Переломный возраст ч.2

Переломный возраст ч.2
 
 
Имея двухлетний перерыв в учебе, Федор пытался убедить директора школы, что он самостоятельно занимался математикой, физикой, меньше – языком и другими предметами, но сумеет нагнать своих сверстников. Ему дали месяц испытательного срока и приняли. На первом же занятии, которое проводила высокая и чуть странная математичка Нина Минновна, произошло небольшое недоразумение. Дабы ученики друг у друга не списывали, училка умудрилась каждому свое задание выдать, сама же к окну подошла и любовалась происходящим на улице. Минут через десять она заметила, что новичок Сигалов также в окно смотрит.
— Новичок, почему не решаешь? Что? И какой ответ, изволь тогда узнать? Удивительно, но правильно… Покажи тетрадь. По каким формулам решал, поясни? Как, по своим, что сам вывел?.. Сам значит, потому что не учился. В детдоме был, домой добирался долго, но теперь-то нормально у тебя с семьей? Опять сам, значит… Нет, так далее не пойдет (очень громко), с завтрашнего дня после уроков со мной заниматься будешь, понял, каждый день пока… Вместо простейших формул тетрадь испачкал. Сядь, Лобачевский. Не голоден? Хорошо. Ну, а ты, Трофимов, что покажешь? Ни- че-го…
Еще преподаватель русского языка признала, что Федор на каком-то старообрядном языке изъясняется, поэтому пригласила его к себе по субботам, чтобы он вслух ей читал Пушкина, Тургенева во время проведения ею хозяйственных работ по дому. Малярничать же он продолжал во вторую половину дня, после школы, ему пошли навстречу.
Несмотря на занятость, он реже, но посещал своих друзей. У Игоря отец был очень озадачен полученным письмом из французского посольства, где сообщалось, что его разыскивает Изабелла Курт, по мужу Иванова, и Николай Иванов-сын. Вышеназванные лица просят сообщить о возможности встречи с г. Ивановым А.В. по вопросам взаимного опознания и окончательного определения наследника по имуществу. Старого дворянина все это застало врасплох, он давно считал себя отрезанным от той жизни. Более десяти лет после революции Александр Владимирович неустанно посылал письма с запросами о поисках родственников в Центр российской помощи дворянам, расположенный в Париже, и ничего не находил. Его, пропавшего, никто и не искал все эти годы. Так он расценивал происходящее, молча переживая обиду.
В последний момент, вчера, Изабелла Леонардовна изменила свое намерение и пригласила А.В. Иванова на встречу в Москву, в посольство французское, дабы эту «сожительницу простолюдинку» не видеть, пояснила она – унижаться не хочет. В итоге сын Николай сам к отцу приехал, вынужден был, отец отказался куда-либо ехать. В доме у Игоря, конечно, готовились к встрече: стол большой сервировали, хороших вин купили, фруктов. Федя с Игорем тете Маше помогали – приносили, уносили, капусту резали, фарш крутили. Тетя Маша при этом все делала молча, понуро, считая в душе, что счастье ее кончилось, и Саня к жене образованной вернется, ее оставит. Но вида не подавала, крепилась, изредка, правда глаза утирала. Еще, она купила Сане с рук приличную белую рубашку, туфли черные к костюму. Нелли с животиком уже была, заметным, Серго ее неузнаваемым стал: заботливым и покладистым, излучал радость от предстоящего отцовства.
Тридцатитрехлетний Николай Иванов мог документов в этом доме не предъявлять, ибо был точной копией своего отца, как и Игорь. Надо же природе слепить таких красавцев: картавых, скромных и голубоглазых на одно лицо. Нелли же красотой превосходила братьев, но сходство ее с Ивановыми также было узнаваемо. Николай при встрече с отцом очень волновался, переходил на французский, в конец размяк и отца обнял, прослезившись. Отец хорошо сына принял, как и Нелли с Игорем.
— Маша, поди сюда, родная, познакомься с моим старшим, Николаем. А эта – мой ангел небесный Мария Илларионовна. Идите все ко мне, дети, рядом сядьте. Маман, говоришь, мне письмо отписала? Долго же писала, но это потом. А сейчас к столу.
Застолье прошло на высоте, много говорили, радовались встрече, и под конец Нелли романсы пела под гитару Серго. Николай вскакивал и целовал всех, утирая глаза:
— А маман говорила, что отца спасать надобно, с собой поехать велела уговорить… Да я сюда сам семьей приеду к лету, с женой и внуками познакомлю деда… и всю семью. Что? конечно могу песню французскую спеть.
*
В письме же, которое перед сном прочитал Сан Владимирович говорилось, что Изабелла готова простить мужу порочную связь со швеёй, но что касаемо нажитых детишек, то знать их не хочет, пусть с матерью своей безграмотной живут. Денег немного готова отдать. Бывшая предлагала вспомнить на досуге страстные встречи их молодости на крымском побережье в 19ХХ… «Расставание многолетнее было испытанием для нас, любви нашей, и т.д. Есть, мол, возможность восстановить гнездо семейное. Бог смилостивился, поэтому… вернуться и обиды забыть…»
— Николай, позовите мне старшего сына. Расскажи, дорогой, мне про Корневицкого Эдварда, знаешь его? Так и предполагал, что при мамане всегда состоял, вместе ездили на сборы знати русской и, очень похоже, дружили, а ты с бабулей жил все годы.
Бабуля, решившая дарственную оставить на имя внука Николая, пригласила нотариуса и двух свидетелей из своих, бывших. Вот они и сообщили бабуле, что сын ее, Саня, жив, публиковаться собирается, адрес есть его, и т.д. Поэтому и появилось новое завещание на большое состояние родовое, где наследник обозначен уже сын, а не внук. Далее был скандал в семействе дворянском, после чего бабушка померла, Корневицкий исчез… и вот – поездка сюда. Николай понимает, что маманю деньги погнали сюда, а он просто отца повидать захотел, поэтому здесь, и рад. О себе же он еще поведал, что бабушка позволила ему выучиться на доктора для животных, с которыми дружит, домик ему купила в провинции. Затем он женился на хорошей француженке Эве, которая и русский ради него и детей выучила. Тоже работает, она ведущая актриса театра «Одеон», красивая, кажется. Николай сказал, что случайно с ней познакомился: у Эвы песик заболел, к нему приехала с ним, и не уезжает уже десятый год. Два сына растут – Владимир и Саня, нормальные ребята. Слуг нет, Эва сама хозяйничает в доме.
Затем Александр Владимирович рассказал сыну о своей жизни, плене, мытарствах, встрече с Машенькой, которая его вернула к жизни. Что касается детей, то Николай видел, какие это сокровища – Нелли и Игорь, о Машеньке уже сказал.
— По запросу же мамани, и моей бывшей, ответ будет обязательно. Серго-юриста попросим составить. Так что отдыхай, Коля, присмотрись. Устал я. спокойной ночи. Машенька, где ты? Все слышала? Хорошо. А вот поясницу продуло, видимо, болит очень. Приляг, дорогая, рядышком и прогрей. Хорошо-то как. Поплакать хочешь, зачем?
*
На общем сборище перед отъездом, Серго объявил, что наследником достояния дворян Ивановых по заверенному нотариусом документу определен Николай Александрович Иванов. Однако  распоряжаться средствами он может лишь после согласования с братом и сестрой, ибо наследство должно стать материальной базой для последующих поколений многочисленного рода Ивановых.
Что касается мадам Курт И., то ей разрешается проживание в доме, принадлежащем Иванову Н.А., без права продажи, сохранив за ней помесячные пособия, что сейчас получает.
Конечно, Николай чувствовал неловкость от предстоящих отношений с маман, пообещав сохранить богатство рода, ему порученного. Почти главное изложил. Николая на вокзале провожала семья, он с поцелуями обошел всех, Марии Илларионовне поклонился и руки ее к губам поднес, выразив благодарность за все.
Игорь же с Ритой опять поругались вдрызг, и он опять за помощью побежал к Федору, где уже Рита излагала причины ссоры. Вам смешно, правда, но таковы они.
*
Война проклятая кончилась неожиданно радостным криком «ПОБЕДА!» и взаимными поздравлениями людей повсюду, знакомых и незнакомых, которые обнимались, целовались и плакали. А тут еще весна, солнце, цветы и песни радости и надежд на улицах, в школу не ходили аж три дня. Потянулись поезда с победителями с запада, их радостно встречали. В школе патефон во дворе поставили и танцы для офицеров организовали. Бледных училок было не узнать от ярких блузок, завитушек на голове, красных губок и улыбок. Гуляли всю ночь, до самого отхода поезда далее на восток, домой.
Ну и… через промежуток времени Федору велено было к Нине Минновне домой прийти на дополнительный урок: болеет она, ему сообщили. Училка, не то, что лежала, она прыгала, кричала, горячие ванны ног принимала, гантели выжимала и выдала ему:
— Видел дуру, Феденька? Вот она, смотри. Ты умный, поймешь. Лица даже толком не видела, темно было. Да, поздравь – залетела. Беременна я, понимаешь, и что делать – не знаю… Смотри, уже животик есть. Умереть мне надо, заслужила… (плачь сильный). Ой, мамочка! К маме поеду, увольняюсь. Отнеси заявление, Сигалов, в канцелярию, и кислых огурцов мне купи. Держи деньги. Картошечки немного еще… Ой, мамочка моя! Чего стоишь, беги скорее.
Подойдя к канцелярии Федор Анастасию Ивановну –  учительницу литературы, встретил, поздоровался и растерянно смолк.
— Ты что, Сигалов, беременных женщин не видел? У них, бедненьких, животики растут, как у меня, видишь. Счастье-то какое, ребенка ждать!.. Да не одна я, а шестеро уже нас, учительниц… Что, и седьмая есть, Нинка? Вот дает математичка, поздравь подругу по… Что хотел то, Федор? Ничего. Тогда дуй отсюда. Стой, дай огурчик куснуть...
 
Юра Козенков выглядел очень даже плохо, почти не вставал, но старался бодриться, улыбался, но глаза выдавали. На улицу более недели не выходил, не мог, через окно на мир смотрел. Усевшись на свое место, Федор взглянул в зеркало и увидел эту, так волновавшую его, прекрасную женщину. Она заметила его, но он на этот раз взгляда не отводил, а смотрел с сочувствием в ее глаза. Затем Елена Федоровна зашла к ребятам, как обычно, сына поцеловала и ручкой нежно по голове Феде провела. А Юра, попросив маму оставить их, пытался сегодня поведать другу о чисто мужских секретах. В частности, он хотел научить Федю, как без женщины удовольствие получить при помощи… Но друг сказал, что читал про это где-то и мечтает по нормальному чтоб получилось у него, с женщиной, как принято. Про любовь романтическую много говорили, из книжек почерпанную конечно, ибо, глядя на соседских девчонок, не верилось, что они способны на чувства – дуры-дурочки одни. Самочувствие Юры обходили стороной, чтоб не омрачать общение. Юра еще показал целую коллекцию собранных им иллюстраций женских фигур знаменитых художников, где дамы очень соблазнительно выглядели и будоражили воображение. Затем, что-то вспомнив, мать позвал и попросил ее найти проектор с кассетами картин художников. Елена Федоровна сказала, что ей помощь нужна, чтобы достать проектор из верхней антресоли спальни. Взобравшись на табуретку, Федор долго там ковырялся, перебрасывал коробки, но нужное не нашел. То же еще в двух кладовках произошло. В следующей, дальней комнате, тоже была антресоль, но поиски делать здесь должна была сама хозяйка, там личные предметы сложены. Женщина принесла табуретку, стульчик сверху поставила и предупредила Федю, что ее поддержать придется – упасть боится. Долго простоял гость в обнимку с прекрасными ножками, пока прозвучало: «есть». Ему дама передала коробку и качнулась чуть, упав всем телом на парня. В таких крепких и надежных объятиях бедная женщина сроду не была, поэтому затихла и, увидев очень близко глаза его, на пол ступила, смутившись как-то.
— Все нормально, Федя, отпусти меня, вот так. Молодец. Ногу только чуть поцарапала. Подай, пожалуйста, медичку с тумбочки. Вот и йод. Отвернись, не смотри сюда, хорошо. Печет как. И куда отвернулся, хитрец, к зеркалу! Ты забываешь, Федя, что я мать товарища твоего, тебе в матери гожусь. Ты на меня смотришь не по-детски, замечаю, и вбил себе в голову несуразное про меня, наверное. Может, от отсутствия ласки женской так ведешь себя? Мне, дорогой, тридцать семь уже, тебе же пятнадцать будет только, понимаешь? Молчишь? Что, больше не придешь к нам? А Юра как? Сам видел, какой он… Приходи, Федя, очень прошу, ради сына. Спасибо тебе, знала, что не бросишь нас. Что? Смотреть также будешь на меня? Вот упрямец… Бить буду! И не улыбайся.
На восстановление двухэтажки, где Федя работал, шли уже отделочные работы, здание скоро сдавать должны были. Следующий объект, куда строителей перебросить должны были, находился очень далеко от Федора, в Боюканах. Транспорт туда еще не ходил, поэтому он стал место работы подыскивать. В этот же день он тщательно красил двери и рамы окон в предпоследней комнате. Встав на подоконник и держась за раму, стал окно открывать и вывалился вместе коробкой с высоты – рама не закреплена оказалась.
Удар был несильный, на древесную стружку упал, но стекло, разлетевшись, всего его утыкало, особо лицо и ноги (в трусах работал, штаны жалел). Тетя Варя затем более часа, ворча, извлекала осколки, приговаривая, что внимательным быть должен, слава богу, что глаза не пострадали. Конечно, выйти с таким багровым окровавленным лицом никак нельзя было, да и ноги сильно кололись при ходьбе (видимо осколки остались, которые он продолжал потихоньку доставать), поэтому ни в школу, ни к Козенковым не пошел. Последние обидятся, обещался… На второй день к нему неожиданно Елена Федоровна заглянула, ахнула, быстро выслушала как что, и домой побежала, пообещав с медичкой попозже придти.
Федор, после ухода дамы, встал, умылся, причесался, страшное свое лицо в зеркале узрел и опечалился. Брюки из-за сплошных ран и царапин одевать не стал, а достал чистую простынь и укрылся. Почему-то задачи в голову не шли, взялся за литературу, но с книгой в руках думал только о «прекрасной Елене», как про себя даму называл. Он просто лежал и мечтал, и не верилось, что она к нему лично придет, может, даже прикоснется, раны залечит… Счастье-то какое, что разбился и жалость её вызвал...
Мечты нарушили Игорь с Ритой, которые охали и ахали, а под конец тетрадку достали с задачами по математике, с просьбой помочь с решением некоторых задач. Рита, правда, сказала, что «биссектриса» все равно узнает почерк Федора и, конечно, накажет их, но помощь приняли. Федя друзей попросил математичку предупредить, что сегодня к ней на дополнительный урок не придет из-за царапин. Где-то к двум часам Елена Федоровна пришла, обед ему принесла, который велела тут же покушать, пока не остыл. Затем, уложив его, долго-долго извлекала осколки стекла на лице и из мягких частей ног. Еще стрептоцидом раны посыпала, еще раз напомнив Федору, что ей очень неловко под такими взглядами что-либо делать, даже руки трясутся. Поэтому завтра ее не будет, незачем напрягаться, она занята будет покупкой билетов на поезд. Дело в том, что Юре полегчало со вчерашнего дня, какие-то надежды появились у него. Вот и решили они, по его просьбе, к бабушке поехать в Брянск. Она очень рада этому, да и Федя успокоится, правда.
Конечно, весть об отъезде близких уже ему людей его не обрадовала, а наоборот опечалила, Федор впал в уныние. Постучала и влетела математичка. Сообщила, что ей рассказали про аварию, и что она очень сожалеет… Готова оказать посильную помощь. Может в магазин сходить, приготовить еду, постирать что-либо. Посоветовала не падать духом: заживет у него все, как на собаке. Потом покрутилась, показала солидный животик и сообщила по секрету ему, что тот мужчина, ну от которого… приехал, нашел ее. Предлагает узаконить отцовство. А она боится. Нет, не его, а себя. Она же дурная, несуразная, длинная, потом разглядит её и бросит. А ее крики по поводу и без, которые устраивает? Вот и зашла попрощаться к нему. К маме уехать хочет, прямо завтра. Заявление об увольнении написала, Феде оставит.
Федя и сказать-то бедной молодой училке не знал что, но из сочувствия взял ее за руку, погладил и добавил, что более чуткого и хорошего человека в жизни не встречал, и что тот мужчина это почувствовал, коль к ней приехал. Поэтому...
— Так я пойду, Федя, может ты прав… Он на вокзале ждет. Да, вот драже тебе купила, ешь. Слышь, парень, решай и дальше свои задачи не по формулам известным, а по-своему, как привык уже. Где задачник, подай мне его. С пятой по двенадцатую страницу решишь все, понял? Завтра загляну обязательно, проверю. Может купить чего? Мне двадцать три, а что? Чокнутая… Это от математики?.. Как ты смеешь учительницу… Так я на вокзал, Федя? Иду уже.
 
Елена Федоровна не сдержало слово и пришла к нему вечерком с ужином и пакетом лекарств. Федя чуть не подпрыгнул от удивления, издав радостное «ура» и улыбаясь вовсю.
— Чему обрадовался, я всего на минутку. С Юрой хорошо, пакуемся. Поешь, пока осмотрю тебя. Затянулись-то раны твои, молодец. После еды еще полечим. А ноги как, покажешь? Нет, меня стесняться нечего. Этот мешочек тебе принесла. Тут и перочинный нож большой, компас, фотоаппарат. Поел все? Очень хорошо. Скинь-ка простыню. Какой же ты телом взрослый, загляденье. Грудь твою проверим… Так, гладко, царапин нет, а здесь тоже хорошо. С ногами уже лучше. Не болит тут? Чего отворачиваешься? А тут, а здесь, здесь, здесь… Все, Федя, глаза закрой, хватит тебя и себя мучить, девять лет как… как не было. Ну, Федя, держись!
 
На следующее утро тетя Варя постучалась и печально сообщила, что Юра умер ночью.