, будет. Не моя так ещё чья-нибудь. Те же люди наши, или медведи, или белки. А может и вовсе, сам к лету жениться надумаешь. В общем, я думаю, увидишь свадьбу. Но я считаю, что Зайка в кои-то веке прав. Ничего особенного. Праздник как праздник, только что называется свадьбой, а не новым, скажем, годом. Но это я так считаю. И Зайка. Тебе, наверное, понравится, ты я знаю, любишь всё шумное. Я очень удивился, когда тебя на прошлом новом году не было.
— Понятно…
— Ладно, в общем, я готов. Выйди на улицу, и подожди меня там.
 Ёжик вышел, а Лисёнок остался оглядывать свой домик. За время разговора он аккуратно разложил по полу дрова, и смазал стены и потолок особым густым веществом. Вещество пахло неприятно, но об этом его предупреждали, и он был к этому готов, и запах ему не помешал, а для Ёжика он изготовил специальную мокрую тряпочку, что бы ему тоже запах не мешал. Лисёнок закрыл глаза и мысленно попрощался с домиком.
Вдруг в дверях появился Лосёнок.
— О, застал, – обрадовался он, – А что это ты… Ты что это?
— Подожди на улице, – попросил Лисёнок.
 Когда Лосёнок ушёл, Лисёнок ещё немного постоял, пытаясь вернуть себе торжественное настроение, случайно сбитое неосторожным визитом навязчивого крупнорогатого. Поняв, что настроение уже не вернётся, подошёл к стене, достал спичку, зажёг её, и тронул пламенем стену. Смазанное дерево достаточно быстро принялось гореть, и Лисёнок поспешил на улицу.
— Ты что? – Спросил Лосёнок.
— Я сжигаю свой дом, – отрезал Лисёнок.
— Зачем – удивился Ёжик, заворожено глядя на клубы дыма, выбирающегося из домика. Пламени пока видно не было.
— Чтобы не возвращаться.
— Но ведь… – Начал Ёжик.
— Но зачем так, – перебил его Лосёнок, – зачем так-то? А если в него кто заселиться захочет?
— Не захочет. Потому что он сейчас сгорит.
— Я тебя не понимаю. Ёжик сходи, что ли, за Филином, пусть созывает всех тушить…
— Ёжик, не вздумай. Это мой дом. И я покидаю его, как считаю нужным.
— Он не только твой. Мы все его строили, когда ты сказал что хочешь жить не в норе, а в домике мы все, почти все, тебе помогли, разве не так?
— Большую часть работы всё-таки делал я сам. И потом – это всё равно мой дом. Так положено, разве ты не понимаешь? Если ты решил совсем уйти, позаботься, чтобы некуда было возвращаться. Чтобы не было соблазна. Чтобы ничего не связывало тебя с покидаемым местом. Спроси любого путешественника. Или вообще считай, что это вам костёр к масленице, мне всё равно, если честно.
— До масленицы он не догорит… Да что я с тобой говорю… Ёжик!
 Но Ёжик стоял, как вкопанный и заворожено следил, как языки огня блуждают по дереву. Он впервые видел настолько большой огонь, и было в этой картине что-то гипнотическое для него. Вот он, обещанный Лисёнком сюрприз…
 Лосёнок фыркнул и ушёл, видимо, за Филином.
— Не успеет… – сказал вслух Лисёнок.
— Ага… – протянул Ежик, не сводя взгляда с горящего домика.
— Да и новый домик построить не так уж трудно, если кому понадобится. Вам хотя бы занятие на пару дней.
— Ага, – снова согласился Ёжик, не столько соглашаясь с мыслью, сколько интуитивно чувствуя, что от него хотят услышать согласие. Он даже не слушал, что ему говорили, он даже не заметил ухода Лосёнка, всё его существо было сосредоточенно на танце огня, на великолепном величественном танце. Огонь представлялся ему чем-то вроде бесконечно чуждого по сути своей животного, которое не стоит даже пытаться понять, и именно это делает его таким привлекательным и таким интересным.
— Филин сам дал мне эту штуку, которой я мазал дом, и даже не спросил, зачем мне она, и зачем мне столько её. Уж он мог бы и догадаться. А главное, зима же, и от моего дома даже ничего не загорится, – Опять заговорил Лисёнок, прислушиваясь к себе, и пытаясь найти в своей душе какую-то неловкость, или угрызения совести, или что-нибудь из этой оперы, и не находя.
— Ага… Как красиво…
— Я рад, что тебе понравилось, Ёжик. А мне пора. Прощай!
— Ага… А сколько дыма… — Ёжик даже не отреагировал на прощание.
 Криво усмехнувшись, Лисёнок побрёл прочь, глядя себе под ноги. С тех пор как он решил уйти, он решил на прощание сжечь свой дом. С тех пор как он решил сжечь дом, он был уверен, что этот акт придаст ему сил, уверенности и внутренней лёгкости, какая бывает, когда знаешь, что терять уже совсем-свовсем нечего. Но почему-то сейчас на душе было как-то муторно, да и уходить совсем не хотелось, если честно. Но он понимал, что если бы не ушёл, то всю оставшуюся жизнь жалел бы об этом, и никогда не был бы счастлив. Оно, конечно, сложный вопрос, будет ли он счастлив в пути, и стоит ли оно того, но… Но теперь решать вопрос поздно, дом сожжён. В то же время он был готов, к тому что всё то, о чём говорил, а точнее о чём мог говорить Лосёнок, не даст ему покоя. Ведь Лосёнок, с его характером, мог сказать гораздо больше чем сказал, если бы ситуация не требовала немедленных действий, а точнее их профанации. Да, Лисёнок не один строил домик, ему помогали все, кто мог. Но, всё же, ему только помогали, когда не было своих дел, и по сути, больше половины он сделал действительно сам, и значит это его домик. И да, возможно стоило оставить домик, на случай, если он кому-нибудь приглянётся, но ведь это дело добровольное, за то, что ты делаешь такое можно похвалить, но если ты такого не сделаешь, то в этом тоже нет ничего плохого! Это личный домик одного конкретно взятого Лисёнка, и Лисёнок будет делать с ним то, что сочтёт нужным. Лосёнок обязательно перешёл бы на личности, но тут разговора бы и не получилось – я же ухожу, я же как раз и ухожу, так что зачем меня обсуждать и ругать? Меня уже нет рядом с тобой, я покинул наш Ареал, и никак тебя не касаюсь.
 Лисёнок споткнулся, и как раз вовремя, иначе он бы, слишком крепко задумавшись не услышал очень сейчас важных звуков.
Кто-то позвал его.
— Лисёнок!
Он повернулся на голос, и его нагнала Лисичка.
— Привет…
— Привет…
— Слушай, ты всё-таки совсем сумасшедший, правда? В хорошем смысле, я имею в виду. Как бы романтик, только, скорее всё-таки сумасшедший.
— Совсем. Правда.
— Почему ты не пошёл прощаться со мной?
— Не знаю, – соврал Лисёнок.
— Знаешь. Врёшь. Ладно, не важно. Ты будешь скучать? Я очень буду скучать по тебе, и буду часто тебя вспоминать.
— Пока не забудешь.
— Пока не забуду. А потом – когда буду вспоминать. А потом ты станешь просто воспоминанием, то есть не воспоминанием, а образом прошлого, из тех, про которые трудно сказать наверняка, когда это было, и было ли вообще? Но, что-то такое всегда будет шевелиться в моей душе и не давать мне покоя. Мне так кажется. Ты унёс моё сердце – усмехнулась она – как выражаются в твоих любимых книгах. Так, ну со мной понятно, а ты – ты будешь скучать?
— Да. Буду. Очень сильно. И очень часто. И, наверное, как раз я тебя не забуду никогда. Когда и если я доберусь до края света, я первым делом найду там нитки, на которых крепятся звёзды, и посмотрю нельзя ли их как-то менять местами, и если можно я передам тебе весточку. А если нет, то найду другой способ, наподобие этого.
— Ты совсем сумасшедший, всё-таки – ласково сказала Лисичка, – Прощай.
— Погоди, я не договорил.
— Но я уже попрощалась! Я же не могу дважды прощаться с тобой за один день, да ещё каждый раз вроде как навсегда! Пожалей влюблённое создание! Ну ладно, тогда здравствуй!
— Здравствуй, – Он взял её за лапы, — Я очень рад тебя видеть. Я ещё хотел казать, что если я всё-таки не дойду я обязательно явлюсь тебе, кажется, я умею это делать, мне отец рассказывал, вроде это не сложно. Хотя так, конечно, не узнаешь, пока не попробуешь.
— И он тебе являлся?
— Нет, но у нас были плохие отношения.
 Помолчали.
— Прощай, – Серьёзно сказал Лисёнок.
— Прощай, – Лисичка отпустила его лапки.
 Лисёнок отправился дальше, а Лисичка какое-то время смотрела ему в след. Солнце заходило, и на небе появлялись первые, редкие звёзды, и медленно, как всегда бывает в Ареале, с чувством собственного достоинства пошёл лёгкий снежок. На еловую ветку неподалеку села глупая птица-воробей, и начала что-то кому-то говорить на своём глупом наречии. Лисичка показала воробью язык, и побрела домой.