ПО ПРОСЬБЕ ТЕТИ

ПО ПРОСЬБЕ ТЕТИ
 
 
            Моя тетя – экстравагантная особа.  Они с дядей уже четыре года в браке – она бежала из Московии в 2020, перебивалась случайными заработками и как-то в Эрмитаже (где нашла работу реставратора, это после того, как православные его подожгли 4 ноября) познакомилась с дядей.  Дядя тогда был консультантом в пароходстве и должен был торжественно вручить директору Эрмитажа от спонсора большой чек на реставрацию.  Мне тогда было 13 лет, и я учился в 7 классе.  Почему-то я плохо помню эти годы.  Детство – хорошо.  Все, что было в старших классах – хорошо, а между ними провал.  Так вот именно тетя уговорила меня на эту поездку.  Я бы никогда сам не поехал.  Но она упросила меня поехать на ее родину – в Кострому и выяснить, осталось ли что от ее дома, а если осталось, то забрать ее детские рисунки.  Тетя всегда хорошо рисовала.  У меня в комнате висят ее миниатюры морских закатов и готических городков.  Но в детстве ее стиль (еще не изуродованный художественным училищем) был совсем иной, лучше, чем теперь.  Так она сама говорит.  У меня, правду говоря, на это лето были другие планы.  Я только что поступил на истфак в Университет и хотел вознаградить себя поездкой с моей девочкой в Болгарию (или даже в Чехию; я там был в 2023 году с классом – очень понравилось).  Но тут уж уговорила, так уговорила.  Другой человек сказал бы ей: тетя, а вы сами не съездите?  Но, во-первых, это невежливо, а во-вторых, ее туда уже никогда не пустят, потому что она нелегально бежала в Ингерманландию.  А это там запрещено.  И назад уже никого не пускают, кроме как через обряд покаяния.
 
            Едем в поезде до границы.  Со мной в двухместном купе пожилой человек.  Хорошо одет, пачка дорогих сигарет.  В пункте Ерзовка-3 (это у самой границы) мы должны пересесть на московитский поезд (у нас уже давно перешита колея, и поэтому доехать прямо до Москвы нельзя).  Я откупориваю бутылку кваса, наливаю тяжелый стакан – чуть не расплескал на соседа!  Он улыбнулся на мои извинения.  Разговорились.  Он – бизнесмен-предприниматель, едет в Московию по делам.
            --Там можно делать отличный бизнес!  Там все очень дешево.  У нас не так.  А у них на угольных шахтах в Кимовском (есть такой разрез) работают из монастырей люди.  Так они даже зарплаты не получают – только за еду работают.  И получается очень дешевый уголь.
            Угольщик оказался мечтателем.  Романтика штолен!
            --И что нашли в нефти?  Вот я тебя спрашиваю!  Жидкая, да и мало ее, скоро кончится.  А угля хватит на века.  Вон, китайцы – большей частью живут на угле.  Им и нефти не надо так много, как американцам.  Если бы еще с XIX века мы сохранили угольную промышленность и паровой транспорт…
            Я решаюсь вставить слово в мощное русло речи говоруна:
            --Но экология…
            --А вот и нет.  Уголь более экологически чист, чем нефть, особенно если его коксовать.
 
            Я думал, что попасть в Московию сложно, но оказалось на удивление просто.  Оформляешь визу «Странник по Святым Местам» (так она называется на московитском) – это как турист вроде, и можно съездить на неделю.  Когда-то быстроходный «Сапсан» проходил от Петербурга до Москвы меньше, чем за четыре часа, но сейчас его перевели на линию Петербург – Балтийск (5 часов), а до границы ехать тоже четыре часа. 
            Мы сидим с моей девочкой в гламурном кафе напротив Казанского собора в ожидании моей неторопливой очереди в кассах неподалеку.  Над нашими головами – полки с книжками (зеленоватый Майн Рид), а за столиком напротив нас – две девушки (временами целуются; лезбиянки?)  Здесь собираются студенты Финэка, а иногда и преподы захаживают.  Я уже чувствую себя студентом.  Через месяц я буду ежедневно ездить от Ульянки по красной линии метро с пересадкой на Восстания – и до Василеостровской.  Оля спрашивает:
            --А там не опасно?
            --Нет, — должен же я успокоить мою любовь.
            Мы очень мало знаем, что там – в Московии – происходит.  Миллионы беженцев прошли через нашу страну за последние годы, миллион осел в Ингерманландии, но все их рассказы путаны и противоречивы (как сказал наш историк в мае: «трудно составить представление по столь противоречивым источникам»).  Называется эта страна официально Русское Государство.  Столица – Москва (говорят, что ее население сократилось по сравнению с переписью 2010 года в десять раз).  Территория – полтора миллиона квадратных километров (у них сейчас версты, а это на 14% меньше, чем в километрах – получается миллион триста квадратных верст).  Население неизвестно, но по оценке ООН (смотрел в Сети сегодня утром) – двадцать семь миллионов.  Государственная система – теократия (во главе государства – Патриарх РПЦ), государственный флаг – красное полотнище с лицом какого-то святого или какого-то бога.  Граничит с Карелией, с нами, с Белоруссией, Украиной, с Черноземьем, с Мордовией, Чувашией, Мари-Эл, Татарстаном, Удмуртией, Уралом, Коми и у самого Ледовитого океана – с Сибирью.  С нами они воевали в 2018-2019 годах из-за Валдая.  И кстати, они до сих пор в состоянии войны с Югороссией, но они с нею не граничат, и поэтому военных действий не ведется.  Уровень жизни – ВВП на душу населения 10000 долларов (или меньше).  Это в три раза меньше нашего.  Вот, собственно, и все.  В 1993 году там – в Костроме родилась моя тетя.  Но тогда была еще единая Российская Федерация.  И правил Путин.  Или Горбачев.  Или Ельцин.  Ельцин!  Это я ЕГЭ по истории вспоминаю.  Набрал 85 баллов.  Сам себя зауважал.
            А я родился в 2008 году в Петербурге (он еще не был столицей Ингерманландии и красивейшим европейским городом).  Кстати, родился ровно через девять месяцев после знакомства моих родителей (и такое бывает))))).  Маме тогда было 20.  Папе – 33 года.  Мой папа – программист, мама – экскурсовод.  У меня – самая лучшая девочка на свете.  Ее зовут Оля, ей – 16 лет, и она хочет стать химиком (сейчас читает учебник «Органическая химия»).
 
            Астрономы уже открыли много экзопланет.  На некоторых из них есть вода и условия существования жизни.  Интересно, что там?  Есть ли люди?  И какие люди?  Знают ли они о нас?
 
            Доехали до Ерзовки.  Это пограничный пункт на границе с Московией.  Мы выходим из купе и проходим контроль.  Я похож на странствующего студента: небольшой рюкзачок, зонтик, iPad и сумка с продуктами.  Я не заметил, как мой попутчик отстал, и вдруг слышу: его задержали и что-то от него требуют.  Московитские пограничники в каких-то оперных кафтанах, но не клюквенного цвета, а маскировочного. У одного большая икона на груди.  Меня просят подождать (московиты говорят по-русски почти как мы, но произносят некоторые слова нараспев, и кажется, что говоришь с евнухом).  Через контроль на нашу сторону перешел невысокий человек, похожий на Шевчука, в очках и футболке.  В руках – один угловатый чемодан (точно, беженец).  Он пересекает невидимую линию границы, поворачивается и плюет в сторону Московии.  Наши пограничники и московитские реагируют спокойно-безразлично.  Значит, этим их не удивить?  Моего попутчика ведут куда-то в будку, и оттуда слышны громкие ругательства.  Наконец, доходит очередь до меня.  Пограничник изучает мои документы.  Рядом с ним человек в черных одеяниях и шапочке (монах?)  Он спрашивает меня:
            --В паломничество?
            --Д-да, — я не хочу ничего отвечать.
            --Крещеный?
            --Что?
            --Нехристь?
            --Вам-то что?!
            --Сэсэзэшник!
            Я не отвечаю.  «Сэсэзешниками» здесь дразнят нас – граждан Ингерманландии.  Это от ССЗ («Сатанинский Северо-Запад»).  Но тут монах привлечен идущей за мною женщиной.  Она в платье до колен.  Он делает ей замечание: надо переодеться.  Мне возвращают документы, и я вхожу в другой поезд (на параллельной колее).  Поезд прицеплен к паровозу (!) – я не шучу.  Настоящий паровоз.  Вот и сбылась мечта бизнесмена.  Я попал в мир стимпанка?  Вечереет.
 
            Я думал, что все четырехместное купе до самой Москвы будет в моем распоряжении (мой попутчик так и не объявился; что с ним?), но в Бологое (так себе городок: деревянные домики, похожие на наши дачные поселки, тоскливо-желтого цвета вокзал) в купе вошли парень и девушка моих лет.  Я из вежливости кивнул, и они стали располагаться.  У обоих уйма каких-то авосек и чемоданов (терпеть не могу ездить куда-нибудь с вещами; мой дед вообще гордился, когда ему удавалось ездить «с газеткой» (с)).  Странно одеты.  На парне простецкая полосатая рубаха и треники, на девушке – длинная юбка, кофточка и платок сизого цвета, под который тщательно упрятаны волосы.  Что мне до них?  Правда, поезд тащится удивительно медленно – от границы до Бологое (я посмотрел по карте) всего 35 километров (30 верст), а мы ехали целый час.  Паровоз время от времени отрывисто свистит.
 
            Оля очень не хотела меня отпускать.  Ее что-то все время тревожило (она даже видела про меня дурной сон; но мы смеемся над снами, когда рассказываем их друг другу: вот мне перед сдачей ЕГЭ по литературе приснилось, что мы купили большую квартиру – метров сто – но со странными арочными потолками, как в каких-нибудь средневековых зданиях, и в стену гвоздя не вобьешь).  Я видел свою поездку в Московию, как некое экзистенциальное путешествие, вроде как молодой английский джентри по завершению образования совершает поездку по стране марсиан – Франции.  Но тут не Франция, ох, не Франция!  В тот день, когда я покупал билеты (туда и обратно), в новостях сообщили: В Московии под Смоленском неизвестные убили священника РПЦ Дмитрия Куфаева (об этом сообщают прибывающие в Ингерманландию беженцы).  Дмитрий Куфаев известен своей критикой руководства РПЦ, особенно введения смертной казни за «богохульство».  Последние годы он исполнял обязанности просто го священника в одной из деревень под Смоленском.  Но и до Багдада им далеко.  Вот где борцы за веру!
 
            Как я и ожидал, здесь мой iPad интернет не берет.  Я от нечего делать играю сам с собой в карты.  За окнами купе накрапывает унылый дождик.  Если наша Ингерманландия смахивает на Туманный Альбион, то что можно сравнить с этим серым небом, сочащимся бесконечным дождем?  По сторонам от дороги – елки да березы.  Парень обратил внимание на мой iPad.  Ему очень хочется что-то спросить, но он стесняется (или это наша обычная славянская деликатность; хотя нет, славянская деликатность – это правила хорошего тона: если вам что-то предлагают, положено трижды отказываться и только на четвертый раз нехотя соглашаться).  Я – ноль эмоций.  До Москвы тащиться еще долго, а за окном почти стемнело.
 
            Прошлым летом (через полгода, как наша Ингерманландия вступила в Европейский Союз) поехали мы с папой в Париж.  В детстве мне казалось, что я – на самом деле родился не в Петербурге, а в Париже, и хотелось посмотреть на мою виртуальную родину.  Когда смотришь на разные страны через прицел туристических агентств или окна новостных передач, кажется, что заграница – это что-то особое, и даже мостовая здесь особенная – из особой плитки.  Но нет, когда приезжаешь, видишь, что плитка тротуаров – самая заурядная, и воздух здесь – тот же.  А джунгли экзотических стран не отличаются от нашего парголовского кустарника.  Но Париж прекрасен (даром, что, будучи побратимом единственного Рима, Париж в позапрошлом году сделал одно исключение – для Петербурга).  В Париже я познакомился с Олей (и такое бывает)))))))))).
 
            Наконец-то парень решился:
            --Извините… извини… (он не знает, как меня называть – на вы или на ты?),  а это у тебя что такое?..
            --Карточная игра.  Подкидной и переводной дурак.
            При словах «карточная игра» глаза девушки рядом с парнем погасли (сама какая-то на крыску похожая: темные глаза и нос большим треугольником((((, но он переспросил:
            --Нет, вот это что такое? — парень показывает на iPad.
            Он не знает, что такое iPad!  Вот так государство!
            --Это такой компьютер портативный.  У вас таких нет?
            --Есть, но не такие.  А как он с интернетом соединяется?
            --Через WiFi.
            Еще одно непонятное слово для них.  Впрочем, мне говорили, что тут – в Московии – интернет отрезан от мировой Сети, а иметь WiFi запрещено (пограничник просто не обратил внимания на мой планшет, или не понял, что это такое, да оно все равно не работает; и мобила здесь не пашет).
 
            Оказалось, что Оля тоже из Петербурга и живет в Сосновой Поляне – недалеко от меня (я ее даже дразнил: Сосновая Оляна!)  Когда мы вернулись в Петербург (она – на два дня позже меня), я – как столичный мальчик – пригласил девочку в хорошую кафэшку KFC – напротив Парка Победы.  Мы втиснулись в небольшой простенок (рядом с нами за большим столом пять девчонок играли в карты), и именно здесь я признался ей в любви (увы, Париж!)
 
            --Мы – брат и сестра, — представляется парень в купе.
            Это мы уже познакомились.  Им тоже по семнадцать, но они не родные, а двоюродные.  Едут на работу в Москву.
            --Меня зовут Саша.  Я из Петербурга.
            --Перебрались к нам?  От сатанистов, — последняя фраза не вопросительная, а утвердительная.
            --Нет, как турист.
            --А от вас многие к нам перебегают.  Уже миллион человек.  Аркадий Мамонтов недавно фильм снял – «Изошедшие от сатанизма».  Но наш батюшка сказал, что это двусмысленно звучит: как бы вы все сатанинского племени, а это не так, и мы вам всегда рады.  У нас – на Святой Руси – только и есть спасение.
            Я смотрю на парня и не понимаю, что он хочет сказать.  Что-то я ничего не слышал о миллионе переселенцев из Ингерманландии в Московию, один поезд раз в день ходит до границы, и в поезде купе полупустые (сейчас от нас едут на заработки по всему Европейскому Союзу, но беженцев из Московии столько, что население не уменьшается – как было девять миллионов, так и осталось по переписи 2020 года).  И что он обозначил словом «спасение»?  У меня ничего, кроме спасения рыбаков с оторвавшейся льдины, не возникает в памяти.  Надо сказать, что тетя (да и все остальные взрослые) перед отъездом строго-настрого мне наказали с местными здесь ни в какие дискуссии не вступать (особенно, на религиозные темы).  Потому что они очень обидчивые и даже агрессивные, и думают, что мы все хотим их уничтожить, и вообще люди в других странах рождаются только для того, чтобы навредить Московии.  Поэтому я ничего не говорю.  Но парень, видимо, принимает мое молчание за согласие:
            --У вас же там невозможно жить.  Все вокруг – гомосеки (я вспоминаю двух девчонок в гламурно-студенческом кафе, да и в Париже я не то искал))))).  А всех детей отбирают у родителей в ювенальную юстицию.
            --Да нет, меня не отобрали.  У меня папа и мама.
            --Ну это тебе повезло еще.  А где ты работаешь?
            --Я еще не работаю.  Я закончил 11 классов и поступил в Университет, — я произнес последнее слово с большой буквы.
            --Да?..  А у нас церковно-приходская школа семь классов.  А потом все работаем.  Сначала мы работали в приходском хозяйстве, а сейчас нас перевели в Москву – в хозяйство Сретенского монастыря (а Ксения – в Покровский монастырь).
            Оказывается, в Московии много людей работает в монастырских хозяйствах, практически только за еду. Но зато у них, кажется, нет безработицы.  Правда, мой попутчик-бизнессмен (где он сейчас?) говорил, что постепенно по такой схеме работает все больше и больше – ведь предпринимателю выгодно, чтобы работник только за кормежку работал, и сейчас уже так работает почти половина московитов.
            --Семь классов?  А дальше?  А вузы?
            --Как это «вузы»?
            --Ну, получаешь высшее образование, потом работа хорошо оплачиваемая.  Ну и знаний много получаешь.
            --Это разве что духовная академия.  Но туда только батюшки могут поступать.
            «Батюшки»?  Ах да, на московитском языке так называют попов.
            --А Московский университет?
            --Не знаю…
            Тут в дискуссию вступает его сестра:
            --Там сатанисты преподавали, так разогнали давно, а здание вернули Церкви.
            --Здание – это такое большое на Воробьевых горах, что при Сталине построено? – я в курсе старого спора двух вузов о первородстве.
            --Да, Сталин его для духовной академии построил, а потом при безбожном Хрущеве отобрали для университета сатанисты.
            Сестра явно лучше образована, чем ее кузен.  И фразы строит с напрягом, как будто ножом консервные банки вскрывает.  Но ее брата интересует другое:
            --И что вы там целых 11 классов учите?!  Это же, наверно, трудно очень?
            Спросите выпускника – трудно ли было учиться в школе?)))))))))))
 
            Я читал перед отъездом «Улисс» Джеймса Джойса.  Хотел взять с собой – читать от скуки (в Московии никаких развлечений нет), но меня предупредили: книги в Московию ввозить нельзя.  «А что можно ввозить?» — спросил я не без иронии. – «Библию можно?»  Оказывается, только на церковнославянском языке, а все иные переводы запрещены.  Неправославная литература у всех изымается (даже у туристов) и сжигается.  Вот я и еду с одним iPadом.  Хотя… «Улисс» — здоровая книженция в 1000 страниц (я купил ее в «Старой книге», что близ Сенной площади, 2012 года издания), так что с такой тяжестью носиться по всей Московии…
 
            Я спрашиваю в ответ:
            --А что вы целых 7 классов учите?
            --М-м-м…  У нас – Закон Божий, История Церкви, Православное Естествознание, Православная Литература, Патриотизм…
            --У меня по Истории Церкви пятерка, — похвасталась его сестра.
            За окном уже темень.  У них много чемоданов, но ни в одном нет еды.  Есть при них как-то неприлично.  Я, тем не менее, спрашиваю:
            --Тут чай полагается?
            --Наверное…
            --Я спрошу.
            Я выхожу в коридор, добираюсь до купе проводницы.  Беру три стакана в чеканных подстаканниках.  Стоит это 17 московитских рублей, значит… 120 наших рублей.  Дешево.
            Когда я вернулся, мельком заметил, что парень молниеносно отпрянул от моего iPadа (но я-то его заблокировал!)  Я говорю:
            --Я угощаю.
            Они смущены.  Девушка спрашивает парня:
            --Молитву как творить?
            --Да не надо молитвы!  Он же…  Ты крещеный? – спрашивает он меня.
            --Нет.  Мои родители всегда были атеистами.
            Они потрясены.
            --Быть не может! – девушка внимательно рассматривает мое лицо, как ботаник засушенный гербарий. – Все атеисты – жиды.
            Нет, опять я нарываюсь на проблемы.  Мне еще ехать несколько ночных часов (поезд приходит в Москву в четыре утра), и я не хочу их тратить на религиозные дискуссии((((((  Я видел пару таких дискуссий у Невзорова в «Обозрении», и никто никого ни в чем не убедил.  Это все равно, как спорить о количестве чертей на острие иголки.  Я беру iPad, разблокирую и показываю несколько своих фоток: я на «Алых парусах», я и родители, я – в Париже (кстати, мы познакомились с Олей и ее папой ни где-нибудь, а в лифте, который возносил нас на Эйфелеву башню), я с друзьями в тире, наш класс в Зоологическом музее, мы с Олей гуляем – она забралась на бордюр решетки Михайловского Сада, она на камне в открытом черном купальнике, Нева на закате.
            --Как настоящие! – парень поражен.
            --И как ей не стыдно?! – этот комментарий девушки касается моей Оли в купальнике, а я вспоминаю ее – такую упругую, розовокожую.
            --А где это Париж? – спрашивает парень.
            --Это столица Франции.
            --Это же где Корсунская епархия, — подсказывает ему сестра. – Когда Владимир Равноапостольный воевал с Византией, он взял Корсунь в Крыму.  Там Испания, Португалия, Франция и Швейцария.
            --Нет.  Франция не в Крыму, — опять нарываюсь я на проблемы.
            --А где же?
            --В Западной Европе.  А Новая Франция – вообще в Квебеке, на другой стороне глобуса.
            --Какого глобуса?
            --Земли.  Земля-то круглая.
            --Ты, Саша, что-то путаешь.  Земля не круглая.  Она плоская.
            Выражение моего лица побуждает парня сделать то же самое, что и я: вместо объяснений он роется в своем чемоданчике (пришлось согнать сестру с нижней полки; она не села на мою, а так и осталась стоять у двери купе, прямая, как палка) и достает книжку в синем переплете.  «Мироздание» называется она.  Парень быстро листает ее, и что я вижу???  Это напоминает кекс, хорошенько откусанный снизу, но на верхней его части распласталась довольно правдоподобная карта Московии, а вокруг нее – ближе к краям – размазаны разные страны.  Америки и Австралии нет вообще. 
            --Из науки доказано, что Земля плоская, — делится знаниями парень. – Сотворена Господом Богом 7533 года назад.  Иван Павлов давно доказал, что Земля плоская.
            Оля, ты никогда мне не поверишь, если я тебе расскажу это!  Но я не ослышался, а глаза мои видели книжку.
 
            А я соврал: мы познакомились с Олей не на лифте Башни Эйфеля.  Мы остановились в одной гостинице.  И столкнулись на лестнице.  Она спросила меня, где кафе.  По-русски.  Моя девочка…
 
            Парень вышел (наверно, в туалет), а я полистал книжку (на безрыбье и рак – рыба!)  Девушке понравилось мое любопытство:
            --В этой книге все правда написано.  А в ваших книгах – ложь.
            Что тут скажешь?  На титульном листе большая надпись: «Допущено Синодальным отделом религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви».  «Се добра зело (Быт. 1,31) относятся к мiру, в котором не было хищничества и плотоядения, но лишь растительный рацион питания», «недоучки и переучки не верят в личного, праведного, всемогущего и безначального Бога, а верят в безличное начало и в какую-то эволюцию мiра и всех существ…», «…сатанисты не признают власти, которую сам Господь Бог даровал Руси над всеми племенами и языцами».
            Я опять рассмотрел карту плоской Земли:
            --Здесь неточно показаны Черное и Азовское моря…
            --А это оттого, что Югороссия провалилась под землю – в преисподнюю.  Они хотели перевести богослужение на русский язык, а это – смертный грех.  Отче Серафим Карбузан проклял их, и они провалились.  И там сейчас Черное и Азовское моря.
            Что тут скажешь?  Это все равно, как воевать с болотом: чем дальше ты продвигаешься вглубь, тем глубже увязаешь.  Умнею я на глазах.
 
            «В районе Стрельны (начиная от улицы Пионерстроя) растет огромный массив: жилые дома, музеи, театры, школы, универмаги.  Мы называем этот район Новой Москвой.  Здесь поселилось много беженцев из Московии.  В первые годы приезжали миллионеры и миллиардеры, строили шикарные виллы, спонсировали гимназии и картинные галереи.  Параллельно тек поток забытых политиков и известных журналистов.  Приезжали целые коллективы: например, Большой Театр в полном составе.  Потом потянулись люди попроще: затравленные ученые, преподаватели, врачи, инженеры, экскурсоводы.  Морозным январем бежал целый детдом во главе с воспитателем (их здание «вернули» какому-то череповецкому православному храму).  Бежали избитые православными дружинниками, бежали потерявшие работу на развалившихся предприятиях, бежали смешные модницы, которым запретили носить юбки короче пяток, да и те – всеобщего серого цвета, бежали очкастые библиотекари, спасая древние манускрипты, бежали грузины, виноватые в очередной неудачной попытке правительства Грузии вернуть Цхинвал, бежали старые коммунисты, возмущенные сносом ленинского мавзолея, бежали все, кто не хотел жить в удушливой монастырской келье, в которую всего за несколько лет попы превратили доставшийся им кусок распавшейся России.  Просачивались лесными тропами там, где еще не проложили пограничную колючую проволоку и не установили с ингерманландской стороны видеонаблюдение.  Часть мигрировала дальше – на Запад – в Европу, часть оседала в Ингерманландии.  Миллион, полтора миллиона, еще больше.  В Петербурге они находили ту Россию, которую помнили на рубеже тысячелетий.  Под небом Балтики дули ветры петровской России, здесь православный фундаментализм не привился, наоборот, все хотели поскорее причалить к Европе, а Европа нашла ума бросить им канат».
            Владимир Филин «Новая Москва». СПб.,2024.
 
            Если бы это было литературное произведение, а не хроника реальной поездки, мы в купе, по закону жанра, стали бы перебрасываться громкими фразами, я бы заговорил о гуманизме и европейских ценностях, мне возразили бы насчет гомосексуализма (московиты почему-то упорно считают всех ингерманландцев гомосексуалистами; своеобразным компромиссом является Движение в защиту прав православных геев и лезбиянок, которое создал бывший депутат Милонов), но это была серенькая реальность, а поэтому перед тем, как улечься и заснуть хоть на несколько часов перед Москвой (девушка легла на нижнюю полку, парень залез на верхнюю), я лишь спросил:
            --Кто управляет Русским Государством?
            Я почти был уверен, мне ответят, что это православный русский бог управляет, но я ошибся.  Парень серьезно ответил, свесив голову:
            --Президент Путин управляет.  Он всегда в Кремле.
            Я чуть не рассмеялся (нет, никаких дискуссий с местными!)  Ведь не далее как позавчера видел в программе «Пулковский меридиан» репортаж с Ибицы: папарацци гонялись за семидесятилетним Путиным (он после того, как сбежал из РФ, ведет замкнутый образ жизни, а тут засветился; Nota bene: по возвращению наконец-то посмотреть «Сладкую жизнь» Феллини – я уже даже нашел, где скачать).  Но я опять промолчал.
 
            Я не люблю электронные книги.  И не только оттого, что портишь глаза.  Книга должна быть печатной.  Это не ретроградство, это эстетика роскоши (как в романе Бестера «Тигр! Тигр!» конный экипаж был роскошью в эпоху всеобщего джантирования).  У меня уже неплохая библиотека – часть подарили родители и родственники, часть покупаю я сам.  Особенно мне нравится серия «Интеллектуальный бестселлер» — красиво выглядит на полке и легко читается.
 
            Только мы стали, наконец, засыпать на каком-то полустанке, в дверь купе постучали.  Проводница привела настоящего попа во всем облачении и с большим чемоданом.  Поп всем своим видом хотел, чтобы чемодан несла за него проводница, но она не несла, и он очень был недоволен.  Хотя его билет соответствовал верхней левой полке, поп сразу же нацелился на мою – нижнюю.  Он покряхтел с минуту и спросил меня:
            --Молодой человек, вы меня не пустите на нижнюю?  Я уже старый человек, а вы – молоденький.  Если вы меня пустите на ваше место, вам за это один грех простится.  Да, один…
            Я едва не спросил: «А если на два места пущу – два греха простятся?»  Я пробыл в Московии всего полсуток, но уже понимаю, откуда берется та ярость в глазах беженцев отсюда (два моих одноклассника, ну и тетя, конечно), когда они видят Московию в редких теленовостях.  Никакой он не старик.  Бороду отрастил, это верно, но самому лет тридцать пять – не больше.  И жирный, неприятно жирный, с заплывшими глазками.  Если бы хоть раз в день делал зарядку, залез бы на верхнюю полку без посторонней помощи.  Но силы неравны: парень и девушка на его стороне (девушка сама готова уступить ему свою нижнюю, но лазать на верхние полки православной девушке неприлично).  Я с глубоким вздохом и без слов встаю, перетаскиваю матрас с одеялом, перехожу наверх.  Поп благословляет всех на сон грядущий.  Парень и девушка целуют ему ручки, и наконец-то можно спать.  Но non ici c'était (как говорит в таких случаях моя Оля – она учит в гимназии французский): поп сразу же раскатисто захрапел, и я так не уснул до ночной Твери и предутренней Москвы. К тому же поп страдал метеоризмом, а поэтому атмосфера купе непоправимо испорчена.  А открыть дверь или окно нельзя.  «Человек звучит гордо, а выглядит – отвратительно!» — кто это сказал?
 
            Мне вспомнилась рамштайновская «Москва» (но мой друг раскритиковал: старье!)
 
            Я добрался до Москвы.  На площади трех вокзалов (ее переименовали в Богоявленскую) рано утром холодно и никаких кафе-ресторанов (все закрыто).  Когда-то, говорят, здесь было самое злачное место Москвы, но в такую рань – ни одной проститутки.  Только я ходил от одного вокзала к другому, а потом – к ювелирному магазину (тоже закрытому в четверть пятого).  Лучший способ скоротать время – постоять в очереди.  В железнодорожных кассах началась путаница.  Во-первых, на табло я увидел дату – 19 июля.  А ведь сегодня – 1 августа 2025 года.  Не сразу разобрался, что у них же восстановлен юлианский календарь (т.н. старый стиль).  Год у них вообще 7533 от сотворения мира (ага, а ледниковый период, получается, был за 4500 лет до сотворения мира – так и запишем).  Все бы ничего, но в моих-то документах стоят наши – нормальные даты.  И несколько кассирш начали перебрасывать меня друг другу, как мячик: «пройдите в кассу № 12, там вам оформят билет», «…мы не занимаемся документами, молодой человек», «обратитесь в справочную», «пройдите в кассу № 3…»           
            --Но меня уже оттуда посылали к вам!
            И у каждой кассы приходилось отстоять хоть и небольшую, но мучительно-медленную очередь.  Этот аттракцион (а говорят, в Московии никаких развлечений) продолжался уже два с половиной часа, и тут выявилась новая проблема: моя виза в качестве цели поездки называла Кострому, а тут выяснилось, что Кострому уже год как переименовали («вернули историческое название – Богородицк, ведь сатанисты его назвали именем языческой богини блуда и плодородия!»), но никаких данных об этом в консульстве в Петербурге не было, и теперь цель моего путешествия исчезла, как летучий голландец.  Я добрался до помощника начальника Ярославского вокзала, но он лишь объяснил мне, что ничем помочь не может, и мне надо обращаться в консульство в Петербурге, которое и выдавало мне визу.  В кабинете помощника работал маленький старенький кубической формы телевизор с рогатой антенной – помощник смотрел хоккейный матч, а на стене висел большой календарь с иконой «Спас – Ярое Око».  Это ярое око издевательски смотрело на меня, и я, несолоно хлебавши, побрел прочь.  Здесь и время не как у нас – другой часовой пояс.  Между прочим, в Московии отменили отчества – тоже, видать, возрождают православные традиции.
 
            «Если Петербург уже почти неотличим от стандартного европейского города, то современная Москва напоминает захудалый областной центр времен раннего Путина».
            Галиуллин М.А. «Новейшая история Ингерманландии: от Полтавченко до ЕС». СПб.,2025.
 
            Семь утра.  Очень хочется есть (я ведь так, из славянской деликатности, и не стал ни есть, ни пить в присутствии парня и девушки, а поп – кстати – ночью как-то незаметно выдудлил все три стакана чая в чеканных подстаканниках и снова захрапел).  Открылись первые кафе.  Но тут очередное неудобство: пятница в Московии – постный день.  Поэтому меню во всех заведениях постное: какие-то ватрушки, жидкое картофель-пюре и салатики.  В конце концов, я отаборился в привокзальной гостинице (сменял заодно наши рубли на московитские), вымылся, сел за стол с телевизором и хорошо наелся из своих запасов (отличная ветчина, помидоры и солено-сушеное мясо кальмара с паприкой; запил остатками кваса).  Не успел я доесть, в дверь постучали.  Вошла пренеприятнейшего вида дежурная по этажу (какая-то вся – что в ширину, что в высоту – колобкообразная; рыжая и тоже в серой униформе до пят).  Она с подозрительной любопытностью обшарила глазами номер и спросила:
            --Вам монашека привести?
            --Что-что? – не понял я.
            --Ну, монашека-послушника.  Мальчик тут свеженький у нас есть.  Из Данилова монастыря.
            --Нет!
            Это репутация «сэсэзешников» такая или…  Или!
 
            [Когда я уже в Петербурге рассказывал своему другу эту историю, он меня успокоил:
--Дело не в «репутации».  Ты забываешь, что ты в Париже был туристом из небогатого – по французским меркам – государства.  А в Москве ты – богатенький Буратино на их фоне, и они хотели просто подзаработать на глупо-богатом иностранце.  А уж как заработать – это детали.  Могли и экскурсию по Москве организовать.]
 
            Я бесцельно ходил по Москве.  Никогда здесь не был, и сравнивать не с чем, ни с какими воспоминаниями.  Угадывалось, что когда-то это был новенький город – большие здания, яркие фасады, разнообразные магазины.  Сейчас это напоминало большую и хорошую квартиру, где давно – уже лет пятнадцать не было ремонта.  Кроме множества церквей и часовен, на которые денег, видимо, не жалели, все остальное ветшает и приходит в негодность.  На Арбате много закрытых магазинов и офисов с печально грязными от алебастровой крошки витринами.  Машин мало, и многие люди ездят на велосипедах (попутчик-бизнесмен объяснил мне, что хотя Московия добывает какое-то количество нефти в Баренцевом море, этого очень мало, а потому у них «энэргэтычна крыза» — он скривил лицо в псевдоукраинской улыбке).  Люди одеты бедно и невыразительно (немало людей в каких-то подрясниках, что ли; а женщины все, как на подбор, с длинными подолами, которые нередко измазаны снизу в грязи).  Если все женщины – с длинными подолами, то многие мужчины отпустили бороды (у некоторых уродливо-бесформенные).  На Лубянской площади – большое, давно потухшее пепелище (что тут сжигали?), рядом – большой поклонный крест, напротив – памятник Сталину, держащему тоже большой православный крест (видел целую семью, которые поклонились памятнику и истово крестились).  На Мясницкой у магазина – большая и злая очередь (я так и не узнал, за чем).  На Рождественском бульваре – ветер полощет транспарант: ХVIII Международный Сретенский православный кинофестиваль "Встреча".  Тут же на тумбе – реклама фильма «Православная Русь Гонимая».  На Тверской я зашел в книжную лавку.  Большие библии, молитвенники, календари, путеводители по монастырям, рецепты православной кухни, сонник (наверное, тоже православный), многотомник какого-то предсказателя, который уверяет, что в 2033 году «Петроград смоет в унитаз» (цитирую), опять календари с ликами святых.  Роскошно изданный «Домострой» (500 московитских рублей).  Тут же продаются иконы и ладанки с мощами: пояс со вшитой частичкой пояса богородицы стоит 70 рублей, тоже московитских (это на наши рублей 500).  Придется возвращаться в Петербург?  Пусть тетя сама добывает свое детское творчество.
 
            В детстве мне попался альбом «Искусство Древнего Египта». ЕМНИП, 1972 года издания.  Меня поразило то, что все эти пирамиды, статуи фараонов, изваяния жрецов выглядели как космические объекты.  Пустыни вокруг Гизы чем-то были похожи на пустыни Региса в романе Станислава Лема.
 
            У Ярославского вокзала, куда я вернулся к вечеру, на блошином рынке случайно познакомился с дальнобойщиком.  Мужику лет за сорок, серьезно-печальный.  Это было рискованно, но, кажется, другого способа попасть в Кострому-Богородицк у меня нет.  А он туда завтра утром едет на своей фуре.  Возвращаюсь в номер гостиницы.  Пока меня не было, мои вещи обшарили, но ничего ценного не украли (да и красть нечего: iPad я носил с собой, а фотоаппарата не брал – мне еще в консульстве в Петербурге совершенно официально заявили, что фотографировать иностранцам в Московии что бы то ни было запрещено, и нужно особое разрешение, а достать его сложно).
 
            Если в одиннадцатом классе мой мир был полон Олей и зарубежной художественной литературой, то в десятом классе я посещал лекции на Малом философском факультете нашего главного университета.  Понабрался всего.  Мой мозг был круто взнуздан.  Я знал, что такое «экзистенциализм» и понимал разницу между номинализмом и реализмом средневековым.  Хорошо, что я встретил Олю.  Без нее я или сошел бы с ума, или убег в какую-нибудь секту (православие, как в Московии, тоже сгодилось бы).  Но она – настоящая, невыдуманная – будто цивилизацию разрушила.
 
            Итак, из мира паропанка я попал в мир дизельпанка.  Я еду в Кострому (уж позвольте так ее называть) справа от водителя большого камаза.  До Костромы ехать 340 километров – это 320 верст.  Дальнобойщик обещал за пару дней доставить.
            Едем через Мытищи.  Слева разрушенный и сожженный дом.
            --Что это?
            --Бой был.  С безбожниками.
            --Недавно?
            --Нет, восемь лет назад.  Я тут уже семь лет езжу и вижу каждый раз.
            Дальше видим людей, которые ползут (именно так!) крестным ходом.  Люди передвигаются на коленях и на четвереньках – всего сотни две, а впереди несколько попов в золотистых облачениях несут огромную икону.  Дальнобойщик знает, что я из Ингерманландии.  Он спрашивает:
            --У вас такого не увидишь?
            --Да.  Я, во всяком случае, ни разу не видел.
            --Наши говорят, у вас религия вообще запрещена.
            --Нет.  После поджога Эрмитажа запретили организации большего уровня, чем один приход, — я вспоминаю, что нам рассказывал учитель обществознания. – У нас верующих четверть населения, не больше.
            --Гонят?
            --Нет.
            --А нам каждый день говорят, что у вас сатанисты у власти, и верующих убивают на улицах.
            --Вранье!
            --Но ведь что-то же может быть?  Нет дыма без огня.
            --Исламисты во Франции, в Италии – там с ними борются, но у нас нет.
            --Нет, мусульмане – те тоже сатанисты, а я о православных говорю.
            --Это неправда.
            --Почему я должен тебе, Саша, верить?
            --А вы сами съездите и посмотрите…
            --Нет.  Я отсюда никуда не уеду.  У меня жена очень верующая.  Она не согласится.  И потом, здесь моя родина, и я здесь буду жить и умру, — это последнее повергает дальнобойщика в тоску, и он надолго замолкает.
            Надо сказать, что на выезде из города машину дважды проверяли патрульные, но дальнобойщик первый раз спрятал меня в большой картонный ящик, а второй раз сказал, что я его племянник (патрульные на этом посту его знают, а потому не придирались).  Сказал мне, что это под Москвой так строго, а дальше – свободнее.
 
            Вовка-повка, колбаса!
            На веревочке оса!
А оса шевелится –
Вовка скоро женится!
 
Дорога (ну то есть Ярославское шоссе, по которому мы едем) с каждым верстом портится.  Тут прошли дожди, и проезжую часть совершенно развезло.  Над всем этим возвышается опора ЛЭП с оборванными проводами и прикрепленной посередине иконой (не разберу, кто там нарисован).  Дальнобойщик даже пару раз вылазит наружу и осматривает колеса, на треть увязающие в грязном месиве.  Он настроен критически:
--Вот так и ездим.  Каждый год все хуже!
Слева озеро с ярко-розовыми цветами.
 
            «Быстрый экономический рост Ингерманландии и ее вхождение в семью европейских народов были бы невозможны без колоссального притока капиталов, людей и прочих ценностей из Московии».
Галиуллин М.А. «Новейшая история Ингерманландии: от Полтавченко до ЕС». СПб.,2025.
 
            Мы так и не добрались до Переславля-Залесского – цели первого дня нашего путешествия.  Как стемнело, свернули в Выползову Слободку (так она называется на старом, сине-линялом металлическом щите при дороге).  Слободка необитаема еще с 2007 года, но живет одна бабка, у которой дальнобойщик часто останавливается и перекусывает – так дешевле.  Темнеет, и мы петляем по улицам среди покосившихся изб.  Наконец, дальнобойщик дудит перед обветшалым фасадом каменного дома, и к нам выходит очень маленького роста тепло одетая бабка в белом платке, повязанном на лбу.
            Через полчаса мы ужинаем.  Картошка, соленые огурцы, «мяса, извините, нет» (бабка), морс.  Я хочу заплатить, но бабка трясет головой:
            --Сынок, я не продаю за деньги, — и уходит. 
            Дальнобойщик кивает мне:
            --Ты деньги оставь, как пожертвование.  У нас никто ничего не покупает, только жертвуют.  Иначе налоги надо платить.
            Бабка приходит очень расстроенная и рассказывает мне о своем горе:
            --У меня козу убили.  Я думала, какие хулиганы, а это батюшка наш.  Я его спрашиваю: отче, за что вы так?  А он на меня как рассердился!  Говорит: это коза – у нее копыта раздвоенные, и она – сатанинского племени!
            Что ей ответить?  И надо ли что-то отвечать?  Она сама производит впечатление полупомешанной.  Бабка рассматривает меня:
            --А ты-то сам откудова будиш?
            --Из Петербурга.
            --А… У меня дочера туда сбежала и там сблядовалась.  Ты ее там не встречал?
            --Нет.
            --Все там у вас – короткоюбочницы-колготочницы – бляди, — это слово бабка говорит с ударением на последний слог.
            Разговор мне противен.
 
            [Мой классный руководитель, когда я ему рассказал обо всем, со мной приключившимся, заметил:
--Чего мы от них ждем?  Это тупиковая ветвь истории.  Но место свое они занимают, и с ними не поспоришь.  Есть, как бы, разные этажи существования.  Наивно ожидать от собаковода четкой политической программы.  Можно ли водить грузовик по плоской Земле?  А почему нет?!  Они могут пользоваться изобретениями цивилизации, как дикари, которые могут стрелять из ружья, только вот ружье они изобрести не в состоянии.]
 
Утром мы выезжаем совсем рано – чтобы успеть в Кострому до заката.  Вокруг царит то неопределенное время суток, которое моя мама-украинка называет «сира годына», уже не ночь, но еще не утро, солнца нет, но уже светло.  Шоссе ухабистое и окружено лесом, но дальше – поля.  Промахнули через сельцо: деревянные домики и большая каменная церковь голубого цвета.  Дальнобойщик включает радио.  Играет гимн Русского Государства: «Славься, славься, ты Русь моя, славься, ты русская наша земля! … кто кровь за Отчизну свою прольёт, того никогда не забудет народ…»  Колокольный звон.  Шесть часов утра.  Дикторша пренеприятнейшим голосом (каким обычно разговаривают у нас пародирующие консьержек юмористки) читает новости:
«Его Святейшество Патриарх Московский и Всея Руси Иов…
«Его Святейшество Патриарх Московский и Всея Руси Иов…
«Его высокопреосвященство Председатель Отдела внешних церковных связей…
«Орденом Сергия Радонежского награжден…
«В Москве освящен храм в честь Обретения мощей преподобного Серафима…
«В связи с непрекращающимися оскорблениями чувств православных верующих отозван из Киева посол Русского Государства в Хохляндии преподобный Варнава…
«В Вудстоке на ежегодной конференции масонов Северо-Востока США обсуждался вопрос о расчленении России…
«Преосвященный Рустик – епископ Брянский преставился на пятьдесят втором году жизни и на четвертом году служения…
Дальнобойщика неожиданно тянет на откровенность:
--У нас с женой детей нет.  Она очень убивается.  Мы уже в каких монастырях не были, даже в Троице-Сергиев ездили на богомолье.  Я большие деньги монастырю заплатил – несколько месячных зарплат.  А ребенка все нет.  Жена…
--У нас есть репродуктивные центры, — я вспомнил девчонку, в которую был влюблен в восьмом классе, и которая меня на дух не переносила, так вот: она как раз и поступила в Первый Медицинский (хочет специализироваться на репродуктивной гинекологии).
--У нас этого нет.  От нас почти все врачи сбежали.  Уехали.  Не захотели здесь жить.  Почему, вот скажи мне – ты же тоже человек русский, нас так все ненавидят?
История, экономика, геополитика, астрономия…  Трудней всего ответить на самые простые вопросы…  По радио бормочут молитвы: «Преблаженнии и Богоноснии отцы наши Онуфрие и Онисиме, яко стяжавшии дерзновение ко Господу равноангельным своим житием…»
 
«По оценкам ООН на территории Русского Государства к началу 2025 года проживало 27 миллионов человек (по результатам переписи населения Российской Федерации 2010 года, на тех же территориях проживало 38,3 миллиона человек)».
Страны Мира. Справочник. СПб.,2025.
 
Нас затормозили.  Четыре человека стояли на шоссе и голосовали.  Один в смешной фуражке.  Дальнобойщик опустил стекло на своем окне.  Один из них вскочил на подножку:
--Проверка документов.
Тут дальнобойщик то ли сплоховал, то ли совсем погрузился в тоскливую пучину ожидания бездетной старости, но он покорно достал портмоне (кстати, новенькое и очень стильное) и стал отсчитывать деньги.  Это же бандиты!  Или дальнобойщик просто откупается по дороге от какого-нибудь батьки, контролирующего окрестности Переславля и жертвующего десятину на реставрацию поруганных большевиками храмов.  Потом перейдут ко мне!  Я заметил, что внимание всех четверых приковано к дальнобойщику, а поэтому ловко распахнул дверь и выскочил наружу.  iPad и рюкзачок остались в кабине.  Я кинулся бежать.  Грохнул выстрел.  Я обернулся лишь один раз, но заметил, как в замедленной съемке, что все четверо разом метнулись за мной, а дальнобойщик воспользовался этим, нажал на газ, машина рванула вперед и, кажется, задавила одного из них.  Но я бежал, бежал быстро и петляя от пуль.  Но за мной не гнались.  Выстрелили еще пару раз, но не попали.  Я перемахнул через придорожную канаву, врубился в кустарник, нашел тропку, кинулся по ней, наступил в муравейник.  Бежал, бежал.  Ветка больно царапнула у самого глаза.  Только в километре от дороги я перешел на шаг, осмотрелся в лучах восходящего солнца и увидел впереди себя какие-то строения и пошел туда серенькими полями то ли ржи, то ли пшеницы.  Это могла быть штаб-квартира разбойников с Ярославского шоссе, но мне повезло: не доходя метров ста до строений, я вышел на проселочную дорогу, которая привела меня в тупик, но в тупике стояла бетонная тумба с надписью «Сельскохозяйственное Православное Автономное Сообщество во имя преподобного Сергия Радонежского – Нелидово».  Я машинально похлопал по карманам: слава всем богам, а особенно Аматерасу! деньги и документы целы!  Я подошел к воротам сообщества и спросил у дремлющего сторожа с граблями:
--Здравствуйте.  Скажите, в какой стороне дорога на Костром… тьфу черт! на Богородицк?
Он в миг разъярился и чуть не кинулся на меня:
--Как ты смеешь черта поминать при божьем слове!!!
Но тут у него за спиной крикнули:
--Степан!  Сережки Поливанова нет нигде.  Убег!
Сторож повернулся, а я быстро зашагал прочь.  Тут меня тоже не преследовали.  По солнцу я определил, что та самая проселочная дорога, которая привела меня к православному колхозу, в обратном направлении идет к Ярославскому шоссе, а там или дальнобойщика найду, или еще кого попутного. 
Я шел настолько быстро, что через километра полтора нагнал человека моих лет в ватнике и брезентовых штанах.  Он, увидев меня, кинулся в кусты (утром вокруг не было ни души), но я тут же догадался, что это сбежавший Сережка Поливанов, и окликнул его:
--Стой!  Я не гонюсь за тобой.  Я сам убегаю!  Да стой ты!
Но он показал что-то за моей спиной и манул мне рукой: прячься.  Мы лежали в кустарнике, когда по проселочной дороге пронесся на велосипедах небольшой отряд в погоню за Сережкой – три человека.
--Идем в ту сторону.  Тут теперь нельзя.  Нам через лес надо.  Только в Поповское не угодить, — беглец повел меня через кустарник и перелесок на восток.
 
Когда я читал серьезные аналитические книжки прошлых времен – постсоветскую работу замечательного историка древнего мира Дьяконова «Пути истории» (1994) и «Закат империи доллара» Хазина  (2003 год), я поражался их наивности в предсказании будущего и оценке настоящего.  Или это просто потому, что мы из будущего видим это все иначе?
 
Мы сидели в лесу и с любопытством смотрели друг на друга.  Он спросил первым:
--Ты от кого убегаешь?
--Да тут одна банда напала на камаз, а я с дальнобойщиком ехал.  Ну и бежал.  Пока не напоролся на вашего сторожа.  А там уже переполох, что ты убежал.  Что это у вас за автономное сообщество?
--Дерьмо! – парень ответил искренне и откровенно, и еще раз крепко выругался. – Мы там работаем, как рабы.  Нас кормят, дают одежду, и спим в кельях.  Работаем по двенадцать часов в сутки.  И три часа – на молитвах.  Я вот сегодня на утренней молитве и сбежал.  Я сам из Москвы, но моих родителей и меня сюда переселили.  Проект возрождения православного крестьянства в России.  Слыхал?
--Нет.
--А ты-то сам откуда?
--Из Петербурга.
--Оба на!  А то я смотрю, какой-то не наш.  Точно из Петербурга?
--Да не вру я.  Я сюда приехал по просьбе своей тети, которой приспичило достать рисунки своего детства, ну и я поехал.  Уже пять раз пожалел.  Мне в Кострому, то есть в Богородицк надо.
--До Костромы далеко.  Верст сто пятьдесят, не меньше.
--А ты куда?
--Куда глаза глядят…  Так ты точно из самого Петербурга?
--Да.  Страна наша называется Ингерманландия.  Мы входим в состав Европейского Союза.  У нас президент Петров.  Мы – красивейший город Европы.
--Ты не представляешь, что у нас про вас рассказывают!
--Ну почему?  Представил.
--Какой-то ты все смеешься, да смеешься.  А нам говорят, что смех – это грех.
--А что еще грех?
--На молодух засматриваться, в зеркало смотреть, рукоблудием заниматься, лениться на работе, завидовать тем, кому бог богатство дал…  А тут как раз позавчера приехал к нам архиерей и говорил слово о сатанистах.  Что все там за границами Руси стонут под властью мирового сионистского заговора и хотят к нам бежать.  Ты не прибежал к нам от мирового заговора?
--Нет.  Все эти конспиратологические теории – это психопатология.
--Коспинра…  Не знаю таких слов.  Ты грамотный?
--С трех лет.
--Не врешь?!  Врешь, наверное.
--Вот те крест, — я опять смеюсь.
--А нас обучают писать, читать и считать.  Больше, говорят, вам и не надо.  Зато молитвы надо учить наизусть.  Очень трудно.  А вы какие молитвы учите?
--Никаких.
--То есть как!?!  Как же вы молитесь?
--Мы не молимся.
--Как так?
--А вот так.  Я – атеист.  И мои родители – тоже.  И родители родителей – тоже.
Кажется, я его напугал.
--Атеист – это кто против бога?
--Атеист – это тот, кто знает, что никаких богов нет.
Беглец все же преодолел нашу славянскую деликатность:
--Знаешь что.., уходи.  Я просил богородицу помочь мне убежать оттудова, и она помогла, а ты все испортишь.
«Здесь вообще нормальные люди водятся?» — с этой мыслью я встал с пенька и пошел своей дорогой.  Сергей все же из вежливости крикнул мне вдогонку:
--Ты в сообщества не суйся.  Они тебя враз поймают и работать заставят.  Сейчас по всей Руси отлавливают.
 
А в это время под небом Ингерманландии стоят дворцы и мосты Питера, шумят фешенебельные магазины, тинэйджеры покупают компакт-диски с ганд-рэйвом, а по телевизорам (огромным телевизорам в пол-стены) идет британский молодежный сериал «Марвин».  В Петербурге есть особое очарование недружной весны, когда под сереньким небом едешь в троллейбусе со слегка затемненными окнами, и вокруг все приобретает немного нереальный цвет.  Олька живет от меня в шести остановках.  Мы встречаемся на углу, где трамвай описывает большое кольцо, а потом садимся в маршрутку и едем в Новую Москву – в наш любимый ресторанчик.  Или наоборот, она приезжает ко мне, и мы болтаемся по городу, по гламурным бутикам и музейно-тихим книжным магазинчикам.
 
Это меня удивило, но я тем же вечером добрался до Ярославля.  Здесь я нашел весьма приличную харчевню в стиле под русскую избу, съел рекордное количество блинов со сметаной и запил сбитнем.  Я не хотел ни с кем ни знакомиться, ни даже говорить, но ко мне подсел хорошо одетый человек с аккуратной рыжей бородкой:
--Привет, Колька.
--Пард… простите…  Я – не Колька.
--Извини, я перепутал.  Но очень похож.  Ты из Москвы?
--Нет, из Петербурга.
--А… Приехал посмотреть, как мы тут живем?
--Почему вы мне тыкаете?  Я вас вообще не знаю.
Он усмехнулся и раскрыл меню, поданное вежливым официантом:
--Молодой ишо.  Думаешь, мы здесь про вас ничего не знаем?
--Мне совершенно все равно.
--Это-то и плохо.  Русская Земля впервые обрела Идею!  Смысл жизни!  А вы от нас ушли, окаянные.
Мой собеседник явно имел высшее образование – и верно, на его лацкане был значок Свято-Тихоновского гуманитарного университета.  Судя по всему, выпускник этого года, но борода…  Он продолжал:
--Вот вы там у себя развели демонократию, разврат и богохульство, оттого бог вас и наказывает.  Закончится все тем, что вы приползете к нам на коленях и попроситесь в состав Руси.  Украина и Беларусь уже, считай, приползают.
--Что-то незаметно…
--А надо духовным зрением видеть.
--Но ведь вы же долго не протяните.  Вы сделали вторую Северную Корею, только с раздолбайством и без ядерного оружия (оно все за долги сибирским газовикам ушло).  Я же знаю!
--Я ж говорю, молодой ишо, — человек с рыжей бородкой откровенно насмехался надо мной, и я вспомнил, что здесь «молодой» — самое скверное из приличных ругательств.  Он заказал из меню постные щи и салат.
--И вы лжете на каждом шагу.  Вот, например, у вас говорят, что Путин в Кремле, а я его четыре дня назад по телевизору на Ибице видел.  Вы утверждаете, что не от вас, а к вам люди бегут, а у нас – неподалеку от моей девочки – в Питере целый город растет – Новая Москва, где вас еще ни разу иначе, как матом, не позвали.
Он посмотрел на меня как на сельского дурачка, который спросил у попа: если бог вездесущ, то он, получается, и в коровьем дерьме есть?
--Кому эта твоя правда нужна?  Человеку вера нужна.  А что он с твоей правдой делать будет?  Бог накажет всех отщепенцев.  А тебе мой добрый совет – перебирайся к нам, покайся в грехах и влейся в единый народ православный.  Иначе не миновать тебе беды.  Глаза твои лопнут, а живот – заболит.
Одного-единственного человека с равным мне образованием нашел, да и тот…  Я вложил купюру в счет за блины и встал, чтобы уходить.  Но православный идеолог не унимался:
--Все равно ты, когда умирать будешь, к истинной вере обратишься…
Я замотал головой (но как-то не особенно убедительно) и вышел.  Никаких вещей у меня не осталось.  Дед, я осуществил твою мечту!
 
--Сбежавший в прошлом месяце в Киев сотрудник отдела благотворительности и социального служения РПЦ обнародовал секретную информацию о том, что в 2024 году из-за неблагоприятных климатических факторов, валовой сбор зерна в РГ составил всего 5,3 млн. тонн.  Это заставило правительство Черноземья занять на переговорах с делегацией РГ твердую позицию и потребовать в обмен на поставки продовольствия по сниженным ценам официального заявления об отсутствии у РГ каких-либо территориальных претензий к Черноземной Советской Федеративной Республике.
Репортаж «Воронежского меридиана».
 
Я стоял перед домом по 2-й Волжской улице.  Здесь когда-то жила тетя.  Я даже усмотрел его через программу «Вид Земли из Космоса» Google Earth.  Но все было напрасно.  Дом сгорел, а жильцы разбежались.  В домоуправлении вежливая женщина сообщила мне подробности («неделю назад»), и что ничего из вещей жильцов спасти не удалось.  Пожарники на водосвятии были и вовремя приехать по вызову не успели.  Ну хоть жильцы все спаслись, — это домоуправ с улыбкой ставила себе в заслугу.  Я поблагодарил за информацию и вышел.  Тетино детство превратилось в пепел, а я в этот момент больше всего хотел быть снова в Петербурге, посадить свою любимую девочку на колени и долго-долго целовать.
 
Знаете, что самое смешное в этой истории?  Русское Государство до сих пор входит в ООН, ОБСЕ, Совет Европы, ОДКБ и имеет постоянное представительство при НАТО в Брюсселе.  Все потому, что Русское Государство – преемник Российской Федерации.