Письмо из тюрьмы

Письмо из тюрьмы 
       
       
       "Привет папа! Как ты? Мне трудно тебе писать… Ты же все знаешь, хоть и не был на суде. 
       Но я хочу, чтоб ты знал правду. Этого на суде никто не сказал. Судья этот, расцветший розой в саду объявил парадным тоном приговор мне. Но он суть не знал. Никто не знал. 
       Да, я в тот сумасшедший майский день с цепи как бы сорвался. 
       Ты в курсе, я принимал наркотики, денег не было на тот момент, по вечернему Баку гулял я, в районе 8 — го километра. 
       Меня уже мутило, закипала кровь, чесотка, в общем, ломки. Ты знаешь сам. 
       У меня нож в кармане, гляжу мужик один из БМВ выходит. Золотая цепь на шее у него, на руках кейс маленький. 
       Я подошел к нему. 
        — Эй, мужик, дай денег мне, долларов лишь 20, верну ей богу, мне ломки, нужно мне. 
       
       Ко мне он подошел, по морде врезал. Спортсмен. 
       Упал я в лужу, вскипел от злости. Раскрываю жакет, достаю нож, и прямо ему под сердце лезвие засунул. Хряк, обмяк он, штряпнулся на асфальт, стал грызть его. 
       Шмонаю его, в кармане у него бумажник, там значит ни хрена: лишь 10 долларов. 
       Беру я деньги, ругнулся и плюнул уйдя. Злой как волк, гляжу: парень с девушкой прогуливаются у булочной. Сердце мое ежится. 
       Уже взбесился я. Подхожу к ним: 
        — Эй, милая парочка, подайте бедному и больному... 
        — Пошел ты..., — бросил мне парень, открыв свое поганое ротишко. 
        — Я у тебя не денег прошу, мне уже они не нужны, дай мне как другу руку положить тебе на плечо. 
        — В морду захотел?! — вскинув глаза, он подошел ко мне. 
       Я с размаху воткнул нож ему в бок, вытащил, опять сую нож ему в тело, кажется в шею. Чувиха его оцепенела, красивая такая, длинная коса, платочек торчит из карманчика кружевным уголочком, в руках ландыши. Я продолжаю делать дуршлаг из его парня. 
       В тот момент мне уже деньги были не нужны, крови я хотел, крови! Обломалась моя воля. Хотел этот мир запрокинуть как чашу! 
       Отошел в сторону, на меня толпа, ватага, мужиков пять. 
       Я подбегаю к ним сам, размахиваю перед ними ножом. 
        — Убью, убью сучары! — кричу. 
       
       Одному мужчине задел руку, второму лицо. Отхожу дальше, в руках окровавленный нож, не прячу я его. Хоть и вечер, но люди на тротуарах глядят на меня, как на помешанного. 
       Я и был помешанный. 
       Передо мной тормознулся Лексус, оттуда выходят двое молодых парней. Я кинулся на них, меня зло брало оттого, что все люди как люди, а я дерьмо. 
       Я убить хотел всех! УБИТЬ! 
       Я уже почти подошел к ним, парни растерялись, гвоздем прижались к земле. 
       И вдруг... 
       Откуда он появился? 
       Хорошо, что появился он. 
       Передо мной вырос старик, ему было лет 80, морщинистый такой, скрюченный, невысокого роста. Вся грудь в орденах. 
       Ветеран Великой Отечественной Войны. 
        — Парень, убей лучше меня, я уже все повидал, войну прошел, не трожь молодежь. Им жить да жить, — сказал он особым голосом. 
       
       Раскис я, нож упал на землю. Не мог я тронуть старика, войну он видел. Войну! 
       Заслужил он жить. Я бы женщину, детей бы зарезал, но ни его. 
       Заслужил он жить. Его ордена и медали сверкали при вечерних фонарях. 
       Опустил я голову, чуть отошел от него, на меня напали сзади, появились милитоны, короче, повязали меня.
       Я это так, к слову. Какое это имеет теперь значение? 
       Папа! Я не забуду тебя, папа. И не жди меня! Еще посыплются фраки, еще польются фижмы. Я еще вкручу в петлицу хризантему".