EX ORIENTE LUX

EX ORIENTE LUX
 
EX ORIENTE LUX лат. — с Востока (идет) свет.
 Парафраз евангельского повествования
 о пришествии волхвов,
 видевших звезду на востоке,
 на поклонение Христу.
 
Книга первая.
Вступление.
Глава первая.
Расмус Финкс, астроном в четвертом поколении (и этим обстоятельством он, к слову, немало гордился), далеко за полночь сидел за столом и, помешивая горячий кофе, напевал себе под нос незамысловатую песенку. Как и все прирожденные звездочеты, он предпочитал спать днем, чтобы ночью, удобно усевшись за телескопом, рассматривать далекие галактики. И как у каждого уважающего себя ученого, у него была заветная мечта к достижению, которой он стремился всю свою жизнь. Настроение было замечательнейшее. Причиной этому служило то обстоятельство, что именно сегодня Расмус открыл доселе неизвестную науке звезду, находящуюся в миллиардах световых лет от Земли. Душа пела и разрывалась на кусочки счастья еще и потому, что именно эту звезду безуспешно искали астрономы всего мира. Но он — Расмус Финкс (до сих пор не имеющий никаких научных званий и заслуг, чьё имя если и упоминали в журналах, то только в память об его знаменитом дедушке Эрике Финксе) сделал то, о чем мечтали многие другие всю свою жизнь. Расмус покачивался в кресле и представлял, какой фурор произведет открытие в научном мире, какие награды и звания посыплются на его хрупкие плечи. И вдруг всю эту фантазийную идиллию нарушил помощник, сломя голову вбежавший в кабинет, выкрикивая путаные фразы, и, как очумелый, размахивая  руками. Говард — помощник Финкса — тощий молодой человек, учившийся у Расмуса тонкостям сложной астрономии, протиравший линзы телескопов да наблюдавший за звездами, когда это наскучивало наставнику или он был занят чем-то более важным.
-      Да вы с ума сошли!? – провопил вспыливший Расмус, вскочив и помчавшись вокруг стола вслед за своим помощником, пытаясь усадить юношу в кресло. – Объясните же наконец, что происходит? Солнце потухло или Луна сошла со своей орбиты и несется к Земле?
-      Ну что вы, мистер Финкс, – ответил запыхавшийся Говард, под напором учителя наконец усевшись в кресло и попутно выпив кофе, который так тщательно помешивал Расмус, – Это было бы слишком. Но на небе происходят какие-то необъяснимые вещи.
-      Успокойтесь в конце концов и объясните в чем дело, – уже нетерпеливо обратился к нему астроном, немало раздосадованный внезапным вторжением своего ученика. Позднее время не способствовало шутливому настроению, тем более Говард, судя по его настойчивости и редкостному безумству, и не думал забавляться.
-      Дело в том, что вокруг Сириуса возникли внезапно звезды, причем расположились они не хаотично, а образуя форму круга. Ну как, Расмус, это обстоятельство вас не шокировало, – довольным голосом произнес Говард, закидывая ногу на ногу и глядя на своего шефа с нескрываемым превосходством.
«Все-таки я не какой-нибудь студентишка, не разбирающийся в астрономии, а помощник великого ученого и от меня может быть большая польза», — думал он про себя, ожидая реакции мистера Финкса на произнесенную речь.
-      Или вы сошли с ума, как я предсказывал, или выпили, глядя на ночь, какой-нибудь ерунды, коли вам это всё причудилось, – расхохотался Расмус, хлопая ладонями себя по коленкам. Чувство негодования на ученика сменилось на приступ веселья, – Никогда за всю историю астрономии не было того, о чем вы мне сейчас поведали. И специально для вас звезды решили организовать внезапное возникновение и необъяснимый хоровод вокруг Сириуса. Ступайте к себе и выспитесь. Отдых вам не повредит. Я понимаю, сегодняшнее открытие далекой звезды на вас оказало очень большое влияние, но все же не стоит сходить с ума по этому поводу. Обещаю вам, что на вручении мне премии Крафорда я не премину вспомнить и о ваших заслугах.
Расмус последние слова произнес нарочито спокойным тоном, пытаясь вернуть помощнику способность здраво смыслить.
-       Я так и думал, что вы мне не поверите, – стукнув от досады кулаком по столу, произнес Говард, что было ему несвойственно, обычно очень сдержанному и спокойному. – Но нет ничего проще, чем  удостовериться  в правоте моих слов. Пройдемте в обсерваторию и вы сами убедитесь, что я не вру.
Взяв крепко руководителя под руку, чтобы он и не думал сопротивляться, Говард настойчиво повел  его к телескопу, находящемуся на крыше этого же дома. Расмус, судя по маске безразличия на его лице, видимо смирился с тем, что пока он не скажет своего веского слова, помощник не отстанет, а поэтому уже и сам торопился наверх, чтобы наголову разбить досужие вымыслы.
-      Господи, помилуй! – воскликнул Расмус, посмотрев в телескоп, и обхватил руками голову. – Это невозможно! Говард, вы смотрели, может быть он неисправен?
Мистер Финкс явно был обескуражен картиной, наблюдаемой на ночном небе. На его лице отчетливо проступили черты страха и смятения от увиденного.
-      Смотрел, он абсолютно исправен. Такая же картина и в другом телескопе. Я и сам сначала не поверил, и только окончательно убедившись, что это и есть звезды, по всем присущим им характеристикам, побежал к вам, — подтвердил ученик, заботливо усаживая ошарашенного руководителя в кресло.
Юноша подошел к шкафу и достал из его запыленных недр стакан, не отличающийся кристальной чистотой. Протерев сосуд наскоро рубахой, он налил в него виски и подал озадаченному астроному. Расмус, еще не пришедший в себя, залпом осушил всё содержимое стакана, не выдав ни единым движением лица горький вкус спиртного. 
-      Чертовщина какая-то! Давайте смотреть реально на вещи. Сумасшествие одного человека — это еще можно как-то понять, но двоих — слишком. Необходимо связаться с профессором Пориксом, у которого установлен более мощный телескоп, и дождаться его пояснений необычной картины. Так, надеюсь, будет все предельно ясно, — произнес после небольшой паузы более осмыслено мистер Финкс. На мгновение покинувший научного мужа рассудок стал возвращаться в его светлую голову.
Набрав номер телефона обсерватории, Расмус услышал недовольный голос профессора, попенявшего на столь поздний звонок, когда все приличные люди уже спят. Надо сказать, что мистер Порикс последнее время не утруждал себя ночными наблюдениями, считая  что ему достигнувшему высокого статуса в научном мире, не к лицу заниматься черновой работой. «Эти занятия более подходящие для новичков», — не раз говаривал он себе, отходя ко сну. Долгие ночные бдения за телескопом остались давно позади, теперь же он черпал знания необходимые для написания очередных научных трактатов из наблюдений своих многочисленных учеников или из опубликованных статей других астрономов, не блистающих званиями и регалиями.
Мистер Финкс дрожащим голосом рассказал об увиденном и, кое-как убедив коллегу встать с кровати и дойти до телескопа, вдруг услышал изумленный крик и глухой удар на том конце провода. Как не пытался докричаться астроном до своего соратника по науке, в трубке звучали только мелкие всхлипывания и ругательства. Говард стоял в ожидании ответа на мучивший его вопрос, как затаившийся тигр, готовый в любой момент броситься на свою жертву. Не меньше Расмуса ему хотелось услышать подтверждение своих наблюдений от выдающегося профессора.
Через несколько минут вынужденного молчания, телефон наконец взяла жена Порикса: «Мистер Финкс, кроме того, что вы соизволили разбудить нас в столь поздний час, так еще и мой муж упал без чувств и сейчас лежит на кушетке, приходя в себя. Вы можете объяснить, что твориться в моем доме?»
-      Уважаемая миссис Порикс, – ласковым голосом, чтобы хоть как-то сгладить свою вину, произнес Расмус, стеснительно шаркая ногой по паркету. – Боюсь, мои объяснения будут вам, как человеку далекому от астрономии, непонятны. Спросите у вашего мужа, пожалуйста, это правда, то, что я ему сказал.
-      Не знаю, что происходит, но он качает головой, соглашаясь с вами. Спокойной ночи, мистер Финкс, еще раз спасибо за ваш поздний звонок, – с явным раздражением в голосе ответила миссис Порикс и положила трубку.
Расмус еще несколько минут держал трубку около уха, слушая короткие гудки, и одурело смотрел на своего помощника, пытаясь собраться с мыслями. Пока от этого бесполезного занятия его не оторвал разрываемый от нетерпения Говард, поинтересовавшись, что же всё-таки ответил профессор.
-      Вы правы, Говард, на небе происходят  какие-то необъяснимые вещи, – отойдя от состояния шока, медленно пробормотал Расмус и положил трубку на телефонный аппарат. – Вы посчитали сколько их?
-      Конечно, посчитал, их двенадцать, не больше и не меньше, – отчеканил неимоверно радостный помощник, будто заранее подготовившись к вопросам руководителя. – И как я уже сказал, они образовали круг вокруг Сириуса.
Тут же он, словно помешанный, принялся прыгать и скакать вокруг Расмуса, вопя на всю округу о своём безграничном счастье. Эта ночь надолго запомнилась, теперь уже известным на весь мир ученым — мистеру Финксу и Говарду, которые не сомкнув глаз, провели ее около телескопа, попивая чашками кофе и обзванивая всех знакомых астрономов, подтверждающих их правоту.
 
                                                      Глава вторая.
 
Жаркое тропическое солнце, медленно просыпаясь, вытягивалось из-за горизонта и его редкие лучики пробегали по темной глади воды, заставляя ее искриться и переливаться. В этот утренний час, одиноко стоя на палубе белоснежной двухпалубной каравеллы, молодой человек по имени Раджив жадно всматривался вдаль, стараясь увидеть в безбрежном океане конечную цель своего путешествия. Изредка наклоняясь за перила и выглядывая вниз, молодой человек каждый раз с нескрываемым удивлением отмечал необычность корабля. «Норман Джейн», а именно такое имя носило это волшебное судно, названное в честь своего создателя, пролетало океанские просторы, рассекая серебристым килем воздух, а не привычную для обычных кораблей водную гладь, от которой его отделяло по меньшей мере десять дюймов. Услышав за спиной приближающиеся шаги Раджив обернулся и, увидев своего давнего знакомого австралийца Джеймса Хендстриджа, довольно расплылся в улыбке.
-      Посмотри какая красота, — обратился индус к своему спутнику, сладко позевывая и потягиваясь руками в стороны, — Ты даже не представляешь, как я волнуюсь, предвкушая посещение Тамакабо.
-      Ошибаешься, — еле вытягивая из себя слова пробубнил полусонный Джеймс, тщательно пряча лицо от сильного ветра, порождаемого невероятной быстротой летучего корабля, — Когда я в первый раз направлялся к нему, то не мог сомкнуть глаз, как и ты. И также провел всю ночь на палубе, вглядываясь вдаль и надеясь первым увидеть этот необычайный остров.
-      Расскажи хоть немного о нем, — протараторил заинтересовавшийся Раджив, устав от томительного ожидания, — Он и вправду так хорош, как о нем рассказывают?
-      Не торопись, мой друг, — размеренно ответил Джеймс, вглядываясь вдаль и силясь понять, как далеко они от цели путешествия, — О Тамакабо никто не расскажет лучше, чем он есть на самом деле. Подожди немного, скоро мы будем там и ты увидишь своими глазами его красоту и необычайность, которые нельзя выразить словами.
Раджив обиженно отвернулся от своего спутника и, выдавая всем своим видом недовольство, продолжил высматривать в безбрежном океане долгожданный остров. Джеймс ответил на обиду своего друга снисходительной улыбкой и, похлопав его по плечу, отправился на камбуз, надеясь найти в этот ранний час чего-нибудь съестного.
Но не прошел он и нескольких шагов, как его остановил сумасшедший крик Раджива.
-      Тамакабо! Я вижу его! — вопил радостный индус, как ненормальный, прыгая на палубе и размахивая руками, — Это он! Это точно он! Джеймс, ну что ты стоишь? Посмотри как он прекрасен!
Австралиец подбежал к спутнику, но кроме тумана и скалистых гор, изредка выглядывающих сквозь белесую мглу, он ничего не увидел. Что могло показаться прекрасным в открывшемся виде, так и осталось загадкой для Джеймса.
-      По всей видимости — это Тамакабо, — равнодушно изрек он, глядя на закрытый густым туманом кусок суши, — Каравелла несется к нему и скоро мы будем там. Пойдем перекусим хоть что-нибудь. Чувствует мое сердце, а заодно и желудок, на острове мы еще нескоро пообедаем.
С трудом оторвав друга от перил, Джеймс потянул его вслед за собой, уговаривая нетерпеливого индуса подождать еще немного и все-таки составить ему компанию за завтраком. Остальные пассажиры волшебного судна еще сладко спали и только сильный удар вахтенного матроса в звонкий  колокол пробудил их и известил о том, что остров уже близко.
Вскоре вся правая часть палубы была забита полусонными пассажирами, тыкающими пальцами и размахивающими руками в сторону долгожданного острова. Радостные всхлипывания и восторги не на миг не прекращались, пока не заслышались тяжелые шаги, от которых весь корабль стал плавно покачиваться из стороны в сторону. В миг все обернулись к корме, из которой не переставал раздаваться этот непонятный шум. Из трюма показалась сначала огромная волосатая голова, а за ней и ее обладатель – великан, облаченный в синие габардиновые жакет и  штаны. Смотрелось это на нём, мягко говоря необычно, но великаны тоже иногда могут себе позволить красиво одеться, тем более направляясь куда-нибудь с визитом.
-      Тамакабо! – радостно провопил он и затопал своими ножищами так, что палуба жалобно заскрипела под его тяжестью.
Направив свои шаги к столпившимся на правой стороне палубе зевакам, в миг разбежавшимся кто куда из-за страха быть задавленными расчувствовавшимся здоровяком, великан своей тяжестью заставил корабль сначала понемногу накренится, а вскоре и обрести почти горизонтальное положение. Весь корабль зазвенел и затрясся от шума падающей посуды, багажа и такелажа. Счастливчики, успевшие забежать в каюты, попадали на стены накренившегося корабля, те же кому не повезло остаться на палубе хватались за всё, что попадалось под руку. Через мгновение весь корабль представлял собой новогоднюю елку, на которой вместо игрушек и угощений висели многочисленные несчастные пассажиры. Вот и Валуен (а именно так звали великана) в ужасе схватился за первую попавшуюся доску, коей оказалась мачта, и перебирая ногами по пролетающей внизу воде, принялся вытягивать свое грузное тело снова на палубу корабля.
-      Отпусти мачту, идиот! — проревел в рупор разгневанный капитан необычного судна  Аурелио Гарсиа, болтаясь на штурвале,- Ты мне поломаешь  весь корабль!
-      Не могу! — завопил перепугавшийся не на шутку великан, продолжая держаться за мачту и подтягиваться вверх, стараясь из последних сил вкарабкаться на палубу, — Я не умею плавать!
-      Чтобы руки у тебя отсохли! Помогите кто-нибудь повернуть штурвал! — с новой силой заорал капитан, в одиночку не справлявшийся с покосившимся кораблём.
Джеймс и Раджив, возвращавшиеся с камбуза в добром расположении духа после сытного завтрака, не ожидали такого подвоха со стороны корабля и со скоростью гоночного автомобиля прокатились вдоль всего коридора, пока не грохнулись об дверь капитанского мостика. Услышав громкое воззвание капитана, друзья доползли до разгневанного Аурелио и, навалившись на штурвал, помогли повернуть его влево, чтоб хоть немного вернуть кораблю вертикальное положение. Их старания увенчались успехом и судно постепенно стало возвращаться в привычное для себя положение, позволив наконец великану забраться на палубу и с большой предосторожностью поползти обратно в трюм. Когда цель уже была близка и великан был готов нырнуть в темную глубь корабля подальше от криков возмущенных пассажиров, лишь чудом не оказавшихся в океане, как вдруг перед ним выросла мрачная фигура капитана, рассерженного до невозможности.
-      Скажи-ка мне, Валуен, — с трудом сдерживая кипящий гнев, начал Аурелио, — Не тебе ли я говорил перед отплытием, чтобы ты и носа не показывал на палубе!?
-      Простите, многоуважаемый капитан, — заныл верзила, продолжая ничком лежать на палубе, — Не смог сдержать в себе желание хоть одним глазком полюбоваться великолепным островом.
-      Глупое любопытство чуть не стоило тебе жизни, а мне потерянного корабля, — Аурелио наклонился к великану и гневно взглянул в его глаза, — Я тебе еще раз напоминаю мой приказ, а не просьбу, чтобы ты сидел в трюме ниже травы, тише воды. И никуда не высовывал свой любопытный нос. Надеюсь, теперь понятно, чем могут обернуться твои проказы.
-      Клянусь всем, что есть у меня на этой земле, — промямлил покрасневший толи от стыда, толи от страха бедный великан, которому до невозможности хотелось забиться в самый темный уголок трюма и чтобы его никто не видел и не слышал, — Я больше ни ногой, ни даже пальчиком не ступлю на палубу вашего прекрасного корабля до прибытия на остров.
Капитан в ответ на жалобный монолог великана лишь довольно ухмыльнулся и отправился на мостик продолжать вести корабль по намеченному курсу.
-      За какой надобностью на корабле оказался этот увалень? — держась за ушибленный бок, поинтересовался Раджив у своего друга.
-      Не вздумай при нем задать этот вопрос, а то он рассвирепеет, — рассмеявшись ответил Джеймс, отделавшийся лишь парой мелких ссадин, — Этот гигант происходит из древнейшего рода волшебников, что кстати большая редкость среди великанов. Правда он не так пока искусен в магическом ремесле как его родители, но определенные надежды на него возлагаются.
-      Каких чудес только не встретишь в волшебном мире, — пробормотал удивленный индус, спускаясь вслед за другом к своей каюте, чтобы забрать немногочисленный багаж, — Вот и великаны начали заниматься магией. Кошмар, куда катится мир!
Вскоре корабль разрезал белую мглу тумана, окружающего остров, и остановившись на миг около скалистой гряды, опоясывавшей берег, стал медленно подниматься вверх. Пассажиры, впервые посещавшие остров, в восторге захлопали в ладоши и бросились к перилам смотреть вниз на исчезающую в глубине тумана водную гладь. Взлетев до вершин скалистых гор, корабль плавно поплыл вглубь острова, но к удивлению новичков ничего, кроме ровной площадки на которую и опустилась каравелла, вокруг больше не было.
-      И где же Тамакабо? – обратился Раджив к Джеймсу, непонимающе крутя головой в разные стороны вслед за такими же как и он дебютантами.
Друг индуса ничего не ответил, а только многозначительно показал пальцем в небо. Решив, что австралиец над ним издевается, Раджив взглянул наверх и опешил. Прямо над ним, раз в сто больше острова, на котором встал на причал корабль, не подчиняясь никаким законам гравитации, висел огромный кусок суши, словно чей-то неведомой силой вытолкнутый из океана и вознесшийся над землей.
Внезапно из центра висевшего в воздухе куска суши вниз ударил столп света и из него вышла худощавая высокая дама в черном приталенном платье с тросточкой, мелодично звенящей при прикосновении к камням. Волшебница направилась к капитану корабля, сошедшему на площадку по сброшенным сходням и поправляющему свой немного примятый китель.
-      Доброе утро, Аурелио, — поприветствовала его дама, обводя взглядом корабль и прибывших на нем волшебников, — Что-то вы нынче задержались? Неужели шторма застигли вас в океане? Я надеялась, что они утихнут к этой неделе.
-      Рад вас приветствовать,  Гертруда, — ответил капитан, перед этим очень галантно поцеловав руку дамы, — Причина нашего опоздания — разгильдяйство одного несносного верзилы.
И Аурелио в красках рассказал волшебнице все напасти, произошедшие по вине Валуена. Гертруду немало развеселил рассказ и она, попеняв на излишнее любопытство великана, пошла вместе с капитаном к продолжающему гореть столпу света. На площадку вслед за Аурелио хлынули пассажиры, собравшиеся на борту корабля со всех краев необъятной земли. Смешались все сословия и виды волшебных существ: кентавры напирали на маленьких фей, разгневанных таким бесцеремонным обращением, гномы толкали эльфов. В той куче оказался Раджив вынесенный многочисленной толпой на каменную площадку. Озираясь по сторонам и силясь понять, что будет дальше, индус стал искать взглядом Джеймса, затерявшегося среди кучи высыпавшей на твердь земную волшебной публики.
-      Раджив, иди ко мне, — услышал он знакомый голос в многочисленной толпе прибывших, — Я здесь!
Ориентируясь по поднятой вверх руке, индус пробрался к своему другу и больше старался не отставать, крепко вцепившись в его куртку. Когда последние пассажиры покинули корабль и Валуен кряхтя выкарабкался из трюма, уже бывавшие на острове волшебники позвали остальных вслед за собой.
Беспорядочная куча народа хлынула к свету бившему сверху и волшебники, входя по очереди в центр сияющего столпа, исчезали в мгновение ока в неизвестном направлении.
— Ах, эти пузатые невежды мне отоптали все ноги, — томно вымолвила одна из фей, жалуясь своей подружке, на бессовестных  гномов, пытающихся пролезть без очереди.
-Это кто тут пузатый, да еще и невежда!? – возмутился один из жителей пещер, продолжая пропихиваться вперёд, — Думаешь, крылья отрастила и умнее всех стала.
— Господа, господа. Мы все успеем подняться наверх, — Джеймс принялся успокаивать спорщиков, пока их перепалка не закончилась побоищем. Постепенно все утихомирились и старались не нарушать сложившейся очереди.
Когда подошла череда Раджива, он с опаской поглядел на друга и, удостоверившись по одобряющему кивку головы, что бояться нечего, шагнул внутрь.  Индуса резко дернуло вверх, подхватило со всех сторон, замелькали разноцветные огни и вот он уже стоял на зеленой лужайке, окруженной множеством зданий и наполнявшейся прибывшими волшебниками.
-      Отойдите, пожалуйста, в сторону, — услышал он вежливую просьбу из уст дамы, которую видел раньше на скалистой площадке, — Не задерживайте остальных.
Индус, следуя указаниям волшебницы, отошел в сторону и, спустя мгновение, услышал  за спиной знакомый голос.
-      Ну как, это тебе нравиться? — рассмеялся довольный австралиец, похлопывая друга по плечу, — А ты еще просил тебе рассказать об острове. Видишь, как здесь удивительно устроено. Так уж и быть, по старой дружбе, буду твоим гидом.
Джеймс с другом прямиком направились к сияющему под лучами утреннего солнца белоснежному дворцу, на одной из башен которого блестели золотистым циферблатом огромные часы. Изумрудно-зеленая трава мягко стелилась под ногами, вокруг весело щебетали птицы и Раджив вдруг испытал странное чувство, что всё здесь так знакомо и близко, будто его мечты материализовались именно в этом месте и в это время. Внезапно индус почувствовал крепкий удар в спину и навалившееся тело незнакомца заставило Раджива покатится кубарем по бархатистой траве. Уже было приготовившись высказать проказнику свои недовольства по поводу глупой шутки, индус вдруг услышал позади себя слабенький голосок.
-      Простите, пожалуйста, — промямлил невесть откуда взявшийся старичок, поправляя свалившиеся очки и шляпу, — Трансгрессия конечно хорошая штука, но никогда не знаешь на кого наткнешься в конечной точке перелета.
-      Ничего страшного, — помогая собрать вывалившиеся из раскрытого саквояжа старого волшебника  всякие склянки и бутылочки, ответил Раджив, у которого при виде милого старичка гнев мгновенно улетучился, — А вы раньше бывали здесь?
-      Признаюсь вам, я уже сбился со счету. При моем статусе бывать здесь приходится довольно часто, -  сказал старичок, пытаясь совладать с непослушным саквояжем и застегнуть его, — Простите я забыл представиться. Лоренцо Амауди – волшебник в непонятно каком по счету поколении. Специалист по травам и волшебным зельям.
Старичок внимательно посмотрел на друзей и добавил.
—   А я раньше вас здесь не примечал, вы наверное прибыли на «Норман Джейн»?
-      Это верно, я здесь впервые, — скромно ответил Раджив  и, указав рукой на Джеймса, добавил, — А вот мой друг посещал этот незабываемый остров. Трансгрессия нам обоим пока не дается, но надеемся что к следующему приглашению мы сможем обойтись без помощи корабля.
-      Ну что же, можно сказать вам повезло, — приободрил его старый волшебник, протянув индусу небольшой бутылёк с полупрозрачной жидкостью, — Впервые оказаться на острове да еще и на всемирной ассамблее магов. Могу вас уверить этот визит вы никогда не забудете. Выпейте отвар из энгинауриса и вы будете полны сил и бодрости. Как я вижу, вы всю ночь не смогли сомкнуть глаз, так что это не помешает.
-      Огромное спасибо, — поблагодарил приятного старичка Раджив, пожимая его теплую руку, и только сейчас заметил на груди волшебника большой золотой медальон в виде полумесяца со звездой, — Приятно было познакомиться.
Лоренцо было хотел сказать какие-то слова в ответ, но подошедшие друзья Лоренцо (такие же как и он — пожилые волшебники), душевно поприветствовав старичка, повели за собой вглубь дворца.
-      Повезло тебе, Раджив, — с завистью в голосе произнес Джеймс, — Познакомится с членом Высшего Совета магов, пусть и таким курьезным  способом.
Индус радостно закивал головой, даже не представляя какое счастье свалилось на него. Только сейчас он заметил, как вокруг возникают из воздуха и расходятся по всему острову волшебники и  маги, в мастерстве владеющие искусством трансгрессии.
-      Послушай, Джеймс, — обратился индус к другу, обводящему взглядом огромную толпу волшебников в поисках знакомых лиц, — А для чего вся эта возня с великаном? Если ты говоришь, что он из рода великих магов, так не проще бы было чтобы он трансгрессировал сразу на остров, вместо того, чтобы плыть на корабле, подвергая опасности пассажиров?
-      Ага, трансгрессировал на остров, придавив какого-нибудь несчастного на этой самой площадке, — заулыбался австралиец, оценив по достоинству предложение друга, — Тебя с ног свалил небольшой старик, а представь что случится, когда великан возникнет из воздуха посреди столпившегося народа.
-      Ты прав, — согласился индус с доводами Джеймса, — Об этом я как-то не подумал.
-      Вот, вот, мой друг, как видишь не всё так просто, — заметил австралиец и, повертев головой по сторонам, увидел что волшебники начинают собираться около ступеней дворца, — Пойдем вперед, а то пропустим самое интересное.
Ловко лавируя среди столпившегося народа, друзья вскоре оказались около самого дворца, где на ступенях стояли члены Высшего Совета магов.
-      Уважаемый гости нашего острова, — пронесся звонкий голос дамы в черном платье над многочисленной толпой, — Я вижу все уже собрались. Прошу Вас тишины и минуточку внимания.
Тотчас вся галдевшая и шумевшая куча волшебников вмиг успокоилась и стала жадно внимать доносившимся словам.
— Для тех кто впервые прибыл на наш великолепный остров хочу представиться. Меня зовут Гертруда Фон Норгентмайер. Я являюсь первым помощником главы Высшего Совета великого мага Хуракана.   
Дама не без гордости произнесла последние слова и обвела взглядом безмолвную толпу.
-      Напоминаю Вам, что всемирная ассамблея волшебников состоится в Большом зале академии ровно в шесть часов вечера по Гринвичскому меридиану, — Гертруда вытянула вверх руку, указывая на огромный циферблат, находившийся в одной из башен старинного замка «Шанборинг», — Прошу никого не задерживаться и занять свои места заранее, дабы не создавать столпотворение.
Волшебница строго взглянула на Валуена, давая понять ему, что сказанное относится к нему непосредственно. Великан соглашаясь покачал головой и дама продолжила свою речь.
-      Те, кто впервые посещает наш чудесный остров, имеют замечательную возможность поближе познакомиться с ним и его историей, — Гертруда пригласила жестом выйти вперед маленького пузатенького мужчину, постоянно поправляющего огромный колпак, сползающий на глаза, — Разрешите Вам представить смотрителя острова и академии великого мага Антиоха. Для вас уважаемый магистр проведет экскурсию по паркам и дворцам острова.
Мужчина попытался величаво покланяться собравшимся, но несносный колпак свалился с головы и, покатившись по ступеням дворца, оказался в ногах Раджива. Индус бережно поднял головной убор магистра и, смахнув пыль, вручил его подбежавшему владельцу.
-      Ну что же, продолжим, — дождавшись окончания погони Антиоха за своим колпаком, произнесла Гертруда, — Остальные маги и волшебники могут прогуляться по острову, посетить библиотеку и заняться другими делами. Но напоминаю еще раз в шесть часов вечера по Гринвичскому меридиану я вас всех жду в Большом зале Академии. Желаю приятно провести время на нашем гостеприимном острове.
Куча волшебного народа тотчас разделилась надвое. Желающие пройтись с экскурсией по волшебному острову столпились около Антиоха, остальные разбрелись по сторонам, обдумывая чем бы занять свободное время до вечера.
-      До встречи, мой друг, вечером в Большом зале, — произнес Джеймс, в глубине души завидуя индусу, светившемуся от счастья. Махнув рукой на прощание, австралиец растаял в толпе, движущейся внутрь дворца, оставив индуса среди начинающих волшебников ждать начала экскурсии.
 
Глава третья.
Маг Антиох обвел взглядом собравшуюся публику и, удостоверившись, что все кто хотел услышать историю острова и Академии, уже собрались вокруг него, повел их вслед за собой.
-      Сначала я вам покажу парки и сады нашего великого острова, — громко и отчетливо произнес маг, чтобы его слова были услышаны всеми, — А уж затем мы посетим многочисленные дворцы и академию. Как многие из вас знают, наш остров был основан в пятнадцатом веке тремя волшебниками: величайшим магом из Японии Такеши Симидзу, несравненным Стивеном Маккейном из Шотландии и непобедимым шаманом Або из африканского племени Тонго. Причиной возникновения острова в те годы послужили многочисленные гонения на волшебников во всех краях необъятной земли и необходимость объединения всех светлых магов перед лицом поднимающихся черных сил.
Антиох повел руками в разные стороны, дабы слушатели обратили внимание на окружающую их красоту здешних мест. Раджив так заслушался повествованием мага, что только сейчас обратил внимание, что он стоит посреди великолепного парка, по которому грациозно прогуливались слоны, жирафы, медведи и многие другие животные со всех уголков планеты. Удивительным было то, как спокойно вели себя звери и мирно соседствовали друг с другом. Тигры и львы благостно лежали на траве, а рядом с ними паслись стада антилоп и газелей. Леопарды и пантеры ловко перепрыгивали с ветки на ветку, невозмутимо  наблюдая за резвящимися поблизости обезьянами.
-      Как видите, основатели острова очень постарались, чтобы он был прекрасным и гостеприимным. Населенный всевозможной живностью и произрастающими на нем растениями с различных уголков нашей земли, Тамакабо всегда служил приютом для всех волшебников. Первоначально при создании острова на нем были построены всего два дворца, но растущая популярность и известность этих мест привлекала так много магов, что к семнадцатому веку возвели еще пять. Именно в этот период и было принято решение об образовании Высшего Совета магов, в который вошли двенадцать  сильнейших на то время волшебников. Состав Совета несколько раз изменялся, но количество магов, входящих в него, остается неизменным до сих пор.
Экскурсанты вслед за магом вошли в огромные дубовые двери и оказались в сумрачных коридорах замка, тускло освещаемых высокими свечами. В воздухе висел сладкий запах имбиря, напоминающий Радживу далекую родину. Индус повел взглядом по стенам коридора и увидел множество мраморных статуй магов, судя по костюмам не только из разных стран, но и разных эпох.
— Чтобы вы поняли как знаменита эта академия, стоит упомянуть, что среди ее выпускников были такие знаменитые маги: как великий Мердиникс из Англии, прославленный своими чудесами Авелькон из  Франции, бесподобный Фарикх из Персии и многие, многие другие, — с дрожью в голосе вымолвил Антиох, вытирая выступивший от волнения пот, — Скульптуры знаменитых и великих выпускников академии украшают дворцы и вызывают почетный трепет у всех, кто имел возможность их лицезреть.
— Спасибо, магистр, за добрые слова в наш адрес, — послышалось от статуи, стоящей как раз напротив Раджива, — Мы так редко имеем возможность пообщаться с юными волшебниками, что может быть вы разрешите гостям уделить нам несколько минут внимания.
Индус не мог поверить своим глазам, юноша облаченный в старинные латы и кольчугу не только запросто вертел головой и руками во все стороны, но и умел разговаривать. И не он один, уже от всех скульптур послышалась речь с просящей ноткой в голосе. Отпрянув назад от неожиданности, Раджив случайно наступил  на ногу, стоящему позади, высокому молодому человеку.
— Извините, пожалуйста, — попросил прощения вежливый индус у волшебника, горделиво измерившего его взглядом, — Меня конечно предупреждали о необычности Тамакабо, но такого я и не ожидал увидеть.
— Ничего страшного, — ответил молодой человек одетый в мантию светло-голубого цвета с вышитыми по всей ткани серебряными звездами, — Вы верно из Индии, если не ошибаюсь?
— Точно, — подтвердил индус, пытаясь догадаться о том откуда прибыл его собеседник, — Меня зовут Раджив, я родом из Мумбая.
— А я с Зеленого Острова, — подсказал волшебник, завершив зашедшие в тупик измышления индуса, — Мое имя – Лансегонд и я происхожу из древнейшего рода эльфов. Обегонд – высокочтимый король эльфов доводится мне кузеном.
Только сейчас Раджив обратил внимание, что кожа собеседника нежно-голубого цвета и кончики ушей острые, как у всех эльфов. Везение в этот день буквально шло по пятам индуса: сначала знакомство с членом Высшего Совета, сейчас встреча с эльфом королевских кровей. Пока Антиох безуспешно пытался уговорить мраморных собеседников повременить с общением из-за нехватки времени, Раджив вёл непринужденный диалог с эльфом. Наконец усилия магистра завершились успехом и довольно выдохнув, он обратился к слушателям.
-      Пройдемте дальше, а то наша экскурсия грозит затянуться до завтра. Кстати мы сейчас находимся в замке «Лоленгрин», включающим в себя библиотеку, с самым большим собранием литературы по магическому искусству, покои для сна, множество залов и знаменитейшую и величайшую Академию, — важно поведал Антиох, проводя экскурсантов дальше по коридорам, — Именно в этих залах заседает Высший Совет магов, принимая очень важные и ценные решения для всего волшебного мира. Сейчас мы с вами проследуем из южного крыла замка, где находится Академия, через Большой зал в северное крыло, в котором размещается библиотека, включающая в себя множество уютных залов и кабинетов для чтения.
Чем дальше продвигались экскурсанты тем светлее становилось вокруг и вот уже солнечный свет ярко пробивался сквозь большие рамы, освещая грандиозный белоснежный зал, вмещающий в дни собрании и ассамблей не менее пятисот волшебников. Украшенный множеством мраморных изваяний мифических и сказочных существ зал был наполнен полукруглыми рядами кресел обтянутых пурпурной тканью. И только в конце зала ряды заканчивались и над ними возвышалась кафедра,  с которой выступали члены Высшего Совета магов.  Вдруг из стены спокойным размеренным шагом, словно выйдя из самой обычной двери, а не из каменной кладки, появился высокий худощавый мужчина в пурпурной мантии с черными как смоль кудрями, развевающимися при ходьбе, и направился к Антиоху.
-      Доброе утро, магистр, — поприветствовал экскурсовода удивительный волшебник, — Профессор попросил Вас зайти к нему в кабинет после ознакомления новичков с достопримечательностями острова.
-      Хорошо, Даниэль. Передайте пожалуйста профессору, что я буду свободен через час, — ответил Антиох и представил своего собеседника, стоящим позади слушателям, — Разрешите познакомить вас с правой рукой профессора Хуракана и одним из самых одаренных магов современности магистром заклинаний Даниэлем Торресом.
Раджив, не веря глазам своим, подошел к стене и провел рукой по каменной кладке. Ясное дело она была тверда и не давала никаких сомнений в своей неприступности для обычного человека.
— Вот это да, — пробормотал индус и с еще большим удивлением и восторгом посмотрел на удивительного мага.
-      Надеюсь прогулка по острову доставила вам удовольствие? – Даниэль галантно раскланялся после приятных слов Антиоха и, расплывшись в улыбке,  обратился к экскурсантам, с изумлением переводящих взгляд с волшебника на каменную стену и обратно.
Все довольно закивали и послышались восторженные отзывы как об острове, так и о великолепии здешней архитектуры.
-      Очень рад, что вам здесь нравится. Желаю приятной прогулки по Тамакабо, — Даниэль покланялся на прощание и  удалился таким же невероятным способом как и вошел, а именно через каменную стену, пройдя сквозь нее так легко, будто ее и не существовало вовсе.
-      Помимо директора Академии — великого волшебника Хуракана и его старательных помощников, одним из которых является вас почтенный слуга, на острове также проживают и учатся одаренные юные волшебники, прибывшие со всего мира из многочисленных школ магии, — продолжил свою речь Антиох, проводя экскурсантов через Большой Зал и ведя их дальше к северному крылу, — В Академию отбираются только самые одаренные дети, показавшие на деле свой высокий класс владения магическим искусством. Здесь они продолжают свое обучение всем направлениям современной магии у лучших преподавателей, которые зачастую отказываются от  приглашений в школы, считая свой уровень знаний и умений пригодным только для Академии. Любой из магов считает за честь принять приглашение Хуракана занять почетный пост преподавателя.
Как и было обещано магистру Торресу, через час экскурсия по удивительному острову подошла к концу. Познакомившись за время прогулки со всеми семью замками и их красивейшими залами и коридорами, новички наперебой делились друг с другом яркими воспоминаниями. Смотритель острова спешно откланялся перед благодарными слушателями, оставив их на ступенях замка «Шанборинг» около дубовых врат, и вмиг исчез в одном из многочисленных коридоров.
— Раджив, вы не пожелаете составить нам компанию за обедом? – донесся звонкий голос эльфа до индуса, размышляющего куда потратить время оставшееся до начала ассамблеи.
— С радостью присоединюсь к вам, — без капли раздумий согласился Раджив, которому такая компания была по душе. А собралась она на редкость разношерстная: эльф, гном, кентавр и фея.  После представления друг другу индус узнал, что гном Квинченцо ростом с пятилетнего ребенка приходится родным братом Домиацо — властителю копий Урбагант, растянувшихся по всему югу Европы. Кентавр Бринтом выходит из древнейшего рода магов, населявшего когда-то сирийские земли, но веков пять назад перебравшегося в Иран поближе к Каспийскому морю. Тонкая, как молодая пальмочка, и изящная фея Эрисфиль с легкими крылышками за спиной оказалась внучкой знаменитого на весь мир волшебника Горацио Скиволи, прославившегося учебниками для начинающих магов. Раджив и представить себе не мог, отправляясь на остров, что судьба его сведет с такими, без преувеличения, необычными знакомыми. Спустившись на пару ступенек и удостоверившись по огромным часам, висевшим у них над головой, что времени до начала ассамблеи еще более чем достаточно, компания направилась пообедать.
— Еще бы найти ресторан на карте, любезно предоставленной моим старшим братцем, — пробормотал Лансегонд, разворачивая потрепанный временем листок бумаги и разбирая начертанные мелкие надписи.
— Ресторан находится в замке «Алькасар», самом высоком на этом острове, — прогремело громогласным эхом за спиной индуса.  Раджив медленно повернулся, чтобы увидеть подсказчика и оторопел. На него из врат смотрел деревянный лик старца с густой бородой и нахмурившимися бровями.
— Вы умеете разговаривать? – поинтересовался недоуменный индус у необычного собеседника. Проведя руками по своему лицу, чтобы прийти в себя и удостоверится, что всё это не сон, Раджив, превозмогая страх, подошёл поближе к вратам.
— Конечно, — зычным голосом ответил деревянный лик, — Если мебель разговаривает, то чем же я хуже ее?
— Простите за бестактный вопрос, я не в коем случае не хотел вас обидеть, извинился индус, раскланиваясь перед деревянным собеседником, — У меня на родине врата дворцов по большей мере молчат.
— Пойдем, Раджив, это надолго, — потянул индуса за рукав белоснежной рубашки Лансегонд, призывая закончить бесполезный разговор, и пойти наконец покушать, — Протериус – болтливое дерево. Любые предметы сделанные из него чрезвычайно словоохотливы. С ними можно сутками общаться, не узнав для себя ничего нового.
— Вот так всегда. Только разговоришься, как какой-нибудь невежа прерывает достойную беседу, — послышался позади раскатистый глас рассерженных врат.
Лансегонд, держа перед собой карту с планом острова, вёл за собой новых знакомых по длинным коридорам замков, постоянно сворачивая то влево, то вправо. Несколько раз уточняя у рыцарей и дам, изображенных на портретах, правильность своего пути, вскоре они вошли в грандиозный зал, уставленный множеством столов разного размера и вместимости. Бесподобный аромат блюд, поданных гостям, струился по залу, заставляя вновь вошедших быстрее присоединяться к огромной толпе поедающих поистине безграничные запасы острова. Сквозь широко распахнутые окна врывался океанский бриз и растворялся в огромном пространстве зала, оставляя свою свежесть и прохладу. Бросив взор по всем столам, Раджив увидел за одним из них своего друга Джеймса, сидевшего в компании красивой девушки. Австралиец, почувствовав пристальный взгляд, обращенный на него, оторвал взор от собеседницы и, заметив индуса, привстал из-за стола и кликнул друга.
— Раджив, идите сюда! Здесь всем хватит места.
Пока они шествовали к Джеймсу, любезно пригласившему за свой стол, Раджив изучал магов, трапезничающих за соседними столами. По правую руку расположилась изрядная стая кентавров, стоящих за столами, больше смахивающих на стойла. Громко переговариваясь, они то и дело оглашали зал раскатистым смехом и продолжали рассказывать друг другу веселые истории. Чуть дальше сидел Валуен, поедающий, судя по костям наваленным на огромном столе, уже второго, а то и с третьего зажаренного кабанчика.  Запивая сытную трапезу из объемного кувшина, великан изредка прерывался и, оглядывая остатки кабанчика ненасытным взглядом, принимался жевать с новыми силами. По левую сторону сидели несколько стареньких волшебников, которые были так увлечены разговором, что, казалось, забыли зачем пришли сюда. Во всяком случае, еда за их столом если и была притронута, то лишь чуть-чуть. Ближе к окну за накрытым несколькими блюдами столиком никого не было. По всей видимости, заказавший их либо вышел по срочному делу, либо это был дорогой гость и к его приходу подготовились заранее.
— Позвольте представиться, Джеймс Хендстридж, — Австралиец галантно привстал из-за стола и пригласил жестом гостей присоединиться к их компании, — Моя прекрасная собеседница — Сьюзан Дебуа. Сьюзан заканчивает в этом году обучение в Академии и без преувеличения могу назвать ее крупнейшим специалистом в области пространственной конвекции.
— Вечно ты Джеймс всё приукрашиваешь, — ответила с легким французским акцентом в голосе девушка и слегка зарделась от смущения, — Подумаешь, несколько раз великий Хуракан похвалил меня. Вот и все мои успехи.
— Некоторые волшебники всю жизнь мечтают о похвале из уст директора академии, — возразил австралиец и, присаживаясь за стол, обвел взглядом разношерстную компанию, — Извините нас за небольшой спор, с кем же мы имеем честь разделить обед?
Когда церемония по представлению друг другу подошла к концу, индус внезапно почувствовал  неимоверную усталость, будто несколько гирь внезапно повисли на его плечах. Преклонив голову на руку, Раджив устало вздохнул и подумал, как же был прав Джеймс, предлагая ему хорошо выспаться перед посещением острова. Теперь бессонная ночь давала о себе знать и индус, как не старался скрыть свою усталость, всё-таки от души зевнул.
— Дорогой друг, — напомнил ему австралиец, — а не пора ли тебе использовать по назначению подарок Лоренцо Амауди? Только не переборщи, один глоток и не больше.
— Благодарю, Джеймс, — обрадовался неожиданному избавлению от накопившейся усталости индус и вежливо предложил новым знакомым подкрепиться настойкой энгинауриса.
— Нет уж, спасибо, — деликатно отказалась фея Эрисфиль, — Я бы хотела сегодня выспаться. Последний раз, когда я попробовала такую настойку, три дня не могла сомкнуть глаз. Всё время хотелось куда-то лететь и что-то делать.
Остальные поддержали фею и тактично отказавшись, поблагодарили индуса за предложенную настойку.
— Ну что же, придется одному пробовать творение Лоренцо, — прошептал Раджив и залпом хлебнул из бутылька приличную порцию. Тотчас глаза заискрились, по телу словно пробежала волна невероятной энергии и индуса прилично тряхануло. Надо ли добавлять, что усталость как рукой сняло, и Раджив чувствовал себя будто проспал двое суток не меньше.
— Совсем неплохо, очень даже неплохо, — довольно произнес индус, привыкая к необычным ощущениям, словно внутри его тела включился дополнительный источник силы, — спать совершенно не хочется, но почему то я невероятно проголодался. Где же официант? Почему мы еще не получили меню?
Выдав порцию недовольства, Раджив принялся водить взглядом по залу в поисках официантов, но тщетно. Кроме волшебников, вкушающих исключительные по аромату блюда, в зале никого не было.
— Ну что так сразу возмущаться! — раздался обиженный голос откуда-то снизу, — Я смотрю вы заняты своими делами, не буду же к каждому посетителю напрашиваться.
— Хватит, хватит, — перебил тараторящую собеседницу гном Квинченцо, — Если мы будем продолжать спорить, то так до утра останемся с пустым брюхом. Быстренько принеси мне двух зажаренных цыплят и кружку доброго чешского пива.
Только сейчас  Раджив заметил, что официантка, а точнее ее лицо, глядит на него с матовой поверхности стола, за которым они имели честь сидеть.     
— Ну и долго мы будем вас ждать? – громко возмутилась она, изобразив гримасу жуткого недовольства, — Больше всех кричали или вы надеялись, что вам будут прислуживать принцессы в белоснежных платьях?
— Простите за мою бестактность, — прошептал индус и немного покраснел от стыда, в то время как все остальные прикрывали рот, сдерживая смех, — Мне пожалуйста мясо «карри», запечённую фасоль и чашку чая обязательно с молоком.
— Хлеб то будете? – более спокойным и сдержанным голосом спросила необыкновенная прислуга.
— Ах, да. Конечно, пару бхатура. Это лепешки из кислого теста, — подсказал Раджив, которому до жути было неудобно оказаться таким простофилей, да еще перед двумя девушками.
— Спасибо, я знаю, — горделиво ответила официантка в белом кружевном чепчике, — Кто следующий?
  Последним заказывал кентавр Бринтом, остановивший свой выбор на запеченной на углях форели, и только он договорил, как тут же повсюду на столе стали возникать, будто из воздуха, удивительнейшие по запаху и вкусу блюда. Каждый кусочек таял на языке и приносил незабываемые ощущения.
— Ну и как далеко вы продвинулись в области пространственной конвекции? – поинтересовалась Эрисфиль у Сьюзан, с которой не отпускали взгляды все сидевшие за столом мужчины, так была она трогательно красива, — Говорят эта область магических знаний менее всего изучена?
— Вы правы, — подтвердила предположения феи ученица Академии, — С давних времен маги не продвинулись дальше изобретения компаса Чоу Юнь Фата, показывающего месторасположение порталов ведущих в другие миры. Хотя как гласят легенды, жители Атлантиды и Шамбалы могли беспрепятственно перемещаться между пространствами без всяких порталов, в любом месте и  в любое время.
— Ну кто теперь скажет есть ли хоть доля правды в этих легендах? – развел руками Джеймс.
— И то верно, — согласился Бринтом, оторвавшись на мгновение от упоительного напитка, — Канули в лету и всё. Пойди, докажи где правда, а где вымысел. У нас, кентавров, тоже многие судачат – дескать, были такие маги и были силой они необыкновенной. Но вроде как эта сила их и погубила.
— Так за что же вас похвалил великий Хуракан? – уточнил у Сьюзан эльф Лансегонд, — Верно не за ваши предположения, а за что-то более существенное?
— Мадемуазель Дебуа опубликовала в апрельском выпуске «Магического альманаха» свою статью по исследованию пространственных перемещений, — подсказал голосом переполненным гордостью Джеймс, — Вот за эту статью Хуракан и похвалил нашу прекрасную собеседницу. Так что без лишней скромности можно сказать: мы имеем честь ужинать с одной из величайших волшебниц нынешнего времени.
— Ну хватит Джеймс, это уже становится некрасивым обсуждать только меня, — возмутилась Сьюзан и, надув прелестные губки, отвернулась в сторону от австралийца.
— Расскажите хоть немного о написанном в статье, — не унималась Эрисфиль, для которой  поднятая тема была до крайности интересна, — Все ужасно заинтригованы. Ну пожалуйста, Сьюзан!
— Хорошо, только из уважения к вам, — улыбка осветила лицо волшебницы и она продолжила свой рассказ, — Исследуя порталы между пространствами, я обнаружила, что сами по себе грани между мирами очень иллюзорны и прохождение из одного пространства в другое не требует знания каких-либо особенных магических заклинаний. Об этом свидетельствуют многочисленные случаи перемещения простых людей или предметов из одного мира в другой без применения порталов. Причина тут кроется в очень редком возмущении пространственной энергии, когда в каком-то месте ее становится так много, что оказывается достаточным для осуществления перехода. Другое дело, что сами порталы являются сильнейшими в мире проводниками магической энергии и для того чтобы волшебник мог без помощи портала осуществить переход, он должен соответственно обладать  аналогичной по уровню силой. Вот и вся суть моей статьи.
— Прелестно, — прошептал ошеломленный Лансегонд, — Вы утверждаете, что для осуществления пространственных переходов требуется только очень большая магическая энергия и всё.
— Что значит всё? – возмутился Квинченцо, — Вы попробуйте сначала развить в себе такой уровень энергии. Насколько я знаю, из ныне живущих волшебников этим похвастаться никто не может.
— Не знаю всех тонкостей, но мне кажется что такой уровень магической энергии нельзя развить, — присоединился  к разговору Раджив, до этого только силящийся понять смысл произносимых слов, — Он либо заложен в тебе с рождения, либо его нет.
— Абсолютно верно, мой друг, — Джеймс одобрительно закивал головой, а вслед за ним и все сидящие за столом, — Я думаю, никто спорить с этим утверждением  не будет.
— Могу открыть вам одну маленькую тайну, — таинственно прошептала Сьюзан, — Все присутствующие на острове собрались по причине появления именно таких волшебников.
Все разом устремили вопросительные взгляды на ученицу Академии с просьбой расшифровать смысл сказанного, но напрасно.
— Нет, больше ни слова, — отрезала Сьюзан и кивнула головой в сторону выхода из зала, — Скоро начало ассамблеи, там всё и узнаем.
За столом послышались вздохи разочарований и все вновь вернулись к трапезе, тем более времени до начала ассамблеи оставалось не так уж много. Раджив, доедая остатки ужина, поглядывал по сторонам, стараясь побольше углядеть и понять для себя чего-нибудь новенького. Того чем можно будет похвастаться перед друзьями на родине. К сожалению, ничего сверхъестественного не происходило, каждый был занят своим ужином и лишь за соседний столик, накрытый блюдами, наконец присели двое мужчин и девушка в изумительном платье вышитом красными и желтыми цветами. Один из мужчин был довольно юн и легкий пушок усов только начал пробиваться у него над губой. Ярко-красный кафтан расшитый золотистой вязью и отороченный богатым мехом выдавал в нём человека высокого положения. Второй мужчина был на вид лет сорока, и уже по знакомому Радживу значку блестящему на темно-синем плаще было понятно, что перед ними член Высшего Совета магов.  Сколько они сидели своей необычной компанией за столом, столько же он им что-то рассказывал, при этом воодушевленно водя руками из стороны в сторону. И тут произошло самое необычное: взору индуса открылось как вилка сама по себе поднялась с соседнего стола, вслед за ней нож. Отрезав кусочек мяса, лежащий в тарелке, нож вернулся на стол, а вилка, нанизав на себя вожделенную грудинку, поплыла в воздухе  и остановилась на мгновение. Тут же кусочек мяса исчез будто его не было, а вилка с ножом поплыли к тарелке, чтобы повторить последовательность действий. При всем этом двое мужчин и девушка, сидящие за этим столом, не обратили ни капельку внимания на удивительные вещи, творящиеся у них перед носом. Индус стал понимать, что на острове Тамакабо не стоит ничему удивляться, и поэтому он лишь легонько толкнул Джеймса, сидящего по правую руку. Австралиец поначалу не понял чего хочет от него друг и только после того, как направил взгляд в сторону, указанную Радживом, слегка оторопел.
— Да… Вот и вилки с ножами полетели, — пробормотал он и продолжал смотреть на удивительное зрелище, тыкая указательным пальцем, как малолетний карапуз в витрину с игрушками. Тут пришла очередь изумляться и всем остальным. И Эрисфиль, и Бринтом, и Лансегонд с Квинченцо застыли, рассматривая потрясающее действо. Только Сьюзан рассмеялась так громко, что сидящие за соседних столах, волшебники осуждающе посмотрели на нее, покивав головой, мол как же так можно.
— Извините, друзья, — прошептала она, прикрывая рот, расплывшийся в улыбке, — То что вы имеете возможность видеть, а точнее не видеть, — всего лишь Илья Снегов, один из преподавателей Академии. Несколько лет назад он открыл заклинание невидимости и вот перед вами результат. К сожалению, заклинания, чтобы вернуть себе прежний вид, он пока не нашёл. Больше всего неудобств это доставляет студентам на экзаменах — как вы понимаете, списать при невидимом преподавателе нет никакой возможности.
— А что за люди сидят с ним за одним столом? – разочарованно выдавила из себя Эрисфиль, она-то надеялась услышать какую-нибудь более захватывающую историю.
— С девушкой Василисой и молодым человеком Иваном из России меня познакомил Илья Снегов в прошлом году, — приглядевшись ответила Сьюзан, — А мужчина в темно-синем плаще – не кто иной как Радослав Штефанек. Член Высшего Совета магов, крупнейший специалист по оборотням, вампирам, вурдалакам и всякой другой нечисти.
— Неужели тот самый маг, победивший шестикрылого камнееда? – с невероятным восторгом в голосе вымолвила Эрисфиль, — Всю жизнь мечтала хотя бы краешком глаза увидеть этого удивительного волшебника.
— Можно считать, что мечта сбылась, — скептично произнес Квинченцо и отвернулся в другую сторону, давая понять воодушевленной фее, что в их краях таких героев полным полно, — Нам кстати уже пора выходить — до начала ассамблеи осталось полчаса, если вы не забыли.
— Сколько же мы должны за этот чудесный ужин? – довольно произнес Раджив и достал из кармана брюк мешочек с золотыми рупиями.
Лансегонд, сидевший напротив индуса, скривился так, будто у него вырвали все зубы сразу.
— Убери деньги немедленно, — пробубнил он, кивая головой на стол, — Нет ничего хуже для волшебных служанок, чем предложения об оплате.
— Интересно, но как-то ведь мы должны их поблагодарить, — огорчился Раджив, ему и на самом деле было неудобно уйти из-за стола, не поблагодарив столь любезных кухарок за удивительные по вкусу блюда.
— Нужно хором произнести:
«Ты была к нам так добра,
Так была вкусна еда,
Пусть длинней ваш будет век
И не тронет короед»,
— подсказала Сьюзан, ей приходилось бывать здесь несравнимо чаще нежели остальным, — Служанки будут счастливы безмерно.
Дождавшись, когда все завершили свой ужин, компания встала из-за стола и громко произнесла слова, подсказанный мадемуазель Дебуа. Надо ли добавлять, что лицо служанки, появившееся на поверхности стола, светилось от счастья и посуда исчезла в один миг, также как и появилась. 
 
Глава четвертая.
 
Большой зал Академии был почти полон. Валуен, помня о словах Гертруды, еще с полчаса назад занял на задних рядах отведенное ему место, более напоминающее помост, нежели кресло. Свободные места с пугающей быстротой исчезали и пока компания Раджива добрела до зала, им оставалось довольствоваться задними рядами.
— Ничего страшного, — приободрил своих друзей Джеймс, — Отсюда даже лучше видно.
Радживу, честно говоря, было без разницы где сидеть. Сам факт его присутствия на всемирной ассамблее волшебников и магов был уже достаточен для того, чтобы ноги подкосились и голова закружилась от счастья. Добравшись наконец и присев на пурпурное кресло рядом со своими друзьями, индус огляделся вокруг и с удовлетворением выдохнул. Кого здесь только не было. Сверкающие своими богатыми одеждами чародеи неспешно занимали свои места. Феи в тонких небесно-голубого цвета платьях обсуждали последние новости с эльфами, одетыми в бархатные серебряные камзолы. Шаманы облаченные в шкуры леопардов, медведей, тигров негромко  перешептывались. Маги в плащах всей цветовой гаммы, читали книги, пытаясь, пока было время, наверстать упущенное в новинках магического искусства.  На передних рядах индус увидел как уже знакомых выдающихся магов: Лоренцо Амауди, Радослава Штефанека, Гертруду Фон Норгентмайер, Даниэля Торреса, Антиоха; так и совсем ему неизвестных.
Несмотря на темноту опустившуюся на остров, окна зала продолжали истончать солнечный свет. Всё дело было в необыкновенных стеклах, которые за день накапливали солнечный свет, чтобы после захода продолжать радовать им обитателей острова. Когда зал наполнился прибывшими магами, открылась огромная дубовая дверь и в нее вошел одетый в белоснежный длинный плащ, отороченный алой парчой, великий маг Хуракан. Невысокий смуглолицый старик твердым и размеренным шагом поднялся на возвышение и обвел зал строгим взглядом.
Проведя рукой в направлении мраморных мифических существ, он на мгновение заставил их зывно зарычать и обратить, тем самым, внимание всей собравшейся публики на возвышение. Зал враз утих, да так, что было слышно, как урчит в желудке у Валуена.
— Уважаемые маги, волшебники, чародеи! – обратился к собравшимся Хуракан, — Я собрал вас на чрезвычайное собрание нашего союза, чтобы   посвятить вас в важную для всего волшебного мира новость. Как вы наверное знаете, два месяца назад на небе стали происходить необычные явления. Внимание всего мира было устремлено на Сириус, который стали окружать вновь возникшие звезды. Ученые до сих пор безуспешно стараются разгадать этот феномен. Но могу вам сказать — это вне пределов человеческого понимания. Провидцы говорят о том, что эти звезды олицетворяют приход в наш мир невиданных по своей силе магов.  Количество же звезд вокруг Сириуса говорит о том, сколько их будет.
Зал замер, услышав эти слова, не понимая — радоваться или опасаться этого обстоятельства. Магия обладает свойством быть не только белой, то есть приносящей людям добро, но и черной. И если невиданные по силе маги были бы на стороне зла — это грозило миру огромными бедами. Хуракан, желая, чтобы его слова оказали больший эффект, взял многозначительную паузу.
-      На стороне зла или добра будут эти маги зависит только от нас, – изрёк великий маг, поглаживая длинную седую бороду, — Нам необходимо избежать общения и тем более действий остатков темных сил с этими одаренными юными волшебниками. Уверяю вас, что каждый из черной стороны магии будет занят их поисками с не меньшим усердием, чем мы. Поэтому будьте внимательны и осторожны.
С его последними словами по залу прокатился вздох облегчения. Феи радостно засмеялись, старые маги сдержанно заулыбались, а гномы и эльфы почтительно закивали головами, дескать мы ни капельки в этом и не сомневались.
-      И закончить свою речь я хочу огромной просьбой ко всем, находящимся в этом зале. Прошу вас всех внимательно наблюдать за детьми, показывающими не по возрасту волшебные силы. Совсем не обязательно, что они будут потомками великих волшебников, хотя этого тоже нельзя исключать. Возможно, что кто-то из них уже родился с великим даром, возможно кто-то еще не обладает им и в настоящий момент даже не догадывается о своем предназначении. В любом случае, обо всех таких детях прошу сообщать мне лично и в кратчайшие сроки. А теперь приглашаю всех в праздничный зал нашей Академии на торжественный ужин, посвященный этому знаменательному событию, – закончил свое выступление перед волшебниками Хуракан, пристально разглядывая зал. Старый волшебник очень  надеялся, что его слова о предосторожностях и усиленном поиске талантливых детей не прошли мимо чутких ушей магов. Радость в его сердце обратилась в огромную ответственность за судьбу каждого ребенка, облеченного великим даром.
С последними словами речи профессора послушные помощники великого волшебника зажгли множество фейерверков, которые вспыхивая, выбрасывали залпы света облаченные в причудливые формы. Весь зал наполнился бабочками, при прикосновении к которым они рассыпались в яркие кристаллики; облачками, сияющими голубым светом и таившими на глазах изумленной публики, и огненными драконами, пролетающими над головами присутствующих и взрывающимися огромными слепящими красными шарами.
 
Глава пятая.
 
Поздно вечером того же дня, когда все волшебники, феи и шаманы разошлись по своим покоям после банкета, данного в честь рождения двенадцати великих магов, в самой высокой башне замка «Лоленгрин», где находилась библиотека, горел тусклый свет. Под светом мерцающих свечей, склонившись над книгами и тщательно записывая в свою тетрадку все новинки современной магии, за столом сидела египетская чародейка Тефнут.  Жажда знаний, которая была присуща чародейке и которую с большим удовольствием отмечали в ней преподаватели академии, привела ее в этот поздний час в библиотеку. Аккуратно перелистывая книги и находя для себя новые магические заклинания, она тщательно конспектировала их. Иногда отрываясь от чтения, Тефнут подходила к окну и, вглядываясь в тихую океанскую даль, осмысливала прочитанное, стараясь уяснить значение и сферу применения новинок магического искусства. Такой безмолвно сосредоточенной у окна, ее и застал вошедший в библиотеку Хуракан.
-      Доброго вечера вам, мудрая Тефнут, — обратился он к ней, бесшумно ступая по пушистым коврам и подходя к окну около которого она стояла. – Как я вижу, вы единственная кому не спится в эту счастливую ночь.
-      Не совсем так, великий Хуракан, — Тефнут обернулась и улыбка озарила ее лицо. Появление могущественного мага в столь поздний час было для нее сколь неожиданным, столь и приятным. – Вы ведь тоже не спите. Какая же причина побудила вас прогуливаться по замку далеко за полночь?
-      Я искал вас и помощники подсказали, что Тефнут, скорее всего, можно найти  в библиотеке, — подошедший Хуракан взглянул в глаза чародейке и его глаза озарились теплым сиянием. Очарование давно ушедших лет всколыхнуло сердце профессора теплым эхом. – Я часто вспоминаю то время, когда первый раз, мог лицезреть вас на этом острове; как вы начинали учиться  у меня и какие детские ошибки тогда допускали. Мне очень приятно, что такая великая волшебница вышла из моих учеников, и этим горжусь.
-      Мне очень приятны ваши слова, — у Тефнут от смущения, вызванного добрыми словами великого волшебника, зардели щеки и взгляд устремился вниз, лишь изредка поднимаясь на удивительного собеседника, — но надеюсь это не единственная причина вашего позднего визита.
-      Не единственная, но очень важная, — Хуракан подошел к столу и, скользнув взглядом по названиям книг, выбранных чародейкой для чтения, опустился в кресло, приглашая жестом Тефнут, присесть за соседнее. – Как вы слышали сегодня, в мире были рождены двенадцать магов, сила которых несоизмеримо больше, чем у всех волшебников, живущих в мире. Передо мной встала задача — кому из великих магов доверить их обучение. Как ты понимаешь сила и знания обучающего должны быть, по меньшей мере, не уступать силе и знаниям учеников. Поэтому я и искал тебя.
-      Но разве вы, великий и могущественный Хуракан, воспитавший не одно поколение знаменитых волшебников, не можете взяться за их обучение, — Тефнут была явно растеряна такими словами великого мага и в недоумении посмотрела на него. – Кто кроме вас может с таким терпением и усердием обращаться с юными дарованиями и кто же сможет с вами сравниться по силе и знаниям магического  искусства?
Директор Академии развел руками и качнул головой, давая понять чародейке, что доля истины в ее словах есть, и тут же  наклонившись к ней, устремил взгляд полный надежд в ее нежные зеленые очи.
-      Ты права, Тефнут. Но я уже стар для столь великого свершения, каким без сомнений, будет обучение столь могущественных магов, — Хуракан задумался и нахмурил брови, стараясь сосредоточиться, после чего еще пристальнее посмотрел на чародейку. Профессор готовился к этому нелегкому разговору, но смятение в сердце передавалось в его отрывистую речь. – Я должен объявить, что совет  магов решил поручить это дело тебе, ибо ты, если уступаешь мне по магической силе, то превосходишь всех по знаниям. Также принимая во внимание, что ты рождена в прекраснейшем Египте, который соединил в себе волшебство Востока, практическую магию Запада, мифическую силу Севера и чары Юга, мы надеемся, что тебе, как никому другому, удастся найти общий язык с каждым из могущественных волшебников, рожденных в разных уголках Земли. Я сам предложил возложить на тебя эту великую задачу и не сомневаюсь, что у моей ученицы это получиться лучше всего. Совет единогласно утвердил это решение и я прошу не отказываться от дарованного высокого поста. Я понимаю, как нелегко принять это предложение, и даю на размышление месяц, по истечении которого, надеюсь получить твое согласие.
Для Тефнут последние слова великого волшебника прозвучали, как гром среди ясного неба, и, борясь с волнением, она встала и принялась ходить по библиотеке.
-      Да нелегкий выбор вы поставили передо мной, — Тефнут, обдумывая каждое слово произнесенное Хураканом, пыталась возразить, но видимо с трудом находя нужные слова, более красноречиво разводила руками в недоумении.  – И если я дам согласие, где мы сможем обучать этих могущественных магов? Ведь остров, учитывая, что на нем постоянно гостят несколько сот волшебников со всего мира, не совсем подходит для тщательно обучения. Также придется учитывать тот факт, что здесь же находится Академия, где под вашим руководством воспитываются юные маги. И как они отнесутся к появлению более могущественных волшебников остается загадкой.
-            Верное замечание, Высочайший Совет и я были тоже заняты этой задачей. Наш остров не совсем подходит для великой цели, поставленной перед тобой, — У профессора отлегло от сердца, когда он увидел, что чародейка все-таки заинтересовалась его предложением. И уже с воодушевлением он принялся еще убедительнее доносить свои слова до Тефнут, – Поэтому совет рекомендовал перенести обучение в заброшенный город, находящийся в горах Тибета. Об этом городе ты никогда не слышала, да и знают о нем лишь волшебники, входящие в совет.  Он когда-то был столицей волшебной страны Шамбалы, в которой проживали наивеличайший волшебники всех времен и народов. К сожалению, посчитав, что своей магической силой и знаниями, они могут превосходить всевышнего, они отвергли его. За это они были жестоко наказаны — страшный мор унес их всех в страну мертвых. С тех пор город опустел, хотя по своему величию и магической силе, заключенной в его стенах, нет ему равных.  Там вы будете в полном покое и безопасности, ибо скрыт он магическим заклятием от глаз простых смертных, как и наш остров. Ну, хватит поздних разговоров. Что-то мы с тобой совсем засиделись. Пора спать и помни — я даю тебе месяц на принятие решения.
Хуракан подошел к взволнованной от неожиданного разговора Тефнут и, стараясь снять возникшее напряжение, обнял ее за плечи и поцеловал в щеку. Чародейка, больше не в силах сдерживать слезы, заплакала и приклонила голову на плечо великого волшебника.
 
Часть первая.
Повелевающий волнами.
Глава первая.
Эта история началась внезапно, как и положено всем приключениям, в один прекрасный безоблачный день в красивейших лугах Марокко. Хотя отправной точкой истории, как читатель в дальнейшем поймет, можно было считать любую из описанных историй, героями, которых стали обычные мальчики и девочки. Да, да, обычные ребятишки, которых мы встречаем каждый день и про которых никто бы никогда не сказал, что с ними такое возможно. Но как вы убедитесь дальше, в жизни случается многое из того, что нельзя запланировать, а тем более ожидать.
Усыпанные цветами и травами луга сказочного Марокко пленяли сердца не только приезжих в здешние края, но и самих местных жителей. Окаймленные грядами белоснежных гор, они как жемчужины в безбрежных океанах были сокрыты от взора. И только преодолев трудный путь среди снежных вершин можно было насладиться этой красотой. И вдруг посреди этого всего великолепия вознесся столб воды, выше близлежащих гор и знаменитых пальм, произрастающих во дворце Бахия. Любой очевидец, по всей вероятности, признал бы в этом фонтане – воду, вырывающуюся из недр земли под огромным напором. Причем в обхвате этот столб был не менее двух метров. Внезапно он начал извиваться, как гюрза, которую пытается приручить неумелый факир, и стало видно, что на его вершине находится человек, которого удерживала какая-то невидимая сила. Столб постепенно стал уменьшаться и сникать своей вершиной к земле. Вода плавно опустила человека, чудесным образом оказавшегося на ее вершине, на ближайшую поляну и он, как ни в чем ни бывало, пошел к мальчику, стоявшему неподалеку. Одежда и сам человек, вопреки здравому смыслу, оказались совершенно сухими. Складывалось впечатление, что он закончил катание на самой обычной карусели, которых великое множество в красивейшем Марракеше, таким спокойным и взвешенным был каждый его шаг.
— Ахмед, сегодня ты прекрасно справился с заданием, — подходя ближе, обратился он к мальчику. — Не было лишних брызг, столб был без провалов, вода слушалась без колебаний, ты достиг необходимой плавности движений. Я долго не забуду прошлую поездку на воде, когда я прыгал не хуже мячика у ловкого жонглера. В этот раз всё было великолепно, одно слово — молодец. Но не обольщайся, тебе еще многому необходимо научиться. И каждое последующее задание будет сложнее предыдущего. Сейчас ты уже умеешь вызывать воду в любом месте, ты научился управлять ее потоками в реках, озерах, водопадах. Но впереди у нас моря и океаны, их сила во много раз превышает силу речной воды. Как необъятны их просторы, так и безгранична  их сила.
Мальчик, которому на вид можно было дать лет десять-двенадцать, уставший лег на траву и стал разглядывать безоблачное небо. Одетый, как и большинство его сверстников – обычных марокканских мальчишек, в светлую рубашку и широкие штаны. Смугленький, как большинство из тех, кто причислял себя к потомкам мавров издревле населяющих эти земли, с первого взгляда  он ничем особенным не отличался, если бы не одно обстоятельство, во многом перевернувшее и изменившее его жизнь. Ахмеду, а именно так его звали, с рождения было даровано величайшее из магических искусств: умение обращаться с водой. По его воле потоки устремлялись в указанном направлении, реки меняли русла и течения. Неосуществимым для него пока желанием было склонить к своей воле водную гладь морей и океанов, но и то лишь из-за того, что моря, а тем более океана поблизости не было.  Его учитель нисколько не сомневался, что они будут подвластны мальчику. Но сам Ахмед, стараясь не показывать свой страх, в глубине души всё же боялся неукротимой водной стихии.
Солнце начинало клониться к закату и мальчик, почувствовав вечернюю прохладу ветра, дующего с гор, обратился к мужчине.
  — Учитель, спасибо за Ваше доброе отношение ко мне, да будут благославены Ваши дни. Я не знаю, что было со мной, если бы не ваши доброта и забота. Мои силы на исходе и пора идти домой. После занятий я чувствую себя обессиленным, как после долгого дня работы в кожевенных мастерских. А аппетит возрастает в несколько раз и если бы не размеры желудка, я наверное съел бы и быка.
— Ты — молодец, сегодня сделал большое дело. Полей мне на руки и пойдем домой, — попросил Мустафа, выставив вперед руки, ожидая холодного прикосновения ручья. 
Ахмед, приподняв голову от травы, провел рукой в сторону реки и от нее отделился ручеек, поднявшийся над землей и плавно легший на руки Мустафы. Окунув руки в прохладную воду, мужчина умыл руки и лицо. Ручеек, повинуясь мальчику, также послушно вернулся в русло реки, на прощание брызнув маленькими капельками.
Узкая тропинка между горами Атласа повела вдаль наших героев к маленькой деревушке, окруженной густым лесом.
Каждый, кто хоть раз был в Марокко, непременно слышал об этой деревне под названием Иммузер. Ее достопримечательностью является красивейший водопад «Покрывало влюбленных». Течение воды по нему такое нежное и обволакивающее, что смотреть на него можно бесконечно. При взгляде на водопад казалось, что река не течет, а плавно спадает с высоты, боясь нарушить девственный покой природы.
Но вернемся к нашим путникам, они уже прибыли в деревню и расположились на обед в доме мальчика. Мама Ахмеда Фатима, женщина необыкновенной для этих краёв красоты, накрыла стол и уставшие, голодные наши герои, поблагодарив Аллаха, принялись за трапезу. Фатима славилась своим кулинарным искусством и в этот раз усталых путников ждали на столе куриный бульон — чорба, тушеная говядина с айвой и черносливом — таджин и любимый Ахмедом рисовый салат — шерги. Обмакивая в маленькие вазочки с солью и тмином лепешки, Мустафа и Ахмед уплетали за обе щеки вкусный обед, приготовленный со всей душой. 
 Дом Ахмеда, как и большинство строений в деревне, представлял собой жилище из плетеных веток, обмазанных глиной. Такая постройка была прекрасной защитой и от дождя, нередкого в этих краях, и от изнывающей жары. Дом был построен отцом Ахмеда высокочтимым Хасаном. Когда мальчику исполнилось пять лет, Хасан, отправившись в горы за сбежавшим стадом овец, пропал бесследно. Его искали всей деревней многие сутки, но путь отца обрывался на песчаном берегу у подножия скал и не каких более следов или останков не было найдено.
Ахмед по малолетству почти не помнил Хасана и навсегда в его памяти остался только момент, когда они ездили с отцом на праздник Муссем в Фес. Мальчику было всего четыре года, но он запомнил бесконечную череду танцев, пиршество карнавала,  великолепие джигитовки и счастливое лицо отца, который  очень любил выездку и считался лучшим наездником в горах Атласа.
Хасан был среди всадников, одетых в самые красивые одежды и вооруженных копьями. Они гарцевали на своих верных скакунах, которые были украшены пышной сбруей и разноцветными украшениями, под аккомпанемент песен женщин. Каждый из наездников пытался выделиться своим умением; и чем красивей, чем грациознее была выездка, тем громче были овации публики.
Но более всего Ахмеду запомнился случай, произошедший с ним в Фесе, когда отец перед выездкой был занят с лошадьми и оставил сына без присмотра. Сидя на узенькой улице и с интересом рассматривая прохожих, к нему неожиданно подошел иноземец в таких одеждах, какие не носили местные жители. Богатые шелка, вышитые серебряными и золотыми нитями, выдавали в нем человека не только из далёких стран, но и очень высокочтимого. Внезапно на душе стало невероятно легко и спокойно, будто давний знакомый завёл разговор и совсем не хотелось с ним расставаться. Белобородый старик долго расспрашивал о деревне и на прощание сказал Ахмеду фразу, которая навсегда сохранилась в юном сердце:
— Дорогой мальчик, тебе будет нелегко в твоем выборе, часто ты будешь сомневаться в правильности своих шагов, но всегда прислушивайся к своему сердцу. Оно тебе подскажет правильный путь. Тебя ждет великое будущее. Запомни Ахмед – всегда слушай зов сердца. Будь счастлив!
С нетерпением дождавшись возвращения отца, Ахмед торопливо, будто боясь забыть что-то важное, поведал ему о произошедшем.  Хасан широко улыбнулся и, крепко обняв сына, произнес.
— Каждый родитель хочет, чтобы его дети выросли великими людьми, каждый хочет гордиться их делами и поступками. Я верю в твою силу и люблю тебя.
Навсегда Хасан остался для Ахмеда примером честности и трудолюбия. Изредка перебирая старые фотографии, на которых был отец, мальчик тихо плакал, вспоминая его доброе сердце.
Отобедав, Мустафа и Ахмед поблагодарили Фатиму за вкусный обед. Устав от изнурительных занятий, мальчик прилег на кровать и тихо задремал. Учитель помог хозяйке убрать посуду после обеда и, сев за стол, они завели неспешную беседу.
— Фатима, ты знаешь, как я отношусь к твоему сыну, как он для меня ценен. Придет время, когда нам придется с ним расстаться. Это будет тяжело и тебе и мне. Я помню, как велико было твое горе, когда пропал Хасан. Но я прошу понять великое предназначение мальчика, которое дано ему судьбой. Он будет прославлять в мире не только свой род, но и наш народ. Сила его велика, но небезгранична. И чем сильнее будет наша любовь к нему, тем сильнее будет он. Сейчас Ахмед обладает лишь половиной своих возможностей, и с каждым днем его сила будет расти.
В глазах Мустафы читалась одновременно и радость, и переживания за будущее мальчика. Его слова ложились плавно в ход речи и было понятно, что учитель серьезно готовился к этому разговору и он был для него очень тяжел.
Фатима подняла заплаканные глаза  и промолвила.
— Сын — единственная отрада, которая осталась у меня в жизни. Ты знаешь — я все отдам за него. Ты просишь понять предназначение Ахмеда, понять его судьбу. Я же прошу понять меня, как тяжело мне будет расставание с сыном. Я чувствую материнским сердцем, что ему грозит опасность. Дай мне время, не забирай его у меня сейчас.
Нависла тишина, она давила своей неопределенностью и ее нарушил Мустафа.
— Я простой человек и только пожелание мудрого Маруфа заботиться и воспитывать мальчика заставило меня взяться за этот нелегкий труд. И я выполню свое обещание, пока не увижу, что Ахмед возмужал. Пусть он растет, набирается сил и умения. Его никто не хочет забирать у тебя сейчас, но ты должна быть готова к тому, что пройдет некоторое время и тебе придется расстаться с сыном.  Завтра мы поедем в Касабланку, как завещал высокочтимый Хасан, да успокоиться его душа, к мудрому Хакиму и вернемся не ранее следующей пятницы.
Учитель встал, глубоко поклонился и, попрощавшись, ушел.
 
Глава вторая.
 
Фатима утерла выступившие слезы и, пройдя в комнату, где спал Ахмед, села около кровати. Глядя на мальчика, она вспоминала как в первый раз стала свидетельницей чудес совершаемых сыном.
Прошло несколько месяцев с тех пор как пропал отец Ахмеда благочестивый Хасан. Сердце Фатимы опечаленное горем постепенно успокаивалось заботами о сыне. Мальчик рос и дни его текли по-прежнему легко и беззаботно. Все дни он проводил, как и большинство его сверстников, в играх или купании в небольшой речушке, протекающей около деревни. И как-то раз, когда ребятня весело плюхалась в реке, мальчишки стали брызгаться водой, набирая ее в ладони и выплескивая на своих друзей. Ахмеда очень увлекла эта забава и он сам не заметил, как повинуясь взмаху его  руки, в речке образовалась огромная волна и, набежав на его друзей, разбросала их по берегам.  Отплевываясь от песка попавшего в рот, ребята в недоумении и страхе уставились на него, пытаясь понять что же случилось. Ахмед непонимающе пожимал плечами и, решив убедиться, что огромная волна плод его создания, снова провел рукой по воде.
Легкий ветерок пробежал по кустарникам и деревьям, растущим по берегам реки, придав небольшую дрожь листьям и словно влился в тихое течение.  Вода, повинуясь взмаху руки, закипела и посреди ее течения образовалась огромная волна,  ринувшаяся вниз, унося вслед за собой кучи песка. Дети в страхе разбежались во все стороны, несясь сломя голову. Ахмед, подивясь произошедшему чуду, спокойно, как ни в чем не бывало, собрал одежду и пошел домой.
Подойдя к деревне, со всех сторон к нему ринулись люди, окружившие плотным кольцом и наперебой расспрашивающие о случившемся. Ахмед оторопел от ссыпающихся на него со всех сторон вопросов, непонимающе качая головой, пока  сквозь толпу не вышел старейший и мудрейший  Маруф.
-      Ну, что вы накинулись на бедного мальчика, — обратился он к окружающим его соотечественникам. – Разве вы не видите он находится в полном замешательстве и сам не в силах понять произошедшего. Успокойтесь и расходитесь по домам, слава всевышнему, никто не пострадал. Как только будет что-нибудь ясно, клянусь своей седой бородой, я сразу же поставлю вас в известность.
Люди, недолго пошептавшись и недовольно возмущаясь, постояли вокруг Ахмеда, но поняв, что строгий Маруф не даст мальчику проронить ни слова, стали расходиться.
-      Ахмед, пойдем домой, а то твоя мама уже наверное бежит из-за всех ног сюда, услышав россказни  болтливых мальчишек, и успокоим ее, — рассудительно молвил старый Маруф, — Ты главное не волнуйся, ничего грешного ты не совершил, а поэтому будь спокоен.
Взявшись за руки, старик повел мальчика в деревню, попутно рассказывая ему о чудесах, которые ему встречались на его большом жизненном пути. Маруф в этот момент даже не представлял с каким сосредоточением волшебной силы он сейчас идет  и все чудеса, про которые он увлекательно повествовал мальчику, не идут ни в какое сравнение с тем, что им придется пережить в дальнейшем.
Как верно догадался старик, болтливые мальчишки наговорили Фатиме всяких небылиц про ее сына и она бежала по тропинке, надеясь увидеть своего мальчика невредимым. Увидев Ахмеда идущего с Маруфом, она, принося благодарности небесам за чудесное спасение, радостно заключила его в крепкие объятья и стала со всей материнской любовью его целовать.
-      Что случилось Ахмед и что за небылицы про тебя рассказывает вся деревня? – поставив наконец сына на ноги, строго спросила его Фатима.
-      Ничего страшного не произошло, — перебил ее Маруф. – Разве благочестивые мусульмане так ведут разговор. Пойдемте  домой и там в спокойной и неторопливой беседе попробуем разобраться, что же случилось. Торопливость — черта малообразованных людей, которым все кажется  простым и не требующим усердного понимания.
-      Извините, великомудрый Маруф, я не хотела вас обидеть своими расспросами. Вы правы, пойдемте домой и я угощу вас прекрасным обедом, — Женщина низко поклонилась старику и они продолжили свой размеренный путь.
Придя домой,  Фатима накрыла стол и,  неспешно трапезничая, Ахмед рассказал матери и Маруфу о том, что же случилось с ним у реки. Старик, искренне удивляясь всему услышанному, поблагодарил великого создателя  за возможность воочию лицезреть столь чудесный дар, посланный мальчику, и решил отдать Ахмеда в обучение мудрейшему Мустафе, прибывшему в их деревню из наипрекраснейшего Феса. Мустафа был очень мудр и чтение книг из огромной библиотеки, которую с трудом перевезли в Иммузер три телеги, добавляло с каждым днем ума на его просветленном лице. Как сам он объяснял своё странное прибытие в деревню, в Фесе ему было очень сложно сосредоточиться на науке из-за постоянных визитов друзей и суматохи, присущей всем большим городам. То ли дело Иммузер – тихое и благостное место, как нельзя лучше подходящее для спокойной и размеренной жизни.
 
Глава третья.
 
— Уважаемый учитель, а Касабланка это красивый город? Расскажите мне о нем и почему у него такое интересное имя? — спросил Ахмед, сидя на повозке позади Мустафы. Мальчику наскучил однообразный пейзаж, пробегающий вокруг, и ему не терпелось увидеть своими глазами всю прелесть могущественного города. Терзаемый переживаниями за маму оставленную в одиночестве, чего не случалось за всю его маленькую жизнь, он то и дело осматривался назад в надежде, что за время его отсутствия с Фатимой все будет хорошо.
-      Да, мой мальчик, — промолвил Мустафа и его лицо осветилось улыбкой в воспоминаниях об этом прекрасном месте. Многочисленные рассказы учителя об увиденных странах не раз ставили мальчика в тупик, размышляющего над тем, как за время своей жизни Мустафе удалось объездить столько удивительных мест. Но Касабланка, судя по блаженному выражению лица учителя, пробуждала в его сердце теплые воспоминания и была самым желанным местом для путешествия. — Касабланка – город-легенда, город-мечта,  более похожий на города юга Европы, чем на африканских собратьев. Своим названием Касабланка обязана португальцам, которые назвали его Каза Бранка, то есть «белый дом» — поскольку тогда в центре города стояло белоснежное здание, служившее путникам ориентиром. Но часто бывавшие в этих местах испанские торговцы из Кадиса и Мадрида называли его на свой манер — Касабланка, которое и сохранилось до наших дней. Теперь многие марокканцы ласково — называют свой город просто Касса.
-      Учитель, вы так много знаете и так точно рассказываете, что у меня иногда создается впечатление, что вы видели это всё своими глазами, — широко улыбнувшись, мальчик обратился с вопросом к Мустафе.
-      Ну что ты, обычные люди так много не живут и все познания я черпаю из книг, которых так много в моей библиотеке, а вот уже и ворота города, да будет великий Аллах бесчисленное число лет защитой этому прекрасному созданию рук человеческих,  – ответил Учитель,  сразу посерьезнев, и шибче принялся гнать мулов.
Мустафа с Ахмедом прибыли в Касабланку рано утром, когда бесчисленные толпы торговцев, развозили товары по своим лавкам и магазинчикам. Миновав городские ворота, они услышали, как с минаретов полились звонкие голоса муэдзинов, призывающих к утренней молитве. Расстелив коврик прямо на мостовой посреди застывших машин и телег, гости города вознесли молитву. Через кучи спешащих тележек, машин, лошадей от центральных ворот до дома Хакима они добрались ближе к обеду. Ахмед был удивлен: со всех сторон он слышал множество языков, наречий; увидел дивные товары со всего света; встретил людей в невероятно красивых одеждах. Касабланка затмевала красотой все предположения Ахмеда об этом великом городе. Белоснежные здания из обожженного кирпича переливались под солнечным светом, придавая и без того прекрасному городу еще больше очарования.
 Дом Хакима было видно издалека — он был самый высокий на улице и забор, огораживающий владения купца, был выкован из железа в форме необыкновенных птиц и зверей. Встретивший Ахмеда с Мустафой у ворот, слуга, более напоминающий по одежде и манерам визиря какого-нибудь султана, проводил в дом к хозяину, радушно встретившему дорогих гостей. Купцу было около пятидесяти лет. Занимаясь торговлей,  он за всю свою жизнь объездил с караванами верблюдов и кораблей столько стран, стольких нет, наверное, и на карте. Глубокий ум, который он обрел в странствиях и в беседах с мудрыми людьми по всему миру, прославил его на весь Марокко. Ему доверяли и всегда спрашивали совета в трудных спорах или ситуациях. Даже одежда Хакима, которая у торговцев и купцов никогда не отличалась особенным разнообразием, выделялась на их фоне богатой вышивкой и отделкой, присущим более выходцам из богатых семей, нежели человеку, занимающемуся коммерцией.    
Хакима с отцом Ахмеда объединяла какая-то давняя история, произошедшая, на самой заре юности купца. Гостеприимный хозяин пообещал мальчику поведать про это удивительное событие, но только когда они останутся наедине, чтобы столь дивный рассказ не донесся до чужих ушей.
Возлежав после обеда на атласных подушках в большой комнате, предназначенной для высоких гостей, коих было в этом доме немало, Хаким рассказал мальчику о наипрекраснейшей мечети, которой нет равных в мире.
-  Одна из фраз Корана гласит: «Трон Аллаха находится на воде», – начал беседу Хаким, потянувшись за кальяном, выкуривание которого было его любимым делом, позволявшим хоть в редкие минуты спокойствия забыть о повседневных заботах. – В нашем городе на берегу океана стоит одна из самых больших и прекрасных мечетей мира — мечеть Хассана Второго. По высоте минарета двести метров, она не только красивейшее, но и самое высокое религиозное сооружение в мире. Утверждают, что одновременно в ней могут молиться двадцать тысяч верующих и еще восемьдесят тысяч — на площади возле нее. А теперь вымойтесь от дорожной пыли в купальнях, переоденьтесь в белые одежды и я провожу к мечети, дабы вы удостоверились в ее неземной красоте.
Задорно веселясь в купальне, Ахмед беззаботно плюхал руками и ногами по воде и искренне радовался, что оказался в этом прекрасном городе. Прием, оказанный ему купцом, немало удивил мальчика и ему было очень приятно находиться в гостях у столь любезного друга его отца. В соседней купальне Мустафа тщательно натирался душистым мылом, стараясь смыть пыль дорог, и довольно покряхтывал.
-      Не знаю, будет ли это для мальчика тяжело, но я хотел бы попросить, чтобы он показал свое умение, — смущаясь произнес купец, вошедший в купальни. Как ни старался перебороть своё любопытство Хаким, но желание увидеть великий дар высокого гостя взяло вверх. — Я много слышал от Мустафы о твоем таланте, но мне не терпится воочию увидеть это чудо.
-      Уважаемый Хаким, для меня это не составит труда, только попрошу учителя выйти из купальни. Боюсь вода может его выплеснуть вместе с мылом, – продолжая плюхаться в воде, рассмеялся Ахмед. Он и сам был не прочь размяться и заодно показать свой талант.
Мустафа смыл с себя остатки мыльной пены и, обернувшись белоснежным полотенцем, встал рядом с Хакимом. Взоры двух мужчин были устремлены на мальчика в ожидании чуда.
Ахмед встал посреди купальни и, разведя руками в разные стороны, провел по глади. Вдруг, как по мановению волшебной палочки, из воды забили сначала один, два, а потом и бесчисленное множество фонтанчиков, которые бегали по глади купальни, то взлетая до потолка, то сникая вниз. Не переставая брызгать, фонтанчики разбились на три части и стали разбрасывать струи воды в разные стороны. Неожиданно они все замерли и, объединившись в одну струю, перепрыгнули в соседнюю купальню, откуда таким же невероятным образом вода перелетела в купальню, где был Ахмед. Завершился же этот показ и вовсе удивительно, вода выпрыгнула из купален и, превратившись в мелкие капли, послушно растаяла в воздухе. Завороженные зрители недоуменно глядели на это представление и, когда оно закончилось, неистово захлопали в ладоши. Даже для Мустафы, привыкшего и к не к таким фокусам с водой, сегодняшнее представление стало откровением.
-      Воистину велик Аллах, если я стал свидетелем такого чуда, – вытирая пот со лба от волнения, произнес ошарашенный Хаким. – Даже выслушивая все рассказы Мустафы, я и не надеялся увидеть такое.
Учитель несколько раз кивнул головой, соглашаясь со словами купца, и безмолвно застыл, сосредоточенно размышляя над увиденным чудом. 
Хаким побежал в купальню к Ахмеду, и, схватив его на руки,  прокричал:
— Вот оно сокровище Марокко, как счастлив мой дом принять такого дорогого гостя!
Не на миг не отпуская мальчика из крепких объятий, купец перенес Ахмеда из купальни на мраморный пол и, попросив его подождать, тут же унесся сломя голову. Мустафа удивленно посмотрел на Ахмеда, пытаясь понять, что происходит, но мальчик, молча, развел руками и стал послушно ждать возвращение купца. Так они и стояли в ожидании Хакима, пока с такими же радостными возгласами купец не прибежал снова, неся в руках вышитые золотом одежды. Одев в них Ахмеда, он с нескрываемым удовольствием стал обходить его, приглаживая одежды от складок и нахваливая.
С этого момента внимание купца по отношению к мальчику было безмерным. Увиденное в купальнях немало поразило Хакима и, оценив чудесный дар Ахмеда, он решил возблагодарить мальчика всей заботой за оказанную честь остановиться в его доме. Когда они в сопровождении купца вышли на прогулку до мечети, Хаким еще долго благодарил Аллаха за счастье дарованное ему и восхвалял юного гостя. Мустафа, пройдя с ними не более половины пути до мечети, вдруг вспомнил о неотложных делах в Касабланке, связанных по его словам с какой-то редкой книгой, и, тут же откланявшись, исчез в узких улицах вечернего города.
Путь от дома купца до великой мечети был недолог. Пройдя несколько кварталов, состоящих в основном из старинных каменных построек, сохранившихся еще со времен мавров, они оказались перед одним из прекраснейших творений рук человеческих. Войдя в мечеть, Ахмед был поражен семьдесят восьмью колоннами из розового гранита в зале для молитв и полами, которые устланы плитами из золотистого мрамора и зеленого оникса. От всего этого великолепия Ахмед замер в восторге и радость его не покидала в этот день. Слова молитвы средь неземной красоты сами лились из уст, так был чудесен этот зал. Вознеся почести Аллаху и поблагодарив за легкий путь, мальчик с купцом отправились к океану.
 
Глава четвертая.
 
Океан в этот день был необычно бурным. Обычно спокойная гладь, сегодня была разбужена западными ветрами и отливала темно-бирюзовым цветом. Волны, набегая из океана, со всей мощью падали на прибрежные скалы, раскидывая валуны, как легкие пушинки. Ахмеду с Хакимом составило большого труда взобраться на утес, нависающий над океаном. Окинув взглядом клокочущий океан, Ахмед подивился его могуществу и силе. Эта вода не знала преград и могла ввергнуть в свою пучину любого, кто посмеет бороться с ее неукротимой силой.
Они стояли и молча смотрели на происходящую картину, любуясь необузданной силе океана. Простояв около получаса Ахмед с купцом собрались уже спускаться с утеса, когда услышали крики о помощи. Вглядевшись в океан, они заметили две фигуры, которых бросало по гигантским волнам. Судя по костюмам, в которые были одеты люди, это были серфингисты. В этот сезон их собирается немало на золотистых пляжах Касабланки в погоне за большой волной. Тонущих людей уже покидали силы и океан был готов поглотить их свою пучину.
Мальчиком овладел страх за жизнь тонущих людей  и неожиданно он почувствовал невероятный прилив сил. Взглядом провожая серфингистов, плывущих из последних сил по волнам океана, он провел рукой в их направлении. От пальцев рук в сторону океана побежали светящиеся искорки, океан замер, повинуясь неведомой силе, волны улеглись и воды расступились в разные стороны, освободив пространство между Ахмедом и людьми.
Хаким, не теряя ни секунды, со всех ног помчался к берегу, надеясь что мальчику хватит сил и умения сдерживать стихию еще несколько минут, необходимых для вызволения из беды серфингистов. Поначалу подойдя к расступившемуся в стороны океану, купец в нерешительности замер, глядя на туннель ведущий к упавшим на дно людям, по прозрачным стенам, которого плескалась грозящая в любой момент перекинуться через невидимый барьер  вода.
— Быстрее мне тяжело сдерживать воду, — крик Ахмеда, с трудом удерживающего тонны воды от неминуемого падения, пробудил Хакима из оцепенения и, вдохнув побольше воздуха, он стремительно помчался к лежащим без чувств серфингистам.  
Пока мальчик неимоверной силой сдерживал бурлящий океан, Хаким взвалил людей к себе на спину и понес по дну океана к суше. С большим трудом он дотащил их до берега и обессиленный упал рядом с ними на прибрежный песок. Последнее, что запомнил Ахмед перед тем, как потерять сознание от боли и нехватки сил, крик купца о том, что люди спасены.
 
Глава пятая.
 
Кипящая океанская волна всей силой падала ниц и сокрушала возникшие на её пути преграды. Еще немного и она обрушится на Ахмеда, застывшего от невероятного страха и невозможности найти спасение средь окруживших его скал. Капли морской воды уже падали на его смуглое лицо и казалось через мгновение неистовая стихия поглотит бренное тело и унесет на самое дно  безбрежного океана. Невыносимый ужас объял сердце и оно так бешено застучало, что вот-вот разлетевшись на куски, не даст своему владельцу умереть под толщей воды. 
Внезапно свет яркой лампы ударил в лицо Ахмеда и он с трудом, отходя от зловещего сна, уходящего в небытиё, попытался разглядеть двух стоящих у изголовья кровати людей. Постепенно глаза привыкли к свету и мальчик увидел, что это были Мустафа и Хаким, в ожидании склонившиеся над ним.
— Что произошло? – первым спросил их Ахмед, с большим трудом выговаривая слова пересохшим от жажды горлом.
Мустафа тут же налил воды из стоящего рядом стеклянного кувшина и протянул мальчику, который стал жадно ее пить. Сбиваясь в словах, Хаким начал рассказывать о произошедшем, как он, с огромным трудом взобрался на утес, забрал бесчувственного Ахмеда и с ним спустился на берег. Как вскоре подъехала скорая помощь, которую вызвали зеваки, и отвезла его, серфингистов и Ахмеда в больницу. Спасенные парень и девушка не успели наглотаться воды и быстро пришли в себя. Только лишь для них оставалось непонятным, как произошло их чудесное спасение.
Не менее их были удивлены очевидцы совершенного чуда, которые собрались у больницы и на перебой рассказывали друг другу об увиденном. К утру уже весь город судачил о чудесном спасении серфингистов, и все желающие поглядеть воочию на удивительного мальчика собирались у больницы. Днем скопилась уже порядочная толпа народа. Репортеры рвались взять интервью и сфотографировать спасенных и Ахмеда, но Мустафа с Хакимом строго настрого запретили персоналу больницы пускать кого бы то ни было в палату мальчика.
— Нам нельзя здесь больше оставаться, это не приведет ни к чему хорошему. Репортеры уже и так написали много лишнего, — сильно волнуясь, произнес учитель. – Как ты думаешь, Хаким, что нам следует делать?
-      Оставаться и в больнице и в городе Вам небезопасно. Мы сделаем следующее. Я договорюсь с доктором и ночью, под покровом темноты, вы уедете из города. Необходимо время, чтобы люди забыли про случившееся и оставили Ахмеда в покое. Самое безопасное и тихое место — это Имузер. Мальчик в родных стенах поправиться быстрее и восстановит силы. Вам туда и держать путь.
Поздно ночью Хаким со слугами подъехал к заднему крыльцу больницы на машине и осторожно, стараясь не привлечь излишнего внимания, через черный вход забрал Мустафу и Ахмеда из больницы. Когда они приехали к дому, купец, пока слуги готовили лошадей и еду в путь, растопил камин. Удобно рассевшись вокруг согревающего огня, Хаким и Ахмед завели разговор, пока Мустафа отдыхал, возлежав в купальнях.
Неспешно попивая крепкий кофе и раскуривая кальян, Хаким обратился к мальчику, расположившемуся рядом и вкушающего поздний ужин.
-      Ахмед, я попросил Мустафу приехать с тобой ко мне в гости, потому что обещал твоему отцу рассказать тебе одну удивительную и, я бы даже сказал, сказочную историю случившуюся со мной, когда я был еще юн и неопытен. Выслушав ее ты поймешь — кто был твой отец и какая судьба предназначена тебе. Сядь поудобнее и слушай, так как мой рассказ будет долог и обстоятелен.
 
Глава шестая.
 
«Когда мне было неполных двадцать лет, мой отец — высокочтимый Ибрахим, державший множество лавок с товаром по всем городам Марокко, пригласил меня к себе.
-      Мой сын, — сказал он мне, – вижу ты уже возмужал и хочу тебя направить с торговым кораблем, держащим курс на запад. Я дам тебе товара, который ты сможешь выгодно продать в заморских странах и купить на них то, что пользуется спросом в наших краях. Ты сможешь справиться с этой нелегкой задачей, ибо много лет помогаешь мне вести дела и прекрасно осведомлен о том какие товары хороши для продажи. Ты говоришь на нескольких языках и отлично научился вести разговор с купцами их разных стран. Прошу тебя отправиться в путешествие, так как никому не доверяю так, как тебе.
Как мог ответить своему любимому отцу отказом, кроме этого я и сам давно мечтал посетить заморские страны. Согласившись, я принялся за сборы. Собрав весь необходимый товар для торговли на заморских рынках и загрузив его на корабли, я и множество других купцов  из Марокко отправились в дальний путь. Ничто не предвещало беды: море было спокойное и корабль, поймав попутный ветер, мчал что есть сил.
На четвертый день путешествия, тихая гладь моря вдруг вскипела и из пучины на наш корабль обрушились град щупалец. Ломая мачты и таща щупальцами вглубь моря людей, на палубу заполз невероятно огромный кракен. Я чудом увернулся от смертельных объятий чудовища, но следом налетевшей волной меня далеко выбросило с палубы корабля – как оказалось, это меня и спасло. Кракен, разломив своей тяжестью корабль пополам, скрылся на дно морское, забрав вслед за собой оставшихся живых. Слава Аллаху, я смог ухватиться за доску, оставшуюся от корабля. Словно маленькую щепку меня бросало по волнам, пока от страха и нехватки сил не потерял сознание.
Очнувшись, я обнаружил, что нахожусь на песчаном берегу, рядом с которым росло множество растений и пальм. Собравшись с силами, ваш почтенный слуга добрался до рощи и нашел несколько вкусных плодов, которые с жадностью вкусил, так велик был мой голод. Отдохнув после сытной трапезы, я решил направить свои шаги в глубь рощи, надеясь натолкнуться на людей или хотя бы на их жилище. Пройдя несколько часов  и не обнаружив ни одного присутствия человеческой  жизни, я стал искать себе место для ночлега, так солнце уже заходило за горизонт. Вдалеке  виднелись горы и я направился туда, надеясь найти место для ночевки в одной из пещер, благоразумно рассуждая, что в лесу могут напасть дикие животные, во множестве обитающие здесь. Подойдя к горам, моему взору открылось, что в глубь одной из них ведет большая пещера, из которой виднелся свет костра. Возблагодарив всевышнего, я со всех ног побежал туда, надеясь встретиться с местными жителями. Каково же было мое разочарование, когда увидел, что в пещере нет ни единой души. Оглядевшись внутри,  моим очам предстали великое количество вещей и предметов огромнейших размеров.  Надеясь, что все разъясниться с приходом хозяев этого удивительного дома, я, укрывшись краешком гигантского одеяла, уснул.
Меня пробудил ото сна громоподобный голос, раскатившийся по пещере, и, выглянув из-под одеяла, я увидел двух циклопов, разбирающих у костра свою ношу. Их мешки огромных размеров были полны разной дичи, которую они  развешивали на крюках, висевших вдоль стен.
-      Сегодня наша охота была успешной? – обратился один циклоп к другому, продолжая развешивать добычу на крюки.
-      Была бы она удачной, если бы наш отец колдун Меддан не заколдовал жителей города и не обратил их всех в камень? – другой циклоп подошел к костру и поставил на него огромный котел, полный воды. – Разве ты забыл, Шис, как эти мерзкие людишки все время нам докучали, оставляя нас без добычи. Если бы не наш отец, мы бы давно умерли с голода. Хотя сейчас мы не можем вдоволь полакомиться человеческим мясом, кроме путников на изредка заплывающих в наши края, но за то все леса полны дичи.
-      Да и не говори, — кивая в знак согласия со своим братом, подтвердил Шис, закидывая в кипящую воду туши животных. – Хорошо, что никто из людишек не догадается найти в библиотеке дворца шаха волшебную книгу и прочитать в ней заклинание, снимающее это проклятие. Люди не мало попортили нам крови, пусть так и остаются в камне навеки.
Поняв, что передо мной горные гули, которые славятся своими жестоким нравом, я в страхе стал озираться по сторонам, в надежде увидеть место, куда можно было бы спрятаться. Тем более, что постель оказалась до невозможности вонючей, и с превеликим трудом сдерживал желание чихнуть от неприятного запаха, свербевшего в моём носу. Оставшись под одеялом, я испытывал судьбу – ведь гули расположившись поспать, обнаружили бы меня. В дальнейшем моя участь была бы незавидной — висеть на крюке рядом с дичью или плавать в кипящем котле. И осторожно, чтобы не привлекать внимание циклопов, я пополз вдоль одеяла по направлению к сундуку, между которым  и стеной было небольшое пространство. Укромно спрятавшись там, нетерпеливо стал ждать, когда они улягутся спать, чтобы живым выбраться из пещеры.  Отварив добычу, гули принялись жадно с чавканьем жевать мясо, разбрасывая кости по всей пещере. Моя душа ушла в пятки, когда представил, что со мной сделают грозные циклопы, если найдут в укромном убежище. Закончив с нехитрой трапезой, гули развалились на своих ложах.
-      Мне кажется, что наше ложе пахнет человеком, — ерзая в постели, толкнул в бок Шис своего брата.
-      Тебе везде грезиться человеческий дух. Откуда ему взяться, корабли сегодня не приставали к острову. Спи и не мешай спать мне, я сегодня и без твоих глупых речей ужасно устал, — циклоп плотнее завернулся в одеяло и громко захрапел так, что все пространство пещеры сотряслось.
Хаким глубоко втянул дым кальяна, словно снова переживая те страшные мгновения, и, выдохнув сизое облачко, продолжил свой рассказ. 
«Моля Аллаха о помощи, я думал о том, что же делать мне дальше. Можно было незаметно убежать из пещеры, но тогда эти злобные циклопы могли меня в любой момент поймать. Оставаться же здесь было бы еще глупее. И слава всевышнему, я вспомнил, как в одной книге прочитал, что горные гули ужасно глупы. Надо этим воспользоваться — решил я и стал забираться по отвесной стене вверх, туда где виднелся большой выступ. Рискуя жизнью, забирался по камням, в любой момент грозящим рухнуть вниз.
Добравшись до выступа, я улегся на камни, чтобы меня не было видно циклопам,  и, передохнув от тяжелого подъема, взглянул вниз. Прямо подо мной лежали в своих постелях горные гули, сладко посапывая. Осмелившись, я взял в руку камень и со всех сил запустил в голову старшего из них. Ударившись с глухим звуком о голову гуля, камень отлетел в сторону, покатившись по полу. Циклоп вскочил и со всей силы пнул своего брата.
-      Ах, ты мерзкий выродок, — выругался он на Шиса, потирая на голове место удара. — Как ты посмел ударить меня камнем. Тебе все не дает покоя мысль, что я старше и сильнее тебя. Я убью тебя, если еще раз потревожишь мой сон.
Младший великан, не понимающе глядел на него, и выслушав грозную тираду брата, обиженно произнес.
-      Да пусть разнесет меня молнией, если я хоть в чем-нибудь виноват перед тобой, — циклоп встал с постели и стал озираться по сторонам, – Я говорю тебе, что-то здесь не ладно. Кто-то есть в пещере. Давай его найдем и предадим ужасной смерти. Клянусь я сожру все его потроха, да будь он проклят.
Они принялись всё откидывать в поисках путника, пробравшегося в их пещеру. На каменный пол полетели котлы, столы, стулья и все что попадалось им под руку. Перешарив всю пещеру и никого не обнаружив, гули принялись осматривать стены пещеры. Я  же заблаговременно приник к полу выступа и их взор, скользнув по стене, меня не приметил.
-      Всё ты лжешь, гнусный обманщик, — в ярости Садан звонко хлопнул ладонью по затылку брата. – Я предупреждаю: еще одна такая выходка и можешь прощаться с жизнью. Больше нелепое объяснение тебя не спасет.
Старший гуль лег на кровать и, обернувшись одеялом, уснул. Шис еще немного посидел, озираясь по сторонам, и, еще раз удостоверившись что никого нет, отошел в царство сна. Лишь когда я услышал громкий гул храпа обоих великанов, я выглянул вниз и, взяв на этот раз камень побольше, снова запустил его в голову старшего гуля.
Тотчас пещера наполнилась грозными криками Садана, трясущего своего сонного брата.
-      Ты видно издеваешься надо мной, гаденыш, — выкрикивал Садан, раздавая Шису подзатыльники и пинки. – Я тебя предупреждал и моему терпению пришел конец. Прощайся с жизнью.
Старший циклоп подбежал к куче кухонной утвари, валяющейся на полу, и долго копавшись в ней, достал топор  неимоверных размеров.
-      Садан, я клянусь шайтаном, моей вины здесь нет. Я дремал вместе с тобой и, как  по-твоему, спящий мог тебя ударить. Повторяю тебе: кто-то есть в нашей пещере  и именно он лишает нас сна, – Шис был немало напуган буйством своего брата и съежившись от страха укутался в одеяло.
-      Ты все лжешь, гнусный червь. Мы обыскали всю пещеру и никого не нашли или по-твоему этот загадочный гость невидим для нас, — Старший великан подошел к брату и принялся размахивать топором у него перед лицом. – Меня не волнуют твои объяснения. Если хочешь остаться среди живых, тогда сиди и охраняй мой сон, но клянусь Иблисом, я размозжу тебе голову этим топором, если хотя бы маленький камушек коснется моей головы. Ты всё понял?
-      Понял, понял, — Шис виновато посмотрел на брата и поправил его подушку. – Можешь спокойно спать, я буду охранять твой сон. И если это мерзкое отродье вновь побеспокоит твой сон, я оторву его проклятую голову в тот же миг.
Садан прилег в ложе и еще несколько раз приоткрывал глаза, дабы убедиться, что брат караулит его покой. Шис подошел к куче кухонной утвари и, вытянув из нее огромный нож, сел рядом с заснувшим братом, крепко сжимая рукоятку.  Борясь со сном, младший великан несколько раз обошел пещеру, опять осмотрел все укромные места в поисках неизвестного злодея, внимательно оглядел стены и сел около брата. Но не прошло и получаса, как сон сковал его очи, и Шис погрузился в сладостную дремоту.
Убедившись, что младший гуль уснул, я, покачав в руке большой камень, запустил его что есть сил в Садана. Никогда я не слышал столь громкого и противного крика, как тот, что издал вопящий циклоп. Шис в испуге отошел ото сна и, вскочив на ноги, принялся осматриваться по сторонам. Как бы он внимательно не приглядывался: в пещере никого не было. Размахивая топором, Садан со зверским выражением лица подскочил к брату. И в тот миг, когда топор со всей мочи опустился на голову младшего брата, нож выставленный Шисом продырявил Садана, как худой барабан.  Оба циклопа рухнули оземь, окропив кровью всю пещеру.
Я просидел в своем убежище до утра, дабы убедиться, что гули мертвы. Если бы один из них оставался живым, даже сильно раненым, он и в этом случае представлял для меня опасность.  Когда первые лучики солнца проникли в пещеру, я с большими предосторожностями спустился вниз. Да видит Аллах мои мучения, лучше бы я этого не делал. Только моя нога коснулась пола пещеры, как меня обступили со всех сторон ужасные звери: трехголовые гиены, истончающие невыносимый запах, крылатые львы с лапами орла и множество других не менее жутких тварей. Вероятно запах крови поверженных великанов привлёк их в пещеру. Я прижался от страха к стене и увидел висевшие на ней две массивные дубинки.  С трудом взяв в каждую руку по дубинке, я решил отбиваться от этих тварей, пока жизнь не покинет меня. Внезапно дубинки вылетели из рук и, поскакав по воздуху, принялись дубасить зверей со всей мочи. Адские крики этих созданий Иблиса чуть не разорвали мне голову.   
Видя, что мерзким тварям не до меня, я со всех ног бросился прочь из пещеры и побежал по тропинке ведущей среди гор. Лишь, когда мои ноги перестали слушаться, я обездвиженный упал на землю, возблагодарив всевышнего за чудесное спасение.
Теперь я должен был найти заколдованный город, чтобы снять с его жителей проклятие наложенное колдуном. Остаток дня провел в поисках, но к моему разочарованию, они закончились ничем. Решив в этот раз не испытывать судьбу, я забрался для ночлега на самое высокое дерево.
Пробудившись ото сна, я спустился с дерева и, собрав множество плодов,  плотно позавтракал. Сегодня мне предстоял нелегкий путь по горам и лесам острова в поисках города и я решил вдоволь наесться сейчас, чтобы потом голод меня не отвлекал. Выйдя  из лесной чащи, пред моим взором предстала высокая гора своей вершиной, устремленной в облака. Благоразумно решив, что с нее должен   быть виден весь остров, я начал восхождение по камням. Лишь к вечеру того дня, с большим трудом взобравшись на вершину горы, я окинул взором остров окруженный океаном и мои труды были вознаграждены. Сверкая белыми и золотыми вершинами минаретов и дворцов, на расстоянии дневного перехода от горы высился город. Сердце мое несказанно обрадовалось и, забыв про усталость, с остатком сил помчался в его сторону. Всю ночь я бежал, будто меня преследовала стая бешеных псов, и к утру достиг центральных ворот города.
Огромные белоснежные ворота, открывающие путь в город, охраняли несколько стражей, обращенных в каменные изваяния. И по какой бы улице в городе я не проходил повсюду встречал стариков, мужчин, женщин и детей, превращённых в камень злым колдуном. Много времени утекло с тех пор, как обратились они в камень, ибо все они были покрыты  толстым слоем пыли и песка. Словно в музее каменных скульптур я бродил по городу в поисках дворца шаха, не в силах спросить ни у одного местного жителя дороги к нему. Усталость сковала тело и, зайдя в ближайший дом, я рухнул спать на кровать.
Ничто не потревожило мой сон в этот день и, хорошо выспавшись в заколдованном городе, я принялся искать что-нибудь съестное. Наконец мои поиски привели к харчевне, в чулане, которой  я обнаружил мешки с финиками и орехами. Всё остальное к моему разочарованию оказалось протухшим или испорченным грызунами. Взвалив мешки на плечи, я вышел на свежий воздух и наспех отобедал. Продолжая свой путь по городу, через несколько кварталов увидел сияющие чертоги шаха и направился к ним.
Никогда в своей жизни не видел прекраснее этого дворца: колонны устремленные ввысь из белоснежного мрамора, стены выложенные гранитом  и украшенные драгоценными камнями. Весь исполненный желанием побыстрее освободить людей от каменного образа, я обежал весь огромный дворец, пока недалеко от спальни шаха, не обнаружил дверь ведущую в библиотеку. Велико было мое разочарование, когда я увидел как необъятно количество книг, хранящихся здесь. Принявшись скидывать их с полок, я жадно вглядывался в их названия и вскоре обнаружил на одной из верхних полок толстый фолиант  в красной обложке с причудливым названием «Проклятия и заклятия: наложение и снятие их со всего живого и неживого». Сев за стол, я зажег лампу (ибо солнце клонилось к закату, так долог был мой поиск) и, осторожно перелистывая страницы, стал искать нужное мне заклятие. Пока наконец не дошел до раздела  «Обращение в камень», где в одной из глав было прописано  столь чудесное избавление от этого злого рока, слова которого я запомнил на всю оставшуюся жизнь.
«Камень, камень, разойдись,
В человека обратись.
Прежний облик примется
И заклятье снимется».
И только произнес я последние слова этого заклятия, как повсюду послышались счастливые крики и плачи. Народ города ожил и, слава Аллаху, я стал невольным избавителем их от каменного плена. Выбежав из библиотеки, я увидел, как толпы людей устремились к дивану, где на престоле власти восседал повелитель этого города. Не чуя под собой ног, я помчался вместе с ними  и моему взору открылась благостная картина. Шах и его приближенные, радуясь чудесному избавлению, весело обнимались и танцевали. Весь дворец наполнился счастливыми жителями города, желающими воочию убедиться в избавлении повелителя и своих близких от каменного проклятия.  Шах, да продлятся его дни, обходил каждого из жителей своего города и спрашивал о его здоровье. И тут подойдя ко мне, повелитель удивленно посмотрел  и спросил как я очутился здесь, ведь и моя одежда и мой вид выдавали во мне заморского купца. Я подробно рассказал шаху о своих приключениях, чем немало удивил и порадовал его и собравшихся здесь жителей.
-      Да восславит Аллах тот миг, когда твоя нога коснулась берега нашего острова, — воскликнул повелитель. – Спасибо тебе, добрый человек, что избавил нас от злобных гулей и от проклятия, висевшего над нашим городом. Я готов отдать все сокровища, если смогу этим отблагодарить тебя.
-      Да будет вечно славен твой город и твое имя шах, — преклонив голову перед могущественным   властителем, я отвечал ему. – Одна лишь мысль, что я помог вам и вашим подданным согревает мне сердце.
-      Ты очень мудр и почтителен, несмотря на юный возраст. Прошу тебя быть моим гостем, пока подданные не построят корабль для возвращения домой.
Я с огромной радостью принял приглашение шаха и стал гостем в его наипрекраснейшем дворце. Понемногу жизнь в городе стала приходить в обычное русло: крестьяне принялись возделывать хлеб и растить домашний скот; ремесленники создавать посуду и многое другое; открылись харчевни, где подавали изумительные блюда. И где бы я не проходил в городе, повсюду мне оказывались царские знаки внимания и везде были рады моему визиту. Многие дни, когда шах был свободен от дел, мы сидели с ним в цветущем саду и я рассказывал ему про нашу страну, про чудесные открытия в технике и науке в мире, пока город находился под заклятием. Повелителю очень понравились беседы со мной и вскоре он стал приглашать на них и своих детей – Хасана и небесной красоты Ситаль. Не уступали они мудростью своему отцу — могущественному шаху  и много умных речей услышал я из их уст».
Лицо Хакима озарилось улыбкой, приятные воспоминания о том времени были ему по сердцу.
«Прошло немало времени с тех пор как я оказался на этом острове. Когда корабль был почти готов к отплытию, я сидя  в саду, услышал от шаха просьбу.
-      Не согласишься ли ты взять с собой моего сына Хасана? Он не предрасположен к правлению и просил меня отпустить с тобой. Мне горько прощаться с ним, но может быть в твоей стране найдет он свое счастье. Будь ему попечителем и береги его, ибо нет для меня дороже моих детей.
Как мог я — смиренный раб отказаться от пожелания могущественного шаха. Вскоре корабль, нагруженный множеством драгоценных камней, изделий местных мастеров, со мной и сыном шаха — красивейшим Хасаном  отплыл от острова, держа курс на Касабланку».
 
Глава седьмая.
 
Мудрый купец поудобнее расположил подушки и, облокотившись на них, продолжил повествование удивительного приключения.
«Как ты наверное понял, Ахмед, сыном мудрейшего и могущественного шаха был твой отец, с которым мы благополучно добравшись до Касабланки, отправились к моему дому. Велико было мое горе, когда я узнал, что отец после сообщения о моей гибели сильно заболел и покинул этот мир.  Дела его были в запустении, лавки допродавали остатки товаров, завезенных давным-давно, и мы принялись с Хасаном поднимать торговлю, завещанную мне.  И уже вскоре наши дела пошли в гору, благодаря нашей смекалке и мудрости. Товары, которые привезли с острова, мы продали с большим успехом и закупив марокканских  и заморских товаров, снарядили корабль на остров могущественного шаха, отправив с ним и весточку, что дела идут у нас хорошо. Драгоценности, которые были вручены мне в знак благодарности, и те, которые принадлежали твоему отцу, мы благоразумно положили на хранение в банк, оставив их на случай непредвиденных обстоятельств.
Хасан постепенно обживался в нашем городе и с каждым днем у него появлялось  много знакомых. Слава о его красоте и уме со скоростью ветра разнеслась по всей стране и многие приходили к нам за покупками, лишь бы только краем глаза увидеть небесную красоту твоего отца. И в один день в нашу лавку за покупками пришла девушка, закутанная в шелковый мосульский изар, в расшитых  туфлях,  отороченных золотым шитьем.  Остановившись перед Хасаном, гостья подняла свое покрывало и из-под него показались божественно прекрасные глаза. Была она нежна очертаниями и совершенна по красоте. Так и познакомились твой отец высокочтимый Хасан и твоя мать прелестнейшая, как утренняя заря, Фатима. Не было во всем мире прекраснее пары, чем они — возлюбленные голубки. Счастье моё было безмерным.
И так была велика любовь Хасана к твоей матери, что он решил оставить Касабланку и отправиться с ней в ее родную деревню Иммузер. Я пожелал им счастья и утекло немного времени, как мне пришло приглашение на свадьбу твоих родителей. Три дня и три ночи праздновали мы это чудесное единение сердец, счастливы были все приглашенные, так прекрасен был их союз и так великолепно была проведена свадьба. Не минуло и года, как открылась дверь моей лавки и на порог взошли Хасан и Фатима. Твои родители приехали ко мне в гости, держа в руках маленький сверточек, в котором сладко посапывал младенец. Не было слов  и не будет, чтобы передать весь восторг и моё безмерное счастье, когда я увидел тебя в первый раз. Я попросил Хасана, чтобы он разрешил мне быть твоим  названным отцом. Твои родители очень обрадовались этому и согласились не раздумывая.
Отправив с торговыми кораблями весточку к могущественному шаху о рождении внука, мы вскоре получили послание, в котором он просил сына о том, чтобы ты правил островом по смерти деда. Хасан и Фатима долго колебались принимать или нет это предложение и, после моих настойчивых просьб не лишать тебя столь великого предназначения, они согласились. Но решили мы — до исполнения совершеннолетия не открывать предназначенного тебе   судьбой.
Вот поэтому я попросил Фатиму отпустить тебя ко мне в гости, когда ты достиг разумного возраста, чтобы донести до твоих ушей всю эту удивительную и правдивую историю. Я постоянно отправляю весточки могущественному шаху с попутными кораблями, заходящими на остров, о твоих делах, и он отвечает мне, что хотел бы быстрее лицезреть тебя. На следующий год мы вместе и твоя мама отправимся на корабле в путешествие туда, где тебе суждено будет править. И еще я хотел бы в окончании моего повествования поведать о том, что ты один из богатейших  людей в мире. Ибо те драгоценности, которые  находятся на хранении в банке, имеют огромную цену и кроме этого: часть состояния, которую твой отец вложил в мое дело, выросла многократно и дает неплохой доход».
Хаким вздохнул и заплаканными глазами посмотрел на Ахмеда. Вытирая выступившие слезы рукавами халата, купец крепко обнял мальчика, искренне переживая за его дальнейшую судьбу. Сердце Хакима  сжалось в предчувствии чего-то недоброго, что могло грозить мальчику.
— Прошу тебя, Ахмед, будь осторожен с Мустафой. Я видел у него перстень с гравировкой двух свившихся кобр. Такое же изображение было на книге, которую нашёл во дворце твоего деда. Я немало встречал людей на своем жизненном пути, были и плохие и хорошие. И глядя на Мустафу, у меня есть сомнения, что он выдает себя не за того, кем хочет казаться, и какая-то тайна окружает его появление в вашей деревне. К тому же  исчезновение твоего отца постоянно бередит мне сердце. Всё же надеюсь, что Хасан жив, — купец замолк, видя входящего в залу учителя, отдохнувшего в купальнях.
Хакима будто кольнуло что-то внутри от пристального взгляда вошедшего Мустафы. Казалось, он незримо присутствовал при беседе купца и Ахмеда и слышал каждое произнесенное слово. Бывает же так, первый раз видишь человека, но что-то в нём настораживает и внутренний голос упрямо твердит об опасности. Хаким отогнал дурные мысли и продолжил речь.
— Вода повелевается тебе, но это могущество дано не для игр, а для великих дел. Помни сила твоя не безмерна и кроется она в любви ближних. Чем сильнее любовь к тебе – тем сильнее ты. Не люди созданы для тебя, а ты для людей. Это ты должен запомнить навсегда.
Для мальчика открывшаяся истина о царском происхождении стала важным событием в его еще маленькой жизни. Ахмед от волнения очень сильно захотел пить и, подойдя к глиняному кувшину, наполнил бокал водой.
— Учитель, я боюсь за себя, за свою силу. Какая судьба ждет меня в дальнейшем и что будет с моей мамой? — Ахмед отхлебнул воды и заплакал.
Неопределенность его пугала и потеря единственного близкого человека была для него несоизмеримо страшнее страха за собственную жизнь. Что мог он маленький мальчик понимать в высоких словах, произнесенных купцом.
— Боюсь, что не справлюсь, ведь я еще маленький мальчик. Пока мы были в деревне, мне было спокойно. Я знал: Мустафа и моя мама рядом, если что-нибудь случиться, вы всегда придете на помощь. Простите меня, учитель.
В этот миг Ахмед усомнился в правильности  выбора его носителем столь великого дара. Он не хотел ни славы, ни почестей, ему была близка только мама, его единственный близкий человек, которому он доверял все свои тайны и  желания. Никто, кроме неё, не любил его на свете всей душой. Никто…
Хаким и Мустафа, подойдя к мальчику, принялись успокаивать его. Наперебой объясняя, что они помогут, что не бросят его на произвол судьбы, что все будет хорошо. В этот миг слуги известили хозяина о готовности лошадей к длительному переходу. Выйдя с дорогими гостями на улицу, Хаким крепко обнял Ахмеда и, усадив его бережно на повозку, несколько раз по-отечески поцеловал. Долго провожал взглядом купец названного сына, переживая за его дальнейшую судьбу.
 
Глава восьмая.
 
-      Ахмед, просыпайся! Нам необходимо срочно в путь, — тряся за плечо спящего мальчика, приговаривал Мустафа, – Просыпайся, а то мы не успеем!
-      Учитель, куда нам так нужно спешить? Еще даже солнце не показалось? — с трудом отходя ото сна, пробормотал мальчик.
-      Это очень важное дело и если мы не успеем — горе всем нам. Собирайся быстрее. Фатиму я предупредил и нагруженные мулы уже стоят, — Мустафа носился по комнате, схватившись за бороду и бешено вращая глазами. Его щёки и без того впалые стали еще худее и, обнажив скулы, придали учителю злодейский вид. Ахмед еще не разу не видел Мустафу в таком возбужденном состоянии и с удивлением смотрел на него, одевая штаны и рубашку. – Быстрее, быстрее, промедление смерти подобно.
-      Хорошо, учитель, раз так нужно я соберусь быстрее ветра, — ответил Ахмед, раздражённый непонятными требованиями Мустафы.
Через несколько минут Ахмед оседлал мула и поскакал вслед за Мустафой в сторону  Агадира. Мул погоняемый Мустафой несся с такой скоростью, что Ахмед с трудом успевал за ним,  боясь потерять учителя из вида. Только горы мелькали перед его взором, сменившись постепенно на равнинный пейзаж. К концу дня после  бешеной скачки по горам Высокого Атласа они прибыли в солнечный Агадир. Спешившись с мулов, Мустафа занялся поисками автомобиля для поездки дальше на юг, и через некоторое время подъехал к Ахмеду на огромном красном внедорожнике.
-      Самый быстрый автомобиль, который мне удалось найти в этом городе, — похвалился Мустафа, поглаживая сияющие борта машины. – Мы на нем долетим до Тарфая со скоростью ветра. Надеюсь мы все-таки не опоздаем и прибудем на место раньше, чем этот сын гнусной гиены.
-      Учитель, про кого это вы так нечестиво отозвались? — удивился Ахмед, помогая Мустафе перекидывать поклажу в машину. – Мне впервой слышать, как непристойные слова льются с ваших уст.
-      Это я тебе расскажу позднее, когда мы выполним предначертанное. И ты сам поймешь с каким отродьем приходиться иногда сталкиваться на жизненном пути, да будет короток век этого презренного создания, – нехотя ответил Мустафа и стараясь побыстрее закончить с укладкой багажа, принялся со всей силой пихать мешки с провизией в багажник, напоследок добавив, — Мулов оставим здесь, нам некогда искать покупателей.  
Закончив с укладкой поклажи, путники завернули в ближайшую харчевню, коих немало в Агрибе, славившимся на весь Восток своим гостеприимством. Сытно отужинав,  Ахмед с Учителем понеслись по ночной автостраде на юг, спеша ступить в пределы пустыни.
На следующее утро они въехали в небольшой город Тарфая, находящийся на самом севере безжалостной Сахары. Накупив несколько мешков с финиками, служащими лучшим питанием в пустыне, учитель с мальчиком отправились на поиски верблюдов. Сезон туристов в это время года был не в разгаре и от желающих продать своих дромедаров не было отбоя.
— Смотрите, многоуважаемые, какие красавцы, — расхваливал своих верблюдов один из продавцов, когда Мустафа поинтересовался у него ценой, — Разве вы не знаете, что согласно одной из легенд, Аллах, сотворив из глины человека, разделил остаток материала на две части: из одной он создал финиковую пальму, сестру человека, а из другой — верблюда, брата человека. Ведь пророк Магомет был, как и его отец, верблюжьим пастухом и проводником караванов. Поэтому в Коране и говорится о верблюде как о главном богатстве мусульманина. Купите их у меня и вы не пожалеете.
— Не подходи к ним близко, — предупредил мальчика Мустафа, выбирая для путешествия подходящих дромедаров, — Могут так плюнуть, что мало не покажется.
— Ну что вы, — успокоил их темный, как смоль, перегонщик, — Верблюды плюются только зимой, когда у них гон. В это время они, как бешеные.  А сейчас спокойные и тихие. Подойди, мальчик, не бойся.
Ахмед осторожно приблизился к, бесстрастно жующим траву, верблюдам и провел ладонью по бокам одного из них. Выбрав из множества коричневых собратьев двух белоснежных верблюдов, разительно отличающихся от обычных своей ценой, Мустафа объяснил мальчику так свое приобретение.
— В отличие от людей, им известно сотое имя аллаха. По преданию, Магомет передал своим приверженцам девяносто девять имен всевышнего. Сотое он прошептал на ухо своему белому верблюду — махари в благодарность за то, что тот унес его в трудную минуту от врагов. Так что если эти красавцы не подвели Магомета, то и нас надеюсь не подведут.
Перед тем как оседлать быстроходных верховых махари, путники переоделись в бедуинскую одежду «джелаба», на ноги надели сандалии из верблюжьей кожи с загнутыми носами, в которых очень удобно ходить по песку, и в особенности скатываться с барханов. Закончив переодевание повязыванием на голову платков небесно-голубого цвета и водрузив мешки с водой и финиками на дромедаров, странники тронулись в тяжелый и опасный  путь.
  — Кочевники относятся к Сахаре с уважением. Кому как не им знать, сколько опасностей таит пустыня, как строго она наказывает путника за малейшее легкомыслие. Бедуины рассказывают об огненных джиннах — нет ничего хуже, чем увидеть их в Сахаре, — о миражах, преследуя которые люди теряют рассудок, – с почтением в голосе поведал учитель, ведя верблюда в глубь пустыни по одной только ему известной тропе.
— Высокочтимый учитель, вы уверены в правильности нашего пути? — немного взволновано спросил мальчик, сомневаясь точно ли Мустафа ведет их через пустыню. Многочисленные случаи пропажи людей, рискнувших в путешествие через Сахару, и такие же бесконечные находки в песках их высушенных трупов, не добавляли Ахмеду храбрости и он уже с трудом сдерживал в себе желание повернуть назад, пока их переход не закончился трагедией.
— Не волнуйся, Ахмед, — расслаблено произнес Мустафа, качаясь из стороны в сторону на горбе дромедара, -  В древности караваны по Сахаре часто водили слепые проводники. Тропы в пустыне пропитаны запахом верблюдов. Песчаные бури могли засыпать следы, но запах оставался — слабый, но все же достаточный для чуткого носа проводника. Через каждый километр он брал горсть песку и нюхал его. На земле, где нет никаких ориентиров, слепец был полезнее зрячего. Я конечно не слепец, но запахи чувствую несравненно.
Голова Ахмеда раскалывалась от нестерпимой жары. Постоянно хотелось пить и остановиться передохнуть, что в условиях Сахары означало бы неизбежную и медленную смерть. Глазам было больно от обилия попавшего в них песка, но смыть его было и нечем, и бесполезно. Песчаный ветер, не прекращающийся на минуту, все равно бы опять забил глаза. Оставалось свыкаться с этой жуткой резью и двигаться вперед. Только флегматичные дромедары грациозно ступали по пескам, везя на своих спинах путников всё дальше и дальше вглубь пустыни.
— Хоть бы не было песчаной бури, — прошептал, облизывая сухие губы, Мустафа, — Здешним жителям она привычна, а для нас может быть и смертельно опасной. Берберы в отличие от нас — коренные жители Северной Африки. В пустыне они чувствуют себя как дома. Им и песчаная буря нипочем. Когда южный ветер сирокко поднимает тучи песка, непривычному человеку кажется, что он попал в преисподнюю. Берберы так и говорят: "Сирокко дует, когда Аллах открывает ворота в ад". Кажется, что песок проникает всюду: он лезет в уши, скрипит на зубах, забивается в нос.
 Вдруг вдалеке завиднелся пустынный маяк. Приблизившись к нему, Ахмед увидел, что это была мачта высотой около пятнадцати метров, установленная на бетонном основании. Внизу к ней крепилась табличка, на которой указывали расстояние до ближайших пунктов в километрах, а наверху закрепляли солнечные аккумуляторы, которые днем они заряжались, а ночью отдавали энергию фонарикам, мигающим до рассвета.
— Всё верно, — радостно сообщил Мустафа благостную весть, прочитав внимательно надписи на табличках, — Скоро будет большой оазис. В нём мы и остановимся на ночлег.
Продолжив путь и тщательно избегая песчаных западней, из которых выбраться удается далеко не каждому, им иногда попадались и участки гофрированной поверхности. Будто тысячи крокодилов, которые в былые времена водились в реках Сахары, легли поперек пути, и их растрескавшиеся спины слегка присыпало песком.
Солнце понемногу заходило за горизонт, когда наконец путники достигли долгожданного оазиса.
— Этот кусочек рая открыл я и ни одна живая душа не знает о его существовании, — похвастался Мустафа, спускаясь с горба дромедара на благодатную почву, — Давным-давно пересекая пустыню, я заметил как в эту сторону полетела ворона. Через некоторое время она возвратилась обратно и догадавшись о цели ее перелетов, я направил своего верблюда сюда.  И о чудо! Перед моими очами возник диковинный оазис с прекрасным озером посреди.
Пока учитель стреножил верблюдов и разбивал на ночь шатер, мальчик собрал сухие пальмовые листья для приготовления пищи на костре. В жаркой золе Мустафа испек лепешки, разведя муку водой, и даже не добавил соли, чтобы жажда не докучала их. Тесто пропеклось минут за двадцать и, вытащив готовые лепешки, Ахмед выбил их от золы, словно пыльный коврик. Следом сварив нехитрую похлебку из припасенной консервной банки и усевшись вокруг костра,  путники приступили к трапезе.
— Учитель, а что делать, если оказался в пустыне без воды и верблюда? – поинтересовался, невероятно уставший от тяжелого перехода, Ахмед, сидя у костра.
— Кто-то говорит что если нечего пить и если нет верблюда, то тебе уже ничто не поможет, — ответил Мустафа, разливая похлебку по мискам и отламывая куски лепешки, — Но я думаю, что в пустыне главное сохранять хладнокровие — обязательно выспаться. А утром сориентироваться по солнцу и идти — это единственный шанс остаться живым.
— А здесь всегда была пустыня или раньше, как у нас в деревне, жили люди, выращивали скот? – осторожно беря горячую миску в руки, спросил Ахмед.
 
— Сахара — таинственная пустыня. Путешествия через ее просторы стоили жизни многим смельчакам. Но ведь давным-давно она не была такой беспощадной и жестокой. Остановись, послушай ее тишину. Пустыня беззвучно плачет, перебирая песчинки рассыпавшихся в прах горных вершин. Она грустит о прошлом, об ушедших племенах и исчезнувших городах, где кипела жизнь, где была вода. Воды было столько, что ее хватало многотысячным стадам антилоп, даже слонам и крокодилам, — поведал ублаготворенный учитель, успевая между произносимых слов кушать похлебку и откусывать лепешку. — Пять тысяч лет назад Сахара стала высыхать. Реки превратились в лужи. Животные сбились вокруг источников воды. И теперь только птицы могут летать над безводными просторами. А сама Сахара мечется в жару, бредит миражами оазисов и кущами садов. Тем больнее смотреть на пересохшие жилы рек, на пустые глазницы ее озер.
Закончив с ужином, валившийся с ног от усталости и изнеможения, Мустафа направился в шатер, чтобы выспаться перед завтрашним трудным переходом по пустыне.
Спать мальчику не хотелось совершенно. Перенесенный страх за время опасного пути не отпускал, хотелось больше всего бежать отсюда куда глаза глядят. Подальше от внезапно ожесточившегося учителя, от невыносимой жары, от всего такого пугающего и незнакомого. От любимого дома отделяли километры безжалостной пустыни и безысходность страшила еще сильнее.
Чтобы прийти в чувство и смыть песчаную пыль, Ахмед направил свои шаги к озерцу, переливающемуся тихой водной гладью под сенью луны. Погрузившись в теплую воду, он с удовольствием плескался в озере, пока усталость с новой силой не свалилась на его плечи. Вытерев с тела капельки воды и обернувшись в полотенце, Ахмед решил напоследок  попробовать свои силы и измождено взмахнул вверх в сторону озера руками. В ту же минуту столп воды вознесся на высоту пальм, произрастающих по берегам, и простояв некоторое время  опустился в озеро, выбросив под ноги странный предмет весь опутанный илом.
-      Вот тебе и подарочек от озера, — прошептал Ахмед и принялся расчищать ил, пока его взору не предстал кувшин из желтой меди, судя по весу чем-то наполненный.
Горлышко его было запечатано свинцом,  на котором были нанесены странные письмена. Повертев сосуд в руках, мальчик решил снять с горлышка свинец и посмотреть что же находиться внутри этого дивного кувшина. Выбив первым попавшимся камнем свинцовую пробку, Ахмед перевернул кувшин и стал его сильно трясти, чтобы высыпать находящееся в нем. Сосуд вдруг затрясся и из него заструился густой дым. Мальчика невидимой силой откинуло на несколько шагов так, что он с силой плюхнулся в прибрежный песок.
 
Глава девятая.
 
Когда дым весь вышел из кувшина и рассеялся, перед взором Ахмеда предстал такой огромный джинн, что казалось его голова достает до самого неба. Одетый в богато вышитую фарджию, переливающуюся под светом луны от нашитых на нее драгоценных камней, его голову окаймляла белая, как снег, чалма. Голова его была как купол, руки как вилы, ноги  как мачты, рот словно пещера, зубы точно камни, ноздри как  трубы  и  глаза как два светильника. Без единого волоска на голове и лице гигантский ифрит, возникший из кувшина, представлял собой ужасающее зрелище. С нескрываемым удовольствием он потянул руки к небу и громоподобным голосом рассмеялся, не заметив Ахмеда, который стоял у него в ногах.
-      Да будет славен тот день, когда я снова обрел свободу. Да восславиться  весь род того, кто меня спас из столь тесной темницы, – джинн обвел взглядом окрестности, пока его взор не устремился на мальчика. – Так это тебе маленький отрок я обязан своим избавлением от векового плена? Кто ты и как твое имя мой спаситель?
-      Меня зовут Ахмед и я держу путь в пустыню вместе с моим учителем почтейнейшим Мустафой, да продлиться его век еще тысячу лет. Простите за мой вопрос: но как вы столь огромный джинн оказались в этом кувшине и по чьей воле?
Ахмед явно оторопел от столь неожиданного появления джинна и, каждый раз обращаясь нему, взвешивал каждое слово, боясь ненароком обидеть своего удивительного собеседника. Где это видано, чтобы мальчик мог так запросто разговаривать с волшебными существами да еще и в наше время. Джинну было приятно видеть каким учтивым является его собеседник и, желая излишне не напугать мальчика своим громоподобным голосом, старался говорить потише.
-      Да будет тебе известно, что перед тобой сильнейший и мудрейший джинн из всех сколь существуют на этой земле Джирджис ибн Раджмус — верный раб и помощник великого Сулеймана ибн Дауда.  На перстне которого вырезано величайшее из девяноста девяти имен Аллаха и перстень этот дает ему власть над джиннами, птицами и ветрами. Настолько великим и могучим является мой покровитель. А оказался я в кувшине по воле моего врага — нечестивого и презренного ифрита Асафа ибн Барахии, да будет проклято его имя на вечные времена, — при упоминании имени своего врага джин не выдержал и, схватив руками пальмы растущие неподалеку, вырвал их с корнями и отбросил в сторону. Выразив таким необычным способом свой гнев, он продолжил повествование.
-      У святейшего Сулеймана, да продлятся его дни еще тысячу лет, было три помощника, одним из которых был я и этот, недостойный упоминания его имени, злобный ифрит. И так невзлюбил нас это порождение Иблиса, что постоянно наушничал величайшему царю всякие козни против нас – двух других помощников. Когда чаша злобы была выпита, Сулейман ибн Дауд приказал нам явиться пред его светлый взгляд. И только мы переступили порог владений Сулеймана ибн Дауда, как нас заточили в разные кувшины и отдали приказ нашему злейшему врагу ввергнуть нас в океанскую пучину.  Но проведению было угодно, чтобы мой кувшин оказался в этом озере, ожидая своего спасителя, да будет славно твое имя и славен твой род. Вот такая удивительная история произошла со мной. Но скажи мне, столь славный отрок, жив до сих пор мой покровитель величайший из царей Сулейман ибн Дауд?
Ахмед преклонил голову и скорбно ответил собеседнику.
-      Да будет тебе известно могучий джинн, что Сулеймана ибн Дауда твоего покровителя и величайшего из царей нет среди живых уже более двух тысяч лет. Славен был его путь — люди до сих пор помнят и чтят его имя и великие дела.
Джинн закрутился волчком, и упав на колени, в печали стал стукаться головой о прибрежный песок, так что на нём оставались небольшие ямы.
-      Будь проклят этот нечистивый и мерзкий, как вшивая собака, Асаф ибн Барахия за то, что я не мог быть с царем в последние минуты его жизни. Горе мне, горе, что же мне ничтожнейшему рабу величайшего из царей делать без моего покровителя. Кому я буду служить верой и правдой, ой, горе, мне горе, – приговаривал Джирджис ибн Раджмус и продолжал самоистязание на глазах изумленного мальчика.
Ахмед, видя какие непомерные страдания невольно он принес джинну, бегал вокруг него, всячески успокаивая.
-      Джинн, успокой свое сердце. Может жив один из потомков твоего царя, найди его и будешь ему слугой, как когда-то мудрейшему Сулейману.
-      А ведь ты прав, мой спаситель, — сказал джинн, утирая свои слезы шелковым платком, вышитым золотыми орнаментами, – Посиди здесь некоторое время. Я исчезну, чтобы узнать у небесных гурий, живущих у райского ручья Сельсебиль, что мне написано мне и тебе на роду и вернусь с ответом.
Джинн встал и, расправив халат, словно легкий дымок растаял в воздухе. Ахмед в недоумении огляделся по сторонам и ущипнул себя, чтобы понять сон это был или произошло на самом деле. Полная луна освещала озеро, переливающееся голубоватым светом, и мальчик, глядя на эту неземную красоту, постепенно отошел в царство безмятежного сна.
 
Глава десятая.
 
Легкая прохлада, опустившаяся на пустыню, пробудила к жизни многочисленных жителей песчаных барханов и дюн: скорпионов, песчанок и бесчисленное множество змей. Но ни их возня и беготня, ни ветер, мягко рассыпающийся по листве, не нарушили сладкий сон мальчика. Устав от многодневного  пути, он пребывал в мечтах далеко отсюда. Ахмеду снился родной дом и мама, вышедшая его встречать и заключившая в крепкие объятья. Пройдя в дом, она пригласила его за стол, который был накрыт вкуснейшими блюдами, от которых у мальчика побежали слюнки. Вдруг сквозь сон он услышал как кто-то его теребит за плечо и приговаривает: «Ахмед, просыпайся, просыпайся, с тобой случилась беда!»
С трудом открыв веки, не желая расставаться с приятными мечтами, мальчик увидел перед собой джинна, лицо которого выражало крайнее возмущение. Его брови насупились, губы от злости побраговели и руки сжались в кулаки.
-  Ахмед, большая беда грозит тебе. Знаешь ли ты, что твоим спутником является не кто иной, как мерзкий и зловредный магрибский маг Мустафа, портящий кровь людям уже несколько веков. Вы держите путь к  оазису Галгамеш, где мой мерзкий враг, да будь проклято его имя,  Асаф ибн Барахия упрятал перстень великого Сулеймана ибн Дауда. Этот волшебный перстень, как мог ты уже слышать, дает великий дар управлять всеми джиннами, ветрами и птицами. Недостойный ифрит после того, как мой могущественный покровитель Сулейман ибн Дауд покинул сей мир, украл этот перстень и, чтобы впредь никто из смертных не смог быть властителем джиннов, спрятал его в этом месте среди пустыни и поставил печать проклятия на всякого — кто переступит порог этого оазиса. Множество людей с тех пор обратились в образ птиц и каменных изваяний, останавливаясь на отдых в этом месте. И может этот перстень извлечь только тот, кто является потомком  величайшего из царей Сулеймана ибн Дауда. Поэтому мерзкий маг и взял тебя в путь, так как твой род идет от моего покровителя, да будет славно его имя. – Джинн в почтении склонил голову и перевел ненадолго дыхание, – И намерился этот проклятый колдун после того, как получит перстень, извести тебя, также как когда-то твоего отца высокочтимого Хасана. Твой отец отказал мерзкому колдуну, да покарает его меч Аллаха, ибо знал какие горести и страдания может навлечь этот недостойный, обладая столь великим перстнем. И заключил Мустафа твоего отца в водопад и нет теперь ему обратно дороги к смертным, ибо столь сильно это заклятие.
-      Всемилостивейший Аллах, как же мне избежать верной смерти? Как спастись от колдуна, который  притворялся моим наставником и учителем? – Ахмед закрыл лицо руками и горько зарыдал. Бедный мальчик, оторванный от родного дома  и любящей матери, находился в смертельной опасности.
-      Ты верно забыл, мой повелитель, что перед тобой величайший и могущественный из джиннов, — проговорил довольный собой Джирджис ибн Раджмус и, взяв Ахмеда на руки, принялся его успокаивать. – Гурии дали мне волшебный аркан, сплетенный из их волос, спутав которым колдуна, мы лишим его магической силы. Нам надо торопиться пока он находиться в царстве сна, ибо с пробуждением колдуна мы не сможем противостоять его заклятиям.
Джинн, взяв в руки плачущего мальчика, понесся по воздуху к шатру, в котором дремал колдун. Мустафа крепко спал и видел себя во сне властителем всего мира: как с помощью перстня он заставит всех джиннов поклоняться его воле и завоюет все страны и континенты. Сон был настолько крепким, что он даже не почувствовал, как джинн сковал волшебным арканом его руки и ноги. И только когда  Ахмед насилу пробудил Мустафу, он понял, что случилось неладное.
-      Мальчишка, что ты сделал!? Зачем ты связал мне руки и ноги!? — перекатываясь по полу шатра, гневно выкрикивал Мустафа, пытаясь избавиться от пут. – Освободи меня сейчас же, иначе ты пожалеешь о своем поступке.
-      Расскажите, куда мы все-таки держим путь и какова цель нашего путешествия? — пытаясь сохранять спокойствие и борясь с переполнявшей его ненавистью, обратился к нему Ахмед.
-      Это не твое дело, — уже с нескрываемой злостью, понимая что избавиться самостоятельно от пут не получиться, закричал колдун. – Или ты снимешь веревки или я обращу тебя в камень, несносный мальчишка.
-      Ваши слова пустой звук, — ухмыльнулся  Ахмед, глядя на напрасные попытки колдуна освободиться. – Или вы мне рассказываете, что происходит или остаетесь связанным в пустыне, пока жажда и голод не убьют вас.
-      Ну смотри мерзкий отрок, я тебя предупреждал! — прокричал Мустафа и начал бормотать непонятные слова, обращенные  к Ахмеду.
Каково было изумление колдуна, когда мальчик после произнесенных слов, остался в своем прежнем виде. Ничего не понимая, злодей начал произносить  все подряд заклятия, потерявшие свою силу. Изрыгая проклятия, Мустафа принялся снова кататься по полу, пока обессиленный не затих.
— Какой же вы мерзкий колдун, — с горечью в голосе произнес Ахмед, глядя на поверженного врага. -   Я всегда верил вам и почитал, как своего учителя, а вы гнусно лгали мне о судьбе моего отца, которого сами же и сгубили. Вы предали меня, вашей целью всегда было владение великим перстнем моего прародителя Сулеймана ибн Дауда. Хотели сгубить меня, также как моего отца, и если бы не воля всевышнего, пославшего мне джинна, ваши намерения бы удались.
-      Какой еще джинн? – приподняв голову, удивленно спросил колдун. – Ты верно все придумал, несносный отрок. Ну подожди скоро силы вернуться ко мне и я  доберусь до тебя!
-      Кончились твои силы, порождение гнусной гиены, — подняв шатер над землей и откинув его в сторону, предстал перед ними могущественный ифрит. – Лютой смерти я предам тебя за всё то горе и страдания, которые ты принес людям.
Мустафа, увидев джинна, затрясся от страха и на глазах его накатились слезы.
-      Не убивайте меня, я буду служить вам, только оставьте меня в живых. Я прошу вас, — упав на колени, колдун стал целовать ноги Ахмеду.
-      Джинн, пожалуйста, не надо его убивать, — обратился к Джирджису ибн Раджмусу мальчик, пожалевший стонавшего от горя Мустафу. – Перенеси его куда-нибудь на необитаемый остров, где он не сможет приносить горе людям и пусть он там живет вдали от мира.
-      Слушаю и повинуюсь, мой повелитель. Но у меня есть мысль лучше, — расхохотался джинн, видя как низко пал злобный колдун. – Я перенесу его в темницу Ридвана и он определит ему наказание, которое колдун будет нести до конца дней своих.
-      Да будет так! – ответил ему мальчик и с его последними словами джинн подхватил Мустафу и унеся с ним ввысь. Ахмед упал на колени и поблагодарил Аллаха за счастливое избавление от мерзкого колдуна.
 
Глава одиннадцатая.
 
Сон у Ахмеда, после всего произошедшего, сняло как рукой. Ожидая возвращения джинна он принялся за скудную трапезу, оставшуюся у него в мешке, размышляя, как благодаря проведению избежал верной смерти от рук колдуна. За поеданием лепешки и застал его вернувшийся джинн.
-      Я вижу твоя еда скудна, не хочешь ли ты мой господин, чтобы я принес лучших кушаний, которые есть в этом мире. Только повели мне и перед тобой предстанет стол полный таких удивительных блюд, от которых не отказался бы и твой прародитель, да славиться его имя, Сулейман ибн Дауд. — Джирджис ибн Раджмус ближе наклонился к мальчику, ожидая его воли, и готовясь порадовать магическим искусством своего покровителя.
-      Спасибо, любезнейший джинн, если бы твои слова прозвучали ранее, я согласился бы с тобой. Но я уже сыт и еда приготовленная моей мамой принесла мне не меньше удовольствие, чем блюда сотворенные искуснейшими  кулинарами, – поблагодарил Ахмед, протянув лепешку своему спасителю, но тот благосклонно отказался.
-      Ну вот, с этим мерзким колдуном мы покончили, теперь нам надо завершить начатое и вернуть тебе принадлежащее по праву. Мы доберемся до оазиса Галгамеш и извлечем волшебный перстень, – Джинн был очень доволен всем происходящим, а в особенности тем, что после нескольких веков невольного затворства, он получил долгожданную свободу.
-      Когда же мы поедем искать перстень Сулеймана ибн Дауда? – дожевывая остатки лепешки, спросил Ахмед.
-      Поедем? – хохот джинна, разнесся по всей округе, пугая окрестных птиц и зверей. – Ты сказал поедем. Ну ты меня насмешил мой повелитель. Я донесу тебя до Галгамеша в мгновение ока  или я по-твоему не джинн, а факир из бродячего театра.
-      Извини, я не хотел тебя обидеть, — мальчик улыбнулся, пытаясь сгладить свою вину. – Я еще не привык, что ты умеешь то, что не подвластно обычным людям.
-      Я слышал, ты тоже умеешь многое, что не в силах сотворить смертные люди. Но да будет разговоров, нам надо спешить, ибо к оазису держит свой путь другой черный колдун Ибрахим, мечтающий заполучить великий перстень. Да будет воля Аллаха, мы поспеем быстрее его к волшебному источнику. Доедай лепешку и перенесемся туда, где тебе уготовано судьбой получить великое наследство от мудрейшего из царей Сулеймана ибн Дауда. Как повелишь мой господин, возникнуть около оазиса и перенести тебя через пустыню на своих руках, чтобы ты лицезрел ее необъятные пески?
-      Перенеси меня на руках, — закивал головой мальчик. — Я хочу воочию увидеть ее просторы.
Отказаться от такого предложения было выше его сил. Ахмед поспешно дожевал остатки лепешки и, собрав вещи, забрался на руку джинна.
— Держись крепче, мой господин, если не хочешь разбиться о пески, — напутствовал  Джирджис ибн Раджмус и в ту же секунду понесся по воздуху с необычайной скоростью, так что барханы бескрайней пустыни только мелькали у Ахмеда перед глазами. Попеняв на свое безрассудство и любознательность, заставившие его согласиться на перелет, мальчик со всей силой вцепился в рукава фарджии, развевающиеся на ветру, пытаясь не выпасть из руки джинна и молил всевышнего, чтобы это путешествие быстрее закончилось, так велик был его страх. Вдруг он увидел посреди безжизненной пустыни островок растительности полный птиц и каменных изваяний, к которому постепенно снижаясь и направился  джинн.
-      Вот мы и прибыли, мой повелитель, — джинн встал на песок, окружающий оазис, и спустил мальчика с руки. – Мне придется подождать тебя здесь. Я не могу войти в оазис, под страхом превращения в каменную глыбу. Только ты имеешь право войти туда и забрать то, что положено только тебе. Лишь, когда ты наденешь перстень, печать заклятия с оазиса  снимется и каждый, обратившийся в камень или птицу, вернет себе прежний облик. Иди же, мой господин, да будет Аллах, тебе проводником.
Ахмед в растерянности и страхе подошел к краю оазиса и, зажмурив глаза, переступил на траву. Как и предсказывал джинн, Ахмед пребывал в своем прежнем виде и, с облегчением вздохнув, направил свой путь в центр оазиса. Его взору предстали удивительные растения и птицы, о которых он даже не слышал, весь оазис был полон каменными изваяниями в виде людей; и эти скульптуры были так искусны, что казались ему живыми.  И в середине всего этого великолепия мальчик увидел небольшое озеро в центре которого находился остров, с возведенным на нем мраморным портиком. Берега кристально голубого озера были усыпаны множеством розовых фламинго, нашедшим в этом спокойном месте приют и корм. Ахмед осторожно подступил к воде и, касаясь ногой водной глади, почувствовал, что вода этого озера была твердая, как камень. Не поверив своим глазам, он дотронулся до озера рукой, но вода и на самом деле была тверда, несмотря на то, что в ее глубине плавали и резвились сказочные рыбы.
-      Вот так чудо, — прошептал Ахмед, и, осторожно переступая, пошел по глади озера к острову. – Воистину  велик Аллах. Никогда бы не поверил, что такое возможно.
Достигнув острова, Ахмед вошел в портик и увидел, что в его центре выситься постамент с находящейся на нем шкатулкой. Обойдя несколько раз вокруг пьедестала и убедившись, что опасность ему не грозит, мальчик решил приоткрыть серебряную шкатулку и увидеть находящееся в ней. Крышка шкатулки плавно поднялась, поддавшись усилиям Ахмеда, и его глаза ослепил яркий свет, исходящий от большого перстня, находящегося в шкатулке.
-      Вот он — великий перстень мудрейшего из царей Сулеймана ибн Дауда. Как прекрасен и великолепен, — Осторожно взяв его в руку, он почувствовал тепло, исходящее от перстня, и еще несколько минут внимательно рассматривал, перекатывая по ладони. – Может ли этот перстень дать силу над всеми джиннами, ветрами и птицами? Верно ли, что мне как потомку могущественного царя, дано право носить этот перстень?
Боязнь перед неизвестными последствиями оковала Ахмеда и только далёкий голос Джирджиса ибн Раджмуса, попросившего поторапливаться, пробудил в мальчике волю и он надел перстень на палец. В этот же миг всё вокруг переменилось: птицы и изваяния обратились во множество людей, трогающих себя за одежды и не верящих в своё счастливое избавление от злых чар. Неожиданно враз потемнело, будто луна заслонила солнце, и небо над мальчиком усыпалось джиннами, множеством джиннов.
— Слушаем и повинуемся, наш повелитель, — прогромыхали их голоса над головой Ахмеда. От страха мальчик побледнел и боязливо озирался по сторонам. Хорошо, что Джирджис ибн Раджмус оказался поблизости и помог ему.
— Ты их повелитель, мой господин, — подсказал он Ахмеду, ошеломленному таким невероятным количеством джиннов, — Назови нам любое  желание и мы его исполним.
У Ахмеда будто гора с плеч свалилась и он искренне порадовался, что причастен к столь удивительному освобождению людей от коварного плена.
— Могущественные джинны, перенесите этих людей в те места, куда они держали свой путь. Не следует их мучить длительным переходом через пустыню после всех испытаний, которые легли на их головы.
Люди в страхе и почтении смотрели на огромных джиннов, висевших у них над головой, не молвив и слова.
-      Слушаем и повинуемся, мой господин, — ифриты склонили головы и тотчас растаяли в воздухе, как и все люди, пребывавшие в оазисе.
 
Глава двенадцатая.
 
Когда джинны послушно растаяли, Ахмед подошел к берегу озера, пробуя как раньше перейти его по твердой глади воды, но каково было его изумление: вода оказалась уже обычной. Намочив ноги, мальчик  в растерянности замер, раздумывая как перебраться на другой берег.
— Что же придется воспользоваться своим умением, — решил Ахмед и провел руками в сторону воды.
Тотчас послушная вода расступилась в стороны и Ахмед довольно прошествовал по дну, дойдя до противоположного берега.
— Вот и замечательно, — рассмеялся Ахмед, присаживаясь на песок, и, хлопнув в ладоши, вернул воде ее обычное состояние.  
Ожидая джинна, он прогулялся по оазису и, собрав плоды мандаринового дерева, решил покушать. Сев под тень молоденькой тонкой пальмочки,  мальчик разложил фрукты и принялся с большим аппетитом уплетать их.
-      Никогда ничего не ел вкуснее этих плодов, — довольно причмокивая, прошептал он и, не в силах бороться с навалившейся усталостью, сильно зевнул, – Как же хочется спать.
Приклонив голову к пальме, он тотчас уснул сладким сном. Пробыв в царстве сновидений несколько часов, Ахмед проснулся от яркого света, пробивающегося через темные шторы. Осмотревшись по сторонам он понял, что находится не в оазисе, где задремал, а на большой кровати, устеленной мягкими шелками, вышитыми золотыми и серебряными нитями.
Ахмед посмотрел на руку и, убедившись, что волшебный перстень, находится у него на пальце, встал с кровати. Подойдя к окну, он раскрыл шторы и его взору предстал безбрежный океан. Легкий океанский зефир ворвался в открытые окна, неся нежную прохладу. Любуясь морским пейзажем, Ахмед и  не заметил, как позади его, вошел в комнату высокий седой старик. Взор незнакомца был устремлен на Ахмеда и он, почувствовав этот взгляд, обернулся.
-      Доброе утро, Ахмед, — приветствовал мальчика старик, не сводя глаз с юного гостя, – Не удивляйся, Джирджис ибн Раджмус, когда вернулся, застал тебя спящим и, чтобы не беспокоить, перенес сюда. Всех джиннов я отпустил, до тех пор пока они тебе не понадобятся. Меня зовут Хуракан и я являюсь главой магического острова Тамакабо, на котором ты находишься сейчас.
-      Благодарю вас за прием, который вы мне оказали, — преклонив голову, выразил признательность волшебнику Ахмед. – Но я хотел бы вернуться домой, моя мама верно очень волнуется за меня и сильно переживает.
-      Конечно, мой юный волшебник, — произнес Хуракан, голосом который нёс удивительное ощущение спокойствия и надежности, – Но сначала я хотел бы пригласить на обед данный в твою честь и после этого джинн отнесет тебя домой к маме. Я бы тоже хотел встретиться с ней и поговорить о твоей дальнейшей судьбе.
-      Я буду рад разделить с вами трапезу. Если мне не изменяет память, мы с вами где-то встречались, так удивительно знакомы мне ваши черты лица и ваша речь, — Ахмед снова поклонился и осмотрелся по сторонам в поисках одежды.
-      Не думал, что встретившись со мной один раз, ты запомнишь наше знакомство. Первый раз я увидел тебя в Фесе, когда ты приезжал с отцом на праздник. Но признаюсь, тогда я был очень далёк от мысли, что ты будешь обладать столь внушительной силой. К моему удивлению, причиной появления силы, заключенной в тебе, послужил злобный колдун Мустафа, заключивший твоего отца в водопаде. Именно Хасан передал тебе этот великий дар, не в силах более ни чем тебе помочь.  Ибо заклятие колдуна навечно заковало его в водной стихии.
Ахмед, услышав эти слова, застыл в изумлении. Как же он раньше не догадался, что белобородый старик, встретившийся в Фесе, и есть могущественный маг, стоящий перед ним. Время не сильно изменило черты лица старика, лишь усыпав мелкими паутинками морщин. А этот тихий и размеренный голос и тогда звучал необычно для их мест, в которых  привыкли говорить быстро и громко.
-      А ты видимо разыскиваешь свою одежду, но я хотел бы подарить красивейший халат, который тебе больше к лицу нежели прежнее одеяние, – широко улыбаясь, молвил Хуракан, и с этими словами в комнату вошел слуга, несущий на подносе шелковый халат, весь украшенный золотом и драгоценными камнями, и башмаки из синего атласа. – Это будет тебе, как представителю волшебного мира, более пристойно.
Ахмед с благодарность принял дар и, одевшись в поданный халат и башмаки, с удовольствием отметил красоту и великолепие своей новой одежды. Прошествовав за стариком через длинные коридоры, ведущие в праздничный зал, они подошли к дубовой двери. Хуракан громко постучал в нее посохом, дверь приоткрылась и взору Ахмеда предстал огромный зал, посреди которого стоял длинный стол  накрытый множествами яств. За ним восседали люди, которых ранее мальчик не видел, но широко улыбающиеся и радующиеся при появлении Ахмеда. Одежды на них были очень необычны и даже, как подумал Ахмед, невероятны для простой жизни. Как верно заметил он – это были волшебники, нормальному человеку никогда и в голову бы не пришла мысль так замысловато нарядиться. Когда Хуракан и Ахмед сели во главе стола, в тот же миг воцарилась тишина и глава совета, поднимая бокал с амброзией, торжественно произнес.
-      Уважаемые маги, я имею честь представить вам величайшего волшебника, пришедшего к нам из сказочного Магриба, по имени Ахмед.
Тут же все дружно встали и принялись рукоплескать мальчику, отчего привели его в смущение.
-      Я надеюсь, что Ахмед и его мама согласятся, чтобы мальчик продолжил свое обучение под руководством великой чародейки Тефнут, – продолжил великий волшебник. – И хочу поднять свой бокал за то, чтобы к нам присоединились все одиннадцать детей, обладающих великим волшебным даром. Да хранит их всех провидение.
 
Часть вторая.
Навстречу солнцу.
Глава первая.
Вековые деревья убеленные снегом,  изредка пробуждаемые стаями птиц или дуновениями ветра,  растянулись на многие километры. Тайга…Край суровых зим и сильных людей, любящих родные места и ценящих природную красоту, несмотря на все невзгоды и тяготы таежной жизни. Неимоверно искушает судьбу путник, попавший в тайгу без проводника. Бескрайний океан лесного царства заманивает всё дальше и дальше вглубь и кажется ничего не стоит остановиться и вернуться назад. И вдруг, прервав на мгновение свой путь, начинаешь судорожно размышлять как найти обратную дорогу. Кажется ничего сложного отправиться назад по своим собственным следам на снегу, но чем дальше держишь путь обратно, тем всё неопределеннее и неотчетливее становятся они. Запорошенные снегом следы постепенно начинают теряться, пока совершенно не пропадают из вида. Сначала наступает пора лихорадочного поиска пути — ты готов бежать куда угодно лишь бы выбраться из этих мест, затем момент отрешения, когда в глубине души понимаешь что обратной дороги не найти и уже готов смириться с этим, и наконец приходит невероятный страх – это твой мозг противиться любой мысли о заточении среди бескрайних лесов и требует действий. И ты начинаешь снова бежать, ни на минуту не задумываясь о правильности выбранного пути. Пока без сил не падаешь на заснеженную землю и остается только надежда на чудо…
Но что это виднеется вдали? Огромная котловина окруженная обугленными и поваленными деревьями посреди бескрайних лесов.  Словно по чьей-то неведомой воле был выжжен этот кусочек безбрежного зеленого царства. Здесь и началась история произошедшая с девочкой по имени Катя, оказавшейся в этих местах вместе со своими одноклассниками.
-      Тебе не кажется, что сегодня слишком похолодало, — ежившись  от холода, обратился к рядом стоящей девочке мальчик в пуховике.
-      Уж кто бы говорил, ты посмотри, сколько одежды на нас и на тебе. И пуховик, и теплый свитер, под ним кофта, — с иронией ответила Катя, показывая всем, что на ней, в отличие от Максима, одета всего лишь теплая куртка и легкий свитер.
-      Мой отец говорит так: сибиряк не тот, кто не мерзнет, а то кто тепло одевается. Лишняя одежда никогда не помешает, будет жарко — ее можно будет снять, а вот вам одеться потеплее не мешало бы, — глядя на синие от холода лица своих одноклассников, произнес Максим.
Взяв в руки маленькую лопатку, Катя направилась к кратеру.
-    А ты за нас не беспокойся, начнем работать и некогда будет вспоминать про холод. Сейчас дождемся Виктора Дмитриевича и начнем поиски, может быть наш отряд раскроет тайну Тунгусского метеорита. Мы не для того проехали сколько километров по тайге, чтобы плакаться.
-      Ну, как же, возьмет и с того, ни с сего и откроет. Ты хоть знаешь сколько экспедиций искали разгадку и ни одна не дала точного ответа о возникновении многочисленных кратеров. Я лично приехал сюда провести время с друзьями, а не за каким-то мифическим результатом, — произнес Максим с нескрываемым раздражением и, взяв лопату, пошел вслед за удаляющейся группой детей.
Отряд, про который шла речь в разговоре, был организован учителем физики Виктором  Дмитриевичем, бывавшем на месте падения метеорита несколько лет назад. Одержимый идеей, что разгадка близка, он смог увлечь ей своих учеников, из которых и состояла нынешняя экспедиция. Шел уже третий день поисков обломков метеорита, но кроме пары старых валенок и прочей ерунды им больше ничего не попадалось. Только самые настойчивые ребята были до сих пор уверены в том, что рано или поздно они найдут обломки, и тогда их школа станет известной на весь мир.
Распределившись по всему периметру кратера, ученики стали копать землю и просеивать ее, надеясь найти хоть что-нибудь оставшееся от метеорита. Катя, которая  ничуть не сомневалась в положительном результате экспедиции, продолжала с усердием откапывать слои земли. Как вдруг раздался глухой удар лопаты обо что-то твердое. Наклонившись к своей находке, Катя откинула руками землю. И тут в ее глаза брызнул яркий свет, исходящий от предмета, похожего на вытянутую пластину.
-      Идите все сюда, я нашла то, что мы искали, – крикнула Катя  и, сняв варежку, потрогала переливающуюся нежно-голубым светом пластину.
Тотчас свет, исходящий от загадочного предмета померк, и, пробежав по руке, заискрился по всему телу. Катя сама не понимая, что происходит, поплыла вверх и замерла на высоте нескольких метров над ошарашенной толпой детей, стоящих внизу. Кто-то из них с удивлением и восторгом показывал пальцем в сторону порхающей одноклассницы, некоторые из девочек упали без чувств не в силах перенести увиденное, но большинство замерло в ожидании продолжения невиданных чудес. 
Повисев неподвижно несколько минут в воздухе, Катя, размахивая руками, придала направление полету и плавно полетела в сторону лагеря. Виктор Дмитриевич, как и часть школьников, оставшихся держаться на ногах, тотчас же побежали вслед за ней, призывая спустится вниз. Легко сказать – спуститься, если бы Катя знала как это сделать. Пролетев несколько метров и достигнув ближайшей сосны, она обхватила её руками так крепко, что с кроны посыпались хлопья снега.
— Осторожно! Не шевелись! Сейчас я поднимусь и помогу, — крикнул ей снизу учитель, казавшийся очень маленьким с большой высоты на которую угораздило попасть Кате.
— Я и не думаю шевелиться, — с трудом произнесла побледневшая от страха девочка и еще крепче обхватила ствол.
Виктор Дмитриевич, ловко вскарабкивавшись по стволу, как заправский верхолаз, схватил Катю за куртку и медленно стал спускаться с ней к детям, обступившим дерево и наперебой обсуждающим сегодняшнее происшествие.
 
Глава вторая.
 
Тепловоз, тянувший вагоны, издал протяжный гудок и остановился на перроне новосибирского вокзала. В это раннее утро платформа была полна галдящей толпой отъезжающих и прибывающих, средь которых юрко сновали носильщики с тележками набитыми горами тюков и сумок. К четвертому вагону, которым возвращались ученики пятого класса, тотчас устремилась куча народа, предавая людскому столпотворению еще больше хаоса и толчеи. Слух о происшествии на месте падения Тунгусского метеорита разнесся по стране со скоростью телеграфа. Откомандированные журналисты с нетерпением жаждали взять интервью у девочки, показавшей  чудеса левитации. Встречая каждого ребенка, выходящего из вагона вопросом: «Это вы Катя?», иногда адресованным и мальчикам, журналисты приготовили диктофоны и камеры, готовясь сделать интересный репортаж. Бедные родители, встречавшие своих чад, оказались задвинутыми за спины репортеров и с трудом высматривали детей, выходящих из вагона.
Отец Кати, видя, что акулы пера и камеры не оставят дочку в покое, умудрился протиснуться сквозь плотные ряды репортеров поближе к дверям. Как только Катя оказалась на ступеньках вагона, отец взяв в одну руку сумку, а в другой обняв дочь, направился к машине со словами: «Катя должна отдохнуть и после этого вы спокойно можете поговорить с ней». Журналисты  дружно издали вздох разочарования и, не упуская момента, решили хоть сфотографировать удивительного ребенка.
С трудом добравшись до автомобиля сквозь толпу нетерпеливых репортеров, отец усадил Катю на заднее сидение и, попросив тишины, обратился к собравшимся.
-      Уважаемые господа, я понимаю, ваше желание расспросить мою дочку и что это часть вашей работы. Но прошу, дайте некоторое время, чтобы девочка пришла в себя после произошедшего и отдохнула. Мы с удовольствием согласимся дать Вам интервью. Свяжитесь, пожалуйста, завтра со мной по телефону и мы договоримся о времени и дате. Спасибо всем за понимание.
Тотчас толпа журналистов устремилась обратно к поезду, где вышедший из вагона Виктор Дмитриевич с гордостью  демонстрировал  найденную пластину, позируя с ней на фоне вагона.
— Господа, прошу вас не стесняйтесь, — обратился он к подбежавшим  репортерам. – Фотографируйте пластину пока она не оказалась в руках цепких ученых. Тогда Вы ее точно больше не увидите.
Учитель физики то держал  пластину перед собой, то поднимал ее вверх, радуясь, как ребенок, повышенному вниманию к своей персоне.
Отец сел в автомобиль и он лихо помчал к дому, по которому Катя, не бывавшая раньше так долго вдалеке от родителей, сильно соскучилась. За обедом отец с матерью с умилением смотрели на свою дочь и пытались понять, как их хрупкая, маленькая девочка могла летать беззаботно по воздуху.
-      Катя, скажи нам, пожалуйста, это правда что говорят о твоих полетах? – с нескрываемым любопытством спросил отец, поправляя сползшие на переносицу очки, когда девочка закончила кушать.
-      Ну, не совсем, — подойдя к родителям и обняв их, ответила Катя. – Не о полетах, а всего лишь один небольшой полет. Я честно и сама не поняла, как это у меня получилось.
-      Доченька, то есть, один раз полетав, ты больше не поднималась в воздух? – поинтересовалась мать, облегченно вздохнув.
-      Конечно  же нет, я взяла в руки светящуюся пластину и вдруг полетела. После этого даже на сантиметр я не поднималась вверх  и не пробовала это сделать снова, – с улыбкой подтвердила Катя и крепко поцеловала мать в щеку.
-      Давай, Катя, как говорит мой начальник, проведем научный эксперимент. Вспомни свои ощущения во время полета и что ты делала в этот момент. Может случиться чудо и ты снова полетишь, – протянув указательный палец вверх, сказал отец.
-      Вот еще не хватало, чтобы мой ребенок летал. Она и без этого умная и красивая девочка. Что за глупости вечно приходят в твою ученую голову, — возразила мать и, насупив брови, ясно дала понять, что ребенок это не предмет для опасных экспериментов.
И пока родители разбирались в своей правоте, Катя пыталась вспомнить: какие же ощущения возникали у нее в полете. Неожиданно всё тело стало будто невесомым и Катя поплыла к потолку, попутно задев висящую люстру. Родители замерли в оторопи и удивленными глазами смотрели на воздушные пируэты, которые вытворяла их дочь, летая по кухне.
-      Ну вот, — возмутилась мать, обращаясь с отповедью к отцу, растянувшемуся в блаженной улыбке, – добился своего, ученый. Что же по-твоему делать?
-      Ничего страшного, — ответил он как ни в чём не бывало, не переставая следить за воздушными перемещениями дочери, — Оденем шапочку с ушками, сошьём черный плащ и будет у нас свой Бэтмен.
-      В этом случае в сумасшедшем доме поселимся все вместе. Мне не до шуток, — тоном не терпящим возражений, заявила мать. Ее терпению уже подходил конец, а испытывать его дальше ни у кого не было желания, — Прекратите безобразие!
-      Хорошо, хорошо, — согласился отец и, взяв Катю за руки, усадил ее обратно на стул.
 
Глава третья.
 
Прошло уже несколько месяцев, в течение которых Катя дала несколько интервью, сфотографировалась на обложки многих журналов, и интерес, чему немало радовалась и Катя и ее родители, к ней стал спадать. Еще иногда в школе ученики или какой-нибудь случайный прохожий, узнавший в ней девочку с обложки, просили дать автограф, но уже никто не показывал ей пальцем в след крича: «летающая девочка». Проведенные знаменитыми учеными исследования девочки не показали никаких отклонений от развития обычного ребенка и, посчитав это всего лишь временными  явлениями, вызванными прикосновением к инопланетному предмету, доктора больше не тревожили их семью. Гораздо больший интерес у ученых вызвала пластина, найденная на месте падения метеорита, исследованием, которой они и занялись.
Дела в школе налаживались и Катя уже почти забыв свое зимнее приключение, полностью окунулась в учебу. Единственным, но очень неприятным обстоятельством в школе было то, что Максим, учившийся с ней в классе,  постоянно дразнил Катю подбегая к ней на переменах и выкрикивая обидную считалочку:
«Катя, Катя, ветерок,
И летишь ты поперек.
Мимо елок, мимо сосен,
Только в сторону сносит».
Злость, кипевшая в нем за то, что Катя нашла эту удивительную пластину, а не он, заставляла толстого и неуклюжего Максима выкрикивать обидные слова. После чего он со всех ног убегал от нее, с таким топотом и грохотом, словно стадо слонов, выпустили из загона. Катя намеревалась несколько раз догнать этого мерзкого мальчишку, тем более сделать это было проще некуда, и надавать ему по первое число. Отец, услышав от Кати рассказ про этого вредину, посоветовал ей не обращать на него внимание, пообещав, что скоро Максим отстанет, когда увидит что никому нет до него дела. Катя послушно выполняла наставления отца, но однажды случилось непредвиденное.
На уроке истории, когда все дети послушно слушали рассказ учителя о свершениях Юлия Цезаря, Максим специально пересевший за парту сразу за Катей, дернул ее за косичку и опять пробормотал обидную считалочку.  Катя не могла стерпеть такого издевательского отношения и, с гневом взглянув на противного толстяка,  произнесла: «Чтоб ты улетел».
В тот же миг пухлое тело мальчишки, обретя невесомость, вознеслось к потолку. Весь класс, увидев эту картину, весело рассмеялся и ученики стали перешептываться, тыкая пальцами в сторону, где висел Максим. Только ему в эту минуту было не до смеха, прилипнув к потолку, он, как заправская муха, стал перебирать по нему руками и ногами, направляясь в сторону доски, у которой стояла в немом недоумении учительница. Провисев еще несколько минут на потолке, пока его не сняли с помощью принесенной учителем труда стремянки, Максим с побелевшим от страха лицом долго сидел на стуле, молча глядя в сторону Кати. Девочка в шутку пригрозила ему пальцем, и он крепко схватился за стул и не отпускал его до прихода своих родителей, насилу успокоивших мальчика.
Вечером Катю ждал неприятный разговор. А всё из-за того, что Максим рассказал о случившемся своим родителям и они тотчас прибежали к директору школы с требованием навести порядок в пятом «А».  Отцу Кати  долго пришлось выслушивать нудные рассуждения директора о плохом воспитании современной молодежи. Кое-как замяв неприятный конфликт и пообещав строго поговорить с дочерью, отец попросил директора не предавать огласке это нежелательное происшествие. Девочка и так устала от внимания к своей персоне журналистов и ученых, и новая череда всех этих интервью и исследований могла очень негативно отразиться на ее психике. Директор согласилась — ей самой порядком надоело излишнее внимание журналистов к школе. Понятное дело, что после часовых нотации директора у Катиных родителей настроение было наихудшее.
Сев за обеденный стол всей семьей, отец нервно мял в руках свежую прессу, размышляя с чего начать разговор. Отложив смятую газету в сторону, он посмотрел на недовольную жену, ждущую первых слов от него, как от главы семьи, потом глянул на дочь и произнес.
— Катя, сегодняшнее событие нас с мамой неприятно потрясло. Я еще понимаю, когда всякие там штуки выкидывают мальчишки, у них это на роду написано. Но от тебя, я честно, этого не ожидал. Как могла ты – воспитанная девочка из интеллигентной семьи заставить мальчика болтаться под потолком. Это выходит за все рамки. К сожалению, я буду вынужден тебя наказать и следующее воскресенье ты проведешь дома вместо прогулки по зоопарку. Надеюсь, ты поймешь всю тяжесть совершенного и больше этого не повториться. – Отец, закончив свой длинный монолог, посмотрел на маму и та покачала головой, соглашаясь с его словами.
— Мы с папой не перестали любить тебя, деточка, — сглаживая строгие слова отца, сказала мать, – Но ты и нас пойми. А если бы что-то случилось с Максимом, мы бы себе никогда этого не простили. Надеюсь, что эти безобразия с полетами наконец прекратятся. Хватит на сегодня разговоров, я вижу ты устала. Иди спать, а нам с папой еще надо поговорить.
Катя грустно выдохнула и, понурив голову, отправилась в свою комнату.  Прослушанные нотации ни каким образом не способствовали крепкому сну и, пытаясь побороть бессонницу, девочка, взяв несколько журналов, принялась их перечитывать, стараясь хоть таким способом отвлечься от неприятных мыслей. Чтение ее увлекло настолько, что она и не заметила, как на будильнике, был уже второй час ночи.
— Вот это я зачиталась, — подумала Катя, глядя на часы. – Уже пора спать, а сон ни в одном глазу. Пойду хоть чаю выпью.
Тихонько встав из постели, чтобы ненароком не разбудить родителей, Катя выскользнула из спальни и вошла на кухню. За столом сидел маленький бородатый старичок, который весело болтал ножками, попивая чай и прикусывая вафлями.
 
Глава четвертая.
 
— Извините, а вы кто? – от удивления Катя еле произнесла эти слова.
Старичок в испуге посмотрел на Катю и закашлялся, поперхнувшись вафлей. Лицо его побраговело и он жестами стал показывать девочке, чтобы та ему помогла. Катя нежно похлопала его по спине.
-      Вот спасибо внученька. Признаться ты меня сильно напугала, — еле слышно пробормотал старичок, толи боясь разбудить Катиных родителей, толи еще не придя в себя после кашля. Надо сказать, что несмотря на большой возраст, кои выдавала большая борода и множество морщинок  усыпавших лицо дедушки, одет он был довольно моложаво. Светлые штанишки, которые по своей длине скорее относились к шортам, аляповатая рубашка усыпанная ромашками и аккуратненькие ботиночки смотрелись на нем не то чтобы несуразно, но как-то не вязались с образом пожилого человека.
-      Извините за вопрос и любопытство, — обратилась к нему Катя тоже шепотом. -  Но не могли бы вы представиться.
-      Почему же любопытство. Совершенно понятное желание. Признаться я бы тоже удивился, если бы на своей кухне увидел посреди ночи неизвестного старика, пьющего чай, — дедушка спрыгнул со стула, который был ему почти по плечо, и приподняв важно голову, представился. – Прошу любить и жаловать Порфирий Феодосьевич, домовой в десятом поколении, чьи предки верой и правдой служили много веков местным жителям. Не примите мои слова за бахвальство, но и мои заслуги перед людьми всегда высоко ценились и признавались в наших кругах.
-      Очень рада видеть столь необычного гостя в нашем доме, — очень галантно и вежливо поприветствовала Катя старичка. – Вы, извините, постоянно у нас живете или прибыли к нам в гости?
Девочка первый раз так просто общалась с волшебным героем и старалась как можно больше узнать о нем. Старичка видимо это любопытство нисколько  не раздражало, а скорее наоборот даже льстило. Во всяком случае, его довольная физиономия говорила об этом.
-      Да нет, вы знаете давно прошли те времена, когда мы жили годами в одном доме, — дедушка разочарованно вздохнул и вновь вскарабкался на стул, – К сожалению, нынче таких домов, как в далекие времена, уже мало, а теперешние комнатки, которые вы называете противным словом «квартира» не подходят для нашего проживания. Ни тебе печки, ни тебе погреба, ни сундуков, ни баньки. Неправильно как-то вы живете — ни простора тебе, ни души в доме.
Порфирий Феодосьевич заметно погрустнел, охваченный воспоминаниями о прошедшем, пока  Катя, желая поддержать старичка, нежно не погладила его по плечу, вернув тому бодрость духа.
-      Не расстраивайтесь, дедушка, что поделаешь — цивилизация не стоит на месте. Мне и самой, честно говоря, не по душе наши клетушки, — Катя искренне сочувствовала старичку, понимая как сложно в его возрасте менять с годами устоявшийся уклад жизни. – Так всё же, что привело столь важного и занятого гостя в наш дом?
-       По правде сказать, я бы сам никогда не решился показываться тебе на глаза, — старичок заметно посерьезнел и подозвал рукой девочку подойти поближе. – Понимаешь в чем дело. То, что происходит с тобой в последнее время, немало заинтересовало кое-кого в нашем мире. К сожалению, не могу открыть тебе имя, но могу сказать одно — тебе обязательно нужно с ним встретиться.
-      Чем же я могу быть интересна волшебникам? — удивилась Катя, впервые за все время разговора перейдя с шепота на громкую речь.
-      Тихо, а не то разбудишь родителей, — пробормотал Порфирий Феодосьевич, встревожено озираясь по сторонам и прислушиваясь. – Ты пока, Катя, не совсем поняла какая сила заключена в тебе и зачем она дана. Вот поэтому с тобой и хотят повстречаться и объяснить как эту силу не потерять, а приумножить.
Старичок  деловито поднял указательный палец вверх, показывая Кате, что его слова это не пустой звук, а даже очень серьезное  и важное.
-      Многое мне конечно непонятно, но каким образом я смогу встретиться с тем, кто расскажет о происходящем со мной, – Катя была уже заинтригована необычным предложением домового встретиться с настоящим волшебником или волшебницей, и все чаще задавалась мыслью: а не шутит ли таким образом старичок? Но решительный вид домового скорее говорил об обратном и сомнения девочки развеялись.
-      Не переживай, мне было важно получить твое согласие, а как эта встреча состоится  доложено не было. Поэтому не волнуйся и будь готова к сюрпризам. А по-другому у них волшебников и не бывает! — Порфирий Феодосьевич довольный спрыгнул со стула и лихо растаял в воздухе легким дымком.
-      Вот так дела, — только и смогла произнести Катя и завороженная опустилась на стул, занятый мгновениями назад необычным визитёром.
 
Глава пятая.
 
В один погожий летний выходной день, когда лишь ленивый сидит дома, Катя с родителями собрались за грибами, коих росло неимоверное количество в окрестных лесах. Найдя опушку, которая по опытному взгляду отца, должна была сулить не менее пяти ведер, они разбрелись в разные стороны. Катя, отойдя на несколько метров от родителей, натолкнулась на целую кучу груздей, растущих вдоль тропинки, ведущей в лес.
-      Мама, папа, идите сюда, здесь так много грибов, — кликнула Катя, ловко срезая грибы с ножки и складывая в корзинку.
-      Доченька, собирай сама. У нас здесь их тоже очень много, — откликнулись родители, увлеченные сбором грибов, — да смотри, далеко не уходи. Если, что сразу аукайся, мы сразу откликнемся.
Катя продолжала срезать грибы,  складывать их в корзинку и не заметила как углубилась в самую чащу леса. И чем дальше она уходила в лес, тем чаще и больше стали появляться  грибы, да не какие-нибудь сыроежки или лисички, а самые настоящие крепкие белые грибы – гордость любого грибника. Лукошко уже было почти полным и с каждым новым грибом, попавшим в него, нести было всё труднее. Поставив отяжелевшее лукошко на пенек, Катя решила передохнуть и отведать земляники, чьи кусты в большом количестве были рассеяны по полянке. Увлекшись сбором ягод, девочка и не заметила, как к лукошку подкралась огненно-рыжая лисица и схватив его в зубы бросилась наутёк. Услышав шум, Катя обернулась и, увидев воровку, бросилась за ней вслед. На удивление, лисичка, несмотря на тяжесть лукошка, быстро утекала от погони всё дальше и дальше, заводя девочку вглубь леса. Достигнув древнего дуба лисица юркнула  в его расщелину, на прощание нагло махнув хвостом, как бы говоря: «И не от таких уходили».
-      Ну уж нет, ты от меня так просто не уйдешь, — вскрикнула в сердцах Катя и, вооружившись палкой, зашла в расщелину  дуба. Выйдя с обратной стороны дерева, девочка с изумлением увидела, что лес внезапно переменился: березы сменились на вековые ели, сразу стало темнее из-за их ветвистых крон, укрывших  землю от солнечного света, птицы так легко распевавшие свои ранние песни вдруг разом замолкли и над лесом повисла гнетущая тишина. Девочка в страхе стала оглядываться, пытаясь вспомнить с какой стороны она пришла, но все вокруг было таким незнакомым и пугающим.
-      Ау, люди, вы где? Кто-нибудь отзовитесь. Мама, папа, вы где? Ау! — громко позвала Катя, но попытка докричаться до родителей или хотя бы до какого-нибудь человека не принесла успеха и на ее громкий зов откликнулось лишь гулкое эхо.
Пристально оглянувшись по сторонам, Катя увидела невдалеке свою обидчицу, которая  калачиком легла на лукошко и пронзительно рассматривала девочку, как ни в чем ни бывало. 
— Ах, вот ты где! Ну подожди, я тебя все равно догоню, — Наглость рыжей воровки не знала границ и забыв про свой страх, девочка вновь устремилась за лисицей, стремительно убегающей от нее наутёк с лукошком в зубах.
Густой лес постепенно стал редеть и девочка оказалась на светлой полянке усыпанной ромашками, от белого цвета которых аж зарябило в глазах. Приглядевшись внимательно, девочка увидела на краю опушки бревенчатое строение, подпертое снизу какими-то тонкими палками. К этой избушке и бросилась лиса, видимо рассчитывая на чью-то помощь или надеясь спрятаться в  ней. Бросив лукошко у порога, рыжая воровка принялась крутиться волчком.
-      Ну точно бешенная, — глядя на безумное кружение своей обидчицы, пробормотала девочка, подходя к домику, и еще сильнее сжала палку в руках, готовясь дать отпор любому кто посмеет помешать обратно забрать свои грибы и лукошко.
Лисица же, не переставая крутиться как юла, становилась все больше и больше, пока вместо рыжей воровки не появился маленький сутуленький  мужичок в лохматой шкуре, ушами, напоминающими  лисьи, и лицом, отдаленно схожим с медвежьим.
-      Этого только мне не хватало, — пробормотала Катя и со всех сил кинула палку в невесть откуда взявшегося бедолагу, который взвыл от удара и упал как подкошенный.
Его дикий вопль звоном разлетелся по окрестным лесам, пугая птиц, стаей взлетевших в небо и пугливо осматривающихся в поисках опасности. Избушка, как бы это не показалось странным, тоже не осталась в стороне и вздрогнув, принялась приседать на палках, оказавшихся куриными ногами. В избушке что-то загремело, зазвенело и в дверь кубарем выкатилась старушка, что-то бессвязно выкрикивая. Лишь, когда бабулька шмякнулась на землю, избушка притихла и, извиняясь за случившееся, скромно присела на ножки и затихла.
-      Вот ты, старая развалина. Что же ты творишь? Дождешься у меня — сдам в утиль, а себе новую избу сострою, — Прокряхтела бабушка, кляня убогое строение на чём белый свет стоит и с трудом вставая на ноги. Катя, видя такое дело, не осталась безучастной и, подбежав к, потиравшей бок, бабульке помогла ей встать.
-      Вот ты ж погляди, растудыть ее в качель. Совсем старая ополоумела. Это кто же так орал, как очумелый, что моя изба чуть со страху не развалилась? – обратилась, пришедшая в себя после падения, старушка к Кате.
Мужичок, услышав знакомый голос, сразу очнулся  и, кивая в сторону Кати, с досадой проревел.
— Это все она, разбойница! Где ж
 
 
е это видано, чтобы в леших палками кидали. Я такого отношения не потерплю.
Катю эти слова глубоко обидели и, сжав руки в кулаки, она поднесла их под нос неудачливого вора.
— Зачем ты чужие вещи воруешь, а потом еще жалуешься. Да я за тобой уже весь лес обегала. Наглый какой нашелся, обидели его напрасно.
-      Что же ты и в правду, Тимоша, не мог лучше ничего придумать, как лукошко умыкнуть, — бабушка наклонилась к лешему и, поглаживая его по голове, успокаивала нежными словами, — Ты сам подумай, тебе было бы приятно, если у тебя что-нибудь забрали. Вот и девочка осерчала, ты уж на нее зла не держи. Хорошая, да и пригожая, как я посмотрю.
-      Как же мне было ее в лес завести, да еще за собой позвать, — оправдывался леший, потирая ушибленный бок, — Если бы я так ей в лесу явился, упала бы без чувств, а мне ее через весь лес тащить на себе. Нет уж спасибо, как вышло, так вышло. Мы академиев там всяких не кончали, премудростям разным не обучены.
Пока старушка вела неспешный разговор с лешим Катя пристально рассматривала ее. Лицо бабушки украшал большой крючковатый нос, который придавал ей несколько зловещий вид. Одета же она была очень опрятно: в сером платке, повязанном на голове, в расшитой бисером рубахе и домотканной юбке — панёве.
-      Доброго вам утречка, гостья дорогая, вы уж простите его, лесной он все-таки, — обратилась старушка к Кате, прихорашиваясь и постоянно поправляя платок, сползающий ей на глаза, -  давненько ни захаживали ко мне гостюшки. Что ты замерла, будто Кот-Баюн тебя околдовал, Бабу-Ягу никогда не видела что ли. Ну что за молодая поросль пошла, ни сказок не читают, ни преданий старинных не слыхивали. Заходи ко мне в дом, я уже и угощеньеце приготовила. И ты Тимоша заходи, тебе то я завсегда рада.
Катя недоверчиво посмотрела на старушку и, растерянно покачав головой, сказала.
— А вы меня бабушка не съедите? Я читала, что путников то вы приваживаете, а потом в печку сажаете. Мне как-то на обед вам попасть не охота.
-      Ты ж погляди, что сказки с людьми делают. Прям каким-то людоедом меня выставили. Да разве ж я — седая старушка кого обижу. Ты сказкам то не сильно верь, понапишут всякого, наведут тень на плетень. Потом и перед людьми стыдно. В сказках то от силы половина правда, а остальное враки. Ну и что так будем балакать или все-таки в дом войдешь.
Девочка, подумав, что и на самом деле, какая может быть беда от старой одинокой бабушки, махнула рукой.
Баба-Яга топнула ногой по земле и прикрикнула: «Ну-ка избушка присядь, дабы моей гостье не бить ножки нежные, лазая по ступенькам».
Избушка покачнулась, ножки присели и опустили порог вровень с землей.
-      Проходи, проходи, гостья дорогая. Ты сильно не пужайся, старая я стала, некогда одной за всем управиться, — пригласила Баба-Яга в избушку, широко отворяя дверь.
Леший оказался проворнее девочки и, проскочив вперед ее, уселся на свое облюбованное место у печки, ожидая угощения. Зайдя в темную избу, Катя пока глаза не привыкли к полумгле, споткнулась об ступу и чуть не упала на пол.
— Ну вот, едва пожаловала, а уже начала греметь, — раздалось недовольное бормотание откуда-то сверху.
-      Ладно тебе, Прасковья, на гостей то покрикивать, — Баба-Яга погрозила в сторону угла пальцем и пояснила Кате. – Не обращай внимания, это сова моя, Прасковья. Мудрая, но ужасно болтливая. Сейчас я найду свечечку, а то темень хоть глаз выколи. Оконца сажей накоптились, а помыть всё руки не доходят. Ты часом не видала свечку, болтунья, а то после этих приплясов теперь всё вверх дном.
-      Ты бы, бабуля, за собой последила, — ответила ей надоедливая сова и, обидевшись на слова горькие, громко ухнула.
-      Да вот она лежит, — протянул, валявшуюся в углу, свечку радостный леший, довольный тем, что смог услужить Баба-Яге.
-      Ты пока, отдохни, — присаживая на бревно девочку, молвила Баба-Яга и принялась разжигать огарочек свечи, от которого в избе сразу стало светло и уютно, — а я пока пироги допеку. Водяной, давече, захаживал, так полное лукошко рыбы мне принес. Оглянуться не успеешь будут пироги с рыбой уже готовые.
Баба-Яга хозяйничала у растопленной печки, из которой пахнуло чем-то вкусным, и, забравшись на приступок за противнем, загремела посудой. По полу покатились чугунки со сковородками. Подав бабушке  свалившуюся утварь, Катя подошла к полочкам и стала любоваться выставленными на них хозяйскими склянками и коробочками.
-      Я одного не пойму, как я у вас очутилась. Ни разу не слыхала, что под Новосибирском избушка Баба-Яги находиться, — поинтересовалась девочка, рассматривая избушку, набитую всяким волшебным барахлом, покрытым толстым слоем пыли.
-      Ты многого еще не ведаешь, но это не значит, что этого и в природе нет, — сова, не вытерпев беседы без ее участия, подлетела к столу и стала важно прогуливаться перед гостьей.
-      Это у вас — у человеков всякие города, а мы про них слыхом не слыхивали. У нас здесь свои царства. Тридевятое, три десятое, да и других великое множество. А привел тебя леший. Колдун тот еще, как заведет кого в лес дремучий, кого в топь зыбучую, а потом люди и маются, — ответила Баба-Яга, выкладывая на противень большой пирог.
Леший довольно закивал головой, с надеждой вглядываясь в печку и облизываясь в ожидании вкусностей.
В голове Кати не укладывалась мысль о том, что где-то поблизости, в каких-то нескольких километрах от большого города еще есть заповедные места, обитатели которых мягко говоря не совсем обычные. Новые впечатления заставили на время позабыть о родителях и их переживаниях, связанных с потерей дочери.
«Да не такая уж она и старая», — подумала Катя, рассматривая Баба-Ягу: «И на злую ведьму не очень-то похожа. Очень даже милая старушка». 
-      А что у вас здесь, и Кощей есть, и Змей Горыныч, — спросила девочка, прохаживаясь по избушке.
-      Кого тут только нет. И Кощеюшка бедненький, уж который год в подземелье сиживает. И Змеюшка-Горыныч пролетает изредка — к нам в гости захаживает. А уж леших, водяных, кикимор да русалок с другими мелкими тварями имеется немереное множество. Бабка их постоянно приваживает, надоели уже со своими расспросами. Ты им то расскажи, то им поведай, как будто я сказочник, а не птица, — возмутилась сова и стала громко бить крыльями.
-      Успокойся, Прасковья, а не то на улицу выпровожу. Вечно ты чем-то недовольна, лучше бы слетала да Василису позвала. Она уже и не чаяла Катюшеньку увидеть, — обратилась к сове Баба-Яга, ловко орудуя ухватом у печки.
-      Ну раз здесь я никого не интересую, полечу к любимице своей. Уж она меня всегда привечает, не то, что некоторые, — ответила сова и, расправив крылья, вылетела в открытое окно. 
-      Какой же Кощей бедный? Вон он, сколько людей почем зря погубил, — возразила Катя, подошедшая к лешему, и погладила его за ухом, отчего он нежно замурлыкал и принялся ласкаться к девочке. Обида  и злость на него уже пропали и Кате даже было неудобно, что она так поступила с волшебным созданием.
-      Это у вас, у людей, зло оно и есть – зло, добро — это добро. А у нас не всё так просто. Ну заморят они Кощея голодной смертью, а опосля: как сказки писать, как богатырям показывать свою удаль молодецкую, как подвиги ратные совершать. Вот и про меня, сколько небылиц порассказывали. И дескать, всяким чудищам помогаю, а что Ивана-царевича от неминуемой гибели спасла, что Василису приголубила. Про это мало кто писывал. Да и ладно, хватит лясы точить, садись-ка за стол, сейчас  будем пробовать, что я там напекла. Как говориться: «напой, накорми, а после вестей поспроси». Умыться можешь из того ковшичка, а я пока на стол накрою.
Катя подошла в угол избушки, где стоял ковшик, и прочла на нем: «Живая вода».
— Бабушка, здесь написано «живая вода», точно умываться из него, — уточнила на всякий случай Катя.
— Да там живой воды, почитай, лет триста нет. Мертвой вдоволь сберегла, да в ней надобность невелика. Как на Руси гутарят: мертвой водой окропить — плоть и мясо срастаются, живой водой окропить — мертвый оживает. С тех пор, как я Ивану-царевичу всю живую водицу споила, всё времени нет, сходить набрать еще. Далековато за ней топать: за тридевять земель в тридевятое царство, а на ступе я давненько не летала. Побаиваться высоты стала, видимо от старости, – Старушка присела на край брёвнышка и тяжко вздохнула. Глаза ее стали на миг печальные и выразили такую бездну одиночества, что девочке стало искренне жаль бабушку, — Племянница всё в делах своих, некогда даже тетку забежать проведать, сильно занятая стала. Уж годков семь, как ее не видала. Одна надёжа на серого волка, глядишь заскочит в гости к бабушке да и водички волшебной принесет, если память не подведёт его попросить.
Баба-Яга смахнула тряпочкой пыль со стола и постелила скатерть, выкрашенную яркими узорами. Достав из печки противень, старуха нарезала пирог на куски и положила их на большую тарелку.
— А пить мы будем с тобой медовый квас. Это мне Василисушка, красавица и умница моя, приготовила. Наказала мне: как придет гость дорогой, потчивай его этим кваском и усталость и хворотьбу всякую прогоняет.
Девочка, присев на сооружение из досок, отдаленно напоминающих лавку, взяла кусок пирога и с удовольствием стала кушать. Не теряя ни мгновения, в ногах Баба-Яги оказался леший, предано смотря ей в глаза и ласкаясь о подол юбки, стал выпрашивать для себя кусочек.
— Угощайся, мой любимчик, как же я про тебя забуду, моего драгоценного, — бабушка протянула ему большой кусок, который он жадно принялся  жевать.
-      Чудный пирог, да вы и хозяйка еще отличная. Вкуснее никогда не пробовала, — поблагодарила Катя старушку, которая любовалась своими гостями, уплетавшими за обе щеки её угощение.
-      Спасибо за слова ласковые. Угодила, значит гостье дорогой. Скоро уж и Василиса пожалует, на тебя больно хочет полюбоваться. Моя красавица на все земли окрестные умом славиться: и язык звериный понимает, и птичьи разговоры, а сколько заговоров знает и не перечесть. Что душе угодно — может наворожить.
-      Не уж то настоящая волшебница, — удивилась Катя, услыхав слова бабкины. Девочке самой страсть, как захотелось встретиться с настоящей чародейкой.
-      Самая правдишная, можешь не сомневаться. Мы о тебе от домового Филлипыча услыхали, всякие чудеса про тебя гораживал. Мы уж и не знаем где быль, а  где кривда. Ну, с этим мы позжее разберемся, а пока кушай.
-      Так это значит домовой к вам звал? — чуть не поперхнувшись куском пирога от удивления, поинтересовалась Катя.
-      Не ко мне, а к Василисе. Всё-таки она его надоумила. Как услышала о чудесах, которые ты выделываешь, сразу его попросила тебя в гости пригласить. В каждом приличном доме есть свой домовой. Нет его лишь там — где хозяева злые, да неприветливые. Сторониться он таких людей. А у вас в доме, как он говаривал и чистота, и о нем постоянно заботятся. То ватрушку на ночь оставляют, то супчика.
Катя вспомнила, как несколько раз заходя на кухню, не могла найти оставленных сладостей, хотя точно помнила, что перед сном, клала их на стол. Раньше она думала, что это родители заботливо убирают всё со стола, но сейчас поняла — чьих рук это дело.
Закончив с трапезой, Катя помогла убрать бабушке со стола и попросила тряпку и воды, чтобы помочь убраться в доме. Подметя пол старой метелкой, гостья бережно протерла все полки, на которых скопилось немало грязи, вымыла почерневшие оконца. В избе сразу стало светло и уютно. Радостная Баба-Яга полезла в старый сундук, хранивший немало ненужного барахла, чтобы навести и там порядок.
-      Так сапоги-скороходы, хоть они и прохудились, еще сгодятся для добрых дел. Скатерть-самобранка еще цела-целехонька, — перекладывая вещи в сундуке, приговаривала старуха, — а вот эту вещицу в благодарность за твою заботу я тебе подарю.
Достав из сундука пыльную палку, Баба-Яга бережно протянула ее девочке.
-      Это не обычная веточка, а палочка сделанная из волшебного дерева, растущего за семью морями на острове Буяне. Мне ее мальчик с пальчик подарил, когда в гости захаживал. Взмахнув палочкой, можно погрузить в сон любого. А чтобы проснулся — надобно сызнова махнуть. Держи, тебе она может пригодиться, а то здесь без нужды лишь пыль собирает.
 
Глава шестая.
 
— Да где же это Василисушка запропастилась? А вон и Прасковья летит, скоро верно и любимица моя пожалует, — обрадовавшись, вскинула руки бабушки и принялась поправлять платок, готовясь встретить долгожданную гостью во всей красе.
— Беда, беда, — прокричала сова, залетев словно очумелая в окно и кружась по избушке.
— Да успокойся наконец! Объясни, что случилось, а то разухалась — ничего не поймешь, — возмутилась Баба-Яга, крутя головой вслед за летающей по избушке сове, — Сядь же наконец! У меня уже голова кругом от тебя, несносная птица.
Прасковьи наконец поняла, что терпение у Баба-Яги не бесконечное и, дабы не нарваться на неприятности, сова успокоилась и села на стол.
— Беда, бабушка, Василиса и Иван – Царевич спят беспробудным сном, — завопила сова несчастным голосом, — вся прислуга с ног сбилась, никто разбудить не может. И водой поливают, и над ухом орут, что только не делали – спят и все тут.
— Ай-ай-ай, что же это делается, да как же это? – Баба-Яга была сильно обескуражена такой неприятной вестью и, сев за стол, принялась обдумывать чем можно помочь спящему царю и его супруге. После длительного раздумья и постукивания костяшками пальцев по столу, старушка, что-то вспомнив, кинулась к кадке, стоящей в углу, и, кинув туда щепотку красного порошка из маленького ларца, принялась помелом вести по воде:
«Расступись вода студеная,
Разгорись трава зеленая,
Покажи что изменилось,
В нашем царстве приключилось».
Дым, валивший из кадки, расступился, вода побелела и на ней появился ясный вид того, что происходило нынче в царстве Ивана-Царевича.     
«Царские слуги и дворовая челядь дудели в трубы, били в литавры, стреляли из пушек – все было бесполезно: спали сладким сном Василисушка и её супружник.  Пригласили бабушек, которые сглаз снимают да заговоры разные знают, да и они помочь не могут».
Вдруг кадка задрожала, вода на миг потемнела и опять стала белесой. На ней проступил другой белокаменный дворец, с  красивыми круглыми башенками, резными бойницами и высокой стеной.
-      Да это же чертоги царские Еремея! — воскликнула Баба-Яга, — Ты что, посудина, из ума выжила, зачем его кажешь? Иль у него тоже в державе неладно?
Кадка, отвечая на вопрос старушки, перенесла вид на тронные палаты.
«В огромной палате, стены которой  были причудливо разрисованы яркими цветами и орнаментами, толпился народ. Набились палаты битком и каждый старался пролезть поближе к стене, у которой стоял величественный трон, украшенный камнями драгоценными. Оглядывая столпотворение ненавистным взглядом, на престоле восседал Кощей Бессмертный, сжимая в руках символы царской власти – скипетр да державу. Довольная ухмылка не сходила с его лица и лишь изредка перешептываясь со своими содружениками, стоящими по бокам от трона, он грозно отдавал приказы, размахивая скипетром.
Удостоверясь, что зал больше не в силах вместить народ, Кощей вальяжно развалился на троне и начал свою речь:
-      Мерзкие людишки, ненавидящие меня и моих слуг, наконец пришел и мой черёд радоваться. С сегодняшнего утра и во веки веков вашим царем становлюсь я! Впредь любое упоминание при мне Еремея будет караться лютой смертью. Запомните и передайте всем, что Кощей Бессмертный отныне государь земель русских. И пусть готовятся к войне соседние царства-государства. Я не буду отсиживаться во дворце, как ваш трусливый и жалкий Еремей. Собрав войско, пройдусь по землям русским палицей огненной, растопчу деревни и села. Будут знать впредь, как Кощея Бессмертного и Могучего в темницах морить. Приказание моё таково: всем холопам бросить пахоту и другие бесполезные дела и ковать оружие, много оружия. А кто супротив меня пойдет — голову сложит на плахе. Ступайте прочь и побыстрее, я ждать не люблю. Куйте мечи, луки, стрелы, скоро моя орда соберётся.
Кощей встал с трона и со всех сил топнул ногой, так что своды дворца задрожали. Народ в страхе хлынул в двери, беспорядочно давя друг друга и переступая через упавших. Любуясь картиной из обезумевших от ужаса людей, Кощей обратился к своим соратникам: безобразным упырям, страшным вурдалакам и ненавистным оборотням.
-      Слуги мои, разнесите по всем царствам призыв ко всякой нечисти, проклинаемой и гонимой людишками, собраться в моем дворце для войны кровавой и беспощадной. Пора всем узнать — кто хозяин земли русской.
Тотчас разбежались слуги кощеевы из чертогов царских по всей земле, призывая нечистую силу лесов, болот и рек собраться под черное знамя душегубца. И потянулось со всех краев в царство злодейское бесчисленное множество погани, готовое посчитаться с людьми за все обиды».
-      Святы, святы, как же это случилось? — заохала Баба-Яга, чуть не плача, и схватилась за голову обеими руками, — Кто же додумался Кощея из подземелья вызволить? Горе то какое для земли русской. Супостат окаянный пожжет всё, и детишек малых не пожалеет, чтоб ему пусто было.
 
Глава седьмая.
 
Кощей тем часом подозвал к себе поближе, опасаясь как бы никто не услышал их беседу, своих ближайших и верных слуг. Надо признаться вид у них был неважный. Времена, когда они прятались от людей по глухим лесам и весям, не обошли их стороной. Одежда на них была истрепанная и грязная, лица потемневшие то ли от солнца, то ли от грязи, и взгляд измученный и усталый. Одним из слуг был изрядно полный мужчина с отвислой бородой и усами, при беседе постоянно присвистывавший и бегло озирающийся по сторонам. Оставшимися слугами были три  женщины. Одна из них выделялась наличием всего одного глаза, который постоянно был на выкате, как будто чему-то искренне удивляясь. Другая женщина была настолько заросшая тиной и болотной травой, что лишь лицо изредка высовывавшееся сквозь эти заросли, выдавало ее женский облик. Последняя из прислужниц Кощея была так похожа на Баба-Ягу, что Катя, оторвав взгляд от кадки, лишний раз удостоверилась, что бабушка стоит рядом с ней.
Баба-Яга вгляделась в картинку на воде и медленно прошептала.
-      Так вот ты чем занималась, племянница дорогая. Вот так ты отплатила за доброту и ласку мою. Вся в мать пошла, окаянная. Что сестрица моя — злобная старуха, до дней своих последних пакости всякие делала, так и ты научилась от нее мерзости и гадости.
-      Так это племянница ваша? — спросила у нее Катя, решив удостовериться своей догадке.
-      Она, кто же еще, — ответила бабушка, сплюнув с горечью на пол, – Я ведь её совсем другому учила, просила быть добрее и ласковее с людьми. Матери ее как ни стало, она у меня почитай лет десять прожила. И кормила её, и поила, и как к своей дочери относилась, а она поди — всё лишь гадости  на уме.
-      Вот так урок тебе будет. Коли от волка родился, никогда козлёночком не станет, — поучительно пробормотала Прасковья, сидя на плече старушки, – Ты себя вспомни в ее возрасте — сколько пакостей людям сделала, пока к старости за ум не взялась. Говорила я тебе, не поваживай её, а ты помнишь, что говорила: ничего, излишняя доброта никому помехой не была. Вот и доигрались.
-      Помолчи уж, — прервала долгий монолог совы расстроенная Баба-Яга. – И без тебя на душе тошно, еще ты давай посильнее бабке поднасоли.
«Кощей обвел взглядом тронный зал, желая знать, что здесь, кроме него и верных слуг, никого нет и начал речь.
-      Слуги мои верные, пока сила нечистая собирается да оружие куется, нужно и нам  подготовиться, как следует. Ты, Соловушка разудалый, свой свит зазря не трать, пойди-ка в царство Ивана-Царевича да попужай, как следует местный люд, чтоб от одного токмо вида моей орды им боязно было. Норови мосты да переправы через реки разрушать. Мельницы, кузни  не забывай с землей сравнивать. Ни к чему нам отпор отчаянный. Голодные да без оружия к нам на поклон не только пойдут, а побегут — аж пятки сверкать будут.  Ты же, кикиморочка, со своей водяной гадостью намути в реках, озерах, колодцах соседних царств так, чтобы не испить, ни еды приготовить с той водицы нельзя было.  Пусть привыкают в страхе да в голоде поживать. Лихо Одноглазое, тебе наказ такой будет: всадников каких не встретишь из седла выбивай, обозы торговые разоряй. Чтобы не одна  душа не знала, что твориться в соседних царствах-государствах. В одиночку они слабее будут супротив моего войска. Уразумели мой приказ?
-      Владыка мой, — робко обратился к нему Соловей–Разбойник, боясь разгневать Кощея, — А что делать коли богатыри явятся? У них, ты сам знаешь, разговор короткий: палицей по лбу и в темницу.
-      Не беспокойтесь, с богатырями уж как-нибудь разберемся, не до вас им будет, — Кощей довольно хмыкнул и взглянул на  племянницу Бабы-Яги. Та закивала головой, соглашаясь с извергом, загадочно улыбнувшись ему в ответ.
-      Ну, вы еще здесь? – прикрикнул супостат на своих слуг и тотчас помчались Соловей-Разбойник, Лихо-Одноглазое да Кикимора вон из дворца по земле русской творить пакости  да жестокости неимоверные.
-      Что ты мне поведаешь, Ягушечка? Удалось ли тебе наше коварство злодейское? – Кощей Бессмертный остался в тронном зале наедине с Ягой, которой был непомерно признателен за освобождение из оков тяжких. Злато и богатство сулимые ей за изволение Кощея из темницы Ягу не прельщали, более по душе ей было то, что с воцарением его на троне, она получала возможность пакостить и приносить несчастья без всякой боязни  и страха. Радовалась она и тому, что Кощей сделал ее своим личным советником, самым приближенным к себе из всей нечисти.
-      Удался, во славу удался Кощеюшка, – залебезила перед супостатом Яга, поправляя на нем корону то и дело скатывающуюся набок с лысой головы, — спят крепким  сном Иван-Царевич с Василисушкой, пробудить их не кто не может. Мается  челядь да всё без толку. Никто, акромя меня, не знает, как зелье приготовить, от которого проснуться они. Беда токмо одна: не смогла найти во дворце Ивановом, где он смерть вашу прячет. И закоулки все обшарила и выспрашивала, а всё без толку — никому Иван-Царевич не кажет — куда иглу припрятал.
-      Умница, Яга, ну уж коли Иван-Царевич спит, так и про смерть мою никому неведомо. В ком не сомневался, так это в тебе. Как ты всё умно подстроила: попросилась в помощники к стряпчему  Ивана-Царевича и незаметно подлила им сонного зелья, — похвалил Кощей, разомлевшую от теплых слов,   злодейку, — С богатырями когда справишься? Ждать уже нету сил. Если бы знала, как я зол на всех этих ничтожных и мерзких людишек, всех бы погубил да головы порубил.
-      Скоро, уже скоро. Отворотное зелье не просто делается, нужные мне травы лишь утречком кикимора с глубоких болот принесла, — успокоила его злодейка, смиренно покачивая головой и не смея  поднять глаз на лютого Кощея, – К вечерку будет готово и тотчас отправлюсь к ним. Вечером богатыри явятся на пир к Илье-Муромцу, а там уж моего отворотного зелья испробуют.  
-      Ну да ладно. Токмо поспешай, к утру должно быть сделано, – снисходительно махнул рукой Кощей, — Иди уже, у меня и без тебя дел много. Еще решить надо: какое из царств первым падет под ударом моего полчища. Да передай приказ своим деревянным истуканам: пусть во все глаза или, что там у них, Еремея сторожат. Коли сбежит царь — головы им своей не сносить.
-      Будут, непременно будут, можете не сомневаться великий владыка, — Яга  пятясь спиной, улизнула из тронного зала, где Кощей водя мечом по карте земли русской мечтал о порабощении все царств».  
 
Глава восьмая.
Все разом оторвали свой взгляд от кадки и уставились на Баба-Ягу, ожидая ее мудрых слов. Старушка же от всего увиденного и услышанного немного опешила и через некоторое время, обдумав разговор Кощея со своими слугами, прервала гнетущую тишину.
-      Ну, что же, надо спешить, пока моя племянница не натворила новых бед, — Баба-Яга подбоченилась, готовясь дать немедленный отпор врагам, — Значит так, срочно нужно лететь к Илье-Муромцу и предупредить его об опасности.  
-      Кто же полетит? – возразила ей Прасковья, — Ты уж триста лет метелку в руках не держала, ступа уже от старости того и гляди развалиться под тобой. А от меня и толк маленький, в прошлый то раз вообще прогнали со двора, даже выслушивать не стали.
-      Ты бы меньше языком трепала, да россказни и небылицы всякие про людей не болтала, — возмутилась Баба-Яга, от досады топнув ногой так, что леший аж крякнул от испуга, — От того тебе люди и не верят. Что же делать, кто же полетит?
Баба-Яга судорожно перебирала в уме всех обитателей волшебного царства, пока ее взгляд не остановился на Кате.
-      Внученька, выручай. Некому акромя тебя лететь, — принялась уговаривать девочку бабушка, вглядываясь в её глаза печальным взором, — Видишь какое несчастье на нас свалилось, выручай, родименькая.
-      Да я, бабушка, не против, — успокоила ее Катя готовая помочь несчастным жителям, переживая только об одном, — Как же мои родители, я ведь им не сказала и не предупредила, что к вам в гости пойду.
Если бы она знала, что путешествие, казавшееся ей увлекательным, обернется долгим и тяжелым испытанием. Всё это сейчас казалось всего лишь игрой и только позднее Катя поняла, как она ошибалась. От ее поступков и действий зависел не только успех задуманного Баба-Ягой, но и жизнь обитателей этого удивительного мира.
-      Не беспокойся, — повеселела Баба-Яга, услышав долгожданный ответ, — Расщелина в дубе, сквозь которую прошла в наше царство, возвращает тебя в то самое время, из которого ты пришла. Так что можешь не переживать, вернешься к родителям и не заметят они твоей пропажи.
-      Ну, хорошо, коли так, — Кате и самой хотелось бы повидать царства-государства и это вынужденное путешествие было очень кстати, — Куда лететь то? Дорогу я не знаю.
-      А это тебе болтунья моя подскажет, — промолвила Баба-яга, поглаживая сову, которая  осерчала на хозяйку за ее правдивые слова, — Надо же вас в дорогу дальнюю подготовить, лететь то туда не ближний свет, к вечеру должны управиться.
Бабушка подошла к сундуку и, недолго рыская средь вещей, достала запылившуюся скатерть.
-      Это вам пригодится, скатерть-самобранка. Как проголодаетесь, скажете заветные слова:
«Скатерть, скатерть, помоги,
Хлебом, солью накорми,
Ты накрой получше стол,
Чтобы голод наш прошел».
Тотчас на ней появятся всякие яства и кушанья, а как закончите трапезничать молвите:
«Мы тебя благодарим,
Просим сделать стол пустым».
Берегите её, вещица волшебная и очень мне дорога. Ну пора в путь, а не то племяшка моя ранее вас приспеет, тогда бед не оберёшься.
Выйдя из избушки Баба-Яга расцеловала напоследок Катю и даже леший ласково лизнул ее по щеке, напутствуя в дальний путь. Прасковья распушила свои перья и стрелой взмыла вверх, зовя за собой в небо девочку. Катя покрепче схватила скатерть и палочку и через мгновение была над землей рядом с совой.
-      Счастливого пути, Катюшенька! – кричала во всё горло Баба-Яга, прощаясь с путниками и утирая выступившие слезы платком, — Прасковья, не бросай ее и помогай коли что.
Катя полетела за болтливой совой и, обернувшись на мгновение, увидела  лишь две маленькие точки на земле.
 
Глава девятая.
 
Скоро сказка сказывается да нескоро дело делается. Летела Катюша через горы и равнины, через реки и овраги, через глубокие болота вслед за совой, а конца и края дремучему лесу видно не было.
-      Ты не устала  еще? — спросила её Прасковья, за все время полёта впервые обратившись к девочке. Видно бабкины слова сильно задели сову и теперь она, борясь с желанием поболтать, старалась молчать, — Может проголодалась?
-      Нет, спасибо, я не устала да и кушать пока не хочется, — Кате и в правду было не тяжело лететь, как ни странно, она даже ни капельки не устала, — Боюсь опоздать к богатырям. Как прилетим, так у них и покушаю.
-      Смотри, я птица, привыкшая к перелётам, — поддержала её сова, — Баба-Яга завсегда меня посылает с весточками то к Василисе, то Марье. А изредка просит слетать да вести разузнать.
-      Долго ли еще лететь? -  Катя уже начала сомневаться — правильно ли Прасковья выбрала путь.
-      Вон, видишь, высокие горы, вот как их перелетим — так и хоромы Ильи-Муромца увидим, — Прасковья чаще захлопала крыльями, ей и самой хотелось долететь побыстрее.
Вечер понемногу опускался на землю и солнце устало ложилось на покой за высокие горы. Катя летела и думала, как же все-таки здорово, что она оказалась в волшебной стране и поможет победить злого Кощея.  Вдруг она почувствовала, как стремительно теряет высоту и кроны огромных деревьев молниеносно приближаются к ней. Как Катя не старалась вернуться в небо, ничего не получалось и она со всего маху влетела в зеленый ковер из листьев. Упругие ветки больно хлестали по телу, сучья цепляясь рвали одежду и царапались. Катя, крича от страха и боли, неумолимо приближалась к земле и, упав на осыпанную иголками опушку, затихла.
Очнулась Катя от дикой боли, пронзившей ее тело и, открыв глаза, увидела перед собой заплаканную Прасковью.
— Девочка моя миленькая, как ты? – пробормотала сквозь слезы перепуганная не на шутку сова.
— Пока не знаю, — прошептала Катя и попробовала встать на ноги. Тело ломило так, что казалось руки и ноги принадлежат другому человеку. Посмотрев на себя, Катя увидела, что когда-то красивое платье  превратилось в жалкие лохмотья, а руки, ноги и вся спина были украшены огромными синяками и царапинами.
— Еще легко отделалась, — подвела неутешительный итог внешнему виду девочки сова, — с такой высоты упасть и уцелеть – это чудо. Я перепугалась не на шутку, думала — разбилась моя красавица.
— И не говори, Прасковья, повезло, – Катя взглянула на небо и  увидела лучики утреннего солнца, пробивающиеся сквозь кроны деревьев. Расстроившись не на шутку и чуть не плача, девочка спросила Прасковью, — Никак утро наступило? Пропал Илья-Муромец?
— Я тебе удивляюсь, едва пришла в себя, а уже про других волнуешься, — утирая слезы крылом, пробормотала сова, — всю ночь пролежала без чувств, лишь к утру и пробудилась. Я глаз не сомкнула, охраняя твой покой. А все из-за Лихо Одноглазого, черт бы её побрал, окаянную. Что же ты думаешь, по своей воле так чебурахнулась? Эта гадина тебя сглазила, будь она проклята.
— Опоздали, видно, мы к богатырям, сотворила Яга поди свое черное дело, — захныкала Катя, присоединяясь к сове в выражении печальных чувств.
-      Не расстраивайся, может и не успела еще, — Прасковья видя, что Катя чувствует себя лучше, успокоилась и изложила спутнице свой план дальнейших  передвижений, — Лихо убежало далеко, видно подумало, что покончила с тобой. Так что можно лететь не беспокоясь. Но на всякий случай пролетать будем низко и держись за мной. Я — птица глазастая, далече вижу, если опасность будет – я заухаю, а ты сразу спускайся к земле. Нам новые несчастия ни к чему. Поняла меня?
Катя, согласившись с дельным предложением, покивала головой  и, дождавшись пока Прасковья с высоты не кликнула её, полетела вслед за птицей. В воздухе всё было иначе нежели на земле: тело не ныло и к рукам с ногами вернулась прежняя легкость и подвижность. Пути до хором Ильи-Муромца оставалось немного и, перелетев высокие горы, Катя увидела в широком поле, сплошь усыпанным васильками, огромный бревенчатый дом с резными ставенками. На крыльце дома  сидела печальная женщина необыкновенной красоты и напевала грустную песню. Завидев летящих гостей, женщина принялась всматриваться в небо и махать руками, приветствуя их.
-      Доброго дня, Марьюшка-Искусница, — поздоровалась с хозяйкой дома подлетевшая Прасковья  и, сев ей на плечо, прижалась нежно к щеке, — Как поживаете, как дела наживаете? Все ли спокойно и тихо в доме вашем, в горнице вашей светло?
-      И не спрашивай, — вздохнула тяжко Марья, утирая выступившие слезы, — беда у нас приключилась. Вчерась понаехали к Илюше други его Алеша Попович да Добрыня Никитич. В баньке попариться да подвиги ратные вспомнить. Закатили пир широкий, пиво медовое да яства сладкие на стол поставили.  Хорошо посидели, наговорились вдоволь, а утречком хватилась, что же это думаю Илюша не просыпается. Обычно он с зорькой раннею на ногах, а тут еще и голову от подушки не оторвал. Захожу в спаленку, сидит мой муж и не признаёт меня. Спрашивает: кто ты мол такая, кто я такой и как тут очутился. Да что же я вас на улице держу, пойдемте в дом. Девочка как сильно изранена, надо бы ей помочь.
Марья-Искусница проводила гостей в дом и вошли они в  просторную  светлую горницу, украшенную картинами с видом батальных сцен из ратной жизни Илья-Муромца. Подивилась Катя в дом войдя — столь огромных размеров были комнаты. В середине светлицы стоял  круглый громадный стол, за которым сидели три могучих богатыря и опустошенными взглядами глядели друг на друга. И тогда поняла девочка причину столь грандиозной величины хором — добры молодцы  были вровень им: простого человека раза в три больше, Катя каждому по пояс выходила ростом. Сколь Марья-Искусница высока да статна была, да и ей край стола по плечико выходил. Для обычных людей хозяева приветливые стулья с лесенками сделали, яко забраться на них по-другому и не выходило, так велики были они.
-      Вот они, красавцы, все как на подбор: ничего не помню, ничего не знаю. Присаживайтесь, гости дорогие. А я пока на стол накрою, да окрошкой сладенькой угощу, — промолвила Марья и вышла в сени налить кваса.
-      Можете не беспокоиться, — кликнула ей в след Катя, наконец забравшись на стул и осматривая огромный стол. Изумилась девочка насколько большие тарелки у богатырей оказались, как шайки банные; ложки, как весла лодочные, а кружки, как ведра мерные, — Баба-Яга нам скатерть-самобранку дала. Я мигом попрошу ее на стол накрыть.
-      Да что ты, дитятко, — ответила девочке хозяйка, накладывая в небольшие глиняные тарелки, соразмерные гостям, окрошку и разбавляя ее квасом, — не стоит волшебные вещи почем зря использовать. Они токмо для важных дел надобны. Сегодня ты её попросишь, завтра, а вдруг случись нежданно потреба — она и помочь не сможет. Бережнее нужно к волшебным вещам относиться. А как тебя зовут дитятко? Я с горем своим и забыла узнать имя твоё. Да и раньше тебя не видела, с каких краев приехала к нам? В гости али по нужде какой? 
-      Катей меня зовут, — вежливо представилась девочка и отвесила поклон, как полагалось приветствовать гостеприимную хозяйку, — а прибыла в гости к вам по приглашению.
-      Она, Марьюшка, чудо дивное, — перебила её Прасковья, для которой молчание  было сущей каторгой, — Да ты и сама узрела, что летает она по небу аки сокол ясный. Вот Василисушка и захотела девочку повидать да про наши дела рассказать.
-      И то правда, — согласилась со словами совы Марья, хозяйничая у печи, — я сразу и не уразумела — кто это летит к нам в гости. Раньше такого чуда и не видывала, чтобы люди по небу летали.
-      Что за богатырь пригожий на картине красуется? – вопросила девочка у подружки своей, оглядывая панорамы побоища великого.
-      Это сын Ильи да Марьи. Одна вот беда — в прошлой битве с Кощеем Бессмертным погиб в заморских краях безвременно этот смелый юноша, — отвечала сова, шепча Катеньке дабы никто не услыхал их беседу, — Лучше при хозяевах не поминай его, много воды утекло с тех пор, а они всё страдальцы  не забывают его. Вроде как и живой он, токмо уехал далеко.
Хозяйка подала им окрошку и, достав круглый хлеб, нарезала его большими ломтями. Катя с огромным аппетитом принялась уплетать окрошку, ловко орудуя массивной деревянной чумичкой. Прасковья не отставала от девочки и, хотя ложкой не могла зачерпывать, окрошка исчезала в ее тарелке, даже быстрее чем у Кати.  
-      Вот покушайте, а я пока баньку истоплю да одёжу новую для Катеньки поищу, старая то вон вся изорвалась в лохмотья. От этих горемык нынче спросу никакого, сидят да зенками лупают. Ни про деток, ни про жён своих не вспоминают. Что делать ума не приложу? – грустно  молвила Марья и, ласково погладив каждого богатыря по голове, села рядышком с ними.
-      Ничего ты с ними не сделаешь, Марьюшка, — ответила ей сова, закончив с трапезой, и развалившись на стуле, — Это всё племянница Баба-Яги сотворила, отворотным зельем опоила их. Теперь живая вода поможет, никак иначе. Вспоминай-ка, ты их вчера чем поила и кормила?
-      Да в том то и беда, что акромя моих угощений ничего и не кушали. Всё сама ставила и готовила, никто и не помогал. Одна я и виновата, — всплакнула Марья и обняла любимого Илью-Муромца. – Хотя вот, вчера в соседнее село за солодом для пива ходила. Так мне на торжище женщина и повстречалась. У нее солод то я и купила, лица только  не припомню. В платке женщина была, я еще спросила: часом не больна ли? А она ответила, что обварилась кипятком, вот лицо и прячет, чтоб перед людьми стыдно не было.
-      Все ясно, она это была — Яга противная. Намешала в солод зелья своего зловредного. Не поспели мы с Катенькой вовремя, Лихо Одноглазое нам повстречалось. Вот наша встреча для девочки чуть смертью не закончилась, побилась вся сильно, аж живого места нет, – Прасковья вздрогнула, припомнив свои переживания за Катю в лесу. — А ты видать и последних вестей не слыхала?
-      Нет, не слышала. Никак сызнова какое-нибудь злодейство учинили, — переполошилась хозяйка и присела поближе к сове.
-      Кощей Бессмертный вернулся. Освободила его та же бестия, которая  богатырей опоила. Сейчас на троне он в Еремеевом царстве, — Прасковья подлетела на стол и, ходя взад вперед перед богатырями, пыталась до них донести важные новости, да всё без толку, — И готовится он к войне лютой и беспощадной, грозиться весь род человеческий погубить. Послал гонцов своих по весям — собирать всю нечисть земли русской в орду проклятущую.
Беззаботно сиживали за столом малахитовым молодцы добрые, очи их опустошенные не выказывали ни какой заинтересованности в происходящем и услышанном. Только изредка позевывали друг за другом, опоенные злодейским зельем. Илья-Муромец был старшой из них, окладистая борода и густые усы придавали красивому лицу мужественный вид. Силищей невероятной обладал Илья, мог тыщу ворогов одним махом  наземь уложить. Добрыня-Никитич был помладше да пониже Ильи, храбростью своей богатырской славился сей доблестный муж. Небольшие борода и усы украшали лик богатырский. Алеша-Попович был самый младшенький из них, гладок лицом, весел умом, крепок телом. Впрочем все богатыри, как на подбор, были на редкость могучими и сильными.
-      Что же я вас всё разговором томлю. Идите в баньку, попарьтесь с дороги дальней, косточки освежите, — Марья-Искусница встала и, подойдя к полочке, достала с нее берестяной короб. Открыв крышечку, она вдохнула запах истончаемый из короба — тонкий аромат луговых цветов и протянула его Кате, — Это мазь целебная, Илюше она постоянно помогает, когда с подвигов ратных возвращается. Раны затягивает, синяки сходят. Как попаришься — намажься ею, враз все пройдет и будешь здоровее, чем раньше.
-      Спасибо большое за доброту вашу и ласку, — поблагодарила хозяйку гостеприимного дома Катя, спустившись со стула, — очень вкусная окрошка, я такой никогда в жизни не пробовала.
Хозяйка проводила гостей до баньки, из трубы которой  струился сизый дым, стелящийся по траве. Катеньке впервой было париться и с непривычки от жаркого пара легко закружилась голова. Прасковья, зажав в клюве березовый веник, хорошенько пропарила девочку и, намазав ее густым слоем целебной мази, укутала в белоснежное полотенце.
-      Полежи, милая, отдохни, — поглаживая девочку по спине, приговаривала сова, — намаялась с воз и маленьку тележку. Сейчас вся хворотьба твоя пройдет, будешь невестой на загляденье.
Отдохнув от души в баньке и вернув себе бодрый дух, Прасковья и Катя, выйдя в предбанник, увидели висящий на крючке сарафан удивительной красоты, вышитый золотыми и серебряными нитями.
— Ай да, Марьюшка, ай да, умница, сарафан какой тебе приготовила, — Прасковья рассматривала вышитые золотыми нитями цветы и узоры, не переставая нахваливать гостеприимную хозяйку, — Примерь, Катенька, не томи.
Девочка одела любезно подаренный Марьей-Искусницей сарафан, который ей оказался в самую пору. Кокетничая и жеманясь, Катя стала кружиться перед очарованной красотой наряда совой, чем привела ее в искренний восторг, не скрывая который, Прасковья припустилась с девочкой в пляс. Накружившись и натанцевавшись вдоволь, отдохнувшие и поправившие здоровье Катя и Прасковья пошли в избу, отблагодарить Марью за истопленную баньку да испросить совета.
-      Напарились уже? С легким паром вас! — обрадовалась Марья вернувшимся гостям, с которыми в отличие от околдованных богатырей можно было  составить беседу, — Может и поспите? Я разом кровать расстелю.
-      Спасибо, хозяюшка дорогая, за заботу твою безмерную, за сарафан красоты удивительной. С радостью бы мы поспали в хоромах ваших светлых, – поблагодарили девицу-красавицу гости, кланяясь ей в ножки белые, — Только нельзя нам отдыхать, пока Кощей гадости всякие творит. Лучше подскажи нам, Марьюшка, куда путь-дорогу держать, у кого помощи испросить?
-      Раз богатыри пока немощные, лишь у Ивана-Царевича остается помощи просить. Его Кощей страшно боится: знает супостат, что Ивана где-то игла со смертью его хорониться, — ответила Марья, хозяйничая у печи и пробуя изготовить отвар, который смог бы пробудить богатырей.
-      Я же тебе не успела рассказать о том, что спят Иван-Царевич и Василиса Премудрая крепким сном. Околдовала их Яга зельем сонным. Будит их  челядь да всё без толку, — пробормотала Прасковья, рассматривая картину на которой Илья-Муромец победил Кощея Бессмертного и разрушил его чертоги.
-      Плохо это, очень плохо. Даже не знаю, кто сможет помочь в беде нашей, — тихо молвила озадаченная плохими вестями Марья-Искусница, вспоминая волшебных жителей, выручавших из таких неприятностей, — Ступайте-ка к Симеонам, семи братьям на все руки мастерам. Попросите у них достать живой воды. Они мигом обернуться. Вот тогда и вернем к жизни моих хлопчиков и Ивана с Василисой. Я сама бы пошла да на кого хозяйство и этих красавцев оставлю. За ними теперь глаз да глаз нужен: как бы чего не учудили. Весточку  к Симеонам я напишу, чтобы не отказали вам. Токмо поторапливаться нужно, до семи братьев путь то неблизкий, как бы к ночи поспели. Я клубок волшебный дам, он вам дорогу и укажет.
Марья, написав весточку семи царям, протянула ее Прасковье. Опосля пошуродив в кладовой, вынесла маленький клубок и, бросив его на землю, проговорила:
«Клубочек маленький катись,
Бед и гроз посторонись,
По лесам и по пригоркам,
В путь к умелым Симеонам».
Клубок лихо запрыгал на месте и вдруг покатился так быстро, что сова и девочка не успели опомниться, как он выскочил из избы  и помчался по полю. Прасковья и Катя взмыли ввысь  и, помахав на прощание любезной Марьюшке, полетели вслед за неугомонным клубком, стремительно улепетывающим от них через овраги и пригорки.
 
Глава десятая.
 
Скоро или нескоро, долго или недолго, бежал клубок через поля и леса, пока не остановился около высоких красных каменных стен, ставших непреодолимой грядой на его пути. Катя и Прасковья с высоты полета увидели, что за стеной скрывается огромная площадь по кругу которой стояли храм божий, переливающийся золотыми куполами под лучами ясного солнышка, да семь дворцов один краше другого. Необыкновенные были те чертоги царские – сложены были они по старшинству братьев: самому малому достался самый небольшой, зато у самого старшего дворец был огромен и занимал чуть ли не четверть городища, огороженного стеной. Стоял же тот град на берегу безбрежного океана и вели к его гавани множество морских путей, ибо разнеслась по всему миру молва о семи умелых братьях и их трудолюбии. Спустившись на землю около клубка, сова и девочка прошли за ним вдоль стены к воротам, ведущим в город семи умелых братьев. Сквозь ворота струился спокойный народ, занятый каждым своим делом, будто по соседству с этим царством ничего страшного и не происходило.
Про жителей града Симеонова стоит поведать подробнее. Не любили их уроженцы других царств, а всему по тому, что в граде этом проживали в большинстве своем чванливые и спесивые люди. Оно ведь как получилось: каждое царство занималось своим ремеслом – подданные Еремея мастеровиты были в земледелии, Емелины – в рукоделии, Ивана-Царевича – в кузнечном деле, а Симеоновы – в ростовщичестве и торговом ремесле. И возгордились местные жители считая, что лишь их занятие изящное да утонченное, а другие так замарашки неопрятные. Вот и получили презрение всеобщее да молву худую про норов свой.
 Устремившись по мосту через ров, разделяющий стены от полей, вслед за толпой идущей в город, Катю и Прасковью на воротах остановил строгий привратник.
-      По какому делу идете в наш город? – позевывая от сильного желания подремать, спросил изморенный дневной жарой молодец, — Что-то я вас раньше не видел? Часом не соглядатаи ли Кащея Бессмертного?
-      Что за обращение с гостями! — возмущенно прогорланила сова, на чей крик разом обернулись все проходящие мимо, — Какие же мы прихвостни Кащея? Уж не перегрелся ли ты часом на солнце служивый? Веди-ка  нас быстрее к Симеонам, мы к ним с весточкой от Марьи-Искусницы.
-      Простите, коли обидел, — испуганно пробормотал молодой сторожевой, лицо которого разом изменилось и стало толи от стыда, толи от переживаний пунцово-красным под цвет его кафтана, — Мне приказ был дан: вылавливать всех подозрительных незнакомцев. Вы разве не слыхали, что в наших краях делается: Кощей в Еремеевом царстве на трон взошёл, а Еремея бедного теперь в застенках держит. Разослал супостат, чтоб ему пусто было, своих прихвостней по всем царствам нечисть собирать в войско своё темное, вот мы и приглядываем — как бы они и к нам не пожаловали. Простите за слова мои обидные; сейчас я вас провожу до старшего из братьев, еже ли вы с весточкой к Симеонам.
Катя взяла клубок в руки и пошла с Прасковьей, севшей ей на плечо,  вслед за привратником через площадь к самому большому дворцу. На вечерней площади шумело торжище, невдалеке весело звенел раскатистым хохотом балаган и ничего не предвещало бед и горя,  сулимых Кощеем соседним царствам.  Зайдя во чертоги царские, привратник спешным шагом повел гостей через  богатые палаты в тронную залу, где и должен был находиться старший из братьев Симеонов. Не оказалось в палатах ни души и привратник, узнав у дворового, где можно найти царя, направился с гостями обратно через весь дворец в другое крыло, пока они не зашли в большую палату, посреди которой стоял длинный стол, уставленный яствами. Чего на нём только не было: и запеченные поросята, и икра в увесистых бочонках, и блины в огромных количествах, растекшиеся по тарелкам, и много всего другого  в изрядных порциях, что и не перечислить.
—  Да, в этом доме любят поесть, — отметила про себя Катя и, почувствовав урчание голодного желудка, от души понадеялась, что их тоже пригласят к столу.
-      Что стряслось, Архипка? — обратился к вошедшему сторожевому человек, сидящий во главе стола и жадно уплетающий жареного цыплёнка, -  И кто эти гости?
-      К вам гости пожаловали, царь-батюшка, от Марьи-Искусницы весточку для вас и ваших братьев принесли, — представил их привратник, оглядывая ломящийся от еды стол и давясь слюной.
-      Ну коли так, садитесь гости дорогие к нам за стол да почивайте, чем Бог послал, — старший из Симеонов встал из широкого стола, вытер руки о ситцевое полотенце и, подойдя к сове и девочке, пристально оглядел их.
Изрядно полон был сей добрый молодец, видно давно за заботами о царстве своем не брался он за молот, в чём был искусен старший из Симеонов. Массивная золотая цепь, обвивающая его шею, терялась в складках подбородка и виднелась лишь, когда царь протягивал голову, осматривая стол в поисках вкусностей. Как правильно догадалась Катя, всех братьев Симеонов из большого народа, сидевшего за столом, выделяли алые парчовые рубахи, отличные между собой только узорами, вышитыми по умению мастеров. У старшего красовался узор с изображениями наковальни и молота, другого с кораблями, третьего с плугом и пашней. Взяв протянутую Катей весточку, старший брат проводил гостей за стол, усадив рядом с собой. Развернув бумагу, Симеон  стал разбирать просьбу Марьи-Искусницы, которую прочитав, протянул ее другим братьям. Надо сказать, что и братья не сильно отставали от старшего в весе и упитанности, лица их были обрюзгшие и сальные, тело налилось жирком, свисающим по бокам. Катя искренне удивилась увиденному, не так себе она представляла былинных героев. Толи дело богатыри: и статные, и крепкие, и могучие; не ровня этим упитанным  хрякам. Когда все из братьев прочитали весточку, старший Симеон обратился к ним.
-    Ну что молвите братья? Как поступим?
-      Помочь, конечно, не мешало бы, — ответил другой из братьев, не отрываясь от трапезы и поглощая один за одним блины с мясной начинкой, — дело, что и говорить общее. Но с другой стороны, у нас и самих сейчас дел невпроворот, того и гляди Кощей со своим полчищем пожалует. Если уж идти за живой водой — так всем вместе. На кого же мы тогда царство наше бросим?
-      И то верно, — присоединился к нему следующий брат, закончивший потчевать и развалившийся на широком стуле, так что лишь его голова выглядывала из-за стола, — получиться так, что Ивана с богатырями спасем, а сами без царства останемся. Путь до воды неблизкий, пока туда, пока обратно, а Кощей ждать не будет, сразу ему донесут, что нас дома нет. Тут и конец нашему царству. Людей и хаты наши пожжёт, ирод окаянный, и будем на пепелище куковать. По мне уж так: коли  Ивана и богатырей обманным путем околдовали, так в следующий раз приметливее будут. Не с руки нам чужие беды расхлёбывать.
-      На том и порешим, — подвёл итог беседы старший из братьев, хлопнув ладонью по столу, и обратился к гостям, — Не получается, как видите, помочь вам. У самих дел конца-краю нет.
-      Ишь вы какие мудрые, — развозмущалась сова, а вслед за ней и Катя, — Это ежели беда с другими царствами  приключилась, так вам вроде как и дела нет. Не боитесь одни остаться супротив Кощея. Орда то у него огромная, сомнёт вас с царством вашим и оглянуться не успеете.
-      Ты нас не пужай, — пробормотал, оторопевший от такой наглости птицы, старший Симеон, — Пусть только сунется,  надаем Кощею и его войску таких  оплеух, век помнить будет. Пусть вам Емеля-дурак помогает, ему терять нечего, да и с дурака спрос малый.
-      Спасибо, за помощь вашу  и доброту, — ехидно промолвила Прасковья, потянув вслед за собой к выходу из палаты Катю, так толком и не успевшей покушать, — Я уж всем теперича доложу — какие братья Симеоны смелые да удалые.
Едва сова с девочкой покинули палату, рассерженный старший Симеон в сердцах бросил на стол недоеденного цыпленка и с горечью в голосе прокричал.
-   Чтобы больше никого к нам не пускали, поесть спокойно не дадут. Всё ходят и ходят, вроде акромя Симеонов и помочь больше некому. Гнать всех посланцев  прочь с глаз моих!
 
Глава одиннадцатая.
 
Не солоно хлебавши, вышли из врат города Симеонов Катя и Прасковья. Расстроенные до невозможности, так что плакать хотелось, минули они мост и остановились в задумчивости о дальнейших своих действиях.
-      Ума не приложу, что делать, — молвила сова, грустно водя крылом по земле, — Не думала, не гадала, что так оно всё произойдет. Видно ни с чем воротиться придётся нам к Баба-Яге. Как всегда, что не доверит сделать – ничего не получается.
-      Да не расстраивайся ты понапрасну, Прасковья, — приободрила её Катя, — Держи выше голову. Слышала, что старший из Симеонов сказал: идите к Емеле, авось он вам и поможет. Давай навестим его — путь то близкий, да и ноги нам не бить, всё равно по небу лететь. Авось и получиться.
-      Ой, Катюшенька, — отмахнулась от совета девочки расстроенная сова, — Кабы я не знала Емелю, да к нему первому пошла бы. Сам он человек конечно хороший, но бестолковый. Всё у него через пень-колоду.
Прасковья походила вокруг Кати, раздумывая как поступить. Возвращаться к Баба-Яге не солоно хлебавши, значит бросить всё на самотёк и надеяться только на чудо.  Хотя какое чудо, когда кроме них с Катей никому и дела нет  до гнусных планов Кощея. Нет, надо что-то делать…
-      Хотя может быть ты и права, на безрыбье и рак – щука, — решив для себя трудную задачу, без колебаний сказала сова, — Клубок можешь не доставать, я и без него путь знаю. Ладно уж полетели, глядишь и сладиться у нас.
Прасковья, нехотя махнула крыльями и словно отяжеленная неподъемной ношей, медленно полетела к облакам, плывущим с моря. Вслед за ней и Катя, сжав покрепче в руке волшебный клубок, поплыла  по воздуху стремительно отделяясь от земли. Никто бы из людей, проходящих мимо и не придал этому значения, пока маленький мальчик, рассматривающий небо, не обратил внимание на удаляющуюся фигуру и в страхе прижавшись к матери не прокричал истерическим голосом: «Мамочка, огромная птица летит!» Тут все разом уперлись взглядом ввысь и не разобрав, что это никакая не птица неимоверных размеров, а всего лишь маленькая девочка, в страхе помчались к городским воротам, на ходу выкрикивая разнообразные ругательства в адрес Кощея, посчитав что это его летающий прихвостень. На крик обезумевшей от страха толпы, сметавшей всё на своем пути, выбежали привратники и, крутя во все стороны пищалями, готовились дать отпор противнику. Но ни врагов, ни Кати, улетевшей вдаль, опоздавшие сторожевые так и не приметили и, постояв в недоумении несколько минут, пожали плечами и вернулись к исполнению службы.
Сова и Катя вскоре подлетели к неказистому дворцу Емели, который незнающий человек мог вообще принять за амбар. Сравнение городов Симеонов и Емели если и было уместным, то лишь по количеству народа населяющего их. По всему остальному Емелин городок казался настолько запущенным и, даже сказать, убогим, что Катя, когда они с совой спустились на площадь, даже и не поняла, где оказалась. Ни башен с бойницами, ни рва, ни тем более стен, огораживающих город от всяческих нападок недобрых сил, не было и по всей видимости и не ожидалось. Скорее всего нападать на сей город особого желания ни у кого и не было. Но что приятно удивило девочку, так это доброжелательное отношение к гостям, которое выказали местные жители. Едва спустились путники на землю, как Катя была в плотном людском кольце и каждый из них посчитал надобным уточнить — из каких земель столь удивительная девочка прибыла, по какой надобности, а также предложить ей свои подарки. Прасковью, стоит упомянуть, столь  любезное и трепетное отношение  к девочке разозлило и она с обидой, что осталась без должного внимания к её персоне, что никто не поинтересовался ее делами и даже не поздоровался, пролезла к Кате сквозь плотное людское кольцо.
-      Ну что вы все столпились!? — голосила на всю площадь возмущенная сова, махая крыльями перед носами заинтересованной публики, — Что девочки не видали? Идите куда шли и не мешайте. Мы к Емеле прилетели, а не затем, чтобы нас рассматривали.
Взяв крепко за руку Катю, сова потянула ее к дворцу, бубня себе под клюв обиду за прием оказанный ей. При входе во дворец, если можно было так назвать это неказистое здание, их не кто не встречал, что впрочем не помешало гостям быстро найти Емелю в одной из трех палат этого сооружения. Внутри дворец представлял не менее удручающее зрелище, чем снаружи. Бесчисленно стояли строительные леса, повсюду висела лохмотьями  штукатурка и в беспорядке валялись песок, камни и другие материалы для отделки и ремонта. Катя то и дело спотыкалась в темном дворце об эти кучи, пока Прасковья не сжалилась над ней и каждый раз заранее предупреждала девочку о приближающемся препятствии. Емелю гости застали в самой пригодной для проживания палате, склонившимся над разложенным на столе планом и что-то рисовавшим в нём. Удивительная Жар-птица, сидевшая на жердочке и горделиво оглядывающая вокруг себя, освещала своим ярким оперением, переливающим золотом, скромные царские чертоги. Одетый в обычную холщовую рубаху и штаны, измазанные со всех сторон известью и краской, Емеля был более похож на обычного мастерового, чем на властителя пусть и захудалого, но всё-таки царства. 
-      Привет, Емеля, — кликнула его Прасковья, оторвав того от увлекательного занятия, — А ты я вижу не очень то торопишься дворец привести в порядок. Сколько лет прилетаю, а у тебя все тот же бардак. Когда уже новоселье справлять будешь?
-      Привет, Прасковья. И вам добрый вечер, девочка, — поприветствовал их Емеля, — Ты всё издеваешься надо мной, а зря. Я вот наконец план будущих хором царских нарисовал, скоро и строить начнём. Сама же знаешь — не люб мне этот дворец, будь он не ладен и его строители. Дернула же меня бесова сила обратиться к братьям из ларца – одинаковым с лица. Кабы знал, что такую ерунду построят, лично бы руки оторвал. Откуда они только у них растут?
-      Как раз из этого места, о котором ты подумал, — согласилась с ним Прасковья и подлетев к столу, принялась рассматривать рисунок будущего дворца, — Тебе триста раз Василиса говорила не обращайся к ним – пожалеешь. А тебе же всё лень мягкое место оторвать от престола, да самому пригожий да красивый дворец построить. Ничего умные люди на чужих ошибках учатся, а Емеля на своих.
-      Ну ладно, тебе меня чихвостить, — перебил сову раздосадованный ее подковырками Емеля, — говори чего прилетела — надо мной поиздеваться или по делу какому.
-      Кабы не нужда может быть и не прилетела, — съязвила Прасковья и присела на плечо Емеле, чтобы он не упустил не единого слова сказанного ею, — Ты чай слышал, что в Еремеевом царстве то происходит.
Емеля кивнул головой, давая понять сове, что он уже наслышан об ужасных событиях, всколыхнувших все царства.
-      Так вот, — продолжила сова, — опричь того, что племянница Баба-Яги выпустила Кощея, она еще и опоила по его научению трех богатырей зельем, дабы они не помешали их злодейским намерениям. И может богатырей спасти от этой напасти лишь живая вода. Марья-Искусница с весточкой отправила нас к семи Симеонам, да всё без толку. Эти толстые морды только носы покрутили и от ворот поворот. Вот и пожаловали мы к тебе, как к последней нашей надёже. Смекнул, как всё закрутилось?
-      Понял, а как же не понять, — Царь обескураженный сел за стол и с досады сбросил так бережно хранимый им план на пол, -  Что же это делается? Как Емеля решит дворец строить, так вечно какие-нибудь гадости происходят. Чем же я вам помочь смогу? Дороги  до живой воды не ведаю, лишь провиантом и смогу помочь.
-      Путь до живой воды найдем, у нас волшебный клубок данный Марьей имеется, -  перебила размышления Емели суетливая сова, — с едой тоже ладно, на это у нас скатерть-самобранка имеется. Ты, кстати, нас бы потчивал чем-нибудь. С дороги дальней в животе крутит аж глазам больно.
-      Это я мигом образую, — всполошился Емеля и, выглянув в темные коридоры дворца, кликнул прислугу, — Только уху не обещаю, сама Прасковья знаешь в моем царстве на нее запрет. Всё-таки какая никакая щуке благодарность за её заботу.
-      По неволе, тут запостишься с тобой, — пробормотала сова, но все же присела на скамью в ожидании трапезы. 
Тотчас вынырнув из темноты перед царём предстал  молоденький дворовый, который выслушав приказ, также быстро умчался. Кате по душе пришелся Емеля, хоть и был он непутевый, да сердце больно было у него доброе и отзывчивое. Не успели гости рассесться за столом, как прислуга накрыла ужин не такой богатый, как во дворце Симеонов, но столь же приятный и желанный для Кати и совы, которые изрядно оголодали за время длительного пути. Пока гости трапезничали, Емеля ходил по палате из угла в угол, размышляя над тем, как поступить и чем помочь запоздавшим вестникам. Тут и жена его Царица-Несмеяна вышла из покоев приветить гостей. Проснувшаяся от беготни слуг, хозяйка решила, что Емеля опять задумал на ночь глядя какие-нибудь дела, и вышла угомонить непутёвого мужа да проводить его в палаты ложиться опочивать. В роскошном опашне, украшенном горностаями и вышитом золотыми нитями, царица рядом с мужем одетым в обычную холщовую рубаху и штаны смотрелась, как знатная особа, зашедшая по ошибке в гости к простолюдинам. 
-      Доброй ночи, Прасковьюшка, — молвила красна девица, еще позевывая ото сна, и, подошедши к сове, чмокнула ее в щечку, — Припозднилась ты нынче. Я уж уснула и не ожидала в столь поздний час, что гости пожалуют.
-      Извини, Царица-Несмеяна. Не одна я в этот раз пожаловала, Катюша мне помощница в заботах наших нелегких,  — поприветствовала хозяйку поклоном сова, — Слышала небось какие передряги в  наших краях.
-      Мы и сами в беспокойстве великом, — покачала головой  царица, смахнув набежавшую по этому горестному поводу слезу, — И глаз не сомкнуть, какой уж тут сон, когда Кощей в любой момент напасть может, ирод окаянный. Измучились в конец, сил уже нет.
-      Не удивляйся Катюша, — шепнула тихо, чтобы никто не услышал, сова на ухо девочке, — Хозяйка постоянно плачет, частенько без причин. Поэтому и прозвали её так – Царица-Несмеяна. Токмо Емеле и удалось её рассмешить, с тех пор и царствует.
-      Не расстраивайтесь, добрая хозяюшка, — приободрила приунывшую царицу девочка, — У Кощея то сколько воинов и слуг, а у добрых людей всё равно больше.
-      Так-то оно так, да токмо не всегда числом берут, — закручинилась Несмеяна и горькие слезы побежали по её бледным щекам с новой силой, — Кощей вон какой хитрый, всегда какую-нибудь гадость сделает, а потом и беды не оберёшься. Лишь недавно жить стали по-человечески, только покой на землю русскую вернулся, как опять горе и беда нагрянули.
-      Вы уж не беспокойтесь, — обратилась сова ко всем присутствующим в зале, — На хитрость Кощееву мы смекалкой ответим. Не так просты мы, как кажется.
-      Вот, что мы решим, — остановился около стола Емеля, наконец решивший что можно предпринять для быстрейшего получения живой воды, — Я с вами пойду, точнее поеду. Дорога до живой воды дальняя и у меня для этих случаев печка самоходная есть. Мигом конечно не доставит, зато никаких забот. Захотел поспать — пожалуйста, захотел поесть – печка всё испечёт.
-      На кого же ты меня решил покинуть, Емелюшка!? — заголосила Царица-Несмеяна и, бросившись к царю, обняла его за ноги, — Не пущу тебя, что хочешь делай, а от себя не отпущу! Это что же, меня за произвол судьбы бросаешь, на  растерзание волку ненасытному, Кощею проклятому. О себе не думаешь, так о детках наших подумай, о народе своем.
Наступила давящая тишина, каждый боялся проронить слово и нарушить неловкое молчание. Никто не мог подобрать нужные объяснения для царицы, ведь в чём-то она была права: оставлять беззащитным своё царство — значит быть готовым в любой момент потерять своих близких и родных.
-      Нельзя тебе, Емеля, с нами в путь за живой водой отправляться, — прервав тишину молвила сова, выкушавшая большую миску борща и несколько пирожков с клюквенной начинкой под ягодный морс, — Ты с Несмеяной да со своими людьми оставайся, готовься отпор Кощеевой орде дать. Не запамятуй про богатырей с Марьей, отправь к ним кого-нибудь пошустрее, чтобы перевезли их к тебе во дворец. А то беспокоюсь — Кощей и их в темницы глубокие да тёмные запрячет.
-      А насчёт печки правильная мысль, — поддержала разговор Катя, молчавшая до этого, боясь прервать диалог давних знакомых, — Выспаться нам не помешало бы. Уже и ночь на дворе. А так пока спать будем, печка глядишь и довезёт.
-      Верно ты молвишь, Катенька, — согласилась с ней Прасковья, обняв Царевну-Несмеяну и успокаивая ее, — не дело это — беззащитных людей оставлять. Акромя тебя, Емеля, никто отпор полчищам Кощеевым дать не сможет. Симеонов о помощи сильно и не допросишься, усядутся у себя за высокими заборами и плевать на всё хотели.
-      Тюфяки помягче да одеяла стеганные приготовьте дорогим гостям, — наказал Емеля своим слугам, сбежавшимся со всего дворца и надеявшимся услышать последние вести с соседних царств, — Да печку любимую мою растопите и дровишек поболее накидайте, путь дальний им предстоит.
-      Спасибо, Емеля, за доброту твою, — покланялась ему в ноги Прасковья, поблагодарив за почтительный приём, — и накормил, и в дорогу дальнюю снарядил. Хороший ты все-таки человек.
-      Да как же я мог вам не помочь, — искренне удивился царь признательности совиной, — Не мог же я вас беззащитных бросить и не помочь в общей беде нашей. Ну раз вы потрапезничали, пойдемте в сени в дальний путь сбираться.
Емеля нежно обнял супругу  и, шепча ласковые слова, чтобы вернуть ей доброе расположение духа, повёл за собой гостей по недостроенному дворцу. Сени, в которые они пришли, боле напоминал склад полный всякого ненужного барахла. В дальнем углу тихо пыхтела лиловым дымом растопленная печь. На ней заботливо приготовленные слугами лежали тюфяки и одеяла, кто-то от доброты душевной положил лапти для Катюши и мешочек кедровых зернышек для совы.
— Вот моя гордость, -   торжественно промолвил Емеля  и ласково провёл по шершавой стене белой печки, — Сколько я на ней наездил, уж и не упомню. Наше родное изделие, а не всякий там заморский хлам. Всегда служила мне верой и правдой, теперь и вам сгодиться для дел добрых. Давайте-ка я вас подсажу, а то с непривычки тяжело на высокий приступок залазить. Ну ничего, приспособитесь.
Катенька с помощью Емели забралась наверх, где Прасковья деловито вышагивала по  печке, ставшей для них домом на время пути. Печка изрядно натопилась и на ней было приятно тепло.
— Да, пока не забыл, — Емеля хлопнул себя по лбу ладонью и, порывшись среди брошенных вещей, довольно протянул девочке берестовую фляжечку и заплечный мешок. – Куда же вы будете живую воду набирать? Эта баклажечка вам в самый раз. И непростая она, а волшебная: сама маленькая, а воды в нее входит кружек сто, не меньше. А мешок в любом случае сгодиться, я как посмотрю добра то у вас много, вот и складывайте в него на здоровье.
— Спасибо добрый царь, — поблагодарила за ценные подарки Катя и, свернув ненужные пока одеяла, взглянула в мешок и еще раз проверила все ли она взяла с собой в путь: клубок, скатерть-самобранку, волшебную палочку, погружающую в сон и, наконец, фляжку. Удостоверившись, что все в порядке и на месте, девочка бросила клубок на землю и помахала на прощание гостеприимным хозяевам. Печка, пыхнув сизым дымком, плавно двинулась с места и, шустро набирая ход, начала свой путь за убегающим клубком в лес, окруживший сплошной темной пеленой недостроенный дворец Емели.
-      Счастливого пути, — прокричали вслед удаляющимся путникам непутёвый царь и его супруга, — Будьте внимательнее – сейчас нечисти на дорогах расплодилось тьма-тьмущая. Берегите себя!
-      До встречи Емеля и царица, авось свидимся, — раздалось эхо сквозь стройные ряды березок, выстроившихся у дворца, — Не поминайте лихом.
 
Глава двенадцатая.
 
Под темными лесами, под ходячими облаками, под частыми звездами, под полной луной долго спали уставшие от длительного путешествия сова и Катя, пока их не разбудило недовольное ворчание.
-      Вечно вляпаюсь по самые уши, — бормотал кто-то внизу, — как выбраться отсель и ума не приложу.
Катя взглянула с лежанки вниз и увидела, что их самоходное средство увязло в болоте, сковавшем дальнейшее передвижение как вперед так и назад.  Недовольные реплики слышались из поддувала и сова, смекнув что это печка и бормочет недовольно, слетела на ближайший холмик.
— Да, здорово ты врюхалась печечка, — обратилась к ней сова, осматривая со всех сторон болото, в надежде   найти место куда можно было выехать, — Что же делать будем? Тут и до вечера не выбраться?
-      А я почём знаю что делать, — возмутилась печурка бестактному вопросу, — Это ты клубок спроси зачем он меня в болото привёл?
-      Причём тут клубок, — нарочито назидательным тоном молвила Прасковья, — он путь то показывает самый краткий. Для него что болото, что речка: всё одно. Ты то куда глядела?
-      Ладно, хватит спорить. Мы так до вечера ничего не решим, — остановила бессмысленный спор Катя, — Ты сама то выберешься печка или помочь может чем?
-      А чем тут вы поможете? — ответила печка, — Коли богатыри были бы то другой разговор, а так: с вас и помощи никакой. Я уж сама попробую управиться, а вы уж летите. У вас чай дело спешное.
-      Спасибо тебе печечка, — отблагодарила её Катя, — за тепло, за приют, который ты нам дала. Мы далее полетим, а на обратном пути наведаемся. Авось к тому времени и выберешься.
Девочка с совой взмыли вверх и увидели клубок, сидевший на одной из кочек в ожидании своих хозяев. Почуяв, что они готовы продолжать путь, клубок ринулся дальше через топи и низины, ловко перепрыгивая гиблые места. Недолог был дальнейший их путь, перелетев болота и горы достигли они берега океанского. Клубок, добежав до воды, резко остановился и, подпрыгнув, сел на руки девочке, спустившейся с совой на песок. С берега Катя с Прасковьей увидели невдалеке остров, на котором рос огромный дуб, уходящий своей кроной в самое небо.
-      Вот и прибыли! – воскликнула сова и радостно потерла крыльями, — На этом острове бьёт родник с живой водой. Сейчас мигом слетаем и можно считать с поручением бабкиным справились.
Вдруг неожиданный громкий рык, раздавшийся с острова, заставил сову с девочкой в страхе прижаться друг к другу.
-      Это что за чудо-юдо? — в страхе пробормотала Прасковья, прижав покрепче к себе крыльями Катю.
Рык не переставал доноситься с острова, лишь временами становился то громче, то тише. Катя покачала головой в стороны, давая понять, что и сама не ведает кто бы это мог быть. Прасковья, зажмурившись, набралась смелости и промолвила.
-      Ты, Катя, меня здесь подожди, я слетаю на остров — посмотрю что к чему. Сделаю вид вроде, как мимо лечу, заодно и разведаю. Если уж гибель неминуемая ждет, вспоминай меня добрым словом. И Баба-Яге передай от меня последний приветик.
-      Ты бы еще ласточкой притворилась и вообще было бы хорошо, — заулыбалась Катя и чмокнула в щечку Прасковью, — Что-то рано ты погибать собралась.
-      Не поминайте лихом, — сквозь слезы промолвила Прасковья,  справно обняла Катюшу и, взмыв вверх, помчалась на всех парах в сторону острова.
Не прошло и нескольких минут, как Прасковья ястребом слетела на берег и, отдышавшись, выпалила.
-      Змей-Горыныч там. Дрыхнет злодей, аж весь остров трясётся. Видно Кощей его сюда отправил, чтобы приглядывал за живой водой.
-      Час от часу не легче, — прошептала Катя, не ожидавшая такого неприятного сюрприза, — Нужно срочно лететь и попробовать набрать воды, пока он спит. Иначе нам живой воды не видать, как своих ушей.
-       Дай хоть отдышаться, переполошенная, — устало пробормотала сова и рухнула на песок.
Закрыв глаза она изредка дрыгала ножками, чтобы снять усталость, и по прошествии времени, пока Катя бережно разминала ей крылья, встала и, как ни в чем не бывало, проголосила.
— Хватит отдыхать! Время не ждёт!
Стрелой взмыв в небо, сова дождалась, пока Катя подлетела к ней, и устремилась к острову. У девочки от одной мысли, что Змей-Горыныч может внезапно проснуться и сожрать их со всеми потрохами, аж заболела голова, но взяв в себя в руки, она вслед за совой присела на ветку векового дуба  и взглянула вниз. Зрелище, которое предстало перед её очами, кого угодно ввергло бы в ужас. Не просто большой, а совсем огромный трехголовый змей лежал под дубом и, свернувшись калачиком, словно домашняя кошка, сопел себе под нос, изредка похрапывая. Легко было сказать: «набрать живой воды», гораздо сложнее было это сделать так, чтобы Змей-Горыныч не проснулся. Так и сидели девочка и сова в раздумьях, пока их ход мыслей не прервало одно интересное событие.
Откуда не возьмись на ступе, пестом упирая, помелом след заметая, на остров спустилась племянница Баба-Яги. Увидев спящего Змея-Горыныча, она рассвирепела и со всей силы хлопнула его по голове метелкой так, что аж щепки от домашней утвари полетели в разные стороны.
-      Ты что же делаешь, окаянный! – гаркнула на него Яга, продолжая дубасить его метелкой, — Я же тебе говорила, чтобы глаз не сомкнул. Ты что хочешь наших недругов проспать?
-      А я что? Я ничего? – прикрывая лапами головы, простодушно оправдывался Змей, как сильно нашаливший ребенок, — Я и не спал. Так глаза чуть-чуть прикрыл.
-      Ты мне сказки не рассказывай, — пробубнила Яга и присела рядом с ним, — У тебя остолопа три головы. Так пока одна голова спит, другие пусть охраняют. Если кто-нибудь достанет живой воды и пробудит богатырей и Ивана-царевича, представляешь что с нами будет. Кощей мне мигом голову снесёт.
-      Ты не серчай, Яга. Все будет тип-топ, — успокоила её другая голова Горыныча, — Уж на меня можно положиться, я русский дух на версту чую. Ну-ка, постой, — Змей поводил головами по сторонам, втянул воздуха в огромные ноздри и замер.
Катя и Прасковья от страха чуть не рухнули вниз, представив чудище находящее их схоронившихся средь листвы.
-      Тьфу, тебя. Думал не уж кто-то забрался на остров, — принюхавшись к Яге, пробормотал Змей-Горыныч и махнул лапами, — А это от тебя человеческим духом разит. Ну да, вы теперича по дворцам всё рассиживаетесь, а я здесь должен в холоде и  голоде сидеть.
-      Не ворчи, Горыныч. Придёт и твое время по дворцам сиживать. Подожди, скоро наши полчища разорят царства и достанется тебе дворец Симеонов в знак твоих заслуг перед Кощеем, -  пробормотала довольно Яга и, кинув Змею большой мешок, продолжила, — Вот тебе мяса да яства всякие привезла. Поешь, а я дальше полетела. Сейчас глаз да глаз нужен, кабы чего не вышло супротив нас. Смотри у  меня, я скоро прилечу и прослежу.
-      Будьте спокойны. За мной, как за каменной стеной. Ни одна пташка мимо не пролетит, — заверила злодейку голова Горыныча, пока остальные две уже жевали привезенный ужин. – Как там мой троюродный семиглавый братец в гости собирается?
— С Идолищем да Тугариным пожалует. Кощей вскоре ждёт их, уже извелся весь, — ответила Яга, забралась в ступу и, погрозив на прощание кулаком Горынычу, полетела дальше делать свои черные дела.
А Змею было не до неё — изрядно изголодавшийся, он всеми тремя головами жевал наперегонки, стараясь ухватить куски побольше. Мигом опустошив мешок, Горыныч несколько раз перевернул его и потряс, дабы убедиться что больше ничего нет, и принялся бродить по острову, вышагивая вокруг дуба. Топал он так сильно, что Катя и Прасковья, со всех сил схватившись за ветку, качались вместе с ней из стороны в сторону. Вся жизнь пролетела перед Катиными глазами. Еще мгновение и девочка, уже было потерявшая самообладание, рухнула с дерева, если бы не Прасковья, увидевшая бледную подружку и больно ущипнувшая ее.
— Ты с ума сошла? – тихо пробормотала девочка, крутя пальцем у виска, — Больно же!
— Ну и что, — также еле слышно ответила сова, — Зато живая. Сиди молчком и гляди без глупостей.   
Проделав вечерний осмотр, Змей-Горыныч оглядел своими тремя головами  в разные стороны и, удостоверившись в окружающем спокойствии, улегся калачиком на пригретое место.
-      Значит так, — сказала одна голова, обращаясь к остальным, — сейчас я посплю с часок. Потом вы меня разбудите и заснёт следующая голова. Слышали, что Яга сказала: можно ожидать гостей. Поэтому готовность номер один и спит соответственно одна голова. Всем понятно?
Остальные две головы недовольно покачали головами. Первая приложилась удобнее на мох, растущий под дубом, и тотчас захрапела. Остальные головы пытались было отвлечь себя ото сна разговорами.
— Что-то меня после сытного обеда в сон клонит, — пробормотала одна, зевая во всю большую глотку, — Я прилягу ненадолго. Какого толка мы вдвоём не спим. Еже чего ты нас буди.
— Ишь какая шустрая, — возмутилась другая голова, — По-твоему я спать не хочу?
— Не шуми, — пробубнила в ответ сквозь дремоту первая, — В следующий раз отдам тебе свой кусок, только успокойся.
— Так бы сразу и сказала. Ладно чего уж там – спи.
Раззевавшаяся вторая голова прилегла рядом с первой и захрапела с ней в такт. Третья голова крепилась недолго, оглядевшись по сторонам, она ушла в царство сна вслед за своими братьями.
-      Вот я струхнула, — прошептала Катя насмерть перепуганной сове, — Когда Змей-Горыныч начал принюхиваться, я уж решила вот наш смертный час пришёл. А ты как, Прасковья?
Сова только и смогла кивнуть головой, скованная страхом за свою жизнь.
-      Что делать будем? Есть какие-нибудь мысли, идеи или хоть что-нибудь, — Катя понемногу стала приходить в себя, чего нельзя было сказать о Прасковье в ответ лишь пожавшей крыльями.
-      Да видно, делать нечего — придется мне спускаться за живой водой, — подвела итог тихому монологу девочка и, взглянув еще раз на насмерть перепуганную сову, удостоверилась, что с нее помощница не получиться.
Быстро перебрав в уме все возможные действия в этом трудном положении, Катю вдруг осенила одна гениальная по простоте мысль.
-      Как же я раньше не догадалась, — пробормотала девочка и принялась одной рукой рыться  в заплечном мешке, держась другой за покачивающуюся от храпа Горыныча ветку, пока не достала на свет волшебную палочку, сделанную из древа с острова Буяна, – Хорошо, что палочку с собой взяла, а не оставила ее на печке. Ну теперь держись, Змей-Горыныч, будешь спать, как миленький.
Прасковья в недоумении смотрела на Катю и наконец поняв, что же захотела сделать девочка, схватила ее за руки и жалобно заныла.
-      На кого же ты меня покидаешь, — слёзы градом закапали из больших глаз совы и застучали по листьям могучего дерева, — Очнись наконец же! Ты что думаешь — раз ты в сказке, то и погибнешь понарошку? Вспомни, как ты чуть не умерла, упав с высоты. Ежели Горыныч проснётся – съест тебя, как пить даст, съест. Проглотит гадина проклятущая и не подавится.
-      Что-то рано ты меня Прасковья на съедение Змею отправляешь, — отважно ответила Катя и принялась осматривать остров в поиске места, на которое можно было безбоязненно слететь с дерева, — Я и не хочу, чтобы кто-нибудь по-настоящему погиб из-за моей трусости, ибо понимаю, что всё происходящее со мной не сон, а явь и не очень веселая.
Девочка еще раз внимательнее всмотрелась в Горыныча и, уже без тени сомнения в его крепком сне, твердо молвила сове.
— Не видишь, что ли, спит Горыныч беспробудным сном. Сиди и смотри, как смелые люди на подвиг решаются.
Катя последние слова произнесла не столько с похвальбой в свой адрес, сколько с иронией, чтобы хоть как-то привести сову в чувство. Можно сказать, что это ей удалось, и птица, преисполненная  долгом перед маленькой девочкой, слетела вслед за ней на остров. Прасковью потряхивало так, что было непонятно чем была вызвана эта трясучка – толи жутким страхом, толи сотрясанием земли от храпа Горыныча. Катя, взяв покрепче палочку в руку, прикоснулась ей к хвосту Змея, на что Горыныч ответил еще более сильным храпом. Сова, как заправский лазутчик, подползла, перебирая крыльями, к голове Змея, чтобы удостовериться в его крепком сне, и, надо было же этому случиться именно в этот момент, одна из голов повернулась на другой бок и всем своим весом плюхнулась на Прасковью. Сова только и смогла ухнуть, стараясь не закричать от большого веса свалившегося на нее, дабы не разбудить Змея, и лишь жалобно заныла. Катя, увидев эту неприятность, случившуюся с птицей, мигом оказалась рядом с головой Горыныча.  Приложив все силы для изволения Прасковьи из злополучного плена, Катя попробовала отодвинуть голову – без толку, попробовала приподнять – опять впустую. Девочка толкнула со злостью чудовище и молвила сквозь слезы.
— Хоть бы ты взлетело, чудище поганое!
Тотчас приподнялся спящий Змей-Горыныч над землей на высоту малую, а всё же достаточную для спасения совы. Поглядев на творение своё, подбежала Катя к посиневшей от боли Прасковье и, вытянув ее из злополучного плена, поставила рядом с собой.
-      Спасибо, Катенька, — прохрипела благодарная сова, еле стоящая на лапах, и бухнулась без чувств на землю.
Девочка со всех ног кинулась к роднику, бившему из недр острова, и, набрав в ладони волшебной воды, выплеснула её на бесчувственную птицу. Тотчас, как мановению волшебной палочки, Прасковья приоткрыла сначала один глаз, потом второй, задвигала крыльями и, почувствовав что к ней вернулись не только силы, но и пошатнувшееся здоровье, принялась радостно бегать вприпрыжку по острову.
— Да стой ты, очумелая, — крикнула ей радостная девочка, не боясь, что Змей-Горыныч может проснуться. – Летим быстрее, а то пока мы тут веселимся — Кощей уже наверное не одно царство погубил.
 Катя нашла в мешке волшебную фляжечку и, опустив ее в родник с живой водой, стала дожидаться пока она не наполниться до краёв.
— Ну полдела сладили, — подытожила Прасковья, довольно оглядывая новенькие перышки, — Теперь главное живыми и невредимыми до дворца Емели долететь. Будем надеяться, что ему удалось богатырей к себе перевезти, а иначе все наши труды насмарку.
— Не такой уж и дурак Емеля, чтобы Кощею богатырей отдать, — молвила Катя и сама засомневалась в глубине души над правильностью своих слов. Но сомнение своё она постаралась не передать Прасковье, иначе сова надолго бы впала в ступор, а при теперешней спешке этого нельзя было допустить.
Залив фляжечку дополна, Катя с совой взлетели с острова и направились туда,  где оставили печку, завязнувшую в болоте.
 
Глава тринадцатая.
 
Кощей ходил по тронному залу, в ярости метая в глупых слуг всем, что попадалось ему под руку. Звук его шагов разносился по всему дворцу, заставляя слуг и дворовую челядь прижиматься в страхе  друг к другу в надежде, что их гнев ненавистного злодея минует. Никто, со времени злодейского воцарения Кощея, не мог чувствовать спокойным. Годы, проведённые сатрапом в темнице, не лучшим образом отразились на его характере: Кощей и был злой, а стал еще злее; он был жесток, а стал еще безжалостнее. Даже у Яги иногда  закрадывалась крамольная мысль: «А не зря ли она это всё затеяла и вызволила Кощея?», так он был в своей безмерной злобе и ненависти к людям ей противен. Конечно и Яге было за что ненавидеть людей, но она себя представляла их царицей, властительницей, а никак не извергом, уничтожающим их.   
— Вам, остолопам, ничего доверить нельзя, — приговаривал Кощей с неимоверной злостью и ненависть к тем, кому дал важное поручение привести околдованных Ягой богатырей в его дворец. – Как вы их упустили? Они перед вашим носом прошмыгнули, а вы даже не почесались.
— Ваше величество, — оправдывался  один из деревянных истуканов, мелко дрожа перед злодеем, — мы все окрестные леса и поля облазили. Сгинули они, как сквозь землю провалились.
— Это ты у меня сейчас сквозь землю провалишься, — рассвирепел Кощей и его глаза налились яростным огнём, перекинувшимся на деревянного остолопа, вспыхнувшего словно спичка и через мгновение обратившегося в пепел, — Достаньте мне их хоть со дна морского, безмозглые идиоты, иначе и вас ожидает такая же участь.
Истуканы, попятившись назад, старались не смотреть в  глаза раздосадованного хозяина, чтобы не нарваться на новый приступ злости, и через мгновение от них уже и след простыл.
Кощей сел на трон и его лицо и без того смертельно бледное становилось, от переполнявшей его ненависти, еще бледнее и от того ужаснее. Ничего не радовало его со дня воцарения: люди, несмотря на все наказания обещанные за непослушание, отказывались ковать оружие; многих кощеевых соглядатаев и глашатаев, отправленных на сбор нечисти в орду, переловили в соседних царствах; Яга улетевшая к Змею-Горынычу до сих пор не вернулась. Еще этот несносный дворец раздражал его с каждым днём всё сильнее и сильнее. Обводя взглядом тронный зал, окрашенный в белый цвет переливающийся при солнечном свете, Кощей решил, что после того как все царства падут к его ногам, дворец непременно отдаст Идолищу Поганому, а себе построит новый, лучше прежнего разрушенного Ильей-Муромцем. Вспомнив про богатыря супостат окаянный поморщился — новой встречи с ним не хотелось, да видно состоится она, а всё из-за пустоголовых истуканов, проворонивших опоенных злодейским зельем витязей.               
         Дверь в белокаменные палаты тихо скрипнула и, переминаясь с ноги на ногу, словно боясь побеспокоить своим присутствием Кощея, вошел Соловей-Разбойник.
— Ваше величество, приказание исполнено, – Улыбаясь, пробормотал Соловей, накручивая то ли от волнения, то ли от  излишней гордости свои усы на пальцы. – В волю я потешился над людишками. Разорил с десяток кузниц да мельниц, мостов порушил не меньше, да вот еще для полчища вашего разграбленный обоз с оружием привёл.
-      Молодец, Соловушка, — порадовался за своего приближенного Кощей и расплылся в своей беззубой улыбке, что было крайне редко, — Хоть от тебя толк есть. И Яга куда-то запропастилась, и от Кикиморы не слуху, не духу.   Ждать более не можем. Нечисти изрядно набралось?
-      Изрядно, ваше величество, — промямлил разбойник, перепугавшийся оскаленной физиономии хозяина, — Уж столько, что и за городской стеной  многие ночуют. Пора бы и в поход выдвигаться, орда ропщет уже. Многие ждут не дождутся, когда за обиды и страдания свои с людишками поквитаются. Да еще Идолище Поганое с Тугариным Змеем в гости пожаловали, свой шатер прям у ворот городских разбили. Душегубцев пришло с ними тьма-тьмущая; все орут, верищат – еды да злата требуют. А отколь им взяться, когда город разграблен уже. 
-      Ничего, ничего, злее будут и беспощаднее. Змей семиглавый прилетел али нет? – глаза Кощея налились огнём, утерянная уверенность вернулась и в голове злодея пуще прежнего закрутились коварные планы.
-      Нонче и пожаловал. В чистом поле сидит, жаром пышет — на всю округу зарево стоит. С ним то что делать?
-      Пусть в поле и сидит, нечего ему в городище делать. Пожжет всё вокруг. Быков поболе, да скотины разной на пожирание отгони ему, — Кощей направился к столу, на котором была разложена карта земли русской, и подозвав душегуба, принялся ему разъяснять диспозиции своего полчища, — Вот смотри, перво-наперво выдвигаться будем на царство Симеонов, они и побогаче будут и помогущественнее, ежели остальные. А коли так — и моей орде будет чем поживиться, и другим царям страха нагоним. Покорив Симеонов, подождём немного – там глядишь, кто и без боя придёт в ножки кланяться, а не повинившихся – сожжём и опустошим дотла. Тем более Иваново царство, пока он спит, разорить большого труда не составит.
-      И впрямь верное решение, — просвистел довольно Соловей-Разбойник, которому план Кощея был словно бальзам на душу, — Сжечь и разорить, да так чтоб всё содрогнулись от нашей беспощадности и поджилки затряслись.
-      Иди, Соловей-Разбойник, да передай всем собираться в поход. Пусть мечи точат, луки со стрелами острыми собирают, коней быстрых вдоволь накормят. – Кощей потёр руки, представляя как его ненасытное войско окаянное вырвётся на простор и будет сминать любое сопротивление огнём и мечом. – Засиделись мы на месте, пора бы и показать этим людишкам, кто хозяин земли русской. Да кликни Идолище Поганое с Тугариным — пусть на поклон ко мне придут.
Соловей-разбойник  выскочил после разговора с Кощеем и, сломя голову, побежал выполнять волю своего властителя. Неистовым восторгом встретила нечисть известие об утреннем сборе. Всё что можно было разграбить в пустующем городе Еремея  уже было присвоено теми, кто раньше других отозвался на зов Кощея. Да и оставшиеся в городе люди, в страхе прячась в домах от злобы поработителей,  уже не выходили на улицы, кишевшие всякой нечистью. Опустевшие и разоренные улицы приводили в бешенство припоздавших к грабежу злодеев, теперь ожидавших быстрейшего нападения на другие города.  
Утреннее небо пролилось  мелким моросящим дождём, превратив окрестные дороги в месиво из воды и земли. Да еще и ветер, налетевший неистовой силой на беспорядочные ряды нечисти, собравшейся в орду Кощея, заставил душегубов спрятаться за стенами города и переждать буйство природы, тоже не желавшей видеть беды и страдания народа русского и воспрепятствовавшей своей силой их скорейшему выдвижению. Делать было нечего и даже уговоры и угрозы Кощея не могли заставить его воинов двинуться в поход, дождавшихся лишь к вечеру прекращения проливного дождя и сильного ветра. Кипевший от переполнявшей его злобы и лютости за вынужденное ожидание, Кощей повел свою орду, растянувшуюся на многие вёрсты, к царству Симеона, круша и разоряя всё встречавшееся на пути. Во дворце царском осталось сиживать Идолище Поганое, чтоб присматривать за смирением жителей города да мечом подавлять любое непослушание.
 
Глава четырнадцатая.
 
 Солнце медленно опускалось за горизонт, озаряя ярко-алым цветом леса и горы. Занятые добычей «живой воды» Прасковья и Катей и не заметили, как день подошёл к концу и, если бы не зоркие глаза совы, обратный путь к печке пришлось искать лишь утром. Давящая тишина повисла над лесами и горами, даже зверьё и птицы в этот недобрый час боялись выдать своё присутствие. Мысль о том, что Кощей уже начал поход своей орды на соседние царства, не давала девочке покоя и даже полёт не приносил прежней радости и удовольствия. Стараясь быстрее достичь дворца Емели, Катя летела всё быстрее и быстрее, забыв о своей верной спутнице, пока не услышала жалобный крик совы с просьбой остановиться.
— Всё, не могу Катенька, — пробормотала измотанная Прасковья, еле ворочая от усталости языком. – Я, конечно, птица, но всё же не журавль, летающий по всей земле.
— Ничего милая, — приободрила её девочка. – Залетай ко мне за пазуху, так и мы быстрее доберёмся и ты силы сохранишь. Только дорогу мне показывай, глаза то у меня в отличие от твоих не такие зоркие.
— Это верно ты подметила, — ответила довольная сова, мигом оказавшаяся у Кати. – Глазастее меня во всём мире никого нет.  
— Прасковья, а ты часом не ведаешь, кто это около емелиной печки крутится? – поинтересовалась девочка, свысока разглядев темный силуэт на фоне огня пышущего из жерла.
— Да как не знать, коли Водяного я за сто вёрст учую по его тинному запаху. Несёт от него так, хоть святых выноси. К Баба-Яге бывало придёт, вонь такую разведёт – у меня аж глаза слезятся. 
— И не говори, Прасковья, у нас жильцы сверху тоже наверное раз в год моются. Как зайдут к нам, так потом неделю квартиру проветриваем.
— Видно не повезло тебе и Баба-Яге с соседями, — усмехнулась сова и громко поприветствовала Водяного. – Привет, обитателям водного царства.
Водяной вгляделся в небо и, увидев силуэт Кати, удивленно отозвался.
— Ты ли это, Прасковья? Здорово нынче подросла, я тебя сразу и не признал, если бы не твой галдёж.
— Слаб глазами ты стал верно, старый лунь, — ехидно молвила Прасковья, присевшая Водяному на плечо, — Сколько же мне раз в день кушать, чтобы стать такой большой. Али не видишь девочка это малая.
— Шут его знает, что вы там с Баба-Ягой вытворяте, — всплеснув руками, попытался оправдаться хозяин болот, — место у вас, скажем честно, так себе. Природа неважнецкая, вот я и раскинул мозгами — поди на тебе вредность сказалась.
— Гляделками бы своими раскинул, авось и увидел бы тогда, — пробурчала недовольно сова, усевшись на печке погреться и отдохнуть.
Девочка плавно, чтобы не растерять драгоценный волшебный инвентарь, спустилась на землю и, подойдя к  Водяному, греющемуся около печки, приветливо поздоровалась.
— Доброго вечера вам! Рада познакомиться со столь приятным обитателем водного царства.
Чтобы не говорила о нём болтливая сова, Водяной оказался на редкость милым и дружелюбным обитателем водного царства. Даже голова и борода поддёрнутые тиной не портили его вид, а скорее наоборот придавали ему некий шарм. Белый просторный распашной кафтан, подбитый чешуей рыб, был искусно украшен золотой вышивкой дивных обитателей рек и болот, переливающейся под лунным светом. «Вот это — какой ни на есть самый настоящий волшебный персонаж», — отметила про себя девочка, отбросив в душе последние сомнения в приятности и доброжелательности обитателя водного царства. Лягушки затянули а капелло свои незамысловатые песенки и на душе стало сразу легко и просто, все неприятные сомнения улетучились.
— Какая милая девочка, — почтенно поприветствовал Водяной гостей, спустившихся с неба, — Откуда такая вежливость в наших краях? Нигде не видывал я тебя и рассказов не слышал о маленькой красавице, летающей по небу аки птица?
— В гости к нам пожаловала   Катенька, — не в силах больше молчать, представила Прасковья свою подружку по странствиям хозяину болот и рек. – По небу рассекает не хуже меня, вот нас Баба-Яга и отправила на помощь богатырям да Ивану-царевичу.
— Вечно тебя никто не спрашивает, а ты всё с ответами суёшься. Кто переносит вести, тому бы на день плетей по двести, — оборвал сову Водяной и пригрозил ей пальцем. – Хотел послушать медовый голос девочки, а ты своим карканьем лишь всё испортила. Тебя я у Баба-Яги натерпелся и еще тридцать веков слушать буду. Помолчи, Прасковьюшка, не гневи меня.
Катя догадалась о причине нелюбви совы к водному обитателю. Лишь Баба-Яга и он могли заставить Прасковью хоть немного помолчать, а учитывая ее говорливость — давалось это птице нелегко. Надувшись от обиды, сова присела поближе к огню и, отвернувшись от всех, стала  недовольно ухать.
— Ну расскажи милая, не томи старика, какими судьбами в наших краях? – Водяной присел на кочку, торчащую из болотной жижы, и, глядя на засмущавшуюся девочку, стал ждать  ее рассказа.
— Прасковья правильно сказала: помогаем мы богатырям да Ивану-Царевичу. Околдованы они злыми чарами племянницы Баба-Яги. Лишь живая вода и может помочь, — пояснила Катенька причину пребывания юного создания в дремучих лесах вдалеке от людей. Зачарованный голосом маленькой красавицы Водяной с восхищением и замиранием сердца глядел на юную собеседницу и ловил каждое слово произносимое ей. Долгое пребывание вдали от людей и вынужденное присутствие среди немногословных обитателей болот и рек, было для него – создания очень дружелюбного и обожающего веселые беседы, сущей каторгой.
— Так еще и печка емелина вдобавок ко всем неприятностям застряла в болоте, — продолжила Катя и грустно махнула рукой, отгоняя неприятные мысли.
— Не волнуйся, деточка, — обнадежил ее Водяной, довольно ухмыльнувшийся и растянувшийся в улыбке, — Печку мы из беды вызволили и с остальными напастями справимся. Вы куда путь держите? Ночь на дворе, а вы летите сломя голову, передохните до утра, а там на свежую голову и отправитесь в дорогу.
— Да как же нам, милый Водяной, не беспокоиться, — тихо вздохнула девочка и поведала хозяину болота обо всех неприятностях, случившихся на земле русской. 
-      Ох ты, ну и дела, укуси меня лягушка, проглоти меня пиявка, — выдохнул хозяин болот, выслушав долгое повествование Катюши. – Ждать то и вправду  некогда. Постой-ка, милое создание, а не попросить ли нам помощи у  Водокрута – царя речного. Хоть он и пренеприятный тип, но как говориться «не потрогавши огня – не познаешь боли». Заодно и русалочек – девочек моих любезных попрошу, чтобы до дворца емелиного  тебя проводили. Уж ночь на дворе, ни к чему вам вдвоем по темноте разгуливать.
Катя попыталась было уговорить Водяного отпустить их одних к Емеле, но хозяин болота на все её доводы отвечал категорическим отказом. В чём-то он был прав: на дремучий лес опустилась такая темень, что если бы не печка, освещающая поляну и обогревающая собеседников теплым огнем, было бы не видать ни зги.
-   Что не делается, то всё к лучшему, — наконец согласилась девочка с Водяным. -   Может и вправду удастся уговорить Водокрута помогать нам. Сейчас каждый помощник на счету. Авось и получиться.
-      Вот и замечательно, — Водяной растянулся в улыбке и принялся давать указания остальным присутствующим. – Ты, Прасковья, не дуйся, на обиженных воду возят. Лучше лети в царства Еремея и Ивана-Царевича да всех людей собирай на бой с полчищами проклятущими. Пусть, кто готов драться с нечистью, собирает оружие и направляется к Емеле.   Ему люди, ой как, нужны будут. Как раз и твое красноречие пригодиться, что-что, а уговорить  ты и мертвого сможешь. А ты, печенька, езжай к хозяину своему, всем чем могла помочь – ты уже сделала. Вот пожалуй и всё.
Прасковья, выслушав указания Водяного, отошла от обиды и уже одухотворенно готовила пламенную речь для селян, бормотав себе под нос выслушанные где-то замысловатые слова и предложения. Для пущей убедительности сова решила применить и все свои актерские данные, показывая вынужденным зрителям батальные сцены из их похождений с Катей. Девочка, видя ужимки Прасковьи, от души посмеялась и особенно её развеселила сценка, в которой сова драматично показывала, как её придавила голова Змея-Горыныча. Птица так искренне рухнула на печку, выдавая дикую боль, что Водяной не на шутку перепугался и, подойдя к ней, принялся приводить в чувство.
-      Осторожнее лекарь недоученный, — прокричала сова, которой стало дурно от манипуляций Водяного, решившего спасти больную, и для этого принявшегося её с дикой силой трясти и крутить голову в разные стороны, — Ты, что решил извести меня, изверг. Так тряс, что голова чуть не отвалилась.
-      Извини, Прасковьюшка, — Водяной поставил сову на место  и ласково пригладил ее взъерошенные перья, прося прощения за свой поступок, — Я уж подумал, что дурно тебе стало.
-      В театры ходить надо, пень трухлявый, — пробормотала птица, решив от греха подальше больше перед такой публикой не актерствовать, — Засиделся в своём болоте, света белого не видишь
-      Что есть, то есть. Ну ничего, Кощея победим тогда и в театры схожу и в балаганы, — Водяной мечтательно закатил глаза, представляя себе грядущие времена спокойствия и мира, — Оно и в правду, сколько можно в этом болоте сидеть, как прокаженный, пора и в свет выходить.
-      Мы едем или будем дальше лясы точить? – сердито проворчала печка, для которой милее родного дома не было ничего на свете, и это вынужденное пребывание в болоте очень злило её, привыкшую к крыше над головой и постоянному уходу, — Последняя вязанка дров догорает, а мне еще ехать и ехать до емелиного дворца.
-      Верно говоришь, печурка, заболтались мы. Пора и в путь трогаться. Сейчас каждая минута на счету, — Водяной на прощание погладил белые бока печки, обнял из-за всех сил сову так, что она крякнула.
-      До свидания, Прасковьюшка, — напутствовала свою подружку Катя, целуя ее в клювик, — Будь осторожнее, кикимора до сих пор по лесам шастает. Скучать буду без тебя, болтунья моя.
Сова настолько растрогалась от теплых слов, что по ее щекам побежали мелкие бусинки слез, и еле сдерживая боль расставания она процедила:
-      Спасибо Катюшенька. Бог вам в помощь, авось вскоре свидимся.
Взлетев в темное небо, она помахала крылом и растаяла в облаках, опустившихся на дремотный лес. Вслед за ней и печка, довольно предчувствовавшая скорое свидание с родимым домом, пыхнув на прощание дымом из трубы, помчалась в глубь леса, освещая себе путь огнём пышущим из жерла. Попрощавшись с друзьями, Водяной с Катей, взявшись за руки, пошли в гости к дальнему родственнику хозяина болот, надеясь, что их старания не будут напрасными.
                                  Глава пятнадцатая.
Кто хоть раз пробовал пробираться по лесу, укутанному сплошной пеленой темноты, может представить все чувства пережитые Катей прогуливающейся вслед за Водяным в гости к водному царю. Крики сов, шум падающей листвы, фырчанье пробудившихся ежей и другие звуки наполнившие многовековой лес, окружавший путников стеной, пугали девочку, в страхе шарахающуюся из стороны в сторону и представляющую себе, как откуда ни возьмись появиться кикимора или еще какая-нибудь нечисть, во множестве обитающая в этих краях. Как назло разговорчивый хозяин болот за всё время сколько они шли не проронил и слова. То ли он обдумывал с чего стоит начать беседу с царем, то ли был сосредоточен поиском пути к дворцу, но девочке вся эта игра в молчанку была до нельзя неприятной.  Так и брели они не проронив ни слова, пока Катя впереди себя не услышала плеск воды и радостный возглас Водяного: «Наконец дошли!»
Пройдя несколько шагов вперёд, перед взором девочки возникло озеро, мягко переливающееся лунным светом и затихшее в этот поздний час.   
— Сколько раз бывал в этих местах, — сквозь зевания, пробормотал Водяной, борясь со сном, — а не устаю любоваться красотой. Правда — незабываемое зрелище?
У Кати прогулка по дремучему лесу, кишащему всякими тварями, отбила сон напрочь и, всё еще под впечатлением от переживаний, она в ответ лишь кивнула головой, продолжая осматриваться по сторонам в ожидании внезапного нападения.
Водяной, не обратив внимание на ответ Кати, молча вошёл в воду  и, ступая по илистому дну, стал спускаться вглубь озера.
— Эй, эй, господин хороший, — в страхе прокричала Катя, боясь одна остаться на берегу озера, посреди пугающей темноты, — А как же я?
— Тьфу, болван старый, совсем забыл, — Водяной хлопнул звонко ладонью по лбу и, порыскав в карманах кафтана, достал маленький листочек, — Извини, внученька, задумался ненароком и запамятовал, что ты со мной. Вот возьми в рот листок  бадьяна и ступай спокойно за мной. Но не в коем случае не проглоти и не жуй, положи под язык, так сохраннее будет и мне не тревожно.  
Повертев в руке самый обычный на первый взгляд листочек, Катя положила его под язык, как велел хозяин болот, и вошла в озеро.  Самое необычное во всём происходящем было то, что вода словно и не подступала к Кате и держалась вокруг нее, защищаемой каким-то невидимым пузырём. Так и шли они медленной процессией, пока не оказались около ворот, преграждающих им путь. Водяной трижды громко позвенел в колокольчик, осмотрительно приделанный к ограде для визитов непрошенных гостей, и на этот шум, откуда не возьмись,  появился крошечный человечек, поразительно похожий на рака, с такими же длинными усами и руками в форме клешней.
— Пожаловал, родственничек. Рад не рад, а говори: милости просим! – человечек поклонился низко хозяину болот и открыл ворота, — Припозднился ты нынче. Да я вижу и не один.
— Срочное дело у нас, — втиснувшись в узкие ворота, молвил Водяной, — Веди быстрее к царю.
— Да ты соображаешь, что говоришь. Долго пожил, а ума не нажил, – завозмущался страж, отмахиваясь от предложения Водяного обеими руками, — Ночь на дворе, царь уже спит, что с него пар валит. С чем я к нему пожалую: так и сяк пришёл твой беспутный брат по какому-то важному делу. Головы в раз лишусь.
— Я тебе что велел, лясы точить или к царю вести, — Водяной наклонился поближе к человечку, чтобы тот ясно понял, что пожаловали они не по пустяковому делу, — Веди, а то головы лишишься, не дойдя до покоев царских.
— Вечно у тебя всё наперекосяк, — проворчал страж и повёл полуночных гостей по мраморным ступеням, ведущим по дну озера к царскому дворцу. Не долгим был их путь и пройдя несколько аршин, они оказались на краю огромной впадины, уходящей вниз, в центре, которой стоял переливающийся жемчужным светом дворец водного царя.
— Дальше не пойду, хоть убей, — взмолился человечек и жалобно взглянул на Водяного, — Буди сам царя, коли охота. А мне дай тихонько еще пожить.
— Ладно, ступай. Дальше я и сам знаю куда идти, — отмахнулся от него Катин попутчик и, осторожно ступая по круто уходящим вниз ступеням, повёл за собой девочку. – Вечно царь их в страхе держит. Характер надо тебе сказать у него противнейший, коли не беда такая — вовек бы к нему не пошёл. 
 Огромные ворота обрамленные серебряной вязью охраняли несколько щук, которые завидев непрошенных гостей стаей ринулись на них. Катя в страхе прижалась к хозяину болот и, сжав глаза, мысленно приготовилась к  неприятностям.
-      А ну брысь отсель — пока живы, — пригрозил Водяной им кулаком и щучья стая также стремительно умчалась, как и появилась, — Вот еще кусать меня надумали. Быстро все кости переломаю и на пирог пущу.
-      Какой вы храбрый, — заворожено прошептала Катя, похвалив Водяного за отвагу и покрепче взяв его за руку, продолжила путь по владениям Водокрута.
Подойдя к воротам дворца, Водяной провёл по ним рукой, и те послушно растаяли легкой пеленой будто и не было их вовсе, приглашая гостей внутрь.
-      Листок бадьяна, можешь выкинуть, — предупредил Водяной свою спутницу, оглядывая заснувший дворец своего родственничка и вспоминая где же можно его найти в столь поздний час, — здесь он без надобности, а выйдем я тебе новый дам.
Катя послушно выложила изо рта листочек и, войдя вовнутрь вслед за хозяином болот, с удивлением осматривала рыбок, снующих по дворцу и переливающихся мягким светом, необыкновенный прозрачный свод, украшенный звездочками, вспыхивающими разноцветными огнями, и диковинные витражи из дымчатого стекла с изображением жителей водного царства. Водяной был здесь частым гостем, и  вспомнив где находятся покои царя, решительно направился вверх по лестнице. 
Увидев в конце длинного коридора позолоченную дверь, Водяной радостно потер руки и, заговорщически подмигнув девочке, тихо произнес:
-      Устроим-ка моему братику небольшой переполох.
Тарабаня со всех сил в дверь, он принялся истошно вопить: «Пожар, пожар! Помогите люди добрые, горим!»
Как по мановению волшебной палочки, из всех концов дворца стали появляться множество перепуганных слуг, разбуженных диким ором. Катя никогда бы и не могла подумать, что рыбы и остальные жители водного царства могут выдавать столько шума и криков, споря и перекрикивая друг друга.
Позолоченная дверь распахнулась и на пороге возник лохматый, пробирающий глаза спросонья, царь Водокрут, бешено вращая глазами и пытаясь понять что произошло в его дворце. Увидев среди паникующей толпы возвышающуюся огромную фигуру хозяина болот, Водокрут схватился за голову и, обращаясь к своим испугавшимся слугам, враз затихнувшим, произнес:
-      Всем успокоиться! Никакой опасности нет, все расходитесь по комнатам, это братец мой беспутный пожаловал.
Никогда Водяной не видел в своей жизни так много гневных глаз, наполненных желанием хорошенько отдубасить глупого шутника. Подняв свои бесстыжие очи вверх, хозяин болот принялся насвистывать веселую мелодию, давая понять всё безразличие к происходящему. Когда наконец все разошлись, Водокрут подошел к братцу и взяв его за кафтан легонько потряс:
-      Тысячу раз тебе говорил: хватит твоих глупых шуток. На болоте своём с лягушками шути.
-      А ты перепугался что ли? – наивно поинтересовался Водяной, крепко обнимая сопротивлявшегося этому братца. – Сам подумай: у тебя во дворце, на дне озера, какой пожар может быть?
-      Может али не может, не твоё дело. Что пожаловал, еще и на ночь глядя? Или ты уже днем ни к кому не ходишь от греха подальше? – Водокрут выглянул из-за широкой спины братца, заслонившей Катю, и внимательно посмотрел на нее. – Еще и человека с собой привёл. Со всем из ума выжил?
-      Да не серчай водный царь, по делу мы к тебе и причем очень важному. Ты лучше накорми нас, а после и расспрашивай. А то в животе так бурлит словно лягушку проглотил, – Водяной, взяв под руку братца, повёл его по длинному коридору, поманив рукой Катю следовать за ними. Что-то шепча ему на ухо, хозяин болот изредка оборачивался и показывал на девочку. Водокрута рассказ братца  заинтересовал и несколько раз переспрашивал правильно ли он его понял или нет, при этом качая головой в знак согласия. Спустившись по лестнице, они зашли в залу, наполненную нежным светом, от грациозно проплывающих дивных рыб из далеких морей и рек. Сев во главе стола, Водокрут трижды громко хлопнул по его поверхности ладонью и тут же стали возникать блюда, такого невероятного запаха и вкуса, что Катя с трудом подавила в себе желание броситься сейчас же их отведать.
-      Прошу, гости дорогие, отведать блюда поднесенные, — пожелал Водокрут, не переставая пристально глядеть на Катю. Видимо что-то поведанное братом было ему интересным в этой девочке, но царь, как вежливый хозяин, решил не торопиться с вопросами, подождав когда гости потрапезничают. Водяной, несмотря на своё не очень аристократичное происхождение и проживание, помыл руки с принесенного слугами   кувшинчика, повязал салфетку и аккуратно принялся пилить ножом длинную колбаску, приправленную мятным соусом. Для Кати завтрак в компании царя был в новинку и, стараясь не упасть лицом в грязь перед столь важной особой, она в точности повторяла за хозяином болот все его действия. Изредка поглядывая на Водокрута, девочка заметила, как он сильно похож на Водяного с той лишь разницей, что тот был седой и менее упитан чем его братец. Восседая в ночной рубахе, отливающей голубым цветом, водяной царь с наслаждением подмечал, как гости уплетают завтрак за обе щеки.  Насытившись так, что казалось живот вывалиться из штанов, Водяной потянулся за столом и продолжил беседу с хозяином дворца: «И на чем мы остановились?»
-      Ты мне рассказывал про кощееву орду, – напомнил ему царь и пододвинулся поближе, боясь что-нибудь важное не услышать или пропустить, — И куда же по-твоему они направляются?
-      Ведомо куда — к царству Симеонов. Русалки мне доложили, что проходили они мост ведущий к семи братьям, а стало быть туда и держат свой путь. Не сдюжить Симеонам супротив орды кощеевой, нечисти собрал он бесчисленное множество, как полчища саранчи проходят они по земле русской, сжигая и грабя всё вокруг. К тебе за помощью и явились, выручай брат, беда пришла великая.
-      Вот ты интересный, да чем же я помочь смогу то? Рыб на них напустить, али раков натравить? Сам подумал, что сказал? – удивился царь, разведя руками от искреннего непонимания просьбы брата.
-      Да знаю, что армии то у тебя: две щуки, три сома и один хромой рак, – пояснил ему Водяной свои умозаключения, — Но речь не идет про твою куцую армаду, я тебя хотел попросить к Черномору сходить и у него помощи просить.
-      Вот ты елки-палки, час от часу не легче. Из огня да в полымя, — Водокрут отгородился руками от брата, стараясь не слышать ни его слов, ни видеть его просящего лица, — Даже не думай об этом. Я его уже триста лет не видел. На юбилей к нему забыл прийти, как никак пятьсот веков исполнилось, а ты мне говоришь: помощи попросить. Да он знаешь куда меня отправит с моей просьбой.
-      Что за дурная манера у тебя: сразу в панику бросаться, — успокоил его Водяной, придумавший, как можно уговорить брата, — У тебя все ларцы ломятся от жемчугов да злата. Вот и подбери Черномору подарков побогаче — да не жадничай. Объяснишь так мол и так, забегался по своим делам неотложным, нынче лишь и вырвался, чтобы дядьку проведать, да про здоровье не забудь спросить. Что я тебя учить буду, ты и сам небылицы придумываешь складно.
-      Ладно уговорил, красноречивый, — согласился, скрипя зубами, Водокрут, — Но одно условие – ты со мной пойдешь. Он и твой родственник тоже, хоть и дальний. Да и про дела на земле лучше меня знаешь, а значит расскажешь толковее.
-      Надо значит надо, — выдохнул Водяной, довольный тем, что непосильная задача была решена, — Лишь русалок попроси, чтобы Катю до дворца Емелиного доставили. Они у тебя шустрые, вмиг домчатся. Одну я же её не отправлю по дремучему лесу.
-      Ну, это дело то нехитрое. Посидите пока здесь, а я схожу — оденусь подобающе визиту да подарков наберу. Но учти с тебя сочтется.
-      Не вопрос, братец мой миленький, — Хозяин болот бросился обниматься к Водокруту, который испугавшись проявлений братской любви принялся убегать от него вокруг стола истошно крича: «Сгинь, проклятый, надоел сил больше нет».
Водяной, дабы не злить больше брата, успокоился и, присев около Кати,  погладил по ее голове, приговаривая.
— Видишь, как хорошо всё устроилось, скоро у Емели будешь. Выспишься, отдохнешь, а там поглядишь и с кощеевой ордой сладим.
Водяной царь тем временем тихо выскользнул из залы и уже через несколько минут стоял на пороге, наверное, в самом богатом одеянии, имеющимся в его гардеробе. Катя с Водяным аж выдохнули от восхищения кафтаном, богато украшенным жемчугами, янтарем, жемчугами и другими камнями, переливающимися на свету.
-      Как вам мой парадный наряд? — кокетничая и крутясь из стороны в стороны спросил Водокрут.
-      Роскошно, братец. Дай-ка я тебя обниму, — ответил Водяной и привстал со стула, намереваясь выполнить обещанное.
-      Глупости какие. Помнешь еще, увалень болотный, — отказался водяной царь от предложенных почестей, — Всё уже готово: русалки ждут девочку, а мы на карете запряженной тройкой лихих щук полетим.
Гости вслед за царем вышли из дворца сквозь растаявшие ворота и увидели приготовленные экипажи. Русалки весело смеясь, гонялись друг за другом по царскому саду, щуки жадно клацали зубами, запряженные в карету, более похожую по форме на повозку, так как колес не было и в помине и по всей видимости под водой они были не очень и нужны.
-      Девочки, хватит баловаться, идите сюда, — подозвал своих служанок Водокрут, -  Эту девочку зовут Катенька и очень нужно довезти ее до емелиного дворца. Понимаю, что вы не ездовые собаки, но ввиду срочности и важности прошу вас один раз это сделать для меня.
-      Батюшка царь, мы в миг доставим, — молвила старшая из русалок, подплыв к Кате и подняв ее на руках, — К тому же она и легкая, а не какая-нибудь упитанная особа, вроде Водяного.
Русалки в один голос засмеялись над шуткой сестры, да и Водокрут не отказал себе в удовольствии потешиться над братцем.
-      Враки это всё. Какой же упитанный, так немного полноватый, — оправдывался Водяной, стремительно краснея от смущения и ощупывая себя со всех сторон.
Смеясь и подшучивая между собой о природной стати водных царей, братья уселись в карету и кучер, коим был пожилой сом, громко прикрикнув на зазевавшихся щук и поддернув поводья, понес их на встречу к морскому владыке Черномору.  Катя со своими новыми подружками помахали вслед удаляющейся карете и, решив, что первой повезёт на себе девочку старшая из сестер, усадили ее на спину русалке. Пожелав себе доброго пути, водные дивы в мгновение ока умчались в темную глубину, неся на себе Катюшу, мечтавшую о скорой встрече с Емелей и тремя богатырями.
 
Глава шестнадцатая.
 
Словно лихие кони неслись русалки по реке, будя стремительным движением, жителей подводного царства, высовывавшихся из затаённых уголков дна и высматривающих по сторонам причину утреннего беспокойства. Перед взором Кати только и успевали пролетать мимо коряги, валуны, в огромном количестве разбросанные по речному дну, сонные рыбы, вышедшие на утренний завтрак в поисках подходящей еды, да раки, поджидавшие остатков чей-нибудь трапезы. Несколько раз за время пути девочка пересаживалась от одной русалки к другой, стараясь делать это как можно медленнее, давая время передохнуть им от невероятной гонки. Не минуло и получаса, как ватага водных див оказалась около песчаного берега, усыпанного рыбацкими снастями и лодками.
-          Здесь, Катюша, тебе и выходить, — молвила старшая из русалок, поправляя растрепавшиеся от речной воды волосы, — Поднимешься вверх по яру и там увидишь небольшую деревушку, а от нее уже и до емелиного дворца  рукой подать.
-          Спасибо, милые русалочки, — поблагодарила девочка водных див, поклонясь им за оказанную помощь, — Надеюсь, что мы еще свидимся, но уже в спокойное время. Поболтаем и посплетничаем.
-          Непременно, — в один голос подтвердили катины слова русалки и, радостно смеясь, стремительно пронеслись вдаль, поблескивая серебристой чешуей.
Девочке стало на миг невыносимо грустно, так легко и спокойно она чувствовала себя здесь в прозрачной воде. Но ей предстояло вернуться на землю, где царства уже начали полыхать огнем пожарищ и стонать под ударами кощеевой орды. Катя отогнала от себя последние грустные мысли и решительно направилась к песчаному берегу.  Выйдя на песок, девочка увидела сидящего в оторопи маленького мальчика, неистово крестящегося и бормотавшего слова молитвы.
Катя сначала и не поняла, чем был вызван сей радушный прием, пока она не представила себе напугавшее ребенка зрелище, выходящей из воды не русалки, не водяного, а обычной девочки. Мальчик по-видимому принял ее за утопленницу, за какой-то надобностью, вернувшейся на землю и  аккурат за его душой.
-          Не бойся, я простая девочка, такая же как ты, — прошептала Катя, стараясь словами  и поступками, не напугать бедное дитя, — Я была в гостях у водного царя, а сейчас иду ко дворцу Емели. Не подскажешь как туда идти?
Для мальчика произнесенные слова ничего не значили и, дослушав обращенную к нему речь, он рванул с места с такой скоростью, что казалось за ним гонится стая волков. Кате ничего не оставалось делать, как пойти вслед за убежавшим дитём в надежде, что кто-нибудь более спокойный встретиться ей на пути. Но не успела она пройти и нескольких шагов, как ее окружили жители ближайшей деревушки, вооруженные кто лопатами, кто вилами, а кто и более странным оружием, вроде скалок и корыт.
-          А, нечисть поганая. Сейчас мы тебе устроим теплый приёмчик, — прокричал самый рослый, и наверное самый смелый из них, крутя в руках огромные вилы.
Катя не на шутку перетрухнула, видя столь плачевный для себя оборот, и с трудом выдавила из себя слова:
-          Вы что, люди добрые. Я девочка, зовут Катей. Иду во дворец Емели, он меня уже ждёт. Посмотрите сами, ну какая из меня нечисть.
-          И то верно, — согласился с ней хлипенький старичок, стараясь найти в толпе решительно настроенных сельчан единомышленников.
-          Ты в своем уме, Федулыч, — рослый мужчина был непоколебим в своих убеждениях, — Как будто не знаешь эту заразу. Они что угодно наплетут, лишь бы сухими из воды выйти. Нечисть, как есть нечисть, я их за версту чую.
-          Тихо, тихо, — успокоила их упитанная крестьянка, пробирающаяся к девочке сквозь столпившихся людей, двигая их в стороны широкими бедрами, — Ты Гаврила, как оглашенный вечно носишься, не столько забот, сколько твоих криков. Вам же русским языком объясняют, что ее царь Емеля ждёт.
-          Ага, и по этой причине она из воды явилась, — усмехнулся мужичок, поддерживаемый большинством своих односельчан.
-          Ты вперед батьки не лезь, — рявкнула на него недовольно женщина, прикрывающая своим телом бедную девочку. — Разобраться нужно, а после и решать что делать. Давайте свезём ее во дворец, а там царь и даст ответ нечисть это али нет.
-          Ну вот, это другой разговор, — довольно улыбнулся Гаврила и крестьяне дружно закивали, соглашаясь с предложенным выходом из непростой ситуации, — Митюнь, ну гони суда телегу, сейчас мы её загрузим и поедем. Страсть как хочется нечисть на чистую воду вывести.
На мигом примчавшуюся телегу, ведомую пегой лошадкой, торжественно водрузили связанную (во избежании побега) Катю и длинная процессия из еще нескольких телег, на коих восседали любопытствующие и интересующиеся селяне, тронулась неспешно к виднеющемуся вдали дворцу Емели. Кате только и оставалось смириться со случившимся и ждать своей участи, сидя на скрипучей телеге. Встречающиеся прохожие провожали удивленным взглядом всю эту гурьбу, громко спорящую по поводу: нечисть все-таки девочка  или нет. Изредка селян, не соглашавшихся с большинством из находившихся на телеге,  изгоняли с гужевого транспорта, заставляя пересаживаться их на другую подводу к своим единомышленникам.  Так они и подъехали к дворцу, разделившись телегами: на одних прибыли яро верующие в то, что девочка невиновна, на других с такой же уверенностью в обратном. Все пространство вокруг дворца было заставлено множеством телег и шатров – это все окрестные селяне прибыли на зов своего царя, готовые к борьбе за правое дело. Тут и там раздавался лязг кольчуг и оружия, большие табуны коней прогуливались по лугам, уминая сочную траву. Пробираясь с трудом, обозы въехали на площадь перед дворцом, на которой, к вящей радости Кати, всю эту процессию встречал сам царь Емеля, решивший самолично обойти город, дабы  удостовериться в спокойствии его жителей и готовности войска выйти в поход. По расстроенному лицу царя было видно, что не всё так идет гладко, как задумывалось. Долгое отсутствие Кати и Прасковьи, отправившихся на поиски живой воды, не давало покоя последние дни Емеле, переставшему спать от большого волнения. Борясь со сном, царь утешал себя мыслью, что все будет хорошо, да и приезд трех богатырей с Марьей-Искусницей немного успокоил тревожную душу. Деловито подперев бока руками, он прошел вдоль телег с умолкнувшими селянами и вдруг увидел Катю в таком несуразном связанном виде.
-          Девочка моя, да что это они с тобой сделали? – бросился к ней Емеля, радостно обнимая и целуя долгожданную гостью, — Где же ты пропадала, у меня уже вся душа навыворот от ожидания.
Крестьяне в страхе прижались друг к другу, понимая что сделали что-то непростительное и глупое. Все их гневные взгляды вперились на Гаврилу, отчего у него мелко задрожали руки и побледнело лицо.
-          Это что еще за шутки! — грозно прикрикнул Емеля и прошелся взглядом по селянам, ожидая от них объяснений случившемуся.
-          Не ругайтесь, ваше величество, — женщина, защищавшая Катю от нападок, и в этот раз не испугалась выступить от имени своих односельчан, — Сам знаешь, как много в последнее время по нашей земле бродит всякой нечисти. Вот и решили у тебя узнать: девочка это али злодейка какая. Явилась она из воды и молвила, что к тебе путь держит, а значит акромя тебя никто и не знает так это или нет.
-          Так-то оно так, но девочка причём. Связали ее, как разбойницу какую-то, еще бы кляп в рот вставили, — Емеля, отойдя от гнева, улыбнулся и  пригрозил своим подданным пальцем. Крестьяне, сидевшие на одной телеге с девочкой, мигом бросились развязывать ее. Катя потёрла затёкшие от пут руки и бросилась в раскрытые объятия царя, не перестававшего благодарить девочку за принесенную радость.
-          Рассказывай, не томи, Катюша, как слетали за живой водой? – Емеля взял на руки гостью и понес во дворец, попутно расспрашивая ее о дальнем пути и перенесенных невзгодах.
Катя рассказала царю и об опасности, грозящей им с Прасковьей на острове охраняемом Змеем-Горынычем, и о неожиданной встрече с Водяным и последующей прогулке к водному царю Водокруту. Поведала и о планах водных братьев, попросить помощи у морского царя Черномора.   
Емеля слушал все очень внимательно и в зависимости от поведанного, то зажимал в страхе глаза, искренне переживая за друзей, то от души веселился, радуясь, как ребенок, счастливому избавлению от опасности. Вскоре в залу вошла и Царица-Несмеяна, ласково поприветствовавшая гостью. Сев рядом с мужем, она широко улыбалась и посветлела лицом от хороших вестей, рассказанных девочкой. 
-          Вот на этом и закончилось мое путешествие, — подытожила свой рассказ Катя, остановившись на моменте своего несуразного пленения селянами, -  А где богатыри? Удалось их перевезти с Марьюшкой или нет?
-          Помучились мы изрядно, чтобы прихвостней кощеевых перехитрить, но все-таки доставили богатырей и Марью в целости и сохранности. Значит выходит, что можем рассчитывать на неожиданное подспорье, — царь улыбнулся счастливому исходу опасного пути, чмокнув в щечку на радостях Царицу, и кликнул прислугу, — Конечно надежды немного, что Черномор согласиться помочь, но ничего будем надеяться на лучшее. Да и подданные Еремея и Ивана будут большой подмогой в борьбе с Кощеем. Прасковья своё дело знает, вот в ком я нисколечко не сомневаюсь, так это в ней.
В залу вошел молодой дворовый и встал в ожидании приказа царя.
-          Ты вот что, Никола, позови богатырей да Марьюшку, – обратился к нему Емеля, у которого проснулась жажда решительных действий, — Скажи вести добрые есть – Катя с живой водой приехала.
Дворовый мигом умчался, разнося по всему дворцу долгожданные новости о прибытии гостьи, и уже через несколько минут дверь палаты распахнулась. Вбежавшая на радостях, невероятно красивая Марья-Искусница принялась от души обнимать Катюшу. Богатыри же были, как и раньше безучастны, и лишь бубнили себе под нос возражения по бесполезному на их взгляд проживанию во дворце Емели.
-          Домой хочется, — пожаловался устало царю Илья-Муромец, присаживаясь рядом с ним за стол, — Отдохнул бы да вволю выспался. Понапрасну вы нас во дворце держите.
Добрыня Никитич понуро покачал головой, соглашаясь со своим старшим сотоварищем, и пристально посмотрел на Катю, вспоминая где же раньше он ее видел. Но как не старался добрый молодец вспомнить — злодейское зелье не давало  памяти проснуться. Этой же закавыкой мучился и Алёша Попович, безрадостно озираясь по сторонам, ожидая неведомо чего.
-          Любимый мой, Илюшенька, скоро снимем с тебя и другов твоих заклятие злодейское, — обнадежила мужа Марьюшка, нежно трепля по голове и целуя в уста медовые, — Не томи, Катенька, доставай воду живую – будем хлопчиков наших к жизни возвращать.
Девочка порылась в заплечном мешке и, достав фляжку, торжественно протянула ее, томившейся от долгого ожидания, Марье-Искуснице.
— Нет, моя милая, — отказалась от дорогого дара  красавица, возвращая девочке обратно фляжку, — Ты уж лучше сама воду на ладонь немного налей да ей вытри лица богатырей. Коль ты столько пережила и столько перенесла невзгод, тебе и пробудить их ото сна следует.
Девочка осторожно, боясь пролить хотя бы каплю драгоценной воды, вылила немного себе на ладонь и провела рядом сидевшему Илье-Муромцу по лицу. Богатырь вначале отстранился и принялся вытирать влагу, но постепенно его глаза становились всё осмысленнее, загорелись огнём, лицо запылало румянцем и вот уже перед собравшимся  народом стоял сам могучий русский богатырь Илья-Муромец.
-          Эх, долго же я спал! – прикрикнул Илья, расправляя затекшие плечи. – Как будто пелену с глаз сняли. Марьюшка любимая, что произошло?
Богатырь обнял жену и крепко поцеловал, обрадовавшись чудесному избавлению от злодейских чар.  Катя тем временем умыла Алешу Поповича и Добрыню Никитича, вернув им утраченную молодецкую силушку и удаль. Теперь все богатыри были как на подбор статные, красивые, сильные. Встав в ряд, они как и прежде были могучей силой способной противостоять любому злодею. Тут и слуги емелины прибежали в залу счастливо обмениваясь улыбками и объятиями, некоторые из них уже волокли непомерно тяжелые кольчуги и оружие богатырям, ожидая увидеть их в полной красе.
Емеля, глядя на эту благостную картину, с облегчением от тяжкого груза, висевшего у него на душе, выдохнул и, подойдя к богатырям, крепко прижал их к своей груди.
-          Ребятушки вы мои, — утирая выступившие по радостному поводу слезы, пробормотал Емеля, — Молодцы, выручайте от беды лютой. Кощей — супостат ненасытный на царство Симеонов наступает. Беды и горя людского уже столько принёс, злодей окаянный. Надобно на помощь братьям спешить.
-          Вот окаянный, да что же это ему всё на месте не сидится, — грозно молвил Добрыня, поигрывая огромной палицей, принесенной слугами, — Придётся провести беседу и будем мы говорить ясно, громко и долго.
-          Это уж непременно, — подтвердил Алеша-Попович, надевая блестящую кольчугу и натягивая тугую тетиву лука, — Разговор затянется так, что кому-то, когда-то не поздоровиться.
-          Где войско твоё, царь Емеля? – Илье-Муромцу не терпелось свидеться со своим заклятым врагом да и нечисти надобно было преподать урок, как вести себя на земле русской, — Али не собрал свою дружину на бой ратный?
-          Да что ты, Илюша, мои войны заждались уж, когда супротив негодяев  в поход выйдем, – Царь показал в открытое окно огромное скопление людей, собравшихся на битву с нечистью. – Уж и обозы с провизией готовы, и оружие заточено. Но прежде вкусим трапезу, не годиться в поход идти на голодный желудок. 
Слуги, услышав приказ царя, тотчас разбежались словно муравьи и через миг весь стол был уставлен множеством блюд. По аппетиту богатырей сразу было видно, что к ним вернулась былая сила. Без труда разделавшись с запеченными поросятами, они принялись  за оставшиеся кушанья и вскоре стол наполнился пустыми тарелками и кружками. Катя немного позавтракав, лишь взглядом успела проводить последнюю кулебяку с мясом, исчезающую в Алеше-Поповиче.  Сон, мужественно преодолеваемый девочкой, с новой силой навалился на нее и, уже не в силах ему сопротивляться, Катя преклонила голову на руку и уснула. Добрыня-Никитич, сидевший рядом с ней, увидев такое дело, нежно взял ее на руки и, следуя за Царицей-Несмеяной, отнёс спящую девочку в царскую опочивальню.  
Вернувшись в залу, Добрыня застал Емелю, облачившегося в царскую кольчугу, поблескивающую под лучами утреннего солнца. Богатыри с достоинством отметили высокое мастерство кузнеца, выковавшего эти удивительные по красоте доспехи.
— Теперича можно и в поход идти. Вечереет ноне, как раз к утру поспеем, — одевая на ходу шлем, произнес Емеля и повёл гостей к воротам дворца, — Пора нечисти за всё горе и страдания принесенные ответить.
   Каково же было их удивление, когда выйдя из дворца, они увидели насколько велико и огромно войско собравшееся в поход. Множество людей из соседних царств откликнулись на призыв бороться с нечистью и, собрав свое нехитрое  вооружение, прибыли к емелиному дворцу.  Вскоре обнаружилась и причина сколь многочисленного собрания: на возвышении, сделанном из собранных вокруг бочек, гордо подняв маленькую голову, вещала Прасковья о грозящей опасности всем царствам, о погибших и разоренных деревнях. Гул толпы, согласной с птицей, эхом разбежался по окрестным дорогам и полям.
— Ай да удалец, ты, Емеля, — с наслаждением от увиденного промолвил  Алеша-Попович, — Войско пригожее собрал, с таким не стыдно и на глаза Кощею показаться.
— Это уж верно, — добавил Добрыня-Никитич, приложив длань к глазам и оглядывая растянувшуюся до горизонта царскую дружину, — Не надеялся супостат, что столько молодцев соберем.  Нынче можно и с ордой его потягаться.
— Привет, Прасковья! Спасибо, птица добрая, за подмогу неоценимую, — поблагодарил сову Емеля, седлая гнедую кобылицу.
— Доброго денька, молодцы богатырские. На поле брани от меня Кощею горячий привет передавайте, — поприветствовала птица доблестных воинов, подлетев к Емеле и целуя его в щеку, напутствуя в добрый путь, — А где подружка моя? Сельчане твои сказали, что девочка с ними прибыла.
— Коли мы здравые, так это её заслуга, — поправляя сбрую на своем вороном, как смоль коне, молвил Илья-Муромец, — Дремлет девчушка, замаялась дюже в пути. Ты пока не тревожь ее, пускай выспится.
Поцеловали жен своих богатыри славные, перекрестились на добрый исход дела ратного своего и отправились в путь к царству Симеонов, где орда кощеева принялась  городище приступом да измором брать. Вслед за ними войско великое и могучее из людей простых происхождением, да душой сильных, растянувшись на вёрсты дорожные, потянулось. И махали им на прощание жены и дети их  руками да платками ситцевыми, утирая слезы горькие от предчувствия недоброго, что многие не вернуться домой живыми и невредимыми.
Повидали добры молодцы на своем пути много деревень да сел сожженных супостатами, бессчетно сироток без отцов и матерей погубленных злодеями. И дали зарок могучие богатыри вычистить землю русскую от басурманской нечисти, поквитаться с Кощеем и его ордой за жизни погубленные.
 
Глава семнадцатая.
 
Сидели в зале за столом две девицы-красавицы: Марья-Искусница да Царица-Несмеяна, с ними  и Прасковья – совушка говорливая. Кручинились по разлуке долгой с мужьями любимыми, беседой стараясь  от мыслей горьких отвлечься.
   — Ожидать остается исхода счастливого, — молвила Царица-Несмеяна, готовая расплакаться с новой силой, — Пусть беда лихая да смерть лютая стороною пройдет.
— Не гоже плакаться нам, — решительно отрезала Прасковья все горевания, — Помогать добрым молодцам нужно, слезами горю не поможешь.
— Чем же мы сгодиться можем? – удивилась Марья, не понимая тонких намеков птицы, — Всё что смогли уже сделали, ежели что сами на коней сядем да на битву отправимся.
— Аль не помнишь, Марьюшка, на ратный бой с кем богатыри в поход вышли? – хитро прищуривая глаза, поинтересовалась Прасковья. Сама же и дала следом ответ на свой простой вопрос, — С Кощеем Бессмертным. А отсюда следует, что нет смерти ему на земле, кроме иглы, схороненной Иваном-Царевичем. Отсель и мораль проста: к Ивану лететь надобно с живой водой да от злодейских чар избавлять.
— Сколько знаю тебя, а всё удивляюсь: откуда ум в тебе такой?  – похвалила птицу за проявленную смекалку Марья и погладила её по взъерошимся перьям. – Верно говорят:  с кем поведешься оттого и наберешься. Баба-яга то всегда смекалистая была, видно и ты в нее подалась.
Царица-Несмеяна сразу оживилась, присела поближе и, выслушав сову, поинтересовалась:
— Ведомо ли тебе, Прасковьюшка, что акромя тебя лететь боле некому. Так уж коли ты предложила, то не отворачивайся в последний момент.
Сова аж закашлялась от услышанного, выкатив и без того большие глаза от удивления. Наконец отдышавшись, птица выдавила из себя.
— Да я же молвила «лететь», токмо из-за того, что я по-другому и не передвигаюсь. Если хотите то можно и скакать, бежать, плыть наконец.
— Совушка миленькая, ну кто же быстрее тебя исполнит столь трудное поручение, — нежно молвили в один голос девицы-красавицы, уговаривая птицу, — Не Катюшу же нам будить в самом деле, она и так намаялась бедняжка.
— Господи, ну когда же всё это кончиться? — пробубнила недовольно Прасковья, проклиная  в душе свою болтливость, за которую приходилось  теперь отдуваться, — Хорошо, хорошо, полечу к Ивану, куда от вас денешься. Несите живую воду да побыстрее — пока я не передумала.
Красавицы захлопали в ладоши, благодаря птицу за проявленную сознательность. Царица-Несмеяна, пока Марья-Искусница давала последние наставления сове,  побежала искать добротную баклажку, потому как фляжка была для совы неподъемной ношей. В мгновение ока хозяйка дворца вернулась  из сеней, величаво неся маленький сосудик, подходящий Прасковье в самую пору. Осторожно, капля за каплей, Марья налила живой воды в баклажку и повязала ее тонкой бечевочкой на шее совы.
  — Ни пуха, ни пера, Прасковьюшка. Береги себя, милая, — Девицы обняли на прощание птицу, желая доброго пути.
— Лучше напутствия не могли придумать, — возмутилась сова в ответ на неосторожное пожелание, — Это от кого не останется  ни пуха, ни пера. Думать надо, что говорите.
— Ладно, лети уж, болтунья, — Царица-Несмеяна распахнула окно, в которое, бормоча себе под нос недовольные речи, вылетела Прасковья.
В чистом поле, в широком раздолье, за темными лесами, за зелеными лугами, за быстрыми реками, за крутыми берегами возвышался дивный дворец Ивана-Царевича да Василисы Премудрой. Подлетела к нему Прасковья уже за полночь, путь длинный проделала, умаялась сердешная. Перво-наперво направилась в покои царские, где почивали злодейским зельем опоенные супружники. Тихо и спокойно было во дворце, спали сном крепким слуги да дворовые. Тускло озаряли две свечки покои государевы и были прекрасны, как ясное солнышко, спящие и лежал у изголовья постели царской Серый Волк, охраняя покой хозяев. Услышав скрип открываемой двери, лязгнул он грозно зубами:
— Коли худой человек, уходи прочь — пока цел. Коли добрый – входи.
Испугалась сова слов лютых да деваться было некуда, назад уже не повернешь. И молвила тихо птица речь учтивую:
— Не гневайся Серый Волк, это я Прасковья – сова, что у Баба-Яги проживает. Прилетела я по настоянию Марьи-Искусстницы да Царицы-Несмеяны. Воду живую доставила, дабы пробудить от чар беззаконных хозяев твоих.
— Ну коли так, входи с легким сердцем. Авось и проснуться от водицы волшебной  Иван-Царевич да Василиса Премудрая.
— Иначе и быть не может, — входя в покои, промямлила сова, в глубине души всё же побаиваясь грозного стража, — Всенепременно поможет.
Прасковья клювиком сняла с баклажки пробочку и, смокнув крылом несколько капелек волшебной воды, провела по лицу царевича. В тот же миг открылись глаза голубые, как небо утреннее, отворились уста сахарные и поднялся Иван-Царевич с постельки краше прежнего.
— Долго же я спал, друг мой верный? Сон сморил меня великий и слышал что вокруг делается, и глаз не мог отворить, словно пелена какая-то лежала на них.
  — Дремота злодейская на тебя навалилась, – истолковал Серый Волк корень зла произошедшего, — Яга околдовала тебя зельем, дабы досадить тебе за свои напрасные поиски смерти кощеевой. Гонялся долго за душегубкой этой по горам, по долам и изловил ее на полянке в лесу темном, собирала травы да коренья всякие для новых козней. Нынче заперли ее в темницы глубокие, чтобы знала, как добрых людей травить да пакости делать. Авось посидит да умнее станет.
  Покудова вели беседы закадычные друзья, Прасковья пробудила ото сна Василису Премудрую. Приподнялась лебедь белая с ложа царского, благолепная чаровница повела десницей по кругу и осветилась опочивальня сиянием дивным и изумительным, словно радуга озарила всё окрест.
— Доброй ночи, гости милостивые, — поклонилась царица, приветствуя спасителей дорогих, — Простите  нас, коли почивали долго мы.
И заключили в объятия крепкие друг друга Иван да Василиса, будто бессчетно лет не виделись, поцеловались с любовью безмерной. Прослезились Прасковья с Серым Волком от чувств таких сильных, зарыдали в один голос от счастливого избавления от чар колдовских.
— Не горюйте, миленькие, — приголубила их Василиса, утешая от скорби напрасной, — Прошло всё недоброе и настали дни светлые.
— Кабы так, — утирая слезинки, проронила сова, — Орда кощеева поди в эту пору под вратами городища Симеонов, разорили да погубили прежде сёл без счёта. Надёжа вся лишь на дружину богатырскую, вышедшую в поход супротив полчища аспида проклятого.   
— Да что же это в краях русских твориться, да коли нечисть топтать сыру землю будет, — вскипел Иван-Царевич, сжимая кулаки от ненависти докрасна, — Буди Серый Волк, дворовую челядь да услужников моих. Пусть доспехи царские готовят, коня саврасого снаряжают, дружину мою поднимают. Без промедления в путь тронусь, авось к рати богатырской поспею.
— Одна вот загвоздка государь ты наш. Многие воины твои ушли по зову Емели в его дружину, уже не чаялись тебя пробудить и отпустил я их на подмогу,  — поведал царю Серый Волк.
— Не беда, друг мой верный. Толково ты поступил — Емеле воины мои большой подмогой будут, -  похвалил волка Иван-Царевич, умываясь из ковшика,  поднесенного супругой.
Серый Волк тотчас  ускакал прочь, громким воем, разносимым эхом по дворцу, извещая прислужников о чудесном пробуждении царя-батюшки.
— Перво-наперво иглу найди Иван в коей смерть кощеева хорониться, — подсказала Прасковья крайне нужный поступок для благополучного исхода битвы, -  Без нее непосильно богатырям одолеть супостата распроклятого.
  — Коли спрятал я эту вещицу волшебную, стало быть и найти не составит труда, — Возрадовался Иван-Царевич и, протянув длань к царскому скипетру, отвернул с того легонько верхушечку, ладно приделанную искусным мастером. Перевернул жезл и в ладонь царю скользнула тонкая иголка. – А вот и она – смерть кощеева. Поглядим теперича, кто в бою ратном победителем выйдет.
— Не мудрено, что Яга не смогла проведать — где игла сокрыта, — пролопотала сова, изумленная мудростью супругов, — Поди Василиса подсказала?
— Вестимо жена моя разлюбезная, — похвалил, зардевшую от смущения супругу, царь, — Вот и слуги мои верные пожаловали. Все ли готово в путь-дорогу дальнюю?
Отвечали ему услужники царские, бив челом государю, пробудившемуся от чар колдовских.
— Принесли доспехи твои ратные, конь стоит у ворот дожидается. Может царь родной вкусишь трапезы пред дорогой дальнею?
— Не ко времени нынче потчевать, — одевая кольчугу да беря в руки меч булатный, откликнулся Иван-Царевич, — Други мои преданные ждут, когда я с подмогой прибуду.
— Вся дружина оставшаяся собралась у дворца да и я с тобою царь поскачу, — отважно прорычал Серый Волк, решительно отвергая все уговоры, — Уж не раз из беды лютой выручал тебя, так и нынче не брошу друга сердечного в бою ратном. 
— Чай и я не хромая и не косая, чтобы в стороне оставаться, — выступила Прасковья, выпятив вперед грудь, — В кои веки такая буча началась, а я своими глазами не увижу и хотя бы одному лиходею пакость не сделаю. Ну уж нет.
— Милые мои соколики, — зарыдала Василиса, расставаясь с любимым и его соратниками, — Да хранит вас провидение господне, пусть удача в бою ратном посчастливиться вам.
Обнял сердечно жену свою Иван-Царевич и молвил:
— Ты не гневайся, краса ненаглядная, что покинул тебя, повидавши миг. Но не терпит время промедленья час, скоро битва великая и беспощадная грядёт и мне надобно быть, без сомнения, там.
Перекрестила троекратно путников Василиса, поцеловала в добрый путь и проводила до ворот городских. Ускакали всадники только пыль столбом, а за ними по небу сова поспевала.
А тем временем, ото сна пробудилась в опочивальне царской Катя, потянулась ручками в стороны, прогоняя остатки дремоты, да пошла по дворцу друзей искать. Ночка темная на город легла, тьма кромешная опустилась на землю русскую. Но не спали девицы-красавицы, сидя за столом в зале тронной, сиянием удивительной Жар-Птицы освещенной, гадали на картах исход битвы со злодеями. Всё сходилось к тому, что удача ждёт добрых молодцев, но трудом великим да смертью многих героев дастся эта победа. За занятием сим и застала Марью-Искусстницу и Царицу-Несмеяну вошедшая в залу девочка.
-          Проходи, Катюша, — приглашали девицы маленькую путешественницу присоединиться к ним, — Присаживайся за янтарный столик, погадай вместе с нами.
-          На что гадать будем? – вопросила девочка, потирая очи светлые, не отошедшие от дремоты.
-          Всё про бой ратный карты сказывают, — промолвила Марья-Искусница, раскладывая перед собой колоду, — Говорят они, что удача ждёт наших любимых. Полно Кощею над людьми измываться.
-          Карты ведь соврут — немного возьмут, — уточнила Катя, следя за движениями Марьюшки, и предложила, — Может к Баба-Яге направимся, я когда у неё была — видела кадку волшебную. Кажет она чего на земле русской делается, что попросишь её — то и видно, как на ладони.
-          И то верно, голубушка, — обрадовалась Царица-Несмеяна толковому предложению, — Как же мы раньше не вспомнили про старую бабку и её кадку. Тут и дороги до неё недолго, на лихих конях вмиг домчимся. Что ты скажешь, Марьюшка, иль боишься заполночь в путь трогаться?
-          Коли злодеев кощеевых не убоялась, так и темный путь мне не страшен, — отважно поддержала своих подруг Марья-Искусница.
-          Вот и отлично, — восхитилась единодушию гостей хозяйка дворца, кликнув слуг и приказав им сбирать коней быстрых.
Вскоре несли лихие кони во весь опор девиц-красавиц через темные леса, топкие болота к избушке Баба-Яги. Убоялась Катя лететь ночкой сумрачной через лес густой, вместе с Марьюшкой на одном коне поскакала она.
Глава восемнадцатая.
Не была та дорога быстрою, не был тот путь легким, да миновав опасности страшные прискакали девицы на полянку лесную. Подъехав к избушке древней, кликнула её Марья-Искусница голосом ласковым:
-          Повернись избушка к лесу задом, а ко мне передом.
Заскрипела ставнями, заходила брёвнами, заколыхалась печной трубой развалина старая, кое-как обернулась к гостям полуночным дверью. Раздался изнутри голос Баба-Яги возмущенный:
-          Это кто же осмелился ночкой темною мой покой бередить? Аль беды захотел путник нежданный?
— Не серчай, бабулечка, -  нежно пролепетала Царица-Несмеяна, — Уж прости ты нас за визит поздний.
Услышав знакомые голоса, дверь отворилась и на пороге возникла сгорбленная фигура бабки. Всплеснув от удивления руками, пробормотала она.
— Ой, ты господи, счастие какое, девицы-красавицы мои явились. Да что же я вас на улице держу, ну-ка живо в дом проходите.
Присела, кряхтя, старая изба, преклонив ступеньки вровень с землей. Вошли гости поздние в курень и присели на лавку длинную в ряд.
— У тебя все по старому, — оглядев избу, подметила Царица-Несмеяна, — Сколько уж веков не была у тебя в гостях, а всё как прежде. Хоть бы раз в гости зашла, сидишь здесь как отшельница – ни слуху, ни духу.
— И не говори, доченька, — растапливая печку, оправдывалась Баба-Яга, — Всё дела, дела. Как соберешься в гости – сразу какая-нибудь напасть случиться. По какой надобности то прибыли, чай не ради интереса: как здесь бабка живет?
— Проведать тебя заглянули да надобность в твоей волшебной кадке появилась, — обняв нежно старушку, молвила Марьюшка, — Муженьки наши на сечу великую с Кощеем отправились, нас не взяли с собой – всё же не женское это дело. Вот и хотели у тебя хоть глазком одним взглянуть, как баталия проходить будет.
— Что же одним то, хоть двумя смотрите, мне не жалко, — Баба-Яга поставила на стол задымленный самовар и, подбросив щепки в жаровню, присела рядом с гостями, — Да и мне, страх как хочется, глянуть, чем вся заварушка завершиться. А покудова петухи заутреннюю  не пропели, время есть почаевничать.
Закипел вскорости самовар, угостились девицы чаем липовым да на мёде настоянным, благодарствуя  хозяйку за радушный прием. Поведали старушке о свершениях Катиных, о заслугах Прасковьи доблестной, о народе русском собравшемся со всех царств-государств к Емеле на подмогу.
-          Ох, ты господи, — всплеснула Баба-яга ручонками своими, услышав про подвиги девочки и птицы, — Никогда бы не подумала, что Прасковья на такое решиться может. Вот ты погляди, что на земле русской делается, даже птицы и те какую доблесть показывают.
Обняла бабка старая крепко-накрепко Катю от всей души, поблагодарив за дела добрые да за силу духа русского.
-          Бабушка, вот ваши вещицы волшебные в целости и сохранности, — протянула Катенька Баба-Яге волшебный заплечный мешочек.
-                  Вишь, как вышло, — молвила бабка, выкладывая вещицы в сундук, — Хотела тебе палочку сонную подарить да как же мы без нее Змея Горыныча пробудим. Теперича в следующий приезд твой вручу, когда чудище это воспрянет ото сна.
Тут и петухи, завидев зорьку юную, заголосили наперебой.
-          Вот и встало солнышко яркое, и настало утро ранее. Бог нам в помощь. Проходите сюда девицы-красавицы, — подозвала Баба-Яга к кадке своей дорогих гостей, — мигом озариться посудина моя видом на поле брани.
Кинув щепотку красного порошка из маленького ларца, повела помелом по воде и молвила слова заветные, Кате уже знакомые:
«Расступись вода студеная,
Разгорись трава зеленая,
Покажи что изменилось,
В нашем царстве приключилось».
Тотчас разошлась вода бурлящая и предстал перед взором их град Симеонов весь тьмою нечисти обложенный. В утро то недоброе окружил туман густой все окрестные леса и луга пеленой непроглядной, от брега морского и до чащи лесной лег своей белой шапкой на землицу русскую, так что акромя высоких малахаев басурманов да Тугарина — исполина проклятого видно то и не было. А Кощей Бессмертный часом тем в стороне на высоком холме с коего обозревал неисчислимое войско свое да приказы злодейские отдавал. Полетели камни стопудовые с катапульт, разрушая дома да людей калеча, набежали поганцы на стены городские, лестницами высокими да крюками железными доставали до их верхушек да полезли ввысь, понадеясь лихо приступом крепость взять. Да не тут-то было: на стенах да на башенках люди смелые и отважные сиживали – кто стрелою меткою прямо в лоб душегубца порадует, кто кипяточком иль смолою горячею ошпарит злодеев. Так держались они силой целою, не давали нечисти и шажку по стене городской ступить. Да к тому же братья Симеоны, Кощея поджидав, не сидели руки сложа,  наготовили сюрпризов всяких для орды его. Самострелов громадных, что били копьями тяжелыми в небо ясное, словно тростинками легкими, и арбалетов поменьше, что разом пускали во вражеский стан кучу каленых стрел. Но более всего удивительным были пушки необыкновенные, что стреляли ядрами чугунными. И летели те снаряды не прямой дороженькой, а по извилистой (то влево, то вправо) да так хитроумно, что спасения от разрушительной силы их сыскать нельзя было. 
А внизу злодеи тараном из бревна огромного попытались ворота взломать, да без толку было это всё: те врата железные Симеоны загодя заложили грузом многопудовым. Как бросятся к тем воротам душегубцы с бревном, так и отлетают от них — только пятки сверкают. Уж и Тугарин — силач басурманский, брал таран да с разбега бил, Соловей-Разбойник что есть мочи свистел: однако всё попусту, неподвижно стояли врата городские, не на толику малую не пошатнулись, токмо ставни огромные скрипнули.
-          Ты ж гляди, что басурмане удумали, — гневно отчитала Баба-Яга орду Кощееву, – Нас за грош не возьмешь.
-          Хоть бы поскорее Илюша с другами пожаловал, — распереживалась Царица-Несмеяна, еле сдерживая желание похныкать, — Вот устроят они им головомойку.
-          Долго-то супротив такой орды град Симеонов не выдюжит, — забеспокоилась вслед за царицей Катюша, глядя в кадку на бесчисленную орду злодеев.
-          Да поди ж скоро и прискачут голубки наши, — приободрила ее Марья-Искусница, сама с нетерпением ожидая увидеть мужа своего, — Добрым  путем  Бог  правит, воздастся Кощею и его прислужникам за дела их поганые.
А тем часом поглядел на безуспешные попытки взломать врата городские Кощей Бессмертный да от злости как гаркнет Соловью-Разбойнику:
— Запускай Змея семиглавого. Пущай пожжёт непокорных. Никого не жалея: ни стариков, ни жён, ни детишек малых. Возгорится град да падёт к ногам моим.
Поскакал разбойник в чисто полюшко на подмогу Змея звать. Заслонил лютый аспид полнеба, поднявшись ввысь, огнем дышит, полымем пышет: стали дома гореть да строения, уйма людей беззащитных погорело от его пламени.
Пригорюнились девицы-красавицы с Баба-Ягой на бесчинства Змея глядучи, оробели от страха великого за судьбу града Симеонов. Но и ратники славные Змея приветили: навели самострелы огромные и давай по бокам душегубца копьями бить. Испужался Змей своей смерти преждевременной да, во всю прыть махая крыльями, сел на дальний холм, выдирать из шкуры копья каленные, вопя на всю окрестность от гнева великого.
Тут обрадовались девицы красные, что в избушке сиживали, избавлению от напасти страшной, засмеялись да в ладоши захлопали, токмо рано утешали себя надеждой слабою, супостат и не думал отступать.
Рассвирепел Кощей пуще прежнего, замахал руками в истошной злобе, отдавая новый приказ прихвостню:
— Ты возьми, Соловушка, половину орды моей да с моря бери город. Стены малые в той стороне, набежишь гурьбой – они и свалятся. Ну давай ступай – исполняй повеление. 
Подсобрал разбойник нечисти да двинулся к морю синему. Налетела туча темная на преграду малую и обрушили ее своим бесчисленным множеством. Завязалась битва в граде Симеонов, несметное количество нечисти ворвалось чрез руины, кои были стеною ранее. Встали на смерть ратники бесстрашные, давая отпор душегубам проклятым да не пуская ворогов на улочки града родимого. Звон мечей да свист каленых стрел разносился у стен крепостных, врагов полегло в сече той не перечесть, но и доблестных воинов погибло изрядно. А поганцев прибывало всё больше и больше,  уж и горы из тел погибших преграждали им путь. И заплакали слезами горькими гости Баба-Яги, уж простившись с защитниками мужественными града Симеонов, слишком большим был перевес в силе басурманской супротив ратников бесстрашных. Но не сдавалась на растерзание злодеям дружина царская, вперёд её сами семеро братьев Симеонов, одетых в кольчуги булатные, из всех сил оставшихся, рубились не на жизнь, а на смерть с врагами ненавистными.  
Вдруг вскипела морская волна, поднялась буря свирепая, затемнело небо тучами грозными. Выходили на берег из пучины Черномор со своими племянниками. И число их было аккурат тридцать три: все красавцы да витязи храбрые. Исполинского роста явились те силачи, шлемами своими сияющими до небес, заволоченных сумраком, в пору были они. Оглядев орду нечестивую взглядом грозным, принялись булавами смерть в их рядах сеять. Раз махнёт Черномор в сторону – вот и нет злодеев сотенки. И племянники его не отстают – только вверх тормашками да со свистом звонким душегубы за леса далекие да темные отлетают. Водокрут со своим братом хоть и малы ростом были, по сличению с Черномором и его дружиною, да тоже в бою ратном поучаствовали. По брегу морскому сети длиннющие  растянули да давай  лиходеев, словно рыб ловить, и на дно глубокое утягивать.
Соловей-Разбойник тем часом решил чудо-богатырей свистом взять. Засвистел со всей мочи, аж деревья поникли, а что послабее были те и с корнями вырвало, токмо богатырям его проделки, что укус комара назойливого.
— Что же ты надрываешься, — подойдя к душегубцу, грозно молвил Черномор, — Не к добру свистеть нынче сыззаранья.
И как вдарил по басурманину булавою, что улетел тот за горы высокие, за холма зеленые со свистом звонким. А как пришел в себя Соловей-Разбойник, увидал сей оборот неважный, дёру дал — пятки только заблестели, дал дёру в болота топкие да в глушь таежную, затаился средь лягушек и пиявок мерзких. С тех пор и не видел его никто и не слышал, так перепугался злодей поганый до смерти. 
 А Кощей всё не унимается, видит вся баталия пошла наперекосяк и шлёт в бой  свой последний шанс на исход битвы благоприятный – Тугарина великана окаянного. Токмо сдвинулся с места тот проклятый гигант, как из чащи лесной, из тумана утреннего прям на орду нечестивую выезжает дружина во главе кой три русских богатыря: Илья-Муромец, Алеша-Попович да Добрыня-Никитич с другом своим славным Емелей.
Легкий вздох облегчения от печали тяжкой пробежался по избушке бабкиной, для исхода благого битвы грандиозной Баба-Яга трижды крестом осенила богатырей славных да ратников доблестных. Потихоньку всплакнула Царица-Несмеяна, опасаясь за жизнь мужа своего – Емелюшки, Марьюшка руками глаза прикрыла да прочитала молитву на защиту отважных витязей.
Встала рать честная супротив ворогов; свистнул, гаркнул, молодецким посвистом, богатырским покриком Илья-Муромец.
— Что, Кощей, всё угомониться не можешь. Али память тебе отшибло в прошлую нашу встречу.
Озлобился басурман на слова такие дерзкие, пригрозил супостат смертью скорою да лютою богатырям доблестным.
    — Ляжете  костьми своими на поле брани да развею я прах ваш в чистом полюшке, полетите туда откуда вызвались, будет прежде наука всем — как Кощею наперекор идти.
— Рано восхваляешься душегубец окаянный, не попробовавши меча булатного — вознамерился загодя радоваться, — отвечал Илья-Муромец, вынимая из ножей меч-кладенец.
— И моей палицы сто пудовой не изведавши, — поддержал друга сердечного Добрыня-Никитич.
-          И стрел каленных не отведавши, — завершил Алеша-Попович, поправляя колчан.
Оскалился Кощей Бессмертный в улыбке безобразной и прогорланил зловещим гласом, чтоб вся его орда слышала:
— Перво-наперво с ордой моей справитесь, невежи нахальные. А коли выживете, опосля и со мною свидитесь.  
Как накинулись разом на рать богатырскую со сторон со всех орда бесчисленная, как началась сеча необъятная да жестокая в чистом полюшке у стен града Симеонов. Словно вороны, что голодные, заслонив солнышко ясное, налетели на Илюшу с его другами гурьбой нечисть поганая. Размахнулся Илья мечом кладенным да как даст по врагам со всей силой, с силой мощною, богатырскою, враз опустела на миг пред ним земля от погани, и опять тьма-тьмущая набежала уж. А левее Ильи Добрыня-Никитич палицей разгонял тучи нечисти, посносив им головы да вгоняя в грязь дорожную. Засвистели стрелы звонкие да каленные над битвой бескрайней – это Алёша-Попович из тугого лука раз за разом пускал смерть ворогам, да точнёхонько прямо промеж глаз.
Увидал Тугарин – исполин проклятущий, что большой урон орде богатыри учинили да направился аккурат к Алёше, что был ближе всех, повергая ратников храбрых по пути своему.
-          Как ты справишься, добрый свет Илья, с кучей ворогов? — вскликнул Алёша-Попович другу сердечному, готовясь к битве с великаном, — Иль в подмоге моей ты нуждаешься?
-          Благодарствую, названный брат Алёшенька, — прокричал Илья, отгоняя силу нечистую, — Я и сам эту нечисть одолею. Вы уж лучше с Добрынюшкой этих чудищ сокрушите, знать на них Кощей понадеялся.
И направился, услыхав эти слова напутственные, Алёша насупротив Тугарина и, как встретились они, так земля разом вздрогнула. Вдарил великан по груди богатырской булавой многопудовою – отлетел Алёша в чащу лесную на пятьсот сажёнь. Да спасли его доспехи искусные – защитили от гибели верной. Отряхнулся лишь богатырь доблестный да уже с новой силою на исполина окаянного свой направил шаг. Завязалась тут битва смертельная, не жалея живота своего дрался добрый молодец с басурманским великаном за покой да мир на земле русской. 
Добрыня-Никитич тем часом прискакал к холму, на котором  семиглавый Змей сидел да от боли и обиды вопил. Заприметив приближающегося богатыря, пыхнул аспид в него из всех голов огнем обжигающим. Спешился Добрынюшка с коня доброго да, прикрываясь щитом кованным от жара нестерпимого, достал из ножен меч, переливающийся на солнце холодной сталью. Подбежал к головам Змея семиглавого и принялся их срезать, словно цветы с поля цветущего. Да не приметил славный богатырь, как подкравшись понизу, полыхнула одна голова по ножкам его молодецким огнём палящим. От боли чудовищной сник Добрынюшка на землицу сырую в беспамятстве. Затуманились глаза ясные, побелело лицо алое, упокоился бесчувственный добрый молодец на пологом склоне холма высокого. Сей же миг закрутились над ним уцелевшие три головы, готовые сожрать тотчас могучего богатыря, да только не поспели они рты разинуть в предвкушении добычи, как нежданно-негаданно пробудившийся Добрыня-Никитич мечом необычайным проткнул пузо аспиду насквозь. Взвыл тут Змей раскатистым рёвом, так что аж деревья сникли вершинами к землице, а многие и вырвались с корнями. Не вынимая меча из нутра поганого, дёрнул его богатырь вверх, перерубив плоть змеиную надвое. Тут и испустило дух чудище басурманское, развалив потроха по всему холму. Из последних сил, за подпруги ухватившись, оседлал коня богатырского Добрыня-Никитич и сознание в тот же миг покинуло его.     
А на поле брани в эту же пору Алёша-Попович доселе в побоище с исполином сходился. То Тугарин его булавой пришибет, то богатырь палицей по бокам супостата отходит ото всей души. И решил великан из последних сил вдарить, да так, чтоб и мокрого места от доброго молодца не осталось. Размахнулось чудище окаянное в полную мощь, понеслась булава со свистом, словно ядро выпущенное из пушки, в головушку богатырскую. Тут уж богатырь поумелей был, увернулся от удара могучего, да как шмякнет гаду по башке его палицей. Большой силы тот удар пришелся — аж гулкий грохот поверх битвы пробежал, заставив застыть всех  в ужасе. Осел Тугарин на сыру землю, покрутил глазищами из орбит повылазившими, помотал головой в стороны  да громыхнулся без чувств на луговую траву.
Разъярился Кощей Бессмертный, видя как поредела его орда изрядно: с брега морского Черномор со своею дружиною урон огромный нечисти нанесли, на полях пред городом всё росли и росли кучи побитых богатырями да их ратниками злодеев. Напоследок еще и Тугарин со Змеем Семиглавым полегли на поле битвы. Вознамерился супостат своеручно Илью-Муромца и его друзей погубить, направил коня своего цвета вороного крыла в самую гущу побоища.  
 Солнышко ясное в пору ту встало высоко, опалив лучами своими поле брани. Жарило полуденным зноем так, что пар от земли сырой пошел. Аккурат в этот миг, утерев со лба пота капельки рукавом рубахи домотканой, обернулся Илья-Муромец посмотреть на братьев названых — сильно ли побились в сече с чудовищами, и тут воин басурманский, улучив момент, выпустил стрелу каленую в смертельном яде аспида пустынного. Быть беде неминуемой, коли в цель долетела бы погибель богатырская, токмо Прасковья – птица доблестная с высоты небесной, аки ястреб, мигом слетела  да стрелу ту с гибельного пути клювом сбила. Улетела она в чащу лесную, вонзившись в сосну вековую.
— Доброго здоровьишка, Прасковья, — окликнул подлетевшую сову богатырь, отбиваясь от очередной кучей нечисти, — С оказией какой прибыла али мимо проносилась?
— Смелому горох хлебать, а несмелому и щей не видать, — отозвалась птица, осматривая с высоты полета, сцену грандиозной битвы с нечистой силой, — На подмогу вызвались к вам с Иваном-Царевичем. Скоро и он будет со смертью Кощеевой, в ту пору и поквитаемся с супостатом за всё горе и беды принесенные.
— Выручи совушка — голубушка сизая, — подал усталый голос Илюша из-под груды набежавших злодеев, решивших не умением, так числом богатыря погубить, — Погляди много ли еще орды осталось? Употел — сил уже нет, когда же, господи, управимся?
— Потерпи, свет Илюшенка — солнышко наше ясное, — поддержала словом добрым Прасковья, валившегося с ног от усталости, молодца, — Черномор с ребятушками уже последние остатки нечисти добивают у брега морского, да и в поле чистом уж немного погани осталось. Авось с Добрынюшкой да Алешенькой вскоре и закончите. Берегись Илюшенька — Кощей к тебе подбирается!
Богатырь с непосильным трудом отряхнул с себя навалившихся душегубцев и, взглянув поодаль от себя, заприметил пробирающегося чрез груду наваленных тел погибших Кощея Бессмертного. Попытался было Илья Муромец братьев своих названных на подмогу позвать да видит они и сами насилу от остатков полчища Кощеева отражаются. Ну тут и делать ничего более не оставалось: и с Кощеем сражаться, и от злодеев его отбиваться. А супостат всё ближе и ближе, уж и дыхание его поганое рядом чувствуется, вознамерился он погубить добра молодца и смерти лютой предать.
Размахнулся своим мечом кладенным  Илья Муромец из последних сил да отбросил силы нечистые на пятьдесят аршин округ себя. Застыли душегубцы в страхе за живот свой окрест богатыря, тотчас же и вскочил в создавшееся кольцо басурманское Кощей Бессмертный, размахивая мечом губительным.
— Не сносить тебе головы богатырской на плечах своих, — настращал Илью-Муромца окаянный Кощей Бессмертный и грянула сеча кой припомнить не смогли уж триста веков, полетели искры от звона мечей, задрожала земля от конского топота. Как не вдарит супостат оружием своим — Илюша иль мечом отобьется иль щитом прикроется. Словно ворон кружился Кощей округ богатыря да всё без толку: как скала гранитная стоял добрый молодец – ни на йоту не сдвинулся, только в землю сыру конь по стремена вошёл. Собирался силами Илья Муромец, готовясь дать отпор сообразный супостату окаянному, и пришёл тот миг – разошлось плечо богатырское, поднялся ввысь меч кладенный да как вдарит ото всего гнева праведного, ото всей обиды за беды причиненные по Кощею Бессмертному. У того аж клинок на куски разлетелся и доспехи, словно скорлупа ореховая, осыпались. Шмякнулся супостат со своего коня на землицу русскую, задрыгал ножками да ручонками от страха великого. А Илья-Муромец с коня спешился да мечом прижал супостата к травушке, грозя разрубить его окаянного.
— Ну что понял, пёс поганый, как топтать землицу русскую, как сеять смерть средь матерей да деток малых? За сыночка моего погубленного час пришел ответ держать, – пригрозил добрый молодец злодею проклятущему расправой за дела темные его.
— Ничего, Илья, знать мой час не пришёл еще, — прошипел Кощей от злобы, одолевшей нутро поганое, — Ждем, пождем, авось и мы свое найдем.
— Это еще вилами по воде писано, что придет твой час поганец, — ответил богатырь супостату зычным голосищем и кликнул совушке, — Эй, Прасковьюшка, передай Симеонам пусть цепи стальные да покрепче волокут. Будем гада окаянного в его одежку облачать, пускай еще пятьсот веков в темнице посиживает да ума набирается.
Остатки орды Кощеевой, видя исход баталии печальный, в миг разбежались со срамом по окрестным чащам да лугам, унося ноги свои, пока живы остались.
Заходила ходуном избушка бабкина, заплясали от радости гости с хозяйкою. Веселились, как оглашенные — победе войска славного над ордою поганою.
Наступил исход побоища грандиозного: все, кто жив остался из ратников, упали изнуренные баталией долгой на траву кровью окропленную, Добрыня-Никитич в беспамятстве выпал из седла аккурат в руки Алёши-Поповича, подскакавшего к нему в пору ту. Завернул богатырь скупую мужскую слезу да молвил брату названному.
— Ты крепись, Добрынюшка, друг сердечный мой. Враз Симеоны умелые тебя на ноги поставят да вернут силу богатырскую. Только ты держись, братец, не погибай.
И понёс его Алёша-Попович к вратам городским, кои отворились, и высыпался чрез них народ благодарный спасителям от избавления орды нечисти. Выходили воедино с подданными своими братья Симеоны поклониться храбрым витязям за подвиг их ратный.
Протянул им Алёша-Попович на руках возлежащего Добрыню-Никитича со словами печальными.
-          Помогите, миряне, богатырю славному. Покидает его сила жизненная, помирает друг сердечный.
Прогорланил старшой из братьев Симеонов зычным голосом.
-          Ты неси его, добрый молодец, в покои царские. В мгновение ока лучших лекарей сыщем для излечения богатыря  геройского. Ну, а вы что застыли дворовые?  Мигом ведите Алёшу в мой дворец.
Побежала прислуга толпу зевак расталкивать, дабы путь к дворцу царскому богатырю  расчистить. Не дай бог придавил бы кого али упал с ношей тяжелой, запнувшись об ротозея.
-          Стойте, люди добрые, — провопила Прасковья, подлетая к бездыханному Добрыне-Никитичу, — У меня же несколько капель воды живительной сохранилось. Ты сними баклажечку с меня, чудо-богатырь, да дай малую толику водицы братцу своему названному.
Взял с совы Алёшенька трепетно фляжечку спасительную да водицей живительной окропил уста богатырские. Враз открылись очи ясные, алым цветом залились щеки Добрыни, вернулась к нему сила и мощь молодецкая. Возрадовались братья его названные да народ русский спасению чудесному, возликовали гомоном веселым да смехом заливистым.
А тем временем Илья-Муромец затянул супостата окаянного в цепи тяжелые да, взвалив на плечо могучее, понес в светлый град Симеонов. И барахтался и сопротивлялся Кощей Бессмертный, тужась от оков стальных освободиться, да сильны были цепи те, не под силу поганую разорвать ему.   
 Разлетелся по округе кличь звонкий.
— Берегись, нечисть поганая, наступил твой смертный час, Кощей Бессмертный.
Это гаркнул Иван-Царевич, махая мечом, словно отбиваясь от тьмы нечисти. С ним и Серый Волк из чащи лесной выскочил, грозно зубами щелкая и готовясь дать бой орде поганой. Как увидали они, что побоище грандиозное подошло к концу и лишь павшие на поле брани лежат, закручинились до невозможности, пригорюнились из-за опоздания своего.
-          Ну почему всегда так происходит? — вскричал в сердцах Иван-Царевич, кинув шлем в пыль придорожную от обиды праведной, — Никогда вовремя не поспеваю, как прискачу на место: так или во мне пользы нет или всё свершилось.
-          Да не горюй ты понапрасну, — утешил его Илья-Муромец, поспешая во врата городские да поправляя на плече связанного Кощея, — Может у тебя судьбинушка такая: вот  сам погляди — не дай бог силы темные вверх бы взяли в баталии,  а тут ты на белом коне с волчищем своим. Мечом их бац-бац, волк зубами хрясь-хрясь и всё: конец силам темным, а ты воин великий. Нам еще царство Еремея от Идолища Поганого избавить надобно, так что рано ты закручинился.
-          И то верно. Что ж мы калики перехожие от баталий прятаться, — молвил Иван-Царевич, следуя за Ильей-Муромцем, входящим с Кощеем за плечом, на площадь града Симеонова. – Что же мне с иглою – смертью Кощеевою делать? Али сломать ее да погубить злодея?
-          Изрядно нынче погубили душегубцев – хватит и этого, — наставлял Илья-Муромец своего младшего содруженика, — Спрячь-ка ее подальше да понадежнее. Всякое может приключиться, авось и сгодиться еще, не дай бог конечно.
На площади городской уж изрядно собралось людей да ратников мужественных, уцелевших в побоище, подошли и Черномор со своими племянниками. Водокрут да Водяной с братьями Симеонами о чем-то толковали, рьяно размахивая руками, пытались переспорить друг друга. А Прасковья, славным мигом воспользовавшись, на крепостную стену взлетела  да народу, собравшемуся неподалеку от нее, принялась опять про свои дела смелые ведать, про баталию прошедшую, особливо про то, как Илью-Муромца от стрелы отравленной уберегла. Бросил богатырь Кощея оземь, обнял другов своих верных и произнес слова горькие да скорбные:
-          Вот погляди, русский народ, на убивца детей, стариков да жен твоих! Что же делать будем с ним супостатом окаянным?
-          Казнить поганца такого, чтобы впредь наука была нечисти, как топтать землю русскую, — послышалось со всех сторон разгоряченной толпой.
-          Смерти то его предать — не велика задача, — воспротивился гласу народному Черномор со своею дружиною, — Моё же разумение таково: пусть сидит как и сиживал в темнице Еремеева дворца. Время у него будет много поразмыслить над поступками своими злодейскими да другие, глядя на него, побоятся делишки грязные вершить.
-          Уж простите вы нас, люди милостивые, что отказали мы вам в помощи. Простите за гордыню нашу бестолковую, за спесивость несмышленую. Оно вон, как повернулось, не заставила беда себя долго ждать, — взял слово старший из Симеонов, — Как вы скажите, добры молодцы — так оно и будет. Коли бы вы с подмогой не поспели, так и не осталось бы от нас и пустого места. В благодарность за  это — сделаем по вашему разумению.
-          Одного я никак не уразумею, люди славные, — молвил Илья-Муромец, обводя взглядом собравшихся на площади, — царь Емеля куда запропал? Его хоть кто-нибудь опосля битвы видывал?
-          Вот ты господи, а мы его и не хватились, — растерянно пробормотал Алеша-Попович, вслед за братом названным оглядываясь округ, — Как нынче помниться, что он по левую руку от меня был. А как бросился со Змеем в бой, так и упустил из виду царя храброго.
-          Что гутарить понапрасну, поскакали на поле брани Емелю искать, авось жив еще, — приподнялся из седла окрепнувший Добрыня-Никитич и прикрикнул раскатистым басом по окрестным полям да лесам, — Емелюшка, родненький!
А в ответ тишина безмятежная, только слышно, как трава высокая шелестит в чистом поле  да ветер раздольный привывает.
Зарыдала слезами горькими Царица-Несмеяна, оплакивая погибель  мужнину. Обняли ее девицы красные, принялись утешать бедную, уговаривать, что быть может и жив Емелюшка, токмо голоса подать сил уж нет.
Понесли во весь опор коней ретивых своих богатыри на поле брани, туда где последний раз Алешенька царя видел. А на месте на том лишь горы полегшей в баталии нечисти. Принялись добры молодцы груды сии разбирать да кликать содруженика. Внезапно из-под навала поганого раздался тихий возглас ответный и, отбросив по сторонам погибших злодеев, Добрыня-Никитич выволок на свет белый чуть живого Емелю.
Утерла капли слезные Царица-Несмеяна, пробежала улыбка радостная по ее личику прекрасному, обрадовалась вызволению Емели здорового и невредимого.
— Как же тебя царь угораздило так схорониться? — удивился богатырь нежданной находке, — Осмотрительней надобно быть на поле брани.
— Осмотрительным нужно было быть — когда с вами связался, — возмутился приходящий в чувство Емеля, — Как теперича помниться: стою, значит, себе с нечистью рублюсь — вдруг слышу грохот оглушительный. И едва обернулся поглядеть, что такое невиданное случилось – как на тебе: летит на меня груда нечисти побитой и всей вонючей кипой на меня. Чуть не задохнулся от смрада поганого, на всю жизнь оставшуюся надышался.
— Не держи зла, Емелюшка, — извиняясь перед царём, пробормотал Добрыня, — Ненароком пришибли тебя грудой ворогов.
-          Да ладно, забыли, — отозвался царь, поправляя подмятые доспехи и вдыхая грудью всей свежий воздух.
Тут и Алеша и Ильей на возглас радостный подоспели, обняли живехонького и невредимого (не считая нескольких мелких ссадин и ушибов) Емелю и, усадив на коня подведенного, препроводили в град стольный.  
    — Коли царь ваш дал нам слово свое государево – так тому и быть, — обратился к собравшимся на площади Илья-Муромец, радуясь счастливому вызволению Емели, и продолжил речь свою праведную, — Кощея значит в Еремеево царство доставим под засовы темницы, погибших ратников из других царств погрузите в телеги да отправьте родным. Пусть на своей родимой сторонушке покой вечный обретут. Нечисть, что полегла на поле брани, покидайте в худые подводы и в басурманские земли направьте, нечего им тут смрадничать, да и там поймут, чем походы в наши земли заканчиваются.
-          Верно память худа стала твоя, чудо-богатырь, — выкрикнула Прасковья, пробираясь сквозь плотные ряды зевак. Про то что можно было и долететь, сова ошалелая от огромного любопытства жителей к своей скромной персоне, как-то даже позабыла. – Что же ты раньше времени с ратниками, полегшими на поле брани, да мирянами погибшими прощаешься. А живая водица почто надобна.
-          И то забыли, что вчерась говорили, — хлопнул себя по лбу Илья-Муромец от досады за худую память, — Надлежит в путь дальний спешно собираться за водицей на остров чудесный. В твоей посудине Прасковья лишь чуток осталось – на всех ратников и не хватит.
-          К чему сборы скорые, коли водицы у Катеньки изрядно сохранилось, — подсказала сова и, выпячив вперед грудь, надменно оглядела  собравшихся, давая им понять как все-таки она бывает незаменима в заковыристых вопросах, — Треба токмо девочку сыскать. Кто знает, где она сиживает нынче с вашими женами?
-          А что тут гадать, — молвил Емеля, не долго сомневаясь в своих догадках, — Как пить дать, сидят в эту пору у Баба-Яги. Сами посудите, что им у нас оставаться, вот к бабке и поехали. Заодно и на нас поглазеть в кадку ее всевидящую.
-          Прям доки все такие собрались, — удивился Алеша-Попович познаниям своих друзей, — Вам бы в ярмарочных балаганах выступать – мысли на расстоянии угадывать. Цены бы вам не было.
-          Ладно, ладно, — усмехнулся Емеля в ответ на высказывания богатырские, — Поглядим, что ты скажешь, ежели мы там их и сыщем.  
-          Хватит ёрничать, — остановил пустые разговоры Добрыня-Никитич, вглядываясь на просторы за городскими вратами, — Про Еремея кой в застенках Идолища Поганого мучается — не запамятуйте. Да Тугарина надобно пока не очухался цепями крепкими связать. Убежит же поганец.
-          На его счет мысль другая есть, — ввернул один из Симеонов, умелый в кузнечных делах, своё словечко в разговор, — Клеть надумал я сковать для душегубца этого. Прути сделаю крепкие — в два локтя толщиной, чтоб не выбрался. Вот и будет детям да заезжим купцам потеха. Пойдем, Алёша-Попович, коли с ног свалил исполина, так и подсобишь душегубца этого приволочь.
Вышли богатырь да его подспорщики в чисто поле, там где валялся на густой траве Тугарин обездвиженный, повязали крепкими цепями его (до тех пор пока клеть выкована не будет) да и поволокли злодея во врата городские. Во дворце старшего из Симеонов в палатах каменных этим времечком выставляли столы дубовые да накрывали скатертью белою, принесли затаенных припасов, что оставили на случай длительной осады града полчищами темными. Сняли добры молодцы доспехи богатырские, кои нагрелись на солнышке палящем, отвели коней своих в стойла овса отведать. Угощали хозяева знатного города яствами сладкими гостей дорогих, спасших их от разорения; возрадовались, что воинов погибших при битве с нечистью вернут к жизни.
А в избушке древней тем временем обратилась Катюша к Баба-Яге с пожеланием.
-          Нужно хоть как-то известить богатырей, что мы у тебя бабушка да дать знать о скорейшем прибытии.
-          Это мне раз плюнуть, внученька, — усмехнулась старушка и, подозвав Марью-Искусницу, попросила достать ее короб, кой на верхней полочке хранился. Покопавшись в нём, Баба-Яга, блаженно растянувшись в улыбке, показала гостям берестяной туесочек.
-          Вот и он – редкостный порошочек заморский. Ну-ка, почитай, внученька, что на нём написано. Я то стара глазами стала да и не прибегала никогда к его помощи.         
Катя, с трудом разбирая мелкий почерк на небольшом клочке бумаги, вложенном в туесок, медленно прошептала заветные слова.
 
«За далекими лесами,
За зелеными холмами,
Где поныне добрый друг
Передай им этот слух».
 
-          Так теперь надобно указать к кому лететь, какие слова передать и бросить порошок оземь, — закончила девочка с чтением и взглянула непонимающе на старушку и девиц-красавиц.
-          Всё толково прописано, — подтвердила Марья-Искусница прочитанные слова и молвила, — Лети к мужу моему и передай: Нынче мы у Бабы-Яги, скоро уж будем в граде Симеонов с мертвой и живой водой.
-          Теперича можно и кидать, — Баба-Яга зачерпнула из туеска  горсть порошка, приоткрыла дверь избушки и бросила оземь.
Тотчас на этом месте возникла фигура, переливающаяся золотистым цветом, диковинной заморской птицы. Величаво поводив головой в стороны, птица распахнула крылья и через миг яркими брызгами растаяла в облаках. 
 
Глава девятнадцатая.
 
Во дворце старшего из Симеонов за дубовыми столами трапезничали богатыри да витязи славные. Вели беседы учтивые, вспоминали баталию прошедшую, судачили о грядущих побоищах. Нежданно с неба, золотом залившимся, выпорхнула птица дивная да прелестная, опустилась наземь пред Ильей-Муромцем и молвила голосом Марьи-Искусницы слова посланные. Изумились богатыри диву дивному, выслушали птаху волшебную, коя  завершив с речью сладостною, рассыпалась в воздухе огоньками по красе изумительными.
-          Благодарствую, жена моя любимая, за весточку добрую. Знать в граде стольном вскоре свидимся, — довольно ухмыльнулся Илья-Муромец, доедая третий пирог с брусникой. Перед ним же богатырь откушал двух поросят запеченных, трех гусей жаренных да множество блинчиков с разной начинкой, – Теперича можно и царство Еремея от Идолища Поганого избавлять. Вернее всего, опосля такой трапезы добрыми делами заняться. Ну, а вы, други мои сердечные: Алеша-Попович да Добрыня-Никитич подсобите Симеонам красоту в граде навести, оклемайтесь малость после битвы ратной. Уповаю на господа нашего, что и своими силами с басурманом разберусь. 
-          И нас с Серым Волком обещал на баталию взять, свет Илюшенька, — отставив кубок с вином в сторону, напомнил Иван-Царевич, — Дай хоть на этом чудище удаль молодецкую показать.
-          Так друзей на поле брани много никогда не бывает, — согласился богатырь, привстав из-за стола, и кликнув коня вороного. – Конечно возьму, глядишь и мне меньше заботы будет.
-          Вы, как хотите, а я тоже с вами пойду, — твердо отрезала Прасковья, отметая с ходу все возражения на этот счет, — Не гоже мне птице мужественной в тылу сиживать. Коли с меня вся эта заварушка началась, так на мне она и закончиться.
-          Смотри Прасковья, взять то тебя не сложно, — усмехнулся Илья-Муромец, доспехи надевая да седлая коня богатырского, — Токмо голову не сложи в битве со злодеями, а то, тогда верно, на тебе эта история и закончиться.
-          Вечно ты со своими прибаутками, — обиделась сова на ухмылки в свой адрес, а сама тем временем уселась на коня позади Ильи, чтобы было потом чем похвастать — дескать с самим могучим богатырем скакала на бой с душегубцами.
Проводили словами добрыми да напутственными Илью-Муромца с сотоварищами на удачу в битве с чудовищем. Стеганули коней своих быстрых добры молодцы да понеслись во весь опор на вызволение из темниц злодейских царя Еремея. Только пыль столбом придорожная легла послед их да солнышко лучами золотистыми сопроводило витязей на путь славный.
Завершив трапезу знатную, обратился к своим друзьям Добрыня-Никитич.
— А поможем, братья сердечные, навести порядок в граде разгромленном. Поглядите округ какой беспорядок твориться: стены разломлены, дома порушены, врата покосились!
— Отчего же помочь, — согласился Черномор, раздобревший после вкусной трапезы, — Одно братья Симеоны обещайте мне впредь, что вы сами и жители города вашего стольного перестанут в море-океан тряпье всякое да помои выкидывать. Это как же, по-вашему, мой дом первостатейное место для вашего утиля. 
— Извини, великий царь, что обидели тебя по глупости да по незнанию, — извинился младшенький из братьев, умелый в мореходных делах. – Строго-настрого дам указ свой царский о возбранении водную стихию захламлять. И до купцов приезжих доведу просьбу твою.
— Ну-ка постой добр человек, — Морской царь прислушался к шуму доносящему с брега морского и нежданно обратился к владыке озерному – Водокруту.
— Слышь, мой разлюбезный племянничек, дельфины донесли, дескать не спокойно в царствии твоем. Русалки речные нажаловались им — кикимора намутила озерной водицы, темень несусветная настала.  
— Вот — чумичка болотная. Поймаю — руки, ноги повыдергаю, — пригрозил прогневавшийся Водокрут, поспешая на подмогу речным обитателям, — Вы уж извините, други верные, что бросаю вас — не успев помочь, да надобность великая во мне настала.
— Вдвоем-то мы быстрее управимся, — обнявши брата дражайшего, молвил Водяной, — Не ровен час заведёт тебя кикимора в болота мои топкие и поминай с лихом. Нет уж я с тобой пойду, коли ты меня в трудный час выручил — так и мне не с руки тебя бросать.
— Поспешайте, витязи храбрые, — выступив вперед, произнес средний из братьев, кой мастак был в торговых делах, — А для быстроты дам я двух скакунов заморских. Необыкновенные кони те, как скакнут — так считай триста верст позади. Ждём вас в гости на пир праздничный с уловом.
— Чтоб ловчее было отыскать кикимору зловредную, — добавил другой брат, кой был мастак в мастерстве всяких хитрых механизмов, — дам я вам в подмогу песика своего железного. Кличут его Лайка. Умный до невозможности: коли враг поблизости – учует и облает, коли зверь какой – вынюхает и выследит.
— Услышал господь молитвы наши, — пробормотал старшой из Симеонов, — забирайте его люди добрые, хоть насовсем. Житья уже никакого в государстве нашем из-за этой псины – лает всенощно да еще народу перекусал и не пересчитать. Ты бы лучше Гавкой его назвал, так вернее было бы.
— Напраслину наводишь на бедного песика, — обиженно молвил мастеровитый брат, — Нечего его дразнить, так и кусать не будет. Токмо запомните братья водяные: коли будет потреба поймать кого – кричите «взять», а как отпустить — «брось».
  — Благодарствуем, милые люди, — поклонился до земли в знак признательности за заботу царскую Водяной, — Нам то, как видишь, с пузами нашими бегать как-то несподручно. В самый раз ваши кони с песиком на доброе дело сгодятся. Как поймаем злодейку, так поспешать будем к вам на гуляния.
Оседлали ретивых скакунов братья да, взявшись покрепче за уздцы, пустили вперед себя песика механического и ускакали за леса дремучие, за реки могучие на поиски зловредной мерзавки.
А добры молодцы, засучив рукава, подсобили Симеонам красоту в граде стольном навести. Добрыня ставни воротные покрепче прибил, Алеша-Попович стену порушенную, что близ брега, выложил краше прежнего, Черномор со своею дружиною подсобили мирянам павших с поля брани да городских улиц прибрать, а Емеля с ратниками грязь с улиц вычистили да дома привели в божий вид. И отправили, как велено было Ильей-Муромцем, нечисть в худых обозах в земли басурманские. Всех погибших из града стольного да окрестных сел возложили на место лобное, ожидать прибытия водицы живительной.
Путь-дороженька Ильи-Муромца и содружеников вдаль вела лентой извилистой вдоль чащоб лесных, мимо быстрых рек. Улеглось солнце ясное за крутые горы, за леса темные, наступила ночка беспроглядная. Токмо не была мгла беспросветная преградой для витязей храбрых — путь вели свой славный без продыху. Как нежданно-негаданно на распутье трех дорог явилась плита-камень придорожная. Спешились добры-молодцы да, ярким факелом осветив ее, увидали слова начертанные: «Направо поедешь -  женату быть».
— Это дорога к нашему царству, — пояснил Иван-Царевич прочитанное, — У Василисушки столько подруг незамужних, так она за каждого холостого гостя их сватает.
— Налево поедешь – коня потерять, себя спасать, — продолжил чтение Илья-Муромец.
— Устаревшие сведения, — растолковала Прасковья начертанное, — Еще с тех пор написано, как Соловей-Разбойник лиходейством занимался в лесу дремучем по дороге в царство Емели. Нынче его дух за тысячу верст не учуешь. Можешь стереть, Илюша.
— Вот еще, я старинные памятники портить не буду, — с ходу отмёл богатырь,  предложенное совой надругательство, — Не мешай – дальше читать будем. Что-то чересчур диковинное дальше пишется: «Прямо поедешь – проверке быть». Это еще что за невидаль такая?
— Прежде была на этом месте иная плита каменная, — подсказал Серый Волк, обнюхивая таинственные слова, — Зловонием от них несет басурманским, видно ничего хорошего не сулит нам эта дорожка. Да деваться некуда — токмо она и ведет во владения Еремеевы.
-          А русскому человеку благословенному боятся не с руки всякой нечисти, — оседлавши коня богатырского, молвил Илья-Муромец и, потянув уздечку червленую, поскакал по дороге прямехонькой, зазывая вслед за собой содружеников верных.
Долго путь держали добры молодцы али коротко да встретилась на столбовой дороженьке им сторожка с ленточкой поперек дороги повязанной. Услыхав шум приближающихся всадников, выбежал из нее мужичонка хлипенький, сжимая в одной руке лампадку чуть светом проблескивающую, в другой книженцию толстенную.
-          Кто такие? Куда путь держим? – завопил он противным голосом, перегораживая собой дорогу всадникам, — Проверку передвижения надобно пройти.
-          Ты словами диковинными не бросайся, — изумился Иван-Царевич речи неучтивой и непонятной, — Что от нас треба?
-          Надлежит вам бумаги кой какие написать: куда путь держите, по какой надобности, кто принимать будет гостей. Да плату внести за переход рубежей нашего царства. С всадников семь грошиков, с пеших пять, — ответил сторожевой, протягивая всадникам бумаги казенные, – А там и подумаю – пропускать вас али нет. Может вы с недобрыми намерениями в наше царство следуете?
-          Это кто же такое новшество придумал? – окинув взглядом написанное на листах, спросила возмущенная Прасковья, — Виданное ли дело меж царствами русскими изволения выспрашивать.
-          Ты, коли бестолковая птица, так и помалкивай, — гневно осадил сову мужичонка, — Нашему повелителю — Идолищу Поганому лучше знать, что делать, а что нет.
Рассвирепел  Серый волк, услышав имя проклятое, зарычал злобно на сторожевого, зубами залязгал устрашающе.
-          Нечего птичку хулить, коли сам бестолочь, — заступился за беззащитную Прасковью Иван-Царевич, — Ты то какое касательство к басурману этому имеешь?
-          Самое прямое, слуга я его – воевода рубежей с соседними царствами, — беззастенчиво бросил необдуманную фразу сторожевой и сразу осекся, видя разгневавшиеся лица богатырей.
-          Ах вон оно как, так ты выходит в услужение супостату записался. А мы то и понять не можем. Бить то тебя несподручно мне — все ж служивый ты. А вот на дерево вверх тормашками, дабы ума у тебя прибавилось и впредь кумекал кому идти в услужение, в самый раз сгодиться, — молвил, спешиваясь с коня, Илья-Муромец и беря сторожевого за шиворот. – Ну-ка подай, Серый Волк, те веревки, что у конуры его валяются. На доброе дело сгодятся.
-          Вы что делаете остолопы! -   завопил бедный мужичок, вырываясь из крепких объятий богатыря, — Али не читали на моей сторожке охранную грамоту от Идолища Поганого!
-          А мы люди грамоте не обученные, потому и бьем басурманов нещадно, — мрачно пошутил Илья, оглядывая окрестности в поисках подходящего дерева.
Обвязал вопящего служивого богатырь вокруг ног путами крепкими да подвесил на древнем дубе вверх тормашками.
— Ты, Илюша, книженцию зловредную в брехалку ему засунь, нехай подавится, — подсказала сова следующее наказание прислужнику басурманскому.
— Ну, это ты палку перегнула, — проверяя веревку на прочность, молвил богатырь, — Пора бы и в путь, задержались мы с этим буквоедом.
— Повиси часов этак несколько, прислужник басурманский, авось  к вечеру обернемся, тогда и вызволим, — усмехнулся Иван-Царевич и поскакал вслед за друзьями сердечными на битву с ворогами.
   Проглянулось сквозь леса густые солнышко ясное, завиднелся пред взором богатырским дворец белокаменный, высокой стеной окруженный.
-          Вот и цель нашего пути, — изрек Илья-Муромец,  покрепче взял в длань копье сокрушающее да направил коня к вратам града царя Еремея.
-          Открывайте ворота, отродье басурманское, — пролетел глас Ильи над стенами высокими. Залились от испуга собаки лаем беспорядочным, повыбежали люди добрые из своих домов, чая освобождения от ига распроклятого.
-          Это кто там честной народ спозаранку будит? — выглянул из башенки воевода царский Афоня и, узнав в прибывших Илью-Муромца да Ивана-Царевича, пролопотал, — На кой ляд пожаловали гости незваные?
-          Не учтив что-то ты нынче, Афонька, — прогремел глас Ильи, содрогая леса окрестные, — Отворяй врата, на бой честный Идолище Поганое вызывать буду.
-          А с чего быть то мне ласковому с тобой, коли незваный пожаловал, — бросил слова неучтивые расхрабрившийся воевода, — Ты ступай отсель, откуда прибыл. Нечего народ понапрасну баламутить да и голову на плечах сохранишь.
-          Что-то я не пойму слов твоих гнусных, уж не переметнулся ли в орду Идолища? — вопросил Иван-Царевич, натягивая тетиву лука тугую, — Я тебе в раз умишко на место поставлю стрелой каленной.
-          Думаете испужали меня, голодранцы придорожные? — спрятавшись за стеной проорал Афоня, — Поначалу отведайте угощенье наше, а коли живы останетесь – авось и потолкуем.
В тот же миг вскочили на стены каменные басурмане, не счесть им числа,  и посыпался на добрых молодцев ливень стрел, словно сильный дождь  в пору летнюю. Да прикрылись щитами крепкими добры молодцы — осыпались стрелы те, ран не причинив. А Прасковья тем временем, словно лазутчик заправский, подлетела к воротам городища да внимательно высмотрела крепко ли они стоят, чтоб подсобить советом Илье-Муромцу.
-          Ну держитесь, басурмане окаянные, — молвил Иван-Царевич да зазвенели стрелы каленые по ворогам пущенные. Меток был витязь славный, множество злодеев осталось лежать на стенах каменных, а кто выжил – попрятались. Серый Волк подле бегает, зубами щелкает в нетерпении, зверски озлобился на душегубцев и лаем заливается.
-          Погодите, нечестивцы, доберусь я до вас! Живого места не оставлю!
Спешился тем часом Илья-Муромец с коня верного, подошел к вратам да легонько плечиком подтолкнул их.
— Толкай, родненький! — провопила сова в сумасшедшем вихре кружа, уворачиваясь от басурманских стрел, -  Ворота хлипенькие, враз порушишь.
-          Да простит меня царь Еремей, что поковеркаю чуть-чуть я хозяйство его, — проговорил богатырь и сильнее уперся в непослушную твердь врат.
Затрещали засовы, заворочались  затворы железные да и грохнулись врата оземь, пыль подняв несусветную. А как пыль та улеглась, видит Илья-Муромец — выносят слуги басурманские из дворца белокаменного  чудище толстопузое. Встали округ него душегубцы, защиты прося от богатырей пожаловавших. Своей силой темною Идолище Поганое похваляется, над добрым молодцем потешается.
-          Доселе русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а ныне русский дух утром является, — просипел злодей проклятущий, привставая с седалища грузного, — Коли смерти лютой ищешь добрый молодец, так по времени ты пожаловал. Уж давненько не губил я народа русского. Вот с тебя и начну.
-          Зря брешешь, пес смердящий. Не тебе решать — где найду я приют свой последний, — отвечал ему храбрый витязь, — Кощей тоже давече стращал меня смертью лютой, а поди уже кается в цепях железных о словах своих гнусных.
-          Ну держись, мужик неотесанный, сейчас вмиг образумишься, — проревело чудище проклятущее, грозя богатырю лапами жирными. 
Поднесли прислужники, еле волоча, Идолищу Поганному копье стопудовое, что огромно  было и по толщине вровень с колоннами дворца царского. Замахнулся басурман да запустил в Илюшу копье окаянное, намерясь погубить богатыря доблестного, да ловок и проворен оказался сей добрый молодец. Зажмурилась в страхе Прасковья, испужался Иван-Царевич за друга сердечного своего да уклонился богатырь от копья промчавшегося и пронзило насквозь оно стены каменные, словно нож накаленный чрез масло прошёл. Подивился Илья-Муромец силище басурманской, да не оробел, и одной дланью выдернул то копье из стен и пустил его вспять в пузо Идолищу Поганному. Коли был бы басурманский правитель в весе не так изряден да и пригож телом своим, как Илья-Муромец, авось и смог бы уклониться от копья. Но как не старался Идолище Поганное увернуться от смерти неминуемой — были напрасными его старания, оставалось лишь глаза свои окаянные выпятить да руками размахивать. И пронзило копье стопудовое, что бед земле русской немало причинило, Идолище Поганное прямо в брюхо необъятное, пригвоздив его к престолу басурманскому. Повисло чудище иноземное, словно цыпленок на вертеле, внушив страх великий орде поганой, застывшей в оторопи от исхода для них скорбного. А народ русский, что схоронился по домам да хатам от разбойников да душегубцев иноземных, от радости повыбежал на улочки городские, прихватив с собой домашнюю утварь. Да и принялись люди добрые бить басурманов из-за всех сил оставшихся — кто скалкой, кто ухватом, кто половником. Тут и Прасковья не оробела – принялась клювом — кому в темень клюнет, кого в глаз пожалует геройская птица. Да Серый Волк не отстаёт – кого из злодеев за ногу тяпнет, кого за руку, тетиву натягивающую. Подивились Илья-Муромец с Иваном-Царевичем храбрости народной да и встали в сторонке в баталию не вмешиваясь, боясь ненароком не попасть под  гнев людской.
-          Айда царя нашего из неволи вызволять! — провопил один геройский дедушка, что есть мочи лупивший клюкой деревянной одного из басурман, — Еремеюшка бедненький поди уж и отчаялся спасения своего ждать.
Отдубасили от души злодеев иноземных подданные Еремея, повязали всех до одного путами крепкими да в темницы царские поволокли, чтобы знали, как топтать землю русскую и горе великое причинять. Да токмо спустились в застенки темные люди добрые, а там истуканы деревянные стерегут Еремея по приказу Кощея лютого.
Опешила масса народная, не ведает никто как же можно этих болванов стоеросовых одолеть. А они уже близко подходят, руками-ветвями машут в стороны, ногами-корнями перебирают. Того и гляди погубят славный народ. Да не растерялась Прасковья – птица мужественная, схватила один из светочей, во множестве висевших на стенах темницы, и опустила его на башку ближайшего истукана. Охватило того пламя жаркое, возгорелся он пожарищем огненным, завопил неистово, аж стены содрогнулись.
— Жгите душегубцев, люди добрые, — прокричала сова, летая меж истуканов и уклонясь от их цепких ветвей, — Не жалейте супостатов, нехай горят изверги.      
Бросился народ храбрый к светочам, похватали все до одного да давай деревянных болванов жечь. А те куда не кинутся – всюду люди с пламенем, как волки загнанные бросались они из угла в угол – да все и сгорели, токмо угольки да пепел серенький остался от истуканов деревянных. Возрадовался народ, изможденный да забитый издевательствами и разграблением орды басурманской, победе нежданной да бросился к казематам, выискивать в коих царь в заточении мается. Нашли Еремея измученного в дальних застенках да вот беда ключи то у истуканов были, а нынче и выспросить не у кого – сгорели все до одного.
Добре хоть Прасковья глазастая среди кучи пепла увидала блеск от ключей истончаемый да достала их, вручив дедушке отважному, кой вперед всех помчался на хромой ноге царя вызволять. Отворилась дверь железная да бросился Еремей радостный в объятия подданных своих. Басурман побитых  заперли в темнице темной и Афоньку — изменщика проклятого, спрятавшегося от гнева народного в сундуке, Серый Волк выловил в амбаре и следом за иноземцами в сырые темницы отправил. Под восторг безмерный и радость грандиозную вывели из плена царя родненького Еремея измученного. И обрадовался царь изволению чудесному, обратился с речью благодарственной к богатырям-спасителям да народу храброму и доблестному.
-          Спасибо, сынки родненькие, за отвагу вашу, — утирая слезы, выступившие от счастья переполнявшего, пробормотал державный старичок, — Кабы знали, как ждал я вас — спасители вы мои. Даже не знаю, чем отблагодарить то вас и народ свой за избавление от ига басурманского.
-          Да ты что, царь Еремей, — подивился словам сказанным Илюша-Муромец, — Иль не помнишь сколько ты добра мне сделал. Как же мог я тебя в беде бросить и на растерзание разбойникам иноземным оставить. Брось все свои слова про благодарность в глубокий колодец и забудь.
-          Складно гутаришь, добрый молодец, — поддержала богатыря древняя старушенция, — Ты и нам царь-батюшка немало добра сделал, никогда не обижал. Всегда был нашим защитником и любимцем. Мы своею доблестью народной и хотели показать, как любим тебя сильно.
Зарыдала тут масса народная от радости великой, принялись обниматься и целоваться в восторге безмерном и, глядя на праздник народный, молвил Илюша содруженику своему.
-          Пора нам, Иван-Царевич, вспять вертаться. Авось заждались нас уже жены наши разлюбезные, да и я знать, как сильно по голубе ненаглядной соскучился. Ну, а вы, люди добрые да удалые, как закончите порядок опосля орды в городище своем наводить, в град Симеонов пожалуйте на праздник общий. Со всех земель русских люди соберутся отпраздновать освобождение от ига басурманского.
-          Непременно будем, солнышко наше ясное, — с поклоном низким до земли отвечал ему старый царь Еремей. Вслед за ним поклонился чудо-богатырю и народ признательный. – Поди ж к   вечеру и управимся, а там глядишь на грядущий день и пожалуем.
-          А тебе, Прасковья, особое приглашение подавать надобно, — кликнул Серый Волк птицу, которая  на радостях выделывала воздушные пируэты для счастливых людей.
-          Лечу, соколики мои, — провопила довольная сова, поспешая вслед за удаляющимися всадниками, — Дайте хоть напоследок народ порадовать, ишь как их разутешило моё представление.
И помчались витязи в края Симеонов к женам своим разлюбезным да на гуляния народные по случаю великому – победе над супостатами. А Прасковья, летя вслед за ними, вопила, что есть мощи на все окрестные деревня и села, зазывая всех присоединится  к празднику веселому. По пути дальнему проезжали мимо сторожки придорожной, высвободили намаявшегося служивого да велели впредь благоразумнее быть. Попросил прощения слезного мужичонка пред богатырями славными да отправился в град Еремеев покается перед честным народом, надеясь на милость людскую да снисхождение.
 
Глава двадцатая.
 
Украшали в сей утренний час град свой престольный Симеоны да их подданные: изразцами лепленными ослепительной красоты осветили дворцы да дома, позолотили купола церковные. Алеша-Попович с Добрыней-Никитичем подсобили балаганам да театрам заморским подмостки для действ их сооружать, Черномор со своею дружиною со дна морского множество удивительных камней доставили да стены узорами диковинными выложили. Засверкал град краше прежнего, аж глядя на это благолепие Емеля всплакнул.
-          Когда же я наконец свой дворец до ума доведу да смогу гостей приваживать и зрелищами диковинными баловать?
-          Не кручинься, царь, — утешил его Алеша-Попович, взирая на прекрасный град Симеонов, — Зря ты раньше времени пригорюнился, вот отпразднуем победу над басурманами и поможем твои хоромы возвести.
-          И то верно, чем тебе одному маяться, мы враз умеючи сложим и стены и дворец, — одобрили слова богатырские братья Симеоны, — Еще красивее, чем все наши дворцы.
В этот миг во врата городские на лихих скакунах прискакали девицы-красавицы с Катенькой да Баба-Ягой. Привезли спасительницы водицу живую и мертвую, возрадовалась родня убиенных на поле брани славных воинов. Обнялись гости дорогие с друзьями сердечными, возликовали спасению от орды басурманской, поглядели на Кощея Бессмертного да Тугарина повязанных путами железными.
-          Что допрыгался, голубочек? – съехидничала Баба-Яга, увидев старинного знакомого по злодейским делам Кощея Бессмертного, — Говорила я тебе исправляться пора бы уж, а ты все не угомонишься. Погляди злодей окаянный сколько бед наделал. Охота тебе опять в темнице сиживать.
-          Не твое дело, карга старая, — огрызнулся супостат и перекатился от бабки на другой бок.
-          Ну как знаешь, валяйся поверженный теперича в пыли придорожной, — безучастно ответила бабка, любуясь дивному городу.
Вскоре увлекшись разглядыванием украшенных домов и дворцов, Бабке-Яге уже и дела не было ни до Кощея, ни до Тугарина. Токмо дети гурьбой собравшиеся около супостатов повязанных с превеликим страхом, но все же изредка подбегали потешиться — кто просто потрогать злодеев, а кто и больно ущипнуть. А душегубцам и оставалось в путах железных скалиться да проклятия изрыгать на веселящихся ребятишек. Дивилась Катенька злодеям ненавистным. И не думала она, что такой Кощей мерзопакостный да на вид свой страшный, изумлялась размерам Тугарина и невдомек было ей, как Алёша-Попович чудище сие смог  победить.
Доставала из сумки заплечной Марья-Искусница водицу: что живая была ту Катеньке передала, а что мертвая – Царице-Несмеяне. И пошли юны девицы-красавицы вдоль рядов воинов павших, окропляли их водицей сообразно увечьям: живой – тех, кто малость пострадал; мертвой, а уж затем и живой – тех, кого сильно покалечили вороги. Просыпались ото сна смертного ратники славные, обнимались, целовались с родней своею счастливою, благодарили спасителей чудотворных ото сна смертного пробудивших.
Вот ликование началось: зазвенели колокола звоном благовестным; фейерверки заморские да диковинные в небо запускали – шум стоял невообразимый, вроде как разом тысячи пушек пальнули; змеи воздушные, всякими разноцветными узорами выкрашенные ввысь подняли; скоморохи да шуты забавные  представления шуточные честному народу показывали, заводили хороводы нарядные миряне счастливые, полетели песни разухабистые да задорные над градом стольным. Помирились меж собой жители разных царств, простили друг другу обиды прежние да слова худые, настали примирение да согласие меж народа русского.
Осчастливилась Катюша от приятных чувств, разомлела от благодарностей сердечных и принялась с честным народом веселиться, коли пришла пора радоваться. Закружилась в хороводе праздничном, запела песни русские раздольные. Ну, а самым удивительным было зрелище на бреге морском, где обитатели водной стихии по велению Черномора всякие причудливые действа устраивали: русалочки-чаровницы из жемчугов драгоценных соткали скатерти белоснежные, дельфины шустрые из воды высоко выпрыгивали да пируэты в воздухе чудные выделывали и под завершение всего — кит исполинский, как сотня каравелл негоциантских, разинув рот неимоверный высыпал на  взморье множество даров владыки морского народу русскому в знак признательности за храбрость и удаль.
В разгар веселья самого отворились врата городские да въехали на скакунах заморских на площадь праздничную братья Водокрут с Водяным. Позади их в телеге, лежком на брюхе валялась, от крика нестерпимого изнемогая, кикимора. Испужался тут честной народ ора нечистого, сгрудился округ обоза диковинного, всем, страсть как охота, было узнать, что вопит так нечисть болотная. Приблизились и братья Симеоны да дивились картине уморительной: песик механический крепко вцепился в зад злодейке да отпускать и не намеревался.
  — Подскажите, братья умелые, будьте снисходительны, — обратился к Симеонам царь водный, — как оторвать Лайку вашу от кикиморы. Вишь, как орет нечистая дурниной аж кровь стынет. Уж, что только и не говаривали песику вашему: «отпусти», «отцепись», а все без толку.
  Подошел умелый в мастерстве причудливых механизмов Симеон да прошептал Лайке слово заветное «брось». Тотчас отцепился песик от мягкого места кикиморы да бросившись к хозяину стал нежно ластиться. Нечисть болотная тихонько ойкнула да затихла, впав в беспамятство от мучений невыносимых. 
— Что же вы, пустоголовые, — гладя верного песика, молвил мастеровой водным братьям, — я говорил слова, а вы всё позабыли. На косточках собачку упражняли, а не на живых людях. Прямо тяжело было простые слова выучить.
— Кабы знали, что твой песик аки волкодав броситься за этой нечистью, и не взяли бы его с собой, – оправдывался Водокрут, вытирая выступивший от волнения пот парчовым платком, — Мы аж перетрухнули малость, когда вцепился он в нее мертвой хваткой – вот слова заветные и позабыли. Тут еще кикимора завопила душераздирающе, кое-как закинули поперек скакунов да поскорее до ближайшей деревеньки. Токмо, как не старался тамошний кузнец – не удалось зубы разжать Лайке вашей. Хорошо хоть телегу дали люди добрые.
— Что же вы бедную кикимору мучаете? – воззвала к совести собравшихся Катенька, подойдя к телеге и пожалев затерзанную страдалицу. – Вы посмотрите – она же еле дышит. Помогите же кто-нибудь!!!
— Правильно, Катюша. Несите-ка нечисть во дворец слуги верные. Натрите ей мягкое место живой водой, авось и отойдет, — обратился к прислужникам старшой из братьев Симеонов, послушав дыхание кикиморы, — На какую только ерунду не приходиться драгоценную водицу тратить, а что делать остается — не дай бог греха на душу, еще окочуриться. Пусть отдохнет да накормите вдоволь, хоть и нечисть — да всё же жалко, столько боли перенести. Токмо глаз с нее не сводите, убежит же злодейка.
 Набежали слуги бойкие да поволокли истерзанную злодейку в хоромы царские в чувство приводить. На площади вечерело уж, солнце клонилось к земле, заходя за окрестные леса и пригорки. Разожгли миряне факелы да светильники по всему городищу, дабы веселье продолжалось для непрестанно прибывающих заморских гостей да жителей окрестных государств. Тут и Илья-Муромец пожаловал с подручниками своими верными. Приветили дорогих гостей честь по чести: за столы накрытые присаживали, о битве с Идолищем расспрашивали, веселые песни о подвигах ратных распевали. Привечал Илья-Муромец жену свою ненаглядную, соскучились голубки нежные друг по дружке аж всплакнули раз. Увидала Прасковья средь отплясывающих подружку свою давнюю Катюшу, заключила в объятья ее крепкие, расцеловались от радости великой. Тут и Баба-Яга расчувствовавшаяся приголубила птицу свою смелую, похвалила за подмогу богатырям да всему честному народу.
-          Вот вишь, Катенька, какой сподручной была подмога твоя, — нахваливала девочку бабулька и ей вторили  все собравшиеся, — Кабы не ты, Бог весть, чем бы вся эта заварушка закончилась. Как сердцем чувствовала, что поможешь нам злодея одолеть.
-          Чудо, а не девочка, — согласился Водяной и с ним брат его Водокрут, — Это же надо такая силища да ум в маленьком ребенке. Кто бы раньше сказал – не поверил бы.
-          Это вам всем спасибо сказать нужно, — зардела от смущения Катенька, обращаясь к гостям, — Сколько добрых дел вы все сделали, сколько подвигов совершили. Каждый из нас по крупице свой вклад внес в победу общую.
И разнесся по столам тост заздравный за смелых да добрых людей, что едино собравшись порушили басурманов.  
Вопрошал Иван-Царевич у друзей своих.
-          Не видал ли кто жены моей Василисушки? Обещалась быть, как дойдут вести добрые о победе нашей.
-          Не видали, славный витязь, супруги твоей, — отвечали ему сотоварищи, — Видно не дошла до нее молва, что одолели мы супостата окаянного.
-          Не кручинься, Иван, помогу я тебе, — сказывал один из братьев Симеонов, славящийся своей невероятной зоркостью, — Погоди чуток, токмо гляну я с высокой колокольни не видать ли жены твоей.
Забрался глазастый Симеон на самую высокую колокольню церквушки здешней да оглядел окрестные села и деревня.
-          Едет твоя ненаглядная, к утру глядишь и будет — верст сто осталось, не больше. А послед нее короб диковинный везут. Видно подарочек приготовила твоя супружница.
-          Слава господу нашему милосердному, — выдохнул счастливый Иван-Царевич, — перепужался я не на шутку. Лихо Одноглазое еще бродит по лесам дремучим, кабы беды большой не наделала.
-          Авось не успеет чумазлайка окаянная, — молвил хмельной Добрыня-Никитич, распивая пиво крепкое, мед  сладкий,  вина  заморские с другами сердечными – богатырями славными, – Вот отпразднуем и поймаем ее, как пить дать, поймаем.
Разошелся пир по граду стольному, зазвенели кружки полные, застучали вилки да ложки по тарелочкам. Отъедался народ православный, опосля битвы ратной, набивали пуза яствами вкусными да питьем сладостным.
-          Слышь, дружки мои верные, — вспомнил захмелевший Илья-Муромец, — Нам же еще и Змея-Горыныча пробудить надобно, а то проспит чудище еще сто веков.
-          Ну-ка, добры молодцы, — строго молвила Марья-Искусница, похлопывая мужа своего по плечу богатырскому, — давайте собираться спать, я как угляжу вы уже вдоволь отпраздновали. Вот завтра день будет и догуляете, как раз Еремей со своим народом придет, Василиса пожалует.
-          Суровая у тебя супруга, — вставши из-за стола, пробормотал Добрыня-Никитич, — видишь как повезло, что Настасья Никулишна дома осталась. Так глядишь и мне бы досталось. Верно я говорю, Алёша?
-          А меня почто спрашивать? – удивился богатырь неожиданному вопросу и побрел в ближайшие царские хоромы, где слуги приготовили опочивальни для дорогих гостей, — я холостой, как-никак. Вы сами со своими семейными делами разбирайтесь.
-          Вы куда это направились, добры молодцы? Я без баньки жаркой почивать не пойду, — твердо молвил Илья-Муромец, хватая содружеников своих за кафтаны, — Айда со мной, распарим косточки молодецкие. Слышь, Симеоны, в вашем царстве банька для нас сыщется?
-          А то, как же не сыщется, — отвечали ему враз все семеро братьев, — Банька жаркая с парком крепким да вениками березовыми.
-          Ну вот, а вы уже и спать собрались, — поворачивая друзей в обратную сторону вслед за одним из братьев Симеонов, молвил могучий богатырь, — А Черномор со своею дружиною не желаете испариться в русской баньке?
-          Да нет уж, благодарствуем, Илюшенька, — ответил твердым отказом на приглашение морской царь, — Знаем мы ваши забавы, напаритесь до одури и начнете друг дружку вениками дубасить. Я с прошлого раза еле оклемался.
-          Эх, ничего ты не понимаешь в широте русской души, — махнул Илья-Муромец рукой и побрел с друзьями сердечными в баньку царскую.  
  Да легла ночка темная на землю русскую, замолкли птицы певчие, разбежались по норам да берлогам звери. Стали и гости расходиться по палатам царским сон вкушать сладостный. Вот и Катенька с Прасковьей да Баба-Ягой почивали на ложе царском в покоях старшего Симеона, старавшегося загладить свою вину перед важными гостями за нелюбезный прием, оказанный ранее.
 
Глава двадцать первая.
 
По утру, как петухи заутреннюю пропели, в град стольный на белой, как снег, кобылице въехала Василиса Премудрая со своею свитою. Тихо было на улочках городских в этот утренний час: спали люди честные, навеселившиеся во вчерашний день, акромя стражников никто и не встретил долгожданную гостью.
— Доброго утречка, люди добрые. Где муж мой почивает? – вопрошала царица у полусонной стражи, спешившись и осматривая праздничную площадь, — Понастроят дворцов и не найдешь милого супруга. Видно знатно вчерась погуляли.
— Ой, как знатно! — заверил Василису старший из стражников, — От звона и песен голова до сих пор чугунная. Нынче еще веселее будет: вы прибыли да Еремея с жителями царства его ожидаем. Пойдемте, я провожу, ваше величество.
Повел стражник царицу к хоромам царским, прошлись по палатам белокаменным, пока опочивальни царской не достигли.
— Здесь изволит почивать Иван-Царевич, — учтиво указал стражник на дверь спаленки.
— Спасибо, мил человек, — поблагодарила его Василиса, — Посплю и я чуток, намаялась дороженькой длиною. Будь любезен слуг моих определи на покой и короб поставьте в укромное место, чтоб никто раньше времени не увидал.
— Всенепременно, ваше величество, — откланялся обходительный караульный, поторапливаясь исполнять царский наказ.
Вплыла лебедь белая в опочивальню, приложилась нежно губами алыми к длани царской и воспрял ото сна муж дорогой.
— Сон мне видится али жена моя любимая пожаловала? — продирая глаза от дремоты крепкой, молвил Иван-Царевич.
— Я приехала, ненаглядный мой, — прошептала царица, возлегши в объятия сладостные.   
К службе утренней стал народ просыпаться да на улицы высыпать. К счастью, площадь града Симеонов была велика по величине, а то не вместились бы все собравшиеся и прибывшие со всех краев земли русской да заморских стран. Накрывали на столы огромные хозяева хлебосольные яств и пития всякого, да не по малости, а так, чтоб каждому гостю досталось. Кораблей прибыло в этот ясный день несчитаное множество. На причале не протолкнуться: все шумят, торопятся, на праздник веселый опоздать боятся. Повсюду иноземная тарабарщина звучит, тюки да сундуки с драгоценными подарками да подношениями тащат, по земле волокут. Не сразу все заметили, что Еремей прибыл со своим славным народом. Кое-как пробрался царь чрез веселье народное засвидетельствовать свое почтение хозяевам дорогим да гостям славным.
Растянули чужестранцы шар невиданный, к корзине привязанный, да давай его надувать воздухом согретым. Раздулся сей шар, потянулся ввысь, веселя честной народ. Увидал дело такое Илья-Муромец да потянул за собой содружеников своих верных.
— Пойдем, испробуем чудо  заморское, полетаем в облаках, словно соколы.
— Что-то нынче мне нездоровиться, — молвил Алеша-Попович, упираясь ногами во сыру землю, — Не боюсь я ворогов тысячу, не боюсь я чудища иноземного, да страшна мне разлука с землицей русскою.
— Не боись, Алешенька, — приободрил его Добрыня-Никитич, — Коли выпадешь с небес, так мы враз оживим тебя. Водица волшебная чай есть еще.
— Вот спасибо тебе за заботу твою, брат мой названный, — отмахнулся раздраженный богатырь, поняв что уговорить своих братьев нынче не получиться, — Век жить буду — не забуду раденье твоё.   
Токмо не получилось враз могучим богатырям вместе в корзину влезть, лишь один Илья-Муромец и вместился кое-как. Поворочался боками, приготовился к парению в небесах. Перекрестился трижды на удачу, осенил землицу крестом православным да схватился покрепче за корзину.
Увидала сие дело Марья-Искусница да стала мужа научать.
— Что же ты делаешь, лоб большой. Эта забава для ребятишек, а не для добрых молодцев. Выбирайся давай, нечего людей смешить.
— Вот те раз, Марьюшка, — пробасил недовольный богатырь, желая побыстрее подняться в воздух, дабы не слышать недовольство жены, — Кое-как забрался, токмо устроился и на тебе вылезай. Бог не выдаст, свинья не съест – вернусь живым и невредимым.
— Ой, делай что хочешь, — устало махнула рукой Марья-Искусница, поняв что спорить нынче с Ильей бесполезное занятие, — Всё равно потом повиниться придешь.
— То-то же, — довольно выдохнул богатырь, уже и не надеясь на милость жены, — Чего стоим, скоро лететь то будем?
Иноземец развел руками: дескать и сам не понимаю в чем загвоздка, и принялся осматривать поначалу шар, затем корзину, опосля чего, болтая на своем тарабарском языке, начал объяснять богатырю: ничего сделать не могу – неподъемный вы для моего шара, можно уже и выбираться. Когда Илья понял смысл всех высказываний чужеземца, вскипела в нем кровь, осерчал добрый молодец.
— Нет, ну вы поглядите, люди добрые, — обратился богатырь к собравшимся зевакам со словами горестными, — Что же это делается! Ахинею какую-то несет этот пустоголовый, чтобы меня и шар не смог поднять. Змей Горыныч уж насколько толстый, а все ж летает по небу.
-   Не переживай, Илья-Муромец, подожди чуток, авось у меня получиться, — обнадежила богатыря Катенька и, взлетев ввысь, схватилась крепко за канаты, опоясывающие воздушное чудо.  Потянула их на себя и взмылся ввысь шар необычайный, полетел к небесам лазурным, утягивая за собой корзину с Ильей-Муромцем. Испужался поначалу богатырь с непривычки высоты большой да вскоре освоился и, уже смело выглядывая, махал друзьям сердечным, приветы воздушные передавая.
-          Спасибо тебе, Катенька, — прокричал богатырь, оглядывая  с высоты небесной широту русских просторов, — Век по землице хаживал да не думал, что так красива сторона родная.
Проплывали под ними леса дремучие,  протекали реки могучие, шумели травами луга зеленые, белели шапками снежными горы высокие и было в этот ясный безоблачный день все так прекрасно и удивительно живописно. Возрадовался богатырь красоте необычайной и принялся девочке рассказывать о местах мимо коих пролетали.
-          Ой, а то избушка моя бревенчатая, — хлопая в ладоши, возликовал Илья-Муромец на места знакомые глядучи, — Благодарствую господи, что привелось мне в краях столь расчудесных живать.
Воротились назад воздушные путешественники  да поведал народу собравшемуся богатырь о красоте увиденной, враз собралась очередь покататься на необычной забаве. Уговорил Илья-Муромец и жену свою ненаглядную с подругами на шаре полетать да на красоты окрестные поглядеть.
Кто полегче был — того шар и сам ввысь поднимал, а Добрыне да Алеше-Поповичу (решившемуся все же на парение в небесах) Катенька помогла  полетать.
 Тут и время обедни поспело: иноземных гостей за столами оставили, а весь русский честной народ в храме божьем собрался на литургию торжественную. Величавый храм возвышался надо всем градом стольным, красоту небесную, отражая позолоченными куполами. Отслужив обедню благостную, стали молебен служить во благодарение господа всемогущего за спасение земли русской, за дарование силы и мудрости в борьбе с супостатами. Никогда Катя не видела столь грандиозного и красивого богослужения, каждое слово молвленное донеслось до души ее радостью великой.
И начался праздник краше прежнего, веселее вчерашнего да раздольнее, чем был ранее. Музыканты песни и мелодии радостные заиграли, скоморохи да шуты представления забавные показывали. Полилось веселье рекой необъятной, кто там был навсегда запомнил этот день радостный. Сели во главе царского стола братья Симеоны да по бокам усадили гостей дорогих и славных. По правую руку сиживали Катенька с Прасковьей да Баба-Ягой, Илья-Муромец с Марьей-Искусницей, Добрыня-Никитич с Алешей-Поповичем, Иван-Царевич да Василиса Премудрая. По левую руку Емеля с Царицей-Несмеяной, братья Водяной с Водокрутом да Черномор со своею дружиною.
-          Что же, Василиса, подарочек то свой прячешь, честным людям не показываешь? – вопрошал Илья-Муромец, вкушая трапезу, — Али запамятовала голубушка?
-          Ох, ты господи, верно запамятовала, — всполошилась Василиса Премудрая, оглядывая площадь в поисках телеги с подарочком, — Да куда же короб то мой запропастился?
-          Вмиг найдем, красавица, — молвил старший из Симеонов, давая указание своим слугам привезти подарочек.
В скором времени привели дворовые  телегу с коробом удивительным. В нем зазвенело что-то и зашевелилось, послышались слова бранные да недостойные. Изумились хозяева и гости: что же за подарочек то такой диковинный приготовила им Василиса Премудрая.
-          Они же у меня с утра маковой росинки во рту не держали, — вспомнила девица, взмахнув руками от досады за свою оплошность, — Надобно им хоть каких-нибудь яств дать.
-          Да кто же там у тебя? – изнемогая от любопытства, вопрошал Емеля. Вслед за ним и все собравшиеся взглянули на Василису, ожидая от нее ответа.
-          Да я и не скрываю, — улыбнулась красавица, собрав со стола несколько блюд и положив их в щель внизу короба. В нем тотчас что-то зачавкало и довольно засопело, — Это у меня Лихо Одноглазое с Ягой в коробе сиживают.
Крики удивления пронеслись средь сидевших, не могли поверить ушам своим хозяева и гости дорогие вестям удивительным.
-          Ежели шутишь, Василиса, не веселая это забава, — нахмурился Иван-Царевич, не понимая всерьез воспринимать слова жены или нет, — А ежели не шутишь, так поведай, как тебе эту нечисть выловить удалось.
-          Коли с умом да с руками умелыми к делу подойти, так и все получается, — рассмеялась Василиса Премудрая сомнениям супружника, — Услыхала я нынче, что в краях наших Лихо Одноглазое балует: обозы торговые разоряет да крушит все подряд. И решила я проучить злодейку: сладили мне мастера наши короб этот удивительный. Поставили мы его в чисто поле, положили внутрь яств да питья всякого. А для приманки я еще и шкатулку музыкальную завела.
Подивился честной народ мудрости да смекалке Василисиной, от нетерпения аж заерзали все, так интересно было узнать чем же история закончится.
-          А короб деревянный соорудили, чтобы Лихо никого не сглазило. Ежели поймали бы в клеть железную — тут бы все и попадали – не подойти, не подъехать. Ну так вот, токмо накрыли все честь по чести – тут и нечисть одноглазая пожаловала. Учуяла поди какой-то подвох, ходила всё вокруг да около. Потом видать, разобрал ее интерес да голод своё взял и залезла она внутрь. Тут мы крышку и захлопнули вслед за ней.
-          Ну и умница, — пробормотал удивленный Илья-Муромец, — Это же надо такую штуковину придумать.
-          Ягу для пары к Лихо Одноглазому закинули, чтоб не скучно было, — завершила свой рассказ мудрая девица, — Принимайте, хозяева дорогие, подарочек царский.
-          Да, не было заботы – купила баба порося, — проворчал младший из Симеонов, — Что же нам с ними делать? Лихо на показ не выставишь – мигом всех гостей заморских распугает. А на Ягу и смотреть никто и не будет – баба как баба, токмо вредная. Таких и у нас, и у них хватает.
-          Придумал, братец, что сотворим мы с нечистью, — воскликнул радостный брат Симеон умелый в мастерстве всяких штуковин, — Сделаем для заморских гостей забаву: запрём Лихо Одноглазое в шатре огромном да будем запускать иноземцев. Кто выдержит полчаса – тот и выиграл. Зная эту злодейку, даю зарок — никто не выдюжит.
-          На иноземцах не грех и попробовать, — добавил Емеля, намазывая на краюху хлеба  изрядную порцию черной икорочки, — А забаву так и назовите: «На ногах устоишь и получишь с маслом шиш».
-          Племяшку отдайте, люди добрые, мне на пестование, — робко молвила Баба-Яга, вытирая выступившие слезы, — Как-никак всё же родная кровинка. Не чудище всё-таки, чтобы на показ честному народу выставлять.
-          Давай-ка, бабушка, мы ее послушаем, — решил Илья-Муромец, утешая расстроенную старушку, — Поглядим, чего она доброго скажет. Кается в своих делах злодейских али нет? Выпусти-ка ее Василисонька на волю, токмо осмотрительнее будь — Лихо чай не дремлет. А то дел наделает, мало не покажется.
Подошла Василиса Премудрая со слугами своими к коробу диковинному да опасливо принялись дверцы открывать, дабы Лихо Одноглазое не выскочило.
— Выходи, Яга, — позвала девица злодейку на волю, — Хотим послушать тебя, про дела твои потолковать.
Послышалась в коробе возня и на свет божий вышла племянница Баба-Яги.
-          Живо двери запирайте! — вскрикнула Василиса да поздно было. Высунулась голова Лихо Одноглазого и взгляд свой поганый на старшего из братьев Симеонов вперила. Тотчас бухнулся он со скамьи широкой, прям на землицу, с головы до пят пивом медовым облившись. Разом кинулись слуги к дверям короба да со всей силою захлопнули их, чуть нос злодейке не прищемив. Завизжало Лихо Одноглазое, в двери давай тарабанить, по стенкам стучать, прося о свободе. 
-          Вот нечисть окаянная, — пробормотал свалившийся царь, ошеломленный быстротою своего падения, — Всю одёжу праздничную уделала. Я и ойкнуть не успел, как на земле оказался. Вот и пусть сидит в своем коробе, пока братья шатер не сладят.
Поглядел Илья-Муромец и все гости собравшиеся на Ягу в заточении промаявшуюся. Стояла она, с ноги на ногу переминаясь, не зная что произнести в свое оправдание.
— Ну что скажешь, злодейка, — грозно молвил богатырь, обращаясь   к ней, — Обдумала ли дела свои пакостные? С тебя ведь вся эта смута началась.
-          Простите, люди добрые, — упав на колени и утирая слезы, жалобно произнесла Яга, — По глупости своей да по наитию поганому решилась я на злодейство. Кабы знала, что Кощей Бессмертный лютый такой, ввек бы его не выпустила. Каюсь грешная я, суди меня честной народ.
-          Это Баба-Яге спасибо скажи, что за тебя слово молвила. Бабка у тебя геройская, не побоялась супротив Кощея пойти, — высказала Василиса свое разумение, — Будь моя воля – сидела бы ты в темнице до скончания веков, чтоб не повадно было дела свои злодейские вершить да людей мучить.
-          Простите ее, пожалуйста, — попросила Катенька, видя, как мается Яга, переживая за судьбинушку свою. Да и старушку жалко стало, все же не виноватая она, коли племянница такая непутевая. – Она точно больше не будет.
Яга, соглашаясь со словами девочки, закивала головой и заискивающе поглядела на собравшихся,  с надеждой на добрую волю людей, решавших ее судьбу.
-          Что скажите хозяева да гости дорогие, — обратился Иван-Царевич к сидевшим за царским столом, — Отдадим злодейку на поруки Баба-Яге?
Стали люди добрые думать да советы друг у друга выспрашивать, что же делать с Ягой, и решили — коли кается она в делах своих мерзопакостных, отдать бабке на пестование. А ежели слушаться не будет тетку, тут и темница не заставит себя долго ждать. Обрадовалась Баба-Яга решению мудрому, покланялась людям добрым да обняла свою непутевую племяшку. Возрыдали они вдвоем от счастья великого, а Прасковья всё угомониться не может, подошла к ним и говорит.
-          Смотри у меня, злодейка, я за тобой внимательно следить буду. Коли оплошаешь, враз Василисе донесу о делишках твоих.
-          Да не пужай ты ее, сова зловредная, — заступилась за племянницу Баба-Яга, — Видишь и без тебя ей худо, зареклась ведь больше не пакостничать. Что тебе еще надобно?
-          Ежели бы  впервой бы ее обещания слушать – может быть и поверила бы, — проронила Прасковья, обидевшись на слова бабкины, — А то на день пообещает, а назавтра уже и позабудет.
-          Не позабуду, Прасковьюшка, — заключила в объятия птицу, разомлевшая от радости, Яга, — Прости ты меня, сколько зла я наделала и тебе досталось.
-          Да ладно уж, — пробормотала довольная сова, — Кто старое помянет – тому глаз вон.

А народ веселиться от души, песни радостные по всей площади разносятся, пляшут до упаду, аж столы дубовые подпрыгивают. Глядучи на забавы народные, не выдержала Марья-Искусница, толкнула в бок мужа своего Илью-Муромца.

-          Что так и будем сиднем сидеть али плясать пойдем? Веселиться приехали, а не пузо набивать.

-          А отчего бы и не поплясать, жирок не растрясти. Пошли, хозяева и гости дорогие, хороводы водить да  барыню отплясывать.

И пустились в пляс развеселый братья Симеоны, богатыри удалые, девицы-красавицы, Емеля с Царицей-Несмеяной (в кои веки радующейся) да Черномор со своей большой родней. А пуще всех Баба-Яга отплясывала, хоть и хромая на старости лет стала, а все же дала жару, радуясь счастливому избавлению от басурманов и прощению племяшки своей. Прасковья так лихо отплясывала казачок, что честной народ округ ее собрался да стал в ладоши бить от изумления птичьему умению. Катенька в этот день все русские народные танцы выучила, благо наставники Василиса Премудрая и Марья-искусница были сами мастаками в этом деле.

А как к вечеру солнышко клониться стало, засобиралась Катюша домой к родителям. Соскучилась по ним до глубины души, хоть и счастлива была она с друзьями новыми, а все же дома родители ждали ее. Увидала Баба-Яга, что запечалилась девочка да с расспросами кинулась к ней.
-          Что же ты Катенька кручинишься? Иль не люб тебе праздник наш?
-          Да что вы бабушка, — горько молвила девочка, вспоминая родителей своих, — Уж домой мне надобно, сколько дней я вдали от семьи.
-          Это дело поправимое, — ласково поглаживая Катюшу по голове, прошептала старушка, — Токмо Василисушке – любимице моей дадим знать, а уж она тебя и проводит, откуда леший вызволил.
Подошли Баба-Яга с девочкой к Василисе Премудрой и рассказала старушка о печали Катюшиной.
-          И то верно, солнышко наше ясное, — нежно молвила девица, — Загостилась ты у нас, да не огорчайся попусту. Вернемся к твоим родителям ровно в тот час, как ты порог нашего мира переступила. Да и мне надобно с ними свидеться да о тебе побеседовать. Дар у тебя немалый. Не годится его впустую тратить, обучаться надлежит в Академии волшебной.
Как услыхала Прасковья о расставании с девочкой, мигом растрезвонила по всему стольному городу. Враз затихли песни и балаганы, прекратились пляски и веселье, столпился честной народ попрощаться с удивительной девочкой, поблагодарить за все дела добрые.
-          Не забывай нас, Катенька, вспоминай хоть изредка, — утирая слезы горькие, промолвили братья Водокрут с Водяным, — А  как будешь в краях наших — непременно заходи в гости.
-          И к нам в гости захаживай, — обнимая отважную девочку, произнес Емеля, пока его жена плакала навзрыд (жуть, как она не любила все эти жалобные расставания), — Мы тебе завсегда рады будем, заодно и на новый дворец полюбуешься.
-          Мы, глядя на тебя, сыночка нашего вспомнили, — изрек опечаленный Илья-Муромец, больно Катя была ему по сердцу, как родную дочку полюбил он ее всем сердцем богатырским, — Авось к следующему твоему приезду и у нас детишки будет, двое — никак не меньше.
-          Поначалу со мной уговорись, а там видно будет, — улыбаясь молвила Марья-Искусница, — Всего хорошего тебе, Катенька. Будь умницей, слушайся родителей и не зазнавайся. А то мигом, как злодеи наши станешь. Видишь, что из них выросло.
-          Буду слушаться, — засмеялась девочка над словами девицы, — А то мне Кощеем не больно то и становиться хочется. Я его злодейскую физиономию навсегда запомню.
-          Ты и зимой к нам приезжай, — произнесли хором Добрыня-Никитич с Алешей-Поповичем, — У нас сани знатные имеются, покатаем от души тебя. Да с горок крутых на салазках разъезжать будем. В наших краях горы высокие, в самый раз для утех зимних. Жены наши завсегда рады тебе будут.
Сцена прощания входила в длительную стадию, когда каждый из оставшихся, во чтобы не стало, желал проститься с уходящим и сказать ему пару добрых слов напутствия. Катя с трудом представляла насколько это затянется, поскольку оставались еще братья Симеоны и Черномор со своею дружиною. В глубине души надеясь, что они простятся с ней все-таки все вместе, как всю эту благостную картину нарушили возгласы Баба-Яги.
-          Дайте хоть ребятёночка потискать, — проворчала бабка, пробираясь к Кате через плотные ряды людей, — Ласточка моя, заходи в гости, не забывай старушку. Я по тебе скучать буду ой как сильно. Поболтаем о том о сём, кости по перемоем.
-          А я с тобой полечу, — решительно сказала Прасковья, присаживаясь на плечо девочки, — Ты, Баба-Яга, как хочешь, а подружку свою я одну не оставлю. В ихнем мире тоже злодеев хватает, вот и буду Катеньке помогать, вдвоем-то сподручнее. У тебя всё равно племяшка гостить будет, вот и веселитесь с ней на пару.
-          Вот ты какая умная, — возмутилась Баба-Яга, укоряя сову за безнравственное поведение, — Бросаешь значит меня на произвол судьбы. Дескать плевать я хотела на тебя и твою родню, живите как хотите.
-          Что же вы соритесь понапрасну, — вмешалась в спор Катя, успокаивая старушку с совой, — Оставайся Прасковья, ну в самом деле не бросать же ее одну. Погляди, как она расстроилась.
-          Да ладно уж, — махнула рукой Баба-Яга, осерчав на птицу непослушную, — Пусть с тобой летит, оно и мне спокойнее будет, и за тобой какой-никакой пригляд все-таки. А оставь я ее у себя – каждый день ныть будет: дескать вот не отпустила, что там с Катенькой случиться может. Пусть летит, коли хочет так.
Обняла Баба-Яга девочку крепко-накрепко, вроде как навсегда прощаясь, расцеловала  в путь добрый провожая. Не удержалась старушка расплакалась да и дело то неудивительное, редко все же к ней гости захаживают, а Катенька уж больно ей по сердцу была: и смышленая, и учтивая.
-          А это от нас подарочки за доблесть твою и отвагу, — протянули братья Симеоны девочке лист вчетверо сложенный да шкатулку удивительную, — Вещицы сии необыкновенные, волшебные. Это карта волшебная, покажет тебе окрестности и где ты сама находишься в данную минуту. А шкатулка примечательна тем, что положишь в нее что-нибудь и лишь ты сможешь это достать. А как чужой человек откроет, так и не увидит ничего, будет для него шкатулка пустая.
-          И нашим подношением не побрезгуй, — пробасил здоровущий Черномор, вынимая из складок своей епанчи малюсенький рожок, — Сей рог единорога послужит тебе справно, как опасность какая али беда приключилась, дунь в него — тут мои молодцы и явятся тебе на подмогу. Токмо по пустякам не тревожь, да ты, я вижу, девочка смекалистая, сама поймешь, когда нужда заставит.
-          Пора бы уже и в дорогу собираться, — молвил Иван-Царевич, глядя на солнышко, заходящее за горизонт, — Нынче быстро смеркается, а нам еще к дубу до темноты добраться надобно, иначе и не отыщем в сумраке лесном.
-          Не боись, — обнадежила Прасковья разволновавшегося царя, — Я в любой темени дуб найду. Всё ж сова, а не какая-нибудь кукушка.
Подвели слуги царские коней ретивых, что несутся вскачь бойче ветра степного, оседлали их Василиса с Иваном-Царевичем. Поклонилась до земли Катенька, поблагодарила людей добрых за ласку и теплоту душевную.
-          Спасибо вам мои дорогие за доброту вашу и внимание, за подарки драгоценные. Жалко мне расставаться с вами да родители ждут меня. Будет возможность — обязательно приеду в гости.
Обнялась на прощание девочка с друзьями своими новыми, пожелала благополучия и здоровья да слез сдержать не сумела, нечасто всё-таки покидала она людей, ставших почти родными.
-          Не поминайте лихом, — прогорланила сова, — Ждите весточек, непременно извещу, как устроилась на новом месте. Авось скоро и в гости с Катюшей пожалуем. А ты, Яга, не балуй, бабку не обижай, я за нее знаешь – ворочусь и все космы повыдергаю.
Усадила Василиса Премудрая Катеньку спереди себя на скакуна белоснежного и понеслись кони вдаль копытами звеня, поспешая до наступления темноты дуб волшебный сыскать. Помахали на прощание седоки да Прасковья с высоты ухнула и скрылись в чаще лесной, торопясь навстречу новым приключениям.
 
 
Часть третья.
Наедине с природой.

Глава первая.

Ночную тишину небольшого городка взорвал гудок речного пароходика со звучным названием «Принцесса Амалия». Мягко уткнувшись носом в пристань, пароход выбросил на берег трап, по которому, торопясь на берег, высыпал на берег народ, уставший от длительного пребывания на палубе. В этой суматохе смешалось все люди, багаж, множество скота за какой-то надобностью привезенного в этот глухой уголок. На фоне обычных пассажиров этого пароходика — коренных жителей, ярко выделялись трое европейцев, которых было легко отличить от остальных по мраморной коже, не затронутой палящим бразильским солнцем. Старший из европейцев по возрасту да и по всему виду напоминал профессора. На вид он был худой, не высокий и, как водится почти у всех людей, посвятивших себя науке, нескладной фигуры. Самый высокий был похож на Индиану Джонса, такой же широкоплечий и с кучей бицепсов, проступающих сквозь мокрую от пота майку. Удивительное сходство со знаменитым археологом придавало даже не столько мускулистое тело, сколько одежда в точности повторяющая походную амуницию Индианы, вплоть до наличия на голове знаменитой  широкополой шляпы. Третьим же европейцем был молодой человек. Одет он был легко и просто, как и соответствует жаркому экваториальному климату Южной Америки. Его правильные черты лица были красивы, фигура стройна, движения точны и аккуратны, все в нем выдавало потомственного аристократа. Быстро собрав багаж, состоявший из нескольких рюкзаков, наши пассажиры встали в растерянности посреди  пристани.
— Скорее всего здесь и не слышали о носильщиках, – выдавил из себя здоровяк, брезгливо окинув взглядом  окрестности, – Майк, спроси у местных — где здесь гостиница, если конечно она здесь существует. Как бы нам не пришлось ночевать на улице, укрывшись одеялами, как последние лондонские бродяги.
Молодой человек с аристократической внешностью бросился к растекающемуся в разные стороны людскому потоку. Усердно объясняя на португальском языке местным аборигенам, что ему необходимо в гостиницу, он слышал в ответ непередаваемое удивление, как будто он спрашивал о чем-то сверхъестественном. Наконец, пожилой индеец, услышав обращенный к нему вопрос, утвердительно покачал головой и мотнул в сторону зданий, высящихся вдали. Когда же юноша обратился к нему со следующим вопросом, индеец посмотрел на него, как на человека с другой планеты, и помотал головой в стороны, давая понять несуразность слов собеседника.
Молодой человек подошел к своим спутникам и с нескрываемой иронией произнес.
— У меня есть две новости: хорошая и плохая. Хорошая такова — гостиница здесь все-таки есть, хоть и в единственном числе, дорогу к ней мне объяснил приятный старичок. И вторая новость — такси нет и, наверное, никогда не было, поэтому мы сейчас возьмем наш багаж и пойдем пешком.
-      Час от часу не легче, – выругался верзила, сплёвывая от злости на пыльную дорогу, – У нас багажа на шесть мулов, а вы мне предлагаете это нести. Черт бы побрал эту страну, в которой вся сфера обслуживания напрочь отсутствует. Я еще с трудом понимаю холодный душ в номере, но отсутствие такси это все-таки слишком.
-      Брюс, если вы предпочитаете ночевать на пристани, – зевая, пробормотал профессор, – Мы вам дадим такую возможность. Не знаю, что вы выберете, но мы с Майком возьмем необходимый багаж и пойдем в гостиницу. Тем более до нее, по словам индейца, не так уж и далеко.
-      Не ту ж, я побреду с вами, чего бы это мне не стоило, – сказал Брюс, взваливая на себя тяжелые рюкзаки, — От души надеюсь, что совесть не даст вам сегодня спокойно поспать, раз вы решили меня оставить в одиночестве на растерзание этим аборигенам.
Городок оказался довольно приятным, о чем, идя по сумеречным закоулкам, рассуждали юноша с профессором. Невысокие постройки в стиле барокко, оставшиеся со времен каучукового подъема, придавали поселению непередаваемое ощущение старины. Улицы, как и положено маленьким городкам, в ночные часы были пустынны. Лишь бродячие собаки и кошки иногда составляли компанию путникам, спешащим к гостинице. Только Брюсу было не до местной красоты и он, неся тяжелые сумки,  проклинал всё на свете, что оказался в здешних местах.
Гостиница оказалась красивой, как большинство местных зданий, и до середины двадцатого века служила особняком одного крупного промышленника. После того как спрос на натуральный каучук пошел вниз, местный воротила быстро собрался и уехал в Европу. Дом же он продал почти за бесценок местному ростовщику, который не долго думая, открыл в нем незамысловатую гостиницу для редких туристов, забредающих в поисках экзотики в эти края.
Уставшие с дороги и от непривычного климата, наши герои, расселившись по комнатам, быстро уснули. Утром нехитро позавтракав в кафе, имеющимся на нижнем этаже гостиницы, они собрались на совещание в комнате профессора. Чтобы не вводить в заблуждение нашего читателя я сразу ознакомлю вас с нашими героями.  Тот человек, которого мы нарекли профессором, как раз и был знаменитым профессором антропологом — Кейтом Стюартом, преподававшим в известном на весь мир Кембридже. Его публикации по древней культуре инков были известны всему научному миру. Молодым человек с аристократическим сложением был его помощник, один из самых талантливых студентов этого же университета — Майк Пирс. Корни его родословной уходили так глубоко в историю, что его далекий предок был наверное в очень близком родстве, если не самим Юлием Цезарем, то с Ричардом Львиное сердце точно. Атлетом же был человек, на плечи, которого и легли все вопросы по организации экспедиции, отставной моряк Брюс Дивс. Все они оказались в непривычном для них месте, чтобы дойти до неизвестного города Пайтити, которому Кейт Стюарт посвятил половину своей знаменитой работы. Эта публикация вызвала в научном мире немало полемики, по поводу ее научной обоснованности. Профессору не раз ставили в упрек, что он полагался на непроверенные научные факты, взятые с потолка. Задетое самолюбие требовало отмщения, последствием, которого как раз и была данная экспедиция, направленная на поиск и изучение неизвестного города.
— Итак, господа, — пробасил Брюс, ковыряя пальцами в зубах, после сытного завтрака, – В этом затерянном в джунглях городке нам необходимо закупить продовольствие, оружие и выяснить обстановку в окрестностях. Продовольствие и оружие я беру на себя – думаю моего знания португальского языка будет достаточно, а найти проводника с лодкой и договориться с ним поручаю Вам.
— Хорошо Брюс, — согласился Кейт, поморщившись от увиденной картины ковыряния пальцами в пасти верзилы, — Мы постараемся найти хорошего проводника с лодкой, а вы возьмете на себя все вопросы с провиантом.
На этом и договорившись, наши путники разбрелись по городу. Брюс проявил истинную страсть к сбиванию цен, и существенно снизил возможные затраты на продукты и оружие. То из одной лавки, то из другой, — а иногда казалось, что из нескольких одновременно — слышалось его неодобрительно-пронзительное «не жирная!». Причем это высказывание чаще всего относилось к вещам, имевшим к «жирности» весьма отдаленное отношение. Как ни странно, это все же производило впечатление, и гермомешки для продуктов тяжелели с пугающей быстротой.
К вечеру профессор и его молодой помощник нашли и проводников: их оказалось двое — метис Лопорино и индеец Педро, хорошо знавший район Рио Мадре де Диос, по которому экспедиции предстояло сплавляться. Всё шло более или менее по разработанному плану. Правда, некоторое беспокойство у профессора вызывал груз, состоящий из трех разобранных лодок, палаток, фото- и видеоаппаратуры и невообразимого количества «нужных» вещей. Прошедший день добавил к этому списку карабин с патронами, продукты в расчете на полтора месяца, а также восемьсот литров бензина для лодочного мотора. Стало ясно, что в одной лодке всем им не уместиться.

Глава вторая.

 

Около часа дня караван, состоящий из двух связанных алюминиевых лодок тронулся в путь. Городок, носивший название Барселус, в котором оказались англичане, располагался как раз напротив устья реки Демени, по которой предстояло сплавляться. Но прежде всего экспедиции предстояло, огибая многочисленные острова, пересечь русло другой водной преграды могучей бразильской Риу-Негру. То, что гигантская река осталась позади, они поняли, лишь когда Педро, махнув рукой прямо по курсу, произнес: «Демени». И только чуть позднее заметили, что плывут вверх по течению однорусловой реки шириной около двухсот метров. Теперь можно было свободно ориентироваться на местности, сопоставляя крутые повороты речушки с имеющейся картой.
На ночь экспедиция остановилась в деревне, состоящей из двух хижин, покрытых пальмовыми листьями. Майк ловко достал из рюкзаков, необходимые в таких случаях подарки: различные побрякушки, созданные современной цивилизацией. Протянув их подошедшим индейцам, англичане удивленно наблюдали, как те с радостью принялись осматривать дары. Особенно аборигенам понравились электронные часы с подсветкой, которые надев на руки, они разбежались в разные стороны, впоследствии уже не обращая никакого внимания на прибывших.
— Милые туземцы, — порадовался Брюс, глядя на благостную картину спокойствия, — Разбежались по сторонам, тишь да благодать.
— Ну, ну, — недоверчиво произнес студент, засомневавшийся словам собеседника, — Дай Бог конечно, но сердце мне подсказывает, что так будет не всегда.
— И давно ты стал прислушиваться к сердцу, — съязвил здоровяк, толкнув молодого спутника в бок, — Лучше головы в этом деле ничего быть не может.
 У одной из хижин горел костер, где-то рядом в темноте неслышно несла свои воды река. И надо всем этим раскинулось звездное экваториальное небо, как бы поддерживаемое ветвями могучих деревьев. Сидя у костра и всматриваясь в экваториальное небо, Кейт довольно произнес.
— Первая ночь в сельве… Она заставляет думать каждого о своем. Ночь, наполненная ожиданием. Пока мы были лишь на пороге чарующего мира, и только собираемся войти в дверь, которая открывается далеко не каждому.
— Только бы эта дверь не прищемила нам какую-нибудь часть тела. Что-то мне уже не по себе после увиденного и чует мое сердце, чем дальше тем будет только хуже, — сердито проговорил верзила, отмахиваясь от назойливых москитов.
— Не ворчите Брюс, мы приехали сюда за великой целью, открыть для мира великий город Пайтити. И если Бог будет к нам милостив, мы пройдем наш путь без опасностей, – поддержал профессора Майк, – А теперь пора спать, завтра у нас будет трудный день.
 
 
 
Глава третья.
За два дня пути вместе с Лопорино и Педро путники прошли около четырехсот километров — аккурат до того места, где в Демени впадает ее правый приток река Куэйрос. Дальше начинались земли индейцев яномами. Здесь экспедиции пришлось расстаться с проводниками. Прощание было коротким: рассчитавшись с индейцами и пожелав им благополучного возвращения, англичане продолжили свой путь.
— Мне кажется профессор, индейцы посмотрели на нас будто прощаясь, наверное уже и не надеются нас уже увидеть, – Брюс как всегда был настроен на неприятности, которые рано или поздно, но обязательно должны случиться.
Молодой англичанин, складывая рюкзаки в лодки, невозмутимо произнес :
— С этой минуты нам предстоит рассчитывать только на свои силы да еще на везение, от которого в большой степени зависит судьба экспедиции и каждого из нас.
Гора рюкзаков и гермомешков на берегу озадачивала их: удастся ли разместить весь груз в лодках? Их было две: трехместная байдарка, наибольшей вместимости, способная принять на борт двух человек, да килограммов двести груза, и двухместная шлюпка — легкая, юркая, больше подходящая для спортивного сплава, чем для длительного автономного путешествия по воде. С большим трудом уложив всю кладь, они наконец отчалили. Профессор с Брюсом в готовую, кажется, затонуть от распирающего ее груза байдарку, а в шлюпку уселся студент, прихватив с собой огромный мешок с продуктами.
Течение Демени было несильное, но грести на перегруженных лодках несколько часов подряд — оказалось занятием довольно утомительным. Тяжелее всего пришлось Майку: он был один и работал веслами почти без передышки; к тому же в его шлюпку через плохо заделанные швы стала проникать вода. Взошедшее в зенит солнце безжалостно обжигало их незащищенные одеждой участки кожи: после европейского солнца они еще не успели привыкнуть к испепеляющим лучам тропического.
К середине дня небо затянули облака, послышались близкие раскаты грома, налетел шквальный ветер, покрывший поверхность реки полуметровыми валами, и следом за тем обрушился ливень. В первое мгновение путешественникам показалось, что они будто попали под сплошной поток воды, лишь самую малость разбавленную пузырьками воздуха. Черная поверхность реки буквально кипела. Наверное, безудержное буйство сил природы передалось и им: путники еще дружнее налегли на весла — лодки упорно продвигались вперед. Через струи, бьющие в лицо, Майк видел, как волны, продавливаемые байдаркой, обрушиваются на ее брезентовый верх. Сквозь рев реки сзади прорвался крик Брюса: «Нас сейчас сломает… Каркас на пределе… Давай к берегу!» Байдарке и правда приходилось туго — при ее почти шестиметровой длине и запредельной загрузке она поневоле старалась вписаться в профиль волн. Алюминиевые трубы пока держались, но надолго ли их хватит? Отставной моряк из-за всех сил пытался веслами придать хоть какое-то направление байдарке, в то время как профессор со скоростью хорошего насоса пытался с помощью кружки вычерпать воду, постоянно захлестывавшую их. Как не пытался докричаться до своих товарищей студент, его крики тонули в грохоте бушующей реки. Лишь изредка до него долетали обрывки возгласов Брюса сквозь дождевую пелену, помогая ориентироваться куда всё-таки нужно держать свой курс.
Лодки стали смещаться с середины бушующей реки ближе к берегу, где волна была меньше. Брюс с Кейтом начали разворачиваться, вал ударил в левый борт, перехлестывая через край, лодка накренилась, но выдержала.
Тропический ливень продолжался около часа, и все это время они упрямо шли против ветра и течения. И только с последними каплями дождя две лодки сошлись вместе, пришвартовавшись к нависшему над водой стволу пальмы. Амазония, подобно хищной птице, лишь легко взмахнула над ними своим грозным крылом… Самые трудности были впереди.
-      Это не путешествие, а какой-то аттракцион, — выругался верзила, снимая насквозь промокшую одежду, — Говорю вам со всей осведомленностью в данном вопросе, как человек отслуживший без малого пятнадцать лет в королевском флоте. Так я не прыгал по волнам, даже когда мы попали в шторм у Фолклендских островов.
Жалостливее всего было смотреть на мистера Стюарта, позеленевшего от кувыркания по волнам, и кое-как выбравшегося из лодки на берег. Не в силах больше стоять на ногах, он рухнул на прибрежный песок, не издав ни единого звука. Подняв профессора и приведя его в чувство, Майк с Брюсом бросились разводить костер, дабы согреться и приготовить крепкий чай, наиболее подходящий для таких случаев.
На ночь они встали на высоком берегу и пока отставной матрос вырубал место для палатки, профессор приводил в порядок багаж. Студент с трудом набрал дров для костра. В тропическом лесу сделать это непросто, живые ветви совершенно непригодны не только для разведения, но и для поддержания огня. Казалось бы, ничего страшного, ведь вокруг столько погибших растений, но все, что коснулось земли, моментально пропитывается влагой и в руках превращалась в труху бесполезную для разжигания. Как правильно догадался смекалистый юноша: в дело пошли только сучья, высохшие, но не упавшие, а оставшиеся висеть, запутавшись в плотной сети ветвей и лиан.
-      Нет, ну вы посмотрите, какая гадость эти растения, — очищая одежду от налипших  колючек, возмущался Брюс, — Мало того что они липнут как москиты, так еще и прокалывают куртку. Полюбуйтесь, друзья, у меня уже вся спина утыкана этой гадостью.
-      Это еще что, — посоветовал спутникам Кейт, рассматривая отброшенную в сторону колючку, — Вы будьте внимательнее прогуливаясь по джунглям. Не дай Бог, наступите босиком на эти иглы. Могу сказать точно, они пройдут сквозь ногу с превеликой легкостью. Нестерпимая боль и дальнейшее нагноение наверняка гарантированы.
-      Господи, ну почему я  согласился поехать в эту экспедицию? – не выдержав природных издевательств над собой проревел здоровяк, — Сидел бы себе в пабе, пил пиво, смотрел свой любимый клуб «Челси» и все было бы тихо и спокойно.
-      Как вы можете за них болеть? – поинтересовался с нескрываемым сарказмом  юноша, -  Вы разве не в курсе, что их купил русский?
-      Да по мне хоть китаец, — все больше раздражаясь, крикнул Брюс, — Сам факт, что я бы сидел в теплом и спокойном месте, смотря футбол, а не в этой забытой богом глуши, был бы для меня отрадой.  
Разведя костер, верзила растянул между деревьями одежду и спальники, чтобы высушить их насколько это было возможно в тропическом влажном лесу. Закончив с постановкой палаток и разбором багажа, путники присели у костра, ожидая, когда будет готов ужин над приготовлением, которого хлопотал мистер Стюарт.
-      А вы знаете, несмотря на сегодняшнее качание по волнам, наше путешествие мне начинает нравиться, – избавляясь от налипших колючек, произнес Майк, – Красоту девственной природы не в силах преодолеть не одно творение рук человеческих. Посмотрите, какие здесь леса и знаете у меня без необходимости не поднимется рука, чтобы срубить какое-либо деревце или кустик.
-      Я вам рассказывал, мой юный друг, когда уговаривал участвовать в экспедиции, что вы будете потрясены красотой здешних мест, – помешивая суп в котелке и изредка пробуя его ложкой на готовность, сказал Кейт, — И могу вам подтвердить то, что вы увидели — это только начало. В дальнейшем мы увидим такую красоту, которая будет вам сниться всю оставшуюся жизнь и расставание, с которой будет для вас похожим на прощание с давним знакомым.
Брюс, слушая возникшую идиллию, продолжал тихо ворчать и смотрел в светлое небо Амазонки. На небе не было ни облачка, что кстати не говорило о том, что через несколько минут не может начаться ливень, так как в тропическом лесу погода может измениться буквально за секунды.
С рассветом, они снова были на воде. Пройдя за несколько дней около сотни километров вверх от того места, где состоялось прощание с Педро и Лопорино, они неожиданно вышли к индейской деревне.
 

Глава четвертая.

 

Первое, что они увидели, были пятеро индейцев: они стояли на берегу и внимательно разглядывали нежданных гостей.
— Интересно, профессор, они нас сразу убьют или сначала приготовят из нас рагу?  — полюбопытствовал верзила, недоверчиво оглядывая появившихся туземцев.
— Не волнуйтесь, Брюс, в этих краях очень редки племена каннибалов, и вообще откуда у вас такое стойкое мнение об индейцах, как о кровожадных существах. Я не ошибусь, если они окажутся очень добрыми и приветливыми людьми, – успокоил Кейт, похлопывая его по плечу.
Похоже, появление гостей вызвало легкую панику среди аборигенов. Трое из них остались на берегу, чтобы не спускать глаз, а двое других скрылись в зарослях — вероятно, чтобы предупредить остальных. Подплыв ближе — члены экспедиции увидели на лицах индейцев, обрамленных полукругом черных волос, смесь любопытства и страха.
— Как-то мне не по себе. Интересно, что они задумали, – тихо прошептал Майк, мнение которого уже начинало быть схожим со взглядами Брюса, -  Страх может сослужить плохую службу — от него один шаг до агрессии.
Трое оставшихся — молодые мужчины — были почти полностью обнажены — только одна веревка вокруг пояса, которую никак нельзя было принять за элемент одежды: скорее всего, она служила чем-то вроде перевязи — чтобы можно было подвешивать разные мелкие вещи. На телах никакой раскраски. Все трое худощавые, низкорослые, с выступающими вперед животами.
Брюс незаметно прикрыл арбалет брезентом, при этом выдавая лицом такое выражение радости, будто он встретил давних друзей. Кейт поприветствовал индейцев по-португальски и по застывшим маскам на лицах, не выражавших реакции, он понял: они его не понимают. Пока лодки причаливали, на берегу уже собралась толпа человек в десять-двенадцать, в том числе четыре женщины. У многих мужчин в руках прямые двухметровые луки. Высадившись на берег, Майк судорожно порылся в рюкзаке — индейцам нужно что-то подарить – это первое правило общения с их племенами. В подарок аборигенам достались рыболовные крючки и леска.
— А смотрите, профессор, сувениры им понравились, по всей видимости, вы оказались правы, — радостно сообщил Брюс, с облегчением в сердце наблюдая как индейцы проверяют на прочность несколько мотков лески.
Да и сами индейцы, видя, что путники не вооружены, успокоились и уже казалось что позабыли про незваных гостей. От толпы аборигенов отошел самый молодой из них и, подойдя к путешественникам, обратился по-португальски, если можно было так назвать произносимые им с трудом слова. Студент, услышав знакомую речь, вступил с ним в диалог, обильно подкрепляя слова мимикой и жестами.
Ухмыльнувшись, Брюс обратился к профессору.
— Как я вижу, обоим явно не хватает словарного запаса.
 Время от времени обе переговаривающиеся стороны доводили краткий смысл сказанного до «соплеменников». Так путники узнали, что эта яномамская деревня — своего рода форпост на границе индейских земель. Бразильцы не часто бывают в этом глухом месте. Самые долгожданные гости — миссионеры, изредка привозящие лекарства, одежду, железные ножи, мачете и огромные (до полутора метров в диаметре) сковороды для обжаривания маниоки.
— Все отлично, — шепнул на ухо Брюсу невозмутимый профессор, — Но вспомните, что перед отплытием из Манауса нас предупреждали, что недавно в один из районов Де-Неблино вторглись гаримпейрос — бразильские золотоискатели и, что в борьбе с ними, погибло несколько сот индейцев. Яномами все же удалось изгнать вторгшиеся на их земли хорошо вооруженные отряды. Однако нас предупредили, что в результате последних событий общение с их племенами, даже не участвовавшими в военных действиях, дело отнюдь небезопасное. Надеюсь, что Майк все уладит. Пока же всё, кажется, идет нормально, на лицах индейцев наконец появились улыбки.
Постепенно индейцы подошли к лодкам — они явно произвели на них впечатление. Луки из грозного оружия превратились в товар для обмена. Выменяв на веревки и материю три лука со стрелами, Брюс остался очень доволен.
— Посмотрите, друзья, – Брюс крутил выменянный лук в руках, удивляясь мастерству местных жителей, — Он изготовлен из черного как смоль, плотного и необыкновенно упругого дерева, стрелы — из какой-то разновидности бамбука; они необычайно легкие, на одном конце — костяной или деревянный наконечник, на другом — темное оперение. Тетива искусно сплетена из растительных волокон, но обратите внимание на одном луке она синтетическая — так прочнее и надежнее.
Как позднее Брюсу объяснил Антонио (индеец, знавший по-португальски) даже у племен, никогда не вступавших в контакт с современной цивилизацией, все чаще можно встретить тетиву из капрона. Это — продукт обмена с жителями приграничных деревень, вроде той, где они сейчас находились.
-      Майк, уточните пожалуйста у Антонио, — обратился профессор к своему младшему спутнику, — Откуда у него такое интересное и чуждое для индейцев имя.
— Он сказал, что это, конечно же, не индейское имя, — довел до своих друзей смысл слов туземца юноша, — Настоящие свои имена яномами тщательно скрывают от пришлых. По индейскому поверью, человек, узнавший твое имя, при желании может легко наслать на тебя порчу. Поэтому они в общении с внешним миром называют себя библейскими именами, которыми их окрестили миссионеры.
Антонио, решив показать свое искусство стрельбы из лука, выпустил стрелу, она взмыла далеко ввысь. Затем он передал лук Майку — теперь ты, мол, покажи, на что способен. Индейцы, которых к этому времени стало заметно больше, внимательно следили за ними. И вообще, происходящее уже напоминало импровизированное спортивное состязание.
Соперники оказались посредине живого круга, образованного коричневыми телами мужчин и женщин. И в центре всеобщего внимания — непрошенные гости. Крепко зажав между пальцами стрелу, юноша медленно натянул тетиву, направив деревянный наконечник в ослепительно голубое небо. Черный лук согнулся в дугу, послышался слабый треск — но пальцы уже послушно разжались, и стрела с резким свистом ушла в небо, скрывшись из вида. Зрители, придя в легкое замешательство от увиденного, тотчас бросились врассыпную. Каждый индеец подумал, что стрела, падая обратно, попадет точно в него. Молодой англичанин вскинул голову — и, успев разглядеть мчащуюся вниз стрелу, отскочил в сторону. Летящая с долгим, протяжным свистом стрела, достигнув земли, вонзилась в плотный песок сантиметров на двадцать. Майк, после этого поступка, оказался самым уважаемым гостем у индейцев, его постоянно спрашивали и показывали все, что ему было интересно, игнорируя при этом его спутников, немало раздосадованных этим обстоятельством.
Пройдя по тропе через плотный кустарник и небольшую банановую плантацию, путешественники вышли на вытоптанную площадку. Посередине площадки стояла огромная шатрообразная хижина-деревня. С трепетом зайдя внутрь, англичане попали в полумрак. В круглое помещение метров тридцати в диаметре свет проникал только через центральное отверстие в конической, покрытой пальмовыми листьями крыше и дверной проем. Пол — утрамбованная земля. В центре молоки было пусто, а вдоль стен на столбах, поддерживающих кровлю, были развешаны гамаки. В некоторых из них сидели индейцы и их глаза внимательно следили за всеми движениями гостей. Гамаки, между которых горели костры, располагались как бы группами; каждая из которых принадлежала отдельной семье. Как обратили внимание наши путники, молока не имела внутри перегородок и составляла одно огромное помещение, в котором могли бы жить около восьмидесяти человек.
-      Обратите внимание, — толкнув в бок своих спутников, чуть слышно пробормотал Брюс, — Что у стен стоят луки и духовые трубки, предназначенные для стрельбы отравленными стрелами. Надеюсь, у них хватит ума не применять их к нам.
Вдруг снаружи молоки послышался шум — и путники, в сопровождении Антонио, поспешили к выходу.
То, что обстановка изменилась, стало им заметно сразу. Выйдя наружу, они оказались в полукольце воинов. Чуть поодаль на земле сидел старик, в наряде роскошно украшенном перьями. Он восседал в центре огромного круга, очерченного на земле, и, вкладывая в чуть тлеющий костер небольшие связки трав, протяжно и монотонно бубнил слова. Зрачки его глаз закатились вверх, шаман медленно раскачивался и вдруг внезапно он вперил белесые очи в чужеземцев. Застыв на мгновение  старик истошно завопил и, протянув руки в сторону непрошенных гостей, упал без чувств.
Кольцо воинов стало оттеснять чужеземцев к реке. Брюс скрипел зубами от бессилия, Кейт с Майком непонимающе переглядывались и пытались понять причину столь резкого изменения отношения индейцев к ним. Оказавшись на берегу реки, кольцо воинов расступилось и к путешественникам вышел Антонио. Отозвав в сторону студента, Антонио жестикулируя руками пытался объяснить молодому ученому что-то очень важное. Они долго о чём-то спорили, пока наконец молодой англичанин раздосадовано не махнул рукой и не подошел к своим спутникам.
— Всё очень плачевно, — расстроенно сказал он, — шаман приказал войнам изгнать нас из деревни. Мы разбудили духов леса, они очень злы на нас. И чтобы не навлечь на деревню их гнев, нам необходимо срочно убраться отсюда. Шаман знает о цели нашего путешествия и посоветовал нам забыть о нём. В ином случае нас ждет гибель. Теперь мы должны выбрать: либо мы продолжаем наш путь и рискуем сгинуть в непроходимых джунглях Амазонки или возвращаемся обратно и остаемся живыми. Духи леса от нас не отстанут и будут нас преследовать на всем пути к цели.
Брюс категорично покачал головой в стороны.
— Ну уж нет. Не для того я терпел столько лишений и преодолевал препятствия, чтобы в один прекрасный момент бросить это всё на полпути из-за бреда старого маразматика.
  — Я не могу распоряжаться вашими жизнями и приказывать продолжить путешествие со мной, — после небольшого раздумья молвил профессор, положив ладони на плечи друзей, — я даже под страхом смерти не сверну с намеченного пути, потому что на кону моя ученая репутация.
— Спасибо, друзья, вы меня не подвели — крепко обняв спутников, довольно произнес Майк, — я такие же слова передал Антонио. Давайте не испытывать терпение индейцев и быстрее поплывём дальше.
Стремительно усевшись в лодки, путешественники во всю мощь налегли на весла и исчезли из взглядов индейцев за первым поворотом реки.

Глава пятая.

 

Прошло уже неделю с тех пор, как наши герои плыли с небольшими остановками по реке. Никаких несчастий сулимых шаманом с путешественниками не случалось, чему они были невероятно довольны. Зеленые стены, возвышающиеся вдоль берегов, все чаще смыкались над их головой, образуя туннель, и лучи жгучего экваториального солнца пробивались сквозь него с трудом.
-      Друзья мои, поглядите сколько здесь попугаев, — провопил Брюс, тыкая пальцем в бесчисленное множество сине-желтых и красно-синих ара, которые либо сидели на деревьях, либо с громкими, трескучими криками проносились прямо над головами путников, — Благо они не гадят, как голуби на Трафальгарской площади, а то бы нас пришлось отмывать из брандспойта, подобно памятнику Адмиралу Нельсону.
-      Верховья Куэйрос с полным правом можно назвать царством ара, — подтвердил профессор, любуясь удивительно красивой картиной, — Они здесь повсюду.
В окружавшем лесу, да и в реке кипела жизнь, но она была скрыта плотной зеленой завесой растительности и темной коричнево-красной водой. И лишь изредка жизнь выплескивалась на освещенное солнцем пространство огромной голубой, с металлическим блеском, бабочкой морфидой; гигантской, двухметровой, выдрой лондрой, показывающей над водой голову с темными выразительными глазами; или кайманом, бросающимся в реку при приближении лодок. И еще здесь водились дельфины — да-да, именно дельфины. То, что в Амазонке живут пресноводные дельфины с мелодичным названием «ития», известно многим, но встретить их в верховьях Куэйрос, где ширина русла не более десяти метров, было просто удивительно. Они всплывали рядом с байдаркой, шумно выдыхали воздух и исчезали — но ненадолго. Их явно интересовал странный предмет, неуклюже двигающийся против течения.
Забавный случай, приведший их в невольное замешательство, произошел, когда они остановились передохнуть на берегу, на узкой полоске кварцевого песка. Глубина около берега была не более полуметра, течения в образовавшейся заводи почти не было, как вдруг на поверхности воды появился огромный лоснящийся горб, который быстро стал двигаться на лодки. Брюс, уже не знавший чем тропическая природа может удивить их, покрепче схватил карабин, готовясь к отпору невиданному чудищу. Казалось — еще миг, и из черной реки поднимется нечто страшное, но вместо этого раздался характерный дельфиний вздох. Что делал дельфин в реке, которая от его движений выходила из берегов, так и осталось для путешественников загадкой.
Профессор, немало посвятивший времени изучению сельвы Амазонки по книгам, рассказывал своим спутникам, усевшимся вокруг костра в ожидании трапезы.
— Куэйрос — типичная представительница малых черных рек. Наверное, вы не слышали, но вам интересно будет узнать, что бассейн великой Амазонки состоит из вод двух типов: белой и черной. Белая вода, мутная, богатая питательными веществами, — это, собственно, и есть Амазонка. Ее главный приток, Риу-Негру, несет в основном черные воды. Черная вода чиста и прозрачна, но ее цвет ближе всего к цвету пепси-колы — из-за растворенных в ней гуминовых кислот. Сроки проведения нашей экспедиции — с сентября по ноябрь я выбрал с учетом низкого уровня воды в это время и незначительных осадков.
И, хотя в иных местах берега остались полузатопленными, основная их часть не только дополняли картину буйной растительности ослепительно белым песком, но и оказались идеальными площадками для ночевок. Впрочем, несколько раз река показала-таки гостям свой норов. Однажды герои поставили палатку на узкой полоске песка; над головой было чистое звездное небо. Все предвещало относительно спокойную ночь. Путники разместились на ночлег, но где-то около двух часов пополуночи вода вошла под полог, и ее уровень поднимался так стремительно, что Брюс с Майком с трудом успели убрать в лодку вещи, а Кейт собрать палатки. В довершение ко всему пошел дождь, отступать было некуда. Сельва по берегам — это сплошная стена, особенно ночью. Рассвета они дожидались под ливнем, по колено в воде.
Впрочем, случалось и по-другому. Однажды Брюс разбудил своих спутников дикими воплями, бегая вдоль берега и размахивая руками.
-      Что стряслось, Брюс, — с трудом отходя от крепкого сна, пробормотал студент, — На нас напали туземцы или вашу шляпу сожрал кайман.
-      Опять вы со своими шуточками, — раздраженно бросил верзила и продолжил своё бессистемное исследование окрестностей, — Всё гораздо хуже. Вчера я привязал байдарку, причем очень крепко. И на тебе, утром встал проверить лодки и ее не оказалось на месте.
-      Очень плохие новости, — произнес расстроенный профессор, — Без байдарки нам не продолжить путь. Ну не идти же в самом деле кому-то из нас пешком по джунглям.
-      Не торопитесь с выводами, — обнадежил самый юный путешественник и направился к берегу, помочь Брюсу в поисках внезапно пропавшей байдарки.
Облазив весь берег и уже почти отчаявшись ее найти, путники начали прикидывать, как они поплывут дальше.  Как вдруг, Майк нашел лодку, зависшей у берега на швартовочном конце. В целом суточные колебания уровня воды иногда достигали полутора метров. Что, вероятно, как объяснил профессор, было связано с выпадением осадков в отрогах Гвианского нагорья.
На четырнадцатый день путешествия по реке, она вдруг куда-то пропала. Ее поверхность перекрыли густо переплетенные ветви и лианы — путники оказались в тупике. Было совершенно непонятно куда плыть. И только журчание под естественным навесом растений указывало на то, что река здесь не заканчивается — течет дальше. Пытаясь продраться сквозь спутанную массу зелени, метров через десять они оказались в плену цепкого зеленого хаоса. Щель между сплошь утыканным колючками навесом и поверхностью воды была узковата. Буквально распластавшись по лодкам, путешественники передвигались, хватаясь за опутавшие живые сети. Через некоторое время поняв, что плывут напрямую через лес: ни берега, ни русло, как таковые, были не различимы. Брюсу пришлось отложить весло и взяться за мачете — нужно прорубать тропу. Тропу по реке Куэйрос — как это ни странно.
— Брюс, вы так ловко заправляете мачете, — похвалил спутника Майк с трудом представляя, чтобы они делали с профессором без этого добродушного здоровяка, — Служи вы на флоте при королеве Елизавете, врагам британской короны было бы несладко. Вы же одним ударом могли бы уложить разом половину команды неприятеля.
Верзила только довольно хмыкнул и во всё горло загорланил одну из своих любимых флотских песен, продолжая мощными ударами прокладывать путь вперед.
   Прошло около трех часов, когда сельва неожиданно расступилась, — и лодки снова оказались в открытом русле.
 Все разом вздохнули с облегчением: ведь скоро должно было стемнеть, и пришлось бы ночевать в лодках. И снова над головой светило солнце — плотная завеса густо-зеленого тумана как будто опустилась за кормой.
 

Глава шестая.

Вверх по течению река бурлила от несметного количества кайманов, собравшихся в одном месте. Увидев лодки, пробравшиеся сквозь зеленые заросли, аллигаторы словно по команде резко поплыли к ним. Путешественники в страхе застыли в лодках, не понимая каким образом противостоять этому нашествию. Кайманы достигнув лодок, нырнули под них и своими гребенчатыми спинами принялись раскачивать хлипкие суденышки, ожидая что добыча сама упадет  к ним в пасть. Брюс расхрабрившись принялся дубасить аллигаторов веслом, ловко раздавая каждому из них крепкие удары по мордам. Кейт пытался помочь здоровяку и взяв крепко весло в руку со всех сил размахнулся. Вдруг один из кайманов, выпрыгнув из воды, передними лапами забрался на борт лодки и схватился зубами за весло, удерживаемое руками профессора. Казалось через мгновение профессор окажется в воде не в силах бороться с огромным зверем. Вдруг грянул выстрел и бездыханное тело каймана скользнуло обратно в воду, распугав своих сородичей и разогнав их в стороны. Майк для острастки пальнул несколько раз в сторону улепетывающих перепуганных хищников.
— Все на весла, — прокричал Брюс, — уплываем пока они не вернулись. Через мгновения лодки понеслись вдаль от места баталии, оставляя позади ворчащих от недовольства кайманов.
  — Друзья мои, предлагаю найти хорошую стоянку и разбить лагерь. Продуктов у нас еще много, нам необходимо собраться мыслями, разработать дальнейшие действия и передохнуть, – высказал свое мнение студент после нескольких часов безостановочной гребли.
— Ты прав, отдых нам не помешает, – подтвердил Брюс, осматривающийся по сторонам, ожидая еще какого-нибудь подвоха. – А вы профессор не будете против?
— Я полностью согласен с вами, нам необходим небольшой перерыв, давайте так и поступим, – сказал профессор. Кейт выглядел уставшим и отдых ему бы не повредил.
Найдя укромное место в сельве, наши путники разбили лагерь и стали приводить в порядок лодки и багаж.
— Запас продуктов пока велик, но нужно экономить, – сказал верзила, хозяйственно выкладывая вещи из рюкзаков. — Впереди, даже при благоприятном стечении обстоятельств, у нас еще почти полтора месяца автономного существования. Самый простой и оптимальный способ сохранить съестные припасы в наших условиях — рыбная ловля. Сейчас я закончу с вещами и отправляюсь за кольями, чтобы потом установить сети.
— Брюс, единственные подходящие для этого растения в непосредственной близости от лагеря — это молодые цекропии, – посоветовал ему профессор, — Но будьте осторожны. Всё дело в том, что ствол цекропии полый и в нем обычно находят себе пристанище мелкие, но необычайно агрессивные муравьи, которые с яростью набрасываются на любого, кто осмелится их потревожить.
— Спасибо за совет, мистер Стюарт, – с досадой на новую напасть пробубнил отставной матрос, — Но деваться некуда — придется надеть перчатки.
Закончив выкладывать вещи, которые Майк развешивал для просушки под палящим экваториальным солнцем,  отставной матрос взял мачете и пошел нарубать колья.
Судя по скорости, с которой падали цекропии, рубить их для него было не сильно сложным делом. Вдруг стук мачете затих, и из леса выбежал Брюс, держа в охапке несколько деревьев. Прыгнув в реку со всей скорости, верзила принялся издавать при этом нечеловеческие вопли. Стоя по шею в реке, он с остервенением тёр себе лицо, шею и руки. И лишь минут через десять успокоился и отправился обратно на берег, не переставая держать в охапке деревья.
-      Это же какой-то кошмар, – пробасил обиженный Брюс, продолжая почесывать покрасневшее лицо и шею, – Только я начал валить эти цекропии, вдруг чувствую жгучую боль. Вскоре мне уже казалось, что боль, точно яд, растеклась по всему моему телу. Хорошо вовремя сообразил, что от этих кровожадных муравьев, только в воде и можно найти спасение. Посмотрите — всё лицо, шея и руки в укусах этих паразитов.
-      Скажите спасибо, что этот вид муравьев не так опасен, как «буно», десять укусов которых могут оказаться смертельными, – пожалел его юноша, осматривая покусанного здоровяка, – Тогда, боюсь, не помогла бы и река. Отдохните, я сейчас закончу с вещами и мы пойдем рыбачить.
Установив сети и сидя на берегу реки с донками, ожидая клева, наши герои завели неспешный разговор.
-      Майк, я что думаю, – глядя с опаской в протекающую реку, произнес верзила. — Нам бы только в сети пиранья не попалась. Будем доставать сети или донку надо быть внимательнее. А то откусит палец и привет. Я и так, когда мы сети устанавливали, перепугался не на шутку. Что и говорить, неохота достаться на обед этим прожорливым гадам.
-      Зря вы так, Брюс, – ответил ему невозмутимый студент, любуясь окрестными пейзажами, – Я специально перед экспедицией посетил наш Лондонский аквапарк и узнал, что рассказы о моментально обглоданной до кости руке, неосторожно опущенной в воду, не более чем легенда. Ее настоящий образ, сильно расходиться с широко распространенным представлением об этой маленькой рыбке-убийце Хотя допускаю, что в принципе стечение таких обстоятельств, как массовое скопление пираний в ограниченном пространстве, наличие большого количества крови в воде  может спровоцировать нападение этих хищниц. А вообще пиранья — очень вкусная рыба, правда, костлявая. В любом случае рекомендую вам брать эту рыбку в руки лишь после того, как вы оглушите ее чем-нибудь тяжелым, — например, мачете. А в том, что она может запросто отхватить вам палец, я ничуть не сомневаюсь.
-      Спасибо и на этом, – рассмеялся Брюс, настроение которого постепенно становилось веселым, благодаря тишине и спокойствию, стоящим вокруг, – Да на эту опасную рыбину и без страха смотреть невозможно. Тупая голова с мощными бульдожьими челюстями, усаженными острыми, как бритва, треугольными зубами. Она готова вмиг впиться ими во все, что движется.
-      Все это так, но я позволю себе сказать, что пираньи не столь кровожадны, как их описывают в приключенческой литературе. Купание в кишащей ими реке отнюдь не самоубийство. И вспомните, если сначала мы с опаской поглядывали на поверхность воды, а войдя в нее, старались держаться у самого берега, чтобы успеть вовремя выскочить, то, пообвыкнув, просто перестали обращать на них внимание. Могу вас уверить, что аллигаторы, которых здесь великое множество, гораздо опаснее любых пираний. Поэтому купаясь, лучше следите чтобы рядом не было аллигаторов, а уж пираньи вас точно не тронут.
К вечеру рыбалка закончилась довольно удачно. В сети попались пираньи, которых так боялся здоровяк и которых он, выкинув сети на берег, с большим удовольствием глушил мачете; и сомы: жирные, без мелких костей, которые были для путников самой желанной добычей.
Дни в лагере летели незаметно, каждый из путников был занят своим делом. Юноша занимался вещами, сушил промокшие, выбрасывал безнадежно испорченные, наводил порядок в провизии. Отставной матрос занимался охотой и рыбалкой, а также ремонтом лодок. Профессор разбирался с картами, прокладывая по ним путь к загадочному городу Пайтити.
За дни, проведенные в лагере, наши герои успели познакомиться со стаей обезьян, поселившихся неподалеку. Вели они себя мирно и создавалось впечатление, что они вообще не замечали англичан. Можно было сказать, что они уже и сдружились, если бы не один курьезный случай.
Во время одной из вылазок в сельву Майк и Брюс более близко познакомились с крупной паукообразной обезьяной. Следуя через плотные ряды кустарников, они вышли они на нее неожиданно — она оказалась в каком-нибудь десятке метров от них. Сначала обезьяна, видимо, опешила также, как и незваные гости, и несколько секунд удивленно смотрела на непонятные создания, вторгшиеся в ее обиталище. Студент полез за фотоаппаратом. Дальше все произошло молниеносно. Схватив огромную палку, «милое существо» метнуло ее в непрошеных гостей.
-      Вот какая свинья, — пробормотал ошарашенный верзила, успев в последний момент чудом увернуться от летевшей палки, — Еще бы чуть-чуть и я бы лежал на земле среди этих веток. Никакого уважения и почтения к гостям.
-      Вообще-то это была обезьяна, — рассмеялся Майк, подняв с земли палку и оценив ее тяжесть, — Слушайте Брюс, они теперь могут брать у вас уроки ловкости. Вы так изящно уклонились от этой дубинки, что вскоре вас обезьяны могут выбрать вожаком своей стаи.
Получив этот урок, англичане уже совсем по-иному — с опаской — глядели на скачущих по верхушкам деревьев обезьян, длинноруких соседей.
 
Глава седьмая.
Ночью пятого дня вынужденной стоянки, мистер Стюарт сидел у костра и мучительно думал о дальнейшем пути их экспедиции. Его спутники уже сладко спали в палатке и даже не догадывались, что на душе профессора неспокойно. Кейту было невероятно трудно признаться и перед друзьями и перед самим собой, что их тяжелое путешествие было напрасным. Составляя маршрут экспедиции, профессор планировал дойти до этого места, надеясь с помощью местных жителей или каких-нибудь знаков найти путь к загадочному городу Пайтити. Сейчас мистер Стюарт горько сожалел о своих иллюзорных надеждах на благосклонность судьбы. Местные жители как выяснилось ничего не слышали ни о потерянном городе, ни о его жителях. Знаков или подсказок также на всем протяжении путешествия не встречалось и, к горькому сожалению профессора, предпосылок их появлению не было. Устремив свой задумчивый взор на костер, Кейт огорченно вздыхал, готовясь к тяжелому утреннему разговору со своими спутниками. Продолжать путь по реке значит обрекать себя и друзей напрасным лишениям и трудностям. Внезапно профессор почувствовал холод, пробежавший по спине, и тяжелый взгляд обращенный на него. Кейт поднял голову и в ужасе отпрянул – напротив него сидела сумрачная фигура со смертельно-бледным лицом. Позади нее, окружив костер плотным кольцом, стояли чуть различимые образы воинов, вооруженных топорами, дубинками и луками. Огоньки костра тускло освещали внезапных гостей и профессор отчетливо понял, что имеет дело с призраками.
— Что Вы делаете на нашей земле? — зычно прозвучал голос приведения.
Кейт внезапно встрепенулся – он узнал этот язык. Он бы узнал его из миллиона – несколько лет потратил профессор на изучение кечуа, древнего языка племени инков. Внезапно порыв ветра поднял языки пламени и мистер Стюарт отчетливо увидел перед собой знатного индейца, его шлем, щит и одежды были богато украшены золотом и драгоценностями.
— Великий вождь, — обратился Кейт к собеседнику на родном ему языке, — мы пришли с миром. Я ученый, долго время изучающий культуру инков. С друзьями мы ищем затерянный город Пайтити. Не жажда обогащения движет нами, а лишь научный интерес к великой культуре прославленного народа инков.
Холодный металл топора одного из воинов, стоящего позади профессора, коснулся шеи Кейта.
— Видится мне белый человек, что ты лжешь, — вождь был беспрекословен в своих суждениях,  - я помню, как обманом белые люди захватили меня и моих слуг. Несмотря на огромный выкуп, они обманули меня и жестоко казнили. Путь к Пайтити для чужаков закрыт. Единственное что вас ожидает — это смерть.
— Смерть так смерть, — обреченно прошептал профессор. Внезапно его осенило. Слова вождя и его облик. Конечно же перед ним великий вождь инков Атауальпа, — Перед смертью я хотел бы просить прощения за зло и жестокость, которую проявили к Вам и вашим людям, Писарро и его злодеи. Поверьте не все белые люди коварны и безжалостны.
— Я впервые слышу учтивые слова из уст белого человека, — вождь встал и знаком пригласил мистера Стюарта подойти к нему, — Дайте мне Вашу руку и смотрите мне в глаза.
Профессор подойдя к вождю протянул ему руку и ощутил пронзительный холод, сковавший всё тело. Устремив свой взгляд в очи индейца, Кейт провалился в бездонные холодные глазницы и, уже погружаясь в бессознательное состояние, он где-то вдали услышал голос вождя.
— Я чувствую твое доброе сердце и вижу твои чистые помыслы. Держите путь к отрогам Гвианских гор, найдите самую высокую из вершин, заберитесь на нее и увидите знак моих потомков. Не вздумайте обмануть меня. Страшная смерть будет вам наказанием за предательство.
Взошедшее солнце коснулось теплыми лучами лица Кейта. Он приоткрыл глаза и почувствовал страшную тяжесть во всем теле. Будто к ногам и рукам приковали тяжелые кандалы. С трудом присев профессор пытался понять произошедшее с ним было явью или ночным вымыслом. Ясно, что следов присутствия незваных гостей не наблюдалось. Даже если ночной диалог был вымыслом, то в любом случае это знак свыше, так профессор решил для себя. Держать путь к Гвианским горам, а там будь что будет — назад пути нет. С этими мыслями одухотворенный Кейт поднялся на ноги и, растопив костер оставшимися ветками, уселся у него, ожидая пробуждения своих спутников.
Незатейливо позавтракав пшенной кашей сваренной Кейтом в ожидании пробуждения товарищей, путешественники уселись на берегу реки дабы обсудить дальнейшие планы.
Профессор, ни словом не обмолвившись о ночном происшествии, рассказал своим спутникам о предстоящем пути.
— Друзья мои, тщательно сверив карты, я пришел к выводу, что далее нам придется идти через лес, так как река поворачивает на восток, а нам необходимо двигаться на северо-запад к отрогам Гвианских гор. Поэтому сегодня мы соберем в мешки только самое необходимое, чтобы идти налегке, и двинемся в путь. Все оставшиеся вещи и провиант мы оставим в нашем лагере и в случае необходимости сразу вернемся обратно.
— Как долго, мистер Стюарт, по-вашему, нам придется идти до конечной точки нашего путешествия? – поинтересовался Майк.
-      По моим расчетам до Гвианских гор нам идти около пятидесяти миль, то есть за пять-шесть дней мы должны добраться.
-      Будем надеяться, что лес нас примет более гостеприимно, чем река. Ну что же, надо собираться и в дорогу, – Брюс рвался в путь, отдых явно пошел ему на пользу. К обеду все сборы были закончены и наши герои пошли напрямик через тропический лес.
На второй день пути лес начал меняться. Древесные стволы стали толще, кроны поднялись на недосягаемую высоту, а заросли поредели. Сельва наполнилась объемом и воздухом. Путники словно вошли в лесной храм...
Профессор очарованный красотой леса поведал своим спутникам о прочитанном в книгах.
-      В первичном дождевом лесу Амазонии, как называют его в Бразилии «терра фирма» или твердая земля, в отличие от игапо или затопляемого леса и участков вторичных лесов, появившихся на месте уничтоженных пожарами и вырубленных массивов, можно относительно свободно двигаться. Тут практически нет сплошных труднопроходимых зарослей, заболоченных почв и густого травяного покрова. Но именно в нем сосредоточено основное видовое разнообразие и богатство тропического леса. Реликтовый лес, дошедший до нас таким же, каким он был тысячи лет тому назад, — уникальный живой памятник природы, который в случае гибели практически не восстановим. По расчетам ученых, на воссоздание экосистемы реликтового леса потребовалось бы не менее тысячи лет.
-      Это уж точно, двигаться тут несравнимо легче, чем в зарослях непроходимых джунглей, — произнес довольный верзила, которому наконец амазонские леса хоть чем-то угодили, — Так бы и всегда, тогда вы уж наверняка бы не услышали от меня бранных слов.
-      Я просто сейчас расплачусь, — ухмыльнулся Майк, любивший посмеяться над здоровяком, но не со зла, а для веселья. Брюс, надо отдать ему должное, это понимал и слова студента не принимал  всерьез, – Слава богу, мы хоть чем-то угодили мистеру Дивсу.
Так намного быстрее из-за малого количества зарослей они продвигались, пока на четвертый  день пути не забрели в верховое болото Куэйрос. С черепашьей скоростью продвигались они по затопленному лесу в окружении воды, иногда доходящей до пояса и выше. Булькающий болотный газ, и ни малейшего просвета впереди. Рука Брюса механически рубила усыпанные длинными, тонкими шипами стебли молодых пальм, цепкие сети лиан, побеги, напоминающие заросли осинника, и прочие растения, которые уже не интересовали профессора.
Появилось множество назойливых комаров, они были гораздо крупнее встречавшихся ранее и к тому же ярко-голубого цвета. Вдобавок ко всем неприятностям, у Майка и Кейта начались приступы лихорадки...
-      Видать вы нас сглазили, Брюс, — с трудом перебирая ноги в топком болоте, произнес юноша, — Рано мы возрадовались легкому пути.
-      Ай, мне уже все равно, — безутешно ответил верзила, продолжая вести за собой друзей к цели путешествия, — Я уже готов быть для вас и мулом, нагруженным стофунтовым грузом, и жертвенным агнецом, отданным на съедение москитам. Делайте со мной, что хотите.
-      Зря вы так, мистер Дивс, — пытаясь вернуть удрученному спутнику веселое расположение духа, поддержали его в один голос друзья, — Несмотря на ваше постоянное недовольство, мы очень вам благодарны за всё, что вы сделали. Вспомните, сколько раз вы нас выручали! Выше нос, скоро всё будет хорошо.
-      Да уж побыстрей бы, — пробубнил отставной матрос, в глубине души, надеясь на искренность слов своих спутников.    
При каждом шаге ноги путешественников проваливались в болото по колено. То и дело они теряли равновесие и, чтобы не упасть, хватались за свисающие лианы. Брюс все же вывел экспедицию из болот, и под ногами стало более или менее сухо. Послышалось пение птиц.
-      Ну все, гнилое место осталось позади! – восторженно прокричал здоровяк, падая от усталости на твердую землю.
Его спутники вымотанные сложным переходом через болота и лихорадкой только и смогли натянуто улыбнуться. Сделав привал, англичане решили отдохнуть и разбить палатки. Провиант постепенно подходил к концу, но и цель была уже близка.
На следующее утро они вновь тронулись в путь и проходили через четко выраженные пояса растительности. Типичная сельва переходила в непроходимые заросли, напоминающие молодой осинник, который, в свою очередь, уступил место роще диких банановых пальм, однако их плоды, к сожалению для наших героев, оказались несъедобными. Затем началась чащоба травянистых растений почти трехметровой высоты.
И снова чудо: под ногами уставших путников то тут, то там стали попадаться дикие ананасы, размером не больше яблока...
Брюс с Майком от свалившегося счастья запрыгали и восторженно начали их поедать. Кейт был более был сдержан в проявлении своих эмоций, но по его лицу было видно, что он тоже очень доволен.
-      Знаете, – пожевывая ананас, пробормотал здоровяк, — Теперь мне кажется, что я в жизни не ел ничего более вкусного, чем эти невзрачные с виду плоды, созревающие где-то далеко-далеко — у самого подножия Гвианских гор...
Студент с профессором только и кивнули головой в знак согласия, продолжая хрустеть спелыми плодами.
Гора появилась перед ними внезапно, сельва вдруг расступилась — и уставшие путники невольно прикрыли глаза от ослепительного света. Впереди их встречала серая гранитная стена, уходящая вверх под углом около тридцати пяти градусов.
Оставив часть груза у подножия стены, они начали подъем, оказавшийся достаточно тяжелым, но передвижение по открытому пространству после лесных дебрей доставило им наслаждение. Можно было снять опостылевшие куртки и подставить задыхающуюся кожу солнцу и ветру.
Через два часа они были на вершине горы. Пейзаж, который открылся им не оставил никого равнодушным.
-      Чтобы представить себе, что такое сельва, ее надо увидеть сверху, – восторженно промолвил Майк, — Когда ты внутри нее, взгляд выхватывает лишь отдельные детали, но из них нельзя сложить единый образ — он виден только с высоты птичьего полета.
-      Посмотрите, друзья, орлы — зоркие, мрачные стражи амазонских лесов — легко кружат над зеленым ковром, из которого наподобие залпов салюта вырываются кроны гигантских деревьев, покрытые яркими цветами, — профессор еле выдавил из себя слова, пытаясь справиться с волнением, возникшим от счастья лицезреть воочию эту неземную прелесть, — Вдалеке — гряда гор, а вокруг, насколько хватает глаз, до самой линии горизонта, — зеленый океан, поражающий своей бесконечностью и великолепием.
-      Если ради того, чтобы посмотреть эту красоту, мне пришлось бы еще пережить такой тяжелый путь – я бы согласился, — прошептал Брюс потрясенный великолепием этих мест. 
-      Что я вижу вдалеке, — Майк напряг свой взор, устремив его вниз по склону, — Если мне не кажется – это дым от костра. Пойдемте друзья быстрее. Может мы застанет в этой глуши хоть одну живую душу.
 
Глава восьмая.
 
Сломя ноги, они помчались по противоположному склону, погружаясь в настоящую первичную сельву. Двигались здесь легко и буквально через две мили, следуя вдоль небольшого ручья, экспедиция наткнулась на индейскую стоянку. Посреди стоянки горел огонь и по всему было видно что кто-то здесь есть поблизости.
-      Друзья, будьте осторожнее, — предупредил профессор, внимательно осматриваясь по сторонам, – Вы, Брюс, держите наготове свой пистолет, а вы, Майк, достаньте из рюкзака какие-нибудь подарки. Встреча с индейцами может сулить для нас ничего приятного.
Здоровяк быстро достал из кобуры пистолет и твердо сжал его в руке. Студент наклонился над рюкзаком, ища сувениры, которые могли бы пригодиться в общении с индейцами.
Вдруг окружающий стоянку лес как будто разошелся в стороны, пропуская вперед старого индейца в ярких нарядах и мальчика, которого он вел под руку. Ребенку было на вид лет двенадцать и держался он, увидев незнакомцев, не менее уверенно, чем его старший спутник.
Майк, достав из рюкзака различные побрякушки, вытянул их на руке, и произнес приветственные слова на индейском языке, которому его обучили в племени журикабо. Старик и мальчик подошли поближе и мальчик на португальском обратился к путникам.
— Приветствуем вас на нашей земле. Весть донесла до нас, что вы пришли к нам не со злыми намерениями, а добрым сердцем.
Молодой англичанин немного опешил, он никак не рассчитывал услышать в глубине лесов Амазонки от мальчика речь на знакомом языке. Когда он перевел смысл услышанного до своих друзей, Брюс опустил пистолет и приветливо улыбнулся. Профессор радостно потер руки и попросил перевести индейцам, что цель их экспедиции поиск загадочного города Пайтити.
Когда Майк перевел смысл слов Кейта, старик приветливо покачал головой и начал объяснять на своем языке мальчику. Услышав слова,  произнесенные стариком, профессор радостно вскрикнул и начал с ним разговаривать бегло на кечуа — древнем языке племени «инков». Профессор о чем-то долго беседовал с индейцем, пока мальчик не пригласил их присесть перед костром, возле которого разговор продолжился. Пока Кейт вел длительный диалог, его спутники помогли мальчику собрать хворост для костра. Студент нашел быстро общий язык с мальчиком и они оживленно беседовали на португальском. Брюс, оставшийся в одиночестве, порылся в рюкзаках, сходил за водой к ближайшему ручью и взялся за приготовление ужина.
Когда солнце стало близиться к закату, профессор пригласил старого индейца и мальчика присоединиться к их ужину.
-      Мы благодарим вас за предложение отведать с вами ужин, но к сожалению наши обычаи не разрешают нам пробовать пищу других племен, — Старик в знак почтение кивнул головой и приложил пальцы к губам, а затем ко лбу. – Мы с Кэсхом отведаем те дары, которые нам дала природа. Не будем мешать вам вести разговор и вкусим нашу трапезу в хижине.
Пока англичане расположились около костра  и ужинали, профессор рассказал о своей долгой беседе с индейцем.
-      Мои друзья, я сейчас счастлив, как никогда, – начал он свой рассказ, активно жестикулируя руками, пытаясь передать своим спутникам всю гамму чувств переполняющих его. – Перед нами великий жрец племени «инков», которые населяют Пайтити. Я верил, что этот город существует и оказался прав. Он мне рассказал много интересного об истории своего племени и был очень любезен. Узнав, что я написал научную книгу об инках, он пригласил меня завтра посетить удивительный город. К сожалению, я не могу вас взять с собой. Вам придется дождаться меня, так как к ним не пускают чужестранцев, и для меня вождь сделал большое исключение. Мы должны будем вернуться к вечеру, а с вами всё это время будет мальчик, которого зовут Кэсх. Я дал обещание жрецу, что мы проведем мальчика до Рио, пусть это будет знак нашей благодарности племени инков за оказанное гостеприимство.
-       Я слышал о путешествии с нами и от мальчика, – подтвердил Майк, для которого слова профессора полным откровением, – Самое невероятное, что мальчик обладает великим даром: он умеет разговаривать и повелевать деревьями. Мы сами видели с Брюсом, когда собирали хворост, что он произнес какое-то слово деревьям и они сами наклонялись, будто давая ему в руки упавшие ветки.
-      Профессор, у меня к вам только одна просьба, – обратился к нему Брюс с настойчивым пожеланием, – Будьте внимательны. Нам обязательно нужно вернуться обратно живыми и невредимыми. Мы вас здесь подождем и приведем вещи в порядок.
Пока англичане беседовали, мальчик сходил в лес и принес пучки каких-то трав. Поставив котелок с водой на костер, он кинул в него собранное разнотравье. Что-то приговаривая и помешивая бурлящую воду, Кэсх через пару минут снял с огня закипевший котелок и налил отвар в чашки.
-      Не бойтесь, – обратился он к юноше, протягивая ему чашку, – Это отвар трав, который избавит вас от лихорадки и придаст свежести и бодрости.
Отказываться от предложенной помощи было неловко, и как не сопротивлялся Брюс уговорам своих спутников, что это не повредит, из чашки пришлось выпить и ему. Глотнув приятный на вкус отвар, они почувствовали, как усталость покидает их и по всему телу распространяется приятное тепло.
Студент со здоровяком, разбив палатку, легли спать, а Кейт еще долго о чем-то беседовал перед костром со старым индейцем. Мальчик же уснул в хижине, сделанной из листов пальмы, вежливо отказавшись от предложения англичан спать в палатке.
Глава девятая.
 
Утром профессора разбудил старик и попросил собираться, чтобы успеть вернуться засветло из Пайтити. Наскоро позавтракав рыбной похлебкой, заботливо приготовленной Майком, Кейт  и вождь направились сквозь чащу леса в мистический город. Путь был не столь долог, как предполагал мистер Стюарт, и через несколько километров пути они подошли к скалам, преграждающим дорогу вперед. Профессор удивленно посмотрел по сторонам, пытаясь понять, куда будет дальше пролегать их путь, но никаких тропинок, кроме той, по которой они пришли, не было. Старик, догадавшись, что его спутник находится в тупике и не может понять куда идти дальше, приятно улыбнулся.
-      Не беспокойтесь, вход в наш город закрыт от посторонних глаз. Мы любим, когда нас не тревожат. Сейчас наступит пора удивляться, – и с последними словами он громко хлопнул в ладоши, произнеся таинственные слова. Скала, повинуясь неведомому приказу, послушно приоткрыла вход в пещеру, ведущую в глубину скалы.
-      Прошу Вас, проходите вперед, а я, как хозяин, буду идти за вами и рассказывать об окружающем мире.
Профессор с недоумением посмотрел на своего спутника, потом на открывшийся вход и аккуратно, чтобы не пораниться о камни, зашел в пещеру. Несмотря на то, что как и предполагал профессор, пещера вела свой путь глубоко под горой, внутри ее было светло. Чему способствовали удивительные насекомые, сидящие на каменных стенах и источающие мягкий голубой свет. Неожиданно подземное путешествие закончилось, и перед взором Кейта возникла слепящая красота природы и зданий.
Путешествуя по Амазонке, профессор увидел много прекраснейших мест, но такой красоты он еще никогда не видел. Создавалось впечатление будто чей-то заботливой рукой все великолепие, окружающее Пайтити, было перенесено сюда. Белоснежные здания, причудливо расписанные золотым орнаментом, переливались на солнце и отбрасывали лучи света, падающие на них, вокруг. Город весь стоял на террасах, расположенных параллельно друг другу и выложенных светлым камнем, отчего красота города становилась еще ослепительнее. Лица людей были прекрасны и умиротворенны. И среди всего этого великолепия по улицам города спокойно расхаживали животные, которых заботливо кормили местные жители. Даже грозные кайманы разлеглись на берегах протекающей речки и, перекатываясь по песку, подставляли животики палящему солнцу.
Встав, как вкопанный, от восхищения и изумления, Кейт внимательно разглядывал окружающих, пока вождь не похлопал его по плечу.
-      Профессор пойдемте дальше, а то время, которое у нас есть, быстро закончиться, а вы так и не успеете увидеть наш город. Я вам хочу показать наш храм, познакомить с жителями. Надеюсь, что ваше первое впечатление будет самым незабываемым.
-      Я затрудняюсь передать словами, но могу сказать, что я точно не видел нигде на земле таких красивейших мест. А уж мне вы можете верить, так как я бывал в экспедициях по всему земному шару, — Кейт удивленно разводил руками и старался донести если не словами, то жестами и мимикой свое изумление. – Я буду вам признателен, если вы проводите меня по вашему замечательному городу.
Пройдя по мостику через речку, профессор вслед за вождем пошли по направлению к самому высокому пирамидальному белоснежному зданию, чья крыша была полностью выложена золотом и инкрустирована драгоценными камнями. Портик храма был украшен изображением диковинных зверей и непонятными надписями, выполненными золотом. Тот кто хоть раз видел Тадж-Махал, находящийся в прекрасной Индии, может представить храм инков, который был где-то в два раза больше и насколько же богаче украшен драгоценностями. Здание переливалось разными цветами, благодаря тому, что оно было украшено и изумрудами, и рубинами и другими камнями, которые, пропуская и отражая свет солнца от себя, делали его таким красивым. Когда же Кейт зашел в храм вслед за вождем, он был немало поражен не столько гигантскими колоннами, устремленными вверх, убранством и украшениями зала, сколько фризами, украшавшими стену, на которых были изображены не только индейцы, но и их, судя по милым физиономиям, друзьями явно инопланетного происхождения.
-      Скажите, пожалуйста, то что изображено на стенах этого великого храма соответствует действительности? – робко поинтересовался у вождя профессор. – Вы действительно имели контакты с инопланетными цивилизациями.
Вождь удивленно вскинул глаза на Кейта и, видимо обижаясь на недоверие профессора, произнес:
  — Конечно, наши друзья нам помогали всегда — не только защищая нас, но и предоставляя технологии и  обучая нас. Так они нас научили предсказывать будущее. Но могу вас уверить, что мальчик обладает таким великим даром, который не идет в сравнение со всеми нашими возможностями.
-      Теперь мне становиться понятным — откуда вы знаете так много про меня и моих друзей, – сказал профессор, тщательно осматривая все фризы и убранство зала. Медленно идя вдоль стен, он пытался запомнить и передать своим студентам всё великолепие удивительного храма.
Вождь, пока Кейт обходил весь зал и останавливался около рисунков, рассказывал ему о том, какое важное событие из жизни жителей Пайтити описано на них. Напротив одной из фресок профессор остановился и, долго рассматривая изображение на ней, изумленно спросил.
— Неужели это мальчик, который остался в лагере?
— Вы очень внимательны, профессор. Это именно он, — подтвердил догадку мистера Стюарта старик и поведал необычайное пророчество, — Как вы видите, на фреске вместе с ним запечатлены еще одиннадцать детей. Их рождение знаменует начало новой эры человечества – эру мира и духовного прозрения. Мы называем маленьких чудотворцев «дети Белого Ягуара», именно они восстановят нарушенный баланс земли и вернут людям утраченные корни.
-      Но как же такая великая цивилизация инков могла пасть под ударами варваров и грабителей какими без сомнения являлись орды Писсаро? -  профессор взглянул в глаза вождя, пытаясь найти в них, так долго мучавший его ответ.
Старый вождь горько вздохнул и вымолвил.
-      Видите ли профессор, люди иногда за внутренними распрями и войнами забывают о своих богах. Занимаясь бесконечным дележом земли и бескрайней жестокостью к своим соплеменникам, мои предки отвергли тех, кто даровал нам жизнь и эту землю. Терпение богов закончилось и на наши плечи свалились страшные испытания. Очень много людей ушло в царство мертвых, когда пришли ужасные болезни, а с жалкими остатками моего народа расправился Писсаро и его приближенные. Лишь немногие, кто являлся хранителем древних знаний и ушел раньше этих событий, не согласившись воевать и убивать, дойдя до места, где мы сейчас находимся, смогли сохранить наш народ. Вскоре к нам присоединились остатки племени индейцев и уже совместно мы смогли создать этот чудесный город. Вот такая грустная и очень поучительная история произошла очень давно. Я вижу мы закончили наше знакомство с храмом и приглашаю вас в гости ко мне домой. Надеюсь, вам понравиться наше угощение и беседа с местными жителями, которых я тоже пригласил на обед.
Выйдя из храма, они подошли к реке, на которой стояла пирога и, оттолкнувшись от суши, медленно поплыли вдоль берега извилисто следующему по городу.  Профессор, боясь за свою плохую память, лихорадочно копался в своем рюкзачке и, достав блокнот, стал записывать и зарисовывать всё увиденное и услышанное тщательнейшим образом.
Пирога ткнулась в мягкий песок и Кейт увидел перед собой дом, отличных от окружающих его зданий тем, что его стены были закрыты необыкновенными металлическими пластинами, которые переливались всеми цветами радуги. То они, отражая солнечный свет, отливались желтым цветом, через секунду же они уже были розовые и такая постоянная игра цвета придавало дому необыкновенную красоту.
-      Интересный металл, первый раз вижу такое необычное свечение. Видимо он неземного происхождения? – поинтересовался Кейт, поглаживая пластины, которые несмотря на всю  жару оставались холодными.
-      Вы правы, профессор, – ответил вождь, зажмуривая глаза от ослепительного разноцветного света, льющегося от стен дома. – Пройдемте внутрь, там тоже много интересного.
Войдя в дом, Кейту сразу бросилась в глаза огромная библиотека, состоящая по меньшей мере из тысячи книг, среди которых были и очень древние фолианты. Все книги и свитки были заботливо разложены по полочкам плетенным из веток. Впрочем вся мебель, находящаяся в доме была сплетена из такого же материала. Но что было наиболее интересно: в доме было очень много цветов, которые в большинстве своем цвели, и по всему дому источали сладостный аромат.
-      Обратите внимание, профессор, на это полотно, – указал вождь в сторону стены, на которой весело молочно-белого цвета ткань. – Вы никогда не сможете догадаться о его предназначении.
Вождь подошел к нему и произнес имя мальчика. Тотчас на ткани возникло изображение мальчика, весело играющего с Майком в футбол, кучей тряпья, которое им заменяло мяч.
Помимо четкого изображения полотно передавало и звук, что создавало иллюзию полного присутствия в лагере. Кейт изумленно посмотрел на изображение, подошел к ткани и долго рассматривал ее в руках, вертя в разные стороны, пробуя разобраться: каким образом изображение передается на полотно.
Пока гость был занят рассматриванием необычной ткани, вождь подошел к напоминающему стол предмету из серебристого материла и, нажав несколько клавиш на его боковой панели,  позвал профессора отобедать. Как по мановению волшебной палочки, на столе стали возникать различные блюда. И что особенно порадовало Кейта, как любителя японской кухни, что среди сказочного изобилия оказались и его любимые блюда из рыбы.
 Профессор недоверчиво взял в рот один кусочек от большой рыбины, запеченной на огне, и с причмокиванием закивал.
  — Я не могу передать словами свое восхищение всем тем, что я здесь увидел. Вы самый необыкновенный и я бы даже сказал волшебный народ в мире. Я очень признателен, что вы разрешили посетить это загадочное место, – поблагодарил Кейт, поклонившись в знак уважения к гостеприимному хозяину.
Вождь весело рассмеялся, присаживаясь на стул и присоединясь к трапезе.
–      К сожалению, одного дня, чтобы ознакомиться со всеми новинками нам не хватит, но я буду рад вас видеть еще раз. Вы всегда будете желанный гость в нашем городе, — Индеец пододвинул поближе к Кейту блюдо полное белоснежного хлеба, – Обязательно попробуйте наших лепешек из кукурузы, которыми так славиться наш народ.
–      С огромным удовольствием, — почтительно ответил профессор и откусил кусочек от хрустящей  лепешки. – Подскажите, что за  удивительный напиток выпала мне честь пить в вашем доме?
–      О, это пульке — древнейший напиток, секрет, которого  достался нам от наших дальних предков, — Вождю стало приятно от добрых слов Кейта и чем больше они общались, тем все большим уважением проникал к нему индеец, – Его приготовление состоит из смешивания фруктовой мякоти и перебродившего сока агавы. Это интересное сочетание придает выпившему напиток сил и успокоения.
Постепенно дом стал наполняться людьми, с каждым из которых вождь знакомил Кейта, кратко рассказывая кто чем занимается. Присаживаясь к столу, местные жители, с удивлением рассматривали гостя, обстоятельно отвечая на его вопросы. Встреча с индейцами прошла в легкой обстановке и  профессор, расчувствовавшись от оказанного гостеприимства, постоянно произносил тосты за дружелюбный народ Пайтити и за их мудрого вождя.
Закончив обед, профессор в сопровождении старика и местных жителей продолжили пешую прогулку по чудесному городу. В которой Кейту встретились и летающие повозки, движимые необъяснимой силой; необычные панели, развешенные на домах, которые выдавали любой предмет о каком их просили; волшебные двери, проходя через которые ты оказывался в другом месте города.
— Это все подарки от наших друзей, – заканчивая экскурсию, произнес вождь, – Но еще от многих чудесных подарков мы отказались сами. Так мы попросили не дарить нам роботов-помощников, так как наш народ очень трудолюбивый и мы сами в силах сделать то, что нам необходимо.
 
Глава десятая.
 
К вечеру того же дня, как и было обещано, Кейт в сопровождении вождя вернулся из экспедиции в таинственный город. Щедрые индейцы подарили ему множество подарков, приветствуя гостя, который пришел к ним не как завоеватель, а как исследователь. Его рюкзак был полон различными украшениями и поделками из чистого золота и серебра; утварью и посудой, которой пользовались индейцы, а также провиантом, которым так заботливо снабдили его индейцы.
Собрав свое снаряжение, путники стали прощаться с великим жрецом. Кейт еще раз поблагодарил вождя за экскурсию и подарил ему свою книгу, пояснив, что следующая книга будет более достоверной и он обязательно ее привезет сам и вручит лично.
Майк пожелал процветания и счастья народу Пайтити, ему самому долгих лет жизни. Брюс сжал руку вождя в своей крепкой ладони, на прощание сказав.
— Вы должны быть очень счастливы, живя в этом красивейшем месте, и, если Кейт еще раз предложит мне составить ему компанию в путешествии по Амазонке, я с радостью соглашусь.
Вождь, тронутый такими теплыми словами и пожеланиями, подарил каждому золотой кулончик с изображением покровителя Пайтити, объяснив англичанам, что теперь они будут защищены богами инков. Пожелав удачного возвращения домой, жрец попросил внимательно следить за мальчиком и никому и никогда не рассказывать, где находиться их город.
-      Не все люди приходят к нам с добрым сердцем, – перевел слова жреца Кейт. – Многих толкает жажда наживы. Такие люди погибают или в сельве реки, или от стрел индейцев.
Мальчик на прощание обнял старика и на его глазах появились слезы.
— Мне будет очень трудно без моей большой семьи, — прошептал Кэсх, пытаясь бороться с горечью расставания, — Но всегда буду помнить, что где бы я не был — вы всегда будете мне помогать знаниями, которые дали.
— Мне тоже очень трудно расставаться с тобой, даже зная, что ты нужен миру. Будь всегда сильным и помни, что глядя на тебя, люди будут считать тебя посланником нашей великой нации. – Старик, утер выступившие слезы, и  обнял мальчика.
Кэсх тщательно укрепил на спине подобие рюкзака, в котором стоял горшок с необычным растением, и, попрощавшись, экспедиция тронулась в путь. Как им объяснил мальчик, он знал краткий путь до лагеря и обратная дорога  будет намного быстрее той, какой они пришли.
Движение по тропическому лесу облегчало и то обстоятельство, что мальчик и вправду обладал необъяснимой силой и деревья, которые ранее преграждали им путь и которые Брюс до этого из-за всех сил прорубал для продвижения, по легкому мановению руки мальчика стелили зеленый ковер под их ноги.  Каждый вечер Кэсх уходил в лес и возвращался с целой охапкой трав, которые варил в котелке. Полученный напиток и вправду был чудодейственен. Он не только прибавлял сил, но и прогнал все хвори, которыми так щедро их усыпала тропическая природа. Со свежими силами и выздоровевшие, к лагерю они вернулись уже к концу следующего дня. Место стоянки на удивление осталось неприкосновенным с тех пор, как путники его покинули. По всей видимости, обезьяны побаивались незнакомцев и любой неведомый запах исходящий от  палаток и от лодок отбил у них охоту незваного визита.
Разведя костер, путники уселись удобно вокруг него, ожидая готовности ужина. Мальчик, несмотря на все уговоры Брюса присоединиться к их трапезе, готовил пищу для себя сам. Как он пояснил англичанам, еда, к которой привыкли желудки европейцев, не привычна для индейцев.
-      Майк, — потягиваясь около костра и предвкушая вкусный ужин, произнес Брюс, -  Спроси  Кэсха, что за растение он таскает у себя за спиной?
Студент перевел вопрос здоровяка и мальчик, поглаживая листья цветка произнес.
— Это мой друг. Как мне рассказывал вождь, когда я появился на свет, этот цветок вырос из земли около нашего дома и стал благоухать, так, что по всему городу разнесся его дивный аромат. И самое удивительное, что один раз в год он плодоносит маленькими ягодками, которых появляется только семь. Эти чудесные ягоды придают необыкновенную силу любому кто их попробует. Я очень дорожу этим цветком и он всегда со мной.
— А каким это необычайным образом он может так лихо управляться с деревьями? — не успокаивался Брюс, ему хотелось побольше узнать об удивительном мальчике, — Может это в крови у всех инков и каждый из них умеет проделывать такие вот фокусы?
Майк стараясь не обидеть мальчика перевел, как можно мягче, вопрос Брюса на португальский. Кэсх улыбнулся словам англичанина и, медленно, тщательно выговаривая каждое предложение, чтобы его речь была понятной, ответил им.
  — Самое важное, что я не управляю нашими лесными братьями, а всего лишь добросердечно прошу их помочь. И любезные деревья никогда мне не отказывают, зная, как я их люблю и ценю. Этот дар — единственный в нашем племени. И во всей Амазонии нет человека, который обладал такими способностями. Как мне объяснял мой дедушка: это благодарность наших богов за то, что мы не отошли от них и продолжаем поклоняться им, — мальчик сложил вместе ладони и поклонился земле.
— Вот это жизнь, — выдохнул изумленный Брюс, завидуя маленькому мальчику, обладающему такими без сомнения выдающимися способностями. – Поди все индейцы на тебя нарадоваться не могут, как сыр в масле катаешься.
Майк взял небольшую паузу, раздумывая переводить Кэсху речь здоровяка или нет. Всё-таки Брюс не отличался сдержанностью в своих словах и действиях и ненароком мог обидеть ребенка. Но мальчик, сам видимо догадавшись о душевных смятениях собеседника, тронул Майка за плечо и попросил перевести дословно сказанное.
  — В нашем племени меня охраняют как божество, считая его явлением на земле. Я всегда помнил об оказанной мне великой чести и никогда не направлял свой дар во вред людям или любому живому существу, — рассмеялся Кэсх, которого слова верзилы здорово повеселили и никак не обидели, — Напротив  по всей сельве индейцы знают, что я могу при помощи отваров вылечить любую хворь. Поэтому я всегда помогаю любому кто обратился ко мне за помощью.
Майк, выслушав речь мальчика, с глубоким уважением посмотрел на него и пожал руку. Когда же слова мальчика он перевел Брюсу и Кейту, тут и они не сдержали своих эмоций и от души похвалили его.
Переночевав в лагере, наши герои двинулись на лодках в обратный путь, который им показался намного короче и удобнее, ведь дорога домой всегда легче и приятнее.
Единственное отступление от прежнего маршрута состояло в том, что обратно они поплыли не через Барселус, а через Манаус.
Расстелив перед собой карту, Кэсх и Кейт тщательно водя по ней пальцами выяснили, что так  будет проще добраться до Рио-Де-Жанейро, откуда они собирались вылететь на родину. А лодки можно будет оставить и в Манаусе, их владелец держал свои суденышки по всем пристаням Амазонии.
 
Глава одиннадцатая.
 
Пройдя несколько километров пути по спокойной реке, несущей размеренным течением утлые суденышки наших путников, они решили устроить привал. Приглядев песчаное место, вымытое приливами и отливами реки, лодки причалили и на берег полетели рюкзаки с  палатками и со всем остальным так бережно припасенным Брюсом. Вступив на берег,  здоровяк первым делом покрепче привязал лодки, памятуя о суточных колебаниях воды, и после этого взялся за воздвижение временных жилищ для крепкого сна. Настроение у всех было радужное, оставалось менее суточного перехода до Манауса и возвращение домой было уже совсем близким.
Майк отправился с мальчиком в лес набрать хворост, пока Кейт распаковывал рюкзаки, доставая провиант и кухонную утварь. Прошло всего несколько минут, как Майк уже шел из джунглей, сгибаясь под тяжестью набранных веток. Кэсх, придерживая позади спутника эту ношу, не давал хворосту рассыпаться из огромной кучи.
-      Вы бы еще целый лес притащили, — усмехнувшись от увиденного, высказал Брюс им свое пожелание. – Зачем так много набрали, мы же не вечность здесь собираемся провести?
-      А я знаю? – возмущенно ответил Майк, скидывая хворост со своих плеч, – Мы только зашли в лес и Кэсх провел рукой, как на меня со всех сторон, посыпались палки. Я кое-как увернулся, чтобы мне не прилетело по голове. Если хочешь, Брюс, можешь сходить в лес и забрать оставшиеся ветки, там их осталось раза в три больше, чем я принес.
-      Ну, нет уж спасибо, — Брюс поправил палатку и взялся за возведение следующей, – Пусть уж каждый занимается тем делом, которое ему по душе  и в котором он наиболее полезен.
-      Если вы думаете, мой друг, что в Кэмбридже меня учили собирать хворост и варить на костре, то могу вас уверить, что это не так, – гордо подняв голову, Майк всем продемонстрировал твердый и несгибаемый характер настоящего аристократа.
-      А зря, я вот не учился ни в каких университетах, а пользы от меня больше, чем от сотни высокообразованных выскочек, — Брюс явно перегибал палку в выражениях и если бы не профессор дело могло завершиться ссорой.
-      Вы еще подеритесь и покажите мальчику, как вы хороши, — укоризненно глядя на них, Кейт шутливо пригрозил им пальцем, – Тоже мне большие остолопы, а ведете себя, как маленькие дети. Лучше помолчите и займитесь делами, а то живот уже урчит от голода.
Брюс улыбнулся Майку, то ответил ему тем же и ссора закончилась, не успев начаться. Вскоре и подоспел обед, Майк сообразил супчик из оставшихся в припасах мясных консервов. Манящий аромат бульона разлился по всему лагерю, учуяв который Брюс подбежал к костру, сломя голову, и занял место, ожидая чашки полной такой желанной трапезы. За обедом царила веселая обстановка, будто и не было всего несколько минут назад досадной перепалки. Кэсх, как всегда, отказался от пищи, предложенной Майком, и обедал плодами, собранными в тропическом лесу.
-      Вот я смотрю на тебя и удивляюсь, — сказал Майк обращаясь к мальчику, уплетая за обе щеки вкусный суп. — Как только ты наедаешься. Меня бы так покормили  день-два и я бы уже не смог волочить ноги.
-      Дело не в том, что вы кушаете, а в том, как вы это едите и как к этому относитесь. Я люблю этот мир, в котором родился, и с радостью вкушаю его плоды. Природа отвечает мне тем же и любой плод, подаренный ей, приносит мне много сил. К тому же я никогда не ел мяса и рыбы, потому что считаю, что мы не можем убивать любое живое существо, объясняя это тем, что нам захотелось поесть. Животные – это такая же часть мира, как все вокруг, как эта река, как горы, как наконец мы. И пусть все остается  в этом мире так, как и было сотворено, — слова мальчика были так проникновенно сказаны, что Майк и Кейт аж отложили ложки, так было им необычно слышать такие мудрые слова от юного индейца. Только Брюс жадно поглощая суп, даже ни на минуту не оторвался от любимого занятия.
Закончив с обедом, профессор принялся записывать в потрепанный блокнотик свои воспоминания о путешествии в город Пайтити, иногда перепрашивая у Кэсха те моменты, которые остались непонятны. Майк же с Брюсом, натянув веревку между деревьями и выложив из рюкзаков одежду, принялись развешивать ее под пялящим бразильским солнцем, искренне надеясь, что сегодня природа будет милостива к ним и не одарит их проливным дождем.
Внезапно ниже по течению реки раздались несколько выстрелов, заставивших всех вскочить на ноги. Брюс в тот же момент подлетел к карабину и, схватив его в руки, стал пристально вглядываясь вглубь леса.
Мальчик вслушался в шум, продолжающийся раздаваться вдали, и произнес: «Гаримпейрос!»
-      Ты точно в этом уверен, Кэсх, — обратился к нему мистер Стюарт, торопливо пряча свой блокнотик в рюкзак.
-      Сомнений не может быть, только они стреляют в джунглях и только они ходят большими отрядами. Я отчетливо слышу стук нескольких топоров. Нам не стоит медлить и надо немедленно отправиться в сторону их лагеря, — Кэсх, видимо очень не любил этих лютых врагов индейцев, так как лицо его побраговело и руки сжались в кулак.
Когда Кейт перевел своим спутникам смысл слов произнесенных мальчиком, они согласно кивнули и взялись доставать из рюкзаков оружие, которое могло пригодиться при  встрече с коварными золотоискателями. В поисках золота эти люди не останавливались ни перед чем и встреча с ними сулила многие неприятности. Когда небольшой арсенал был роздан, они тихо, стараясь не привлечь внимания злобных бандитов, прокрались поближе к их лагерю. Как и говорил Кэсх, золотоискателей было около пятидесяти человек. Несколько из них занимались разделыванием туш убитых тапиров, около десятка рубили лес в поисках сухих ветвей, оставшиеся  разбивали палатки и разбирали рюкзаки, разбросанные по всему берегу. Укрывшись в небольшой лощине, наши герои старательно вслушивались в разговоры золотоискателей, из которых поняли, что те направляются  на разграбление  племени яномами, расположенное в нескольких километрах ниже по течению реки.
-      Нам стоит быстрее собрать вещи и отправиться в Манаус, где обратимся к властям, — чуть слышно прошептал профессор и показал жестом, что необходимо возвращаться в лагерь. Когда эти слова услышал Кэсх, тот отказался от такого предложения наотрез.
-      Мы не можем бросить индейцев на растерзание этим бандитам. Пока мы доберемся до города, пока власти примут меры — немало индейцев погибнет от рук злодеев. Если еще конечно полиция согласится  принимать какие-нибудь действия. Последнее время помощи от бразильских властей индейцы  не видели и я думаю не увидят и этот раз. Я останусь здесь и буду наблюдать за ними, а уже ночью устрою им незабываемое представление, — Мальчик  полный решимости посмотрел на своих друзей.
Ни один из них не смог отговорить Кэсха от его опасной затеи и, немного посовещавшись, англичане решили оставить наблюдать за лагерем вместе с мальчиком Брюса, как самого искусного во владении с оружием. Кейт с Майком отправились на стоянку собирать вещи, чтобы под покровом тьмы по возвращении друзей отплыть в Манаус.
 
Глава двенадцатая.
 
Солнце понемногу клонилось к закату и золотоискатели, поужинав, разбрелись по палаткам, готовится ко сну. Расставив часовых по периметру лагеря, оставшаяся часть гаримпейрос сладко уснула, о чем свидетельствовал громкий храп, раздававшийся из палаток. У Брюса от долгого сидения в вынужденной засаде уже затекли ноги и ему не терпелось побыстрее устроить злодеям какую-нибудь неприятность. Прикидывая в уме различные варианты последующих событий, он и не обратил внимания, как Кэсх покинул наблюдательный пункт. Без единого звука  мальчик пробрался поближе к лагерю и только, когда последние лучики заходящего солнца коснулись земли, он встал и, протянув руки к деревьям, что-то им прошептал.
В тот же миг мир джунглей ожил: ветви и стволы деревьев, раздавая противный скрип, зашевелились; всё вокруг наполнилось криками обезьян,  громкими воплями попугаев и неимоверное количество муравьев побежало прочь от этого места, чуя возникшую опасность. Даже небо потемнело в тот миг от тысяч деревьев, сдвинувших кроны друг к другу, готовясь к борьбе с заклятыми врагами. Вслед за джунглями проснулась река, в одночасье забурлившая водорослями, в нетерпении поднимающимися над водой и тянущимися к берегу.
Брюс в испуге прижался к земле и только успевал ошарашено вращать головой в разные стороны, наблюдая, как лес направляет все свои силы на борьбу со злодеями. Спрятавшись за валуном, чтобы его ненароком не задели разбушевавшиеся деревья, он стал свидетелем великого по своей необычности чуда.
Первыми неладное почуяли часовые, которых ветви деревьев и кустарников стали цеплять за одежду и хлестать по спинам. Сбежавшись в центр лагеря, злодеи принялись палить в разные стороны, в ужасе прижавшись спинами, ожидая нападения со всех сторон. Напрасно надеясь, что стрельба из ружей их спасет, они и не заметили, как медленно подкравшиеся под землей, корни опутали их ноги и, таща волоком по земле, затянули в густую чащу. Ветви гигантских зеленых друзей схватили разбойников, оказавшихся в западне, устроенной теми, кого они так нещадно рубили всего несколько часов назад, и вознесли их темную ввысь неба. Болтаясь под самыми вершинами гигантских деревьев, злосчастные гаримпейрос издавали такой дикий визг, что он разнесся на многие километры. Крепкие ветви, лихо крутя бандитов, со всей необузданной силой забросили их в бурлящую реку, кишащую водорослями, ожидавшими свою добычу. Не на миг не давая передохнуть непрошеным гостям, они принялись за свое хищное дело, обхватывая тонкими стеблями ошалевших от ночного полета злодеев.
Пока деревья устраивали  ночной кошмар часовым, спящим в палатках золотоискателям тоже пришлось не сладко. Тысячи, да нет, миллионы стеблей, усыпанных острыми иглами, влились длинной цепочкой в палатки и вот уже остатки  золотоискателей, проснувшиеся от криков своих спутников и кошмарных по своей силе уколов, выбежали на воздух, где на них со всех сторон обрушилась лавина орехов. Это гибкие ветви деревьев,  не мешкая, принялись метать в них  кокосовые орехи, собранные, судя по количеству, со всей Амазонии. Зеленые друзья так точно попадали в бандитов, что складывалось впечатление, что орехи сами притягивались к злодейским головам и телам. Каждый глухой удар ореха о золотоискателей деревья встречали торжественными взмахами ветвей и это уже стало напоминать своеобразное соревнование по меткости метания кокоса. Тщетно пытаясь найти место, где было бы безопасно, гаримпейрос разбежались по всему лесу и еще долго по сельве реки были слышны их крики после уколов острыми иглами и глухие удары, когда орехи, пущенные деревьями, достигали своей цели.
Отряд непрошеных злодеев был разбит на голову и лишь, когда последняя палатка и последний рюкзак золотоискателей были выброшены в воду, деревья застыли, раздвинув кроны и опустив ветви.
Брюс вышел на пустой берег и, застыв в немом удивлении, смотрел на остатки снаряжения плавающие в реке. Да, это невиданное нашествие дикой природы было для него огромным потрясением. Мальчик подошел к здоровяку и, взяв за руку, повел впавшего в оцепенение англичанина в лагерь.
Брюс еще не скоро пришел в себя от всего увиденного и на все расспросы друзей о произошедшем отвечал мальчик. Не слишком углубляясь в детали, он вкратце обрисовал злоключения злодеев и в конце рассказа пожелал, чтобы гаримпейрос надолго запомнили эту ночь. Рюкзаки с провиантом и снаряжением, тщательно уложенные Майком и Кейтом, уже лежали в лодках, и, не медля, экспедиция тронулась в дальнейший путь по ночной реке.
 
Глава тринадцатая.
 
Там, где черные воды Рио-Негро сливаются с желтым потоком Солимоес, находится бразильский город Манаус. Вряд ли кто-нибудь предполагал, что маленькое забытое богом поселение в Амазонии, основанное португальцами в семнадцатом веке, превратится со временем во второй по величине город Бразилии, а по количеству золота и денег даже в первый.
Как это ни странно, но своим процветанием маленький городишко посреди сельвы был обязан изобретению пневматических шин, с одной стороны, и массовой автомобилизации Европы и Америки в конце девятнадцатого века — с другой. Два этих тесно связанных между собой фактора превратили Манаус в настоящий клондайк и сделали его жителей на некоторое время богатейшими людьми на планете.
За какие-то несколько лет город превратился в удивительный оазис роскоши и культуры, причем единственный на ближайшие полторы тысячи километров вокруг. Особняки и дворцы, рестораны и памятники, парадные улицы — как по мановению волшебной палочки все это появилось в непроходимых джунглях на берегу Рио-Негро.
Встревоженный город встретил экспедицию фантастическими рассказами, немало приукрашенными, о происшествии, случившимся с отрядом золотоискателей. Многие из них отлеживались в местной больнице  после болезненных ударов кокосами и многочисленных ран острыми иглами. Дикая природа, к счастью, оставила  их всех в живых, но любое упоминание о джунглях приводило побитых гаримпейрос  в ужас. Всё население небольшого городка пересказывало друг другу случившееся, с каждым разом прибавляя все более замысловатые детали. Англичане, несколько раз слышали эту историю в новом изложении, начиная от лодочников и заканчивая хозяином гостиницы. О том же чьей необычной силой было вызвано это нападение, путники благоразумно решили не распространяться.
На второй день местные жители все-таки прознали от лодочника на пристани, которого Кэсх когда-то излечил с помощью своих волшебных отваров, что в их город прибыл мальчик, обладающий исцеляющим даром. С тех пор казалось всё население городка, не давало нашим путникам покоя ни днем, ни ночью. Поток людей, которые хотели излечиться с помощью волшебных отваров или хотя бы взглянуть на знаменитого мальчика, был неиссякаем.
Пока Кэсх принимал больных хворью и излечивал их, путешественники решили провести себе небольшую экскурсию по старому городу. Особенно им понравился оперный театр — символ золотых дней города. Пожалуй, это единственное во всем мире заведение подобного рода в джунглях.
По замыслу нуворишей их театр должен был поспорить своей роскошью с лучшими театрами Старого Света, а потому все материалы для его постройки заказывались там же — за океаном. Кованое железо везли из Англии, мрамор и хрусталь покупали в Италии, металлический каркас был изготовлен в Шотландии, черепица для главного купола, полированное дерево, а также все бронзовые детали — во Франции.
Нет ничего удивительного, что англичанам интерьеры театра "Амазонас" создали полную иллюзию старой доброй Европы. Оказавшись внутри, они напрочь забыли о том, что они находятся в тропических широтах. Античная мифология, греческие маски, четыре яруса балконов с коринфскими колоннами, венчавшими воздушный купол, все это потрясло их своей красотой и изяществом.
-      Увы, сказки с хорошим концом из истории про блистательный Манаус не получилось, – поведал им старый хозяин единственного ресторана в городе, когда путники вернулись из экскурсии, — Семена гевеи были вывезены в Малайзию, где дали прекрасные и самое главное — более дешевые всходы. Стоимость малазийского каучука была на порядок ниже бразильского, а потому плантации и заводы в амазонской сельве в одночасье стали никому не нужны. Их хозяева разорялись, рабочие увольнялись, а шикарный город был обречен на медленное умирание. Золотой поток иссяк. Богачи уехали, распродав за бесценок особняки и мраморные статуи. А город постепенно впал в спячку, пробудить от которой его не может даже поток туристов, приезжающих посмотреть на свадьбу рек и Амазонию, а также на знаменитый оперный театр, построенный сто лет назад, когда очень многим казалось, что золотой век Манауса будет продолжаться вечно.
-      Может быть так оно и к лучшему, — сказал Кейт, попивая крепкий бразильский кофе, – Джунгли Амазонии нужно беречь, это богатство будет подороже любой выгоды от каучука. Конечно, вам живущим здесь всю жизнь сложно это понять, вы привыкли видеть эту красоту каждый день, но, как человек, попавший впервые в необъятные леса Бразилии, могу вам с полной уверенностью сказать, что красивее и чудеснее этих мест, нет ничего в мире. Помните об этом и старайтесь относиться к окружающему вас миру бережнее. 
-      Никогда бы глядя на этого щуплого мальчика, не подумал, что он обладает таким огромным даром, — промолвил Брюс своим спутникам, оглядывая большую толпу людей, выстроившихся в очередь на улице и желающих лицезреть Кэсха.
-      Я вам говорил, мистер Дивс, — ответил ему профессор, наслаждаясь дивным ароматом напитка, — Что не стоит делать рассуждения о человеке, исходя только из его внешнего вида. Иногда стоит повнимательнее приглядеться к нему,  узнать его характер и склонности и уже после этого делать какие-то выводы.
-      Интересно, а он один в семье или таких, как он, волшебников еще несколько? – задумчиво спросил у своего  старшего друга Майк, мечтая о новых путешествиях с профессором в эти удивительные края.
-      У мальчика три брата и три сестры, но, к сожалению или к счастью, среди них только он отличается необычайным даром. Остальные дети самые обычные, — профессор, выглядывая в окно, любовался вновь и вновь на бразильский пейзаж, – Когда я был в чудесном городе, вождь познакомил меня со всей большой семьей Кэсха. Родители мальчика были очень приветливы и долго расспрашивали о нашем мире.
К  вечеру Кэсх принял всех желающих излечиться от хворей и, выбившись из сил после многочисленных посетителей, присоединился к сидящим в ресторанчике англичанам.
-      Ты сильно устал за сегодняшний день, — Кейт поприветствовал мальчика и пригласил его присоединиться к ужину, – Мы очень рады тому, что судьбой было предопределена встреча с тобой. Сегодня мы лишний раз удостоверились в твоей чистой душе и добром сердце.
-      Для меня приятны ваши слова, профессор. Сегодня я принял последнего больного и завтра мы могли бы продолжить путь, — Кэсх печально посмотрел в окно, вспоминая свой дом и дружную семью, которую увидеть теперь ему предстояло нескоро.
 
Глава четырнадцатая.
 
Тот, кто оказывается в Рио-де-Жанейро, обычно бывает настолько поражен этим фантасмагорическим городом, что напрочь забывает обо всем остальном. Его красота ослепляет и сводит ума белоснежными волнами ослепительно-лазурного океана; золотистыми пляжами Копакабаны, Ипанемы; гигантской чашей Мараканы, четырехсотметровой скалой Сахарная Голова и, конечно же, статуей Христа Спасителя на горе Корковадо. Прибыв на следующий день в стареньком автобусе, грозящем развалится через несколько километров пути, в блистающий солнцем город, путники разместились в гостинице, куда их к большому удовольствию Брюса,  давно мечтающего о благах цивилизации, привез автомобиль.
Местных жителей всегда отличали приятное гостеприимство и благожелательность к приезжим. Служащий отеля, оформляющий номера, долго расспрашивал англичан о цели путешествия и когда узнал, что гости рискнули посетить Гвианское нагорье, то искренне удивился бесстрашию гостей.
— Многоуважаемый, — обратился к нему Майк, собирающий для расширения кругозора интересные факты, — Откуда такое замечательное имя у города?
— О, это давняя история, — пространно повел речь бразилец, расплываясь в белозубой улыбке, — Еще первого января одна тысяча пятьсот второго года Андре Конкальвеш обнаружил на юго-восточном побережье новой португальской колонии удобную бухту. Капитан решил, что это устье большой реки, и приказал основать в таком удобном месте город, названный "Рекой января". Правда, через некоторое время выяснилось, что никакой реки здесь нет и в помине, и что залив — это просто большая бухта. Однако город никто переименовывать не стал. Так он и называется до сих пор — Рио-де-Жанейро. Возьмите, пожалуйста, ключи от номеров, наш город рад видеть вас в числе своих гостей.
— Большое спасибо за исчерпывающую справку, — поблагодарил студент приятного служащего и направился вслед за своими друзьями расселяться по номерам. Брюс, добравшийся наконец до горячей воды, долго отмокал в ванне и по прошествии получаса вышел расплывшийся в блаженной улыбке.
— Что и не говорите, друзья, — возлежав на кровати, благодушно пробормотал здоровяк, — А блага цивилизации всё-таки великое дело. У меня до сих пор мурашки по коже при воспоминаниях о нашем путешествии по болотам Амазонии.
— Но при всём этом, вы вместе с нами радовались, как ребенок, видя красоту девственной природы, -  напомнил ему Майк, разбираясь с ноутбуком любезно предоставленным портье, чтобы наглядно продемонстрировать Кэсху достижения современной цивилизации через Интернет.
  — Вы надеетесь, что мальчику будет интересны ваши рассказы о технике и прочей ерунде, — с сарказмом поинтересовался Брюс, выбирая из кучи вещей, одежду подходящую для прогулки по городу, — Они у себя в Пайтити такое вытворяют, что все наши изобретения и мизинца их не стоят.
— Может быть вы и правы, дорогой друг, — поддержал начинания юноши профессор, — Но это всё же не говорит о том, что человечество впустую несколько веков создавало и придумывало новые технологии. И нам есть чем гордится, даже перед народом, достигшим гораздо большего в своём развитии.
Когда все наконец оделись и спустились в холл гостиницы на прогулку по городу, им повстречался портье по имени Фернандо, услужливо помогший перенести утром груду чемоданов в номера, и поведал приезжим, что завтра весь город соберется на знаменитом карнавале.
— Вам очень повезло, что оказались в нашем городе во время проведения карнавала, — гордо сообщил им бразилец, — Это незабываемое зрелище еще никого не оставило равнодушным. Кариоко очень постараются и в этом году не упасть в грязь лицом и показать на карнавале удивительные по красоте наряды и танцы.
— Простите, кто постарается? — переспросил юноша услышав незнакомое слово.
— Кариоко — так называют нас — жителей Рио-де-Жанейро в Бразилии. По общему мнению, нравом и темпераментом мы заметно отличаемся от прочих соотечественников, — дал краткую справку портье и с нескрываемым удовольствием согласился (за небольшую плату разумеется) показать гостям  восхитительное действо во всей красе.
Утром путники были разбужены стуком в дверь – это Фернандо пришел проводить дорогих гостей на знаменитый бразильский карнавал. Выйдя из гостиницы, они влились в огромную толпу зрителей, собравшихся со всего мира, посмотреть на блестящий праздник. Взявшись крепко за руки, чтобы не потеряться среди огромного скопления местных жителей и гостей, они пошли вслед за шествием в сторону самбодрома, на котором проводятся соревнования среди танцевальных школ.
Со всех сторон на них лилась веселая музыка; девушки на повозках в красивых карнавальных костюмах, украшенных мишурой, беззаботно танцевали в такт музыке и призывали всех присоединиться к их танцам.
— Вы, что такие унылые! Давайте веселиться! – прокричал во всё горло Брюс, соскучившийся по веселью за время путешествия по сельве, и принялся задорно выделывать па, лишь немного напоминавшие движения девушек, чем вызывал нескрываемую иронию своих друзей. За здоровяком и остальные гости, подчиняясь волшебству карнавала, принялись в пляс. Как потом судачили все зрители, карнавал был настолько красив, что даже пальмы извивались своими гибкими стволами в ритме самбы.
-      Но все когда-нибудь заканчивается, – печально произнес Фернандо, когда они вернулись в гостиницу с красочного представления, – В том числе и главное ежегодное событие в жизни нашей страны. Как поется в бразильской песне, многие здесь до старости живут только карнавалом, с нетерпением считая дни до его начала. А когда приходит пора умирать, жалеют не об упущенных возможностях, а о пропущенных карнавалах.
Уставшие, но очень довольные проведённым временем в Рио, англичане долго делились своими впечатлениями о карнавале и только мальчик, сидевший на полу около своего постоянного друга — волшебного цветка, был печален. Никогда еще он не уезжал так далеко от дома и никогда будущее не было столь неопределённым и пугающим. Закрыв глаза, он думал о том времени, когда он вновь приедет в родной город, обнимет своих родителей, братьев, сестер и всё будет так, как было раньше.
Раздавшийся стук в дверь, отвлек от приятной беседы англичан и, на приглашение Кейта войти, в комнату грациозно ступила великая египетская чародейка Тефнут.
 
Часть четвертая.
Обыкновенные превращения.
Глава первая.
В самом сердце Германии, где белоснежные альпийские горы окружают зеленые баварские луга, стоит красивейший замок Нойшванштайн или Новый Лебединый Камень, построенный по велению сумасбродного короля Людвига Второго. Поражающий своим холодным величием, остроконечными башнями среди альпийских вершин, замок по праву считается самым красивым среди королевских дворцов всего мира.
В этом замке и жила маленькая девочка Марта Шмидт. Конечно, маленькая она была для своих родителей, сама же она считала, что ребенок, которому пошел десятый год, уже достаточно взрослый и может принимать важные решения. То, что она жила с родителями в замке, не говорило о ее принадлежности к королевской семье. Папа служил в замке смотрителем, а заодно и экскурсоводом по замку для туристов, желающих полюбоваться красотой здешних мест. Мама работала на кухне и готовила обеды для служителей  замка и гостей, проголодавшихся за время экскурсии. Девочка же, как и все дети ее возраста, посещала школу, а в свободное время помогала родителям или беззаботно веселилась с ребятами. Благо места в замке для детских утех было предостаточно, как впрочем и в окрестных лесах.
Когда же ей наскучивали игры и родители не нуждались в ее помощи, Марта часто ходила по замку и любовалась картинами, изображающими старинные германские саги о Сигурде и Зигфриде. Особенно девочке нравилось сидеть и читать книги в гостиной, целиком отданной Лоэнгрину — любимому герою короля Людвига. Здесь повсюду присутствовало изображение лебедя — символа Лоэнгрина: на изящно инкрустированных шкатулках, гобеленах, гардинах… Марта, сидя у окна, часто представляла, как и за ней когда-нибудь прилетит волшебный принц и унесет ее в свою прекрасную лебединую страну.
Чем-то особенным девочка среди сверстников не выделялась, кроме пожалуй одного: Марта с успехом училась в школе. Хотя наверное в каждом классе можно найти пару детей, выделяющихся на общем фоне своими познаниями. Особенно легко Марте давалась химия и нет ничего удивительного, что именно она и была ее любимым предметом в школе. Проводя долгие вечера в своей комнатке над колбочками, она составляла сложные химические вещества, описанные в учебниках. Отец одобрял такое увлечение и постоянно покупал по ее просьбе новые реактивы.
-      Марта — наша гордость, — часто хвалился герр Шмидт перед своими друзьями успехами дочери, — Великий химик Гилбердорф, увидев на олимпиаде, как быстро и умело девочка работает с реактивами, пригласил ее на стажировку в свою лабораторию.
Как-то поздним вечером, когда большая часть замка погрузилась в темноту, девочка решила тайком посмотреть в библиотеке короля древние книги. Отец ей много рассказывал о том, что король очень увлекался алхимией и был по своим временам одним из лучших в этом ремесле. Когда разгоревшиеся свечи осветили библиотеку, Марта обратила внимание, что стеллаж с книгами стоит вдалеке от стены, к которой он обычно был придвинут. Подойдя поближе, Марта увидела свет, струящийся между стеной и полкой, и, недолго подумав, шагнула навстречу манящему мерцанию.
 
Глава вторая.
 
-      Странно, — прошептала девочка, оказавшись в небольшом кабинете, скрытом от посторонних глаз, — Мне никто не рассказывал об этой тайной комнате. Видимо, кто-то здесь бывает и забыл закрыть дверь.
Обводя взглядом таинственный кабинет, девочка увидела старинные книги, лежащие на столе, огромное количество мензурок, колбочек и баночек, занимающих все полочки.  Под потолком висела старая керосиновая лампа, освещавшая тусклым светом всё пространство кабинета. Марта посмотрела на баночки, украшенные замысловатыми надписями, и, не найдя среди них знакомых названий, решила, что они сделаны на каком-то древнем языке. Вся комната была кристально чиста: ни пылинки, ни капельки грязи, что лишний раз убедило гостью в том, что кто-то из служителей замка часто бывает здесь. Взяв в руки книгу, лежавшую на столе, девочка стала ее листать и с удивлением обнаружила, что написана она на немецком языке красивым каллиграфическим почерком. Внимательно вчитавшись, Марта поняла, что фолиант описывает формулы создания различных магических зелий и снадобий. Только вот в чём загвоздка — вещества необходимые для составления зелий и прочего описанного в книге были  очень странными.
-      Так для создания эликсира желания, — прочла девочка один из секретов алхимии, усаживаясь в широкое кресло, — Необходимо взять лапку летучей мыши, корень пустоцветника, два цветка полуденной тропянки и залить двумя кружками молока нимозуха. Интересно, интересно, так и дальше настаивать это при полной луне два тезакуса. Ничего не понятно, кто бы еще объяснил, что это за тропянка, нимозух и, наконец, тезакус.
Листая страницы и читая секреты приготовления, Марта удивлялась какими же странными названиями полна эта книга. Увлечённая чтением, она и не заметила, как за ее спиной возникла маленькая полненькая фигурка. И лишь когда раздался кашель, девочка с испугом повернулась назад.
Перед ней стоял невысокий – да, что уж там скрывать, просто маленький -полненький человечек, одетый в красный камзол, украшенный драгоценностями, в широких сапогах и колпаке вышитом золотыми нитями.
-      Здравствуй, Марта, — поглаживая окладистую бороду, поздоровался внезапный гость, — я король всех гномов, проживающих в альпийских горах. Зовут мне Дорисмундер. Чтобы тебе не было сложно выговаривать такое замысловатое имя, можешь называть меня Дор.
-      Добрый вечер, — поприветствовала его девочка, приподнимаясь с кресла и откладывая толстый фолиант в сторону, — Я случайно забрела в вашу комнату и прошу прощения за столько внезапный поздний визит.
-      Можешь не извиняться, — присаживаясь в огромное, явно не по размеру, кресло, успокоил ее гном, — Это я оставил дверь открытой, зная, что ты сегодня придешь.
-      Чем же я могу помочь вам? — удивилась Марта, внимательно рассматривая диковинного незнакомца, развалившегося в кресле с нескрываемым удовольствием на физиономии, — Насколько я слышала, гномы – очень сильные маги. И я много читала о том, как вы превращали непрошеных гостей в камни и животных.
-      Вот именно, непрошеных, — подтвердил слова Марты король, наливая себе из серебряного кувшина в кружку что-то похожее на воду, переливающуюся всеми цветами радуги, — Мы – гномы любим покой и уединение. А особенно мы любим, когда никто нас не обижает и не крадет наши сокровища. Люди, к сожалению, поздно это поняли и хорошо, что хоть сейчас оставили нас в покое.
Король гномов взял со стола фолиант и, перелистывая его пожелтевшие от времени страницы, кивнул девочке.
— Как тебе книга? Могу поспорить — из всего, что ты успела прочитать, тебе и половина описанного непонятна.
Марта, согласившись со сказанным, кивнула головой и с сожалением повела плечами.
-      Может ты и не знаешь  историю своего рода, — продолжил гном, сидя на кресле и довольно качая ножками, — но твои предки были великими алхимиками и эта книга, написана твоим пращуром, служившем при дворе короля Людвига. Поздними вечерами сиживали они здесь с королем над разгадкой тайны «философского камня». Камня, который по преданию, мог превращать любой предмет в золото или другой металл по воле своего хозяина.
Придвинув соседнее кресло, король пригласил Марту в него сесть.
— Это длинная история, поэтому лучше присядь. Тем более учитывая мой рост, мне гораздо удобнее разговаривать с тобой, когда ты в кресле. Так вот, они уже были близки к разгадке, но внезапная кончина Людвига перечеркнула все их планы. Твой предок еще пытался продолжить начатое дело, но без богатого покровителя это было невозможно. Королевские родственники изгнали седого старика из Нойшванштайна и запретили впредь в стенах замка заниматься алхимией. Путешествуя по всей Германии, старый алхимик встретился мне в горах Лотарингии, где и рассказал мне о своей судьбе. Узнав, что он раскрыл тайну «философского камня», я был очень удивлен, еще и потому, что единственным препятствием для его создания было отсутствие молока единорога.
 Дорисмундер перевел дух и, выпив из кружки, предложил напиток Марте.
— Эликсир жизни, я его сам создал по книгам твоего пращура. Прекрасно бодрит и добавляет несколько лет жизни, – порекомендовал король, облизывая от удовольствия губы.
 
Глава третья.
 
— Но я отвлекся, продолжаю излагать эту занимательную историю. Мы договорились, что как только в моих руках будет  молоко единорога, я найду твоего деда, чтобы создать «философский камень». Без преувеличения могу сказать, ваш покорный слуга обыскал весь земной шар в поисках молока. Кого я только не спрашивал о нем: и пролетающих  птиц, и рыскающих волков, не говоря уже о множестве фей, эльфов и гномов. И наконец, один гоблин, скрывающийся от людских глаз в пещерах Высоких Татрах, рассказал мне, что далеко в карпатских горах живет один старый маг и чародей Марволадей, владеющий этим молоком. Я тотчас отправился к нему и в обмен на огромные сокровища мне удалось взять у него несколько капель драгоценного молока. Теперь, когда все необходимые составляющие были в наших руках,  осталось лишь найти твоего предка. Каково же было мое горе, когда узнал, что алхимик скончался. Все мои планы рушились, ведь по преданию «философский камень» мог создать только тот, кто раскрыл секрет его возникновения, или его потомки. Отчаявшись создать камень и уже было собравшись выбросить молоко, меня внезапно осенила мысль — рано или поздно я найду того, кто поможет мне, ведь я знал, что у твоего предка была дочь. К несчастью, ей не передался волшебный дар отца и долгие годы и века я ждал появления великого алхимика, который с моей помощью сможет создать философский камень.
Король многозначительно посмотрел на Марту и, подсев поближе к ней, прошептал.
— Поэтому ты здесь. Только никому ни слова, это будет наша тайна. Я давно слежу за твоими успехами и удостоверился, что ты переняла всё ваше фамильное мастерство. Мне очень нужна твоя помощь.
Довольно подмигнув, он встал с кресла и лихо затанцевал от безмерной радости. Запыхавшись, гном остановился и исчез также внезапно, как и появился. Через какие-то мгновения вновь возникнув из стены, король нес в охапке какие-то травы, узелки и склянки.
-      Здесь всё необходимое для создания философского камня. Мне не терпится его получить и, если ты не против, давай приступим сейчас же, -  расставляя аккуратно на столе всё принесённое, пробормотал Дор.
Девочка с искренним интересом прочитала начертанное на склянках и узелках, но так ничего и не поняв из странных слов, расстроено вздохнула.
-      Так, теперь найдем в книге описание и начнем, — садясь в кресло, начал листать толстый фолиант король, — вот оно. Теперь внимательно читай, говори что нужно, а я буду тебе помогать.
Марта, встав у стола, взяла большую колбу  и, кидая в нее любезно подаваемое гномом, всё тщательно перемешивала. Король, в нетерпении встав на кресло, с нескрываемым любопытством наблюдал за манипуляциями девочки.
-      Вот и всё готово, — сообщила гному Марта, заканчивая помешивать полученную смесь, — здесь написано, что приготовленный эликсир хранить на солнечном свете восемьдесят пиклиров до превращения в твердое состояние.
-      Это уже пустяки, — улыбнулся счастливый король, в нетерпении потирающий руки, — переводя на ваш язык, это приблизительно два года. По сравнению с тем, сколько я ждал этого момента, для меня это как один день. Моя благодарность к тебе будет очень щедрой и ты станешь самой богатой девочкой в мире. Приходи сюда завтра и ты увидишь эту комнату  полную драгоценностей и золота. Открывается эта дверь просто — потяни на себя вторую книгу слева на четвертой полке и ты окажешься здесь.
Король гномов потянулся за колбочкой и, неловко поскользнувшись на кресле, выронил ее из рук. Колба с громким хлопком ударилась об пол и стеклянные осколки разлетелись по всей комнате. Эликсир растекся по столу, на кресло и руки Марты. Дор с дикими воплями свалился с кресла и, из-за всех сил топая ногами по полу,  извергал страшные ругательства. Сбросив шляпу с головы и схватившись за растрепавшиеся в стороны волосы, гном убитый горем исчез в каменной стене.
 
Глава четвертая.
 
Марта в растерянности простояла несколько минут, ожидая, что король вернется, но так и не дождавшись его, вышла из комнаты. Найдя вторую книгу слева на четвертой полке, девочка потянула ее и стеллаж с легким скрипом встал на место. Затушив свечи, Марта, идя по залам дворца в сторону спальни, еще долго сомневалась: сон это был или нет. Настолько неправдоподобным всё это казалось.
Зимнее солнце, заглянув в окно, пробежало по одеялу и, скользнув лучиками по лицу Марты, разбудило ее. Девочка потянулась и, скинув одеяло, легко соскочила с кровати.
— Какое чудесное утро! — обрадовалась Марта, увидев в окно горы укрытые белоснежным снегом, – Как хорошо, что сегодня не надо идти в школу, можно будет покататься на лыжах с папой и мамой.
Заправив постель, девочка умылась и, торопливо одевшись, побежала на голос мамы, зовущей к завтраку. За столом уже сидел отец, привычно читающий утренние газеты.
— Доброе утро, доченька. Что тебе приснилось сегодня? – поинтересовался он, не отрываясь от чтения свежих новостей.
— Сегодня мне приснился необычный сон, будто я помогла гному создать «философский камень», но все наши труды были разбиты вместе с колбой. Волшебный эликсир разлился на пол и король гномов в ярости убежал.
Герр Шмидт в удивлении отложил газету и посмотрел на дочку.
— Странно, странно. И давно у тебя такие удивительные сновидения?  — глава семьи подошел к девочке, потрогал ее за лоб и заглянул в глаза. Решив, что самочувствие у девочки хорошее, он вернулся за стол и продолжил чтение газеты. Фрау Шмидт тем временем накрыла на стол и семья приступила к завтраку.
Марте особенно нравились блины, которые так умело пекла ее мать. Уплетая их за обе щеки, девочка запивала соком и довольно причмокивала.
— Ну почему опять налила мне апельсиновый сок? Ты же знаешь, я его не люблю, мне больше нравиться яблочный, — с набитым ртом  спросила Марта, продолжая уплетать свои любимые блинчики.
— Доченька, сегодня утром машина с продуктами задержалась, а в холодильнике остался только апельсиновый. Кстати, что ты думаешь насчет сегодняшнего катания на лыжах? Выпавший снег и хорошая погода прекрасная пора для такого веселья, — улыбнулась мама, зная, что Марта обязательно согласится, ведь девочке очень нравились лыжные прогулки.
— Мама, ты прямо читаешь мои мысли. Я, как только увидела в окно, что всё в снегу, сразу захотела прокататься. Надеюсь, папа не откажется составить нам компанию? — поинтересовалась Марта и дожевывая последний блинчик, запила соком.  Удивившись, что в стакане оказался яблочный сок и не поверив этому, девочка еще раз отхлебнула из стакана и вновь убедилась, что сок яблочный и никакой другой.
— Быть этого не может, — прошептала она, крутя стакан в руке. Еще раз прокрутив в голове все события за столом, девочка точно вспомнила, что первый раз она глотнула именно апельсиновый. Да и согласитесь трудно перепутать апельсиновый сок с каким-то другим.
— Чего не может быть? – спросил глава семьи, внимательно взглянув на Марту.
— Я точно помню, что в нем был апельсиновый сок, а сейчас налит яблочный, — неуверенно сказала она и протянула отцу стакан, чтобы он тоже убедился в правоте ее слов.
— Действительно яблочный! Рита, ты точно помнишь, что наливала апельсиновый сок? – поинтересовался отец, несколько раз отхлебнув из стакана.
— Да как мне не помнить, когда в холодильнике стоит только апельсиновый, — с раздражением ответила фрау Шмидт, — Дайте попробовать, лгунишки.
Отпив из поданного стакана, изумленная женщина сходила на кухню и принесла упаковку с апельсиновым соком.
— Как же это может быть? — разводя руками, всё удивлялась она, показывая упаковку дочери и мужу.
— Нонсенс какой-то, упаковка от апельсинового сока, в стакане он же, а мы пьем яблочный, — тщательно еще раз перепроверив, пробормотал герр Шмидт, откинув газету на пол, — Марта, что ты делала или думала перед тем, как сок стал яблочным?
— Папа, ты же прекрасно видел, что я уплетала блины, — оправдывалась девочка, опустив смущенно глаза в пол, — ну еще подумала, как было бы здорово пить яблочный сок, вот и всё.
— Так, так, так, вот на этом попрошу поподробней остановиться, — с видимым интересом сказал отец, — то есть, ты хочешь сказать, что подумав о яблочном соке, в твоем стакане он появился.
— Наверное так и было, — Марта уже не знала, как объяснить произошедшее и закончить разговор, чтобы пойти гулять на лыжах.
Фрау Шмидт тоже была на стороне девочки и стала возмущаться расспросами главы семейства.
— Что ты прицепился к ребенку? Хватит разговоров и пойдем собираться. А то пока всё обсудим, уже и последний снег растает.
— Я с вами обеими полностью согласен и, чтобы закончить наш завтрак в дружественной обстановке, прошу Марту взять этот стакан воды и подумать про вино. Если ничего не случиться — я со спокойной душой пойду с вами на лыжную прогулку. Пожалуйста, это займет немного времени, — нежно попросил герр Шмидт, обращаясь к своим дамам.
Девочка, усмехнувшись над странным предположением отца, взяла стакан с водой и только подумала про вино, как жидкость окрасилась в рубиновый цвет и по залу поплыл благоухающий аромат дорогого вина.
Хорошо, что родители Марты сидели на стульях, так как все случившееся в руках дочери произвело на них сильное впечатление.
— Марта, может ты нам объяснишь в чем дело? — строго спросила, пришедшая в чувство, фрау Шмидт.
Девочке ничего не оставалось, как рассказать родителям историю, произошедшую вчерашним вечером. Отец, не веря своим ушам, мотал головой и только покашливал в самых интересных местах рассказа.
— Вот дожились, наша дочь – алхимик, — сказала категорично мама, когда Марта закончила рассказ, — и что же нам делать. Отправить тебя в местный цирк, где ты будешь показывать фокусы с водой. Нет, это выше моих сил. Моя голова просто раскалывается, — приложив ладонь к горячему от волнения лбу, подытожила она.
— Что плохого ты увидела в таланте девочки. Да, в моем роду были великие алхимики и я этим горжусь. Слава Господу, что наша дочь пошла в них. И может быть, в дальнейшем Марта прославит не только себя, но и всех своих предков, давших ей такой чудесный дар, — воскликнул радостный отец и заключил ошеломленную девочку в объятия.
— Хватит сидеть дома, пойдемте на прогулку. Подышим свежим воздухом и развеемся. Может быть тогда и мысли придут в порядок, — собирая в охапку своих дам, глава семейства потянул их в сторону гардероба.
    
Глава пятая.
 
Прошло немало времени с тех пор, как Марта обрела этот чудесный дар, и жизнь постепенно вошла в размеренное русло. Девочка, как и раньше, посещала школу и вечерами увлекалась химией, сидя в своей комнате.
Поздним вечером, когда Марта сидела в своей комнате и увлеченно занималась химией, к ней в комнату заглянул отец.
-      Привет, дочка, — Настроение у него было хорошим, а значит туристов сегодня было много, что немало радовало герр Шмидта, гордящегося своей работой в красивейшем замке. -  Все химичишь, как дела в школе?
-      Нормально, сегодня получила две пятерки, — Марта обернулась и, увидев отца, переминающегося с ноги на ногу,  поняла, что он что-то хочет спросить, но не знает как, – Ты что-то хотел узнать у меня?
-       Да видишь ли, мне не дает покоя история, приключившаяся с гномом, — глава семьи с удовлетворением выдохнул, начало непростому разговору было положено, – Философский камень, по преданию, имеет свойство превращать предметы в золото. Об этом написано в книге «Искусство магии», которую я нашел в гостиной на ковре. Ты, наверное, ее читала и забыла положить обратно в библиотеку. В следующий раз будь аккуратнее, это очень древние и ценные книги.
Отец протянул книгу Марте, которая озадачено посмотрела на нее. Толстый фолиант  был ей не знаком. Забыть же про нее она никак не могла — в темно-синей обложке с золотым тиснением  книга была очень красивой   и запоминающейся.
-      Ты знаешь, папа, могу тебя огорчить, но эту книгу я вижу в первый раз, — Девочка пролистала несколько страниц, пытаясь вспомнить знакомые иллюстрации, но безуспешно, – Может кто-нибудь из персонала читал ее?
-      Да нет, вроде алхимией в замке, кроме тебя, никто не увлекается. Непонятно это все, — герр Шмидт на миг задумался — кто же мог обронить книгу и об этом промолчать, — Ну да ладно. И вот, в этой книге говориться о философском камне и его предназначении. Я подумал, вероятно с умением преображать воду тебе передался с волшебным эликсиром и дар превращения предметов в золото. И хотел бы тебя попросить провести эксперимент с любым предметом. Может быть и в правду тебе это удастся.
-      Конечно, если тебе будет легче от этого на душе, я попробую превратить, к примеру, эту колбу в золотую, — Марта усмехнулась и, протянув руку к стеклянному сосуду, взяла его в руку, – Сейчас попробуем. Пусть колба будет золотой.
Внезапно колба засверкала в руках девочки, переливаясь огненным светом, и, когда сияние исчезло, в ее руках был самый настоящий золотой сосуд.
-      Ну и ну, — присвистнул отец, облокотившись на стену, — Поверить не могу собственным глазам. Дай я ее подержу.
Взяв колбу  в руки, отец и гладил блестящий металл, и стукал им по столу и наконец, чтобы удостовериться полностью,  даже укусил, оставив на золоте небольшие царапины.
-      Это самая золотая колба, которую мне приходилось видеть, — заворожено пробормотал он и, положив сосуд на стол, обхватил голову руками, – Решительно ничего не понимаю. Это, что получается, теперь ты можешь сделать богатым любого человека на земле, если, конечно, считать богатством — факт обладания кучей золота.
Отец в растерянности ходил по комнате, от переживаний не зная где найти себе место.
 – Нет, конечно, нет. Мы всегда были честными и трудолюбивыми. Нам не нужно богатств добытых таким способом, пусть будет все по-прежнему.
Герр Шмидт, успокоившись и приняв какое-то решение, присел рядом с Мартой и взглянул в ее глаза.  
-      Не вздумай говорить об этом никому, даже маме, — решительно он попросил дочку, – Если она еще хоть как-то приняла то, что ты умеешь превращать воду в различные напитки, то боюсь, узнав, что ты обращаешь предметы в золото, нам будет не сдобровать.  Тем более не говори никому из посторонних. Желающих разбогатеть, используя твой дар, найдется немало. Если кто-нибудь прознает о твоих способностях, боюсь больших неприятностей нам не избежать. Пусть это будет нашим маленьким секретом.
-      А я и не хотела об этом говорить, — девочка согласилась со справедливыми доводами отца, -  Но все-таки удивительно, как все совпало. Ведь этот волшебный дар должен был принадлежать философскому камню. А может так и было суждено случиться, ведь наш далекий предок нашел секрет его изготовления.
-      Может быть, может быть, — герр Шмидт барабанил пальцами по столу, задумываясь о дальнейшей судьбе дочки.
Вдруг у него за спиной тихонько скрипнула приоткрывшаяся дверь. Марта с отцом от неожиданности резко обернулись, ожидая незваного гостя, но в двери никого не было.  Герр Шмидт вытер со лба выступивший пот и произнес.
-       – Хорошо, пусть это остается в секрете. Ладно, я пойду посмотрю телевизор перед сном, а ты долго не засиживайся, завтра в школу. Хоть ты и стала волшебницей, но учиться обязательно нужно.
Отец поцеловал дочку и, пожелав спокойной ночи, оставил Марту одну заниматься дальше химическими опытами.
 
Глава шестая.
 
Хуракан сидел за большим столом в своём кабинете и, тщательно разбирая свежую почту, рассортировывал ее по ящикам, согласно значимости. Письма с приглашениями,  пожеланиями и прошениями он клал в верхний ящик, где обычно лежали самые важные письма. Конверты, содержащие  переписку директора академии с другими волшебниками и магами ложились в средний ящик, куда Хуракан заглядывал в свободное время. И уже письма  от своих многочисленных родственников падали в самый нижний ящик, их директор прочитывал спокойными тихими вечерами при свете лампы, когда никто не отвлекал от  тревожащих сердце воспоминаний о родном доме.
В дверь раздался стук и на разрешение Хуракана войти перед его глазами возникли два молодых человека: Крикус и Миркус Торги. Два брата, знаменитейшие детективы, получившие в наследство от отца не только его ум и проницательность, но также и нелегкое ремесло — распутывать самые казалось бы неразрешимые дела и находить пропажи. Старший брат — Миркус был волшебником высочайшего класса и выделялся тем, что его кудрявая светлая голова была вечно заполнена  какими-либо практическими мыслями. Многие преподаватели просили молодое дарование, когда Крикус еще учился в Академии,  починить или придумать различные магические предметы, облегчающие жизнь волшебников. С тех пор он постоянно что-то конструировал, сидя у себя в кабинете, и самые интересные из своих изобретений складывал себе в саквояж. Крикус — младший брат, наоборот не тяготел к практической стороне магии и очень увлекался ее историей, географией и описаниями волшебного мира. Наверное, не было ни одного мага на земле, который с такой же легкостью мог рассказать о  волшебниках со всего мира и применяемых ими заклинаниях. На любой вопрос о применении того или иного заклятия, Крикус мгновенно выдавал сразу несколько рекомендации и советов. Его чемоданчик был вечно заполнен книгами, фолиантами и свитками.
Помимо различий в их предпочтениях, братья отличались друг от друга и по внешнему виду. Если старший брат был худого телосложения с вытянутым лицом, в точности напоминавшем облик его отца, то младший был полон и неуклюж, что кстати не очень ему мешало в волшебном ремесле. Такие разные братья — с одной стороны — не всегда находили общую точку зрения, но — с другой — именно эти различия помогали им распутывать сложнейшие и запутанные дела.
-      Я очень рад, что вы так быстро приехали в ответ на мое приглашение, — поприветствовал их Хуракан, приглашая присесть братьев за стол.
-      Мы всегда рады помочь академии, в стенах которой провели столько удивительных лет, и особенно вам — наш уважаемый учитель, — Крикус отчеканил ответ, соглашаясь с которым Миркус покивал головой, и братья стали ждать дальнейших слов могущественного волшебника. – Как мы поняли, в Германии случилось что-то важное и в тоже время скверное.
-      Спасибо за приятные слова, но как вы догадались о цели вашего приглашения? — вскинув недоуменно брови, Хуракан с изумлением посмотрел на братьев, — Ну конечно же, мои слуги вам всё рассказали. Вечно не могут держать язык за зубами.
-      Извините, учитель, но слуги тут не причем, — ответил Миркус, показывая жестом на бумаги, лежащие на столе, — Смотрите сами. Перед вами свежие газеты из Мюнхена, письмо с гербом гильдии немецких волшебников. К тому же руки у вас слегка трясутся, что выдает ваше волнение, и глаза печальны, значит дела плохи.
-      И в самом деле — ничего сложного, никак не могу привыкнуть к ходу ваших мыслей. Моя просьба заключается в следующем, – Хуракан взял небольшую паузу, ожидая когда Миркус достанет из саквояжа свой диктофон, а Крикус  блокнот, – Так вот, не так давно в Германии, а точнее в красивейшем замке Нойшванштайн, находящимся в баварских лесах, по нелепой случайности маленькая девочка обрела волшебный дар, по своей значимости не уступающего самым великим чудесам. Марта, а именно так зовут девочку, получила возможности, которыми согласно древним преданиям обладает философский камень, а именно способность менять свойства предметов и жидкостей по своему желанию.
-      Как вы сказали, профессор, способности философского камня? — переспросили оба брата разом, не веря своим ушам.
-      Да, именно так, — подтвердил Хуракан, отодвинув письма и присев поближе к братьям, – Вы не ослышались. К сожалению, мы не сразу узнали об этом от наших друзей и опоздали. Вчера вечером девочка непонятным образом исчезла из замка и ее нахождение в настоящий момент нам неизвестно. По всей вероятности, какой-то человек или группа людей, узнавших о волшебном даре Марты, украли ее и спрятали. Но нельзя исключать и вероятность похищения девочки кем-то из волшебного мира. В этом случае, дело еще более затрудняется.
Хуракан еще пристальнее взглянул на братьев, надеясь получить согласие на расследование этого похищения.  Детективы посмотрели друг на друга и разом согласно кивнули.
-      Мы возьмемся за это дело и сейчас же  отправляемся  на поиски девочки, — утвердительно произнес Крикус и положил блокнотик в свой саквояж, – О результатах поисков мы будем вас ставить в известность незамедлительно через наших почтовых голубей Лоли и Голи.
-      Это замечательно! Честно сказать я и не ожидал другого ответа, — обрадовано потер руки Хуракан, привставая с кресла, – А чтобы вам облегчить поиски, я дам волшебных коней Париса и Клотея. На своих крыльях они вас доставят в мгновение ока в любую точку земли и волшебного мира. И еще чуть не забыл, вот вам письмо подписанное мной и заверенное печатью Высшего совета магов, которое позволит вам обращаться за помощью к любому обитателю волшебного мира.  Желаю вам успехов и жду от вас новостей. А теперь пройдемте в конюшни, где я вас представлю своим верным рысакам.
Великий маг отворил дверь в коридор  и, шествуя впереди братьев, громко постукивал посохом по каменному полу, ведя их по длинным лабиринтам ночного замка. Путь к конюшням был очень извилист, то они поднимались по одной из многочисленных лестниц замка, то спускались и так несколько раз. Братья, бывавшие в замке уже не один раз, изрядно запутались куда же они все-таки следуют, пока перед ними не возникла огромная  железная дверь, украшенная барельефами крылатых коней. Хуракан, подойдя к двери, трижды постучал в нее посохом так, что по сводам подземелья пронеслось протяжное эхо. Створы медленно приоткрылись и братья прошли вслед за директором академии в помещение, наполненное  красивой музыкой и светом.
-      Не удивляйтесь, — глава академии подходил к каждому стойлу, если так можно было назвать чистейшие комнаты, окрашенные в лазурный цвет, и приветствовал своих чудесных скакунов, нежно поглаживая каждого из них, – Парящие скакуны очень нежные создания, они любят ласку и нежность. Особенно предпочитают слушать легкую музыку и любоваться пейзажами. Общение с ними незабываемо, оно успокаивает после каждодневной суеты.
Профессор  тихо присвистнул и на его зов из стойл, находящихся в самой дальней части, грациозно вышли два белоснежных скакуна, размахивая приветливо своими большими крыльями.
-      Это моя гордость, — Хуракан обнял подошедших коней, поцеловав каждого и прихорашивая гривы, – Два скакуна Парис и Клотей, два моих верных друга. Не раз они выручали меня из беды и приходили мне на помощь.
-      Познакомьтесь, это братья Миркус и Крикус, — представил он им детективов, – Я прошу вас помочь в поиске пропавшей девочки, будьте для них такими же верными друзьями и помощниками, как и мне.
Кони кивнули головами в знак согласия и приклонили передние ноги, приглашая братьев к поездке. Забравшись на летающих скакунов, седоки крепко обняли их шеи, в смятении переглядываясь друг на друга, ожидая первого в своей жизни путешествия на крылатых конях. Профессор подошел к окну, выходящему на океанские просторы, и отворив его, напутствовал  детективов.
-      В добрый путь и да будет он для вас легок, — Хуракан помахал на прощание рукой и еще долго глядел вдаль, пока  кони не растворились в ночном небе, унеся с собой братьев, спешащих на помощь маленькой девочке.
 
Глава седьмая.
 
Миркус стоял у стола, заваленного всякими книгами и фолиантами по магическому искусству, и, тщательно осматривая их, пытался найти хоть какую-нибудь зацепку, ведущую к тайне исчезновения Марты. Крикус продолжал исследовать все углы и укромные места комнаты, заглядывая в шкафы и под них, перетряхивая все колбы, но пока результат был тоже не обнадеживающим.
-      Ничего не понимаю, — грустно подытожил  Миркус завершившиеся поиски. – Мы не нашли ничего, чтобы могло сказать о том, что случилось. Мы перерыли всю комнату Марты, тайный кабинет в библиотеке и ни единой, даже самой маленькой, зацепки. Либо этот похититель был так искусен,  либо девочка знала его и доверилась ему. Тогда похищение могло состояться и не в замке.
-      Ответ на все наши вопросы знаете только король гномов Дор, — Крикус отряхивая колени, протянул брату фолиант в темно-синей обложке с золотым тиснением, – И хозяин этой книги. Нам нужно срочно наведаться к гномам и выведать у их короля, что он может знать касательно  Марты. Если, конечно, не он ее похитил. Вообще, я никогда не слышал, чтобы гномы так обращались с людьми, но возможно он был не в себе после неудачной попытки создать философский камень или обиделся на девочку. В любом случае, нам нужно его увидеть и расспросить. Доставай свой волшебный поисковик. Не будем медлить.
Пока Крикус писал послание Хуракану  с целью узнать у великого мага, кто мог быть владельцем волшебного фолианта, Миркус поставил на стол свой саквояж и, после длительного перебирания множества нужных предметов, извлек из его недр предмет, являющийся его гордостью.
-      Вот он — мой драгоценный. Подожди минутку, я его настрою на поиск гномов и мы найдем вход, — старший из братьев принялся крутить какие колесики и винтики на приборе и, спустя некоторое время, начал поворачиваться с ним по сторонам, – А вот и он, вход здесь или мне не стоять на этом месте. Только проблема, как мы войдем туда? Заклятия ведь мы не знаем.
Крикус подошел к стене, на которую указывал  брат, и постучал по ней кулаком.
-      Да ты прав, вход здесь. Я иногда поражаюсь твоему незнанию, сильный маг, а не знаешь простых заклятий, — обратился к брату Крикус, доставая из саквояжа волшебную палочку, – Ты забыл чему нас учили в академии. Простое, но очень полезное заклятие, открывающее двери, замки, тайные ходы: «Магикус префектум».
Младший брат произнес магические слова и махнул палочкой, тотчас стена словно растворилась, открывая вход в копи гномов.
-      Прошу вас, мой любезный брат, — Крикус в шутку приклонил голову пропуская вперед Миркуса, – Только после старших.
Старший из детективов положил поисковик обратно в саквояж и шагнул вглубь беспроглядной пещеры.
 – Что же, пойдем навстречу опасности и испытаниям.
-      Любишь ты все преувеличивать, братец, — приободрил его Крикус, взмахнув палочкой и стены шахты осветились ярким светом, – Гномы очень дружелюбный народец и я с радостью отведаю их знаменитого пива, как только мы доберемся до покоев Дора.
Медленно ступая по небольшой шахте и всё время рискуя задеть головой ее низкие своды, братья продвигались вглубь, пока не услышали приближающееся пение. Повернув за угол, братья наткнулись на маленького гномика в красном колпаке и сюртуке, который весело припевая себе под нос, перебирал камешки, валяющиеся на земле. От неожиданности гномик сел на заднюю часть своего тела и громко заголосил, махая руками и ногами, отбиваясь от непрошеных гостей.
-      Успокойся, малыш, — Крикус, стараясь быть особенно мягким и нежным, произнес эти слова лилейным голосом, – Мы не причиним тебе вреда, мы ведь волшебники и пришли к вам разыскивая вашего короля Дора.
Гномик встал, недоверчиво оглядел людей и обойдя их вокруг, с раздражением произнес.
-      Сам ты малыш. Ты хоть знаешь сколько мне лет. Я появился на свет, когда твой прадедушка еще мочился в штанишки. Если у меня нет бороды и морщин это еще не говорит о том, что я ребенок.
-      Простите, я не хотел вас обидеть. Те гномы, с которыми я имел честь дружить, были немножко старше вас и я неосмотрительно назвал вас неприятным словом, — извинился перед гномиком Крикус, приклонив голову для пущей убедительности.
-      Ладно уж, принимаю ваши извинения. Идите за мной да не отставайте, а то потом еще вас искать по всем копям, — Гном  шустро побежал по коридорам, изредка оглядываясь на спешащих за ним братьев, – Меня зовут Дикси, я самый юный из гномов живущих в этих горах. А Дора вы навряд ли застанете на месте. Я его не видел уже давно и слышал, что он отбыл в гости. Но об этом вы расспросите его брата Бора, он вам точно скажет, где искать. А вот и его  тронный зал.
Дикси махнул рукой в направлении  света, струящегося  внутрь шахты, и вскоре братья стояли на пороге огромного каменного зала, выложенного светло-красным гранитом и мрамором, с множеством колонн, держащих своды  этого прекрасного подземного дворца. В другом конце зала на троне восседал Бор, брат короля гномов Дора. Покуривая трубку, Бор выпускал струящиеся под своды зала облачка причудливой формы,  задумчиво перебирая костяшки счетов и записывая в книгу свои вычисления. Бор был одет в обычный красный колпак и его камзол был не так богато украшен драгоценностями, что в никоей мере не говорило о том, что он не королевских кровей. Просто он в отличие от своего заносчивого брата, любящего бравировать своим положением, был непритязательный и его не волновали такие мелочи, как регалии положенные ему по статусу. Более всего ему по душе было ведение учета богатств, накопленных поколениями гномов и добываемых ими по сей день. Бор был очень доволен, когда каждый драгоценный камешек и каждая песчинка были подсчитаны и убраны в сундуки, но вскоре устав от бездействия, Бор принимался пересчитывать всё снова. Этим занятием брат короля как раз был занят, когда его побеспокоили детективы.
— Мудрейший повелитель, — Дикси подбежал к брату короля, вытирая на ходу об сюртук  грязные руки, – К нам пожаловали гости. Утверждают, что они волшебники и прибыли сюда в поисках твоего брата Дора.
-      Ну что же, посмотрим какие они волшебники, — Бор отложил в сторону счеты и обратился к братьям, – Что же вы встали, как каменные истуканы, подойдите поближе. Не будем же мы вести речь через весь зал.
Миркус и Крикус в нерешительности подошли к Бору и приклонили головы, соблюдая почтительность, предполагаемую в таких случаях.
-      Мы детективы, Миркус и Крикус, — представился старший брат, передавая Бору письмо подписанное Хураканом. – В нем просьба ко всем жителям волшебного мира, оказывать нам содействие и помощь.
-      Да, я вижу печать Высшего совета, – Бор внимательно ознакомился с гербовым листом и передал его обратно старшему брату, – И чем же мы — скромные рудокопы можем помочь вам?
-      Видите ли, мы разыскиваем вашего брата — могущественного короля Дора, чтобы узнать у него о судьбе одной маленькой девочки, — ответил младший брат, обдумывая стоит рассказывать о ее пропаже или нет.
Бор резко оживился и принялся еще пуще выпускать клубы дыма.
-      Не о той ли девочке вы говорите, зовут ее по-моему Марта, с которой у Дора приключилась пренеприятная история. Как мне говорил брат, его затея с созданием философского камня закончилась конфузом.
-      Да, именно о ней мы и хотели узнать, — подтвердил Миркус, пристально глядя на реакцию гнома. – Но как мне поведал Дикси, вашего брата здесь нет.
-      Это верно! Брат, вернувшись из замка, был сам не свой от горя. Видя, что с ним приключилась какая-то беда, я попросил рассказать о причинах такого страдания. От него я и услышал эту историю со всеми деталями. Честно говоря, я не понял его горести, ведь мы и без волшебного камня сказочно богаты и предложил Дору отправиться отдохнуть к нашим друзьям — барбегази в снежные Альпы. Может быть свежий воздух и катание в горах смогли бы развеять напрасную печаль.
-      Дикси, что ты стоишь? Принеси пива и кресла нашим дорогим гостям! Да не забудь про своего короля! — Бор, на минутку отвлекся от рассказа, отдавая приказание гномику, тотчас поспешавшего его выполнять.
-      И вот, мои слова дошли до его крепкого ума  и он согласился. Так, что придется вам искать моего братца в Альпах, раньше сезона таяния снегов он навряд ли вернется.
-      Подскажите, а девочка была с ним? — Миркус задал самый важный за эту долгую беседу вопрос и  замер в ожидании ответа.
-      Ну что вы, какая девочка. Я думаю он про нее уже давно забыл и, надеюсь, голова моего беспутного братца уже свободна от этих глупых затей. Присаживайтесь и отведайте нашего знаменитого пива. Клянусь, никто в Баварии не варит такого чудесного и ароматного пива, секрет которого охраняется нами, не хуже всех наших сокровищ, — Бор махнул рукой и гномик протянул кружки полные пенного напитка гостям, расположившимся в креслах, с трудом умещающих их  тела, огромные по сравнению с обитателями подземного королевства.
-      Пиво и вправду чудесное, — облизывая губы, произнес младший из братьев, после того как опустошил кружку, – Но нам, к сожалению, уже надо идти, дело очень большой важности и не терпит промедления. Очень признательны вам за оказанную встречу и будем рады сообщить Хуракану  самые лестные отзывы о вас и ваших подданных.
-      Обязательно передайте ему привет. Он еще, наверное, помнит те дни, когда мы плечом к плечу сражались в битвах. Я их точно не забуду никогда. Дикси вас проводит обратно, а то наши копи такие извилистые и запутанные, что я сам иногда теряюсь в них, — поблагодарил  Бор детективов за теплые слова, – Найдете моего братца, передайте мои слова: пусть возвращается домой, а то уже совсем загостился.
-      Обязательно передадим, — прощаясь с гостеприимным гномом, братья пожали его крепкую руку и отправились за Дикси, держа дорогу обратно в замок.    
 
Глава восьмая.
 
-      Что ходили, что не ходили, толку никакого, — огорченно произнес Крикус, отряхивая угольную пыль, налипшую на одежду за время путешествия по копям гномов.
-      Не расстраивайся, главное мы узнали, что девочка не с ним. А следовательно Дор не причастен к ее пропаже, – Миркус старался приободрить собеседника, хотя у самого на душе были сомнения, – Ты, кстати, не обратил внимания, где мы сейчас находимся.
-      Как где? – удивленно взглянул на брата Крикус, соображая, чтобы могли значит его слова, – Ясное дело, конечно же, в замке.
-      А значит в замке, как соответственно в любом таком большом здании, должен проживать кто? – вопросительная интонация в голосе Миркуса наконец натолкнула младшего детектива на верное решение.
-      Как я сам не догадался? Конечно, здесь должен жить кобольд – местный домовой. А уж он точно, я уверен в этом, или что-то видел или что-то знает, – Крикус облегченно вздохнул и расстроился снова, — Но замок большой, это нам придется обойти все залы и комнаты с твоим поисковиком.
-      Я думаю, это излишне, — ответил старший брат, доставая снова свой волшебный прибор из раздутого саквояжа, – Кобольды не так просты, как кажется на первый взгляд, но и не так сложны, как этого хотелось. Чаще всего их можно найти где тепло и где ближе всего еда. А в этом замке эти два условия выполняются только в одном месте – на кухне!
-      Ты меня все время чем-то удивляешь, — младший от всей души похлопал  брата по плечу, – Откуда ты все это знаешь, ведь я, как знаток магического искусства, должен был это вспомнить?
-      Откуда, откуда, — Миркус усмехнулся в ответ на похвалу, – Ты верно забыл, что у нас в доме я всегда дружил с нашим хобгоблином, а это те же домовые. Только тот — наш истинно английский, а это местный. А повадки у них у всех в чем-то похожи. Надеюсь, мы без труда найдем его укромный уголок.
Детективы, выйдя из библиотеки, устремились вниз по лестнице, там где на первом этаже и располагалась большая кухня, когда-то готовившая для многих поколений королей династии Виттельсбахов. Кухня в это время пустовала, давая братьям возможность спокойно заняться своим делом. Расположив поисковик на большом столе, заваленном посудой и кастрюлями, Миркус стал медленно крутить им из стороны в сторону, но прибор ничего не показывал.
— Где-то я ошибся, — с негодованием прошептал он и принялся еще быстрее крутить поисковик из стороны в сторону, но бесполезно. Никаких движений стрелка прибора и не думала совершать.
— А ты случайно не забыл его настроить на домовых, прошлый раз мне помниться ты винтики крутил и болтики? — глядя на безуспешные попытки брата, попробовал ему помочь Крикус.
— И то верно, он же у меня настроен  на гномов. Спасибо, что подсказал,  - лицо старшего детектива наконец  осветила улыбка и, наклонившись над поисковиком, он принялся за его настройку.
Вскоре прибор был готов и, направив его в сторону, Миркус увидел, как стрелка упрямо показала на огромную печь, стоящую в углу кухни.
— Вот, что мы с тобой искали, — старший брат громко рассмеялся и подошел к печке, осматривая ее со всех сторон в поисках укромного местечка, в котором живет домовой.
— Кобольд, выходи нам необходимо с тобой  поговорить, — Крикус, подойдя к печке, решил не заниматься напрасными поисками, а просто позвать домового. – Мы детективы, посланные высшим советом магов на поиски пропавшей девочки.
Только он произнес последние слова, как из печки раздался приятный голосок.
-      Можете не кричать, я вас прекрасно слышу. Подождите минутку и я предстану перед вами во всей красе.
Братья недоуменно посмотрели друг на друга и, пододвинув стулья, присели  на них в ожидании кобольда.
Прошло несколько минут, как из печки медленно полился сизоватый дымок. Когда облачко дыма  рассеялось, перед их глазами предстал  единственный и неповторимый хранитель замка великой династии Виттельсбахов кобольд Отто Красивейший. Почему домовой носил столь громкое и гордое имя братья поняли сразу. Кобольд был одет с иголочки. В блистающие чистотой "трахтенкляйд" — короткие, до колена, замшевые штанишки, с завязывающимся внизу манжетом; в плотной вязки гольфы и  начищенные до блеска  ботинки со шнурками. Белоснежная рубашка, нашейный платок, красочный жилет и самое главное — шляпа с узкими полями и пучком гусиных перьев прекрасно дополняли весь этот красочный наряд. Кроме этого от него благоухало удивительным ароматом, созданным из букета запахов фиалки и жасмина. Одним словом, кобольд был мастером   произвести эффект своим внешним видом.
Братья аж оторопели и, разинув рты, встали со стульев в оцепенении.
-      Добрый вечер, уважаемые господа, чем могу служить? — Кобольд лихо покланялся, размахивая перед собой шляпой. – Разрешите представиться — Отто Красивейший, хранитель замка Нойшванштайн, бриллианта в короне баварской королевской династии Виттельсбахов. Как смею заметить, мое появление для вас было небольшим сюрпризом. Я понимаю, вы думали, что перед вами предстанет старый домовой в лохмотьях. Но прошу не забывать, мое высокое предназначение не позволяет мне одеваться во что попало и как попало. Всё-таки я живу не в лачуге какого-нибудь лесника или дровосека, а в красивейшем и чудеснейшем замке. Моя родословная берет начало еще в те далекие времена, когда…
-      Да, спасибо за полную справку, — перебил его Крикус, понявший, что говорить о красотах замка  и о своей родословной кобольд может бесконечно, – Мы хотели бы узнать у вас — не видели вы что-то необычное или странное в последнее время? Может вы  даже знаете — кто мог похитить девочку?
-      Я всегда слежу за порядком в доме и, как вы можете лицезреть, мне это удается. Смею вас уверить ни в одном замке я не замечал такой чистоты и уюта. Знали бы вы сколько сил и нервов мне это стоит. Каждый день множество посетителей ходят по замку в грязной обуви, трогают предметы интерьера своими немытыми руками, — Кобольда опять понесло в разговоры не на ту тему, – А недавно произошел совсем вопиющий случай, один из туристов, будь он неладен, высморкался в шелковые шторы на втором этаже. Я, конечно, не оставил это без наказания и случайно сбросил на его глупую голову горшок с мукой, когда он собирался покидать замок. Могу сказать, зрелище было впечатляющее. Или вот еще был случай….
-      Простите, мы вас спросили про девочку, — Миркус уже начинал терять терпение, выслушивая бесконечные истории домового, – Нельзя перейти сразу к ответу на интересующий нас вопрос.
-      Да, конечно, конечно, — оправдывался кобольд, от смущения закручивая на палец длинный ус, — Поймите меня правильно, я так редко вижу волшебников и еще реже удается с ними поговорить. Гномы меня сторонятся, ведь они так трясутся над своим богатством, что никого не приглашают в гости. Только нимфы, которые проживают в реках, протекающих недалеко от замка, иногда составляют мне компанию. А так я один — одинешенек.
Отто сильно зарыдал, сотрясаясь всем телом, жалобно похлипывая носом.
-      Мы с удовольствием выслушаем ваш рассказ, но позднее, когда распутаем это дело, — Братья, как могли, принялись успокаивать кобольда, – Только не плачьте, если хотите мы вас возьмем к себе в гости. Надеемся, наш хобгоблин будет очень рад новому знакомству.
-      Ну, что вы, – высмаркиваясь в платок, ответил успокоившийся домовой, – Я не могу надолго покинуть замок. Кто же будет следить за порядком, а за приглашение спасибо. Вы меня спросили про девочку. Так вот, что я могу вам поведать. Марта и вправду обладает удивительным даром, я несколько раз наблюдал с какой легкостью ей удается превращать обыкновенные предметы в золотые. Я уже не говорю про чудеса с водой. В тот вечер, когда случилось ее исчезновение, я находился в королевской спальне, наводя  чистоту после многочисленных посетителей, и вдруг услышал скрип большой входной двери. Тотчас я выглянул в окно и увидел, как силуэт маленькой фигурки мелькнул между деревьев. Я немало удивился этому обстоятельству: кому из детей могло прийти в голову отправляться в лес в столь позднее время. Приглядевшись сквозь сумерки, я увидел на мосту Мариенбрюкке, отливающегося  под светом луны, голубого коня. И уже на утро я услышал, что Марта таинственно пропала.
-      Значит, всё-таки Марта пропала не в замке, как  я и считал, — Миркус на минуту задумался, пробуя понять — каким образом похитителям удалось уговорить девочку покинуть замок в темное время суток, – Интересно, кому же мог принадлежать этот конь?
-      Известно кому, — тотчас выдал готовый ответ Отто Красивейший, – Владычице Северного моря — Юсхель, изредка наведывавшейся в наши края навестить своих служанок – речных нимф.
-      Может ее приезд и пропажа девочки не случайно совпали? – Крикус тоже решил разузнать у кобольда обстоятельства пропажи и включился в разговор.
-      Может и не случайно, а может быть всего лишь совпадение. Во всяком случае не думаю, что владычице моря будет интересно и выгодно похищение девочки.
-      Совпадение это или нет, это можно узнать только у самой владычицы моря. Миркус, как нам поступить? Нужно срочно найти Дора и визит к Юсхель нельзя откладывать, — Крикус был взволнован открывшимися обстоятельствами и ему не терпелось продолжить поиски Марты.
-      Придется нам разделить наши усилия и кому-то одному отправляться на север к Юсхель, другому на юг в гости к барбегази. Надо не забыть написать об этом Хуракану, может мудрый маг сможет нам чем-нибудь помочь. И кстати, Отто, ты не знаешь где искать владычицу Юсхель,  море то огромное? – обратился к кобольду старший детектив, складывая поисковик обратно в сумку.
-      Точно не могу сказать, но нимфы поведали мне, что ее прекрасный подводный дворец имеет одну особенность. Днем его не сыскать в океанской глубине, а в ночи его сияние видно издалека обитателям волшебного мира. Учтите это, когда будете искать владычицу, – Отто улыбнулся довольный тем, что хоть чем-то смог помочь детективам.
-      Разрешите задать последний вопрос? – уточнил у кобольда Крикус, вынимая из саквояжа толстый фолиант в темно-синей обложке с золотым тиснением, — Вы когда-нибудь видели эту книгу в замке и не знаете ли кому она может принадлежать?
-      Эта книга настолько красива, что я даже подумывал оставить ее себе, — подтвердил кобольд знакомство с фолиантом, — Как сейчас помню встречу с ней. Была лунная ночь, вся прислуга сладко спала и в замке было удивительно тихо и спокойно. Самое время, чтобы обойти замок и удостоверится в чистоте и порядке. Шествуя по коридорам и внимательно осматривая всё вокруг, я вдруг увидел около спальни Марты фолиант удивительной красоты. Скажу вам абсолютно точно — этой книги в библиотеке замка никогда не было. Уж мне можете поверить – я все издания, хранящиеся в библиотеке, помню вплоть до автора и цвета обложки. Решив, что ее выронил кто-нибудь из рассеянных посетителей, я понёс фолиант в библиотеку, но, как назло, в гостиной наткнулся на герр Шмидта, за какой-то надобностью прогуливающегося по замку. От неожиданности я выронил книгу и после этого ее уже не видел.
-      Благодарим вас Отто Красивейший за помощь, которую вы нам оказали, — учтиво кланяясь, попрощались братья с кобольдом.
-      Было очень славно поговорить с приятными собеседниками и буду снова рад новой встрече с вами, — Отто, махнув рукой, растаял также неожиданно, как и появился, оставив после себя только небольшое облачко сизоватого дыма.
 
Глава девятая.
 
Братья сидели за столом в большой комнате, освещаемой тусклыми огонькам свечей, и по очереди рассказывали родителям Марты о результатах поисков девочки за сегодняшний день, с аппетитом уплетая ужин. Если фрау Шмидт была убита горем и попеременно плакала и тяжело вздыхала, то отец старался держать себя в руках, хотя и его опечаленный вид говорил о том, как тяжело для него вынужденное расставание с любимой дочкой.
-      Мы решили с братом разделить наши усилия и Миркус отправиться в гости к владычице Юсхель, — подытожил длительный рассказ младший детектив, – А я займусь поисками короля гномов Дора.
-      Ты только забыл, что письмо с печатью Высшего совета у нас одно, — напомнил брату Миркус, пожевывая вкусный бифштекс и запивая морсом.
-      Ничего страшного. Смотри вот у меня в руке одно письмо, — доставая послание и волшебную палочку из-за пазухи, ответил младший брат, – Теперь я говорю «Немрикус дубликатум», взмахиваю палочкой  и вот второе письмо, в точности повторяющее первое.
Отдав, полученную таким волшебным путем, копию письма брату, Крикус аккуратно положил послание и палочку под сюртук и вернулся к трапезе. Вдруг в окно постучалась птица и старший брат, привстав с кресла и открыв ставни, впустил своего почтового голубя Голи. Птица села на плечо детектива, протянув клювом послание от Хуракана. Миркус внимательно прочитал письмо и огласил его содержимое сидящим в комнате.
— Великий маг пишет, что эта книга принадлежит могущественному волшебнику Сигурду. Как сказано в этом послании, таких книг всего семь по числу величайших магов. У каждого из них книга с обложкой определенного цвета. И именно этот фолиант с темно-синей обложкой был передан Сигурду. Хуракан пишет, что могущественный маг живет в Сумрачном лесу недалеко от Северного моря и его точное положение можно узнать   у любого волшебного обитателя тех краев.
-      Как ты говоришь, недалеко от Северного моря? — переспросил брата Крикус, — что-то много на сегодня совпадений. И Сигурд, и Юсхель получается соседи.
-      Да, действительно странно, — прошептал старший детектив  и стал строчить новое послание Хуракану, описывая сегодняшние события.
-      Когда же вы отправитесь в путь и может быть я смогу хоть чем-то вам помочь? – поинтересовался у братьев печальный герр Шмидт.
-      Мы отправимся в путь рано утром, переночуем сегодня в замке, передохнем и со свежими силами примемся за дальнейшие поиски, — Крикус уже зевал, сидя в кресле и закончив с трапезой. Длительный перелет с Волшебного острова до  Баварии немного утомил братьев, – Да и коням необходимо отдохнуть перед грядущими странствиями. Спасибо за предложенную помощь, но в скитаниях по волшебному миру вы нам мало чем сможете помочь. Я буду признателен, если вы покажите нам комнаты, в которых мы могли бы поспать.
-      Да, конечно, извините, что не подумал раньше вам предложить, — отец Марты обнял жену и, держа ее под руку, вышел из комнаты, провожая гостей в приготовленные для сна спальни.
Глава десятая.
Крикус вторые сутки летал по Альпийским горам в надежде найти хотя бы одного барбегази, но все безрезультатно. Хорошо, что местные жители оказались очень приветливыми и пускали на ночлег незадачливого путника. Солнечный свет, отражаясь от кристально белого снега, сильно резал глаза, но детектив продолжал вглядываться с высоты полета в склоны гор.
— Мне сейчас немало бы помог прибор брата, — с досадой произнес он, – И что же я не догадался попросить Миркуса дать мне поисковик. Кто  бы знал, что этих барбегази днём с огнём не сыщешь.
Вдруг между деревьями он увидел маленького человечка с огромной белоснежной бородой, стремительно мчащегося вниз по склону. Лавируя меж деревьев, как искусный горнолыжник, барбегази уносился вдаль.
-      Клотей, быстрее за ним, а не то он скроется, — попросил Крикус своего верного скакуна и конь тотчас устремился вслед за улепётывающим альпийским гномом.
Клотей так стремительно полетел, что детектив с трудом держался на его спине. Настигнув альпийского гнома, крылатый конь полетел почти у земли и Крикус протянул правую руку, стараясь ухватить за белую шубку беглеца, при этом удерживаясь левой за гриву скакуна. Барбегази был уже совсем близко и детектив попробовал наклонится ниже и перехватить руку, держащуюся за Клотея, чтобы дотянуться до гнома. Пальцы не выдержали и, скользнув по гриве, отпустили коня. Крикус со всего маху влетел в сугроб и покатился, кувыркаясь вниз и вспоминая недобрыми словами ускользнувшего гнома. Отплевываясь от снега залетевшего в рот и оттряхивая одежду, он успел заметить, как барбегази, махнув по прощание рукой незадачливому ловцу, прыгнул в норку.
-      Ты так просто от меня не уйдешь, — Детектив, забравшись на подлетевшего Клотея, опустился к норе и посмотрел на ход, ведущий глубоко вниз, -   Что же придется отправиться за ним вслед. Куда только не заводит судьба волшебников.
Крикус глубоко вздохнул и нырнул в ход. Туннель был в нескольких местах уже, чем полное тело детектива, и ему приходилось неоднократно руками и ногами освобождаться из снежного плена, продвигаясь дальше вниз.  Пропихиваясь кое-как по тоннелю и думая про себя, когда же это вынужденное заточение в снегу закончиться, Он почувствовал, как его ноги уперлись в что-то твердое. Посчитав, что это снежный завал, принялся из-за всех сил тарабанить ногами, пока не раздался громкий голос: «И кого там принесла нелегкая? Отдохнуть не дают. Сейчас открою и не надо так ломиться в дверь».
Внезапно твердь под ногами разошлась и Крикус кубарем вкатился в светлую комнатку, посередине которой стоял  изумленный гном, не ожидавший столь упитанного гостя.
-      Извините, за столь внезапное вторжение к вам, — обратился детектив к оторопевшему барбегази, отряхивая снег, – Но мне очень нужно с вами поговорить.
-      Проходите, присаживайтесь, — альпийский гном пододвинул Крикусу маленький стульчик и недовольно хмыкнул, – Впервые вижу, чтобы люди так бесцеремонно вторгались в наши дома.
-      Простите, я забыл представиться, – волшебный детектив страшно замерз и его начинало лихорадить, – Меня зовут Крикус Торг. Я прибыл к вам в поисках короля гномов Дора, который, по словам его брата, находиться у вас в гостях.
-      Что же вы сразу не сказали, — гном спохватился и, взяв промокший плащ, повесил его сушиться около камина, -  Садитесь к огню и грейтесь. Я вижу вы сильно замерзли и сейчас приготовлю горячего напитка. Меня, кстати, кличут Живьен.
Барбегази громко щелкнул пальцами и тотчас котелок словно ожил и поскакал к кадке полной воды, в которую с брызгами плюхнулся. Набрав в себя водицы, полный котелок выпрыгнул на стол и замер. В него из подбежавших деревянных  коробочек и склянок посыпались травы, полились всякие настои. Закончив насыпать и наливать, склянки и коробочки послушно  вернулись на полочки и застыли на своих местах будто ничего и не происходило. В котелке, тем временем, подлетевшая ложка принялась сама по себе перемешивать содержимое и, стукнув в бок, поскакала к камину вместе с железным другом, держась за его бока. Крикус только и успел убрать ноги, чтобы тот не споткнулся и не пролился. Котелок лихо подскакал к камину и, высоко подскочив,  повис на крючке над огнем.
— Немало же времени я потратил, чтобы вас найти, — сказал Крикус, удивленно смотря, как ложка снова стала помешивать, изредка подлетая ко рту гнома, дабы давать ему попробовать и оценить готовность напитка.
— Вам еще повезло, что я сегодня решил прокатиться. Вообще, в это время мы уже редко выходим наружу, снег уже подтаявший, того и гляди врежешься со всего маху в сосну, — ответил гном, протягивая свои ступни ближе к огню. И только сейчас детектив обратил внимание насколько они были у гнома длинные. Гость и не знал, что барбегази, благодаря длине ступней, умеют так лихо спускаться по снежным склонам, не нуждаясь в такой ерунде, как лыжи.
-      Значит, как я понял вам нужен король гномов Дор, — Живьен снова попробовал с подлетевшей ложки приготовленный напиток и на этот раз остался доволен. Тут же ложка полетела к рукомойнику и, сполоснувшись под водой, нырнула в открывшиеся дверки шкафчика. Вслед за скрывшейся ложкой, из шкафа вылетела кружка,  вплеснувшая в себя добрую порцию напитка, и прыгнула в руки детектива.
Крикус втянул носом пряный аромат горячего напитка и, сделав несколько глотков, блаженно развалился на стуле.
-      Божественный напиток, никогда ничего вкуснее не пробовал, — нежданному гостю начинало нравиться  пребывание в этой норке, – Извините, но мы отвлеклись от темы нашего разговора.
-      Не хотелось бы вас расстраивать, но Дор совсем недавно покинул наши скромные обители, — Живьен махнул рукой и котелок послушно спрыгнул с камина и  приземлился на стол.
-      Прямо не гном, а какой- то путешественник, — детектив ужасно расстроился этому обстоятельству, ведь  он так наделся застать короля здесь. Но как бы ему не хотелось быстрее разобраться в пропаже девочки, главный подозреваемый снова ушел у него из-под носа.
-      Не расстраивайтесь, он уехал к королю эльфов на Зеленые острова. Сейчас там проходит грандиозная ярмарка и Дор отправился туда в надежде развеяться, покупая всякие безделушки, — Живьену стало жалко продрогшего гостя и, порывшись в сундуке, он подал ему теплый шерстяной плед.
Крикус плотно обернулся поданным пледом и уже немного разомлевший, от разливающегося по телу тепла, поблагодарил гнома за заботу.
-      Вы его без труда там найдете, любой гном или эльф покажет вам короля гномов, — Барбегази посмотрел жалостливыми большими глазами  на гостя и стеснительно произнес. – Может быть, если вас конечно это не затруднит, вы могли бы взять меня с собой? Честно говоря, я что-то засиделся на одном месте, а так хочется куда-нибудь съездить, с кем-нибудь познакомиться.
Альпийский гном грустно вздохнул и мечтательно взглянул на потолок, мысленно представляя себя находящимся в каком-нибудь далеком королевстве.
Крикус даже не нашелся сразу, что сказать барбегази в ответ на его просьбу. С одной стороны, он был бы очень полезен, как помощник в поисках короля гномов, но с другой стороны, детективу не хватало еще и забот связанных с Живьеном. Размышляя над этой дилеммой, Крикус решил, что очевидных плюсов связанных с барбегази все-таки больше, чем минусов, и, окончательно придя к этому выводу, порадовал гнома.
— Живьен, если мы полетим вместе на Зеленый остров, у меня к вам будет небольшое пожелание — помогите найти Дора. Боюсь, что без вашей помощи будет трудно это сделать. Пока я обнаружу место его пребывания, он снова исчезнет, – согревшийся гость встал с кресла и, сложив плед, отдал его осчастливленному гному.
— Я буду очень признателен вам, добрый волшебник, — Живьен улыбался широкой улыбкой,  еле сдерживая радостные чувства, переполнявшие его, – И без всякого сомнения, помогу вам.
— Осталось уговорить Клотея понести на себе двух всадников и всё будет просто замечательно. Давайте собираться, путь будет долгим и нам надо успеть засветло долететь до острова. Только мне непонятно — как я выберусь из вашей милой норки? – Крикус оглядел комнату, ища хотя бы еще одну дверь, но кроме той, в которую он влетел,  больше дверей не было.
— Не переживайте, — прокричал гном, зарывшийся в сундуке, собирая вещи в путешествие, – Это необычная дверь, вы сейчас сами в этом убедитесь.
Барбегази, собрав в охапку вещи и всякую мелочевку, запихал их в холщовый  мешок. Раздумывая, чтобы еще могло понадобиться в пути, он несколько раз обошел комнату, заглянул в шкафчики. И придя к выводу, что в пути они могут проголодаться, достал головку сыра, несколько шоколадок и набрал в медную фляжку согревающего напитка. Положив провиант к вещам и крепко затянув узлом мешок, гном закинул его на плечо.
— Ну всё — я готов, – Живьен открыл дверь и детектив увидел в проёме виднеющиеся горы и леса. Крикус, не поверив своим глазам, подошел к двери,  выглянул из нее еще раз и убедился, что всё это наяву. Как это произошло и как дверь, в которую вел единственный длинный ход в снегу, сейчас открывалась сразу на природу, Он не мог понять и несколько раз недоуменно оборачивался, идя вслед за гномом. Клотей не заставил себя ждать и только сыщик с барбегази поднялись на гору, конь подлетел и, обрадовавшись возвращению исчезнувшего в снегу хозяина, громко заржал.
Крикус обнял верного скакуна и обратился к нему.
— Любезный друг, ты не будешь против, если Живьен составит нам компанию? Мне очень нужна его помощь.
Клотей покачал головой, соглашаясь перевезти на своей широкой спине и маленького спутника. Живьен, забравшись на коня, крепко схватился за плащ детектива и, зажмурив глаза, открыл их, только когда почувствовал, что копыта Клотея коснулись земли Зеленого Острова.
 
Глава одиннадцатая.
 
— Вот мы и прибыли, — Живьен ловко спешился с коня и стал двигать ногами и руками в разные стороны, стараясь разбудить конечности, затекшие за длинный перелет. Крикус осмотрелся по сторонам, но кроме глухого леса, стоявшего вокруг стеной, больше ничего не увидел. Ни звука, ни шороха в темном лесу, полная тишина. Детектив опустился к траве и, осматривая шаг за шагом, каждый дюйм земли, надеялся найти следы волшебных существ, которых можно было расспросить о короле Доре. Гном,  подивясь неразумному с его точки зрения методу поиска, прошелся немного вслед за ползающим спутником и махнул рукой, выказывая свое пренебрежение его усилиям. Живьен вытянул в трубочку оба уха и, двигая словно локаторами из стороны в сторону, вскоре толкнул продолжающего ползать Крикуса со словами.
— Вставайте, неудачник, я слышу звуки эльфийского базара. Идите за мной, я покажу вам, как огромно и многочисленно торжище эльфов.
Живьен в предвкушении новых знакомств и покупок, сломя голову, ринулся через чащу, не замечая на своем пути мелких оврагов и кочек. Крикус, помчавшись вдогонку за гномом, только и успевал падать и вставать, и снова падать,  собирая на своем пути всё, что так шустро миновал гном. Детектив уже было  подумал, что Живьену показались звуки, пока не послышались приближающиеся  голоса и хохот. Его взору предстал базар эльфов во всей красе: многочисленный, многоголосый и такой непонятный для обычного человека. Тут и там сновали эльфы, гномы, феи и другие обитатели волшебного мира таща, неся и перевозя на тележках свои покупки или продукты обмена.  Неожиданно вся эта волшебная братия на миг остановилась и, направив все взоры на пришедшего незваного гостя, растворилась в воздухе, будто ее и не было. О продолжающемся торжище говорило только то, что об Крикуса то и дело спотыкались или наталкивались спешащие невидимки, раздавая болезненные толчки. Детектив уже было огорчился, как к нему подошел Живьен и, взяв его за руку, приободрил. 
— Ничего страшного, так всегда бывает, когда они видят пришлого человека. Держитесь за мою руку, сейчас мы тоже станем невидимыми.
Гном щелкнул пальцами и тут же Крикус вновь увидел окружающих его волшебных обитателей. «Куда идти и где искать Дора?» — мелькнула мысль в голове детектива, но барбегази упрямо вел его мимо различных палаток и столов, направляясь к сапожнику, сидевшему в сторонке.
— Извините многоуважаемый, — обратился Живьен к сапожнику, оказавшемуся лепреконом, мастерившим волшебную обувку для странников и путешественников, – Я как понимаю, вы здесь местный. Подскажите нам, где бы мы могли найти короля эльфов Обегонда.
— А что здесь гадать, — лепрекон, отвлекся на минуту от своей работы, и указал в центр базара, – Вон виднеется зеленый шатер, он и есть резиденция нашего короля. Сегодня у него праздник по случаю прибытия короля гномов, так что вы застанете его в прекрасном расположении духа.
Пока гном и сапожник вели неспешный разговор, Крикус с восторгом осматривал волшебную обувь. На длинном лотке стояли башмаки, одев которые их владелец бежал со скоростью ветра; сапоги, которые позволяли проходить топи и другие гиблые места и множество других необходимых для путешествий изделий.
Барбегази заметив, что Крикусу понравились башмаки-скороходы, достал из мешка блестящий камушек и протянул лепрекону.
— Этого будет достаточно за эту обувь? – спросил он сапожника, рассматривающего драгоценный минерал.
— Более чем, возьмите еще вот это и мы будем квиты, — Лепрекон протянул детективу  пару изысканно сделанных сапог-вездеходов.
— Это мой подарок тебе в признательность за оказанную услугу, — Живьен улыбнулся, видя что его спутник остался доволен подарком. Детектив поблагодарил гнома, выразив огромную радость от столь ценного сюрприза.  
Двигаясь к зеленому шатру виднеющемуся вдали, через несколько шагов путники наткнулись на лоток заваленный пучками трав. Над столом, зазывая звонким голосом покупателей, витал пикси, постоянно подлетая к  травам и рассказывая прохожим об их волшебных свойствах. Не оставил крошечный эльф без внимания и гнома с детективом.
— Не спешите, любезные. Посмотрите, какой свежий товар, только что собранный с лучших полей и лесов Зеленого Острова, — обратился он к ним, подлетая  то к Живьену, то к Крикусу под самый нос, – Не проходите мимо. Обратите внимание, вот это смрадная забывайка, произрастающая исключительно в наших лесах. Стоит из нее приготовить отвар и дать кому-нибудь выпить один глоток, как он забудет что с ним было три дня назад, а может быть и на более длительный срок в зависимости от количества глотков. А вот незаменимая в хозяйстве трава – слизнякум вариа.   Приготовьте из нее отвар, обрызгайте углы комнат и больше ни одно насекомое не потревожит ваш покой.
— Слушай, а ты не врешь, — недоверчиво спросил у пикси, заинтересовавшийся травами, альпийский гном. – Может ты нам рассказываешь здесь небылицы, а на самом деле твои травы абсолютно бесполезны.
— Ну что вы, что вы, — Пикси густо покраснел и, оправдываясь, протянул путникам несколько пучков трав. – Можете сами убедиться в их силе. Меня знают все на базаре и еще никогда не было жалоб по поводу моих трав. 
— Уговорил сладкоголосый, — Живьен, порывшись, достал из мешка переливающийся красным светом камушек и протянул пикси. – Оцени мою плату и дай достойную замену ей.
— С огромной радостью, достопочтенный гном, — обрадованный пикси стал  собирать в охапку пучки травы, обращая внимание, чтобы среди них не было одинаковых. – Я отдам вам каждой травы по пучку и вы сможете дома внимательно ознакомиться  с их описанием и способом приготовления, начертанных на привязанном листочке. Могу также порекомендовать замечательную книгу «Волшебные отвары и эликсиры», но это вам нужно будет пройти в соседний ряд, где продается  магическая литература.
— Благодарю вас, любезный маленький эльф, но эта книга давно заняла почетное место на моей полке. Я бы хотел вас попросить, чтобы вы подсказали — где бы я мог приобрести знаменитую волшебную кастрюльку, — Живьен аккуратно сложил травы в мешок и закинув его на плечо, собрался идти дальше вместе детективом. 
— Моим дорогим покупателям я готов помогать всецело. Видите ту серую палатку, она как раз стоит на ряду, где продаются волшебные вещи и предметы. Пройдите туда и там вы уж точно найдете, что вы ищите.
Живьен потянул спутника за собой, сворачивая с прямого пути к зеленому шатру.
— Не переживайте, Крикус, — произнес гном, упрямо следуя согласно указаниям пикси, — Если Дор только прибыл сюда, то могу вас уверить, зная гостеприимство Обегонда, король гномов еще не скоро уедет.
— Будем надеяться на верность ваших слов, — протискиваясь меж узких торговых рядов и палаток, ответил детектив.
Свернув вправо, альпийский гном внезапно остановился у одной из палаток. Зайдя в лавку, предлагающую, как следовало из вывески над ней, различные волшебные предметы  и вещицы, Живьен деловито подошел к столику, за которым  стояла миленькая фея, и стал пристально разглядывать разложенный товар. Перебирая каждый и осматривая, он несколько раз переспрашивал продавщицу о назначении того или иного предмета, пока не нашел то, что ему было необходимо.
— Не зря я все-таки проделал такой путь, — пробормотал гном, крутя в руках волшебную кастрюльку, – Вы даже не представляете, насколько удобна эта вещь. Стоит произнести над ней название блюда, которое бы вы хотели попробовать, как она сама начинает его варить. Я слышал о ней от Дора и признаться мечтал давно ее купить.
Продолжив путь через рынок, они, пройдя еще несколько торговых рядов, увидели перед собой шатер зеленого цвета, перед входом в который стояли часовые-эльфы, держа в руках серебряные луки.
— Это и есть шатер великого короля эльфов Обегонда сына Оберона. – пояснил Живьен, указывая пальцем на вход, – Именно здесь и должен быть король гномов Дор.
Крикус подошел к величественным эльфам и обратившись к ним, попросил проводить его к королю гномов. Один из эльфов, уточнив у детектива, с кем он имеет честь общаться, скрылся во тьме шатра,  вскоре вернувшись с начальником стражи: эльфом одетым в позолоченные латы, в отличие от серебряных доспехов обычных часовых, и более грозным на вид.
— Что вы хотите от властителя гномов? Дор прибыл в гости к своим друзьям и не намерен тратить время попусту, встречаясь с каждым, в чью голову взбредет мысль поговорить с ним, — эльф сурово взглянул на незваных гостей, ожидая от них объяснений.
Детектив не намерен был сдаваться так легко, когда цель его путешествия была так близка, и достав послание Хуракана протянул его эльфу.
— В этом письме все сказано и можете добавить великому правителю, что я прибыл к нему узнать о судьбе пропавшей девочки по имени Марта.
  — Пусть будет так, я передам послание Дору и ваши слова в точности, — эльф незамедлительно удалился в королевские покои.
Не успели Крикус и Живьен и глазом моргнуть, как занавес приоткрылся и их пригласили пройти. К слову сказать, шатер Обегонда имел одну особенность: с виду небольшой, он вмещал в себя несколько спален, залов и комнат и в точности напоминал королю эльфов в странствиях его дворец. Гостей провели по длинным коридорам навстречу приближающейся музыке и смеху, свидетельствующим о том, что праздник в самом разгаре. Подойдя к двери, ведущей в зал, начальник стражи ее отворил и гости попали в водоворот веселья и  радости.  Удивительная музыка издаваемая скрипкой Обегонда  заставляла всех гостей пускаться в пляс. Властитель эльфов наслаждался своим искусством музицирования и продолжал играть, пока гости не стали валиться от усталости с ног. Король эльфов убрал смычок от струн, но волшебная скрипка не переставала звучать, заставляя танцевать все вокруг. Обегонд дернул по струнам, порвав их, и вместе с последним жалобным стоном мелодия умолкла.
— А теперь все на званый ужин, — восседая на трон, громко прокричал властитель эльфов, созывая гостей в соседнюю залу где столы ломились от угощений. Обитатели волшебного мира королевских кровей, собравшиеся на праздник, поспешили вкусить удивительных блюд, которыми так славились эльфы. Когда все разошлись,  детектив с Живьеном увидели Дора сидящего рядом с властителем эльфов.
— А ты как здесь оказался, старый прохвост, – Король гномов, завидев старого друга, обрадовался и подозвал к себе путников. – Небось, опять напросился в попутчики. Познакомь меня со своим спутником. Нечасто ко мне приходят с посланиями от самого Хуракана.
— Я вас тоже очень рад видеть великий правитель гномов и прекраснейший властитель эльфов Обегонд. Это Крикус Торг, он меня попросил помочь вас найти и вот я здесь, — Живьен учтиво покланялся королям, отдавая дань почтения.
— Живьен, верно меня представил. Я детектив и прибыл по распоряжению Высшего Совета магов, разыскивая пропавшую девочку, — детектив тоже поклонился королям, отдавая дань уважения могущественным правителям.
— Как пропала? — возмутился Дор, ударив рукой по креслу, – Да кто же посмел украсть девочку, обладавшую столь великим даром, да прольется гнев неба на безрассудную голову вора.
— Это я и хотел узнать у вас, — Крикус тщательно подбирал слова, стараясь ненароком не обидеть короля своим недоверием. – Может быть вы заметили что-нибудь необычное или вскользь упомянули о ее даре с каким-нибудь могущественным волшебником?
— Да гори моя борода огнем, если я рассказал кому-нибудь, кроме моего брата, о волшебном таланте Марты. Ума не приложу кому могла понадобиться бедная девочка, — гнев, клокочущий в сердце гнома не  умолкал, и Дор задумался, припоминая последние события случившиеся с ним и девочкой. Может быть и на самом деле, он не заметил чего-нибудь или кого-нибудь, угрожающего Марте.
— Вы еще не знаете, мудрейший  король, что девочка после неудачного опыта по созданию философского камня стала обладателем наверное самого желанного дара. Она стала способна превращать воду в вино  и, более того, простые предметы и вещи обращать в золото, — Крикус и не ожидал что его слова вызовут такой ажиотаж и волнение. Дор вскочил с кресла, а Обегонд недоверчиво посмотрел на детектива, пытаясь понять пошутил он или сказал правду.
— Этого не может быть, — вмешался в разговор король эльфов. – Никогда не слышал ничего более  удивительного. Вы клянетесь, что слова, которые вы сейчас произнесли — абсолютная правда.
— Клянусь моими предками и своей жизнью, — детектив преклонил колено и опустил голову, отдаваясь на суд правителей.
— Нужно срочно оповестить всех жителей волшебного мира о пропавшей девочке, – Дор обратился к Обегонду, надеясь найти  у него взаимопонимание. – Сейчас самый верный момент, ведь на ярмарке собраны жители со всех краев волшебного мира. Кто-нибудь из них точно слышал о Марте.
— Мы не можем вмешиваться в дела людей, — отверг предложение Дора король эльфов, пристально разглядывая Живьена и Крикуса, – Это забота не для жителей волшебного мира, а тем более моего народа. По мне, так если пропала девочка, то этим и должны заниматься люди. Могу вас уверить если вдруг пропадет эльф, мы найдем его своим силами, не побеспокоив больше никого.
— Ты верно забыл, Обегонд, что когда твоему народу угрожала беда, на помощь пришли и люди, и гномы и остальные обитатели волшебных королевств, — Дор был не в себе и отказ могущественного друга в помощи сильно разочаровал его.
— Напомню тебе, мой милый друг, что нападение армий злобных орков и гоблинов не идут ни в какое сравнение с пропажей простой девочки, — равнодушно ответил Обегонд и привстал с трона, намереваясь присоединиться к своим гостям.
— Но это не простая девочка, — Крикус на свой страх и риск перегородил дорогу королю эльфов, пытаясь донести до него всю важность девочки. – Как вы не понимаете, могущественный король, Марта – это сокровище человеческой цивилизации. Для нас ее потеря принесет невосполнимый урон. Об этом написал в послании Хуракан, обращаясь ко всем жителям волшебных королевств за помощью в ее поисках.
— Могущественный Хуракан так написал? – внезапно обратился к гостям с вопросом эльф, стоящий по правую руку от властителя Обегонда. Гораздо моложе своего властного собеседника, этот эльф не уступал ему в богатстве одежды и по явной схожести их лиц было понятно, что они близкие родственники.  
— Да! Да! — в один голос прокричали Крикус, Дор и Живьен, не зная как ещё можно уговорить короля эльфов.
Эльф, обратившийся с вопросом к гостям, наклонился над ухом повелителя и начал что-то быстро ему шептать. Судя по смыслу долетающих фраз и выражению лица Обегонда, речь шла о девочке и ее крайней важности для волшебного мира.   
— Надеюсь ты прав, Лансегонд, — наконец произнёс властитель эльфов, сел обратно на трон и распорядился слугам срочно позвать начальника стражи и глашатаев, — я тотчас отдам приказ своим слугам оповестить всех жителей волшебного мира о награде тому, кто найдет пропавшую девочку. Обладающая удивительным даром, она не должна находиться в руках злодеев.
 
Глава двенадцатая.
 
Под Миркусом, сидящем на широкой спине Париса, пролетали заснеженные просторы Скандинавии и насколько хватало взгляда протянулась молочнобелая гряда гор, изредка разделяемая нитками рек. Плотно кутаясь в длинный кашемировый плащ, ни капельки не спасающий от жуткого холода, детектив поневоле вспоминал слова Хуракана о простоте поиска Сигурда: «спроси любого волшебного обитателя тех краев и он тебе скажет, где его найти».
— Где бы еще сыскать хоть одну живую душу? – задавался он этим вопросом, тщательно разглядывая пустынные снежные края и дыша на заиндевевшие руки. Тонкие кожаные перчатки встали колом на морозе и напоминали рыцарские краги. 
Вдруг справа от него послышалось прерывистое дыхание и, торопливо оглянувшись, всадник заметил многочисленную стаю дев в золотых доспехах, сидящих на летающих конях сродни Парису. Не обратив и толику внимания на детектива, они продолжили свой путь, направляясь к северу.
— Господи, да это валькирии, — изумленно пробормотал он, много раз слышавший о грозных девах, подбирающих павших героев с поля битвы, но впервые увидев воочию, — Парис, лети за ними, нам нельзя упускать их из вида.
Волшебный конь, услышав пожелание детектива, полетел вслед за удаляющими девами, стараясь не приблизиться к ним слишком близко, дабы не спугнуть, но и не отдаляясь. Несколько утомительных часов длилась эта погоня, пока заходившее за горизонт солнце не заставило спуститься коней валькирий на землю, в поисках места для ночлега. Приглядев подходящий грот, валькирии развели костер и расстелили меха, готовясь ко сну. Миркусу, несмотря на его страх перед грозными девами, ничего не оставалось, как подлететь к ним и попытаться узнать местонахождение могущественного мага.
Когда Парис приблизился к пламени костра и Миркус спустился за заснеженную землю, валькирии настороженно отнеслись к появлению нежданного гостя.
— Простите за внезапное вторжение, но мне…- начал он, но тут же осекся, видя как девы вынимают из ножен сверкающие ярким светом мечи.
— Кто ты, неразумный смертный, осмелившийся нарушить наш покой? – спросила одна из валькирий, подходя ближе к гостю и освещая его мечом.
— Я — Миркус Торг, детектив посланный Высшим советом на поиски одной удивительной девочки, — еле выговаривая слова замерзшими губами, ответил посиневший от холода визитёр, подойдя ближе к пламени костра  и снимая перчатки, чтобы валькирии удостоверились в его полной беззащитности, – Не знаете ли вы, где мне найти Сигурда?
— Мы не подчиняемся никакому совету, а тем более не говорим первому встречному — где живет могущественный маг, — гневно бросила валькирия, вслед за которой стройный хор голосов сестер поддержал ее, — Можете убираться и благодарите всевышнего, что мы оставили вас в живых.
Миркус, расстроенный впустую потерянным временем, уже собирался оседлать Париса и возвращаться на юг, к отправной точке своих поисков, как вдруг одна из дев увидев, что их кони, подойдя к скакуну детектива, преклонили передние ноги, изумленно выкрикнула.
-  Посмотрите сестры – это же Парис из конюшен мудрейшего Хуракана! Только ему все летающие кони поклоняются, отдавая дань королевской крови, текущей в его жилах.
Валькирии обступили крылатого коня, дабы убедиться в правоте слов, и с изумлением обнаружили, что это и есть знаменитый летающий скакун – любимец величайшего волшебника.
— Отвечай, смертный, откуда у тебя этот конь? – грозно вопросила одна из дев, поднося меч к горлу детектива, — Прощайся с жизнью, жалкий конокрад!
— Да не вор же я! Мне  дал его сам Хуракан для быстрейшего передвижения и облегчения поисков, — объяснил гость, с трудом вынимая заледеневшими руками из саквояжа послание с печатью Совета и росчерком пера волшебника, — Вот и бумага, подтверждающая правоту моих слов.
-      Безрассудный юноша, — к удивлению Миркуса, валькирии рассмеялись обращаясь к нему, — ты чуть не лишился жизни по своей же глупости. Надо было сразу сказать, что ты от великого мага, а не заниматься пустыми разговорами про совет.
-      Значит вы мне поможете? — переведя дыхание после пережитого, спросил детектив.
-      Несомненно поможем, — грозные девы быстро сменили гнев на милость и пригласили незадачливого гостя присесть с ними на меховые настилки, — Лишь объясните зачем вам понадобился Сигурд?
-      У меня его книга, которая таинственным образом оказалась причастна к исчезновению девочки, — ответил он, согреваясь у пламени и угощаясь поданным грогом, от которого по телу пробежало приятное тепло.
-      Поверьте, мы спрашиваем вас об этом не из любопытства. Сигурд не отличается гостеприимством и его владения старательно охраняют от пришлых злые тролли, такие ужасные, что даже нам не по себе при встрече с ними.
«Если я остался живым столкнувшись с валькириями, то уж троллей как-нибудь обойду», — подумал Миркус, с тревогой поглядывая на дев, усевшихся у костра и поедающих приготовленного на огне оленя.
-      Присаживайтесь поближе и угощайтесь, — любезно позвали детектива валькирии пересесть поближе к костру, – Друзья Хуракана и наши друзья.
-      Большое спасибо, но я уже сегодня ужинал, — поблагодарил Миркус, у которого с утра не было и маковой росинки во рту, но от этого желания жевать чуть прожаренное мясо не добавилось, — Я, наверное, поеду дальше, дело срочное и безотлагательное.
-      Как хотите, но мы вас предупредили, — одна из сестер приподнялась с накидок, чтобы показать гостю, где искать могущественного мага, — Я вижу вы сильно замерзли. Надо было теплее одеваться, когда собирались в наши края.
-      К сожалению недостаток времени не дал мне собраться согласно вашим погодным условиям, — жалобно произнес Миркус, которому совершенно не хотелось продолжать свое путешествие в тонком плаще и еще более тонких перчатках.
-      Держите этот меховой стакр и варежки, — валькирия, видя что детектив в робости застыл, побудила его взять подарок, — Да, берите, берите, до наших краев осталось немного и я как-нибудь обойдусь. Для вас эта одежда важнее.
-      Даже не знаю, как вас благодарить, — выразил признательность галантный гость, одевая теплый стакр и варежки. Разумеется одежда была ему велика, так как грозная дева была намного упитаннее и больше щуплого Миркуса. И даже несмотря на этот пустяк, он очень был доволен.
-      Сейчас летите по направлению вон к тем высоким горам, виднеющимся вдали. Достигнув их, поверните на запад и когда будете пролетать замерзшее озеро, увидите большой хвойный лес, растянувшийся до океана, — благодушная дева указала перстом дальнейший путь и напутствовала детектива в опасную дорогу, — Это и есть владения Сигурда и не забудьте про троллей. Будьте осторожнее, кто знает что у них на уме.   
Выведя Париса из теплого грота и связав свой плащ в узел, Миркус оседлал своего верного скакуна и, взлетев ввысь, помахал рукой на прощание грозным валькириям.
 
Глава тринадцатая.
 
Всё произошло, как и говорила грозная дева, быстро достигнув высокой горы, убеленной слоем кристального снега, детектив направился на запад и вскоре увидел блестящее блюдце воды, застывшее до прихода весны. Спускаясь к земле, он внимательно посмотрел по сторонам, но никакого присутствия живых существ, никакого дыма от их жилищ не обнаружил. Решив что рассказы про троллей лишь выдумка валькирий, Миркус спешился и, оставив Париса у края безбрежного лесного царства, двинулся искать могущественного мага.
Проблуждав в поисках несколько миль, он уже отчаялся найти замок Сигурда, как внезапно почувствовав под ногами что-то мягкое, следом взвился ввысь, запутавшись в сетях расставленных хитрым охотником. Болтаясь на высоте, Миркус старался отыскать в плотных меховых одеждах волшебную палочку, чтобы избавить себя от невольного плена, и вдруг услышал гневный рев, пробегающий по заснеженным кронам деревьев.
-      А, попался мерзкое отродье! Сколько раз вам говорить, чтобы вы не смели топтать землю моих владений.
Вскоре появился и страшный тролль, издававший эти отвратительные крики,  размахивая в одной руке дубинкой, в другой огромным факелом. Сказать что он был очень ужасен, конечно было бы преувеличением, скорее он был до невозможности неприятен из-за своей пугающей волосатости всех частей тела, невероятно смрадного запаха и жутко мерзкого характера. Миркус встречал несколько раз этих непривлекательных существ, расследуя различные дела, и из опыта общения с ними сделал один верный вывод — чтобы не разозлить тролля, нужно с ним не встречаться. К большому сожалению сыщика, сегодня эта истина не действовала, по одной, но очень веской причине – тролль был уже рядом и имел большое желание пообщаться с незваным гостем. Детектив таким желанием явно не горел. 
— Эх, как жалко, что ты тощ. Но ничего сделаю из тебя рагу, пусть порадуется моя семья нежданному подарочку, — пробормотал здоровенный тролль, подходя к висящему пленнику и осматривая добычу.
-      Только попробуй, — провопил Миркус, в планы которого не входило попадание злобному чудищу на ужин в качестве блюда, — Я пришел к Сигурду за помощью и у меня есть послание от Высшего совета.
-      Да мне безразлично к кому и от кого ты пришел, — ответил безобразный тролль,  отвязывая веревку от дерева и спуская сеть с Миркусом вниз, — Я сам себе хозяин, а потому дальнейшая твоя судьба  будет безрадостной. Но рагу, я могу сказать тебе точно, получиться отменное, уж в этом то деле я мастак.
Детектив лихорадочно шарил за пазухой, но палочка как назло куда-то запропастилась в меховых складках стакра и не хотела находиться. Уже отдавшись воле судьбы, он наконец вытянул  из-под себя волшебную палочку и, направив ее в ближайшее дерево, что есть сил крикнул: «Игни секаритум». Тотчас ствол вспыхнул, осветив ярким огнем всю округу, и тролль не на шутку испугавшись, выпустил из руки веревку. Запутавшийся в сетях, пленник свалился на землю. Хорошо, что высота, с которой рухнул Миркус, была небольшой и он только слегка ушиб спину. Пока тролль стоял в недоумении и глядел ошарашено на сгоревший ствол дерева, сыщик наконец выпутался из невольного плена и, наведя палочку на безобразного великана, гордо произнес.
-      Ну что понял, как издеваться над волшебниками! Быстро веди меня к Сигурду, пока я тебя не зажарил, как это дерево.
Тролль, туго соображая, что же делать и куда кидаться, лишь ошалело водил головой по сторонам. Внезапно по земле пробежал сильный ветер, поднявшийся снег закрутился волчком и с крон встревоженных деревьев на детектива и тролля посыпались густые хлопья. Приближающийся  и усиливающийся стук копыт говорил о том, что всадников будет много, но кто они такие оставалось для Миркуса загадкой, пока впереди не показался старик, грациозно сидевший в седле черного, как смоль, крылатого скакуна, а за ним многочисленная свита.
-      Кто посмел в моих владениях использовать заклятия? – обратился он к замершим противникам, остановив коня рядом с троллем. Длинный темно-синий плащ украшающий плечи старика, его белобородое лицо и необычный скакун Миркусу кого-то напомнили, но в этот момент детективу было не до раздумий,  – Я же тебя предупреждал, Ойстен, применять их только в случаях крайней нужды. К тому же ты — глупый тролль устроил пожарище.
-      А это и не я, — жалобно пролепетал великан, кивая в сторону непрошенного гостя, — это всё он. Забрался в ваши владения, так еще и колдует.
-      Кто ты нахальный юноша? – обратился старик к детективу, переведя взгляд с великана на него, — И по какому праву ты вторгаешься в мои владения?
-      Извините, ваше величество, — низко покланялся Миркус, видя по множеству регалий, что перед ним представитель королевских кровей, — Я не в коей мере не хотел нарушать ваш покой, если бы не одно обстоятельство. Мне очень нужно найти великого Сигурда.
-      И что же тебе надобно от меня? – направив своего удивительного коня ближе к детективу, спросил могущественный маг, внимательно оглядывая непрошеного визитёра.
Миркус, наконец понял, что перед ним один из самых могущественных магов – Сигурд. Детектив, по печальному опыту зная каков вес имени главы академии в волшебном мире, не стал упоминать Высший Совет, а начал прямо с великого мага.
-      Я отправлен на поиски пропавшей девочки знаменитым волшебником Хураканом. Вот его послание с просьбой содействовать мне.
-      Интересно, чем же я могу помочь старому другу? – удивился улыбнувшийся Сигурд неожиданной встрече на его земле с дорогим посланником.
-      Вот эта книга принадлежит вам, — вытаскивая толстый фолиант из саквояжа, ответил детектив, — и я хотел узнать у вас каким образом она оказалась в замке Нойшванштайн, на месте пропажи удивительной девочки.
-      Это долгая история и нам ни к чему вести беседу об этом в лесу, — изрек, задумавшийся на мгновение, маг и обратился к своей свите, — Кто-нибудь дайте коня юноше, мы возвращаемся в замок.
-      Не стоит утруждаться, великий Сигурд, со мной мой конь, — поблагодарил Миркус и громко свистнул. Тут же послышался мягкий шелест  крыльев и рядом со гостем опустился на землю летающий скакун.
-      Мой Бог, да это же Парис, — вскрикнул Сигурд и, спешившись, подошел к коню. Ласково гладя его гриву и обнимая его морду, великий волшебник искренне возрадовался встрече с давним знакомым, — Как давно я тебя не видел, мой красавец. Я вижу, что Хуракан тебя здорово снарядил в путь. 
Сигурд оседлал коня и махнул рукой, отдавая повеление гостю и свите двигаться вслед за ним. Тролль, почесав затылок, печально собрал свой скарб и расстроено побрел к себе в хижину, бормоча от обиды под нос недобрые слова в адрес непутевого детектива. Темная ночь укутала лес сумраком и Миркус с трудом представлял куда они держат путь меж застывших деревьев.  Вскоре вдали завиднелся высокий каменный замок, уходящий своими башнями под самое небо. Открывшиеся ворота впустили во двор всадников и Сигурд, спешившись и отдав приказы свите, повел детектива за собой по каменным палатам вглубь замка. Миркус видел на своем веку множество дворцов и замков, но с такой мрачной и в тоже время завораживающей красотой сталкивался впервые. Темные каменные стены тускло освещаемые факелами давили на гостя своей невероятной высотой, уходящей под самые своды замка, но прекрасные картины во множестве встречавшиеся на пути излучали необыкновенное тепло и спокойствие.
Зайдя в огромный зал, Сигурд опустился в позолоченное кресло во главе длинного стола, тянущегося через всю палату, и пригласил жестом детектива садиться рядом с собой на широкую скамью.
— Ты показал книгу, которая мне очень дорога, как память о тех удивительных днях, которые я провел со своими друзьями, среди них был и Хуракан. Я тебе расскажу одну трагичную и в тоже время поучительную историю про то, как я бездумно лишился этого сокровища, — Сигурд потянулся к хрустальному графину и, налив в кубок благоухающего нежным ароматом вина, пригласил и Миркуса попробовать сей чудный напиток. Подождав пока гость наполнит кубок, великий маг продолжил рассказ, — Однажды прогуливаясь по берегу океана, я увидал резвящихся на волнах ундин. Расчесывая свои роскошные зеленые волосы и напевая прекрасные песни, они были бесподобны. Залюбовавшись ими, я решил обратиться тюленем и подплыть к ним поближе. Несомненно я слышал о том, что очаровывая своею красотой и пением путников, ундины увлекают их в подводную глубь, где одаряют своей любовью и где года проходят, как мгновенья. Но их красота вскружила мне голову, и я решил, во что бы то не стало, воплотить свой замысел. Когда я был рядом с ними и от души веселился, играя с ними на волнах, их повелительница красивейшая Юсхель узнала в животном меня и обратилась с просьбой принять человеческий облик. Вслед за тем, как я обратно превратился в волшебника, она проводила в свой удивительный по красоте и изяществу дворец. Мы провели много времени в долгих и мудрых беседах, она угостила меня чудесными по вкусу блюдами и,  когда пришла пора прощаться, я, как благодарный гость, пригласил Юсхель посетить с визитом мой замок.
Сигурд отпил из кубка добрую порцию вина и, сполна насладившись его вкусом, продолжил повествование.
— Вскоре  повелительница морей со своей свитой прибыла ко мне в гости. Я показал Юсхель всю прелесть своего замка, провел по всем палатам и залам, пригласил на ужин данный в ее честь. И когда мы уже приступили к трапезе, в нашем разговоре мелькнуло высказывание о том, кто сильнее в магическом искусстве я или повелительница морей. Юсхель предложила состязание — она давала мне три попытки спрятаться в любом месте земли и, если хотя бы раз она не находила вашего собеседника с рассвета до заката солнца – спор выигрывал я. Безрассудно рассудив, что сильнее меня в магическом искусстве никого на всей земле нет, я дал согласие.
Великий маг на мгновение задумался, вспоминая это неприятное для себя прошлое, и, отхлебнув глоток, закончил свой рассказ.
-  Где только я не прятался от зорких глаз Юсхель: и в густом лесу, обратившись медведем, и на дне океана, превратившись в кита, и наконец высоко в горах, приняв облик орла. Но всё это было бесполезным – повелительница с удивительной легкостью находила меня и к вящему моему стыду выиграла спор. К позору добавилось и горе расставания с этой удивительной книгой, ибо предметом спора была она. А ведь этот фолиант был мне бесценно дорог, как подарок Высшего Совета магов в знак признательности моих заслуг перед волшебным миром. Если бы я – глупец тогда знал, что Юсхель обладает необыкновенным зеркалом, позволяющим увидеть по желанию владельца любого, где бы он не оказался или прятался. Вот так я лишился этой величайшей драгоценности.
Сигурд встал с кресла и принялся ходить по зале, переживая в душе эти  неприятные и горестные минуты. Внезапно остановившись напротив Миркуса, он обратился к нему с просьбой.
— Не могли бы вы уважаемый, вернуть эту книгу своему хозяину?
— Видя ваши переживания и любовь к этой без сомнения великой книге, я не могу оставить ее у себя. Ведь по праву вы являетесь ее владельцем, — ответил Миркус, доставая драгоценный фолиант из саквояжа и протягивая его магу, — Поэтому я с большим удовольствием вручаю ее вам.
— Признательно вас благодарю, мой дорогой гость, — обняв и поцеловав дорогой сердцу фолиант, расчувствовался могущественный маг, — Чем я помогу выразить вам своё восхищение?
— Мне нужно, как можно быстрее посетить Юсхель, — пробормотал о чем-то догадавшийся Миркус и встал из-за стола.
— Несомненно я вас провожу к повелительнице, но нам надобно идти безотлагательно, — ответил Сигурд, взяв гостя за руку и ведя обратно во двор замка, — Торопливость моя вызвана тем, что только в ночи дворец Юсхель виден своими яркими огнями и мы сможем без труда его найти, днём нам такой возможности не представиться.
Поспешно оседлав крылатых коней, великий чародей и детектив полетели к океану, где среди многочисленных фьордов, разрезающих берег, был виден дворец повелительницы моря Юсхель. 
 
Глава четырнадцатая.
 
Миркус, благодаря своей неуёмной энергии и ремеслу детектива, заставляющему зачастую путешествовать по всему миру, видел немало красивейших стран и мест. Но увиденное в эти краях, было настолько потрясающим и непередаваемым, что позднее вспоминая о путешествии на Север он с трудом подбирал слова, пытаясь передать собеседнику всё очарование и прелесть удивительной природы.
Фьорды, блистающие изумрудной водой; серые скалы, величественно обрамляющие невероятные морские заливы в своих стенах; исполненные величия огромные леса. Пролетая над всем этим великолепием и изумляясь красоте здешних мест, он не сразу и заметил, что оказался вслед за Сигурдом на берегу одного из многочисленных фьордов.
— Мы на месте, а вот и дворец Юсхель, — указывая рукой в сторону безбрежного океана, произнес могущественный маг.
Миркус напряг глаза и увидел в океанской глуби  чуть виднеющиеся огоньки. Крылатые кони слетели по повелению Сигурда вниз и помчались, едва касаясь водной глади, к чертогам морской владычицы и вскоре путники были уже над сияющим дворцом Юсхель.
— Здесь нам придется ненадолго попрощаться с нашими верными друзьями, — похлопав своего вороного коня по холке, вымолвил чародей. Миркус набрав побольше воздуха в легкие, спрыгнул с Париса в мрачные глубины океана, следуя за могущественным магом, и через мгновение оказался на дворцовой площади, выложенной драгоценными камнями.
— Не плохо устроилась владычица морей, — присвистнул детектив и, обведя взглядом вокруг, еще больше изумился богатству отделки зданий.
— Что-то я не припомню такой золотой роскоши в здешних местах, — поразился Сигурд, подойдя к дворцу и трогая колонны и стены сделанные из чистого золота.
Миркус, отвлекая могущественного мага от любования, поведал ему свои догадки.
— Марта здесь, не может быть сомнений! Только ей под силу так раззолотить здания и дворец.
— Ты мне раньше не говорил, что дар девочки так велик, — пробормотал изумленный Сигурд, застывший в растерянности, — Уж не лжешь ли ты? Смертному это не под силу!
— Увидев Марту, вы сами всё поймете, — ответил детектив, спешно поднимаясь по высокой лестнице, ведущей во дворец, — Я и сам не видел её дар, но коли Хуракан утверждал это, то у меня нет причин ему не доверять.
— Скорее бесстрашный юноша! — поспешая за спутником, прокричал Сигурд, — Мы должны вырвать это чудо из цепких лап Юсхель.
Ворвавшись в дремлющий дворец, детектив с магом встали в раздумьях — куда идти, где искать девочку. Вокруг давящая тишина, ни звука, ни крика, как вдруг услышав наверху радостный женский смех, путники помчались по лестнице туда.
Их взору предстала удивительная картина — посреди комнаты заваленной множеством золотых предметов сидела Юсхель и, перебирая драгоценные творения, громко смеялась.
— Что вам угодно? – прекратив заливистый смех, грозно обратилась она к непрошенным гостям, собирая в охапку золотые творения.
— Мы пришли за девочкой, которая томится у тебя в заточении, — негодующе изрек Сигурд, грозно глядя на владычицу, унизившую себя жалким похищением.
— Убирайтесь вон, я не знаю не о какой девочке! – провопила обозленная до предела Юсхель, продолжая крепко держать драгоценности, — Это всё моё и только моё.
— Вы лжете, гнусная воровка! Марта у вас и нигде больше. Как вы объясните это золотое изобилие; вашего скакуна, оставленного у моста во время пропажи девочки и наконец книгу, оставленную вами в замке, — не сдержав эмоций, полыхающих в душе, воскликнул Миркус.
— Кто вы такие – жалкий человечишка и беспомощный волшебник, — безумно рассмеялась  Юсхель, приподнимаясь с пола и направившись к ним, — Вы верно забыли где находитесь? Я сотру вас с лица земли и развею ваш прах по всему океану.
Владычица морей неожиданно воспылала гневом во всю мощь и, намереваясь расправиться с надоевшими гостями, открыла рот для произнесения заклятия, как вдруг позади ночных путников раздался громкий голос.
— С каких это пор Юсхель так негостеприимно привечает путников?
Сигурд и Миркус враз оглянулись назад и увидели входящего в палаты Хуракана в сопровождении Крикуса и короля гномов Дора. Владычица морей вмиг потупила взгляд и, злобно насупившись, отбросила в сторону золотые предметы.
— Ты молчишь, потому что тебе нечего сказать в своё оправдание, — продолжил великий маг, — Потому что ты гнусно похитила девочку и угрозами заставила превращать свои чертоги в нагромождение золотых предметов.
Крикус с трудом удержал короля гномов, переполняемого желанием вцепиться в глотку бессовестной воровке.
— Нет! Нет! — выкрикнула плачущая Юсхель, упав на колени перед могущественным магом, — Я ничуть не обидела девочку, мы вместе с ней играли и веселились, можете спросить моих служанок-ундин. Они подтвердят.
  Хуракан грозно посмотрел на валявшуюся в ногах жалкую владычицу морей и, поднимая ее на ноги, вымолвил.
— Веди нас к ней. Довольно объяснений.
Морская владычица, жалобно посмотрев на прибывших гостей, повела их вслед за собой по длинным коридорам золотого дворца.
— Как вы здесь оказались? — положив руку на плечо брата, шепотом спросил Миркус, шествуя позади процессии.
— Благороднейший король эльфов Обегонд повелел всем жителям волшебного царства сообщать ему известия о пропавшей девочке, — Крикус довольно улыбнулся, вспоминая веселый пир на Зеленом острове, — Ты же знаешь, как обитатели морей и океанов болтливы. И вот один кит, проплывающий в здешних краях, услышал от изумленной трески о волшебных преображениях во дворце Юсхель. Путешествуя по миру, этот кит проплывал мимо Зеленого острова и поведал услышанное встретившимся на его пути русалкам. А те оповестили Лансегонда, брата властителя эльфов, о месте пребывания Марты.  Написав весточку Хуракану, мы дождались его прибытия и направились сюда.
Приоткрывая дверь спальни, Юсхель шепотом предупредила гостей.
— Только тише, Марта спит.
Все застыли на пороге комнаты и только Хуракан, чуть слышно ступая по мраморному полу, подошел к кровати. В ней сладко спала Марта живая и невредимая. Ласково погладив девочку по голове, могущественный маг сел рядом с ней на постель и устало вздохнул.
 
Послесловие.
   Профессор Хуракан, заметно нервничая, шагал по своему кабинету, заложив руки за спину. Совершая раз за разом путь от стола до окна и обратно, великий маг был чем-то сильно озадачен. Внезапно дверь отворилась и в кабинет вошёл гость, которого так сильно ждал великий маг.
— Что же вы так долго? – покачав с укоризной головой, вымолвил Хуракан, — я уже весь изнервничался. Рассказывайте, Тефнут, не томите! Как ваши успехи?
— Пока только двое, — прошептала чародейка и плюхнулась в кресло, устав от длительных перелетов и трансгрессий, — Есть одно достоверное сообщение из Ирана о ребенке, повелевающем огнём, и пока непроверенная весточка от одного молодого волшебника из Австралии. Вроде как он нашёл необыкновенную девочку, обладающую феноменальной электрической энергией. Вот пока и всё.
— Ну что же, и это хорошо и даже замечательно, — произнес Хуракан, усаживаясь в кресло и довольно хлопнув ладонями по крышке стола, — У меня тоже два ребенка. Известие из Северной Америки о странном мальчике, перемещающем людей в пространстве. И весточка от моего старого индийского друга мага Сунила.  Он и его помощник вызволяют из беды необыкновенного маленького мальчика, попавшего в руки злодеям. Как меня уверил Сунил, ребенку ничего не грозит и скоро они приедут к нам на остров. Вы чем-то встревожены, Тефнут, почему у вас такой расстроенный вид?
— До меня дошли сведения, что многие маги и особенно преподаватели Академии очень недовольны моим назначением наставником удивительных детей, — обиженно прошептала чародейка, стараясь держать себя в руках, чтобы не расплакаться от обиды, — конечно, кто я такая? Ни опыта преподавания, ни великих открытий в магии.
— Ну, во-первых, вас утвердил наставником детей Высший Совет. Причем единогласно. Во-вторых, если бы я в вас хоть капельку сомневался, то никогда бы не обратился к вам с просьбой занять этот высокий пост. А в-третьих, маги иногда хуже детей. Времена спокойствия и мира действуют на них разлагающе – все начинают друг другу завидовать, в чём-то подозревать, а еще хуже доносить вышестоящим магам. Хорошо, что я уверен во всех членах Высшего Совета. Представляю, как они бы обо мне подумали, поверив хоть единому слову моих «доброжелателей». Ужасно осознавать, что только грядущие бедствия смогут способствовать единению всех волшебных сил перед общей опасностью.
— Что вы сказали, профессор? – вдруг оживилась Тефнут, пораженно глядя на своего учителя, — Какие грядущие бедствия?
Хуракан на минуту замолчал, понимая, что сказал лишнего и раздумывая говорить чародейке всю правду или нет.
— Давайте вернемся к этому разговору, когда все великие дети будут на Тамакабо. Только тогда я буду готов поведать обо всём сказанном мне провидцами, — молвил Хуракан, решив для себя сложную дилемму, — Главное, что четверо детей уже на острове и понемногу привыкают к необычному для себя миру. Завтра я направляюсь в Америку, а вас попрошу посетить Иран. Зная вашу любовь к Ближнему Востоку, думаю путешествие вам понравиться. А с австралийским волшебником я лично свяжусь и попрошу подготовить полные сведения о девочке.
Профессор встал с кресла, давая понять, что разговор закончен, и, подойдя к ученице, напутствовал ее добрыми словами.
-      Не расстраивайтесь, милая Тефнут. Ваши злопыхатели — такой пустяк по сравнению с людьми и событиями, встречи с которыми нас ждут. И я уверяю, когда все удивительные дети соберутся  на острове и вы приступите к их обучению, вам точно будет не до завистников и их глупых сплетен. А теперь ступайте спать, завтра будет тяжелый день…