- Я автор
- /
- Андрей Голота
- /
- ЦВЕТА ЖИЗНИ
ЦВЕТА ЖИЗНИ
Цвета жизни
СИНЯЯ ТЕТРАДЬ (1986 – 1991 г.г.)
Бог – ребёнок, рисующий на песке
Наших судеб зыбкие знаки.
Театр
Вчера мне снился сон прекрасный –
Театр… Зал пустой, и я
Один стою на пыльной сцене,
Здесь рампы свет – там – темнота…
Всё это сон лишь только, сказка…
Смеюсь и плачу в тёмный зал,
Сам для себя сменяю маски…
Театр, зал пустой и я…
(1986 г.)
Как ночь словами описать?
Игру теней и блики света?
Какие краски отыскать,
Где взять палитру с нужным цветом…
Слова не смогут рассказать
Сиянье звёзд и шёпот листьев,
Не хватит жизни, чтоб понять
Один мазок волшебной кисти.
(1986 г.)
Откровенный разговор
Вам не услышать музыку за запертой душой,
Но эта тишина обманчива, поймите!
Есть в жизни человека мир иной,
И вы в него, хотя б на миг войдите.
Там чистый ты, и добрый, и смешной
За тонкой пеленой.
Смелей её сорвите!
Идите же за мной!
Я всё вам покажу, лишь только захотите!
(1986 г.)
В саду
Я сад люблю после дождя,
Покрытый дымкою рассвета.
С утра встречает он меня
Сияньем солнечного лета.
Роса на листьях мишурой
Лежит, мерцая тусклым светом,
Звенит чуть слышно тишиной
На всём огромном белом свете.
(1986 г.)
Старый дом
Встречают грустно, равнодушно
Ворота старые меня,
А на душе темно и душно…
Как много лет здесь не был я…
В полузабытый, старый дворик
Вхожу несмело, словно в храм…
Стоит он, не скрывая горя,
И времени жестоких ран.
(1986 г.)
Вот девчонка - совсем некрасивая,
У рояля молча грустит.
К ней туда вернуться не в силах я…
Пусть меня поймёт и простит
Этот старый скворечник
На мрачном тополе.
Так же всё неизменно, но…
Детство прыгает где-то по полю,
Рвётся, словно плёнка в кино.
(1986 г.)
А, может, нужно было так
Мне выплеснуться без остатка…
Я как пескарь попал в подсак,
И жду итог неравной схватки.
Не уж-то муза лишь от скуки
Со мной затеяла играть!…
Я вздрогнул от дверного стука,
Не в силах я её держать…
(1986 г.)
Как Вы быстро повзрослели!
Мне теперь даже не ловко обращаться к Вам на «ты».
Как Вы быстро повзрослели.
Как Вы быстро повзрослели!
И куда девался Ваш
Этот взгляд, наивно детский!
Как Вы быстро повзрослели!
Как Вы быстро повзрослели!
С беспристрастною оценкой на меня глядят глаза…
Как Вы быстро повзрослели!
(1986 г.)
Стали случайности закономерностью.
Есть только вера, но нет больше верности.
Жизнь изменила своей равномерности.
Грёзы угасшие – звёзды потухшие
Светят сквозь время во мгле.
Слёзы застыли. Глаза от мороза припухшие…
Память осталась мне.
(1986 г.)
Рискни – не бойся обмануться!
Ищи – хоть будет что терять!
Держись – попробуй не согнуться!
Поверь – не надо проверять!
Шагни, без страха оступиться,
Прими, что жизнь тебе даёт!
Пусть это бесконечно длится,
И хрупок под ногами лёд.
Надежда есть; не всё пропало!
Ещё успеешь на покой.
А в жизни дней не так уж мало,
И только начат этот бой.
(1986 г.)
Ты светлее солнечных лучей,
Лишь на расстоянии прекрасна.
Взгляд пылает в тысячу свечей…
Я уже не жду тебя напрасно,
Я к тебе не думой, не ногой…
Тихо пролечу под парусами.
Обожжётся кто-нибудь другой,
Встретившись с крапивными глазами.
(1987 г.)
Я в такт с тобой,
Ты в такт со мной…
Я слышу только мерный бой…
Шагает маятник двойной.
Молчим и ждём, глаза закрыв,
Как ждёт волну немой обрыв.
Упругая, как сталь волна
Выносит камешки со дна.
Из глубины, по одному,
На тихий берег… Никому.
Но вновь усталая вода
Назад сползает; в никуда.
Я остаюсь с самим собой.
И только маятника бой…
(1987 г.)
Зелёный сон
Старуха Осень жёлтыми руками
Раскуривает трубку голубую,
В озябшем небе искры засверкали,
И скоро ветры мокрые подуют,
Опустят ивы нежные ресницы,
Приснится им расстёгнутое лето,
Зелёный сон под утро им приснится,
И солнца золочёная карета.
(1987 г.)
Оскорбите ближнего – он уйдёт.
Наплевать на нижнего – так сойдёт.
Обманите ближнего – он простит.
Ближний?.. Так топи ж его и расти…
Вырос?! Что же, радуйся высоте,
Выпрямись и кланяйся пустоте.
(1987 г.)
Ветер новую правду вчера мне принёс;
Как пуглива она, сиротлива.
Голосок молодой, и красива до слёз,
И упряма та, правда, на диво.
Я её подобрал на дороге в пыли,
Полюбил эту правду…И что, же?…
Так же светит фонарь одинокий вдали,
На звезду голубую похожий.
(1990 г.)
На смерть друга
Страшной смертью, нелепой ты умер, все скажут,
Но само сочетание только нелепость и бред.
Ослабевшие руки веревочкой тоненькой свяжут,
В чёрной раме повесят улыбчивый старый портрет…
«Плюнь ей в морду, — сказал ты о смерти однажды, -
И рассмейся в глаза ей, поверь, это стоит того!
Тошно, всё-таки, жить на земле этой дважды.
Дважды плакать над другом и дважды терпеть от врагов,
Дважды верить, и дважды во всех обмануться.
Так подставь же ей щёку, и с Богом!… Целуйте, мадам!
Я ещё напоследок успею тебе улыбнуться.
Не прощаюсь… Когда-то мы встретимся Там…»
(1991 г.)
Своё признанье выплеснул в ночи
В твои ладони, и ушёл в молчанье.
Я в сотый раз себя переучил,
Я в сотый раз разрушил ожиданье.
Опять разрушил ожиданье рук,
Надежды капельку спасая от мороза…
Любимых каблучков неверный стук,
Ладошка лодочкой, и поцелуя проза.
(1991 г.)
Родному городу
Любимый городок – провинциал,
Зевающий, обласканный закатом,
Мой работяга, интеллектуал
В костюме строгом, с чёрным «дипломатом».
Лачужный, удивлённый и смешной –
Ты в тишине полуночной как птица,
Которой страшно в темноте одной,
И в лунном свете до утра не спится.
Влюблённых слушаешь, хранишь мечты
За желтизной зашторенных окошек.
О чём до полночи мечтаешь ты
Под лай собак и плач бродячих кошек?…
(1991 г.)
СИРЕНЕВАЯ ТЕТРАДЬ (1994 – 1998 г.г.)
Неразделимо, как небо и ветер,
Необратимо, как утро и вечер,
Невосполнимо растает «вчера»…
Чур, его! Чур его! Чур-чура!
Сентиментальный романс
На пиру у Судьбы засиделись Удача и Случай,
И шальная Любовь, проливая хмельную слезу,
Пела: «Ох, да не мучай меня ты, не мучай…»
Да в оконце глядела, да всё поджидала грозу.
Потешались над нею, дразнили Удача и Случай,
А за окнами дождь уже землю хлестал по щекам…
Льётся песня: «Не мучай меня ты, не мучай…»
Да не кончится песня, не кончится песня никак.
Да не выльются слёзы, да всё не рассеются тучи
Над тропинкою к дому, в котором поныне не спят
У старухи Судьбы и Любовь, и Удача, и Случай.
Поселились надолго, и вот всё гостят и гостят.
(1994 г.)
Заневестилась весна, да опомнилась,
Закружилась, да зима обожгла,
К платью белому несмело притронулась,
Сизым инеем сверкнула игла
И прошила насквозь безжалостно,
Да со смехом снега в глаза…
А на сердце тихо и благостно,
Только завтра гроза… гроза...
(1994 г.)
Сон
Белый, как тишина
Храм на холме высоком,
А у крыльца Она
В жарком огне востока.
Чудится детский плач…
Только глаза с мольбою,
А на руках лишь плащ,
Залитый болью… болью…
Трётся о грудь креста
Ветра щемящий голос,
А под ногой плита дрогнула, раскололась…
(1994 г.)
Запутавшись в космах осоки сытой
Я падаю в космос с душою вскрытой.
Меж рёбер кометы врезается бритва,
А в темени где-то млечность пролита.
Я падаю в космос осколком вселенной,
Привычную косность монетой разменной
Бросаю на ветер, ловлю на удачу,
А звёзды всё светят… Я падаю. Плачу.
От радости плачу и от осознанья,
Что чувствую: значит, я часть мирозданья.
(1995 г.)
Прах
Мы провожали их в последний путь-
Своих «перунов», отягчённых властью.
Не уставали губы в трубы дуть,
Шопена, выдувая в скорбной страсти.
А эпитафий слог гремел как гимн,
Он бил в затылок, размягчая разум,
И из ушедших каждый был один,
Как одиночество сусальной фразы.
Кумиры новые сменяют тех,
Кто станет прахом под пятой грядущей.
Их позы гордые рождают смех,
Но страх вселяет гром толпы орущей.
Пустых котурнов злая высота
Упрямо манит, в кровь сдирая душу,
Вновь обрастает мясом пустота,
Которую мы снова будем слушать.
И впитывая звуки, как елей,
Забудемся, споткнувшись об обломки
Повергнутых и списанных идей,
Оставленных в наследие потомкам.
(1996 г.)
Я хочу просто жить,
Целовать эту женщину, плакать, влюбляться, мечтать,
И платить за долги, снова их делать без меры!
Я хочу просто жить!
Безнадёжно, отчаянно снова пытаться летать,
Научиться любви, при наличье надежды и веры.
(1997г.)
Мы вброд прошли сквозь ресторанный гвалт:
Усталые, ненужные, хмельные.
С эстрады бил нам по ушам дискант,
И бросились мы в сумерки густые…
Смешались там весёлый жар и стыд,
С желанием сплеталось осознанье
Того, что день потерян и разбит.
Запомнилось лишь хрупкое касанье.
Коснулся взгляд её зелёных глаз,
Дыхание взволнованно коснулось…
Ночь одинокая впустила нас,
Всплакнула, и стыдливо отвернулась.
(1996 г.)
Ангел – хранитель
Мой Ангел – хранитель незримой стеной
Стоит предо мною, он всюду со мной.
Я слышал, как он прошептал мне однажды:
«Не бойся…» И он повторил это дважды.
Покоем и силой дыханье пылало,
И сердце слова эти дважды впитало.
«Да будет наказан, — пророчил мне голос,-
За боль и обиду, за сорванный волос,
Да будет отмщён, преступивший черту –
Удары и раны бесстрастно сочту…»
Я тщетно молил о пощаде его,
Оставить в покое просил я врагов,
Но был непреклонен мой преданный страж,
С усмешкой он принял молитву как блажь.
Был глух и безмолвен; лишь крепче стена,
И корчилась чья-то за нею вина,
И рушилась где-то чужая судьба
Под необратимой рукою Суда…
(1997 г.)
Сельдей подать к столу
В бумаге нотной Баха,
Веласкеса в бордель
Снести с прекрасной Махой,
Есенина в кабак,
А, впрочем, лучше в петлю!
А Данте пусть горит
Один, хоть в адском пекле!…
Нам будет всё равно!
Ведь мы же Человеки!
Мы «высшие творцы»
Конца-начала века!
Мы станем жить навзрыд,
Юродствуя и плача,
И думая о том,
Что мы хоть что-то значим…
Вершители судеб –
Герои Ланцелоты!
К началу от конца;
Всё до последней ноты.
Но вдруг забудем мы
На скользких поворотах,
Где «Каждому своё»
Писали на воротах.
(1997 г.)
Героям 1812 года
Золотые ментики гусаров,
Кивера лихих кавалергардов,
По утру прощанье с милым садом,
Отзвук ослепительных парадов,
Поцелуй девичий с обещаньем,
Вдруг дуэль некстати в старом парке…
Тихий крест отцовский на прощанье.
На дорогу выпили по чарке…
Поседевший старый камердинер
Всё в туман глядел, слезу не пряча.
Вот мелькнул, пропав знакомый кивер…
Только дождь осенний долго плачет.
Отдавала Родина героев,
Прославляя их в стихах поэтов,
И стояла Русь пред строгим строем
Юнкеров, поручиков, корнетов.
Вновь дарила скорбные поклоны,
За себя она благодарила,
Шла сквозь слёзы, боль, тоску и стоны,
Из огня и крови восходила,
Ненавидеть и любить умела,
Забывать и помнить, как когда-то
Оскорблённая Москва горела
На глазах у русского солдата.
Но летела вдаль на дикой тройке
Русь моя, пришпоренная лихо,
Забываясь у кабацкой стойки,
Прошлое, осмысливая тихо,
Вспоминая раны и награды,
И кадриль в просторах шумных залов,
Кивера лихих кавалергардов,
Золотые ментики гусаров.
(1998 г.)
Жёлтый аист
(По мотивам китайской народной сказки)
Там — в Доме Солнца, на краю земли
Танцует аист нежный, цвета солнца.
Давно истлели уж в печи угли,
И чай в фарфоре спит давно на донце.
Танцует аист, и восток горит,
Танцует аист пламенем нездешним.
Он с музыкой самою говорит
Лишь крыльями движением неспешным.
В пустынной чайной старый Мандарин,
Смеясь, беспечно хлопает в ладоши,
Уж в сотый раз кричит: «Гори! Гори!…»
И хлеб сухой усталой птице крошит…
Был жёлтый аист некогда рождён
Из тонких красок солнечных на радость.
Он стал Любовью, Светом и Огнём,
Покорным чудом со стены спускаясь,
Он день за днём всё ждал мальчишку Ми,
Который, душу на стене оставил,
Раскрыв себя однажды пред людьми,
Он музыке служить её заставил.
Танцует аист, над землёй паря
В руках незримых Лотосного Будды,
И жизнь как песню, до конца даря,
Любовью наполняет мир наш грубый.
Но вот однажды отворилась дверь…
Вот звук свирели в чайную ворвался!
Вернулся Он сквозь тысячи потерь!…
Он всё таким же радужным остался.
В дверном проёме старый Ми стоял,
И жёлтый аист шёл ему навстречу…
Взглянул устало, крыльями обнял,
Слезу, роняя в сгорбленные плечи.
Кричал, грозился гневный Мандарин,
До боли хлопал в потные ладони…
Но тщетно… Он останется один,
Он руки обессилено уронит…
За горизонт скользнул янтарный блик,
И лишь свирели жалобное пенье,
Лишь ветер принесёт прощальный крик,
Зарницей алой вспыхнет озаренье;
Ведь если чудо дарит нам судьба,
Не требуя за то вознагражденья –
Оно должно остаться навсегда
В бесчисленных ступенях возрожденья.
(1998 г.)
«Yesterday»
Пусть сладко спит заслуженно наш Гименей
С амурчиком простуженным, под крылышком натруженным,
Ворчит во сне натужное для всех на свете суженых
Тоскливое, ненужное, уж сотни раз накруженное,
Хрипит, до дыр заслушанное «yesterday».
(1998г.)
Протуберанцы локонов твоих
Мне по щекам скользнули, обжигая.
Огонь и ветер, небо на двоих.
Такая близкая, но всё другая…
Клочок земли у моря, мой причал,
Мой жаркий свет, вошедший ниоткуда!
Как долго я его не замечал,
Как часто мы не видели друг друга…
Семь диких маков, крохотный букет,
Ещё в росе прохладной и душистой,
Семь одиночеств на твоей руке,
В твоей ладони белой и лучистой.
Лежат цветы на линии судьбы:
Последних дней последнее цветенье.
Молчат цветы на линии беды,
Храня в себе невидимое тленье.
(1998г.)
К портрету 1978 года.
Перепиши меня, художник,
Судьбу, как холст перетяни.
Не бойся быть неосторожным,
Но, если сможешь, обмани.
Не надо боли и сомнений
В глазах, зачитанных до дыр,
Где пепел утренних горений,
Где золото разбитых лир,
В глазах, где всё ещё случится,
А может быть, давно прошло,
И только памятью стучится
Так одиноко и смешно.
Перепиши меня, художник,
Судьбу, как холст перетяни.
Не бойся быть неосторожным,
Но, если сможешь, обмани.
(1998 г.)
В гостях у художника
В твой мир, разбитый на квадраты,
Из треугольников и сфер,
Где в кофре краски, как солдаты,
Мой голос врезаться посмел.
И расшалившимся ребёнком
Он меж холстов; бесплотный миг,
Палитры вдруг коснулся тонко,
Застыл, разбился и возник
В скрипучем судорожном стуле,
В тугом натянутом холсте,
В кувшинах грязных, где уснули
Букеты вымытых кистей…
Затем десятками осколков
Сверкнул в холодном витраже,
С лучами первыми востока,
Недосягаемый уже.
Коснувшись утренней цевницы
Знакомый голос звал меня,
Он, кажется, пришёл проститься,
Играя бликами огня
В тот мир, разбитый на квадраты,
В мир треугольников и сфер,
Который нашим был когда-то,
Но одиночества хотел.
(1998г.)
Второе посещение художника
Цветы Ван – Гога, женщины Пикассо,
Мане немного, и Матисса масса,
Шагал в серванте с Модильяни рядом,
Некстати Данте в серой дымке ада…
Как будто выдох… Дверь закрылась глухо…
Там строки в книгах вздрогнули от стука…
Я по ступеням тихо, круг за кругом
Схожу степенно за незримым другом.
Веди меня от лимба, мой Вергилий!
Веди, моя обида и погибель!
Тащи меня со смехом в преисподню,
В охапку гулким эхом….Я запомню
Цветы Ван – Гога, женщину Пикассо,
Мане немного, и Матисса массу…
Уйду, как призрак с Модильяни рядом
Дышать костров ночных осенним ядом…
(1998г.)
Памяти Игоря Талькова
В славе российского менестреля
Птицею вещею бился в клетке,
Птицею белою с чёрной отметиной.
Он, воскрешённый и снова расстреляный,
Памятью вечного возвращения,
Совестью дерзкою рвётся в души.
Время приходит, время слушать.
Ангел восходит, ангел мщения.
Свет уходящий застыл над книгою,
Ветер осенний гонит листья.
Страшною правдою станет выстрел,
Выстрел в поэта Талькова Игоря.
(1998г.)
Волошин, Корнилов, Вертинский, Тарковский,
Цветаева, Блок, Мандельштам, Пастернак,
Есенин, Ахматова, Бунин и Бродский,
Набоков, Бергольц, Гумилёв и Маршак.
Мои полубоги, чьи души отвергла
Земли суета, отвернувшись вослед,
Но их имена, воскресая из пепла,
Во мне продолжают хранить тихий свет.
Есть в каждом поэте по капле хрустальной,
Серебряной, чистой небесной воды,
По капле причастности к сумрачной тайне,
По капле кричащей голодной беды,
По капле забвения и откровенья,
По каплям несказанных, солнечных слов,
Их хрупкие судьбы, как нити спасенья
Проходят сквозь сонмище злых голосов.
(1999 г.)
Ветеранам афганской войны
Ещё глаза полны войны,
На сердце, смертью опалённом
Ожоги боли и вины,
Что ты один из тех спасённых,
Кого ударила война,
Кто выжил! Выжил от удара!
Но бродит горькая вина
В чужих горах под Кандагаром…
Она как памятник живой
Под солнцем бродит раскалённым,
А здесь в России дождь зимой,
Спросонок вздрагивают клёны,
Стучится яблоня в окно,
И снег скользит по мокрым стёклам,
А поминальное вино
В руке дрожащей стало тёплым,
Солёным от невольных слёз
Мужских, растаявших в стакане,
И только холод зимних гроз
На сердце выжженном в Афгане.
Милошу
Последней рюмкой душу успокоив
Мой друг гяур косматый воспылал,
Он, взмахивая яростно рукою,
На сербском и на русском посылал…
Беззлобно так, с улыбкой добродушной
Российских «демократов» растоптал,
Но это до зевоты стало скучно…
Он Лермонтова с полочки достал.
Певучая тянулась речь чужая,
Но смысл этих строк был ясен мне.
Всё слушало, вниманьем окружая,
Всё замерло, как будто бы во сне…
«…За всё, за всё тебя благодарю я.
За тайные мучения страстей…»
Строка в строку вплеталась, кровь волнуя,
Входя из запредельных областей.
И русский стих, как песня Черногорья,
Границы языка преодолев,
Сердца волнует в радости и в горе,
В который раз, смиряя душный гнев.
(1999г.)
«Вэ из мир фар дих» (Мне больно за тебя. Евр.)
От ближнего до дальнего востока
Бельмом в глазу и притчей во языцех,
Из гетто в гетто загнанный жестоко,
С тоской тысячелетнею на лицах…
В который раз уничтожают их,
Но губы шепчут: «Вэ из мир фар дих…»
Как крик, в сердца сорвавшийся с Голгофы
Распятого, отверженного Бога,
Как эхо той вселенской катастрофы,
А дальше бесконечная дорога…
Земля безмолвна, шум толпы затих,
Лишь небо плачет: «Вэ из мир фар дих».
(1999г.)
Ах, давайте не будем!…
Было лучше, но раньше!…
И давайте забудем
Про «сильнее и краше».
Станем жить на просторах,
Словно в обморок, юзом!
Наслаждаться в конторах
Государственным пузом.
В этом пузе всё счастье
Заключается наше.
Нам с пузатою властью
Веселее и слаще.
Кумачовые лица
В дорогих лимузинах,
В них премьеры и вице…
А вокруг амнезия.
Мы вино не допили,
Мы романс не допели,
Что-то мы упустили,
Никуда не успели…
Мы кого-то любили,
Мы о чём – то мечтали,
Обо всём позабыли,
Или просто устали…
(1999г.)
АЛАЯ ТЕТРАДЬ (2000 – 2004 г.г.)
Я живу уже тысячу лет,
Я не годы – века вышагиваю.
Не людей оставляю в пространстве! Нет!
Я миры, как жилы вытягиваю.
Дети февраля
Не ревнуй к тому, что отцвело,
И на холод глаз моих не сетуй.
Мне давно встречать с тобой тепло
Самые холодные рассветы.
Что глаза: разбитое стекло.
Ведь порой смотреть на мир мне больно.
Не держи того, что утекло,
Не лови руками ветер вольный,
Лишь люби, как можешь только ты.
Не ревнуй к тому, что отболело,
Знай всегда, что море пустоты
Ты собой заполнить вдруг успела.
Мы с тобою дети февраля,
Обережным кругом свет над нами.
Знаю точно – ты была Моя,
Только мы друг друга не узнали.
Не таи обиду и прости,
Не гляди так грустно и устало.
Может, ты смогла меня найти,
Потому, что долго так искала.
Что ж, прости, что я не уберёг,
Разглядеть не смог тебя когда-то.
Ты не мне плела тогда венок,
Окроплённый росами закатов…
Не ругай, не надо! Всё я тот,
Что стихи пускал, что листья в осень,
В шорохе ты слышала семь нот –
Сердце их отсчитывает восемь.
Тот же я, что десять лет назад,
И меня оттуда ты позвала.
Только лишь коснулся взгляда взгляд,
В тот же миг меня ты вдруг узнала.
Не ревнуй, не сетуй, отпусти
Все мои нелепые обиды!
Знаю – трудно слепо крест нести,
Но ещё трудней тебя не видеть.
(2000 г.)
Время
-Где ты прячешься, Время?
-В метрономах осенних дождей…
-Где прячешься, Время?
Убегаешь, когда ты нужней…
Где ты прячешься, Время?
-В шуме волн и в закатных кострах…
-Где ты прячешься, Время?
-В младенческих прячусь устах…
-Где ты прячешься, Время?
-Я ещё не родилось пока…
-Сколько ждать тебя, Время?
-Лишь мгновенье, а может века…
-Как узнать тебя, Время?
-Однажды вернусь я к тебе…
-Как услышу я, Время?
-Послушай… Я рядом. Везде.
(2000 г.)
Всем лжехристам
Беда не в том, что в плотниках Христос сегодня,
А в том, что плотник рядится в Христа…
И вот уж крест, как-будто бы он поднял,
И слышен свист дублёного хлыста,
Но не вино, а уксус в тех кувшинах,
Что ждут его на свадебном пиру,
Нет, не к нему та грешница спешила,
Шепча: «Равви, дай ноги оботру…»
Не он стоял, оплёванный народом,
И в ранах от тернового венца,
В пещере той два ангела у гроба –
Посланники небесного Отца
Лишь с тем, кто в одиночестве молился:
«О, Отче, чашу эту пронеси…»
В безмолвии до времени простился,
Потом спокойно стражников спросил:
«Что ищете?…» «Исуса Назорея…»
Без страха отвечал Он: «Это я !»
Живого Бога в плотнике узрели
И пали ниц, не вынеся огня….
От века отрекаемся, но любим,
А на плечах всё тот же самый крест.
Я знаю, что не боги мы, а люди,
Но что-то божье всё-таки в нас есть.
Наверное, та самая частица,
Которая нам душу жжёт огнём,
Когда ночами долгими не спится
С той пленницей, что Совестью зовём.
(2000 г.)
Ноябрь
По наледи стылой ноябрь
Сползает к земле, не спеша,
Сухие, сжигая наряды,
И дымом прогорклым дыша.
Он раненным загнанным зверем
Уходит со стоном в леса,
Свой век одинокий отмерив
По сломанным ветром часам.
Уходит, срываясь дождями,
По крышам горбатым скользит,
За ветви, цепляясь когтями,
Холодному небу грозит.
И мир акварелью измятой
Безумною чьей-то рукой,
Лежит под ногами распятьем,
Храня совершенства покой.
Изломов его прихотливость,
Лишь промысла тайного вязь,
Но небо уже опустилось
На серые лужи и грязь…
(2000г.)
Валентину Чёрному
На выцветшей палитре ноября
Сгорают краски, сорванные с неба,
И голосом негромким говорят
С ветрами, утомлёнными от бега,
Стекают вниз по крышам, по стеклу,
Всегда покорно под ноги ложатся,
А дворник вяжет новую метлу –
Он снова будет с осенью сражаться.
Художник, след оставишь на земле,
Опять с тобой поплачут акварели…
Средь листьев был счастливый твой билет,
Теперь вот только жёлтые метели.
Листвою занесённые холсты,
Как память неоконченного лета,
Как зыбкие, сгоревшие мосты,
И вечные вопросы без ответов.
(2001 г.)
Маленькая вечность
Где мне искать следы друзей…
Как мало их уже осталось.
Пылится памяти музей,
За малостью, вскрывая малость.
Где лица их и голоса,
Такие близкие когда-то
Дыханья, но глаза в глаза
Мне смотрит «завтра», как расплата.
Я провожаю поезда,
Я отпускаю самолёты…
Кому последняя звезда,
Кому-то новые заботы…
Те улетают за кордон,
А те уходят в бесконечность…
И может, встретимся потом…
«Потом» — ты маленькая вечность.
(2001г.)
Fragile (тонкость, изящество… франц.)
Посвящается Антуану де Сент-Экзюпери
Чуть касаясь планеты людей,
«Лайтинг» сорванной розой парит…
Замирает земля, и над ней
Чей-то голос в мембране хрипит:
«Не молчи! Отвечай, Антуан!…»
Пьёт диспетчер, погоду кляня.
Может, ветер, а может туман
Прошептал: «Не ищите меня…»
Но, вгрызаясь в шипящий эфир,
Крутит ручку вспотевший радист…
«Я не слышу его, командир…»
И глаза опускаются вниз.
Где-то нежно, без боли и вскользь
Фюзеляжа коснулась земля.
Сквозь пространство до звёзд донеслось
Слова три: «Не ищите меня».
(2001г.)
Воспоминание о будущем
Наверное, Он знал уже тогда,
С помоста, слыша громкие проклятья,
Что смерть Его, как вешняя вода
Омоет кровь до нового распятья.
Ведь слышал он из будущего крик!
И тело видел, вспоротое плетью!
В глазах его скользнул лишь только миг,
А мир уже прошёл тысячелетья…
К пророчеству в отечестве своём
Мы глухи; люди бросившие Бога,
Но, сняв с креста Его, мы снова ждём,
Когда к кресту нас приведёт дорога.
(2001 г.)
Песня о России
Гони чуму, как встарь гнала, Россия,
Своих колоколов небесной силой!
Гони чуму! Ударь скорее в било,
В грядущее за всё, что ты любила!
Гори огнём свечей своих нетленных,
И встань, освобождённая из плена.
Бери меня! Я стану малым звуком,
А может быть одним сердечным стуком.
Возьми меня с собой, моя Россия,
Останься здесь со мной, под небом синим.
Веди меня, где тает даль за далью,
Куда под осень птицы улетают.
Прости меня за слабость, за гордыню…
Я сохраню твоё святое имя.
Прости меня за боль и за усталость,
Но ты одна в душе моей осталась.
(2001 г.)
Река Пьяна
«Река Пьяна, упоминается в летописях. Русские поселились на ней в 14 веке, и тогда ещё по поводу поражения Нижегородской великокняжеской рати ордынским царевичем Арапшой сложилась пословица: «За Пьяной все люди пьяны»
(Мельников – Печёрский)
Мается, шатается по Руси Пьяна,
Словно не водицею, а вином полна.
Кудьма со Свиягою сёстры ей давно;
Три шальные девки: не вода – вино!
Мается, шатается за «Пьяной» народ,
Он и Волгу Матушку переходит вброд.
Та царевной гордою – вдаль, да не спеша,
Где с ордою хаживал грозный Арапша.
Мается, шатается по стране в укор,
Как хмельная реченька долгий разговор.
Уж века всё баится… Слышали и мы;
За Пьяной по прежнему люди все пьяны
Мается, шатается по Руси Пьяна,
Словно не водицею, а вином полна.
Кудьма со Свиягою сёстры ей давно –
Три шальные девки: не вода – вино!
(2001г.)
Как лёгок цвет, слетающий с ветвей,
Рожденье новой жизни открывая.
Раскидистая крона, а под ней
Корней глубоких тяжесть вековая.
Так слов полёт бесплотно-невесом
У мудрости, о времени забывшей,
Лишь светом тронет чашечки весов,
В безмолвном равновесии, застывшие…
Как долог путь от семени в земле
До плода, созревающего в небе,
Как ярок свет стремительный во мгле,
Уже живущий в слабеньком побеге.
(2001г.)
Навстречу мне женщина плакала,
А я не спросил, почему…
Червонец пожертвовал дьякону,
Не зная приходу чьему…
Бежит, возвращается, вертится,
Срывается кто-то на крик,
Притихнет, и вдруг… не заметится
Тот самый Единственный миг.
(2001г.)
Тогда…
Я думал тогда о том,
Что жизнь моя, это вечность,
Катая свой снежный ком,
И взглядом впиваясь в млечность.
Я мерил шагами двор –
Планету мою до края,
Но в щёлочку сквозь забор
Виднелась планета другая…
На мир этот снизу вверх
Смотрел я, и взглядом мерил,
Не зная, что значит грех,
Обманывался и верил.
Подброшенный кем-то ввысь,
Я небо хватал руками…
Смеялись внизу: «Держись!…»
И лица в глазах мелькали.
Я слово любил «хочу»,
И выучил слово «надо»,
Я думал тогда; лечу,
А как оказалось, падал.
(2001г.)
Психоурбанистическая поэма
В доме, в длинном сером доме,
В типовом его бездонье,
В утробах многоэтажных,
В тесноте замочных скважин,
Как в коробках толстостенных
Дышит сонмище вселенных,
Где вольфрамовые звёзды
Так услужливо, серьёзны,
Где наверчивает счётчик,
Словно сумасшедший лётчик
Круг за кругом неустанно…
Странно… странно… странно… странно…
В этом доме, долгом доме
Время плавится, как в домне.
Там линолеум ленивый
Льнёт к огню, теплом пленимый,
На огне бормочет тайно
Чайник, очень сексуально…
В доме, в длинном сонном доме
Запечатаны в бетоне
Судьбы, судьи, пересуды
По невымытой посуде…
В этом доме, как в юдоли,
Время заперто в неволе.
(2002 г.)
Небо в подвалах
Есть небо беззвёздное в тёмных подвалах.
Дотронуться можно до неба рукой –
Оно опустилось, доступнее стало,
Нависло тяжёлой холодной плитой…
«Ненужные» люди, «ненужные» судьбы,
«Ненужные» дети свечами горят.
И шепчут опять воспалённые губы,
Под каменным небом молитву творят…
А мы всё шагаем над ними, как боги,
С небес, опускаясь туда иногда,
Поскольку в делах мы всегда и в дороге,
Поскольку «потерпит чужая» беда…
Мы выбрали звёзды себе на удачу,
Мы радости просим на чёрные дни,
Но свечи под нами сгорают и плачут,
А небо слепое не видит огни…
Не уж то сердца из железобетона
Нам втиснули в грудь в этот каменный век!..
Идешь, не расслышав грядущего стоны –
«Творение высшее»! Ты, Человек!
(2002г.)
Свет
Подобны маковому цвету;
Чуть тронешь, падают слова,
Слетаясь к матовому свету
Бумаги жадной, чтоб сломать
Печати долгого молчанья,
Чтоб новым звуком обнажить
Суть иероглифов печальных,
И светом тронуть витражи…
Они то вздрогнут, то застонут.
Со словом каждый стон их схож,
И в омуте листа утонут…
(Мысль изречённая – есть ложь).
Ещё попытка обмануться,
Как воздух, свет в себя впустить,
Остановившись, обернуться,
Чтоб удержать тугую нить.
Как жаль; не втиснуть в переплёты,
Построчно душу не отдать,
Не нанести той самой ноты
На цепенеющую гладь
Листа бумажного немого,
И безглагольная тоска
Восходит понемногу снова,
Касаясь крыльями виска.
(2002г.)
Это джаз…
В этот вечер поставьте джаз;
Эллу Фитцжеральд и Армстронга,
Пусть дробится банджо, кружась
Под галопы упругих бонго,
Под сурдинку всплакнёт труба,
Всхлипнет сакса тоскливый голос,
С тайной страстью, прильнув к губам
Музыканта, рождая образ.
Всё случится, как в первый раз.
И загадывать мы не станем.
Я скажу: «Это только джаз!»
И бокал разобью хрустальный.
Ваше имя, забыв опять,
В томных блюзах ищу созвучий,
Чтоб у музыки вас отнять,
Этим ритмом себя измучив.
(2003 г.)
Скользнула паутинкой по судьбе,
Дохнула «бабьим летом» на прощанье,
Теплом на миг, напомнив о себе,
Как будто киноленту вспять вращая.
Почтовый ящик пропастью слепой
Чернеет у порога в ожиданье,
Он дышит душной пыльной пустотой
С тех пор, как ты сказала: «До свиданья!»
С тех пор, как ветры лето разнесли,
На дни и ночи годы разменяли,
С тех пор, как я просил тебя: «Прости!…»
С тех пор, как друг у друга нас отняли
Заботы, расстоянья, города,
Вопросы, неизбежности, сомненья…
Мне кажется, что это навсегда,
И в годы обращаются мгновенья.
Тепло храню, морозам вопреки,
Живу я о тебе воспоминаньем.
Несёт меня течением реки,
Которой не придумали названья.
Нам дважды в эту реку не войти,
И лету никогда не повториться,
Пусть паутинка мимо пролетит,
Но наш костёр уже не разгорится…
(2003 г.)
О главном
Боюсь не старости… Болезней и обузы,
Которой стану я, когда тяжёлым грузом
Сходить придётся мне, осилив перевалы,
Пока сорвётся снег, прольётся влагой талой.
Нет, одиночество меня не испугает…
Мысль как пророчество, меня одна стегает.
Меня наверх рука тянуть однажды будет.
Не знаю, чья пока… Она так слёзно любит.
Боюсь лишь слабости, когда познаю горечь,
Прошамкав сладостью, шагну в слепую полночь.
Боюсь не старости – в ней мудрость и смиренье!
Всего лишь малости – огня хочу, не тленья!
(2003г.)
Лишь томик любимых стихов,
Зачитанный, ветхий в кармане…
Лежу я средь буков и мхов,
И слушаю воду в канале.
Уж книга в руках, но молчит…
Я буки как буквы читаю,
Я их наизусть заучить
Пытаюсь как будто. Листаю
Зелёную книгу весны,
Шумящую эту прохладу,
И духов я слышу лесных,
Мне верить во всё это надо.
Так хочется знать: не один,
Так хочется думать, что вместе
Мы с лесом куда-то летим,
И нам этот путь неизвестен.
Ни капли стиха не пролью,
Ни звуком я не потревожу…
Я у тишины на краю –
На ветку сухую похожий.
(2004 г.)
ЗЕЛЁНАЯ ТЕТРАДЬ (2005 – 2007 г.г.)
Мысль обретает плоть по — милости поэта,
И в грубые слова душа обращена,
Но светится во мгле тем отражённым светом,
Что вечен и высок. Свободна… Прощена.
***
Расставались с прошлым…. Расплевались!
Настрелялись вдоволь по царям,
Принародно, всласть нацеловались,
Покоряли горы и моря.
Как колокола переплавляли,
Как снимали золото с икон,
И в Сибирь Россию отправляли;
В памяти навеки испокон…
Не имея чести, не стрелялись
Доживая до преклонных лет,
К Родине хозяйски приценялись
С предложеньем тридцати монет
(2005 г.)
Знаю, быть мне всегда одному,
Даже если с другими я буду,
Даже если уйдёшь ты к тому,
С кем когда- то ты била посуду
Даже если мы вместе на час,
Это прошлое нас не пускает
В этом блеске задумчивых глаз
Что- то манит, тревожит, ласкает
Ты так близко — коснуться рукой,
Быть с тобою хочу научиться.
Мне тебя бы запомнить такой,
И хотя бы однажды присниться
И остаться в предутреннем сне,
Позабыв о дороге обратно.
Мне бы снова увидеться с ней
Той, с которой легко и понятно.
(2005 г.)
Пришла.… И душу, как комнату
Утром солнце, заполнила,
Высветив каждый угол.
Хочу, чтоб всё ты заполнила,
Жаркой кометой с круга
Сошла.… И время расколото…
Забыть не в силах пощёчину,
Крылья- руки раскинула;
Снова полёт сквозь время…
Ты снова землю покинула
Тяжкое сбросив бремя,
Ждала, летела, пророчила…
Нашла…
(2005 г.)
Женщинам войны.
Боже Правый, какими вы были
В сорок первом шагнувшие в ночь!
Как отчаянно пели, любили,
Как сумели вы смерть превозмочь!
Вы рождали мальчишек, и знали-
Эта долгая будет война…
Именами отцов называли,
Выпив горькую муку до дна.
В блиндажах, медсанбатах, окопах,
Под свинцовым дождём, и в огне,
В порыжевших от крови и пота
Гимнастёрках, мечтали о дне
Долгожданном, единственном, светлом,
Озарённом салютным огнём.
Сколько песен о нём было спето…
Сколько их мы ещё пропоём.
Снился ситец, закруженный в вальсах,
Снилась мама, сестрёнка и брат…
Мир вокруг полыхал и взрывался,
Он устал от несчётных утрат,
От осенних московских парадов,
До самих бранденбургских ворот
Получая мужские награды
Шли девчата на запад! Вперёд!
Чтоб весной сорок пятого года
Не удерживать радостных слёз,
Чтобы вспомнить потом о походах,
Отвечая на детский вопрос
(2005 г.)
Сквер детства
Где эта старушка в вуали,
Заставшая век девятнадцатый…
Не вспомнить уж как её звали.
Там иллюминация с танцами,
Там был карусельщик угрюмый
В листвою усыпанном скверике…
Осеннем, а может в июле…
Вы всё равно мне не поверите.
Где этот мальчишка трёхлеток
С разбитой коленкой, заплаканный,
Там небо в сплетении веток
Пестрит облаками- заплатами.
И прежнее всё и другое;
Сломали беседку с фонтанчиком…
Вот, ныне ступаю ногою,
Туда, где купался я мальчиком.
Речушка прохладная где- то
Течёт под асфальтовым панцирем…
Всё кончилось…. Хватит об этом
Нет танцев и иллюминации
А эта старушка в вуали
С хранителем снов карусельщиком…
Я уж и не знаю, была ли…
Ведь память бывает изменчива
Мне всё это снилось, наверное
И сон этот стал бесконечностью.
Всё то, что казалось мгновением,
Шутя, обращается вечностью.
(2006 г.)
Расслышь меня сквозь тысячи шумов,
Которые когда-то голосами
Назвали десятки умнейших из умов,
Пренебрегая ими, всё решим мы сами.
Лю-би-мая… Моя, и в этом смысл
Всей нашей жизни; если ты захочешь,
И если сможешь не гасить огня,
Приходишь, отрекаешься, пророчишь…Люби… Моя…
(2006 г.)
Если есть кто-то там — на. Седьмом,
Или где-то за ним… Он поймёт,
Как ты мне дорога с каждым днём,
И подарит мне этот полёт
Так обманчива близость планет…
Вот бы кажется – тронуть рукой…
Вижу звёзд остывающих свет,
Ощущая вселенский покой.
Я шагаю за дверь в небеса,
В пустоту, в неизвестность, в ничто…
Звёзды, словно роса в волосах,
И в душе оглушительный шторм.
Только ветер в глаза…. Подо мной
Нет земли, и ни звука вокруг.
Тишина вырастает стеной.
Снова ты ускользаешь из рук…
Небо в нас, в тесноте наших тел,
Темноту обжигает звезда…
Я начать всё сначала хотел,
Только верно уже опоздал…
И всё чаще, мне осень милей
В тихом шорохе палой листвы,
Но с годами любовь всё сильней,
Только реже сбываются сны.
(2006 г.)
Умение прощать — не подвиг, а талант.
Есть божия печать на голове склонённой.
Есть тихое «прощён». Так горный воздух Анд
Касается души, однажды оголённой.
Как трудно нам порой обиды груз нести,
Надежды огонёк не погасить под ветром
Как трудно нам порой сказать заветное « прости».
И каяться, и ждать, средь ночи долгой света.
(2006 г.)
От любви до…
Мы с тобою дошли до края.
Словно изгнанные из рая.
Позабыли, где был Эдем,
В этом сонмище скучных дел,
В этом яблоневом похмелье
Утомиться с тобой успели.
Так отчаянно жить спешим,
Не покаявшись, вновь грешим.
Не нашли, то, что так искали,
Лишь одними из многих стали.
Стынет ненависть, чуть дыша…
Вот и сделан тот самый шаг…
(2006 г.)
Однако, жизнь щедра ты на сюрпризы,
Богата теоремами Ферма…
Вот и теперь, я, стоя на карнизе,
Леплю себе конфету из дерьма.
Пытаюсь вновь не верить в аксиому,
Что маслом вниз сорвётся бутерброд,
Надеюсь, что всё будет по – другому;
Как я хочу, но не наоборот.
Но, снова, жизнь, я лишь предполагаю,
Располагает кто-то наверху,
Я праведность свою оберегаю
Не пропорциональную греху.
Зарифмовать пытаюсь ветер с морем,
С листвою шум осеннего дождя,
Сосуществуя с радостью и горем.
Я убивал, но чаще, всё ж, рождал…
Спасибо, жизнь за тернии и ямы,
За узкую тропиночку мою
Прости, что я подчас такой упрямый…
Ты музыка, и я тебя пою.
(2006г.)
Александру Сергеевичу
За нас всех женщин отлюбив,
Вы с няней, наполняя кружки,
Тянули Ваш аперитив…
А кто работать будет?!… Пушкин?…
Вы отвечаете за всё,
Любезный Александр Сергеевич!
За то, что в пропасть нас несёт,
В квадрат, что малевал Малевич,
Вы думать станете за нас
О нашей незавидной доле.
Потом Вы скажете не раз:
«Я Вас любил… Чего же боле?»
Оценит кто Ваш «скорбный труд»
И наше «гордое терпенье»,
Когда нас в порошок сотрут –
Вот будет «чудное мгновенье!»
Когда правители с душком,
А на экранах просто душки,
То и не думаешь о том,
Что за окном стреляют пушки.
Между поэмами от скуки
Вступитесь за своих внучат!
Вы гений – Вам и карты в руки,
Ведь кто-то должен отвечать!…
(2006г.)
Подёрнутые белым перламутром
Глаза-моря… Бездонна бирюза…
Так падает с ресниц росинка утром,
Так вдруг с ресниц срывается слеза.
Нечаянно, несмело и безмолвно
Душа, всплакнув, явилась лишь на миг…
Наверное, ей было очень больно,
И всё-таки она сдержала крик.
Растерянно, в молчанье обронила
Негромкий свет полуденной луны,
И что-то словно в небо отпустила!
Дни коротки, а ночи так длинны…
(2007г.)
Этот город, в котором не буду уже никогда,
Этот город, в котором родился и вырос… и умер…
Этот город, в котором и радость была и беда,
Этот дом, этот двор, и у двери назойливый зуммер.
Здесь я снова родился, лишь память о прежнем жива.
В этом призрачном месте по имени Детство остался.
Что имел в этой жизни; родители, дочь и жена…
С кем встречался, и с кем я когда-то расстался…
В этом городе белых бескрайних снегов,
В этом городе жёлтых дождей и туманов,
В этом городе верных друзей и врагов,
В этом городе истин моих и обманов.
(2007г.)
ЖЁЛТАЯ ТЕТРАДЬ (2008 – 2009 г.г.)
Пусть из Горгон рождаются Пегасы,
А, значит, жизнь не канет понапрасну…
Гулит весна, воркует по дворам,
По крышам, чердакам, по переулкам,
Снега ещё в округе по горам,
А в городе старушки крошат булки
И кормят суетливых голубей,
За ними, наблюдая с умиленьем…
Весь этот мир составлен из людей,
Проходят времена и поколенья,
Но неизменно мая торжество,
И, словно точно найденное слово-
Гремящее, шумящее листвой…
Неповторима снова ты и снова,
Весна шальная, стайкою с руки
Вспорхнувшая, испуганная ветром,
Дрожащая травинкой у реки,
Живая от заката до рассвета,
Надеждами волнующая кровь!
Под утро соловьиная прольётся,
Срывая вдруг немеющий покров,
Вздохнёт, и белым пламенем взорвётся…
(2008г.)
Дочери
Ты спешишь повзрослеть, малыш,
Мир огромный ты пьёшь взахлёб…
В феврале ты огнём горишь,
И в апреле растает лёд.
Будет всё… И дороги даль,
И разлуки, и радость встреч…
Если сможешь отдать, отдай,
И храни, что смогла сберечь.
За ошибки меня прости,
И за слабости не суди.
Ты со мною: тебе цвести!
Я с тобою всегда… Иди!
(2008г.)
Олегу Далю
Какая даль в глазах твоих иконных,
Как близок след сорвавшейся звезды,
Какая боль в движеньях беспокойных,
Но снова вдруг над бездною застыл…
Ты помнишь всё… Ты вечности ребёнок.
Когда грустишь, то это Грусть Сама,
Ты вновь и вновь приходишь тихо с плёнок,
И словно свет, нисходят в мир слова.
(2008г.)
Приходит кто-то в мир, чтобы стащить
В чужом пиру кусочек пожирнее,
А кто-то просто жизнь берёт чужую
Не на продажу, походя, легко,
И ни о чём нисколько не жалея.
Отдать приходит кто-то от щедрот,
Иной отдаст последнюю рубашку,
И обретает больше в одночасье.
(2008г.)
Провинциальные улочки
Речная, Заречная и Родниковая,
Веселая, Горная, Красно-Зелёная…
И каждая мне, как девчонка знакомая
Шепнёт на прощание нежное клёнами,
О прошлом напомнит, порадует будущим,
Вдруг веткой сиреневой тронет нечаянно,
Останется с ветром полночным, тоскующим,
Все, слушая песню немного печальную.
Вишнёвая, Звёздная… Вот и Тенистая
Течёт незаметная песней негромкою…
Бегут ручейками весенними быстрыми,
Лежат переулочки тонкою кромкою
У самой дороги, у речки, у озера –
Смешные, родные, и малознакомые,
В июльскую полночь и в утро морозное
Стучатся ветвями нам в стёкла оконные.
(2008г.)
Феодосию Кавказскому
Жил на свете дедушка Кузюка.
Просто жил… Молился, ел и пил,
В тишине, внимая Божьим звукам,
Не имел богатства, не копил.
В Тёмных Буках, где ковром барвинок,
Поселился сухонький дедок…
День за ночью… Нить молитвы длинной
Обратилась в солнечный исток.
Из земли, крестами осенённой
Чистой влагой Чудо пролилось,
Зазвенело нервом оголённым,
Совестью нещадно ворвалось.
Льётся, мёдом души наполняя
И нектаром… Истина тёчёт…
Так пчела, соцветья опыляя;
Лишь одна из сотни тысяч пчёл
Горечь мира в самой малой доле,
Боль и совесть в сердце принесёт,
Патоку, замешивая с солью,
С чёрным дёгтем смешивая мёд.
Что-то мы расслышать не успели
В мире этом, а быть может в нас.
В суете заметить не сумели
В теле хрупком всей Вселенной Власть
(2008г.)
Гиганты вымерли. (Легенда так гласит).
Их победило карликово племя.
А ведь сражались те из всех последних сил,
Так и оставшись в первом поколенье,
А карлы выжили, (и это уж не миф),
Ведь было больше этих человечков!
Гигантомания ещё дремала в них,
И мастера явились дел заплечных.
Они, не вышедши ни ростом, ни лицом,
С амбициями новых Гулливеров,
С генетикою дедов и отцов,
С привычками давно ушедшей эры.
Давно размножились, и ходят по земле,
Прошив насквозь уже тысячелетья,
Идут по жизни, как по выстывшей золе
И ни за что, как будто не в ответе.
(2008г.)
Мне сказали: «Всё в прошлом…»
Это грустно и пошло.
Я не в первом ряду.
Мне доступна галёрка –
Далека, как Майорка.
Я в партер не пройду.
Здесь театр абсурда
И бездонное судно…
Даже паруса нет.
Всё, что вижу и слышу,
Всё, что ниже и выше;
Только свет… Только свет…
(2008г.)
Коллапсирует наше сознание,
И его не впихнуть в коллайдер.
Нам дороже не суть, а название,
И поэта затмил провайдер.
Чем мы далее от Аристотеля,
Тем скорей наше превращенье
В питекантропа – предка истории…
Неминуемо превращенье.
Мы уже переполнены мудростью,
Что ни стоит и ноты Баха,
Так гордимся мы собственной умностью!
Мы и в космос уже без страха!…
Взорвалась где-то снова Сверхновая;
Всё по плану Там, во Вселенной…
Здесь сорвалась серёжка пуховая,
И как будто всё неизменно…
(2008г.)
Мы погрязли в «кавказском вопросе»,
В ежегодном финансовом кризисе,
В бесконечном словесном поносе…
Кто-то в Тверь, ну, а кто-то на Ибице.
Мы опять в состоянье конфликта,
Мы рабы нефтегазовых кранов.
Сколько выпито и недопито…
То ли поздно уже, то ли рано…
Не нашли, что так долго искали,
Все, гоняясь за новыми благами…
Этот мир мы придумали сами!
Бог смеётся над нашими планами.
(2008г.)
Пусть…
Пусть выйдет стих, как долгий реверанс,
А может, одностишие, как книксен,
Пусть выстрелами грянет пара фраз,
Задачей станет с игреком и иксом,
И пусть её решит сама судьба,
И щедро наградит или осудит…
Пусть рядом ходят счастье и беда –
Она-то отрезвит и жар остудит.
Пусть будет всё… Я встречу, я приму…
И формулы однажды разгадаю,
Пусть будет друг, и я приду к нему,
И прошлое с ним вместе полистаю.
Пусть день придёт назавтра для меня,
А рядом будут все, кто мне так дорог,
Ведь ничего не хочется менять,
Когда тебе немножечко за сорок.
(2008г.)
Цвета жизни
Вино алжирское, любовь французская,
Шумит канадский клён, а песня русская…
Здесь небо синее, а море Чёрное,
А тело красное, чуть припечённое.
Ещё мы молоды, ещё отчаянны,
Ещё бросаемся в волну с причала мы.
В дожди июньские, грозой пропахшие
Целую женщину, такую падшую…
И жить так хочется до исступления!
Душа летит в ночи до преступления…
Цвета меняются, но неизменными
Те дни останутся и неразменными
Лежат монетками в фонтане стареньком,
Для возвращения пути, оставив нам.
Там всё по — прежнему, вот только кажется,
Что всё случится вдруг, и лишь отважиться
Мешает что-то нам… И только верится,
Что всё там сбудется, что всё завертится…
Закат на западе вином рубиновым
Прольётся в городе, где так любили мы…
Где над потерями вставали радости,
Где отпускались нам все наши слабости,
В том месте, прозванном Широкой Балкою
С тобой смеялись и от счастья плакали.
(2008г.)
Смута (1917…)
Мужику сказали: «Бога нет!…
Прочь иконы! Плавь кресты златые!…»
И по деревням на много лет
Храмы онемевшие, пустые
Со смиреньем встали, как укор,
Совестью во тьме голодомора,
А в фаворе ныне только вор,
Славящий предателя и вора.
Мужику сказали: «Бей врага!
Жалость прочь! Стреляй! Руби нещадно…»
И мужик, раздетый донага,
Убивал, поверив обещаньям,
Землю, волю, фабрики народу
Прочит новоявленная власть!…
Лепит время новую породу,
Выводя особенную масть.
Верили… И всё там было ясно;
Не толпа, мы думали … НАРОД…
В СУЩНОСТИ ЖЕ – ПУШЕЧНОЕ МЯСО,
Что летит в открытый алый рот.
Язвами измученные души
Рвутся вновь на жертвенный алтарь,
Властьдержащих речи льются в уши,
И сейчас, сегодня всё как встарь.
«Враг», — сказали… «Брат», — душа взмолилась.
«Смерть», — сказали… «Жизнь», — кричит она.
Но однажды что-то в ней разбилось,
И уже дорога не видна…
Пелена кровавая затмила,
В смуту бросив весь славянский мир,
Беспричинной злобой окатила,
И чума затеяла свой пир…
Двух орлов разбили в одночасье,
Разделили надвое страну,
И лежат разрубленные части,
Как во сне глаза свои сомкнув.
Где Восток? Где Запад? Где Европа?…
Всё смешалось! И с Кавказских гор
Ринулась по склонам и по тропам
Ненависть глухая и раздор…
Что важнее — крест иль полумесяц?…
Чёрный ветер высушил слезу.
Мы в плену ведущих в пропасть лестниц,
И никто не встретит нас внизу.
(2008г.)
Мы жили днём сегодняшним – мальчишки,
Не думая о будущих годах,
Читали мы одни и те же книжки,
Ещё не крепко стоя на ногах.
Но знали мы, что где-то есть вершины,
Что есть ещё так много мудрых слов.
Туман манил, а мы в него спешили,
Потом с вершин сходили под уклон
И всё-таки деревья были выше,
Дожди теплее, зимы холодней,
А город был гораздо шире с крыши,
В году гораздо больше было дней…
Я помню вкус медовых акварелей,
И мандарин, и яблок в декабре,
И за окном негромкий стук капелей,
Вещающий о марте на дворе.
Тогда мы жили только настоящим,
Всё там случилось с нами в первый раз,
Не знали мы о будущем манящем,
А прошлого и не было у нас.
(2008г.)
Неотправленное письмо
Ты рядом, и это здорово.
Хоть изредка… Что ж, и так…
Покончив давно с раздорами
Читаем мы жизнь с листа.
Ты рядом… И вся история…
Неспешно идут года.
Ты, верно с судьбой поспорила,
Ни шанса судьбе не дав.
Ты рядом, как Божий Промысел,
Ты счастье моё и боль,
Начало печальной повести
С названьем «Моя любовь».
Ты рядом – на расстоянии
Несказанных главных слов.
Приходишь ко мне в сиянии
Предутренних зимних снов.
Ты рядом… Весной ушедшею,
Сиренью в моём окне,
Листвою ты мне нашепчена,
Я видел тебя в огне…
Ты рядом… И всё изменится,
А ты только рядом будь…
Как прежде хочу надеяться,
Что в силах я всё вернуть.
(2008г.)
В новогоднюю ночь
Обветренные губы декабря
Коснулись веток стылого жасмина;
(Короткий, незатейливый обряд)…
На лавочке подвыпивший мужчина
Прождал уж полчаса кого-то зря.
Под грохот фейерверков и петард
Он в небо разноцветными глазами
Смотрел, и словно был чему-то рад,
Мужчине что-то доброе сказали,
А может, он нашёл сегодня клад…
В такую ночь случиться может всё,
И даже то, чего и быть не может…
Под утро город снегом занесёт,
Все сны ушедшей ночи осторожно
Уйдут, и пусть кому-то повезёт…
(2008г.)
В лесу
Бирюза и берёзы,
Звон хрустальный, морозный,
В пелеринках пуховых
Скромно ели стоят.
Всё застыло и слышит,
Всё спокойствием дышит,
На ветвях серебристых
Искры жарко горят.
В доме белого света,
В доме спящего лета
Я прохожий случайный,
Не ищите меня…
Этот мир чёрно-белый
Угольками и мелом
Нарисован на синем
В алых лентах огня.
(2009г.)
Этот крик – лишь попытка услышать себя,
Это эхо – лишь доказательство, что живой,
Этот грех – от отчаянья песня, любя,
Этот голос, грубо нарушивший твой покой…
Ты прости… Я к тебе ненадолго… Прости…
Может, скоро наши планеты сойдутся вновь…
Только в венах бродит вслепую чужая кровь.
В темноте, в бесконечности этой пустой
Ей так грустно, и в бесприютности слышен стон.
Может быть в безалаберной и непростой
Жизни этой, всё лишь виденье и только сон…
(2009г.)
Погадай мне, ветер
На закатах алых,
Погадай на летних
Листьях пятипалых,
Погадай на море,
На «курином боге»,
На зелёном поле,
На лесной дороге,
Погадай на звёздах,
Что лежат в озёрах,
Если всё не поздно,
Погадай на зёрнах.
Разбросай их, ветер
В поле на удачу,
Если не замечу,
Я ведь не заплачу…
(2009г.)
Христос поэтом был,
Ведь их обычно били,
Потом, как водится,
Покаявшись, любили.
Из самиздатов их
Ваяли фолианты,
Хранили бережно
На полочках в серванте.
Не всё меняется…(Читай Екклесиаста).
Всё повторяется, и новым не похвастать.
Грааль становится банальнейшей пиалой,
А смерть по- прежнему есть лучший из пиаров.
(2009г.)
«Оплакивание Христа» Микеланджело
Как им тесно в тяжёлом мраморе,
Но бальзамом струится с нежностью
Ниспадающий свет над ранами,
Боль, смывая весенней свежестью.
Свет покоя и сострадания,
Тихой скорби и вечной юности,
Бесконечности мироздания,
Как свеча в леденящей вьюжности.
Нет тревоги, а лишь смирение
Пред Началом и Божьим Промыслом,
Две души и свечи горение,
Сохранённые под покровом сна.
Он уснул на руках у Матери,
Как тогда, в Вифлеемской полночи,
А грядущее жжёт утратою,
И сжимаются тесно обручи…
Вновь пред Нею младенец плачущий,
Та же ночь, бесконечно звёздная,
Мир, любви и спасенья алчущий,
Словно отблеск души непознанной.
(2009г.)
Не поют в этом доме песен,
Стал он вдруг суетлив и тесен,
Поселилась в доме беда,
Прибывает, будто вода.
Никуда от неё не деться,
И с бедою никак не спеться.
Наш трёхкомнатный остров грёз,
На, котором всё на износ.
Как давно здесь не слышно смеха,
Словно память, осталось эхо
Тех ушедших счастливых лет,
Возвращенья, к которым нет.
(2009г.)
Какая Неземная красота,
Блаженство Неземное и страданье,
Какая Неземная чистота,
В частице этой малой мирозданья,
В том зёрнышке с названием Земля,
Не где-то в бесконечности бездушной,
А в маленьких речушках и полях,
В тебе, во мне… Прислушайся… Послушай…
(2009г.)
Средь всевозможных диспутов, дискуссий,
Вдали от этих всех «мероприятий»,
От всех соблазнов спорить, от искусов,
Гораздо интересней и приятней
Открыть под вечер томик Пастернака,
Стреножить время в комнате безлюдной,
И ожидая голоса и знака
Вздремнуть немного в креслице уютном.
Я есть явленье, канувшего в лету,
Не века вовсе – сгинувшей эпохи…
Из Той пришедший, не попавший в Эту,
А мне и меж эпохами неплохо.
(2009г.)
Осеннее
В душе сквозит прохладный ветерок,
Всё чаще веет «бархатным сезоном»,
Хотя и реже манит за порог
С каким-то новоявленным Ясоном
В колхиды за мифическим руном,
По морю, не взирая на погоду.
С дождями снова осень за окном,
И это всё наверно на полгода.
Грядёт зима в оставшиеся дни,
Тепла немного, свет «февральских окон»,
Зима и я; мы вместе. Мы одни
Под неусыпным удивлённым оком.
(2009г.)
Ещё одно посвящение
Добрый вечер, сеньор Петербург!
Доброй ночи, Ораниенбаум!
Ты прекрасен, наш северный юг.
Словно птица средь шумного бала
Над землёю взлетаешь в века
Куполами Франческо Растрелли,
Держишь небо ты в сильных руках,
Что лежит синим ситцем над Стрельной.
До свиданья, месье Петербург!
Царскосельские парки, до встречи!
Будем вместе когда-нибудь вдруг…
- Автор: Андрей Голота, опубликовано 12 декабря 2013
Комментарии