Дистанция

« Дистанция»

Я оставил Бога, да только Бог не оставлял
меня.









Рассказ.



Вступление.



Вернуться в прошлое, нет, это не сложно, взглянуть на свои прожитые
годы. Сложнее испытать все, что с тобой случилось снова. Много кто
задумывался о Боге? Да наверняка каждый из нас, но почему-то мы о нем
думаем тогда, когда нам плохо. Когда боль переполняет нашу душу, да
именно душу, ни физическая боль, а духовная, от грехов наших, похотей и
мирских соблазнов. В большинстве случаях мы это делаем неосознанно, сами
того не ведая. Не веря никому и ни во что, не боясь никого и ничего. Но
проходит время, когда глаза открываются, чувства переполняют нас, внутри
все разрывается. Хочется плакать, а не можешь, в теле такая тяжесть, что
немеют ноги. Мыслительный процесс такой скорости – невозможно заснуть.
Не слышно окружающих, ни звуков, ничего, только ты наедине со своими
мыслями. Вы знаете, что такое дистанция? Это как жизненный путь: от
старта до финиша. Что мы делаем при старте? Бежим к финишу, чтобы
выиграть. Так и в жизни, мы от жизни бежим к смерти, переступая друг
через друга, прыгая по головам, забывая о порядочности, чести, ни говоря
о любви. Вы задумывались, кого мы еще любим кроме себя? Правильно, мы
потенциальные эгоисты в большинстве случаев, и надо это признать. Об
одной из дистанций сейчас и пойдет речь, вы готовы, тогда приготовьтесь
испытать все чувства человека, прошедшего за короткий период своей жизни
через ад.



Сон.

«Дистанция, я бегу, я нахожусь в темном лесу, не могу найти выход, что
с моим телом, оно онемело, мне жутко и страшно, я один, рядом никого
нет. Господи, хоть бы один просвет, ноги меня не слушают, я спотыкаюсь,
падаю и снова встаю, дыхание перебито, сколько это будет продолжаться? Я
задаю себе этот вопрос каждую минуту. Я готов смириться уже, что мне не
выбраться из этого леса. Здесь пахнет смертью, здесь сыро, кругом болото
и ни одного живого организма и уже, не совладав с собой, я падаю лицом в
грязь, встать физически не хватает сил, поднять в себе дух не могу, я
пуст. Смерть где-то рядом, она дышит со мной в такт. Больше я не могу
бороться, не хочу жить, такие мысли плотно закрадывались в мою голову..
И что-то темное уже готовиться праздновать победу, еще одна душа в его
власти.»



Детство.

Моему детству можно, наверно, позавидовать. Очень много любви и
внимания. Моя прабабушка мне сильно запомнилась, она была очень мудрая
женщина. Она меня учила жить с Богом. Я всегда мог с ним общаться,
делиться с ним своей радостью и горестью. Я мог любить все, что меня
окружает: людей, звуки, природу. Но больше всего я любил смотреть на
небо, мог это делать часами, представлять картины из облаков, мечтать о
чем-нибудь. Я был неспокойный ребенок, не мог сидеть на одном месте.
Чересчур активный и энергичный, и везде первый. Меня всегда любили
девочки, учителя, с ребятами держал авторитет, меня уважали. Участвовал
во всех школьных мероприятиях, читал стихи, играл на гитаре. В те годы я
занимался в цирке, у меня был акробатический номер «Буратино», с ним я
выступал по Москве. Представляете, что я испытал, выходя первый раз на
сцену? Когда увидел полный зал людей, развернулся и сказал: «Не пойду,
не смогу». На что учитель ответила: «Сделай как сможешь и ни о чем не
переживай». Я сделал, хоть и упустил пару моментов, но в целом это было
здорово, всем понравилось. А первая любовь, да что Вы, она была
отличницей, светлые волосы, слегка конопатенькое лицо, голубые глаза,
аккуратно завитая коса, всегда выглаженная и с осанкой. Она прям
излучала светом. Для меня большего счастья не было, лишь бы только до
дома проводить, как правило под предлогом портфель донести.
Представляете: весна, солнце, пение птиц, теплый воздух, и ты провожаешь
свою первую любовь домой после занятий. Как это можно не запомнить. Мы
еще с ней встретимся, но чуть позже, во время моей дистанции. Со
временем моя цирковая школа переехала в Германию, мне надо было заменить
ее чем-то, и отец записал меня в секцию карате. Там мне все легко
удавалось, ну понимаете, после акробатики, растяжка, реакция, резкость,
все при мне. И человеческие качества в меня хорошие заложили.
«Единственное», был слишком доверчив. Это впоследствии сыграло важную
роль в моей жизни. У меня нет ни одного комплекса. Мне говорят, что я
красивый, шустрый, быстрый, смышленый, добрый, храбрый, миловидный, меня
всюду хвалят. В моей комнате над кроватью висит крест и два ангелочка.
Когда мне было плохо, я с ними всегда разговаривал, тогда я и подумать
не мог, что меня ждет.

Глава 1
«Начало»

Начало дистанции 1997 г., ссоры родителей, я
их терпеть не мог, но почему они ругаются, хочу, чтобы они любили друг
друга. Я слезно молюсь об этом и вроде все хорошо, но проходит какое-то
время и ругань повторяется. Отец начинает все чаще и чаще пить, приходит
домой и в процессе ссора разрастается вплоть до рукоприкладства. Я очень
близко к сердцу все воспринимаю. Когда отец запивал, я думал только бы
он не пришел, молил Бога, чтобы с ним что-нибудь случилось, лишь бы Мама
не плакала, и дома спокойно было. Скандалы происходили часто, и в один
из таких вечеров я убежал из дома. Была зима, морозно, много снега, я
был одет в спортивные штаны, футболку и носки. Ночевал у Маминой
подруги, мне показалась там так хорошо, спокойно, домой не хотелось.
Скандалы происходили все чаще и чаще, Бог не откликался на мои по детски
корыстные просьбы, тогда в один из дней я снял со стены крест и кинул
его в стену, он сломался пополам. Я перестал верить в Бога и чем
быстрее взрослел тем больше соблазнов появлялось на моем пути. Отец с
Матерью развелись, в то время я уже начинал потихонечку жить уличной
жизнью. Задерживался допоздна, а то и до утра, порой с запахом никотина
и алкоголя. Мать конечно меня удержать не могла хоть и очень старалась.
Все попытки повлиять на меня успехом не венчались, дистанция началась.

Мы пацаны, ездим на машинах, одеваемся свободным
стилем, в основном больше спортивным, решаем вопросы, в общем все по
взрослому. Мой авторитет растет с каждым днем, одни меня бояться, другие
ищут спасения, мне это начинает нравиться. Конечно тогда я не понимал в
какие дебри лезу. На улицах становиться грязно, наркотики, как снегопад
хлынули на город. Продают свободно, почти в открытую, а кто их
прикрывает? Конечно это глупый вопрос. Сажают не тех, кто продает, а тех
кто покупает, кто стал жертвой наркомафии. А кому то это очень удобно
было, и деньги отмывают и отчетность сдают. Резкое увеличение смертности
среди молодежи, слезы Матерей, повышение преступности, политическое
волнение. Люди употребляющие наркотики идут на все, не брезгуют ни чем,
а те кто порядочнее все равно с этим жить не могут, а слабость свою не
признают. Поэтому чтобы не рушить судьбы своих родных они делают золотой
укол, так называют намеренный передоз. И только единицы бросают
наркотики, но только с помощью Бога.

Мне так плохо от той жизни которую я веду, что
каждый день вижу, лучше бы я этого и не знал. Страх к жизни я откинул
вместе со здравым смыслом, который у меня тогда итак отсутствовал.
Постепенно улица занимала у меня первый план в жизни, от которого я не
скажу что был в восторге, но менять ничего не хотел да и не мог.

1998 г. Мы сидим на квартире. Мы - это я, мой друг Алик и две
девушки. Ведем живой разговор, поддерживаем его водкой с хорошей
закуской. Во время беседы одна из девушек вспомнила, что водку много
пить вредно и попросила вина. Вино так вино, одеваюсь, идти не далеко
рядом круглосуточный магазин. Выхожу, закуриваю сигарету и направляюсь к
магазину, на улице темновато. По дороге встречаю трех парней, не помню с
чего начался разговор, он быстро перерос в драку. Дерусь я не плохо, но
алкоголь, конечно, притупляет резкость. Смотрю как они убегают, делаю
первый шаг, со вторым шагом чувствую резкое жжение в области живота. Не
может быть, тихо-тихо поднимаю куртку и вижу разрез на джинсах где пояс,
расстегиваю ремень и приспускаю джинсы. Крови нет, но в животе дырка. В
глазах потемнело, озноб пробежал по телу. Я разворачиваюсь и как на
автомате иду в направлении к квартире, где находился Алик. Дойти, дойти,
надо дойти, слабость дикая, ноги плетутся, набираю код, всего один
пролет, первый этаж, вот звонок, тяну к нему руку, темнота. Открываю
глаза, рядом со мной врач, нахожусь в квартире, по ней ходят
милиционеры, хочу что-то сказать, темнота. Открываю глаза - меня трясет,
от того, что машина несется как сумасшедшая, начинаю ругаться матом. Я
запомнил этот спокойный голос: «мальчик не стыдно тебе?». Поворачиваю
голову, рядом сидит бабушка в белом халате, очень приятная. Машина
несется, орет сирена, простите, говорю я ей, снова темнота.

Открываю глаза, Господи не могу пошевелиться, вверху
горит надпись реанимация, смотрю на себя - отовсюду торчат катетеры и
шланги. Не чувствую не рук, не ног, поднять голову даже не могу. Живот
весь перемотан, хочу кого-нибудь позвать, нет голоса, сам себя не
слышу. Боль начинает обнимать мое тело, отхожу от наркоза, с каждым
часом она становиться все сильнее и сильнее. Сестра заметила меня,
подбежала, гладит по волосам и успокаивает. В палату, говорю я, положите
меня в палату, не хочу здесь лежать. Сестра удаляется, проходит немного
времени и она возвращается с каким-то мужчиной, впоследствии выяснилось,
что это главврач. Он посмотрел на меня и дал распоряжение перевести меня
в палату.

Первое утро, всю ночь не спал, обезболивающие кололи через каждые
полчаса, так как я лежал у стены, то была возможность перебивать боль,
ломал ногти о стену, да именно такой была боль. Вот и подъем, заиграло
радио Маяк, там озвучивают зарядку, старики в палате с удовольствием ее
делают. Внутри меня переполнено сил, я это чувствую, но сделать ничего
не могу, слезы наливаются на глазах. Мне очень тяжело, не разрешают
предпринимать никаких действий. Долго не спал, задремал, кто-то смотрит
на меня, открываю глаза, мама, она улыбается сквозь слезы. Убеждает
меня, что я отлично выгляжу, но я знаю, что это не так. Проходит три
дня, питаюсь одними капельницами, потихоньку появляется настроение,
стремление к выздоровлению. Уже поднимаюсь, катаюсь на коляске, общаюсь
с людьми. Друзья не оставляют меня не на минуту во время посещения, их
поддержка мне очень помогает. Неделя и я начинаю ходить, пусть не
быстро, но всё же. Главврач сказал, что я счастливчик, мало того что
выжил с внутренним кровотечением, так еще ни одного органа не задето.
Помню, как мне хотелось дико есть, среди ночи я пришел к врачу и
попросил разрешения на один глоток кефира, всего один глоточек.
Упрашивать пришлось не долго. Врач дал согласие на один глоток. Прихожу
в палату, ну и от радости не заметил как булочку стаканом кефира запил.
После такой трапезы сбежались все дежурные врачи, опять куча
обезболивающих, еще хорошо, что шов не разошелся во время рвоты. Дела
мои шли на поправку, вытащили шланг из живота, сняли швы. Я уже бегал по
всей больнице. Один раз ночью, как раз дежурил на сутках Главврач, ну и
застал меня с девушкой на лестнице, мы ворковали. На следующий день
девушку выписали, а при утреннем обходе нас осматривали студентки
медицинского и во время того, как одна из студенток меня ощупывала, я
мужественно стонал, главврач не выдержал и засмеялся на всю палату, в
тот момент только я его понял.



Глава 2 «Произвол»

День выписки, начало весны, слепит солнце, все
вокруг такое красивое, небо ярко-голубое. Врач мне не разрешил
заниматься спортом пол года, что вы через два часа после выписки я уже
на стритбольной площадке, там я проводил все свое свободное время.
Пришел в себя очень быстро, помогал Маме, встречался с девушкой, учился.
Телесные раны быстро зажили, остался осадок в душе, пока он был
терпимым. Но это был маленький перерыв в дистанции, чтобы я мог
вздохнуть, перед следующим испытанием. Каждый день нес какие-то
изменения в жизнь, затягивая все дальше в глубину болота. Все мои
попытки зацепиться за нитку спасения не приносили результатов, нитка
рвалась, а вместе с ней и часть моей надежды. А как мы уже знаем
человека без любви, надежды, веры, нельзя назвать живым. Я себя
чувствовал пустым и бессильным, обстоятельства брали вверх надо мной.

Опять реальные пацаны, понятия, разборы. Внутри
меня было две стороны, одна ненавидела такую жизнь, а другая заставляла
так жить. 1999 г. Раннее утро, звонок в дверь, открываю, передо мной два
парня лет по двадцать пять, хорошо одеты, держатся уверенно. Зовут на
разговор. Моим гостеприимством пренебрегают. Со мной дома девушка, если
что-то сейчас начнется сразу звони моему другу, дал ей наставления перед
выходом. Спускаясь вниз по лестнице, прошу представиться моих гостей.
Всему свое время отвечают они. На первом этаже меня останавливают,
достают наручники и ксиву, теперь все ясно. По дороге в отделение
разговор шел очень темный, мне задали один вопрос: что предпочитаешь
оружие или наркотики? Я не понимал смысл сказанного. При входе в отдел
один из оперативников поднял мне руки, а другой в это время залез в мой
карман. Мои возмущения там уже роли не играли, это их территория.
Заводят в кабинет, там уже вульгарно расположились понятые, начинается
процедура обыска, я вынул все из карманов, не залез только в один,
сказав, доставайте сами что подкинули. Им было не трудно, достали
сверток с белым порошком, вложили его в конверт, запечатали, а меня
распорядились отвести в камеру. Какие у меня были в этот момент мысли,
даже описать не могу, каламбур. Через часа три привели назад в этот
кабинет, где началась игра в хорошего и плохого опера. Один привязал
меня к стулу и тренировал руки, другой в это время уговаривал его
остановиться, а мне советовал все рассказать. Я не понимал чего они
хотят. Показывают фотографии людей, требуют объяснения, да действительно
знаю их, но ничего общего у меня с ними нет, неверная информация
стукача, меня ничего с этими людьми не связывает. Им было по барабану,
они сказали, что потратили на меня слишком много времени и сил, поэтому
отпустить меня не смогут. Поставили последнее условие: или я кого-нибудь
сдаю, или меня сажают за хранение наркотиков. Я не делаю из них
монстров, не бывает дыма без огня, я действительно общался с людьми, но
к криминалу отношения не имел. Разговор не получался, понимал что выхода
отсюда нет, пришлось соврать, а что делать. Знаете, когда сталкиваешься
с такой несправедливостью, а доказать ничего не можешь становиться
страшно, если я попал в поле зрение органов, ну кто будет разбираться
хороший я парень или нет, «лес валят, щепки летят». Поэтому я
придумал, что у меня есть знакомый, который находиться в розыске, звонит
мне каждый вечер и если я свободен, то заезжает в гости. Они
обрадовались, взяли у меня паспорт, дали свои телефоны и отпустили с
простым требованием, назначить встречу с ним на их территории. Выхожу из
отдела, адреналин переполняет, еще не верится, что меня отпустили, я
нервно оглядываюсь. Прихожу домой, собираю вещи, хочу уехать. Мама
чувствует что что-то не так, интересуется, но я не хочу ее расстраивать,
говорю поеду отдохну на недельку. Вещи собрал, стою у дверей. Звонит
телефон: «ну что, звонил?» слышу в трубке. «Пошли вы все, никого нет, я
обманул вас». Возле подъезда слышу хлоп дверей, обстановка резко
накалилась, они стучат в дверь, благо она железная, я прошу Маму не
открывать, она требует объяснений, темнить дальше нет смысла я все
рассказываю. Мама консультируется с адвокатом, тот объясняет, что без
санкции не имеют право задержать, а значит есть время все уладить. Под
покровом ночи меня вывозят в больницу, кладут туда задним числом,
обкалывают до невозможности. Несколько дней сам себя не помнил, все эти
дни девушка не отходила от меня не на шаг. Ее звали Аня, она не смогла
объяснить, почему мне помогает, она была очень красивая, помню ее глаза
- в них была жизнь, но и была грусть. Ее увезли из больницы, когда
пришел результат на анализ крови, у нее был обнаружен СПИД, ей было
всего 18 лет. Больница была закрытого типа, там сохранялись все права
человека, туда не мог попасть никто. Мне пришлось целый месяц находиться
среди больных наркоманией. Детей богатых родителей. Они сходили с ума,
орали по ночам, были такие, которых мы связывали, мы - это я и еще пару
здравомыслящих. Много кто не выдерживал и отказывался от дальнейшего
лечения, повторно их не принимали. Наконец хорошие новости вернули
паспорт, меня выписывают, претензий нет. По приезду домой вечером звонил
один из оперов и утешил меня, что они помнят обо мне и всегда рядом. В
последствии оказалось, что вся эта ситуация возникла из-за Маргариты,
девушки, которая искала со мной встреч, но ничего не получалось, а так
как она работала информатором у оперов и была у них на хорошем счету,
они ей сделали одолжение. Жизни они мне здесь не дадут, поэтому я принял
решение уехать на месяц в Тамбов.



Глава 3 «Тамбов»

Тамбов - это родина моя, здесь хорошо, здесь я себя чувствую
по-другому, как-то легко, это не сам город, это деревня. Такая природа
,я знаю каждую поляну, каждый склон, могу пройти любой лес с закрытыми
глазами и при этом представляя по мере прохождения порядок
растительности деревьев. Я сижу на траве своего любимого места. Отсюда
открывается необъяснимой красоты вид. Знаете, есть места, которые хранят
в себе энергетику прошлого. На этом месте была церковь, я уверен. Здесь
я написал четверостишие:

Я на секунду закрою глаза

И вспоминаю тот лес, ту березу,

Когда всю ночь у березы, один,до утра

Держал в руке своей белую розу.

Мой мозг отдыхает не хочу вспоминать Москву. За что мне все это?,
смотрю на небо и задаю себе этот вопрос, но небо уже не так светит для
меня, оно мне кажется тусклым. Ночь, я мчусь на мотоцикле, напрасная
бессмысленная жизнь, кругом темнота и я часть этого мрака, от моего
существования всем только хуже, не могу остановить поток мыслей, слезы
текут не от горя, а от скорости. Что со мной происходило не могу
объяснить, наверное искал встречи со смертью. Разгоняюсь до ста
двадцати, впереди поворот, знаю, что не впишусь, но газа не отпускаю.
Все произошло очень быстро, только успел заметить, как между двух
деревьев пролетел, это была лесопосадка. Открываю глаза, осматриваюсь,
кругом деревья, уже рассвело, живой. Приподнимаюсь, осматриваю себя,
ничего не чувствую кроме озноба. Не могу найти мотоцикл, метров за
десять он объял дерево. Дошел до дома нормально, сильно устал и прилег
отдохнуть. Проснулся от сильного волнения и беспокойства, попытался
встать, и тут струна лопнула в спине, пот потек по лицу, слезы брызнули
из глаз, стон вырвался из груди. Это был поврежденный позвоночник. Мой
дедушка подбежал ко мне, пытается меня успокоить, но мысль о том, что я
инвалид берет вверх надо мной, не могу остановить истерику. Меня отвезли
в больницу, где сразу положили на обследование, на следующий день
поставили диагноз и предписание. В котором говорилось: ходить в карсете
пол года, не делать резких движений, не нагибаться, не разгибаться и
т.д. Все обошлось, два месяца специальных упражнений привели к
выздоровлению. Я не могу жить без спорта и это мне всегда помогало.
Снова я на минутку почувствовал желание к жизни, это ощущение хоть и
притупленное, загоралось внутри меня и снова тухло.

Возвращаюсь в Москву на место рождения. Хоть и прошло
немного времени, но за него многие мои друзья преуспели в своих
дистанциях. Кто умер от наркотиков, кого убили, кого посадили. А они
ведь были такие хорошие парни, помогали слабым, не смейтесь, но они
переводили под руку через дорогу пожилых людей. Разве они виноваты, что
попали под влияния такого образа жизни? У меня все больше и больше
развивалась ненависть к себе, к своим слабостям. Я скорбил по друзьям в
то время, как не мог ничем порадовать Мать.

2000 г. Нахожусь дома, мысленно пытаюсь предугадать
конец своей дистанции. Звонок в дверь, открываю, понимаю, что видимо
предугадал. К моей голове приставили пистолет, застоявшийся за давностью
времени вопрос, требовал незамедлительного ответа. Я посмотрел ему в
глаза и слабым, но твердым голосом сказал: «пришел стрелять, стреляй,
коли напугать вздумал, то не по адресу». Наверняка он был готов
выстрелить, и я где то уже смирился, что избавлюсь от страданий. Но
видимо моя реакция повергла его в шок, не отрывая от меня взгляда, он
убрал пистолет и медленно пошел вниз по лестнице. Я смотрел ему в след и
понимал, что моя дистанция еще не закончена. Мои нервы были уже на
пределе, дальше так нельзя, надо что-то решать, для многих я выглядел
веселым и беззаботным, но это была только маска. Я не умел показывать
своих слабостей, а чаша темного вещества уже переполняла меня. Как же
мне в тот момент хотелось покоя. Звоню одному наркоману и прошу принести
мне героина, он очень удивился и до последнего думал, что я его
разыгрываю, но просьбу мою исполнил. Я взял у него сверток и попрощался
с ним, показав своим видом не желание перекинуться даже двумя словами.
Расположился в кресле, пододвинул к себе журнальный столик, высыпал
порошок на стол, свернул денежную купюру в трубочку и ни на секунду не
задумываясь, как на автомате, принял все внутрь.

Очнулся, где я?, от чересчур яркого света не могу
сфокусировать взгляд, снова боль обнимает мое тело. Снова катетеры
торчат из моих рук, установлены капельницы, вверху горит надпись
реанимация. На момент ком перекрыл мое горло, мне так захотелось
закричать, но сил на это не было. Я остался жить только из-за того, что
парень, который принес мне наркотики заподозрил неладное и решил
вернуться, где меня и обнаружил в таком состоянии.

Забирать из больницы приехал Отец, Мать не могла так, как сама
находилась в больнице, ей удаляли щитовидную железу. Думая, что я
избавлю себя и других от страданий, я только еще больше их порождал. По
дороге домой Отец остановился у церкви, я даже заходить туда не стал, не
смог бы. Он принес мне освещенный крестик и попросил носить его. Конечно
из-за уважения к Папе я надел крестик, но с утра, проснувшись, на себе
его не обнаружил, и рядом не нашел. Снова прошло какое-то время, мне
становилось лучше, где-то в глубине души пронесся позыв к нормальной,
здоровой жизни. Я начал улыбаться, а это была большая редкость, вместе
со мной радовалась и моя Мать.

У меня было много девушек, но, наконец, я
повстречал ту, которая изменила мои взгляды на жизнь. Ее звали Маша, она
была необыкновенная, своим оптимизмом она заряжала все вокруг, и конечно
меня это тоже не обходило стороной. Я отказался от своих друзей,
устроился на работу в мебельный магазин консультантом, в какой-то момент
показалось, что все закончилось и сейчас начнется белая полоса. Каждый
день после работы я бежал к Маше, как ошпаренный. Ничего для нее не
жалел, наконец я поверил в то, что моя жизнь приобретает смысл. В один
из дней на работе, во время перетаскивания диванов я получил сильный
вывих ноги. Мне дали больничный. В это время моя девушка была беременна
от меня, мне очень хотелось ребенка. У нас было разное положение в
жизни, я ее любил не за деньги, она помогла мне выбраться из грязи и
снова поверить в чистоту отношений. В первый день моего больничного она
позвонила и сказала, что у нее внематочная беременность. Она не смогла
сказать мне правду, что по совету Мамы сделала аборт. Я приехал к ней
чтобы посмотреть ей в глаза, жуткое зрелище, она сидела в углу кухни на
полу и за все время пока я стоял, не разу не подняла глаз. Что она
чувствовала в тот момент?, наверняка не меньшую боль, чем я, а может
даже и больше.

На следующий день мне привезли новую мебель, я обставил
комнату на свою зарплату. Ко мне пришли мои друзья, Сашка и Катя. Мы
пили пиво и вспоминали школьные времена. У меня не выходил из головы
Машин поступок. Кате надо было выгулять собаку и заодно сходить в
магазин, мы втроем направились в сторону магазина. Время было уже
позднее, круглосуточный находился в трех домах от нас. Проходя второй
дом, у подъезда стоял пьяный мужик, высокого роста, под два метра точно,
плотного телосложения и с явно не дружелюбными намерениями. Он остановил
нас, попросил набрать код в подъезд. Мы ему вежливо объяснили, что кода
не знаем и направились дальше. Из- за моей ноги мы шли очень медленно.
Он нагнал нас в конце дома, развернул меня за плечо и потребовал
выполнить его указания. Я попросил Катю и Сашу идти к магазину, сказав,
что сейчас переговорю с мужиком и догоню. Он был агрессивен, попытался
меня ударить, удар прошел вскользь, я успел уклониться и автоматически
провел серию ударов. Мужик упал, я развернулся и пошел к магазину. Там
меня ждали друзья, назад мы шли другой дорогой.

На следующий день я узнал, что этот мужчина умер по дороге в
больницу. Не могу передать мое состояние, по моей вине умер человек, я
не находил себе места и долго не размышляя позвонил в милицию, признался
в случившемся. Времени прошло не много, уже через час после звонка на
моих руках блестели наручники. Меня привезли в отделение в невменяемом
состоянии. Показания записали какие надо, дали расписаться, мне было все
ровно и я не думал, что милиция тоже выиграет в свою пользу на моем
состоянии. Потом я уже понял, что верить никому нельзя. Они написали
отчет, что раскрыли убийство и по горячим следам задержали убийцу. Меня
поместили в камеру, вначале в общую, потом в одиночку. Я сидел и смотрел
в одно место, когда зашел наряд с дубинками и начали меня избивать. Мне
было не больно, и это видно еще больше злило пришедших, я это понимал по
нарастанию ударов.

«Прекратить» - сказал главный и выгнал всех из камеры, сел рядом со
мной и спросил: «ты мог избежать драки»?

«Нет»- ответил я.

В отделении меня больше не трогали, а за день до нового
года мне попался хороший дежурный, он был слегка выпивший и спросил,
есть ли у меня какие пожелания. Позвонить своей девушке попросил я. Он
разрешил мне позвонить и сказал, что если она приедет, пустит ее ко мне
на пару часов. Слышу ее голос в трубке, он так близко и в тоже время не
реально далеко. Объясняю ей ситуацию, она смеется и говорит: «ничего не
мог придумать другого, чтобы нам встретиться». Маша, прощай, сквозь
слезы произнес я и положил трубку. Мне в моем положении совсем не
хотелось никого не в чем убеждать. Дежурный и правда оказался хорошим
человеком, ночью зашел ко мне, принес стакан водки и закусить. «У тебя
еще вся жизнь впереди, набирайся сил за нее бороться»- сказал майор. Вы
не поверите, но от его слов мне стало легче, я почувствовал хоть
капельку людского тепла.



Глава 4 «Бутырка»



Тридцать первого декабря 2002 г. меня везут в суд, там мне назначают
меру наказания, задержание под стражей. Оттуда переправляют в ИВС, о
тюрьме у меня практически никакого представления, знаю одно - нельзя
здороваться с обиженными, а то можно замараться. Заводят в камеру,
осматриваюсь, по левой стороне на койке лежит сильно побитый человек,
обиженный подумал я. Еще один в то время пока я осматривал камеру,
осматривал меня, точнее сказать сканировал. Он протянул мне руку, но я
на это не отреагировал. Вначале он разозлился, потом видно все понял, и
у нас состоялся теплый дружеский разговор. За те два часа, что я там
находился, он мне много рассказал про тюрьму, мне это здорово потом
помогло. За мной приехала машина и меня повезли на бутырку. «Не забывай
о нашем разговоре и не кому не верь» - сказал мне вслед сокамерник.
Уже вечером меня привезли на тюрьму, я очень устал, мой организм
обессилен, столько событий, уже не знаю чего ждать дальше. На сборке
держали не более двух часов. Условия, конечно, далеки от санитарии.
Заводят в камеру, закрывают за мной дверь. Передо мной помещение с
двадцатью спальными местами. Люди все в наколках внимательно меня
осматривают, сердце бьется так, будто сейчас вылетит, но держусь я
спокойно. «Ну представься, милый человек, откуда сам, по какой статье,
кто по жизни»? – наконец задал вопрос один из наблюдавших.

«Да иди, присядь за стол, чего замер».

Присаживаюсь, кратко рассказываю свою историю.

«Ну все понятно», - говорит он. «Менты на твоем деле себе под новый год
подарок сделали. Ты, теперь, пацан готовься к худшему, ближайшие лет
пять тюрьма – твой дом. На, лучше, позвони, мамку с новым годом
поздравь, да успокой ее чуть-чуть», - сказал смотрящий и протянул мне
сотовый. Его спокойствие меня добивало, пять лет, так спокойно, как
будто это пять дней.

Прошло несколько дней, я начинал потихоньку приходить в себя.
Меня выдернули из камеры, конвой привел меня в оперчасть, там сидел
молодой сотрудник и хитро ухмыляясь, приступил к разговору.
«Ну как тебе
камера? Как контингент? Нравится?»


«Да ничего, нормально», - отвечаю я.

«Слушай, у меня есть к тебе деловое предложение, я вижу ты парень
неплохой, мы с тобой сработаемся».

Мне это что-то напомнило. И не вникая дальше в разговор, «да пошел ты»,
- говорю ему, «работай с суками».

«Об этом ты пожалеешь», - улыбнулся он мне в дорогу.

Меня привели в камеру. О разговоре я рассказал Сане «Гуге»-
авторитетному человеку, который мне помогал с самого начала.

«Готовься к худшему», - говорит он, «тебе это с рук не сойдет. Никого не
бойся, я тебя не оставлю».

«Почему ты мне помогаешь»? – спросил его я.

«У тебя душа чистая, воля твердая, жаль пропадешь».

Ночью меня заказывают с вещами, переводят в другую камеру, продольный
ведет меня и улыбается.

«Чего смешного»? - спрашиваю я.

«Да представляю как тебе сейчас весело будет» - похлопывая мне по плечу,
отвечает продольный, и перед тем, как завести в камеру передает привет
от оперативника.

Начинается ад, в камере на тридцать мест находилось
130 человек. Спали по 3-4 смены, от духоты и жары гнили заживо. Там
сидели преступники в прямом смысле слова, до мозга костей, ничего
человеческого. Подводили молодых парней по разговору на ошибки, т.е.
заставляли намеренно ошибиться, и ломали их судьбы. Почти каждый день
кто-то не выдерживал и перерезал себе руки, живот, горло. Никогда не
видел столько крови и такого равнодушия, как со стороны преступников,
так и со стороны власти. «Как вы думаете, если б я спросил администрацию
о том, что у них происходит в тюрьмах, чтобы мне ответили? Я думаю, об
этом вопросе задумались гораздо позже, когда поняли, что и там есть люди
и предали этому огласку. А на тот момент, чем больше людей там не
выдержат, тем легче будет им. Не надо будет возить, кормить, содержать.
Это действительно волчьи законы. Если покажешь хоть одну слабость,
откроется рана для хищника, и он не отцепится пока не сожрет тебя. Чего
темнить, я и сам хотел несколько раз чего-нибудь с собой сделать,
психика не выдерживала. Были случаи, когда я бросался на животных,
которые ломают и решают людские судьбы. Да, именно животных, больше их
никак нельзя назвать. Это мне и помогло, стали бояться, для них я был
непредсказуем. Но все равно продолжали искать пути к моим слабым местам.
Я не спал и не ел, был каждую секунду в напряжении, ждал, когда начнут
подступать ко мне. Я видел их взгляды, их мысли, их помыслы. При каждой
попытке меня укусить я откусывался. Больше держаться я не мог, ночью
связал себе удавку и ждал удобного случая. Я был в своих мыслях, и не
заметил, как ко мне подошел дорожник (тот, кто контролирует передачу
грузов и записок с другими камерами).

«Тебе малява от Гуги» - передает мне записку дорожник и не отрывая от
меня глаз спрашивает: « А откуда ты его знаешь?».

«С воли» - отвечаю, как велел мне Санек.

Раскрываю письмо, в нем коротко написано: «Вопрос твой решен, завтра
будешь с нами, не забудь оставить память о себе. С Ув. Гуга».

Память о себе я оставил в этот же вечер, дав в челюсть самому активному
участнику в решении моей судьбы. Не знаю, как авторитету удалось убедить
опера, но на следующий день меня перевели назад в камеру, где я был.
Встретили как родного. Мы выпили крепкого чая, и мне кажется, что после
этого кошмара я проспал целые сутки.

Время идет, а я все никак не могу смириться с
тюрьмой. Помню случай, когда к нам в камеру посадили одного человека по
кличке Лев, с Краснодара. Его везли через нас этапом в институт им.
Сербского. Там комиссия определяет вменяемый человек или нет. Он был
ростом больше двух метров и весил килограмм 130, одним словом монстр. Я
часто шутил, пытался поднять настроение окружающим. В шутку я предложил
Льву поспаринговаться, встал в стойку и начал боксировать. До сих пор
помню его взгляд, от него мурашки по коже. Он схватил меня за кадык и
оторвал от пола. Я смотрел в его глаза, это было жутко. Взгляд был
настолько пустой, что ничего нельзя было прочитать. Я почти потерял
сознание, когда у него что-то перемкнуло, и он меня отпустил, а сам
молча лег на кровать и уснул. На следующий день его увезли, а уже через
месяц мы смотрели целую передачу про Краснодарского маньяка. Вы не
поверите, но это был Лев. Как же его могли посадить вместе с другими,
ведь ему терять нечего, все равно вышка светит.

Глава 4 «Суд»

Поездки в суд выматывали меня, целый день проводить то стоя, то
вприсядку, то в наручниках, кругом обыск. Я верю, что суд признает
самооборону и мне дадут условно. Маша меня поддерживает, обещает
дождаться, говорит любит. Меня возят на суд чуть-ли не каждый день,
многие судьи по каким-то причинам отказались вести мое дело. Пол года
проходит в ожидании, наконец суд в полном составе. Приводят на судебное
заседание. Выслушали свидетелей, меня, слово дается матери погибшего,
она просит, чтобы мне применили самое суровое наказание, смертную казнь
или пожизненное заключение. Ей объяснили, что моя статья предусматривает
15 лет максимум. Естественно она просит по максимуму. Прокурор мне
запрашивает 12 лет, у меня потемнело в глазах, ноги ослабли и
подкосились, стою как могу, в зале же родные. На весь зал запахло
валокордин, меня выводят, я улыбаюсь сквозь боль и слезы Маме и говорю:
«все будет хорошо». Конвой практически нес меня на руках, идти у
меня не было сил, они с сожалением надели мне на руки наручники и
связали ноги. «Для безопасности» - успокаивали меня. В камере увидев мое
состояние, не задали мне не одного вопроса, я пролежал с открытыми
глазами всю ночь. На следующий день меня привезли за приговором, мое
последнее слово, я поворачиваюсь к матери погибшего и говорю: «знаю, что
нет мне прощения от вас и от моего раскаивания вам легче не станет, но
хочу чтобы вы знали, мне очень жаль». Поворачиваюсь к суду и прошу
справедливый приговор. Мне назначили девять лет строгого режима. С этим
приговором разлетелись все мои мечты и грезы. Авторитет был прав теперь
тюрьма мой дом, иначе не выжить. Если буду грезить, то не смогу
сосредоточиться на происходящем, а здесь надо держать ухо в остро.
Понимаю, что меня ждет девять лет ломки, день за днем, час за часом,
выстоять вот что важно. У меня есть семья, любящая девушка, а значит
есть для кого жить. Меня перевели в осужденку, здесь находились те, кому
уже вынесли приговор и ждали этапа на зону. Пока мое дело
рассматривалось в кассационном порядке, своими поступками я добился
уважения среди людей, меня поставили смотрящим в камере. У нас было
дружно без напрягов. В один из дней узнал от друга, что у Маши
появился парень. С телефонами у нас проблем не было, а значит я всегда
был в курсе событий. Я позвонил Машиной подруге, она ко мне хорошо
относилась, и попросил, чтобы она мне сообщила, когда Маша со своим
парнем будет у себя. Долго не пришлось ждать, на следующий день меня
известили об их встрече. Этот разговор мне надолго запомнился:

«Маша привет!»

«Привет», - слышу радостно искусственный голос.

«Я человек конкретный, не люблю ходить вокруг да около, дай трубку
своему парню».

Она засуетилась в начале, видимо эта просьба была шокирующей.

«Ты за мной следишь?» - говорит она.

«Маш, сделай как я прошу».

Слышу мужской голос, вежливо здороваюсь: «Слушай у меня к тебе никаких
претензий, только одна просьба. Не обижай ее».

Когда я это говорил еле-еле сдерживал слезы, мне было очень тяжело, но я
понимал что мне нельзя по-другому. Ей 18 лет, только жизнь начинается,
а я в аду и неизвестно выберусь ли отсюда. Впоследствии я узнал, что он
посадил ее на иглу, но уже не мог ей помочь.

Я понимал, что заслуживаю такого наказания, но почему страдают
другие, этого я понять не мог. Старался смириться со всем происходящим,
как с должным, но были моменты, которые, как мне кажется, сам я не мог
выдержать. Это наводит на мысли, правда? Я оставил Бога, да только Бог
не оставлял меня. Кассационная жалоба рассмотрелась, мне скинули два
года, а значит, полный срок стал семь лет строгого режима. Я не хотел
жить для себя, не выстраивал никаких приоритетов, не строил планов, не
смотрелся в зеркало. Поэтому жил для других, помогал всем нуждающимся,
хорошим людям, в общем делал все, что в моих силах, чтобы вокруг было
тепло человеческое. Понимания ни от кого я не ждал, как правило, к этому
чувству расположены лишь единицы. Все страшное позади думал я, срок уже
дали, а значит есть определенность. Но это были предрассудки, дистанция
готовила страшную преграду. Приговор вступает в законную силу и меня
вывозят на этап.

B*

z

~

`

v

AE

O

o

?

?

?

AE

O

o

AE

O

o

ть, да только мне пришлось увидеть обратную сторону медали. По приезду
на Владимирскую тюрьму нас продержали сутки на сборке, где не приляжешь,
не присядешь, снова обыск, хорошо без дубинок, а то мы уже с ними
сроднились. На сборке один не выдержал и с диким криком налетел на рядом
стоявшего парня, чтобы его успокоить пришлось применить силу. К таким
ситуациям я начинал уже привыкать. Наконец подняли в камеру, я дико
устал хотелось спать, но надо было позвонить домой и известить о месте
положении своих родных. Мобильный был спрятан в хозяйственном мыле,
аккуратно достал, распаковал, вставил сим карту, включил. Читаю смс от
друга: «Валентин мы соболезнуем о случившемся».

«Что за ерунда?» - подумал я и звоню Сашку. «Что случилось?» - спрашиваю
его.

«А ты чего не знаешь, твой батя умер»

«Не может быть я с ним только два дня назад разговаривал»

«Такими вещами не шутят» - сказал Санек.

У меня не было сил плакать, я пытался ничего не понимать. Последние годы
перед тюрьмой я жил с Машей, а работал с Отцом, они мне были ближе
всего. Теперь их нет, я потерял все, зубы так сжались что чудом не
разломались от давления. В это время один с нашего этапа начал ходить
по камере и говорить, что за ним ничего плохого нет, а мы его хотим
избить. Он подходил к каждому из нас и пытался что-то объяснить своей
несвязанной речью. Смотрящий сказал, что это нормальный момент, у многих
после этапа едет крыша, психика не выдерживает и единственная для него
помощь, это отдых. Мы его вместе успокаивали, уложили в кровать, вроде
все нормально и сами не заметили, как он ушел в туалет. Туалет был
завешен простынями, поэтому мы все поняли, когда по полу потекла кровь.
Он разрезал себе руку так, что она висела на одной кости, жуткое
зрелище. Я так устал, мне хочется одиночества, хоть один час
побыть одному. Если бы хоть кто-то знал как мне тяжело, не могу на это
смотреть, нет сил моих, боюсь что не выдержу. Смотрящий меня позвал на
разговор:

«прими мои соболезнования о смерти отца, понимаю как тебе тяжело, но
соберись завтра вас везут на режимную зону, а значит тебе надо держаться
ты везешь туда большой срок, там люди с годом не выдерживают. Подумай об
этом».

Все вокруг меня плыло, я не понимал что он говорит, да и не хотел
понимать. Утро началось активно, я почти не спал, нас расставили
цепочкой и по одному заставляли бежать к спецмашине, по бокам люди в
масках с собаками, перед машиной тормозят, к голове прикладывают автомат
и ставят на колени, через несколько секунд бьют прикладом, это знак
запрыгивать в машину. Везли не долго, часа три не больше. Я везу сюда не
один день, а пять с половиной лет, эта мысль давила меня.

Глава 5 «Зона».

Нас высаживают с машины, резкий свет солнца бьет в
глаза, над головой чистое небо без клетки, птицы летают над зелеными
деревьями. Я трогаю кустик, Господи, какая красота, не видел этого
полтора года. Нас строят на большой поляне, проводят первую,
ознакомительную, дисциплинарную беседу. Они это называют отсев, выявляют
отрицательно настроенные элементы, далее ведут в карантин. Остальной
отсев идет в карантине, перед тем как поднять в отряд, в течение семи
дней. Первую ночь после тюрьмы я мог стоять на свежем воздухе и
смотреть на звездное небо, непередаваемые ощущения. Мой отец на небе, а
я с ним даже не попрощался, я люблю тебя папочка и посвящаю тебе это
стих:

Отец.

Через что я прошел, никому, никогда не узнать,

На пути на своем, повстречал неудач я не мало
Одному лишь
тебе, я хотел обо всем рассказать,
Но увы я все
здесь, а тебя уже там и не стало.

Ты не просто отец, ты единственный мой человек
Перед кем я всегда свою душу без скрипа открою,

Папа, ты останешься в моем сердце навек,
В моем сердце ты жив, но тебя
не хватает порою.

Затяжка никотина в этот момент не могла сравниться не с
чем. Почувствовал какое-то блаженство, смог перевести дух. Уже утром в
5:30 нас выгнали на зарядку, я стоял не шевелясь. Сотрудник подошел ко
мне и сказал: «делай зарядку или танцевать сейчас будешь». Я ответил,
что не клоун и не танцор. Через десять минут после этого разговора меня
учили делать зарядку в изоляторе. Они заходили через каждый час, все
тело уже было синее, им все равно выдержу я или нет. У меня нет прав,
нет слова, для них я всего лишь объект, а они закон, они решают жить мне
или умереть. Мне так хотелось плакать, кругом зверье, но от каждого
удара это желание западало глубоко вниз. Как жить, кому верить, кого
просить?

Утром ко мне в одиночку пришел такой приветливый мужичок:
«Ты чего не сказал, что отца потерял на днях?»

«Чтобы это изменило» - говорю я.

Он мне сказал, что они тоже люди и понимают некоторые вещи. Мне от его
слов было не легче, сначала бьют как звери, а потом людьми
прикидываются. Он ушел, пообещав разобраться с моей ситуацией и уладить
вопрос о поднятии меня с изолятора в отряд. Спустя несколько дней меня
выводят из изолятора, солнце светит в глаза, ужасно хочется курить, мне
кажется, что это мираж и меня сейчас снова посадят в изолятор. Я прошу
инспектора дать сигаретку.

«В отряде покуришь» - говорит он.

Значит, меня не обманули и действительно ведут в отряд. Передо мной
огромный, высокий забор, дверь открывается с центрального поста, который
расположен так, что видны все отряды. Так они контролируют движение
осужденных по зоне. Дальше сотрудник не пошел, «там тебя братки
встретят» улыбнулся он. За забором оказался рядом с трехэтажным бараком,
в нем находилось три отряда, в каждом из них располагалось по сто сорок
человек. Меня уже ждали, знали, что в этот день, в это время поднимут с
изолятора, там не трудно иметь доступ к такой информации. Парни показали
себя с хорошей стороны, были вежливы и гостеприимны. Потом оказалось,
что они это делают не из душевных переживаний и чистого сердца, а из-за
боязни попасть в опал перед братвой за их образ жизни. Мой
отряд находился на втором этаже, я сидел возле окна и смотрел на
деревья, росшие за запреткой. В тот момент природа казалась мне
необычайно красивой, если раньше я мог прислоняться к ней, но не понимал
всей ее красоты, то теперь понимаю всю ее красоту, но не могу
прикоснуться к ней. Теперь мне надо привыкнуть к новым обстоятельствам,
а именно: подъём в 5:30, зарядка 5:40,строевое передвижение в столовую
6:20, утренняя проверка в локальном секторе 10:00, строевое передвижение
на обед 13:10, вечерняя проверка в локальном секторе 16:00, строевое
передвижение на ужин 18:20, отбой в 21:30. Все остальное время я
нахожусь среди зековских интриг, провокаций, и беспредела со стороны
администрации.

Я до сих пор не верю, что я выдержал это испытание.
При мне люди сходили с ума, еще вчера я общался с личностью, а сегодня
вижу его тело. Жить в таком обществе и остаться человеком возможно ли
это? Раз в два месяца мы имеем право на звонок, два раза в месяц наш
отряд водят к таксофону. Раз в четыре месяца мы имеем право на
трехдневное свидание с родителями, раз в три месяца на короткое
свидание. В отряде я держусь независимым человеком, общаюсь только в
крайнем случае и следую своим правилам: не верить, не бояться, не
просить. Знаю, что за мной наблюдают, за каждым моим движением, словом,
жестом, так же знаю, что при любом удобном случае налетят как
падальщики. Мало того что администрация жизни не дает, так еще и они
друг-друга пожирают. Все началось с ежедневных разочарований, почти
каждый мой разговор всплывал в оперчасти, естественно задавались
вопросы, опять нервы, сук здесь хватало. Суки - это те, кто продали свою
душу дьяволу, от их интриг страдают сотни неповинных людей. Конечно, я
не мог на это смотреть сквозь пальцы, мне здесь жить не один год, но то,
что я каждый день вижу, это не укладывается не в одни человеческие
рамки. Тогда я написал стих:


Мысли.

Все мысли в глубине перемешались,

Порыв эмоций выплеснул на волю

Кругом обман, они совсем заврались,

О Господи, за что такая доля.

Я как в аду горю, и свет не вижу,
Хотя
борюсь я из последних сил,
Я этих
сук по жизни ненавижу,

Где справедливость? Кто ее убил?

Порой кричать хочу от этой боли,

Но руки опускать я не привык,

И не хочу их пачкать в сучьей крови

Не по душе мне видеть этот лик.



Писать стихи, это была моя единственная отдушина в
начале отбывания срока на зоне. Дальше у меня было много отдушин,
благодаря которым я смог добиться невозможного. Потихоньку я находил
себе друзей по схожему мировоззрению, с которыми я бы мог общаться не
напрягаясь, в удовольствие. У меня не выходила из головы одна мысль:
изменить отряд, людей, создать дружную, спокойную ауру. Чтобы было
понимание и уважение к друг-другу, пока я был очень далек от этого. И
если бы о своих мыслях поделился вслух, меня засмеяли бы до конца моего
срока. Я много нервничал и конечно много курил, бывало по две пачки в
день, поднимался на второй этаж с отдышкой, а ведь мне всего 23 года.
Не проходило не дня без происшествий, психика моя надломлена, мне тяжело
управлять мыслями. Ночью мне стало очень плохо, что-то взорвалось в
области живота, сердце начало аритмично биться. Не знаю, что вызвало
такую боль, но ее невозможно было стерпеть. Я сел и сидел в одном
положении. Ко мне подбежали ребята, пытались выяснить в чем дело, но
видя мое невменяемое состояние, вызвали сотрудников администрации.
Инспекторы пришли через час, наверно пили чай. У меня уже гноились
глаза, я практически ничего не видел, только слышал разговоры. Ребята,
указывая на меня, настаивали на госпитализации. Инспекторы, не долго
думая, развернулись и сказав, что если станет хуже, позовете.

«Так он уже встать не может, только сидит», - говорит один из парней.

«Но сидеть то пока может», - усмехнулся сотрудник. И с этими словами они
удалились. Ребята пробежались по отряду, нашли марганцовку
и сделали слабый раствор. Поили меня всю ночь. Надо отдать им должное, в
них есть человечность. Под утро дела мои пошли на поправку, и я смог
принять легкий завтрак.

Я долго ждал длительного свидания с мамой, и вот,
спустя четыре месяца, наступил день нашей встречи. Уже с самого утра я
на ногах, помылся, побрился, нагладился, жду время вызова. Время идет, а
меня все не вызывают. На свидания впускают до пяти часов, время четыре
часа, у меня в голове кавардак, дорога не ближняя - четыреста километров
от Москвы. Всех, кто в этот день должны были идти на свидания, уже с
родными. Моим переживаниям нет придела, если бы не могли приехать, они
передали бы заранее, что же случилось и мне никак не узнать, остается
ждать. Без двадцати пяти меня вызывают в оперчасть. Захожу в кабинет,
все внутри меня трясется, ведь я знаю, если вызывают опера, значит
что-то произошло. Он смотрит на меня, а я его, молча, умоляю скорее
начать разговор. «Ты зачем мать подставил?» - начал он.

Я требую объяснений.

«Тебе зачем деньги здесь?» - спрашивает опер.

«А с чего вы взяли, что они мне нужны?» - вопросом на вопрос отвечаю я.

«Да потому, что при обыске у твоей матери нашли деньги в потайном
кармане сумки».

«Вы совсем с ума спятили, какие деньги? Какая сумка? Моя мать без
валокордина на улицу не выходит, ждала этого свидания почти два года, а
вы ей кровь пьете».

С трудом вспоминаю свою речь, мне кажется на накопившихся эмоциях она
вышла из под контроля. Опер внимательно смотрел на меня.

«Иди в отряд, тебя сейчас вызовут на свидание».

«Спасибо» - сказал я.

Через десять минут меня отвели на длительное свидание, перед тем как
туда завести, проводят обыск вещей.

«Ничего с собой не тащишь»? - улыбается инспектор, - «а то, вон, твоя
мама до сих пор за сердце держится».

Мне хочется крикнуть(суки), но я сдерживаю себя как могу, ведь у меня
перед глазами встреча, которую мы так долго ждали, и я не имею право все
испортить. Стою перед железной дверью, ее открывает сотрудница, знаю,
что за ней увижу мать, радость переполняет меня, тем более после такого
стресса. Мы крепко прижались к друг другу, «мама не плачь» -успокаиваю
я, но слезы градом льются из ее уставших и болезненных глаз. Она так ко
мне спешила, что совсем забыла про запасной карман в сумке, на случай
если понадобятся деньги. Попытаться объяснить не получилось, ей просто
не верили и хотели раздуть целую историю с предварительным сговором.
Маме естественно стало плохо, хорошо что с собой куча успокоительных
таблеток. Откуда такая жестокость? Ну ладно ко мне, я преступник, но
причем здесь Мать. Наконец мы смогли побыть одни, вдали от всех проблем
и невзгод, мы разгадывали сканворды, играли в города, смеялись.
Я не заметил как пролетели эти три дня, мое настроение резко
изменилось, «опять в этот ад» - подумал я, - «где каждый день несет в
себе остроту событий, где еще действует коммунизм». Назваться красными,
пролить реки крови, объявить себя главой государства, разрушить святыни,
а ведь их поддержал народ и это стало рождением коммунизма. Разве
правильно убивать, ссылать на каторгу целые семья, за то, что их член
семьи талантливый человек. Мне кажется, что только завистливый и алчный
человек может захотеть через пролитие крови получить какой-то статус в
жизни. Я веду это к тому, что не вижу людской теплоты, доброты,
внимания, понимания, не только у людей находящихся в разных ситуациях,
но и у людей, которые в одном положении. Мне этого очень не хватает, но
я знаю, что заслуживаю такого наказания. Я уже не ищу себе оправдания, а
собираю силы к новым преградам, дистанция продолжается.

Прихожу в отряд, многие интересуются: «Как свидание? Как
мама?» Это они делают не из чувства такта и не из арестантской
солидарности, а чтобы залезть в душу. По тюремному значит, залезть под
шкуру. Нет, конечно не все такие, нормальные люди проявляют внимание по
другому, в нужный момент оказываются рядом. Волчьи законы, если хочешь
выжить, нельзя ничего просить, чтобы потом не попрекнули, нельзя никого
бояться, чтобы не надломили, нельзя никому верить, чтобы не оказаться в
щекотливой ситуации. Все время надо наблюдать и слушать, чтобы не
пропустить ни одного взгляда, ни одного слова.
Ко мне подходит парень, его звали Андрей, он в шестерках у так
называемой братвы.

«Тебя на разговор зовут» - сказал он.

Мы с ним направились в самый конец отряда, там возле стены располагались
спальные места этой самой братвы. Они подготовились к встрече, создали
не большую уютную обстановку, занавесились со всех сторон простынями.
Захожу за ширму, первым делом осматриваю всех. В голове уже идет анализ
ситуации: так, восемь человек с наглыми рожами, ехидные улыбки, мутные
прищуренные глаза, явно не хорошие намерения, стопроцентный развод.
Разговор начался.

«Присаживайся, располагайся» - говорит один из них, его звали Толик.

Он себя считал самым значимым в шайке, как они поднимали свой авторитет?
Да уж точно не заслуженным уважением, они всех запугивали, а кого не
могли запугать, то делали так, что человек с отряда исчезал или в
изолятор, или на другой отряд. Конечно Администрация знала о их
делишках, но ничего не предпринимала, так как они носили важную
информацию. Своего рода бартерная сделка: зеки информацию, а им в замен
свободу действия. Впрямую суками их конечно не назовешь, не обоснуешь,
ведь никто не признается. Поэтому очень тяжело от того, что правду
нельзя сказать, за нее можно сильно пострадать.

Я: «Зачем звали».

Толик: «Да поближе познакомиться хотели.
Я: «Ближе знакомиться со своими девками
будете, а я предпочитаю краями держаться.

Толик усмехнулся, но было видно как в глазах
промелькнуло раздражение.

Толик: «Мы с хорошими намерениями, в пользу нашего общего дела».

Я: «С чего мне знать о ваших намерениях?
Тут один из присутствующих резко
вскочил вскриками: «Ты чего братву под сомнение ставишь?» -его звали
Антон, кличка единорог.

Я таких уже не раз видел, открывают рот тогда, когда поддержку
чувствуют, да и чтобы очков себе побольше набрать, так сказать подняться
в глазах других. Мне пришлось перейти на их сленг.


Я: «Ты чего орешь как потерпевший? И какое ты имеешь право за меня
решать ставил я кого под сомнения или нет? Если ты сделал такой вывод из
моих слов, то оставь его при себе. А мы живем в преступном мире и каждый
из нас имеет право на осторожность, в этом нет ничего оскорбительного, а
наоборот говорит о здравомыслии человека. Так что крикун научись с
людьми разговаривать, а потом хавальник открывай».


Толик: «А он чего, не с людьми общается?»
Я видел как горели глаза Толика,
ему надо было показать, что его вес в этом стосе более значимый, чем у
других. Стос - в данном случае означает собравшихся в кругу людей, в
другом случае колоду карт, так и получается в одном месте все масти.
Масти - это не люди, поэтому я эту сходку больше никак не мог назвать.

Я: «Разве я это имел в виду? Просто
указал на манеры».
Мне надо быть умнее, и я не стал обострять дальше обстановку. Думаю
они и так поняли что я не лыком сшит, а для меня главное чтобы меня
меньше замечали.
«На
сегодня разговор закрыт» - наконец поставил точку Толик, - «нам жить тут
не один день, еще наговоримся».
Я вышел на улицу и закурил
сигарету, с жадностью затягиваю каждую втяжку, как последний раз. Мне не
легко даются такие разговоры, от них только седина в волос. Да, а как вы
хотели, я ведь тоже живой человек. Тяжелее всего не бояться, тяжелее
всего держать свой страх внутри. В этот вечер я рассказал о своих
чувствах бумаге, так я писал стихи:

Приятный холод ощущаю на себе,
Луна не спит и освещает
мне дорогу,
Я отдаю себя в объятия судьбе,

Не буду лишних делать жестов до итога.

Держать внутри себя все очень тяжело,
А вынуть
изнутри наружу тяжелее,
Лишь только сам себе шепчу, что все
прошло, И с
этих слов на сердце чуточку теплее.

Я горд за то, что не делил свою беду,
Что перенес свою я
ношу в одиночку,
Да, доходил я до отчаяния, и в бреду

Держал на венах своих острою заточку.

Пишу письмо - в нем с первых строк: все хорошо,
А сам не сплю какую ночь с
душевной болью,
Один вопрос звучит внутри меня, за что?
На
сердце раны посыпают грязной солью.

Достойно выстоял ни день бед, а года,
И лишь от этого я
стал еще сильнее,
Мне руку помощи свою Господь
подал,
Сказав: иди вперед своей судьбе смелее.



Мне с каждым днем становилось тяжелее, не знаю с чем это
было связано. На территории зоны была построена церковь, я туда никогда
не ходил, но каждый раз проходя мимо смотрел в ее сторону. На мой день
рождения друг Кирилл вместо подарка принес мне освещенный крест. Я его
надел в этот же вечер, только сейчас я понимаю почему мне тогда было
плохо. По ночам меня душило, я не мог спать, днем сильный зуд кожи,
бывало расчесывал до крови, ни какие крема, мази, не помогали, народные
средства тоже были бессильны. Это может показаться смешным, но я видел
вокруг не людей, а практически в каждом какое-то существо. Те, которые
отличались от этой массы, белые вороны, сильно выделялись, по поступкам,
манерам, поведению, одним словом люди сильные, которые не
приспосабливались под обстоятельства, а шли против зла, а значит против
всей системы. В этот момент я первый раз сильно задумался над тем, кто я
такой, с этого дня в моем мозге день за днем выплывали ответы на мой
вопрос. С каждым днем мне становилось все тяжелее и тяжелее, эти ответы
оставляли осадок, как будто мне на спину повесили рюкзак и потихоньку
наполняли его чем-то невероятно грузным. Рюкзак тянул меня к земле, я
перестал общаться, в тот момент не мог никому довериться, единственное
на что хватало сил, это откусываться от падальщиков.

Многие не могли дождаться от меня такого состояния,
они особенно активно пытались добить меня морально. Я не сдавался и
продолжал прислушиваться к себе. Мне хочется любить, но эти чувства мне
не знакомы, мне хочется жить, но зачем, я не вижу смысла, моя душа
умирает.

Глава 6 «Перемены».

В один из дней июня 2004 года, мы стояли у ларька, где
приобретали продукты в порядке очереди. У меня уже начал появляться
кашель, а в этот день он был особо сильным. Я много курил,
соответственно оттого, что много нервничал. В этот день я захотел
перемен в своей жизни и решил начать их именно с борьбы против курения.
Встав с утра, мне стало ясно, насколько мой организм привык к никотину.
Мое состояние оставляло желать лучшего, и конечно я этого желал. Я не
думал, что это так сложно, становишься чувствительным, раздражительным.
Вместе с тем появляется огромный аппетит и не всегда удается заморить
голод. В том месте, где я нахожусь, многие люди теряли рассудок из-за
голода, шли на не хорошие поступки. Значит, получается: голод,
никотиновая недостаточность, ежедневное потягивание нервов, постоянный
мыслительный процесс, не очень приятный букетик.

Следующее утро июньского месяца, солнце еще не
встало, но я уже встал для продолжения своей дистанции, сил во мне почти
не было, но зато было желание, необъяснимое желание. Я надел кроссовки,
спортивные штаны и вышел на улицу в локальный сектор. Сделал небольшую
зарядку и побежал вокруг барака. На втором круге мой организм
разбушевался, дав понять, как все запущено, а ведь я себя всегда считал
спортсменом. «А кто я сейчас? Крупный ноль. Чему я учусь? Разговаривать
по фене, выяснять отношения с администрацией, приобретать новых
авторитетных друзей, следить за порядком. А где он, порядок? В том, чтоб
забирать у мужиков заработанный чай и сидеть на мешке жировать, разве
это порядок?» Пока эти мысли крутились в моей голове, я не заметил, как
пробежал минут пятнадцать. Далее с каждым днем, я увеличивал спортивную
нагрузку. Разрабатывал себе программу тренировок и старался от нее не
отбиваться. Каждое утро и вечер обливался холодной водой, изучал йогу и
делал дыхательные упражнения. Мне это очень помогало, мой организм
быстро восстанавливался, а тонус повышался. Я уже подавал заявки на
спартакиады и занимал на них первые места по бегу. Со временем смог
участвовать в футбольных матчах, где был признан лучшим нападающим года.
Параллельно играл в сборной колонии по волейболу. Ну и конечно продолжал
переживать за положение в отряде.

Только один человек может сделать правильную погоду в
отряде, это завхоз, он работает напрямую с Начальником отряда, у него в
подчинении четыре бригадира, у каждого из них по председателю с членами
актива, которые отвечают за ту или иную систему. Если разобрать этот
механизм по запчастям, то можно собрать тот механизм, который будет
ходить по твоему заводу. Пока нормальных завхозов я не видел, в
основном, рвачи и крахоборы, в принципе, как и большинство сотрудников
администрации.

Я никогда себя не возвышал, а наоборот старался вести
себя скромнее. Моему положению в обществе мог позавидовать любой, и их
зависть все ровно не мешало мне вести свою судьбу, а вместе с тем и
судьбы многих других людей. Знаете, когда видны ваши труды, значит,
они не напрасны. Я каждый день жил как последний день, и старался в
этот день сделать как можно больше хорошего, чистого, светлого. Вы не
поверите, но Бог не на секунду не оставлял меня, с каждым днем я
чувствовал его присутствие все сильнее. Я всегда говорил, что я не
достоин Бога и дома его, но буду любить его вечно. Пока мой час не
настал, и я спокойно наблюдал за всем происходящим. С каждым годом мне
все сложнее и сложнее держать стойку, много грязи вокруг меня, одна
маленькая слабина может испортить все мои планы. Я смотрю, как
пятьдесят процентов приспособленцев гнут спины перед сучьей стаей,
только бы не быть у них в опале. Другие двадцать процентов только
сотрясают воздух своим бесполезным языком, корча из себя порядочных, да
только порядочность эта пропадает при встрече с суками. И оставшиеся
тридцать процентов - это работяги, те люди, ради которых я и пошел на
этот шаг. Они - бедолаги, работают для выживания и еще со своих кровных
копеек уделяют внимание этой перхоти, корчащих из себя блатных. Этому
надо было положить конец, и я ждал своего часа. Да я знал, чем это может
для меня закончиться, но еще хуже было бы, если бы я этого не сделал.


Я ходил в церковь, выбирал моменты уединения, чтобы
там ни кого не было. Нет, я не стеснялся, просто хотелось тишины, в
которой я мог спокойно рассуждать. Раньше я думал, что рассуждал сам с
собой, но теперь я знаю кто давал ответы на мои вопросы. А вместе с
тем, пока я готовил переворот, письма моей любимой помогали мне и
предавали еще больше сил и терпения. Я ее повстречал на одном из
свиданий с моими родными, она приезжала к своему брату. Когда мы с ней
пересеклись взглядами, прошла секунда, а мне показалась, что целая
вечность. Мне никогда не доводилось видеть такой чистой красоты.
Вернувшись в отряд я долго думал о ней. Были мысли подойти к ее брату,
но, что я скажу, что мне понравилась его сестра. Я бы лично не захотел
знакомить свою сестру с преступником, поэтому от своей идеи отказался.
Прошел месяц, а она все больше и больше занимала места в моем сердце, и
как я не пытался убедить себя в обратном, все попытки были тщетны.

Наконец, я решился подойти к ее Брату, его звали Максим. Все в нашей
жизни не просто так, когда я подошел к Максу и задал ему вопрос касаемо
моих чувсв к его сестре, он достал из тумбочки письмо с ее адресом.

«Так тому и быть» - произнес он, отдавая мне письмо. В письме его
сестра, Настя, просила познакомить со мной.

О ней я мог бы написать отдельную книгу, это мой лучик в темном
царстве. Сколько же она пережила со мной, одному Богу известно.
Приближался второй суд, прошло полгода после первого отказа. Мотива для
отказа у них не было, но чувства свободы не ощущалось и моя интуиция
меня не подвела. С Начальником отряда все было решено: если отказ в
условно-досрочном освобождении, то я беру на себя обязанности завхоза
отряда. Я смог его убедить в своих силах, и, к счастью, у нас оказались
одинаковые взгляды на жизнь, но с разных сторон. У нас были условия, о
которых знали только мы. Я ему порядок и отчетность, а он мне свободу
действий и прикрытие перед вышестоящим Начальством. Мне было рано
освобождаться, потому что я не исполнил своих обязательств. Сейчас я это
понимаю: мое время еще не настало, и моя дистанция продолжалась.

Глава 7 «Обязанность»



Меня назначили завхозом отряда. У меня хорошо
получалось справляться со своими обязанностями, находить правильный
подход к человеку и своевременно решать поставленные задачи. Помимо
этого я смог организовать творческие вечера и КВН, теперь ребята могли
заниматься добрыми делами, повышать свой кругозор, поднимать настроение
себе и окружающим. Видя это, сотрудники Администрации попросили еще
взять на себя обязанности председателя спортивной секции колонии, точнее
сказать поставили перед фактом.

Прошло немного времени и в колонии много всего
поменялось, я смог добиться разрешения для проведения и награждения
спортивных мероприятий. До этого все делали для отчетности перед
Управлением. Помимо этого я написал жалобу в Генеральную Прокуратуру
Москвы на противозаконные действия против меня со стороны Суда и
Администрации, естественно документально подтвержденные. Было очень
тяжело отправить это письмо минуя цензуру, иначе бы его в раз
уничтожили. Москва, конечно, не могла проигнорировать моего письма и
направила его на рассмотрение в нижестоящею инстанцию по месту моего
пребывания. Здесь мою жалобу оставили без рассмотрения, а меня мягко
предупредили поскорее выкинуть из головы идею о поиске справедливости.
Меня они трогать не могли, так как Прокуратура Москвы взяла меня под
свой контроль, и начали давить через моих друзей. Сажали их в изолятор и
держали там по нескольку недель, мне ничего не оставалось, как
отказаться от дальнейших планов. До моего освобождения много крови они
мне попили. Очень тяжело осознавать, что они хозяева положения и под
прикрытием Государства творят свое беззаконие. А еще хуже то, что
Государство не в курсе о происходящем и получается невольным прикрытием
для такого произвола.

Каждый день вокруг меня все больше и больше
движения, ситуация достигла критической точки, для них я представлял
опасность, а значит надо что-то решать. Никогда не забуду, как за неделю
до суда, ночью, меня повели в старый изолятор, место, откуда не слышно
криков, где запах крови сроднился с воздухом, где страдания людей
нацарапаны на стенах. Меня оставили там и ушли. В мою голову лезли
разные мысли, да что там говорить, мою голову просто разрывало на куски.
Одна мысль плотно засела в мою голову: «как моим родным говорят, что
меня убили при попытке к бегству. Но как же так, ведь я еще должен
столько всего сделать». Под утро они пришли и отпустили меня в
отряд. Я еще долго потом не мог придти в себя. На следующий день меня
обвинили в заговоре с блатными и объявили выговор, который автоматически
перечеркивал досрочное освобождение. Что я теперь скажу Маме, Насте,
сколько еще им все это терпеть? День суда, пятое марта,
для меня это третья попытка. Я в очередной раз настроил себя на отказ,
но судья, в лице мужчины, сделал незабываемый подарок для меня и моей
семьи, постановил освободить. Я закрыл лицо руками, ноги подкосились, но
Начальник отряда меня поддержал. Слезы пробились с глаз моих, не знаю
что мне делать, куда бежать. Судья попросил администрацию подготовить
все документы и освободить меня на следующий день. Но администрация
колонии оставила мне последний сюрприз, под предлогом того, что не
успели подготовить все документы, продержали меня еще несколько дней.

День моего освобождения можно назвать вторым
рождением. Этот день нельзя назвать теплым и солнечным, но можно смело
назвать судьбоносным. Если бы вместе с моим внутренним миром
поменялась и моя внешность, меня бы никто не узнал. Отдаляясь от места
моего заключения, я отдалялся и от моего прошлого. Меня ждет семья,
любимая девушка и безграничные возможности для полноценной жизни. Я дал
слово, что посвящу свою жизнь во благо окружающих меня людей, и я сделаю
это.

Каждое утро я делаю зарядку, восстанавливаю документы и
подготавливаюсь к поступлению в институт, параллельно ищу работу.
Конечно мне в двойне тяжелее, куда бы я ни приехал на меня смотрят с
недоверием, им проще отказать в работе. Но зачем искать легкий путь,
время само все расставит на свои места.

Встреча с Настей была незабываемая, столько нежности и любви, все эти
чувства были долгое время в заточении и наконец дождались своего часа. Я
смотрел, как она спит и сам не заметил, как слезы потекли из моих глаз,
а она, видимо чувствуя мой взгляд, проснулась и гладила меня по волосам,
ее глаза полны любви. Я хочу одного, до конца своей жизни ощущать этот
взгляд на себе, хочу заботиться о ней, растить и воспитывать детей
вместе, хочу идеальную семью. Один день без нее волнует мое сердце и
беспокоит душу. Находясь рядом с ней, я обретаю покой, время как будто
останавливается. В древнем Тибете люди могли входить в состояние сомати,
проносить свое тело и разум сквозь века, оставаясь всегда молодыми и с
чистым сердцем. Находясь рядом с Настей, могу смело сравнить это
состояние с сомати. Я не понимаю тех мужчин, которые задерживаются на
работе, лишь бы меньше времени проводить с семьей, не понимаю женщин,
для которых четко подобранный комплимент завешивает семейное положение.
Когда мне один парень задал вопрос, показывая пальцем на проходящую мимо
девушку, хотел бы я с ней переспать. Я ответил, что не болею животным
инстинктом.

Он возмущенно спросил: « а что, я болею»?

«Это тебе решать, я ответил только за себя».

Теперь понимаете, какой слабый человек, если его инстинкты идут впереди
разума. Но разве много, кто об этом думает. Боженька дает мне
возможность смотреть на этот мир по другому, и я благодарен за это.

Интересно знать конец всей этой истории, чем
закончилась дистанция? Я ровно год на свободе. Работаю в престижной
государственной компании, учусь в государственном гуманитарном
институте, пол года назад мы с Настей венчались в церкви и расписались.
По выходным играю в волейбол, занимаюсь спортом. А вчера, пятого марта,
у нас родилась дочка, мое состояние не возможно отобразить на бумаге,
могу сказать одно, я самый счастливый человек на земле. Мы держимся с
женой за руки, стоим у ее кроватки и смотрим на нашу малютку, в этот
момент я ловлю себя на мысли, что забываю о прошлом. И даже то, что
дистанция оставила последний барьер, в виде хронического заболевания, я
излечусь от этой болезни, меня уже ничто не остановит, я прошел эту
дистанцию. Я вижу свет, значит моя душа живет.

Послесловие.

« У каждого человека в жизни своя дистанция, и мне бы
очень хотелось, что бы моя книга помогла хоть одному человеку пройти ее,
не потеряв лица, и найти любовь».

(Моисеев В.А.)

Уважаемые читатели! Ваше мнение о прочитанной книги, вы можете написать
на мой электронный адрес « HYPERLINK "mailto:[email protected]"
[email protected] ». Для меня это очень важно.



С
теплом к Вам,


Моисеев В.А.

Издательство ООО «Маска»

Москва 2010год

ISBN 978-5-91146-533-9

УДК 882

ББК 84 (2Рос-Рус)6

М74

Вы думаете есть зло и есть добро. А откуда оно берется,
знаете? Кому выгодно чтобы люди были злые? Жили только для
удовлетворения своих желаний. И то не своих, а тех, что соблазняют.
Много кто из нас захочет покормить голубей, кружащих вокруг нас? Или
ребенка беспризорника повстречавшегося на пути. Мы переживаем за наших
детей, а ведем себя безобразно и при каждом удобном случае виним других,
а себя оправдываем. Деньги воспитывают в нас: алчность, зависть, злость.
Заметили, что их всегда мало, искусственный дефицит, разыгрывается
аппетит и хочется все силы сбросить на одного себя любимого. А в
конечном итоге мы счастливы? Нет, мы одиноки. Господи, давно мы
друг-друга поддерживали по настоящему, от чистого сердца. Нет, мы
больше лицемерим для достижения своих целей. И пока каждый из нас будет
так жить, не будет на земле счастья, не будет любви.

Моисеев
В.А.