Священник

   Они — сборище отъявленых мразей, жестокие, отвратительные куски дерьма, грязное и вонючее отребье, алкоголики, извращенцы, нелюди, ненавидящие и пытающиеся убить крохотную 15-летнюю девочку, милейшее создание на всём белом свете. Настолько омерзительные создания, что вместо крови по венам их струится вонючая чёрная слизь, сосуды их лопаются от гнева, черный яд брызжет в разные стороны, едкий словно кислота. И когда эти мразотные отродья видят нечно прекрасное, сияющее ослепительным светом бескрайней, бесконечной нежности и чистоты, они пытаются это уничтножить. На лицах их рвётся кожа, ядовитая грязь в венах вскипает в одно мгновение, и, приправленая спиртом и ненавистью, выстреливает, словно прорвавшийся гнойный прыщ, и заляпывает всё вокруг слезами, горем, криками.
   Священник вынимает скользкое, напоминающее осколок льда, острое как бритва лезвие без рукояти. Сжимает его в руке, и кровь его начинает струится на пол. Теперь его лезвие священно. Он допивает седьмую кружку кофе, и твёрдо решает убить всех, кто являет собой зло истинное на этой земле. Он срывает с шеи крест, обматывает толстой серебрянной цепью руку.
   Он выходит наружу, идёт по кишащим паразитами улицам.
    Власти выкачали из города почти весь кислород, в надежде, что мерзкие черно-белые твари, заполонившие каждую улицу, вскоре выдышат весь и начнут умирать. Затем на улицы пустили газ, из-за которого черно-белые стали умирать в ужасных мучениях.
   Стремительно шагая, Священник наблюдал как очередная тварь подыхала на тратуаре, изрыгая зелёную и черную желч вперемешку с проклятиями на неизвестном языке. Кожа слазила с бледно-желтого тела, оголяя насквозь проеденые жуками кости. Тварь с ожерельем из пальцев младенца склонилась над изуродованным шрамами, пульсирующим трупом, и ногтями сделала надрез на животе. Священник зашёл за угол, кровь из разрезаной почти до середины ладони струилась всё сильнее и сильнее.
   По усеяным трупами и залитым кровью узким улочкам Священник добрался до места назначения. Дверь раскрылась. Омерзительно хихикая, скорченые в извращенных гримасах, гноящиеся смертью рожи узрели приближающийся из корридора черный силуэт. Лезвие в руке Священника стало щеё длиннее, кровь из раны хлестала словно из пожарного шланга. Он вошёл в комнату, и через несколько секунд трое были мертвы. Священник знал что это не все. Он прошёл в глубь помещения, он слышал как дрожат склизкие жилы, он чувствовал жуткую вонь, доносившуюся из самой дальней комнаты. Корридор был заполнен густым зелёным газом. Он распахнул дверь. Длинное, омерзительное, голое, дрожащее отродье забилось в угол, сжимая в руках бутылку водки. Священник одним взмахом отрубил отродью обе ноги, отродье взвыло, зубы жуткой злобной твари начали трескаться и рассыпаться на мелкие осколки. Изо рта хлынула черная, кипящая кислота. Тогда священник швырнул лезвие в сторону, и кровоточащей рукой вырвал отродью член и яйца. Отродье вскричало так громко, что глаза его лопнули, а серая кожа начала слазить, жирными ошмётками оседая на покрытом сажей полу. Священник хотел оставить его в таком состоянии, но вспомнив, что некоторые из таких отродий умею отращивать себе конечности, поднял с пола лезвие, и вырезал отродью сердце и легкие.
   Задача его была выполнена. Крови уже почти не осталось. Он вдохнул полной грудью, — только он мог дышать газом, от которого паразиты на улице корчились в муках и умирали. Он сделал надрез на другой руке, чтобы спустить оставшуюся кровь, вышел из квартиры, и вдруг почувствовал на своей ледяной иссохшейся руке легкое прикосновение. Аккураная, нежная, маленькая ручка коснулась его, он обернулся. Сияющий божественным светом ангел с широко раскрытыми зелёными глазами, милейшая 15-летнаяя девочка провела своими тоненькими пальчиками по глубоким, всё ещё кровоточащим порезам на ладонях её спасителя. И в тот же миг вены Священника наполнились ослепительным сиянием истинной любви. Он упал на колени. Девочка склонилась перед ним, тихонько хихикнула, а затем, поднявшись, сказала Священнику: «Я хочу твой золотой крест!». Крест на цепи, котором была обмотана его рука, был единственной дорогой ему вещью, — более он ни в чем не нуждался. Он, испытывая ужасную боль, отмотал от руки уже начавшую вростать в кожу, цепь. Свет засиял из рваных ран на его предплечье. Он протянул крест девочке. «Но он не из золота!» сказала она. И тогда, свет в его венах вдруг погас, исчез. Он упал на усыпанный битым стеклом пол. Девочка смеялась всё громче и громче и громче и громче. Она швырнула крест в лицо стареющему на глазах, умирающему спасителю. Она не желала слышать его предсмертные всхлипы, и смеялась всё громче от мыслей о его смерти. И зашагала прочь.

   Концентрация газа усиливалась, поднимаясь по лестнице было невозможно увидеть следующую ступень, корчащиеся силуэты передвигались на ощупь.
   Спустя двадцать минут девочка, спотыкаясь, ломая ногти о стены, падая и сдирая кожу до самых костей, вбегает в коридор. Она падает на колени, скрябая костями об пол. Она трясёт священника, целует его руки, его шею. Рыдая, и, время от времени сплёвывая стекающие в рот слёзы, умоляет его о помощи. Некогда сияющая, а ныне потухшая, покрывая коркой засохшей крови и спермы, она поднимает крест, целует его, и пытается обмотать цепь вокруг его руки. Священник мёртв. Тени позади несчастного падшего ангела.
    Она вбегает в ближайшую квартиру, очередное отродье встречает её голодным взглядом, она понимает что должна делать. Отродье готовится к трапезе. Девочка вытыкает из телевизора коаксиальный кабель, обрезает другой конец, идёт в ванную, включает сильный напор горячей, ржавой воды. Она обматыает один конец кабеля вокруг шеи, другой конец обматывает вокруг закреплённой под самым подоконником батареи. Открывает окно, выпрыгивает. Из-за криков разлагающихся на тротуарах паразитов и шумно хлещущей из крана воды, совсем не слышно как, резко стянутая плотным серым кабелем, хрустит и ломается её шея.
   Поворачивая ручку крана она осознавала, что золотой крест ей ни к чему.