Добавить

Марк Шагал

Глазами дилетантки.
Марк Шагал.
 
При появлении художника, «озарённого способностью» видеть мир по-новому, по-своему, совсем не так, как привыкли его видеть другие, возникает вопрос: а насколько убедительно для «других» его видение, его восприятие мира?
Конечно, здесь возможен любой ответ. Не достоин самого искусства лишь один: «не приемлю, потому что не похоже — ни на что не похоже».
Ну почему летают в густом синем воздухе вверх ногами женихи и невесты с букетами и почему столько коров и русских саней рядом с Эйфелевой башней, у Шагала?
Ну почему?.. Почему?
На вопросы должны быть ответы. Ищем… Где? Думаю, скорее всего, найдём их в творческой мастерской самого художника. Тем более, когда он сам «приглашает» заглянуть туда.
«Горела моя лампа, и я горел вместе с ней», — это сказал Марк Шагал, удивительный художник ХХ столетия.
Ну как тут остановиться на пороге… Конечно, войдёшь.
В жизни Шагала, склонного к созданию символических образов, всё исполнено высшего смысла.
Вот как он пишет о своём появлении на свет: «…родился я мёртвым. Не хотел жить. Этакий, вообразите, бледный комочек, не желающий жить. Как будто насмотрелся картин Шагала. Его кололи булавками, окунали в ведро с водой. И, наконец, он слабо мяукнул. В общем, я мёртворождённый».
Именно отсюда у художника постоянный интерес к таким кульминационным моментам человеческой жизни, как рождение и смерть.
А пожар, случившийся в Витебске в день его рождения, можно соотнести с пронесённым через всю жизнь пристрастием к разрушительной и творящей стихии огня.
Не говоря уже о небе и звёздах его детства:
«Дорогие мои, родные мои звёзды, вы провожали меня в школу и ждали на улице, пока я пойду обратно. Простите меня… Я оставил вас одних на такой страшной высоте».
И земля и небо, особенно ночное, выглядевшее, благодаря звёздам, и бесконечным, и близким, постоянно находились в поле его зрения.
Столь же сильно будут влечь его к себе витебские крыши, откуда открывалась широкая панорама, а небо казалось доступным.
В старости Шагал напишет: «Ребёнком я чувствовал, что во всех нас есть некая тревожная сила. Вот почему мои персонажи оказались в небе раньше космонавтов».
Человек, движущийся вперёд с лицом, обращённым назад — ключевой образ в искусстве Шагала. Взгляд мастера постоянно устремлён в детство.
Для творчества Шагала очень существенным является сочетание мудрости и детской непосредственности; острой наблюдательности  мечтательности.
Он часто грезил наяву и видел сны-видения. Но при этом точно схватывал все приметы реальности и воспринимал мир движущимся и красочным.
Художник помнил, как он бродил по улицам Витебска и молил Бога научить его видеть мир по-новому.
И в ответ город «взрывался», как струны скрипки, а его обитатели поднимались в воздух, и краски на холсте смешивались, превращаясь в вино».
На куске разорванной простыни он своими «поющими красками лихорадочно смешивал сон с явью, видения витебских окраин с накренившейся Эйфелевой башней или призрачными башнями Нотр-Дам; мирные самовары-с летящими по воздуху часовыми маятниками, свадебными букетами, горящими свечами».
«Бунт против правил» составляет суть художественного «Я» Марка Шагала. Даже учась в школе у единственного в Витебске дипломированного живописца, он следовал только собственному инстинкту и не воспринимал никакие чуждые этому инстинкту «правила». Без сожаления он позже покинет и петербургскую школу Общества поощрения художеств, руководимую Николаем Рерихом.
Всё это не означало, что Шагал не приобретал профессиональных навыков и не созревал в творческом отношении. Главными его учителями были те, которых он выбирал сам: французские постимпрессионисты, великие мастера русской иконописи и безымянные создатели произведений народного искусства.
Жизнь Шагала волей исторических сдвигов разделилась между Россией и Францией; между Витебском и Парижем.
Но в своих произведениях художник умудрялся оставаться в Витебске, как бы далеко от него не находился, ибо он носил «отечество в своей душе».
В Париже, куда он был, по собственным словам «вытолкнут самой судьбой», настоящей «академией» станут для него Лувр и Люксембургский музей, салоны и частные галереи.
В Париже происходит окончательная кристаллизация его стиля, ставшим одним из самых ярких проявлений авангарда начала ХХ века.
 Соприкасаясь со всеми направлениями этого периода, Шагал оставался в искусстве авангарда резко обособленным. Он не был похож на других не только кругом образов, почти не выходивших за пределы Витебска, но также «варварской» экспрессией стиля, «сумасшедшим», по собственному определению, Цветом; пониманием искусства, как «выражения состояния души».
В отличие от фовистов, Шагал не создавал образы, в которых время спрессовывалось в мгновение, а показывал картину мира, развёрнутую во времени.
От кубистов отличался тем, что, стремясь к образным обобщениям, не собирался жертвовать для них предметностью бытия.
Своей задачей считал демонстрацию чуда. Скрытого за привычным распорядком вещей. И выполняя эту задачу, нарушал это порядок и «взрывал устоявшуюся поверхность явлений».
В его творчестве звучат мажорные темы природы, любви. Любовь, по его убеждению, несёт в себе творческое начало. И поэтому обладает способностью, как и творчество, возносить над обыденностью. Таковы его знаменитые полотна с изображениями влюблённых, поочерёдно поднимающихся в воздух, чтобы совершить, наконец, вдвоём полёт над Витебском.
Совершить полёт, в котором мечтательная устремлённость к небу неотделима от страстной привязанности к земле.
И наконец его стиль обрёл свободную живописность, а палитра — новую красочность и светоносность.
В новом стиле и с новым размахом Шагал выполнит монументальные произведения, предназначенные для синтеза с архитектурой: цикл живописных полотен «Библейское послание» для музея в Ницце; плафон для парижской «Гранд-Опера»; панно для «Метрополитен-Опера» в Нью-Йорке и театра во Франкфурте, а также грандиозные серии витражей для храмов и общественных  зданий; керамические панно, мозаики и гобелены.
Но всему этому будет дано осуществиться уже не  на российской почве.
Исключительную роль в творчестве Шагала играла книжная иллюстрация. На язык графики он перевёл литературные произведения: «Мёртвые души» Н.Гоголя, «Басни» Лафонтена, Библию, «Одиссею» Гомера, а также современную поэзию и прозу.
В Советском Энциклопедическом словаре (1989) читаем:
«Шагал Марк (1887-1985), французский художник и график…»
Не думаю, что художник согласился бы с этим. Вот, что он сам пишет: «…и может быть вслед за Европой меня полюбит моя Россия».
 
Отечество моё — в моей душе.
Вы поняли?
Вхожу в неё без визы.
Когда мне одиноко, она видит,
Уложит спать, укутает, как мать.
Во мне растут зелёные сады,
Нахохленные, скорбные заборы,
И переулки тянутся кривые,
Вот только нет домов,
В них — моё детство,
И как оно, разрушились до нитки.
Где их жильё?
В моей душе дырявой…
                               
                                   М. Шагал.

Комментарии

    Отправить