Измеряя пустоту. Пролог. Глава 1. Глава 2

Пролог

Неизвестный как-то сказал: «Если бы у каждого человека было законное право хотя бы раз в жизни достать кольт сорок пятого калибра и прострелить врагу голову, люди стали бы добрее». Мудрое и достойное высказывание, не правда ли? Но как кажется мне, не все способны прострелить чужую голову, даже в минуты ослепляющей ярости, холодящего жилы страха и всепоглощающей ненависти. Всё потому что, они слишком слабы, никчёмны и слишком усердно жалеют и трясутся над своим собственным эго. «Моя совесть съест меня с потрохами», «Я не прощу себе этого», «Я не смогу жить с грузом на душе, с камнем на сердце» — говорят они.
Конченные эгоисты.
А в то же время, они так сильно жаждут царствия справедливости, с таким рвением выступают за борьбу со злом… Но какими методами? Верой, покаянием, смирением и покорностью? Они надеются, что за них мир от зла очистит кто-то другой, не они. А если и они, то потом, не сейчас, сейчас ведь нужно детей забрать из детсада, бельё из прачечной и успеть в бакалею.
Конченные эгоисты.
Здесь можно сделать логичное умозаключение: как правило, сегодня никто не способен убить другого, если, конечно речь не идёт о закалённых и матёрых преступниках-рецидивистах. Но это не единственное исключение из данного правила.
 
  

Часть 1: Путь истинный

«Итак, будьте совершенны,
как совершенен Отец ваш Небесный».
(Евангелие от Матфея. 5:48)

Глава 1

 … – Хорошо, — растянув последнюю «о», молодая дерзкая учительница ехидно поморщилась – В своём докладе, перечисляя компоненты диффузионного аэрогематического барьера, вы упомянули про  истонченный участок цитоплазмы эндотелиоцита капилляра. Не могли бы вы кратко раскрыть нам сею тему?
Она бросила на меня свой резкий издевательский взгляд. Мне он очень знаком. Я часто встречался с таким. И уже одному обладателю такого взгляда, он стоил дорого, а второй, к его счастью, отделался лёгким испугом.
— К сожалению, я затрудняюсь ответить на Ваш вопрос, — я проглотил комок гнева, давивший на мой кадык и, кажется, даже смог умерить свой пыл и наливающиеся кровью глаза. Ну, знаете, как у быков на родео.
Учительница усмехнулась.
— Значит, вы оперируете понятиями, которых не понимаете?...
Ртутный столбик гнева в моей голове стал неукротимо расти.
— Я… я понимаю, просто… — толи от гнева и злобы, то ли от некой растерянности мысли в голове стали метаться в бешеном хаосе. Напряжение нарастало.
— Просто что? – и снова эта ехидная улыбочка.
Я не выдержал.
— Луи, выстрели, — мои слова раздались как смертный приговор в этой огромной пустой лекционной. Хотя, почему как?...
Луи нервно вздрогнул, собственно как и все, находящиеся в аудитории. Учительница недоумевала.
— Что? – робко переспросил Луи.
— Выстрели, — без колебаний повторил я.
— Но это мой первый выстрел… я не готов…
— Всё, когда-то случается впервые! Стреляй! – я сорвался и уже неистово орал на собственного друга.
— Мистер Келли! Что вы себе позволяете? – учительница ничего ровным счётом не понимала, поэтому и воспринимала неожиданно возникшую дискуссию как причину для последующего дисциплинарного взыскания.
— Стреляй! — я не мог держать себя более в узде.
Немая сцена. Дрожащими руками Луи достал из сумки пистолет, зарядил его одной пулей, и, еле-еле прицелившись, выстрелил. Через секунду в голове молоденькой Мисс Вилонгтон красовалась огромная дыра, обезобразившая её лицо до неузнаваемости. На моём белом халате осталось пара капель крови.
Со-группники молчали. Одна девочка плакала, другая – упала в обморок. Но это нормально. Привыкнут.
 

Глава 2

Хотелось бы представиться. Меня зовут Аарон Келли и я учусь в медицинском колледже небольшого города штата Мичиган. Сюда я поступил вместе с двумя моими друзьями – Льюисом Паркером (я называю его Луи или Малыш Лу; он мне как младший брат) и Мэтью Мюррейем. Ещё со школьной скамьи мы были неразлучны – вместе взрывали мензурки в кабинетах химии и подкидывали препарированных лягушек в сумочку учительницы по биологии. Поэтому, после школы нам ничего не оставалось кроме как идти втроём в медицинский. Но прежде, важно отметить, что с нами произошёл один случай, поставивший всю нашу жизнь с ног на голову.
Я – не убийца, не маньяк. Я особенный. Элита, как бы пафосно это не звучало. Такие как я выделяемся из толпы. Нас немного. Подписав однажды договор «О девяти пулях» мы навсегда записались в ряды тех, кому предписана дорога в Ад. И я сейчас говорю не о каком-то там вымышленном документе. Такой договор действительно существует.
Как сейчас помню – просторный кабинет, напичканный столом из красного дерева и парой кожаных кресел; дорогими хрустальными вазами, несколькими картинами и огромным окном с видом на озеро. «Мистер Харрисон Дэймон» – имя, вычеканенное чёрным на золотой табличке. Именно этот человек и даровал мне новую жизнь, навсегда опечатав дверь в прошлое. Объявления с адресом его конторы я обнаружил совершенно случайно; его кто-то обронил в нашем колледже прямо на пороге двери кабинета органической химии, в котором я бываю как никогда часто. Я решил, что это знак, ведь я так верю в судьбу. Парадоксально то, что вдобавок я ещё иверю в Бога. Случись такое явление как я в незапамятные времена, меня бы предали анафеме и сожгли бы на костре. В общем, предложение мистера Дэймона меня заинтересовало, хотя, признаться честно, я и не верил, что это правда, а не какой-нибудь там дешевый развод. Но я давно искал новых ощущений, всё приелось, поэтому я долго не колебался.
Когда я попал в его кабинет, он, мило улыбаясь, протянул мне какую-то кипу бумаг, которые я должен был прочесть и подписать. Это и был тот самый, вовсе не вымышленный договор «О девяти пулях». В нём прописывалось, что мне «Мистеру Аарону-Рональду Келли такого-то года рождения, сегодня, такая-то дата выдаётся безвозмездно и безвозвратно незаряженный кольт сорок пятого калибра с девятью пулями. Содержание договора гласило, что использование вышеупомянутого огнестрельного оружия по назначению санкционировано правительством и значит, что я, мистер Аарон-Рональд Келли имею полное право использовать его без чьего либо разрешения и без уведомления уполномоченных государственных органов. Согласно такой-то статье Уголовного кодекса штата Мичиган все деяния гражданина Аарона-Рональда Келли не будут носить преступный характер. Это значит, что он не может быть привлечён к уголовной или любому другому виду ответственности…».
На моём лице проскользнула приятная улыбка; мысли в голове стали мягкими и тягучими, как пастила, они тепло обволакивали стенки черепной коробки, перемешивались там, трамбовались. Но, к сожалению, я был вынужден отрешиться от этого приятного ощущения и продолжить чтение, так как настойчивый мистер Дэймон навис над моей головой, подобно грозовой туче, и я боялся, он насквозь просверлит мне макушку и доберётся до той самой мягкой массы, некогда напоминающей мозг. «…Взамен, мистер Аарон-Рональд Келли обязуется подписать пожизненный и посмертный договор с Господином Люцифером. По данному договору мистер Аарон-Рональд Келли обязуется отдать в безвозмездное пользование свою душу после биологической смерти вышеуказанного лица Господину Л….» Я в недоумение¸ с долей гремучего коктейля страха и иронии во взгляде, глянул на мистер Дэймона. Он всё также улыбался и, кажется уже проделав в моём черепе отверстие, теперь ковырялся в извлинах и той самой пастиле. Мне кажется, я даже чувствовал его скользкие холодные пальцы. «Что за чертовщина?!» — мелькнуло у меня в голове.
— Ты не ошибся, мальчик мой… — будто отвечая на мой негласный вопрос, проговорил мистер Деймон.
— Что? – ватным языком пролепетал я.
— Не ошибся, что пришёл к нам, — он сказал это так, будто я вовсе ни в чём его не уличал. Словно так и должно быть. Словно это он и имел в виду. Я замолчал. Утрамбовавшаяся каша в голове не могла соображать. Я еле-еле мог пошевелить губами. Они будто окаменели — две ледяные белые ниточки. Как у трупа. И руки не шевелились. Такое чувство, что меня облили холодной водой и поставили в морозильную камеру. Перед глазами появилась туманная поволока; дыхание замедлилось. То ли состояние кайфа, то ли – жесточайшей депрессии. В конечном итоге мне показалось, что я отрубился…
В общем, я не помню, как подписал этот договор. Не помню, как мне выдали на руки мешочек из чёрного бархата. Я помню лишь то, что на нём была нарисована козлиная голова, вписанная в пятиконечную звезду, обрамлённую в круг, но эти воспоминания свежи только потому, что я сохранил этот мешок. По кругу пентаграммы располагались цифры – от одного до девяти. В мешочке, как вы уже могли догадаться, лежали пистолет и девять пуль.
Я не помню, как оказался дома. Помню лишь, как я напился и вырубился, а проснулся лишь ближе к вечеру, в холодном поту. Я так верил, так грезил, что кольт и девять пуль – это выходки моего пьяного сознания, что мне всё это приснилось. Но стоило мне только перевалить свою размякшую тушу с одного бока на другой, как на долю секунды сердце остановилось. На подушке лежал пистолет; рядом были хаотично разбросаны девять пуль, а ещё дальше лежал тот самый чёрный бархатный мешочек. Я взял в руки пистолет, повертел его, решив повнимательней рассмотреть. Кольт и впрямь был необычный – на рукоятке был выжжен тот же самый козёл в звезде, с цифрами один-девять по кругу. Вдоль длинного кожуха затвора по металлу было выгравировано – «solve et coagule». Я тяжело вздохнул и сунул пистолет под плед, лежащий рядом. Затем я  вновь упал тяжёлой головой на подушку, так, что пули на соседней подушке слегка подпрыгнули. Внезапно, я услышал чьи-то шаги за дверью своей комнаты. Я вскочил, зацепив рукой соседнюю подушку: пули упали на пол и раскатились. Я судорожно начал собирать атрибуты моего беспамятства, подобно наркоману, рассыпавшему дозу по ворсистому ковролину.
— Аарон, к тебе пришли, — мама резко открыла дверь. Я сидел на полу; благо все улики были за секунду до этого отправлены под диван резким движением руки.
— Маам, сколько же тебя просить: стучись, прежде чем войти, — я недовольно поморщился и, встав с пола, снова плюхнулся на диван.
— Чем у тебя тут пахнет? Ты пил? – мама насторожилась.
— Нет, разлил сегодня на химии спирт на джинсы, — я всегда мастерски придумывал отмазки. Они таки весьма кстати детально прорисовывались в моей голове за считанные секунды – Кстати, их нужно постирать… — я схватил совсем чистые джинсы с края кровати и отдал их матери, — Кто там пришёл? – вспомнил я.
— Луи. Спускайся, — она взяла джинсы и закрыла дверь.
— Пусть лучше он поднимется. Мне лениво.
Мама ничего не ответила, но уже через пару минут я слышал быстрые шаги по коридору.
— Малыш, Луи-и-и – увидев его, пьяно протянул я, находясь уже в абсолютно трезвом состоянии.
— Как ты?
— А что? Со мной что-то должно быть не так? – я нахмурился.
— Да нет… просто ты сегодня после занятий куда-то торопился. Я думал ты себя плохо чувствуешь. Вот и зашёл к тебе.
— А, нет. Всё хорошо. Отлично даже, — я натянул фальшивую улыбку.
— Это хорошо, — Луи ничего не заподозрил. Он бы и дальше был не в курсе моих недавних ноу-хау в грустной, серой жизни, если бы не наступил на выкатившуюся из под кровати пулю и, не совершив грациозное сальто, с треском не упал бы на пол. В моих глазах повисла пелена ужаса. Я боялся, что Луи поломал себе все кости (с таким треском он свалился), что сейчас прибежит обеспокоенная мама и что, наконец, Луи сидел на полу, потирал одной рукой ушибленную ногу, а другой сжимал пальцами холодную блестящую пулю.
— Это… что? – заикался он.
Я выхватил пулю у него из рук и спрятал под подушку.
— Мой шанс начать новую жизнь.
Через пару дней Луи подписал тот же договор, что и я. Не скажу, что я был в дичайшем экстазе от сей новости, но и перечить я ему не мог. У Луи тоже жизнь была не сказка, и я верил, что раз я видел в разрешении безнаказанно превращать чужие головы в дуршлаги спасение, то почему бы и Луи не придерживаться такого же мнения? Я не рассчитал лишь одного – мы были слишком разными, чтобы разумно использовать дарованное нам свыше и слишком разными, чтобы держать себя в руках.