ВЧЕРА, или ШЕСТОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО СУЩЕСТВОВАНИЯ ДЕДА МОРОЗА

П.Шерешевский.       
 
 
 
 
ВЧЕРА,
или
ШЕСТОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО СУЩЕСТВОВАНИЯ
ДЕДА МОРОЗА
 
(Сказочка в двух действиях)
 
 
 
 
 
 
 
 

Действующие лица

Мальчик Сеня
Мальчик Ося
Арсений Калечный
Осип Тананин
Русалка
Старуха
Мурада
 
 
Действие первое.
Сцена 1. В ожидании Деда Мороза
Мальчик Ося и мальчик Сеня сидят под елочкой в детской.
 
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Ося, а Ося!..
МАЛЬЧИК ОСЯ. Чего, Сень, чего, Сень?
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Давай сегодня спать не будем.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Совсем-совсем?
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Совсем-совсем…
МАЛЬЧИК ОСЯ. Давай…
Пауза.
МАЛЬЧИК ОСЯ. А зачем?
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Новый год…
МАЛЬЧИК ОСЯ. А-а…
Пауза.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Ну и что?
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Дед Мороз придет.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Это вряд ли.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Придет, придет, со Снегурочкой…
МАЛЬЧИК ОСЯ. Не придет.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Придет.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Не придет.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Почему не придет, если придет?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Нет его потому что.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Как нет?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Так нет.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. А-а…
Пауза.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Кого нет?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Деда Мороза.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Конечно, нет.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Ну вот…
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Потому что он еще не пришел.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Кто не пришел?
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Дед Мороз.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Как же он может прийти, если его нет?
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Как же он может быть, если он еще не пришел?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Дурак.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Сам дурак.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Я говорю, что он не может прийти, потому что его нет.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Я понимаю. Но его нет только потому, что он еще не пришел.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Не может прийти то, чего нет.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Как нет?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Так нет.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Нет, я спрашиваю, как нет?
МАЛЬЧИК ОСЯ. А я отвечаю: «Так нет!»
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Дурак.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Сам дурак.
Пауза.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Хорошо. Задаем наводящий вопрос. Деда Мороза где нет?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Нигде нет.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Где это, нигде?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Ну, везде.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Как? Везде или нигде?
МАЛЬЧИК ОСЯ. И везде, и нигде.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Как это – и везде, и нигде?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Так это – и везде, и нигде. Это одно и то же.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Ты дурак?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Почему?
МАЛЬЧИК СЕНЯ. По-твоему, везде и нигде – это одно и то же?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Одно и то же.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Как это?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Ну, Деда Мороза нет нигде, то есть везде нету Деда Мороза.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Спрячься.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Зачем?
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Сейчас узнаешь.
Мальчик Ося прячется под кровать. Мальчик Сеня выходит из комнаты и возвращается обратно.
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Я захожу в комнату и ищу тебя. И не нахожу. Где же Ося? Где же Ося? Потом я вздыхаю — эх!.. – руками всплескиваю – хлоп! – и говорю: «Оси нет нигде». Понимаешь?
МАЛЬЧИК ОСЯ (из-под кровати). Чего?
МАЛЬЧИК СЕНЯ. Сейчас поймешь. (Мальчик Сеня выходит из комнаты. Из-за дверей кричит.) Я захожу… (Входит Арсений Калечный.) Где же Ося? Эх, хлоп, «Оси нет везде», — говорю. Глупость получается. Где-то же ты есть. Например, даже не в этой комнате.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Я под кроватью.
КАЛЕЧНЫЙ. Я знаю. Я не про то. Просто везде – это везде, а нигде – это нигде. Так не бывает: «нет везде».
МАЛЬЧИК ОСЯ. Про меня нельзя сказать, что меня нет везде, потому что я под кроватью.
КАЛЕЧНЫЙ. Дошло наконец.
МАЛЬЧИК ОСЯ. А Деда Мороза нет под кроватью.
КАЛЕЧНЫЙ.  Конечно. А где он есть?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Нигде.
КАЛЕЧНЫЙ.  Как это он есть нигде?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Так это – есть нигде. (молчание)
КАЛЕЧНЫЙ.  Дурак.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Сам дурак.  (молчание)
(КАЛЕЧНЫЙ. Эй, Оська, где ты? Как это нигде? Как это нигде? Так не бывает!
Вдруг калечный замечает полуголую женщину на кровати, под которую спрятался МАЛЬЧИК ОСЯ. Женщина потягивается, откидывает одеяло, садится.)
Пауза. Из-под кровати вылезает Осип Тананин.
ТАНАНИН. Мне в тюрьме на глаза гороскоп попался. А подожди-ка-с… Вот она – бумажечка-с… «Люди, родившиеся в этот день, — это я то есть, — натуры одержимые, творческие. Из них часто получаются неплохие актеры. К сожалению, неумение владеть собственными страстями часто приводит к тому, что они заканчивают свою жизнь в сточной канаве, под забором.» Так и написано, черным по белому-с – «в сточной канаве, под забором».
КАЛЕЧНЫЙ. Да от тебя и вправду мочой несет. Ты откуда такой, хорошенький?
ТАНАНИН. Оттуда, оттуда. Из-под забора-с. Я как это прочитал-с, волосы дыбом. Дескать, прыгай не прыгай, Осип Тананин, от себя не упрыгаешь… Как веревочка ни вейся, как дорожка ни крутись, — а все туда же – под забор в канаву-с. Так чего уж и упираться. Налей-ка водочки-с.
КАЛЕЧНЫЙ. Я не люблю тебя таким.
ТАНАНИН. А я тебя-с никаким не люблю… Что же из того-с? Водочки-то налей-с… Нет? Ладно, сами не гордые. (Подходит к бару.) Так, так, так, водочка стоит, через стекло ее видно, а ключика нет… (Бьет кулаком, разбивает стекло.) Сезам, откройся! Видишь, Калечный, я волшебные словечки знаю-с… (Пьет.)
КАЛЕЧНЫЙ. Пошел вон. Проспишься – придешь.
ТАНАНИН. И не надейся. Благодетель! Хе-хе!.. Тоже мне, благодетель выискался! Тошно у тебя, вылизано все, не по-христиански. Ты немец какой-то, басурманин чистоплюйский… От православного человека капустой квашеной нести должно, да углами неметеными, с паутиной.
КАЛЕЧНЫЙ. Что ты несешь, юродивый…
ТАНАНИН. Ты думаешь, я тебя люблю? То, что я тебе в уши пел, что ты, дескать, Алеша Карамазов да князь Мышкин в одном флаконе, — это я потехи ради. Тоже мне Алеша – колбасник Шульц! А помнишь – мы в общаге голодали – у всех стипендию выкрали? И ясно было – свой кто-то, больше некому. Так это я…
КАЛЕЧНЫЙ. Я знаю.
ТАНАНИН. Откуда?
КАЛЕЧНЫЙ. Видел…
ТАНАНИН. Видел?
КАЛЕЧНЫЙ. Видел,  как ты, недоумок, все в наперстки проиграл…
ТАНАНИН. Ну и в наперстки…
КАЛЕЧНЫЙ. Дурачок, у них же шарик-то поролоновый, они его между пальцев зажимают.
ТАНАНИН. А меня-то что ж не выдал? Пожалел? Друга…
КАЛЕЧНЫЙ. Нет… Просто уж больно забавно глядеть было, как ты рыдаешь да мамой клянешься, не я, дескать… А потом, как поверили тебе все, — уж ты возмущался. Кто ж это такой бессовестный, что у Калечного – души чистой да у девочки с ребенком выкрасть не постеснялся? Гореть ему в аду и в пламени, супостату…
ТАНАНИН. А я люблю так… Адреналин.
КАЛЕЧНЫЙ. Я тоже. Только я умнее… Поэтому от тебя мочой несет, а я в шелках от скуки дохну.
ТАНАНИН. Вот и вопросец – кто умнее-то… Смешно! Ей-Богу, смешно! Вот, кстати, еще смешная статеечка в городской хронике. Одно название чего стоит – «Мертвая снегурочка одарила рыбаков и прохожих». Обхохочешься!
КАЛЕЧНЫЙ. Ну-ка, ну-ка…
ТАНАНИН (читает). «Сегодня на рассвете автомобиль без номерных знаков, проломив чугунное ограждение, вылетел в Фонтанку в районе улицы Белинского. Прибывшие на место происшествия работники милиции и «Скорой помощи» не могли подступиться к образовавшейся полынье из-за огромного скопления народа. Возбужденные люди вылавливали из ледяной воды стодолларовые купюры. В результате два студента училища имени Мусоргского и грузчик соседнего гастронома, свалившиеся в воду, доставлены в Мариинскую больницу с тяжелыми обморожениями. Спасатели, подняв машину, обнаружили за рулем труп девушки в костюме Снегурочки. Никаких документов при ней не оказалось. Судебно-медицинская экспертиза нашла в ее крови целый коктейль из алкоголя и наркотиков. Вся машина в беспорядке завалена пачками долларов. Ведется следствие.» Смешно?
КАЛЕЧНЫЙ (смеется). Ну русалка! Ну молодец! Вот как настоящие снегурочки справляют свой праздничек! Родив от Дедушки Мороза младенца, новую годинушку, не дожидаются лета, когда и так неминуемо растают, а гульнув от души уходят под воду, в русалки! Не забыв одарить страждущих!
ТАНАНИН. Фу ты черт, Арсений! Да ты истеричка, оказывается.
КАЛЕЧНЫЙ. А эти-то, надежды музыкального и грузчицкого искусства, интересно, случайно свалились или сами нырять-моржевать вздумали? В порыве алчного героизма? Ты как думаешь?
ТАНАНИН. Я думаю, выпьем не чокаясь…
КАЛЕЧНЫЙ. Помин ее души… А была ли душа-то? Хе-хе… Пусть вода ей пухом будет… Одни мы с тобою, Оська, остались…
ТАНАНИН. Нет, это ты один… Вот тебе тоже подарочек новогодний, Дедушка Мороз. Время-то твое вышло, лето скоро, так что напоследок…
КАЛЕЧНЫЙ. Что такое?
ТАНАНИН. Шнурок шелковый, и мыла не потребуется. Приятно, небось, подарки получать… Тебе-то впервой…
КАЛЕЧНЫЙ. Нет уж, ты сам потрудись, ручки замарай. Нашелся император японский.
ТАНАНИН. Нет уж, ты сам… (Выходит.)
КАЛЕЧНЫЙ. Я хочу увидеть ее еще раз.
 
 
Сцена 2. Старуха.
 
КАЛЕЧНЫЙ. Я хочу увидеть ее еще раз…
Появляется старуха.
СТАРУХА. Смотри, пожалуйста…
КАЛЕЧНЫЙ. Ты… ведьма старая! Как ты сюда попала?
СТАРУХА. Да уж попала… Хочешь – смотри, любуйся… Хе-хе… Только я уже старенькая… Не стоит, небось… корешок?
КАЛЕЧНЫЙ. Вон! Мурада, что за безобразие? Ты решила собрать в моем доме все вонючее отребье этого города?
СТАРУХА. А Мурады нету. Она с девочкой во дворе гуляет, с Танечкой. Колясочку покачивает и мычит. Сказать-то не могут ничего, что малая, что дылда великовозрастная. Смотрят друг на дружку, лыбятся и мычат: «Му-гу… му-гу…» Говорливая у тебя доченька вырастет, с такой нянюшкой, развитая…
КАЛЕЧНЫЙ. Кто ты?
СТАРУХА. Русалочка, из сказки… Только ста-а-аренькая… Хе-хе…
КАЛЕЧНЫЙ. Прекрати, тварь! Чего тебе?
СТАРУХА. Перво-наперво коньячку и шоколадочку – закусить.
КАЛЕЧНЫЙ. Старая, вонючая… Только врожденная брезгливость мешает мне выкинуть тебя… Как ты сюда попала?
СТАРУХА. Раскипятился, голубчик. Сам же сидел причитал: «Я хочу увидеть ее еще раз». Хотел – смотри.
КАЛЕЧНЫЙ. Я схожу с ума! Я схожу с ума! Кто ты?
СТАРУХА. Русалочка… Только ста-а-аренькая. Налей коньячку, уважь старушку… Может, и старушечка тебе в чем пособит.
КАЛЕЧНЫЙ. А-а! Вот оно… Начинается безумие. Не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох да сума… Вася, ты? Иди ты на хуй, Вася! Ты в меня тоже не верил… ну что ж, пей… Пей, закусывай.
СТАРУХА. Вот и молодец, гусарик…
КАЛЕЧНЫЙ. Собственное безумие, как и все на свете, нужно встречать гостеприимно и с достоинством. «Веди себя достойно» — учила меня моя бабушка… За что выпьем?
СТАРУХА. Со свиданьицем… У-у, коньячок… Ой, хорошо, не могу… Шоколадочка… Сладенькая…
КАЛЕЧНЫЙ. «Страх увечья влечет меня к увечным, к уродам, карликам, горбатым, прокаженным»… Даже мое безумие является вонючей развратной старухой…
СТАРУХА. Опять ругаться, гусарик?
КАЛЕЧНЫЙ. Да нет… Как тебя величать?
СТАРУХА. Ты же не хотел знать моего имени… Вот и величай русалочкой…
КАЛЕЧНЫЙ. Удивительно… Однажды я накурился марихуаны. И вдруг ощутил, что мои мысли не принадлежат мне. Они ускользали от меня неведомыми тропками, а я бегал за ними с сачком и не мог догнать. Я думал – вот он, ужас безумия. Но сейчас у меня трезвая голова, мне забавно и любопытно. Коньяк вкусен, как никогда, шоколад горько-сладок сильнее обычного… Как обыденно, оказывается, сходят с ума…
СТАРУХА. Ты опять не узнаешь меня? Искренне?
КАЛЕЧНЫЙ. Ты та самая старуха, которая, закусывая моим пирожком, звала меня к себе в койку…
СТАРУХА. А тогда… Тогда ты не узнал меня?
КАЛЕЧНЫЙ. Бог мой, я помешался уже тогда! «А твоя душа уйдет в воду, унесет ее на чешуйчатом хвосте…»
СТАРУХА. «А тело, неприкаянное, бродить будет из стороны в сторону, из стороны в сторону, как рыба на бечеве, крючок заглотив».
КАЛЕЧНЫЙ. Ты все знала… Уже тогда… Кто ты?
СТАРУХА. Я рассказала тебе сказку про русалочку, теперь ты хочешь рассказать мне про белого бычка?
КАЛЕЧНЫЙ. Ее слова! Ее слова! Не верю! Откуда ты могла бы знать?
СТАРУХА. Пора бы уже поверить в невероятное… Не в глупое безумие, а в сказочную очевидность! Кто я?
КАЛЕЧНЫЙ. Кто ты?
СТАРУХА. Кто я? Отвечай!..
КАЛЕЧНЫЙ. Не знаю… Не верю…
СТАРУХА. Кто я?!
КАЛЕЧНЫЙ. Моя русалка!
СТАРУХА. Повтори.
КАЛЕЧНЫЙ. Моя русалка! Татьяна моя! Возлюбленная моя! Душа моя!
СТАРУХА. Когда ты поцелуешь меня, ты увидишь меня прежнюю. Ту, с которой ты встретился без малого год назад.
КАЛЕЧНЫЙ. Я поцелую тебя и увижу тебя прежнюю…
СТАРУХА. Только…
КАЛЕЧНЫЙ. Что только ?
СТАРУХА. Только ты снова все забудешь…
КАЛЕЧНЫЙ. Я поцелую тебя. Иди ко мне, душа моя, русалка моя!
Калечный целует Старуху, сначала сдерживая отвращение, потом все нежнее и нежнее. Старуха превращается в Русалку.
 
ПЕСЕНКА
КАЛЕЧНЫЙ. Кто ты, чьи эти руки и плечи?
Чья жилка пульсирует у виска?
Кто мне улыбается свысока,
Даже потом в телесной расплавившись сече?
РУСАЛКА. Кто я? Я то, что ты хочешь услышать,
                        Русалка, раба для халифа на час,
                        Цыганка с медведем – эх раз, еще раз!
                        Голубка в руке или кошка на крыше.
ХОРОМ. По венам, по венам, по венам сквозь
                        По венам, по венам, по венам жизнь.
                        Руки как угодно, ноги врозь
                        Мгновение, ты прекрасно, остановись.
КАЛЕЧНЫЙ. Кто ты, чье тело трепещет и бьется?
                        Кто ты, так близко и так далеко?
                        От поцелуев твоих молоко
                        С кровью взамес на губах остается.
РУСАЛКА. Кто я? Я то, что проходит сквозь пальцы,
                        След на воде, вздох младенца во сне,
                        Запах прибоя, и там, в вышине,
                        Птиц с облаками воздушные танцы.
ХОРОМ. По венам, по венам, по венам сквозь
                        По венам, по венам, по венам жизнь.
                        Руки как угодно, ноги врозь
                        Мгновение, ты прекрасно, остановись.
 
 
Сцена 3. Русалка.
Дом свиданий. На разобранной постели возлежат Калечный и Русалка.
 
КАЛЕЧНЫЙ. Кто ты?
РУСАЛКА. Я – то, что ты хочешь услышать…
КАЛЕЧНЫЙ. Кто ты?
РУСАЛКА. Я – русалочка из сказки. Я обменяла свой чудный голос на человеческие ноги. Теперь я научилась их раздвигать. Я не продешевила? Достойная мена?
КАЛЕЧНЫЙ. Мне сложно судить. Я не слышал голоса…
РУСАЛКА. Ты видел ноги. Ты даже чувствовал их тепло.
КАЛЕЧНЫЙ. Поверь мне, ты никогда не была мужчиной – все ноги одинаковы. Есть момент, когда уже неважно, кто извивается под тобой – звезда кабаре или косолапая карлица.
РУСАЛКА. Или семидесятилетняя старуха?
КАЛЕЧНЫЙ. Возраста нет. порою боковым зрением я вижу лик ангелицы или плотоядной распутницы, а развернув зрачок фронтально, натыкаюсь на пожилую даму в старомодной шляпке и понимаю – за секунду до этого мне открылась ее суть, то, какой она была в свои двадцать.
РУСАЛКА. Добрый глаз.  Я вижу наоборот.
КАЛЕЧНЫЙ. И каков же буду я в свои девяносто?
РУСАЛКА. Мой закон – не обижать гостей.
КАЛЕЧНЫЙ. Меня невозможно обидеть. Мне можно только перейти дорогу. Говори.
РУСАЛКА. Слезящиеся глаза, неопрятная вечная козявка из ноздри и унылое хвастовство беззубым ртом, которое уже никто не слушает, а если прислушается – не поймет, невнятно.
КАЛЕЧНЫЙ. Брехня. У меня достаточно денег, чтобы вставить себе зубы и купить слушателей, которые будут жадно внимать каждому моему слову.
РУСАЛКА. На бескорыстных слушателей ты не надеешься?
КАЛЕЧНЫЙ. По любви? Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Мне не нужно любви – на это у меня есть деньги.
РУСАЛКА. Философия?
КАЛЕЧНЫЙ. Философия.
РУСАЛКА. Понятно, почему ты здесь.
КАЛЕЧНЫЙ. Опять ошибка. Ты – всего лишь случайность, подарок коллеги. Женщины делятся на продажных и тех, которые стоят дороже. Обычно я предпочитаю вторых и даже люблю переплатить – чем больше ты заплатил, тем дороже становится покупка. Я же люблю шикарные вещи, эксклюзив. Так проще поверить в иллюзию.
РУСАЛКА. Какую?
КАЛЕЧНЫЙ. Любви… В ту, которой нет, но очень хочется испытать. Я разболтался. Предпочитаю задавать вопросы и слушать. Какой будешь ты, когда пожухнешь и сморщишься?
РУСАЛКА. Пустота. Я не доживу.
КАЛЕЧНЫЙ. Рисуешься. Запомни, русалка, нет ничего дороже жизни, даже дряблой и ползущей, но жизни, дыхания.
РУСАЛКА. Дыхания… Очень жарко. Наш город с каждым годом превращается в Сахару. За два месяца ни одного завалящего дождика. Пекло, пекло, пекло… Мне кажется, мы при жизни попали в ад. Ты был в Мексике?
КАЛЕЧНЫЙ. Нет.
РУСАЛКА. Я тоже. Знаешь, с двух до пяти жизнь там вымирает, закрываются лавки, таверны – все. Сиеста. Все спят. Спят и видят сны об айсбергах и пингвинах. Уходи. Мне было хорошо с тобой, интересно, но сейчас у меня сиеста. Сон.
КАЛЕЧНЫЙ. Я решаю, когда уходить.
РУСАЛКА. Я тебя обидела?
КАЛЕЧНЫЙ. Нет. Меня невозможно обидеть – уже говорил.
РУСАЛКА. Тогда уходи. Пожалуйста.
КАЛЕЧНЫЙ. Повторяю. Я решаю, когда уходить. Dictum. Сказано. Кто ты?
РУСАЛКА. Я рассказала тебе сказку про русалочку, теперь ты хочешь поведать мне про белого бычка?
КАЛЕЧНЫЙ. Кто ты?  (Пауза.) Молчишь? Я сделаю тебе
                        Такое предложенье, от какого
                        Не сможешь отказаться, не захочешь…
                        Ты продаешь себя, свои объятья,
                        Мед поцелуев, нежность междуножья,
                        Тебе не привыкать… Я покупаю
                        Все это и еще немного больше
                        На целый год.
РУСАЛКА.                           Забавно… Руку с сердцем
                        Мне предлагаешь?
КАЛЕЧНЫЙ.                                  Боже упаси…
                        Мы незнакомы – наше незнакомство
                        Не нужно нарушать – в нем суть и смысл.
                        Ты ладно скроена, цинична и продажна,
                        Умна и рассудительна – букет
                        Роскошный и благоуханный.
РУСАЛКА.                                                   Abbastanza.
                        Спасибо за признание заслуг
                        И комплименты бедной потаскухе.
                        Чего ты хочешь?
КАЛЕЧНЫЙ.                             Сделки. Сдай в аренду
                        Мне свое чрево и роди ребенка!
РУСАЛКА.  Я не хочу детей.
КАЛЕЧНЫЙ.                       Я так и знал!
                        Ты мне подходишь идеально! Браво!
                        Переходящие в овацию хлопки!
                        Ребенок, от тебя рожденный, будет
                        Моим, моею плотью, кровью,
                        Моим наследником, твореньем, продолженьем…
                        А ты – ты растушуешься в тумане,
                        И слово «мама» он не будет знать,
                        Но лишь «отец».
РУСАЛКА.                                Ты шутишь?
КАЛЕЧНЫЙ (пишет на салфетке и показывает ей написанное). Эта сумма
                        Тебя устроит? Ровно через год
                        Ты головой встряхнешь и позабудешь
                        Меня, его, ты скажешь: «Это было
                        Вчера!» Отжито и забыто.
                        И утекло, как прошлогодний снег
                        Водами вешними. Задумайся, русалка,
                        Ты снова волны обретешь.
РУСАЛКА.                                                  О да, я помню …
                        Сквозь марево… Да… У меня был голос,
                        В погоне за которым корабли
                         О рифы разбивались.
КАЛЕЧНЫЙ.                                   Если голос
                        Таков был – ты продешевила.
РУСАЛКА.   Быть может… может быть…  Но не жалею…
                        Уйди… Сиеста… Я хочу уснуть.
КАЛЕЧНЫЙ. Вопрос поставлен – нет ответа.
РУСАЛКА.                                                       Я б хотела
                        Подумать.
КАЛЕЧНЫЙ.                 Хорошо, подумай.
                        Подумай хорошо, но только помни:
                        На этом свете каждый заменим.
                        Я жду тебя с ответом. Жду неделю.
                        Прощай, русалка…
Выходит.
 
 
Сцена 4. Сквозь зеркало.
Русалка усаживается у зеркала, начинает намазывать кремом лицо, поднимает глаза и видит вместо собственного отражения старуху.
 
СТАРУХА. Что вытаращилась, вытараска?
РУСАЛКА. Я схожу с ума?
СТАРУХА. Хе-хе… Бабуси испужалась… «Взгляни в зеркало искоса…» «Я не доживу… пустота…» Доживешь – не доживешь, а почему бы и не повидаться-познакомиться?
РУСАЛКА. Кто ты?
СТАРУХА. Ты… Ты, сердешная, ты… А ты – я. Вот такие пирожки с котятами.
РУСАЛКА. Не верю…
СТАРУХА. А чему тут не верить, девочка? На то и зеркало, чтоб в нем отражаться. Это даже мартышки со временем уясняют. Закури, девочка.
РУСАЛКА. Зачем?
СТАРУХА. Охота табачку твоего отведать. (Русалка закуривает.) Ух, папироски-то какие сладенькие… Хорошо, молодой-то, я уж и позабыть успела… Доставишь мужичонке удовольствие, сама понежишься, пораскачиваешься, а он тебе за это еще и то-се, папироски-конфеточки…
РУСАЛКА. Вонь-то какая…
СТАРУХА. От меня-то? Неужто через стекло чуешь? Нос не вороти, свое не пахнет, свое – родное… Бабушка ж, милая моя, почитай полгода в водичке не резвилась… А ничего, принюхалась, пообвыклась.
РУСАЛКА. Врешь, врешь, старуха! Я другая!
СТАРУХА. Ага, белая и пушистая, хе-хе…
РУСАЛКА. Врешь! Врешь! Что же ты подхихикиваешь ежесекундно, что же за тон елейный, наглый, прибауточки какие-то скабрезные… Я другая, и грязная, и страшная стать могу, но другая!
СТАРУХА. Ой, раскраснелась, душечка. Тон ей мой не нравится, присказки-прибауточки. Проживи свое, сердешная, узнаешь, откуда что взялось.
РУСАЛКА. Сейчас я тебя тряпкой завешу – и все. И все хорошо будет.
СТАРУХА. Напужала! Нужна ты мне больно, сыкуха! Да хоть и вовсе зеркало разбей… Я-то про тебя все знаю, а ты помыкайся, шишек понабивай…
РУСАЛКА. Морочишь ты меня. Ни одному слову твоему не верю.
СТАРУХА. Когда мне было пять, я была страшная фантазерка. С подругой Адочкой – вспоминаю, будто сон вижу, детство, оно как сон – так вот, с подругой Адочкой, с которой во дворе гуляли, на скакалочке прыгали, мы вдруг поняли, что весь мир ненастоящий. Морок, мираж, небылица, вертит нас, к краю подводит, ошибки ждет, чтоб проглотить. А правит всем Баба Яга. И люди все – Бабы Яги куклы, марионетки. А мы с Адочкой только настоящие, живые, но виду подавать не должны, что про хитрость эту Бабки-Ежкину догадываемся. И до того заигрались, что уверовали же в эту ерунду. И как сейчас помню – утро, туман, я не проснулась еще, от сырости ежусь, а мама меня по мокрому асфальту за ручку ведет. А я на нее смотрю и думаю: «Неужели и она не настоящая, такая добрая, родная, а ненастоящая?» И страшно от этих мыслей жутко…
РУСАЛКА. К чему ты это мне рассказываешь?
СТАРУХА. Откуда бы мне все твои бредни малолетские знать-вспоминать, если я не ты?
РУСАЛКА. Бред какой-то. Я не верю…
СТАРУХА. Зазамочь рот и слушай. Дырка глупая. Ничто не вечно… Все облетает, жухнет и сморщивается. Ты, лапа, не ломайся, а старость свою обеспечь. Чтоб потом сапогами с покойников в темной подворотне не торговать.
РУСАЛКА. Он не узнал меня! Он!
СТАРУХА. Влюбилась. Знаю, сыкуха, знаю. Потому и встретиться пришлось, повидаться. Ты это все заморочь в себе али выжги.
РУСАЛКА. Но я не хочу… Не хочу.
СТАРУХА. Не хочет она! Видали! Ты запомни, девочка, он лишь эту слабину в тебе почует – зачурается от тебя, как от чумной. Попользует, конечно, но чада от влюбленной кошки ему не надо.
РУСАЛКА. Не хочу!.. не хочу…
СТАРУХА. Поцелуемся, доча. Ни хвоста тебе, ни чешуйки.
РУСАЛКА. К черту!
 
 
Сцена 5. Встреча старых друзей.
Дом Арсения Калечного. Звонок. Калечный открывает дверь. Там Тананин.
 
КАЛЕЧНЫЙ. С годами не свежеют наши лица,
                        Они в следах излишеств и пороков,
                        И души не становятся прекрасней.
                        Да, время украшает лишь коньяк
                        И статуэтки из фарфора. Нас же
                        Оно жует, жует, жует и скоро сплюнет
                        Прогоркшей жвачкой из коровьих губ.
                        Гляжусь в тебя, спитого проходимца,
                        Как в зеркало, до головокруженья.
ТАНАНИН. Впусти, Арсений, некуда идти.
                        Я не могу порхать – облезли крылья.
                        Пыльца истерлась о чужие пальцы,
                        Разбили ноги тысячи дорог,
                        Живой души, которая при встрече
                        Сетчатку увлажнит, раскрыв объятья,
                        Нет в целом свете.
КАЛЕЧНЫЙ.                                   Ты желанный гость.
                        Откуда к нам?
ТАНАНИН.                          Оттуда, где на нарах
                        Шестнадцать обнаженных мужиков
                        Теснятся и смердят, где никогда
                        Не выключают свет, а спят посменно,
                        Где силою ебут себе подобных,
                        Баланду жрут, дней не считают – сбились
                        Со счета, ждут суда и чифирят.
КАЛЕЧНЫЙ. Да, от сумы и от тюрьмы
                        Не зарекаться нам велит Фортуна.
                        За что?
ТАНАНИН.              Нет, в прошлом все, а кто вспомянет,
                        Тому глаз вон…
КАЛЕЧНЫЙ.                       Всю жизнь боюсь ослепнуть.
                        Так, к слову… Страх маниакальный
                        Увечия влечет меня к увечным,
                        К уродам, карликам, горбатым, прокаженным.
                        Щекочет ноздри, нервы мне щекочет
                        Овеществленный вид подспудных страхов,
                        И растревоженная робкая душонка
                        Освобождается здоровым чихом -
                        Апчхи! Апчхи! Апчхи!
ТАНАНИН.                                          Твое здоровье.
КАЛЕЧНЫЙ. Мурада, ангел мой, явись пред очи…
ТАНАНИН. Как, ты женат?
КАЛЕЧНЫЙ.                       Чуть-чуть… Не это слово… (смеется)
                        Здесь логово мое, моя берлога,
                        Убежище от сил враждебных вихрей,
                        Которые порой над нами веют.
Входит Мурада.
                        Она – немая. И в ее объятья
                        Я падаю пустой и изможденный
                        После разбойных вылазок, она
                        Недели напролет, клубком свернувшись,
                        Ждет лишь меня, вся обратившись в слух,
                        И различает шаг мой за полмили,
                        И воем радостным меня встречает,
                        Она – моя возлюбленная сука,
                        Собака верная моя. Мурада,
                        Позволь тебе представить – друг Тананин,
                        Артист, поэт, подонок, вор, короче,
                        Не слишком ловкий опыт Дед Мороза
                        (иные его Богом называют)
                        скопировать меня… Умой, одень
                        и накорми, и постели постели…
ТАНАНИН (Мураде). Вы слышите?
КАЛЕЧНЫЙ.                                   Натюрлих! Покажи
                        Ему причину своего молчанья.
Мурада открывает рот.
                        В аулах горных дикие законы.
                        Там нравственность блюдут и честь семьи.
                        А раз не ублюдут – взбледнут с лица
                        И воздаянием жестоким восстановят
                        Поруганную честь. Ей брат родной
                        Язык отсек недрогнувшей рукою.
                        Она бежала, я ее нашел,
                        Одетую в лохмотья, на вокзале.
                        Она, как шавка уличная, взглядом
                        Выклянчивала жалкие объедки.
                        Я ей хозяин. Любящий хозяин.
                        Любовь, любовь, любовь – смешное слово…
ТАНАНИН. Да, обхохочешься.
Принимает из рук Мурады чистое белье и одежду.
                                                     Кудесница, спасибо
                        За чистое белье. Хрустит рубашка,
                        Волшебный запах, позабытый, детский.
                        Я слишком грязен и душой, и телом
                        Для роскоши такой. Позволь, омою
                        Коросту грязи под живой струей.
КАЛЕЧНЫЙ. Валяй, маршируй в душ. Смой с себя вшей и высокопарность.
ТАНАНИН. Я не вшивый. Мы там раз в неделю чистки проводили, бензином тварей травили. Честное слово.
КАЛЕЧНЫЙ. Ты еще здесь? Беги, беги, купайся. Мурада, набери ему ванну с пенкой, пусть понежится, посибаритствует. И мигом обратно. Устроим пир на весь мир, в честь встречи старых друзей, за свободу, за освобождение. И выпьем, и закусим. Такого разнообразия всяческого пойла не виделось тебе, Тананин, в самых смелых острожных снах.
ТАНАНИН. Я не пью.
КАЛЕЧНЫЙ. Знаю, знаю. За освобождение. Ну что, говорливая моя, струя с шипением наполняет ванну, а наш незваный, но желанный гость разоблачает свои телеса в предвкушении райского блаженства. Что же. Шустри, жарь, парь, режь, намазывай, откупоривай. Попотчуем старого друга на славу, от всей души, по-царски. Он заслужил. Заслужил.
Звонок в дверь.
О, гость пошел косяком. (Открывает дверь.) Явление следующее – те же и Русалка.
РУСАЛКА. Я согласна…
КАЛЕЧНЫЙ. Мурада, эта женщина будет жить здесь, в моем доме.
РУСАЛКА. Но…
КАЛЕЧНЫЙ (Мураде). Не слушай ее. После ужина ты приготовишь и для нее комнату. Ты будешь исполнять все ее прихоти. Кроме одной. В течение года она не должна, не имеет права перешагнуть порог этого дома.
РУСАЛКА. Но…
КАЛЕЧНЫЙ (не обращая на нее внимания). Если она уйдет – ты уйдешь следом. И еще. Запоминай, Мурада! Ты никогда не должна интересоваться ее именем. У нее нет имени. Ты никогда не должна позволять ей алкоголь и табак. Ты не имеешь права давать ей никакие лекарства без моего ведома. Все остальные желания этой женщины – закон.
РУСАЛКА. Но…
КАЛЕЧНЫЙ. Мурада, можешь вернуться к своей стряпне. Вы, прекрасная незнакомка, фигурально выражаясь, с корабля на бал. Скрепим вином и снедью нашу – так сказать – помолвку, и для вас, Русалка, наступит пост…
РУСАЛКА. Но… Я не согласна на это.
КАЛЕЧНЫЙ. Мой слух изменил мне? Я только что слышал противоположное.
РУСАЛКА. Но не на это. Я не согласна на тюрьму.
КАЛЕЧНЫЙ. А как бы ты хотела? Ты – лишь грядка, плодородная почва. Неужели ты думаешь, я посадил бы драгоценный цветок на клумбе в общественном парке, где каждый проходимец может сорвать его, затоптать, облить помоями? Нет уж. На год из клумбы тебе придется превратиться в мою личную оранжерею. Безупречное питание, покой и только хорошие эмоции – вот что я уготовил тебе. В моих словах есть логика?
РУСАЛКА. Да уж, в логике не откажешь…
Входит посвежевший умытый Тананин.
О-о! С легким паром, душа Тананин!
ТАНАНИН. Как заново родился. (Замечает Русалку.) Ты?
РУСАЛКА. Я…
ТАНАНИН. Здесь?
РУСАЛКА. Здесь…
КАЛЕЧНЫЙ. Да, да, Тананин, забыл тебе представить. Русалка, мать моего будущего ребенка.
Мурада вскрикивает, порезав палец.
Что такое? Мурада, ловкая ты моя, порезалась? Тананин, а у нас Мурада порезалась. Помоги ей. Это же она для тебя расстаралась, от усердия и обрезалась.
ТАНАНИН. Помочь? Чем могу?
КАЛЕЧНЫЙ. Полижи ей палец, кровушку останови, не в службу, а в дружбу. А то у нее языка нет. (Смеется.) Закуси кровушкой и прошу к столу, командор.
ТАНАНИН. Ты придумаешь… Извольте.  (Берет в рот палец Мурады.)
КАЛЕЧНЫЙ. А знаешь, каково целоваться с женщиной без языка? Ощущение, я тебе доложу. Рекомендую. Ну, как кровушка? Солона? Зверю только дай крови попробовать – дичает на глазах. Охотничий инстинкт. Ничем не остановишь.
ТАНАНИН. Почему? Молотком по голове чудненько можно остановить.
КАЛЕЧНЫЙ (хохочет). О да… Картина! Картина! Гений Тананин, сосущий палец! Секунду… Секунду… Мысль пробежала, хвостиком махнула. А скажи-ка, командор, отпетушили тебя в тюрьме?
Пауза.
ТАНАНИН (отпускает палец). Да…
Пауза. Русалка хихикает.
Тебе спасибо. За ванну теплую. Как заново родился. Всю грязь годовую с себя смыл. И аппетит волчий. Больно на твое изобилие смотреть, хозяин.
КАЛЕЧНЫЙ. Ну, так к столу. К столу, друг ты мой единственный. Заново родился, говоришь, командор?
ТАНАНИН. Почему командор?
КАЛЕЧНЫЙ. Так, мысль игривая, командор.
ТАНАНИН. Почему командор?
КАЛЕЧНЫЙ. Не бери в голову. Впрочем, сам знаешь, командор. Заново родился, говоришь? А хочешь, расскажу, душа Тананин,
                        Тебе на эту тему анекдот?
ТАНАНИН. Изволь, изволь…
КАЛЕЧНЫЙ.                       Бекончика отведай,
                        Грибков соленых, куры запеченной,
                        С хрустящей корочкой…
ТАНАНИН.                                      Волшебно.
КАЛЕЧНЫЙ.                                                     Рад, Тананин,
                        Что угодил тебе. Не подавись
                        От жадности.
ТАНАНИН. (Мураде).         Кудесница!
КАЛЕЧНЫЙ.                                          Спасибо
                        На добром слове и от говоруньи,
                        Хозяйки нашей. Слушай же, Тананин,
                        Мой анекдот. Звонок, и человек
                        Встает с постели, машинально тапки
                        Нащупывая босыми ногами,
                        Он к двери ковыляет, отпирает,
                        Не спрашивая, кто – бац – перед ним
                        Фигура: Смерть с  косой при всем параде.
                        Ты веришь в Смерть, Тананин?
ТАНАНИН.                                                 Верю, верю.
                        И в Смерть, и в домовых, и в Дед Мороза
                        С Снегурочкой – о, я любитель сказок.
КАЛЕЧНЫЙ. Как это верно, ведь Снегурочка и Смерть –
                        Одно лицо. Забавная двузначность. Наличие одной косы для уборки травы, коровьей пищи, в нашем сознании неизбежно вызывает присутствие другой – заплетенной, русой, от затылка до самой попы. Эта же, вторая коса, неизбежно ассоциируется с женщиной приятной наружности, попросту говоря – неземной красоты. Как видишь, сия особа ассоциируется у нас одновременно и с прекрасной незнакомкой, облик которой растушеван туманной дымкой, и с обнаженным, внятным черепом, укрытым белесым капюшоном. Ты кушай, кушай.
ТАНАНИН. Я кушаю, кушаю.
КАЛЕЧНЫЙ. Теперь совместим два образа женщины с косой, как совместили бы мы два дагерротипа, два рентгеновских снимка наших страхов.
ТАНАНИН. И что же мы видим?
КАЛЕЧНЫЙ. Как при взгляде на прекрасную плоть человек утонченно-мрачный провидит порой скелет за этой аппетитной оболочкой, так же, с точностью до наоборот, за жестким, отталкивающим черепом провидим мы прекрасное, но неопределенное, смутно манящие черты.
ТАНАНИН. Влеченье к смерти? Ново. Что же, кончен
                        Твой анекдот?
КАЛЕЧНЫЙ.                      Еще не начинался.
                        Итак, герой наш замер – жив ни мертв –
                        При виде гостьи этой на пороге.
                        Она же молча отдает записку
                        И удаляется. Дрожащими руками
                        Герой бумагу расправляет, – буквы пляшут,
                        Одно лишь слово – слово «послезавтра»
                        Сложилось из вальсирующих букв.
                        Герой бежит к друзьям и с ними топит
                        В вине и оргиях свой страх. Наутро – то же.
                        Звонок – за дверью Смерть – в руке записка –
                        В записке слово  — «завтра» — наш герой
                        Садится на троллейбус, навещает
                        Старушку мамочку, ее по ручке гладит,
                        И про себя твердит одно: «Прощай».
                        А к вечеру он пьян и спит в одежде…
                        Звонок – он открывает и не смеет
                        Глаза поднять, он ждет, – но в помертвевшей
                        Руке он чувствует бумагу, расправляет
                        И разбирает страшное «сегодня».
                        Душ принят, идеальный черный смокинг
                        На нем сидит влитой, и бледны щеки,
                        Отскобленные бритвой безопасной.
                        Герой на длинном праздничном столе
                        Лежит и ждет, ждет, ждет, ждет, ждет, ждет, ждет,
                        Ждет, ждет, ждет, ждет, ждет, ждет – и засыпает.
                        А просыпается разбуженный звонком.
                        Глаза несмело открывает, со стола
                        Слезает, на негнущихся ногах
Ползет по коридору, опираясь
О стены, о шкафы, о зеркала,
Завешенные загодя платками,
Он полуспит, он не в своем уме,
Он открывает дверь, он видит Смерть,
Она дает записку, он читает…
ТАНАНИН. «Вчера».
КАЛЕЧНЫЙ.           Ты угадал – «вчера».
                        Как думаешь, Тананин, наш герой
                        Почувствовал ли заново рожденным
                        Себя?
ТАНАНИН.              «Вчера». Мы все живем вчера.
                        Мы умерли, но смерть свою проспали
                        И продолжаем пачкать этот свет.
Русалка закуривает.
Ты куришь?
РУСАЛКА. Курю…
ТАНАНИН. А раньше не курила…
РУСАЛКА. Раньше не курила…
КАЛЕЧНЫЙ. Простите, господа, но мы с Мурадой
                        Вас оставляем здесь наедине.
                        Прошу, займитесь светскою беседой
                        И трапезой. Мурада, приготовим
                        Гостям апартаменты. Не скучайте…
ТАНАНИН. До скуки ли с такою чаровницей
                        За пиршеством…
Мурада и Калечный уходят.
Изменилась…
РУСАЛКА. Волосы.
ТАНАНИН. Что – волосы?
РУСАЛКА. Отросли.
ТАНАНИН. Нет, глаза другие.
РУСАЛКА. Какие?
ТАНАНИН. Чужие.
РУСАЛКА. Вот ты о чем… Всегда и были…
ТАНАНИН. Ты забыла…
РУСАЛКА. И тебе пора…
ТАНАНИН. Ты забыла…
РУСАЛКА. Я пойду.
ТАНАНИН. Сиди.
РУСАЛКА. Что вы имеете мне сказать?
ТАНАНИН. Напомнить… То, что ты забыла.
РУСАЛКА. Я вся внимание.
ТАНАНИН. Пусть не будет твоей кожи
                        И моей кожи,
                        А только наша.
                        Пусть не будет твоей сетчатки
                        И моей сетчатки,
                        А только наша.
                        Пусть не будет твоих пальцев
                        И моих пальцев,
                        А только наши.
                        Пусть не будет твоего сна
                        И моего сна,
                        А только общий.
                        Пусть не будет тебя,
                        Пусть не будет меня,
                        Мы останемся вместе,
                        Мы останемся вечно.
РУСАЛКА. Сентиментальный вы человек, Осип Тананин. Патока, патока, сироп. Во рту пересладко.
ТАНАНИН. Это наша молитва. Каждую ночь, засыпая на моем плече, ты повторяла за мной эти слова. Ты все забыла. Забыла, как мы сочиняли их, строчка за строчкой.
РУСАЛКА. Сироп. Всегда и был сироп. А как поживают ваша женушка и сын малолетний?
ТАНАНИН. Не знаю.
РУСАЛКА. А вот это – нехорошо.
ТАНАНИН. Нехорошо. Тебе спасибо…
РУСАЛКА. Пожалуйста.
ТАНАНИН.                    Тому назад три года
                        Меня шальным попутным ветром занесло
                        На родину в любимый Мухосранск,
                        Ужопинск, Тютюши, короче – город,
                        Меня вскормивший сиською своею,
                        Знакомый, как свои пять, несмердящий,
                        По этой же причине, что свое –
                        Оно не пахнет.
РУСАЛКА.                           Что за страсть – помои
                        Себе же в душу лить?
ТАНАНИН.                                      Да, что за страсть?
                        Мне мальчик встретился, чумазый, лет семи,
                        Он ковырял носком ботинка в луже,
                        Вдруг, взгляд поймав мой, словно онемел,
                        Взгляд опустил, вновь поднял, вновь и вновь
                        Проделав упражнение зрачками,
                        Собрался с духом, подошел и обнял
                        И носом в пузо ткнулся.
РУСАЛКА.                                              Неужели?
                        Подумайте! Страсть к пробам и ошибкам
                        Тебя, Тананин, довела до страсти
                        К мальчишьим ягодицам?
ТАНАНИН.                                                 Ха-ха-ха.
                        Он носом в пузо ткнулся; «Папа, — шепчет,
                        Вернулся папа!» — и холодный пот.
                        Захар мой, сын… Узнал… Через три года…
                        А я… а я…
РУСАЛКА.                           Две буквы алфавита.
                        Последняя и первая: Я – А.
                        А дальше что?
ТАНАНИН.                          Что дальше? Ты права.
                        Лишь буквы алфавита, звук пустой –
                        Вот что такое я. Но не отец.
                        Все ты, как здесь зовут тебя, Русалка…
                        Напела, заманила, и корабль
                        Разбился мой о скалы.
РУСАЛКА.                                       Ну, поплачь.
                        Ты любишь, не скупую, не мужскую –
                        Навзрыд, как баба…
ТАНАНИН.                                      Я тебя убью.
РУСАЛКА. Неплохо бы, да верится с трудом.
 
 
 
 Сцена 6. Ночь.
Спальня Калечного ночью того же дня.
 
КАЛЕЧНЫЙ. Мурада, поменяй мне белье.
МУРАДА. (Разобрать то, что она говорит, практически невозможно, это набор гласных звуков, обильно сдобренный жестикуляцией. Но чтобы не заставлять читателя разгадывать ребусы и загадки, передавая ее речь на бумаге, напишем то, что она хотела бы сказать). Почему не я? Почему не я?
КАЛЕЧНЫЙ. Не мычи. Ты мне тем и дорога, что безъязыка. Идеальная женщина – молчащая сирота с добрыми глазами. Не разрушай очарованья.
МУРАДА. Я тоже хочу родить тебе ребенка! Я тоже хочу родить тебе ребенка! Я могу! Я могу!
КАЛЕЧНЫЙ. Что-что-что? Ты сама мне дитятку произвести хочешь? Я правильно понял?
МУРАДА. Да! Да! Да! Я могу! Я могу!
КАЛЕЧНЫЙ. Это забавно… Посади свинью за стол – она и ноги на стол. Вот уж не думал, что это про тебя. Подобрали, отмыли, накормили, спать уложили – ей все мало.
Мурада замолчала, стала перестилать белье.
Обиделась? Не обижайся, я не со зла. Я, видишь ли, к тебе привязан. Как к Тузику, пес у нас во дворе в детстве такой жил… А эта самая привязанность в планы мои не входит. Сопишь? Да тебе и не понять… Думают ли животные? Думает ли Мурада?
                        Есть мысли у телят?
                        Я видел, как телята
                        Хвостами шевелят
                        И вдаль глядят куда-то.
                        Я бабушку спросил:
                        — Умеют думать звери?
                        Она сказала:
                                          — Нет.
                        Но я еще проверю…
Агния Барто. И на картинке лужок и теленок, похожий на сенбернара… Но грустный, как полагается. Зато ты, Мурада, молишься… Сидит в уголку, губками шевелит… Тоже ведь человек…
Мурада выходит, предварительно поцеловав Калечного в лоб.
Книжки ни одной не прочитала, слов знает десяток, но тварь Божия.
Пауза. Входит Тананин. В руке у него нож.
Отпетушили, говоришь, тебя в тюрьме?
Тананин молчит.
Я гляжу, тебе понравилось. Студенты Ося и Сеня жили в одной комнате общежития. Студент Сеня курил трубку, не мог обходиться без нее, а студент Ося не выносил запаха дыма, у него раскалывалась голова. Однажды, когда Сени не было дома, студент Ося в сердцах схватил ненавистную трубку и со злостью засунул себе в задницу. С тех пор студент Сеня не выносил запаха своей трубки. Так и курить бросил. Зато студент Ося без трубки уже обходиться не мог. Так?
ТАНАНИН. Не юродствуй.
КАЛЕЧНЫЙ. И рад бы тебе, Тананин, помочь, да я не по этой части.
ТАНАНИН. Все сказал?
КАЛЕЧНЫЙ. Тебе – да… А так, насколько я понимаю, мне еще нужно помолиться… Ты же за этим: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» Да?
ТАНАНИН. Да.
КАЛЕЧНЫЙ. Только вот беда, командор, за столько лет не разобрался, во что верю… Ведь во что-то верю… Смешно, да?
ТАНАНИН. Смешно.
Входит Мурада.
КАЛЕЧНЫЙ. Мурада, милая, оставь нас… Мы с товарищем беседуем. Так давно не видались, что и не расстаться. Языками все чешем, чешем… А о чем? Так что прости, сегодня мне не до твоих прелестей… Как-нибудь в следующий раз.
Мурада молча садится на постель.
Правда, милая, дай нам побыть наедине…
Мурада не двигается.
                        Вот, полюбуйся, милый друг Тананин.
                        Все славят женщин Ближнего Востока.
                        Покорны, дескать, скрыты паранджой
                        И слово господина-де для них
                        Непререкаемо, как сам завет Аллаха…
                        Мурада, бунт? Я выгоню тебя
                        Из дома навсегда…
ТАНАНИН.                                      Не обижай…
                        Она не заслужила… Пусть сидит…
КАЛЕЧНЫЙ. Что ж, слово гостя свято. Отпускаю
                        Тебе грехи, Мурада. Все. Иди
                        И больше не греши.
Мурада неподвижна.
                                                           Ты замечал,
                        Что женщины подобны все собакам.
                        Ты ее кормишь, водишь на прогулки,
                        Купаешь в ванне, если извалялась
                        В грязи; ей пузо нежно чешешь…
                        Тебе ж взамен любовь и радость встречи…
                        Хвостом виляет, преданно в глаза
                        Засматривает – ты вглядись, похоже.
ТАНАНИН. Не знаю… У меня была собака,
                        Так та от радости при встрече обоссаться
                        Могла, а с женщиной такого
                        На памяти моей не приключалось.
КАЛЕЧНЫЙ. Что, ни с одной? Не может быть! Несчастный!
                        Их жалко всех, бездомных, бесприютных,
                        Всех хочется пригреть и накормить
                        И получить взамен любовь и радость.
                        Но чувству этому не стоит поддаваться,
                        Иначе дом мы превратим в зверинец
                        Смердящий… Ну, а коли всех
                        Облагодетельствовать, хоть хочется, не можно,
                        То и одной не стоит заводить…
                        А нежность выливать на сук замужних.
ТАНАНИН. Домашних, то есть…
КАЛЕЧНЫЙ.                                   Да, оговорился.
                        Ей есть куда вернуться и кого
                        Лизать при встрече языком шершавым.
                        Мурада, тварь моя сторожевая,
                        Я в безопасности, ты можешь удалиться…
                        На место!
Мурада опускается перед Тананиным на колени, целует его руки, забирает из его рук нож и удаляется.
                                               Видишь, я попался…
                        Всю жизнь бегу ответственности — и…
                        Вот на тебе! Куда ее такую…
                        Не выгонишь, не бросишь – вот расплата
                        За миг сентиментальный…
ТАНАНИН.                                                 Помнишь крысу?
                        Жила у нас с тобою, и однажды,
                        Отведав сала или мяса с кровью,
                        Вдруг озверела и ушла в подполье.
                        Ты помнишь, – сплю, мне снится, что замерз
                        В снегу по пьяни, и мороз мне кончик
                        Кусает носа – глазки открываю
                        И вижу глазки зверя – крысы Таньки…
                        Покусывает нос мне – крови хочет…
КАЛЕЧНЫЙ. К чему ты?
ТАНАНИН.                          Мы ее с тобою
                        С пипеточки кормили молочком,
                        Учили танцевать на задних лапках,
                        Дыханьем согревали, а потом
                        Убили молотком по черепушке…
                        По стенке кровь и мозги.
КАЛЕЧНЫЙ.                                          Нет, неправда…
                        Не мы, а ты.
ТАНАНИН.                          Да, ты не убивал.
                        Ты чистенький, ты плакал в коридоре…
КАЛЕЧНЫЙ. Я плакал?
ТАНАНИН.                 Да, я помню эти слезы,
                        Стоят перед глазами – взрослый лоб,
                        А всхлипывает, точно малолеток…
                        Я озверел тогда: инстинкт убийцы,
                        Инстинкт охоты – праздника мужского…
                        Очнулся – и твои увидел слезы…
                        За них прощаю…
КАЛЕЧНЫЙ.                       Вы великодушны!
                        Мерси! Спасибо! Грациа! Растекаюсь
                        В земном поклоне, чем благодарить?
                        Могу ль? Способен ли? За милости такие…
ТАНАНИН. «Вчера»… «Вчера»… Мы смерть свою проспали
                        И продолжаем пачкать этот мир…
Входит Русалка.
                        Я ухожу сейчас… Прощай.
КАЛЕЧНЫЙ.                                               Останься,
                        Переночуй, а утро мудренее,
                        Чем вечер, тот, который был вчера…
Тананин выходит.
РУСАЛКА. Я готова. Я пришла заняться высаживанием цветочков в оранжерее.
КАЛЕЧНЫЙ. Не время. Ты пила сегодня.
РУСАЛКА. Педант… Педант…
КАЛЕЧНЫЙ. Я устал.
РУСАЛКА. Возлюбленный, я не прикасалась к вину. Я знала, что мне предстоит первая брачная ночь.
КАЛЕЧНЫЙ. Возлюбленный?
РУСАЛКА. Нам надо притвориться. Будто любим друг друга… Красивые дети рождаются только в любви.
КАЛЕЧНЫЙ. Притвориться?
РУСАЛКА. Да, возлюбленный.
КАЛЕЧНЫЙ. Что ж, ты права. Поиграем. Поверим в сказку. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе…
РУСАЛКА. Приди ко мне, возлюбленный мой. Сильна, как смерть, любовь, большие воды не могут потушить любви.
КАЛЕЧНЫЙ. Чрево твое – ворох пшеницы, обставленный лилиями… Приди ко мне, возлюбленная моя, приди ко мне и роди мне сына, первенца моего.
РУСАЛКА. У него будет русалочья кровь.
 
 
  Сцена 7. Нищенка.
На улице города. Калечный жует копеечный пирожок.
 
СТАРУХА. Гусар, отломи бабушке пирожка… (Калечный щедро отламывает и отдает старухе.) Дай тебе Бог здоровья. Раньше была брезгливая, а сейчас и помысла такого  в помине нет. Помню за дочерью родной, пятилетней, кашу манную доесть морщилась, коту скармливала, а теперь за тобой подъедаю. Спасибо. Я говорю, спасибо. Спасибо говорю. А где пожалуйста? Кошка съела?
КАЛЕЧНЫЙ. Жуй, старуха, молча. Способствует пищеварению.
СТАРУХА. Это да. Я дочку учила – когда я ем, я глух и нем. Когда я кушаю. Я никого не слушаю. А остатки с тарелки на ложку надо не пальцами засовывать, а палочкой-вспомогалочкой.
КАЛЕЧНЫЙ. Палочкой?
СТАРУХА. Это я кусочек хлеба так называть придумала (называла.). Палочка-вспомогалочка, палочка-вспомогалочка. А теперь хожу с палочкой, копейки собираю на палочку-вспомогалочку. И не жалею. Не жалею. У-у-у, хмурый какой, страшный. Небось, девка рожу надула.
КАЛЕЧНЫЙ. Что?
СТАРУХА. Зазноба тебе хвостом крутит? Угадала, вижу, ноздрями задергал, засопел. Пустое. Дело молодое. Гони ее, тоску-печаль. Девок кругом, как грязи. Бери любую.
КАЛЕЧНЫЙ. Любую....
СТАРУХА. Они грязь и есть. Дырки хитрые.
КАЛЕЧНЫЙ. Грязь. Старуха, ты зачем до таких лет дожила? От тебя плесенью пахнет, самой должно быть противно воздухом этим дышать.
СТАРУХА. До каких таких лет? Ты сколько же мне думаешь?
КАЛЕЧНЫЙ. Сто.
СТАРУХА. Э-э-э… Я знаю, что плохо выгляжу. Зубов нет, хорошо пирожок мягкий. А не жалею. Ни о чем не жалею. Пожила весело, дай Бог всякому. Пожила, пожила...
Из тюрьмы вышла, а дочка, кошка драная, вобла моченая, домой не пускает. Зачем рожала? Надо было в свое время ножки попарить. А? Дело говорю? Ножки попарить и вся недолга… Была бы дочка – крови лужица… А не жалею. Веришь – не жалею.
КАЛЕЧНЫЙ. Угу.
СТАРУХА. Об одном жалею – секса нет.
КАЛЕЧНЫЙ. Что?!
СТАРУХА. Скучно. Секса нет… Мужичонку бы завалящего… А ты не можешь со мной?
КАЛЕЧНЫЙ. Что-что-что-что-что ?
СТАРУХА. А то бы – ух… Я веселая! Давай, гусар, соглашайся, не пожалеешь....
КАЛЕЧНЫЙ. (Хохочет) Молодец, бабка. Ай да молодец!
СТАРУХА. (Хохочет) Да это и ничего, боевой петушок. Не боись, я теперь денег не беру.
КАЛЕЧНЫЙ. Из любви к искусству? Даром?! Вот спасибо, вот развеселила. Арсений Калечный говорил, что возраста нет! Говорил – получай, да еще и даром! Жизнь бьет ключом – успевай подставлять горло.
СТАРУХА. Согласен, гусар? Вот обрадовал, вот утешил старуху! Пошли?
КАЛЕЧНЫЙ. Бабка!
СТАРУХА. Что?
КАЛЕЧНЫЙ. Да ведь теперь пост!
СТАРУХА. Что?
КАЛЕЧНЫЙ. Пост. Бабка, приласкал бы тебя с радостью, да пост.
СТАРУХА. Чего?
КАЛЕЧНЫЙ. Пост, старая. А я такой человек, что и за тысячу золотых не захочу оскоромиться.
СТАРУХА. Плюй слюной, гусар. Бога нет, ей Богу...
КАЛЕЧНЫЙ. Поднимите мне веки! Поднимите мне веки! Эта старая греховодница не верует во всевышнего, всемогущего и всеблагого. Тебе же помирать с минуту на минуту.
СТАРУХА. Не блажи, гусар. Я всех переживу.
КАЛЕЧНЫЙ. Неужто не молишься? Неужто вечной жизни не клянчишь? Пора о душе подумать,  об отпущении грехов.
СТАРУХА. А твоя душа уйдет в воду, унесет ее на чешуйчатом хвосте. А тело, неприкаянное, бродить будет из стороны в сторону, из стороны в сторону, как рыба на бечеве крючок заглотив. Да и сгниет кверху брюхом на берегу, на солнышке жарком, мухами засиженное.
 
 
Сцена 8. Праздничек.
За ломящимся столом восседают Калечный и Тананин, Мурада подносит все новые и новые яства.
 
КАЛЕЧНЫЙ. Русалка понесла, поздравь меня!
                        Теперь, Тананин, никаких сомнений.
                         Бутылку толстобрюшки в эту честь
                         Приговорим!
ТАНАНИН.                            Уволь от этой чести.
КАЛЕЧНЫЙ. Все дуешься? Смешно! На свете женщин
                         Так много, как песчинок в океане,
                         И если на одной сошелся клином
                         Весь белый свет – ступай к врачу, ты болен!
                         На этом свете каждый заменим,
                         Кроме себя любимого. Любовь –
                         Лишь дерзкая азартная игра
                         С эмоциями собственными – глупо
                         Игре поработить себя позволить!
                         Тот, кто рулетке служит как богине,
                         Останется не только без штанов –
                         Без самого себя! Вкусив азарта,
                         Охолони и выигрыш спокойно
                         Пересчитав, иди…
ТАНАНИН.                                     Дорогой скатерть.
                         Ты прав всегда, от правоты такой
                         Не по себе…
КАЛЕЧНЫЙ.                         Уважь, бокал подымем
                         За продолженье Калечного рода!
ТАНАНИН.    Уволь, Арсений, знаешь же – не пью…
                         А если пью – то в омут с головою…
                         На силу жив останешься, проспишься
                         Недели через три, и лишь обломки
                         Да пепел от всего, что строил, душу
                         И сердце тратя. Жизнь под хвост коту…
КАЛЕЧНЫЙ.  Как скажешь, милый. Хей-хей-хей, Мурада,
                         Зови Русалку и сама к столу!
                         Сегодня праздник мой и я хочу,
                         Чтоб все мои нахлебники и слуги,
                         Все домочадцы разделили радость!
                         Мурада, где Русалка?! Друг, Тананин,
                         Доходят слухи, поступил ты снова
                         На сцену. Правда?
ТАНАНИ.                                       Правда…
КАЛЕЧНЫЙ.                                                  Что за блажь
                         На пляже строить замки из песка,
                         Которые, коль не растопчут дети
                         Шкодливые, то простоят денек,
                         А дальше солнце, ветер и волна
                         Морская – говоря короче, время –
                         С неокультуренным песком сравняют? Глупо!
ТАНАНИН.    Мне нравиться… Какое оправданье
                         На этом свете может быть логичней?
                         Арсюша, замечал ли ты, не знаю,
                         Что каждый наш поступок, мысль, желанье,
                         Бессмысленно. И только лишь одно
                         Есть оправданье жажды денег, славы,
                         Духовности, любви иль путешествий
                         На полюс северный к пингвинам…
КАЛЕЧНЫЙ. И какое ж?
ТАНАНИН.                       Оно звучит капризно, словно крик
                         Ребенка избалованного. Слушай
                         Известный нам с пеленок, позабытый,
                         Но неизменный смысл бытия:
                         «Хочу! Хочу! Я так хочу!» Иначе:
                         «Мне нравится! Так нравится!»
КАЛЕЧНЫЙ.                                                        Тананин,
                         Да это чушь!
ТАНАНИН.                           Проверим?
КАЛЕЧНЫЙ.                                               «Реникса» —
                         С латыни в переводе – чепуха,
                         Ты проверяй – не проверяй…
ТАНАНИН.                                                       Боишься?
                         Эксперимент научный, доктор Чехов?
КАЛЕЧНЫЙ. Валяй.
ТАНАНИН.                Валяю. Задаю вопрос.
                         Мы празднуем сегодня зарождение
                         Начала жизни в женском животе.
                         Ты рад?
КАЛЕЧНЫЙ.                О, да!
ТАНАНИН.                              Ребенка хочешь?
КАЛЕЧНЫЙ.                                                        Очень!
ТАНАНИН.    Зачем?
КАЛЕЧНЫЙ.                       Зачем?
ТАНАНИ.                             Зачем?
КАЛЕЧНЫЙ.                                    Смешной вопрос…
                         Я в этом мире жажду продолженья
                         Себя любимого… Бессмертия инстинкт –
                         Вот корень всякого желанья – и твое
                         Служение искусству и мое же
                         Бесчисленное блядство-донжуанство –
                         Все суть бессмертия потуги. Египтяне
                         Твердили – человек живет покуда,
                         О нем не стерлась память – но, к несчастью,
                         Ошиблись египтяне, ибо память
                         О ком-нибудь вообще не существует
                         В природе.
ТАНАНИН.                        Недопонял…
КАЛЕЧНЫЙ.                                                       Объяснюсь…
                         В чем комплекс Дон Жуана? В смутной вере,
                         Что каждая покинутая сучка
                         Опалена любовию настолько,
                         Что перед смертью вспомнит лишь о нем.
ТАНАНИН.    Самонадеянно…
КАЛЕЧНЫЙ.                                         Вот именно… Никто
                         Не вспомнит перед смертью никого,
                         Кроме себя, ведь любит человек
                         Не человека, но свои – СВОИ –
                         О-щу-щу-щения от встречи с человеком.
ТАНАНИН.    Но ты же продолжаешь опалять?
КАЛЕЧНЫЙ. О, да…
ТАНАНИН.                 Зачем?
КАЛЕЧНЫЙ.                          Не знаю… Так хочу…
                         Мне нравится…
ТАНАНИН.                               Блестяще! Слово в слово!
                         Один – ноль!
КАЛЕЧНЫЙ.                       Подловил…
ТАНАНИН.                                                          Продолжим опыт.
                         Зачем ребенок?
КАЛЕЧНЫЙ.                                         Спрашивал…
ТАНАНИН.                                                       Короче.
КАЛЕЧНЫЙ. Хочу себя продолжить в этом мире.
ТАНАНИН.    Зачем?
КАЛЕЧНЫЙ.            Хочу остаться после смерти
                         Во плоти, крови.
ТАНАНИН.                                А зачем?
КАЛЕЧНЫЙ.                                                         Хочу!
                         Хочу и все!
ТАНАНИН.                        Два – ноль!
КАЛЕЧНЫЙ.                                                     Бирюк, заладил:
                         «Зачем? Зачем?» Поди, купи слона.
ТАНАНИН.    «Зачем?» – «Хочу!» Других ответов нету.
                         И главное уметь и сметь хотеть,
                         Бессмысленность сего осознавая.
КАЛЕЧНЫЙ. Все говорят: «Уметь и сметь хотеть»
                         Купи слона!
ТАНАНИН.                        Отстань.
КАЛЕЧНЫЙ.                                     Куда удобней
                         «Отстань» твердить, а ты слона купи.
ТАНАНИН.    Сам и купи…
КАЛЕЧНЫЙ.                       Все говорят: «Иди, мол,
 сам и купи», а ты купи! Слона! (хохочет)
 Мурада, где Русалка? Заждались мы!
 Да, что ни говори, ребенок — это
 О-го-го-го, и веселее жить.
 Не то, что хрен пинать, весь век играя
 В бирюльки театральные! Мурада!
 Что происходит?! Где моя Русалка?!
Вбегает Мурада.
МУРАДА.  (виновато разводит руками) Ее нет…Ее нет…
КАЛЕЧНЫЙ. То есть как, ее нет? Ты в своем уме?
МУРАДА. Я виновата… Я виновата…
КАЛЕЧНЫЙ. Не стучи себя по своей дурацкой башке, а отвечай, где мать моего будущего ребенка?
МУРАДА. Я не знаю… Я не знаю… Я виновата… Я виновата…
КАЛЕЧНЫЙ. Я убью тебя! Не я ли наказывал тебе не спускать с нее глаз!
МУРАДА. Да! Да! Я виновата! Я виновата!
КАЛЕЧНЫЙ. Если она не появится в течение часа, ноги твоей больше не будет в моем доме! Если с моим сыном что-нибудь случилось, ноги твоей больше не будет в моем доме!
Распахивается дверь, вваливается Русалка.
РУСАЛКА. Кто-нибудь будет ебать меня в этом доме? (пауза) Что-то не нравится нашим величествам? А! У меня чулок сполз!
КАЛЕЧНЫЙ. Ты пьяна?
РУСАЛКА. А то! В зю-зю, в драбадан, в стельку, в ботинок, в носок…
КАЛЕЧНЫЙ. Где ты была?
РУСАЛКА. …В умат, в ушат, в улет, в яблочко, в лампочку, в сосиску… О! В сосиску, в сардельку, в палку твердо копченной колбасы…
КАЛЕЧНЫЙ. Мурада, отведи ее в душ, а потом в постель, пусть проспится…
РУСАЛКА. Я тебе не грядка, чтобы меня поливать. Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты, я тварь гулящая и меня нужно использовать по назначению, а не творожком с орехами потчевать. Понял меня, импотентишко с хвостом павлиньим?
КАЛЕЧНЫЙ. Замолчи, ты…
РУСАЛКА. Не «ты», а у меня имя есть. Меня Татьяной зовут… Не знал? А в детстве звали Татулечкой. Очень приятно познакомиться, разрешите представиться… И чтобы я не слышала всяких кликух поганых по своему адресу. Русалка-шмусалка…
ТАНАНИН. (подходит и обнимает Татьяну). Танюша, успокойся, милая.
ТАТЬЯНА. А-а, узнал! Гляди-ка, узнал собственную возлюбленную, с которой обвенчаться собирался, после того, естественно, как окрестимся. Что же ты тут ошиваешься, глядя, как друг твой единственный возлюбленную твою раз семенем начинил, и ждет-пожидает, когда ее ублюдком разорвет.
ТАНАНИН. Замолчи…
ТАТЬЯНА. Помнится, когда-то ты Арсюшу за меня убить собирался, а теперь руки ему лижешь да задницу… С чего бы это, а? Или ты, друг сердешный, невесту богатую поджидаешь? Думаешь, разрешусь от бремени, деньжат загребу, тут-то и покрестимся, тут-то и повенчаемся? А?
ТАНАНИН. Замолчи!
ТАТЬЯНА. Ась?
ТАНАНИН. Замолчи!
ТАТЬЯНА. Петушок, петушок, золотой гребешок, я тебе правду скажу. Не убил ты его и ошиваешься ты здесь потому, что ты пидер! Да, да, да! Пидер ты, если не натуральный, то душа у тебя бабья, пидерская. И никогда, никогда ты меня не любил! Ты его любил! А мною хвастался перед ним – дескать, гляди, и я могу, кралю какую себе отхватил. Дескать мы с тобой одной крови, бабники. Лепорелло ты… Потому и снюхалась я тогда с ним почти на глазах твоих. Мерзко с тобой! Слушай! Ты же раз попробовал – должно было понравиться! Меняй ориентацию, Оська! Заживете счастливо! Сюсик и Масюсик…
ТАНАНИН. Врешь! Врешь! Замолчи, тварь!
ТАТЬЯНА. У-у! Грозный какой! А может  еще ударишь? Гордый пингвин низко реет? Давай, лупцуй! В живот! Выбьем ублюдка из укрытия! Не хочешь? Ну я сама…
Татьяна бьет себя в живот. Калечный и Тананин хватают ее за руки, скручивают.
КАЛЕЧНЫЙ. Мурада, воды неси!
Мурада выбегает из комнаты.
ТАТЬЯНА. Что пыхтишь, Калечный? Возбудился? Давай поцелуемся. Не хочешь? А то весело будет! Свальный грех, сейчас и Мурада подойдет. Тананин, ты не расстраивайся, в групповухе всегда сачкануть можно, а если повезет, то и попочку подставить…
Вбегает Мурада со стаканом воды.
КАЛЕЧНЫЙ. Дура! Зачем мне твой стакан! Ведро неси, целиком ее окати! Не видишь – истерика.
ТАТЬЯНА. Мурадочка, стой, милая. Дай воды напиться, а то так есть хочется, что и переночевать не с кем. Сушняк! Результат химической реакции! Как выпьешь – во рту пустыня Сахара. Почки, небось, не справляются. (Мурада послушно протягивает ей стакан. Та пьет.) Спасибо, милая. А теперь за лейкой беги, поливать меня будем, грядку. Авось чего вырастет… (Пауза). Ну все. Надоело. Отпустите меня.
КАЛЕЧНЫЙ. Успокоилась?
ТАТЬЯНА. Да…
ТАНАНИН. Я в детстве букву «р» не выговаривал…
ТАТЬЯНА. Да что ты говоришь?!
ТАНАНИН. Да. А ребенок был общительный, обаятельный. Зубищи – во! В метро к чужой бабке на коленки залез – она умиляется, детские вопросы задает, как зовут, да сколько лет, да кем буду, когда вырасту, да кого больше люблю: папу, маму или бабушку… А я семечки лузгаю, да ее угощаю. Бабка мне: «Да, милок, у меня и зубов-то уже нет». И вагон тут как раз останавливается, тишина, и я эдак громко: «Бех-хите, бех-хите, не выпендх-хивайтись!»
КАЛЕЧНЫЙ. Это ты к чему?
ТАНАНИН. Неужто не понятно? Бех-хите, бех-хите, не выпендх-хивайтись! Кто ж вам прямо, кроме лучшего друга скажет…
ТАТЬЯНА. Это ты нам свадебку сыграть советуешь? Брак  вдогонку? Перед аналоем стояли брюхатая потаскуха и разбойник-богатей, известные всему околотку? Нет… У нас все сложно… Договоры, скрепленные нотариально, на базе доморощенной дебильной философии. Калечный, ты же у нас ницшеанец?
КАЛЕЧНЫЙ. Дураки…
ТАТЬЯНА. А то! Умный-то ты ж один! Мурада, что ты молчишь? А? Хорошая ты баба, и добрая, и работящая, и жалостливая, а что ты молчишь все время? (Плачет.) Прости, Мурада! Прости дуру грешную…
ТАНАНИН. Ты плачешь?
ТАТЬЯНА. Ну и плачу… И что? Почему это есть такие дураки-мужики,  от которых слезами всего добиться можно? Слезы – это что? Так… глупость…химическая реакция организма. Хочешь, лука понюхай, хочешь, себя пожалей…
КАЛЕЧНЫЙ. Это точно. Мы же не люди, мы пробирки химические. В бар зайдешь, коньяком нальешься и каждая третья юбка желанна. Любую в койку затащишь, до головы до пят неумытую языком оближешь. И наслаждаешься, и влюблен… Хоть за облака вместе лети… И мелочь… мелочь же… в полете этом из тебя белковый сгусток – хлоп – и будто другим человеком становишься. Запах, пот, угорь за ухом, кожа пористая из-под пудры проглядывает. В дрожь от гадливости бросает, об одном и думаешь – как сбежать побыстрее… А с похмелья все чаще о душе задумываешься…
ТАТЬЯНА. Избавь от своих мерзких исповедей…
КАЛЕЧНЫЙ. А то ты не такая же пробирка, колба с химикатами…
ТАТЬЯНА. Пробирка, пробирка, да еще какая… Ух, во мне реакции сейчас замысловатые протекают… А пройдет все и не вспомнишь… Улыбнешься только.
 
 
Действие второе.
Сцена 1.  Приданое.
Татьяна и Мурада занимаются рукоделием.
 
ТАТЬЯНА.    Три девицы под окном
                        Пряли поздно вечерком.
                        Если б я была царица,
                        Молвит первая девица,
                        Я б на целый мир одна,
                        Наткала бы полотна…
                        Смешно, ей богу. Мы с тобой, Мурада,
                        Как две наложницы в гареме благонравном…
                        Свар никаких. Совместный труд да сплетни
                        Со скуки… скуки… Милая Мурада,
                        Хорошая ты баба… Я таких
                        Открытых добрых лиц не помню с детства…
МУРАДА.      Ты тоже хорошая…
ТАТЬЯНА.    Я? Не скажи… Да ты меня не знаешь… 
Я дрянь скорее, чем хорошая, а впрочем,
К себе давно привыкла и люблю
Себя такой, как есть. Ведь не сменяешь
На рынке душу в день базарный… Ну-ка дай-ка
Мне руку. Ай-яй-яй, большая тетя,
А ногти все обгрызены…
МУРАДА.  (Смеется).
ТАТЬЯНА.                                                          Грешно!
                        Намажь себе горчицей пальцы.
МУРАДА. (Смеется).
ТАТЬЯНА.                                                                      Хохотушка!
                        Хорошая ты женщина, Мурада,
                        Да глупая… Ого, опять как будто
                        Проплыла рыбка, хвостиком махнула…
МУРАДА.      Можно я послушаю?
ТАТЬЯНА.    Смешная… Слушай, слушай, слушай…
                         
МУРАДА. (Опускается перед Татьяной на колени и припадает ухом к ее животу. Начинает напевать странную колыбельную, состоящую из одного мычания).
ТАТЬЯНА.    Ты хорошо поешь… Все хорошо…
                        Если б я была царица,
                        Третья молвила девица,
                        Я б для батюшки царя
                        Родила б богатыря…
                        Богатыря… Я в детстве стать хотела
                        Мальчишкой, воином…Твердила о себе:
                        «Он сделал, он сказал, он рассердился».
                        И вечно в ссадинах коленки, под глазами
                        Ни тени, как сейчас, но фонари…
                        Трофеи боевые… Я дралась,
                        Курила папиросы и умела
                        Плеваться дальше всех…       
МУРАДА. (Смеется).
ТАТЬЯНА.                                                           Развеселилась…
                        Да ты сама, как малое дитя…
                        Ну расскажи, откуда ты такая?
МУРАДА.     Там горы. Вот такие! Там красиво! Там очень красиво! У меня трое братьев и пять сестер! Трое братьев и пять сестер. Я их очень люблю! У меня есть фотография! У меня есть фотография!
ТАТЬЯНА.    Что ж, покажи мне снимок прошлой жизни…
                        Всплакнем над нею вместе… Покажи
                        Пред объективом замерших, как куклы
                        Наряженных, и братьев и сестер…
                        Беги обратно к ним, они простят…
МУРАДА.      Нет! Не простят! Меня нельзя простить! Меня нельзя простить!
ТАТЬЯНА.    А не простят – к добру, тебе же  лучше…
МУРАДА.      Я сейчас принесу фотографию. Я сейчас принесу фотографию.
Мурада выходит.
ТАТЬЯНА.    Если б я была царица, если б я была царица…
Входит Калечный.
КАЛЕЧНЫЙ. Что ты такое делаешь?
ТАТЬЯНА. Носки штопаю.
КАЛЕЧНЫЙ. Чьи?
ТАТЬЯНА. Твои…
КАЛЕЧНЫЙ. Зачем?
ТАТЬЯНА. Так, успокаивает…
КАЛЕЧНЫЙ. Взбесились бабы. Мало Мурады, которая будто по-прежнему живет в своем ауле, выбивает коврики, ползает с мокрой тряпочкой по всему дому и квохчет, — теперь в наседки записалась и ты. Выкинь эту рвань.
ТАТЬЯНА. Я заштопаю, ты оденешь…
КАЛЕЧНЫЙ. Лучше вышивай крестиком, если делать нечего.
ТАТЬЯНА. Ты хочешь?
КАЛЕЧНЫЙ. А мне-то какое дело? Нечем руки занять – хоть с носками грязными не возись.
ТАТЬЯНА. Почему грязными? Я же постирала… А что ты хочешь, чтобы я тебе вышила?
КАЛЕЧНЫЙ. Ничего! Ничего! Не мне! Себе! (Поднимает двумя пальцами детскую распашонку.) А это что? (Пауза). Что это, я спрашиваю?…
ТАТЬЯНА. Это так…
КАЛЕЧНЫЙ. Что значит так?
ТАТЬЯНА. Так… Ползунки, распашонки…
КАЛЕЧНЫЙ. Зачем? Откуда?
ТАТЬЯНА. Это мы с Мурадой нашили… Она показала как, я и научилась…
КАЛЕЧНЫЙ. Ты забыла наш уговор?
ТАТЬЯНА. Почему забыла? Я уйду, уйду… Я уйду, а Сенечке от мамы хоть рубашечки останутся… Ты их потом не выкидывай, хорошо… Пусть останутся… На память ему…
КАЛЕЧНЫЙ. Какому Сенечке? Почему Сенечке?
ТАТЬЯНА. Ну, в честь тебя… Арсений Арсеньевич Калечный… Калечный… Ну и фамилия у тебя, смешно ей богу…
КАЛЕЧНЫЙ. Черт тебя подери совсем! Говорить с тобою можно, только гороху наевшись…
ТАТЬЯНА. Калечный, ты не нервничай… Он родится, я сразу и уйду… С такими-то деньгами…Что я, дура что ли… Ты ему потом только мою фотографию покажи… Скажи, вот мама, Таней звали… Только умерла…
КАЛЕЧНЫЙ. Я не желаю знать, как тебя зовут.
ТАТЬЯНА. Ну без Тани… И распашоночки ему, как подрастет, отдай. Скажи, мама шила…
КАЛЕЧНЫЙ. Бабы, бабы! Разорви вас с вашими материнскими инстинктами! Этого я и боялся! Ведь нашел же! И проститутка, и холодная, и циничная, и никого, кроме себя не любит, и детей не хочет… Одно слово – Русалка. И вот… Пожалуйте бриться…
ТАТЬЯНА. Не нервничай, Калечный!
КАЛЕЧНЫЙ. Я спокоен! Я абсолютно спокоен!
ТАТЬЯНА. В детстве мама пела мне песенку про развеселых цыган. Они украли девочку и коня, и те слились с табором под попоной пыли дорог…
Входит Мурада с фотографией.
КАЛЕЧНЫЙ. Что тебе надо? Выйди отсюда.
Мурада выходит.
ТАТЬЯНА. Что же с ней, беглянкой, было?
                        Что же с ней, цыганкой, будет?
                        Все, что было, позабыла…
                        Все, что будет, позабудет…
Я все забуду… У меня хорошая память… Девичья…
КАЛЕЧНЫЙ. Это все начинается очень красиво…Душа полна и сердце бьется…И нет человека ближе, и хочется разделить свою кожу и объединить мозг. Этому нельзя поддаваться. Это – обманет… По капле, по капле. И самое страшное еще не тогда, когда начнет раздражать все – как она откусывает от куриной ножки, как дышит во сне и как улыбается при встрече. Самое страшное тогда, когда душа захочет наполниться снова, испытать, пережить, повторить. И когда другое женское лицо, глаза пообещают тоже, минувшее… И ты не сможешь поверить. Потому что с первой секунды разгадаешь – опыт – что вызовет тошноту, различишь будущий и прямо нахмуренный тупой лобик и скуку упреков, от которых хочется забиться в угол, туда, где обувь и пыль, укрыться полой плаща и исчезнуть.
ТАТЬЯНА. Ты не узнал меня?
КАЛЕЧНЫЙ. Я хочу продолжиться в этом мире. Я смогу любить свою плоть и кровь. Но я не готов платить за это тоской. Просыпаться с тоской, возвращаться домой с тоской, украдкой грешить с тоской и по-черепашьи втягивать голову в плечи. Я слаб, меня очень просто уместить под каблук, я себя знаю. Поэтому я должен быть жестоким. Я не отдам тебе своего сына и не стану делить его ни с кем.
ТАТЬЯНА. Ты не узнал меня тогда? Искренне? Ты не узнал возлюбленной своего лучшего друга, с которой согрешил на нижней полке поезда дальнего следования, в то время, как лучший друг храпел на верхней, отравляя воздух перегаром?
КАЛЕЧНЫЙ. У меня нет друзей и никогда не было.
ТАТЬЯНА. Ты не узнал ту, из-за которой твой лучший друг бросался на тебя с ножом, а потом, обезвреженный, утирая юшку из разбитого носа, шептал: «Все равно убью, попомни…»
КАЛЕЧНЫЙ. Я не знаю… По-моему, не узнал…
ТАТЬЯНА. Это ты назвал меня Русалкой. Тогда… В нашу первую первую ночь. И когда после нашей второй первой ночи ты спрашивал: «Кто ты?», и я отвечала: «Русалка», ты не мог не вспомнить…
КАЛЕЧНЫЙ. Не мог… Но не вспомнил…Не вспомнил! Не узнал! Ты исчезла тогда… Мы не виделись пять лет…
ТАТЬЯНА. Врешь.
КАЛЕЧНЫЙ. Вру. Или не вру… Черт ногу сломит. Я очень изменился… И ты.
ТАТЬЯНА. Я люблю…
КАЛЕЧНЫЙ. Молчи! Молчи!
ТАТЬЯНА. Я люблю тебя, Калечный.
КАЛЕЧНЫЙ. Это страшно.
ТАТЬЯНА. Я люблю тебя, Калечный. Я любила тебя всегда.
КАЛЕЧНЫЙ. Постарайся до родов поменьше показываться мне на глаза. (Ворошит пеленки, заштопанные носки.) И выкинь эту дрянь.
Калечный выходит.
ТАТЬЯНА. Я б для батюшки царя родила б богатыря…
 
 
 
Сцена 2. Новый год, Рождество.
Тананин и Мурада маются в ожидании.
 
ТАНАНИН. Я трезвый, ни в одном глазу…Забавно…
                        Забавно…в новый год сижу и жду
                        Когда же разродится потаскуха,
                        Сгубившая мне жизнь. А разродится
                        Она ребенком предавшего друга.
                        Забавно… А волнуюсь, словно сам
                        Я любящий отец у стен роддома.
                        Потеха… Не находишь ли, Мурада?
                        Да ты без чувства юмора… Забавно…
                        Забавно в Новый год родить, забавно
                        Родиться в Новый год. Парам-пам-пам…
                        Когда моя жена рожала, я трубил
                        В армейском морге санитаром, черепушки
                        Пилил ножовкой, кишки в чан ссыпал,
                        И набивал останки ватой. Да, сначала
                        Бывало жутко. Помню в первый раз
                        Врач взрезал брюхо и края надреза
                        Разъехались, раскрылись, как… не знаю,
                        С чем и сравнить…Так размыкают веки
                        И смотрят в мир, оброненный арбуз
                        Со звуком «чмок» так обнажает недра,
                        Так лопается персик переспелый…
                        Не то, не то… Зеленые кишки
                        И пряный, пьяный, душный запах крови…
                        Врач руки в брюхо запустил и вынул
                        Охапку требухи – кило четыре –
                        И кинул мне на согнутые руки…
                        Я улыбнулся и сблевал туда же
                        На бренные останки человека…
                        Пауза.
                        Что ж не идут… Уже четвертый час…
                        А любопытно, что они родили?
                        Мышонка ли, лягушку ли, зверушку
                        Неведому? С крылами или с хвостом?
                        А может, с жабрами?…(Пауза.) Потом я пообвыкся
                        И даже полюбил свою работу.
                        В соседстве с смертью есть забавный привкус
                        Бессмертия. Глядишь – опять не ты
                        Распорот и зашит, наформалинен,
                        И подведен под общий знаменатель…
                        Адреналин… Люблю адреналин…
                        Вот и Арсений. Что?
КАЛЕЧНЫЙ.                                   Готово дело.
                        Дурацкое – не хитрое, болтают.
                        Еще болтают – лучше раз родить,
                        Чем бриться каждый день – я не уверен…
                        Погладь меня по голове, душа Мурада.
                        Устал… Устал…
ТАНАНИН.                                           Кого родили? Птичку?
КАЛЕЧНЫЙ. Нет.
ТАНАНИН.           Рыбку?
КАЛЕЧНЫЙ.                                 Остроумец.
ТАНАНИН.                                               Так кого же?
КАЛЕЧНЫЙ. Млекопитающее, девочку. И ей
                        Ей-ей известна тайна мироздания.
                        Я в руки взял и утонул во взгляде.
                        Цвет глаз – глубоко синий, почти черный.
                        Взгляд перевернут, – знаете – хрусталик
                        Новорожденного воспринимает мир
                        Наоборот, вернее вверх ногами.
ТАНАНИН.   Тормашки вверх – вот и вся тайна мира.
КАЛЕЧНЫЙ. Известно ли тебе, что при рождении
                        Мы испытали перегрузку в тридцать
                        Раз превышающую смертный наш предел.
                        Тоннель, тоннель и свет в конце тоннеля…
                        Рождение – смерть, шаг в мир иной из мира
                        Иного. Да, ее зрачки
                        Хранят воспоминанье о преджизни,
                        Читай – загробьи. Нам известен выход,
                        Но позабыт… Мы все живем вчера,
                        Но смерти так страшимся, будто сами
                        Ее не пережили многократно…
МУРАДА.     Можно я посмотрю на девочку? Можно я посмотрю на девочку?
КАЛЕЧНЫЙ. Ты хочешь видеть дочь мою? Ступай.
                         Пощекочи инстинкты материнства.
                        Но тихо, тихо, — плод прижав к груди,
                        Татьяна спит с улыбкою дурацкой.
                        Храни их сон,
Мурада выходит.
                       восторженная дура.
Добра, как идиотка, бескорыстна,
И преданна… Не правда ль, человечность
Есть знак идиотизма?
ТАНАНИН.                                                  Может быть.
                        Когда моя жена рожала, я трубил
                        В армейском морге. Сотни километров
                        Нас разделяли… И однажды ночью
                        Проснулся, взвыв от неприличной боли:
                        Как будто ледяной стальной рукою
                        Мне яйца сжало. Я на стенки лез.
                        На утро отпустило. Скажешь: «Сказки!»
                        Но в эту ночь Захар своей головкой
                        Жены раздвинул тазовые кости
                        И вышел в свет. За сотни километров
                        Я боль делил.
КАЛЕЧНЫЙ.                        К чему ты?
ТАНАНИН.                                               Просто, к слову…
                        Вдруг вспомнилось…
КАЛЕЧНЫЙ.                                    Ты сводня и хитрец.
                        Шампанского! Тебе не предлагаю –
                        Ответ известен.
ТАНАНИН.                                          Да.
КАЛЕЧНЫЙ.                                    Но, for you special,
                        Заморской ящик закупил шипучки.
                        Безвредной, детской…
ТАНАНИН.                                                   О! Нальюсь, как бочка,
                        И буду булькать при любом движеньи!
КАЛЕЧНЫЙ. Бокал наполни! С Новым годом, друг.
                         Что ж Дед Мороз не йдет?
ТАНАНИН.                                                 Смешно…
КАЛЕЧНЫЙ.                                                               А впрочем,
                         Я помню, помню, ты в него не веришь.
 Напрасно… Оська, пьем его здоровье!
 Он мне сегодня притащил в заплечном
 Мешке всех  (даже самых дерзких)
 Желаний исполненье. Дочка! Дочка!
 От плоти плоть, от крови кровь моя.
 Смешно… По наущенью эскулапов
 С Татьяной мы нагуливали схватки,
 Канкан танцуя в коридоре.
ТАНАНИН.                                                 Ты романтик!
КАЛЕЧНЫЙ. Да, черт возьми! Я резал пуповину!
                        Она похожа на купаты и хрустит
                         Под ножницами!
ТАНАНИН.                                 Слава Дед Морозу!
КАЛЕЧНЫЙ. Все ерничаешь? Ой-ей-ей, опасно
                         Не верить в Дедушку.
ТАНАНИН.                                         А что?
КАЛЕЧНЫЙ.                                                  Послушай сказку.
                         Мужик с женой развелся, ей квартиру
                         Оставил, сам на даче поселился.
                         Свобода! «Мужики, — кричит, — сбирайтесь
                         Ко мне на праздничек любимый Новый год!
                         Чин-чинарем, без баб, а только водка
                         Да елочки. Салатики нарежу
                         Сам: оливье-там-шмаливье, колбаски,
                         Сырка, селедочки». Ну, сказка, как известно,
                         Быстрее скажется, чем проживется жизнь.
                         Вот полдвенадцатого, водочка с морозцу
                         Отпотевает, печечка трещит…
                         Стол удался, вот-вот нагрянут гости.
                         И рюмку первую наш мужичек решает
                         Приговорить. Налил и, вдруг, стук в дверь!
                         «О! Первый гость! Ты легок на помине!»
                         И с рюмкой в сени потрусил мужик.
                         Дверь открывает и глазам не верит –
                         Там смерть с косою – все дела.
ТАНАНИН.                                                       Арсений,
                         Я эту байку слышал…                              
КАЛЕЧНЫЙ.                                     Нет, другую.
ТАНАНИН.    Так у тебя все сказочки про смерть?
                          Что у кого болит о том тот
                         И говорит?
КАЛЕЧНЫЙ.                    «Ну-с, милый друг Василий,
                         Со мной пойдешь, — сказала Смерть, -  кердык.»
                         (А мужика и вправду Васей звали).
                         «Куда?» – «Не закудыкивай, куды
                         Положено, на Кудыкину гору,
                         Пора, Васятка, я пришла!» – «Постой, -
                         Занервничал мужик, — так не бывает!
                         Жизнь только началась: с женой развелся,
                         И светлый праздник Новый год. Смотри:
                         Салатики, салфетки, рюмки-шрюмки.
                         Щас мужики придут и все дела!»
                         Смерть улыбается: «Пошли-ка, нет охоты
                         С тобою препираться.» – «Дай хоть рюмку, -
                         Мужик взмолился, — выпить!» – «Перето-
                         пчешься, мол, нечего», — и Смерть
                         Схватить Васятку за грудки хотела.
                         Он дверь пред носом – бац – перекрестился,
                         Она ногою – шмяк – он от нее
                         В чулан – прыг-скок, ко рту подносит рюмку,
                         Пригрезилось! – она в чулан дверь – хрясь –
                         И по руке ему – бабах – о, горе! Водка
                         Пролилась на рубаху и штаны.
                         И волочет меж елок по сугробам
                         Беднягу Смерть за шиворот. Чу! Вдруг
                         Полозьев скрип – последняя надежда!
                         То Дед Мороз по полю погоняет
                         С веселым посвистом оленя. «Дед Мороз!
                         Любимый дедушка, — мужик кричит, — спаси!
                         Меня схватила Смерть и тащит!» Дед Мороз
                         Оленю: «Тпру!», — прищурился, вгляделся:
                         «Ты, что ли, Вася?» – «Я! Я! Я! Спаси!»
                         Дед ухо почесал и смачно сплюнул:
                         «Пошел ты, Вася, на хуй, потому как
                         В меня ты тоже, как и в Смерть, не верил!»
                         И все…
Входит Татьяна. Она  измождена, но бодрится.
ТАТЬЯНА.                   И все? А ты? Во что ты веришь?
 Все замирают.
КАЛЕЧНЫЙ. Татьяна, ляг.
ТАТЬЯНА.                           Ого, назвал Татьяной!
                        По имени! Прогресс! Чем заслужила?
Пауза.
Молчит, не смотрит, гневается… Странно…
Тананин, не поздравишь?
ТАНАНИН.                                               Поздравляю…
ТАТЬЯНА.    Меня с рожденьем не моей дочурки,
                        Но с пополненьем кошелька. Послушай,
                        Арсений Калечный так трогательно пел
                        О том, что, мол, в лесу родилась елка,
                        От первой смутной боли отвлекая,
                        Так трепетно водил по коридору –
                        Туда-сюда, туда-сюда-обратно,
                        Нагуливая схватки, нежно так
                        Держал за ручку, в миг, когда нутро
                        Мое в жестокой схватке сотрясалось,
                        Расчувствовался так, что вслед за ним
                        Расчувствовалась я и позабыла
                        Об уговоре странном. Может, вправду,
                        Взамен приличной суммы, я смогу
                        Захапать все – наследницей законной,
                        Правопреемницею Ротшильду сему
                        Стать! Выгодно! Ведь он на ладан дышит.
КАЛЕЧНЫЙ. Татьяна, ты измучена! Изволь
                         Лежать и отдыхать, лежать и спать…
                         И силы восстанавливать!
ТАТЬЯНА.                                                Успею,
                         Еще успею лечь и отдохнуть.
                         Уснуть и видеть сны. Вот и загадка:
                         Что это за девица, что сидит
                         В темнице, а коса торчит наружу?
ТАНАНИН.    Морковка?
ТАТЬЯНА.                        Нет, ее зовут
                         Русалочкой… Пора за косу дернуть
                         Или косой взмахнуть и срезать косу
                         Под корень.
ТАНАНИН.                          Это выход. Помнишь, Сенька,
                         Давно когда-то, на заре туманной,
                         Загульной, шалой, — мы втроем – я, Танька,
                         Да ты, сердешный – спьяну, не иначе,
                         Побрившись наголо как будто побратались?
ТАТЬЯНА.     Он? Он не помнит, он Иван из сказки.
                         Он все забыл… Он заново рожденный.
КАЛЕЧНЫЙ.  Да, в волосах колтун…
ТАНАНИН.                                          А не пора ли
                         Сей ритуал возобновить и срезать
                         Запутанные волосы?
КАЛЕЧНЫЙ.                                    Пора!
                         Давно пора! (Выходит.)
ТАНАНИН.                          Что он удумал? Знаю! Верно,
                         Какую-нибудь мерзость…
ТАТЬЯНА.                                               Милый Ося, Осенька, Осинушка, мне больно.
ТАНАНИН. Родная моя… Душа моя…
ТАТЬЯНА.  Мне больно, больно. Зачем я во все это впуталась… Не могу сидеть – будто ножом порезали.
ТАНАНИН. Отдохни, душа моя, все пройдет.
ТАТЬЯНА. Все пройдет… Все пройдет… Оська, ведь он меня выгонит. Выгонит и куда я? Старуха мерзкая… И зачем я ее слушала?
ТАНАНИН. Какая старуха?
ТАТЬЯНА.  А я откуда знаю, какая? Может и не было ничего… Игра воображения. Мне девочку на живот положили, она ручонками топочет… И плачу от радости… Теперь уж высохли… слезы…
Входит Мурада, она перевозбуждена, почти кричит.
МУРАДА. Она спит! Она спит!
ТАНАНИН. Успокойся, Мурада. Все хорошо. Не мычи и не размахивай руками. Мы поняли. Девочка спит.
МУРАДА. Она вот так спит. (Показывает). Она вот так спит. (Показывает). Она очень красивая! Она очень красивая!
ТАТЬЯНА. Мурада, поцелуй меня. Ты добрая и хорошая. Спасибо тебе.
МУРАДА. У меня тоже есть молоко! У меня тоже есть молоко!
ТАТЬЯНА. Что? Я не понимаю?
МУРАДА. Грудь! Я чувствую! У меня есть молоко! Грудь! Я чувствую! У меня есть молоко!
ТАТЬЯНА. Ты бредишь? Ты говоришь, что у тебя тоже есть молоко? О чем ты? Откуда? Какое?
МУРАДА. Грудь! Я чувствую! У меня есть молоко! Грудь! Я чувствую! Смотри! Смотри! Вот! Вот!
ТАТЬЯНА. Ты с ума сошла?
МУРАДА. Смотри! Смотри! Вот! Вот! У меня есть молоко!
ТАТЬЯНА. Смешно… Смешно…
МУРАДА. Можно я тоже буду кормить девочку? Можно я тоже буду кормить девочку? Пожалуйста! Пожалуйста!
ТАТЬЯНА. Смешно… Смешно…
ТАНАНИН. Что она говорит? Я ничего не понимаю.
ТАТЬЯНА. Она говорит, что ее сосцы тоже наполнились молоком. Как и у меня. Она говорит, что хочет кормить мою дочь. Как и я… Смешно…
ТАНАНИН. Я всегда думал, что Мурада капельку тронутая. Молчит все время – сразу и не разберешь.
МУРАДА. Пожалуйста! Пожалуйста! Можно я тоже буду кормить девочку? Можно я тоже буду кормить девочку?
ТАНАНИН. Сумасшедшая. По-настоящему сумасшедшая.
ТАТЬЯНА. Почему? Я читала про собаку, которая украла чужих щенков и, что самое смешное, выкормила их. Что вы понимаете в женщинах? Что вы можете понять в наших гормонах и железах? Мы – Другие… Другие. Мы можем стать матерью, не родив никого. Стоит только захотеть.
ТАНАНИН. Все умом поехали. Бабы! Бабоньки…
МУРАДА. Пожалуйста! Пожалуйста! Можно я тоже буду кормить девочку? Можно я тоже буду кормить девочку?
ТАТЬЯНА. Мурада, подойди, мне больно двигаться. Дай я обниму тебя. Можно, конечно можно. Мы будем кормить ее по очереди, ты сиську – я сиську. Коктейль. Что такого? Ничего удивительного! Сестра моя, сестренка… Ничего удивительного…
МУРАДА. Спасибо! Спасибо! Ты хорошая! Ты хорошая! Я тоже буду кормить девочку! Я тоже буду кормить девочку!  
ТАТЬЯНА. Да, да, да. Ты тоже будешь кормить девочку. Ничего удивительного.
Подставляем же мы свои прелести одному и тому же мальчику, раздвигаем ноги, сливаемся воедино и ничего. А ведь это – пот, сливающийся с потом – не менее интимно. Это также тяжело делить, как молоко из груди, как ребенка. Но мы научились и ничего! Сестра моя! Это же не мешает нам любить друг друга. Ты же любишь меня, Мурада?
МУРАДА. Да! Да! Ты хорошая! Ты хорошая! Я тоже буду кормить девочку!
?? ТАТЬЯНА. Тоже… Тоже… Смешно? Откуда ты взялась такая, Мурада? Добрая… Откуда? От верблюда… Ха-ха-ха… От верблюда… У тебя там, откуда ты, верблюды есть? Нет? А как они плюются, те, которых нет?  Вот так? (Плюет Мураде в лицо, та отшатывается)Шутка. Шутка. Не пугайся, ты будешь кормить девочку. Одна. Я поберегу свои стати. Знаешь, от этих младенцев груди разнашиваются. Они становятся подобны пузырям на коленях вытянутых кальсон мужа. Сморщеные мешочки, из которых высосали жизнь. ??
Входит Калечный, наряженный Дед Морозом с мешком подарков.
КАЛЕЧНЫЙ. Подарков тюк взвалив на плечи,
                        Долго шел я к этой встрече.
                        Целый год не видя вас,
                        Я скучал, как педераст,
                        Заключенный в женской бане.
                        Что ж за год случилось с вами?
                        Поглупели, постарели,
                        Опустились, разжирели,
                        Год проподличали всласть,
                        И просплетничали всласть,
                        Пробездельничали всласть.
                        Эх, почаще бы вас класть,
                        Сняв штаны, через колено
                        И по заднице поленом.
                        Некому вас было драть!
                        Распустились, твою мать!
                        Что надулись? Колет глаз
                        Правда-матка? В этот раз
                        Так и быть прощаю вас!
                        Праздник! Нам ли быть в печали?!
                        А меня-то вы узнали?
ТАТЬЯНА. Его величество шутит… Что ж, мы смеемся, как положено. Ося, растяни губоньки.
ТАНАНИН. Что-то не хочется…
КАЛЕЧНЫЙ. Меня знают все на свете,
                         Даже маленькие дети,
                         У кого на жопе памперс,
                         Жаркий мочевой компресс.
                         А три взрослых дурака
                         Не узнали старика.
                         Так идут державным шагом –
                         Позади – голодный пес,
                         Впереди – с кровавым флагом,
                         И за вьюгой невидим,
                         И от пули невредим,
                         Нежной поступью надвьюжной,
                         Снежной россыпью жемчужной,
                         В белом венчике из роз –
                         Скажем дружно…
ТАТЬЯНА. Ну, раз просят, скажем, потешим мальчика, любителя поэзии. Давай, Ося, на раз-два-три, хором, а, ты, Мурада, подвывай.
КАЛЕЧНЫЙ. Я помогу! В белом венчике из роз –
                                           Впереди я…
ХОРОМ.                                                Дед Мороз!
КАЛЕЧНЫЙ. Молодцы, девочки и мальчики! С Новым Годом вас, с новым счастьем. Теперь у вас все будет новое!
ТАТЬЯНА. Не пугайте, Дедушка.
КАЛЕЧНЫЙ. И в мыслях не было. Я завидую вам. Как это прекрасно – новая жизнь.
ТАТЬЯНА. О! От добра добра не ищут…
КАЛЕЧНЫЙ. Как зовут тебя, разговорчивая девочка?
ТАТЬЯНА. Татьяной.
КАЛЕЧНЫЙ. Таня… Танюша… Почитай мне, Танюша, стишок или песенку спой. За это я щедро тебя одарю.
ТАТЬЯНА. Изволь Дедушка.
Забирается на табуретку.
Об мой голос разбивались корабли.
Превращалась я то в пену, то в крик чайки.
Я забыла… Это было? Было ли?
Или только на губах глоток шабли
Послевкусие оставил? Без утайки
 
Я поведаю, что мой отец Нептун
В ожерелье мне вплетал морские звезды,
Что Русалки с затонувших шхун
Мне носили свитки древних рун
И каменьев драгоценных гроздья.
 
Я поведаю о том, что утекло
Вместе с снегом талым, прошлогодним…
Наступать на битое стекло
Было больно, а потом прошло…
Почему же вспомнилось сегодня?
(Идет бычок, качается
Вздыхает на ходу:
«Ну вот, доска кончается, -
Сейчас я упаду!»)
Пауза.
КАЛЕЧНЫЙ. Черта-с два! Разжалобить она меня пытается! Черта-с два! Не надо дергать меня за струнки! Ничего, кроме мерзкой какофонии не выйдет.
ТАТЬЯНА. Я из хорошей семьи. Как водиться, окончила музыкальную школу по классу скрипки… Да и слух неплохой…
КАЛЕЧНЫЙ. Молодец, девочка. Угадай теперь три загадки. В сказках принято отгадывать загадки. Если ты ответишь правильно – ты уйдешь сама, если нет – не обессудь, придется указать на дверь. Итак, загадка первая. Что было бы с нами через год, останься мы вместе? Каверзно? Терпение, самое сложное впереди. Загадка вторая – А через пять? Столько не живут – скажешь ты. А вдруг? И вовсе страшная загадка третья – а через пятнадцать?
ТАТЬЯНА. (Тише, Танечка, не плачь,
Не утонет в речке мяч…)
Я уйду сама. Скучная бухгалтерия. Угадай-ка лучше, что будет со мной через день? Угадай-ка, что будет с тобой через день? Угадай-ка, как ты назовешь дочь?
КАЛЕЧНЫЙ. Девочка Таня, ты смышленая, талантливое существо! И стишок твой лучше всех, и в загадки ты играешь виртуозно. Ты заслужила свой подарок. (Достает из мешка чемоданчик). В этом чемоданчике – не смотри, что он мал – заключены все тайны мира. Но как выглядит этот бумажный Алеф ты рассмотришь уже дома. Отслюнявишь и пересчитаешь всю нескучную бухгалтерию.
ТАТЬЯНА. Прощай, морячок… Отгадывай загадки. (Уходит. Тананин направляется вслед за ней.)
ТАНАНИН. Дурак ты, Калечный. И фамилия у тебя дурацкая.
КАЛЕЧНЫЙ. Куда ты, мальчик Ося? Ты же еще не получил свой подарок.
ТАНАНИН. А пошел ты… (Берет бутылку шампанского, пьет винтом из горла). Вот, мне сойдет подарочек… Шампанское… Водочка… От тебя не убежишь, не спрячешься. Змей требует. (Выходит).
КАЛЕЧНЫЙ. А твой подарок, девочка Мурада, сопит в соседней комнате. Я разрешаю тебе нянчить дитя… Дитя любви. (Плач ребенка). Беги, беги, твоя принцесса зовет тебя. А мальчику Сене, которого почему-то нет здесь, я принес все то, о чем он мечтал. За что боролись, на то и напоролись. (Поет на мотив «В лесу родилась елочка»).
Теперь она нарядная
                                 А кто это она?
                                 А где это? Зачем? И как?
                                 Куда и почему?
 
 
Сцена 3. Подвал.
Улица города, пьяный Тананин натыкается на старуху, торгующую ботинками.
 
СТАРУХА. Э-э-э… Мимо не проходи. Э-э-э, соколик, ботинки купи… За сорок рублей отдам. Новые.
ТАНАНИН. Бабуля, где же ты за сорок рублей водку видала?
СТАРУХА. Что-сь? Ась?
ТАНАНИН. Ась-хрясь – разь – и на матрась…
СТАРУХА. Берешь, что ли, ботинки? Новые! Дешево отдаю.
ТАНАНИН. Бабусь, выкинь свою дрянь рваную на ту помойку, с которой подобрала. Со мной пойдем. Я тебе даром налью. (Достает бутылку из-за пазухи). Видала амфору с нектаром? Все наше!
СТАРУХА. Ась?
ТАНАНИН. Пойдем, пойдем. Осип  Тананин сегодня опрощается. Опускается в самый низ-с. Ему собутыльник нужен.
СТАРУХА. Ась?
ТАНАНИН. Не придуривайся, старая. Ты мне понравилась… Ты Дон Гуана напомнил мне, как выбранил меня и стиснул зубы с скрежетом.
СТАРУХА. А-а! Да-да! Ты тоже ничего… (Заворачивает ботинки в газету, прячет сверток за пазуху.) Пошли, пошли, соколик. Куда поведешь-то?
ТАНАНИН. О, мир большой! В огромном этом мире
                        Всегда найдется теплое местечко,
                        В парадной незакрытой, с батареей
                        Не лопнувшей, горячей, рядом  с чаном
                        Для пищевых отходов.
СТАРУХА.                                           Э, соколик,
Неужто брезгуешь старушку пригласить
В гнездо родное?
ТАНАНИН.                                Выпал из гнезда…
                        Ни крова не имею, ни постели…
                        Но не жалею.
СТАРУХА.                           Будто с языка
                        Снял.
ТАНАНИН.              Не зову, не плачу.
                        Пора согреться, старая.
СТАРУХА.                                            И то…
Пьют из горлышка.
                        Ко мне пойдем?
ТАНАНИН.                              Куда?
СТАРУХА.                                          В моем подвале
                        Тепло и сухо…Печечка трещит –
                        Из кирпичей ее сама сложила –
                        Матрас тряпьем набит и по углам
                        Попискивают крысы. Не боишься?
ТАНАНИН.   Я крыс люблю.
СТАРУХА.                              Все шутишь, поросенок?
                        Они – моя домашняя скотинка.
                        Я их пеку на углях, а они
                        Своих собратьев останки подъедают.
ТАНАНИН.   Пугаешь, ведьма?
СТАРУХА.                                  Что ты, соблазняю!
                        Вот и пришли. (Входят в подвал к старухе. Та достает, прикрытую железным листом запеченную крысу и протягивает ее Тананину.)
 Отведай угощенье.
                        Остыла, милая, но все-таки мясцо.
ТАНАНИН. Вкусна чертовка.
СТАРУХА.                               Бабушка всегда
                        Для сокола спроворить  угощенье
                        Любила и умела, приготовить,
Попотчевать. Ну-с, выпьем, поросенок?
Налей.
ТАНАНИН.                          Всегда готов.
СТАРУХА.                                       Твое здоровье…
                        Я подарю тебе ботинки эти даром…
                        Владей, носи, благодари бабусю.
ТАНАНИН.   С покойника?
СТАРУХА.                           А то! Сама снимала.
                        Судьбу его оденешь, а судьба
                        Его завидная. Поверь, не пожалеешь.
                        Ну, одевай.
ТАНАНИН. (Одевает ботинки).Когда я санитаром
                        Работал в морге, помню, как-то раз
За сыном мать приехала и трупу
Целуя, все шептала: «Поднимись,
Вставай, сыночек, ну же, я же знаю,
Ты просто спишь…» Я, стоя рядом, еле
Улыбку сдерживал – о, да, смешно и жутко,
Ведь я руками собственными вынул
Все внутренности и туда набил
Опилки, вату – этому, который
Так только, спит, уснул и видит сны.
СТАРУХА.    Разбормотался, глупенький…Газету
                        Ты не выкидывай, возьми-ка, почитай,
                        Порадуй городскими новостями.
                        А то бабуся слеповата…
ТАНАНИН.                                           Слушай, слушай…
                        «Наш президент встречается…
СТАРУХА.                                                        Не тут…
                        Там про Снегурочку, в конце… Читай, соколик.
ТАНАНИН.   А… Вот…  «Мертвая снегурочка одарила рыбаков и прохожих». Обхохочешься! (читает). «Сегодня на рассвете автомобиль без номерных знаков, проломив чугунное ограждение, вылетел в Фонтанку в районе улицы Белинского. Прибывшие на место происшествия работники милиции и «Скорой помощи» не могли подступиться к образовавшейся полынье из-за огромного скопления народа. Возбужденные люди вылавливали из ледяной воды стодолларовые купюры. В результате два студента училища имени Мусоргского и грузчик соседнего гастронома, свалившиеся в воду, доставлены в Мариинскую больницу с тяжелыми обморожениями. Спасатели, подняв машину, обнаружили за рулем труп девушки в костюме Снегурочки. Никаких документов при ней не оказалось. Судебно-медицинская экспертиза нашла в ее крови целый коктейль из алкоголя и наркотиков. Вся машина в беспорядке завалена пачками долларов. Ведется следствие». Пауза. Эй, бабка, где ты? Эй? Чертовщина какая-то…
Темнота и в темноте пищат крысы.
 
 
Сцена 4. Шестое доказательство существования Деда Мороза.
Калечный по-прежнему сидит в костюме Деда Мороза. Входит Мурада..
 
КАЛЕЧНЫЙ. Мурада, я хочу увидеть ее еще раз… А ведь это не правильно… Это надо перетерпеть.
МУРАДА. (Подходит и целует его в лоб).
КАЛЕЧНЫЙ. А где Ося? Я его всюду искал… Оси нет нигде… Оси нет везде… Глупость получается, не находишь, Мурада.
МУРАДА. (Прижимает его голову к груди, качает, мычит песенку).
КАЛЕЧНЫЙ. Ты плачешь? Что случилось?
МУРАДА. (Отмахивается, прячет лицо, отходит).
КАЛЕЧНЫЙ. Ты куда?
МУРАДА. Гулять с ребенком. С Танечкой.
КАЛЕЧНЫЙ. А, гулять с Танечкой… Ступай… Ступай… Все-таки глупо, что я назвал ребенка Танечкой… Глупо… Глупо…
МУРАДА. (Подбегает, целует его, прижимает крепко-крепко).
КАЛЕЧНЫЙ. Ты будто прощаешься… Мне всегда казалось, что ты все знаешь наперед…
МУРАДА. (Пряча глаза). Нет! Нет!
КАЛЕЧНЫЙ. Все знаешь наперед. С тобой надо было на рулетку ходить…А, впрочем, неинтересно. Какой смысл ходить, если все знаешь наперед. Это уже не игра, а глупость получается. Выиграешь, – не выиграешь, а скучно. Тебе, должно быть, скучно жить, Мурада?
МУРАДА. Нет… Нет…
КАЛЕЧНЫЙ. Со мной что-то случится?
МУРАДА. Нет! Нет! (Еще раз крепко-крепко обнимает его, целует в лоб и выходит).
КАЛЕЧНЫЙ. Странно. Что это мне в голову взбрело? Чушь… Чушь… Я хочу увидеть ее еще раз… Татьяну… Татьяну мою… Это неправильно. Это нужно перетерпеть. Я хочу увидеть Осю… Я привязался. Это неправильно… Их нет нигде… Их нет везде… Глупость получается. Где-то же они есть. Например, даже не в этой комнате.
ГОЛОС МАЛЬЧИКА ОСИ. Я под кроватью.
КАЛЕЧНЫЙ. Кто?
МАЛЬЧИК ОСЯ. (Вылезает из-под кровати). Я.
КАЛЕЧНЫЙ. Ты? Оська, ты?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Я, я. Ты кашу сегодня ел?
КАЛЕЧНЫЙ. Нет, я кашу не люблю.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Я тоже не люблю. Не важно. Что ты сегодня ел?
КАЛЕЧНЫЙ. Картошку.
МАЛЬЧИК ОСЯ. И где она?
КАЛЕЧНЫЙ. Кто?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Картошка.
КАЛЕЧНЫЙ. Так я же ее съел.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Ну и где она?
КАЛЕЧНЫЙ. Чудак-человек, я же ее съел, говорю.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Ну и где она?
КАЛЕЧНЫЙ. В животе.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Значит, можно сказать, что ее нет нигде, нет везде.
КАЛЕЧНЫЙ. Как же ее нет, если она в животе.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Хорошо. А неделю назад ты что ел?
КАЛЕЧНЫЙ. Когда?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Неделю назад.
КАЛЕЧНЫЙ. В среду?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Ну, в среду, например.
КАЛЕЧНЫЙ. Не помню…
МАЛЬЧИК ОСЯ. А ты вспомни.
КАЛЕЧНЫЙ. (Пытается вспомнить). Не помню.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Ну, например, кашу ел.
КАЛЕЧНЫЙ. Нет. Я кашу не люблю.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Тьфу! А что ел?
КАЛЕЧНЫЙ. Не помню.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Картошку?
КАЛЕЧНЫЙ. Не помню, говорю же.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Давай, как будто картошку.
КАЛЕЧНЫЙ. Ну, давай.
МАЛЬЧИК ОСЯ. И где она?
КАЛЕЧНЫЙ. Кто?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Картошка.
КАЛЕЧНЫЙ. Съел, как будто.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Не «как будто», а съел.
КАЛЕЧНЫЙ. Хорошо, съел.
МАЛЬЧИК ОСЯ. И где она?
КАЛЕЧНЫЙ. Съел.
МАЛЬЧИК ОСЯ. И где она теперь?
КАЛЕЧНЫЙ. В животе?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Неделю в животе?
КАЛЕЧНЫЙ. А где?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Это я тебя спрашиваю, где?
КАЛЕЧНЫЙ. Не знаю.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Нигде! Нет ее! Не существует!
КАЛЕЧНЫЙ. Я ее, наверное, выкакал.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Ты какашки выкакал, а картошки не существует. Нет ее нигде и нет везде!
КАЛЕЧНЫЙ. Кого?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Картошки.
КАЛЕЧНЫЙ. Почему, у нас еще в ящике на кухне есть.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Что?
КАЛЕЧНЫЙ. Картошка.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Какая?
КАЛЕЧНЫЙ. Круглая, коричневая.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Та, которую ты съел неделю назад?
КАЛЕЧНЫЙ. Нет. Той нету.
МАЛЬЧИК ОСЯ. А где она?
КАЛЕЧНЫЙ. Съел…
МАЛЬЧИК ОСЯ. Нету ее нигде! Где она есть? Нигде ее нету! Везде, куда ни глянь, нету ее! Не существует! Понятно?
КАЛЕЧНЫЙ. Ага.
Пауза.
Давно не спим, а Дед Мороза все еще нет.
МАЛЬЧИК ОСЯ. Дурак! Он не придет! Его нет! Нет нигде! Нет везде! Он не существует!
КАЛЕЧНЫЙ. Как это?
МАЛЬЧИК ОСЯ. Как картошка, которую ты неделю назад съел.
КАЛЕЧНЫЙ. Кто же это Деда Мороза съел? А?! (Хохочет). И Снегурочку? Кто, скажи мне, Снегурочку мог съесть? Ну, Оська, ты сказанешь!
МАЛЬЧИК ОСЯ. Вот дурак!
КАЛЕЧНЫЙ. Сам дурак!
 
Конец.
 
1998-2001г.г.