"Точка невозврата"

Сергей Банцер 
 
ТОЧКА НЕВОЗВРАТА
 
Мой Блог:    http://bendixer.diary.ru/
 
Роман
Оглавление
 
Глава 1.        Волшебное слово   
Глава 2.        Киевская осень                           
Глава 3.        Неблагополучная квартира                              
Глава 4.        Прелюдия                                   
Глава 5.        Прощание славянки                              
Глава 6.        Ночной патруль                          
Глава 7.        Целкин и Анастасия                                        
Глава 8.        Малый Куналей                                               
Глава 9.        Телемба                                                           
Глава 10.      Два капитана                                                   
Глава 11.      Замысел Злобина                                   
Глава 12.      Объяснение                                          
Глава 13.      Плохие события                                              
Глава 14.      Неприятности Клещица                        
Глава 15.      Лось и Паренёк                                               
Глава 16.      Дела солдатские                                    
Глава 17.      Неприятности продолжаются                
Глава 18.      Атака на Клещица                                
Глава 19.      Тщетный визит                                               
Глава 20.      Стратегические перестановки               
Глава 21.      Ментальные перегрузки                       
Глава 22.      Взятие веса                                           
Глава 23.      Тайна волшебного слова  
Глава 24.      Паренёк                 
Эпилог                                                                                 
 
----------------------------------------


Глава 1. Волшебное слово
 
          Под утро мне опять приснился этот сон. Цветной сон, он мне снится всегда перед рассветом, примерно раз в три-четыре месяца. На станцию нашего городка из светящегося сиреневого тумана медленно вкатывается поезд "Пекин-Москва". Могучий ярко-красный локомотив, переливаясь фантастическими огнями, тащит за собой вереницу вагончиков. За занавесками сказочным светом светятся окна купе, в которых мелькают лица счастливых мужчин и женщин. Это счастливый сон. Потому что в этот момент в моей груди что-то грязное и тяжёлое срывается и летит куда-то вниз, и я на время тоже становлюсь счастливой. Волшебный поезд беззвучно останавливается, и я захожу в своё купе. Потом поезд медленно трогается, унося в себе, словно Ноев ковчег, своих пассажиров. А серый перрон вместе с моим ненавистным городишком навсегда медленно тает в клубящейся сиреневой дымке. Навсегда… Это и есть счастье.
          В этом месте я всегда просыпаюсь. Реальность медленно выдавливает из сознания остатки моего сна. Скользкой змеёй она вползает в мою грудь и сворачивается там в привычный клубок. Медленно и неотвратимо, как изображение на проявляемом фотоснимке, реальность проступает виде низкого потолка нашего с тётей Машей домика, хмурого утреннего света за окном и почерневшего забора моего соседа напротив по кличке Санитар.
          Волшебный поезд из моего утреннего сна помчался дальше среди призрачных полей с огромными светящимися цветами, увозя в своих вагонах москвичек и петербурженок. Ну а мне нужно вставать и топать на работу. Потому что я, Люда Невзорова, незамужняя девица двадцати пяти лет, вовсе не москвичка и тем более не петербурженка.
          Женские особи нашего городка называются борзянками. Это оттого, что городок наш называется Борзя.   Не слыхали про наш замечательный городок? Это потому, что Борзя стоит на широте Сочи, но шесть с половиной тысяч километров на восток.
          Так бы и не узнал никто никогда про этот затерянный среди сопок Манчжурии шальной городишко, если бы не военные. Семь лет назад, в 1973 году, здесь, на стыке советской, монгольской и китайской границ расположилась мотострелковая дивизия. С тех пор и повелась присказка: "Китаю с севера грозя, стоит красавица Борзя". Кроме дивизии здесь есть зенитно-ракетная бригада ПВО, истребительный авиаполк и масса каких-то второстепенных военных частей, являющихся частью ЗабВО — Забайкальского военного округа.
          Хотя наш невесёлый городок и стоит на широте Сочи, но зимой мороз здесь доходит до минус двадцати пяти. Но из-за того, что воздух здесь сухой и немного разряжённый, первые десять минут после выхода из помещения мороз вообще не чувствуется. Это очень удобно, как раз хватает на то, чтобы утром выбежать в туалет, расположенный в дальнем углу нашего двора. А вот если задержаться, то тут шутки кончаются. Каждую зиму обманчивый забайкальский мороз забирает три-четыре жизни. Почти все по пьяному делу. И наши, местные мужики, и военные. Упал, заснул — наутро уже стеклянный, аж звенит. В такие морозные ночи солдаты, заступающие в караул, обматывают лицо полотенцем, оставляя только узкую прорезь для глаз. От дыхания за час на полотенце образуется глыба льда несколько сантиметров толщиной. Ну, а лето здесь пыльное и жаркое. Вокруг одни сопки, пожухлая трава и чахлые кустики.
          Много чего ещё можно рассказать про наш городок. Например, что его население в своей большей части составляют поселенцы без права смены прописки. Я, правда, не такая, уехать могу, а вот моя тётка, с которой я живу в стареньком доме на окраине Борзи, уже не может. Почему, неважно, это другая история. Тётя Маша работает на местном хлебокомбинате учётчицей. Этот, на первый взгляд незначительный факт, и послужил отправной точкой цепи важных событий, о которых рассказ впереди.
          Теперь вы знаете обо мне почти всё. Но не знаете самого главного. Дело в том, что все особи женского пола нашего городка мечтают выйти замуж за военного. Хотя, "мечтают" — это не то слово. Мечтать можно о сказочном принце, алых парусах или волшебном поезде из моего сна. А местные девочки все конкретные и отчаянные. Поэтому можно сказать, что борзянки отчаянно мечтают выйти замуж за военного.
          Ну и я, конечно, тоже мечтаю, тем более всё необходимое для этого при мне есть. Среднее специальное образование, нужный обхват задницы, которую на конкурсах красоты почему-то называют бёдрами, и талия 60 сантиметров. Плюс престижное место работы — Борзинский мясокомбинат. Вы скажете, как на таком месте работы у меня может быть талия 60 сантиметров? Очень просто, у тёти Маши, которая тоже Невзорова, примерно столько же. Как говорил народный академик Трофим Лысенко, генетика — продажная девка империализма. Кроме этого у меня есть пояс, который я купила в Чите на барахолке вместе с вьетнамскими накладными ресницами. Широкий китайский пояс, с блестящей пряжкой, усыпанной китайскими бриллиантами из стеклянных бусинок. Действует он по тому же принципу, что и пояс штангиста. Может, видели, как на соревнованиях штангист им затягивается перед взятием веса? Ну, а я затягиваюсь перед тем, как иду в гости в ДОСы. Если более точно, то я хожу в гости в общежитие холостых лейтенантов. Как, собственно, и вся здравомыслящая женская часть населения нашего славного городишки.
          Потому что свой вес я должна взять именно там.
          ДОСы — это дома офицерского состава, а все мои подходы к штанге пока неудачные. Затягиваюсь китайским поясом и рву штангу на грудь. Что есть мочи рву, а она выскальзывает. Впрочем, как и у моих подруг по ДОСам. Выйти замуж девочки-то хотят, но получается у немногих. В основном девчонки становятся прапорщицами, да и то, должно сильно повезти. Хотя бывают и совершенно дикие случаи. Например, Наташка, повар в нашей столовой. Имея ребёнка, Наташка ухитрилась выйти замуж за лейтенанта-ракетчика. Спокойный такой паренёк, Дима Шишкин. Причём ни рожи, ни кожи у Наташки нет, это я вам говорю. А всё потому, что в нашем пыльном городишке всё поставлено с ног на голову. При этом в ДОСы, как мы все, Наташка не ходила, в ресторане "Садко" её тоже не видели ни разу. Только на танцах в доме офицеров, да и то редко. Придёт и стоит скромно так у стеночки, платочек в руках теребит, никто на неё внимания не обращает. Там её Дима Шишкин и откопал, когда пришёл поиграть на деньги в шахматы с дядей Кешей, моим, кстати, соседом через забор. Так ещё на следующий день после свадьбы этот Шишкин заявил, что за Наташку порвёт пасть любому. Вот так.
          Ну, а за меня, значит, пока пасть рвать некому, сама за себя, остаюсь незамужней девицей, Людмилой Невзоровой по прозвищу Люсьен.
          Лейтенанты как дети, все у них по прозвищам. И сами с прозвищами, в основном это производные от фамилии, с редкими исключениями. Например, Диму Шишкина после женитьбы на Наташке стали называть Дима-дурачёк. А скромный тихий лейтенантик Лёня Янцыбаев почему-то имеет прозвище Лёха-лютый. Ну и мы, девчонки-борзянки все с погонялами. У меня-то ещё терпимо — Люсьен, нормальное бордельное прозвище. Моя подруга, официантка из ресторана "Садко" Ирка Ветрова, называется Фигура, другая Ирка, с круглым, как таз лицом и раскосыми глазами — Бурятка, хотя она всем говорит, что она китаянка. Но бывают и покруче погонялы, например, Шпала, Уголовница и даже Чесотка. Чесотка это тоже от фамилии — Пасечниченко. Шпала — мощная девушка, тоже с нашего мясокомбината. Ну, а Уголовница — сами понимаете, городок у нас такой. Это все мои боевые подруги по ДОСам. Несмотря на прозвище и опасный возраст, несовершеннолетняя Лидка Чесотка из общежития местного ПТУ, пользуется большим успехом у холостяков. Хотя этих лейтенантов вообще трудно понять. Вон, Галина Ивановна. Дородная борзинская тётка позднего детородного возраста и очень весёлого нрава, от которой шарахаются все офицерские жёны. Холостяки такое и прозвище ей дали – Галина Ивановна. Так она тоже востребована, не меньше малолетки Чесотки или Бурятки. Бурятка вообще востребована по этническому признаку, так как какой-то сексуально озабоченный дурак распространил слух, что у буряток то самое место расположено не так, как у всех, а иначе. Идиотский слух оказался на редкость живучим. Я ж говорю, эти лейтенанты-холостяки, как дети, только пистолетики у них настоящие и общий спермотоксикоз организма.
          Ну, и главное. В этот странный день, 12 сентября 1980 года, который начался с утреннего сна про волшебный поезд, я поняла, что в этом году выйду замуж. Конечно же, за лейтенанта, который увезёт меня из этого злобного местечка куда-нибудь подальше, например, в Германию. Это было как озарение, вот так – бац, как поленом по голове, аж искры из глаз посыпались, и я поняла, что теперь я выйду замуж.
          Вернее, я поняла, как я выйду замуж.
          Я после этого сна всегда как ненормальная пару дней хожу, а сегодня даже всплакнула утром. Пришла на свой мясокомбинат, через полчаса стёрла косметику, отстегнула ресницы и пошла в таком виде к начальнику, мол, плохо мне, в поликлинику надо. Он взглянул, даже поморщился, как от зубной боли, и выписал увольнительную. Я вышла за проходную и решила пойти вырвать гнилой коренной зуб, который мучил меня уже год.
          В поликлинике к стоматологу впереди меня была одна женщина, но потом мне неожиданно повезло. За дверью стоматологического кабинета время от времени раздавался визг дрели, видно что-то ремонтировали. Потом дверь открылась, и из кабинета вышел здоровенный рабочий, в грязном медицинском халате с какими-то бурыми пятнами и с дрелью, заряженной длинным тонким сверлом. Так та женщина, что стояла передо мной, уставилась на это сверло, как кролик на удава, а потом встала и тихонько ушла. Ну, а я девочка смелая, села в кресло, раскрыла рот пошире и расслабилась, как могла. Тётка-стоматолог сделала мне в десну укол, а потом нацелилась мне в рот блестящими щипцами и сказала:
          – А сейчас, деточка, придётся потерпеть.
          Зуб оказался крепким, щипцы соскальзывали несколько раз, но я девочка живучая. Отдышалась, слёзы вытерла салфетками кое-как, отсиделась в коридоре и пошла себе по Борзе. Песенка прицепилась дурацкая, которую Лось в ДОСах поёт, когда не сильно пьяный:
                               Не ветер степной поёт,
                               Слезами мне душу сушит,
                               Железом мне лезут в рот,
                               Окурками тычут в душу   
          Про меня, что ли?
          По дороге зашла на хлебзавод к тёте Маше, взять буханку свежего хлеба на ужин. Тётя Маша в ватнике сидела за столиком в раздаточном зале и что-то писала в толстой прошнурованной тетради с надписью "Учёт отпуска продукции". Какие-то цифры, тонно-килограммы, штуки, цены.
          И вот тут меня осенило в первый раз.
          То ли наркоз от зуба так подействовал, то ли ещё что, но вдруг всё смешалось в кучу. Волшебный поезд-ковчег из утреннего сна, тётка в белом халате с никелированными щипцами, и эти цифры, аккуратно выведенные рукой тёти Маши в толстой учётной тетради. Всё это закружилось в моей голове, как звёздочки в какой-то фантастической карусели, а потом звёздочки вдруг замерли и образовали волшебное слово. Так что теперь я знаю волшебное слово, которое поможет мне, наконец, осуществить мою мечту. А, о чём мечтают местные барышни, мы уже говорили. Медленно, чтобы не забыть волшебное слово по дороге, я пошла домой.
          И вот тут меня осенило второй раз. Это же не кто-то другой, а я, Люся Невзорова по прозвищу Люсьен, должна это всё сделать! Управиться с волшебным словом! Аж похолодело внутри. Хорошие себе шутки. Самая большая авантюра, на которую я способна, это прыгнуть в койку к очередному лейтенанту-холостяку, оправдываясь надеждой, что это будет иметь какое-то продолжение. Надежда, кстати, за последние годы заметно истончилась. Осталась в виде такой себе эфемерной идеи. И с перспективой превратиться за ближайшие пару лет в полностью абстрактную идею, существующую в лучшем случае в надреальном слое моего бытия.
          Поэтому с сегодняшнего дня я начинаю новую жизнь. Или я справлюсь с волшебным словом, или могу спокойно задвигать свои надежды на другую жизнь в самый дальний ящик своего девичьего сознания. А чтобы с ним справиться, придётся быть живучей и поменьше думать о последствиях. Про это так и сказано — либо грудь в крестах, либо голова с накладными ресницами в кустах! Страшно, но придётся. С борзинским черновиком пора кончать.
 
          Около дома я встретила своего соседа, дядю Кешу. Одинокий дядька лет шестидесяти, в кургузой кепочке, с седой трёхдневной щетиной и коротким ёжиком на голове. Дядя Кеша, как и многие в этом городишке, провёл часть своей жизни в местах не столь отдалённых. За что я не знаю, да и не принято здесь говорить об этом. Вообще в нашем городке, где многие проживают без права смены прописки, можно встретить интересных людей. В смысле, что в другом каком-нибудь нормальном городе вы таких людей никогда не встретите. Например, мой другой сосед через дорогу. Натуральный бывший полицай во время Отечественной войны. Я даже не знаю, как его зовут. По-моему, и никто не знает, просто — Санитар природы. Это оттого, что промышляет этот тип сбором пустых бутылок[1]. Промысел у Санитара природы опасный и рисковый, потому, что в основном бутылки он собирает по утрам в ДОСах по квартирам холостяков. С вечера предыдущего дня Санитар засекает, в какой квартире происходит пьянка, а наутро приходит туда за пустой тарой. Естественно, иногда нарывается на неприятность. Кроме сдачи бутылок Санитар возле "Зелёного магазина" сдаёт в аренду стакан или "метр", как говорят наши местные алкаши. После того, как этот стакан у Санитара несколько раз забирали, он заменил его на жестяную кружку, прикреплённую металлической цепочкой к страховочному строительному поясу, который он одевает перед работой.
          Поздоровались с дядей Кешей через забор, а потом он уставился на меня. Иногда дядя Кеша вот так смотрит, специфически так, с прищуром, зоновская привычка, наверное. Оглядел всю, а потом говорит:
          – Рвать когти тебе надо из этих мест, Люся.
          Я ж говорю, странный такой день удался.
          – Всё при тебе есть, – продолжил дядя Кеша, кивнув подбородком в сторону моей пятой точки. – Справная пока ещё. А вот пройдёт ещё пару годков и всё, кранты. Уйдёт твой поезд.
          Эка глубокая мысль, как я сама не додумалась. И так механически спрашиваю:
          – Какой поезд, дядя Кеша?
          – Какой, какой — "Пекин-Москва".
          Тут холодок у меня по спинке прошёлся. Вы, что сговорились все там? Откуда он знает про мой сон?
          Вообще, странный какой-то дядя Кеша стал, как с зоны откинулся. В шахматы вдруг стал играть на уровне первого разряда. Так он сам говорит. Ходит в Дом офицеров, его одного из местных пускают, и играет на деньги с офицерами. Выигрывает примерно семь-восемь партий из десяти, нормальный приработок, дяде Кеше больше не нужно, он же не фраер.
          – Красивая ты… Камелия[2], – покачал головой дядя Кеша. – Небось, любви ждёшь? А её нет в наших местах, не живёт она тут. Перебралась в тёплые края, любовь твоя. Теплолюбивая, ага. А надежда, та осталась. Она в любых местах живёт, надежда. И на зоне, и в крытой[3], даже в нашем городке живёт. Живучая она, надежда. Не то, что любовь.
          – Да какая там любовь, дядя Кеша… Не зовёт никто замуж, вот и всё. Вот и тётя Маша заладила — "стерпится, слюбится". Каждый день по десять раз. Как будто я спорю.
          – Ааа… ну, понятно. Не зовёт, да. Кто поплюгавее или ростом там не вышел, боятся подойти, думают центровая[4] ты. Так часто бывает. Ну а фраера жениться не спешат. Дочку полковника высматривает фраерок твой военный. И любовь ему до фени, и что такое надежда он даже не знает. На то он и фраер, масть у него такая. Ничего от него не дождёшься. А Гамлет у Шекспира как говорил? "Жизнь держи, как коня за узду", – дядя Кеша сжал жилистый кулак и поднёс к моему лицу. – Гамлет этот тоже борец за справедливость был. Всех порешил и сам ласты склеил в конце.
          – Что, правда Гамлет так говорил? – спросила я.
          – Да нет, пошутил я. Он по-другому говорил: "Что благородней духом — покориться пращам и стрелам яростной судьбы, иль, ополчась на море смут, смести их противоборством?"
          Вот давно знаю дядю Кешу и не перестаю удивляться. В который раз обалдела.
          – Ну, ты, дядя Кеша даёшь! На память Шекспира?
          – А я только эту строчку и выучил. На зоне библиотека была, а я читать с детства люблю. Мне запало как-то, я и выучил, память хорошая пока ещё.

Глава 2.  Киевская осень

          В конференц-зале Института физики вдоль стен висели портреты великих физиков. Среди портретов, с которых в зал глядели одухотворённые лица Макса Планка, Эрвина Шрёдингера, Вернера Гейзенберга, Нильса Бора и других отцов квантовой физики, центральное место занимали портреты Маркса, Энгельса и Ленина. Немного сбоку висел портрет Леонида Ильича Брежнева. Чуть пониже на стене была прибита широкая красная лента с лозунгом: "В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам" Карл Маркс.
В углу пустого в этот вечерний час конференц-зала стоял неизвестно как попавший сюда старый рояль Carl Bechstein. За роялем сидел невысокий паренёк и рядом с ним худенькая девушка в лаборантском халате. На пюпитре перед ними стояли перефотографированные ноты "Jesus Christ Superstar[5], переложение для фортепиано". Парень и девушка играли в четыре руки первую вещь мюзикла, арию Иуды "Heaven On Their Minds". Девушка, сидящая справа от парня, наморщив лоб, напряжённо всматривалась в ноты, её партия сложнее. Парню проще, левой рукой он отбивал партию баса, а правой брал аккорды. Так и должно быть, потому что парень вообще-то не музыкант, так пять классов музшколы и всё. Несколько месяцев назад он окончил радиофизический факультет университета и получил распределение сюда, в Институт физики. А вот девушка почти профессионал, студентка вечернего отделения музучилища имени Глиэра, здесь работает лаборанткой. Кроме этого она является членом комитета комсомола института.
Если бы секретарь комсомольской организации института Николай Бугаёв узнал, что ответственная за культмассовый сектор комсомолка Ирина Поплавская играет с младшим научным сотрудником Мальцевым в четыре руки бродвеевский мюзикл в переложении для фортепиано, он бы не на шутку взволновался. Это же это не просто мюзикл нашего идеологического противника, а мюзикл с религиозным содержанием! Да ещё на фотокопиях нот, отпечатанных с негатива, тайно распространяемом в музучилище! И это на шестьдесят третьем году советской власти! Кошмар! Сам Бугаёв конечно же, слушал этот мюзикл или, как говорят у нас, рок-оперу. Честно говоря, не только слушал, а имеет дома пластинку, ту самую, золотистого цвета с двумя ангелами на обложке, где заглавную партию поёт Ян Гиллан. В конверте был листок с либретто на английском. Если бы секретарь партийной организации[6] института товарищ Сизов узнал, что комсорг Бугаёв со словарём корпел по ночам над переводом этого либретто, то на следующий день главный комсомолец слетел бы со всех своих постов. Сам Сизов такой ерунды не слушает и, честно говоря, даже не подозревает о её существовании. Всё, что он может себе позволить, так это поиграть с равными себе по рангу людьми из райкома в подкидного дурака картами с голыми женщинами. Эта колода карт попала к нему от знакомого из райкома комсомола, куда в свою очередь она попала, будучи изъятой во время комсомольского рейда в общежитии ПТУ[7].
Тем временем парень вместо того, чтобы согласно секретной партитуре брать аккорды правой рукой, как бы невзначай положил ладонь этой руки на острое колено девушки. Не переставая играть, девушка ещё больше наморщила лоб и строго сказала:
– Так, Витя, мы будем играть или мы будем?.. – не найдя подходящего определения, она замолчала.
Мальцев промычал в ответ что-то невразумительное.
Девушка перестала играть и повернулась к нему. Мальцев всегда робел, глядя на её лицо с точёным носиком и строгим внимательным взглядом. И волосы. Ох… Пепельные, с фиолетовым отливом. Вечно у Мальцева не так, как у людей.
– Витя, мне непонятна твоя позиция, – отчётливо сказала Поплавская.
– Позиция. Эта… Ну, да… Позиция. Угу...
Девушка некоторое время молча сверлила его большими серыми глазами, а потом сказала:
– Неправильно ответил.
Мальцев почувствовал, как у него тревожно заныло под ложечкой. Типа как перед сложным экзаменом в универе. Это часто случалось во время общения с Поплавской. Налицо зависимость, типа алкогольной. Это плохо… Поэтому тут, как и в обращении с алкоголем, необходима правильная дозировка. Эта Поплавская, со всеми своими пепельными волосами и шляхетскими манерами, на самом деле девушка с двойным дном. Хотя по виду и не скажешь. Но Валик Трактор из мастерской рассказывал. Мальцев, конечно, не поверил бы, но однажды, когда понёс в мастерскую паять азотный криостат, напоролся на Поплавскую, которая тоже направлялась зачем-то в мастерскую. На высоких каблучках, в мини юбчонке, так цок-цок в подвал, где расположена мастерская. Ужасно смутились тогда оба. Валик Трактор парень видный, бутылку пива зубом открывает. Цепляет крышечкой за зуб, щёлк, и отлетает крышечка. Оттого Трактору не надо правильно или неправильно отвечать на дурацкие вопросы Поплавской, она и без этого к нему бегает.
Это у Мальцева проблемы. После работы как-то случайно встретились с ней на проходной и пошли вместе. И тут началась гроза. Нешуточная такая, с громом, молниями, вода сверху стеной. Пока спрятались, промокли до последней нитки. И вдруг гроза внезапно кончилась, как выключатель повернули. Свинцовые тучи куда-то делись, и с голубого неба брызнуло солнце. По тротуарам катился водный поток, а с неба шпарило солнце и отражалось в потоке, так что глазам больно. Мальцев и Поплавская сняли обувь и пошли по блестящим тёплым лужам. Да ещё за руки взялись. А на улице ни души, попрятались все. Прямо сюрреализм какой-то… Так и пришли к Мальцеву домой. Поплавская, как ни в чём ни бывало, сняла платье и повесила сушиться на балконе, а на себя надела сухую рубашку Мальцева. Рубашка пришлась впору, как раз на два пальца ниже трусов. А потом в этой рубашке она села за пианино и начала играть "В подражание Альбенису" Щедрина. Вдохновенно так, пальчики тонкие, суставчатые, удлинённые специальными упражнениями. Потом выпили по бокалу сухого вина, и Мальцев, обалдевший от всего этого сюра, коснулся этих пальчиков губами.
  Ваши пальчики пахнут ладаном,
  А в ресницах спит печаль.
  Ничего теперь не надо нам...
 Ну, вообще-то, дальше оказалось, что не совсем не надо. После мучительных колебаний Мальцев ну, типа, начал проявлять поползновение. И не получил от панны Поплавской ровным счётом ничего. То есть, вообще ничего! Поплавская отбивалась молча и сосредоточенно, а потом поправила пепельные волосы, одёрнула рубашку и уставилась в своём стиле на красного Мальцева. Посмотрела так, не мигая, секунд десять, а потом отчётливо спросила:
– А что бы было, если бы всё окончилось естественным образом?
Мальцев чуть не поперхнулся, еле бокал с недопитым вином успел на стол поставить. Небось, Трактору таких вопросов не задаёт. Ну, он промычал тогда что-то из вежливости, а Поплавская опять в своём стиле:
– Неправильно ответил!
Ну, ясное дело, что неправильно.
Сильно расстроился тогда Мальцев, когда узнал, что Поплавская в мастерскую бегает. Чистая моя, строгая. Так вдохновенно Щедрина играет… Так расстроился, что в обед купил в гастрономе бутылку портвейна и сам пошёл к Валику Трактору в мастерскую. Трактор отнёсся с пониманием, достал из холодильника колбасу, раскрутил бутылку винтом и выбил ударом ладони по дну бутылки пробку. Разлил портвейн по стаканам и утешил Мальцева:
– Та сколько там той жизни!
Ну и рассказал кое-что про второе дно панны Поплавской. Очень интересно, а какая у Мальцева может быть позиция после этого? Или что он должен правильно отвечать Поплавской? Он понятия не имеет. Может, она знает, а он не знает. Пусть даже, если половина из рассказов Трактора, правда. Мальцев от всего этого ещё раз сбегал в гастроном за бутылкой. Так и просидели до конца рабочего дня. Потом стали расходиться по домам. Трактор поехал на троллейбусе, а Мальцев решил ехать домой на грузовике, который остановился перед светофором. Залез незаметно сзади в кузов и лёг на дно. Куда-то поехали, потом Мальцев заснул, а когда проснулся, было уже темно. Какая-то автобаза, собаки бегают по территории. Он от них убегал, лез через какие-то заборы, поцарапался и порвал брюки. Да, опасная эта Поплавская. Правильно говорил бандит Горбатый — кабаки и бабы доведут до цугундера.
А вообще через две недели у Мальцева первый в его жизни отпуск. Ласковое сентябрьское солнце на голубом небе, ещё тёплое море, сладкое дешёвое виноградное вино — это, братцы, бархатный сезон в Крыму. Ну, а потом посмотрим. Наверное, всё же аспирантура. Физика, девочки, это наш хлеб, как говорил его университетский друг по прозвищу Шизоид.
***
          – У нас в дивизионе бяда! – командир учебного дивизиона майор Бараневич обратился к стоящей перед ним шеренге курсантов КВЗРИУ[8]. Майор был уроженцем Витебска и говорил с лёгким белорусским акцентом. – Опять пянка! Курсанты Висляков и Худик в неположенном месте занимались употреблением спиртных напитков! Но шыла в мяшке не утаишь! Чем вы можете объяснить своё поведение, курсант Висляков?
          – Я, это..., – сказал носатый курсант с толстыми губами.
          – Молчать! – закричал Бараневич. – Напился как тюха, крыла опустил, – майор согнул руки в локтях и безвольно прижал их к туловищу, показав, как курсант Висляков опустил крылья.
          Выдержав паузу, майор Бараневич подошёл к Вислякову и участливо поинтересовался:
          – Вы алкоголик?
          – Нет, – Висляков пожал плотными плечами.
          Бараневич понимающе покачал головой и двинулся к другому курсанту.
          – А вы, курсант Худик, как дошли до такого состояния?
          Курсант Худик опустил глаза и из осторожности промолчал.
          – Не делайте умное лицо, курсант Худик! Не забывайте, что через месяц вы все наденете офицерские погоны и Родина вручит вам ключи от неба! Чистого неба над головой! Вот.
Майор Бараневич сделал долгую паузу и продолжил:
– В столице нашей Родины Москве только что окончились Олимпийские игры![9]. Это событие, имеющее большое политическое значение для нашей Родины. А у нас в дивизионе опять пянка! Как малые дети прямо! Вы хоть знаете, что у нас в училище сейчас месячнык по борьбе с ненормативным матом? Я не могу понять, зачем вы матерытесь? – майор беспомощно развёл руками. – Вот, например, вы, курсант Худик, вы можете мне объяснить – зачем вы матерытесь? Да ещё в месячнык?
– Я нервный, – ответил Худик, глядя в асфальт под своими ногами.
По шеренге курсантов прошёл сдавленный смешок.    – Ага! Понятно. Нервный значит? Понятно. А месячные недомогания вас не беспокоят, курсант Худик? Кстати, о женщинах, – майор Бараневич округлил глаза и недоуменно развёл руками. – Вчера зашёл в казарму, открываю первую же тумбочку, а там, извините за резкость, баба с голой дупой приклеена! Ну, как дети малые, прямо! Мы с прапорщиком Репьевым еле отодрали её! Я её приказал выбросить на мусорник! Вам государство выделило тумбочку для хранения личных вещей, а не для того, чтобы вы там занимались эротическими фантазиями!
– Дивизион! Равняйсь! Смирррна! За употребление спиртных напитков, пянство и алкоголизм объявляю курсантам Вислякову и Худику по три наряда вне очереди!
– Есть, три наряда вне очереди, – отозвались Висляков и Худик.
***
Капитан Щукин, служащий призывного отдела районного военкомата, захлопнул папку с бумагами, поерзал худым задом по жесткому сиденью стула, достал смятую пачку "Примы" и закурил. Потом он подошёл к открытому окну и, оскалив желтые зубы, выпустил на улицу клуб дыма. За окном догорало жаркое киевское лето. На могучем каштане, росшем напротив окна его кабинета, уже появились первые жёлтые листья. Начало сентября — жаркая пора для работников военкомата. Щукин вернулся к своему обшарпанному столу и, закусив сигарету, выдвинул самый нижний ящик. Оттуда он извлек длинный ящичек с аккуратными картонными карточками и поставил его на стол.
В ящичке хранилась личная картотека капитана Щукина. Вот уже несколько призывов эта картотека надежно кормила капитана и его непосредственное начальство. Щукин придвинул картотеку поближе и стал перебирать картонные бланки цепкими узловатыми пальцами.
Внезапно дверь без стука распахнулась и в дверном проеме возникла худощавая фигура парнишки в засаленном комбинезоне. На левом рукаве комбинезона была пришита эмблема с изображением танка. На стриженой голове неожиданного посетителя был надет потертый танковый шлем с болтающимся переговорным устройством, а ноги были обуты в тяжёлые яловые сапоги. Грохоча сапогами, призывник уверенно пошёл к столу Щукина, доставая на ходу какие-то бумажки. Чувствовалось, что здесь он не первый раз.
– Вот направление, – сообщил странный танкист.
Капитан Щукин скривился как от зубной боли и отодвинул картотеку. Это был призывник Платонов. На мандатную комиссию Платонов явился в этом комбинезоне с дурацкой эмблемой и в танковом шлеме времен Отечественной войны. С порога он отдал честь и доложил:
– Хочу быть танкистом!
На все вопросы несколько смущенных членов мандатной комиссии призывник Платонов отвечал четко и единообразно:
– Хочу быть танкистом!
И все. Пришлось направлять придурка на врачебную комиссию. Там, конечно, с ним разберутся и не таких видали, но в этот призыв он не попадет, а там, глядишь, и вовсе проскочит.
– Вы дебил? – устало спросил Щукин, подняв на паренька глаза.
Платонов отрицательно помотал головой:
– Нет! Хочу быть танкистом!
– Мы сейчас набираем призыв в стройбат, в Туркестанский военный округ, хочешь?
– Нет, хочу быть танкистом!
Щукин понимающе покивал головой:
– Соображаешь, да? Ладно, давай направление!
После того, как Платонов ушёл, Щукин некоторое время сидел молча, уставившись на закрытую дверь. Потом он осторожно выглянул в коридор. Танкиста-идиота не было. Вдоль обшарпанных стен маялись обычные призывники. Один из них, одетый, несмотря на тёплое время, в синий болоньевый плащ, сидел на скамейке и тыкал дымящей сигаретой в плащ. От этого в плаще уже было с десяток отверстий с оплавленными краями.
Щукин хмыкнул и закрыл дверь. Бывает и хуже. Пару лет назад двое отморозков натянули на ноги ласты, напялили маски для подводного плавания с дыхательными трубками и с игрушечными автоматами на батарейках пошли грабить овощной киоск. Навели на продавщицу автоматы и скомандовали:
– Хенде хох!
Увидев водолазов, вооружённых необычными автоматами с мигающими красными лампочками, продавщица подняла страшный крик. Прибывший наряд милиции поначалу тоже растерялся. Менты даже схватились за свои автоматы, но потом разобрались и, предварительно обезоружив водолазов, отвезли их в райотдел. Потом им дали по пятнадцать суток принудительных работ, но своего ребята добились, от призыва в тот год ушли. Хорошо, хоть таких мало. У большинства хватает решительности только чтобы не различать цвета и не видеть букв в таблице. На таких и стоит армия. Да еще на хлопцах с глубинки. Там, если не служил в армии, то ни одна девка к себе не подпустит. Считается неполноценный. Но почти каждый призыв попадаются такие вот твердые орешки. Видят вспышки за окном, лицо старика на звездном небе, мочатся ночью, страдают сексуальной дезориентацией, слышат разнообразные голоса и прочее, и прочее. Потом, очутившись в дружном солдатском коллективе, они все вмиг перестают мочиться и обретают правильную половую ориентацию.
Щукин опять придвинул к себе полезный ящичек. Карточки, составлявшие его содержимое, являлись личными делами лиц, получивших офицерское звание на кафедрах военной подготовки вузов Киева и подлежащих призыву на два года в армию. Фишка была в том, что разнарядки на лейтенантов-двухгодичников, приходившие из штабов округов, были существенно меньше, чем количество карточек в ящичке. Это и был его, Щукина, хлеб. Благодаря такому раскладу у него, никому не нужного капитана, комиссованного по состоянию здоровья из строевой части, появлялась возможность лично определять, кто пойдет в армию на два года, а кто нет. И вот уже лейтенант-двухгодичник, вырванный из родного дома, вздыхает: "Судьба злодейка..." Ан, не судьба! Просто за тебя никто не похлопотал, не дал хабаря скромняге Щукину. Вот он и отправит тебя служить Советскому Союзу на два долгих года.
Щукин вынул из ящика карточку и углубился в изучение её содержания. Потом он удовлетворённо хмыкнул и отложил её в сторону. Вот этому парню он даст шанс. Вполне реальный для умного человека. И состоится у них диалог двух умных людей. Ну, а если один из них окажется дураком? Тогда дурак получит почётную возможность сменить на два года туфли на сапоги и выполнить свой воинский долг.
          Щукин последний раз затянулся сигаретой, отвинтил колпачок авторучки и принялся выписывать повестку Мальцеву Виктору Владимировичу, младшему научному сотруднику Института физики.

 
Глава 3. Неблагополучная квартира
 
          Если театр начинается с вешалки, то холостяцкие квартиры в ДОСах начинаются с запаха. С мистической закономерностью во всех таких квартирах почему-то сломан унитаз. Запах мочи, дополненный запахом пота, табачного дыма, грязных носков и сапожного крема, составляет неповторимый букет холостяцких квартир, где я последние годы и пытаюсь найти своё дамское счастье.
          На застеленном газетами столе стояли вскрытые консервы сайры, тарелка с солёными огурцами, ломти пайковой красной рыбы, маринованные помидоры, жестяные кружки из солдатской столовой и бутылки водки. Подвыпившие лейтенанты, что-то орут, чавкают помидорами и провозглашают тосты.
          Борзинский всепогодный женский десант сегодня тоже тут, в квартире номер восемь. Это я — Люсьен, и мои боевые подруги — Шпала, Бурятка и Чесотка. Хотя, у нас здесь подруг не выбирают. С кем вечером по дороге в ДОСы, та и подруга. На сегодня такой вот расклад.
          Банкет даётся в честь молодого коммуниста лейтенанта Вислякова или просто Вислого, которого сегодня приняли в партию. Ещё никто особо не пьян, поэтому разговоры ведутся о службе.         Присутствующим дамам эти специальные разговоры непонятны. Из услышанного мы понимаем только то, что все солдаты быдло, их нужно мочить, а работа на радиолокационной ракетной технике сопряжена с опасностью для здоровья. И поэтому распитие водки это вынужденный шаг, совершаемый для защиты от каких-то смертоносных волн, исходящих от локаторов и ракет.
          Вновь наполнились кружки и сам виновник торжества молодой коммунист Николай Висляков, выпучив глаза болотного цвета, выкрикнул тост:
          – Партия говорит "Надо!", комсомол отвечает: "Есть!"
          Девчонки вскинули жестяные солдатские кружки и, вытянув шеи, что есть силы заорали писклявыми голосами:
          – Комсомол отвечает "Есть!"
          Услышав ответный слоган, Вислый вскочил с табуретки, поднял вверх кружку и опять заорал так, что на толстой шее вздулись жилы:
          – Партия говорит "Надо!!!"
          – Комсомол отвечает "Есть!", – пронзительно запищали девки. Между прочим, мы все действительно комсомолки, так что всё правильно.
          Лейтенант Басин, хрустя огурцом и брызгая слюной, объясняет Бурятке сбивчивой скороговоркой:
          – Противолокационная ракета "Шрайк" запускается с самолёта и наводится по лучу от станции наведения. Поэтому в бою среднее время жизни станции наведения комплекса "Круг" всего два часа!
          Услышав это, Вислый дёрнулся, как от электрического разряда, потом вскочил и заорал благим матом:
          – Мы смертники!
          – Мы смертники, мы смертники! – завизжали в ответ девчонки.
          Веселье тем временем набирало силу. Все орут, пьют, брызгают слюной, закусывают, бегают в туалет, произносят тосты и опять пьют. Потом сдвинули столы и пошли танцевать.
          "Ван вэй тикет, ван вэй тикет, ван вэй тикет ту зе блу", – надрывается из магнитофона Ирапшн.
          Кстати, это про меня поют негритосы. Ван вэй тикет. Билет в один конец. Сегодня я должна определиться, кто из этих орущих ребят купит мне этот билет в один конец, по которому я сяду в волшебный поезд из моего давешнего сна.
          Выбор, девочки, прямо скажем, небольшой.
          Напротив меня сидит Плейшнер. Вроде тихий, с позолоченным значком суворовского училища на широкой груди. Но какой-то странный. Над его железной кроватью висит фотография очень красивой девушки. Ей можно дать и двадцать пять лет и пятнадцать. Бывают такие лица. Когда Плейшнер выпьет, то говорит, что это его невеста Света, мастер спорта по гимнастике, погибла год назад в автокатастрофе. Когда выпивает ещё больше, то снимает эту фотографию со стены и смотрит неотрывно на неё, держа перед глазами обеими руками.
          Пару месяцев назад эта девчонка, вполне живая, внезапно приехала с подругой в Борзю и нагрянула к Плейшнеру сюда в восьмую квартиру. Плейшнер тогда почему-то страшно перепугался, прятался от неё и даже ночевал в казарме пока она не уехала.
          Следующим по часовой стрелке идёт Бас. Орёт и брызжет слюной больше всех. Неожиданно тонким для своей комплекции голосом сейчас визжит вместе со Статус Кво:
          – Your Are in the Army Now! Ю ар ин зе арми нау! А-а-а-а ин зе арми, нау!
          Бас неуправляемый тип. Время от времени откалывает номера, нарочно не придумаешь. Когда двухгодичник Паренёк появился в части, майор Кролевец из особого отдела у него сто рублей сразу одолжил. Дело обычное, типа до зарплаты. Ну, понятно, и не думал отдавать, на то он и майор, а Паренёк так, чмо гражданское, студент, одним словом. Паренёк уже и забыл про это, а Бас, как узнал, возбудился весь и пошёл домой к Кролевцу. Под мухой, понятно. Пришёл, позвонил в дверь и сказал, что, мол, если завтра, товарищ майор, не отдадите Пареньку сто рублей, я прихожу и выношу телевизор. Жена Кролевца на шум вышла, всё слышала. Особист деньги Пареньку на следующий день отдал, но Баса запомнил. Хорошо запомнил, тихо так, без шума. Ребята в особом отделе тихие, но своё дело знают. Кого попало туда не берут. За эти годы я стала психологом-самоучкой. Вернее, военным психологом-самоучкой. Так вот, скажу я вам, прямой путь Басу из ЗабВо в ТуркВо, Туркестанский военный округ. На лбу его так и написано — ТуркВО. Если не хуже. Для таких горячих парней есть ещё УРы — Укреплённые Районы, полигон Эмба и много других точек, которые мне вовсе неинтересны. Так что пусть себе орёт, поёт, наверное, драться дальше полезет. Хорошо, если с кем-нибудь на улице, а то может и со своими.
          Следующий — Лосев. В отличие от остальных он не лейтенант, а младший лейтенант — очень редкое в Советской Армии воинское звание. Лося я знаю давно, когда он был ещё лейтенантом. Знала и его жену, Наташу. Красивая девчонка была. Красивая не то слово. Очень красивая, да. Была, да сплыла… Я даже помню песню, которую она пела под гитару.
                    На озарённый потолок ложились тени
                    Сплетенье рук, сплетенье ног,
                     Судьбы сплетенье.
                    И падали два башмачка со стуком на пол,
                    И жёлтый воск из ночника на платье капал
          Красиво как. Тонко… Серебряный век. Так тонко, что, думаю, без понюшки кокаина здесь не обошлось.
          Хорошо пела красавица Наташа Лосева, тихо перебирая струны тонкими длинными пальцами. Потом лейтенанты из того призыва переписывали слова и мучительно пытались подобрать на гитаре: "Свеча горела, свеча горела, свеча горела". Получалось плохо, ну, как если бы Лосева в кирзачах вдруг пошла по плацу торжественным маршем. Лось красивый парень, кандидат в мастера по боксу. Что там случилось, кто ж его знает. Только от того Лося сейчас мало чего осталось. Похудел, звёздочка всего одна на погонах. Ну, и в глазах тоска смертная. Лось улыбается вымученно, а от этого тоска в глазах ещё больше страшная. Что-то сильно повредилось в тебе, Игорь. Жены давно нет, уехала Наташка. А Лося переселили в общежитие к холостякам, куда он забрал из своей бывшей квартиры только какие-то спортивные кубки и томик Алексея Толстого. Носится с этими кубками и томиком, как ненормальный.
          Хороший ты парень, Лось, но без бабы, видать, хана тебе. По глазам вижу — хана. Не выкарабкаешься. Точнее говоря, всем вам, товарищи лейтенанты без бабы хана. Только молодые вы ещё, не знаете этого, вот и орёте, водку хлещете, весь мир у вас в кармане. Дай Бог вам остановиться. Не знаете, почему вам хана без бабы? А знаете, как по фене матрац? Матрац по фене будет "женщина". Ну, а подушка — "жена". Дядя Кеша как-то рассказывал.
          Взять бы вот так, подойти к Лосю и сказать: "Давай, Игорёк, рискнём и попробуем? Я тебе дам, чего тебе не хватает. Ничего особенного — тепла женского. Без чего ты, похоже, с катушек слетишь вовсе вскорости". Только не выйдет ничего, да. У тебя, Лось, позади волочится столько разного, что и не разберёшь, где что… Эх, Лось, Лось… Ну, и я девушка, как говорится, с прошлым. Потонем оба с таким грузом. И тебе, Лось, рвать когти отсюда надо поскорее и подальше.
          Но уехать просто так Лось тоже не может, какой-никакой, а офицер, есть такая статья про дезертирство. Где-то год назад закосил Лось чтобы уйти по актировке. Чтобы его комиссовать возили под конвоем в сумасшедший дом в Читу на экспертизу. Там Лося признали вменяемым и привезли под конвоем обратно в Борзю. Так и шляется с тех пор в полевой форме с портупеей по борзинским малинам, все местные братки его кореша. На службе почти не бывает, зарплату ему перестали платить ещё полгода назад, кроме полевой формы у него другой одежды нет. Чтобы не обвинили в дезертирстве, Лось раз в две недели приходит в часть и становится в строй. Его комбат, капитан Козлов, уже привык к этому и не обращает внимания, а сразу определяет Лося в какой-нибудь малоответственный наряд. Например, дежурным по котельной. Хотя после того самого инцидента котельную Лосю уже не доверяют.
          А инцидент был прошлой зимой. Температура ночью в казарме была, как обычно, градусов пятнадцать, солдаты спали, не раздеваясь, спрятавшись под одеяло с головой. Под матрацем в таких случаях пропускается ремень, который застёгивается сверху над одеялом. Немного согреться можно будет только утром, выпив в столовой кружку горячего чая. А по-настоящему согреться можно будет на техтерритории под дюзой турбины пусковой. Тут главное поплотнее закрыть лицо меховыми варежками, набрать в грудь побольше воздуху, и под струю! За минуту, на которую можно задержать дыхание, пробирает жаром до самой последней косточки! Потом ещё минут тридцать слегка дымящийся танкач сохраняет живительно тепло. А всё потому что уголь с хоронорского разреза, которым топят в котельной, имеет малую удельную теплотворную способность. Это был широко известный факт. На эту тему было защищено несколько кандидатских диссертаций, на основе которых в штабе округа в Чите рассчитывались суточные нормы и средние температуры многочисленных установочных документов.
          После очередного появления Лося на разводе комбат Козлов определил его в наряд дежурным по котельной. Лось приступил к выполнению возложенных на него обязанностей уже не совсем трезвым, да ещё хорошо добавил где-то по дороге в котельную. К тому же за сутки до этого Лось, находясь в Борзе, то ли упал, то ли подрался с кем, поэтому лицо его носило следы асфальтовой болезни[10].
          То, что было дальше, солдаты, бывшие в те сутки кочегарами, передавали неохотно и как-то путано. По их рассказам выходило, что младший лейтенант Лосев, внезапно завалившись в котельную, посмотрел на обратку[11], потом взял стоящий в углу лом и, страшно скрипя зубами, обратился к истопникам с ультиматумом, хватаясь время от времени свободной рукой за кобуру. Суть ультиматума состояла в том, что, если температура на обратке не будет поднята до семидесяти градусов, то Лосев вот этим ломом размозжит черепа по очереди всем кочегарам. После этого Лось ушел спать в казарму, забрав зачем-то лом с собой и сказав, что вернется через три часа.
          То, что младший лейтенант Лосев забрал лом с собой, совсем сломило кочегаров. Они устроили совещание и решили поднимать температуру. Лось пришел не через три часа, как обещал, а через два. Посмотрев на обратку, он остался очень недоволен, сам схватил лопату и стал бросать в топку уголь. Потом он стал включать наугад запыленные рубильники, которые никто не трогал с момента сдачи котельной в эксплуатацию. При включении одного из рубильников, на котором весела табличка "Неисправен", неожиданно с жутким воем заработал резервный наддув топок.
          Через два часа солдаты в казарме стали просыпаться от жары. В котельную прибежал взволнованный донесениями из казармы помощник дежурного по части.
          В котельной он увидел вырывающиеся из жерл топок языки адского пламени, в свете которых сновали голые по пояс кочегары. Картину дополнял сатанинский вой вентиляторов наддува, которые считались неисправными со дня основания части. Помощник дежурного доложил по телефону об увиденном дежурному по части, а также сообщил, что младший лейтенант Лосев сам швыряет уголь в топки, никого к себе не подпускает, температура в котлах девяносто градусов. Израсходован суточный запас угля.
          Дежурный по части здорово перепугался и вызвал в кочегарку по тревоге караул, чем предотвратил возможный взрыв котлов.
          После этого случая начальник штаба полковник  Гуревич передал через сослуживцев, что хочет поговорить с Лосевым и ждет его у себя в любое время. Когда Лось пришел, они с  Гуревичем полюбовно решили, что Лося направляют в Читу на психиатрическую экспертизу. Поскольку конечной целью Лося было увольнение из армии по состоянию здоровья, этот вариант вполне его устраивал.
          Несмотря на то, что Лось рассказал военврачам про то, что необходимо срочно просверлить его череп и отсосать лишний мозг, экспертиза констатировала, что отклонения по шизо-циклотимической оси Кречмера у младшего лейтенанта Лосева находятся в пределах медицинской нормы.
Сам же прецедент с котельной оказался не таким безобидным, как можно было бы подумать. Он перечёркивал все многолетние расчёты военных специалистов из штаба округа о малой теплотворной способности хоронорских сланцев. По этому поводу даже состоялось закрытое совещание командования части. Результатом совещания явилось постановление о неполном служебном соответствии капитана Козлова, который допустил Лося в котельную, и запрет самому Лосеву подходить к котельной ближе, чем на пятьдесят метров под угрозой немедленного ареста и помещения на офицерскую гауптвахту.
Ну и последний в моём раскладе — лейтенант Висляков. Именно рядом с ним сейчас сижу я и обнимаю его могучую потную шею. Потому что Вислый и есть тот самый капитан Грей, который увезёт на алых парусах свою Ассоль из этого бестолкового городишки. Хотя у Грина как-то всё неоднозначно. Этот самый Грей на корабль с алыми парусами Ассоль то взял, но о женитьбе нигде речи не шло. Я ещё, когда девочкой смотрела этот фильм, то недоумевала — ну взошла Ассоль на пароход с алыми парусами, куда её позвал подозрительно красивый Василий Лановой. Ну а дальше-то что? Поматросили и бросили, как говорит тётя Маша? Так это опять про меня.
          Но теперь всё будет по-другому. Поэтому я и стараюсь так сегодня для молодого коммуниста Николая Вислякова. Партия говорит "Надо!", комсомол отвечает "Есть!". Амуниция на мне боевая — вьетнамские нейлоновые ресницы, накладные ногти кроваво-красного цвета, югославский бюстгальтер-душитель и пояс штангиста с пряжкой, усыпанной китайскими бриллиантами. Прямо не Люсьен, а трансформер какой-то. И духи на мне "Пани Валевская", тётя Маша подарила на мой день рождения. Полгода с зарплаты откладывала, купила их через знакомую в Краснокаменске. Краснокаменск закрытый город, недалеко от Борзи, пускают туда только по спецдопуску. Чем они там занимаются, я не знаю, но в магазинах там есть то, что Москве и не снилось. Расплакалась ещё тогда тётя Маша чего-то. Протянула тёмно-сиреневый узкий флакон, а потом отвернулась и заплакала. Может, представила, как среди запахов пота, сломанного унитаза, носков и пролитой водки будет пахнуть свежие фиалки "Пани Валевской" на её племяннице. Сюр, какой-то с этими духами. Как и мой волшебный поезд из сиреневой дымки на борзинской станции.
          Колян мой тоже приоделся по случаю — потёртые треники с пузырями на коленах и какая-то фуфайка поверх голубого офицерского нижнего белья. Под трениками наверное такого же цвета офицерские кальсоны. Колян уже наорался вдоволь и теперь сидит тихо, уставившись на моё колено в капроновых колготках. Даже положил на него свою потную ладонь.
          Капрон неприятный для ноги. Нога от него жутко потеет, да и холодно на улице. Вон Бурятка — в шерстяных рейтузах. Удобно, лаконично, функционально. А я в капроне. Это потому, что задачи и цели у нас теперь с Буряткой разные. Бурятка пришла погулять, а я здесь по делу. Потому что теперь знаю волшебное слово. Знаю с того самого странного дня, когда мне приснился чудесный поезд и тётка-стоматолог сказала мне: "А теперь, деточка, придётся потерпеть". Только пока я этого слова никому не скажу и потерплю, если надо. Да и предназначено волшебное слово не этим потным самцам, а совсем другим людям, солидным мужчинам с двумя просветами на погонах.
          Танцы в восьмой квартире уже закончились, на столе остались одни объедки, водка вся выпита, натруженный магнитофон замолк. Праздничный вечер тихо катился к своему финалу.
          Лось взял гитару и заскрипел свои странные песенки. Музыкальная фея явно не стояла у его колыбели, поэтому у Лося получается какой-то малохольный речитатив.
                               Мне водку дают, как чай,
                               Чтоб храбрым я был повсюду,
                               И мне говорят — стреляй!
                               А я говорю — не буду.
          Плейшнер, с трудом составляя фразы заплетающимся языком и жестикулируя пальцами, говорит сидящей рядом Чесотке:
          – Вот мой комбат, Галимов, спросит меня – лейтенант Плешаков, почему вы не были двое суток на службе? А я ему — а вы уберите сначала педерастов из части! Развели педерастов, как я прийду на службу? Вот ты, как думаешь? – спросил он Чесотку.
          – Гнида твой комбат, конь педальный! – брезгливо скривилась Чесотка. – Сам, наверное, дятел[12].
          – Дятел, – утвердительно кивнул головой Плейшнер.
– Ну да! Развели дятлов, а я должен ходить на службу? Ты знаешь, как я тебя уважаю? Я же хотел быть тренером по плаванию. И невеста была у меня в Минске, Света. Вон её фотография висит. Мастер спорта по гимнастике. Погибла в автокатастрофе на двадцатом километре минского шоссе.
          – Не паси вола, Плейшнер, она же приезжала к тебе недавно, – сказала Чесотка. – Центровая такая девочка.
           – Да, приезжала. Вроде она. Точь в точь, как она, не отличишь. Но я чую...
          Лось отложил гитару и что-то бормотал, наклонясь к Шпале:
           – Все пошло к черту! Я пьян, грязен, гнусен! Что мне осталось от одиночества? – Только самоуслада гнусностью и грязью… Это он растлил меня, будь он проклят! С этого и началась омерзительная душевная каша: пьянство, девчонки, скандалы, швырянье денег и поливание всего этого кошмарным соусом с кровушкой, – переживание под музыку. Вот что тянуло меня к Михаилу Михайловичу: он с упрямой сосредоточенностью, с блаженной, кривенькой улыбочкой изживал самого себя, горел в собственном чаду. Огонек был странненький — шипел и чадил, но Михаил Михайлович иного наслаждения не знал[13].
          У Лося ко всем прочим его странностям ещё феноменальная память. Это он цитирует по памяти что-то из Алексея Толстого, я уже слыхала когда-то раньше. И в шахматы Лось у любого выиграет. Кроме дяди Кеши. С Лосём как-то они сели играть, не на деньги, а так на интерес. Тяжёлые были партии, долгие. Лось скрипел зубами, но дядя Кеша тогда выиграл все партии. Лось, помню, сильно огорчился, тогда его даже в местный вытрезвитель забрали. Потом приехал патруль и увёз его на военном грузовике в комендатуру. Дело было летом, жара была страшная, так во дворе комендатуры Лося водой поливали. Он стоял в своей полевой форме, в портупее, фуражке и как-то по-детски улыбался, а солдат поливал его водой из шланга.
          Затихает наш весёлый карнавал. Все расселись по парам, мальчики с девочками. Я с Коляном, Плейшнер с Чесоткой, Лось со Шпалой и Бас с Буряткой. В наступившей тишине только слышно их бормотание:
          –… тогда пущу в ход руки, ноги, локти и зубы, – говорит Бас Бурятке, сопровождая свои слова лаконичными жестами. – Буду бить жёстко, грамотно.
          – Я совершил уголовное преступление: вчера на набережной встретил тайного агента большевиков, одного из убийц моей матушки, задушил его и бросил в Сену, — это Лось цитирует своего Толстого. Сидящая рядом Шпала внимательно слушает и молча кивает крупной головой.
          –… может меня вчера ночью заменили на точную мою копию, понимаешь? Это совершенно невозможно проверить! – шепчет Плейшнер Чесотке. – А, может, мы все возникли пять минут назад? Ты же знаешь, как я тебя уважаю?
          – Ой, не паси вола, фуфло это, можешь потрогать меня...
          –… навёл антенну локатора по телеприцелу на суслика и включил высокое напряжение. Суслик как запищит..., – это рассуждает мой капитан Грей. – Если начхим будет мне в люк взрывпакеты бросать, я его лучом по яйцах..., – вяло шлёпает толстыми губами Колян. – Завтра в патруль по Борзе пойду заступать. Пойду на четвёртый маршрут заступать, ага.
          Четвёртый маршрут патруля — это через вокзальный виадук, мимо хлебокомбината и рядом с моим домом.
          – Ну, так заходи ко мне, – говорю я так, между прочим. И взгляд из-под удлинённых ресниц сначала в угол, потом на нос, потом на предмет. "В угол, на нос, на предмет", — так говорит тётя Маша. Наверное, в её время так делали девицы, в ответ на приглашение кавалера на тур вальса. Называется — строить глазки. Ну, в моё время все кавалеры куда то подевались, а те, кто остались, вальса танцевать не умеют. А предмет — это вытаращенные болотные глаза моего военного друга Коляна Вислякова. Состроила я ему глазки, как положено, и продолжила:
          – Чайку попьём, я пирог яблочный испеку. Тётка на ночную уйдёт, что по городу тебе ночью шляться? Ещё стрельнет кто-нибудь из-за забора обрезом.
          Колян вскинул голову и сфокусировал на мне взгляд:
          – А… Стрельнёт. Пальнёт, прямо в меня пальнёт, в коммуниста… – Он нахмурил брови и потряс головой. – Но партия говорит — "Надо!", и мы идём. Мы ведь смертники, Люсьен, жить нам два часа… – грустно сказал Вислый. – Но, если партия говорит надо, значит, я приду. Жарь пирог, Люсьен, будем пить чай. Ага...
          – Точно придёшь? – спросила я.
          – Слово офицера.
          И опять Бас:
          –… он заходит в санчасть и говорит: "Мы пришли!"
          – Кто это "мы"? – спрашивает фельдшер.
          – Я и триппер!
          Бурятка смущённо захихикала и опустила раскосые глаза, китайским девочкам не пристало слушать такие пошлые анекдоты.
          Чесотка сидит на коленях у Плейшнера и внимательно смотрит, как он, сжав кулак, медленно сгибает руку в локтевом суставе. Послышался слабый скрип.
          – Люмбаго, – озадаченно пробормотал Плейшнер.
          Лось опять потянул гитару. Пальцы путаются в блатном квадрате, он невидящим взглядом смотрит в одну точку и поёт речитативом:
                               Ломает меня палач
                               На страх остальному люду,
                               А мне говорят — заплачь,
                               А я говорю – не буду.
          Голос Лося задрожал, он положил гитару и часто заморгал. Казалось, сейчас впрямь заплачет. Такое с ним случается иногда, с тех пор, как его Наташка уехала.
          Гитару подобрала сидящая рядом с Лосем Шпала. Дёргая грубыми пальцами за три струны, она запела тонким голосом:
                                       Пугал меня мусор, крыса позорная
                               Рассказывай, сука, с кем в деле была!
                               Но отвечала я гордо и смело
                               Это душевная тайна моя!
          Вдруг с улицы прямо под окнами раздались истошные крики. Похоже, дрались несколько человек. Бас вскочил со стула так, что сидевшая на его коленях Бурятка как куль осела задницей на пол. Выглянув в окно, Бас накинул телогрейку и стремительной качающейся походкой выскочил в дверь. Лось прильнул вслед за ним к мутному стеклу и увидел при свете полной луны несколько тёмных силуэтов, оглашавших окрестности жуткими воплями. Там был уже и Бас, молотящий без остановки короткими и мощными конечностями. Среди дерущихся выделялся верзила, который стоял немного в стороне и на которого никто не обращал внимания. Внезапно верзила истошно заорал:
          – Ну всё, пошёл всех мочить! – и размахнулся увесистым кулаком.
          В этот момент кто-то съездил ему с размаха в нос, верзила закачался и упал. Лось, не удовлетворившись ролью пассивного наблюдателя, тоже накинул забайкалку и вышел на улицу. К этому времени верзила успел подняться и опять размахивал кулаками. Лось как-то боком подобрался к нему и вроде несильно ткнул его под подбородок. Верзила как подрубленный вторично упал на асфальт. Лось трусцой вернулся в квартиру и снова прильнул к окну. Невезучий верзила к этому времени опять поднялся и очумело вертел головой, выкрикивая:
          – Я не видел удара! Я не видел удара!
           – Ага, ну так сейчас увидит, – сказал, потирая руки, Лось и опять двинулся к дверям. Но драка прекратилась так же внезапно, как и началась. В комнату ввалился разгорячённый Бас и стал с рычанием молотить кулаками по висевшим в прихожей шинелям.
          – Бас конченый человек, – пробормотал Вислый. – И Лось конченный. У Плейшнера чердак не в порядке. Потерянные для армии люди.
          Все разом как-то замолчали. Наверное, на сегодня всё сказано, всё выкрикнуто и всё спето. Ну, что ж, до следующего раза, друзья. Сколько у меня уже было таких вечеров, тошно вспомнить.
          В наступившей тишине стало слышно, как за стеной в соседней квартире заиграла гармошка. Какой-то грустный татарский мотив. Я знаю, что это за стеной играет замполит второго дивизиона майор Гаязов. Я, вообще, много чего знаю. И много чего помню. Оттого и так тяжело просыпаться Люсе Невзоровой по кличке Люсьен. Особенно после сна о чудесном поезде, увозящем её отсюда навсегда. Ах, если бы было можно вырвать эту память, вот как тот гнилой зуб, и выбросить её в эмалированный тазик. Чтобы так "цок-цок", покатилась гнилая память по тазику. Чтобы я отдышалась, как тогда в поликлинике, вытерла слёзы и пошла дальше. Но так не бывает. Может об этом и гнусавит татарская гармошка за стеной...
          – Я Гаязова когда нибудь урою! – скалит мокрый рот Бас. – В пасть гармошку засуну! Дятел гумозный… Доиграется…  
 
 ======================
Купить здесь
http://www.labirint.ru/books/386032/

/>
[1] В 80–е годы пустая бутылка принималась в пунктах приёма по 12 копеек за штуку, т.е., за десять сданных бутылок можно было плотно пообедать в столовой.
[2] Красивая женщина (блат.)
[3] Тюрьма (бл.)
[4] Красивая девушка (бл.)
[5] Мюзикл Эндрю Уэббера "Иисус Христос суперзвезда"
[6] Имеется в виду единственная тогда партия – Коммунистическая партия Советского Союза.
[7] ПТУ – профессионально–техническое училище
[8] Киевское высшее зенитно–ракетное инженерное училище
 
[9] Олимпийские игры 1980 года
[10] Следы на лице, полученные при падении на асфальт.
[11] Термометр обратной линии
[12] Дятел – гомосексуалист (бл.)
[13] Алексей Толстой "Рукопись, найденная под кроватью"