Житие странника

ЖИТИЕ СТРАННИКА.

Третьего дня я был в Духе. Говорил пням, кустам, деревьям и птицам. Потом лежал на топчане и силы жизни едва теплились в моем теле. Духом же своим видел видения чудные, сады Эдемские. Не вставал двое суток, и не было потребности в естественных нуждах. Так бывало всегда, после того как Дух овладевал мной.
Сегодня вышел за порог своей землянки и удивился бездонной чистоте осеннего неба. Как-то по-особенному удивился, не так как раньше. Слезами умиления омыл лицо своё и возблагодарил Господа за эти слезы.
Я давно забыл, кем был до того как ушел в тайгу, вырыл в старой медвежьей берлоге землянку и стал жить в ней. Прошлое источилось из меня за эти годы, как источается вода из дырявой посуды, капля по капле. Разумом своим я понимал, что какое-то прошлое у меня должно быть, но я давно уже не тяготился вопросами разума. До них мне не было дела. Я молился, чтобы Дух вошел в меня и этим жил и живу. Первую зиму только чудом Господним не замерз, а потом привык и тело мое не замечает студеной воды и пронзающего ветра. Я часто думаю, что у меня нет тела в том понимании, какое оно есть у людей. Я редко испытываю чувство, которое известно всем: чувство голода и жажды. О сне я и не говорю, что сон, что явь - все едино.
Когда я вернулся в свою землянку после благоговейного восприятия мира Божьего и обратил свои внутренне очи к себе, то в самом себе я услышал голос: «Встань и иди в мир». Голос повелительный, как голос власть имеющего, и я пошел. Куда и зачем шел - не знал, не думал об этом.
И вот я увидел людей, вернее одну одинокую женщину, мотыжившую свой огород. Вид мой был вид зверя двуногого, и она испугалась меня. Бросила свое дело и побежала в дом. Оттуда вышли двое мужчин и в руках одного из них было ружье. Они что-то кричали мне, но я не понимал значение их крика, только почувствовал в голосе угрозу. Оказывается, я разучился понимать человеческую речь.
Страха не было, а была жалость к ним, потому что видел я, как сильно они напуганы моим видом, и когда жалость моя достигла их сердец, они пали на колени и плакали. И я плакал вместе с ними, пока Господь давал нам слезы. Омыв души свои, они ввели меня в дом свой, поставили на стол хлеб и молоко, но мне не было в том нужды.
«Кто ты и откуда? - спросили они меня. - Почему ты не ешь хлеба и молока?»
И тут пришло мне понимание смысла речи человеческой. Я ответил, что пришел к людям по воле, говорившего во мне голоса. Тогда они спросили меня: «Ты - святой?»
Я ответил им, что никто не свят, кроме Господа Бога, но они не вняли моему слову и посчитали меня святым.
Женщина сказала: «Твой вид страшен, и люди будут бежать от тебя. Тебе нужно быть таким, как все".
Я сказал, что не смогу быть как все, но не воспротивился тому, чтобы волос моих коснулись руки женщины, вооруженные железом. Они натопили баню и я вспомнил, что люди умывают свое тело горячей водой, ухаживают за ним, как будто это драгоценный сосуд, а не глина, из которой Господь сотворил человека. Это было странно. Я спросил себя в сердце своем: «Верно, ли делаю?» И не было мне ответа ни «да», ни «нет».
Потом они одели меня в свои одежды, и я долго привыкал к ним. Прожил я у этих людей с месяц, привыкая к образу мира и к мыслям мира сего. И понял я в сердце своем, что этот образ есть образ боли, отчаяния, зависти и чудовищных потребностей. Что этот мир во власти тела, а не во власти духа. И был голос во мне прежний, призвавший меня идти, и сказано мне было вторично, чтобы я шел. И было велено мне идти в образе людей мира и говорить словами людей мира. Я вышел из дома и благословил кров, давшей мне приют.
И вот я пришел в большое селение, и иду я и вижу: у большого дома, роскошно сделанного, каменного, стоит толпа людей. На высоких ступеньках здания бьется в истерике женщина, а люди вокруг исполнены гнева и страха.
И спросил я о причине их гнева и страха и получил ответ: «Мы вкладчики банка, а руководства банка не желает отдавать наши деньги с процентами. Говорят, что банк обанкротился».
- А что за женщина убивается на крыльце? - спросил я, но в ответ услышал скрытую угрозу и раздражение: «Шел бы ты по своим делам, старик!».
Они гнали меня от себя, и я пошел от них, но душа женщины открылась мне и я понял, что хотела она получить на свои деньги баснословный барыш, и потеряла деньги и свои надежды. Бог покарал её за алчность, как и тех, кто стоял и гнал меня. Не в поте лица, как было заповедано, надеялись получить хлеб и вино, а изощренной хитростью отбирая у других плоды труда их рук.
«Проклят сей мир!» - подумал я и плакал о мире в великом сокрушении. «Вразуми, Господи!» - просил я в тайной молитве своей, но не нашел отклика на слова свои.
«Что делать мне в мире?» - спросил я в душе своей, но голос, пославший меня в мир, молчал. Тогда я спросил свою плоть: «Что делать мне в мире людей»? И услышал я голос плоти моей: «Жить».
Растерян я был и не знал куда идти. И увидел я деревья ухоженные, цветы, насажденные рукой человеческой, скамейку и пошел к цветам и деревьям и сел на скамейку. Удобно было сидеть на ней и цветы радовали глаз мой. К Господу Богу обратил свой взор, к нему открыл свою душу и ждал, когда Господь укажет мне путь и цель пути.
Остаток дня сидел и вечер пришел, сидел и ночь, до следующего утра сидел, а утром подошел ко мне человек и спросил, как власть имеющий: «Ты, старик, бомж?»
Я не понял его вопроса, но взором своим видел в душе его кипение страстей и желаний. Несчастный человек стоял возле меня и я открыл уста свои, чтобы сказать ему слова Господа, но Господь затворил уста мои, ибо не понял бы сей человек слов моих. Он спросил меня: «У тебя есть документы?».
И опять я не понял его. Тогда он дерзко и сильно взял меня за руку, и сказал: «Пройдемте в отделение».
Я пошел с ним, куда он повел меня. В отделении было много людей одетых как он и из разговоров понял, что это милиция, а люди, власть имеющие над другими людьми, милиционеры. Меня провели в душное каменное помещение и закрыли за мной железную дверь. Я остался один. Молился я Господу о вразумлении себя, ибо не знал, что мне делать. Огненный светильник над моей головой смущал меня. И тогда я покинул тело свое и вышел вон из помещения милиции, переполненного горем и ненавистью, потому что тяжело было там душе моей.
В духе своем я ходил по городу, как называли свое поселение люди. Заходил в дома и места, где торговали вещами и продуктами. Я слушал и понимал, и душа моя стонала и ныла. День и ночь и утро следующего дня я бродил по поселению в поисках радости и веселья, но не находил источников их.
Видел и слышал я смех и пение, но не душа смеялась и пела, а смеялись и пели тела людей, нашедшие источник своей радости. И видел я души людей, заросшие, почерневшие, сжатые паутиной страха, поскольку знали души, знанием тайным судьбу свою.
И вскричал я тогда: «Господи, Господи, что я для людей этих?» Но голос Господа не прозвучал во мне как обычно и не знал я, что делать мне. В этот день вернулся я к телу своему и увидел, что лежит оно в гробу и люди волокут тело мое на кладбище. Волокут тайно, ибо в страхе пребывают, что погиб я в их отделении.
Тело мое было телом мне послушным и верным, и потому я не мог согласиться с решением этих людей, называющих себя милиционерами, похоронить тело. И встал я из деревянного ящика, куда они меня положили. Встал и сказал: «Пошто волочите меня? Что я вам сделал, люди, называющие себя милиционерами?»
И оставили они повозку, на которой везли и убежали, а я пошел. И пришел я на свое старое место, где росли цветы и была скамья, и сел там. И так сидел весь остаток дня и ночь, а утром к месту моего сидения пришла толпа людей, и один из толпы вышел и сказал мне: «Кто ты, восставший из мертвых?». Я поглядел на него и понял, что он знает о том, что меня волокли на кладбище. Удивился я сказанному и сказал: «Отчего говоришь, что восстал из мертвых, когда был жив?».
- Так все говорят, - ответил он.
- Не знаете, что говорите, ибо не я был мертв, а вы мертвы.
Ясное сказал, но удивились многие сказанному и спрашивали меня, отчего я считаю их мертвыми, если они живут?
- Тела живут ваши, это верно, но человек не есть тело. Тело человеческое приходит и уходит, как дым. Дымом живете вы.
И опять они не поняли ясного. И опять спрашивали меня, что есть жизнь, а что есть смерть.
- Тело человеческое, если оно не взнуздано душой, есть смерть, - сказал им, - а жизнь человеческая в душе его.
- Тогда, - спросили они, - кто ты? - словно не видели образа своего во мне, образа и подобия Господа нашего.
- Человек я, - ответил им, но они усомнились. Говорили разные слова обо мне. Слова бессмысленные, глупые, надуманные умом горделивым, вознесшимся в своей гордыне. И было мне предложено хлеб и вино и кров в доме говорившего со мною. Но я не пошел в дом его, ибо понял, что человек этот хочет выгоду иметь оттого, что я буду в доме его. Смешные вещи говорил он, стараясь убедить меня.
- Вам нужен кров и хлеб. Всю жизнь не просидишь на этой скамейке в сквере, - и даже угрожал. - Вас снова арестуют, как бомжа.
Но поняв, что я плохо понимаю о чем он говорит, принялся мне объяснять, что лица без документов, без крова и без средств к существованию именуются бомжами.
- Откуда ты знаешь, в чем я нуждаюсь? - спросил его внятно на языке его, но он и этого не понял и принялся убеждать меня, что все люди нуждаются в тепле и хлебе. Я ответил ему, что только те, кто служит своему телу, а мне довольно и того, что дает мне Господь. Опять он ничего не понял и надоел мне, поскольку видел я, что не света он ищет, а выгоды. И сказал я ему: «Иди и не греши». Как сказал когда-то Сын Божий, но и этого он не понял. Душно мне было от толпы, обступившей меня, и встал я и пошел прочь, и пошли за мной некоторые. И шел я так, пока не вышел за пределы поселения и несколько человек шли за мной. И сказал я им: «Зачем вы идете за мной? Что я вам?»
И был ответ от них: «Идем, чтобы ты учил нас».
- Как же я буду учить вас, если вы погребены под телами вашими? Как мне учить вас, если помыслы ваши все о телах ваших?
И увидел я, что тела их немощны и оттого жаждут тела их силы жизни и радостей. И сказал я им, что не учения моего они хотят, что нет у меня учения, кроме того, о чем проповедано было Иисусом и пророками, а идут они за мной в надежде, что исцелю недуги их.
И сказали они: «Истину говоришь ты. Так мы хотим».
Просили они у меня исцеления и тогда я сказал им: «Зачем вы жаждете здоровья, если Господь наложил на вас руку свою? Разве не знаете, что немощью тела уберегает Господь избранных своих от еще большего греха? Разве не известно вам, что в здоровом теле больная душа? Разве мало вам того, что сделали вы по неправде своей?».
И еще говорил, но и эти ничего не поняли из сказанного, кроме одного, что я не целитель. И отстали они от меня, и пошел я дальше. И вот обернулся и вижу - один идет за мной. И сел я на то место, где стоял, и открыл Господу душу свою и был так до утра, а человек тот оставался около меня.
Утром спросил его: «Что тебе от меня надо?»
Он ответил: «Ничего. Только не прогоняй меня».
Я сказал: «Так и будет». И пошел дальше. И видел я, как вопит и хнычет его тело и требует пищи. В растерянности был я, не зная как поступить, ибо власть тела над человеком огромна и без помощи Господа не преодолевается. И сделал так, чтобы окрепла воля его.
И когда пришли мы в одно село, я сказал ему: «Пей и ешь, так как слаб ты и по слабости своей не перенесешь того, что могу я».
Спросил он меня: «Как ты можешь не есть и не пить и нужд человеческих не справлять? Откуда у тебя сила идти?»
- И ты не понял? А идешь за человеком, не зная, откуда у него сила.
- Я думаю, - сказал он, - что сила твоя от Господа и потому иду за тобой в тайной надежде, что научишь меня служению Господу.
- Умеешь ли ты обращаться к Господу в душе своей? - спросил его, хотя знал истину, но мне нужен был ответ его.
- Я ходил в храм и молился там, - сказал он.
- И плакал ли ты там в радости очищения души своей?
- Нет, - ответил он, и была в его словах истина, и не лукавил он предо мной по природе человеческой.
В том селе он ел и пил, а я смотрел и видел, что ест он без жадности и утоляет жажду свою вполовину того, что требует тело.
И вышли мы из того села, и шли. К вечеру сказал ему: «Возьми руку мою и стань рядом со мной на колени свои».
И сделал он по слову моему.
- Смотри, - сказал я, - видишь небо и мир, сотворенный Господом? Какого еще храма ищешь?
- Научи меня молитве своей, - сказал он. - И я помолюсь с тобой Господу Богу.
- Нет у меня молитвы для тебя, - сказал ему. - Ищи слова в душе своей и мысленно обращай их к Господу. Будет его благоволение и даст Он тебе слова молитвы твоей. И вознес я душу свою Господу, и взяла душа моя его душу, но каменная была душа человека сего многогрешного, и не смогла сила души моей оторвать душу его от земли. И спросил я в душе своей Господа: «Что мне этот человек?». И получил ответ: «То брат твой в грехе пребывающий, не оставляй его».
И стояли мы так с человеком тем до захода солнца и были слезы обильные на лице того человека. И сказал он: «Как легко стало на душе моей». Промолчал я тогда, потому что не нужны были слова.
Так ходил я по стране и бывал в городах, и были со мной случаи похожие на тот, когда меня арестовали милиционеры. Останавливался я в скверах и парках, и приходили ко мне власть имущие, и арестовывали тело мое. Но тот, кто ходил, со мной говорил им, что я отец ему. И показывал начальникам страж свои документы.
Когда же вокруг нас собирались люди и вопрошали, кто я, он говорил им, что я - учитель его. Когда спрашивали: «Чему он учит? – отвечал, что я учу любви человеков к душе своей.
- Непонятное и несуразное излагаешь ты, - говорили они и многие уходили прочь.
И привел меня Господь в храм свой роскошный, высокий и богатый. И узнали там меня по делам моим, обступили и спрашивали меня люди в одеждах священнических.
- Кто ты? - спрашивали они, потому что были как человеки слепы. - Если ты, как говоришь, веришь в единого Господа Христа, Сына Божия, Единородного, рождённого от Отца прежде начала всех веков, как Свет от Света, как Бог истинный от Бога истинного, так и он рожден. Не сотворён единосущный Отцу и им же всегда был. Если ты веришь, что ради нас, людей и ради нашего спасения с небес сошел и, воплотившись от Духа Света и Марии Девы принял образ человеческий. Если ты веришь в Распятого за нас при Понтие Пилате и принявшего крестное страдание, и погребенного, и воскресшего в третий день по Писаниям. И вознесшегося на небеса, и севшего по праву руку Отца. Если веришь в Того, кто в предстоящие времена, во славе своей, будет судить живых и мертвых, то почему обходишь храмы стороной и не принимаешь святого причастия тела, и крови Христовой?
Так они спрашивали меня.
И отвечал я им, что принимаю причастие от Духа Святого, по его воле, когда он хочет причащать меня.
Но возмутились обступившие меня и сказали: «Ложное изрекают уста твои. Богохульствуешь ты в гордыне своей!»
- Так ли? - спросил я их. - Ведь сказано еще Иоанном, что придет тот, кто будет крестить Духом Святым?
- Уж не ты ли?! - вскричали многие.
- Не я, - ответил им, - а Иисус. Почему вы сомневаетесь в том, что Господь может причащать человека Духом своим так, как сочтет нужным? Разве не говорил Иисус своим обвинителям, что Господь есть господин субботы, а не суббота госпожа Господа? С чего вы взяли, что я отвергаю таинство даров святых? Я говорю, что не в каждом храме вино и хлеб преображаются в плоть и кровь Христову.
- Что мелет! Что мелет твой язык нечестивый! – вскричали они. - Разве не почиет Дух Святый в наших храмах?
- А разве я сказал это? Известны же вам слова Стефана и пророков: «Всевышний не в рукотворных храмах живет». И ещё говорит пророк: «Небо - престол Мой, и земля - подножие ног Моих». «Какой дом созиждите Мне, - говорит Господь, - или, какое место покоя Моего?»
И сказал я им, что там дух Божий, где праведник.
И опять они бранили меня и спрашивали: «По какому праву ты говоришь дерзости?»
Но не стал я пререкаться с ними и сказал я им, носящим одежды священничества: «Пусть тот, кто считает себя верным Господу, причастит меня и исповедует. Он узнает, есть ли во мне гордыня, о которой так много говорили языки ваши».
И стояли они в смущении. Был один из среды их, убеленный сединой схимонах и знал я, что чист он перед Господом, как могут быть чисты люди. И сказал я ему: «Отче, дашь ли ты мне вкусить даров святых?
И был ответ его: «Ты знаешь».
Очень удивились ответу его, кто нападал на меня.
- Что ты говоришь!? - спрашивали его.
- Что сказал, - ответил он. - Оставьте этого человека, ибо не нам его судить, а Господу. Не церковь устанавливает законы для человека, а Господь.
Так он сказал и вышел, и ушел, откуда пришел. И я вышел из храма сего, и пошел своей дорогой.
Вечером окружили меня, люди власть имеющие, и сказали мне, что правитель страны желает, чтобы я предстал пред очи его. И спросил я: «С телом моим желает встретиться ваш господин или с духом моим?»
Не поняли они простого вопроса и потащили, поволокли тело мое в повозку, и увезли его, а тот человек, который сопровождал меня, бежал следом. Тогда вышел я из тела своего и пошел вслед за ним. Дотронулся до плеча его и спросил: «Куда и зачем бежишь?».
Остановился он на бегу своем посреди улицы шумной и пыльной, посреди улицы полной народа и спросил меня: «Кто ты, остановивший меня?».
И сказал я ему: «Я тот, за кем ты ходил все это время. Не беги, ибо я рядом с тобой пребываю».
И сел он в тени дерев и сидел так, а я был с ним. И сказал он мне тогда: «Что будет с телом твоим?».
- Что тебя так волнует тело мое?
И тут вижу, подходит к нам человек и говорит: «Тебя видели вместе с тем стариком, которого арестовала милиция. Ты бежал вслед».
- Истинно так, - ответил он, - но в чем его и мое преступление?
Человек тот замялся и сказал: «Человек тот умер в машине, пока мы везли его».
- Отдайте тело мне, я схороню его, - сказал он.
- Что Вы знаете о том человеке? - спросил его страж.
- То, что интересует власть, того я не знаю о нем.
- Говоришь ты загадками, а кто ты сам?
- Вот паспорт мой, - и он протянул ему книжицу.
Человек посмотрел паспорт и сказал: «Почему же ты ходишь вслед этому человеку, о котором говорят разные разности?»
- Потому, что мне хорошо подле него.
- Если ты скажешь, кто он, то я отдам тебе его тело, - сказал человек с кривыми мыслями и черной душой.
- Я сказал, что не знаю, кто он и откуда, и как его звать. Что ты хочешь еще?
- Я арестую тебя и допрошу, - пригрозил страж.
И увидел я, что это плохо кончится для того, кто ходил вслед меня, и сказал я тогда в ухо стражу так, что он слышал меня: «Оставь его. Он не сделал он ничего дурного, как делаешь ты в каждый час жизни своей».
Испугался страж слов моих, вскрикнул и упал у ног человека, ходящего вслед меня.
- Плохо ему! - крикнул тот и на зов его подошли люди и увезли стращавшего арестом. А я вернулся к телу своему, лежащему среди других тел в обширном помещении, и услышал я, что намерены люди в помещении этом разрезать тело моё, чтобы установить причину смерти моей.
И вернулся я в тело свое, находящееся в опасности. Встал я с ложа моего, на котором хотели разрезать тело мое, и сказал я: «Что оно для вас сделало, что жаждете разрезать его на части?».
И побежали они от меня с криками, а кто остался, побледнел и онемел. И ушел я из здания сего, облачив тело свое в одежды свои. И пришел я к тому, кто ходил вслед меня, и сказал я: «Вот я в облике тела моего».
И рад был тот и обнимал меня и плакал от радости. И почувствовал я тогда жажду тела своего и пил и ел вместе с ним по мере своей. И было это на третий месяц, когда я вышел из глубины лесов. И остановились мы с человеком тем в обширном парке и жили там несколько дней, и люди обходили нас стороной, спешащие по делам своим, по нужде тел своих.
И нашли, и пришли к нам снова люди, власть имущие, и сказали: «Высшее должностное лицо государства желает видеть тебя, старик, в теле и духе».
И сказал им: «Вот я. Что же мешает ему увидеть меня?».
Смутились они и стали между собой совещаться и сказали мне, что не принято у них такое, чтобы сам президент ходил, а все ходят к нему. И сказал я им: «Кто же нуждается в ком?».
И опять они говорили между собой, а потом покинули нас, и понял я, что не дадут они покоя мне в городе этом. И ушел я из города и пошел в поле. И был в поле, пока не наступила осень и не пошел снег.
Сильно страдал человек, кто ходил со мной, и жалко мне стало его и сказал я ему: «Вон, видишь на взгорке стоит монастырь. Иди туда, постригись в монахи и усмиряй плоть свою, доколе не станет она в твоей власти. Пропадешь со мной, ибо Господь не дает тебе должной силы по промыслу своему».
- Пойдем и ты со мной, - сказал он.
- Что мне там? - спросил его, но он не ответил мне как должно. И сказал я: «Разве не понял ты, что этого мне не нужно?».
Но человек сей, сказал, как человек: «Я привык к тебе, и мне будет не хватать тебя».
- Разве ты меня ухватил? - спросил я его. - Возьми в горсть ветер или воду, удержишь ли их в горсти своей? Вода просачивается в те места, где есть для нее место и так же дух мой приходит туда, где в нем есть нужда, по воле Господа. Не оставлю тебя, где бы я ни был и откуда бы ты не воззвал к душе моей. Если на то будет воля Господа, приду.
- Разве не сам ты волею своей ходишь по земле? - спросил он.
- Нет, - ответил ему, - не сам. Только грешит человек по воле своей, подчиняясь требованиям необузданного тела. Остальное в воле Господа нашего Иисуса Христа.
И еще сказал ему, прежде чем ушел он: «Пойдешь, куда я послал тебя и помни, что посылаю тебя на поношение и унижение, на работу тяжкую, на обиды горькие, на суды скорые и неправые, на болезни и тяготы тела твоего. Мера их - в руке Господа, в промысле Божьем относительно тебя. Но не отступай! Это как путь в гору, чем дальше, тем круче и опаснее. Сорвешься и упадешь ниже того, где ты есть. В бездну упадешь. Держись. Нет в царство небесное пути, кроме указанного Христом. Даже язычников посещает благодать Божия и они идут тем же крестным путем, каждый по-своему. Дерзай!».
И ушел он по слову моему и так сделал, как я ему сказал. И пошел я дорогой своей, и где шел, там вид мой смущал людей и власть. И были мне обиды многие, и притеснения разные, и чувствовал я в себе самом, как истончается во мне благодать Божия и растет раздражение на людей, меня притесняющих...
И вот иду я и вижу: сидит на берегу реки юноша и горько плачет. Убивается сердце его, уязвленное и обманутое девушкой. И горе его огромно, неподдельно. Вижу, вьются возле него бесы, толкаются, как мошкара перед ненастьем. И пьют бесы взахлеб горе его, как комары кровь всяческого живого существа. В слепоте своей плачет юноша, как плачет слепой о потерянной дороге, не ведая, что оканчивается дорога его пропастью.
И говорит в себе самом юноша тот: «Зачем жить? Утоплюсь!».
И ликуют бесы от мыслей тех. Немеет душа его от страха перед мыслями теми и колеблется он. И вижу я, что испытывает его Господь, ибо избран сей юноша из среды людей промыслом Божьим. И отступил я, не решаясь вмешиваться в испытание. И вижу, чудным образом, зрением своим, что этот юноша никто иной, как я сам. И вижу я, что это не я стою, а ангел хранитель, посланный Господом каждому во крещение его. Не своими глазами вижу, а глазами ангела вижу. И только понял я это, как исчезло разом видение и не уразумел я смысла его. И воззвал я к Господу Богу: «За что ослепил меня?!».
И дерзок был крик души моей и совершил я грех перед лицом Господа, как всякий смердящий. И уныние охватило меня на месте том, и взалкал я еды и питья, и тело мое ощутило холод пространства, а ступни ног моих остуду земную. И был мой второй грех хуже прежнего, и сел я на месте том, где стоял.
И сказал я в душе своей: «Не сойду с места сего, пока не вымолю у Господа прощения грехов своих». И открыл душу свою к Господу и сказал: «Вот я».
И сидел так ночь и день, превозмогая холод и вопли тела моего ожившего к жизни своей. И было мне искушение на месте том вдвое, втрое сильнее прежних. Видел я в мире этом место своё. Видел я, что мог бы остаток дней своих провести во славе и почете, ублажая прихоти тела своего. И так сладко показалось мне видение то, что потянулся мысленно к нему. И открыл мне Диавол пути свои и видение одно соблазнительнее другого проплывали предо мною. И мучился я ими чрезвычайно. И дрогнула во мне сила веры моей, ибо попустил этому Господь. И стал я, как человек, не познавший Господа. Как человек, я был на месте том!
И вскочил я и побежал с места этого в страхе, что служение мое Господу было делом ума моего, отягченного обидами. Делом воли моей самочинной и самозваной! И впал я в безумие, и стал упрекать Господа. И было так. Прозревает человек в молчании одиночества, глубиной молитвенного сокрушения, но очищается он окончательно только в миру. Не все долги мои прошлой жизни моей оплачены были. Остался остаток самый горький и Господь воззвал ко мне в чаще лесной отдать этот остаток.
Не к исправлению мира призвал Господь, а к последнему искусу, самому страшному из всех. К славе мира сего! Ибо много грешил я в жизни прошлой жаждой известности и славы мирской. И вот Он дал мне, в руки мои возможность вознестись к этой славе.
- Учение создашь своё, - нашептывал Диавол в ухо мое, и растравлялось сердце мое этим. - Стези выправишь человеческие в мире сем, ибо видишь ты, как покривились и скособочились церкви Христовы.
Ушел я в безумие свое от сего искушения. Увидела душа моя, что ослабел я и спасла самоё себя и суть мою сумасшествием тела моего. И разум, смущавший меня, угас. И поймали меня и увезли в дом скорбных духом. И пытали там тело моё, и мучили его, а потом оставили свои мучения.
Господь вернул мне разум на дни короткие, остатние. И вот знаю, что пришел мой час оставить прах тела своего земле, как гусеница оставляет свое тело куколке, прежде чем превратиться в бабочку. В бабочке есть образ и подобие умершей гусеницы, но раньше она питалась плотью листа, а сейчас нектаром, раньше она несла гибель, а сейчас, опыляя цветы, несет буйноцветие красоты. Охо-хо мне! Ибо не понимаю, зачем в эту красоту откладывает она яйца будущих гусениц! Догадываюсь, ибо не быть смертному свободным даже на пике своего духовного раскрепощения! Зачем, о Господи?! Верую в премудрость твою, но не могу уразуметь твои начала и концы! Но, да будет воля твоя, а не моя!
Людям же обступившим меня, говорю: путь свой оканчиваю. И по воле Господа нашего, в поучение тем, кто ищет путей к Господу, выводит моя старческая рука эти письмена.
Ухожу я слезно, на коленях своих прошу, прежде всего, своих гонителей и мучителей, всех кто раздражен на меня, кто ненавидит меня по праву и облыжно: «Простите мне, люди жестокосердные, одержимые злом и ненавистью, что стал причиной невольною, по глупости своей или по гордыне сердца своего причиной вашей злобы и ненависти. В слезах умоляю вас простить меня с той глубиной искренности, с какой я прощаю вам. И тех прошу, кто не знает меня: простите мне, люди, за дела жизни моей».
И у Господа прошу: «Покаяния двери открой мне, Человеколюбче!».

* * *
- Ну и что мы будем делать с этим сочинением сумасшедшего? - спросил мужчина в белом халате, затягиваясь сигаретой. Напротив него в кожаном кресле сидел невзрачного вида человек в вельветовом костюме и парусиновых туфлях.
- Вы продолжаете считать его сумасшедшим, профессор? - спросил он и отмахнулся от дыма.
- Э, батенька мой, поработали бы Вы с мое в практической психиатрии, то не такое бы увидели и не такие сочинения почитали бы, - сказал мужчина, складывая в стопки листки бумаги. - Вы господа-теоретики, а мы, так сказать, «черная кость»... Надо сказать, в чем-то Ломброзо был прав: психопатические, маниакальные состояния дают потрясающую картину гениальности, - профессор был в годах, поджар и имел взгляд острый, пронзающий. Когда-то, в молодости, ему прочили карьеру эстрадного артиста-гипнотизера, но судьба решила по-своему.
- Все, дорогой Георгий Павлович, - обратился он к сидящему напротив его мужчине тех же лет. - Все! Дело можно сдать в архив, ну, и сочинение это туда же присовокупить...
На этом он чуть запнулся, глянул на невзрачного и сказал:
- Впрочем, - это ваша идея дать ему бумагу и авторучку, так что смотрите…
- Если вы, Василий Петрович, не возражаете, то я заберу, как вы изволили сказать, это сочинение себе.
- Как пожелаете, - профессор вытащил еще одну сигарету и отошел к окну. - Скажите, если не секрет, зачем оно вам?
- У меня есть знакомый священник, хочу показать ему. Как никак тут речь идет о делах веры.
- И что же? - с любопытством спросил тот, кого звали Василий Петрович. - Вы, простите меня, что? В церковь ходите?
И помедлив чуть, махнул рукой:
- Ладно, ладно! Не отвечайте. Это нынче модно стало в церковь ходить. Раньше правительство в Большой театр ходило, а нынче в храмы... Ну и мы, следом...
Наступила тягостная тишина в кабинете. Собеседники молчали. Василий Петрович попыхивал сигаретой, стоя у раскрытого окна.
- Н-да! - наконец сказал он и повернулся всем корпусом к собеседнику. - Разумеется, коллега, есть тайна в том, что человек, умерщвляя свое тело, приобретает над ним неслыханную власть, но, согласитесь, требования положительной жизни, человек все-таки социальное существо, а не духовное...
- Дорогой Василий Петрович, я ведь тоже учен. Как-то, знаете, неловко... - он потянулся к столу, осторожно взял со стола листки бумаги, сложил их в старомодный портфель. - Если позволите, то еще есть одна просьба. Я хочу вас просить об одном одолжении: пусть тело умершего полежит день-два в морге.
- Неужели вы верите в эти бредни о воскресении из мертвых? - удивился профессор. - Ну, знаете, не ожидал! Удивили, батенька мой! Вы, человек, так много сделавший в науке о человеке?
Но собеседник его промолчал. Василий Петрович обидевшись, перешел на деловой тон:
Воля ваша, если вы на этом настаиваете...

* * *
На третий день после разговора в кабинете главного врача психолечебницы в местном кафедральном соборе состоялась панихида по усопшему. Священноначалие было удивлено тем, что отслужить службу взялся известный схимонах Варсавий.
Еще памятна была всем встреча со странствующем аскетом и странная позиция старца, не осудившего, как должно, гордыню пришедшего в храм. Да и само появление усопшего в кафедральном соборе смущало души священоначалия. Кто он? Откуда? Только авторитет старца и его слезные просьбы смирили священоначалие и оно позволило ему отслужить панихиду.
- Пусть служит, - сказал настоятель храма.
К удивлению присутствующих на панихиде, схимонах Варсавий перед началом службы встал на колени перед гробом усопшего и сказал: «Помяни имя мое, како предстанешь пред Господа».
И показалось, что некий голос, как дуновение легкого ветра, прошел по собору и поколебал огни свечей. И говорят, что явственно слышали: «Имя твое по многим страданиям твоим в руке Господа. И мне отпусти грехи мои».
Погребли тело в освященной земле и память о человеке том исчезла из среды людей. Правда, слышал я, что на могилу его приходят люди и получают там исцеление, но не телесное как обычно, а духовное. Впрочем, сам я не был там и пишу эти, окончательные строки с чужих слов.
Сам же пребываю в растерянности и недоумении с той самой поры, как мне, через десятые руки, попала папка с рукописным текстом, озаглавленная «Житие некого странника».

2001-2003 годы.