Как ты belle...

П.Шерешевский.       
Как ты  belle...
 ( Пьеса в двух действиях.)
Действующие лица: Волошин.
                                    Дедушка.
                                    Анна.
                                    Федюшка.
                                    Марина.
                                    Отар.
                                    Кара.
                                    Гурам.
                                            ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
                            
 Сцена первая, в которой голый человек танцует в фонтане.
  
......................................................................................................................              
 
Сцена вторая, в которой Волошину во сне является его покойный дедушка.
 
Дедушка.  Холодно... 
Волошин. Дедушка!? Как мы давно не виделись...
Дедушка. Холодно...
Волошин.  Давай пледом тебя укрою...
Дедушка.  Как делишки?
Волошин.  Собаку завел...
Дедушка.  Не имела баба хлопот, да купила порося.
Волошин. Он хороший, добрый...
Дедушка. Чуть что, небось на постель с ногами...
Волошин.  Я его в трамвае  подобрал. Знаешь, бывают унылые такие дворняги. Улегся в трех шагах, в глаза смотрит. У меня хлеб с собой был, протягиваю. Из рук не взял, только с пола. Хочешь, говорю, со мной пойдем. Понял… Рядом  лег. Я выходить, он за мной.  И плетется шагах в трех, не верит, ждет -  прогоню. Дома тряпку ему кинул -  улегся  сразу, хвостом  завилял...
Дедушка.  Ты его любишь?
Волошин.  Я? Люблю, наверное. Да, люблю. Дед, не знаю, что со мной, я ничего не чувствую.
                     Помнишь, когда ты был уже очень болен, я приезжал к тебе на дачу. Просидев всего несколько часов, я заскучал. Что-то наврал и стал прощаться. Я поцеловал тебя и пошел по  дорожке. А ты стоял у калитки в своей вытянутой майке и семейных трусах  и смотрел мне вслед. Дорожка была очень длинная. Через несколько минут я обернулся. Ты стоял в той же позе. И вдруг я понял, что вижу тебя в последний раз. Ты уйдешь за горизонт и больше я не увижу тебя никогда. Я понял это отчетливо, но ничего не почувствовал. Я не вернулся, не побежал к тебе обратно, чтобы  до конца остаться с тобой живым. Мне только тягостен стал твой взгляд. Лишь бы ты скорее скрылся. И я свернул с дорожки и еще быстрее зашагал на станцию, чтобы не опоздать на электричку.
                       Я успел.
Дедушка.  По-ми-дор...
Волошин.  Что значит “помидор”?
Дедушка.  Это первое слово, которое я научился говорить после инсульта...
Волошин.  Дед, я ненормальный?
Дедушка.  По-ми-дор...
       
Сцена третья, в которой Волошин просыпается рядом с Анной в ее квартире, в ее постели.
 
Волошин.  Помидор.
Анна.  Что значит “помидор”?
Волошин.  Так, овощ...
Анна.  Мне сон приснился. Странный. Будто всюду мои волосы. Весь  мир опутан ими как паутиной. Я пытаюсь умыться. Раковина переполняется, вода бежит через край. Сток забит моими волосами. Я раздеваюсь голая, отряхиваюсь. Мне кажется, что я освободилась, что я чистая. Я иду и увязаю в собственных волосах. По щиколотку, по колено, по пояс, по горло. Я паук, запутавшийся в собственной паутине.
Волошин.  Побрейся наголо.
Анна.  Ты знаешь, я беременна?...
Волошин.  Теперь знаю...
Анна.  И что же? Рад?
Волошин.  Этого еще не знаю...
Анна.  Скоро меня раздует, как воздушный шарик. Черты лица деформируются и одна страсть будет владеть мною -  страсть к соленым огурцам...
Волошин.  К маринованным помидорам. По-ми-дор...
Анна.  Странно. Мы говорим сейчас с тобою, мы думаем, что мы наедине. А между тем, нас трое. Кто-то сидит во мне  и подслушивает.
Волошин.  Притча. Вспомнил. Жила семья. Человек, его  жена, дети. И все было бы неплохо, если бы человек этот  не мечтал о счастье. Счастье возвышенном, неземном. А от людей слышал он, что где-то далеко  на  земле стоит волшебный город Эльдорадо. И если попасть туда, то сбудутся все мечты твои, все потаенные желания. Там-то и найдешь ты свою истинную судьбу.
И однажды ночью человек встал, оделся и ушел от своей семьи. Он ушел искать судьбу, сужденную ему Богом. Он долго шел, и, чтобы не сбиться с пути, засыпая  ложился всегда ногами в ту сторону откуда пришел, а головою туда, куда держал путь.
И однажды ночью, ворочаясь во сне, он перевернулся вокруг себя. И проснулся. И продолжал путь. И не заметил ошибки.
И на какой-то день пути человек увидел родной двор. И собаки не залаяли, а облизали ему лицо. И вышла женщина, как две капли воды похожая на его жену, взяла за руку и повела его в дом. А за столом сидели дети, как две капли воды похожие на его детей. Только волосы отрасли и вихры растрепались. И все было так  же, как в прежней жизни, но чуточку  лучше. И человек понял, что он нашел свое счастье, свое Эльдорадо. И остался с этой женщиной и с этими детьми. И прожил всю жизнь свою счастливо. Но до самой старости исподволь тосковал по той, первой своей семье, которую он оставил когда-то.
Анна.  Красивая легенда. Послушай, принеси мне яблоко. В авоське, за окном. Выбери самое большое и красное.       
                           Волошин выходит, находит, моет, приносит.            
             Вкусно!
Волошин.  Вкусно! Я предлагаю тебе быть моей женой. Я делаю предложение.
Анна.  Черт побери!
Волошин.  Черт побери!
Анна.  Черт побери! Я всегда представляла себе, что все будет иначе. Что однажды в дверь раздастся звонок. И он войдет, красивый как Бог, с огромным букетом роз. И встанет на колени перед моей мамой, и будет просить руки, и я буду стоять под дверью и подслушивать, и мама ответит, как я решу. И я влечу. И он закружит меня в вальсе. И все будут кричать “горько” и посыпать нас рисом и розовыми лепестками. И он возьмет мою туфлю и выпьет полную водки. И...
Волошин.  И вы будете жить долго и счастливо. И умрете в один день.
Анна.  И умрем в один день.. . 
 
             Cцена  четвертая, в которой Волошин говорит с самим собой.
 
Волошин.  Мне кажется, счастливей нет на свете...
Мне кажется, несчастней нет на свете...
Меня… Меня? Меня, меня, меня!!!
Я говорю с собой — симптом неважный,
И чтобы не сочли меня кретином...
Считать-то некому, чтоб сам себя не счел я,
Допустим, говорю сейчас я с Богом...
Всевышний, как, доволен ли твореньем?
Довольство признаком дилетантизма
Считается достойными умами...
А кто ты, как не дилетант, создатель?
Служу ли я тебе? А сам не знаю...
Служить бы рад, прислуживаться тошно,
Прислушиваться к  тайным отголоскам...
Ты в простоте же ничего не молвишь,
Как я сейчас с тобою по душам
Поговорить считаешь больно жирно...
А!.. Все не то, не то, не то, я брежу...
Бежать, бежать, бежать — смешное бегство
Я объясню не мудростью японской
Раз в десять лет менять жену, квартиру,
Профессию, страну и способ мыслей,
Но трусостью привязываться слишком...
Потом — больнее. Что ж, пока не поздно
Жди меня и я вернусь,
Только не к тебе.
Пусть твоя застынет грусть
Каплей на губе.
Пусть твоя застынет грудь
У Мадам Тюссо,
В этом восковом гробу
Спи. Да будет сон!
  Пусть их, что давно пусты
Сумки почтарей,
Ты настенные часы
Заводи, старей.
Изредка деля постель
С почтарем худым,
Говори себе: “Поспей
Замести следы”.
И саму себя за то
Яростно кляня, 
Чтобы повторить потом,
Помни, ждешь меня.
 
Сцена четвертая, в которой читатель знакомится с обитателями замка Отара Шалвовича.
 
Марина.         А что Гурам?
Федюшка.      Его из петли вынули, он был
                        Безумно пьян, кричал: “Все бабы- ведьмы”,
                        Это, похоже, белая горячка
                        Или почти что белая горячка.
Марина.         Он прав. Мы — ведьмы  все без исключения...
                        Когда смежает сон глаза Адамов,
                        Мы вылетаем, рассекая воздух,
                        На наших метлах. Мы оплетены,
                        Опутаны своими волосами.
                        На нас одежды нет, но нет и срама,
                        Так волосы скрывают от случайных
                        И, впрочем, невозможных дерзких взоров...
                        Мы оглашаем воплями — все внемлет.
                        Усталый астеничный мертвый город
                        Как будто расправляет свои камни...
                        Лишь ковыляющим по жизненной дороге
                        Бродягам нищим — вам, Адамам, вам, -
                        Вооруженным палкой и мешочком,
                        Не суждено узреть полет волшебный,
                        Для этого один и есть лишь способ -
                        До чертиков допиться...
Федюшка.                                         Пусть, пускай
                        Порой ночною отрастает хвост
                        У каждой бляди, а у нас — рога...
                        Не повод в петлю лезть.
Марина.                                              Допейся.
                        Я посмотрю, куда полезешь ты...
Федюшка.      Мы отобрали у него одежду,
                        Связали, заперли и бросили до срока
                        Чтоб приходил в себя.
Марина.                                           Гуманно...
Федюшка.                                                           Он
                        Распутался и вылез по трубе
                        Через окошко в парк. Его забрали,
                        Когда он нагишом плясал в фонтане
                        Под струями...
Марина.                             Мне нравится… Его бы
                        Я прокатила на своей метле...
Федюшка.      Сейчас сидит в крестах за оскорбленье
                        Эстетики и вкуса горожан...
 Отар Шалвович вносит окровавленного и не подающего признаков жизни Волошина.
Отар.              Марина, позаботься, к сожаленью
                        Беднягу обглодали наши псы...
Марина.         “Непруха, так непруха, ”- так сказал бы
                        Наверно он, когда бы умер...
Отар.                                                             Впрочем,
                        Хотелось бы, чтоб он остался жив.
Марина.         Идеалист, Отар! Сейчас пред нами
                        Не больше, чем кусок парного мяса.
                        Гуманнее дать нашим псам дожрать,
                        И обглодать сырые кости, им
                        Катастрофически добычи не хватает
                        Живой и теплой. Бедные зверюшки!
                        Инстинкты тают и хиреют псы.
                        У них сплошные комплексы и страхи...
                        А этому ты не поможешь...
Отар.                                                        Делай,
                        Что говорят.
Марина.                          Федюшка, рви рубаху.
                        В берлоге этой днем с огнем не сыщешь
                        Ни одного приличного бинта.
Федюшка.  Отар Шалвович, я конечно человек маленький, можно сказать, вошка, но если мне позволено говорить, то вы — сумасшедший, не хуже Гурама. У вас, наверное, тоже белая горячка. Вы же себя губите. Зачем вы притащили в квартиру труп? Если это всплывет, вам не отмыться вовек. Одним прохожим больше, одним меньше, не мне вам это объяснять. Он попал в житейской мясорубке под нож. Жаль беднягу. Но абсолютно незачем вешать на себя вину. Виноват Создатель или случай. Кому как больше нравится. Дело наше и так на волоске. Вы искушаете  судьбу. Волосок лопнет. И за вами, Ваше Величество, в Тартар полетим и мы.
Отар.  Ты, Федюшка, ты. О себе переживаешь.
Федюшка.  Да, я. А я хоть и вошка, а жить хочу. Люблю я это дело безумно. Ближе самого себя у меня и нету никого. О ком же мне и заботиться?
Отар.  Верно говоришь. Да кто сказал, что для меня ты дороже хоть этого обглодыша? Я уж не говорю о Боге. Которого из двух червячков Создатель больше любит? Тебя? Ой ли, завидное самомнение.
Марина.  Отар, не дразни собачонку, кусит.
          
       Волошин или звук издал, или рукой шевельнул, ногой…
 
               Жив...
Отар.  Марина, спирт возьми. Оботри его. Если не подохнет, то выживет...
Федюшка.  (Ворчит) Бог… Бог… Сами-то вы, небось, себя избранником считаете. А я, может, нужнее всех вас вместе взятых...
      Пауза. Из этой напряженной паузы Отар заговорил, взвешивая каждое слово.
Отар.  Что ты сказал?
Федюшка.  (Напуган) Ничего...
Отар.  Повтори.
Федюшка.  Ничего я не говорил.
Отар.  Может быть у меня галлюцинации? Федюшка, похож я на невменяемого идиота, которому слышатся голоса? А? Я не слышу?
Федюшка.  (Мычит)
Отар. Что?
Федюшка. Нет...
Отар.  Что: “Нет”?
Федюшка.  Не похожи на невменяемого...
Отар.  Так… И что же ты сказал?
Федюшка.  Я сказал, что вы себя избранником считаете...
Отар.  Допустим. И все?
Федюшка.  Все...
Отар.  Напряги-ка память, милейший.
Федюшка.  Вы же сами все слышали… Зачем?
Отар.  Федюшка, когда тебя спрашивают, надо отвечать. Элементарная вежливость… Тебя как родители воспитывали? Учили вставать в присутствии дам, есть ножом и вилкой, старших уважать?
Федюшка.  Я сказал, что я для Бога поважнее  вас всех вместе взятых. Для меня, может, и весь мир придуман...
                                             Пауза.
Отар.  (Захохотал) Марина, ты слышала, слышала?
Марина.  (Хохочет) Вот он идет, Федюшка, по морю яки посуху. Венчаем Федюшку на царствие Божие.
    Распахивается дверь, входит Кара. Она прекрасна. Все замолкают.
 
Кара.  Покоя в этом доме не будет. Не будет и сна. Я приняла целую горсть таблеток. Я замираю от усталости. Четверо дней и ночей я раскладывала пасьянс Марии Стюарт. ОН сошелся у этой бедной женщины всего два раза. Первый раз перед тем, как ее возвели на престол, второй -  на эшафот. Короли звали меня разделить ложе, дамы пели мне колыбельные, но я не спала. Я не имею права спать. Если я усну, так и не сложив пасьянс, нам всем отрубят головы. Валеты хохотали надо мной, а шваль кидала в меня свои пики. Все мои глаза исколоты этими пиками. Но я стояла на страже покоя этого дома. Я замираю от усталости. Но я не заслужила покоя. Так ты считаешь, Отар?
Отар.  Прости, Кара...
Кара.  Я прощу. Я только и делаю, что прощаю. Но я хочу, чтобы ты понимал. В этой войне с провидением мне-то было не до смеха. Ради вашего покоя я убила свой сон. Уж я-то знаю, что если не буду продолжать эту изнурительную борьбу со случаем, войну, которую могу вести лишь в одиночку, приемы и тайны которой известны только мне, вам — крышка… Вам — гроб… Но я просто не в силах уже жить в этом хаосе. Едва я, выполнив свой труд, с великим трудом засыпаю — вы устраиваете хохот и вакханалию. Марина, сделай мне коктейль.
Отар.  Кара, тебе не нужно пить.
Кара..Я сама знаю, что мне нужно и чего не нужно. Когда я смыкаю глаза, мне снятся кошмары, но стоит мне размежить веки, я вижу, что жизнь пострашнее любого кошмара. (Указывая на Волошина) Что это?
Отар.     Человек...
Кара.  Я еще не ослепла, хотя могла бы. Я вижу, что это человек.
Федюшка.  Его наши псы загрызли. И Отар Шалвович принес сюда.
Кара.  Труп в доме. Что может быть прелестнее. Узнаю тебя, Отар. Всегда найдешь, чем порадовать свою любимую Кару. Марина, где мой коктейль? Федюшка, вынеси это пока еще темно, и брось подальше от дома.
Отар.  Он останется здесь!
Кара.  (Сделав большой глоток) Федюшка, почему я должна повторять? Убери грязь из гостиной...
Отар. ( Вырывает бокал из рук Кары) Он останется здесь!
Кара.  Хорошо… Тогда уйду я. Милый, ты знаешь, мне снилось, что я беременна… Не от тебя.
Отар. (Хватает ее за руку) Куда ты пойдешь ночью, одна, босая, в ночной рубашке...
Кара.  (Плюет ему в лицо, он инстинктивно отпускает ее руки. Кара поднимает бокал, разбивает, приставляет осколок к своему горлу) Я не советую тебе прикасаться ко мне. Это неприятно. Я намерена прогуляться. И в мои планы не входит, чтобы ты составил мне компанию. (Имея ввиду осколок у горла) Отар, ты знаешь, я это сделаю. Дай мне выйти. (Уходит)
 
Сцена пятая, в которой Отар говорит с Богом.
 
Отар.  Господи, за что? За что ты послал мне сумасшедшую? За что она пьет из меня все соки, парализует мою волю? Сделай так, чтобы рассудок вернулся к ней, или положи предел моей любви. Нет! Тьфу, тьфу, тьфу! Эти слова в молитве не считаются. Я этого не говорил! Я этого не хочу! Ты слышишь, не хочу! Не хочу! Не хочу!
Сделай так, чтобы все было как прежде. Тебе нужны жертвы? Я готов. Хочешь, я сожгу картину Гурама? Все его картины, которые есть у меня. Ты, только ты, знаешь, что они значат для меня. Я готов умереть в пятьдесят восемь, а не в шестьдесят восемь лет, как мы договаривались. Видишь, я отдаю десять лет жизни. Десять лет!
Да, я торгуюсь с тобой, торгуюсь, как лавочник. Да, мои молитвы больше похожи на купчую крепость. Каюсь, каюсь, каюсь. Но что делать, если в глубине своей души я не способен не делить и не умножать, не высчитывать проценты. Любое удовольствие,  любое горе, любовь, предательство, ненависть, — все складывается во мне в циферки, нолики, крестики. Я ненормальный? Да, наверное, но я не могу служить тебе иначе. Иначе я перестану быть собой. Иначе я не смогу быть сердцем своего дела! Я знаю, что сердце находится в мозгу! Мир рационален! За все можно заплатить! Цена?
Я с этой секунды не буду есть орехов. Я безумно люблю орехи, но больше не возьму в рот ни единого. Сделай только, чтобы к Каре вернулся разум. Не сразу. Я понимаю, что ты не хочешь дискредитировать себя чудесами. Я готов ждать.
             
     Сцена шестая. Первое письмо Анны.
 
  Анна.                       Наша комната стала просторным залом,
Опустев тобой, пустырем, вокзалом...
На окне в бутылке стоят молочной
Ветки клена. Уже распустились почки
Это значит: терпенье, еще немножко...
Но лицо твое разлетелось в крошки.
Тех, кого люблю, забываю лица,
Не считаю дни, чтоб потом не сбиться...
На семи ветрах не бывает штиля:
Поняла сама, мы не проходили...
На семи ветрах неподвижен флюгер,
Только он живой, только он не умер.
Я стою с утра на семи ветрах,
Я еще вчера разлетелась в прах,
Только ветер держит меня в тисках,
Я статично жду на семи ветрах...
 
Сцена седьмая. Место то же — замок Отара, время другое — прошел месяц. Кара приносит завтрак и свой привет поправляющемуся Волошину.
 
Кара.              Открой глаза, проснись, взгляни на танец
                        Пылинок в толще света, милый мальчик.
                        День будет добрым, доброе же утро
                        Тебе. Как спал, Волошин?
Волошин.                                                Превосходно...
                        Я видел сны, но не поймать за хвост
                        Прекрасных ускользающих видений...
Кара.              Румянец на щеках и голос бодрый!
                        Отрадно видеть. На поправку дело
                        Идет, еще неделя — сможешь прыгать
                        По лужам козликом, смеясь гонять в футбол...
Волошин.      Я не ребенок, Кара...
Кара                                                Ты похож
                        На моего сынишку. Дай мне руку,
                        Мы станем в “дочки- матери” играть.
                        Как  будто дома снова он, как будто
                        Не уезжал.
Волошин.                     А где он?
Кара.                                            Далеко...
                        Не спрашивай… Подумать только, я
                        Тебя хотела выкинуть как тряпку,
                        Как хлам ненужный мухам на съеденье.
                        Зла не держи, я — вздорная бабенка.
                        Но, слава Богу, ты со мной, мой мальчик.
                        Не правда ли, меня сперва ты принял
                        За сумасшедшую, какое слово...
Волошин.                                                          Нет.
Кара.     Не отрицай, но знай, я не безумна...
                        Не верь ушам, не верь глазам своим,
                        как говорил Прутков, на клетке с тигром
Увидишь надпись: “слон ”,- не верь глазам.
                        Ну, повтори...
Волошин.                           Вы не безумны...
Кара.                                                                Милый!
                        В чьем я уме?
Волошин.                         В своем...
Кара.                                                 Спасибо, верь!
                        Без веры жизнь, как каша без воды,
                        Иди, давись, грызи крупу сухую.
Однако,          Надо, надо умываться
                        По утрам и вечерам,
                        А нечистым трубочистам -
                        Стыд и срам, стыд и срам...
Волошин.      Вы вся — тепло и свет, как будто мама...
Кара.              Не льсти, негодник...
Волошин.                                       Правда, правда, правда...
Кара.              Я выросла на хуторе, бывало
                        Проснешься утром, крикнешь “Тетя Аня!”,
                        Она уже бежит с подносом с кашей
                        Картофельной, лишь моську оботрет
                        Мне мокрым полотенцем, кормит с ложки,
                        А я уже большая, но ленюсь
                        И корчу из себя бебешку, ною,
                        Сучу ногами, а она и рада, -
                        Бедняжке не дал Бог детей, — а тетя Тася,
                        Та вовсе старой девой померла,
                        Кричит: “Не надо баловать ребенка!”
                        От зависти, конечно, — не успела
                        К моей постели первой. Я поем,
                        Откину одеяло, голышом
                        С веранды в сад, В нескошенные травы, -
                        Две старых девы, где им уследить,
                        За мной угнаться… Там, в полях, нагая
                        Я говорила с дубом...
Волошин.                                       С дубом?
Кара.                                                              Да,
                        Огромный, в семь больших мужских обхватов...
                        К его коре прижмешься… Нет, с тех пор
                        Я не испытывала этого блаженства...
                        И чувствуешь — мир гармоничен, словом
                        Не передать. Я плакала от счастья...
                        И этот рай, Эдем, дает мне силы
                        И по сей день...
Волошин.                             А я любил болеть...
                        Тогда мне мама суп в постель носила,
                        Кормила, целовала меня в лоб,
                        Вздыхала: “Ай-яй-яй, температуришь,” -
                        А я смеялся — в школу не пойду,
                        Свобода...
Кара.                            Да, такое чувство...
                        Покой и безнаказанность, я знаю.
Волошин.      По воскресеньям мы ходили к деду.
                        Он был как Бог, хотя не бородатый,
                        Оброс щетиной только перед смертью.
                        Я лучше человека не встречал.
                        И рядом с ним все становились лучше,
                        Как будто отражая его свет.
                        Бог умер, это знаю точно...
                        Бог умер, но он снится иногда...
Кара.              У каждого из нас есть кто-то мертвый,
                        К кому мы обращаемся, когда
                        С самим собою говорим...
Волошин.                                                Да, точно,
                        Я говорю с ним — он не отвечает,
                        А и ответит — сделаешь иначе,
                        Слаб человек...
Кара.                                К чему, сынок, страдать,
                        Противиться своим желаньям… Ради
                        Чего?
Волошин.           Не знаю, просто стыдно… потом...
Кара.              Потом — лишь суп с котом...
                        Живи, как дышишь. Знай, твои желанья -
                        Вот твой закон, а совесть — атавизм,
                        Как хвост,  как лишний палец, — отруби
                        И в задницу засунь.
Волошин.                                     Не надо, Кара...
Кара.              И правда, правда, что это со мною?
                        У нас же “дочки — матери”… Оболтус,
                        Что на дом задано и как прошли уроки?
                        Дневник неси, небось, опять краснеть?
                        “Родителям явиться в школу...”- точно...
                        Вот я тебе! Опять стекло разбил?!
                        Что вам неймется?!
Волошин.                                   Кара!
Кара.                                                    С каких пор
                        По имени ты  маму  называешь?
Волошин.      Что с вами?
Кара.                              Вами? Вот негодник...
                        С каких же пор ты с мамою на Вы?
                        Штаны снимай, где мой большой ремень?
(Кара действительно пытается сделать нечто подобное, снять с Волошина штаны и отшлепать его как маленького. Волошин извивается от щекотки.)
Волошин.      Ай, мамочки!
Кара.                                 Ага, заголосил!
                        Кто я тебе?
Волошин.                     Вы? Вы — жена Отара.
Кара.               Я — мама, мамочка тебе!
Волошин.                                             Вы — мама?
Кара.                                                                       Да!
                        Скажи мне: “Ты!”
Волошин.                                  Ты...
Кара.                                                  Мамой назови!
Волошин.      Смешно, ей-богу! “Мама?”
Кара.                                                          Мама!
Волошин.                                                               Мама...
Кара.              Теперь тебя, мой мальчик, расцелую!
Волошин.      Щекотно!
Кара.                           Хорошо… Тебя прижму
                        К груди своей...
Волошин.                              Ты знаешь, Кара...
Кара.                                                                       Мама...
Волошин.  Ну хорошо, мама. Мне вдруг вспомнилось мое сочинение: “Мой дом”. У меня тогда все получалось, было замечательное чувство вседозволенности. И нам задали сочинение “Мой дом”. Ну! Это же я могу! Это же пару плюнуть! Минут за  десять я накропал примерно следующее: “Посреди моей комнаты стоит  стул. Он стоит  рядом со столом. А в другом углу стоит кровать. А рядом с ней стоит книжная полка и на ней стоят книги. "Наверное, в этом опусе была целая тысяча слов “стоит” и больше ничего… Стоит, стоит, стоит...
Кара.  Стоит?
Волошин.  Стоит!
Кара.  (Хохочет) Стоит?
Волошин.  Да, “Стоит!" Я был ужасно горд собою. И сразу же побежал хвастаться дедушке! Как он меня ругал! Как мне было стыдно!
Кара.  Стыд — это атавизм, хвост или шестой палец!
Волошин.  Его нужно отрубить и засунуть с задницу!
Кара.  Точно! В задницу! Я в школе была отъявленная! Я первая начала краситься и ругаться матом! А ты когда начал материться?
Волошин.  В пионерском лагере. Мода такая была. А приехал — не могу остановиться, проскакивает. Как-то  даже с дедом ругнулся. Так стыдно было...
Кара.  А стыд это такое чувство...
Кара и Волошин. (Хором)  Которое надо засунуть в задницу!!! (За этими милыми играми с улыбкой наблюдает Отар)
Отар.  Доброе утро. С днем рожденья, Кара!
Волошин.  .....?                   
            (Отар церемонно вручает Каре деньрожденческий подарок: ведро фисташек.)
Кара.  Спасибо, милый. Орешки! Мои любимые фисташки! Целое ведро! Отар, ты прелесть! А мы тут с Волошиным  в “дочки-матери” играем.
Отар.  Ничего, ничего. Забавляйся. (Волошину) Как вы себя чувствуете?
Волошин.  Спасибо, лучше.
Кара.   (Пожирая орешки) Замечательные орешки! Отар, угощайся.
Отар.  Спасибо, это тебе...
Кара.  Ну, один, из моих рук, как белочка...
Отар.  Кара, я не хочу.
Кара. Твоя любимая Кара просит о такой мелочи… Скушай!
Отар.  Я не люблю орехи.
Кара.  Не ври. С каких это пор? Ты же от них сам не свой!
Отар.  Я не хочу.
Кара. Ты хочешь! Ты хочешь опять все испортить! Вот чего ты хочешь! Ты не можешь уступить даже в мой день рожденья.    (Пауза) Ну да шут с тобой, сиди голодный.
Волошин.  Я не знал, что у вас день рожденья, Кара...
Кара.  У тебя… Говори мне “ты...” “Ты...”
                              (Пауза)
Отар.  Бред!  Представляешь, Кара, читаю сегодня газету, а там, на последней странице, мелким шрифтом: “На нас летит комета, которая расколет Землю на тысячу мелких кусочков. Встреча произойдет ровно через месяц, двадцать восьмого декабря сего года. Науке известен способ остановить ее. Эта программа будет стоить миллиарды американских долларов. Но ни одна страна не взяла на себя финансирование этого проекта. В прошлый раз комета “Де Вита” появлялась в поле зрения землян семь тысяч лет назад. И вот теперь второе свидание может оказаться последним. Наступит конец света. И можно полагаться лишь на старинный русский  “авось”. 
                    Двадцать восьмого декабря конец света!  (Хохочет) Не раньше, не позже! Спастись можно, да денег не хватает! Представляешь, бред! Господа, давайте скинемся!
Кара.  Забавно… Когда, ты говоришь?
Отар.  Что?
Кара.  Конец света...
Отар.  Двадцать восьмого декабря...
Кара.  А… Ну — ну… Милый, ты поговори со своими друзьями. Может быть, действительно стоит скинуться и сбить эту ужасную комету?
Отар.  Кара, смешно… Желтая пресса… Было бы правдой, шум поднялся бы до небес. Я прочитал только тебя развеселить.
Кара.  Спасибо, милый. Тебе это удалось. Просто шучу...
 
Сцена восьмая, в которой мы видим домашний спектакль, сочиненный и исполненный Федюшкой и Мариной в честь дня рождения Императрицы.   
 
Голос Федюшки.      Раз, два, три, четыре, пять,
                                   С днем рождения опять
                                   Театральным представленьем
                                   Тебя будем поздравлять…
Голос Марины.  Дорогая Кара Витовна! Для Вас и ваших гостей  античная трагикомедия в стиле позднего постмодернизма про Красную Шапочку.
(Распахивается занавес ли, ширма ли и взору Кары, Отара и Волошина открывается некое новое театральное пространство, в котором Федюшку мы станем называть Волком, а Марину – Шапочкой. Дабы не быть пристрастными, о цветах мы умолчим.)
Шапочка.  Меня зовут Красная Шапочка. Однажды бабушка подарила мне ко дню рождения   красную шапочку. С тех пор я всюду хожу в своей новой нарядной красной шапочке. Соседи так про меня и говорят: “Вот Красная Шапочка идет!”
Волк.  Какая же она красная? Самая настоящая серая шапка!
Шапочка.  Что ты сказал?!  Да как ты смеешь?! Это красная шапочка! И бабушка сказала, что это красная шапочка, и мама тоже сказала, что шапочка красная! Меня мама любит без памяти, а бабушка еще больше. Но это не значит, что они ничего не помнят. Они прекрасно помнят, что шапка – красная! И мне так и говорят! Они меня любят без памяти, а врать мне никогда не станут…
Волк.  Ты что, цветов не различаешь? Серого от красного отличить не можешь? Ты что, дальтоник?
Шапочка.  Сам ты – дальтоник! Про меня и соседи все говорят: “Вот – Красная Шапочка идет!” Они что, тоже все дальтоники, по-твоему?
Волк.  Дальтоники, дальтоники, если серого от красного отличить не могут. Или жалеют тебя просто. Не хотят тебя расстраивать. Нравится тебе, что у тебя шапка красная, они и говорят – красная. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. А я врать не люблю. Я – правильный волк, я правду люблю. Я – патологический правдолюбец. И хочу соврать для своей же пользы, ан — нет. И хочу сказать: “Красная”, — а язык не поворачивается. Как же я скажу: “Красная”, если она – серая! Но ты не расстраивайся. Серый цвет  он даже совсем и не хуже красного. Вот я – Серый Волк. И ничего! И не переживаю! Я же никого не прошу, чтобы меня звали – Красный Волк.
Шапочка.  Ты как хочешь, а я – Красная Шапочка. Однажды бабушка подарила мне ко дню рождения красную шапочку. С тех пор я всюду хожу в своей новой нарядной красной шапочке.
Волк.  (Бьет ее по голове). На! На! На! На! Мерзкая противная лживая девчонка! Получай! Получай по своей драной противной старой серой шапке! Терпеть не могу лгунишек!
Шапочка.  Соседи так про меня и говорят: “Вот Красная Шапочка идет!”
Волк.  (Стонет.) Хорошо! Хорошо же! Проведем маленький тест! Проверочка, так сказать. Какого я цвета?
Шапочка.  (Мычит.)
Волк.  Не мычи, как корова, а отвечай, какого я цвета?
Шапочка.  Не знаю… Я знаю, что шапочка у меня красная! А какого ты цвета, мне вовсе и не интересно. Какая мне разница, какого ты цвета.
Волк.  Красная Ша… Тьфу-тьфу-тьфу, совсем запутала! Серая Шапочка, ну-ка быстро отвечай, какого я цвета?
Шапочка.  А я вовсе и не понимаю, к кому ты обращаешься. Меня зовут Красная Шапочка, а кто такая Серая Шапочка я и не знаю. И знать не хочу! Только кроме меня,  Красной Шапочки, и тебя никого здесь нету, это я точно знаю. Нас двое. Я, Слава Богу, до двух умею считать! Раз, два! Я даже до пяти умею считать! Раз, два, три, четыре, пять…
Волк.  Вышел зайчик погулять…
Шапочка.  Я даже до десяти умею считать! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять…
Волк.  Красная Шапочка… Тьфу! Тьфу! Тьфу! Голова от твоей глупой болтовни гудит. И искры перед глазами. Замолчишь ли ты, сумасшедшая Серая Шапка!
Шапочка.  Это ты и есть сумасшедший, если обращаешься к кому-то, кого нет! Если ты до двух считать не умеешь! Здесь есть только я, Красная Шапочка, и ты, Серый Волк!
Волк.  Ага! Ага! Ага! Значит ты видишь, что я серый! Ну-ка смотри! 
(Срывает с нее шапку). Я серый, А шапка такого же цвета, что и я! Какого же я цвета? Тьфу! Я-то серого цвета!
Шапочка.  Отдай шапочку! Отдай            мою новенькую красивенькую шапочку! Мне бабушка подарила! Я маме скажу!
Волк.  Какого цвета шапочка?
Шапочка.  Красная!
Волк.  Какая, какая?
Шапочка.  Красная! Отдай!
Волк.  Пока не скажешь, что шапка серая, не отдам.
Шапочка.  Как же я скажу, что она серая, если меня и соседи все зовут: “Красная Шапочка!” Отдай мне мою красную шапочку!
Волк.  А у меня нету! Нету никакой красной шапочки! У меня есть только эта старая  драная шапка. Если ты угадаешь, какого она цвета, я, так и быть, ее тебе отдам.
Шапочка.  Отдай! Я маме скажу! Я бабушке пожалуюсь! Мне бабушка подарила!
Волк. А какого цвета шапка?
Шапочка.  (Сдалась) Серая.
Волк.  Ну, держи! (Отдает ей шапочку) Молодец девочка! Никогда не упрямься, если видишь, что ты не правда. Упрямство – очень вредная черта характера. Всегда нужно уметь признаваться в собственных ошибках. Я, например, если вижу, что неправ, так и говорю: “Заблуждался, говорю, приношу извинения, говорю, больше не буду, говорю, разрешите идти, говорю, мороз и солнце, день чудесный, говорю, рад стараться, говорю, разрешите представиться, Серый Волк, говорю”. Я вообще говорить люблю. А ты чего любишь?
Шапочка.  А я ходить люблю.  Вот и сейчас иду.
Волк.  Ну, ходить всякий любит. А я вот еще летать люблю…
Шапочка.  Ты летать не можешь. Ты же не птица. Ты врешь, врешь, врешь! А говорил: “Правдолюбец! Правдолюбец!”
Волк.  Так разбегусь, лапы раскину и… Ух… Ветер в волосах свистит…
Шапочка.  Да у тебя и волос-то нет…
Волк.  Как это нет? На, смотри! (Срывает с себя шапку. Под нею небогатая, но растительность.) Что, съела! Съела Серого Волка! Волос нет?! Уж чего-чего, а волос у меня пруд пруди. Поймать меня решила! Как же, возьми меня  за рупь за двадцать! Видишь волосы?
Шапочка.  (Хохочет). Вижу! Ви-и-ижу!
Волк.  Так вот, ветер в волосах свистит… Это как, как… (щелкает пальцами, подыскивая слова)
Шапочка.  Летаю я! Летун! Слыхали! Птичка – ласточка – воробушек!
Волк.  И летаю! И ветер в волосах свистит. И такой хрупкой выглядит наша Земля с высоты моего волчьего полета! Так бы взял и обнял ее, как маму, как матушку родимую.
Шапочка.  А у тебя что, мама есть?
Волк.  А ты думала?
Шапочка.  У волков мамы  не бывает!
Волк.  Откуда же я взялся?
Шапочка.  Откуда – откуда?! Известно откуда.  Тебя дядюшка Шарль сочинил.
Волк.  Ну и что, что сочинил. Он и тебя сочинил. У тебя же есть мама!
Шапочка.  А тебя он без мамы сочинил. Чтобы не так жалко было!
Волк.  Не так жалко что?
Шапочка.  Ну в конце, когда тебе живот распарывать будем, чтобы не так жалко. А то что же это получилось бы? Мама плачет над телом сына… А как же добро торжествует? А как же зло наказано?
Волк.  За что мне живот резать будут? Это же больно! Это мы не договаривались! (Пауза). Понарошку же? Ведь правда, понарошку!
Шапочка.  Не… По правде!
Волк.   А как же мама?
Шапочка.  А мамы у тебя нет! Специально… Чтобы не так жалко! Дядюшка Шарль так сказал…
Волк.  Ничего он такого не говорил. Дядюшка Шарль меня  любит! За что мне живот резать?
Шапочка.  За то, что меня и бабушку съел. Думаешь приятно, когда тебя едят?
Волк.  Кто это тебя ест?
Шапочка.  Ты!
Волк.  Когда это я тебя ел? Зачем это? Ты что, с ума сошла? Вы что, взбесились?
Шапочка.  Это ты взбесился. Шла девочка по лесу. Никого не трогала. А ты ее раз – и съел.
Волк.  Когда это я тебя съел?
Шапочка.  Да потом. Дома у бабушки. 
Волк.  Если я такой плохой, что же я тебя сейчас не съем?
Шапочка.  Это потому, что ты слышишь, что где-то неподалеку стучат топорами дровосеки. И боишься.
(Раздается стук топоров. Волк слышит его и садится на землю.)
Волк.  Это дядюшка Шарль так сказал?
Шапочка.  Да. И  ты побежишь к бабушке, съешь ее и замаскируешься, будто ты – это она.
Волк.  Да не побегу я! Что я, изверг, бабушек есть! (Пауза). Это дядюшка Шарль сказал?
Шапочка.  Да…
Волк.  А дальше?
Шапочка.  А дальше я приду. И ты скажешь: “Дерни за веревочку, дверь и откроется.” Я войду, а ты лежишь вместо бабушки.
Волк.  И ты что, меня не узнаешь?
Шапочка.  Нет. Я решу, что это бабушка так изменилась от болезни. Я ее давно очень не видела. Соскучилась очень. Захочу подбежать, обнять, но что-то меня остановит. И я тихонько подойду к тебе и скажу: “Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие глаза?”
Волк.  Никакие не большие! Нормальные глаза. Смотрю я ими, понятно!
Шапочка.  Вот – вот. Ты скажешь: “Чтобы лучше тебя видеть!”
Волк.  Это дядюшка Шарль так придумал?
Шапочка.  Да…
Волк.  А дальше?
Шапочка.  Я спрошу: “Бабушка, бабушка, а зачем у тебя такие большие уши?”
Волк.  (Трогает свои уши). Разве?
Шапочка.  А ты: “Чтобы лучше тебя слышать”…
Волк.  Дальше…
Шапочка.  А я: “Бабушка, бабушка, а зачем у тебя такие  большие руки?” А ты: “Чтобы крепче тебя обнять, внученька!”
Волк.  Заладила: “Бабушка, бабушка, бабушка, бабушка…”Ты что, издеваешься? Ты что, не видишь, что я не бабушка?!      
Шапочка.  Вижу!  Это все дядюшка Шарль сочинил!
(Пауза).
Волк.  Дальше…
Шапочка.  “Бабушка, бабушка, а зачем у тебя такие большие зубы?” А ты: “Чтобы лучше тебя съесть”
Волк.  И что?
Шапочка.  И съешь!
Волк.  Съем?
Шапочка.  Съешь!
Волк.  Врешь!
Шапочка.  Дядюшка Шарль сказал…
Волк.  Дядюшка Шарль сказал…
(Отар протягивает руку к ведерку с орешками, берет один и кладет в рот, жует, глотает.)
Отар.  (Кричит) А-а-а! Я съел орешек! Это машинально! Это чисто машинально!
Кара.  Что случилось?
Федюшка.  Король встает… Король встает… 
(Общий шум, неразбериха, домашний спектакль окончен, праздник испорчен).
                       
Сцена девятая, в которой Волошин знакомится с тем самым человеком, который в первой сцене голым плясал в фонтане. Ночью того же дня в замке Отара.
(Волошин в пижаме выходит на кухню. Застает там незнакомого доселе человека.)
Гурам.  Ты кто?   
Волошин.  Водички встал попить...
Гурам.  Я тоже водохлеб.  С детства маму изводил. Десять раз за ночь: “Мама, дай пожалуйста попить и пописать”. До  сих пор бегаю. Ты значит тоже?
Волошин.  Что тоже?
Гурам.  Делишь ложе с сумасшедшей сучкой Карой Витовной, супругой моего лучшего друга Отара?
Волошин.  С чего вы взяли?
Гурам.  Что ты мне “выкаешь”? Я — Гурам, Гурам “кака-маляка”. Знаешь, как-то сидел я пацаном в Зоомузее, тварей мертвых, опилками набитых, с глазами стеклянными рисовал. Все проходят: “Мальчик рисует, мальчик художник.”И только карапуз один как заорет: “Кака-маляка, кака-маляка”. Я тогда, дурак, смутился, чуть даже не обиделся. А теперь знаю… Я этот самый и есть, “кака-маляка”. А ты кто?
Волошин.  Я — Волошин.
Гурам.  Поэт?
Волошин.  Нет… Однофамилец.
Гурам.  Ты что, издеваешься? Тот помер давно, лет сто назад… Я, чай, грамотный, в школе проходил… Морда просто у тебя поэтская, и фамилия, правда, не подкачала...
Волошин.  Я учителем был...
Гурам.  Громко говоришь… Учителем! Чему учил-то, чего знаешь?
Волошин.  Латынь, греческий...
Гурам.  А-а-а! У Электры на лобке
                   Вошь висит на волоске,
                   А Гомер, слепой как крот,
                   За пару драхм в рот берет...
Дело! Хорошие языки! Мертвые!
Волошин.  Я и сам стесняюсь. На работу в школу опаздываешь — машину поймаешь от метро. А таксисты — они поговорить любят. И начинается: «Кто ты, да что ты…» Так я, поначалу говорил как есть: «Латынь, греческий ». А они все насмехаются, жизни учат. Одни говорят, Родину любить надо, другие — деньгу зашибать. Потом сообразил, математику, говорю, преподаю, или историю. Зауважали...
Гурам.  А мне что же не соврал. Я, по-твоему, хуже таксиста? Хотя прав, конечно хуже… Слушай, я водку никак не найду. Куда они ее запрятали, черти полосатые?
Волошин. ( Достает из какого-то потайного места). Да вот же она.
Гурам.  Вот молодец! Вот умница! Вот выручил-утешил! (Восклицая, откупоривает, разливает.) Выпьем с горя, где же кружка, сердцу будет тра-ля-ля. Веришь, пятнадцать суток капли во рту не было. Закрыли за танец в фонтане. Говорят: “Теперь на пользу Родине потанцуешь...” Наплясался, мама не горюй! Резали хлеб на гробах. Клиенты все хорошие! Мертвые! (Выпивает.) Дай-ка, друг, занюхаю… (Занюхивает волосами Волошина.) Чем от тебя разит? Человек должен пахнуть естественно: пот, похоть, алчность, страх, — лучшая закусь… Нечего прятаться за вонючими шампунями. Выпивай, дружок, не теряй темпа. Резали хлеб на гробах.
Волошин.  Не проснулся еще...
Гурам.  А-а-а, хочешь обратно, в теплую постельку к Каре.
Волошин.  Да что вы...
Гурам.  Не “выкай”, не “выкай”… Говори, спишь с Карой?
Волошин.  Почему это?
Гурам.  Потому что все эти полчища прихлебателей, Федюшка и другие прочие, иных уж нет, а те далече, попадают в этот дом одним путем. Через лоно всеми нами обожаемой Кары Витовны. Эта тварь взбесившаяся каждого кобелька в койку тянет. Я-то знаю! Не первый день живу. Подберет на улице всякую грязь и прямо в постель тащит, На чистые простыни. Пороли ее в детстве мало. Что молчишь?
Волошин.  Я лучше выпью.
Гурам.  Правильно. Ты не стесняйся, я разве осуждаю? “Пустяки, дело житейское”, — как говорил великий Карлсон. “Если женщина про-о-осит!” Я никому ничего ни-ни… И Отара не бойся. Он все знает-понимает. Да чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Если Кара месяц кого-нибудь новенького не подцепит, беситься начинает. Это Отару еще хуже. Он эту сучку лю-ю-юбит, несчастный. Куришь?
Волошин.  Курю....
Гурам.  Тогда угощай никотиновой палочкой.
Волошин.  Пожалуйста...
Гурам.  Минздрав последний раз предупреждает: “Шаг в сторону — попытка к бегству, прыжок на месте — провокация.” И резали хлеб на гробах. (Выпивают.)
Волошин.  Кара Витовна говорит, что я похож на ее сына. Этим и вызвано то расположение...
Гурам.  Раз положение, два положение… Нету у нее сына и никогда не было… Те у кого есть отцы, шаг из строя! А ты, Сидоров, куда? Нету у тебя отца! Нету! Сына никогда не было, равно и дочери… Знаем все эти “дочки-матери”, “мамой назови”...
Волошин.   Но я правда не при чем. Меня собаки их покусали и Отар Шалвович притащил меня сюда… Откачали, теперь поправляюсь. Да мне и идти некуда. Я у женщины одной жил, да сбежал...
Гурам.  Ну, так тебе тогда еще все предстоит. Закрепиться здесь можно одним только способом. Тем самым. Через постель императрицы. А почему сбежал-то?
Волошин.  Испугался. Чувствую, погрязаю. У меня правило — ни к чему не привязываться. Потом больнее, когда рвется. А тут беда — родная она мне стала. И еще чуть-чуть — и волю парализует, тряпкой стану половой.
Гурам.  Это правильно. Если завязнешь, даже смерть не развяжет. У меня жена умерла, так она меня до сих пор держит. Умирала, говорит: “Не женись больше. Спать — пожалуйста, но жить ни с кем ни-ни. Если ты меня предашь, я за тобой приду. заберу раньше срока.” Сказала и умерла. Я ей сам глаза закрывал… Поверишь, как в кино. Я закрываю, а они обратно, брык. Как  куклы с зенками на пружинках. С тех пор и пью… Домой пришел, рыбки в аквариуме сдохли. Мир праху их… Я вынул, сварил… Сам есть не стал, коту отдал. Обрадовался, стервец. А сам к Отару. Без него загнулся бы давно. Он от меня водку прячет, моет, одевает, причесывает. Ты, кстати, мне тоже больше пить не давай. На коленях просить буду, не давай… Сейчас выпьем, разговеюсь, и ни-ни. Резали хлеб на гробах (Выпивают).
              Представь себе картину. Всюду беременные ведьмы. С хвостами, на метлах. Летят голые, волосами собственными укутаны. Вечером брюхатеют, поутру рожают щенят… Настоящих, собак, по шесть, по восемь в помете. Те растут и пожирают все живое. Только ведьм своих стерегут и их же покрывают. Вырождение, вырождение, вырождение. Это мне в пьяном угаре снилось-виделось. Хотя я и не спал вовсе. И я стекло выбил и пошел в фонтан плясать… Почему? Почему?
Волошин.  Что почему?
Гурам.  Почему меня в фонтан потянуло? Хочу картину такую написать… Это как римская волчица и Ромул с Ремом. Только наоборот. Римлянки...
                   Тихо! Водку прячь! Прячь бутылку, я тебе говорю, тетеря!
(Входят Федюшка и Марина).
Марина.         Гурам вернулся! Да здравствует Гурам!
Федюшка.      И снова пьяный, снова держит путь
                        На белую горячку...
Гурам.                                           Надоели!
                        Сопляк с соплячкой, а туда же, учат
                        Как яйца курицу.
Марина.                                    Точнее петуха.
                        Глаза налил и ну… закукарекал.
Федюшка.      И сколько же ты за пятнадцать суток
                        Снести успел яиц, петух достойный?
Гурам.  Как смеете, собачии отродья?
                        Нет, никогда Гурама петухом
                        Никто не называл.
                                                           …Эй, Волошин,
                        Императрица-то, пожалуй, заждалась...
                        В постельке холодно одной. Ступай,
                        Пора тебе, артист, играть роль грелки.
 (Гурам выходит).
Федюшка.      Ужели? Наш пострел уже поспел?
                        Допущен в будуар императрицы?
Волошин.      Бред… Чепуха… Ему взбрело
                        Что я любовник Кары...
Федюшка.                                            Нет еще?
Волошин.      Нет.
Федюшка.                  Нет, так нет. На нет, нет и суда,
                        Нет и туда.
Марина.                                 Любимый,
                        Сдается мне, ты вздумал ревновать...
                        Не принимай так близко к сердцу службу
                        Постельную. Отставка — возликуй,
                        Одной заботой меньше. Я права?
Федюшка.      Родная, да.
Марина.                         Ты не влюбился?
Федюшка.                                                    Нет...
Марина.         Не изменил душой мне, но не телом?
Федюшка.      Нет, никогда.
Марина.                             На нет, нет и суда,
                        Нет и туда. (Волошину). Так ты уж причастился?
Волошин.      Вы сговорились! Что за чепуха!
                        И в мыслях не было...
Марина.                                            Напрасно, в этом доме
                        Так, только так и можно закрепиться,
                        Так, только так, доверие снискать,
                        Так, только так, войти удастся в дело...
Волошин.      Поверьте, этот дом и ваше дело
                        Нужны мне, словно пятая нога.
Федюшка.      Отнюдь не бесполезный орган, без
                        Него никто на свет не появился б...
                        Так, а propos...
Марина.                              Волошин, милый друг,
                        Судьба тебе дала, раскинув ноги,
                        Возьми ж ее, не надо искушать.
                        Неискушенный, месть судьбы ужасна.
                        Федюшка, он не знает цену денег -
                        Произнеси...
Федюшка.                       О, их цена бесценна!
                        Мы были вольная актерская семья,
                        Невольники своих пустых карманов,
                        И наша жизнь была тогда как песня,
                        Послушай же ее простой мотив:
                        Я играю на гармошке
                        У прохожих на виду.
                        К сожаленью
                        Чай с печеньем
                        Только раз в году…
                        Шаба-даба, шаба-даба-да!
Волошин.      Достойно зависти! Прекрасно! Быть шутом
                        Отара и альфонсом Кары!
Федюшка.      Альфонсом? Или? Как зрачки убитых
                        Хранят последний миг, фотопортрет
                        Убийцы, так твои зрачки
                        Хранят ее небесно-грешный образ.
                        И корень к солнцу тянется цветком.
              Альфонсом! Можно подумать, есть человек, который не желает Кару  с первой секунды; подлинная, дорогая, полнокровная жизнь которого не начала отсчет с этой встречи, первой встречи с Карой. Ты никогда не переживешь более яркого переживания, если тебе даже удастся пережить миг первого соития (я имею ввиду буквально, физически пере-жить, то есть испытав, не оборваться, а остаться дышать и смотреть).
Марина.  Пере-жить, пере-жить, пере-жить! Тавтология, Федюшка!
Федюшка.  Я говорю про него, не про себя. Если ты не прекратишь вгрызаться мне в душу, я не стану больше лгать.
 Марина.  Ты лгал мне?
Федюшка.  Нет, родная...
Марина.   Я верю.
Волошин.      Продать себя со всеми потрохами
                        За мзду ничтожную..? за несколько грошей,
                        За жизнь в тени, за кости со стола
                        Пирующих пресыщенных хозяев!
Марина.          
                        Волошин, милый, будучи унижен,
                        Но принят здесь, там ты получишь все!
                        Все, что лишь в самом смелом сне приснится,
                        Все то, о чем не смеешь и мечтать.
Волошин.      За тугрики, сестерции, копейки?
Марина.         За деньги можно все, что продается.
                        За деньги продается все, поверь.
                         О какой косточке ты мечтаешь? О сахарной или мозговой? Или ты предпочитаешь вырезку? Все это хозяин купит тебе в мясном магазине.
Волошин.  Я ухожу прямо сейчас.
Марина.  Служить, Волошин. Служить! Сидеть! Лежать! Апорт! Фас!
 (Волошин собирается выйти и в дверях сталкивается с Карой).
Кара.  Куда ты, мой мальчик?
Волошин.  Я ухожу, Кара...
Кара.  Почему? Что случилось?
Федюшка.  Видите ли, Кара Витовна, я не Федюшка, а это — не моя благоверная Марина, мы даже не Волк и Серая Шапочка...
Марина.  Красная!
Федюшка.  Замолчи, противная Серая Шапка! Я тебя съем! Так вот, Волошин говорит, что мы не Федюшка и Марина, не Шапка и Волк, а две амбиции с огромными ложноножками. Волошин нас испугался и поэтому уходит в три часа ночи во тьму в одних трусах, гордо откинув челку.
Кара.  Что это значит?
Федюшка.  Бунт против частной собственности и товарно-денежных отношений. Беспорточная демонстрация по улицам страны.
Марина.  Волошин, все убоятся твоего хозяйства и настанет золотой век. Коммунизм с обязательным посещением церкви по воскресеньям.
Возлюби ближнего своего,  как  самого себя, и ваши волосы станут мягкими и шелковистыми до самых кончиков!
Федюшка и Марина хором.  До самых кончиков!
Кара.  Ну-ка, детвора, цыц и брысь! Спокойной ночи,  малыши! Детское время уже кончилось, завтра опять в садик не поднять будет: “Мамочка, дай еще пять минуточек полежать!”
Марина и Федюшка хором.  Придет серенький волчок и укусит за бочок.  (Убегают).
Кара.  Что с тобой?
Волошин.  Я ухожу...
Кара.  Сыночек, тебя напугали? Что случилось?
Волошин.  Ничего. Все хорошо, Кара Витовна.
Кара.  “Мама”. Мы же договорились...
Волошин.  Кара Витовна, у вас не было никаких детей. В эти игры вы играете со всеми. Я не хочу. Я сыт балаганом.
Кара.  Вот как? Уже позаботились, уже доложили? Ты хотел знать, где мой сын? Хорошо, я расскажу тебе. Посмотри, что лежит в корзине. Что?
Волошин.  Яйца...
Кара.  Только не смей мне говорить, что я  сумасшедшая.
Волошин.  У меня и в голове не было...
Кара.  Я знаю, все считают меня сумасшедшей. Думайте, что хотите, но не смейте произносить этого мне в глаза. И этих косых взглядов я не потерплю. Знаешь, что значат эти яйца?
Волошин.  Нет.
Кара.  Это мои дети… Понятно?
Волошин.  Да ...
Кара. Что тебе понятно?
Волошин.  Это ваши дети...
Кара.  Я же просила не называть меня сумасшедшей. Я нормальна, ясно?
Волошин.  Ясно...
Кара.  Ты понимаешь, что я хотела сказать словами: “Это мои дети”?
Волошин.  Если честно, не совсем...
Кара.   Эти яйца застужены! Они лежали в холодильнике… Это дети, которые не родятся никогда. Их уже не отогреть.  Это мои дети.  Это мой сын. Он далеко отсюда.  Он нигде и никогда. Нигде и никогда! 
                   Сегодня мой день! День рождение императрицы. Что ты подаришь мне?
Волошин.  Простите...
Кара.  Подойди ко мне. Не бойся.
Волошин.  Я ничего не боюсь.
Кара.  Приложи руку к моему животу. (Кара прикладывает руку Волошина к своему животу).  Смотри, это тело прекрасно. Груди упруги, живот поджар и нежен. Это тело прекрасно, как мрамор. Но он застужено. Оно и есть мрамор, камень, мое тело. Ты чувствуешь холод?
Волошин.  Кара, я пойду...
Кара.  Волошин, подари мне себя. Сделай хоть раз то, что ты хочешь. Твой профиль высечен самой природой на этом камне, камне моего тела. Отогрей его.
Волошин.  Как ты прекрасна… Как ты  belle...
 
                                    ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
 
 
Сцена вторая, в которой Отар сжигает картины Гурама в подвале своего замка.
 
Отар.  Господи, ты видишь, я выполняю свои обещания. Жертва… Жертвенник… Уничтожение шедевра — право, незавидная миссия. Ниспошли ангела и останови руку мою с занесенной спичкой.
(Входит Гурам, останавливается и прищурившись из темноты наблюдает за происходящим. Отар не замечает его.)
                 Стоп! Стоп! Что я причитаю, как последняя блядь, как лицемер без страха и упрека?! Всегда хочу и на ежика сесть и жопу не уколоть. Не бывает! Делаешь — делай, платишь — плати! И не торгуйся. Каюсь! Я знаю эти твои законы, знаю… Поджигаю, поджигаю… Веселей мой красный петушок, веселей!
(Отар обливает бензином и поджигает картины. Бензин, естественно, воспламеняется).
           Занялось… Занялось… Ты помнишь, о чем мы договаривались? Верни рассудок Каре, верни мне ее любовь, верни мне мою Кару! И впредь мое не трожь!
                    Орешек? Правда, мы не будем считать эту мелочь? Я съел его чисто машинально, машинально...
Гурам.            Гори, гори ясно,
                                   Чтобы не погасло!
                        Гори холст и масло!
Отар.              Ты, ты Гурам?
Гурам.                          Я, собственной персоной,
                        Отбывший, искупивший, из под стражи
                        Освобожденный ровно в срок..
Отар.                                                             Гурам...
Гурам.            Уже -дцать лет Гурам...
Отар.                                             Твоя картина...
Гурам.            Горит.
Отар.                          Горит...
Гурам.                                     Горит. Но посмотри!
              Язык  лизнул бедняжку Еву в щеку,
              И нежно как! Зарделась! Волосами
              Ее огонь играет, как любовник...
              Я, помню, бился, чтоб копна волос
              Горела посреди холста как факел...
              Не получилось… Так и бросил, кака-
              Маляка. А теперь, смотри,
              Миг совершенства! Грива полыхает!
              Остановись мгновенье, а точнее
              Длись бесконечно...
Отар.  Это жертва, Гурам. Я, оказывается, в глубине души язычник. Я сжигаю самое дорогое, самое прекрасное на свете. Ты должен понять!
Гурам.  Отчего же не понять?
              Горя, горя мало,
              То, чего не стало,
              Все равно б пропало...
              Отар, ты — гений, Демиург, создатель!
              Вот она, жизнь и битва без прикрас,
              Вот она, истинная жизнь картины!
              Плывет и морщится, сгорая, краска. Лица
              В движение приходят...
Отар.  Ты должен, должен понять!
Гурам.  Не причитай! Запоминай! Такого
              Не намалюешь — это жизнь сама...
Отар.  Я не прошу прощения, потому что ты должен, должен понять! Ты же мой единственный, единственный...
Гурам.  Заткнись, ты все пропустишь! Я серьезно!
              Смотри, она прекрасна моя Ева!
              Пылают волосы и тело обтекает,
              Сгорая в пламени. Гримаса сладострастья
              Предстала, очертаний не теряя,
              Гримасой муки. Видишь?!
Отар.                                                   Ты серьезно?
Гурам.            Да! Да! Черт побери! Ты видишь?
Отар.                                                                         Да...
Гурам.            Гори, гори ясно,
              Извивайся в пляске
              Ведьма с ликом блядским...
              То, что сейчас мы видим наяву,
              Доступно лишь святым или пророкам
              В видениях. Путь от “Грехопаденья”
              До Страшного суда — короткий путь,
              Короткий и прекрасный! Дантов ад!
Я тут не при чем! Ты зажег божественный огонь!
Отар.  Дьявольский...
Гурам.  Одно и то же, одно и то же, Отар! Смотри, смотри на этого дурака Адама! Как недоумевал, так и недоумевает! только щеки растеклись, сейчас лопнут! И рыбы варятся живьем в своей воде! Уха! Страшный Суп! Апокалипсис в картинках! Смотри! Так все мы сгорим к ядрене-фене!
Отар.  Успокойся, Гурам!
Гурам.  Все! Все! Чернота! Уже не видно! Догорело! Пепел! Ты видел? Ты видел это! Откровение Отара-поджигателя!
Отар.     Ты — сумасшедший… Нет, с ума сошел
              Не ты, а я. Что я наделал? Мир,
              Грядущие века и поколенья,
              Узнав, ЧТО сжег я, проклял бы меня.
Гурам. Что такое мир? История — лишь вереница суеты. Любое увековечение чревато. Твоя морда попала на страницы учебников, репродукции украшают солидные монографии? С очень большой вероятностью где-то в далеком сортире все это пойдет на подтирку чей-то задницы или в тебя завернут селедку. Не переживай. Ты сделал благое дело! Ты дал мертвому жизнь… И если творчество есть богоборческий инстинкт, инстинкт по образу и подобию своему иного мира, то в этом деле нужно идти до конца. Создал мир — отпусти его на волю, дай ему жизнь. Картина готова — ее нужно сжечь. Мгновение жизни дороже веков забальзамированной смерти...
(Врывается Кара, втаскивая за собой Волошина. Она возбуждена, окрылена, в эйфории...)
Кара.     Что за ужасный запах? От меня
              Скрывают гостя и какого гостя!
              Эксгибициониста-плясуна-
              Безумца-каторжника — здрав и здравствуй!
              Поправился на хлебе и воде?
              Что жгли, мерзавцы?
Гурам.                                        Смерч и ураган,
              Цунами с нежным именем заморским
              Привет тебе...
Кара останавливается напротив Волошина.
Кара.  (Гураму.) Знакомы ль вы с Волошиным?
Гурам.                                                                       Видались...
Кара.     Вглядись в него: прекрасный отрок, чист,
              Блажен и нежен, как бутон нарцисса!
              Признаюсь, я влюбилась не шутя.
              Краснею, как девчонка, пламенею
              От взгляда, от руки прикосновенья...
              Мне снова будто стукнуло шестнадцать,
              Хотя гожусь ему я в мамы...
Гурам.                                                                       Перестань...
Кара.     Люблю, люблю и ничего поделать
              С собой не в силах.
Волошин.                                  Кара!
Кара.                                                                         Милый мой,
              Скажи, что любишь!
Волошин.                                          Кара, перестань!
Кара.     Как друга, нежной братскою любовью
              Не любишь ты меня?
Волошин.                                          Люблю...
Кара.                                                                                     Еще!
Волошин.  Люблю, люблю, люблю, люблю, люблю!
Кара.     Целуй меня! Нежнее! В губы, в губы!
(Кара и Волошин сливаются в поцелуе.)
Отар.     Как-то раз в лесу под вечер
              Кабан-чик попал на вертел,
              Крутят, крутят мертвеца,
              Ламца-дрица, гоп-ца-ца!
Кара.     Какая песня нежная! Любимый,
              Ты шутишь — шутим мы...
Отар.                                                             Я вижу! Верь,
              Что в каждой шутке есть и доля шутки...
 (Откуда ни возьмись врывается Анна).
 
Сцена третья, в которой Волошин остается наедине с Анной.
 
Кара.     Откуда ты, прекрасное дитя?
Анна.    Прекрасен день, свет солнца сквозь листву,
              Прекрасна ночь, луна и звезд сиянье,
              Прекрасен волк, изогнутый в прыжке
              И лось, рогами встретивший удар,
              Оберегавший самку и лосенка,
              Вспоенного прекрасными сосцами;
              Волчата. рвущие добычу на куски,
              Прекрасны в своей ярости природной...
              Я не прекрасна!
              Оставьте нас с Волошиным вдвоем.
(Все выходят, Волошин остается с Анной наедине.)
Волошин.  Откуда ты?
Анна.  Нашел?
Волошин.  Что?
Анна.  Эльдорадо свое...
Волошин.  Да… Нет… Не знаю...
Анна.  Я показывала тебе свою грудь?
Волошин.  Что?
Анна.  Представляешь, я сделала аборт, а молоко все равно появилось. Постоянно мокрые все футболки. Просто невероятно, правда?
Волошин.  Зачем ты это рассказываешь?
Анна.  Посмотри. Видишь, я не вру. Раздулись, как мячики. Надо в газету написать. Невероятно, но факт. Хочешь попробовать? Говорят, оно сладкое, липкое и противное. Как только дети могут сосать такую гадость.
Волошин.  Прости меня, Анна.
Анна.  Анна — это я. Да, я — это Анна. Волошин, не проси прощения. Я простила, наверно. Я не только тебе, я всем предлагаю попробовать. И если соглашаются, чувствую, что значит не зря… Помнишь, “Отцелюбие римлянки”? Он — такой тощий, жалкий, смешной. А она — мадонна, но без младенца, со стариком. Прекрасная. дебелая, мать всего человечества, римлянка!
Волошин.  Не смотри на меня так.
Анна.  Я тебя мучаю, да? Я не хотела… Просто я ужасно рада тебя видеть. Знаешь, мне снился твой дед.
Волошин.  Тебе тоже?
Анна.  Он согласился, он попробовал молоко… Мадонна со стариком… Я теперь знаю, что такое “помидор”. Это первое слово… То,  которое было в начале. Я ужасно рада тебя видеть. Черт, уже говорила… Это, наверное, как после инсульта, когда начинаешь поправляться. Мысли начинают концентрироваться, собираться в кучу. Неверные, но первые шаги. Язык слушается. звуки складываются в слова, слова в мысли. Какое это счастье, думать.  Когда ты ушел, я сначала не поверила. Это и было началом. Началом шока. Потом, когда не верить уже было невозможно, окружающие предметы, люди, дела, все, что составляло мои дни, вдруг рассыпалось, как мелочь из кармана. Я опустилась на колени и стала собирать эту мелочь. Я поднимала и опускала монету за монетой все в тот же дырявый карман. И так день за днем, я, стоя на четвереньках собирала никому не нужные копейки. Я стихи написала.
                        Раздирая нутро, вылупляется плод,
                        Боль срывается звуком, коверкая рот,
                        Пуповина разгрызена, выблеван в свет
                        Новый кожей и мясом одетый скелет.
                        Я — не тихая пристань, я — спящий вулкан,
                        Я тебе благодарна за дикий канкан
                       В моем жерле, за ярость твоих каблуков,
                        За бесовские песни без смысла и слов.
                        Разбуди, разболи, растревожь, раздражи,
                        Дай извергнуться лаве покоя и лжи...
                        И тебя и меня эта лава сожжет,
                        А останки свои мы поставим на чет.
                        Если выпадет нечет, ты только не плачь,
                        Вспомни речку, а в речке нетонущий мяч,
                        Мишку с порванной лапой, бычка и доску,
                        И вся влага из глаз обратится в тоску.
                        Только боль и тоска переступают порог
                        Новой истины: каждый из нас одинок.
                        Наши окна крест на крест. Война. И в бою
                        Каждый морду расквасит о стенку свою.
 Но это все неправда. Это все — как инсульт. А тебя я увидела — и ты мое лекарство. Только сейчас мне удается формулировать свои мысли. Только с тобой я оживаю, складываю слова… “По-ми-дор”...
Волошин.  Не надо. Не надо! Мой дед был веселым человеком. Я весь в него. Я веселый человек. В первый же день в больнице он поцеловал ручку медсестре и бросился подавать пальто своей будущей вдове. Но он никогда никого не любил. Из женщин. Он менял их при каждом удобном случае. Отец родился чудом. Будь один, если хочешь быть молодым. Мой дед всегда был молод. Я — как он. Я весь в него. Мне жаль тебя, но я люблю свою молодость больше.
Анна.  Может вернешься? Я занавески поменяла… Купила светлые и в комнате сразу стало просторнее. Воздуха больше...
Волошин.  Идиотка! Меня много! Меня безумно много! Мне не уместиться в твоей квартире, даже если она стала свободнее из-за светлых занавесок. Для меня весь мир тесен. Я глотаю и наглотаться не могу. Прости меня. Но я не могу замкнуться в скорлупе и чувствовать себя властелином пространств. Мне тесен этот костюм!
Анна.  Я люблю тебя. Я знаю тебя. Помнишь, осенью я задержалась в гостях? Вышла из автобуса  и увидела тебя. Шел дождик, ты стоял небритый в своей синей драной болоньевой куртке, мокрый насквозь… Рядом на поводке такой же мокрый мялся с лапы на лапу наш Гвидон. Вы вымокли до нитки, встречая меня. Вы увидели меня и улыбнулись оба. Ты же знаешь, что Гвидон умеет улыбаться. И у тебя есть такая жалкая, по-хорошему, улыбка, и когда ты улыбаешься, ты похож на Гвидона. Вы вообще похожи.
Волошин.  Я — другой! Я — Робин Бобин Барабек, скушал сорок человек: и корову и быка, и кривого мясника, скушал церкву, скушал дом, скушал кузню с кузнецом...
Анна.  А потом и говорит, у меня живот болит. Я люблю тебя, я знаю тебя. Ты добрый, теплый и домашний. Мы с Гвидоном ждем тебя.
Волошин.  Как он?
Анна. В окошко смотрит. Заблошивел. Ты знаешь, что паразиты заводятся у собак от душевных переживаний. Иммунитет и все такое… Блох этих никакой отравой не вывести. Они уже по всей квартире прыгают, ноги мне искусали. Смотри… Так что мы тебя ждем.
Волошин.  Напрасно. Ждите кого-нибудь другого.
(Пауза)
Анна.  Сделай мне ребенка!
Волошин.  Аня!
Анна.  Я хочу родить от тебя. Я знаю, я разрушила все сама, собственными руками. Но прости меня. я знаю, что прощения нет мне, я знаю, что я — убийца… Я искуплю. Не надо меня прощать… Я знаю...  Ничего я не знаю… Я была как зомби, я была в истерике, я была невменяемая, я была… Меня не было… И я решила, раз так, пусть и его не будет… Я — убийца, убийца, убийца! Таких вешать надо! Дай мне шанс… Если он родиться от тебя, он будет тот, тот самый… Я умоляю тебя...
Волошин.  Что же ты соки-то из меня пьешь, что же ты душу-то мне мотаешь? Не люблю я тебя… Пошла вон...
Анна.  Сделай мне ребенка. И я никогда больше не появлюсь. Слово даю.
Волошин.   Бог подаст.
(Анна выбегает. Через некоторое время вваливается вся честная компания: Отар, Кара, Гурам.)
 
Сцена четвертая, в которой много чего происходит.
 
Кара.              Кто это?
Волошин.                  Так, знакомая...
Кара.                                                       Довел
                        Красотку, роковой мужчина!
Гурам.                                                               Вот
                        Анекдот! Девчонку лет пяти
                        Щипнешь до слез — и сразу Дон Гуан!
Кара.                          Напился — полезай плясать в фонтане
                        По водосточным трубам из окна.
                        Не умничай!
Гурам.                                Строга. А, между прочим,
                        На подвиг сей отважится не каждый!
                        Этаж — не первый!
Кара.                                           Кто из вас, бойцы
                        И рыцари без страха и упрека,
                        Решится повторить Гурамов путь?
                        И посрамить его тщеславье в честь
                        Мою и славу?
Волошин.                            Море по колено
                        Сегодня мне — что мне этаж девятый?
                        Готов!
Гурам.                     В штанишки не наложишь?
Отар.                          Я принимаю вызов твой, дружок,
                       И лезу первым.
Волошин.                             За мешок с костями
                        Дадут немного денег на базаре!
Отар.                          Идея. Продадим тебя на мясо,
                        Когда в лепешку разобьешься.  Кара,
                        Ты на кого поставишь?
Гурам.                                                    Пошутили -
                        Довольно.
Отар.                              Сосунок, не сдрейфишь?
                        Пожарную команду вызывать
                       Уже сейчас?
Кара.                                  Я жребий брошу...
Отар.                                                                    Брошен!
                        Я лезу первым!
Волошин.                             Это благородно,
                        Но я не уступаю.
Гурам.                                      Храбрецы!
                        Сигайте прямо на асфальт из окон -
                        Мучений меньше.
(Отар вылезает через окно и, цепляясь за водосточную трубу, начинает спускаться).
                                                       Стой, Отар, куда?!
                       Держи его!
Кара.                              Держать и не пущать?
                        Мой муж сегодня может стать мужчиной:
                        Впервые в жизни вой вступил      как равный!
                        Так не мешай же!
(Вбегают Федюшка и Марина).
Марина.                                       Что за кавардак?
                        Без нас вино!
Федюшка.                          И водка без меня!
                        Не по- товарищески!
Кара.                                                  Тише, оглоеды,
                        Отар сегодня в честь мою по трубам
                        Сигает, словно кот в период случки!
Федюшка.      За это -  тост!
Кара.                                      Прекрасно! Тост! Так пей же
                        Король свою жемчужину в бокале!
Гурам. (Кричит). А! Он сорвался! Отар сорвался! Скорую! Быстрее! Кара, Кара, он сорвался! Что мы наделали! Что я наделал! Я должен был в него клещом впиться! Быстрее!  (Выбегает).
Кара.  Сорвался… Выпьем, Волошин, помянем Отара. Пусть асфальт ему будет пухом. Теперь твоя очередь!
Волошин.  Что ты говоришь, сумасшедшая!
Кара.  Я просила не называть меня сумасшедшей! Я просила не называть меня сумасшедшей! Не сметь называть меня сумасшедшей! Сегодня мой день! Не сметь в мой день называть меня сумасшедшей!
Волошин.  Успокойте ее! (Выбегает).
(Кара затихла, что-то бормочет, всхлипывает. Федюшка подходит к ней, нежно, бережно гладит по голове, Кара приподнимает голову.)
Федюшка.  Кара… Кара...
Кара.  Да, Федюшка?
Федюшка.  Кара… Кара… Хочешь, я все для тебя...
Кара.  Нет, Федюшка.
Федюшка.  Кара… Родная...
Кара.  Нет, Федя. Все...
(Марина молча наблюдает за ними из темного  угла ).
               
 Сцена пятая, в которой Волошин навещает искалеченного Отара в больнице. Прошел месяц.
 
Волошин.  Здравствуйте, Отар Шалвович.
Отар.  Здравствуй, дружок. Вот уж кого совсем не ожидал видеть у моего одра.
Волошин.  Одра… Слишком мрачно. Вот апельсины, яблоки (джонатан — ваши любимые), помидоры...
Отар.  Это все не нужно...
Волошин.  Почему? Витамины нужны...
Отар.  Зачем витамины?
Волошин.  Как зачем? Поправляться...
Отар.  Зачем витамины трупу? Какое сегодня число?
Волошин.  Двадцать восьмое.
Отар.  Декабря?
Волошин.  Декабря...
Отар.  Конец света...
Волошин.  Глупости, Отар Шалвович.
Отар.  Я сегодня видел сон. Кого-то режут, а из него хлещет кровь. Из всех щелей, из пор, из носа, из глаз. Ты знаешь кого это резали?
Волошин.  Мало ли что присниться! Глупости...
Отар.  Нет, не глупости! Я не сентиментален и никогда не запоминал снов. Но я знаю. Это резали меня. Молчи. Молчи. Это резали меня. Сегодня двадцать восьмое декабря. Конец  света… Все как предсказывала желтая пресса. Раз в кои веки не налгали. Помнишь?
Волошин.  Что?
Отар.  На нас летит комета… И можно бы сбить ее, да денег не хватает… Ребята, давайте скинемся...
Волошин.  Шутите?
Отар.  Надо было скинуться...
Волошин.  Шутите...
Отар. Почему я  запомнил  это дурацкое число и эту чертову газету? Неспроста… Сегодня конец света… индивидуальный… мой. Земля расколется пополам, а денег не хватает. (Пауза).
               Странно, почему пришел не Федюшка?  Всегда приходил Федюшка. Странно.
Волошин.  Он не смог...
Отар.  Не смог… Странно… Что же случилось? Все дело на нем. Что с ним? Что с делом?
Волошин.  Не знаю. Не посвящен. Успокойтесь, Отар Шалвович. Вам вредно волноваться. Кушайте яблоки, помидоры...
Отар.  Помидоры… Отар Шалвович… Дядюшка Шарль...
 
Сцена пятая с половиной, которая видится Отару во время посещения Волошина. Видится ему родной замок, покои Марины и Федюшки.
 
( Федюшка лежит в постели).
Голос Марины.  Федюшка...
Федюшка.  Дерни за веревочку, дверь и откроется.
(Входит Марина).
Марина.  Белый день, а мы улеглись в постель… Что бы это значило?
Федюшка.  Это, чтобы лучше тебя видеть...
Марина.  Пьяный? Напились и чудим?
Федюшка.  Это, чтобы лучше тебя слышать...
Марина.  Что это? Что это?  Кровь? Откуда? Что случилось?  Почему ты весь в крови?
Федюшка.  Это, чтобы крепче тебя обнять...
Марина.  Федя… Федя. Федя! Держись, милый, держись. Кара Витовна, Волошин! Кто-нибудь! Держись, милый, держись… Что же это происходит?
Федюшка.  Это, чтобы лучше тебя… запомнить...
Марина.  Федя, Федя...
Федюшка.  Это, чтобы… Дядюшка Шарль так сказал...
 
Сцена пятая продолжается.
 
Отар.  Убили Федюшку? Вспороли брюхо Серому Волку?
Волошин.  Успокойтесь, Отар Шалвович, вредно вам волноваться...
Отар. Вредно жить, а не волноваться — преступно. Я же послал его к этим, как его, к партнерам, к партнерчикам моим.  Они хотят украсть у меня мое дело! Это им не пройдет! Я послал к ним Федюшку!
Волошин.  Да, его убили… Сегодня ночью.
Отар.  Двадцать восьмое декабря… Конец света…  Я — дядюшка Шарль. Я так придумал.
                  Ну да Бог с ним. Это все не важно. Не важно. Странно, Кара не приходит ко мне. Я умираю, а она ко мне не приходит. Ты знаешь, что она ко мне не приходит? Ах да, конечно знаешь. Ты же живешь у нас… Я не спрашиваю почему… Я не спрашиваю… Живи… Ты любишь Кару?
Волошин.  Я не полез тогда по трубе. Струсил, да и глупо было.
Отар.  Это не важно. Ты любишь Кару?
Волошин.  Не знаю. Вы делали мне только добро, я вам — только зло. Я смертельно укусил руку дающего, ту, которая не оскудеет.
                        Верно. Но что-то не так. Я чувствую, что вы самый близкий мне человек, духовно что ли… Не знаю...
Отар.  Да, дружок. Когда я поднял твое окровавленное тело с асфальта, тебя обгрызли собаки, у меня было ощущение, что я несу собственного сына, я увидел свое отражение.
Волошин.  Потом, уже я поднимал ваше окровавленное тело с асфальта. И сейчас вижу свое отражение в вашем лице.
                      Люблю ли я Кару..? Не знаю… Это слово очень не просто срывается с губ, когда вдумываешься в его смысл.
                      Я никого не люблю. Я ничего не чувствую. Я мечтаю испытать и бегу, едва начинаю испытывать… Помните ту девочку, в тот злополучный день..? Я сделал ей ребенка, сделал предложение, и в тот же день сбежал… Ноги привели меня в пасть ваших псов. А теперь в каждом движении Кары я пытаюсь уловить сходство с той… другой...
Отар.  И в каждом движении той ты будешь ловить сходство с Карой… Все это было со мной… Мы действительно близнецы… Я пожертвовал Карой ради дела. Я пожертвовал делом ради Кары. Я всю жизнь платил. Я убивал — это плата. Я ненавижу насилие. Но тебе, как и мне в свое время, придется привыкать к этому. Это закон. Хочешь — заплати. Платишь — плати полную цену и не канючь. И считай.
                        Пиши пропало, считай мгновенья,
                        Считай монеты, считай каменья,
                        Считай все вещи, все без разбора,
                        Исчисли разом весь мир, который...
                        Сложи. умножь, подели и вычти,
                        И вырвав корень, закрой кавычки.
                        И не поможет, и будет мало...
                        Считай мгновенья, пиши пропало...                    
Волошин.  Кара здесь. Она каждый день приходила с Федюшкой в больницу. Просто не заходит в палату. И сегодня она здесь.
Отар.  Приведи ее, Андрюша. Умоляю. Это моя последняя воля… Силой, за волосы. как угодно. Я должен ее увидеть перед...
Кара.  (Входя). Я здесь. (Волошин выходит).
                  
Сцена шестая, в которой Отар прощается с Карой.
 
Отар.  Неужели все произошло из-за того злосчастного ореха? Из-за одного соленого орешка? Да! Да! Да! Я обещал не притрагиваться к орехам. Но я съел его чисто машинально! Я не хотел! Это же дрянь! Это же такая мелочь! Кара, ты знаешь, бог мелочен, как лавочник. Он не прощает ни гроша! Кара, скажи хоть что-нибудь...
Кара.  Помидор...
Отар.  Что такое “помидор”?
Кара.  Так, овощ...
Отар.  Если есть тут свет, если меня не надули хотя бы в этом, Кара, ты же придешь ко мне? Туда?
Кара.  Хорошо… И что потом?
Отар.  Ты будешь моей сестрой… близняшкой. Я подожду тебя. Наши эмбрионы будут лежат завернутые в один клубок.
Кара.  А потом?
Отар.  Мы будем агугкать в одной коляске. Одной на двоих...
Кара.  А потом?
Отар.  Мы пойдем в школу и сядем за одну парту. Я надеюсь, там будет школа, похожая на мою… Я познакомлю тебя с Гурамом… Он снова напишет все свои картины.
Кара.  А потом?
Отар.  Будет инцест...
Кара.  У нас будет ребенок?
Отар.  Ребенок? Если ты хочешь — да...
Кара.  Урод?
Отар.  Почему?
Кара.  У кровных братьев рождаются уроды. (Пауза). Я знаю, это ты замкнул мое лоно, это ты выскреб мое чрево. Ты с твоими молитвами и твой Бог, твой подельник. Ты — язычник замуровавший своего первенца в стену. Я слышала. как ты молился. Ты просил о деле и чего-то сулил взамен. Я не расслышала всего. Но этой же ночью мне приснилось, что в моем лоне поселилась крыса. А на утро наш первенец вышел сгустком крови. И с тех пор пошло твое дело. И ты ничего и никого не боялся! Ты заплатил, я знаю, я всегда знала цену.
Отар.  Нет, Кара, нет! Ты заблуждаешься...
Кара.  Правду, Отар, правду. Или я никогда не приду к тебе.
Отар.  Любовь моя, что такое дети? Плод любви? Да, но это и смерть любви, ее могильщики! Ты была для меня дороже, чем сорок тысяч детей. Я не хотел делить тебя ни с кем. Да, я сделал это. Я отдал этого, сидевшего в тебе, Богу. Ради нас, ради любви. Но не ради дела.
Кара.  А я? Ты подумал обо мне? Ради чего я жила? Что останется после?
Отар.  После не останется ничего! НИЧЕГО! Дети? Жалкая уловка, утешение живущим… А на самом деле все эти поколения, которые грезятся нам — цепочка, сотканная из пустоты...
Кара.  Я жила, но чувствовала, что мертва. Меня убил ты.
Отар.  Прости.  Мне осталось жить минуты, даже не часы… Прости, умоляю тебя.
Кара.  Простить? Я только и делаю, что прощаю… Прощай… (Выходит).
 
Сцена восьмая. Замок Отара. Прошло время. Отар умер, отшумели поминки, но стол еще не убран. И стоит рюмка, накрытая хлебом.
 
Кара.  Дом опустел… Мы вдвоем… Гурама так и не нашли. Ушел в запой и не вернулся… Марина собирает вещи. Говорит, что ей все здесь напоминает...
Волошин.  Куда она?
Кара.  К тетке. Надеется устроиться там в театр. Волошин, дай ей денег.
Волошин.  Это все твое...
Кара.  Твое. Твое… Я тоже уезжаю. Деньги мне не нужны… Его деньги. Дом не нужен… Его дом.  Дело не нужно...  Его дело… Это  все твое...
Волошин.  Останься...
Кара.  Нет.
Волошин.  Куда ты?
Кара.  К своему дубу. Одинокому, в семь мужских обхватов. Разговаривать...
Волошин.  С дубом?
Кара.  Да… Все остальные там тоже умерли. Умирать надо там, где родился, где голым носился по траве. Дом еще крепкий. Растоплю печку… Заведу коз...
Волошин.  останься.
Кара.  Я — дерево с дуплом. Сухое дерево. Уже ничто не оживит меня. Мне никто не нужен, даже ты.
Волошин.  Кара, возьми меня с собой...
Кара.  Нет! Отар положил на это дело всю свою жизнь. Кто-то должен его продолжить?!
Волошин.  Я не хочу, не хочу.
Кара.  Я выбираю тебя. Он выбрал тебя. Ты должен. Иначе нельзя… Тогда получиться, что он прожил свою жизнь зря… Так нельзя...
Волошин.  Какое мне до него дело?
Кара.  Не говори так. Ты сам знаешь, что должен. Впрягайся, тащи.
Волошин.  Мамочка,  мне страшно, страшно среди этих сокровищ, среди этих мертвых бумаг. В этом огромном доме. Мамочка, мне?! Одному?!
Кара.  Тащи, сынок, тащи. Ты уже взрослый. Ты должен. Возроди здесь жизнь. Налей полную чашу.
Марина.  (Входит). Я все собрала. Кара Витовна, нам пора...
Кара.  Сейчас, погоди минуту… (Пауза. Марина выходит). Прощай,  Волошин. Прощай, сынок.
Волошин.  Ты напишешь мне?
Кара.  Нет. Отыщи девочку, ту… Она хорошая.
Волошин.  Хорошая… Мне твоя родинка будет сниться.
Кара.  Пускай… Может и ты мне когда-нибудь приснишься. Мимолетно… Вы очень похожи с Отаром.
Голос Марины.  Кара Витовна, пора!
Кара.  Пойди, дай ей денег. Сам. (Волошин выходит. Одна). Прощай, дом. Прощай, Отар. Я только и делаю, что прощаю. Прощай… (Входят Волошин и Марина с вещами.)Полетели, Марина. Где же наши метлы, где же наши ступы? (Кара и Марина уходят).
Волошин.  За мной должок. Я должен спуститься по этой чертовой трубе. (Волошин вылезает в окно).
 
Сцена девятая, в которой Волошин танцует в фонтане.
.......................................................................................................................
Сцена десятая, последняя. Последнее письмо Анны.
 
Анна.    Мы писали, мы писали,
              Наши пальчики устали,
              Наши языки устали
              Клеить марку на конверт.
              Все ножи у нас из стали,
              Не тужи, мы сами стали,
              Как ножи у нас, из стали,
              Не резиновые, нет.
              Осторожно, не обрежься,
              Если ты сюда вернешься,
              Если ты сюда вернешься,
              Губы в губы не спеши.
              И никто тут не в ответе,
              Даже если спим, как дети,
              Со щитом или в карете,
              Наши губы, как ножи.
              Это наш последний опус,
              Это наш последний допуск,
              Несмотря на долгий отпуск,
              Ты получишь и прочтешь...
              Даже, если не ответишь,
              Даже, если нет на свете,
              Или ты за годы эти
              Издержался,  стоишь грош.
              Нам уже почти не больно,
              Мы уже почти довольны,
              Вспоминаем лишь невольно,
              Лишь во сне, и  то не вдруг,
              Нам все реже снится море,
              Наше горе — уж не горе,
              К звуку шага в коридоре
              Меньше восприимчив слух.
              Мы писали. мы писали
              Всю бумагу исписали,
              Все чернила исписали,
              Все, что было, исписали,
              Наши души исписали,
              Наши мысли исписали,
              До единой исписали,
              Наши пальчики устали,
              Только чудом мы остались
              Плотью, кровью, а не стали
              Все  — один бесплотный дух...
Волошин.  Я вернулся. Все забудется. Все будет хорошо… Время лечит… Прости...
Анна.  Я только и делаю, что прощаю…