Лида

ЛИДА
 
Истинно, суетны те, и безумцы,
 что плачут о мёртвых, а не о том,
 что поблек младости цвет золотой!
Феогнид из Мегары.
 
Поздний деревенский вечер, пахнет цветами и скошенной травой. На лавке у забора смеются и грызут семечки девчонки и ребята. Большинство – деревенские, но есть и дачники, один из них – москвич Пашка. Для местных он уже почти свой – иногда помогает колхозному пастуху.
 Только что отмочил очередной анекдот Мишка, парень года на два старше всех, с неизменной, будто приклеенной, усмешкой на лице. И как всегда, громче всех засмеялась Тонька. 
Немного позже к компании присоединилась Лида –  Мишкина родственница и ровесница. Стройная, складная, с  постоянно лезущей в глаза модной чёлкой, она нравилась всем ребятам, особенно Пашке, но «малышня» барышню не интересовала, поэтому на посиделках она появлялась редко.
Девушка села на свободный край лавки рядом с москвичом, ненароком прижавшись телом к обомлевшему от счастья мальчишке. Он застыл, боясь разрушить эту неожиданно возникшую близость… 
– А семечки-то у тебя, Тонька, говно! – заявила Лида, попробовав штуки две-три.
Швырнув остатки в траву, она встала, и не спеша, чуть покачивая бёдрами, удалилась. Пашкины грёзы растаяли от одного грубого слова: богиня отрезвила его не в меру воспарившее воображение, и вечер, не успев распуститься завял. Он тоже поднялся и побрёл к дому. Проходя мимо  грязного, заваленного мусором водоёма вспомнилось, что произошло  здесь в первый день приезда…   
После городской духоты деревня показалась тогда настоящим курортом, и настроение у Пашки было отличным. Прихватив забытую кем-то у сарая удочку, он направился к пруду. Наживил хлеб, забросил…
– Ты чего, совсем офигел?
Рыболов  повернулся на голос. За спиной оказалась девица с облезлым от солнца носом, щёлкающая семечки. Почему-то она сразу Пашке не понравилась.
– Мы сюда мусор сваливаем, а он рыбки захотел! Здесь только комары, вечером увидишь! Я сама здесь детский велосипед утопила, вон там!
Показывая рукой, где должен находиться утопленник, девица как бы случайно положила другую руку ему на талию.
– Смотри вон туда, где бутылка плавает!
В это самое время её ладонь уверенно поползла вниз… Пашка отшатнулся, кровь прилила к лицу.
– Подумаешь, – презрительно процедила незнакомка и направилась к росшим метрах в пяти кустам. Рядом с ними обернулась, задрала подол…
Пашка опрометью рванул на дорогу. Лицо и уши горели, трудно было дышать…
Вскоре он узнал,  что эту бессовестную зовут Тонька.
Авторитет приятелей Павел заслужил в самом начале дачного сезона. Вечером, на той самой лавке начался разговор о покойниках, привидениях и прочих страхах. После очередной жуткой истории Мишка вдруг заявил:
– Кто не струхнёт сходить ночью на кладбище за венком?
Компания притихла. В это время к ребятам подошёл Пашка.
– А тебе слабо? – подначила ещё ничего не знающего москвича Тонька.
Пашка вопросительно пожал плечами, – О чём вы тут?
И, услышав, как-то легко, не раздумывая, согласился. Поход назначили на полночь. Дождались её только Мишка с добровольцем, остальные разошлись спать.     
Освещённая луной тропинка над оврагом привела к заборчику в дальнем конце старого деревенского кладбища. Перешагнув, Пашка медленно побрёл вдоль могил в поисках подходящего венка. Найдя не очень старый и не очень большой, чтобы легче нести, он пошёл обратно. И вдруг возникло ощущение, что местные обитатели всполошились, и сейчас наступит возмездие. Поминутно оглядываясь, Пашка почти бегом добрался до границы, перескочил оградку и устремился к деревне. Холодок в груди постепенно исчез…
Мишка сидел, прислонившись спиной к забору и храпел.
– Вот, держи, – Пашка встряхнул товарища за плечо и сунул ему, ничего спросонок не понимающему, свою добычу.
Утренний сон нарушила бабкина ругань. Сорвав с ошалевшего внука простыню, она прошипела:
– Это ты, паразит, принёс венок с кладбища? Сейчас же неси где взял!
Оказалось, выйдя на рассвете из дому, деревенская дурочка Зинка-Махоня чуть на него не наступила, и подняла несусветный вой. Выскочившие соседи еле её успокоили, а кто-то из ребят подсказал, чья это  может быть проделка. Про то, что последним его держал в руках Мишка, никто, естественно, не знал.
Вернув венок на место, нарушитель, стыдясь собственного суеверия, на всякий случай пробормотал:
– Прости, не сердись, пожалуйста.
…Лето предлагало дачникам то землянику, то малину, то грибы. Кто-то ими просто лакомился, иные делали зимние заготовки, а местным всё это было не интересно и в лес они почти не ходили. Зато карасей в торфяных озерцах ловили все, и в речке тоже купались, особенно в жару. Конец июля плавно перешёл в начало августа. Тогда это и произошло: совхозный коровник проездом посетила делегация из Праги. И надо же, именно в это время там оказалась Лида. Приезжим девушка так понравилась, что ей, единственной, глава делегации подарил бусы из чешского стекла. Пару дней она их не снимала, и в самом деле, было на что посмотреть: гранёные шарики сияли на солнце алмазным блеском. Пашка не мог глаз оторвать от тайной зазнобы, а она, гордо улыбаясь, не обращала ни на кого внимания.
За несколько дней до отъезда Мишка позвал приятеля к себе на двор.    
– Сейчас  кроля забьём, а вечером подходи, рагу из него попробуешь. 
Отступать было некуда. Мишка выудил из клетки за уши крупного кролика и тут же ударил его деревянным молотком по носу. Тот дёрнулся и обвис.
– Готов. Пора шкуру снимать.
– Знаешь, Миш, мне бабка велела вещи собирать, я пойду…
– Вот, все вы, городские, чистоплюи! А мясо любите! Вечером-то придёшь?
Рагу было вкусным, но ел Пашка с трудом, перед глазами повторялась картинка: вот кролик ещё жив, удар…
 
Осеннее утро выдалось солнечным и тёплым – долгожданное «бабье лето». Павел Андреевич сидел в душном переполненном вагоне, глядя в окно на убегающие пейзажи. Он уже и не помнил, когда в последний раз ездил на дачу на электричке. Машина требовала техосмотра, а на участке остались кое-какие дела. Работать придётся в одиночку, зато никто не будет отвлекать.   
      На одной из остановок, провожая взглядом двинувшихся к выходу пассажиров, он заметил сидящего неподалёку крупного лысого старика с застывшей, показавшейся знакомой, усмешкой. В голове завертелся обратный отсчёт. Работа? Нет. Институт? Не подходит. Армия? Мимо. Школа, каникулы? Стоп! Мишка! Мишка из Сосновки. И там было что-то ещё… Блестят на солнце бусы… Девушка… Как же её звали?.. Забыл, а ведь, как тогда нравилась!
Через пару остановок рядом с Мишкой освободилось место и Павел, боясь, что его кто-нибудь займёт, рывком бросился вперёд. Мишка мельком взглянул и отвернулся.
– Простите, вы, случайно, не Михаил?
– Не случайно, Михаил, и всю жизнь им был!
– А меня не узнаёте? Я когда-то летом ещё пастуху у вас помогал.
– Погоди, погоди… Это ты, что ли с кладбища венок припёр? Я его тогда Зинке на крыльцо подкинул.
– Ну, вот, вспомнил!
– Пашка! Вот так штука! Сколько же лет прошло!
– Да с полсотни, не меньше!
– Ну и ну! Ты сейчас здорово занят? А то, махнём ко мне, вспомним молодость, маленько тяпнем.
– Даже не знаю, на даче дел полно…
– А потом на дачу, вместе быстро управимся!
– Ну, ладно, уговорил! Надо будет по дороге в магазин забежать.
– На хрена? У меня натуральная, лучше покупной! И кролем закусим! Картошечка, огурчики там, лучок…
По дороге в деревню они рассказывали друг другу о прожитых годах, о работе, семье…
– Тоньку помнишь? У неё теперь в райцентре два магазина, продуктами торгует. Дочек своих директоршами посадила. Такой себе дом отгрохала! Забор двухметровый, сигнализация. Я позвонил, не открыли. Да чёрт с ней!
– Слушай, а как звали девчонку, которой чехи бусы подарили?   
– Мою двоюродную сестру? Лидка она! У меня теперь живёт.
На подходе к дому Павел запаниковал. Предстоящая неожиданная встреча через столько лет одновременно волновала и пугала: с одной стороны хотелось взглянуть на первую любовь, но понимание того, что за эти годы девушка должна была неизбежно постареть, отравляло всю радость…
 А чего, собственно, ты хотел? – подумал Павел, – Сам давно уже не мальчишка: двое взрослых детей да трое внуков, лысина, вон, во всю голову…
– Ну, что, Пашка, узнаёшь Сосновку?
Мишкин дом почти не изменился, выделялась только крыша, покрытая теперь вместо рубероида блестящей оцинковкой. Рядом с сараем на кирпичах вместо колёс ржавел древний «Москвич». У крыльца, сидя за большим деревянным столом, дородная седая старуха чистила картошку. На ней был неопределённого цвета застиранный халат,  на ногах, несмотря на тёплую погоду, валенки с коротко обрезанным верхом, а на плечах – облезлая кроличья безрукавка.
– Доброе утро, хозяюшка! 
– И тебе не хворать.
– Вы, наверное, жена Михаила?
– Его дома нет, из города ещё не вернулся.
– Да мы с ним вместе приехали, он в сад за яблоками пошёл, сейчас появится.
– И кто же ты такой?
– Я – Павел Андреевич, из Москвы. Когда-то давно жил здесь на даче. Мы с Михаилом дружили. И у него  двоюродная сестра – Лида. Очень хотелось бы её увидеть.
– Так смотри. А я тебя совсем не помню.
– Я ещё пастуху помогал…
– Сказала, не помню, дачниками не интересовалась!
Павел продолжал что-то говорить, а в голове звенело: – Неужели вот эта бабка – Лида? Зачем я только сюда припёрся, работал бы лучше на даче. Уходить надо!
– Лидка, кончай быстрее со своей картошкой, тащи ёмкость, закуску, а я тут яблочек набрал! Кроля разогрей, – раздался Мишкин голос.
Лидия ушла в дом.
– Миш, я, наверное, не останусь, что-то давление…
– Сейчас полстаканчика врежешь, и пройдёт! Я тебе про сыновей ещё не рассказывал: нефтяники оба, в Сибири, и про жену: Люба моя уже два года на том самом кладбище, мы с тобой  обязаны за неё выпить. Лидку муж бросил лет двадцать назад, застудила чего не надо на танцульках, а он детей хотел. После этого у неё много мужиков было: то с  одним поживёт, то с другим… Дом почти развалился, а чинить не на что. Тут Люба заболела, и Лидка к нам заселилась, ухаживала.  После похорон тут и осталась: то ли работница, то ли жена. А хоромы с участком продала.
У стола появилась хозяйка с припасами:
 – Рагу после будет, не согрелось. Давайте по первой, за встречу.
Разлила самогон по стаканчикам и, не дожидаясь мужчин, выпила залпом.   
За столом говорил в основном Мишка. Павел отвечал односложно и почти не притронулся к закуске, заедая спиртное солёным огурцом. Сидевшая справа хозяйка пила молча и не закусывая. 
После четвёртой, а, может, уже и пятой Мишка отправился за сковородкой. Прилично захмелевшая Лидия, вплотную придвинувшись к гостю как тогда, полвека назад, вдруг обхватила его руками и, дыша в лицо, быстро-быстро зашептала: 
 – Миленький, возьми меня отсюда, я тебе, что хочешь, делать буду! Тошнит тут от всех! Забери скорей!
Распахнувшийся халат открыл синие варикозные ноги в грязных валенках. Пашка с усилием оторвал женщину от себя, встал, но уйти и сейчас не удалось – на столе появилась шипящая сковорода с несчастным кроликом.
 – Давай, Пашка, махнём под  рагу! А Лидку не слушай, она всех уговаривает. Кому ты нужна? Наливай, давай, чего сидишь?
Этот стаканчик был последним. Москвич наотрез отказался от продолжения, тем более, что Лида, положив руки под голову, заснула прямо за столом.
– Тогда к тебе на дачу!
– Знаешь, Миша, сегодня я уже не работник, поеду сразу домой.
– Ну, и ладно, давай, хоть до станции провожу.
Они шли по тропинке навстречу грохотавшей за лесом железной дороге. Молчали, каждый думал о своём.
– Ты не в курсе, те бусы у неё ещё остались?
– Остались, в пруду. Муж утопил после развода. Потом собрал чемоданчик и…
 
Терять иллюзии всегда тяжело. Павел, сидя у окна, смотрел на пейзажи, проносящиеся теперь в другую сторону, и клял всё подряд: эту поездку на дачу, машину с её техосмотром, вагон, в котором как нарочно оказался Мишка, а особенно – своё любопытство, обернувшееся таким тяжёлым разочарованием. Он чувствовал себя постаревшим, потерявшим значительную часть душевного равновесия и интереса к жизни. Лучше бы сегодняшнего дня вообще не было! Да ещё этот кролик. 
Пьяная неопрятная старуха в выцветшем халате…
Алмазная россыпь на девичьей шее и счастливая юная улыбка…