Волга - быстрая река...

Май  случился солнечным и по-настоящему весенним, даже  жарким. Всю неделю солнце жарило беспощадно, зеленый травяной ковер покрыл голые в  недавнем прошлом холмы, а  невысокие деревца осыпались белоснежным черемуховым цветом.  Природа переживала  очередной весенний цикл и радостное пение птиц, вернувшихся в  родные пенаты, сопровождало каждый шаг человека, каждый  вздох.
 Хутор был небольшим. Он стоял на берегу  реки небольшой, с  обычными деревянными домами,  огороженными кособокими плетнями, кривыми воротами и черневшимися  кусками пахоты за околицей. У холма виднелся крест небольшой церкви, также как и все строения в округ е деревянной, рядом нахохлившимся воробьем  притулился  дом местного священника.  В полуверсте от хутора синелся старый чахлый  сосновый лесок. Местность была  обычной, как  наверное десятки  местечек вдоль великой русской реки и  единственное, что  отличало ее от других – это широкий поворот, который  делала Волга на своем долгом пути к морю. Она  упиралась в свой  высокий правый берег, но не в силах преодолеть преграду  расширяла свое русло почти на пару верст до другого берега и не спеша катила свои воды дальше вниз по течению. Мимо хутора, мимо церкви и  маленького погоста, мимо холма, что прозвали в народе Ванькиной горой.
За день воздух нагрелся  и загустел так, что его можно было резать ножом. Ветра  не было, даже  над рекой  штиль был полнейшим, а волны лениво бились о края  серых  дощатых мостков, на которых  обычно бабы  полоскали белье и ловили рыбу  вездесущие мальчишки. Вечер обещал хуторянам, возвращавшимся со своих наделов немного прохлады, коровы, бредшие  домой  с пастбища,  призывно мычали, а  тучи комаров, по какому-то дьявольскому  наущению выжившие в  дневном пекле, так  и норовили облепить и сожрать заживо. Во дворах, таких тихих и безлюдных еще час назад, все приходило в  движение. Мужчины спешили отдохнуть после тяжелого трудового дня, женщины – накормить мужей, девки -подоить и запереть скотину, а  детишки набегаться и нарезвиться  перед скорым отходом ко сну.  Бряцали ведра, кудахтали куры, щедро раздавались подзатыльники мешавшейся под ногами детворе. Все шло своим чередом, как  оно от века и было заведено.
 Аленка быстро и умело подоила корову, козу и заперла  хлев  на тяжелый дубовый засов, отнесла накрытые тряпками ведра с молоком в сенцы и загнала  домой своего младшего братишку русоволосого со смешными оттопыренными ушами и грязным курносым носом Никиту.  Поужинали как всегда чинно, помолясь на красный угол. Уставший  отец  ел медленно тщательно пережевывал, с удовольствием отправлял в  рот куски свежего хлеба и ложку за ложкой  куриных щей. Никита и мать ели молча, смотрели в тарелки, каждый думал о своем: брат об игре в горелки, а мать, очевидно, о том, что собрать на завтра  отцу в  поле, чем порадовать его. Аленка поела быстро и без аппетита, то и дело смотрела в окно, в котором догорали последние  красные солнечные лучи. Ей казалось, что сегодня ужин тянулся  бесконечно долго, но встать раньше и пойти с подругами гулять, без разрешения матери она не решалась. Отец закончил трапезу, шумно вздохнул, перекрестился и буркнув что-то про тяжелый завтрашний день, встал из-за стола. Аленка бросилась помогать матери с утварью, та оценила усердие, так как за день умаялась так что ноги не держали.
-Матушка, а  можно я сегодня с Василисой и Млавой погуляю? – спросила Аленка, в свои  четырнадцать лет  развитая не по возрасту, многое знавшая и понимавшая,  но воспитанная в строгости и оттого внутренне похолодевшая от страха  отрицательного ответа.
— Сегодня? Не рановато ли гулять? – нахмурилась мать, но поглядела  на полное надежды и искреннего желания лицо дочери смягчилась – Ладно. Иди, но приходи пораньше, не засиживайся там. Ну и не шуми, будь добра.
— Спасибо, матушка. – благодарно ответила Аленка и схватила  котелки и миски, умчалась мыть их на задний двор.
Спустя  полчаса посуда сияла чистотой и стояла у печи, проходивший  мимо отец довольно крякнул, затем прошел вглубь хаты и  вскоре вернулся, зажав что-то в большом мозолистом кулаке.
— На. Держи. – пробасил он — Слышал краем уха, что гулять нынче пойдешь с девками своими, да за Круг наверное (Кругом называли деревенскую околицу). К лесу  не ходите, по тёмному  — нечего там шастать. А так, дочка,  отдыхай, чай умаялась, вижу, как помогаешь матери. Доволен.
С этими словами он протянул ей  новую ленту. Голубую, яркую, пеструю, широкую и блестящую.
— Спасибо, батюшка – пискнула  Аленка ошеломленная такой  щедростью, обычно скупого на слова и скорого на руку отца.
— Завтра выгонишь скотину и отдохни часок, затем придешь  на делянку с харчами, я  матери скажу чтобы  не будила
— Да, батюшка. – не веря своему счастью, промямлила Аленка..
Отец как-то серьезно посмотрел на нее, поцеловал в  чело и ушел, скрипнули половицы, лязгнула  пряжка ремня, «Вся в  мать…» — донеслось до Аленки. Она улыбнулась, взяла  нежданный подарок и  вышла в сени.  Дом затих. Слышно было как  начал похрапывать отец, а  на печи  посапывал на октаву выше своим курносым носом Никита. Аленка села на лавку и стала  заплетать обнову в  свою длинную толстую косу, дело спорилось, но было кропотливым, так как волосы у Аленки были густые, прямые и темные, но длинна их не оставляла  надежд на быстрое окончание процесса. Мимо прошла мать, увидела  отцовский  подарок  и улыбнулась, затем прижала палец к губам, намекая  на соблюдение тишины, присела  рядом и помогла Аленке. Когда коса  оказалось заплетенной, Аленка встала, мать придирчиво осмотрела ее  с ног до головы. Почти такая же высока  и статная, с  небольшой, но крепкой грудью и длинными ногами, Аленка была  копией своей  матери в  молодости, а та в свою очередь слыла  первой красавицей в  округе, свататься к которой  приезжали женихи из разных мест, но она всем отказала и выбрала  отца, как  знала Аленка, по большой любви. И пусть  годы оставили уже несколько морщинок на ее лице, а фигура стала  более плотной, руки покраснели от постоянной работы и длинные  волосы  убраны под платком, то как  она во сне обнимала отца, а  он ее говорило о том, что любовь из никуда  не делась, просто  перешла  на новый уровень. Мать поправила аленкин поясок, еще раз улыбнулась и подтолкнула  дочь к выходу, а сама отправилась в дом.
Окрыленная выбежала Аленка во двор. Легкие сумерки встретили ее,  комары  звенели, шелестели листья едва слышно и последние ласточки  носились высоко в  небе предвещая завтра такую же  жару и отсутствие дождя, что и сегодня  и вчера. Аленка вздохнула и набрала  воздуха в грудь. Внутри нее все клокотало. Огонь бушевал в  груди. Она впервые вышла гулять  не как сопливая девчонка, а как девушка.  Сегодня она пройдется с  подругами по улице  хутора,  специально не будет обращать внимания на хлопцев, что будут идти навстречу и обязательно рассматривать их и обсуждать своими блудливыми языками. Затем они выйдут за Круг, туда где  за околицей у старого камня уже зажигают костры  молодые  парни и девушки. Аленка знала, что и как они будут петь, когда надо встать подбоченясь в хороводе и что нужно сказать обнаглевшим и осоловелым парням, что захотят подойти к  ней у костра. А весенний майский воздух хмелил не хуже  заморского вина. Она встретилась с Василисой и Млавой, про себя отметила, что у  них, более старших ее подружек  не было сегодня ни одной обновки, а  те в свою очередь кудахтали вовсю и нахваливали батюшкин подарок. Аленка шла между ними. держась за руки, навстречу  попадали сплошь знакомые парни (хутор насчитывал всего около тридцати дворов ), некоторые из них сально подмигивали, некоторые шутили, все здоровались чинно и улыбались.  Все отмечали ее красоту, а  один Ванька – кузнецов сын, здоровенный  семнадцатилетний детина, так и застыл провожая ее взглядом. Аленке льстило и страшило одновременно такое внимание. Все-таки она была  очень молода, да и матушкины советы и наказы  помнила она очень хорошо.
Наконец, они вышли за Круг. Сумерки сгустились и на небе  появились первые яркие звезды. Ветерок, отоспавшийся за день, тревожил степной ковыль и гонял по полю белые облачка  одуванчикового пуха. У старого серого камня, прямоугольной правильной формы горело несколько костров, небольших, освещавших пространство приглушенно, осторожно разгоняя сгущавшиеся тени. Девушки, взявшись за руки выстроились в ряд и негромко запели песню:
Волга – матушка река
Так быстра и глубока
Рассекаешь дико поле
И бежишь скорей на волю
Волга-матушка река
Ты быстра и широка
На твоих волнах качает
Лодку среди криков чаек
Волга – матушка река
Покажи мне жениха
Молодца  моей судьбы
Покажи не откажи
Парни  выстроившись напротив тоже затянули, но громче и напористей
Волга –матушка река
Так быстра и глубока
Ты качаешь нас волнами
Как дорога с берегами
Волга –матушка река
Жизнь без милой  нелегка
Покажи скорей девицу
На которой мне жениться
Волга –матушка река
Так  близка и далека
Девушка моей судьбы
Покажи – не откажи
(текст авт)
С этими словами молодежь сомкнула круг и начала медленно двигаться вокруг костров, делая круг вокруг серого камня.  Говорят, что в языческие времена это был алтарь, или статуя какого-то воина, что был похоронен на высоком холме у реки, точно никто не знал, но то, что камень лежал на этой земле не одну сотню лет — было известно доподлинно. Хоровод кружился с  песнями, парни и девушки  то расходились, то снова сходились, глядя друг на друга сквозь мерцающие огни костров, отмечая легкость походки, ширину улыбок и сияние глаз друг друга. Затем танцы прекратились, затих небольшой рожок, на котором играл Мишка-пастух. Девушки разбились на меленькие группы, парни же собирались большими ватагами, отходили в сторону и о чем-то переговаривались в  полголоса, косо смотрели на разрумянившихся красавиц и гоготали каким-то своим дурацким шуткам. Аленка снова заметила  на себе пристальный взгляд сына кузнеца. Про него говорили, как  про первого силача в  округе, что он мог и подковы гнуть и пятаки, при этом на ярмарках он забарывал всех, включая своего отца с пятнадцати лет.  Норовистый нрав, бычья  шея, огромные руки и большие красивые голубые глаза —  это все делало его предметом вожделения номер один среди местных кумушек и вдовушек. По слухам он никому  не отвечал взаимностью, хотя  девки с  хутора частенько предлагали ему прогуляться до сеновала. Ванька был уперт, силен и при этом очень религиозен. Отец  Онуфрий  не чаял в  нем души, «отрок Иван» знал грамоте и с малых лет  пел на клиросе, зная тексты  наизусть. «Хороший  парень. Очень хороший» — про себя  отметила Аленка. Одновременно  с вниманием кузнеца, она почувствовала на себе пристальны и цепкий взгляд карих глаз его двоюродного брата. Панкрат – кузен Ивана не был похож на него ни лицом ни повадкой. У него были карие, злые глаза,  очень высокий при этом худой с немытыми черными волосами и кривыми желтыми зубами, Панкрат был полной противоположностью своего родственника. Отпетый хулиган, обладал немалой силой, но предпочитал бить исподтишка, на год старше Ваньки он до сих пор не имел семьи, частенько выпивал с мужиками, хвастался своими победами у женщин и своей  удалью. Вот и сейчас  его масляные глазки  поблескивали в темноте и как рак вцепились в фигуру Алены.
Тем временем, танцы и песни окончательно прекратились, уступили место ритуалу ухаживания.  Хлопцы  подходили к девушкам и предлагали проводить их до дома, девушки выбирали, часто ломались как  сдобные пряники, но все же выбирали себе кавалера. Затем уходили с  ними, но не в сторону  дома, а к Волге, так сказать «посмотреть на волну». Девушек было меньше чем ребят, поэтому у последних по негласному  закону гуляний была  одна попытка приглашения, и в случае отказа парень несолоно хлебавши отправлялся домой. Наступила очередь Аленки, к  ней подошли сразу двое Иван и Панкрат. Панкрат под одобрительный гогот дружков, расправив  плечи  и, глумливо улыбаясь, предложил «до темноты пройтися с ним в кусты», сально подмигнул и подошел вплотную, от него явственно несло перегаром. Отец  Алены  терпеть не мог пьяниц и внушил отврашение к  зелену вину всему семейству. А когда Панкрат пошатнулся и якобы  нечаянно схватил ее  за грудь – раздался  хохот среди его приятелей,  Алена вспыхнула  и влепила  ему  пощечину. Это вмиг протрезвило и разозлило Пакрата, он замахнулся, Аленка по-детски зажмурила глаза, ожидая удара но тут широкая  ладонь легла  на запястье пьяного и он отправился в небольшой  но показательный полет на  траву, тут же вскочил, но увидев  своего соперника процедил что-то сквозь зубы  и под общий гогот дружков ушел от костра.  Иван ни слова  не говоря, просто протянул Аленке свою  руку, та протянула ему свою ладонь, почувствовав жар и силу кузнецовой длани. Вдвоем они пошли от костров. Оба молчали. Это было тем удивительнее, что по старому обычаю «развлекать» избранницу  должен был  парубок, но  Ванька  не говорил ни слова, просто держал ее  за руку, смотрел на нее, его голубые глаза отражали свет  Луны  и ярких майских звезд. Досадуя на саму себя, Аленка спросила:
-Почему ты заступился  за меня?
В его глазах мелькнуло удивление, но лишь на миг, затем  они снова стали бездонными голубыми озерами
— Потому что… Потому что я выбрал тебя – слегка запинаясь ответил он – я ждал тебя. Наверное, всю жизнь ждал.
Алена опешила от таких слов, такое признание никак не подходило под отточенный веками ритуал «первого знакомства».  Она посмотрела  на него, он на нее.
— Я тебя  никому  в обиду не дам. – сказал он твердо – Никому и никогда.
— Даже своему  брату — идиоту? – усмехнувшись,  спросила  она
— Даже брату, даже отцу – ответил он, и в  голубых глазах мелькнула  молния майской  грозы – Даже Господу Богу!
— Вот даже как? – смутилась Аленка – А зачем тебе я? У тебя  на хуторе говорят девок как  блох на собаке!!
— Брешут люди! – потупив взгляд Ванька – Нет у  меня никого. Ты  мне нужна,. Одна.
— Посмотрим. – засмеялась она – Выдержишь ли?
— Выдержу! – твердо ответил он
— Ну тогда  догоняй, здоровяк! – и она бросилась бежать, что есть мочи.
Для  него это тоже стало полной неожиданностью. Он несколько секунд смотрел на нее,  а затем припустил в вдогонку. Догнал он ее  не скоро, у склона холма. Догнал, подхватил на руки. Она схватила его за крепкую шею и услышала, почувствовала, как  сильно бьется его сердце. Он нес ее как  пушинку, взобравшись  на самую вершину, они долго стояли рука об руку и смотрели на то как переливаются лунные меловые лучи на волнах Волги.
С тех пор они каждый вечер украдкой  приходили на холм. За их спиной синел лес, внизу пели песни девушки и горели костры, слышался  звонкий девичий смех и веселое гоготание парней, но  им не хотелось к  ним присоединяться. Им было хорошо вдвоем. Они сидели на краю обрыва, там внизу  плескались волны, а  река  широкой  полосой уходила вдоль стен своих берегов. Он рассказывал ей  истории которые узнал из книг отца Онуфрия, говорил о мире, который они совсем не знают, о странах в которых они никогда  не побывают, о звездах… Он указывал на созвездия и вскоре Аленка знала их все и каждый раз глядя на небо и видя падающую звезду  они загадывали желание, как  оказалось одно на двоих – стать мужем и женой.
Впрочем, в мешке шила не утаишь и на хуторе стали поговаривать о романе сына кузнеца И Аленки. Кумушки со злостью и завистью, парни и мужики с  одобрением: мол правильную девку  нашел с  понятием.  Аленка была счастлива. Все в ее руках спорилось, все получалось. Часто ловила  она на себе одобрительные взгляды  отца и матери. Те были явно рады  за нее.
В тот день Аленка узнала неожиданную новость.  Она только пришла с покоса – укладывала скирды на поле. Руки от тяжелой работы  болели, а спина едва  могла сгибаться. Когда Никита  сообщил ей, что днем приходили сваты  от кузнеца – она уронила кринку с  молоком и почему-то расплакалась Не то от радости не то от горя, что придется расставаться с родным домом, она так и не поняла. Что больше было в ее искренних слезах. Мать, которая зашла в  дом, увидела  разбитую кринку, плачущую Аленку, удивленное лицо Никитки и довольную морду кота Васьки (дорвался все-таки до молока скотина!)  сразу все поняла и принялась успокаивать дочь.
— Не бойся доченька. Не бойся, милая –сказала  она, поглаживая ее  по спине
— Ой, боюсь матушка, так  боюсь – всхлипнула  Аленка
— Любишь его?
— Люблю – на этот раз сквозь слезы  промелькнула искренняя широкая улыбка.
— Ну тогда  не плачь! – засмеялась мать – Отец с кузнецом по рукам ударили – назначили свадьбу  на Покров.
— Правда?
— Правда. Правда! – опять улыбнулась мать и более строго сказала – хватит нюни распускать. Давай  приберись здесь ишь чего удумала кота  молоком отцовским поить!
Мать дала ей  множество заданий. Аленка  бросилась убираться и хлопотать по дому. Затем вернулся  отец  довольный, одобряюще улыбнувшийся дочери. Аленка  едва  дождалась вечера, чтобы снова убежать на  вершину холма.
Запыхавшись от быстрого бега она добралась до места. До «их» места. Ивана там  не было.  На краю обрыва стоял Панкрат, пьяный в  дымину, он играл ножом, черным в  сгустившихся сумерках
— А где Иван? – испуганно спросила Аленка
— Нннету… Ик – пьяными голосом сказал Панкрат – Нннет больше твоего Ивана. И не будет. – и зло пнул что-то в  траве.
В высоком ковыле она увидела его – своего Ваню. Его волосы шевелил легкий волжский ветер, а  голубые глаза  смотрели в  небо  не мигая…
— Нееет! – закричала Аленка –Нет! Нет! Нет!
— Да! – пьяно ответил Панкрат – нет больше твоего женишка! Помнишь ту  пощечину, сссучка? Зря он тогда вмешался, ик! И сейчас зря! Нну ничего, скоро ты с  ним увидешься, вот только – он начал расстегивать ремень – я тебя сначала  огуляю! Ччем я хуже братца?
-Ах ты тварь! – вскричала  Алена и вместо того, чтобы  броситься бежать и спасаться  она коршуном бросилась на Панкрата и вцепилась в его темные грязные волосы. Он взревел как бык которого укусили за яйца, а  она вцепилась ногтями в его лицо, стараясь выцарапать глаза, оставляя глубокие борозды  на щеках.  Он ударил ее в  живот кулаком, она захрипела и согнулась, но тут же вцепилась в  эту руку зубами, прокусив ее  до крови. Панкрат по бабьи взвизгнул от боли и ударил ее второй рукой… с ножом. Сталь легко прорезала сарафан, пронзила плоть, кровь заструилась по груди, животу  и ногам Алены, но она уже не чувствовала  боли, она падала. Падала навстречу  голубым, любимым глазам, светлым волосам и губам того кто любил ее, ждал ее всю жизнь…
 
 
P.S. Панкрат протрезвел и пришел каяться в церковь, но это не спасло его. Хуторяне повесили его как собаку.  Ивана  и Алену  похоронили на том холме, на том самом «их месте». Отец Онуфрий  освятил землю, рыдая  поставил крест и до последних своих дней молился на могиле за невинноубиенных рабов божьих Ивана и Алену.
P.P.S Прошли годы и нет больше ни хутора, ни церкви, ни креста… Лишь у  подножья холма все также  лежит серый камень, а на высоком холме, там, где Волга  поворачивает и   достигает двух километров в ширину  ветер шевелит траву, а  Луна играет своими лучами на быстрых волжских волнах .
 
 
 
Zart
 
21/05/2013