Степь

Опоздавший

1 серия

Я очнулся и обнаружил себя в автобусе, трясущемся по грунтовой дороге.
Автобус был странный… Старинный. Такие снимают в фильмах про сильно
довоенное время. По левой стороне у него были двухместные жесткие
диваны, на одном из которых я и сидел. По правой же стороне – скамьи,
параллельные движению.

Я не смог вспомнить, куда и зачем я еду в этом странном автобусе. Что
ещё хуже – я не смог вспомнить, откуда я еду. Но самое скверное, то, что
я не смог вспомнить, кто я! На ближайшей ко мне скамье болтался из
стороны в сторону немолодой усталый и запыленный дядька. Судя по
дерматиновой сумке через плечо и форменной фуражке – кондуктор. Задавать
тревожащие меня вопросы я, разумеется, не стал. Воздержался и от
безобидного, казалось бы «Подскажите, какая следующая остановка» При
определенных обстоятельствах и этот вопрос мог прозвучать подозрительно.
Попытки сориентироваться на местности к успеху не привели. За окном -
тоскливая кочковатая степь, местами окончательно обезображенная грудами
серо-красных камней, неизвестного происхождения (их - что? кто-то привез
и вывалил здесь кучами?) и корявыми, беспредельно одинокими деревьями.
Невозможно было даже определить время: солнце скрывалось в пыли, а мой
хронометр стоял. Я потихоньку огляделся, рассматривая попутчиков. Их
было немного, человек десять-двенадцать. Все сидели молча, глядя прямо
перед собой или вниз. Все они, как и кондуктор, выглядели запыленными,
обесцвеченными, нереальными. Ситуация похожа на нелепый, тяжелый сон во
время болезни. Тут я обратил внимание на то, что левой рукой я опираюсь
на небольшой чемодан, а правой придерживаю на коленях свернутый светлый
плащ или дождевик. Наверное, это мои вещи, и, в них я найду что-нибудь,
что прояснит мое положение! Я стал ощупывать плащ, стараясь делать это
незаметно. Почти сразу понял, что таиться нелепо: ну ищет человек что-то
в своих вещах, что тут такого-то?! Да, впрочем, никому до меня и дела не
было. За своими заботами я не заметил, как автобус въехал в какой-то
городок. Почувствовал только, что освещение изменилось, поднял голову и
увидел дома… Почти сразу автобус тяжко вздохнул и остановился,
открылась дверь. Кондуктор смотрел на меня вопрошающе, я продолжал
сидеть.

- Господин! Вы не… Вы же просили Вас разбудить, если Вы будете дремать,
– наконец-то сказал он.

- Ах, да! Я ещё видимо, не до конца проснулся, – бормотал я, словно
оправдываясь.

Схватив чемодан и скомкав плащ, я поскорее покинул допотопное
транспортное средство. Автобус ещё раз вздохнул, постоял немного, будто
собираясь с силами, лязгнул дверью и укатил. Я остался один на безлюдной
улице незнакомого городка. Очумело оглядываясь по сторонам, пошел в
сторону противоположной въезду в город. Решил найти скамью, чтобы
осуществить то, что не успел сделать в автобусе: исследовать свой багаж.
Городок был пустынен и ненатурально чист. Шел я долго, и, не сразу, но
понял, что же меня в данный момент сильнее всего напрягает! За все время
моего пути улицу ни разу не пересекла другая! То есть город, похоже,
состоял из одной узкой бесконечной улицы! Забыв свою первоначальную
цель, я почти побежал, чтобы убедиться, что это не так. Остановился.
Побежал обратно. Когда я уже выбивался из сил от бега и паники, из дома
вдалеке вышли люди. Я перешел на очень медленный шаг, чтобы выровнять
дыхание. Пожилая пара, движущаяся навстречу, издали рассмотрела меня без
навязчивого любопытства, а, поравнявшись, оба приветствовали меня
наклоном головы. О! Как я был рад их наличию в этом месте! Вот –
нормальные обыкновенные люди. Вышли прогуляться. А то, что улица без
перекрестков… Ну, мало ли. Тут я обнаружил очень удобную скамейку.
Видимо, в первый раз в панике пробежал мимо. С невероятным облегчением и
уселся на нее и расправил скомканный плащ. Он был тяжелее, чем просто
ткань: в карманах что-то лежало. Из левого внутреннего кармана я достал
темно-красный поношенный бумажник. Меня аж трясло от нетерпения и
любопытства! Сейчас все разъяснится! В бумажнике оказались документы на
мое имя: страховое удостоверение, водительские права и какая-то карта с
отмеченными членскими взносами. На водительском была моя фотография – я
уже успел рассмотреть себя в витринах пустующих лавочек. Ещё я обнаружил
большую пачку денег и старое пожелтевшее письмо. Деньги я вложил
обратно, а письмо, аккуратно, что не порвать на сгибах, развернул и
начал читать:

«Дорогой ты наш, родной, здравствуй! Скучаю по тебе очень и жду. Ты уж
поторопись, сынок, а то отец-то плох. Опоздаешь и не свидишься с ним
напоследок. А он только об тебе и говорит, даже, когда бредит, об тебе.
Больше никого и не помнит, вроде. Еще весной врач обещал, что
поправится, организм, говорит, крепкий, сильный. Сердце, говорит… А
теперь ничего не говорит. Не надеется, видать. На той неделе заходила
соседка, что напротив от молочного, а отцу показалось, что ты приехал,
он чуть с кровати не соскочил. А как понял, что обознался, к стене
обернулся и не говорил со мной, и есть не стал, только на другой день к
вечеру чаю заставила пить, а то, говорю не дождешься, он и попил чаю
сладкого… А Элиза приходила, он и не взглянул…»

Я читал и задыхался от слёз… НО! Я не мог вспомнить, успел ли я. Или мы
так и не «свиделись напоследок». И, вообще, я не мог вспомнить отца. И
мать вспомнить не мог. А когда я чуть успокоился, ко мне пришла
подленько-спасительная мысль что письмо-то, может и не мне адресовано:
ведь мать ни разу не обращается по имени. Только – «сынок», да «родной»…
Конечно, странно носить в бумажнике чужое письмо такого содержания, но
все же… В конце письма была дата, месяц, год. Это тоже ничего не давало,
т.к., я не знал даже, какой теперь год. Посидел, подумал. Письмо не
помогло мне вспомнить себя. Решил было приняться за чемодан, но
почувствовал, что в плаще ещё что-то есть.

Из правого внутреннего кармана я достал темно-красный поношенный
бумажник. В бумажнике оказались документы на другое имя: страховое
удостоверение, водительские права и какая-то карта с отмеченными
членскими взносами, большая пачка денег и письмо. На водительском была
МОЯ фотография!!! Деньги я вложил обратно, а письмо развернул и начал
читать. Это письмо было коротким и не столь старым:

«Здравствуй, родной мой, любимый! Как все нелепо! Так не может быть. Ты
не можешь так уехать, тем более, когда знаешь, что у нас будет сын…» Ну,
и так далее… В конце письма говорилось, что если я не успею вернуться к
рождению ребенка, то ребенка она сдаст в приют (даже, указано – в
какой), а сама убьёт себя.

Над этим письмом плакать я не стал. Во-первых, опять-таки, неизвестно,
мне ли оно адресовано. А, во-вторых… В пору уж надо мной самим плакать!
Если просто констатировать факты: у меня странная форма частичной
амнезии. То есть окружающую действительность я воспринимаю адекватно (а
так ли это?!) и соответственно жизненному опыту человека моего возраста
(откуда такая уверенность? А сколько мне лет?). Я помню название
предметов и знаю их назначение. Осознаю себя сейчас – какой я внешне,
физически. Осознаю свои естественные потребности. Вот, к примеру, хочу
пить и писать. Одновременно. Но я совершенно не помню, что было со мной
раньше…

Наверное, я – писатель! Вон у меня сразу сколько замечательных версий,
объясняющих ситуацию! Первая – самая простая, банально-безобидная: я
сплю, мне снится тяжелый и очень реалистичный сон. Вторая – похуже. Я
болен. Психически. И происходящее является плодом моего больного
воображения. Санитары придут, вколют укольчик и все прояснится. Третья –
фантастическая. Я попал в параллельный мир, а у них тут всегда так.
Четвертая – детективная. Я преступник (ну, или, наоборот, секретный
агент). Этим объясняется наличие двух комплектов документов. Но, при
этом я стукнулся головой и поэтому не могу вспомнить реальность. Пятая
версия – я умер…

Тут же я с радостью понял, что пятая версия не подходит, т.к. у меня
появилось сразу несколько желаний, не свойственных (с моей точки зрения)
мертвым: ну, в смысле пить и писать. Захотелось найти тенистое место –
становилось жарко. И еще очень захотелось курить. Я вскочил, озираясь по
сторонам, потом опустился обратно и принялся нервно, почти истерично
дергать замки чемодана. Чемодан не сразу, но открылся. В чемодане было…
Да ничего там интересного не было. Его содержимое свидетельствовало о
том, что владелец собирался ненадолго куда-то поехать. Собирался при это
наспех, неаккуратно покидал, что под руку подвернулось. Сменное белье
(новое), носки (два серых и один бежевый), два полотенца, мыло, зубная
щетка в замысловатом футляре, паста. Ура – две пачки сигарет! Еще была
неприятного вида засаленная книжка, без обложки и без первых страниц.
Озадачила большая скомканная тряпка с засохшими бурыми пятнами – кровь?
Я огляделся: куда бы выбросить тряпку и безобразно потрепанную книжку?
Урны не увидел и сложил все обратно в чемодан. Да! Сигареты-то у меня
есть, а вот спичек не нашлось… В этот момент из домика напротив вышел
парнишка в светлой рубашке и почти белых бриджах и кроссовках. Перед
собой он выкатил велосипед. Увидев меня, он чуть поклонился, вскочил
ловко на свое транспортное средство и покатил по улице. Я так
растерялся, что не успел спросить у него спичек. А потом окликать его
было уже неловко. Впрочем, наверное, у него их и не было, решил я, чтобы
не расстраиваться.

Так. Надо что-то делать. Нельзя же сидеть на этой скамеечке и умирать от
жажды. Надо просто постучаться в любой дом, извиниться и попросить воды,
заодно узнать, где ближайшее кафе и во сколько оно открывается.
Постучаться я решил в тот дом, около которого сидел. На двери был
аккуратный звонок и металлическая табличка с надписью на языке, мне
непонятном. Я позвонил, мне не открыли. Ну, может, это не жилой дом, а
какое-нибудь учреждение. А сегодня, к примеру, выходной день. Пошел к
следующему – точно жилой: милые занавесочки, на крыльце – ухоженные
цветы в разнокалиберных горшках. Позвонил, мне не открыли. Перешел на
другую сторону улицы и позвонил в тот дом, из которого вышел
паренек-велосипедист. Мне не открыли. Я, волнуясь все больше, перебегал
от дома к дому и названивал, даже безобразно-громко колотил кулаками.
Они все вымерли что-ли?! Около очередного дома я прислонился к двери от
усталости и отчаяния. Дверь оказалась не запертой и распахнулась
вовнутрь. Меня охватил ужас: у дома был только фасад! За ним открывался
пугающий вид на безжизненную степь! У соседнего дома была стена, без
окон, поперечная улице. Я на подгибающихся ногах прошел вдоль стены –
задней стены не было, не было и крыши. Выскочив обратно, тихонько закрыл
дверь и пошел по улице уже крадучись. Я начал открывать все двери подряд
– за ними была степь и никаких признаков нормального жилья! Это,
наверное длилось долго. Постепенно на меня накатило абсолютное отупение,
страх пропал. За одной дверь я помочился. Перед некоторыми фасадами были
аккуратные палисаднички с ухоженными газонами, на которых росли туя и
незнакомые цветы. За своими исследованиями не заметил, как дошел до
какого-то подобия площади. Дома здесь стояли не в линию с остальными, а
были заглублены и образовывали пространство площади, в центре которой
находился фонтан, окруженный газонами и скамейками. На одной из скамеек
сидела очень бледная девушка в белом платье с распущенными темными
волосами. Она читала книгу. Услышав мои шаги, она подняла голову,
поприветствовала меня легким поклоном и погрузилась в чтение. Я тоже
кивнул в ответ, но она этого уже не видела. К девушке подходить я не
стал, бросился к фонтану и долго жадно пил из него. Вообще-то я при
других обстоятельствах не стал бы пить воду из фонтана, даже умирая от
жажды…

Мимо молча прошли две девочки лет 12-13. Они тоже поприветствовали меня
поклонами. Вообще в городе (если это место можно так назвать) стояла
абсолютная тишина. Не было слышно голосов людей, музыки, не чирикали
птички, не лаяли собаки.

Пока пил и умывался, придумывал поводы обратиться к читающей девушке.
Несложно: спросить время, поинтересоваться, где автобусная станция и как
часто ходит автобус, узнать, где можно перекусить. Не стал подходить.
Объяснение простое – вежливые «жители» этого милого городка вызывали у
меня страх. Закончив «водные процедуры», стал думать, что делать дальше.
Во-первых, решил избавиться от надоевшего чемодана, он бил по ноге.
Оставил его за одной из скамеек. Предварительно запихал в него плащ. С
собой взял только сигареты и деньги, немного из каждого бумажника, т.к.
купюры в них были разные. Во-вторых, подошел к девице и спросил у нее
спички. Она покачала отрицательно головой, не поднимая на меня глаз.
Отправился после этого по улице дальше, жалея только о том, что не во
что налить воды. В дома уже не стучал и не заходил, шел бесцельно
вперед. По пути встретил еще несколько человек. Все они молча
здоровались, на вопрос о спичках, молча качали головой. Несмотря на
различие внешности, все, кто мне встретились, были схожи безразличным
выражением лиц, светлой одеждой и медлительностью, плавностью движений.
На моих глазах молодая женщина, ведущая за руку малыша, зашла в дом. Я
содрогнулся, представив, как они так же молча и спокойно пошли в мертвую
степь. Зачем?

Сколько я уже иду?! Должно же что-то произойти! Так не может
продолжаться вечно! Жалел, что не завел часы сразу, как вышел из
автобуса. Я не определил бы, конечно, который час, но мог бы знать,
сколько я иду по этой улице.

Я уже ни на что не обращал внимания и терял надежды на перемену.
Почему-то подумалось об аде, типа, такая форма наказания… Но вот я
увидел господина, отличного от других. Он тоже был в светлом костюме, на
голове – светлая, в тон костюму, шляпа. Но это господин шел быстро,
шаги его были слышны, будто ботинки подкованы, и, он ловко и быстро
крутил в руках трость, иногда перебрасывал ее с руки на руку. Смотрел он
мне прямо в глаза. Я остановился, глядя на него, и ждал, что будет,
когда он поравняется со мной. Подойдя ко мне господин остановился,
приподнял шляпу и поздоровался не кивком головы, а словом
«здравствуйте». После этого он откуда-то достал спички, словно выхватил
их из воздуха. Одной рукой вынул спичку и одной же рукой ее очень ловко
зажег, протянул мне. Я суетливо распечатал пачку, выщелкнул сигарету, с
наслаждением прикурил:

- Спасибо Вам!

Господин помолчал, глядя как я жадно затягиваюсь. Я еще раз поблагодарил
его. Он явно не спешил идти дальше.

- Ну-с… Еще раз, здравствуйте. Хотя это приветствие в данном случае не
уместно, – произнес он, внимательно вглядываясь в мои глаза.

Почему-то меня пробила нервная дрожь.

- Давайте знакомится, – продолжал господин. – Я - Ваша Смерть.

Я подавился дымом и жутко закашлялся, не сводя с него глаз. Сказать или
спросить я ничего не смог. А он сочувственно сказал:

- Да, да, я понимаю, несколько неожиданное и крайне неприятное для Вас
знакомство. Но здесь уж ничего не поделаешь. Тем более всё… как бы это
сказать? В очень мягкой форме. Вы ничего не помните, ни о чем и ни о ком
не сожалеете. Согласитесь, гуманно?

Продолжая давиться кашлем, я начал пятиться от страшного господина, еле
сдерживаясь от желания развернуться и побежать. Почему-то я сразу понял,
что господин не разыгрывает меня, не врет и не является сумасшедшим.

- Ну-ну, успокойтесь. Все, конечно, по разному реагируют… Будьте же
мужчиной, возьмите себя в руки.

И я взял себя в руки. В общем-то, я не трус и не неврастеник. Сделав
несколько глотательных движений, перестал кашлять:

- Когда и как?

- Когда? Сейчас, наверное. А насчет «как» - не волнуйтесь. Не
волнуйтесь, вы не испытаете боли, мучений. Я обещаю.

Смерть мягко улыбнулся. Я тоже выдавил улыбку:

- Последняя просьба приговоренного? Мне полагается?

- Вы хотели курить… Но, в общем-то, я не тороплюсь. Чего еще желаете?
Вряд ли у Вас есть аппетит или желание выпить рюмку коньяка. Чего же?

- Могу ли я просить о небольшой отсрочке? – Безо всякой надежды
поинтересовался я.

Смерть удивительно быстро согласился:

- Да, в Вашем распоряжении 24 часа. Только Вы не должны опоздать.

24 часа показались мне вечностью! Но что я буду делать в этом городе все
это время? Гулять по единственной улице? Пить воду из фонтана, курить и
поглядывать на часы?

- Нельзя ли мне вернуть память?

- Но это уже вторая просьба!

Мой ужасный собеседник расхохотался. А потом серьезно, даже мрачно
добавил:

- Не советую. Это будет странной, неоправданной жестокостью по отношению
к самому себе. Зачем? Просто Вы поторопились, не подумали хорошенько над
первой своей просьбой, из-за этого появилась вторая, столь нелепая.

„

–

o



"

`

’

hF

h

hF

h&

h&

1Я молча смотрел на него. По правде сказать, обдумывал, не отказаться ли
от желания вернуть память: вдруг что-нибудь такое буду о себе знать, что
и 24 часа лишними покажутся? Молчание затягивалось. Наконец Смерть
заговорил первым:

- Хорошо. Как Вам угодно… Сверим часы, и Вам вернут память. Частично. В
разумных пределах. Почта, кстати, чуть дальше по улице и на другой
стороне дороги.

Он посмотрел на свои часы. Я протянул ему руку со своими. Они почему-то
ходили. Время совпадало до минуты. 12.32. Он кивнул:

- Место Вы запомнили, через 24 часа здесь же. Повторюсь: Вы не должны
опоздать.

Он завертел тростью и прошел мимо меня. Я не стал оборачивать ему вслед:
на меня нахлынули воспоминания.

Сначала я вспомнил, как приехал на кладбище, когда там уже устанавливали
большой дубовый крест. Народу было мало, несколько человек соседей. Все
посматривали на меня с укоризной, с осуждением. Мать прижалась ко мне:

- Ты опоздал, а он не дождался…

Потом мы долго шли, я поддерживал ее и никак ни о чем не мог подумать.
Она не плакала. Мысли не появлялись в моей голове. Я вспомнил, когда все
это было: прошло уже почти семь лет. Вспомнил адрес. И поспешил искать
почту: я так редко писал ей! А об отце вообще не писал никогда. Было ли
мне бесконечно стыдно за опоздание или просто больно говорить о нем?

Пока я торопился на почту, пришло и воспоминание, связанное со вторым
письмом! Надо срочно дать телеграмму! А что написать? Бред! «Люблю. Но,
понимаешь ли, умираю в очень странном месте и неизвестно от чего. Не
бросай сына» Нет, надо что-то менее идиотское придумывать… Еще вспомнил
про друга, которому тоже обязательно надо написать. Друг очень просил,
чтоб я заехал к нему в больницу до операции. Операция была вчера. Я не
успел! Не по своей вине, но не успел… Приехал в больницу, когда операция
уже началась. Я даже не знаю, как прошла операция! Понял, что 24 часа я
проведу на почте… Я вспомнил все адреса. Почта отыскалась быстро. На
фасаде одноэтажного, но очень высокого здания висела большая вывеска,
что это «ПОЧТА» и что-то про 1-е отделение связи. Я взялся было за ручку
двери, но отшатнулся – там же степь! Пересилив себя, открыл все же
дверь, которая показалась мне невероятно тяжелой. За дверью оказалась –
почта! Выдохнул с облегчением и направился к единственному окошечку.
Девушка, сидевшая за стойкой была обычной для данного места: бледная, с
распущенными волосами и в светлой одежде. Мне сначала показалось, что
это та же, что читала около фонтана. Нет, у той были прямые волосы, а у
этой вьющиеся. Впрочем, какая мне разница. Едва взглянув на меня,
девушка кивнула головой и тут же подала мне несколько бланков телеграмм,
пачку бумаги, несколько конвертов и две ручки. Одна ручка была обычная,
шариковая, а другая перьевая. Сел за столик, разложил перед собой
письменные принадлежности и задумался. Я знал, что написать матери, кому
передать приветы, о ком спросить. Главное, не перестараться – чуть менее
сухо, чем обычно, чтоб не встревожить ее. Знал, что напишу другу. Надо
написать два письма. Одно короткое с извинениями его жене, другое –
ему. Напишу, что весьма серьезные неприятности вынудили меня спешно
покинуть город. Это даже не будет ложью. Нужно быть крайне внимательным,
чтобы не обещать, не приведи, Господи, скорых встреч никому. Ладно,
напишу черновики, проверю хорошенько. Времени у меня достаточно, бумаги
тоже. Но – телеграмма! Это было самым главным и самым срочным. Текст не
придумывался! Я взглянул на часы. Однако! Прошел уже почти час… Решил
делать все одновременно – писать черновики писем и придумывать
правильные фразы для телеграммы. Через какое-то время, наверное,
достаточно немалое, очень захотел пить. Встал, чтобы идти к фонтану, но
потом передумал и подошел к девушке, которая теперь читала, откинувшись
на спинку кресла и вытянув босые ноги на стул, стоящий напротив кресла.

- Вы не могли бы дать мне попить или подсказать, где можно купить
большую бутылку воды?

Девушка отложила книгу и ответила (!):

- Одну минуту.

Она подошла к незаметной двери, которая находилась за ее спиной и вышла.
Я аж шею вытянул: что там – степь? Вернулась она не через минуту, мне
показалось, прошло минут десять. Подала мне огромный запотевший бокал и
большую бутыль с холодным лимонадом. Я поблагодарил ее. Лимонад из
бокала я выпил тут же. Взял бутыль и бокал, вернулся на свое место. Дела
с письмами продвигались хорошо. Что-то дописывал, что-то вычеркивал.
Несколько раз выходил курить – спички Смерти каким-то образом оказались
у меня в кармане. С удовольствием пил лимонад. Телеграмма не
придумывалась… Решил, что если не придумаю ничего лучше, напишу «Очень
люблю тебя и нашего сына. Не волнуйся. Все будет хорошо». В очередной
раз взглянул на часы, отметил, что время идет как-то слишком быстро. Еще
заметил, что освещение на улице не меняется, хотя уже должно бы
смеркаться. Не удивился, а только постарался получше сосредоточится.
Прежде, чем переписывать письма, решил все же отправить телеграмму,
боялся и здесь опоздать. Подошел к окошечку, протянул заполненный бланк
и деньги. Попросил отправить «молнией». Девушка молча посчитала
количество слов, выдала квитанцию, сдачу и опять взялась за книгу. Я
понял, что она не уйдет «в конце рабочего дня» и спокойно вернулся к
столу. Прежде, чем переписывать письма начисто, подписал конверты,
сходил покурить и выпил лимонада. Зря я не спросил Смерть, что
произойдет со мной в реальной жизни: собьет машина? Внезапный инсульт?
Выпаду из окна? Главное, чтоб не было похоже на самоубийство – это так
больно «родным и близким покойного». Тем более, для них такой поступок
был бы ничем не оправдан, насколько я вспомнил, в моей жизни все было
посредственно, но не плохо, даже благополучно. Смерть не стал бы
отвечать мне на этот вопрос, подумал я, почему-то с абсолютной
уверенностью. Ладно, пока не буду об этом думать, а когда встречусь с
ним, мне будет уже безразлично. Письма переписывал с необычайным
удовольствием, а ведь обычно я вымучивал каждую строчку, если мне
приходилось кому-то писать. Кстати, мне не вернули ту часть памяти, в
которой находилась информация о двух комплектах документов, но это
почему-то совершенно не тревожило. Достаточно того, что я вспомнил – оба
имени не мои. Вспомнил и свое настоящее имя. Взглянув в очередной раз на
часы, понял, что уже очень-очень надо торопиться. Надо же, почти сутки
сочинял два с половиной письма и телеграмму! Лучше я приду заранее, чем
опоздаю к собственной Смерти. А вот интересно, почему меня до сих пор не
посетила мысль вообще не являться на эту сомнительную встречу – ведь я
даже честного слова не давал!

Я запечатал конверты, порассматривал, как они аккуратно подписаны. Я
вообще все делаю аккуратно. Все в порядке. Стал думать, как предложить
девушке денег за то, что она сидит со мной здесь так долго, но чего-то
застыдился. Положил на стойку конверты, деньги и сказал только:

- Я Вам еще за лимонад должен. Спасибо большое.

Она ответила:

- Да, я посчитаю.

Ой, я так радовался тому, что она говорит, а не кивает! Попрощался чуть
более эмоционально, чем следовало, наверное. Но, ведь это, наверняка,
последний человек, которого я вижу! Я прихватил недопитый лимонад и
вышел из здания почты в 11.20. Времени было достаточно, я шел, не спеша,
и курил с наслаждением. Чуть отойдя от почты, вдруг решил вернуться и
посмотреть, что теперь за дверью – степь или по-прежнему почта. Но не
стал этого делать – никчемное любопытство, не все ли равно.

2 серия /1 часть/

И вот я шел-шел… Мне стало казаться, что иду я слишком уже долго, а
места встречи не узнаю. Там были очень характерные домики и перед каждым
росли небольшие, молодые еще сосенки. Может, выходя, перепутал и
повернул не в ту сторону. Встретить бы хоть кого-нибудь, спросить,
правильно ли я иду к площади с фонтаном! Никого! В дома стучать
бесполезно, знаем уже, что там. Я постарался успокоиться, остановился,
хорошенько запоминая дома и палисадники, возле которых находился сейчас.
Потом развернулся и побежал обратно к почте. Бежал я тоже долго – почты
не было. Я посмотрел на часы, и мне захотелось заорать: «Смерть, я
здесь! Помоги мне найти тебя!!!». Все предыдущие события не были обычны,
нормальны, но теперь мне по-настоящему казалось, что я схожу с ума.
Заблудиться на одной-единственной улице! Без перекрестков и поворотов!
Надо успокоиться. 12.18. Я опаздываю. То есть, если бы я точно знал,
куда, в какую сторону бежать, я бы, конечно, успел… Может, я, пока
бегал, смотрел не ту сторону дороги и пропустил сосенки? Нет, я вертел
головой как сумасшедший. Бездумно открыл дверь ближайшего дома,
посмотрел на степь, потом на часы: 12.26. Может, уйти в эту степь? Ведь
куда-то уходят люди, проходящие в эти двери… Медленно прошел вдоль
внутренней стороны фасадов, ведя рукой по гладкой поверхности, и вышел в
другую дверь. И тут же увидел вдалеке сосенки! Я побежал! Я – мчался! Но
было впечатление, что сосенки отодвигаются от меня или я выполняю
упражнение «бег на месте». Такое во сне бывает. Нет, медленно, но я
приближался к ним. Вот я уже увидел господина Смерть, он стоял ко мне
спиной и смотрел на часы. Уже совсем близко. Я тоже, естественно, на
бегу, взглянул на часы: 12.32!!! Господин Смерть пожал плечами, опустил
руку с часами. Завертев свою трость, он открыл дверь ближайшего дома и
шагнул в степь. Дверь за ним захлопнулась в тот момент, когда я подлетел
к ней. Я молил только о том, чтобы дверь не оказалась запертой с той
стороны. Тут же соображал, что тогда надо бежать к соседнему дому. Это я
рассказываю долго, на самом деле, прошло доли секунды. Дверь открылась
легко, как открывались все другие. За дверью, разумеется, была степь. Но
моей Смерти не было! Не было!

Так.. Умудрился и здесь опоздать. Закрыл за собой дверь, сел на
аккуратный порожек и стал смотреть на степь. Надо было хорошенько все
обдумать. К радости моей, я не бросил и не выронил бутылку с лимонадом.
И у меня были сигареты и спички. Сидел, курил и пил холодный лимонад (он
почему-то не нагрелся за столь продолжительное время). Может, это
хорошо, что я опоздал? Но вдруг все, кого я видел в этом месте, тоже
когда-то опоздали и теперь ходят здесь бледные и молчаливые уже целую
вечность? А как же те, кому я написал такие замечательные письма? Как же
телеграмма? Надо пробовать сбежать отсюда! Точно! Для этого нужно
набраться терпения и шагать по улице в одном ее направлении, а не бегать
туда-сюда, не метаться по этим ненастоящим домам, не выбегать в степь. Я
решительно встал и взялся за ручку двери, не удивлюсь, если она не
откроется! Дверь открылась. Одновременно со щелчком замка я услышал звук
мотора. Вышел на улицу: по ней ко мне медленно приближался тот же самый
автобус, который и привез меня в это место. Я встал посреди дороги и
максимально сдержанно помахал рукой. Автобус остановился за несколько
метров от меня. Кондуктор открыл дверь и посмотрел на меня выжидательно.
Нарочито медленно я зашел в автобус и уселся, по-моему, на то же место,
на котором сидел утром. Нет, не утром – более суток назад. Когда я
приехал сюда, было раннее утро, а теперь все время полдень. Время
остановилось, вот в чем дело. Ага, во сне так бывает: приснится
много-много всего. Просыпаешься, кажется, что проспал целую вечность, а
прошло-то всего ничего. Я протянул кондуктору купюру, понятия не имея,
достаточно ли этого и не говоря до какой остановки мне нужен билет. Он
молча принял деньги и выдал мне билет и сдачу. Автобус со вздохами и
скрипом тронулся с места и поразительно быстро достиг последнего домика
странной, прежде бесконечной, улицы. За окнами потянулась степь. Я
огляделся – пассажиров было примерно столько же, что и в прошлый раз, и,
вели они себя так же: молча смотрели в пол.

- Господин, Вас разбудить, если Вы задремлете, - не спросил, а
констатировал кондуктор.

- Благодарю Вас. В этот раз мне не до сна, - ответил я и уставился в
окно.

2 серия /1 часть/

Проснулся я оттого, что кондуктор молча, но упорно тряс меня за плечо.
Автобус стоял с открытой дверью и хрипел своим больным мотором. Я
пошарил вокруг себя, пытаясь найти чемодан и плащ. Нашел холодную
бутылку лимонада, схватил ее и выскочил из автобуса. Он тут же укатил,
даже чихать и кашлять не стал.

Вокруг меня была степь. Степь! Проклятая! Бесконечная! С едва заметными
следами от шин автобуса… Вспомнил я все мгновенно. Что же делать теперь?
Идти по автобусному следу за ним? Возвратиться в город? Не факт, что эта
дорога не окажется (для меня лично) столь же бесконечной, что и улица.

Боковым зрением заметил вдруг нечто чужеродное степи. Дернулся в эту
сторону – совсем недалеко находился объект, не вызывавший у меня никаких
ассоциаций. Это было сооружение, видимо, круглое в плане и очень
высокое. Наверху цилиндр сооружения превращался в усеченный конус.
Разумеется, я двинулся к нему. Размеры сооружения поражали, это было
глобально. Поскольку, все, с чем я сталкивался до сих пор, становилось
бесконечным, я б не удивился, если бы цилиндр, когда я к нему
приближусь, тоже стал бы бесконечным. Поэтому я шел, постепенно замедляя
шаги. Пока не было видно никаких отверстий или выступов на цилиндре. Он
не стал бесконечным, когда я подошел. Я с опаской потрогал стену – на
ощупь шероховатая, прохладная, несмотря на палящее солнце. Пошел в
обход, оглядывая стену снизу доверху. Конус снизу не был виден. Наконец
обнаружил прямоугольное отверстие… Ну, нечто, вроде дверного проема,
только побольше раза в три и без дверей. Я вошел внутрь. Там было очень
темно и глаза не сразу различили поблескивание в глубине сооружения. Я
медленно, шаря вокруг себя руками, направился в ту сторону. Блестела
вода в большом искусственном водоеме. Впрочем, может, и не вода, а
какая-то маслянистая черная жидкость. На нее попадал слабый свет из
проема в куполе здания. Глаза мои все более привыкали к темноте.
Вообще-то оказалось, что в помещении не так уж и темно. Чуть в стороне
от водоема прямо в воздухе висели огромные часы с единственной стрелкой.
Я проследил за стрелкой, она не двигалась. Но вот стрелка дернулась и
сместилась на одно деление против движения стрелок обычных часов.
Внезапно раздался тихий всплеск: в водоем что-то упало. По звуку и тому,
как расходились круги, я понял, что моя догадка о том, что это не вода,
верна. На часах было не двенадцать делений, гораздо больше. Уточнять не
стал, так как разглядел нечто более впечатляющее. На бортике водоема по
кругу сидели голые дети. Разновозрастные, но совсем маленькие, не старше
семи лет. За каждым из них возвышалась полупрозрачная темная фигура. Я
затаил дыхание, значит, я не один здесь. Хорошо это или нет? Все дети
сидели неподвижно и смотрели перед собой. Некоторые из них держали руки
на коленях, другие придерживались за бортик. Казалось, они не дышат.
Вдруг одна из фигур слегка подтолкнула сидящего перед ней ребенка, он
упал в бассейн, и маслянистая жидкость тут же поглотила его. Я
вскрикнул. Казалось, никто не обратил на меня внимания, ни дети, ни
призраки, стоящие за ними. Но фигура, столкнувшая «своего» ребенка
повернулась и медленно направилась в мою сторону. Я заворожено глядел на
призрак. Он оказался немного выше меня. Подойдя, он взял меня за плечо.
Оказалось, что это не бесплотный дух - держал меня за плечо довольно
крепко. Он подвел меня к выходу и выставил в степь, сказав:

- Вам здесь нельзя. Подите прочь!

… Автобус уже ждал меня с открытой дверью. Я зашел, молча сел на свое
место и протянул кондуктору деньги. В город мы приехали ранним утром. Я
вышел на прежнем месте и тут же остался один на безлюдной улице
знакомого «городка». Тоскливо и не оглядываясь по сторонам, пошел в
сторону, противоположную въезду в город. Дверь одного из домов
отворилась, оттуда вышел пожилой господин. Я узнал его – раньше он был с
дамой. Пожилой господин закивал мне, как старому знакомому и в этот раз
оказался весьма болтлив и эмоционален:

- Ах, Вы опоздали! Какая жалость, какая неприятность! Опаздывать так не
хорошо! Даже не прилично, сударь. А особенно в столь исключительном
случае. Но я, поверьте, очень сочувствую, очень сочувствую, - трещал он,
придерживая меня за локоть, - Вы, знаете ли, мне симпатичны. И моей
супруге вы понравились сразу. Такой приятный, хорощо воспитанный молодой
человек.

Я молча кивал в такт его словам. Около одного из домов я мягко
высвободил свой локоть, сказал:

- Извините, мне сюда.

Подошео к дому и открыл дверь. За дверью была степь…