челик на задании

челик был свободен и от обстоятельств, и от обязательств, и от
жизни, и от смерти. оно, кншно, и во сне жисть ента, но какая-то она тамо фсеж
особенная будит, проснешьси, глянь, опять она, жисть, ента, береть в свой 
оборотец, да так, шо фсе щелкать-то в холостую вреднее сибе оказываетси. хотя, оно,
было б об чом позадуматься, кншно, и об чом погрустить. аднакаси, живи сибе, челик,
и радуйси исчо, покамест могешь, приходящему дню и ночи тож. легкомыслие его окрыляло, 
уносило в неведомое, шобы там потома и бросить, немало не заботясь о евонной дальнейшей 
судьбинушке. ну, а што ж, занятие, оно пусть, хоть, и никчемное, но, фсеж, 
отвлекало нестройный ход мыслей-паразитов от умозаключений. ведь, шо таке сказануть, 
вот ежели помыслил об чом-нить — то ужо оно и было когда-нить. идеи, оне прямо-таки, 
и заталкивалиси в оболочку образов-верблюдов, напрочь не вспоминая о неспособности 
отдельных индивидуйчиков к перевариванию и усвоению сляпанного наскоро десерта. 
челик чого-й-то тамо искал фсе в обобщениях, правду какую-то, забывая при ентом, что 
нету ее тамо и никогда и не было. да и в мыслеуловителях, чессказать, как и в ентих 
самых, как их, числоводах, мысли преобразовывались в слова оченно туго и тупо. всигда 
существовали и существують проблемы ихнего перевода из-за невозможности достигнуть 
идеала. кншно, и слова были не чистыми, и помыслы тоже, все время о какой-то бане фсе 
вспоминали, как псы шелудивые, и тявкали оне, и рычали на караван медленно удаляющихся 
образов-верблюдов. это мерзопакостное свойство ентих слов заключалоси в отчуждении 
от говорящего взаправду справедливо, будто оне не знають свого хозяина.

строчи, строчила,
пуляй, дрочила, гуляй,
гулена, хошь подбелена,
хошь с самураем за сараем

исчо любил челик поплакать крупными слезами, шобы катилиси оне двумя ручийками из глаз, 
горькие-горькие такие, и мычать при ентом утробно и душераздираюсче. не мудренно было, шо
благостное настроение евонное улетучивалось в один миг, когда в кине демоноподобную жесть 
жисти разглядел он. техника та позволила погрузить его в атмосферу казни начала 21-го века, 
открыла новую страницу, так сказать, в евонных представлениях о людях. книжки, ранее им
прочитанные, фильмы просмотренные оказались вруг мелочью какой-то по сравнению с жестью 
реалити-шоу. узаконенная жестокость людей убивала все человеческое дажи в нем, в челике.
раньше, реальные пацаны, как-то головы собутыльничкам своим перочинным ножичком не
отстругивали, раньше как-то оно, по понятиям фсе было у них. одно поколение людей того времени
воспитывалось на идеалах победителей, другое — на идеалах жуликов, а третье, как оказалоси,
выродилось, и к жизни совсем не готовое было. паразитирующие люди симбиозом прикрывались, 
дабы сокрыть движения питательных соков от инфицированного и туне чахнущего монстра-социума. это 
скоко надоть голов отрезать вначале, шобы понять, шо мир устроен на чуточку иначе, чем думаешь
об нем. челик решил уйти и больше не возвращаться в ентот временной поток. да и моторчик чого-й-то
фсе барахлил, и крыша фсе подтекала.

"пора, мой друг, пора",- думалось ему.
"построю-ка свое мягонькое гнездышко хде-нить
на высокой-высокой сосне и буду тамо жить, не тужить"

а на помоечке-то, местные бомжачки все за жисть свою убивалися, горюнилися,
огорчалися, шо нету фарту, шо нету щастия у них более, шо не любять ихнее существование.
штож, сценарий объединения земель быдлоганов ужо известен был давно, осталось тока нажать менам
на спусковой крючок и поднять в небо синее несущих свободу, равенство и справедливость. так, шобы
при том, при фсем, смайлики ихние должны были б изображать улыбчивое настроение. и тодысь, 
борзанутый, глядишь и  запустит их всех, как оне есть, по очереди, через свои записки-однодневки.
ёрнически, не глумясь и шпильки не вставляя, настроение лишь прочувствовав, без западло по-ихнему, 
выжигая радостью светлою и горячею от соделанного сердце, глазки в слезках закатывая.

интересненько, интересненько, а шо было б, ежели оне его не придушили б, а голову бы отрезали? 
придушили какого-й-то тамо алигарха, воротилу денежного, и поплакать типеря некому по нему, бедному.
как иудушку придушили и шарфик исчо положили, чого-й-то деетси в белом свете, богатым-то куды 
податьси типеря? ну шо, олигархушки, боитиси ужо, ихнего беспредела? визде вить достануть енти 
справедливости поборники и борцы за щастье народное. улучшение породы человеческой привело к войне, 
после которой людишки стали  и сирые, и прибабахнутые.

"а чо, кормять нас хорошо,"- любили говаривать оне. "не жалуемся мы, начальство любим, 
совсем не жалуемся, работаем когда спим и не жалуемся, а шо оно исчо надоть нам сирым."

лучше не досказать, чем пересолить, а то оно, ежели все буквально, то и огорчить могет неприметно, 
надолго и безосновательно. потрясаюсче-финоменально, таки оно и есть то самое-самое самое настоясчее, 
будоражуюсчее, привосходнейшее, аднакоси, извиняйти, чуток осуеченно-мимопроходясчее.

толи ты имеешь власть, толи власть имеет тибя — нипонятки какие-то, билин, едрить твою.
окопалиси оне, кншно, основательно, засели, так сказать, прочно, и на голову оне больные, ну шо тута
поделать, выковырить ихнее бесстыдство — тута ершик нужон будит оченно забористый. возникшее чувство
брезгливости от прикасания к смердящим нашло, как оказалось  впоследствии, свое обоснование. 
балансирчик, который того, был поближе к земле, отклячилси напополам, горбами верблюжачьими колыхалси, 
шкуркой апельсиновой глянец наводил и солнечные зайчики пускал.

дарагой, ведь ты совсим не сумасшедший, ты есть оригинал псевдопараллепипедный, историю 
казуистически-иезуитски представляюсчий. шо тока он не говорил, и шо в его творениях записаны
фсе сказки, которые ужо придуманны и которые исчо тока будуть придуманы. круг интересов челика
оказался матрицей каких-то тамо буков, в которой, якобы, и происходят касательные перемены.
чого-й-то, оно не того, ну, как его, ну того самого, ему про одно талдычуть, а он фсе про другое 
вспоминат, и как-то фсе оно не циркулярно-пенпердикулярно получатси у его. моно, кншно, естествено, 
и осудить кого-нить сибе в удовольствие и, щетаю, на ентом памятник воздвигнуть обосновательный.

ваще, шо у его за
душой будить, ась?
проколыхалси тута,
срок отбыл, понимаш.

пошлость того временного потока проявляла себя еще и в том, что люди становились рабами других человеков 
и гордились очень этим. челику енто фсе было нипонятно.