4 глава детство Юленьки

 Михаил
 Если заглянуть в душу Михаила, то, пожалуй,  удивишься, насколько угловато и грубо устроил всё создатель, как будто не хватило у него желания и времени закончить тонкую часть работы: сгладить острые углы и шероховатости, украсить и придать тонкости его натуре. Впрочем, внешне он не выглядел чудовищно, а мужская грубоватость только сильней притягивала женщин.
 Мать сыграла злую роль в формировании его натуры. Она рано осталась вдовой с двумя детьми и свекровью на руках, не гнушалась никакой работы и заработка, чтобы выжить. Была женщиной сильной,  грубой лишенной всякой сентиментальности – Михаил часто получал от неё взбучку,  и был свидетелем,  как мать срывает зло и раздражение,  а порой и издевается  над больной и немощной свекровью —  лишним ртом.
 
Остальное  довершила улица – Миша часто привлекался за хулиганство в юности, но до срока не доходило. Он  благополучно призвался в ряды Советской армии и отслужил на границе топографом.  Тюрьма,  однако,  не обошлась без него, в начале шестидесятых за воровство на складе,  где он работал после армии, ему дали небольшой срок.
Он никогда не рассказывал об этом, хвалиться нечем, но приступы жестокости и бешенства стали с ним приключаться,  именно после отсидки, он срывался на своей первой жене.
 
Анна, сразу притянула к себе его внимание: совсем юная рыжеволосая аптекарша с матовой кожей,  как редкий и хрупкий цветок в Казахстанских степях появилась она по направлению из Запорожского медучилища. Она не знала, что у него семья в районном городке,  после долгого и настойчивого ухаживания, они зарегистрировали свой брак на соседней станции,  казахи не потребовали у жениха паспорт —  обошлось военной книжкой, так Миша стал двоежёнцем.    
 
 
 О том, что муж становится невменяемым садистом в пьяном состоянии, Анна узнала через месяц после регистрации. И после этого, она не раз  испытала на своём хрупком теле тяжёлые кулаки, пинки, бывало,   доходило до пальбы из ружья и метания отвёрток и ножей. Спасаться  от озверевшего мужа она научилась только бегством.
 
После протрезвления Михаил не помнил ничего, он  ползал на коленях перед женой  - молил о прощении, Анна и не подозревала, что имеет над ним сильную власть.  
Через год их супружества родилась Юля. Ребёнок как ребёнок, иногда она умиляла Михаила и очень была похожа на свою мать, только не рыжая, а белобрысая,  как он её называл.  Вечером он включал приемник и ловил музыку, особенно Юленьке нравились индийские песни, девочка, едва научившись ходить,  смешно виляла попой,  подражая индианкам,  и крутила ручками под песни Раджа Капура
Михаил подпевал и кружил дочку,  взяв её на руки.  Малышка  тянула к нему свои пухленькие ручки, карабкалась на колени и тыкалась мокрыми губками в небритую щёку. Пожалуй, маленькая дочка, была единственным существом,  любившим его — ни за что,  и если было в его душе что-то светлое,  то это Юля.
 
Анна со временем стала испытывать к мужу только ненависть и  презрение, но уйти,  сбежать не было никакой возможности.  Не позволял страх —  холодящий как змея, выползающий откуда-то из тайного уголка её души, с которым она ничего не могла поделать, и Михаил,  не хуже дикого зверя определял этот страх, он  приводил его в ещё большее исступление и ярость.
 
За шесть лет они поменяли много мест, от Казахстана  до Ставропольского края, такую тактику выбрала Анна, муж меньше пил и держал себя в руках на новом месте жительства.
Юля подрастала, и постепенно отдалялась от отца.  Она стала понимать,  что в маминых слезах виноват отец, он — зло, она больше не просилась к нему на ручки, и даже избегала.
 
 В редкие моменты прояснения и хорошего настроения Михаил  подзывал её к себе,  она прятала кулачки за спину,  смотрела —  насупившись  исподлобья.  Возникало желание  — сломить этот росток неповиновения,  но что-то останавливало -   это его кровь бросается в голову маленькой непокорной дочурки, и эту кровь ему,  ни  запугать, ни  приручить,  он с досадой на самого себя,  отступался.
 
 Через пять лет у них родился мальчик Антоша.
 
Служба.   
 Октябрьские  дни становились всё короче, утренний густой туман очернил всю пожухлую ботву в огороде, лишь фруктовые деревья в саду,  ещё красовались в своём поредевшем желтом и малиновом наряде щедро делясь им с землёй, тропинками и тротуарами.
 
 Ворох листьев пригнало ветром и к будке Джульбарса, он улёгся на них как на коврик и в который раз наблюдал за просыпающейся жизнью в аптеке.
 В семь утра из дома в гараж мимо собаки прошёл  хозяин, в том,  что этот человек «вожак в этой стае» у пса не было сомнения, и он этот факт принимал как данность, молча провожая мужчину  тяжелым взглядом. Не было к «вожаку стаи» нежной привязанности как Анне и девочке Юле, чувствовал пёс,  что внутри этого человека сидит зверь почище прежнего хозяина.
Михаил мельком бросил  взгляд на собаку: ни единой мысли — скользящий взгляд, как на пустое место, это существо его с некоторых пор не интересовало вовсе, как ребёнок получивший игрушку в тот же миг теряет к ней интерес, так и Михаил забыл о собаке через несколько дней после выигрыша в карты.
 Михаил выкатил мотоцикл, долго возился  с зажиганием и, наконец,  в половине восьмого уехал.
 
В половине восьмого, по тропинке в школу напротив аптеки,  появилась шумная и пёстрая  ребятня с ранцами и портфелями. Мальчишки  палкой прошлись   по штакетнику, создавая шум и треск,  чтобы разозлить Джульбарса  -  у пса начался рабочий день: он  весело лаял  на школьников, вызывая громкий детский смех.
 
Через некоторое время вышла  Анна с ворохом детского белья в тазу, и ожерельем из прищепок, она грозила ему пальцем,
  — Ну ладно, Джульбарс, молодец, молодец,  а теперь помолчи, а то Антошку разбудишь, — и  развешивала   ползунки  на веревку.
 
Джульбарс улёгся,   положив  морду на лапы, слегка поворчал, как бы возмущаясь безобразию школяров и, наконец, послушно умолк.
 
В это время в аптеку пробежала санитарка Тамара, издалека поздоровавшись с Анной Николаевной. Джульбарс проводил женщину взглядом, то,  что она занимает далеко не первое место в этой стае, каким-то образом ему известно.
 
Тамара молодая физически здоровая балкарка, подобострастно относилась ко всем хоть мало-мальски образованным людям, потому как сама окончила лишь начальную школу.  У Тамары был такой же здоровяк муж и двое прелестных детей. Она привязалась к Анне и её детям, часто выручала её – прятала у себя,  когда той приходилось спасаться от пьяного мужа-дебошира.   
 
Джульбарсу служба была не в тягость, несмотря на  ту же цепь и трос, по которому он так же бдительно бегал по ночам. Только теперь,  он мог наблюдать,  что твориться за забором, а за службу получал не плётку,  а сладостные потрёпывания за уши, милую возню с девочкой, и даже игру в мяч, когда хозяина нет дома. Анна снимала ошейник и разрешала ему размяться, радости его не было предела —  он начинал бегать по двору, нарезая круг за кругом, высунув язык по ветру, а Юлька пыталась его поймать.    Когда же появлялся хозяин, ещё издали заслышав рокот мотоцикла, все уходили со двора,  и всё в доме замирало, но это случалось обычно к вечеру, днём Михаил появлялся редко.
 
С девяти часов, в аптеку потянулись редкие посетители, их для приличия требовалось слегка,  без злости облаять.
 
Это на первый взгляд казалось, что собака просто брешет на всех без разбора, но Анна давно научилась различать по его голосу, кто появился у порога.
Самыми высокими нотками Джульбарс приветствовал детей,  и в частности Юльку и её друзей: тогда в его голосе присутствовали повизгивания, и слышалось, — гау, гау, гау-у-у-у…
Если мимо или в аптеку шла незнакомая женщина, то это был обычный будничный лай, без эмоций,  на октаву ниже.
Когда Анна слышала злобный, низкий с рычанием и хрипом лай Джульбарса, это значило, что в поле его зрения попал пьяный или даже подвыпивший мужик, как он отличал пьяных,  оставалось для неё  загадкой. Он ненавидел пьяных и превращался в клыкастого демона.
 Прошло несколько месяцев, с тех пор как пёс появился в этом доме,  и за это время Анна научилась доверять ему, как самому верному помощнику, она нисколько не боялась теперь за детей и, пожалуй,  лучшего защитника для своего дома и не представляла.    
 
Юля часто бегала играть в школьный двор напротив, её очень интересовало,  всё,  что творится за этими стенами и окнами. Начальная школа -  одноэтажное здание, утопающее в запущенном саду с  небольшой застеклённой оранжереей, примкнувшей к чёрному ходу.
 
 В летнее время в  оранжерее школьники выращивали шелкопряда, отрабатывая, таким образом, школьную практику, их задачей было бесперебойное обеспечение гусениц свежими тутовыми ветками, и сбор коконов.  
Юля с Сергеем заглядывали через стекло в оранжерею,  с любопытством наблюдая,  как на стеллажах заваленных тутовыми ветками ползают  жирные гусеницы, когда это занятие наскучивало, они бежали в сад. В  зарослях акации у них расположился штаб, о котором знали немногие, попасть в него можно было только ползком, но внутри этого по кругу заросшего кустами пространства,  можно было вставать во весь рост.   Ветки куполом сходились над импровизированной комнатой, а солнечный свет,  пробиваясь сквозь листву, создавал таинственную обстановку.
 
Теперь же листья облетели и все предметы, ящики – столы, старые игрушки даже покрышка от мотоцикла просматривались издалека. А за кустами акации и  тутовника виднелась гора угля возле котельной, и высоченная её труба торчала выше школы, выше больницы и всех домов в деревне.
 
Юля с грустью смотрела  на школьный сад —  ей так хотелось поскорее в школу, с настоящим портфелем, с тетрадками и букварём,  новым пеналом в первый класс.
Она уже знала все буквы и даже читала по слогам,  умела рисовать красивых кукол и вырезала из бумаги им красивые пышные платья, раскрашенные карандашами. Она вдыхала типографский запах новых тетрадей, альбомов и ей представлялось, что так пахнет школа, а ещё школа пахла бархатцами, астрами и георгинами, потому, что все дети несли первого сентября красивые букеты.  Юля стояла в тот день  на тротуаре меду аптекой и школой, восхищённо смотрела на первоклашек,  и впитывала в себя все эти запахи, шум детских голосов,  мечтая, что на следующую осень,  она с огромными белыми бантами в белом переднике пойдёт в первый класс – так пообещала мама.
 
 Юлька грустно вздохнула,  очнувшись от своих мыслей,  и увидела,  как Джульбарс царапает забор лапой в ожидании,   что его заметят.
— Жульбарс! Жульбарсик,  - поиграем? – защебетала Юлька. В мяч? Или нет,  давай в перетяжки.
 Это была самая любимая игра Джульбарса, он нетерпеливо покряхтывал,  ожидая,  когда девочка вынесет обкусанный кусок резинового шланга.  Юля хваталась за один его конец,  а пёс за другой, и каждый тянул в свою сторону. Умный пёс тянул только в четверть силы, лишь дразня девочку, она звонко смеялась, пес ронял шланг и начинал фыркать и чихать, а Юля приходила в восторг,
— я вытянула, я!  — раздавался её звонкий голосок на весь двор, и ему вторил весёлый  лай Джульбарса.  И тогда начиналась возня на траве, пес валился на спину кверху лапами,  а Юля зарывалась в его густую шубу, пока мама не начинала стучать в окошко и грозить пальцем.
  
Разлука.
Из области  пришло распоряжение, и смысл его был таков: Анне Николаевне зав. аптекой посёлка  Балтрабочий необходимо пройти обучение  на семинаре с … октября по ноябрь.
Такие обучающие семинары проводились один раз в два, три года, для ознакомления с новыми препаратами и достижениями в фармакологии.
 Анна не могла отказаться  от семинара, а оставлять детей  на мужа, было исключено, пришлось оставить детей на попечение своей подруге и крёстной матери Антона. Она собрала необходимые вещи и отвела детей  Марине, прослезилась на прощанье, велела Юле быть —  умничкой,  и уехала на автобусе в Кисловодск.
 
 Юля стояла посреди большой комнаты,  спрятав руки за спину, она очень смущалась  и не знала, как себя вести в чужом доме. За круглым столом сидел отец с сыновьями:   два мальчика 7 и 14 лет,  они с любопытством разглядывали мелюзгу – Юлю с Антошкой, одновременно уплетая котлеты с картошкой.
 
 Антон увидел большой игрушечный грузовик, и заковылял на своих ещё неустойчивых ножках к машине, но тётя Марина в этот момент подхватила его на руки и посадила за стол.  От такого бесцеремонного обращения  он разревелся, и мальчишки перестали сверлить Юльку взглядом переключив своё внимание на ревуна, Антом между тем набирал обороты,  оглушив всех кто находился в зале. Отец, взял газету, бросил гневный и недовольный взгляд на жену и демонстративно вышел из зала.
Тётя Марина пожала плечами и,  подбрасывая Антошку на коленях,   принялась его успокаивать.  Вся эта сцена не ускользнула от Юлиного внимания, она своим ещё несозревшим детским умишком сразу определила —  они здесь гости нежеланные.
 
 С этого дня Юля стала переживать своё маленькое горе, она скучала по маме и дому. Мальчики постоянно подтрунивали над ней, а Юле казалось,  что они зло смеются и издеваются над ней.
Старший мальчик рисовал карикатуры на тетрадном листке —  огромную рожу в профиль с синим носом, из которого висели огромные капли, он говорил,  -  это Юлька! —  и показывал всем, папа прыскал со смеху,  младший мальчик начинал дразниться и хохотать,  тыкая в Юльку пальцем.
Юлька как маленькая разъярённая фурия бросилась  на подростка. Тот поднял руку вверх,  зажав листок с карикатурой и,  перекидывая его из одной руки в другую,  стал дразнить девочку,  как собачку. После безуспешной попытки отобрать листок, Юля накинулась  на младшего за то,  что тот смеялся.  Они сцепились,  покатались по полу, их пытались разнять – затрещала одежда,  и тут вбежала тётя Марина.
— Вы что творите,  — закричала она на сыновей, — как вам не стыдно?
— она первая начала, ревел младший,  — а Юлька с оторванным воротником, на платье с раскрасневшимся лицом отрывисто дышала и  молчала  зло, сверкая глазёнками.
— Юля,  — скажи, что случилось, кто первый начал, спрашивала тётя Марина.
Но девочке не хотелось говорить правду, потому, что и тётя Марина тогда увидела бы этот ужасный рисунок с   большим и сопливым носом, она молчала, только Антошка от испуга вдруг громко заревел, и от этого их папа  снова скривился и собрался уйти из зала.  Марина посмотрела на мужа,  ища подтверждения —   кто всё-таки начал первый,  тот бросил взгляд на Юлю и пожал плечами.
Мальчишки, получив от отца молчаливую поддержку,  осмелели и наперебой стали врать,  — она бешенная!  Накинулась на него как тигрица!
  — Юля, у нас провинившиеся  стоят в углу на горохе, —  сказала Марина,  - но раз ты у нас в гостях,  на первый раз горох не станем насыпать, но в углу тебе придётся постоять,  - заключила Тётя Марина и за руку отвела её в угол.
Весь вечер Мальчишки показывали ей  «нос», и хватались за животы,  изображая молчаливый хохот. Юлька показывала им язык и отворачивалась к стене.
 
 С этого дня они стали  врагами. Юле казалось, что ни с Антошкой осиротели, она прижимала к себе братика, и в эти дни была особенно внимательной к Малышу, пытаясь заменить ему маму.  Пока мальчишки были в школе,  жизнь ещё можно было терпеть, но  в один из вечеров она не выдержала насмешек и сбежала в аптечный двор.
 
 На двери висел большой замок и дом казался таким же осиротевшим,  как они с Антошкой. Она присела на ступеньку и горько заплакала, закрыв ладошками лицо. Слёзы лились потоком,  будто прорвало  плотину, и  она не могла остановиться.
 
С другой стороны забора за ней наблюдал Джульбарс, он переминался с ноги на ногу, вилял хвостом,  потявкивал и повизгивал, чтобы привлечь её внимание, а  когда Юля начала всхлипывать – горестно взвыл.  
— Жуль-ба-сик! –  наконец заметила она свою собаку, и кинулась к нему на шею,  — Жуль-бар-сик, -  заикалась она от долгого плача.
Пёс  облизывал её мокрые щёки, глаза, нос и трепетал от радости  всем телом  от кончика носа до хвоста.
 Юля, прижавшись к Джульбарсу,   долго и подробно рассказывала о том,  как плохо им с Антошкой живётся в чужом доме.
 Санитарка Тамара пришла кормить поросят и нашла возле будки спящую Юльку  в обнимку с собакой.
 
Антошка заболел  и Анну вызвали с семинара на несколько дней раньше, на этом Юлькины несчастья и закончились.
 
***
Анна перекупала детей и уложила спать, часы показывали 10, а Мишки с утра ещё не было дома, и это её очень беспокоило, значит,  заявится пьяный. Если за целый день он ни разу не появлялся, то   где-то халтурит и там его, конечно, накормят и напоят, вопрос в том до какого состояния.
 Если, просто подшофе и пил вино,  то уляжется спать в благостном настроении, и ей с детьми тоже можно спать спокойно.
Если приедет  сам на мотоцикле и будет шататься – пил водку,  то будет цепляться и донимать полночи, хорошо,   если обойдётся без мордобоя, главное не довести его до бешенства,  потом свалится в обуви на диван и уснёт до утра. Если же его привезут собутыльники и свалят как мешок с мукой, — значит пил всё подряд,  мешая с самогоном,  очнувшись, может устроить мордобой, а то и убийство, в таком состоянии он ничего не соображает -  спастись можно только бегством.
 
Юля чувствовала тревогу, повисшую в доме -  мама время от времени прислушивалась к шуму на улице, и вскакивала с каждым лаем Джульбарса. Всё тело девочки  налилось свинцом, и она  с ужасом таращила глазки в темноте,  прислушивалась к звукам на улице.
 
Мотоцикл затарахтел в 12, когда они уже задремали, потом послышался грохот открывающейся  входной двери, лязг засова,  в коридоре. – В стельку, — поняла  Анна, по его шагам,  и прижала спящего Антона к груди, негромко окликнула  дочь.
Юлька вмиг соскочила с кровати и оказалась возле матери, та прижав палец к губам, — тсс, -   велела молчать.
 Они сидели,  не шелохнувшись,  ожидая,  когда Михаил пройдёт в зал и завалится на диван.   
— Юля, — прерывающимся от волнения шёпотом заговорила Анна, —  если что,  беги к тёте Тамаре, поняла?
— Мамочка, пошли вместе, я не пойду без тебя! – чуть не плакала Юля.
— Да,  чего ты глупенькая испугалась, конечно, вместе, но если я отстану, ты не жди меня ладно, беги что есть мочи и зови дядю Юру,  он поможет. – Анна  гладила девочку по рукам и головке, пытаясь её успокоить, но у самой  по щекам текли слёзы,  и Юля чувствовала солёную влагу на своих губах.
 
Из соседней комнаты слышался грохот,  потом,  как будто,  падение тела и звон стекла,  они выглянули в длинный аптечный коридор и, обнаружив его пустым,  на цыпочках  стали продвигаться к выходу. Антошка вдруг проснулся и, набрав воздуху в лёгкие,  собрался зареветь, Анна прижала его к груди и кинулась к двери, дверь была закрыта  на массивную задвижку, малыш заплакал. Задвижка не поддавалась —  в  одной руке  не хватало силы. Пока она возилась с задвижкой,  Юле показалось,  прошла целая вечность —  в проеме комнаты появился отец.
— Куда ку-рр-ва собралась? А? – прорычал он, заплетаясь языком, и подался вперёд. Его по инерции понесло в конец коридора, Анна тем временем поставила Антошку на пол и отчаянно со всей силы дёрнула задвижку, и когда выталкивала детей за дверь, Михаил свалился на неё всем телом, подмял под себя и начал душить.
 
Юля оказалась на улице за закрытой дверью,  а  мать осталась  внутри,   она яростно стала ломиться в  дверь и кричать во весь голос,
  — ма-моч-ка, скорее, мамочка, ну выходи мамочка! – голос её переходил на визг, Антошка ревел что есть мочи,  не понимая —   что происходит, почему его толкнули,  он упал со ступенек,  больно ударился коленями  и головой.
 Джульбарс рвался с цепи, лаял с подвыванием,   понимая,  что случилась беда, он рвался с такой силой, что опрокидывался на спину и начинал кашлять от удушья, и снова рвался и  продолжал выть.
Анна отталкивалась от мужа руками и ногами, одновременно пытаясь открыть дверь, чтобы вырваться на свободу, затем вцепилась одной рукой ему в щеку, а другой в волосы, и его пьяная хватка стала слабеть, ноги не держали его, по поцарапанной щеке текла кровь, он оттолкнул Анну, и задвинул засов, на улице опять взвыла Юлька, а с ней и Джульбарс.
Михаил ударил жену кулаком в живот, отчего  она согнулась пополам  лежа на полу и не могла вдохнуть,  он поднялся и со словами, —  щас я вам …  -   качаясь от стены к стене рванул в дом.
Анна поняла, что муж пошёл за ружьём, она всё время перепрятывала коробку с патронами, и отдавала только,  когда он был трезвым – заряжал патроны свинцовой самодельной дробью, и уезжал охотиться на уток, но в этот раз о коробке она забыла.
 
Страх за детей придал ей мужества и сил, хотя вдох так и не удавалось сделать, неимоверным усилием она подтянулась к задвижке,  рванула на себя.  Дверь с грохотом открылась, и Юлька ввалилась в коридор, она стала тащить мать за руки, подталкивая  её к выходу и  громко завывая.
 Свежий воздух ворвался в легкие, когда Анне  «отомкнуло» солнечное сплетение, она с трудом приходила в себя, обхватила сынишку  и, полусогнувшись с помощью Юли, заторопились по тропинке прочь от аптеки. Она  понимала, что не сможет далеко уйти,  необходимо спрятаться, переждать,  чтобы набраться сил.   На цепи неистовствовал Джульбарс,  и решение пришло само по себе – надо  отпустить собаку. Она остановилась возле калитки, трясущимися руками нащупала застёжку на ошейнике и тяжёлая цепь с грохотом свалилась к ногам собаки.
 
Михаил стоял на пороге с двустволкой заряженной дробью, его  слегка качало,  и от этого мишень никак не совпадала с мушкой. Ничего не соображая,  Михаил  наводил ствол на убегающую жену, то, что Юлька тащит мать за край халата изо  всех сил,  и ребёнок у Анны  на руках,  он в тумане ярости ни видел, когда он сморгнул чтобы лучше разглядеть, вместо спины Анны увидел в прицел злобный оскал собаки и  холку,  которая стояла дыбом. Палец Михаила уже нажал на курок, отдача саданула в   плечо, отчего он повалился навзничь.
 
 Утором Юля, облазала все закоулки во дворе и в школе  - Джульбарса и след простыл, лишь лужица крови на тропинке напоминала о собаке и вчерашней трагедии.
 
Тамара с ведром и веником, вздыхая и сокрушаясь,  замывала пятно крови,
— вот гад какой, с ружьём, на родных детей… господи, если бы не дед Прохор… убивец, убил бы Аннушку… бедная Анна Николаевна, да как же можно жить с таки зверем… ох-хо-хо… вздыхала и вздыхала  Тамара, качая головой. – Ну, туда тебе и дорога, сволочь, в тюрьму только таких гадов…
 
 Через месяц,  пока муж находился под следствием,  Анна передала аптеку и переехала с детьми в другую область.  Юля пошла в первый класс через год, она уже не прислушивалась к маминому дыханию по ночам, и не боялась за мамину жизнь. Она заглядывала Анне в глаза и говорила,
  — мамочка, как хорошо нам одним, правда, только Джульбарса  не хватает.
  — Тётя Тома написала, что Джульбарса так никто и не видел убитым,  — успокаивала мама, —  значит, он убежал куда-нибудь и конечно жив сейчас, может быть вспоминает нас, — она поглаживала дочку по головке, и замолкала задумавшись, а Юля жалась к материи,
 замирала совершенно счастливой. 
 
 
***
Зима была слякотная, снег выпадал и  тут же таял, возле котельной образовалось грязное месиво, Прохору  приходилось обходить это место,  и Рыжухе тоже, она  не хотела пачкать лапы.
Натаскав угля в бункер, Прохор пускал своих собак внутрь погреться,  садился возле топки  и закурив папироску,  начинал ругать приблудного рыжего пса,
— ну,  ты Жулик и есть Жулик, весь извозилси…  глянькось  на Рыжуху — ни сколь не испачкалась… то-то брат —  женчина, чистюля…
— На! -  бросал он кусок хлеба огромному псу с рваными ушами, тот ловил на лету и глотал не жуя.
— Ну, ты и проглот брат… не зря тебе уши-то видать отстрелили… да ладно не обижайси —  пошутил я …. Вот Рыжуха,  она тварь деликатная —  ни за что кусок не схватит, понял ты? Воспитание! – поднимал указательный палец вверх Прохор и продолжал воспитательную беседу…
Джульбарс,  разомлев от тепла исходящего от топки, клал  голову на лапы и прислушивался к неторопливому и добродушному разговору старика, где-то  далеко,  в глубинах памяти он хранил этот голос,  этот запах – теперь он  был дома, лишь во сне иногда  взвизгивал, и начинал дрыгать всеми лапами.
— Ишь,  бедолага,  - говорил Прохор, — видать,  всё от пули тикает, —  и жалобно смотрел на пса, а Рыжуха сию минуту откликалась  и зализывала   Жулику  уши.
 
Они не догадывались, что во сне Джульбарс  играет в мяч с девочкой Юлей.