Через тернии к счастью

Чебанова Ирина
Через тернии к счастью

Глава 1

Маленькая девочка раздвинула зеленые ветки малины, и луч света быстро пронзил заросли ягоды.
-Ой, какое чудо,- воскликнула она, смотря на маленькие, пушистые, желтые комочки,- какие замечательные цыплятки,- вновь защебетала она,- надо их отнести мамочке. Вот она обрадуется!- Маша стала их быстро ловить среди травы и сажать в свою маленькую корзинку, где уже были ягоды малины, которую она собирала в лесу. Цыплята стали пищать, возмущаясь таким бесцеремонным обращением со стороны чужой девочки.- Потерпите миленькие, сейчас я вас отнесу домой, там вас накормят. Там вам будет очень-очень хорошо,- приговаривала она, продолжая ловить птенцов в траве.
Вдруг она услышала громкое кудахтанье клушки, которая быстро выскочила из кустов и, расправив крылья, стала наскакивать на девочку, защищая своих птенцов.
-Ой,- вскрикнула Маша, упав в траву, после очередного и удачного наскока клушки. - Чего ты дерешься? Мне же больно,- сказала она, закрываясь руками от агрессивной курицы.
Клушка стала быстро выталкивать клювом птенцов из корзинки, возмущенно квохча. У Маша от обиды на глазах навернулись слезы и хлынули потоком по пухлым щечкам.
-Миленькая курочка, пойдем к нам жить. Я тебя не обижу, твоим цыпляткам у нас будет очень-очень хорошо,- начала уговаривать она возмущенную и одичавшую клушку,- здесь в лесу холодно, голодно. А дома у нас вам дадут зернышек, - девочка полезла в кармашек своего платьица и вытащила от туда крошки сайки, которую она брала с собой, когда отправилась в свое очередное путешествие в лес. Сайку она съела еще утром, а вот крошки забыла вытрясти из кармана.
-Вот, возьми,- высыпала она их перед курицей, надеясь подкупить ими возмущенную птицу,- пойдем со мной, а дома я тебе еще принесу в курятник. Мама утром пекла сайки, и я знаю, где они лежат, - заговорщицки зашептала она курице.- Я прокрадусь на кухню и возьму её потихоньку для тебя,- Пока она это говорила, курица, посматривая на девочку, стала по одной крошке клевать хлеб, выискивая их в траве. Девочка, обрадованная таким поворотом событий, одной рукой стала собирать цыплят и класть их в корзинку, а другой гладить курицу.
- Вот, умница, а сейчас мы вместе пойдем домой,- она поднялась с колен, вытерла слезы и взяла в руки корзинку,- Цып-цып-цып,- позвала она курицу, медленно пятясь задом из кустов малины, не замечая царапин, которые оставались на ее руках от колючих веток. Они больно ее хлестали по рукам и лицу, но сейчас для нее ничего не существовало кроме одной цели: заманить клушку и вывести ее из леса.
-Цып-цып-цып, миленькая,- звала она курицу. Курица уже спокойно, проникнув доверием к девочке, после сытного обеда, медленно, но спокойно пошла за ней.
-Вот и молодец! Умничка!- подбадривая ее, зашептала Маша. И они медленно пошли по тропинке в сторону заимки.


-Анна! Анна, где ты?- Степан, вышел на крыльцо, стуча подкованными хромовыми сапогами, громко хлопнул дверью,- где ее черти носят?- плюнул со злостью с крыльца на землю, где в это время сидела маленькая собачка. Плевок попал прямо ей на голову. Она прижала уши, и втянул голову в себя. Белке было не привыкать, выслушивать дикие вопли хозяина.
Степан Федоров хоть и был богатым купцом, доход от продажи лесом был большой, но с приращением капитала, ума и воспитанности от этого в нем не прибавлялось. Как он был приказчиком у покойного хозяина Алексея Ивановича Морозова, прежнего лесозаготовителя, и сыном няньки Анны, так им, по сути, и остался. Вот, как судьба повернула. Кем он был и кем стал. И за что только такое наказание досталось бедной Анне. Если бы Алексей Иванович был жив, не умер от воспаления легкого пять лет назад. Анна не вышла бы замуж за не любимого человека, за грубого и невежественного приказчика. Не для того Алексей Иванович холил и пестовал свою единственную и любимую дочь, ни в чем ей не отказывал, чтобы отдать её первому встречному.
Обучение Анна получила в Смольном училище для благородных девиц, где она и познакомилась с молодым инженером Сержем Бурре на рождественском балу в училище в 1897 году. Осенью того же года, с родительского благословения они обвенчались в Петербурге и приехали к родителям в Усть-Катавский завод. Они уже собирались уезжать к родным Сержа в Париж, где жила вся его семья: родители, брат и сестра, с которыми Серж хотел познакомить свою молодую и очаровательную жену, как в ту же осень случилось несчастье на охоте, которую организовал Степан.
Стояла золотая и тихая осень. Перед отъездом новобрачных из родительского дома, Алексей Иванович, по совету Степана, пригласил зятя на охоту на кабана. Пусть, дескать, посмотрит на настоящую русскую охоту. Анна тоже любила охоту, в детстве она не раз ходила с отцом в лес, но в этот раз осталась дома с Марией Ильиничной, своей матерью, заниматься сбором вещей в дорогу . А Алексей Иванович с Сержем отправились в лес одни. Степан в последний момент отказался, сославшись на неотложные дела на заводе. Вечером того же дня он прибежал весь в крови и с порога прокричал, что молодого барина запорол на смерть кабан. Оказалось, что ружье дало осечку, когда кабан выскочил на барина из кустов валежника. Серж растерялся и не успел перезарядить ружье, как тот набросился на него и со всего разбега ударил Сержа клыками в живот, подбросил вверх и ушел в лес. Серж умер почти что сразу. Алексей Иванович бросился бежать домой за помощью, но неожиданно поскользнулся, когда бежал вдоль берега и упал в Катав-реку. Его сильным течением унесло вниз по реке. В районе Ильинки его вытащили из воды сплавщики леса, сильно израненного и еле живого. Его уже несут сюда на самодельных носилках.
Мария Ильинична, как только услышала эту новость, упала в обморок, и больше уже не вставала с постели до самой своей смерти. Анна проплакала все дни похорон мужа и всю следующую неделю, пока ухаживала за умирающими родителями. Перед смертью отец подозвал к себе Степана, и поручил ему не оставлять Анну одну, помогать ей и взять на себя управление заводом.
В начале ноября Алексей Иванович умер, а за ним и его любимая жена ушла в мир иной, так и не оправившись от горя. Анна похоронила их рядом на церковном кладбище в УстьКатавском заводе, где у них был свой дом, и куда они перебирались на зиму. Анна тоже потихоньку угасала от постигнувшего её горя, жить не хотелось, да и не зачем. Но в один из дней она поняла, что она, кажется, уже не одна, что в ней зародилась новая жизнь, частичка ее и любимого Сережи. Надо продолжать жить, хотя бы ради этого крошечного существа.
Степан взял крепко в руки все дела лесопилки и лесоперерабатывающего завода. У него это ловко получалось, не даром он столько лет горбатился на покойного барина, всему учился, ко всему присматривался, и теперь вот оно, желанное и ранее не досягаемое счастье в его крепких мозолистых крестьянских руках. Он теперь его не упустит. Только осталось еще одно препятствие- Анна. Но что же делать? Еще одну невинную душу погубить? На его совести уже было две загубленные души. Никто так и не узнал, что ружье не выстрелило только потому, что порох в нем был подмочен, потому что Степан об этом заранее позаботился. Все то время, которое его хозяин со своим зятем были в лесу, он следил за ними. И в его силах было помочь Алексею Ивановичу, когда тот упал в реку, но он намеренно медлил. Сначала он бросился с криками о помощи к Сержу, а потом уже побежал в село за помощью для Алексея Ивановича.
Степан долго думал, как же убрать Анну с дороги так, чтобы все было по закону, да и по закону завладеть наследством. Потом он случайно узнал, что у покойного Алексея Ивановича в Москве есть племянник, и в случае смерти Анны, все отойдет ему. Это обстоятельство его подтолкнуло принять верное решение: Анна- вдова, причем богатая. Что ей теперь выбирать, пузо вон уже лезет на лоб. Да и какой у нее выбор? Пойдет и за меня, дай только неделю-другую за ней поухаживать, прикинуться разлюбезным кавалером. И дело будет сделано.
Так он и поступил. Он все чаще стал наведываться в Усть-Катав, то с докладом о делах, то привезет шкуры лис, зайцев. Стал очень заботлив, ласков с ней. Стал с ней советоваться, делая вид, что очень нуждается в советах молодой хозяйки. То спросит когда и сколько продавать леса, то куда его лучше везти : в Магнитогорск или куда-то еще .
Анна день за днем стала все больше привыкать к Степану. Они пару раз сходили вместе в воскресенье в церковь, и на кладбище к покойным родителям Анны. На масленицу Степан приехал к ней с подарками. Сопроводил Анну на ярмарку, где он угостил ее блинами и петушками-леденцами. Шум, веселье, игрища сделали свое дело. Анна оттаяла сердцем. Ей польстило внимание Степана, и когда он, взяв ее за руку, прошептал как бы в шутку предложение руки и сердца, она покраснела, и не посмела категорично отказать молодому управляющему. Трезво рассудив, как ей быть в её положении, ни родных, ни близких у нее нет, не к кому обратиться за помощью в трудную минуту, а Степан с ней всегда добр, помогает, освободил ее от забот и дел , связанных с заводом, Анна решила не отказывать ему, но и ответ сразу же не дала. Она пригласила его в следующую субботу в гости. Степана покоробил такой уклончивый ответ, что она из себя еще строит, чай не девка, а баба, да причем и без мужика. Но вида не подал, еще и пошутил, что непременно будет, барыня, сватов везти, али нет? Анна еще пуще покраснела.
-Приезжай один. Я подумаю и дам ответ.
На том и порешили.
В субботу Степан привез деньги за реализованный лес в город, расплатился с артелью сплавщиков, а оставшуюся сумму привез Анне. Она его ждала уже с утра. Всю неделю ей покоя не давало его предложение. Но посоветоваться было не с кем. Что же делать? Принять или нет его предложение? Так и не определившись с ответом, она его встретила в гостиной дома.
Степан, прихватив по дороге к дому Морозовых в лавке пирожных и цветы на углу у цветочницы, подкатил в новенькой двуколке франтом. На нем был новый черный костюм, белая рубашка, на безымянном пальце блестит новенький золотой перстень, а из кармашка жилетки свисает толстая золотая цепь часов, пусть думает, что я не какой-нибудь приказчик Алексея Ивановича Морозова, а управляющий крупного лесоперерабатывающего завода.
- Здравствуй, Степан!
- Здравствуйте, Анна Алексеевна!- ответил Степан, проходя в гостиную, громко стуча сапогами по паркету и прижимая к себе большими мужицкими руками коробку с пирожными и цветами.
- Проходи, Степан, присаживайся к столу, или вон, на диван,- в подтверждении своих слов Анна легким взмахом руки показала на изящный диванчик с резными ножками в виде львиных лап, который стоял около стены, и на которой висел портрет родителей. От волнения у Анны дрожал голос.
Степан, от неловкой, непривычной для него ситуации, тоже разволновался. Он прошел к диванчику и грузно опустился на него. В диване что-то жалобно заскрипело, и он тоскливо вздохнул.
- Маловат диванчик,- Степан, извиняясь, произнес,- может быть, я к столу,- привстав с дивана, сказал он, намереваясь пересесть на стул около стола.
-Сидите, Степан.- ответила Анна. Возникшая неловкая ситуация ее и смутила и в то же время насмешила. Она - молодая барышня, недавно приехавшая из столицы, бывавшая в модных в то время домах, на светских балах, общалась с интеллигентнейшими людьми, разволновалась и перед кем- перед приказчиком. Анна, возьми себя в руки! Успокойся!
- Катя,- позвала она горничную. Молодая ,черноокая девушка в темном платье и в белом переднике, вошла в гостиную, встала прямо, смирно сложив руки перед собой.
- Катя,- сказала Анна,- поставьте самовар,- Та развернулась и быстро упорхнула за двухстворчатую дверь.
-Степан Федорович, - продолжила Анна, неожиданно перейдя на Вы, что польстило Степану, - Вы не откажитесь испить со мной чаю?
-Да-да,- неожиданно вспомнив про коробку с пирожными, которую он продолжал прижимать к своему фраку, изрядно помятую.- Вот, Анна Алексеевна, - протягивая, неловко ей, коробку, сказал он, пересаживаясь к столу. - Это Вам. Как раз к чаю.
Анну эта ситуация начала раздражать. И что бы поставить сразу же все точки над «и», решила прямо ему ответить на заданный прошлую субботу вопрос.
- Степан, не скрою, я долго думала над Вашим предложением. И честно скажу, до сего момента принять решение не смогла… Но все больше склоняюсь к тому, что, видимо, я его приму.
Степан во время этого монолога, не мог найти себе места. Манишка его взмокла, он рукой провел за бабочкой, которая его с непривычки душила. Но после ее последних слов он вскочил на ноги. Изящный венский стул упал на пол, а сам он упал на колени перед Анной, схватив в свои мозолистые и потные ладони ее изящные ручки и начал их целовать.
Вот оно счастье теперь у меня, почти что, в руках, еще немного и все, все будет уже моим,- думал про себя Степан. Он искренне радовался, но радость его была не от обладания Анной, не от того что он будет супругом Анны, а от обладания империей по имени Морозовское приданое. Как жаль, что Анна в этот момент, этого не поняла, не начались бы ее страдания, и не начались бы страдания ее дочери.


-Анна,- еще громче загремел басом Степан, увидев, как та шла от маленького домика по тропинке с монашкой. Маленькая, старая и хилая монахиня, от неожиданного крика, вздрогнула и начала истово креститься. Анна от общения с божьей служницей шла с посветлевшим лицом и только лишь печально посмотрела на Степана и глубоко вздохнула.
- Терпи, дочь, моя. Он- барин твой, хозяин твой. Не даром в Библии сказано, да прилепиться муж к жене, да жена к мужу, да будут они одно целое,- нашептывала монахиня Анне ,- а что побои, так это от любви. А ты, все равно терпи. Господь терпел и нам велел. Он, наш спаситель, и не такое видел на своем веку. А тебе, голубушка, за твое терпение воздастся.
Такие речи слышать Анне приходилось каждый божий день. Монахини, монашки здесь бывали каждый день. А некоторые так и оставались здесь на день- другой, а то и жили по неделям.
Степан сразу же после свадьбы увез Анну на заимку, под предлогом приближающихся родов Анны. С тех пор она вместе с маленькой дочкой здесь и живет. По началу Степан был к ней добр, но все чаще стал задерживаться в городе, объясняя эти задержки неотложными делами. А потом и вовсе стал жить в Усть-Катаве постоянно, а к Анне приезжать по выходным. И этому его поведению нашлось оправдание- расширение производства в городе, открытие цеха по изготовлению мебели. Потерпи , Анна, дескать еще немного, пока Маша подрастет, окрепнет, переберемся обратно в Усть-катав. А здесь лесной чистый воздух, для здоровья «пользителен». Анна по началу верила всем его словам, а потом до нее дошли слухи, что в ее родительском доме, в котором прошло все ее счастливое детство, она давно уже не хозяйка, что вот уже год, как там хозяйничает ее бывшая горничная, Катька. И что она родила Степану дочь, и что живет она в ее доме полноправной хозяйкой.
После такой новости, Анна, закатила скандал Степану, как только он приехал домой. Степан, не стал церемониться. Избив Анну до полусмерти, пригрозив, что такую же участь ждет со временем и ее дочь, что дай только время, она подрастет.
-Не умеешь ты ценить доброе отношение, Анна, я же взял тебя с ребенком, я воспитываю твою дочь, как родную. Запомни, если я услышу, хоть еще одно плохое слово от тебя против Кати и моей дочери, быть тебе битой до конца дней. А так живите здесь, не в чем же не нуждаетесь,- с тем и уехал.
Анна с тех пор и стала привечать страждущих людей. То нищие заглянут к ним, то монахини, ни кому она не отказывает в приюте или в куске хлеба. День ото дня она стала все глубже уходить в себя. Только одна была отрада- дочь Мэри, напоминание о счастливом времени, о первой и единственной любви, о Серже.

- Анна, слышишь что-ли, аль нет? К тебе обращаюсь!- гремел Степан на весь двор.- Муж приехал вот уже как полчаса, я послал к тебе Стешку, и не тебя, не Стешки нет. Ставьте самовар, мне через час надо ехать на реку,- он развернулся и зашел в дом, так и не дождавшись ответа. Как будто бы, другого ответа здесь и быть не могло, как только: сейчас, Степан Федорович, я быстренько соберу на стол.
Было время Анна приказывала слугам, а теперь ей дают указания. И кто - ее бывшие слуги: Степан, да Катька, теперь уже Екатерина. Катерина, теперь уже частенько приезжает со своей дочерью Еленой на заимку. Стыд они со Степаном совсем потеряли. Степан записал дочь на свое имя, а имя матери вписали Анны. Как будто бы ее согласия здесь и не надо было. Так Анна стала неожиданно матерью еще одной дочери. А Елена еще одной наследницей Морозовской империи.
Анна устало поднялась на крыльцо и вошла в дом. Монахиня осталась стоять перед домом. Вдруг из леса показалась Мэри. Монахиня подняла руку козырьком и прищурилась. Что за странная парочка, подумала она , увидев Мэри, так звала Машу ее мать. Анна дала дочери такое имя в память о Серже на французский манер. Мэри было имя его матери. Так за девочкой и закрепилось это имя. Только отчим ее назвал не иначе, как Манькой. Девочка еще не знала, что Степан ей не отец, всем было строго на строго запрещено об этом говорить. Да и в силу детских лет она бы этого не поняла, если Степан муж её мамы, то не иначе чем отцом он ей быть не может. Только вот груб он с ней, излишне строг, и конфет не возит. Маленькая Еленка , сестра, так та все время сидит у него на коленях вечерами, когда он приезжает из города по воскресеньям. Он пьет чай из блюдца ,смешно дуя на него, раздувая толстые щеки, Еленка тычет каждый раз ему пальцем в шеку и смеется, а Степан вторит ей раскатистым басом. Он раскалывает сахар маленькими золотыми щипчиками на кусочки и дает Еленке. Иногда и Мэри перепадает, но все равно он больше любит сестру, а её и не замечает. Мама ей говорит, просто сестра маленькая, а она большая. И что он также хорошо относился к ней, просто она этого не помнит.

- Мэри, детка, кого это ты там ведешь?- прокричала монахиня, прищуриваясь от яркого солнца.
- Тихо-тихо, сестра Пелагея,- ответила ей Маша,- а то спугнешь курочку,- она медленно приближалась по тропинке к ней, аккуратно неся корзинку в одной руке, а другой все время подзывала курицу.
- Где же ты её нашла?
- А там в лесу,- быстро махнула рукой куда-то за спину Мэри,- я собирала малину и слышу что-то шуршит . Смотрю, а там цыплятки. Да такие миленькие,- защебетала она,- что я решила их взять себе. А тут курица как набросится на меня и давай меня клевать, я ей дала крошки сайки, она и успокоилась.
Пока Мэри говорили. Монахиня , улыбаясь наивности девочки, аккуратно взяла на руки курицу и они вместе пошли в сторону сарая.
- А почему же ты ,опять, ушла из дома без спроса? Ты же еще маленькая. А в лесу дикие звери. Вдруг кто-нибудь напал бы на тебя. Неужто ты не помнишь, что случилось с твоим дедушкой?
- Конечно же помню. И я уже большая. Только вот ростом маленькая. И я не кого не боюсь,- смело отвечала ей Мэри.
Мэри и сестра Пелагея вошли в курятник и выпустили на сено курицу и вслед ей цыплят.
-Ну вот, теперь им здесь будет хорошо,- сказала Мэри. - Сестра Пелагея, пойдемте в дом пить чай с малиной. Что-то я проголодалась, пока ходила по лесу.
-Ну, пошли, моя маленькая беглянка,- они, взявшись за руки и дружески разговаривая, направились к дому.



В конце лета 1906 года на заимку приехал Степан с новостью. Он договорился с директором женской гимназии о зачислении Маши в первый класс. Анна не стала возражать, хотя вот уже два года, как она занималась самостоятельно образованием Мэри, но понимала, что девочке непременно надо учится в гимназии, но попросить Степана об этом никак не могла. Анна переживала, как же ее девочка будет жить под одной крышей с Катей, в ответ на это Степан заявил, что Маша будет жить на съемной квартире. Он нашел свободную комнату у одной швеи, та живет с больной матерью и маленькой дочерью одних лет с Машей, и что они вместе будут учиться в одном классе. Анну эта новость и огорчила и обрадовала. С одной стороны, ей стало обидно, что вот уже второй раз в ее жизни ей отказывают в праве на ее собственный родительский дом, а с другой стороны, это даже хорошо, что Машеньке не придется видеться со Степаном, Катей и их дочерью. Лишние травмы для Маши не нужны, кто знает, что еще ее ждет впереди.
В конце августа Анна собрала вещи Маши и со слезами проводила ее со Степаном с заимке в город. Степан повез на своей двуколке в город Машу сам . Всю дорогу он пытался заговорить с Машей, но та или молчала или плакала, так молча, они и приехали в Усть-катав. Чтобы как-то подбодрить Машу, он купил в кондитерской лавке сушек, заварных пирожных, конфет. Маша прижала к себе кулек, но слезы так и продолжали литься из ее больших карих глаз, она никогда не расставалась с мамочкой и ей было очень жаль ее покидать. В свои девять лет она была не погодам развита, и уже все понимала. Анна думала, что Маша так и осталась в неведении, что Степан ей не отец, а отчим, что Еленка ей не сестра, а сводная сестра. Маша вот уже, как два года хранила в тайне подслушанный разговор сестры Пелагеи с мамой. И так кусочек за кусочком сложилась мозаика в ее детском сознании всей истории Анны. Она замечала, что мама время от времени болела, и что ее болезнь была не всегда связана с физическим недомоганием. Иногда она днями лежала на кровати и смотрела в потолок в одну точку и ничего не ела, а на вопросы дочери только и отвечала, что у нее болит голова. А после отъезда отца она частенько ходила с синяками то на руках, то на лице, искусно прикрывая их шалью. А вот теперь ей, Маше, приходится расставаться с её любимой мамочкой, не зная, как она будет жить одна на заимке.

Въехав на центральную улицу города, они проехали мимо церкви, купола которой сказочно и заворожено, сверкали на солнце, Маше от этого яркого блеска пришлось зажмурить глаза. Ах, как прекрасно, подумала она. Обязательно сбегаю сюда, как только устроюсь на месте. Маша, была очень и очень самостоятельным ребенком. В лес или в поле, она везде ходила одна и ничего не боялась. Это только Степан мог думать, что он гроза Анны и Маши, он и не подозревал, какая жизненная сила таится в этом маленьком теле, которой хватит на долгие-долгие годы испытаний. Он думал, что ее слезы, льющиеся из больших красивых глаз- это слезы обиды, страха, нет, это были первые и последние слезы, которые прольются в её жизни. Так решила про себя Маша, так оно и будет. Я все выдержу, решила она, Бог мне свидетель,- подумала она и сжала кулаки.
-Вот, твоя гимназия, Маня,- сказал Степан, проезжая мимо большого двухэтажного кирпичного здания. Здание было красивое и почти еще новое, с белыми колоннами и большими окнами. Оно стояло окруженное большими тополями за высоким забором. Во дворе гимназии росли и другие деревья. Можно сказать, что весь сад был красным от ягод рябины. Здорово, подумала Маша. Учеба обещала быть интересной. У меня обязательно будут подруги… А как это дружить?.. У меня же до сих пор кроме мамы, сестры Пелагеи и клушки в подругах никого не было… Наверное, с ровесниками будет намного интереснее, решила наивно она.

-Вот, мы и приехали, - сказал, спрыгивая с двуколки на землю, Степан, возле небольшого, но двухэтажного деревянного домика. Домик был темным от времени и от частых дождей. Он казался старым дедом-отшельником, стоящим на обочине дороги, так как близ него не было никаких домов. Окна первого этажа были открыты настежь. Белые занавески полоскал ветер, как бы играя с ними. Дом начал нравится Маше, и он уже не казался ей таким мрачным, как в начале. Вокруг дома был большой сад. Ветви яблонь и груш приветливо свисали через забор под тяжестью плодов. Они качались от ветра, как бы приветствуя Машу. Она улыбнулась им. Вдруг она заметила в окне второго этажа чей-то нос, прижатый к стеклу, и маленькие ладони по краям него. Должно быть это та девочка, о которой говорил Степан, подумала она. Маша уже давно про себя называла Степана по имени и только вслух папой, что бы никто не догадался о ее тайне.
Маша, прижимая к себе кулек с сушками, к которым она так и не притронулась, спрыгнула с двуколки на землю. Степан снял чемодан и корзину с продуктами, которую заботливо собрала в дорогу Анна, и пошел к дому. Маша пошла за ним.
Дверь дома медленно со скрипом открылась, и из нее высунулся все тот же нос. Нос был весь покрыт веснушками и принадлежал маленькой девочке с двумя тоненькими круто заплетенными косичками, которые игриво торчали в разные стороны.
-Я- Аня,- сказала она, вместо приветствия, подошедшим Степану и Маше. Она с любопытством смотрела на Машу. Та ей казалась принцессой из сказки. Маша, действительно, была очень красивой девочкой. С большими карими глазами, с темными волнистыми локонами и развитой крепкой фигуркой. Походка ее была смелой, да и сама она, судя по всему, не перед чем и не перед кем не робела.
-А я- Маша. Здравствуй, Аня,- ответила, улыбнувшись девочке, Мэри.
-Аня, кто там,- из глубины дома послышался женский голос.
-Это к нам - постояльцы,- в ответ прокричала Аня, -проходите в дом,- посторонилась она в двери,- мы вас уже ждали.
Степан с Машей зашли в дом.

-Не беспокойтесь, Степан Федорович, ваша девочка будет жить, у нас, как у себя дома. Окружим ее заботой и любовь, - сказала Проскофья Никифоровна, провожая Степана за порог.
Проскофья Никифоровна, как и ее дочь, была рыжей и нос ее тоже покрывал веснушки, а глаза были голубые-голубые, как летнее безоблачное небо, в обрамлении белых ресниц. Бровей не было видно, так как и они были белые. Проскофья Никифоровна была очень доброй, веселой и не унывающей молодой женщиной. Оставшись еще в молодом возрасте вдовой, и без средств к существованию, она не отчаялась, нашла в себе силы встать на ноги. Вспомнив, что у нее не плохо в девичестве получалось шить платья и блузки, она выписала из Петербурга модные журналы и по ним сделала выкройки. Пошла с ними к девицам Белосельским, единственным дочерям и наследницам огромного состояния семьи Белосельских, владельцев железоделательного завода.
Проскофья выбрала очень точное время, стояла зима, впереди были рождественские балы, портнихи были нарасхват и они не успевали шить. Местные барыни и барышни переманивали друг у друга портних. Кто сулит им двойную плату, кто продуктами, кто одаривал брошками, серьгами. Елизавета и Екатерина, молодые барышни очень обрадовались никому еще не известной портнихе, и дали шанс той показать свое искусство. Вскорости они обе блистали на балу в шикарных белых атласных платьях. На груди у обоих были приколоты шелковые, изумительные розы. На лепестках, которых сверкали жемчужины. Девушки произвели фурор, они и без того были прекрасными молодыми созданиями, добрыми и милыми, а тут еще мастерство портнихи сыграло значимую роль. В этот же день Елизавета познакомилась со своим будущим женихом, инженером Павлом Орловым . С этого времени Проскофья стала вхожа в дом Белосельских. Работы у нее теперь было много и она хорошо оплачивалась.

-Маша,- позвала девочку Аня, которая опять стояла около окна и с любопытством наблюдала за тем, что происходит на улице. Маша в это время разбирала свой чемодан и укладывала свои вещи на полку большого шкафа.- Маша,- еще раз позвала Аня,- посмотри, это интересно. Напротив нашего дома, вон там,- показала она своим маленьким и с обгрызенным ногтем, ох, уж эта дурацкая привычка, девочка заметила свой ноготь и спрятала за спину руку, как будто бы от этого проблема исчезла, - во-он там,- еще раз сказала Аня, живут Белосельские. Видишь?- она оглянулась к Маше. Но та так и продолжала укладывать свои вещи в шкаф. Аня подбежала к той, схватила ее за руку и потащила к окну.- Смотри, это же интересно, - она опять прильнула к окну,- там живут такие красивые девушки, они такие добрые, они мне на день рождение даже прислали коробку с конфетами, перевязанную розовыми лентами и маленькую брошку в виде майского жука. А брюшко жука из янтаря. А лапки качаются,- она продолжала щебетать, но Маша уже давно ее не слушала, она уже вот уже как минуту назад ушла из комнаты с корзиной и спустилась в кухню. В кухне возле печки сидела маленькая сгорбленная старушка. Ее волосы были седыми и такими белыми, как будто бы посыпанные снегом. Она внимательно посмотрела на девочку и улыбнулась. Маша поняла, что бабушка Ани добрая. И ей будет с ней интересно вечерами болтать, может быть, та расскажет ей что-нибудь интересное. Должно быть, она прожила долгую и интересную жизнь. Маша тоже улыбнулась бабушке.
-Здравствуйте, меня Машей зовут, я буду у вас жить,- сказала она бабушке.
-Здравствуй, милая,- ответила старушка,- А я то думала, с кем это Аня там разговаривает, уж не сама с собой ли? А вон оказывается с кем… А с кем она сейчас говорит?- кивнула она головой наверх.
Маша посмотрела наверх и улыбнулась: «Сама с собой» И они вместе с бабушкой рассмеялась.
-Вот, ты где,- в кухню вбежала Аня,- ты все пропустила, к Белосельским приехали гости. Там так много молодых людей. Все такие красивые, благородные. Барышни в красивых платьях, в больших широкополых шляпах,- девочка стала важно прохаживаться по кухне, изображая светских львиц, и руками показывая какие необъятные шляпки носят дамы, что невольно вызвала смех у Маши и бабушки. Девочка выглядела очень смешно, и все щебетала и щебетала…

-Аня,- толкнула вбок девочку Маша, шепотом сказала она, с которой они сидели на последней парте. Их посадили вместе по просьбе Аниной мамы, но на последнюю парту, потому что Маша, как выяснилось, была ваше всех, - сиди тихо. Но Аня ни в какую не могла успокоиться и крутилась на месте, как волчок. От любопытства ее голова казалась, поворачивалась на все триста шестьдесят градусов. Маше тоже было интересно в классе и очень хотелось познакомиться со всеми девочками. Все девочки в классе были друг с другом еще не знакомы.
Вдруг в класс вошла высокая и худая дама. Взгляд ее был острый и внимательный, на ее длинном носу сверкало пенсне. В руках она держала длинную деревянную указку. Дама проплыла через весь класс между рядами парт и остановилась около стола, стоящего возле окна. Пока она шла по классу, ее провожали любопытные взгляды девочек и тихий шепот. То восторженный от стройной фигуры преподавательницы , то от страха от неизвестности.
-Тихо,- дама отрывистым стаккато постучала указкой по столу, - Внимание все сюда. С сегодняшнего дня вы все- ученицы первого класса женской гимназии. Эта гимназия существует на средства благотворительного общества Усть-Катавского завода и пожертвования прихожан нашей церкви. По окончании гимназии вы все выйдете от сюда в чине учительниц сельских школ - это позволит вам самим зарабатывать себе на жизнь. В течение семи лет вы будете здесь изучать закон божий, русский язык, арифметику, основы геометрии, географию, общие сведения из естественной истории и физики, всемирную и русскую истории, чистописание, рисование и рукоделие, французский язык, танцы, музыку, пение. А теперь давайте познакомимся. Меня зовут Эльза Францовна Вольф, я буду вашей классной дамой и буду преподавать у вас грамматику, чистописание и литературу.
Пока Эльза Францовна говорила, девочки, затаив дыхание, слушали, даже Аня успокоилась и не ерзала по скамейке. Все в мыслях уже танцевали на балу в длинных платьях, говорили по-французски, играли на музыкальных инструментах, пели. И лишь только Маша представляла себя учительницей в далеком селе. Представила, как ее мама радуется за нее и что она ее непременно заберет с заимки подальше от жестокого Степана…
-Вы, как Вас зовут?- кто-то постучал указкой перед носом Маши. Она и не заметила, насколько далеко в своих мыслях она улетела. Аж, на несколько лет вперед и много на верст подальше отсюда, а еще до этого момента надо дожить,- Встаньте, когда с Вами разговаривает учительница.
Маша встала. Яркий румянец залил ее щеки.
-Простите, Эльза Францовна,- сказала она,- Я задумалась.
-Как Вас зовут, еще раз спрашиваю?
- Мария Федорова.
-Садитесь, Мария Федорова.
Маша села на место и уже до конца урока пыталась сдерживать свои мысли в своих кулачках, а они так и пытались разбежаться в разные стороны. Ох, какая же эта трудная работа, быть внимательным…

Прошла осень. Уже полетели первые снежинки, а из дома не было никаких известий. Маша очень волновалась за маму. И удивлялась, почему Степан, будучи в городе её не разу не навестил. Но скоро от мамы пришло письмо. Его принес почтальон. Вообще-то почтальон в их доме был большой редкостью. И когда он появился на пороге, бабушка позвала Машу. Ее это очень удивило, сердце лихорадочно забилось. А вдруг в письме плохие известия? Но известия были лишь отчасти не радостные. Мама приболела, а за это время на заимке Степан ни разу не появился. Негде было взять лекарств, и не было возможности пригласить врача. Благо, что на заимке гостила сестра Пелагея. Она всякими снадобьями и отварами подняла Анну на ноги, кашель прошел. Но она все еще слаба. И очень сожалеет, что не может передать для Маши денег и продуктов. В письме Анна сообщила адрес ее городского дома и сказала, чтобы Маша сходила туда с этим письмом, в котором она приписала пару строк Степану, чтобы тот дал денег Маше.
На следующее утро Маша с Аней и Проскофьей Никифоровной пошли в церковь, намереваясь на обратном пути зайти в дом Морозовых. Стояло ясное утро. Шел легкий снежок. Был Покров Пресвятой Богородицы. По улице все шли в одну сторону. Все спешили в церковь. У всех было приподнятое настроение. Молодежь обгоняла со смехом друг друга. То тут, то там звучал смех. Маша с Аней, взявшись за руки, шли пританцовывая. Они прошли мимо школы и свернули на центральную улицу. Ярко заискрились купола церкви, стал отчетливо слышен голос звонницы. Вот уже показались распахнутые ворота церкви. Вдоль высокого забора стояли нищие и поберушки. Некоторые из них Маше показались знакомыми. Действительно, вон та старушка с маленьким мальчиком, который цеплялся за ее юбку, и прятался за ее спину, низко поклонилась Маше и, поднявшись, перекрестила ее. Маша заулыбалась, она тоже узнала ее. Она подошла к ней, чтобы поздороваться. Быстро поискала в своем кармане пальто и вытащила от туда пять копеек и протянула бабушке, и еще раз полезла в карман и от туда появился завернутый в платок леденец на палочке. Глаза мальчонки так и заискрились, но потом погасли. Такого угощения у него никогда не было. Надежда в его глазах погасла. Но Маша протянула с улыбкой ему петушка.
-На. Бери. Ну, что же ты? Это тебе,- ручки мальчика потянулись за лакомством.
-Бабушка, вы случайно не были в наших краях? У нас на заимке? Я беспокоюсь за маму, она приболела.
-Барышня,- закивала головой старушка.- На прошлой неделе мы вернулись в город, а до этого как раз проходили мимо вашей заимки. Видели Вашу маму. Она действительно не важно себя чувствует. Тяжелый кашель ее мучиет. Все нутро разрывает.
У Маши из глаз при этих словах, от жалости к маме, потекли слезы. Как жаль, что она сейчас ничем не может ей помочь.
-Маша, - дернула ее за руку Аня,- пойдем скорее, а то мы не сможем попасть в церковь. Придется стоять в дверях.
Они поднялись по ступенькам, перекрестились и вошли, поклонившись, в церковь. Всю службу, Маша молилась за маму, прося Бога даровать ей здоровья и поддержки. После заутрени они все втроем пошли к дому Морозовых.
Подходя к дому, они услышали, доносившиеся из дома крики и ругань. Вдруг парадная дверь дома распахнулась, из дома вылетел человек, он споткнулся на ступеньках и кубарем скатился с крыльца. И растянулся прямо перед Машей, Аней и Проскофьей Никифоровной. Они остановились, как вкопанные. Следом из дверей вылетел картуз и плюхнулся прямо в пыль рядом с лежащим навзничь человеком. Теперь из открытой двери послышался грозный голос Степана:
- И чтоб духа твоего здесь не было. Еще раз появишься здесь, собак спущу.
Человек быстро поднялся с ног, и, не посмотрев даже на нашу троицу, быстро схватил картуз, и, сжимая его в кулаке, быстро побежал за ворота. Скоро он скрылся за поворотом улицы.
-Эй, кто там еще?- Маша оглянулась назад, они оказывается с удивлением наблюдали все втроем за убегающим. - Маня, ты что ли? – Степан спустился с крыльца и подошел к ним.- Здравствуйте, - тут же , спохватившись, он обратился ко всем троим.- Пойдемте в дом. Я что-то за работой и забыл за тебя, Маня. Ты уж, прости, закрутился, тут еще всякие ходят,-кивнул головой в ту сторону, куда убежал человек.-Житья не дают.
- Папа, мама прислала письмо,- протягивая его Степану, сказала Маша.
-Письмо?- удивляясь, протянул руку к нему Степан, быстро развернул его и начал читать. Дочитав его до конца. Он посмотрел на Машу. Крякнув, сказал - Ну что ж, то конечно, денег надо дать и за гимназию пора платить. Он полез в карман, и вытащил огромный портмоне. Все удивились его размеру. Степан раскрыл его, в нем плотной стопкой были сложены купюры. Он, помусолив свой большой и указательный палец, полез аккуратно в портмоне. Потянув за кончик пять рублей, он увидел, что это, пожалуй, для Маши будет слишком много, засунул ее обратно. Потом он вытащил три рубля и протянул её сначала Маше, потом одумавшись, отдал Проскофье Никифоровне.
-Проскофья Никифоровна, Вы уж не обессудьте, задержал я плату за Манин постой. А вот еще,- он вытащил еще одну купюру и протянул ее же Проскофье Никифоровне,- Не сочтите за труд, будете платить за свою дочь и за Маню сделайте взнос в гимназию.
Проскофью это очень удивило, что за черствый человек, даже родная дочь ему в тягость. Не может найти время не то, что ее проведать, так и заплатить за учебу.
-Хорошо, Степан Федорович. Не извольте беспокоиться. Завтра же снесу в гимназию.
-Ну, мы, Степан Федорович, пойдем,- беря за руку Аню, сказала Проскофья Никифоровна. Аня, в это время во все глаза глядела на большой дом Морозовых. Дом был просто огромным, по сравнению с их домиком, каменный, с белыми колоннами по бокам крыльца. На верху каждой колонны были такие премиленькие загогулины,- подумала Аня. Капители были, действительно, красивыми. Окна дома были тоже большими. Дом был выкрашен белой краской. По бокам дома высились высокие тополя. Да, какая красота, подумала Аня, почти такой же дом и у Белосельских. Пока Аня восхищалась домом, в голове у Маши крутились совсем другие мысли. Как мы уже писали, Маша уже знала, что Степан Федорович живет здесь хозяином, когда, как законная наследница Морозовского наследия ютится в мансарде старого дома-«отшельника» Проскофьи Никифоровны. А Анна, единственная дочь Алексея Ивановича Морозова живет в глуши, в лесу, где даже негде взять лекарств и неоткуда пригласить врача. Ну что же, Степан Федорович, отольются кошке мышкины слезки. Маша, сделала шаг назад вслед за Проскофьей Никифоровной.
-Куда же вы?- послышался голос Степана.- Зайдите же в дом, видимо, он, наконец-то, осознал сложившуюся ситуацию. - Там уже самовар поставили. - Он увидел, как из окна первого этажа ему рукой машет Катя и делает какие-то знаки ,не понятно только, что означает ее жест, толи вы заходите или нет, или зови их быстрее в дом, это же Маша, как бы не дошло до Анны, что ее дочь даже в дом не позвали.
-В другой раз, папа. - Мы спешим. Я как-нибудь зайду в воскресенье.
-Конечно, Маня, заходи, это же твой родной дом. Когда угодно.- И помахал ей рукой. Маша развернулась и побежала за Аней и Проскофьей Никифоровной.


На Рождественские каникулы Степан повез Маню на заимку. Стоял солнечный, морозный день. Снег блестел ослепительно ярко и искрился на солнце. Настроение у Маши было хорошее, если не сказать больше - просто прекрасное. Она ехала домой, наконец-то, она увидит маму и всех-всех домочадцев. Конечно же, к домочадцам и относить-то некого, только Стеша, их молодая домработница, немного недалекая умом, но добрая, добрая. Еще кухарка баба Клаша и муж ее дед Семен, обязанности которого были самыми обширными, то навозить из лесу дров да наколоть, то затопить печь, то убраться на дворе и в птичнике, накормить живность, какую-никакую. Все работники раньше жили вместе с Анной в городе, и опыта в ведении сельского уклада у них не было. Да жизнь заставила.
-Маня, как у тебя успехи в гимназии? Чем будешь радовать мать, али огорчать?- Степан покосился глазом в сторону Маши, и засмеялся раскатистым басом.
-Что Вы, папа? Да не уж то, я за этим поехала учиться в город, что бы неучем остаться? У меня почти по всем предметам пятерки,- похвасталась Маша.
-И чему же вас там учат, поди танцам, да рукоделию?- приподнял бровь Степан.- Али еще чему? - добавил он, подергивая вожжами, - Но, пошевеливайся, - хлестнул он кнутом лошадь, которая немного подустав тянуть двуколку, решила отдохнуть и перешла на шаг.
-Нет, конечно же, скажите тоже, - танцы, да рукоделие. Чай, не в 17 веке живем. Сегодня в гимназии учат всему, не только танцевать, но и этому тоже.- Маша решила поддержать разговор с отчимом, не давать ему лишний повод злиться. Путь предстоял долгий. Так за разговорами время и пролетит.- Еще нас учат истории, географии, риторике.
-А это еще, что за гусь? Такого не слыхивали,- явно посмеиваясь над Машей, сказал Степан.
-Как не слышали?- удивилась Маша,- Риторикой владели еще в Древней Греции! Риторика- это учение о мысли и речи. Без владения риторикой невозможно убедительно говорить, невозможно убедить собеседника в своем мнении.
-Почему же не убедить? Когда у человека есть авторитет, то к его мнению все прислушиваются. Вот возьми меня, что я скажу, то все и делают, пусть попробуют только ослушаться и сделать по-своему. Сразу увидят, кто здесь хозяин, у меня не забалуешь,- хлестнул еще раз лошадь плетью,- Но, пошевеливайся!
-Да, то, конечно, если силой, то можно всех заставить делать то, что Вам хочется. Только вот, Вы бы попробовали словом убедить это же сделать, то увидели бы совсем другой результат.
-Но-но, как ты заговорила, кто ж тебя таким мыслям учит? Небось, мать пишет письма, да жалуется на свою жизнь? Или студентики, да гимназисты занимаются очковтирательством?
- Что Вы, папа, - испугалась Маша того, что разговор становиться совсем не мирный, не смотря на все её попытки поговорить со Степаном, не увенчались успехом. Она быстро сменила тему.

Во второй половине дня, уже ближе к вечеру, когда солнце катилось к закату Степан с Машей подъехали к заимке. Еще издали Маша заметила, как над леском поднимается столбом дым от печи. Сердце ее часто забилось. Слезы так и просились наружу, но плакать Маша не стала.
Въезжая во двор, их двуколку облаяла Белка, но, учуяв, что с хозяином приехала ее любимая хозяйка, быстро сорвалась с места и со всех ног бросилась Маше в ноги. Белка отчаянно виляла хвостом, подпрыгивала на задних лапах и все норовила лизнуть Машу, в собачей радости, в лицо. Маша смеялась и закрывалась руками от ласки Белки. На шум и лай из дома выбежала Стеша, за ней вышла баба Клаша, вытирая руки от муки об передник. Из птичника выглянул дед Семен. Он закрыл на щеколду дверь и, улыбаясь, направился к прибывшим.
- Ой, барышня,- защебетала Стеша,- как Вы подросли. Совсем стали взрослой.
- Что ты, Стеша, да неужто человек за полгода может вырасти? Скажешь тоже!
- Конечно же, и говорите Вы совсем по-городскому. Не по нашему, не по-деревенски. Как же Вам там нравится в городе? Чай, не скучали по нас? Как Вам там учится? По-французски уже говорите?
- Ой, подожди, Стеша, все потом. Заговорила ты меня. Ты лучше скажи, где мама?
- Стеша.- сказала баба Клаша.- ты бери лучше вещи Маши, да неси их в дом.- Дома мама Ваша, барышня, приболела она нынче-кашель,- говорила баба Клаша, ведя Машу в дом,- Ждет она Вас уже который день. Все скучает. А я вот пироги поставила ваши любимые с малиной. Идемте в дом.

Войдя в горницу, Маша увидела Анну, та сидела около окна на стуле, в руках она держала вязание, на половину законченную пуховую шаль. В ногах у нее играл маленький серый котенок, он все норовил размотать клубок с пряжей. Маша сначала не поняла, в маме что-то было незнакомое, вроде все до боли знакомое и в то же время нет. Присмотревшись внимательнее, она поняла, какие в Анне произошли перемены: Анна была седая, и это в неполные тридцать лет.
-Машенька,- воскликнула Анна, обернувшись, услышав голоса, вошедших в комнату. Анна встала, протянула руки к Маше. Та бросилась к Анне на шею.
-Мамочка, ой, как я соскучилась по тебе, родненькая,- плача, шептала Маша на ушко Анне,- Как мне тебя не хватает, я больше не хочу с тобой расставаться. Давай вместе поедем в город. Будем жить у Проскофьи Никифоровны в доме. Давай, мамочка?
-Маша, ты меня задушишь, - смеясь, пыталась отстраниться от дочки Анна, - дай, хоть на тебя посмотрю. Выросла ты у меня или нет? - сказала Анна, отодвинув Машу от себя на расстояние руками, и рассматривая её.
-Анна Алексеевна, выросла наша красавица. Совсем взрослая стала. Я её чай давеча, как увидела, так и не узнала, думаю, что за барыня к нам едет?- сказала Стеша.
-Стеша, давай раздевай Машу, да неси скорее самовар. Бедем пить чай с малиновым вареньем. Соскучилась, Маша, по варенью-то?
-Ой, мамочка, и соскучилась! Но по тебе больше!
-Ну, конечно,- засмеялась Анна,- как же!


Дед Семен, баба Клаша и Стеша все стояли, улыбаясь в дверях. Давно они не видели Анну смеющуюся, да и кашель ее как будто бы пропал. Приезд Маши был подобен счастливому исцелению для Анны. Все не могли нарадоваться на нее.
-Семен!- вдруг раздался грубый голос Степана в комнате - истопи баньку! Устал с дороги и промерз, да поспеши. Что столпились на пороге, бабы. Идите в кухню.
Семен, прокашлявшись, и покачав головой, пошел из дома на улицу. Баба Клаша со Стешей тоже ушли. В горнице остались Анна с Машей, да Степан, который сел около печи на стул и стал снимать валенки, упершись носком правой ноги в пятку левой. Сбросив один валенок, за ним последовал другой. Потом он встала, и прошел к буфету, вытащил из него графин с водкой и стопку. Налил туда до верху и залпом выпил. Потом налил вторую рюмку и прошел с ней к столу. На столе стояла тарелка с солеными огурцами, Степан взял один и ,с громким хрустом, стал его есть. Следом вылил в себя вторую стопку. Потом он прошел к дивану и грузно улегся на него. Степана не волновало присутствие Анны и Маши, его это не беспокоило и уже давно. Он их как будто бы и не замечал. Анну это уже тоже не удивляло, и они с Машей вели свой задушевный разговор матери и дочери, сидя за столом.
Так прошло два часа. В дверях появился дед Семен.
-Степан Федорович, извольте в баньку. Готова.
-Иду,- открыл глаза, хриплым голосом сказал Степан, он видимо все это время спал. Он встал и вышел из комнаты.
Теперь в дверях появилась баба Клаша с подносом в руках, над которым шел парок от горячих булочек и пирожков.
-Ой, баба Клаша,- вскочила Маша с места и бросилась к Клаше, выхватывая из рук той поднос, и понесла его на стол,- Как я по тебе соскучилась!
Клаша рассмеялась, - По пирожкам, поди, больше?
-Само собой,- с набитым ртом уже отвечала Маша,- и по ним тоже. Таких пирожков в городе нет. Они мне даже во сне сняться.
-Ну, так уж и во сне? Поди, голодная ложишься спать? Вот тебе они и сняться.
- Баба Клаша, я решила, что тебе надо со мной ехать, будешь мне печь пирожки каждый день.
- Ты, так, Маша, нас всех заберешь с собой!- сказала Анна, улыбаясь, не нарадуясь на свою любимую дочь.
-Заберу, обязательно заберу, мамочка. Еще немного подождите. Как закончу учебу, пойду работать, буду учить детей в деревне.- Маша и не заметила, как выдала свою тайну, - Ой, что это я разболталась.
-Да, уж действительно, Маша, что за мысли у тебя в голове. Какая еще учительница? Да еще в деревне? Ты еще только в первом классе, а уже мечтаешь о работе.
-Ой, мама, ты и не заметишь, как быстро пролетит время, еще семь лет и в 1914 году я окончу гимназию, и как нам сказали, мы получим специальность сельской учительницы.
-Маша, не загадывай. До этого времени надо еще дожить.
-Доживем-ё-ём!- сказала Маша, наливая себе чай из самовара и накладывая себе из вазочки в блюдце чайной ложкой малинового варенья.

Незаметно пролетело время. И вот уже и наступил долгожданный 1914 год. Весной Маша готовилась сдавать экзамены. Все у нее получалось с легкостью, только вот с географией у нее было не все ладно. Все эти меридианы, широта и долгота перемешались между собой. Города все норовили быть построены не в тех странах, в которых им надлежало быть. Да еще этот молодой учитель все время стоит перед глазами. Его черные глаза так пронзительно смотрят на Машу. А щеки Маши от этого взгляда становятся все пунцовее и пунцовее. От этого ей становилось не по себе, мысли улетали, в голове все путалось. Голос не слушался. Речь от этого становился сбивчивой и она начинала нести чушь. Ну что тут поделаешь, Машу накрыла с головой первая любовь.
Маша лежала на коврике под цветущей вишней в саду и пыталась сосредоточиться на параграфе об Австро-Венгрии. Над ней летали пчелы, собирая нектар с цветков. Аромат стоял просто пьянящий. Чем больше поднималось настроение у Маши, тем меньше оставалось места у нее в голове для географии.
Нет, так не пойдет, подумала Маша, весна-весной, а до экзамена осталось каких-то полтора дня. А я повторила только половину учебника. Вдруг она услышала чей-то крик. В калитку вбежала Аня и бегом бросилась прямо в сад к Маше. На ней не было лица. Лицо то у нее, конечно же, было и было оно все красное и конопатое, как у ее мамы, в окружении жгуче-рыжих волос, ставших со временем еще непослушнее, чем в детстве. Анне приходилось их крепко заплетать в толстую косу, и теперь она била ее по спине и развивалась из стороны в сторону. Аня неслась прямо на Машу, ничего не видя перед собой.
- Стой, чумная. Куда летишь? Не видишь, что ли ничего.- Окликнула ее Маша.
- Ой, Маша, беда,- охрипшим голосом заголосила Аня.- Екатерина Белосельская умерла!
-Как умерла?- удивилась Маша. - Отчего умерла?
-Чахотка. Сгорела она,- и снова заголосила во весь голос.
-Да перестань ты. Жалко, понимаю. А ты то, что так убиваешься?
-Так мне бедненькую жалко,- всплеснула руками Аня,- так жалко. Замуж она собиралась. Уже и помолвка была. Кашляла она, но никто не замечал, все думали простуда, а тут утром кровь ртом пошла. Она потеряла сознание. Упала, ее унесли в комнату. А к утру, она пришла в себя и говорит, отдайте кольцо Александру, видно не судьба нам быть вместе. И через час умерла скоропостижно. Сердце не выдержало.
-Ладно, ты то к экзаменам будешь готовиться или нет. Я вот тут с утра учу, а тебя все где-то носит.
-Эх, какие тут экзамены,- опять всплеснула руками Аня,- сдам как-нибудь. У меня и так все тройки. Это тебе нужен аттестат, ты же будешь учительницей, а я и так с мамой буду шить и без этого аттестата. Пойду, маме скажу. Вот она расстроится, она же уже пошила ей подвенечное платье… Вот горе-то,- все повторяла она, уже уходя из сада, направляясь к дому.
На следующий день Маша с Аней решили сходить к старой цыганке Аде погадать на будущее да узнать о предстоящем экзамене. Аня давно звала Машу сходить с ней, сама-то она не решалась. Было как-то боязно. Маша и сама боялась идти ,тем более если в школе узнают, что они ходили к цыганам гадать, то не миновать им разбирательств. Церковь запрещает всякие гадания. И мама, если узнает, то не одобрит этого поступка. Но сама мысль заглянуть в будущее была так сладка, что никакие доводы рассудка не могли уже удержать Машу и Аню. Была, не была, и они собрались с утра и отправились в конец их улицы, где жили цыгане.
Ада не удивилась девочкам, в это время к ней многие бегали гимназистки погадать на будущее. А молодые незамужние девицы погадать на жениха.
-Ну что, красавицы, раскинуть карты на добра молодца, или на счастливый билет?
-Погадай на будущее,- ответила Аня.
-Ну, присаживайтесь, красавицы,- садясь за стол и раскладывая карты, ответила им Ада.- Ой, красавица,- обращаясь к Ане, отвечала Ада,- Ждет тебя впереди дорога трудная, тернистая. Будешь много работать, но труд твой будет вознагражден.
-А счастье,- затаив дыхание, спросила Аня,- будет?
-Ой, красавица, как же не быть? Будет. И детей полон дом. Встретишь ты добра молодца, и очень скоро. И будет он военным.
-Мне, погадай,- чуть слышно произнесла Маша, немного робко, от страха узнать свое будущее,- Что меня ждет в будущем? Мое желание исполнится?
Ада вновь разложила карты. Посмотрела на них, чуть покачав головой, взглянула на Машу.
-Эх, милая. И тебя ждет дорога длинная- длинная. Трудная-трудная. Вся тернистая. Ждут тебя на ней тяжелые испытания. Но все их ты выдержишь. Жизнь тебя будет бить, но ты не сломишься. Все преодолеешь.
- А как же счастье? Счастье то будет? Или одни огорчения?- спросила Маша расстроено.
-Будет, в начале очень мало его будет тебе отмерено, а потом, в конце - будет больше.
-Все, больше ничего не скажу,- смешала карты Ада,- Вы, я как посмотрю, гимназистки?
-Да,- в два голоса ответили девочки.
-Чай, сдаете экзамены и боитесь? Положите по пятаку под пятку и ничего не бойтесь. Сдадите обе. Позолотите мне ручку и да идите с Богом.
Девочки дали цыганке по пятаку и пошли домой.

Следующий день пролетел для Маши и Ани как во сне. Как советовала старая цыганка, они положили пятаки в туфли и отправились в гимназию сдавать свой последней экзамен. Аня шла, ни чего не боясь, а чего боятся, все равно знаний взять негде. И в последний момент им взяться неоткуда. Если не сдаст, то невелика потеря. Жизнь ее впереди ждала трудовая, она в этом уже не сомневалась. Маше было, конечно же, боязно. От этого экзамена зависело многое. Будет ли ее будущее таким, о каком она мечтала все восемь лет, или нет покажет этот последний экзамен.
Экзамен обе девочки сдали так, как они предполагали. Аня на три балла. Свою оценку она получила отчасти из милости. Маше свою четверку пришлось заслужить своим трудом. Выйдя из экзаменационного класса, из глаз девочек полились слезы радости. Наконец-то, все было позади. Не надо мучиться и страдать над учебниками, не надо заучивать наизусть целые параграфы не нужного материала. Они обнялись. Вокруг были такие же счастливые глаза других девушек. И также лились слезы счастья или слезы от обиды за низкую оценку. Маша с честью выдержала все экзамены. В большинстве своем, за экзамены она получила отличные оценки. Только по географии и математике у нее были четверки. Но это никак не может ей помешать получить направление из комитета образования на работу сельской учительницы куда-нибудь в глубинку. С плеч Маши будто бы свалился непосильный груз, который она несла так долго, что теперь от сброшенного с плеч груза она как будто бы стала выше, она гордо подняла голову и с уверенностью смотрела далеко вперед.
На следующий день в гимназии был выпускной бал. По этому торжественному поводу был приглашен духовой оркестр. В женскую гимназию были приглашены родственники, друзья, молодые кадеты. Выпускницы все были в белых передниках и темных платьях, некоторые в белых платьях. В косы были вплетены белые ленты и приколоты цветы. Повсюду были букеты цветов. Весь зал был наполнен благоуханием сирени, черемухи. На лицах были радостные улыбки, то тут то там раздавался смех, веселым колокольчиком звеня под сводами зала. Пары проносились в вихре вальса. Анна счастливая кружилась в вихре вальса с таким же курносым кадетом, как и она. Что же говоря о Маше, то она сегодня была королевой бала. За последние сутки Маша превратилась из простой скромной девушки с большими карими глазами и вьющимися темно-каштановыми волосами в прекрасный цветок. В ее глазах теперь не было ни капли сомнений, ни капли неуверенности. В них теперь искрился смех, и плясали «чертики». Она смеялась и веселилась. Ее на перебой между собой приглашали молодые люди, братья ее подруг по гимназии и молодые кадеты. Даже молодой учитель географии осмелился пригласить ее на тур вальса. От этого приглашения у Маши подкосились колени, но она взяла себя в руки и даже посмотрела своими распахнутыми глазами в его большие глаза.
-Так какие же у Вас планы на будущее, Мария?-спросил ее преподаватель с дрожью в голосе.
Маша улыбнулась ему своей очаровательной улыбкой, от которой у молодого преподавателя быстро забилось сердце и ответила:
-Дмитрий Ильич, а я давно уже все решила, чем буду заниматься.
Буду следовать своему плану. Завтра же обращусь в комитет образования с прошением о направлении на работу учительницей в сельскую школу.
-Учительницей?-спросил преподаватель.
-Да. А чему Вы удивляетесь? Ведь Вы же педагог. И ,наверное, им стали по призванию. Вот и я тоже с детских лет мечтала о судьбе скромной сельской учительницы. Я сама выросла в глуши, в лесу, на заимке моей матери. И хорошо знаю, как живется простому крестьянину, не будучи грамотным. Как ему не хватает порой элементарных знаний. Он не может не написать письмо сыну в город, или в армию, не может даже написать своего имени. Он зачастую попадает из-за своей безграмотности в такие ситуации, что порой ему может помочь только сам Господь Бог.
- О, кто бы мог подумать,Мария, что в Вашей красивой головке такие вольные мысли.
-Да не вольные вовсе это мысли, Дмитрий Ильич.. Это просто человеческое отношение к нашим близким, желание помочь. Вы же сами слышали, сколько открывается сельских школ в Поволжье. А кто,если не такие же, как я молодые учителя поедут туда?
-Мария, но Вы ведь не созданы для сельской жизни. Насколько я знаю Вы из благородного рода, и довольно не бедного. Вашего деда, Алексея Ивановича Морозова, знали везде и еще помнят до сих пор. Ваша мать, Анна Алексеевна, закончила Смольный институт. Так что же Вас гонит в глушь? Не понимаю.
-Дмитрий Ильич, Вы же верующий человек, и должны знать о сострадании, должны меня понять. Поверьте, это не блажь. Я давно,еще с детства об этом мечтала . Мои родные меня тоже не понимали, но теперь, я думаю, с этим смиряться.
-О, за разговорами, мы и не заметили, как закончилась музыка,- рассмеялся Дмитрий Ильич,- Спасибо, Вам за тур вальса и за беседу. Интересная Вы девушка, Мария Степановна. Желаю Вам, как своей коллеге, не спорьте, не спорьте,- остановил он взмахом руки ,пытавшуюся что-то сказать на это Марию,- я верю, что из Вас выйдет настоящий педагог. Не стану Вас больше отговаривать, вижу ,что у Вас цель вполне ясная, и определенная. Желаю Вам добиться в этом деле успехов. Будьте сильной и мужественной, я думаю Вам это пригодится. Вас будут ждать большие испытания. Да и нас они не обойдут стороной. Особенно теперь.
-А от чего же- теперь? Чем день сегодняшний отличается от вчерашнего?
-Так ходят слухи, что могут объявить мобилизацию. После убийства эрцгерцога Австро-Венгрии — Фердинанда и его супруги среди народа ходят волнения и разговоры только о войне. А, как известно, слухи на пустом месте не рождаются.
-Да, не приятные новости. Будем надеяться, что войны не будет.
-Мария Степановна, еще раз спасибо,- поклонился Маше Дмитрий Иванович и отошел в сторону.
Мария, встала около окна и глубоко задумалась о новостях, которые сообщил Дмитрий Ильич. Около нее проносилась в вихре вальса пары, но она их не замечала, не слышала ни разговоров, ни смеха, ни музыки. Очень скоро она ушла с выпускного вечера домой, в старый добрый дом-отшельник, с которым она собиралась распрощаться навсегда.


Через день Маша, подъезжала на нанятой двуколке к заимке. Стоял солнечный теплый день. Ослепительно сияло солнце. Блики солнечных зайчиков отражались от мокрых, от только что прошедшего летнего дождика, листьев. Мерно выстукивали по пыльной дороге подковы лошади в такт вальса, который снова звучал в головке Маши. Настроение было отличное. В сумке лежало долгожданное направление на работу в только что открытую сельскую школу далеко от сюда. Теперь ,наконец то, Маша заберет Анну с собой, как и обещала давно. Вместе они начнут новую жизнь, не будут зависеть от Степана, теперь Маша сама сможет зарабатывать на жизнь. Не придется Анне каждый раз кланяться перед Степаном, не придется выслушивать его оскорбления и издевательства.
Вот уже из-за поворота показались ворота заимки. Но что-то странное показалось во всем облике этого, забытого всеми, места. Стояла непривычная тишина. Подъехав ближе, Маша увидела во дворе чужую двуколку и каких-то не знакомых мрачных людей. Вдалеке прошел, опустив понуро свою седую голову, дед Семен. Быстро по двору пробежала Стеша, неся в руках таз, даже не обратив внимание на вновь прибывших. Сердце Маши сильно забилось в груди от предчувствия чего-то страшного, нахлынувшего на нее холодной волной. Она быстро спрыгнула с коляски и на ватных ногах пошла к дому. Она поднялась по ступеням крыльца. Дверь распахнулась, из дома вышел Степан.
-А, Маня,- произнес он каким-то глухим, трагичным голосом, но с каким-то
облегчением,- здравствуй. Проходи в дом. Там мама. Иди, теперь уже скоро.
«Что скоро?»- подумала про себя Маша, боясь подумать о том, что он имел ввиду. Она вошла в горницу, из нее вышел незнакомый пожилой человек с саквояжем в руке и с закатанными рукавами рубашки. В комнате пахло чем-то непонятным. «Лекарствами,- подумала Маша,- и нашатырем». На диване лежала незнакомая женщина, худая и вся седая. Все черты ее заострились, на лице была печать приближающейся смерти. Она открыла глаза и в ее взоре Маша увидела знакомый теплый блеск. Слезы из глаз Маши хлынули потоком.
-Мама, мамочка,- кинулась с протянутыми руками к Анне Маша и упала перед ней на колени,- Что же это? Мамочка? Как же это? -Маша уткнулась в грудь Анны, поливая ее слезами и гладя холодные руки своими, пытаясь их согреть.
-Доченька, это ты. Как долго я тебя ждала, доченька. Видишь, как получилось. Заболела я.
-Мамочка, ты поправишься. Обязательно поправишься. Мы уедем отсюда далеко. Я и ты- вместе. Мамочка, у меня теперь есть специальность. Твоя дочь будет учительницей.
-Машенька, все это теперь будет без меня. Видишь, недолго мне осталось.
-Нет, мамочка, нет. Ты обязательно поправишься.
-Не перебивай...Послушай,что я скажу. Ты не оставайся здесь. Уезжай. Не позволяй вмешиваться в свою жизнь Степану... Знай, он тебе не отец. Твой отец умер еще до твоего рождения. Звали его Сержем Бурре, он был инженером, родом он из Франции. Но судьбе было угодно, чтобы он погиб, так и не дождавшись твоего рождения... Как не будет тебе трудно, не возвращайся в этот дом, не обращайся за помощью к Степану. Иначе быть беде, он и твою жизнь погубит, как погубил мою,-тихим шепотом звучал голос Анны в комнате, перемеживающийся свистящим кашлем, вырывающимся их впавший груди ,-Машенька, будь сильной. Ты остаешься одна. Но одна ты не будешь, с тобой останется мое благословение и Бог. Верь, когда тебе будет трудно- молись, Бог тебе поможет.
Анна замолчала, а Маша продолжала гладить ее руки и лицо. Они смотрели друг на друга с теплотой и любовью. Так и ушла Анна, с любовью и миром в сердце.
Последующие два дня прошли для Маши, как во сне. Она ходила по дому, как сомнамбула, никого не замечая, ничего не говоря. И постоянно присаживалась около гроба матери, подолгу смотрела на ее лицо. Теперь оно было не таким печальным, казалось, она улыбалась. Оно было все и всех прощавшим .
В комнату постоянно заходили люди, знакомые и не знакомые. Кто-то что-то говорил Маше, кто-то ее обнимал. Приходил священник, его привез из города Степан. Провели отпевание.
Анну похоронили в городе рядом с родителями. Хоть за это можно было поблагодарить Степана, а может быть принять это решении помогла Катерина. Кто его знает.
На следующий день Маша собрала вещи. И сообщила всем, что уезжает работать. Степан и Катерина не стали возражать, им уже давно было не до нее. Лишней проблемой станет меньше, тем более, что Маша не стала просить свою долю наследства. Катерина отдала Маше обручальное кольцо Анны, портреты Алексея Ивановича и Марии Ильиничны, большое старинное зеркало и настенные часы с боем часового мастера Бурре, как про себя подумала Маша- память об ее отце- Серже Бурре. «Вот и все наследство,- усмехнулась Маша про себя,- что досталось ей от деда. Ну и ладно, будем начинать новую жизнь». Не думала Маша, что ей придется так быстро повзрослеть. Вот и пригодились пожелания мужества и силы Дмитрия Ильича. Еще через день Маша со своим нехитрым имуществом ехала поездом навстречу к новой жизни.



Глава II

Приехав рано утром на небольшую станцию, Мария взяла в руки небольшой чемоданчик и сумку с часами и зеркалом, попрощалась с попутчиками, с которыми она провела последние сутки в купе, вышла на перрон маленького полустанка. В глазах еще блестели слезы. Но Маша улыбнулась и гордо вскинув голову, смело пошла в конец привокзальной площади, если можно было так назвать поляну, поросшую травой, злаками, ковылем, васильками и прочими полевыми цветами, и сорняками, на которой паслась корова, и бродили гуси и куры. Поодаль стояла повозка, запряженная понурой лошадью. Возле нее суетился какой-то старичок. Он укладывал на повозку какие-то ящики, тюки и узлы. Вдоль дороги, на которой стояла повозка, рядком стояли деревянные домики большие и маленькие, позажиточнее и победнее. Возле домиков на скамейках сидели старухи и старики . По пыльной дороге бегали босоногие ребятишки. Маша решила обратиться за помощью к старику у повозки. Может быть он подскажет, как добраться до деревни , куда она получила направление из комитета образования.
-Здравствуйте, дедушка,-обратилась к старику Маша,-Не подскажите,как мне добраться до деревни И-ки?
Старик вздрогнул от неожиданности и повернулся к Маше.
-И-и-и..., барышня, от куда такая ?- прошмыгал беззубым ртом старик.
Маша улыбнулась ему и еще раз спросила,- Дедушка, как мне добраться до И-ки, и может быть подскажите где мне нанять повозку?
-Ну так, за полтинник и я сгожусь. Мы вместе с моей Звездочкой мигом вас домчим до И-ки.
-Ну и хорошо, дедушка. Значит ,договорились. Мне просто Вас сам Бог послал,- а может быть и не Бог,- улыбнулась про себя Маша, подумав об Анне, и положила свой чемоданчик в повозку. Следом туда последовали часы.
Старичок вертко,как-то бочком подпрыгнул и уселся на краешек повозки.
-Мы Вас, барышня, довезем туда еще до обедни. Здесь совсем недалеко.
Маша залезла в повозку и села на какой-то тюк.
-Но, родименькая, поехала,- дернул вожжами старик.
-А зачем Вы туда едете, барышня? И одна? -спросил через полчаса молчаливой езды старик у Маши .Всю дорогу он одним глазом косил в ее сторону, и качал головой. Вид Маши, одетой богато и чисто, никак не вписывался в этот пейзаж. Вокруг было все убого,серо и пахло беднотой.
-Я, дедушка, туда еду на работу. Буду работать учительницей в местной школе.
-О-о, как. Учительшей.. А я то все в толк никак не возьму, все думаю, и зачем в наши края едет такая барышня. В нашем-то захолустье не то что школ, и в помине не было, а и из города-то и начальство не заезжает. Край-то у нас бедный, им и поживиться здесь не чем. Что с нас возьмешь? Беднота одним словом. ..Так говоришь к нам учительшей...Цивилизация стало быть и до нас дошла-а...А что то я ,как посмотрю, вещичек то у тебя маловато. Сама-то смотрю не из бедных, а имущества никакого, али кто посля привезет? А?
-Все мое имущество, дедушка, это вот мой чемоданчик, да часы-память об отце и матери,- улыбнулась старику Маша.
-Па-амять! Говоришь. Сирота что-ли?
-Сирота, дедушка...А до деревни еще далеко?
-А во-он она,-ткнул вниз в сторону реки, где по берегу извилистой речки были разбросаны домики. Домики были построены без всякой планировки, улиц не было и в помине. Каждый дом гордо стоял в одиночестве, особняком.
-Дедушка, а почему все дома разбросаны? И улиц нет.
-А от того это, милая, что народ здешний, как их домишки, все сами по себе. Вроде бы живут вместе, а все- таки каждый сам по себе. Когда-то это место облюбовал себе бежавший с каторги политический заключенный. Построил себе на берегу речки домишко. Начал охотится вон в том лесу, собирал ягоды,грибы, да кедровые шишки. Потом как-то случайно в речке довелось ему найти золотник. Снес его в город, продал. Да в местной харчевне решил это дело отметить. Выпил с мужиками лишнего, да имел глупость рассказать про свой улов, так сказать. Ну и зачастили сюда мужики из города. Некоторые поселились. Начали мыть золото. Да сколько не мыли, все толку мало. Нет его здесь. Бывает такое. А уезжать обратно не стали. Так и остались здесь. Место это мало кто знает. Здесь и еще поселились семьи бывших заключенных- политических. Да ты с ними скоро сама познакомишься.
Повозка стала медленно спускаться с пригорка. Маша спрыгнула на землю и решила пройтись рядом с повозкой. Место сверху было красивым, а какими-то будут люди? Добрыми или не очень? Как-то они встретят новую учительницу?

Маша с дедом через некоторое время подъехали к дому сельского старосты. На крыльцо дома при приближении повозки вышел коренастый мужик и с прищуром посмотрел на прибывших.
-Эй, дед, кого это ты к нам привез?- грузно спускаясь по скрипучим , грязным ступенькам, сказал староста.
-Дык, это- учительша к вам. Цивилизацию я к вам привез, Демьян Христофорыч,-улыбаясь, ответил дед .И натянул поводья, останавливая повозку около крыльца.
- Цивилизацию! Кхе-кхе, - посмеиваясь, отвечал староста.- И где это ты таких слов то нахватался, дед?
- Так я ж, Демьян Христофорович,- стягивая шапку с головы и зажимая ее в кулаке,сказал гордо дед,-теперь как-никак городской.
- Ты-ы-ы,- засмеялся мужик,-городской? И с каких-это пор Шим-ка стала городом. Может быть с сего дня или со вчерашнего? Чтой-то до нас сие слухи не дошли,- продолжал смеяться мужик.- Ох и насмешил, дед, .давно я так не смеялся. Цирк да и только.Ну. ладно, показываете, барышня, свои бумаги. По-о-смотрим, что нам пишут власти,- он полез в карман жилетки и вытащил оттуда очки , одно стекло которого было разбито, а дужки оправы торчали в разные стороны. Мужик их долго примерял на нос и укладывал дужки за уши.
Маша стояла рядом с дедом, случайным своим попутчиком , и с любопытством оглядывала деревню. Дед говорил, что живут здесь странные люди. Что нет здесь никакой работы для крестьян, кроме охоты, собирания ягод да грибов, ну еще и шишек. Но только вот странное дело, никого кроме вот этого мужика- старосты, никого не видно, даже стариков, да старух, как обычно водится, сидящих на завалинках и праздно беседующих о житье, да щелкавших семечки и орехи, нет.
- Ну вот, что барышня, Ма- ри-я Сте-п-п-п-а-новна , прочитал по слогам в направлении, староста,-будем знакомится! Я, здешний староста, так сказать- власть. И мое слово здесь закон для всех. И для вас теперь тоже, коли вы приехали ко мне. Вот мое решение. Школе быть, коли так хотят наши, вышестоящие, власти.
-Дед, ты поезжай. Барышню мы не обидим.,- он грузно поднялся по ступенькам и крикнул кому-то в открытую дверь,- Я скоро буду!- и спустился обратно по ступенькам на пыльный двор.
- Пойдемте, барышня, сейчас определим вас на квартиру. Будете жить у бабы Стеши, солдатки. Будете ей помогать по хозяйству, а мы ей за вас будем давать дрова. Вот и ладно.
Демьян Христофорович легко подхватил своими крупными, мужицкими руками сумку Маши с ее наследством и повел ее по деревне.
Через три дома они спустились к реке, и около берега Маша увидела маленький покосившийся домик. Еще один домик-отшельник, подумала про себя Маша. Только этот был на много беднее прежнего и во много раз меньше,просто домик-гриб. И как в него входят? В нем-то и для одного места мало, не то, что для двоих. А не простой этот староста. Вон сколько вокруг домов, да намного больше этого, а он нет, выбрал этот, маленький, убогенький. Что же он задумал? Неужели, решил меня таким образом выжить. Наверное, думает, девушка городская, прилично одетая, чистоплотная, вон как резво прыгает в своих городских туфельках через ухабы и лужи, как козлик, столкнется с нашим убожеством и нищетой, и быстренько уберется в свой город. А нам без этой цивилизации прекрасно живется. Зачем она нам? Лишние хлопоты. Так подумала на старосту Маша, и не ошиблась.
Странная пара, староста и Маша, шли по деревне, а за ними из окон, и через щели заборов следили любопытные взгляды крестьян, то просто праздные, то любопытные, то злые. Но никто так и не показался на глаза Маше во время всего их пути.
-А где же жители?- спросила, не выдержав, Маша, у старосты,-Извините, но почему вокруг нет детей. Я понимаю, что взрослые должно быть занимаются хозяйством, или какой-нибудь другой работой. Но дети-то должны быть. Пока мы шли, я что-то ни одного ребенка не заметила.
-А их не так уж и много. Семь мальчиков и две девочки. Они дома, не беспокойтесь. Играть им некогда. Они работают, как и их родители. Даже вот и не знаю, когда же вы их будете учить? Придется провести беседу с сельчанами.
Маша и Демьян Христофорович за беседой подошли к домику-грибу. И староста громко забарабанил кулаком в дверь, так что от неожиданности Маша вздрогнула. Увидев это, староста ухмыльнулся, - Я забыл сказать, что старуха глуховата, а так увидит, что дверь ходуном ходит, так и откроет.
Тут вдруг дверь распахнулась настежь и из нее вынырнула маленькая сгорбленная старушка, опираясь на клюку. Она была во всем черном. Платок был низко сдвинут на глаза, и прикрывал все что можно было прикрыть. Все ее одеяние тоже прикрывало все части тела, так что под ее одеждой плохо различалась её фигура. Боже милостивый, подумала Маша, так она или староверка или еще какая-нибудь сектантка. Староста, и на этот раз заметил реакцию Маши, его глаза засверкали от сдерживаемого смеха.
-Вот, баба Стеша, тебе постоялица. Принимай. Люби и жалуй. Барышня, направлена из города. Учительница. Будем открывать здесь школу,-прокричал Демьян Христофорович чуть-ли не на ухо старухе,-Она будет тебе помогать по хозяйству. А мы тебе к зиме дров привезем. Мерзнуть не будете.
-А почему ко мне, Демьян? Что в селе больше нет домов?-гневно прошамкала беззубым ртом, старуха,-Не нужны мне постоялицы. Найди другой дом, Демьян. Еще что удумал.
-Но-но, командирша, как я сказал, так и будет. Не забывай, дрова дам бесплатно,-прокричал староста. Тут началась перебранка между бабкой и Демьяном. От шума из распахнутой двери вылетела и со всех ног пустилась наутек в сторону от дома черная кошка. Боже мой, подумала Маша про себя, черная старуха, черная кошка. Просто не дом, а логово ведьмы.
-А может быть, Демьян Христофорович, мы найдем другой дом,-с надеждой в голосе, спросила Маша у старосты,- кто возьмет меня на постой. Мне совсем не хочется смущать бабу Стешу,-а про себя добавила, соглашайтесь и пойдемте быстрее отсюда.
-Вы, барышня, не бойтесь, она не такая страшная и злая.
Старуха в ответ на эти слова, размахнулась клюкой и ткнула в грудь Демьяна Христофоровича не сильно, а слегка, как бы в целях воспитания.
-Эй, бабка, не драться,- воскликнул староста,- А то сейчас передумаю и взаправду пойду в другой дом. И не получишь дров!
-Ладно, Демьян, заходите в сенцы. Что зря стоять на пороге,- и при этих словах задом и как-то бочком нырнула в дверь, а за ней втиснулся староста. Маша еще с минуту постояла на пороге, все никак не решаясь войти. Её мысли как-то спутались от такой встречи и от такого начала её карьеры. Но потом подумав, что другого варианта трудоустройства не будет, решила смириться с возникшей ситуацией. Ну ладно, поживем -увидим, и решительно шагнула в дверь...



...В начале сентября, в небольшом домике , не далеко от домика-гриба, Маша, а ныне Мария Степановна — учительница сельской школы, встречала своих первых учеников. Пусть их было не много, всего семь мальчиков и две девочки, но это были самые настоящие ученики , а она- их первый учитель. Маша вела первый свой в жизни урок. Она с улыбкой на лице и по-доброму смотрела на детей. Подбадривая их, хваля за ответы, Маша улыбалась, а в глазах стояли невольные слёзы. Слезы радости и огорчения. Радость от того, что ей все-таки удалось добиться своего и стать учителем, как об этом мечтала, и слезы боли, что нет родного человека рядом- Анны. Мамочка, как мне не хватает тебя, думала Маша. Ну почему ты так рано ушла?...