Окна. Часть 2

Вернувшись домой и продолжая всхлипывать, Мария скинула в прихожей ботинки и не снимая пальто прошла в комнату. На улице уже было темно, но свет зажигать она не хотела. Так в полумраке и сварила себе все-таки купленный кофе, забыв видимо о том, что на ночь кофе пить глупо.
Она взяла чашку и осторожно подошла к окну, сквозь прозрачную занавеску посмотрев на противоположный дом… В окне напротив свет не горел.
Мария вздохнула и отхлебнула кофе. Она продолжала смотреть на темное окно и к концу первой кружки успокоилась настолько, что позволила себе даже слегка улыбнуться. Получилась кривая ухмылка.
Так глупо — вроде не восемнадцать, а влюбилась, как наивная романтическая девочка в первого попавшегося симпатичного… хама.
«Хотя влюбись я даже в вежливого интеллигента, итог этому чувству был бы тот же… Так что, не важно хам он или нет, все-равно совместное будущее нам не светит.» — мысль эта была спокойной, полезной и горькой, как таблетка от жара. Она травила, но «вылечивала».
По крайней мере Мария на это надеялась. Ведь она уже влюблялась в своей жизни пару раз, последний было почти «по-настоящему», но не сложилось и в конце концов забылось и пережилось как-то. Переживется и эта привязанность, особенно если не давать ей ход. В этом смысле то, что ее оконный сосед не соизволил извиниться за свое поведение, как раз очень хорошо. Ни видеть его лишний раз, ни слышать и… пройдет. А пока она будет копить деньги на очередной переезд, писать картины и носить в себе этот неуместный росток симпатии, пока он не засохнет. Конечно, временами будет чуть больше одиноко, чем обычно, и чуть больше больно, но всегда можно поплакать в подушку или прямо посреди магазина, как сегодня… Да где угодно. Всё просто и решаемо.
— Так что… жизнь продолжается, — внезапно вслух тихо пробормотала Мария, отходя от окна (свет напротив так и не зажегся) вглубь темной комнаты.
И хотя это резюме не очень соответствовало действительности (то что продолжалось уже давно, жизнью можно было назвать весьма условно) Марию это ни чуть не смутило. Она просто пожала плечами и начала готовиться ко сну…
***
Такси остановилось в одном из новых жилых районов города. Макс расплатился с водителем и вытолкнул себя из натопленного освещенного салона в неуютную сырость позднего вечера. Окинул хмурым взглядом оцепившие небольшой дворик кольцом новенькие поблескивающие дорогим отделочным материалом высотки и побрел к одной из них. Он не любил такие дома, такие районы. Безликие, модные, престижные… Ведь это была архитектура «без души». Без истории, без настроения… Совсем другое дело, старые кварталы, которые еще сохранились в городе. Они были по-настоящему любимы Максом. Ему нравилась их скорректированная временем фактура, «наскальная живопись» на кирпичных стенах, покрытые сетью «морщин»-трещин дорожки между клумб… Он видел в этом проявление жизни, ее неумолимое течение, и ту ее часть, которую одни называют разрушением, а другие — преобразованием. Макс в последнее время часто думал на эту тему. Его прямо таки тянуло на старые улицы, где его взгляд прилипал к трещинам и облупившейся старой краске потрескавшихся деревянных дверей. Он прилипал надолго, словно искал в их разрушающейся под действием времени сущности ответ на так и не решенный однажды вопрос. Такие прогулки Макс совершал всегда один. Они меняли его. Никто из его друзей и знакомых не узнал бы в задумчивом и молчаливом человеке с не то потухшим, не то потемневшим от какого-то тяжелого чувства взглядом «нормального Макса». Заходивший сейчас в подъезд и поднимающийся на лифте на 10 этаж Макс так же не был «нормальным». Пропавшая еще у фонаря живое дружелюбное выражение лица так и не вернулось, отчего его черты как-то заострились, скулы обозначились четче, а карие глаза потемнели настолько, что казались теперь не просто черными, а какими-то бездонными. Не холодными, не гневными, не печальными… Просто — бездонными.
Макс примерно представлял, как он изменился, но впервые в жизни не испытывал ни малейшего желания что-либо с этим делать. Что-то изображать перед открывшей ему дверь слегка растрепанной Анной… Он просто молча вошел такой, какой есть. Вместо не нужных никому слов извинений за визит в столь поздний час, спросил:
— Ты еще мой матрас не выкинула?
***
Анна уже видела его таким. Давно… Год назад это случилось первый раз и произвело на нее такое тяжелое впечатление, что в итоге Максу же и пришлось ее успокаивать. Но сейчас раз был не первый, просто — особенный. Поэтому Анна и понимала, что твориться на душе у пришедшего Макса, и нет. И она, закрыв за ним дверь, осторожно произнесла:
— Если хочешь, у меня в холодильнике осталось вино…
Макс криво усмехнулся. И Анна все-таки невольно вздрогнула: этот взгляд… Он так сильно менял его. Не человек, а море. Вот оно ровно-синее, легкое. прозрачное, теплое и заигрывающее с твоими ногами пенными барашками волн. А вот оно же свинцово-серое, тяжелое. Плотная непроницаемая масса черной воды, вздыхающая огромными валами, под которыми не известно что.
— Давай лучше чаю. Зеленый есть?
— Ты же не любишь…
— Люблю.
Сказав это слово, Макс замер. Замерла и Анна, которая уже направилась на кухню. Она обернулась и все-таки посмотрела в эти совершенно не выносимые сейчас глаза человека-океана. Глаза выражали… боль. Старую и новую. И вопрос. И решение этого вопроса. И боль от этого решения.
Анна не нашла, что сказать, а Макс был не в настроении «делать вид» и «скрашивать неловкие паузы», поэтому проклятое «люблю» так и осталось висеть неприкаянно в воздухе.
Потом Анна заварила в большом желтом чайнике китайский чай и достала из шкафчика тарелочку с орехами и цукатами. Макс сел за стол, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, уставился в окно.
Девушка села напротив. Она разлила чай по чашкам, одну поставила перед Максом и тоже посмотрела в окно.
Кухня была небольшой уютной, выдержанной в теплых оранжево-желтых тонах, яркий абажур над небольшим круглым столиком распространял вокруг мягкий «солнечный» свет, делая атмосферу комнаты еще более приятной и душевной. Но всё это не могло сейчас помочь. Макс упорно сверлил взглядом темноту за окном: одна темнота соперничала с другой. Они смотрели друг в друга и липли к стеклу, и не понятно, какая из них была темней.
Анна по опыту знала, что пока Макс сам не заговорит, она может даже не пытать «приводить его в чувства» своими силами, их все-равно не хватит. Поэтому она молча пила чай, смотрела в окно и ждала…
***
И дождалась.
Макс выпил вторую кружку и тихо спросил:
— Из клиники больше не звонили?
— Нет.
— Хорошо, — он вдруг усмехнулся каким-то своим воспоминаниям.
Усмешка вышла горькой. Анна подавила вздох и налила в его чашку еще чая.
— Может быть, ты все-таки съездишь куда-нибудь на месяц-два? — осторожно спросила она, — Например, в Азию… Помнишь, ты ведь хотел?
Макс обхватил чашку обеими руками и долго молчал, грея об нее ладони. Он словно обдумывал предложение, но Анна знала, что это не так. Хотя не попробовать она не могла.
— Жизнь — смена впечатлений, — продолжала она. — В твоем случае…
Макс перестал елозить кружку и пристально посмотрел на девушку. От его взгляда ее привычно посетило сначала чувство вины, а потом сострадания.
— В моем случае… Верно подмечено, — Макс отвел глаза в сторону, поняв, что как в старые времена «бьет не по адресу», но сил сдерживаться у него больше не было. — Я правда ожидал, что и у меня будет как в том дурацком кино… Забыл, как называется. Да и не важно. Сюжет не нов. Типа, когда герой попадает в ситуацию из разряда «завтра может и не наступить». Он десять минут переживает по этому поводу, а потом с радостной миной, смирившись, пускается во все тяжкие или как там? Жизнь для него превращается в смену впечатлений от череды безбашенных историй, в которые он добровольно впутывается. Он даже кажеться еще более счастливым, или просто такова задумка режиссера. Но в реальности… В реальности эти десять минут, в течении которых герой фильма пытается принять новые правила своей жизни и измениться под них… В реальности ведь это не десять минут и… И уже прошел год, а я чувствую, что не могу… нет никакого смирения! Ни принятия, ни смирения, ни радостной рожи от понимания того, что жить одним днем — это здорово… И сегодня я… Я как никогда НЕ ПРИНИМАЮ этих новых правил! Потому что, да, я «все таки в нее влюбился» и…
— Макс…
Анна накрыла его руку, пальцы которой все сильней безотчетно сжимали чашку. Макс глубоко вздохнул, прервав сам себя, понял, что чувства вырываются наружу и не в лучшей форме. Он вздохнул еще раз, успокаиваясь:
— Прости.
— Да, нет, ничего… Я не поэтому, просто я до сих пор не знаю, как тебе помочь переживать такие минуты.
— Зато я знаю, — на мгновение лицо Макса посветлело от тронувший губы теплой улыбки, — Завари еще чаю.
***
Анна с готовностью исполнила просьбу.
Пока она заливала в чайник кипяток, она через плечо бросала осторожные взгляды на подпирующего спиной угол кухни Макса. Она не могла пока понять, этот раз тяжелее ему дается или легче. Она видела, что сейчас у него намного больше самомобладания, чем обычно бывало, и это был положительный знак. Но когда она вернулась к столу и стала разливать чай по кружкам, она вдруг увидела, как часто бьется под кожей на шее у Макса пульс. Кажеться, можно легко сосчитать, сколько ударов в минуту делает сейчас его сердце, даже не прикасаясь. А вот это уже был знак не очень хороший…
— Черт… — Анна закусила губу от растерянности и чувства бессилия, — Это действительно не как в кино… Макс, я ведь не могу тебе советовать, так? Я не на твоем месте… Но… Отец был на твоем месте. Ну или почти на твоем. Помнишь, о чем он просил тебя, когда почувствовал, что умирает?
Вена под кожей запульсировала сильней… Макс крепко сомкнул челюсти: от воспоминаний об отце стало еще больней. Он помнил, конечно, но только и делал, что пытался забыть. И отца, и его просьбу, и всю эту историю — череду нелепых и трагичных стечений обстоятельств.
— Да, вот это было как раз как в кино… — процедил он сквозь зубы.
— Он просил тебя жить дальше так, словно ничего не изменилось, — Анна очень постаралась и проигнорировала ядовитую вставку, просто продолжив говорить, стараясь смягчить голос как можно больше.
— Просил… — Макс резко выдохнул, пытаясь все-таки успокоиться. Он даже отхлебнул горячего чая, — И я, дурак, пообещал. Я еще тогда не знал, что никаких десяти минут не будет. Что будет месяц, второй, третий… год… А я буду все тот же, но лишь буду тешить себя иллюзией. Что смирился и что просто живу. Но из-за этой девушки, из-за Марии я понял, что — ведь нет! Что я так и не смог исполнить просьбу отца. Что я просто имитирую жизнь, а на деле теперь, как огня, боюсь ее. С того самого дня каждый час, каждую минуту контролирую каждое свое чувство.  Препарирую его рассудком, задаюсь вопросом: поддаться ему или нет. И если поддаться, куда оно уведет меня? И главное — кого оно приведет ко мне? Будет ли этот человек готов к тому, к чему я готов не оказался? Жить одним днем. Без планов. Вместо того, чтобы как тот придурок из фильма расслабиться и позволить себе ВСЕ свои «хочу», не мучая себя вопросами морали, я превратился в законченного отшельника. Я решил быть один, не заводить больше никаких близких знакомств. Я думал, это… гуманно по отношению к другим и не слишком трудно. И это было действительно не трудно. Ты знаешь… Из всех типа-друзей остались только двое, которые приняли меня такого, и ты… Но тебе и выбирать не пришлось.
— Да, братьев не выбирают, — Анна невольно улыбнулась. — Их принимают и любят такими, какие они есть…
Улыбка передалась через стол и Максу. Он дернул уголком напряженных губ и снова отвернулся к окну:
— Я никогда не влюблялся, — вдруг резко перешел он к главному. — Увлекался слегка — да, ты меня за это всегда ругала… И мне было в общем-то все-равно, почему у меня так. Коротких, ни к чему не обязывающих встреч мне всегда хватало. Я думал, что просто не создан для глубокого чувства…
— Теперь ты так не думаешь, — вздохнула Анна и налила ему еще чаю.
Это был не вопрос. Ведь очевидно, что только что-то из ряда вон могло заставить Макса после трех месяцев довольно устойчивого и даже бодрого душевного состояния прийти к ней на ночь глядя и вести эти монологи. Он держался весь этот год очень мужественно для человека в его положении. Пару-тройку раз были короткие срывы, иногда он замыкался в себе, но сейчас… Нет, она вряд ли станет свидетельницей «скупых мужских слез», но лучше бы стала. Видеть эту борьбу в абсолютно сухих глазах почти не выносимо.
— Макс…
Он в который уже раз за вечер тяжело перевел дыхание:
— Я люблю её.
— Макс, мне очень жаль, что так случилось… Что, правда, всё так серьезно?
— Правда. Я сегодня наткнулся на нее в чайной лавке и нагрубил.
— Извинился?
— Нет. Я к тебе поехал.
Анна вздохнула и покачала головой. Ситуация была бы комичной, если бы не была тяжелой.
— Давай я куплю тебе все-таки билет? Поживешь пару месяцев в Китае. Займешь мозги. Не знакомый язык, страна, люди, обычаи… Ну да, просто смена впечатлений, но когда надо избавиться от привязанности, часто помогает. У меня там есть там один знакомый. Он уже давно хочет заняться перепланировкой загородного дома. Так что может тебе еще и заказ там светит.
Макс долго молчал и думал. Анна внимательно следила за выражением его лица и мысленно скрещивала пальцы на удачу: ее брат действительно обдумывал ее предложение. В кои-то веки. Значит и правда всё очень серьезно.
Да, Макс обдумывал. Он допивал маленькими глотками уже остывший чай и прислушивался к себе. Безумно хотелось увидеть Марию. Он ясно, в деталях представлял себе эту встречу. Как он постучит в дверь, она откроет. Заспанная, в накинутом наспех халате. И уставиться на него с испугом. И наверное спросит, что ему надо, хаму такому. А потом… Потом случиться самое страшное и самое желанное. И какое оно будет, он не знает, но то что оно обязательно случиться и на утро в его жизни все-таки появиться самая дорогая, близкая и вообще единственная женщина, в этом он не сомневался. Живая, теплая, разная… ЕГО. Но… он так же не сомневался, что ни секунды не хочет ей такого «счастья», как жизнь с мужчиной, который никогда не станет ей надежной опорой, потому что сегодня он есть, а завтра…
— Хорошо. Я поеду.

***
Билеты были куплены через интернет на ближайшее число, то есть через пять дней. Знакомому, недавно перебравшемуся с семьей жить в Китай, Анна обещала позвонить утром. Максу осталось только поехать к себе и подготовиться к поездке. Что он и сделал.
Отавшиееся до отъезда время он тратил как обычно. Работал и пил кофе. Единственное, что он изменил в своем нехитром режиме, так это отодвинул от окна стол и опустил жалюзи. Теперь стол стоял в самом дальнем углу комнаты, а самой комнате с утра до вечера царил таинственный полумрак.
Изредка выходя на улицу прогуляться или в магазин, Макс невольно ускорял шаг, чтобы быстрей миновать двор и смешаться с толпой на площади, где вероятность нос к носу столкнуться с любимой женщиной по идее сводилась к минимуму.
Он по-прежнему хотел бы увидеть ее. И по-прежнему запрещал себе это.
***
Мария, томимая примерно теми же протиречивыми желаниями, вела себя не менее странно. Она окончательно перебралась в спальню, вытащив их нее кровать. Ее девушка поставила спинкой к злосчастному окну, чтобы не дай бог не глядеть в него на окно напротив в припадке меланхолии лунными бессонными ночами. Встречу в магазине она вполне пережила, но повторения не хотела. Поэтому постаралась максимально занять себя разного рода делами и все время проводила в соседней комнате. Если же приходилось выходить на улицу, она точно так же как и Макс неслась через двор то и дело нервно поглядывая по сторонам.
Она очень хотела увидеть снова Макса хотя бы издали, пусть на секундочку. Но все-время одергивала себя, напоминая, что это ни к чему хорошему все-равно не придевет.
***
Так оба и бегали друг от друга, бросая украдкой взгляды по сторонам, в надежде тем не менее хоть краем глаза зацепить знакомый силуэт. Побыть рядом секунду и потом побежать дальше.
И они все-таки один раз встретились во дворе таким образом. Но оба скорее почувствовали близость другого нежели увидели, так как немедленно не сговариваясь сразу отвели взгляды в диаметрально противоположные стороны. Поэтому неловкой ситуации почти не случилось. Случилось только секундное замирание сердца в груди у каждого от острого чувства, что рядом только что прошел тот самый, уже глубоко небезразличный человек, по кому ты очень соскучился. Случилось только одинаковое у обоих подрагивание пальцев, которые рефлекторно потянулись навстречу друг другу, когда Макс и Мария, встретились в узком дворике и едва не соприкоснувшись плечами, разошлись в разные стороны.
Макс почувствовал на тыльной стороне ладони таящий след от тепла руки Марии, проскользнувшей рядом и исчезнувшей за поворотом дома.
Мария почувствовала то же самое. Она забежала за поворот, остановилась и приложила руку к щеке той ее стороной, которая едва не столкнулась с Максом. Кожа успела вобрать в себе чужой запах. И Мария вдохнула его, на мгновение прикрыв глаза.
Макс, не дойдя до площади, тоже приостановился и накрыл другой ладонью этот кусочек тепла, нечаянно подаренный ему Марией. И поразился тому, как бешенно колотиться в его в общем-то не наивной юношеской груди сердце.
Это был как раз пятый день. На следующий он улетал. Только это обстоятельство и убедило его остаться стоять на месте и не бросаться никого догонять. Он улетал. На два месяца, а может быть и навсегда. И это было решено, поэтому не надо никому портить жизнь потакая своим чувствам.
"Никаких признаний за домом и драм перед отъездом. Это не кино," — сказал Макс сам себе, когда дыхание и буря чувств, поднятых нечаянной встречей, улеглась.
"Если бы я остановила его, всё могла бы быть… как в кино," — подумала Мария, когда способность думать вернулась, и горько усмехнулась. — "Я знаю, он бы поцеловал меня. И я бы ответила. Но вот только мы не в кино… Вернее мы в разных кино. Мое — не для него… Поэтому я не вернусь сейчас обратно, ведь он там стоит"
И она, отлепившись от стены дома, продолжила свой путь — к автобусной остановке. Она шла и представляла себе, как в безлюдном утреннем узком дворике, в самом конце его, прямо перед шумной площадью, на границе замер высокий силуэт мужчины. В сером шерстяном полупальто этот мужчина стоит и ждет, когда она вернется к нему. И в волнении трет ладонью ту кисть, которой он едва не коснулся ее руки. Он ждет, потому что ему отчего-то не хватает именно ее первого шага, чтобы решиться на собственный.
И Мария ни капли не ошиблась в своем воображении. Макс именно так и стоял какое-то время...
 

продолжение следует