Тысяча и одна ночь.

 
Это был только сон, удивительный сон
Осветивший дорогу мою.
И душа всколыхнулась тогда: это Он!-
Тот, кого я так сильно люблю!
 
                       (Отрывок из стихотворения Галочки Н. «Тот, кого…..» ).

Часть первая:
Аннушка.
................................................

Маленькое предисловие.

 
     Хотелось бы сразу пояснить мой многоуважаемый читатель, дабы у вас не возникало вопросов. Это не вымысел, данные события действительно происходили в конце восьмидесятых годов двадцатого века, в одной из квартир города Ленинграда – чему автор данных строк, и был свидетелем.
 
 
 

1. Ночь первая.

 
     Смеркалось. Анна Андреевна подошла к окну, ей в лицо дунул приятный и, удивительно свежий ветер, она встала на носочки и, вдохнув полной грудью – захлопнула раму. Затем подойдя к кровати – откинула одеяло, поправила подушку, повернулась и задом плюхнулась в тряпки. Койка прогнулась, но как всегда выстояла, пружины под матрацем пропели колыбельную, женщина закрыла глаза.
     Сон пришёл через пару минут и, как всегда пришёл не один, а вместе с девятьсот восемьдесят первой серией про Чебурашку. Обычно за ночь Анна Андреевна успевала просмотреть пару таких серий, а то и целых три, но тогда она уже не успевала позавтракать и, сломя голову неслась на работу, в трамвайный парк, где уже на протяжении последних десяти лет, работала слесарем по ремонту подвижного состава.
     Правда по началу, её карьера складывалась довольно таки удачно, а именно – с секретаря заместителя директора по кадровой политике. И пока она была в форме, то успешно справлялась со своими обязанностями. Работа, в общем-то, не тяготила девушку и, заключалась в том, что надо было всегда находиться на рабочем месте, и ждать, когда у начальника будет хорошее настроение, и он займётся конкретно, уже ей напрямую.
     Но руководитель был уже старенький, и хорошее настроение посещало его крайне редко – а по  сему, творческой работы было не так уж и много. Так же с годами, стали нарастать комплексы профнепригодности – вес стал зашкаливать, а годы стали убегать. И тогда начальник Арчибальд Петрович, пожурил её для начала, а затем, недолго думая решил применить более серьёзные санкции. Тем более что он не выдержал соблазна и, взял к себе на работу, ещё двух секретарш – более молодых, с длинными ногами и круглыми попами, умеющих стоять на тумбочке и отдавать «честь» как положено – что его лично, как бывшего военнослужащего,  очень забавляло, и скрашивало тяжёлые, трудовые будни настоящего.
     Наконец решившись, он сказал ей напрямую:
     — Прощайте Аннушка!  Да вы особо не переживайте, я старый солдат своих не бросаю.
     И с лёгкой руки перевёл её обычным слесарем в цех по ремонту подвижного состава – навсегда! С формулировкой «Временно, на три месяца, в виде наказания, за разврат на рабочем месте». Правда Арчибальд Петрович так и не указал в документе – с кем именно развратничала его секретарша. Ибо о себе он предпочёл особо не распространяться.
     И, между прочим, Арчик был прав, сказав что – «своих он не бросает», — как оказалось, он их просто выбрасывал.
 
     Но мы отвлеклись. И так, мой многоуважаемый читатель, давеча мы оставили Анну Андреевну спящей и, смотрящей девятьсот восемьдесят первую серию про Чебурашку.
     Чебурашкой была шубу из синтетического меха, о которой вот уже много лет мечтала героиня.
     Всегда ей снилась одна и та же картинка, ибо серии мало чем отличались друг от друга. Всё начиналось с того места, как они с мужем Николаем, наконец-таки накопив нужную сумму денег –  шли в магазин за покупкой.
     Муж улыбался ей, она улыбалась мужу и, встречные люди тоже, чувствуя передаваемую им от них радость, так же в ответ начинали улыбаться. Казалось что, всем и вся становилось на сердце весело и легко. Весь мир преображался. Воробьи весело перепрыгивали с ветки на ветку. Старый подвальный кот, только что получивший крепкого пинка, от смеющегося дворника, весело хихикая, перелетал им дорогу! Даже рыжий пёс, сидевший на привязи у дверей магазина, глянув в лицо Аннушки громко начинал смеяться!
     Но в этот раз всё произошло не так как обычно. Неожиданно, Анна Андреевна почувствовала, что кто-то обнял её сзади и, мощно всем телом прилип к ней. А через  секунду, этот некто, уже пытался овладеть ею.
     Она хотела немедленно возмутиться, ибо никогда в предыдущих сериях, ничего подобного не происходило.
     — Вы сума сошли! Что вы себе позволяете! — закричала испуганная женщина, и попыталась вырваться из цепких объятий насильника.
     Но не тут-то было – так как всё завертелось и, заходило ходуном. Женщина хоть и пыталась выдвинуть свой протест, но, тем не менее, в состоянии борьбы сама не понимая от чего – стала легонько поддавать, навстречу движению.
     А вокруг, всё заходилось от хохота, даже неподвижно стоящие два манекена за стеклом и, те стали переглядываться, тыкать в сторону Аннушки пальцем и, стыдливо хихикать!
     Внезапно хохот стал переходить в стоны.
     — Ещё! Ещё! — позабыв обо всём, восклицала несчастная  женщина, и вот, что-то  жгучее, страстное и прекрасное, захватило всё её тело, с биением сердца оно сжималось и разжималось, замирало и выпрыгивало  и… наконец, вырвалось из заточения!..
     "О! Как же это было прекрасно"! — торжествовал внутренний голос женщины.
     Ноги вытянулись, и стали мерно подёргиваться, а по всему телу побежали мурашки – причём их было так много, что сразу всем, места в кровати уже не хватило и, большинство, из них срываясь с простыни – громко шлёпалось об пол и, разбегалось по комнате – прячась по углам –  кто куда!
     Анна Андреевна с закрытыми глазами неподвижно пролежала ещё минут десять, не в силах пошевелиться.  А потом ещё пятнадцать, но уже осознанно – дабы не вспугнуть тот прилив блаженства, случайно свалившийся ей на шею – из запрещённого цензурой в те годы сна.
     Когда смех прекратился, а видение неизбежно исчезло, она приподнялась на койке, открыла глаза и огляделась. Вокруг не было ни души.
     — Что это было!? — произнесла Аннушка.
     Проведя рукою ниже живота, и убедившись, что там остались, чьи то следы преступления – Анна Андреевна бросилась в туалет. При этом включив свет в коридоре, и проверив, не спрятался ли кто в квартире, но, не обнаружив никого, села на унитаз и дёрнула ручку. Унитаз брезгливо зарычал, выразив тем самым неудовольствие и, облил её снизу крепко и обильно – в этот раз сработав как **биде, ибо по натуре своей, слыл приколистом. Вся мокрая, она вернулась в комнату.
     — Так, что же это было? — вновь спросила себя недоумевающая женщина.
 

2. Ночь вторая.

 
     Рабочий день прошёл обычно, не будем описывать, мрачную рабочую стезю, дабы это всё было, как всегда нудно и однообразно. Вся перепачканная в грязи ремонтного цеха, Анна Андреевна, на конец то, скинула с себя робу и встала под душ. Воды горячей не было, и все ополаскивающиеся работницы, время от времени повизгивали от холода.
     После купания, Аннушка села на скамейку, достала из куртки пачку «Беломора», чиркнула спичкой и закурила. Сделав пару затяжек, она задумалась.
     Её муж Коля, работал на том же предприятии, водителем, и вечно разъезжал по заграничным командировкам. По его словам, которые он впаривал своей любимой, следовало, что на своём трамвае за номером одиннадцать – объездил весь мир, побывал в Америке, в Австралии и, даже однажды на Антарктиде, когда подбросил туда за две бутылки водки – великого путешественника Фёдора Конюхова.
     И как обычно, Николай из командировок возвращался навеселе и, без денег. Хотя всегда перед дорогой, уверял Аннушку:
     — Вот заработаю, на чужбине денежку, и купим тебе Чебурашку! Обещаю!
     Сначала Анна Андреевна ждала обещанного три года, затем стала понимать, что ожидания напрасны. А когда ей неожиданно, стали сниться радужные сны, про этого самого Чебурашку переходящие в сериал – то Аннушке стало хватать и этой маленькой радости. На большее, уже не рассчитывая, она с упоением ждала приближения каждой ночи и, следующей серии.
     Вот и теперь, муж был в отъезде, и было неизвестно – когда вернётся, и вернётся ли вообще.
 
     И так. Смеркалось. Аннушка как обычно взбила подушку, откинула одеяло и, плюхнулась в пружинистую скрипучую койку. Но на этот раз, ей показалось, что пружины не просто взвизгнули по-иному, а именно засмеялись, причём каким-то странным, не обычным, ехидным смехом.
     — Нет, сегодня я спать не буду, — решила женщина, — Подождём, посмотрим. Может и этой ночью, опять повториться, и уж сегодня-то, он от меня так просто не уйдёт. Я предъявлю этого подонка Николаю, пускай он его трамваем раздавит, как клопа вонючего.
     Она повернулась на другой бок и продолжила рассуждение:
     — Нет, ну надо же, взял и запросто изнасиловал, воспользовавшись тем что я сплю, ни с того ни с чего! Ах, какой негодяй! Да я его сама, вот этими руками, знать бы только кто это! Задавила бы гада!
     Но в этот момент, что-то скрипнуло за дверью, Анна Андреевна насторожилась. Силы природы за окном, как не странно в ту ночь, завывали необычайно гулко и громко, и вот, когда от очередного порыва открылась оконная форточка, то в комнату ворвался холодный и пронизывающий сквозной ветер, женщина вскрикнула и, закрылась одеялом.
     — Боже! А вдруг это и вовсе не человек!? — прошептали губы, — А кто ж тогда?
     От этих мыслей, ей стало не по себе. Однако собрав воедино всё оставшееся мужество, она соскочила с постели, и боязливо захлопнув форточку, снова нырнула в койку.  Как, тот час раздался, непонятно откуда летящий громкий смех. То был не тот, что из ночного сериала, весёлый и задорный. Это был другой, это был жуткий, страшный смех. Как будто сама комната смеялась над ней. А затем раздался необычайно противный, тянущий гласные звуки голос:
      — Нет! Никогда он тебе не купит Чебурашку, даже и не надейся –  глупая! — и как ни странно, голос этот  прозвучал из радиоприёмника, висевшего сто лет на гвозде.
     «Этого не может быть! — пронеслось в голове Аннушки, — ведь радио то – уже лет семь как было сломано и, совершенно не говорило».
     В верхней квартире, кто-то начал громко топать ногами – прохаживаясь из угла в угол.
     «Боже! Да ведь там теперь никто не живёт, — мелькнуло в голове женщины, — с тех пор как месяц назад в ней повесился сосед по подъезду Давид Розенбаум – несчастный бухгалтер. Квартира была опечатана.
     Накрывшись от ужаса одеялом, Аннушка затаилась.
     И хотя, больше уже ничего не происходило, так в страхе, и дождалась она рассвета. А когда зазвенел будильник, встала и, не выспавшись, умчалась на работу, громко захлопнув за собой дверь.
 
 

3. Ночь третья.

 
     Смеркалось. За прошедший день, Аннушка твёрдо всё обдумала и решила, что первая ночь с приключением, ей просто приснилась. А вторую  ужасную она сама себе накрутила в виду того, что с годами нервы стали просто ни к чёрту, а потому решила всё забыть, тем более что очень хотелось спать. Как ни как, а прошедшие сутки всё-таки были без сна...
     — И покоя! — к словам автора добавила героиня.
     Она по обычаю поправила подушку, откинула одеяло, и только-только собралась лечь, как вновь в чуть приоткрытую форточку юркнул сквозняк, и просквозив через всю квартиру, распахнул входную дверь, в которую, буйно ворвался ветер. В помещении сразу стало свежо и прохладно.
     — Вот же чёрт! — выругалась хозяйка, — сколько раз говорила ему, что надо сделать ремонт, каждый раз, одно и то же, ни крючков, ни замков. Заходи кто хочет, даже сами двери и те, всю ночь хлопают на сквозняке, спать не дают!
     Хозяйка выругалась и побежала закрывать форточку, а затем и дверь. А когда, в конце концов, оказалась на любимой подушке, она закрыла глаза.
      Сон пришёл сразу, а вместе с ним началась очередная серия про Чебурашку,  в которой она вместе с Николаем, взявшись за руки, весело шагала покупать шубу. При этом он тряс толстеньким бумажником, и приговаривал:
     — Ну вот! Теперь-то я точно куплю тебе Чебурашку, смотри, сколько я заработал, на сей раз в командировке! Да я, даже могу позволить себе, часть денег пустить на ветер! — выкрикнул весело Николай, — вот смотри, если не веришь.
     — Да верю я, верю,— как можно быстрее выпалила Аннушка, хорошо зная расточительный характер мужа.
     — Вот говоришь что веришь, а сама смотришь на меня – будто вовсе и не веришь, — недоверчиво проговорил в ответ Николай.
     После чего он вытащил из бумажника трёх рублёвую купюру, и для примера, действительно подбросил её, как и обещал, пустил по ветру.
     Ветер подхватил её, приподняв высоко над городом, да так, и у махнул трёшку. 
     Аннушка в последний момент, попыталась подпрыгнуть и ухватить банкноту, но было уже поздно. В тот час, между облаков, показалась ветреная голова, того самого ветра, который вытянув руку навстречу героям, сложил пальцы в дулю, и пихнул им в рожу. А далее быстро сделал ноги – перепрыгивая с облака на облако.
     Сразу всем кто это видел, почему то стало смешно, даже Анне Андреевне. Хотя ей и было, очень жалко трёх рублей, и в глубине души, она всё-таки корила мужа за неразумный поступок. Но когда увидела смеющегося кота, который, только что, получив очередного пинка, от весёлого дворника, и летел на другую сторону улицы, хохоча! Сразу про всё позабыла. Тем более что в дверях промтоварного магазина их встречал валявшийся, и державшийся от смеха за живот рыжий пёс, который был привязан к стойке – вероятно отошедшим хозяином.
     Злость на Колю, немножко притупилась. Но только немножко.
     — Нет, ну всё-таки, какой же ты идиот, в самом-то деле! Взял и выкинул три рубля! — вопросила у него Аннушка, наконец-таки не выдержав, когда в душе у неё вновь, накалилось и закипело,  — в доме шаром покати, а он деньгами разбрасывается…
     На что Николай даже не отреагировал, а прямо в дверях универмага неожиданно задрал ей юбку, и в считанные секунды овладел ею.
     — Ты что, совсем с ума сошёл! — закричала героиня, — ведь тут кругом люди!
     Но в конце концов осознав, что вырваться ей и на этот раз никак  не удастся – она смирилась. А постепенно, входя во вкус, даже перестала обращать внимания на окружающих. В паре они работали красиво и слаженно, со стороны это выглядело достойно, и поучительно –  особенно для молодёжи! Через время, они вошли в раж! Первым зааплодировал, какой-то пенсионер, с длинной седой бородкой! Его тут же поддержали десятки рук, столпившихся, восторженных зевак! Собака, перестав смеяться, как то умудрилась отвязаться от стойки, и встала в очередь за Николаем, приветливо махая хвостиком!
     Огромное чувство, стало приближаться! Позабыв обо всём на свете, Анна Андреевна, стала убыстрять темп, её задница мерно приподнималась и опускалась, как лодочка на крупной волне, постепенно переходя на мелкий бриз, с короткими, но частыми подёргиваниями!.. И тут накатило! Волна была такой силы, что её и Николая, буквально накрыло с верхом! Сначала унесло далеко в море, а затем огромным потоком выбросило на берег!..
     Аннушка долго не могла прийти в себя, распластавшись на песке, сил практически не было. Минут пятнадцать она лежала с закрытыми глазами, потихоньку возвращаясь в настоящее время.
     —  Что это было!? — произнесла женщина, — Господи, что это со мной происходит?
     Она села в кровати, и стала припоминать события, произошедшие с ней  в девятьсот девяносто седьмой серии Чебурашки.
     — Ах! Вот же чёрт! А трёшку то выкинул, какой же он всё-таки паразит! — вновь вспомнила об утере героиня – с нескрываемым негодованием на мужа, — И живи после этого – с таким обормотом!
     Хотя так же, припомнила она и, заключительную часть сна, за что, по достоинству оценила явные перемены к лучшему, в сексуальном поведении ссуженного. И всё-таки в груди затаилось сомнение – а был ли это Николай, тот которому до сего дня, хватало для наслаждения её тела, раз в месяц – минуты на две, не более.
     Далее она, нащупала тапки, и ногами нырнула в них.  Зажав правой рукой место преступления, чтобы не растерять по полу улики, помчалась к спасительному унитазу, который долго ворчал, но затем, всё-таки сжалился и, со всей мочи дунул ей холодной водой в задницу. Вся мокрая она выскочила из туалета, и быстрей побежала досматривать, девятьсот девяносто восьмую серию, на часах ещё было время.
 

  4. Ночь четвёртая. 


     Как ни странно, следующий день прошёл без эксцессов. У Анны Андреевны, было прекрасное расположение духа, она постоянно шутила. А во время обеда, даже заказала в столовой стакан креплёного вина, через свою бывшую подругу Татьяну, которая так же в своё время работала секретарём, но у начальника – транспортного цеха.  А когда так же, непроизвольно растеряла свою квалификацию, как и все те, кому за тридцать с хвостиком, была успешно переведена на повышение, с первого на третий этаж, в рабочую столовую мойщицей посуды.
     — Ну! — сказала себе Аннушка, хлопнув стакан одним махом, — Кажется, жизнь налаживается!
 
     Смеркалось! Напевая себе под нос песенку:
     — Пусть бегут неуклюже, пешеходы по лужам.
      Особо не задумываясь о чём текст, наша героиня по обычаю подпихнула подушку, встряхнула одеяло и брякнулась в койку.
     — Интересно! О чём сегодня серия! — непонятно у кого, задумчиво поинтересовалась Аннушка.
     Но неожиданно на свой вопрос, она тут же получила неожиданный  ответ:
     — Да ни о чём! Сегодня, ничего интересного не будет! Даже и не надейся...
     — Кто это!? — воскликнула испуганно женщина, — Кто здесь!?
     — Да нее пугайся ты! Это же я – автор! Автор данного повествования, ты спросила, я ответил, ничего более.
     — А! Это ты!? А я то подумала…
     — Нет не он, — ответил я ей, сообразив, на кого она подумала.
     — Жалко. Ну что же, тогда ладно. Спокойной ночи!  — она повернулась на бок, и тут же уснула.
     На экране отобразились титры. Вначале проскочила моя фамилия как сценариста. Затем крупными буквами название сериала "ЧЕБУРАШКА". Далее пошли строчки с фамилиями главных исполнителей, но они были такие мелкие и, так быстро сменялись, что Аннушка так и не успела разглядеть, фамилию главного героя, как не пыталась.
     — Вот ведь чёрт, кто же он такой есть? — вопросила женщина.
     — Как это кто!? Я конечно! — на этот раз, на вопрос ответил её супруг.
     Фильм начался. С первыми кадрами новой серии, Николай протянул ей руку, и потащил в отдел «Куртки, пальто, шубы».
     На вешалке висела всего одна Чебурашка, но она была так прекрасна, и как раз по размеру!
     Никогда в жизни у Аннушки не сверкали глаза таким необычайным, пылающим огоньком! Она тут же попыталась примерить шубку и, накинув на плечи, крутанулась перед зеркалом.
     На кассе, Николай достал бумажник, вытащил пачку денег и, присвистнув от удовольствия, небрежно бросил её, под нос кассирше.
     — Заверните Чебурашку! Будьте так любезны!
Кассирша сложила аккуратно деньги в стопочку и, пересчитала их. Затем ещё раз.
     — Три рубля не хватает! — произнесла она, таким голосом, как обычно прокурор, объявляет смертный приговор.
 
     — Три рубля не хватает! Не хватает! — затухающим эхом разлетелось по торговому залу и, перекинулось в комнату, где только что проснулась главная героиня – после очередной девятьсот девяносто девятой серии.
     — Как же так! — лёжа в кровати, воскликнула в отчаянии Аннушка, — Три рубля не хватает!.. В голове у него не хватает!!! — и она постучала себе по тыковке. После чего встала и, нервно расхаживая, и размахивая, всем, чем только можно, воскликнула, обращаясь видно к самому Чуду-Юду:
     — Нет! Уж лучше уйду к Бумбарашке! А кстати, где он, почему опять не пришёл!?
     Она всплеснула руками, далее матерясь на все лады, быстро собралась и выскочив на улицу бросилась догонять маршрутный автобус.
     — Слава богу, вот и пятница, завтра выходные! — блеснуло в голове у Анны Андреевны, — сегодня ночью хотя бы высплюсь!
 

5. Ночь пятая.

 
    
     Ещё не началось смеркаться, как Анна Андреевна, начала подготавливаться к продолжению ночного киносеанса. Она была крайне возбуждена, ибо в конце прошлого сна, в титрах было обозначено, что следующая серия будет заключительной. А именно, тысячная…
     Да и, в конце концов, женское сердце предчувствовало развязку. Тем более что этой ночью, по графику, который высчитала сама героиня, должен был появиться любимый и, таинственный герой Бумбарашка.
 
     — Эй, автор, что дальше? Может сполоснуться перед сном, или как!? — на всякий случай, решила удостовериться Аннушка – скидывая с себя одежду.
     — Сходи, помойся! В конце концов, это никогда не будет лишним. — посоветовал я ей.
     И тут сам, серьёзно задумался:
     «А что теперь»!? — и не найдя ответа, отодвинул тетрадь, и положил на неё сверху перо, коим и были ранее описаны все четыре ночи.
     Я и вправду не знал, что дальше. Изначально, собираясь писать совершенно про другое. И даже не подразумевая про сказочные чудеса вообще.
     Но по радио было объявлено штормовое предупреждение, и всю прошедшую неделю с Финского залива  дул непомерно сильный ветер. Он проникал всюду, врываясь в окна и двери, проходил сквозь дома, сквозь стены и, не было от него спасения, он довлел над всем и вся – вот и мне видно крепко надуло голову, полностью выдув из неё ещё недавно зарождающиеся кое-какие мысли и, навеяв совершенно чужие.
     И теперь, будто что-то витало надо мной, я еле успевал записывать за ним – совершенно не свойственное мне. 
     Тем самым, сам себя, загнав в угол – я запутался словно в паутине, в чужом  непролазном сюжете.
     Странное состояние овладело мной, полного непонимания всего, что сам же, своей рукой  и натворил. Голова не работала. Мысли не приходили.
     — Да и ладно, пускай будет так, как будет,— решил я, — пусть они разберутся, в конце концов – без моей помощи.
 
     Очень хотелось спать. Я встал из-за стола и подойдя к дивану, лёг на него даже не раздеваясь. И уже сквозь сон, услышал, как заработал кинопроектор.
     В зале выключили свет, раздвинулся занавес, и на экране началось кино. Как раз с того места, где разгорался скандал у кассы.
     — Так вы будете доплачивать или нет!? — голосом прокурора произнесла кассирша.
     — Позвольте! — вдруг завопил Николай, голосом Ипполита Матвеевича Воробьянинова, из книжки про "Двенадцать стульев", — Почему три рубля? Мы ничего не знаем о трёх рублях! Надо предупреждать. Я отказываюсь платить.
     — Хорошо, — сказала продавщица кротко, — Я сейчас всё устрою.
     Взяв пробитый на скорую руку чек, она унеслась к заведующему отдела и, что то шепнула ему на ухо. Тот тут же подошёл к кассе.
     — По правилам розничной торговли, — звонко заявил он, — лицо отказывающееся уплатить полную сумму за купленный им предмет, должно немедленно покинуть зал.
Изумлённые супруги стояли недвижимо.
     — Па-апра-ашу вас!
Пропел это заведующий, голосом, не допускающим возражений.
     В зале стали раздаваться смешки.
     — Нет! Низа что! — выпалила Аннушка и, схватив Чебурашку, попыталась перепрыгнуть через кассовый аппарат. Но тот час тысяча рук заведующего, ухватили её за все места сразу.
     — Ну-ка, ну-ка, ну-ка, — пролепетал тот.
     Но Аннушка не растерялась, и так же, в отместку, попыталась схватить врага, за первое, что попалось под руку, сжав в ладонях изо всех сил.
     — Ой! Ой! Ой! – присел бедный заведующий отделом.
     «Это конец!» — сообразила Аннушка, — и разжала руки.
     Казалось, что после этого членовредительства, она готова уже смириться.
     Но в друг, неожиданно, задрожала витрина, и с разлетевшимися стёклами, в помещение ворвался ветер. Он просунул свою ветреную голову к кассе, и заявил:
     — Минуточку! Попрошу внимания! Вот они три рубля, — и словно в сказке, на блюдечко с голубой каёмочкой, возле кассового аппарата, от куда то с верху, как осенний листок слетевший с ветки, брякнулась трёшка, — попрошу расписочку любезный.
     — Где расписаться!? — осведомился растерявшийся торговый работник.
     — Вот здесь! — выпалила Аннушка и, рванув рукой за верхнюю пуговку кофточки, обнажила левую грудь, и добавила, — кровью!!!
     — М-м-м — дасс! Эллочка, — обратился заведующий к продавщице, — что у нас там есть помягче, из канцелярско пишущих предметов?
     — Фломастер.
     — Давайте! Давайте! Давайте!..
Но тут, не дожидаясь подписи, Ветер сгрёб одной рукой Чебурашку, другой подхватил Аннушку, и выскочил на улицу.
 
     — Эй! Вы куда, твою мать! — наконец проснулся Николай.
     И обалдевший от сна, долго не мог понять, в чём дело. И только минут через пятнадцать, сообразил, что находиться в командировке, в соседнем общежитии на той же улице, в окружении таких же алкашей, как и он сам.
     — Нет, пора возвращаться домой, а то она там и вправду загуляет, уж больно она ветреная, — произнёс он вслух, вспомнив о приснившемся Ветре.
 
     А тем временем сам Ветер, взлетев на Седьмое небо, туда, где им уже никто не мог помешать, постелил на облако Чебурашку, на него положил Аннушку, и!..
     И!..
     Вдул ей!!!
     Да так, что облако, заходило ходуном!
     Весь мир перевернулся с ног на голову! И уже не желал возвращаться обратно!
     Сверкнула молния, на мгновение, осветив всё и вся!
     Грянул гром, да такой силы, что дождь разлетелся по сторонам, на сотни километров!
     Казалось что все силы небесные, проникли во внутрь женщины, в самое потаённое, самое сокровенное место, и чуть не разорвали Аннушку на мелкие кусочки!
     — Ах! Ах! — стонала счастливая женщина, и ещё долго не могла успокоиться, после того как всё затихло. На этот раз, она лежала не меньше часа, припоминая в мельчайших подробностях происшедшее.
     — Вот это да! — наконец произнесла она, — вот это вдул!
     И по обычаю, далее, нырнув в тапочки, зажав руками главное, она вприпрыжку, понеслась в туалет, где её ждал, по известной причине — несправедливости судьбы, вечно недовольный унитаз.
 
 

6. Явление героя.

 
 
     Но и у сказки, пускай даже самой что ни наесть эротической, присущ не только эротический конец. Как говориться, нежданно-негаданно, входная дверь скрипнула, и на пороге появился супруг. В руках Николай держал бутылку водки, настроение у него было уже хорошее и, усевшись на кухне за стол, он старался его не упустить. Водку ссуженный, закусывал сырым тестом, которое  на ночь затворила Аннушка, дабы спечь в выходные пирожков, и отнести бабушке, в другую сказку.
     Придвинув кастрюлю поближе, Николай задевал тесто большой деревянной ложкой, ел, и всё время нахваливал.
     — Ай, молодец Аннушка! Какая вкуснотища то! — причмокивал он от удовольствия – облизывая ложку, — Видать, ждала!
     Гулянка продолжалась всю ночь, муж пил горькую, орал песни, и ругал власть. Она же горько смотрела на него, с чувством полного безразличия.
     Ещё только вчера, она думала о нём, а сегодня он ей казался совсем чужим. Словно он был из далёкого прошлого, из того самого, в котором, её самой уже не было.
     Что бы отвлечься от неприглядной действительности, женщина ушла в ванную и занялась стиркой. Через время, вернувшись в спальню, перед ней предстала картина Ильи Ефимовича Репина "Приплыли".
     Над кроватью висел старый сотканный из толстых льняных ниток коврик, видно ещё из бабушкиного сундучка. С одной стороны на нём были вышиты семеро козлят, выглядывающих из окон избушки. С другой стороны коза, несущая бидончик молока, своим ненасытным чадам. А внизу под ковриком, на кровати, лежал – сам…
     «Козёл! Коля!» — Отметила про себя Аннушка.
     В одной руке он держал большую деревянную ложку, а в другой, ключ от квартиры, в которой никогда не было денег.

7. Ночь шестая, или же – тысяча первая.

 
 
    Смеркалось. Аннушка лежала скромно у самой стеночки, вжатая мощным телом Николая в тот самый коврик, висевший на стенке. Он, развалившись почти по всему периметру кровати, без штанов но в костюме и в одном ботинке, громко храпел, и дышал в её сторону перегаром. Аннушка ни как не могла уснуть, мысли о «Ветре», ей не давали покоя.
     «Неужели это всё, неужели в её жизни, нет больше места для счастья. Кто же ты мой любимый Ветер!? Где же ты мой любимый Ветер»!?
     При этих мыслях у неё внезапно перехватило горло, а из глаз потекли горькие слёзы.
     А когда спящий супруг, в очередной раз крепко храпнул, при этом всей мощью перегара, дунул ей в лицо – тогда уже она не выдержала, перелезла через, пьяное еле живое тело мужа, накинула халат, и бросилась прочь.
     — Ты куда!? — окрикнул её Николай, неожиданно проснувшись.
     — До ветру! — возбуждённо ответила она ему …
     — А-а-а! — протянул супруг, повернулся на другой бок, сладко улыбнулся и, уткнувшись носом в подушку, снова захрапел.
     Натянув на халат сверху плащ, который первый попался ей под руки, женщина выскочила из квартиры, сбежала вниз по винтовой лестнице, на мгновение, остановившись у входной двери.
     За считанные секунды, как ей показалось, перед её взором, проплыла вся её прошедшая жизнь, убогая и никчемная.
     Так что же ждало её впереди, какие ещё испытания уготовит ей судьба? –  Этого она не знала, но знала твёрдо одно – отсюда надо бежать.
 
     С этой мыслью, Аннушка распахнула дверь. И тут же со всех сторон, её обхватил радостный Ветер! Он ждал её! Взъерошив ей волосы, потянул за собой! Она тоже потянулась за ним!..
     И забыв обо всём на свете – бросилась в темноту! Навстречу ветру...
                                                                  
                                                                                     Июнь. 2012 года.
 
 
 
 
Послесловие.

      Ну вот, скажете вы, мол, автор насвистел, а обещал написать о достоверных событиях:
     — Да разве такое, может быть?— слышу я первый возглас.
     — Он просто издевается, — вторит ему второй, — этого не может быть, потому что, не может быть никогда!
     — А вот и может! — отвечаю я им.
     Всё дело в том, что я старался описать не просто происходящее, а именно эмоциональный, внутренний мир человека. Который гораздо больше в себя вмещает, нежели, кажется на первый взгляд. И представляет собой безграничное пространство. Всё зависит от того, с какого бока на это посмотреть. Какую буку после этого закатить. И какой бякой после этого быть!
     Ну, нельзя же сидеть, сложа руки, всю жизнь на одном горшке. Давайте же подвигаем задницей, и вот тогда, возможно удастся – в конце концов, пересесть на более комфортный и, более престижный стульчак!
     А что касается Ветра, так это был лишь – ветер перемен…
 
 
 

 
Часть вторая:
Чудило.
..................................

 

Маленькое предисловие.

 
      Не собирался я более возвращаться к данной истории, если бы она мне не приснилась сегодня ночью, ещё раз напомнив о себе, и о своей недосказанности.  Посему, сразу с утра сажусь за перо и бумагу.
    
    

8. Новая жизнь.

 
     Недолго горевал Николай, после того как от него сбежала Аннушка.
     «С одной стороны, и хрен с ней, — думал он, — подумаешь, невелика птица»!
     Но неприятный осадок, от случившегося – всё-таки остался.
     «Кто же теперь его будет кормить»? — задавал он себе вопрос, и не находя ответа – с горечью махал на всё рукой,
     — Эх!
     Но уже через минуту-другую, вновь воспрянув духом – Николай начинал воодушевлённо потирать ладони.
     Как ни как, а квартира и всё нажитое имущество – осталось ему, и теперь всё это можно было продать и пропить – никто и слова не скажет в упрёк.
     — Здо-ро-во-о! — протянул он голосом Никиты Михалкова.
    
     И вообще, Николай был не тот парень, кто станет морщиться над подобной безделицей – издавна привыкший жить одним днём, как-нибудь поживёт и вторым.
      А сейчас, нужно было как можно быстрее распродать мебель.  И срочно, не затягивая, отметить – проводы семейного счастья!
     — Сроч-но-о! — вновь получилось как то по Михалковски.
 
     — Ну а что ему ещё остаётся! — в порыве сострадания делился своим мнением, сосед по лестничной клетке Тимофей Забулдонов,  с такой же соседкой по клетке – Екатериной Закусевой.
     — Бедняга! — усердно кивала она головой, и даже обронила слезу на бетонный лестничный пол.
 
     Мебель же Николай решил пустить с аукциона, чтобы побыстрее. Церемониться было некогда – ибо уже не терпелось, сесть за праздничный стол.
 
 

 

9. Аукцион начинается.

 
     Всё так и случилось, хозяин расхаживал по квартире, и словно настоящий аукционист, бил ложкой, словно молоточком себе по лбу, во время всего не очень продолжительного торга – ибо имущества было не так уж и много.
     В квартире собралось народу – порядком человек десять, в основном соседи по подъезду.
     — Шкаф деревянный, ручной работы – со всем барахлом внутри, первоначальная цена – пол литры, — объявил Николай.
     — Литру даю, — произнёс Фёдор Безенчук из двенадцатой квартиры.
     — Продано! — радостно сообщил хозяин.
     — Пудреница фарфоровая! — тридцать пять копеек…
     — Да там пудры-то на два мазка осталось, ну разве что за десять возьму, — отозвалась Зося Тихоновна пышная дама с собачкой, снимавшая угол, в углу лестничной площадки.
     — Да ладно, забирай, за десять!
     Николай перевёл дух, и носовым платком смахнул пот с еле заметной лысины – продолжил: 
     — Коврик, шестнадцатого века – работы византийских мастериц, с изображением Козла с бидончиком! Первоначальная цена один рубель!
     — Давай сюда! — отозвался Пётр Петрович Пеатровско-Адмиралтейский, бывший служитель Эрмитажа – уволенный оттуда ещё в начале семидесятых по тридцать третьей статье, с формулировкой – за честность и порядочность, — я тебе завтра,  пива на похмелку возьму.
     — Продано! — заключил Николай, воодушевлённый на удивление быстрой распродажей, нажитого. — Четыре стула из дворца!
     — А, почему из дворца? — тихо ахнул старичок со странными зелёными усами и в сером пиджаке, по виду, очень нервозного типажа́.
     — Да идите вы к чёрту, Киса! Слушайте и не рыпайтесь! — одёрнул его представительный мужчина в фуражке и с шарфом на шее – стоящий рядом.
     «Этих не знаю, — подумал про себя Николай, — кто же они такие? Наверное, алкаши из соседнего общежития. Хотя, может быть, они из трамвайно-троллейбусного управления? Этого, в фуражке я кажется, где то видел. Но где? Где, я мог его видеть»?
     Слегка замешкавшись, аукционист продолжил:
     — И так, стулья из дворца, ореховые – восемьдесят рублей.
     Толпа оживилась, стулья это единственное что выглядело действительно  достойно в квартире Николая, да к тому же вещь нужная и вполне могли пригодиться в хозяйстве. Одно за другим последовали предложения:
     — Тридцать рублей даю!
     — Сорок!
     — Ящик пива! Двадцать пять бутылок!
     При слове – «пиво», у Николая потемнело в глазах, он еле-еле сдержал себя, чтобы не трахнуть ложкой по лбу. Понимая, что стулья – украденные им когда-то из Ленинской комнатки трамвайного парка – стоят куда дороже.
     — Что же вы не торгуетесь, товарищ Бендер? — постарался вмешаться в аукцион старичок с зелёными усами, обращаясь по всему, к мужчине в фуражке.
     — Киса, идите вон, — ответил тот, стиснув зубы.
     — Банка со спиртом, полтора литра! — последовало ещё одно конкретное предложение от гражданина по фамилии Непришейка-Рукавичку.
     При слове – «полтора литра», Николай едва не захлебнулся слюной – и уже начал отстукивать ложкой по голове.
      — Банка со спиртом, раз! Банка со спиртом, два, Банка со спиртом…
      И вот тут, гражданин в фуражке и с шарфом, выбросил вверх руку и негромко сказал:
      — Пять бутылок Сабониса… С прицепом!
     На Николая, это произвело колоссальное впечатление, он отбросил от себя всяческие сомнения на счёт банки со спиртом, и в долю секунды – что есть силы, трахнул себя полбу деревянной ложкой, соображая что – Сабонис это гораздо лучше.  И с криком:
     — Продано!
     Пустился в пляс. А когда, жар торжества спал, Николай приподнял над головой, ту самую – ложку, и произнёс:
     — Ложка деревянная, большого размера! Тоже не хреновая! Так отдаю…
     — Оставь себе, — посоветовала из толпы худенькая женщина со странной фамилией Иванова, — когда горе, хлебать начнёшь – она тебе, ой, как пригодиться.
    
     — Ничего! Ещё не всё потеряно, ещё не всё продано, — успокаивал себя Николай, — ничего!
     И обведя пустеющую квартиру – отметил, что самое главное всё ж таки, не будь дураком – он оставил себе: кухонный стол, деревянную скамейку, пружинистую кровать, сундучок от бабушки,  и ложку деревянную поварёшку.
     За время обмена – стульев на водку, Николай несколько раз, тщательно пересчитав к ряду, каждую по отдельности из пяти бутылок по ноль семь, стараясь не ошибиться – а затем неожиданно заявил:
     — А прицеп!?
     — Забирайте! — произнёс покупатель, и, протянув продавцу – ту самую драную сумку, в которой и был доставлен Сабонис, в целости и сохранности, — Берите, берите, она и есть тот самый – подарочный прицеп!
     И через мгновение добавил:
     — Лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Лёд тронулся!
     И тут Николай, наконец,  вспомнил: эти чистые глаза, этот уверенный взгляд он видел в Таганской тюрьме в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году, когда и сам сидел там по пустяковому делу.
    
 

10. Стол был накрыт с размахом.

 
 
     Стол был накрыт с размахом, Размахом был сосед по лестнице Теодор, числившийся не то плотником, не то дворником, но скорее всего – всё-таки космонавтом  при ЖЕКе, ибо только и делал что летал, выполняя заказы на приобретение вино-водочной продукции. Но главное, это был человек, который никогда не стеснялся сесть на хвоста – как всегда застигая разгулявшуюся жертву – врасплох.
     К счастью Николая, на этот раз Теодор Размаха – долго не задержался, он лишь успел  помочь разложить на стол всё, что купил на закуску виновник:  две банки – «Килька в томатном соусе»!  Три сырка – «Дружба»!  Яблоко – одно!  Две конфетки  «Подушечка» в ассортименте, на случай – а вдруг девчонки нагрянут!
     Далее Размаха прямо из  горла́, засадил четверть бутылки и удалился, предупредив, что вечером – обязательно вернётся с другом Стёпой.
     Николай, не любил Размаху – считая, что тот выпил почти половину всего того, что должен был выпить сам, ибо изначально покупал только для себя.
    
    

11. Проводы семейного счастья, начались с тоста.

 
    
     За столом собрались только самые верные и преданные друзья Николая. Это: Исидор Яковлевич, Афанасий Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич и Паша Эмильевич, все в бывшем разведенцы-брошенки, а ещё ранее дети сироты – посему близко к сердцу принимающие и сопереживающие – боль утраты. А так же две девицы, лет семидесяти. 
     Нет, этих вертихвосток, Николай и вовсе не собирался приглашать, они прибыли, частным порядком – вместе с Исидором Яковлевичем, и с пятилитровым бочонком квашеной капусты.
     На вопрос:
     — Зачем?
     Исидор Яковлевич, отвечал:
      — Когда по балде – трахнет! Будет с кем – по обниматься!
      А пока скромно усевшись в уголочке, старушки тщательно пережёвывали – квашню, да так что заглушали треск стереофонического радиоприёмника – врубленного на полную громкость.
     — Ну, Чудило! — произнёс Паша Эмильевич, обращаясь к Николаю.
     Кстати, познакомьтесь ещё раз – «Чудило» – это настоящее прозвище Николая, ещё во времена своего юношеского возрождения, он подхватил это заразное имечко от не совсем здоровых, психических людей – за свой чудной, непредсказуемый  характер.
     С тех пор, так оно и повелось, не многие знали его настоящее имя, но зато все поголовно знали что он – Чудило и есть! Самый настоящий!
     — Ну, Чудило! — произнёс Паша Эмильевич, — Будем!
     — Будем! — поддержали его Исидор Яковлевич, Афанасий Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич и Чудило.
     Вторым тост поднял, по старшинству Исидор Яковлевич:
     — Ну, Чудило! Будем!
     — Будем! — присоединились к тосту Афанасий Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич и Паша Эмильевич…
     Ах да, и Чудило тоже присоединился, про него то – чуть было не забыл.
     С третьим тостом вырулил из своего угла Афанасий Яковлевич, уже изрядно покачиваясь:
     — Будем!
     — Будем! — поддержали его Исидор Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич и Паша Эмильевич в обнимку с Чудилой.
     В общем – было весело, старухи уснули, Яковлевичи – ели кильку, а Эмильевич лишь скромно наливал себе и заливал в одну харю,  далее уже безо всяких там – будем!
     Четырёх бутылок через пару часов, было – как не бывало! Оставалась одна. Гулянье находилось в самом разгаре, и словно уже перевалив через хребет Памира, подступало к своей главной вершине  – ту-Пик Коммунизма! Вот он!  Оставалось лишь только занести ногу, и произвести последний — решающий шаг!
     И никто даже не заметил, что Чудило, давно уже не присутствовал на перевале между хорошо, и очень хорошо! А первым занёс ту самую ногу –между прошлым и будущим, да так и упал, запнувшись о настоящее.
     — Ну вот! Нажрались, теперь станут песни орать! — заявила одна из проснувшихся старушек. Всю капусту нашу сожрали, на месяц вперёд. Сволочи!
     И действительно, далее были песни, была возня, был звон стаканов, и битая посуда: Исидор Яковлевич, Афанасий Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич и Паша Эмильевич – буянили часов до двух ночи, причём они крепко набили морду, явившемуся невзначай к вечерней – Теодору Размахе, а так же его другу Стёпе.
     Больше всех в потасовке усердствовал Паша Эмильевич, которому совершенно не понравилось, что Теодор, чем то напомнил ему – бездельника Карлсона – из мультфильма про тётеньку Фрекенбок – которой и сопереживал последний во время просмотра сказки – ещё в детстве.
 
     Ровно в два часа пятнадцать минут ночи – входная дверь захлопнулась и гости удалились восвояси.
 
 

12. Ночь – тысяча вторая. В которой красные трусы – заменили – Алые паруса.

 
 
     Смеркалось! Да, какое там смеркалось.
     Близился рассвет! Да ну, какой там ещё рассвет, до него ещё почитай часа четыре. Так как же начать главу?
     Ага! Была ночь, Николай спал на полу рядом с кроватью – ему снился сон:  Впервые за много лет, яркий и радужный – не то, что те, которые сопровождали его в последние годы – наполненные занудной семейной неурядицей.
     Ему снился берег, не то Крымский, не то  Новороссийский. Много солнца, много воды и много красивых загорелых девушек в пляжных кружочках – Танечек, Леночек и возможно даже Галочек!
     Как же было приятно это созерцать, вдохновляясь дивным воображением, свалившимся, словно из зазеркалья, в котором отражалось только прекрасное.
     О, это ли не счастье, о котором он мечтал всю свою сознательную жизнь. Тёплый морской ветерок, навеявший с моря прекрасное настроение – трепал ему волосы и раздувал красные семейные труселя – словно алые паруса.
     Он будто предчувствовал, что сегодня обязательно встретит свою Ассоль. Семейные труселя весело  раздувались, и при каждом порыве ветра, словно хотели сорваться с его тощих ляжек, и умчаться в сторону резвившихся на берегу – прекрасных амазонок.
     В одном шерстяном носке, он разудало шлёпал по самой кромке длиннющего морского пляжа, мелкая волна – то накатывалась ему под ноги, то отступала, приятно хлюпая в намокшем ботинке, надетом ещё в прошлую неделю – на вторую ногу – после бани.
     «Что же я плавки то с собой не прихватил». — Думал про себя – Чудило.  — А, девушки! Ах, какие тут девушки, пальчики оближешь!
     Обычно в последнее время Николай сторонился приличных женщин.  А возможно, это они его сторонились, да и понять их можно, ведь, по сути, кто он есть – обыкновенный зачуханный сорокалетний синяк – вечно пьяный, с мутным взглядом, красным носом, и с ярко выраженным шрамом под левым глазом.  Далее шрам переходил в заманчивую  складку  по горбинке  кривого носа, сломанного ещё в эпоху надвигающейся перестройки, в восьми круговой очереди вокруг универсама, за одной-единственной бутылкой портвейна.
     Но, издалека, метров с двести, Николай выглядел очень даже достойно, и это подмечали многие его кореша, а с метров триста – он и вообще был просто красавчик!
     Ну, да оставим это, и вновь окунёмся с головою в воды самого Чёрного моря:
     И вот когда, в очередной раз вынырнув из пен морских, с Чудилой случилось чудо! Он увидел её! И сразу всё понял – это и есть та самая Ассоль!
     Она стояла на камешке – совершенно нагая, и ждала его! В левой руке она держала бутылку – Русской, а в правой бутылку Сибирской!
     И уже, не в силах сдержать эмоции – Чудило восстал из водной пучины, а его красные труселя – наполнились ветром и дунули ей навстречу!  Стремительно! Молниеносно! Словно в трамвае – переведя ручку реверса на…  Полный вперёд – он еле поспевал за ними!.
    И вот она встреча! Банальная! Но, такая  прекрасная, всё оттеняющая от себя! Преображающаяся! Скоропалительно-превосходная! Как удар молнии – пронзительная! Как гром среди ясного неба – оглушительный до бесчувствия! 
     Хрупкая девчонка – обхватили его, подняла на руки, и понесла! Высоко приподняв над бытием – это костлявое, но уже с приличным животиком тельце. Она щекотала его лобком! А он громко хихикал, переходя на, полную ржачку, и наслаждался – совершенно не свойственной ему – телячьей нежностью, переходящей в непомерную  лошадиную радость! Успевая иногда что-то, даже крякнуть из себя – типа:
     — Ой, даже и не знаю, чем я  так смог приглянулся!
 
     А, Ассоль положила его на подстилку из зелёных пикантных водорослей, пропитанных запахами – всевозможных чужестранных благовоний.
     Она словно убаюкала его! Всё плыло и летало, небо крутилось над головой! Вместе с восхищением, застрявшим где-то под ложечкой – взметнулись к солнцу – красное нижнее бельё! Всё было – хорошо! Прекрасно! Замечательно! Но!..
     —  Но, может быть не стоит торопиться!? Ну, зачем же так сразу!
     Начал было издалека, оттягивать Николай – совокупление, понимая, что он по любому не в силах будет отоварить свою любимую Ассоль – как следует! В виду полного отсутствия – сексуальной подвижности.
     — Может, для начала выпьем – хотя бы по бутылочке водочки! — продолжил он, как бы невзначай – практически уже сдавшись.
     — Тебе уже, и так хватит! — произнесла вдруг Ассоль, хриплым мужским басом, — Тем более что, уже всё давно выпито!
     И тут Николай опешил.  Он обернулся – и о ужас! – Это была уже не Ассоль, это был, вероятно сам капитан Грей, мускулистый долбила – с накаченной лодыжкой!
     И тогда Чудило рванул, что есть мочи в сторону моря – позабыв в кустах красную тряпку. Инстинкт самосохранения ещё пытался его спасти – но тщетно…
     После крепкого пинка, он, не удержавшись на ногах,  плюхнулся в воду… 
     И тут накатило!  Волна была крепка!  Беглеца, буквально накрыло с головой! Сначала забросило далеко в море, а затем огромным потоком выбросило на берег – трахнув задницей о большой острый камень!
     — У, больно бля! — простонал Николай.
     Но новая волна, ещё более огромная, ещё более косая налетела на берег, и, прихватив с собой Чудилу, закрутила его словно в водовороте.
     Не разбирая пути, несчастный замолотил руками и ногами, но бесполезно – он был совершенно не в состоянии противостоять безумной стихии, которая снова и снова – била его хрупкое тело о береговые кряжистые камни!
     Сходу накатив, схватила Чудилу за шиворот своей ручищей, и несколько раз ткнула бедолагу в самую гущу, мутной и мерзкой водной канализации – где он чуть-чуть, было, не задохнулся. А затем приподняла его и со словами:
     — Да пошёл ты! Засранец!
     Вышвырнула его на берег… Сдобрив полёт – крепким пружинистым пинком.
     Порыв холодного ветра пронёсся над ним, после чего всё утихло. И лишь форточка продолжала хлопать – время от времени, да сквозняк, тянувшийся по полу – вызывал нервный озноб.
     Долго он лежал недвижимо, приходя в чувства после пережитых в – 3D приключений.
    — Вот это сериальчик, — простонал он.
     И припомнил о том, что рассказывала ему Аннушка, про свои ночные видения.
      — Вот, это круто! Вот, это да! — под нос, бормотал он, — Да тут…  Не  три, а все четыре D будут! С гаком!
     Николай открыл глаза и приподнял голову.  Он лежал на полу в метре от кровати, при полном обмундировании, но со спущенным брюками и нижним бельём.
     Сильно гудела задница.
     Да к тому же проведя по ней рукой, Николай обнаружил деревянную ложку – которая торчала прямо от туда.
     — Вот же бля! — выругался Николай, припоминая капитана Грея, — Вот же подонок! Как же он меня – опустил то! Как же он меня – на самое дно то!
 
   

13. Первые сомнения, первые переживания.

 
 
     — Точно с гаком! Твою мать!
     Выдернув ложку, бегом Чудило бросился на унитаз, и еле успев подставить зад, навстречу новому,  казалось бы – светлому будущему, тому что с восходом солнца, каждый раз предвещает, большие, а может и ещё больше – всего и вся, окончательно и бесповоротно дёрнул за верёвочку.
    Унитаз дунул ему, да так крепко – что в буквальном смысле смыл Николая со стульчака и выставил в коридор. Весь сырой, с ног до головы, он бросился в поисках полотенца, но так его и не обнаружив – кое-как утёрся туалетной бумагой – пустив на это дело четыре рулона, оставленные ему Аннушкой – на всякий пожарный.
    
     При мысли о том, что с ним произошло, Николай чуть не расплакался, и только стальной характер героя, смог предотвратить – подступавшие было к горлу первичные спазмы удушья.
     Осознание того что он, Чудила – прошедший огни и воды, переплывший моря и океаны, проползший улицы и дворы, переспавший в канавах и помойках, вынужден теперь заниматься – и этим, приводило его в ужас.
     — Всех на куски покусаю! Твою мать! Не дай Бог, ещё и залететь – вот будет потеха!
    
 

14. В гостях у Исидора Яковлевича.

 
 
     Исидор Яковлевич, принял Николая – душевно!  Крепко обняв, и прижав некрепкого друга к своей широкой, надёжной груди – вознаградив трёхкратным поцелуем по-русски, два раза промазал  – угодив в деревянную дверную стойку.
     Николай по обычаю, сразу раскатил по рюмкам – свежо-откупоренный пузырёк, взятый у достойного барыги, на углу улицы Бармалеева, по схожей утренней цене, ещё без горбачёвских вечерних наценок, и выложил Исидору – всё как есть.
     Исидор Яковлевич, был единственным другом Чудилы, кому тот, мог доверить и рассказать практически  обо всём. Имея при этом  стопроцентную гарантию, на то, что Исидор, никогда и никому – об этом даже не заикнётся, так как минут через пятнадцать, и сам забудет про всё окончательно, в виду своего – окончательно пропитого сознания.
     И как это было не тяжело, но Николай рассказал даже про ложку, которую ему вонзили – по самые помидоры к завершению самого проекта.
     Но, к сожалению, про тот злополучный вчерашний вечер, Исидор Яковлевич совершенно ничего не помнил, и лишь глупо улыбался, да удивлённо вертел косматой шевелюрой, что означало, в общем-то, совершенно не то –  а то, что горячительное хорошо укладывалось на старые дрожжи.
     — Это знак! — неожиданно заявил Исидор Яковлевич. — Без всякого сомнения – знак!
     — Какой ещё знак!? — испугался Чудило.
     — Фирменный! — Заканчивая размышления, округлил событийный ряд косматый, — Ложка! Она то и есть фирменный знак – банды!
     — Не понял?
     — Да чего тут понимать-то,  вот, мол – если «ложка» — значит, руки к верху и не рыпаться, дабы ужас ввести в сознание – понял?
     — А-а-а-а-а-а-а! — протянул Николай.
     Что означало, толи стон, толи то, что он всё-таки – кое-что, да всё-таки  понял.
     А когда они были уже крепко подпиты, Николай обнял друга за шею, и совершенно позабыв, зачем приходил – задал другу самый важный для себя вопрос, который собственно он и раньше задавал – систематически, ибо вопрос был наиважнейший:
    — Исидор! Ты меня уважаешь!?
    А тот, вместо ответа – схватился за низ живота, и убежал в туалет. А когда вернулся, то Николай, долго не раздумывая, бросился на грудь другу, и припав губами к его щеке – надолго застыл в продолжительном товарищеском поцелуе.
     Настолько надолго, что Исидор Яковлевич всё-таки не выдержал и постарался кое-как оторвать от себя присосавшееся существо. 
     Оказалось, что Николай просто уснул, беспокойная ночь давала о себе знать.            
     Далее последовал, другой вопрос, ещё более прямой, ещё более дерзкий:
     — Ну, так я жду! — вновь потребовал Николай, — ответа на поставленный мною вопрос!
     Исидор Яковлевич, естественно не помнил того вопроса, на который Николай так ждал ответа – но зная  занудный характер своего непотребного собутыльника, и то что тот, уже не отвяжется, решил принять всё, и не спорить. Поэтому проведя своей мясистой лапкой по косматой шевелюре, закивал, и произнёс:
     — Согласен!
     Сам Николай, тоже уже забыл, какой вопрос он задавал другу, но видя, что тот кивнул утвердительно – добродушно расплылся вширь стола сорокаградусной счастливой улыбкой. Консенсус был найден.
 
 

15. Ночь – тысяча третья. В которой Чудило отказался даже от нового корыта.

 
     Как возвернулся домой, Чудило не помнил, но зато отчётливо помнил, что на этот раз, он дошёл до самой кровати, и брякнулся в тряпки – вовсе не раздеваясь, как впрочем, и всегда, когда был пьян.
     Смеркалось. По радио, предупредили о штормовом ветре – но этого Николай уже не слышал, ибо сон, к тому времени – уже овладел им — основательно. 
     И только форточка хлопала, не переставая, да волна, сорвавшаяся с Северного моря, пронеслась по Балтике, выкатившись огромным потоком на берег Финского залива – и прокатив по устью Невы с грохотом разлетелась – о стену Петропавловской крепости.
 
     — Ну, надо же, как разгулялась непогодь, — произнёс Николай, собираясь сегодня – порыбачить, на вечерней зорьке.
     А волны одна за одной, словно атаковали неприступный берег – тот самый, на который приступил и облюбовал для себя Чудило.
 
     Раз Чудило закинул невод,  пришёл невод с одною тиной. Он в другой раз закинул невод, пришёл невод с кучкой фекалий. В третий раз он закинул невод, пришёл невод с одною килькой – Да взмолилась та самая килька:
     — Отпусти ка меня ты в море, дорогой за себя дам откуп, я за то подарю тебе, старче, к дню рожденья большое корыто!
     И ответил ей добрый Чудило:
     — Ах ты, сука, какой тебе старче, на себя посмотри ка – стерлядь! Да к тому-ж на хрена мне корыто, лучше я тебя съем на закусь!
      Почернело синее море, так и вздулись сердитые волны, заходили и воем завыли – словно что то, не то он – брякнул. Надкусил он живую рыбку, и уже её хвостик отведал, как из вод, из под самых глубинных – накатила протестная качка. Закачалась песчаная отмель, заходила шагами грозно – появившись сначала вздувшись, а затем закипев как чайник – хлынув на берег расплескавшись, припустивши при скором беге…
 
     И оставив на диком бреге, всколыхнув непокорную качку, из студёной воды болотной – принесённой ведром черпнувши, из глубин заморского моря – то, что пыжилось на просторе! Тридцать три мужика заграничных – денно ищущих, где-б за сандалить – да  конец поточить свой крепкий – на чужом берегу халявном, дабы дань не платить по закону, а отведать – усладу даром, поглумившись над ней банально – вместе с батькой своим Балтимором – поглотивши весь мир анально…
 
     И действительно из вод морских – вышло войско, все равны как на подбор – с ними дядька, в общем рыжий такой.
 
     — Вы кто такие, — испуганно выпалил Чудило, — я вас не знаю и не  хочу! Кто ваш руководитель!?
     И тут навстречу ему, из отхлынувших волн пенных  – выступил тот самый рыжий, и на ломаном английском – зачитал с бумажки, заранее приготовленную депешу:
    
***
 
Правит нами принц – Condon,
Он тебе прислал пистон!
Как по-русски: One, two, three–
Не один – а тридцать три!
 
    
     — Я протестую! Вы же иностранные туристы, и хулиганить на территории СССР не имеете ни малейшего морального права! Завтра же подам протестную резолюцию в ООН – по правам человека!
     И это было последнее, что успел молвить советский молодец.
     Эхо повторило:
     — Завтра! Завтра!
     А сегодня было уже не до того. А сегодня было уже сегодня. Тридцать три молодца на одного – это надо было видеть!
     Нет! Лучше бы этого не видеть – никогда! Одно скажу – заграничные ребята, и впрямь все были как на подбор.
 
     Чудила очнулся к обеду. Весь перепачканный не только в рыбьей чешуе,  но и в естественном – злостно выдернув из себя очередную ложку – и тут же снова отключился. Ибо силы, снова оставили его.
     Только к вечеру ему удалось добраться до унитаза, и, превозмогая боль – сесть на него – по обычаю дёрнув за верёвочку.
     Но, нет. Унитаз даже не заурчал.
     — Не понял! В чём дело!? — возмутился Чудило.
     — Всё, мужиков я больше поливать не стану, — надулся унитаз, — это выше всяческих моих сил. Многое я повидал в этом смысле, но чтобы дядьки – ежедневно на биде по утрам бегали – увольте!
     — Уволю! —злобно прокричал Чудило.
     И со всего маху треснул ногой по бачку. Унитаз – звякнул, и испуская последний стон – развалился на две половинки.
 
 

16. Быть или не быть, вот в чём вопрос.

 
 
      Следующую ночь, Николай решил встретить достойно.  Никаких больше пьянок, довольно унижений.
     Эта ночь, должна была стать  решающей, и он – маленький человек  принимает для себя вызов – этой непомерной и грозной  силы, и встретит ненавистное зло – во всеоружии.
     Надо было только успеть, как следует подготовиться.
     — И уж теперь-то, этому, будет положен конец, раз и навсегда! — решил он для себя.
     Хотя при слове – «конец», Николаю опять стало плохо, и чуть не стошнило, но впадать в преждевременную депрессию – было смертельно опасно.
     — Надо же, какой хитрец, то Греем обернётся, то Балтимором заморским, — думал он, — хватит, сегодня я вскрою эту колоду краплёных карт, и уж наверняка, узнаю, кто является пиковым гомосексуальным тузом. Вот тут-то и настигнет его расплата – за всё хорошее, я щедро отплачу ему – в то же место, той же монетой!
     И вдруг он выпалил, даже сам не ожидая от себя:
     — Честное Ленинское! Клянусь!.. Ой!
     И сам испугался – того что молвил.

17. Последние приготовления к встрече, или за упокой души Давида Розенбаума.

 
    
     Решив заловить насильника на живца, Николай умело соорудил из пальто и свитера чучело – положив его в койку, правдоподобно укрыв одеялом. Сам же решил занять удобную позицию с противоположной стороны комнаты – внутри сундучка, доставшегося в наследство ещё от любимой бабушки, выглядывая сквозь приоткрытую створку деревянной крышки. Входную дверь решил не закрывать, так, мол, быстрее – будет всё кончено.
     И так. Настенные часы – пробили  двенадцать раз. И ровно в полночь,  верхней квартире кто-то заходил, его шаги шаркали из стороны в сторону, громко скрипя половицей.
     «Чёрт! — промелькнуло в голове Николая, а ведь там никто не живёт, — бухгалтер то, уж месяца полтора как повесился.  Точно! Да сегодня же сороковой день, никак будет»?
      Топот наверху не прекращался, а наоборот только усиливался, казалось вот-вот, под тяжестью провалиться потолок, и повешенный свалиться в нижнюю квартиру. Чудилу охватил жуткий страх, а вдруг это он и есть – тот самый краплёный туз?
     Тем не менее, шаги из комнаты, в которой повесился Давид Розенбаум – протопали в коридор, было слышно – как заскрипела дверь, а затем, они загромыхали по бетонным ступеням вниз по лестнице. Топот всё усиливался и усиливался, и наконец, остановился прямо возле входной двери в квартиру Николая.
     Чудила – даже не представлял, как может звучать тишина, но теперь он в этом убедился воочию.  На мгновение всё застыло, звон тишины усилился до неимоверных децибелов, всё поплыло словно в замедленном действии. Дверь начала открываться…
     «Зачем же я её оставил открытой»? — спросил  мысленно себя  Николай.
     «Так я же специально,— тут же ответил себе, — я же ждал его, старался заманить – ну того, которого, на живца»…
     Тем временем на пороге появился человек, в проём двери, при освещении тусклой коридорной лампочки – было отчётливо видно – уже тронутое разложением – безобразное лицо покойника.
     И всё-таки Николай сразу признал его – это был Давид, на шее его была надета петля, и обрезанная верёвка спадала примерно до пояса. Видно там её и перерезали когда снимали висельника с трапеции.
     Нет, это был уже не страх, это был ужас, творящийся в глазах Чудилы, всё, что происходило далее, не имело никакого научного обоснования, и даже знахарки – всё ведающие и про всё знающие – наложили бы, пожалуй, себе в штаны.
     — О-па! А дверь то,  не заперта, — произнёс покойник.
     И постучав в неё уже с внутренней стороны, громко произнёс:
     — Есть кто дома?
     Не услышав ответа, висельник проследовал в комнату, шаги его громыхали так звучно, так всеобъемлюще – что казалось ещё пару таких шагов – и сердце Николая, вот-вот  со страху выскочит из груди и пуститься наутёк.
     — А, вот он! Спит голубчик! — радостно произнёс Розенбаум.
     И не мешкая, тут же направился к кровати. Склонившись над чучелом, он начал его трясти.
     — Просыпайся, Чудило! — произнёс Давид, — я тебе сто грамм приготовил, на помин своей души, ну-ка, пойдём ко мне наверх, помянешь друга, своего Додю!
     Розенбаум, сбросил одеяло с кровати, и, приподняв на руках осеннее пальто – набитое свитером, долго стоял и лицезрел, не понимающим взглядом на чучело, сварганенное руками Николая.
     Долго смотрел, очень долго – а затем произнёс:
     — Что сталось с тобою, Чудило! Как же это произошло? Мать моя женщина!
     И отбросив чучело, обратно в кровать, покойник  вздрогнул, и резко припустил к выходу, обеими руками схватившись за голову.
     — Мать моя женщина! — прокричал он уже на пороге, и выскочил из квартиры.
     Было слышно, как гулко топают его шаги вниз по бетонной лестнице. Они всё глуше и глуше отдавались эхом по подъезду, и с грохотом железной двери на улицу – прекратились.
 
    

18. И тогда Коля – честно признался во всём.

 
 
     Не успел Николай выскочить из сундучка, как по квартире снова застукали ножки. Но эти были другие, словно на каблучках.
     «Это ещё кто? — подумал про себя Чудило, — нет, рано мне ещё вылезать из укрытия
     И стараясь не дышать, Николай притаился. Но шаги словно знали, что они искали, и сразу же направились к нему. Моментально была поднята крышка, и над нею появилось испуганное лицо Аннушки.
     Оба от неожиданности вскрикнули:
     — Ой! Коля! Ты что тут делаешь? — спросила Аннушка.
     — Прячусь! — честно признался Коля.
     — Совсем уже допился!?
     — Да трезвый я, не пью уже – завязал!
     И тут Николай, обо всём – пережитом, рассказал своей Аннушке.
     Рассказал всё как есть – я как автор, подтверждаю. Николай ничего не утаил – и, упав на колени, просил её, умолял её:
     — Вернись, Аннушка! Нет мне более жизни без тебя! Это нечто – затрахает меня ву́смерть! Возвращайся!
     И даже стал предлагать компромисс, на который ранее не согласился бы ни за какие – литры.
     — Да пускай же оно – тебя трахает, я не стану подглядывать, клянусь!  Ведь вам женщинам такое привычно, и для здоровья полезно! Да к тому же это тебе, всегда так нравилось! Ты же сама про то говорила!
     — Да ты же ревновать начнёшь, сам мне жизни не дашь!? — вопросом ответила Аннушка.
     — Вот те крест! — перекрестился Николай, — не буду!
     — Нет! Хватит уже, у меня теперь другая жизнь, — ответила она ему, и быстро пошла к выходу.
     — Постой! — снова бросился на колени Николай, перекрыв ей дорогу, — Не бросай меня!
     — Поздно, Коля! Слишком поздно! — произнесла Аннушка, и так же внезапно исчезла, как и появилась, словно растворилась в воздухе.
     Николай только и успел развести руками.
     — Нет, так сразу нельзя завязывать, — видимо упрекнул он себя, — Эко, видения уже начались.

19. Ещё одна встреча, ещё одно напутствие.

 
     
     — Надо что-то делать! — заходил по комнате Николай, чувствуя свою уязвимость, — вся моя защита рушиться в одночасье. Нет видно противоядия супротив чужеродной силы. Но ничего, я так просто всё равно не сдамся!
     Перво-наперво, захлопнул Чудило дверь входную на замок врезанный, а затем, ещё и столом кухонным тяжёлым подпёр.
     — Вот так, теперь не вдруг вам будет до меня – дотянуться!
     Пройдя в комнату, произнёс, то первое что пришло ему сразу в голову:
     — Довольно по сундукам лазить, лучше уж смерть стоя принять, нежели за обстоятельства – непредвиденные прятаться!
     И отбросив в сторону – чучело, сел на краешек, кроватки своей и словно замер. Ушёл в себя…
 
      — Привет герой! Ну как дела, страшно, наверное!?
      — Кто это? — от неожиданности вздрогнул Чудило.
      — Не бойся, это я – автор, вот решил спроведаться о твоём самочувствии?
      В ответ, Николай ничего не ответил.
      — Держись Коля! Держись! Даже тогда, кода уже не за что будет держаться – всё равно держись! — сказал я ему в напутствии, стараясь подбодрить в тяжёлую минуту.
     На что Коля – даже отвернулся от меня.
     И тут мне захотелось, обнять его, прижать к своей груди, и даже может быть, всплакнуть на пару, в преддверии самого печального, что сам же ему и готовил.
     Но я же не зверь, в самом то деле, и мне тоже – чисто по человечески стало его жалко… Прямо таки – жалко-жалко!
     И я уже стал подумывать, а не переписать ли мне окончание своей повести – изменив всё в лучшую сторону. Да пускай он живёт – и радуется жизнью! А хочет пить – пускай пьёт, не буду ему мешать. В конце-концов, никто не имеет права –  за другого – решать судьбу. И даже я – несмотря, на то, что обладаю безграничным правом своего авторства.
 
     Но неожиданно, Чудила словно очнулся, приободрился, и гордо подняв голову, заявил:
     — Но я так просто не сдамся! Ничего, ничего! Мы ещё покувыркаемся!
    — Да, надо полагать – покувыркаться ещё придётся! И, тем не менее – я верю в тебя!
    — Веришь!? — и тут он взглянул на меня – злым, испытующим взглядом.
     Вероятно сообразив, что это я, и только я виновник всего, что с ним произошло за последнее время – со своей выдутой из пальца историей.
     — Да пошёл ты, автор хренов – куда подальше! — произнёс Коля сжимая кулаки.
 
    Ничего я ему на то не ответил – только сказал:
    — Ах! Да ты ещё и огрызаешься! Ну, ничего, посмотрим. Не стану я исправлять сюжет в более положительную для героя плоскость, а пожалуй даже усилю отрицательную сторону.  На этот раз, я тебе приготовлю чего-нибудь – ещё более тривиально-экзотическое!
     Правда, в дальнейшем мне пришлось спешно ретироваться, ибо продолжать дальнейшую дискуссию с героем – было уже не лишено риска.
     Эдак, можно было запросто и по мордамс схлопотать, что, в общем-то – не очень то и хотелось. Знаете-ли, своя то мордамс – как-то подороже будет. Куда подороже!
 
 

20. Ночь – тысяча четвёртая. Последняя.

 
 
     Судя по всему, за окном снова усилился ветер, и резким порывом гулко ударил в окно.  Плохо закреплённый шпингалет не выдержал, и рама распахнулась, комната сразу наполнилась студёной осенней свежестью, от которой почему то стало не по себе – мерзко и холодно.
     И тут, кто-то словно спрыгнул с подоконника и пробежал  по полу, частые семенящие шажки пронеслись сначала в одну, а затем и в другую сторону – но странно, никого не было видно.
     — Кто тут ещё!?  — воскликнул Чудило.
     Ответа не последовало, хотя странная беготня по квартире – не прекратилась. Тогда Николай схватил большую деревянную ложку, и размахивая ей, словно битой, начал гоняться за невидимым – крича громко и возбуждённо:
     — Сдавайся плут, не то худо будет!
     Внезапно всё смолкло.
     Николай тоже остановился и замер, стараясь прислушаться к тишине. А когда осмотрелся вокруг, то,  от неожиданности вздрогнул…
     Ибо, на подушке сидел, ни кто иной, как Чебурашка, и строил ему разнообразные рожи. То он, показывал язык, то надувал щёки – а своею искусственной лапкой манил к себе, предлагая прилечь с ним рядом.
     — А-а-а! — прорычал Николай, — так это ты! А ведь я так и знал, я чувствовал, что где-то будет подвох! Всё этим началось, да видно этим и закончиться.
     Николай начал зловеще приближаться к Чебурашке, приподнимая ложку всё выше и выше!
     — Ну, сейчас я на тебе прокачусь! За всё у меня ответишь – ушастая мартышка!
     — Не подкачаешь, точно прокатишься!? — осведомился у него  Чебурашка.
     — Вполне! — Чудило, был уже на взводе.
     И тут Чебурашка резко соскочил с подушки, ловко юркнул к дверям и взялся лапкой за засов.
     — Точно готов!? Не обманываешь!? — усомнилась ещё раз Чебурашка.
     — Даже не сомневайся! Клянусь не подкачаю!
     И когда Чудило был уже рядом, казалось вот-вот он схватит ушастика, как  Чебурашка, распахнул дверь.
     — Гена, заходи! Клиент готов! Клянётся что не подкачает! Врёт – конечно!
    И о, ужас! В дверях появилась огромная зелёная морда, а за ней и весь Гена. Нет, это был не тот весёлый крокодил из мультфильма с гармошкой – это был монстр, размером с Лохнесское чудовище. На четырёх лапах он подполз к Николаю, лизнул беднягу – шершавым языком в среднее ухо, и переспросил, ибо не смотря на свои пугающие размеры, в душе Гена всё-таки оставался очень добрым, и никому на свете не желал сделать плохо:
     — Так, что же, можно начинать!? Неужели готов?
     А Чудила, даже не смог ничего ответить, лишь, что то промычал, головой закачал – да язык проглотил…
 
     — Минуточку! Одну минуточку! — непонятно откуда появился Пётр Ильич Чайковский, — ну так же нельзя, Такое грандиозное событие – а вы хотите обойтись даже без элементарной музыкальной обработки!
     После сказанного, маэстро взмахнул палочкой, и…
     Сначала  заскрипела одна скрипка, затем к ней присоединилась – скрипя вторая, а когда к скрипу первых присоединилась вся скрипично-струнная планшетка из сотни – жуть каких скрипучих музыкантов, то тут то и грянуло! И понеслось!
     Тысячи гармонистов – загармо́нили на гармониках, Тысячи балалаечников – забалалаяли на балалайках, Тысячи барабанщиков – забарабанили в бараба́ньки, тысячи трубачей – вдували и выдували медь! Твою мать!
     Нет, это было не Лебединое озеро, и даже не прелюдия к Орлеанской деве – это было Железное болеро! Сонет номер шесть – прошу не путать с Шанелью – той же маркировки.
 
    И тут Николай дал дёру – прошу не путать с выражением – дал дуба, ибо всему своё время!
     Он мчал во всю прыть, перепрыгивая через улицы, кварталы, реки и даже водохранилища. Сначала под ногами проскочило Мшинское непроходимое болото, затем Архангельские топи, следующей была – Гримпенская трясина, он чуть не сбил с ног сэра Генри – который  выгуливал свою любимую собачку Баскервилей.
     Антильские острова он даже и не заметил – перепрыгнув с одного на другой, а затем были Филлипинские острова, Бали и Гватемала – всё вокруг кишело крокодилами. А когда силы стали его оставлять – то недолго думая оставили прямо на берегу реки Нил в районе замечательной африканской республики – Уганда, население которой по статистике за восемьдесят девятый год состояло в основном из крокодилов-людоедов.  Не успел Николай даже элементарно шлёпнуться в береговую лужу, как местные жители – начали с интересом к нему подползать. Давненько они не видели таких оборванцев на своей субтропической территории.
    — Стойте! — выкрикнул Гена, тоже весь задыхавшийся от быстрого бега в погоне за Чудилой, — Стойте! Чужеземец прибыл к вам с доброй волей, а не ради того чтобы вы его сожрали за один присест!
     И немного отдышавшись, Гена продолжил:
     — Познакомьтесь! Это, между прочим – царь природы, зовут его Коля! Посетил вас с наиважнейшей миссией – имея за цель – продолжения рода африканских узкорылых крокодилов! Для, так называемого вливания свежей крови в наши ряды – дабы улучшения всеобщего генетического древа! Ура товарищи!
    — Ура! — зааплодировала  остальная челядь независимых узкорылых товарищей, ибо тогда уже в 1989 году, Уганда вступила в наш социалистический лагерь, и каждый гражданин этой республики – называющий себя с тех пор гордо – товарищ, старался соблюдать всеобщие лагерные порядки!
     — А теперь хотелось бы послушать самого царя! — раздались интересующиеся возгласы из толпы узкорылых лагерных товарищей.
     — Я собственно, я собственно! — начал Чудило свою речь из далека, и закончил, —  я собственно!
     — Да понятно! Чего вы ещё хотите собственно, от царской особы! Тьфу ты чёрт – особи!? — перевёл с русского на гребнисто-кайманский – товарищ Геннадий, и…
 
     И, вторая попытка убежать, так же не увенчалась успехом, лишь Николай подумал о ней, как было уже поздно… Слишком поздно…
     Но зато он от души повалялся на крокодиловой шкуре – спасая свою!
     Как оказалось – это не так уж и страшно. Страшно было только в первый раз, как правило – пугает неизвестность, а потом привыкаешь, и становится – совершенно обычно.
 
     А далее, снилось Чудиле что он снёс яичко, и закопал его в тёплый песочек на глубину пятидесяти сантиметров. Но это было уже после основной трёпки, которую он получил от узкорылых товарищей по социалистическому лагерю.       
     И вот минули три с половиной месяца, яичко проклюнулось – а оттуда высунулась головка малюсенького крокодильчика – очень похожего внешне на Николая.
     — Глаза мои, — радостно отметил он, — и нос с горбинкой!
 
     — Как ребёночка назовём? — спросила непонятно откуда появившаяся врач акушер, и начала заполнять – свидетельство о рождении.
     — Николаем Николаевичем! — объявил счастливый Чудила.
     — Как же Николаевичем? — удивилась акушер, — если папу  Геннадием зовут?
     — Какого такого ещё папу? — заикаясь, забормотал Николай.
     — Как это какого! — да вон он, вас у дверей роддома уже дожидается.
     Николай выглянул в окно и обмер. По периметру больничной площадки, с букетом цветов прохаживался тот самый крокодил Гена. Завидя в окне Чудилу, он радостно заскрипел зубами и завилял дружелюбно хвостиком.  При этом сбив с ног троих пешеходов, шедших в поликлинику на утренние процедуры.
     Николай попятился.
     — Господи! Что это такое! Где я! Что со мною!?
 
     А в люльке, громко, во всю глотку заорал завёрнутый в байковое одеяльце – его сынишка малюсенький зелёненький Николай Геннадьевич, только что проснувшийся!      
     Завидя Чудилу, первенец неожиданно заткнулся и заулыбался, вытягиваясь ему на встречу в желании чтобы тот взял его на ручки – произнёс первое в своей жизни слово:
     — Мама!
     — Ма-ма-а!!! — Вторил ему Чудило, но уже совсем по другому, трясущимися губами в надежде на спасение. — Ма-ма-а!!! Помогите!!! Ма-ма!!!!!!!!!!!!!!
 
      И где то там, в прострации действующего оцепенения – Николай услышал лёгкую, успокаивающую музыку, он сразу узнал – это был Концерт для фортепиано с оркестром № 1.
     Открыв глаза, больничная палата исчезла – он снова оказался на полу у себя дома.
     — Слава Богу! Что хоть дома! — шептали его пересохшие губы.
     А когда умолкли звуки – Сонаты до-диез минор, когда остался один в разгромленной квартире, когда весь мир перевернулся с ног на голову – он отыскал в своих закромах последние силы, и...
 
 

21. Раннее, раннее утро.

 
 
     …враскорячку,  кое-как выскочил на лестничную площадку. В одних трусах с деревянной ложкой, промчался вниз по винтовой лестнице – и только женщины визжали, еле успевая отскакивать в стороны
уступая дорогу Чудиле.
       Сбежав в низ, и остановившись у самой двери, Николай замер.  В сей миг, вся жизнь пролетела перед его глазами – и ничего кроме моря водки, в ней не было.
     — Эх! — с досадой, грянул Николай, — видно и вправду пришло время – что-то менять!
     И полагаясь на ветер перемен, о котором ему все уши прожужжала когда-то Аннушка…  И всё же в надежде на чудо, на то, что, вдруг дверь возьмет, да и не откроется – он легонько толкнул её…
      Так и случилось – дверь не открылась, от сердца отлегло. Он немного постоял в раздумьях, и сомненьях – предполагая:
     — А может не стоит торопиться, что-то менять в будущем, да разве мне плохо жилось!?
     И лишь вспомнив про крокодила, его затрясло и он окончательно – предположил:
     — Эх! Как ни крути, а перемены всё-таки  – неизбежны, — и, вспомнив про последнее выступление генерального секретаря ЦК КПСС Горбачёва по радио – добавил, —  Перестройка – твою мать!
     А когда окончательно, и без поворотно – утвердив своё решение, и завизировав его – плевком в прошлое, Николай вновь  попытался толкнуть дверь.  Но и на этот раз дверь не поддалась, видно само проведение насмехалось над ним – что, в свою очередь  очень разозлило Николая.
     — Ах ты, зараза! Ещё и упираешься! — произнёс нервно Чудило.
     И уж тогда-то, с разбега, со всей своей мощи, плечом, собрав всю оставшуюся злость воедино – выбил  дверь вместе с мясом!
     Она заскрежетала, и рухнула – отлетев метров на пять, от своей коробки вместе с пыльной трухой разлетевшейся по сторонам улицы…
 
      И, о чудо! Тут же со всех сторон, его обхватил радостный Ветер! Он ждал его! Взъерошив последние три волосинки на лысине – потянул за собой! Да так что Чудило, тоже тронулся ему  навстречу...
     Да так видно и тронулся…  С тех самых пор!.. 
 
     А ветер, не долго, думая – пронзительным холодом  ворвался в его трусы – надул их, и сорвал с его тощей задницы, крепко зажав трофей в своём увесистом кулачке, впрыгнул на ближайшее облако, и, сделав ноги – исчез за огромной тучей.
 
     Оставшись в чём мать родила, Чудило опустился на колени, и, опершись о кирпичную стену дома, застыл в полном оцепенении.
     Холод ветра передался в самое его сердце. И он не выдержав – закричал. Крик его, бешеный, страстный и дикий – крик простреленной на вылет волчицы, вылетел на середину улицы, мотнулся под арку и, отталкиваемый отовсюду звуками просыпающегося большого города, стал глохнуть и в минуту зачах.
     Великолепное осеннее утро скатилось с мокрых крыш на улицы Ленинграда. Город двинулся в будничный свой поход.
 
 
                                                   Апрель. Май. 2013 года.

 
 
 
Послесловие.
 
 
    Ну вот, скажете вы, это же полная белиберда, какие там крокодилы? Причём тут корыто? И откуда взялся этот Исидор Яковлевич?
     А может быть даже, некоторые, к этому отнесутся с сочувствием:
     — Зачем же так жестоко, ведь надо было дать ему, хотя-бы один шанс! — потребуют одни.
     — Ну а где же, был тот самый ветер перемен, тот о котором так долго мечтали большевики!? — разведут руками другие.
 
     — Да не переживайте вы так! — отвечу я им. — Будет у него ещё шанс, да и не один, пожалуй. Только вот – нужен ли он ему!?
     А на счёт перемен, да разве вы не заметили – они же все налицо, да только не все перемены – к лучшему…
 
     — И всё-таки! — наверняка поинтересуются самые, начитанные, — А чем ответило ООН на предъявленную им резолюцию, по правам человека?
 
     Я ждал этого вопроса, и поэтому отвечу с ходу:
     —  Да откуда я знаю, и вообще неплохо было бы, для начала хотя бы вкратце объяснить мне – кто такой есть, этот самый ОН?

…………………………………………………………

 
 
На лицевой странице рисунок Александра Кузнецова.
На первой странице второй части рисунок Бориса Эренбурга. 
 
*Эпиграфом к своей повести я использовал  отрывок из стихотворения Галочки Н. «Тот, кого…..»
 
**Так же хочу поблагодарить Льва Куртен за его афоризм – «Унитаз работал, как биде».
 
***Многое взято из романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «12 стульев»! Классика не стареет!
 
****И как же было обойтись без сказок А.С. Пушкина.
 
*****Также было приятно пообщаться и с Николаем Николаевичем Дроздовым, оказывается, он очень много знает!.. Про крокодилов!
 
****И ещё, за время пока сочинял эту сказку, не переставая слушал – Вариации на тему рококо, для виолончели с оркестром. Оратория за номером 33. Петра Ильича Чайковского.