День рождения

День рождения
Натали Бесеребрянная


Отрывок из романа: «Свеча горела…»

…Маленькая Наталия, в этот день ей исполнялось семь лет,
с грустным видом прижимая к себе старую покрытую жиром бутылку,
брела в магазин за подсолнечным маслом.
Комкая в кулачке потрепанную денежную бумажку, она как всегда шла и вслух…,
можно было бы сказать, что фантазировала или сочиняла,
или театрально изображала, кого-то или играла этюд,
но она тогда таких слов еще не знала, разговаривала сама с собой,
как это могло показаться со стороны.

Шла, мечтая, представляла себе, что она актриса и вела диалог,
жестикулируя руками, она изображала строгую маму,
родители на ту пору еще жили с ними,
а смеющуюся и ликующую, обычную девочку, то есть себя.
И тема для диалога была выбрана самая актуальная на тот момент для Наталии.
У неё День рождения, ну и, у ее героини естественно тоже,
и по такому поводу у них собрались гости и принесли подарки.
Хотя в семье Наталии Дни рождения особо не праздновали
и гостей по такому случаю не приглашали,
да и подарки могли подарить намного раньше праздника,
покупая допустим сапоги зимой, родители могли объявить что
«это тебе на День рождения, и хоть оно будет у тебя летом,
мы дарим тебе их сейчас». И как они не понимают эти родители,
что как будто тебе будет приятно, нет, ты даже от этого будешь счастлив,
в день рождения, в жару, напялить на себя зимнюю
и до того момента изрядно потрепанную обувь, и
по-настоящему почувствуешь себя именинником.

Поэтому Наталия придумала новый совершено другой сюжет
для своего праздничного «театрализованного представления на ходу».
В нем мама, рано утром разбудив дочку, поздравляет ее, и дарит ей:
— Платье, красивое потому что красное, а еще, если покружится в нем,
то от этого получаются настоящие волны.
Платье, обязательно будет еще лучше, чем есть у её подружки Сюзанки.
Но Наталия обязательно даст его померить своей подружке.
Да что там примерять, она даже разрешит его поносить ей,
потому что бабушка говорит «жадничать грешно» — это раз;

— Оранжевый, весь блестящий с яркими веселыми картинками
круглый как бочонок, металлический, а значит,
он будет служить долго, чемоданчик, такой она видела в магазине,
Сюзанка специально водила Наталию показывать его, потому,
что той обещали купить его. Но не успеют,
потому что его купят для Наталии,
и это хорошо, потому что она не поставит его на сервант,
а будет давать играть с ним, всем кто ее об этом попросит.
И обязательно он битком будет набит вкусными,
хоть она их и никогда не пробовала,
но они не могут быть не вкусными, потому что они шоколадные,
и на них нарисованы медвежата, конфетами.
И Наталия сразу же раздаст эти конфеты тем,
кто тоже как она их никогда не пробовал,
потому что ей почти не приходилось раньше
ни с кем делиться вкусностями за неимение их.
И потому что «с бедными надо делиться» как говорит ее бабушка, — это два;

— Огромную куклу, с синими глазами и белыми длинными вьющимися волосами,
в голубом как небо длинном платье, и с такого же цвета бантом.
Такой куклы даже у Сюзанки нет, такую она видела только в кино про трех толстяков.
Но она не будет своей куклой хвастаться,
потому что бабушка говорит: «что хвастаться грешно»,
а посадит ее на окно, ну как в кино,
и тогда все прохожие будут ею любоваться,
ну а если кто-то из детей будет плакать,
то она даст ему куклу и тот сразу успокоится, и все будут счастливы; — это три.

Размечтавшись, она даже не заметила, как дошла до магазина,
и уже в дверях столкнувшись всё с той же Сюзанкой,
зачем-то громко и радостно объявила ей:
-А у меня сегодня День рождения, вот!
И я куплю конфет и буду всех угощать!
— Зачем она это сказала, она даже не знала,
да и некогда было думать ей об этом.
Потому, что каким-то чудом в магазине без дела ошивалось,
еще несколько ребят с её улицы.
Поэтому вдруг очутившейся в центре внимания размечтавшейся о празднике Наталии,
не чего больше не оставалось как,
приняв со всех сторон поздравления, покупать для друзей угощение.

Протянув продавщице деньги, она робко попросила её:
– Тетя, дайте конфет, таких, чтобы много,
что бы на всех хватило.
— От ощущения необычайной радости Наталия,
даже не заметила, как грустно повертела в руках её рублевую купюру продавщица.
Как стояла она в нерешительности перед выбором сладостей,
что бы ни омрачить ребенку праздник.
И вот она, свернув из газеты кулек,
насыпала туда..., почти звенящего от свежести арахиса, в шоколаде,
и намного больше, чем можно было купить на эти деньги, что ей дали,
продавщица, протянув Наталии пакет, пожелала:
— «счастливого Дня рождения».

Схватив газетный сверток, Наталия со слезами на глазах от счастья
поблагодарила тетю, и тут же отправилась с ребятами
в парк на их излюбленное место.

Её праздник закончился почти что сразу,
потому что конфеты разошлись по рукам мгновенно,
и когда она заглянула в потерявший первоначальную форму кулек
на дне его с сиротским видом оставались всего две горошинки.
И печально зажав их в кулачке, как раньше сжимала в нем деньги,
она совершено удрученная побрела домой.

От нетерпения, мама спешила приготовить обед для семьи,
и дожидаясь Наталию с маслом, она выскочила дочке на встречу но,
увидев пустую бутылку в её руках, она тут, же
в ярости набросилась на неё.
Наталия, виновато улыбаясь, сначала протянула ей подарок,
но, испугавшись, снова сжала кулак, и мама,
увидев вместо денег в руке дочери, остатки газетного кулька,
сильно надавила на её пальчики,
от боли та разжала ладошку, и из неё выпав,
скатились в пыль две арахиски.

Сразу же догадавшись, на что потрачены были деньги,
мама в ярости, не контролируя себя, в неистовстве схватив за одежду,
оторвала тело ребенка от земли, и принялась совершать при этом не мысленные вибрации с ним.

Ощутив себя в этот момент «дохлым котенком»,
Наталия, даже не сделала попытки оправдаться перед мамой,
а также, от страха сковавшего все её тело,
она подумала, что ее собираются убить,
и не в силах вырваться из рук и бежать, она мысленно попросила:
— Боженька! Не разрешай маме убить меня… — твердо веря в то, что будет услышана.
Потому что уже не раз за свою маленькую жизнь так делала,
и ей всегда приходили на помощь.

Так и случилось и на этот раз. Соседка, заслышав шум во дворе,
выглянула в окно, и хотя сама не раз привселюдно воспитывала,
таким образом, своих детей, Наталию пожалела,
уж больно та на её взгляд маленькой и квеленькой росла.
От окрика соседки, мама ослабила хватку,
и Наталия, оставив в её руках, с оборванными пуговицами свой халатик,
голышом потому, что трусы, донашиваемые после сестры,
с нее свалились еще раньше, рванула за сараи.

В панике не находя места куда бы ей спрятаться,
она некоторое время бессмысленно металась между несколькими деревянными строениями,
но как только услышала приближающийся голос матери,
мгновенно открыв деревянный угольный ящик,
запрыгнула туда, одновременно закрыв, за собой крышку.

Её укрытие было довольно просторным, туда на зиму засыпали грузовик топлива,
сквозь забитые угольной крошкой щели ящика, Наталия могла наблюдать за тем,
что происходит во дворе.
Она с почти остановившимся сердцем, замерев от ужаса,
видела, как её мама сначала заглядывает в сараи,
затем поднимается по лестнице на чердак,
а, спустившись, она подходит к ящику,
приподняв слегка его крышку, она заглянула вовнутрь.

И за те секунды, пока мама стояла над ней, Наталии показалось,
что на всей земле вдруг остановились часы, и все живущие на ней остались такими, как она их запомнила,
а сама она за эту пору, уже успела вырасти и состариться,
превратившись в сухонькую маленькую бабусю.
Как затравленный хорек в предчувствии неминуемой гибели
она уже была готова выскочить прямо на маму и охваченная страхом,
бежать, куда глаза глядят, но ящик тут же захлопнулся,
и мама ушла, так и не заметив её вымазанного тельца на кучке угля.
А спасло её только то, что с яркого дневного света для мамы,
темный ящик, был почти непроглядным.

После пережитого стресса Наталия почти, что мгновенно уснула,
на колких и острых кусках угля, и проспала до самой ночи.
А, открыв глаза в кромешной темноте, она не испугалась,
но, все же заплакала, растирая кулачками слезы по замызганному лицу,
она с горечью оплакивала свой День рождения,
и те две крошечных конфетки, на вкус которых, она так и не попробовала.
Но больше она плакала, оттого что согрешила, ей было стыдно, что она ослушалась маму.
С трудом и не из первой попытки она выбралась из довольно высокого ящика
и потихоньку попыталась проникнуть в дом.

Её удивил тот факт, что свет в доме не горел, входная дверь была открыта настежь,
и во всех комнатах было безлюдно.
Но Наталия, опасаясь засады, шла на цыпочках,
стараясь не шуметь, пробиралась в их с бабушкой комнату,
самую дальнюю и самую крошечную, дверь, в которой тоже была открыта.

Бабушка оказалась на месте, то есть, она на коленях молилась Богу,
яркий свет, исходивший от лампады, освещал её заплаканное лицо.
Из слов молитвы произносивших бабушкой Наталия поняла,
что та просит у Бога защиты для внучки и плачется тоже о ней.
И такая радость охватила Наталию, что она с разбегу налетела на бабушку,
и от счастья, что её все же любят и плачут за ней,
принялась целовать и затискивать в своих объятиях,
ошарашенную неожиданным её появлением, старушку.

А та не стала отвечать ей взаимностью, а только лишь радостно воскликнула:
— «Слава Богу, что нашлась!»,
и сразу же принялась спешно мыть и укладывать внучку спать,
беспрерывно повторяя одну и ту же фразу:
— « Хоть ты и заслужила наказания за то, что вся семья тебя до сих пор ищет,
но может, будить тебя не станут, и все еще обойдется».

— Но, как она ошибалась.
Выспавшись за день да еще со страху, что грядет неминуемое наказание для неё,
Наталия уснуть не смогла.
Она лежала с закрытыми глазами, но ресницы от напряженного прислушивания
нервно дрожали, предательски выдавая её.
А, как только на веранде послышались шаги и голоса,
Наталия в страхе тут же забилась под лежащую с ней рядом бабушку.
А еще через секунду яркий свет, вспыхнувший в их комнате,
заставил Наталию зажмуриться, и нервно взвизгнуть.

Ни чего…, уже не могло спасти её от рук рассерженного отца.
Ни притворный якобы её сон, ни бабушка, заслонявшая её собой,
ни даже то, что её сестра вдруг, ни с того ни сего, принялась громко рыдать,
видно испугавшись, что и она попадет под раздачу,
ни даже тот факт, что было уже поздно,
и от их криков могут проснуться соседи. Ничего….

И снова Наталия хотела попросить помощи у Небес, но, зная,
что она виновата, не посмела.
В одно мгновение, крепкие отцовские руки, выдернули Наталию из-под одеяла
и вырвали из бабушкиных рук.
Сначала приподняв её высоко у себя над головой, отец тряханул ею,
затем, опустив ниже, плюнул ей в лицо, и, увидев,
что она от этого пришла в себя, тут же положил её себе на колени,
и звучными шлепками принялся лупцевать её по голому заду.

В этот момент в их доме орали все, создав голосами такой шум,
что в пору было вызывать милицию.
Наталия орала от боли, да так, что писалась,
бабушка от беспомощности остановить расправу над внучкой,
сестра орала от страха за себя и, наверное, за сестру тоже,
мать орала одновременно от злости на всех и в то же время,
подначивала отца, наподдать дочери, как следует,
отец орал и на мать и на Наталию, за то, что одна,
учит его жить, а другая, замочила ему штаны.

И не выдержав напряжения, Наталия все же попросила:
— Боженька, пусть уже все кончится.

— Успокоились в доме тоже все сразу,
но сначала от шока умолкла Наталия, и на полу крике тут же замолкли все остальные,
отец, растеряно взглянув на неё, сразу, же испугавшись, передал поникшую дочь в руки бабушки.

А та, когда все уже улеглись, прижимая внучку к себе,
целуя ее, объясняла:
— «Ну что же поделаешь, ты понесла за свою провину наказание,
хотя очень суровое, но ты должна простить родителей,
ну, хотя бы за то, что у них плохая память,
что они забыли, как сами были маленькими и делали шкоду,
прости их, и тогда Бог их простит, и не будет наказывать».

Весь остаток ночи, бабушка беспрерывно,
прикладывала на внучкину спину примочки и компрессы,
но поутру у Наталии все равно поднялась температура.

Обливаясь потом, она лежала, на животе, молча, уставившись на потертый,
висевший на стене плюшевый ковер,
обширные кровоподтеки, с четкими отпечатками всей отцовской ладони,
выступавшие далеко за рамки её маленькой попки,
болели и не давали возможности ей шевелиться.
А горькая догадка, сверлившая ей мозги, не давала покоя её голове, и дождавшись,
когда все разойдутся по своим делам, Наталия,
приподняв край ковра, заливаясь слезами, наскребла гвоздиком на стенке,
не очень правильными и не очень ровными печатными буквами фразу:
« Мама и папа меня не лубьят, я им нероная дочика».

И в этот момент, так бывает всегда, когда ты шкодничатешь,
тебе вдруг кажется, что кто-то на тебя смотрит,
Наталии тоже представилось, что пристальный чей-то взор
наблюдает за ней, она резко оглянулась, комната была пуста.
Она взглянула на дверь, та была плотно прикрыта.
От сердца немного отлегло, но тревога ее все же не покидала,
переведя свой взгляд на окно, и никого там не заметив,
она облегченно вздохнула и очень осторожно,
чтобы не причинить себе боль попыталась снова повернуться к стенке,
на которой красовалось ее первое «сочинительство».

Но, тут ее глаза встретились с глазами Богородицы,
чей образ висел в красном углу под вышитым рушником.
Наталья вспыхнула со стыда и поежилась от чувства вины.
Из бабушкиных поучений, она знала, что
— «на родителей обижаться грешно, и что Боженька за это накажет и отступится от тебя». Слово отступится в бабушкином пояснении, означало что
«бросит на призволяще», ну а слово «призволяще», бабушкой не было розтлумаченно, поэтому детское воображение догадалось само.
"Призволяще" — это тоже самое, что нарисовано в левом углу церкви,
где Наталии всегда было страшно стоять, даже рядом с бабушкой.

— Не обижайся, Боженко! И не отступайся от меня.
Кто же мне поможет, когда я в беду попаду, если ты отступишься?
Я больше так не буду писать. Никогда!
Даже если они меня каждый день наказывать будут. Обещаю тебе.
– И она, взяв, тот же гвоздь старательно заскребла свои настенные письмена.
– Слава Тебе Господи! – само собой не произвольно слетело с ее губ,
и скорее всего в подражание ее бабушки.
И, почему то Наталии уже не было так больно,
и обида на родителей не была такая уж страшная,
да и страха в сердце уже не было, что вдруг прочтет, кто ни будь то,
что она написала, и накажут ее за это еще сильнее.
— Бабушка говорит, что надо жить с чистой совестью,
теперь я знаю, где эта совесть живет и как она мучит.
– Посмотрев на густые бороздки на стене поверх не ровных букв, добавила.
— Теперь моя совесть чистюля…

И торжественно вслух пообещала.
— Когда я выросту и буду родителем,
я никогда не буду наказывать своих детей,
потому что им больно, и что бы меня за это не наказал Боженька.