7 дней после гнева

Морхов Михаил
 
 
 
 
 
 
 
 
7 дней после гнева
 
 
 
 
 
 
Ташкент 17 июня 2011 года
***
Сколько я себя помню, меня всегда считали параноиком. Друзья, с которыми у меня не складывались отношения. Соседи, шептавшие за спиной моей матери, что у меня не все в порядке с головой. Да и сама мать. Не разделявшая мою, нездоровую, на ее взгляд, тягу к оружию и к программам по каналу *Дискавери*, про методы выживания в экстремальных ситуациях. Но я был убежден, что придет день, когда обычный уклад жизни, перестанет существовать. Как и сам мир, к которому мы так прикипели, со всеми этими ненужными, попугаисто-аляпистыми шмотками, навязанными нам рекламой. Откуда во мне была эта уверенность, я не знал. Да и не хотел разбираться. Не замечая всех этих осуждающих взглядов и красноречивых кивков в мою сторону, я готовился ко дню Х. Мастеря луки со стрелами. Покупая охотничьи ножи. И любовно затачивая, выдолбленный из куска нержавейки мачете. Я готовил себя ко всем возможным сценариям апокалипсиса. Шли годы, но в нашем маленьком городке N, ничего не происходило. Метеориты не падали, сметая все живое с поверхности Земли. Плотина, грозившая затопить весь городок, не прорывалась. Инопланетяне, нашествием которых так красочно, а главное выгодно, запугивал Голливуд, все не прилетали. Так прошел Миллениум. А следом и другие страшные даты, названные всевозможными пророками всех мастей. Потом было и 21 мая 2011 года, названное судным днем, выжившим из ума старым американцем. Но наш славный городок стоял на месте, и жизнь в нем проходила так, же размеренно и неторопливо. Оставалась одна надежда. Ждать 21 декабря 2012. И я ждал.
 
Начало
Я прекрасно помню, тот душный день, предшествовавший ужасным событиям, перевернувшим мою жизнь, и доказавшим всем моим оппонентам, как они были неправы. Но оглядываясь назад, признаюсь, что если бы можно было отмотать время назад, я бы не задумываясь, поступил бы именно так. Уж лучше мне было остаться городским сумасшедшим. Терпеливо сносить смешки соседских мальчишек и перешептывания бабулек у подъездов…
День был невыносимо душным, и обычно ясное июньское небо затянуло, странными тучами, больше походившими на индустриальный смог, с грязно-розовыми разводами. Я шел из магазина, попивая из горлышка пластиковой бутылки ледяное пиво, когда обратил внимание на *нехорошие* тучи, как их тут же окрестили вездесущие дворовые бабульки. Они беспокойно толпились у детской площадки, напоминая сбившихся в кучку птичек, учуявших приближение грозы. Пенсионерки успевали приглядывать за возившимися в куче песка карапузами-внуками, щелкать семечки и осенять себя крестными знамениями, тыча в *нехорошую* розовую пелену, пальцами. Моя персона не вызывала у бабулек былого энтузиазма, и это само по себе, было знаковое событие. Я ускорил шаг и незамеченный никем, проскользнул в подъезд.
Вскоре солнце зашло, и вечерняя долгожданная прохлада опустилась на город, натягивая москитные сетки на окнах. Я приготовил ужин для матери и сестры, с которыми жил. Немного позже пришла с работы сестра, и мы сели ужинать. По телевизору показывали диснеевского *Принца Персии*. Как раз в тот момент, когда героя сера Бена Кингсли, уличили в предательстве, на чернильно-синем небе, появился первый грозовой всполох. Я взял со столика пачку сигарет, и направился к балкону, полюбоваться природными красотами. Открыв окно, я облокотился на широкий подоконник, и закурил сигарету. Тут- то я и заметил, что это необычная гроза. Да и гроза ли вообще эта была, я не знаю до сих пор. Где-то на северо-востоке, ночное небо светлело серым пятном, внутри которого, с несвойственной природе амплитудой, вспыхивали яркие всполохи, освещая ровно определенный участок облака. Я заворожено глядел на происходящее, забыв о сигарете, пока она не обожгла мне пальцы. Чертыхнувшись, я с яростью послал окурок в ночное небо. Когда я окончательно убедился, что являюсь свидетелем какого-то чрезвычайного явления, я позвал сестру. Понаблюдав за совершенно беззвучными всполохами, происходившими с пугающей точностью, в одних и тех же частях облака, мы позвали мать. Кряхтя и выражая недовольство, что ее оторвали от фильма, подошла мать и присоединилась к лицезрению странного природного явления. Постояв с мгновенье, она объявила, что это довольно любопытно, но совсем не сверхъестественно. Она ушла, увлекая за собой сестру. Я же остался и продолжал наблюдать. Меня завораживало это зрелище. Серое пятно, освещаемое вспышками, словно где-то наверху, происходила какая-то циклопическая сварка, постепенно приближалось. Но как, ни старался, я так и не услышал, ни одного раската грома. Тем временем ветер все крепчал и крепчал, хлопая окнами нерадивых хозяек и наклоняя словно прутики, многолетние тополя, почти до земли. Собаки жалобно завыли. У меня по коже побежали мурашки. Через некоторое время, раздался голос матери, предупреждавший об том, что если я не закрою окно, то мы все будем замучены комарами-кровососами. Решив не вступать в спор с матерью, я закрыл окно на щеколду и проверил другие, так как послышался звон битого стекла у соседей.
Спустя час, свет в квартире погас. Все улеглись спать. Кошка, любимица матери, бродила по дому, жалобно мяукая. Я лежал на диване, и смолил сигарету, за сигаретой. В животе был мерзкий холодок, какой бывает перед важными событиями. Такое я испытывал лишь дважды. Первый раз, когда вышел на драку, с засранцем из параллельного класса. И второй, когда сдавал вступительные экзамены, в институт. Я опустил руку под диван, нащупал ручку мачете, обмотанную изолентой. Немного полегчало. Потом начался дождь. Он отчаянно барабанил по жестяным козырькам. Потом раздался гром. Грохот был такой, что засигналили все машины на автостоянке, под окном. Вибрация от удара прошла по бетонным стенам и отозвалась стеклянным трепетом в окнах. Я кинулся к шкафу и натянул шорты и майку. Взяв в руку мачете и накинув на плечо рюкзак, много лет ждавший своего часа и покрывшийся солидным слоем пыли, я рванул в спальню к матери и сестре, крича им, чтобы те одевались. Тут раздался второй раскат грома, еще мощней первого. Мать и сестра, сонные лица, которых выражали смесь страха и непонимания, сидели на кроватях, дико озираясь по сторонам. Сестра послушно встала, испуганно и торопливо нашептывая молитву и крестясь. Мать продолжала сидеть на кровати. После третьего страшного раската грома, удары небесной артиллерии не прекращались, и мне приходилось кричать, чтобы меня услышали. Только когда в коротких промежутках между громовыми раскатами, послышался страшный вой ужаса соседей и детский плач, мать встала с кровати, и кинулась к шкафу, что-то причитая о документах и деньгах. Именно в этот момент, мы все почувствовали первый подземный толчок. У сестры сделался истерический припадок, и она, обессилев от ужаса села на пол и разрыдалась. У меня задрожали ноги, и сбился голос, инстинкты гнали меня к двери. Бросить все и бежать. Бежать прочь, чтобы спасти. Спасти самое дорогое. Свою жизнь. Но я нашел в себе силы, и грубо схватив сестру за локоть, я наотмашь ударил ее по щеке, и крикнул ей в ухо, чтобы она помогла мне тащить мать. Через мгновение, мы уже были в коридоре. Не отпуская материнской руки, которая начала кричать что-то про кошку, я начал открывать громоздкую железную входную дверь. Второй толчок повалил огромный платяной шкаф в спальне, из которой мы выбежали минуту назад. В зале с грохотом рухнула старинная чешская стенка, заставленная хрусталем и посудой. У меня тряслись руки. Каким-то чудом, я все-таки открыл дверь. По подъезду неслись испуганные люди. Симпатичная девушка соседка, что-то кричала, ужас обезобразил ее красивое личико. Я побежал, вниз продолжая тянуть валящуюся с ног престарелую мать и потерявшую разум от страха сестру. Мы жили на четвертом. На третьем, образовался затор, из-за соседки, тянувшей за собой огромный баул со шмотьем, и что-то орущей на татарском языке. Огромный детина сосед с пятого этажа, с ребенком на руках, дал товарке увесистого пинка и та кубарем покатилась вниз, оглашая подъезд проклятиями. Мы побежали по вещам соседки, та изловчилась и вцепилась в мою лодыжку зубами. Не долго думая, я пнул соседку ногой по голове, из ее рта что-то вылетело. Мать заплакала, и хотела было броситься к соседке. Я резко одернул ее, и направился вниз. Мы были между вторым и первым этажом, когда третий толчок, обрушил лестницу. Раздался страшный вой. Я заметил, что держу за руку мать, а мать больше не держит сестру. Ее раздавило бетонным пролетом. Как обезумевшая, мать кинулась к пролету, выкрикивая имя моей сестры. Тут сверху спрыгнул какой-то испуганный юнец, сваливая мать и меня с ног. Пробегая, паренек пребольно лягнул меня по голове ногой и упал сам. Я пытался оттянуть мать к выходу, но она не давалась. Тут я услышал какой-то страшный скрип. Подняв глаза вверх я заметил, как падает огромная металлическая дверь соседки с третьего этажа. Эта сцена, до сих пор стоит у меня перед глазами. Как в замедленном режиме. Скрежет, скрип, режущий уши и эта проклятая дверь, которая падала, кажется целую вечность. Но вечности оказалось недостаточно, чтобы оттащить мать. Ее разрезало пополам, словно она была сделана из пластилина. Мне в лицо ударила струю горячей соленой жидкости. Я что-то закричал. Не знаю, сколько я еще простоял в подъезде. Не помню, как я оказался во дворе. Толчки становились сильнее. Вокруг стоял ужасный рев, вой и плач. Кто-то ругался. Кто-то молился. Кто-то проклинал всех известных богов, грозя кулаками в небо, озаренное смертельно красивыми всполохами молний. Тут кто-то схватил меня за плечо, и начал орать в ухо, что надо просить прощение, ибо пришел судный день. Я смотрел на вымоченного дождем доходягу с безумно горящими глазами, и никак не мог поверить, что все это происходит со мной. Дома вокруг меня рассыпались, земля ходила ходуном. Самые обычные люди, жившие ритмом маленького города, теперь словно кучка придурков, бесцельно бродила по детской площадке, театрально заламывая руки. Я оттолкнул вцепившегося мужика, но тот не хотел отставать. Его глаза наполнились яростью. Схватив меня за шею, обеими костлявыми руками, он принялся меня душить, выкрикивая смесь молитв и непечатных ругательств. Это меня отрезвило. Я же готовился именно к этому. Я же ждал именно этого. Это мой день. ЭТО МОЙ АПОКАЛИПСИС! Я спокойно выхватил охотничий нож и заученным движением всадил его в печень засранцу. На секунду, его глаза прояснились. Словно чудовище из книг Лавкрафта, перед лицом смерти, тот волшебным образом, превратился в человека. Он как-то тоскливо посмотрел на меня. Потом на нож в моей руке. Фанатик отпустил мою шею и, схватившись за бок, с тонким фонтанчиком черной крови, опустился на землю. В этот момент, случился очередной толчок, и я заметил, как земля, ходуном ходившая под ногами, начала трескаться, и из трещин забурлила, освещенная непрекращающимися всполохами, густая грязь. Перепрыгивая через появляющиеся трещины и людей, оказавшихся на земле, я что есть мочи, рванул к высокому холму, находившемуся недалеко от дома. В школьные годы, мы устраивали зимой на нем каток, а в дни летних каникул, занимались альпинизмом. Почему в тот момент я подумал о нем, не знаю. Но образ любимого в детстве аттракциона, изрытого археологами, высотой в добрую пятиэтажку, запульсировал в моем мозгу, и я решил не спорить с внутренним голосом. Холм был, как я уже говорил, не так далеко, метрах в восьмистах. Но что было плевым делом в обычной жизни, становилось почти невыполнимой задачей в последние дни земли. Грохот громовых раскатов и страшная гроза, смешивались с криками и воплями, ввергнутых в ужас людей. Земля колыхалась и взламывалась как тонкая ледяная корка, а из появляющихся трещин, сочилась омерзительная густая грязь. Уже на полпути к холму, пробегая школьный стадион, я провалился в одну из трещин. Ноги не достали дна. Глина оказалась весьма горячей, и я обжег ноги. Кое-как выкарабкавшись, и потеряв при этом один кроссовок, я бросился дальше. Через несколько мгновений, я уже карабкался по скользким склонам холма, вверх. Отдышавшись, я привстал на коленях и окинул взглядом то, что некогда было спальным районом, нашего небольшого городка. Злосчастные всполохи, которыми, я только пару часов назад любовался в окно, с сигареткой во рту, освещали страшные руины, местами охваченные огнем. Тут я заметил небольшую группу людей, спешащую в сторону огромного спортивного комплекса, построенного каким-то меценатом, в дар нашему городу, находившегося рядом с холмом. Я что есть силы, закричал им, чтобы они поднимались на холм, махая руками с амплитудой ветряной мельницы. Группа остановилась в нерешительности. Они начали что-то обсуждать, и в это мгновение, земля под ними провалилась, выбросив на высоту трех этажей, фонтан горячей глины. Группа исчезла со страшными воплями ужаса и боли. Потом опять затрясло. Толчки были такими сильными, что я испугался, как бы меня не стряхнуло вниз. Я лег навзничь, уткнувшись лицом в грязь, и что есть сил, воткнул свой охотничий нож в хлюпающую землю холма, до боли сжимая рукоятку в руке.
Так неожиданно для всех, наступил конец времен. Дату апокалипсиса, не смог предсказать ни один пророк. Ни прошлых времен. Ни современный. Так закончилось 14 июня 2011 года…
 
День 1
Так содрогаясь от ужаса и вцепившись в небольшой клочок скользкой земли, на верхушке холма, словно клещ на грибнике, я пролежал всю ночь, новой эры. Эры, когда человек перестал быть венцом творения. Его в очередной раз низвергли с высот, которые он незаслуженно занимал, попирая своими ногами, все законы и нормы. Боги, ангелы или демоны, уж и не знаю, чьих рук было это дело, теперь, наверное, потешались. Они глядели на тонущий в нечистотах, исторгнутыми из недр возмущенной и надруганной планеты, поколением потребителей, человеческий мир и смеялись. Смеялись громовыми голосами, от которых содрогались ничтожные людские строения, хлипкие тела превращались в тлен, а души, пропитанные пороками, летели прямиком в преисподнюю…
Ближе к рассвету первого дня, подземные толчки прекратились. Холм, на котором я нашел свое спасение, покрылся сеткой трещин. От крошечных морщинок, до огромных пропастей, шириной в несколько метров. Но выстоял. Озаряемое адскими всполохами небо, низвергало на землю, бесконечные потоки воды. Где-то совсем рядом, с шипением и свистом, на поверхность, из глубин преисподней, вырывались потоки маслянистой глины. Мои руки и ноги затекли, от постоянного напряжения. Стараясь не делать резких движений, чтобы ненароком не угодить, в море горячей грязи, я аккуратно, отполз на более или менее твердый участок холма, без трещин. Глотнув кипяченой воды из фляги, припасенной в бездонном рюкзаке и размяв отекшие члены, я съел шоколадный батончик, спрятанный в непромокаемом отделе рюкзака. Упавший в сморщенный от страха желудок, шоколад с орехами, улучшил настроение. Приободренный, настолько, сколько это было возможно в подобной ситуации, я воткнул лезвие охотничьего ножа по самую рукоять в землю, чтобы зафиксировать свое шаткое положение, на скользкой верхушке холма. От бурлящего моря густой горячей глины, меня отделяло, лишь несколько метров.
С рассветом, тучи расступились и дождь, грозивший смыть меня в грязь, на мою радость прекратился. Но радоваться, как я убедился чуть позже, было рановато. С уходом туч, на арену вышло жаркое июньское солнце. Часы на моей руке, показывали лишь полдень, а я уже изнывал от жары. Испарения, поднимающиеся от влажной земли и болота грязи, окружившего холм, создали эффект парной. Я выпил почти весь запас воды, и теперь словно первые вышедшие из моря млекопитающие, где-то на заре цивилизации, неуверенно ползал на брюхе по своему небольшому участку незатопленного холма, в поисках луж. Ближе к трем часам дня, я вылакал всю дождевую воду, которую нашел на своем островке. В четыре часа, я почувствовал, что меня мутит, и в глазах поплыли разноцветные круги. Я вымазал лицо и все участки тела, незащищенные одеждой, глиной. Страшно хотелось пить. Язык казалось, распух так, что уже не помещался во рту. Ближе к пяти, я подполз краю грязевого моря, и забыв о страхе утонуть в нечистотах, высмотрел на поверхности болота, относительно прозрачную лужицу дождевой воды и забросил в нее майку, держа за рукав. Притянув к себе футболку, и перевернувшись на спину, я стал выжимать грязную воду из ткани в рот с растресканными губами. Повторив операцию несколько раз и морщась от ужасного болотного запаха и вкуса, зеленоватой жижицы, я наполнил ей флягу и с набитым брюхом, отполз к своей ложбинке, выскобленной ножом. Так как в качестве провианта, у меня были только шоколадные батончики, я решил попоститься. После сладкого, мучила жажда, а с водой у меня были очевидные проблемы. Намазав лицо, новым слоем грязи, прикрыв голову смоченной футболкой и пытаясь загородиться от идущего к горизонту солнца, я провалился в беспокойную дремоту, наполненную ужасами прошлой ночи. От выпитой грязной жижи в животе бурлило и кололо. Проснувшись со страшной головной болью и горящим лицом, я с облегчением обнаружил, что вокруг царили сумерки. Жара спала. Но вместе с сумерками, появились полчища комаров, от которых я отбивался до полуночи. Я хотел было развести костер, но не нашел ничего в качестве топлива, а жертвовать одеждой не хотел. Ближе к полуночи, подул свежий ветерок, потом практически ниоткуда полил дождь. Для меня это была благодать. Я, не теряя времени, скинул с себя всю одежду, чтобы смыть ненавистную грязь и пот, который был словно пригласительным на буфет *все включено*, для мерзких кровососов. Затем выкопал в земле ямку, и зафиксировал над ней кусок целлофана, чтобы вода могла свободно в ней собираться. Дождь шел без остановки, почти до трех ночи. Я не только утолил жажду и наполнил флягу, но и еще сохранил, порядка двух литров в целлофане, связав его концы, словно бурдюк. Так начался второй день моей новой жизни. Ложась спать, я заметил, что в ночи стоит, какой-то странный, протяжный гул, леденящая сердце природа которого, открылась мне позже…
 
День 2
Утром второго дня я проснулся от странных звуков и чавканья. Открыв слипшиеся глаза, я с ужасом и негодованием обнаружил, что все содержимое моего рюкзака, разбросано по холму, а пакет с провиантом находиться между передних лап дворняги, с энтузиазмом и азартом, поглощавшей мои батончики. Я вскочил, собираясь вышибить дух из вымазанной грязью псины. Но под рукой был только нож. Мачете лежало в стороне. Лук, завернутый в целлофан, вообще плавал метрах в трех от холма. Собака яростно зарычала, и я понял, что просто сдаваться она не собирается. Загнанное в угол, голодное и испуганное животное, даже небольшого размера, может быть смертельно опасно. Что уж там говорить, о бродячей собаке, размером с теленка, выросшей и успешно выживавшей, много лет на улице. Встав в угрожающую позу, и не выпуская из пасти пакет с батончиками, пес со вздыбленной на загривке шерстью, заставил меня задуматься, так ли мне нужен этот шоколад. У меня с детства была бурная фантазия, и поэтому представить себя беспомощно лежащим, с прокусанным горлом, и фонтанирующим кровью на холмик из детства, мне не составляло большого труда. Через мгновение, пес победоносно, удалился, насмешливо скалясь пастью, с зажатыми в ней бесценными калориями, предназначенными для человека. Человека, который ползал на четвереньках по своему холмику, собираю обслюнявленные вещи со следами грязных собачьих лап. Выловив лук, который к сожаление не отплыл далеко, и сложив все обратно в рюкзак, я с горечью констатировал, что единственная пачка сигарет, припасенная в качестве НЗ, была отброшена так далеко, что достать ее, без риска для жизни, не представлялось возможным. Хлебнув воды из фляги, я впервые со дня катастрофы, внимательно огляделся по сторонам. Мой холмик, островом возвышался над морем грязи, местами кипевшим струями пара, но не был единственным. Насколько хватало глаз, посреди моря торчали горы бетона и железа, некогда бывшие многоквартирными домами. Некоторые были даже выше моего холмика. Это все что осталось от нескольких девятиэтажек, некогда возвышавшихся среди пышной зелени нашего спального района. Как я ни старался, но так и не смог заметить людей, на островках. Но почему-то был уверен, что они прячутся от зноя, в развалинах домов.
Ближайший островок, был метрах в семидесяти от моего холма, и именно с него пришел мой утренний грабитель. Тщательно обследовав окрестности, я нашел деревянный ящик из-под фруктов, застывший в грязи. Вытащив его, разломав и разложив, сушится под палящими лучами солнца, чтобы обеспечить себя костром, на время ночной атаки кровососов, я принялся изучать узкую полоску застывшей грязи, по которой утром прошел пес, и понял, что тонкая корка застывшей глины, не выдержит пока человека. Нужно было подождать. Я понимал, что мне нужно выбираться с холма. Я знал, что даже в разрушенных домах, можно найти воду, пропитание и других выживших. Но мне ничего не оставалось, как ждать, пока звезда по имени солнце, не сделает свою часть работы. На случай возвращение собаки, я соорудил силок и собрал лук, туго натянув капроновую тетиву. Колчан со стрелами и мачете, лежали рядышком. С заходом солнца, я разжег костер. Треск огня, лижущий дерево, всегда благотворно действует на человека. И я уснул под его негромкий аккомпанемент.
Сны не были такими радужными. Я снова видел гибель сестры и матери. Их испуганные лица, до сих пор возвращаются ко мне ночами. Страшнее всего, был отчаянный крик матери, увидевшей смерть своей дочери…И еще глаза этого безумца, которого я убил…Боже, как же это страшно…Как противоестественно…Убить подобного себе…И какое можно найти оправдание?
Я проснулся, громко выкрикивая проклятия и рыдая. От переживаний мне сделалось плохо, и меня вывернуло наизнанку. Из пустого желудка не исторгло ничего, кроме желчи, обжегшей мне глотку и только усилившей мои страдания. Так начался третий день. Когда я уже был не в состоянии рыдать и проклинать всех и вся, я снова услышал этот странный гул. Казалось, он исходил откуда-то из недр земли. Было, похоже, будто души грешников, терзаемых в аду, дьяволом и его рогатой, пахнущей мускусом компанией, издают этот ужасный протяжный стон, приходящий сквозь трещины в земле.
 
День 3
На следующее утро я был разбужен душераздирающими криками. Они исходили откуда-то поблизости. Прислушавшись, я определили источник высоких воплей отчаяния и боли. Кричал, судя по всему мужчина. Он проклинал все на свете и звал на помощь, собрав все мужество. Я решил, во что бы то ни стало, прийти на помощь, человеку. Старясь ступать как можно осторожнее, по следам собаки-воровки, я двинулся к развалинам дома. Удачно пройдя полпути, я различил среди криков, утробный рык животного. Забыв про осторожность, бросился бегом, к руинам. За что чуть не поплатился собственной жизнью. Моя нога, без обуви, нашла-таки острый осколок, порезав ступню, я завалился набок. Меня стало быстро засасывать в смердящее болото. Обезумев от страха, я стал барахтаться в вонючей жиже, темно-бурого цвета. Левая половина тела, была уже полностью поглощена грязью. Рюкзак тянул на дно. Задыхаясь от страха, я схватился за спасительную кромку застывшей глины, но та предательски сломалась у меня в руке. Я закричал, понимая, что на волосок от гибели. Мне страшно захотелось жить. Даже больше, чем в первую ночь катастрофы. Собрав все силы, я снял рюкзак и отбросил его далеко на сухую глиняную тропу. Мгновение отдышавшись, и успокаивая себя вслух, я кое-как подтянулся, перевернулся на живот, и сантиметр за сантиметром, стал подтягиваться к сухой земле. Через полчаса усилий, заставившей меня поседеть, я добрался до тропинки. Сердце бешено колотилось, сдавливая грудь, и мешая нормально вдохнуть. Убедившись, что подо мной твердая почва, я решился встать, рунная себя за опрометчивость, на чем свет стоит. Еще через несколько минут, я оказался на руинах дома. Не обращая внимания, на хлыставшую из пореза на ступне кровь, я добрался до большой дыры, откуда раздавались крики и рык животного. Моим глазам открылось ужасное зрелище. На глубине трех метров от поверхности, лежал грузный мужчина, его огромная, жирная грудь, была проткнута причудливо изогнутой арматурой, в двух местах, и с каждым новым воплем, он выплевывал на себя. Порцию крови. Около его размозженной осколком бетонной плиты ноги, суетилась собака. Та самая, что украла мои батончики. Она откусывала куски плоти еще живого человека, заставляя беднягу задыхаться от боли. Я был поражен, как жизнь еще может теплиться в этом несчастном теле. Хрупкий человек, отделенный от смерти, такой невзрачной гранью, временами опровергал все законы физиологии, демонстрируя удивительные и вместе с тем, пугающие, примеры стойкости.
Завидев меня, толстяк, завизжал еще сильней, умоляя помочь ему и прогнать собаку. Я начал кидать в собаку камни, и пару раз, промахнувшись, попал в мужчину. Пес, не хотел расставаться с обедом, и лишь огрызался, на мои неумелые попытки отогнать голодное озверевшее животное. Не видя другого выхода, я взялся за лук, и тщательно прицелившись, пронзил собаку стрелой, в области груди. Пес отпустил ногу, и завертелся волчком, издавая жалобный вой и пытаясь, вынуть стрелу. На последнем дыхании, обезумевшее животное, бросилось прочь, и вскоре появилось на поверхности. Я натянул лук снова. Но он мне не понадобился. Собака, хромая и кашляя, проковыляла еще несколько метров, и испустила дух, около моих ног. Обезображенный толстяк, продолжал молить меня о помощи. Я попытался найти ход, по которому выбрался пес, все время, подбодряя мужчину, криками, но вскоре обнаружил, что он очень узок для человека, и чтобы его расширить, нужны недели. Столько времени не у меня, ни тем боле у толстяка не было. Спускаться же с отверстия, откуда я увидел беднягу, было занятием не просто небезопасным, а безумным. И вспоминая, свое недавнее приключение на болоте, я решил больше так не рисковать. Я подошел к краю зияющей в бетонных руинах дыры, на дне которого лежало истерзанное тело, с теплящейся искоркой жизни. Стараясь не смотреть в глаза толстяку, сказал, что не могу помочь ему. Толстяк выслушал меня внимательно, ловя каждое слово. А потом принялся причитать. Когда он понял, что мольбы не возымели своего действия, он принялся проклинать меня и всею мою родню. На что я печально ответил, что он опоздал, и мы ИТАК ВСЕ ПРОКЛЯТЫ.
Зажав уши руками, я отошел от ямы. Прошагав несколько шагов, прочь, я оглянулся назад. Кровавый след тянулся от самой ямы, с визжащим от боли толстяком. Отбросив рюкзак, я вернулся к яме. Натянув лук, я хорошенько прицелился. По щекам текли слезы. Толстяк, облегченно вздохнул, и сказал только одно слово. Я его не услышал. Но прочитал по губам. Это было спасибо. Первое спасибо, в этом новом мире. В новом мире, с новыми законами. Стрела вошла в правый глаз толстяка, обрывая его страдания…
Позже, я помочился на рану на ступне, и перевязал ее полосой, оторванной от майки. Ближе к закату, я нашел среди обломков труп мужчины, на ногах которого были легкие летние тапочки. Одев их, я побрел дальше. Чуть позже, к моему счастью, я нашел трубу, с бившей из нее холодной водой. Смыв с себя всю грязь тяжелого дня, и вдоволь напившись, я хромая начал собирать хлам для костра. В нем недостатка не было. Всюду под руинами, были обломки мебели и прочий мусор, хорошо горевший. Ближе к одиннадцати вечера, мимо меня, вереща, пронеслась огромная стая крыс. Пара ловких ударов ножом и я уже сдираю шкуру и потрошу двух увесистых грызунов. Тщательно обжарив крыс над костром, я перекусываю хрустящей подгорелой резиной, с мерзким вкусом. Вторую тушку, я оставил на следующий день. Впереди меня ждали ночные кошмары и этот ужасный гул, который стал еще отчетливей, как только я выбрался со своего спасительного острова-холма. На небе появился молодой месяц. Он игриво блестел серебром, совершенно безучастный к трагедии, развернувшейся под ним. Так начался четвертый день…
День 4
Я проснулся с хорошим, насколько это возможно в подобной ситуации, настроением. Перекусив крысой и напившись вдоволь воды, я пустился в дальнейший путь. Палящее июньское солнце, начала образовывать корку, на бескрайнем болоте, поглотившем некогда привычный мне мир. Из веток и веревок я собрал подобие снегоступов, и стал передвигаться быстрее, чем раньше, не забывая про осторожность, и свой неудачный опыт. Переходя от руин к руинам, я пополнял запасы провианта, если мне везло обнаружить кухню. В одной из комнат, я даже нашел сигареты и аптечку. Так что мое странствие по новому миру, не было таким уж ужасным. Пугало отсутствие людей. Толстяк, которого я избавил от долгой и мучительной смерти, да и труп у которого я позаимствовал обувь. Эти два бедолаги, оказались единственными, которых я встретил на своем пути. Хотя я обшарил больше двадцати домов. Вернее того, что от них осталось. На привалах, я часто рассуждал, с чем же это связано, пока не пришел к выводу, что большинство людей, успело выбраться из домов, и было поглощено морем грязи. Те же, кто не успел, были погребены под сводами своих жилищ.
Перспектива вырисовывалась невеселая. Я чувствовал себя героем Конан Дойля, из *Отравленного Пояса*, в одиночестве бродившего, по улицам вымершего Лондона. Я был одинок. Совсем один. И временами, мне становилось плохо от этой мысли. Остаться одному, в этом неприветливом мире, среди одичавших собак, полчищ крыс и насекомых, ждущих, когда ты оступишься, ошибешься, чтобы сожрать тебя заживо. Сидеть одному под давящим своей бесконечностью небосводом, и слушать ужасный, непонятный гул из недр земли. Это было ужасно. Я понимал, что не хочу жить так. Эта мысль заставляла меня идти вперед. От развалины к развалине, в надежде, найти друга. Партнера. Попутчика, по этим пустынным просторам нового мира. Мира, разрушенного гневом богов. Мира, захлебнувшегося в нечистотах…
Обуреваемый подобными терзаниями, я двигался вперед, и незаметно для себя, вышел к центру города, находившемуся на некотором возвышении. Увидев обломки телевизионной башни, некогда подпирающей небеса, острой белой стрелой, я понял, что скоро выйду на центральную площадь города. В нос ударил ужасный смрад гнили и распада. Над показавшейся вдали площадью, роились тучи птиц. Замотав лицо майкой, я подошел к площади, осторожно передвигая ногами, обутыми в громоздкие грязеступы и опираясь на палки.
Тут я понял все. Открывшееся зрелище было ужасным. В тот день продолжались праздники. Народные гулянья на центральной площади, с участием местных звезд эстрады. Площадь была покрыта толстым слоем глины, в которую были намертво впаяны сотни и тысячи человеческих тел. Полчища бездомных собак, воевали с птицами, на этом ужасном пиршестве Смерти. Некогда веселые и цветущие люди, теперь представляли собой ужасающую картину разложения, оскалом смеясь мне в лицо. Мне единственному выжившему в этом катаклизме. Мне, растерянному и испуганному, стоявшему посреди владений костлявой дамы, решившей дать званый ужин своей мрачной свите.
Стараясь не привлекать внимание собак, и не стать одним из пунктов меню, я обошел площадь, сделав огромный круг. Солнце клонилось к закату, и я решил убраться подальше от этого гиблого уголка города, найдя себе подходящее место для ночлега.
Ближе к девяти вечера, я забрался на руины огромного торгового центра, исследовать который решил на следующий день. Эта была первая ночь, без леденящего душу подземного гула. Покурив и поужинав консервами, я улегся поудобней, гоня от себя богопротивные видения городской площади, усеянной оскверненными останками людей, пытаясь представить богатства, которые таит торговый комплекс. Так закончился четвертый день…
День 5
Я не мог дождаться утра. Как только забрезжили первые лучи света, найдя подходящий вход, я начал спуск в торговый центр. Мегамаркет состоял из 4-х основных уровней. На верхнем уровне, через который я пробирался сейчас, было несколько ресторанов. Разгребая обломки витрин столов и стульев, я нашел застывший эскалатор, и освещая путь фонариком, спустился на третий уровень, заставленный искореженными игровыми автоматами. Второй уровень почти не пострадал, из витрин дорогих бутиков, лишь были выбиты стекла. Дорогая одежда и обувь местами, еще висела на вешалках и была аккуратно расставлена по полкам с кричащими золотом названиями брендов. На мое удивление, освещение второго уровня, почти не пострадало. И я поспешил отключить фонарик, чтобы не тратить драгоценную в этом новом мире, энергию. Пробравшись в отдел спортивной одежды, я выбрал свежую футболку, шорты и кучу носков. Потом подобрал по размеру кроссовки. Избавившись от узких туфель мертвеца. Что ж, хоть одно хорошо, что не надо платить, подумал я и усмехнулся. Переодетый в чистую одежду и предвкушая праздник живота, я стал спускаться по эскалатору в самый замечательный отдел магазина. В продуктовый. Где горами возвышались консервы, которые можно хранить годами. Где, если меня не опередили собаки, есть кучи колбас и километры сосисок. Я окрылено насвистывал себе под нос, словно кот, важно идущий к своей законной миске со сметаной. Но праздничное настроение, было испорчено пьяными мужскими криками внизу и воплем отбивающейся женщины. По всему было видно, что на нижнем уровне, где ярко горел свет, что-то происходило. Я отложил рюкзак в уголок, вытащил из чехла лук, собрал его, натянул тетиву. Взял колчан со стрелами и мачете, и крадучись начал спускаться по эскалатору, стараясь себя ни чем не обнаружить. Крики становились отчетливей, и я уже мог различить голос одного из мужиков, обращавшегося к своему товарищу. Он требовал, чтобы тот, тащил ЕЁ ( речь видимо шла о женщине, вопли которой я слышал ранее ), к мясному отделу. Преодолев эскалатор, я прошмыгнул к полке с макаронами, притаившись, я стал наблюдать за происходящим. Мужчина, одетый в униформу службы охраны магазина, еле держась на ногах от опьянения, тыкал полупустой бутылкой, в сторону распростертой на полу женщины и кричал своему товарищу, пытавшемуся привести женщину в чувство.
— Ну что ты там возишься? – возмущался охранник — Давай уже поднимай ее! У нас вечеринка или нет? Время для секса! Мы ее спасли…она нам теперь…по гроб жизни…
— Я же пытаюсь! – извиняющимся тоном отвечал его дружок, стоявший на коленях перед женщиной, и робко шлепавший ее по щекам – Может она сдохла?
— Дебил! Столько дней не сдыхала, а теперь сдохла? – заорал охранник, кидая в дружка бутылку – Она еще нам послужит! Сейчас я тебя научу, как обращаться с сучками!
Товарищ охранник испуганно шарахнулся, пытаясь привстать, в этот момент, женщина, лежавшая неподвижно все это время, резко вскочила и что есть сил, ударила обидчика в пах. Тот рухнул, как подкошенный с вылезшими от боли из орбит глазами. Женщина бросилась к полке, за которой прятался я, но охранник успел сбить ее с ног. Упав плашмя, женщина потеряла сознание, охранник не торопясь подошел к ней и резким движением, сорвал с нее юбку. В углу скулил его товарищ!
— Учись, недоделанный! – сказал охранник, расстегивая ширинку своих штанов – Ну и пусть не шевелиться, мне так даже больше нравиться!
Первая стрела, пробила ему руку и пригвоздила к груди. Вторая попала в пах. Третья разрезала яремную вену и воткнулась в стоящий неподалеку морозильник. Он так ничего и не сказал. Просто рухнул как мешок набитый дерьмом, набок. Из его рта, мгновение назад, изрекавшим мерзости, появились кровавые пузыри. Я поднял женщину и усадил ее, прислонив спиной к стене. Ее красивое лицо было сплошь покрыто ссадинами и синяками. Из носа, тонкими струйками, сочилась кровь. Испуганный до смерти товарищ, начал клясться, что не трогал женщину. Я просто ударил его в лицо кулаком и сломал нос. Связав ему руки за спиной, я занялся своей новой подопечной. Найдя бутылку воды, я умыл ее. Потом нашел свои любимые сигареты, затянувшись, я долго любовался женщиной, красоту которой не скрывали ни синяки, ни шрамы. Она пришла в себя через час. Дико озираясь вокруг, она с испугом посмотрела на меня, потом на труп обидчика, лежащий на боку, в луже крови и его связанного товарища, проливающего крокодиловы слезы.
— Это вы его? – спросила она, облизнув сухие губы и испепеляя бездыханное тело, взглядом полным ненависти.
— Да, я – ответил я, затягиваясь очередной сигаретой.
— Почему? – задала она мне странный вопрос.
— В смысле? – удивился я – Потому что я так решил, когда увидел, что он бьет вас и собирается изнасиловать!
— Эти уроды, насиловали меня, три дня! – сказала она, приподнявшись, и плюнув на труп своего обидчика – А этот, почему живой?
— Ну, знаете ли – я крякнул от удивления – Он вообще сказал, что не трогал вас!
— Значит, ты меня не трогал? — спросила она, подходя к визжащему от страха, связанному мужичонке и занося над ним обломок железной трубы – Ну и я сейчас тебя, так же!
— Слушайте, может, хватит, одного трупа? – спросил я, пытаясь вразумить обезумевшую от злости женщину.
— Нет, не хватит! – выдохнула она, и опустила трубу на голову мужика. Тот обмяк и перестал сопротивляться. Она продолжала бить труп, пока тот не превратился в мерзкую отбивную, с разбрызганными, по стенам, мозгами.
— Все хватит! Он уже умер! – крикнул я, оттаскивая женщину от тела и выхватывая трубу. Удивительно, сколько силы было в этой женщине, ведомой местью – Хватит!
Наконец я оттащил ее от исковеркованного тела и выбросил окровавленную трубу, в дальний конец зала. Женщина разрыдалась. Я подошел к стеллажу с пивом, которое оказалось холодным, и схватил упаковку. По пути я прихватил палку колбасы, поднялся наверх, в бутик со спортивной одеждой и, открыв банку, одним глотком опустошил ее содержимое. Это было уже слишком. Кто бы ни был там наверху, он оказался прав. Это было правильное решение. Человечество должно было быть уничтожено. Ведь не прошло и пары дней, и вокруг опять насилие. Человек неисправим. Он порочен до мозга костей. До самой маленькой клеточки тела. До каждого атома. Человек и Порок. Неразделимые понятия. Все правильно! Все именно так и должно было произойти! Человечество, захлебнувшееся в НЕЧИСТОТАХ. Это же неспроста. Все грязь. Все мерзости. Все подлости. Все пороки и грехи, которые творили люди, тысячи лет. Вдруг, поднялись из Преисподней. Поднялись, чтобы заполнить эти ненасытные и лживые людские глотки! Все верно! Так и должно было произойти! Я засыпал с такими мыслями…внизу плакала спасенная мной женщина. Так начинался шестой день…
 
День 6
Утро шестого дня началось с аромата кофе. Мне казалось, что я брежу. Ведь в новом мире, могло быть все что угодно. Собаки, обгладывающие человеческие кости. Вороны, выклевывающие глаза. Поля трупов. Жареные крысы, но только не кофе. Я потер глаза, и увидел рядом собой, присевшую на упавший манекен женщину. В ее руках был кусок пластика, которую спасенная мной красавица, приспособила в качестве подноса. На пластике возвышались две чашки с дымящимся кофе. Аромат был таким соблазнительным, что я не удержался и потянулся за одной.
— Доброе утро! – произнесла женщина с вьющимися волосами, сегодня она выглядела умиротворенной и величаво красивой. Ее сегодняшний образ выгодно контрастировал, со вчерашним обликом мстительной амазонки – Я решила, что после вчерашнего пива, кофе будет как нельзя кстати!
— Спасибо! – смутился я – И вам…доброго утра!
Мы некоторое время посидели в полной тишине, потягивая горячий кофе. Она задумчиво обследовала потолок. Я делал вид, что меня интересует узор на кофейной чашке.
Позже я предложил обследовать запасы магазина. Пока Елизавета, как звали спасенную мной девушку, составляла списки консервов и прочих припасов, пригодных к употреблению, я вынес тела убитых накануне насильников, на улицу. Я небезосновательно боялся, что несметные орды бродячих, или потерявших хозяев животных пронюхает про запасы съестного. Я был уверен, что нам двоим, не справиться с ними, и в итоге, мы потеряем это богатство. А возможно и погибнем, приняв неравный бой. Это мне хотелось меньше всего. Теперь я чувствовал какую-то ответственность за подвергнувшуюся насилию девушку. Да и что темнить, она была мне симпатична. У меня, наконец, появился кто-то. Кто-то, кто мог стать моим другом. Попутчиком. Товарищем. И я не хотел упускать такой шанс.
Подсчитать все нам не удалось. Почти все молочные продукты, скисли, хоть и находились в холодильнике. Была куча мяса в морозильниках, но надежды на электричество было мало. Мы не питали иллюзий, что все наладиться, масштабы катастрофы, за пять дней пути, мне стали примерно понятны. Было очевидно, что катаклизм не был локальным. Моя попытка, связаться с внешним миром, в хорошо оборудованном бизнес-центре мегамаркета, провалилась. Внешнего мира не было. Телефоны, интернет, телевидение. Все молчало. Ждать помощи было не откуда и надеяться не на кого. Мы решили съедать сначала те продукты, которые могут испортиться, и в последнюю очередь, использовать консервы и полуфабрикаты.
Также на нашем совете, было решено, что мы, набив рюкзаки припасами, как можно больше, обследуем все развалины на нашем пути. Главной целью, было найти выживших, если таковые остались.
Проверив, насколько нам позволило состояние здание, все входы и лазейки, ведущие в магазин, мы заложили наглухо все, кроме основного входа. Потом, перетащили на самый верхний уровень, и хорошо спрятали, сколько могли консервов, одежды, медикаментов, воды в пятилитровых бутылях, батареек для фонариков, и еще много и много всего, на случай обрушение здания. Закидав вход арматурой и фанерой, мы закамуфлировали его ветками и прочим мусором, в изобилие плавающим, в небольших озерцах и болотцах, образованных катаклизмом.
Было около шести, когда закончив все дела, и привязав к ногам ракетки для тенниса, с отломанной ручкой, вместо снегоступов, мы с моей новой подругой, двинулись в путь.
— А как ты оказалась в супермаркете? – сначала спросил, а только потом подумал я, что вопрос, может быть ей неприятен, и добавил – Можешь не отвечать, если тебе не хочется!
— Да все нормально! – ответила Елизавета – Я выгуливала свою собачку, когда началось светопреставление. В земле образовалась трещина, и провалилась в нее, со своей собачкой. Тогда охранник, выбежал из магазина и вытащил меня. В тот момент, я решила, что он самый лучший человек на земле.
— Ну да! – поддержал я – Технически, он тебя спас!
Да уж! – злобно усмехнулась она – Технически! А где ты научился так ловко стрелять из лука? Прямо Робин Гуд!
— Спасибо! – ответил я – Может, ты не поверишь, но я всю жизнь ждал, что должно произойти нечто подобное! И вот дождался…
— Ты серьезно? – остановившись, переспросила Елизавета – Ты жил ожиданием этого? Но что это за жизнь? Как можно всю жизнь бояться? Как можно жить, зная, что произойдет непоправимая катастрофа. Катастрофа, унесшая тысячи жизней. Это не жизнь!
— Ну, это с какой стороны посмотреть! – парировал я – Я не жил в страхе. Я готовился к этому дню. Как вам такой поворот? Я оттачивал свои навыки, чтобы выжить вопреки всему и вся!
— И зачем? – возмущалась Елизавета – И стоит ли такая жизнь, того, чтобы ее проживать? Стоит ли игра свеч?
— Жить стоит всегда! – спокойно ответил я – Даже просто ради того, чтобы жить. Чтобы утвердить победу жизни, над смертью. Добра над злом, если хотите! Нельзя раскидываться таким бесценным даром! Ведь по большому счету, жизнь, по-настоящему единственная ценная вещь, которой обладает человек.
— А как быть мне? – спросила она, раскрасневшись от ярости – Я выжила, чтобы быть поруганной какими-то ублюдками. Да что вам говорить, вам этого не понять. И как вы думаете, опираясь на вашу железобетонную философию, почему вы выжили? Только потому, что готовились к этому, упражняясь в стрельбе из лука?
— Да что вам так не дают покоя, мои навыки стрельбы из лука? – вскипел я в свою очередь – Благодаря моим навыкам, ваш мучитель, отправился к праотцам. Или в ад, как вам будет угодно! Насчет того, почему я выжил, у меня нет однозначного ответа. Может, просто так сложились обстоятельства. Может мне повезло. Возможно, я меньше других заслужил выжить. И я уверен, что меньше, чем моя сестра и мать, погибшие у меня на глазах. А может, выжившие и есть самые большие грешники? Может мы в аду, а они все в раю? Как вам такой расклад?
На этот мой эмоциональный и страстный ответ, Елизавета виновато потупила взгляд и хранила молчание всю дорогу. Около девяти, мы решили сделать привал, так как продвигаться в сумерках, было очень опасно.
Мы развели костер. Поджарили кусок мяса, взятый из морозильника в магазине, и запили ужин пивом. Я закурил, смотря на темнеющие небеса. Елизавета, долго устраивала себе лежанку, по другую сторону костра. Через несколько минут, возня прекратилась, и я услышал ее голос:
— Мне очень жаль, твоих родных! – тихо и искренне сказала она – Извини!
Как я ни старался сдержать слезы, но они ручьем потекли по моим щекам. Прикусив губу, чтобы не шуметь, я почувствовал соленый вкус крови. В этот момент, я ненавидел себя. Ненавидел, что не успел вывести их из подъезда. Ненавидел, что остался в живых. Ненавидел, что отнял жизни у людей.
— Знаешь, я никогда не думала о том, что ты сказал сегодня – спустя некоторое время, сказала Елизавета – Мне в голове не приходила мысль, что мы в аду. А ведь знаешь, ты ведь прав. Как еще назвать все то, что нас окружает, как ни адом? Самый настоящий ад! Как ты думаешь, Бог проклял весь людской род? Мы обречены? У нас нет шансов?
— Я не знаю, что тебе сказать! – устало ответил я – Похоже на то!
Через полчаса, я провалился в сон. Среди ночи меня разбудила испуганная Елизавета. Прижав указательный палец к пухлым губкам, она попросила меня не шуметь и указала на развалины, на которых мы расположились на ночлег.
— Не шуми! Тихо! Прислушайся! – шептала она мне в ухо – Слышишь этот гул? Я долго не могла уснуть. Все думала, что это. Прислони ухо к земле. Слышишь. Это заживо погребенные бедолаги. Они стонут и зовут на помощь. Боже! Это невыносимо!
Это было ужасное, ввергающее в дрожь открытие. Мне стало страшно. Она прильнула ко мне. Я обнял ее, пытаясь выглядеть невозмутимым, но дрожал всем телом. Видимо боги сильно разгневались, если такое было возможно. Так начинался седьмой день, а где-то глубоко внизу, в кромешной тьме, стонали погребенные тоннами металла и бетона, несчастные…
День 7
Мы встали в половину девятого. Наскоро позавтракав, мы продолжили путь, с дрожью вспоминая, свое ужасное ночное открытие. Ближе к полудню, я заметил впереди что-то блестящее. Какой-то предмет, возвышался над грязевой долиной, больше напоминавшей дно высыхающего моря и отражая солнечные лучи, слепил нас своим золотым светом.
— Боже! Это же церковный шпиль! – воскликнула Елизавета горько – Какой ужас! Только крест остался!
С тяжелым сердцем, мы побрели к церковному шпилю. Когда до него оставалось каких-то сто метров, тишину знойного дня, разорвал звон церковных колоколов. Мы переглянулись в недоумении, и словно сговорившись, бросились бегом к церкви. Елизавета бросила рюкзак, и опередила меня. Остановившись за двадцать-тридцать метров от креста, она упала на колени и зарыдала. Я последовал ее примеру, и тоже бросил рюкзак. Я готов был увидеть все что угодно. Но только не то, что открылось моим глазам. Ужасные, мрачные, высотой с пятиэтажный дом, стены грязи, застыли ровно на пороге церковного двора, точно повторив прямоугольник, выложенный старинной брусчаткой. В колокольне, находившейся теперь на уровне поверхности, по которой мы передвигались, стоял дьячок и ошалелыми глазами, смотрел на плачущую Елизавету и меня, стоявшего с луком в руке. Потом он закричал во двор церкви, в котором засуетилась большая группа людей:
*Хвала Господу нашему! Слава Богу! Есть выжившие!*
Все как один подняли головы вверх и закричали, махая нам в приветствие.
Я обнял Елизавету за плечи и перекрестился
— Теперь, у меня есть ответ, на твой вчерашний вопрос! – сказал я дрожащим голосом – Мы не прокляты! И у нас есть шанс! Огромный шанс!
Так закончился седьмой день. Седьмой день после Божьего Гнева. Как мы используем этот новый шанс? Теперь все зависит от нас самих. Дни гнева позади. Теперь настало время созидания.
Благослови нас всех Бог!