Нортохол

НОРТОХОЛ
 
 
   Заметил я, что Нинка моя сильно изменилась в последнее время. То какая-то заторможенная ходит: на вопросы не сразу отвечает, все время думает о чем-то. А то вдруг лихорадит ее:   переговоры по телефону многочасовые ведет, встречи назначает. Я, грешным делом,  приревновал ее сначала. Хотя, насколько можно судить из разговоров, ее новые знакомые – это в основном женщины, в наше время с любой стороны подвох можно ожидать. А баба она, если на нее свежим взглядом посмотреть, очень даже привлекательная.
   С бывшей своей институтской подругой Светкой вдруг общение возобновила.  А та ведь чудная: мясо и рыбу не ест, активистка какого-то «общества любителей дерева». А вдруг она мою Нинку в секту какую затащила?  Объедаются одуванчиками – и пляшут нагишом вокруг своего «гуру». Бабы-то – дуры: всему верят. Мужику ходи потом с рогами, довольствуйся сказками о духе святом.
    Даже на лицо она заметно переменилась: осунулась, и правое веко у нее  дергаться стало. Стал я за ней шпионить: только она к телефону – у меня сразу ухо  растет. Хожу тихо, с безразличным видом, чтобы не засветиться, и вслушиваюсь в каждое слово. Убеждает она своих собеседников вступить в какой-то «Нортохол» — больше ничего не удалось мне выяснить.    Продолжаю свои оперативно-розыскные мероприятия, как вдруг вчера является она домой с полными сумками: фрукты, торт  и – чего это с ней? – бутылку «Хеннесси», 0.33, ставит на стол.
   — Разве праздник сегодня? – спрашиваю настороженно.
   А сам думаю: все, п.здец. Намучилась, скажет, я с тобой, Витя, сил моих больше нет. Ухожу к человеку, который меня действительно понимает. Открывай бутылку – разговор тяжелый нам предстоит. 
   А она говорит:
   — Я, Вить, наши ваучеры пристроила в потребительский кооператив «Нортохол».
    И все объяснила мне — не подтвердились мои опасения, да и откуда им взяться-то было?  Ладно, если б она красавицей была, а то так себе, как все бабы, ничего особенного. Но меня другое заинтересовало:  что это за хренотень такая – «Нортохол»?
   — Я тебе не стала говорить, а то бы ты раскритиковал как всегда, а поддержать  реально – не поддержал. Ты мои начинания всегда на корню губишь.
   Ну, я  до поры не стал выяснять отношения. Надо, думаю, сначала все выведать, а уж потом ругаться. Стал ее подробнее выспрашивать: что и как? Хоть я на свой ваучер никаких надежд не возлагал и, по правде сказать, совершенно забыл о его существовании,  но все-таки мне не понравилось, что моей собственностью без ведома распорядились.
   — Мне Николай Михайлович, из архивного отдела,  посоветовал, — говорит. — Он в этом потребительском кооперативе уже шестой месяц, и каждый квартал они ему триста процентов от пая выплачивают.  Он даже зарплату свою забывает получать.
   — Триста процентов в квартал, — говорю, — тысяча двести годовых. Ты че, Нин, это же пирамида натуральная. Телик хоть смотришь, газеты читаешь?
   Зря я, конечно, в штыки сразу, но Нинка не поддалась. Все еще доверительно со мной разговаривает:
   — Я все это знаю, Вить, но когда тебя какой-нибудь Леня Голубков агитирует – это одно, а порядочный человек – совсем другое. Я даже не буду, говорит, свои проценты забирать – пусть на них тоже проценты капают, тогда через два года за каждый ваучер можно будет две «Волги» приобрести. Куплю себе фирменную аппаратуру и буду фотографией профессионально заниматься. Всю жизнь, говорит, об этом мечтал.
   — У тебя с головой все в порядке? – начинаю беситься. – Какой ваучер, какая аппаратура?
   — Вить, ты меня извини, — все еще не раздражается Нинка, — хоть ты и в юридической фирме работаешь, но никакого представления не имеешь о котировках ценных бумаг. Ты хоть в курсе результатов последней сессии? Знаешь, почем сейчас ГКО идут?
   А меня  ее тон спокойный как раз и раздражал: чего, дескать, с таким спорить – все равно он в этом деле профан. Откуда это у Нинки: «котировки», «ценные бумаги», «сессия»?
   — Туда не так-то просто вступить, — убеждает она, — это нам с Лариской еще повезло, потому что мы по рекомендации, а кто с улицы – те на других условиях. Нас на второй уровень сразу взяли.
   Оказывается, они там целую иерархию выстроили в  несколько уровней. Все зависит от величины твоего взноса,  количества приведенных тобой новых членов и  величине их взносов. Нинке с ее подругой, чтобы на второй уровень перейти, нужно было «всего» по сто баксов выложить. Следующий уровень –  пятьсот зеленых.
   — Четыре машиноместа в одном гаражном кооперативе не легко будет найти, — говорю озабоченно.
   — Это ты к чему?
   — Ну как же: два ваучера – четыре  «Волги».
   Тут уж Нинка рассердилась:
   — Все ерничаешь. Жалею, что твой ваучер взяла – пусть бы валялся в сундуке, пока мыши его не съели.
   Надулась и больше со мной не стала разговаривать. Хотя долго в таком настроении ей побыть не пришлось: звонки не дали, переговоры-разговоры. Всех, даже самых забытых и древних подруг, обзвонила – агитировала в этот потребительский кооператив вступать. За дальних родственников – и за тех взялась. Удивительно, откуда у нее эта хватка? Всю жизнь спала в своем НИИ, и на тебе  — проснулась.
   А я, если признаться, злился еще и потому, что ненужным себя почувствовал. Хоть и не ладно мы с ней жили, но все-таки поругаешься – и ничего, при деле как бы. А сейчас вижу: я ей вообще до фени стал. Вся в азарте, возбужденная. Колбаса деловая. Вот почему мужики бегут от этих бизнесвуман: они ненужными себя чувствуют и оскорбленными. Оказывается, бабы и без нас могут обойтись. Не всякий мужик это пережить может.
    Ладно,  говорю, схожу – посмотрю, куда ты меня втянула. В субботу поехал в их офис на Кржижановского. Парадный вход впечатляет: подсветка под ногами, тротуарная плитка детским шампунем, наверное, вымыта. Два секьюрити в отутюженных костюмах у дверей.
   — Вам куда? –  спрашивает один, загораживая дорогу.
   — Я в потребкооператив «Нортохол».
   — У вас приглашение?
   — По рекомендации, — говорю я и называю имя некоего человека, как мне Нинка наказала.
   Он кивнул напарнику – тот дверь открыл: пожалуйста, проходите.
   Вошел я в холл, гляжу: несколько столов, разделенных прозрачными перегородками, за ними менеджеры, за каждым столом напротив менеджера где по одному, где по два посетителя. Молодые люди — в костюмах, девицы все в униформе: белый верх, черный низ, туфли. Только я вошел – одна сразу ко мне на каблучках: тук-тук-тук:
   — Здравствуйте!  Вот вы и в  «Нортохоле»! Прекрасно сделали, что остановили на нас свой выбор. Мы вас не разочаруем. Проходите, пожалуйста, садитесь.
   Смущенный таким приемом, я все-таки старался показать, что сюда пришел не простачок с двумя классами церковноприходской школы, а человек, имеющий определенные знания и опыт в области права. Сохраняя скептическое выражение на лице, я расположился в предложенном мне кресле.
   — Что вы будете -  чай или кофе? – спросила девушка.
   — Ничего, спасибо, — отказался я, невольно обратив внимание на как бы ненароком расстегнувшуюся верхнюю пуговицу ее блузки, и с неудовольствием почувствовал, что броня моей независимости разрушается под воздействием этих чар.  
   —  Кто-то из знакомых посоветовал вам вступить в наш кооператив?
   — Товарищ, — соврал я.
   Тут заиграла музыка и вошли двое: мужчина и девушка с подносами в руках. Мужчина нес бутылку шампанского и четыре фужера. У девушки на подносе лежал какой-то документ, напоминающий сертификат. Они направились к пожилой паре, сидящей за одним из столов. Беседующий с ними менеджер встал и торжественно произнес:
   — Поздравляю: вы стали полноправными членами нашего сообщества. Теперь вы не одиноки в своем стремлении к достижению успеха. Отныне мы одна команда и будем вместе идти к общей цели!
  Бутылка с шумом была откупорена, шампанское, пенясь, наполнило бокалы. Мужчина и женщина с красными от волнения лицами внимали торжественным речам. Они выглядели уставшими  и, по-моему, не адекватно воспринимали происходящее. Как загипнотизированные, они пили шампанское, держа в левой руке врученные им сертификаты, не зная, куда их пристроить, принимали поздравления, пожимали руки.
   — Сегодня, — сказала моя собеседница, — эти двое стали членами нашего кооператива.
   — А что за сертификаты они получили? – поинтересовался я.
   — Они стали собственниками доли в праве на недвижимость за рубежом. Деньги в любую минуту рискуют оказаться простыми бумажками, а недвижимость –  самая надежная защита от большинства рисков. Вы также можете  приобрести у нас и таймшер. Отдых за границей в любое удобное для вас время –  заманчиво, нет правда ли? Именно в недвижимость и здоровье инвестируют денежные средства дальновидные граждане.   Став членом нашего кооператива, вы будете иметь возможность на льготных условиях приобретать акции наших дочерних предприятий, что позволит вам не только уберечь от инфляции ваши накопления, но и существенно их приумножить. В прошлом году прибыль наших вкладчиков составила восемьдесят процентов. Те же, кто решаются пойти на риски, имеют возможность получать до тысячи процентов годовых.
   Где-то я уже слышал про это. Разводят людей: предлагают войти в долю при покупке недвижимости и ни слова не говорят  о «бремени содержания имущества». Ну и попадают люди. Налоги за год могут быть больше, чем ты готов потратить на отдых. Вот и таймшеры эти…
  Тут я заметил беспокойство на лице моей собеседницы. Она прислушивалась к разговору за соседним столом: слишком громко потенциальный вкладчик задавал вопросы менеджеру. Несмотря на то, что нас отделяли прозрачные перегородки, его высокий скрипучий голос звучал на весь зал:
   — Я вступаю в кооператив «Нортохол», а почему деньги вносятся на счет фонда «Нортохол»? Ведь формально это другое юридическое лицо.
   — Видите ли, — не смущаясь и даже весело, объяснял менеджер, — это делается для того, чтобы избежать уплаты налогов.
   — Разве вы хотите платить налоги? – доверчиво улыбаясь, прибавил он.
   Но клиент настаивал:
   — А можно взглянуть на отчетность кооператива и, кстати,  фонда?
   — Это коммерческая тайна, — постарался урезонить его менеджер.
   — Но фонд-то, по крайней мере, лицо не коммерческое – не сдавался клиент, – и по закону он должен раз в году отчитываться перед Министерством юстиции и публиковать результаты отчета в средствах массовой информации. Какая же тут коммерческая тайна?
   Менеджер  ссылался на отсутствие начальника юридического отдела, но, «разумеется, если клиент настаивает…»
  Въедливый старик не унимался:
   — А где гарантии того, что все это не надувательство?
   — Вы подписываете с нами договор, который гарантирует ваши права и законные интересы, — подключился к трудному разговору второй менеджер.
   — Гарантий можно сколько угодно надавать, а потом окажется, что и печати фальшивые, и фирма съехала, — гнул свое клиент. – Я в Турции в этом году отдыхал и там одну женщину, которая таймшер  купила, встретил. Так она сказала, что все это надувательство.
    Вопросы зловредного старикашки начинали раздражать клерков «Нортохола», и они испытывали понятное желание поскорее избавиться от него. Тратить на такого клиента свое время было делом не благодарным. Видно было, что он пришел сюда не с серьезными намерениями, а больше для того, чтобы язык разогреть. Пенсионер, но башка, видно, еще варит, вот ему на печи и не сидится. Хлебом таких не корми – дай другим настроение испортить. 
  Видя, что я прислушиваюсь к разговору за перегородкой, моя виз-а-ви  поспешила сказать: 
   — К нам часто приходят недоверчивые люди, но  потом сами же принимают активное участие в деятельности кооператива, рекомендуют его своим знакомым и даже входят в состав правления.
   — Впрочем, – добавила она, чувствуя, что моя вера несколько пошатнулась, — возьмите приглашение на нашу воскресную презентацию. Количество присутствующих ограничено, но вы имеете право пригласить с собой двух желающих.
  Заулыбалась мне кокетливо, на прощанье руку пожала и даже до дверей проводила.
   Вечером рассказал я Нинке о своем визите в офис, она говорит:
   — Ты сам-то погоди пока вступать. Посмотрим, что дальше будет.
   Не такая уж она дура, оказывается: понимает, что когда-нибудь жареным может запахнуть. Сейчас, говорит, у нее ответственный период: ждет, когда все те, кого она «завербовала», в свою очередь тоже людей приведут. В этом весь фокус. Во-первых, повышается процент выплаты за ее пай, а главное – моральная ответственность перед теми, кого она привела, снимается. Она на них заработала, а они — на тех, кого приведут. Если вкус к игре почувствуют. Так эта цепочка и будет тянуться. Проблема у нее только со Светланой: жалеет, что затащила ее в этот кооператив. Слишком уж она не приспособлена к современной жизни. Искренне поверила в эту историю о процветании. Вряд ли ей удастся сагитировать кого-нибудь. Пусть лучше на даче свои одуванчики выращивает.
— В крайнем случае, если кооператив развалится, верну ей деньги, -  говорит.
   А я все-таки пошел на эту «презентацию». Со зла: очень мне не понравилось, что Нинка  меня как бы опекает. Дескать, «погоди вступать», будто у меня у самого ума нет.  Деньги на всякий случай не стал с собой брать: а то еще какой-нибудь газ пустят в зал – добровольно все отдашь.
   У входа та же картина: охрана, конспирация. Народу много: простаки, верящие в чудо, любители легких денег, просто любопытные. Пришли и те, кто реально оценивал ситуацию, но был уверен, что его-то уж ни за что не проведут. На таких эти «презентации» и рассчитаны.  Повсюду снуют безукоризненно одетые, уверенные в себе доброжелательные молодые мужчины и женщины и предлагают посетителям буклеты. Работал буфет, где можно было сравнительно недорого подкрепиться. Сюрпризом для всех было то, что бутерброды с сыром продавались по ценам советского периода – по десять копеек за штуку. Публика подходила по нескольку раз. Брали, смущенно улыбаясь.
   Раздался третий звонок, и я, с бутербродом и  стаканчиком кофе,  вошел в зал и сел недалеко от сцены, на которой уже стоял рыжий мужик в костюме и сдержанно приветствовал входивших. Когда зал наполнился, на сцену вышел хор, состоящий из клерков, которых до этого    я видел в фойе. Из оркестровой ямы послышались звуки настраиваемых инструментов, ведущий подошел к какому-то пульту, переключил рубильник – и свет в зале стал медленно гаснуть, одновременно еще ярче высвечивая сцену. Рыжий подал знак дирижеру – тот поднял палочку, и грянула музыка. Хор запел что-то, напоминающее корпоративный гимн: вместе преодолеем трудности, долой нищету и совок, да здравствует благоденствие и Кооператив.
   Исполнив гимн, хор, разделившись на две части («мальчики – направо, девочки – налево»), удалился. Рыжий опять переключил рубильник: на сцене появился экран, на котором высветился график роста благосостояния тех, кто принял решение вступить  в члены Кооператива. Рыжий доходчиво показал на  графике, как естественно каждый сданный ваучер превращается в два автомобиля марки «Волга». Его убедительный тон не оставил у собравшихся сомнений. Более того: люди сами хотели верить в это чудо.
     Кстати, Рыжий имел довольно не глупую физиономию и манеры шоу-мена. Роста выше среднего, поэтому меня поразил размер его обуви – удивительно маленький, и во время всего лицедейства я  никак не мог отвести взгляд от его ботинок. Громкий стук каблуков о пол сцены с лихвой компенсировал недостаток размера. 
   Экран погас, и Рыжий обратился к публике:
   — Как вы имели возможность убедиться, господа, схема довольно проста: кооператив инвестирует ваши денежные средства в те области экономики, в которых государство имеет блокирующий пакет акций. У руля компаний стоят опытные менеджеры, уже сделавшие себе немалые состояния. Воруют бедные, а у этих людей есть все, они ни в чем не нуждаются и готовы предложить свой опыт, свои знания и умения вам, чтобы каждого сделать зажиточным и счастливым.
   Он говорил убедительно, а главное – все не только понимали то, что он говорил, они и сами думали так же: состоятельным и успешным выгодно, чтобы их окружали благополучные люди, которым чужды зависть и злоба.        
   — Имейте также в виду, — тут Рыжий доверительно понизил голос, — что топ-менеджеры Кооператива имеют тесные контакты на деловом и, что более важно, на личном уровне с теми, кто непосредственно контролируют деятельность правительства.
   По залу прошел шумок одобрения. 
    — А сейчас, прежде чем кто-либо из вас изъявит желание вступить в наш Кооператив, мы хотим поздравить тех его членов, которые проявили активность и неплохо поработали в прошлом году.
    Из первых рядов вышли человек двадцать и выстроились на сцене. Ведущий передал микрофон высокому мужчине лет пятидесяти, с брюшком, в добротном костюме,  с открытым, интеллигентным лицом,  и тот, смущаясь и поправляя очки,  как типы, рекламирующие по телику чудодейственные лекарства, поведал нам свою историю:
    — Раньше я работал инженером, не мог достойно содержать свою семью, которая по этой причине была на грани распада, но как-то один мой знакомый посоветовал мне вступить в «Нортохол»…
   Передавая друг другу микрофон, остальные также  рассказывали о том, как изменилась их жизнь с того дня, когда они приняли решение вступить в Кооператив, какие сомнения их при этом мучили, сколько родственников, друзей и просто незнакомых людей они осчастливили, порекомендовав им совершить этот шаг. Рыжий, в зависимости от заслуг, вручал каждому сертификат и поздравлял с присвоением очередной ступени в иерархической лестнице Кооператива. Заодно напоминал, какие это приносит выгоды. После каждого вручения играли туш. Все было прозрачно, просто,  и  хотелось самому поскорее записаться в этот Кооператив.
   Неожиданно на сцену выкатили гроб с надписью: «совок и нищета». Поставили рядом табурет, положили на него молоток и коробку с гвоздями.  
   Ведущий пояснил:
  — Это аллегорическое изображение нашего общего прошлого, с которым всем нам надлежит без сожаления покончить. Каждый вбитый в его крышку гвоздь приближает нас к заветной цели – желанному благоденствию.
    Первым, кто был удостоен этой чести, был   высокий мужик с брюшком. Ему вручили молоток, и он все с тем же серьезным и смущенным лицом под барабанную дробь и ритмичные хлопки товарищей забил гвоздь в крышку гроба. Остальные проделали ту же операцию.
   — А теперь, господа, — провозгласил Рыжий, когда освоившие столярное ремесло покинули сцену, — вам представляется уникальная возможность сегодня же не только вступить в Кооператив, но и преодолеть очередную ступень нашей иерархии, выкупив разыгрываемые лоты!!!
   Сидящие в первых рядах стали бурно аплодировать. Раздались крики: браво! Браво!
   — По нашей просьбе Правление Кооператива продлило на один день установленную цену второго уровня. Она на сегодняшний -  и последний! -  день составляет сто условных единиц дополнительно к стоимости пая!        
      Впереди опять зарукоплескали.  Потянулись руки. Из первого ряда на сцену бросились желающие получить выгодный сертификат. Из-за кулис вынесли коробку из-под ксерокса, в которую Рыжий предложил складывать «взносы». После каждого вручения сертификата его счастливый обладатель подходил к гробу, забивал свой гвоздь и спускался в зал, бурно обсуждая с соседями происходящее. Потянулись руки и из разных концов зала. Публика первого ряда приветствовала их особенно громкими аплодисментами. На сцене стала образовываться очередь.   Рыжий был очень доволен, но сдержан. Видя, что зал доведен до желаемой кондиции, он объявил:
   — А сейчас, господа, внимание! Суперпредложение!.. Третий уровень, позволяющий члену Кооператива получать повышенный доход по своему паю, оценивается сегодня — и только сегодня! – вместо обычных пятисот… — он выдержал паузу, — в триста пятьдесят условных единиц!!! 
    Тут в первых рядах поднялись такие рев и ликование, будто всех их произвели в олигархи с выдачей индульгенции на десять лет вперед. Из зала потянулись руки, и какие-то сомнительно решительные люди устремились на сцену.
   — Прошу, господа, делать ставки. Кто первый?
   Рыжий солидно и ненавязчиво приглашал желающих. По рядам заходили представители «Нортохола» с подносами и за символическую цену предлагали присутствующим подкрепиться, не выходя из зала. К вышеупомянутым бутербродам с сыром добавился фирменный коктейль «Нортохол» за два рубля восемьдесят семь копеек.
   «Третий уровень» был разыгран по тому же сценарию. Торговля скобяными изделиями шла бойко, гвозди таяли на глазах, и коробка  из-под ксерокса наполнялась твердой валютой. Когда поток желающих иссяк, Рыжий особенно торжественно объявил:
    — А сейчас  наш Председатель в совершеннейшей темноте вобьет последний гвоздь в крышку гроба «совка и нищеты»!
   На сцену вывели высокого мужчину лет шестидесяти пяти, с седой шевелюрой, крупными чертами лица, вальяжного, похожего на барина старой закваски. Видно было, что в молодости он был крутым мужиком,  но с годами сдал, хотя природная хитрость и приобретенный опыт позволяли ему еще держаться на плаву. По розовому лицу также можно было заключить, что он не был врагом  предобеденной рюмки водки.
   Сопровождаемый ведущим, он подошел к гробу. Очевидно, «предмет»  не произвел на него эстетического впечатления, и он с удивлением и неудовольствием посмотрел на Рыжего. Тот, в присутствии нового лица растерявший прежнюю солидность и уверенность,  суетливо и смущенно стал что-то объяснять ему.
    — Ладно, — согласился наконец Барин, — а то уж я, понимаш, подумал, что ты шутки шутишь. Шта-а делать-то?
   Рыжий объяснил ему, что нужно забить гвоздь в крышку,  услужливо наживил этот гвоздь и, чтобы облегчить Председателю задачу, сделал несколько ударов молотком.
   — Ну-ка, — сказал тот, бесцеремонно отодвигая непрошенного помощника, и почти вырвал у него из рук молоток.
   Перед ударом он окинул взглядом публику: видали, дескать, удальца,  -  скривил челюсть, прищурился на гвоздь и занес молоток над головой.
  — Минуточку! – провозгласил Рыжий и побежал к рубильнику: цок-цок-цок! – Веерное отключение электричества, господа!
   Свет погас. Раздалась барабанная дробь… Удар!..
    — Еп-п… – с выдохом матюгнулся Председатель.
   В зале воцарилась тишина, только слышалась приглушенная возня на сцене.
   — Вру-ба-ю!!!
   Загорелся свет, и, щуря глаза, все увидели веселого Председателя.
— Вот так, понимаш! -  молодецки подбоченясь, произнес он, с удовольствием смотря в зал и очевидно ожидая аплодисментов.
   Удар, действительно, был точен и хорош.     Захлопал Рыжий, зал последовал его примеру. Грянул туш. Но Председателю этого показалось мало: он потребовал дирижерскую палочку и изъявил желание дирижировать самолично. Ему объяснили, что для этого ему  придется спуститься к оркестру. Он увлекся  идеей, забыл об осторожности, споткнулся  и чуть, было, не перевалился через барьер в оркестровую яму. Импровизации Председателя не входили в планы Рыжего, так как все это начинало походить на балаган и могло негативно сказаться на мероприятии. Он подбежал к разошедшемуся, уговорил его вернуть палочку дирижеру и шепотом сообщил, что за кулисами уже накрыт стол и недурно было  бы отметить столь ловкий удар в  камерной обстановке.
   Было видно, что,  хотя Рыжий прислуживает Председателю и даже терпит его причуды, это носит скорее внешний характер. Реально процессом управлял Рыжий, а Председатель был чем-то вроде свадебного генерала. И его вполне устраивала роль барина,  своенравного, непредсказуемого  и не желавшего понимать  сути происходящего. Вполне возможно, что старый лис осознавал бутафорность почета и лести, которыми окружили его  царедворцы, видел их насквозь, но ему комфортнее было не вникать в тонкости дела, чтобы   не омрачать себе покойное существование.  
     Рыжий наконец проводил Председателя за кулисы. Кстати, я заметил, что со сцены после «веерного отключения» исчезла коробка из-под ксерокса. Никто не обратил на это внимание, кроме сидевшего рядом со мной худощавого мужика с оттопыренными ушами. По возрасту, по коротким, с проседью, волосам, военной выправке, манере держать себя, чувству достоинства и значимости, которые исходили от него, можно было предположить, что это отставник в чине не ниже полковника. Кроме того, он был под хорошим градусом и в недобром расположении духа. Особенную неприязнь он испытывал к ведущему.
   — Мазурики, — проворчал он, — поднять бы на воздух вашу богадельню.
   То ли бутерброд с коктейлем были не на высоте, то ли от всего этого шума, музыки и переизбытка информации я почувствовал тошноту и головокружение и вышел из зала. Мужская комната на первом этаже не работала. В поисках туалета я поднялся на второй этаж и пошел по коридору, читая таблички на дверях. Приоткрыв дверь, на которой не было таблички, и заглянув внутрь, я обнаружил  в комнате компанию, которая  вызвала во мне сильное любопытство.
   В затемненном углу комнаты стояли стол и кресло, в котором мирно спал Председатель. На столе были ополовиненный графинчик, вероятнее всего, с коньяком, рюмка, бутылка минералки и кое-какая снедь – все на скорую руку, но со вкусом. Барин спал крепким, здоровым сном. На его розовом лице отражались благодушие и довольство. 
   За карточным столом, под которым стояла известная уже коробка из-под ксерокса, сидели еще три человека. Одна из стен представляла собой большое окно. Жалюзи были опущены не полностью,  что позволяло, оставаясь незамеченным, видеть сцену и зал. Меня поразили  лица, вернее  алчность, с которою сидящие за столом наблюдали за всем, что там происходило. Внешне компания была разнородна: один был сутул, почти с плешью, волосатыми грудью и руками. Его отличал цепкий и пронзительный взгляд. Рядом с ним сидел его одногодок с одутловатым лицом и глазами навыкате,  в очках. Оба были в костюмах, только волосатый был без галстука, с расстегнутым воротом рубахи. Третий мужчина был моложе своих компаньонов, но уже с намечающимися залысинами, тоже в очках. Одет демократично, как одевались комсомольские вожаки в перестроечное время: в джинсах и свитере, из-под которого был виден воротник белой рубашки. Кроме откровенных взглядов, кое-что еще объединяло сидящих за столом: носы, придававшие им, несмотря на различную внешность, сходство с разнопородными попугаями, и маленький размер обуви.
   Сутулый потянулся волосатой рукой к расшнурованному ботинку и стал чесать ступню. Я оторопел: нога у него заканчивалась копытом!
   — Вам сюда нельзя, — услышал я далекий голос секьюрити.
   Он проводил меня до туалета и спросил, не нуждаюсь ли я в помощи врача. Я отказался, но в зал вернуться уже был не в состоянии.
      Вечером Нинка вызвала «скорую». Налицо были явные признаки отравления. Позарился на дешевизну.
     Больше я «Нортохол» не посещал, но целые полгода в двусмысленном положении находился: жена бизнесменит -   я   же в статусе наемного служащего остался. Выгодное дело она затеяла, но мне хотелось, чтобы поскорее все это у них медным тазом накрылось и я бы зажил, как все нормальные мужики. Угнетало меня, что я меньше бабы зарабатываю, от этого у меня  комплекс неполноценности стал развиваться. Так недолго импотентом стать, а это уже «причинение вреда здоровью». Но, к счастью, пришел конец моим нравственным страданиям. Не подвело Нинку чутье: обратила она внимание на то, что уж очень стали раскручивать этот «Нортохол» в средствах массовой информации. А ведь за спасибо тебя даже со спины по ящику не покажут. Это огромных денег стоит, а откуда они берутся? Понятно, что из кассы «Нортохола», то есть из кармана тех же вкладчиков. Смысл такой, чтобы,  потратив миллион на рекламу, привлечь в два раза больше. А когда потраченные и полученные суммы сравниваются – это сигнал к тому, чтобы разбежаться. И уж тут каждый на себя надейся: успеешь свои деньги выдернуть — или у разбитого корыта останешься. Нинка как иголках все эти дни жила: народ деньги нес -  стоимость ее пая росла с каждым днем, но понимала она, что нельзя откладывать решение до последнего момента, а то всего можно было лишиться. На глазах таяла: круги под глазами  — невооруженным глазом видно. Да я и сам увлекся этой игрой. Пан или пропал? Алчность тебя в одно мгновение может из богача нищим сделать.
  А тут еще стали крутить по ящику рекламный ролик: Рыжий, депутат от Курил — известная  феминистка Кук-Ши-На и еще какой-то смугло-курчавый сидят в салоне самолета и пьют шампанское. Лица у всей троицы самодовольные. Взоры, как у Ленина, Сталина и Крупской, устремлены в наше счастливое завтра. На боку самолета – надпись «Нортохол».
   Это для Нинки как бы сигналом было: пора! В тот же день она большую часть своего вклада забрала.  И действительно, вскоре поползли слухи о том, что возникли трудности с возвратом вкладов желающим выйти из Кооператива. Дальше, как снежный ком, все пошло: паи стали обесцениваться с тою же быстротой, с какой росли до этого. У закрывающихся филиалов огромные очереди выстраивались. Ночами люди писались – таким это «счастливое завтра» оказалось.
   В компетентные органы посыпались жалобы. Была назначена проверка деятельности Кооператива, по результатам которой против него и его дочерних компаний были возбуждены уголовные дела. Волосатый и Щекастый, прожженные бестии, еще до кризиса успели выехать из страны, бросив все, что нельзя было унести, а их молодого товарища алчность подвела: как же из такого рая уезжать? Где еще столько лохов встретишь? Не без основания рассчитывал, что откупится, но  просчитался. Вроде бы всех зарядил: от телешестерок и следаков до высоких погон,  — да один следователь неподкупным оказался. Из провинции. Еще не успел, чудо-юдо, столичный лоск приобрести. А когда суть жизни понял, то его на другого заменили — бывшего «бойца невидимого фронта». Тот наименование Кооператива наоборот прочитал и сразу след взял. Понял тогда сиделец Матросской тишины, что все это не случайно происходит, а по Высочайшему повелению. Засел писать мемуары «О вреде Алчности и пользе Добродетели»: времени свободного теперь у него было – вагон.
   Самым умным оказался Рыжий: ни на одном финансовом документе его подписи не обнаружили. Взносы оформлялись как добровольные пожертвования в фонд «Нортохол»  – так что комар носу не подточит. Все визировал Председатель. Когда к Председателю подступили, тот намекнул, что не только у него и его подельников рыльца в пушку и  что ниточки аферы тянутся к многочисленным персоналиям, обитавшим на самом верху.  Рыжего и Председателя, чтобы не ворошить осиное гнездо, решено было не трогать. Первого, учитывая его опыт работы с рубильником, назначили бригадиром электриков в Мосгордуме, а Председателя  отправили на пенсию, законодательным актом закрепив за ним право на  боевые сто грамм перед каждым обедом. К тому же он выбил из Рыжего  две «Волжанки», оставшиеся после ликвидации Потребкооператива,  как и было обещано тем, кто обменял свой ваучер на пай. Правда, рядовые вкладчики своих автомобилей так и не дождались. Их ваучеры плавно перетекли в карманы трех попугаев. Рыжий себя тоже, конечно, не обидел.
   Ну и мы с Нинкой не в прогаре оказались – вовремя соскочили. Жаль, конечно, тех, кто в основании пирамиды оказался. Но ведь по сути там тоже не все простачками были: многие хотели на воздухе руки погреть – пусть сами себе откровенно в этом признаются. Не надо быть алчным, я это всем советую. И еще: когда замышляете за счет других поживиться, не забывайте, что сами можете в дураках оказаться. И тогда уж ни на кого, кроме себя, не пеняйте.
    А простаков жалко. Но такова цена свободы. Кто-то ведь должен платить.