ЦВЕТ ЛЮБВИ

Какого цвета была моя любовь? Она была цвета музыки Моцарта или цвета баллады Эрика Клептона “Tears in heaven”. Какой вкус был у моей любви? Вкус капучино или вкус жарких поцелуев? Нет, нет: у моей любви был вкус DIROL, сдобренный вкусом первого поцелуя… А какой у моей любви был запах? У моей любви был запах моих духов, несмываемым следом, оставшимся на Его руке.
Так думала Мария, когда простуженным февральским вечером шла домой…
Что можно сказать про мужчину, который случился в её жизни, как легкий бриз на море? Ну, во-первых, то, что у него очень сильные и добрые руки, во-вторых, что Он обладал поразительной способностью успокаивать, и в третьих, что он гордо носил имя армянского царя Тигран…
Сейчас она не помнила, с чего все началось… Хотя, кажется, все началось осенью. Он обходил больных и, подойдя к её кровати, совершенно бесцеремонно откинул одеяло и впился своими сильными пальцами в её колено.
«Совершенно неприлично иметь такие колени, как у Вас. Вам серьёзно надо подумать об операции», - сказал доктор и отошел к другой больной. Тогда она сильно разозлилась на то, что посторонний врач позволил себе так беспардонно причинять ей боль..
На время Мария ушла из больницы. Тогда Тигран сказал, что при её выписке обязательно устроит большой праздник.
Потом она вернулась и однажды вечером случайно оказалась в кабинете Тиграна. Естественно, она согласилась выпить чашечку кофе, приходя в восторг от перспективы поболтать и пококетничать.
Марии нравилось то, что они болтали ни о чем. Тигран рисовал ей будущую операцию и успокаивал, говоря, что будет на ней первым ассистентом. А она говорила, что если бы у нее было много денег, то она подарила бы Тиграну частную клинику…
А потом он очень властно обнял Марию, и странное дело, это совсем не обидело её. У неё было такое чувство, что после долгой дороги она вернулась домой.
Тигран целовал её, как в стихах у поэта: «Зацелую допьяна, изомну, как цвет…» Почему она ничего не помнила? Именно потому, что была зацелована допьяна…
Когда Мария зажгла свечу в темном кабинете, он почему-то спросил её, нравится ли ей фильм «Горькая луна»? Может быть, Тигран находил, что Мария похожа на Эммануэль Сенье или его приятно волновало в ней это неуловимое сочетание зрелости и детской невинности?
А потом…Было все о чем они оба мечтали, но о чем бы никогда не признались даже сами себе….
После они лежали и пили апельсиновый сок, а она говорила о том, что была бы очень счастлива, если бы каждый день у нее начинался с чашки клубничного мюсли и со стакана апельсинового сока…Тигран прижал ее к себе и сказал: « Странное дело, обычно делая операцию, профессор как правило ругается, а когда он оперировал тебя, он молчал.».

Потом Марии делали операцию, после которой профессор разбудил её словами: «Вставай, красавица, проснись.» Она решила щегольнуть своим гуманитарным образованием и ответила немного хриплым спросонья голосом: «Пушкин несколько банален, вот Мандельштам…»
Да, Мандельштам…
Мария выписывалась, когда дежурил Тигран. У нее есть странная манера делать вид, что у неё все в порядке, когда на душе просто кошки скребут. Так было и в тот раз: она делала вид, что очень рада своей выписке. И ехидно сказала Тиграну: «Сейчас Вы можете устраивать праздник». На её лице сияла улыбка, а её душа стонала от боли. Все видели улыбку, но только Бог видел её душу…
Мария обещала профессору, что через несколько месяцев приедет к нему в больницу для осмотра…
И вот она возвращалась, возвращалась темным февральским вечером домой. Она шла и точно знала, что летом снова приедет сюда…
И потянулись долгие месяцы разлуки, время, когда Мария жила ожиданием встречи с Тиграном. Проплакал капелью март, шлепая по лужам, прошел апрель и наступил бесшабашный май…
В мае Мария ездила отдыхать в санаторий близ Москвы. В прошлом это была пригородная усадьба купца Грачева. Её поразило, что такой рай на земле был расположен в паре километров от МКАД. Как –то она слышала, что однажды Вольтер на вопрос, где он хотел бы оказаться, в раю или в аду, ответил: «По комфорту я хотел бы быть в раю, а по общению - в аду».
Так же было и здесь. Удобства, вполне городские: магазин, парикмахерская и почта, были рядом. А вот мягкая трава луга, дорожки в парке, неторопливость отдыхающих создавали такое впечатление, что находишься вдали от жизни в городе.
Было немудрено, что между отдыхающими завязывались романы.
Мария не стала исключением. У нее тоже был роман, роман-сказка, ибо, как говорила её институтская подруга: «Любой свой роман ты превращаешь в сказку». Но её поражало то, что, в общем-то, роман этот был совершенно ей безразличен. Было и море цветов, и поездки на экскурсию в Шахматово, и ночи без сна… Но иногда ей казалось, что она была отравлена Тиграном . Что бы она ни делала: занималась гимнастикой, плавала в бассейне или принимала ухаживания своего кавалера – она все время думала только о нем.
Наконец настал день, когда она поехала на прием в больницу. Она очень долго собиралась, примеряла разную одежду, подбирала косметику и духи, созванивалась со своим вечно занятым профессором. И в один жаркий солнечный день в начале июня приехала туда, откуда уходила, темным февральским вечером… Профессор осмотрел её, в общем, остался доволен результатами. Правда, его беспокоило то, что у Марии появилась некая неустойчивость походки. Но он сказал, что со временем это пройдет. Осенью профессор снова собрался положить её в больницу для проведения одной очень небольшой операции, а пока, желая пообщаться с ней, предложил с ним пообедать. Конечно, она согласилась… Марии нравилось разговаривать с профессором. Нравилось, что у него такая замечательная библиотека, а непроходимый беспорядок в кабинете, где можно было найти все, начиная со скальпеля и кончая кофеваркой, создавал впечатление, что находишься не в кабинете врача, а в комнате Плюшкина…
Профессор угостил её пирожными и очень обиделся, когда она, желая показаться вежливой, взяла мало. Он угостил ее водкой, но, отвыкшая от крепких напитков, она поперхнулась . «Какой же ты еще ребенок»,-сказал он. Он говорил ей комплименты, а она знала, что сейчас она выйдет, пройдет по коридору и войдет в кабинет Тиграна…
В его кабинете , помимо Тиграна сидел еще один врач, и они разговаривали о демографическом положении в стране.
-Вот у меня, например, трое детей, - важно сказал , не обращая внимания на Марию, собеседник Тиграна.
- И ни один на вас не похож,- сказала Мария. Жена того врача была японкой, и детишки были с характерными монгольскими чертами лица. После столь мудрого замечания повисла пауза, во время которой Тигран наклонился, чтобы поднять выпавшую из рук авторучку. Он незаметно провел рукой по её ноге, подавая знак, чтобы она наклонилась. Она наклонилась и увидела, что у Него по щекам от смеха текут слезы. «Если бы не твой медовый язычок – тебя можно было бы наказать за такие слова»,-прошептал Тигран…
Он угощал её кофе, она ела шоколад и хохотала над его остротами. Мария отказалась, когда он предложил ей поехать вместе в Сочи, сославшись на то, что она не вполне здорова. Они договорились, что Тигран поговорит с профессором и проведет ей осенью операцию, хотя сказал, что очень трудно делать операцию любимому человеку.
-После той операции я три дня не мог прийти в себя, но, тем не менее, я никому не хочу доверять тебя…
А пока Мария опять уезжала, назначив Тиграну осенью свидание на операционном столе...
Она решила действовать, как пушкинская Татьяна. Что делала Татьяна в дни разлуки с Онегиным? Читала книги, которые читал её любимый мужчина.
Она не знала, какие книги читал Тигран, но она знала, из какой страны он приехал. И поэтому она читала все, что могла найти про эту страну. Она читала про быт, про культуру и про историю этой маленькой южной страны и незаметно для себя полюбила её. Она полюбила молчаливую суровость горцев, она верила, что Христос был в Эчмиадзине, её восхищал непонятный алфавит, который более тысячи лет назад, был изобретен Месропом Маштоцем.
Иногда она думала, что если вдруг сложится так, что она не будет с Тиграном, то она всегда будет любить его страну…


Пришел август.
Август для России какой-то фатальный месяц: страшные беды и несчастья у нас в стране в большинстве своём происходят в августе. И для Марии август тоже стал страшным месяцем. В августе она пошла на прием к невропатологу, он обратил внимание на её несколько неровную походку и направил её в Центр неврологии для проведения обследования…
Обычно в художественных фильмах, когда с героем происходит что-нибудь страшное, гремит гром или звучит какой –нибудь реквием. Жизнь, это не фильм. И гром не гремел, и реквием не звучал, а был солнечный день, когда Мария прошла обследование, и ей был поставлен диагноз, который убивал своей лаконичностью и ничего не говорил своими коротенькими словами. Надо было изменить свою жизнь, расстаться со многим, о чем мечтала и к чему стремилась.
И самое главное, надо было забыть про Тиграна, сделать все, как в стихотворении у Ахматовой:
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить…
Мария поехала к профессору на прием в ноябре, как и договаривались. Но если летом профессор хотел ей осенью сделать операцию, то сейчас она ехала чтобы сказать, что все изменилось. Мария ехала, чтобы попрощаться со своим профессором.
Она вошла в его кабинет так, как будто открывала давно забытые страницы зачитанной до дыр книги.
Ничего не изменилось в этой комнате. Все тот же беспорядок, интересные книги и улыбчивое лицо профессора… . После осмотра он спросил :
-Ну как, дорогая, будем делать операцию?
Мария ответила немного замявшись.
-Наверное, не будем… никогда. Мне поставили очень нехороший диагноз.
Профессор спросил: «Кто поставил такой диагноз?». В нем проснулся исследователь, поэтому ему надо было знать все. По мере того, как Мария отвечала, она заметила, что профессор заметно мрачнел.
На прощание она подарила ему книгу «Человек перед Богом», а он дал ей совет во всех жизненных испытаниях быть, как лягушка в кувшине молока: продолжать бить лапками и никогда не сдаваться. Он говорил, что медицина на месте не стоит, пройдет год-другой и она снова придет к нему, но не для того, чтобы сделать операцию, а просто поболтать, сказать, что она выздоровела и для неё началась новая жизнь. Мария кивала в ответ, хотя оба знали, что расстаются навсегда…

В её характере была одна черта: она никогда не позволяла своему партнеру падать в её глазах. Поэтому она никогда никому не говорила о своих проблемах.
Что бы ни происходило в жизни, Мария всегда отвечала, что всё нормально. Этим она оберегала себя от всяких разочарований. Она знала, что человек – не Господь Бог и, по большому счету, да и по малому тоже, человек не может что-либо изменить или исправить. Она решила ничего не говорить Тиграну про свою болезнь.
Когда Мария вошла в его кабинет, он сидел за компьютером. Тигран встал и протянул к ней свои объятия. Ей очень нравилось в нем это сочетание необузданности горца и мягкости английского джентльмена, которыми, как она считала, обладали все мужчины его страны.
-Здравствуй, девочка моя, как у тебя дела? Ты прекрасно выглядишь. Про тебя можно сказать, хорошеешь с каждым днем.
-У меня всё в полном порядке…
-Будем делать тебе операцию?
- Конечно, будем, только не сию минуту. Я еще не отошла от прошлой, и планирую до весны ничего с собой не делать.
- Я презирал бы самого себя,- сказал Тигран, усаживаясь на стул и сажая Марию к себе на колени, - если бы сейчас позволил тебе уйти просто так. Пойдем куда – нибудь: посидим, чего-нибудь выпьем, поболтаем ни о чем…
Они сидели в маленьком, уютном ресторанчике в центре Москвы, принадлежащем его брату, и Тигран рассказывал, как в начале октября ездил отдыхать в Сочи и катался там на серфинге.
- Летом следующего года я тебя тоже возьму в Сочи, согласна?
Мария кивнула и грустно улыбнулась. Тигран не заметил грусти в её глазах. Он был рад, что с ним интересный человек, общение с которым никогда не надоедает. А самое главное, Тигран любил эту женщину.
Вышел тапер и зазвучала божественная музыка баллады Стинга «THEY DANCE ALONE»….
Они танцевали во мраке ресторанного зала, тесно прижавшись друг к другу. Они ни о чем не разговаривали, слова разбили бы эту тишину, ибо молчать можно только с очень близким и родным человеком… Потом наступила божественная ночь. Ей очень нравились стихи Цветаевой про ночь:
Как влюбленность старо, как любовь забываемо-ново.
Утро в карточный домик, смеясь, превращает наш храм.
О мучительный стыд, за вечернее, лишнее слово.
О тоска по утрам…
Она ушла утром, когда Он еще спал. На зеркале своей помадой она написала adieux.

Через месяц Тигран уехал в Кембридж преподавать медицину в гарвардском университете. Потом, привыкнув к американскому образу жизни, остался жить в Бостоне...
Не желая подвергать себя душевным мукам, Мария запретила себе думать о Тигране. И на вопрос близкой подруги, хотелось бы ей узнать что-нибудь о нем, Мария, сохраняя внешнее безразличие, ответила: «Что было-то прошло»…