НЕТ МЕСТА ДЛЯ НЕБЕС (9 глава)

 
                                                                      9.
              В бане, как перед богом –
Все равны!
Для И.
 
Перед поездкой в город мы были обязаны посетить деревню.  Неподалеку от нашего местонахождения пролегал тракт, где нас ждало целых четыре повозки  запряженных лошадьми – по паре на каждую телегу. В передней  тряслась наша компания, занявшая почти все место,  на козлах сидела Равоса. Позади нас ехали ратники, коих насчитывалось семеро – они натолкались туда, словно карандаши в стакан, и я удивилась, как только не лопнула телега. В третьей повозке, так и не пригодившись, сидели лучники – нас планировали брать штурмом, но это не понадобилось.  И четвертая телега, прежде груженая разнообразным самодельным оружием, походными тюками, едой и палатками, теперь ломилась от всех вещей, которые мы набрали в Авроре.
Подумав, я взяла абсолютно все оружие, которое могло при случае поместиться в руку: все мечи, сабли, пистолеты, редкий коллекционный арбалет  и  даже пару автоматов. Патроны, прицелы, глушители, две женских брони, изготовленные на заказ еще в пору службы, доконали бедных ратников, тащивших все это на повозке через лес. Они с интересом разглядывали мой ПП, пока я показывала, как им пользоваться.  Когда тот самый незадачливый  ратник, который вынес дверь на моем корабле, решил попробовать выстрелить в дерево и только чудом не потянул мышцу на руке от отдачи. Я отняла оружие и строго-настрого запретила лапать его до распоряжений. 
— Потом отмывать тебя от телеги будем всем отрядом! – Приговаривала я.
Никогда не ездила на телеге. Отбила себе всю заднюю часть, как и мои спутники. Туземцы косились на наши ерзанья на неуютных досках и нескромно ржали полдороги. В наше время  в большинстве городов на Земле автобусы шли на антигравитационной тяге. Сиденья были мягкими и удобными,   в отличие от этих зубодробительных нар. Однажды, при посещении столицы, когда муж еще ходил на двух своих, мы свозили нашу дочь в парк аттракционов. Развлечением для нее стала и сама поездка – двухэтажный красный автобус, прям как в легендарных 20- 21 веках в Лондоне, парил в трех метрах от земли, а внутри подавали теплое молоко и печенье. Поездка на таком автобусе на дальние расстояния была удобной, а на короткие – расточительной. Поэтому  мы пользовались обычным автобусом, тоже на антигравитационной тяге, но уже менее комфортным. В тот день же мне очень хотелось порадовать дочь.
Я нахмурилась, гоня прочь свои воспоминания, которые так не вовремя накинулись на мою активно седеющую голову. После того, как мой зад был надежно втиснут между  задом Мены и Севера, я стянула с волос растянутую резинку и оглядела поле боя: катастрофа была  больше, чем я предполагала — седые нити тянулись от корней до почти середины длины волос. Успокаивало, что седина растекалась серебром выборочно, равномерно, не захватывая определенный участок. Скоро стану, как Север…
Время шло, все сидели в понуром молчании, девчонки и Зиг кимарили, а дорога тихо катилась к деревне. В сумерках лес было видно не так  хорошо, зато были отчетливо видны звезды. Если мне не удастся видеть их из космоса, то я вполне смогу прожить этой демо-версией ночного неба. Они мерцали, словно россыпь стразов на синем атласе, манили и кружили голову. Никогда не могла пожаловаться на плохой вестибулярный аппарат, но сейчас у меня внутри клубком крутился компас, который будто сошел с ума в невесомости. Думай-думай, Алиса. Хоть раз подумай, что же ты задумала! Подумала.
 Сначала я хотела уничтожить всю расу противников, повинных в смерти целой родины, теперь же я хочу скрыть от всех глаз планету, которую создали они же.   Мы солидарны  в предпочтениях, господа чистильщики -  и вы, и я. С небольшой поправочкой – эта история будет переиграна так, как считаю лучшим, я. Как бы эгоистично это ни звучало.
 Деревня встретила нас забором частокола из бревен, обтесанных по углам, как колья. Примерно каждые сто метров по периметру стояли часовые, и я удивилась их надобности. Равоса хмыкнула, и объяснила, что диких животных в лесах встречается много, и каждое норовит украсть и сожрать любое из домашней скотины. Мои спутники большей частью молчали и лишь изредка вздыхали, чувствуя себя не в своей тарелке и все чаще оглядываясь. Въезжая в деревню, нас встретило лишь семь человек, вооруженных самострелами и копьями, направленными на нас. Но они сразу опустили оружие, как только Равоса махнула им рукой. Для себя я отметила, что Равоса далеко не последний человек в деревне. Сама деревня образовывала полукруг из внушительных по виду бревенчатых двухэтажных домов и одноэтажных срубов внутри. По  внешнему виду встречающих нас в самой деревне, одетых в мешковатые платья женщин, и плотные костюмы, состоящие из брюк, сорочек и кольчужных жилетов, мужчин с факелами-подсветками, я без труда поняла – нас здесь боятся. Недоумевавшие и ропщущие люди проводили наши повозки до крыльца дома, куда направила коней Равоса.
Конечно, боятся! Мы упали с неба как снег на голову, который будет еще не скоро. Равоса сказала, что нынче лето, вторая его часть, по-нашему, июль-начало августа, и я обрадовалась, ибо в наших краях – бывших краях – почти всегда царила промозглая осень, выставляющая наши бледные лица на всеобщее обозрение. 
Нас пригласили в дом на второй этаж. Ступени были скользкими, и первый этаж, мы прошли мимо по коридору, который хозяйка назвала сенями. Верхнюю комнату Равоса назвала «светелкой», пока распоряжалась на счет ужина и питья со своей работницей. Потом шепнула ей, что нужно истопить баню. Та ей ответила, что две бани истоплены к приезду, и в одной уже потеют ратники.
-Сегодня вы будете гостями.- Говорила она, снимая с себя оружие и кольчугу и броню. – Я дам вам три дома, что бы вы могли отдохнуть и собраться с мыслями. Но сначала вы как хорошенько намоетесь. — Кивнув двум нашим провожатым, она, подталкивая нас к выходу, весело ухмылялась, и я решила, что можно не беспокоиться. До поры до времени.
Нас вывели на улицу и проводили за дом, где стояла невысокая бревенчатая постройка, из которой валил сизый дымок.
— Я помогу женщинам. – Сказала девушка лет восемнадцати, в мешковатом платье и странным сухим букетом из веток в руке, провожатым.- Это березовый веник! – Видя мою недоуменную физиономию, пояснила она. – Меня зовут Лана. Идемте! Мужики пойдут во второй заход. – И потянула меня за рукав.
Мы вошли в невысокую,  просторную комнатку, в которой было достаточно тепло, что бы вспотеть. Лана назвала это предбанником и, скинув с себя платье, осталась, в чем мать родила. Недоуменно уставившись на нас, дала команду:
-Сымайте одёжу, чужачки. В бане все равны. Как перед лекарями! Я вам ща веником покажу, как спина дышит, никаких болячек не останется, не сумлевайтесь!
Я посомневалась и скинула уже грязный, липкий от пота, ставший внезапно таким колючим, свитер, и кивнула Мене и Теа, что бы следовали моему примеру. Теа неуверенно сняла свой. Мена, ухмыляясь, вылезала из тугих брюк и кожаной куртки.
И, наконец, оставшись только в нано-словарях (я чуть не в голос хохотнула этому), нас впустили в ответственно утепленную дверь, из которой повалило обжигающее ароматное тепло.
-Залезайте, глупые, пар уходит!- Заверещала Лана, и по очереди бесцеремонно затолкала нас в эту духовку, подгоняя веником под зад.
Я ощутила себя в аду. Воздух был раскален, а аромат трав и древесины врезался в нос и впитывался в кожу. На лбу выступила испарина, а из-под мышек градом повалил пот. Удивленные, как тюлени на курорте, мои подруги оглядывались вокруг, а Лана в голос заливисто хохотала.
— Будто впервой в бане! – и взяла невесть откуда появившийся ковш. Зачерпнула из деревянного таза, стоящего на скамье, воды и плеснула на раскаленные камни у печи, которая была в углу. Повалил ароматный дым, который вызвал у меня очередную порцию пота. – Сядьте на лавки и дышите через нос полной грудью. Мокроту будем выгонять, чай там, в космусе холодно и сыро!
-Ты не представляешь, как! – Хмыкнула Теа и протянула ей руку:- Я Теа. На рога внимания не обращай, бодаться не буду.
-Заговорила, надо же! – Всплеснула руками девушка. – Мне твои рога зла не творили. Вот коли б ты мне рога с моим мужем вырастила, то тогда пободались бы! – И задорно улыбнулась. – А тебя, тростинка, как зовут? – Обратилась она к Мене. Та ответила, чем вызвала еще один приступ улыбок. –  Это я тебе козу – а ты мне гусей трёху, это у нас мена! Меняться, то есть! – И взглянула на меня, уже без улыбки.- А тебя я знаю. Рассказали.
Я нахмурилась. Неужели только плохое, раз не улыбается?
-Я Алиса.
-Знаю. Лицо у тебя старое, и волосы седые. – Вздохнула она. – Лечить тебе живот надо, а то душа так и будет горевать…
Теперь пришел мой черед улыбаться.
-Почему живот-то?
-Так знамо почему! Душа — то где живет? В животе! – Как на ребенка глядя, посмотрела она на меня с трогательной улыбкой. – Мой средний хоть и трех лет, а и то знает!
-Средний? – Удивилась Мена. – Сколько ж тебе лет-то?
-Девятнадцать  зим мне, не лет. А что удивительного-то? Как замужем оказалась, там и старшего родила, Дола, ему уж пять почти, средний Жар погодка, и младшая, тоже Лада, муж настоял, два годика почти. Это вы, двое старые, не замужем, в девках ходите. А у нас тут любовь и семьи. Алиса-то, поди, семью похоронила, так ведь? – Кивнула она мне.
Я замешкалась. Какая проницательная наша спутница…
-Так заметно?- Спросила я.
— У тебя глаза плаканые, видно, что смерть за тобой по пятам ходила, да не догнала. Глаза-то не обманешь!- И понурила голову. Потом тряхнула волосами, собранными в косу, и опять загребла ковш воды, но уже из другого таза.  – Встать! Руки развести!
Нам ничего не оставалось, кроме как повиноваться.
На плечи опустились теплые руки мягкой воды. Она стекала по изможденному, усталому телу и действовала как анестетик, вымывая грязь из пор кожи и унося ее под ноги, под деревянный пол, в землю. Потом настало время веника. По очереди Лана укладывала нас лицом вниз на лавки, устроенные в стене, и била им по разгоряченным паром, спинам, рукам, задам, ногам, изредка окачивая водой из таза. Когда она охаживала веником живот, я смеялась до слез от щекотки и радовалась непонятно чему. Даже мои подруги отдались с потрохами этой веселой и занятной затее  — битье веником. Когда, ожидая своей очереди, я отлепляла листочки березы от распаренной филейной части, я поняла смысл фразы «прилип, как банный лист к жопе», что вызвало очередной припадок хохота с моей стороны. Под конец парилки, когда Лана уже окачивала наши красные тела водой, она дала нам кувшин мыльного раствора пахнущего травами, и сказала натереть этим волосы. Таким шампунем я не мылась ни разу, но когда смывала его со своих волос, пожалела, что не пробовала такую штуку раньше. Волосы лоснились и шелком рассыпались под окачивающей меня водой из ковша.
В предбаннике Лана выдала нам такие же, как у себя, платья в пол и нижние сорочки, прикрывавшие зад. Я облачилась в это одеяние, как следует, отжала волосы и отстегнула от штанов пояс с кобурой и ножом. Лана, икая от смеха, глядела, как мы пытаемся приладить оружие к новой одежде, и впихиваем свои распаренные ноги в тяжелые ботинки. Покрутив пальцем у виска и смачно свистнув, она выпустила нас на волю, прихватив нашу одежду, и успокоив, что к обеду следующего дня все выстирает и вернет, лучше, чем было. Даже Теа не стала возникать, как сделала это у Годры на Васки.
Курящие у выхода трубки с какими-то травами, мужчины, тоже не смогли сдержать смеха при виде «селянок» с оружием по бортам, но сопровождающие так и не дали им вдоволь насладиться презабавнейшим зрелищем. Их увели в ту же баню, где моментом назад были мы. Лана попросила нас подождать пару минут, пока отнесет одежду к себе в дом, и убежала. А я, повернувшись к бане, с истинным уважением поклонилась ей в ноги. Мена и Теа последовали моему примеру.
-С тебя пятак, Сеня! – Захохотал какой-то прислонившийся к забору мужик, толкая в бок локтем сидящего рядом друга. – Косма… косму…ческие люди и слыхать не знали такой радости, как Талионская банька! 
***
Спустя минуту, запыхавшаяся Лана прибежала обратно и опять подгоняя, повела нас обратно к дому Равосы.
-Равоса – начальница охраны нашей деревни. Она всего ведает, и всего знает. Жаль, немолода, и мужика так и не нашла. – Рассказывала по пути Лана. – В двадцать пять мужика найти сложно, хотя, поговаривают, с одним ратником она перину делит…
-Сколько ей? – Открыла я рот.
— Двадцать пять ей. В таком возрасте уже дочерям приданное собирать начинают, а она все как кукушка, одна и одна…
Я опять зашевелила мозгами. И на сколько же лет я выгляжу в этом мире? Лучше не спрашивать!
В светелке Равосы уже накрывали столы. На двух столах стояли и дымились четыре, покрытые поджаренной корочкой, птицы, от которых пахло курицей и чесноком, коричневые каши, от которых пахло мясом (лично мне показалось, что это гречка), овощи, неизвестные мне, и кувшины с ароматным ягодным запахом.
Сама Равоса одета была точно так же, как и мы, была умыта и выглядела свежо. Волосы ее были так же сыры, из чего я сделала вывод, что она тоже ходила в баню.
-Легкого пара, гостьи! – Поклонилась она нам, как только мы ступили на порог. Мы полонились ей в ответ, по примеру Ланы.– К столу пока не приглашаю. Негоже без мужиков начинать. Могу предложить вина и курительные трубки!
-Я пойду, пожалуй! – Пропела Лана, по очереди улыбнувшись каждой из нас. – Зови, коли, надобна буду. – Предложила она Равосе, та кивнула:
-С меня сарафан, как и уговаривались!
-Принесу завтра одежду!- Шепнула та, и посоветовала: — Не напивайтесь сильно.
-Иди уже, советчица! – Махнула рукой Равоса, и Лану словно сдуло ветром.
Хозяйка усадила нас на скамьи возле печки и лично разлила по кружкам вино. Тягучее, красное, с ароматом вишни и какими-то пряностями, расслабило и унесло в мир уюта и разговора по душам. И уже к приходу мужчин, распаренных, красных, кроме Кайпера, как вино у нас в кружках, и расслабленных, я рассказала все, что произошло со мной и моей командой, не умолчав ни секунды из нашего приключения. Равоса слушала и хмурилась, не перебивала и не переспрашивала, а просто вся обратилась в слух.
Пригласив мужчин, переодетых, кроме Севера, в свободные штаны и рубахи, за стол, и отпустив таких же красных сопровождающих домой к семьям, подняла первый тост.
— За то, что выжили!
-За то, что выжили! – Подняли мы кружки, и выпили до дна.
В голове поселился веселый чертенок, называемый «хмель» и позволил моим мыслям уйти в отпуск. Я ела нежное мясо курицы, закусывала ароматной кашей, хрустела овощем, похожим на наш земной огурец, и запивала то вишневым вином, то компотом. Когда все наелись, Равоса вытащила с печи трубку, и, забив в нее что-то убийственно-ароматное, но такое крепкое, передала по кругу. Не закашлялся только Грин, который имел нехилый опыт в раскуривании подобных девайсов. Даже Кайпер как-то расслабился и перестал шутить над своей одеждой, а взахлеб рассказывал, как веник запутался в его перьях, и его пришлось отламывать по прутьям. Зиг пил вино и не выпускал из рук руку Теа, а Мена с Грином задорно смеялись над рассказами Равосы, как однажды ее отряд, подвыпивши браги, пытался вытянуть на спор из болота телегу, загнанную туда месяцем ранее.
Одни мы с Севером сидели по разным сторонам комнаты и играли в гляделки. Когда четвертый кувшин был пуст, а лампы и свечи начали гаснуть и догорать, Равоса позвала с улицы охрану.
— Пора всем на боковую, — пошатываясь от выпитого, молвила она.   - Но к дверям этих я приставлю ратников, — она хитро сощурилась, поглядев на Мену, Кайпера и Теа,- эти трое вырежут спящую деревню не сложнее лузганья семечек.- Как улечься, разберетесь сами. Никол, Варос – до гостевых домов сопроводите. – Кивнула она двум охранникам, поспешившим на зов Равосы. Те кивнули хозяйке и направились к выходу. – Идите же! – Хохотнула она, глядя на наши пьяные лица. – Не бойтесь, пока я в деревне, вас никто не тронет!
И тут я почувствовала, как  устала. Усталость была нестерпимой, выжигающей дно подсознания, сбивающей с ног и дезинформирующей мозг. Словно сомнамбула, я поддалась руке Севера, тянущей меня куда-то вниз по лестнице, на скупо освещенный межевыми кострами, пустой двор. Глаза помимо воли закрывались, и я почти не видела окружения. Сильная, но бережная рука провела меня через крыльцо одноэтажного сруба и усадила на потрясающе мягкую кровать. Запах травяного шампуня из бани был почти осязаем, он колыхался вокруг меня и выбивал последние мысли из головы, как пыль из коврика. Как славно, что не яблоко…
 Как во сне я скинула уже казавшееся тяжелой кольчугой, как у Равосы, платье, оставшись в одной сорочке, и услышала, наконец-то его голос. Голос Севера.
-Я пойду…
Мысль пронеслась быстрее нашего полета через Галактику.
-Север! – Я окликнула его, когда он был уже у двери. Что-то мне подсказывало, что он ждал, что я остановлю его. Найдя в себе силы, я доковыляла до него и буквально рухнула в его объятья. 
-Ты чего, Алис?- Его голос был почти осипшим, но таким родным.
-Я…останься!- Попросила я, опершись на что-то с железной ручкой. Когда это «что-то» с грохотом облило меня и его холодной водой, я поняла, что это таз. Видимо, для умывания. Я оттолкнула его от себя ногой, пребольно ушибив мизинец, и с неожиданной для себя силой, обняла Севера. Под руками чувствовался накаленный его кожей материал рубашки.
— Твоя сорочка…- буркнул он,- она сырая.
Я усмехнулась. Смешная ситуация.
-Ага, придется сушить!- Опять хохотнула я, но уже ему в лицо, которое было так близко.
-Бог, он…- Опять просипел он, но руки его уже обнимая меня за плечи. Не в силах терпеть до следующей возможности, я прикоснулась губами к его губам.
… Безнадежно намокшие опрокинутым тазом воды его штаны полетели в сторону. Он на секунду, показавшуюся вечностью, отстранился, высвободил из своего воротника белую полоску и положил ее туда, где раньше стоял таз с водой, и вновь прильнул к моим губам. Его губы теряли мои, и вновь находили, ликвидируя слезы, и превращая их в моем воображении во что-то глупое, ненастоящее.
Сколько я думала? Так мало за свою жизнь.… Зачем теперь начинать? Прохладные простыни, горячие ладони, его губы на моих губах, моей шее и опять слезы. Стыдно. Столько потерять и обрести новое? Разве это разрешено? Мне нет. Или я опять ошибаюсь?
И опять досада, и опять совесть.… Да заткнись ты, совесть!
Какая, к черту совесть, когда он рядом?
И гори весь космос огнем! И гори все правила, писанные не мной, утвержденные законами здравого смысла! Странное ощущение, будто нет никого кроме нас. Наверно, так оно и есть. Господи, похоже, я верю в тебя…
-Я люблю тебя.
-И я люблю.
***
Странный будильник.
Звук, как будто издающийся трубой, но почему-то кажущийся органическим…  Ка-крка-кау!
Где Север?!
Проснулась я резко, будто на меня опять упал таз с водой, и  все вспомнила. Ночью я плакала и смеялась вперемешку, у меня была истерика. Я поежилась, вспоминая все до моментов, и улыбнулась. Теперь хоть что-то расставлено по местам, и есть то, от чего я могу не бежать, не разъяснять для себя.
Я повернулась на кровати в поисках Севера, пошарила рукой, но… его не было рядом. Поддавшись панике, я оглядела комнату,  и, не увидев его, понеслась к окну. За окном была деревня. Почти пустая, перед окном с голым торсом, в таких же мешковатых штанах, какие вчера дали ребятам после бани, стоял Север, держа в руках деревяшку с заточенным куском железа на конце. В детстве я видела в раскрасках, эта штука называется  топор, но я не была уверена в ударении. Размахнувшись, он ударил по бревнышку, стоящему на колоде, и расколол его надвое. Чурбаны разлетелись по двору со щепками, как воробьи, которых внезапно спугнули.
— Не, не так! – Возразил стоящий рядом один из вчерашних провожающих. – Накалываешь его почти до середины, и аккуратно дожимаешь вниз топором, так их по всему двору искать не надо. А потом каждую чурку еще напополам… — И развернувшись, пошел к мужикам, стоящим у частокола.
Усмехнувшись, я постучала по окну, улыбнулась ему, когда он обернулся, и вернулась на кровать. Кровать – просто чудо! Матрац такой мягкий, будто облако. Не заметила я этого ночью, не до этого было. Я присмотрелась, и уяснила, что это перина. У них это – для гостей, а у нас на таких даже министр вряд ли спит… спал. Гладко обтесанные бревенчатые стены пахли древесиной. Две комнаты, в одной печь, кухня и хозяйственная утварь, а другая – спальня с тремя кроватями, чьей-то шкурой на полу и столом у двери, на котором все еще лежала белая полоска из воротника Севера.  
Надо бы рассказать ему о том, о чем просил Тако.
Кое-как натянув на себя еще влажную после встречи с тазом с водой сорочку, которую вчера впопыхах снимал с меня Север, и, нарядившись во вчерашнее платье, напрочь игнорируя оружие и обувь, непричесанная, я вылетела из дома во двор, на еще сырую от росы, траву. 
-Ну, ты храпеть! – Доложил Север, прикасаясь к моим спутанным волосам. – Шучу! – Отдергивая руку, которую я пыталась укусить, сразу поправился Север.
— Дурак! – Улыбнулась я и поцеловала его в щеку. На его подтянутом животе и плечах красовались росинки пота, а волосы, бывшие еще день назад седыми, потемнели. – Что это? – Восхитилась я.
Север прижал меня к себе и шепнул на ухо:
— Четыре буквы, которые помогают почувствовать себя молодым. Существительное в одном смысле, и глагол в другом.  Еще пара таких ночей, и я опять буду темно-русый, как во времена молодости!
Я хохотнула.
— Вот мне бы так! Я бы тогда из койки не вылезала!
-Нет ничего проще! – Ухмыльнулся Север, и, подхватив меня на руки, понес  обратно в дом — молодеть.
***
Повозки катились по чистому, укатанному  тракту. Я, в своих прежних штанах, дареной рубахе и хозяйской кольчуге сидела на козлах и подгоняла гнедую лошадку, а позади меня сидели мои друзья. Север и Кайпер спорили о том, какой меч пуще всего бьет: булатный или из металла системы Барса, а остальные дремали, укачанные долгой дорогой. Впереди вела повозку  Равоса, во всю матеря своих ратников, которые с вечера страдали похмельем.
-Я говорила вам:  перед походом – ничего крепче компота, олухи!
— Смотри, чего там на горизонте?  - Окликнул меня Кайпер. Я вгляделась. Горизонт затянуло алое зарево, похожее на  зарево от пожара, а небо над нашими головами затянуло тучами.
-Равоса, горизонт! – Закричала я, но та уже остановила повозку и вглядывалась вдаль. – Что это? Может, там деревня в огне?
— Не деревня. Город горит! – Буквально заорала командир отряда и стегнула лошадь вожжами. – Вперед, нааа! Повозка полетела вперед.
— Ребята, приготовьте оружие, я не знаю что там, но дело пахнет керосином…- Сказала я своим, подстегивая лошадку. Те промолчали. – Вы меня слышите…?- Обернулась я, и тут же вскрикнула. Мои друзья с обезображенными лицами и резаными ранами, все в крови  лежали рядком. – Север!
  Я натянула вожжи, останавливая лошадь, перелезла через край телеги и в ужасе стала щупать пульс, утопая ногами в крови. В поисках Равосы я посмотрела вдаль, но ее телега оказалась опрокинута, буквально размазана по сухому тракту, она сама стояла у обочины, и, всплескивая руками, горько причитала. Я вытащила руку Севера из общей кровавой массы и пыталась почувствовать пульс, но его бездыханное тело безвольно обмякло, и пульса я не нащупала.
-Увели его! – Почему-то в ухо, громко орала Равоса, хоть и стояла от меня метров за сто. – Лучники видели, как  увели его у опушки, он там бруснику собирал!
Я не могла понять, что произошло и кого увели. В мгновение ока, Равоса оказалась рядом и стала бить меня по лицу.
-Просыпайся, дура! Подражателя твоего увели! Как исчезли, и найти не можем!
Я открыла глаза и резко проснулась. Слава богу, сон.
— Севера увели! В опушке сгинули и не нашлись! – Прямо в ухо упрямо мне повторяла Равоса, тряся мои плечи. – Искать надобно, там волки, если чуть дальше зайти! Еловая роща там!
Я тряхнула головой и проснулась окончательно. У ног лежала моя одежда,  чистая рубаха и кольчуга. Как во сне.
-Нужно искать лабораторию. – Подавляя зевок, произнесла я. – Это люди Луи, они нас нашли. Волки им что мыши… – Равоса кивнула и сказала, что разбудит моих спутников. Через пятнадцать минут велела мне быть у ее дома.
-Созову сход. Нужно все растолковать.  
Продолжение следует.