Морока

МОРОКА
 
В больнице Вова-покатай откровенно скучал. Надоели закачанные в ноутбук сериалы, бесконечные разговоры с обитателями палаты, а режим, местная кормёжка, анализы, процедуры – всё опостылело просто невыносимо. К этому добавлялись постоянные поучения и придирки врача, пышной дамы с противным голосом. Единственным спасением от всей этой фигни были ежедневные вечерние прогулки по фруктовому саду, чудом сохранившемуся вокруг громадного здания. Вот в этом саду всё и произошло.
Вова – бригадир наладчиков, калач тёртый, испытанный, он не терпит пререканий,  игнорирует чужие мнения и при необходимости легко затыкает любого оппонента. Человек, как говорится, цельный, этикетом не испорченный. И надо же, как ему не повезло в жизни! Тёща попалась с таким беспардонным и стервозным характером, что они разругались насмерть ещё на свадьбе. К этой беде тут же добавилась и другая.  Любимая жёнушка, наотрез отказавшись принять сторону мужа, в ультимативной форме заставила заселить  на его даче эту новую, так сказать, неизбежную родственницу к её полному торжеству и удовольствию. Сразу же накрылись удалые разгульные пикники с друзьями и не только мужского пола. Водка в выходные допускалась на стол только по высочайшему соизволению с непременным первым тостом «за здоровье дорогой мамочки». Пила она, кстати, не меньше, но считала себя образцом прекрасного поведения, требуя этому подтверждения от домочадцев, и в особенности от «мужлана и алкоголика» зятя. Любила тёща подслушивать и подглядывать, бесцеремонно влезала во все дела и разговоры, при случае устраивала различные гадости, наушничала, сплетничала, пыталась даже рассорить Вову с приятелями и сослуживцами, но, к счастью, мужики поняли всё сразу и перенесли «место встреч» на другую дачу. Вовин начальник заранее звонил ему домой, предупреждая жену об очередной «командировке». Тёща злорадствовала:  
– Работай, работай, от работы лошади дохнут!
Так вот они жили-поживали, однако всё когда-нибудь кончается. В нашем случае кончилось тёщино здоровье. Уже в очень преклонном возрасте, вдоволь попив кровушки окружающих, она неожиданно слегла. Вначале врачи недоумевали, отчего и им, беднягам, прилично досталось, но вскоре по дачным участкам прошелестело: онкология! И тёща вмиг изменилась, став плаксивой и ещё более раздражительной, донимая вдобавок домашних нескончаемыми сожалениями о том, как же они – все такие бестолковые и неприспособленные, смогут прожить хоть неделю без её  руководящих указаний.
В этом новом образе старушка провела четыре годика, доведя близких почти до состояния клиентов клиники Кащенко.
Незадолго до развязки Вова собрал, наконец, сумму, необходимую для замены старых «Жигулей» на дорогой накрученный джип. Приехав на новом «звере», Вова молча поставил на стол бутылку. Жена мгновенно оснастила ёмкость стаканчиками, сервелатом, солёными огурчиками и грибочками собственного производства. И в это время послышалось:
– Мне тоже! Вова, ты покатаешь меня на нашей новой машинке?
Вот тут Вова и не выдержал. Конечно, он поступил некрасиво, да что там – просто по-хамски. Но его, в свете всего тут рассказанного, можно, если не оправдать, конечно, же, нет, то, по крайней мере, понять.
– А на мужском достоинстве тебя не покатать?
Вова выразился проще, грубее, мне кажется, все и так поняли, что прозвучало на самом деле, но это был крик измученной в течение стольких лет души. С тех пор к нему и прилипло прозвище «Вова-покатай».
А теперь – о, собственно, происшествии.
 
Во время вечерней прогулки с товарищами по несчастью (в очередной «командировке» Вова сломал руку) компания обнаружила валяющиеся на траве спелые груши. Добраться до остальных было нереально, поскольку висели они высоко, а залезть на дерево по причине травм никто из них не мог.
Решение проблемы пришло лишь на следующий день, и, конечно, от Вовы-покатая. Пока приятели шли к этой груше, он постоянно рыскал по встречным помойкам, и нашел, наконец, приличный кусок трубы. Через пару минут ей уже колотили по стволу несчастного дерева, а плоды летели куда попало: в траву, на асфальт, а иные и на головы любителей дармовщинки. После одного особенно  жёсткого удара труба отрикошетила в Вовину грудь, вдрызг раскурочив лежащий в кармане мобильник. Непрерывный пятиминутный мат обстановки не разрядил, поскольку все рабочие дела решались именно с него. Уже в палате Вова по чужому телефону безуспешно требовал от домочадцев подвоза запасного аппарата, однако, у всех сразу нашлись неотложные дела и обидчик груши, как говорится, выкусил. Далее были звонки многочисленным друзьям-приятелям, пока, наконец, не нашёлся один, согласившийся забрать у жены и отвезти в больницу мобильник. Правда, всё равно привезти его он сможет лишь на следующий день.
Утром страдалец был задумчив и не в настроении. Кислый его вид в первую очередь надоел лежащему на соседней кровати Константину. После обстоятельного допроса выяснилось следующее. Оказывается, ночью Вове приснился вещий, но очень противный сон. Явилась ему почившая тёща, изнемогающая от счастья по поводу утраты зятьком  телефона и ехидно сообщившая по этому поводу непонятное:
 – Двойка! Шестёрка! Пятёрка!
– И что ты хочешь этим сказать?
– Не понял? Сколько ты положил на этот телефон денег? Ахнулись твои двести шестьдесят пять рубчиков! Поделом!
– Дура ты необразованная! Сим-карта цела! Привезут сегодня запасной, и я её туда вставлю! Что ты в этом понимаешь – мобилу никогда в руках-то не держала!
– Зато ты, болван, второй день без связи, а устроила это я! Думаешь, труба случайно отскочила? Дожидайся! Я и не то придумаю, всплакнёшь ещё от любимой тёщи!
Костя для приличия вначале посочувствовал, а потом вдруг заявил:
– Знаешь, Вова, всё это плоды твоей расстроенной фантазии. Никакой тёщи давно и в помине нет! Просто, тебе жалко телефона, и ночью это сплелось с воспоминаниями о старухе – вот и всё!
– Да, Костя, закостенел ты в своей необразованности, – раздался голос с ближней к окну постели, – по телевизору уже столько об этом показывали, даже видео с призраками, а фоток с покойничками в самых неожиданных местах вообще завались! Не волнуйся, Вова, просто на тебя открыли сезон охоты.
– Вот спасибо, утешил – так утешил! 
– А мне кажется, – вступил в разговор самый молодой из палатных обитателей, – что это проделки лешего, а сон тут не при чём.   
– Ты случайно не бредишь? Градусник в задницу не требуется?  Какой ещё леший в центре Москвы?
– Зря вы так, я когда в прошлом году в лесу грибы собирал, нашёл мёртвую птичку. Жалко стало, я её и похоронил.  Минут через пять попадается навстречу старичок чуть выше метра ростом и начинает благодарить за бережное отношение к природе. Шляпа у него была чуднáя, на гриб похожа. Я дальше пошёл и буквально метров через двадцать оказался на полянке, а там!.. Белых немеряно, больше сотни и все красавцы, ни одного червивого! И в самом центре здоровый такой грибище, дома взвесил – почти восемьсот грамм, а шляпка у него точно, как у того старика. А вы говорите!
– Ну, может быть, и леший… Заметь, в лесу! А здесь как он мог оказаться?
– Леший, это кто, вообще, такой? Хозяин и блюститель деревьев и всего, что вокруг них обитает. А груша с яблонями, по-твоему, не деревья? Разве их здесь мало? Птицы тоже есть, муравьи, и жуки разные, даже грибы кое-где попадаются, сами видели. Так что, думаю, он за всем этим и приглядывает. А дядю Вову наказал за то, что он грушу бил.
– И что я теперь, пойду перед ней извиняться, что ли?
– Как знаете, я бы на вашем месте на всякий случай сходил…
Разговор этот Вову-покатая не успокоил, а только расстроил ещё больше. Но после обеда ему привезли мобильник, сразу начались звонки, и он, кстати, поблагодарил матерно родных и близких за вовремя проявленную чуткость и заботу, так что мистика отошла на запасные позиции, но, как выяснилось впоследствии, закрепилась там основательно.    
 
На следующий день во время послеобеденного отдыха Вову разбудил почти не слышный, знакомый, и от этого пугающий до холодка в спине звонок. Вызывал разбитый, к тому же без сим-карты и аккумулятора телефон, вернее, оставшаяся от него  развалившаяся мешанина деталей. Он открыл ящик тумбочки…
– Здравствуйте, Владимир, – послышался из обломков тихий бархатный голос, – Я Вас не разбудил?
– Ничего, – автоматом ответил Покатай. 
– Я вижу, Вы хотите спросить, кто я такой и что этот звонок означает. Ответ на вопрос первый я пропущу, поскольку Вы его не поймёте и только больше испугаетесь, чего я вовсе не хочу. А разговариваю с Вами оттого, что должен извиниться за одну из подопечных, так Вас расстроившую вчерашней ночью. Можете быть уверены, она строго наказана и больше никогда с Вами не свяжется. К тому же угрозы, как и приписанное авторство прискорбного события при добыче груш, не соответствуют её возможностям.
– А как же…
– Причинно-следственная связь произошедшего с Вами события, несомненно, существует, и разгадка её вчера была озвучена, однако не оценена в должной мере. Ещё раз прошу нас извинить, до свидания.
Настала тишина.    
 
Днём позже Вова-покатай в одиночку, крадучись и оглядываясь, подобрался к груше.
– Ну, ты, это, прости, что ли. Я не думал. Больше такое не повторится…
Раздался шелест листьев, и на голову обидчика, измазав волосы, шмякнулся перезрелый плод.
– Понял, заслужил! Значит, теперь мир?
Новый шелест, и прямо перед кроссовками возникла большая румяная сочная груша.
– Можно бы и спасибо сказать, – раздалось сзади.
– Спасибо, – машинально произнёс Вова, и обернулся.
Маленький старичок в залатанном халате и утратившей форму соломенной шляпе насмешливо, но по-доброму, разглядывал опешившего Покатая.
– Ты кто?
– А ты не догадываешься?
– Не смеши меня, леший, что ли?
– Думаешь правильно, однако, не совсем. Леший – должность ответственного за лес, а я уже давно опять садовый.
– Опять? Ты разве здесь не постоянно?
– Начало моей, как вы любите говорить, трудовой биографии относится к временам до вашей, как вы же любите считать, эры. Эриду, Сады Семирамиды, окрестности дворца Хаммурапи и прочее в том же духе. При Хаммурапи меня поощрили почётной глиняной таблицей с благодарностью, которую, к огорчению, кто-то украл. Теперь она в Лувре, не воровать же обратно! Даже островным шельфом немного руководил, когда местного водяного отстранили за натравливание акул на ловцов жемчуга. Здесь – почётный отдых, работы мало, а обеспечение – по максимуму. Да, ладно, не в этом дело, главное, ты извинился перед грушей, она, бедняга, уже собралась отменять в следующем году цветение. Ну, будь здоров, помни о нашей встрече. Кстати, на Рождество на дачу ни ногой, сидите с женой дома, а то опять руку сломаешь.  
И старичок вдруг исчез. Не растаял, не испарился, как любят некоторые врать, в воздухе, а просто: вот он стоял, а вот его уже нет. Ошеломлённый от происшедшего Вова покрутил головой, и пошёл искать где-то гуляющих приятелей. Больше всего удивляло то, что, как и при телефонном разговоре, чудо произошло самым обыденным образом, как бы и не чудо вовсе, а так, мелкое, ничем не примечательное событие.
 
Пару недель спустя, в день выписки Покатай уже и не очень-то мог вспомнить, как все эти странности происходили: что-то стёрлось, что-то виделось в несколько ином освещении, что-то здравый рассудок просто отказывался принимать. Более всего происшедшее походило на сны наяву, а какой с них спрос, да и кто в них поверит? Груша в последующие гуляния тоже ничем себя более не проявляла.
В прекрасном расположении духа, в предвкушении скорой встречи с женой и приятелями, обязательно с накрытым столом и выпивкой, вышел он через пропускной пункт больницы и направился к остановке троллейбуса. Заняв в полупустом салоне место у окна, мельком взглянул на больничную ограду… Просунув сквозь прутья голову всё в той же старой шляпе, Вове радостно махал рукой садовый, а в голове явственно слышалось: – Будь здоров! Помни о встрече! Рождество дома!
С заднего сиденья послышалось:
– Лёшка, глянь, дядечка из больницы, наверное, не долечился, машет, будто прощается, а там и нет никого! Чудной какой-то!
Всего этого Вова не слышал, троллейбус уносил его от опустевшей ограды, а в мозгу отдавалось эхом: – Помни!.. Помни!.. Помни!..