Грифель тихонько выводил на бумаге изгибы.

Грифель тихонько выводил на бумаге изгибы,
Руки дрожали, 
Ты обнимал.
 
зимней ночью,
После одиннадцати,
Когда голоса за стеной затихли,
Я потерпела провал.
 
Мне хотелось тебе,
Вывернуть свою душу до известного "не могу",
Но что ты смог понять?
 
Ты лишь говорил о моих недостатках,
Под тяжестью теплых одеял.
Ты уже тогда знал, что такое "терять".
 
Мы жалили друг друга за колкие речи,
Ругали за частые капризы, 
Я не ставила цветов в воду, не тушила свечи,
Я огорчалась тому, что после нее ты больше не романтичен.
 
И наши беседы велись лишь о проблемах.
Я голодала от невнимания,
Часто топила себя в слезах,
Ты попусту,
Не хотел слышать о том, что я больше не могу видить твое прошлое в своем настоящем,
Каким же ты был влюбленным,
Лишь на словах.
 
Меня влекло в тебе мнимое,
того, что в тебе никогда не было,
И нет.
Ты наверное так был счастлив,
с ней,
эти пару лет.
 
И вот, теперь, когда все зашло гораздо дальше,
чем просто взять и рассказать,
о том, как 
мне трудно вести с тобой общение,
И чересчур неловко близкой быть,
 
И даже обнимать
Я холодею к твоему образу,
Боюсь того, что будет позже,
И не могу понять, за что друг друга мы могли любить.
 
Меня травили май, июль и август,
Шептали о том, чтобы я забыла,
В твоих сосудах я не первая,
И единственной не стану,
 
Подумай, все же, кто из нас неверная,
и почему такою я останусь.
 
До трех часов ночи,
Сидеть на кухне, выпрямляя спину,
До ломки каждого позвонка
Молчать о том, как я по тебе скучаю,
Понимая, что за эти месяца от тебя нет не единого звонка.