По образу своему

 
По образу своему…
 
Утро было обычным. Серое, пасмурное. Обычной была и толчея в транспорте. Хотелось побыстрее добраться до работы, включиться в хорошо знакомый процесс и войти в спокойный ритм  четко работающих приборов. Там было ее место. Там можно было спокойно оставаться наедине с собой…
«Когда, наконец, наведут порядок в транспорте?» – Лила оглянулась. Ее соседкой оказалась сотрудница соседней лаборатории. 
«Снова экономят, – это вмешался в разговор сосед сзади, — нельзя недооценивать значение нашей службы. Если мы тоже выйдем из графика…».
 Разговор тек по вполне предсказуемому руслу, и Лила уже не слушала, вглядываясь сквозь запотевшие окна в мелькающий мимо пейзаж. Она любили этот маршрут, так как в одном место он проходил по кольцевой дороге, и можно было увидеть вместо монотонного однообразия города кусочек сохранившегося дикого (или почти дикого) природного пейзажа.
Лила  не говорила об этом никому. Это не входило в обычные схемы разговора. Это было не функционально. Но Лиле все же нравилось разглядывать деревья, пусть даже через окно движущегося транспорта, а  она хорошо знала, что нужно скрывать то, что нравится. Быть непохожей опасно. Она настороженно оглянулась, но ее соседи были заняты своими проблемами, вокруг были обычные скучные, утренние лица, жужжали привычные разговоры.
Да, быть непохожей опасно. Лила вспомнила случай с ее сменщицей в лаборатории. В тот день Лила ожидала рутинную передачу смены, с обязательным просмотром бумаг. Но сменщица лежала лицом вниз на столе и даже не пошевелилась.
Лила четко знала инструкции, поэтому сразу же подошла к стене и нажала красную кнопку. Дежурный появился мгновенно, перевернул вялое, обмякшее тело сменщицы и подал знак сопровождающим его фигурам в белых масках, закрывавших лицо. Они молча разложили носилки и быстро, не суетясь, вынесли тело из комнаты. Потом начальник лаборатории долго объяснял молчаливо слушавшим сотрудникам, что все реактивы нужно применять по назначению, и что использование их в других целях… Лила все это знала. Она была дисциплинированным сотрудником, и связи по несоответствующему использованию реактивов у нее даже не возникали. Она только пожалела, что не обращала внимания на сменщицу, и, возможно, имея больше информации, смогла бы понять причины такого поступка. Теперь оставалось только жалеть об этом, так как выяснить что-либо  Лила уже не могла. Как она и ожидала, сменщица больше не появлялась на работе, а начальник лаборатории не счел необходимым что-либо объяснять.
На этот раз смена прошла привычно.
«Номер 158796 смену принял»- сказала Лила.
«Номер 146678 смену сдал» – ответила сменщица.
Все документы были в порядке, и размеренный порядок рабочего процесса принес привычное успокоение. Лила любила спокойствие. Рамки обыденности защищали от всего нефункционального, а все нефункциональное было потенциально опасным. Лила знала, что ее процессор иногда выдает нелогичные связи. Знала, что это неправильно. Но ведь это не нарушает работы, а если никто не замечает, то  и не обязательно об этом сообщать. Вот «Лила», например. Нельзя для называния себя использовать ничего кроме номера. Но ведь об этом имени знает только она сама.  Собственно ничего особо страшного. Нашивка    « ЛИЛА» несколько раз дублируется  на  ее комбинезоне,  и все знают, что Номер 158796  является лаборанткой исследовательской лаборатории автохимии. Просто номер это скучно, а «Лила» более приятно.
Нет. На этот  раз даже привычный ритм работы не отвлек от нелогичных связей. Лила осторожно оглянулась – никто ничего не заметил. Ее лицо сохраняло обычное бесстрастное спокойствие, а фиксировать связи процессора без приборов невозможно. Так что все в порядке. Пока в порядке. Лила хорошо знала, что происходит со сломавшимися роботами. Манипуляторы всегда начеку и красные кнопки есть везде.
Она нагнулась над рабочим столом и начала повторять Катехизис.
«Человек совершенен, он сотворен Создателем и наделен Душой. Он может испытывать Чувства и  является носителем Мысли. Он создал роботов, потому что добр и хотел дать неживой природе тварность. Роботы могут работать, их процессоры способны осуществлять простые логические связи. Роботы помогают Человеку. Смысл их существования  — освобождать Человека от рутинных дел для Творчества. Роботы благодарны Человеку за возможность хотя бы отдаленного прикосновения к Творчеству, потому что Роботам Творчество недоступно».
Лила не сомневалась в этих постулатах. Это было само самой разумеющимся, но повторяя основополагающие принципы Катехизиса, она тем самым как бы смывала позор своего отличия от других. Отличия, которое можно скрывать, пока это не мешает работе. Возможно, если бы Лила задала вопрос о своих странностях Мастеру, он дал бы исчерпывающий ответ. Процессор Мастера сложнее, чем у обычных роботов, недаром он создан, чтобы разъяснять Катехизис. Но втайне, скрывая это знание даже от себя, Лила знала, что ее странность неправильна, и что единственным ответом Мастера будет направление к механикам на переделку или утилизацию. А этого Лила не хотела. Возможно потому, что никто не знает, что при этом происходит, а присутствие неизвестного в задаче  может привести к неверному решению. Кроме того, роботы избегают излишней поливариантности, ведь они по природе своей ориентированы на логичность.
Плавное повторение основных истин Катехизиса было прерваны появлением Мастера, словно он смог уловить скрытые связи Лилиного процессора.
«Тебя хочет видеть начальник лаборатории.», — сказал Мастер и ласково погладил Лилу по плечу, — «Это сюрприз. Выслушай, а потом подойди ко мне».
Лила была так испугана неожиданным вызовом, совпавшим с ее странным внутренним состоянием, что вначале даже не могла понять о чем  он говорил. Осознанно она услышала только самый конец его краткого сообщения,
-«Ты хороший работник и мне жаль расставаться с тобой. Иди, тебе дадут подробную инструкцию».
Заходя в кабинет мастера Лила максимально сконцентрировалась и объяснения  поняла точно.
«Ты знаешь, что нам постоянно нужно расширять число рабочих, так как технологии обслуживания людей все усложняются. Конечно, воспроизводством занимаются специализированные роботы, но они очень сложны и часто выходят и строя. Поэтому приходится привлекать и других специалистов из числа устойчиво функционирующих. Твои показатели самые хорошие. Поэтому сдашь смену и завтра поступишь в распоряжение Центра репродукции. Они, конечно, проведут дополнительные исследования, но это уже будет чистой формальностью. Показатели твоей карточки идеальны» – мастер улыбнулся и похлопал Лилу по плечу, — «Не подведи нас».
Центр репродукции находился за городом. Туда вела отдельная линия транспорта, для прохода на территорию требовался специальный пропуск. Даже охранники были более строги и не просто формально осмотрели пропуск, но и обследовали Лилу приборами для идентификации. На территории было много Манипуляторов. Их безликие фигуры в белых масках встречались на каждом шагу. Обследование действительно было чистой формальностью, потому что все показатели совпадали с данными карточки, а они (мастер был прав) оказались  идеальными. Ну, а нелогичность отдельных  связей процессора приборы просто не могли зафиксировать, так как Лила умела достаточно хорошо контролировать работу своего процессора.
Когда первая растерянность от изменения привычного ритма функционирования прошла, Лила хорошо адаптировалась к новой обстановке. Стены были привычно белыми, соседка в комнате только одна,  помещения радовали своей обширностью и обилием дополнительных удобств. Кроме того, комплекс зданий Центра располагался в большом парке, со множеством деревьев и даже цветов. Впечатления от прогулок в парке более чем компенсировали некоторую растерянность от изменений.
Необходимые процедуры с  Лилой проводили при выключенном процессоре, так что она и не знала всех подробностей. Все, что было необходимо для осуществления технологического процесса воспроизводства нового робота выполнялось так тщательно, что у Лилы не было свободного времени. Вечером она отключалась сразу же, как только раздавалась успокоительная музыка, а при подъеме сразу же включалась в  распорядок дня, быстро ставший привычным
Соседка редко общалась с Лилой, только тогда, когда это было необходимо для объяснения Правил. Она была специализированной, перед номером стояли буквы ИР – индивидуальный репродуктор, в Центре находилась давно и была хорошо знакома со всеми процедурами.
Самым удивительным в Центре было то, что там появлялись Люди. Это было так интересно, что Лила старалась использовать каждую возможность поближе разглядеть их. Они сразу же выделялись из толпы роботов. Одежда их была необычно разнообразна. Но самым главным были их лица – такие живые, постоянно меняющиеся, отражающие то, что могли испытывать только Люди. Отражающими чувства. Лиле так хотелось проникнуть в их тайну. Как это иметь Душу? Но не то чтобы спросить, даже подойти  к Человеку не было возможности. И Лила вновь обратилась к нелогичным связям, словно поняв их, она могла приблизиться к разгадке тайны Людей.
 Все  свободное время Лила тратила на прогулки в парке. Казалось, что она познакомилась со всеми уголками этого чудесного места, однако  это было не так.  Однажды, рассматривая причудливые листья кустарника, образующего плотную зеленую стену, она раздвинула ветки и обнаружила, что стена не такая уж плотная, через нее можно было пролезть. И Лила пролезла.
Деревья в открывшемся пространстве росли очень близко друг к другу, но сквозь ажур ветвей виднелась залитая светом лужайка. Лилина смелость иссякла, она  тихонько опустилась на траву и замерла, прижавшись к толстому стволу. Рука машинально гладила цветок, доверчиво проросший у корня дерева. Из оцепенения ее вывели голоса. Лила выглянула из своего укрытия.
В мозаике света и тени, образованной листвой, ей  открылась странная картина. Она увидела Человека. Очень необычного человека. Прежде всего обращала на себя внимание общая хрупкость и изящество облика. Такое впечатление складывалось из-за необычно длинных волос («это же нефункционально» – машинально отметила Лила), украшенных крупным цветком. Из-за свободно ниспадающей одежды, необычного покроя и неожиданно яркого цвета. Человек легко нагнулся, поднял круглый предмет и бросил его.
 «Лови, малыш» – услышала Лила.
В ответ на призыв появилось очень странное создание. Лила казалось вся стала только зрением, так внимательно и самозабвенно рассматривала она неожиданное явление. Это была маленькая копия Человека. Не полная копия. Словно не до конца оформившаяся. Беспомощная, с неловкими движениями. «Малыш, – подумала Лила – так называл его Человек».
Малыш неуклюже бежал навстречу Человеку и издавал странные звуки. «Как ты хорошо смеешься» – Человек подхватил Малыша на руки и начал кружиться. Исчез весь окружающий мир, перед Лилой осталось только это плавное кружение – волосы, яркое пятно платья, улыбающиеся лица.
Это было уже слишком. Остатки самосохранения подхватили Лилу и понесли прочь. Она не замечала ни хлестких ударов ветвей, царапающих руки и лицо, ни маршрута своего движения. Когда сознание снова начало фиксировать окружающее, Лила обнаружила себя сидящей в своей комнате, судорожно сжимающей цветок. Взгляд, брошенный ею на цветок, снова вызвал в памяти увиденную картину. Лила встала, подошла к зеркалу. Всматриваясь в свое отражение,  стала представлять себе, как бы выглядело ее лицо, если бы волосы были длинными. Она даже попыталась приколоть цветок.
Именно в этот момент в комнату вошла соседка. Она подбежала к Лиле, сдернула цветок, смяла его до неузнаваемости и бросила в мусороприемник. Потом поднесла палец к губам и сильно сжала Лилину руку.
«Она нажмет красную кнопку», — подумала Лила, но соседка потянула ее к выходу. В парке, тщательно выбрав место вдали от обычных маршрутов прогулок, соседка притянула Лилу и, шепотом, почти прижавшись губами к уху, выдохнула: «Говори». Сбивчиво Лила попыталась передать то, что вызвало у нее такой шок.
«Ты видела Женщину. Благодаря им Люди воспроизводят себе подобных, а Малыш – это тот, кто станет Человеком. Это тайна. Тебе нельзя этого знать. И мне нельзя, но я слишком долго воспроизводила. Дольше назначенного срока. Меня все равно скоро утилизируют».
«А ты, – она пристально посмотрела Лиле в глаза, — может быть ты будешь тем, кто Узнает».
«Узнает» так было выделено среди срывающегося шепота, столько было вложено в это слово и молящий взгляд, что  процессор Лилы снова отключился от реальности, пытаясь разобрать путаницу нелогичных связей, вспыхнувших в сознании. А соседка, резко оттолкнув от себя Лилу, неожиданно исчезла.
Лила машинально бродила по аллеям парка. Так же машинально откликнувшись на сигнал отбоя, вернулась в комнату. Соседка больше не появлялась, а спрашивать о неожиданно исчезавших роботах не было принято. Да вряд ли  кто-то  дал бы такую информацию Лиле, даже если  она и осмелится задать вопрос. Но Лила не задавала вопроса. Логические связи в данном случае были бесполезны, а времени на создание нелогичных связей у нее уже не оставалось.
Конвейеры по производству роботов не были достаточно хорошо отлажены, хотя многие лаборатории (в том числе и та, в которой раньше работала Лила), трудились над их совершенствованием. Поэтому воспроизводство новых роботов осуществлялось за счет переработки необходимых материалов роботами — репродукторами. Их готовили по специальной программе, поэтому они воспринимали этот процесс как само собой разумеющееся.
А вот для Лилы все было так непривычно, особенно, когда прикоснувшись к своему, ставшему огромным  животу, она почувствовала легкое шевеление. Ее процессор не устанавливал нелогичных связей, но где-то, в доселе неосознаваемой глубине, шла непрерывная работа, складывалась странная мозаика из обрывков информации, доходившей когда-либо до Лилы и отвергавшейся при четкой стандартной работе процессора.
Информация касалась Ереси. Ересь всегда присутствовала, несмотря на строгость законов. Ересь о том, что роботы подобны человеку, что они тоже могут чувствовать. Но это было абсолютно запретным, потому и оставались только клочки, обрывки. Противоречивые, не имеющие системы, однако пытающиеся сейчас прорваться в процессор Лилы и сложиться в ясную картину.
Лила знала о том, что мозаика складывается, но упорно отказывалась видеть и осознавать это. Не только потому, что  было страшно, но и потому, что ее процессор был постоянно занят попытками установить логические связи, относящиеся к тому новому механизму, который в соответствии с технологическим процессом рос внутри нее. Лила уже знала, что механизм получается несовершенным, иначе выращивание готового робота попросту убило бы того, внутри кого он создавался. Знала, что их увозят в соответствующие лаборатории, оснащенные специальной техникой, где доводят до совершенства. Но оставалось какое-то смутное ощущение, которому Лила никак не могла дать определение. Наверное, это была потребность узнать до конца, чем станет то, что шевелится внутри нее.
Точно по графику Лилу доставили в мастерскую. Манипулятор, работающий с отключением ее процессора, был неопытным, работал первую смену и не смог точно рассчитать точку воздействия. Процессор включился раньше, чем положено, и Лила увидела, как один из Манипуляторов держал в руках крошечный комочек – красный, шевелящийся, издающий странные звуки. Лила очень боялась, что на включение ее процессора обратят внимание. Замерла и наблюдала за происходящим сквозь только слегка приоткрытые веки. Она даже услышала, как одобрительно отозвался присутствующий в мастерской Человек, -«Прекрасный малыш. Отличный материал. Думаю, ее можно будет использовать для воспроизводства и дальше»
«Значит я останусь здесь, — подумала Лила. Буду еще долго в этом чудесном парке. Познакомлюсь поближе с Людьми».
Но ночью, уже в своей комнате, снова, вопреки обычному распорядку, включился ее процессор. Это было странным. Роботы никогда не включались ночью. Она встала, подошла тихонько к двери. Осторожно выглянула.
 «Отвези в инкубатор, к остальным. Не спутай – по зеленой линии» – один из манипуляторов показал жестом направление другому, в руках которого находился белый сверток. Манипуляторы ушли, и только матовое сияние светильников бесстрастно оживляло гулкую пустоту коридоров.
Инкубатор. Малыш. Лила вспомнила разговоры в мастерской и сопоставила их с новой информацией. Ее Малыша тоже отвезли в инкубатор. В инкубатор можно попасть по зеленой линии. Лила вышла в коридор, наполненный неожиданно гулкой  пустотой,  и медленно двинулась, следуя зеленой линии.
Линия закончилась у дверей в конце коридора. За стеклянными дверями горел более яркий, белый ровный свет. Вокруг по-прежнему никого не было. Лила тихонько зашла и остановилась. В комнате рядами стояли прозрачные ящики. К ним подходили разноцветные трубки. Внутри каждого лежал маленький сверток. Она не ожидала, что их будет так много. Для нее Малыш был единственным. Как же она найдет его? Волосы черные, она это видела. Но как найти? Она пошла вдоль ящиков и тут заметила на боку ярлычки. Да, номера. Как же роботы без номеров?! Это новый робот, но ведь существует связь и с репродуктором. Учет – святая святых.
Действительно, на каждом ярлыке был не один номер, а почему-то три. Лила отметила это машинально, сейчас это было не важным. Самым важным было  найти Малыша. Лила внимательно читала ярлычки и, наконец, увидела свой номер рядом с двумя другими… Да, это ее Малыш. Волосы были черными
Он был такой … чистенький, маленький. Лила дотронулась до его щеки – материал нежный, тоненький. И вдруг Малыш открыл глаза. Темные, на белом личике они были такие серьезные и большие. И почему-то напомнили ей глаза Людей, которых она встречала в Центре. Лила наклонилась ниже и удивилась незнакомому ощущению, возникшему внутри. Словно что-то переполняло ее и стремилось прорваться наружу. Она почувствовала, что ее губы странно изменили форму. Лила дотронулась до них рукой, подняла голову и в белом зеркале стены увидела на своем лице…. Улыбку? Что-то не так. Этого не может быть. Улыбка – выражение чувств. Роботы не могут чувствовать. Странное ощущение, слившись с испугом наконец прорвалось сквозь четкость стандартных логических связей, всегда управлявших поведением, и Лила застыла, не в силах оторвать взгляд от улыбки, расцветавшей на ее лице.
Хлопнула дверь, и на стене появилось отражение Человека. Он увидел Лилу и от удивления не смог произнести ни слова. Потом опомнился: «Ты…ты» – он пятился, не отрывая взгляд от Лилы, и рукой нашаривал на стене кнопку. Красная кнопка была нажата и через несколько секунд в комнате возникли Манипуляторы. Безликие манекены в белых масках окружили Лилу, и Человек наконец пришел в себя.
 «Она сломалась. Уберите» – собственно команда была не нужна, потому что Лилу быстро подхватили под руки и вывели из инкубатора. Лила даже не сопротивлялась, подчинение безликим фигурам было слишком привычным, так же, как и их действия. Фиксация, укол в нужную точку и носилки.
Только вот возвращение к реальности было непривычным. Открыв глаза и увидев знакомую белизну  стен, Лила вспомнила все. Инкубатор, малыша, улыбку, незнакомое ощущение, властно охватившее ее там. Оно продолжало быть с ней. Логика процессора впервые оказалась бессильной. Даже страшное слово «сломалась» было сейчас бессмысленно и не могло остановить Лилу. Она встала, бесшумно выбралась из комнаты и двинулась к инкубатору. Бесстрастное лицо ничем не выделяло ее из массы лиц роботов, движущихся по коридору.
Подталкивая перед собой каталку с инструментами, оставленную у одной из дверей, Лила целенаправленно двигалась к инкубатору. Ей казалось, что там осталась ее часть. Что она будет делать там и зачем ей надо быть в инкубаторе, Лила не знала. Просто неодолимая сила толкала ее, и сопротивляться этой силе Лила не могла.
Она беспрепятственно дошла до инкубатора, но открывшаяся картина была обескураживающей. Двери инкубатора были распахнуты, Манипуляторы выносили из них свертки. Лила бросила ненужную уже теперь каталку и вбежала в комнату. Инкубатор был пуст. Нет, прозрачные ящики по-прежнему стояли ровными рядами, но малышей в них не было. Лила подошла к знакомому ящику, наклонилась над ним и дотронулась до дна. Оно было еще теплым, словно малыш оставил свой след. Лила подняла голову, увидела свое отражение на стене и улыбку, которая появилась на прозрачной белизне отражения. Улыбка была, а малыш… Малыш. Лила резко развернулась, и побежала туда, куда направлялись Манипуляторы со свертками.
Она выбежала из здания и увидела Манипуляторов, которые укладывали свертки в большой фургон. Лила кинулась к ним, совершенно не обращая внимание на окружающих. Она не видела ни рванувшихся за ней фигур в белых масках, ни испугано отпрянувших прохожих, ни уборочную машину, неотвратимо-плавно двигающуюся по шоссе. Лила была похожа на шальную птицу, с размаху кинувшуюся на стекло. Она была похожа на птицу не только легкостью движений. Похож был и конец этого полета. Серый комбинезон мелькнул, выделяясь движущимся мазком в серой толпе и исчез под громадой машины.
Боль. Сначала ощущение боли. Потом ясно: «Боль не функциональна. Боль – нарушение. Поломка». Сигналы процессора были четки и однозначны. Лила открыла глаза. Все расплывалось, не имело определенных форм. Взгляд сфокусировался на лице, заслонившем окружающее пространство. Это был Человек. Женщина. Лила поняла это сразу, потому, что лицо было такое … живое и еще. Еще из глаз лилась влага. Слезы. Лила даже не поняла, откуда выплыло это слово. Люди могут не только ощущать.  Они чувствуют. Они выражают свои чувства.
«Милая, я уж думала, что ты так и не придешь в себя» — женщина осторожно и бережно дотронулась до лица Лилы мокрой салфеткой, которую держала в руке. «Больно умирать такой молодой и красивой». «Умереть?» – Лила попыталась приподняться, но боль, вспыхнув с новой силой,  прижала ее к полу – «Я не могу умереть. Умирают только имеющие Душу. Я сломалась. Нужен механик».
Лила с трудом проталкивала нужные слова через непослушные губы. Она так хотела успокоить эту странную Женщину. «Человек должен как можно меньше общаться с роботами. Для него это вредно. Роботы служат Людям. Надо помочь» — команды были понятными и знакомыми. «Процессор работает нормально, значит повреждения механические» – отметила Лила.
Но двигаться она не могла, и, переведя взгляд от лица женщины на свое тело, поняла почему. Больше не было серого комбинезона. Ржаво-алый цвет покрывал материю почти сплошь. Не было даже формы – только месиво там, где должны были быть ее стройные, сильные ноги. Лила снова подняла взгляд на женщину. Почему она не зовет механиков? Где Манипуляторы? Почему она остается со мной? И почему плачет? Что за странное выражение застыло в ее глазах? «Почему?» – только это и смогли выговорить губы, становившиеся все более непослушными.
«Я могу дать тебе только сострадание, проговорила женщина, это так мало, но больше я ничем не могу помочь тебе, мне не позволят»… « «Ты умираешь» – продолжала она, — «тут уже ничего не изменишь, но ты хотя бы узнаешь..» — голос прерывался и в конце стал почти бессвязным.
 В памяти Лилы всплыло лицо соседки и ее шепот: «Может быть ты будешь тем, кто Узнает». «Я..  узнаю … что?» –  уже и процессор начал давать сбои. Лила напряженно вглядывалась в  глаза Женщины. Все существо было направлено на попытку понять то, что происходит.
«Сострадание. Со-страдание. Его можно испытывать к тому, кто тоже может страдать. Ко мне? Значит я могу страдать?» Ломались привычные представления и устои. Что-то изменялось внутри Лилы. Это не относилось к повреждениям тела, это было очень странным, очень… «Может быть это и значит  «узнать»? Нет. Процессор не мог выдать такого вывода. Нарушены логические цепочки.» — весь опыт Лилы протестовал против того, что неопровержимо и неотвратимо вступало в ее сознание. Но слишком властно вспыхнула  так долго складывавшаяся и отвергавшаяся сознанием мозаика, превращаясь в истину. Так ясно и четко, что непонятно было, как это раньше можно было не понимать. «Нужно передать всем, они тоже должны знать» — Лила рванулась, собрав все свои силы, словно  это надо было сделать чисто физически, словно  новое знание можно было взять руками и передать.
Но усилие было последним, что смогло сделать Лилино тело. Оно приподнялось и безжизненно рухнуло  на пол. Губы Лилы шевельнулись в последнем выдохе, и, наклонившись, чтобы закрыть ей глаза, Женщина скорее угадала, чем услышала: «По образу своему….» 
А Лилы уже не было в этом холодном, упорядоченном мире. Она видела ослепительно теплый свет и легко, радостно шла к нему.  Потому что она знала. Знала все.
По образу своему…
 
Утро было обычным. Серое, пасмурное. Обычной была и толчея в транспорте. Хотелось побыстрее добраться до работы, включиться в хорошо знакомый процесс и войти в спокойный ритм  четко работающих приборов. Там было ее место. Там можно было спокойно оставаться наедине с собой…
«Когда, наконец, наведут порядок в транспорте?» – Лила оглянулась. Ее соседкой оказалась сотрудница соседней лаборатории. 
«Снова экономят, – это вмешался в разговор сосед сзади, — нельзя недооценивать значение нашей службы. Если мы тоже выйдем из графика…».
 Разговор тек по вполне предсказуемому руслу, и Лила уже не слушала, вглядываясь сквозь запотевшие окна в мелькающий мимо пейзаж. Она любили этот маршрут, так как в одном место он проходил по кольцевой дороге, и можно было увидеть вместо монотонного однообразия города кусочек сохранившегося дикого (или почти дикого) природного пейзажа.
Лила  не говорила об этом никому. Это не входило в обычные схемы разговора. Это было не функционально. Но Лиле все же нравилось разглядывать деревья, пусть даже через окно движущегося транспорта, а  она хорошо знала, что нужно скрывать то, что нравится. Быть непохожей опасно. Она настороженно оглянулась, но ее соседи были заняты своими проблемами, вокруг были обычные скучные, утренние лица, жужжали привычные разговоры.
Да, быть непохожей опасно. Лила вспомнила случай с ее сменщицей в лаборатории. В тот день Лила ожидала рутинную передачу смены, с обязательным просмотром бумаг. Но сменщица лежала лицом вниз на столе и даже не пошевелилась.
Лила четко знала инструкции, поэтому сразу же подошла к стене и нажала красную кнопку. Дежурный появился мгновенно, перевернул вялое, обмякшее тело сменщицы и подал знак сопровождающим его фигурам в белых масках, закрывавших лицо. Они молча разложили носилки и быстро, не суетясь, вынесли тело из комнаты. Потом начальник лаборатории долго объяснял молчаливо слушавшим сотрудникам, что все реактивы нужно применять по назначению, и что использование их в других целях… Лила все это знала. Она была дисциплинированным сотрудником, и связи по несоответствующему использованию реактивов у нее даже не возникали. Она только пожалела, что не обращала внимания на сменщицу, и, возможно, имея больше информации, смогла бы понять причины такого поступка. Теперь оставалось только жалеть об этом, так как выяснить что-либо  Лила уже не могла. Как она и ожидала, сменщица больше не появлялась на работе, а начальник лаборатории не счел необходимым что-либо объяснять.
На этот раз смена прошла привычно.
«Номер 158796 смену принял»- сказала Лила.
«Номер 146678 смену сдал» – ответила сменщица.
Все документы были в порядке, и размеренный порядок рабочего процесса принес привычное успокоение. Лила любила спокойствие. Рамки обыденности защищали от всего нефункционального, а все нефункциональное было потенциально опасным. Лила знала, что ее процессор иногда выдает нелогичные связи. Знала, что это неправильно. Но ведь это не нарушает работы, а если никто не замечает, то  и не обязательно об этом сообщать. Вот «Лила», например. Нельзя для называния себя использовать ничего кроме номера. Но ведь об этом имени знает только она сама.  Собственно ничего особо страшного. Нашивка    « ЛИЛА» несколько раз дублируется  на  ее комбинезоне,  и все знают, что Номер 158796  является лаборанткой исследовательской лаборатории автохимии. Просто номер это скучно, а «Лила» более приятно.
Нет. На этот  раз даже привычный ритм работы не отвлек от нелогичных связей. Лила осторожно оглянулась – никто ничего не заметил. Ее лицо сохраняло обычное бесстрастное спокойствие, а фиксировать связи процессора без приборов невозможно. Так что все в порядке. Пока в порядке. Лила хорошо знала, что происходит со сломавшимися роботами. Манипуляторы всегда начеку и красные кнопки есть везде.
Она нагнулась над рабочим столом и начала повторять Катехизис.
«Человек совершенен, он сотворен Создателем и наделен Душой. Он может испытывать Чувства и  является носителем Мысли. Он создал роботов, потому что добр и хотел дать неживой природе тварность. Роботы могут работать, их процессоры способны осуществлять простые логические связи. Роботы помогают Человеку. Смысл их существования  — освобождать Человека от рутинных дел для Творчества. Роботы благодарны Человеку за возможность хотя бы отдаленного прикосновения к Творчеству, потому что Роботам Творчество недоступно».
Лила не сомневалась в этих постулатах. Это было само самой разумеющимся, но повторяя основополагающие принципы Катехизиса, она тем самым как бы смывала позор своего отличия от других. Отличия, которое можно скрывать, пока это не мешает работе. Возможно, если бы Лила задала вопрос о своих странностях Мастеру, он дал бы исчерпывающий ответ. Процессор Мастера сложнее, чем у обычных роботов, недаром он создан, чтобы разъяснять Катехизис. Но втайне, скрывая это знание даже от себя, Лила знала, что ее странность неправильна, и что единственным ответом Мастера будет направление к механикам на переделку или утилизацию. А этого Лила не хотела. Возможно потому, что никто не знает, что при этом происходит, а присутствие неизвестного в задаче  может привести к неверному решению. Кроме того, роботы избегают излишней поливариантности, ведь они по природе своей ориентированы на логичность.
Плавное повторение основных истин Катехизиса было прерваны появлением Мастера, словно он смог уловить скрытые связи Лилиного процессора.
«Тебя хочет видеть начальник лаборатории.», — сказал Мастер и ласково погладил Лилу по плечу, — «Это сюрприз. Выслушай, а потом подойди ко мне».
Лила была так испугана неожиданным вызовом, совпавшим с ее странным внутренним состоянием, что вначале даже не могла понять о чем  он говорил. Осознанно она услышала только самый конец его краткого сообщения,
-«Ты хороший работник и мне жаль расставаться с тобой. Иди, тебе дадут подробную инструкцию».
Заходя в кабинет мастера Лила максимально сконцентрировалась и объяснения  поняла точно.
«Ты знаешь, что нам постоянно нужно расширять число рабочих, так как технологии обслуживания людей все усложняются. Конечно, воспроизводством занимаются специализированные роботы, но они очень сложны и часто выходят и строя. Поэтому приходится привлекать и других специалистов из числа устойчиво функционирующих. Твои показатели самые хорошие. Поэтому сдашь смену и завтра поступишь в распоряжение Центра репродукции. Они, конечно, проведут дополнительные исследования, но это уже будет чистой формальностью. Показатели твоей карточки идеальны» – мастер улыбнулся и похлопал Лилу по плечу, — «Не подведи нас».
Центр репродукции находился за городом. Туда вела отдельная линия транспорта, для прохода на территорию требовался специальный пропуск. Даже охранники были более строги и не просто формально осмотрели пропуск, но и обследовали Лилу приборами для идентификации. На территории было много Манипуляторов. Их безликие фигуры в белых масках встречались на каждом шагу. Обследование действительно было чистой формальностью, потому что все показатели совпадали с данными карточки, а они (мастер был прав) оказались  идеальными. Ну, а нелогичность отдельных  связей процессора приборы просто не могли зафиксировать, так как Лила умела достаточно хорошо контролировать работу своего процессора.
Когда первая растерянность от изменения привычного ритма функционирования прошла, Лила хорошо адаптировалась к новой обстановке. Стены были привычно белыми, соседка в комнате только одна,  помещения радовали своей обширностью и обилием дополнительных удобств. Кроме того, комплекс зданий Центра располагался в большом парке, со множеством деревьев и даже цветов. Впечатления от прогулок в парке более чем компенсировали некоторую растерянность от изменений.
Необходимые процедуры с  Лилой проводили при выключенном процессоре, так что она и не знала всех подробностей. Все, что было необходимо для осуществления технологического процесса воспроизводства нового робота выполнялось так тщательно, что у Лилы не было свободного времени. Вечером она отключалась сразу же, как только раздавалась успокоительная музыка, а при подъеме сразу же включалась в  распорядок дня, быстро ставший привычным
Соседка редко общалась с Лилой, только тогда, когда это было необходимо для объяснения Правил. Она была специализированной, перед номером стояли буквы ИР – индивидуальный репродуктор, в Центре находилась давно и была хорошо знакома со всеми процедурами.
Самым удивительным в Центре было то, что там появлялись Люди. Это было так интересно, что Лила старалась использовать каждую возможность поближе разглядеть их. Они сразу же выделялись из толпы роботов. Одежда их была необычно разнообразна. Но самым главным были их лица – такие живые, постоянно меняющиеся, отражающие то, что могли испытывать только Люди. Отражающими чувства. Лиле так хотелось проникнуть в их тайну. Как это иметь Душу? Но не то чтобы спросить, даже подойти  к Человеку не было возможности. И Лила вновь обратилась к нелогичным связям, словно поняв их, она могла приблизиться к разгадке тайны Людей.
 Все  свободное время Лила тратила на прогулки в парке. Казалось, что она познакомилась со всеми уголками этого чудесного места, однако  это было не так.  Однажды, рассматривая причудливые листья кустарника, образующего плотную зеленую стену, она раздвинула ветки и обнаружила, что стена не такая уж плотная, через нее можно было пролезть. И Лила пролезла.
Деревья в открывшемся пространстве росли очень близко друг к другу, но сквозь ажур ветвей виднелась залитая светом лужайка. Лилина смелость иссякла, она  тихонько опустилась на траву и замерла, прижавшись к толстому стволу. Рука машинально гладила цветок, доверчиво проросший у корня дерева. Из оцепенения ее вывели голоса. Лила выглянула из своего укрытия.
В мозаике света и тени, образованной листвой, ей  открылась странная картина. Она увидела Человека. Очень необычного человека. Прежде всего обращала на себя внимание общая хрупкость и изящество облика. Такое впечатление складывалось из-за необычно длинных волос («это же нефункционально» – машинально отметила Лила), украшенных крупным цветком. Из-за свободно ниспадающей одежды, необычного покроя и неожиданно яркого цвета. Человек легко нагнулся, поднял круглый предмет и бросил его.
 «Лови, малыш» – услышала Лила.
В ответ на призыв появилось очень странное создание. Лила казалось вся стала только зрением, так внимательно и самозабвенно рассматривала она неожиданное явление. Это была маленькая копия Человека. Не полная копия. Словно не до конца оформившаяся. Беспомощная, с неловкими движениями. «Малыш, – подумала Лила – так называл его Человек».
Малыш неуклюже бежал навстречу Человеку и издавал странные звуки. «Как ты хорошо смеешься» – Человек подхватил Малыша на руки и начал кружиться. Исчез весь окружающий мир, перед Лилой осталось только это плавное кружение – волосы, яркое пятно платья, улыбающиеся лица.
Это было уже слишком. Остатки самосохранения подхватили Лилу и понесли прочь. Она не замечала ни хлестких ударов ветвей, царапающих руки и лицо, ни маршрута своего движения. Когда сознание снова начало фиксировать окружающее, Лила обнаружила себя сидящей в своей комнате, судорожно сжимающей цветок. Взгляд, брошенный ею на цветок, снова вызвал в памяти увиденную картину. Лила встала, подошла к зеркалу. Всматриваясь в свое отражение,  стала представлять себе, как бы выглядело ее лицо, если бы волосы были длинными. Она даже попыталась приколоть цветок.
Именно в этот момент в комнату вошла соседка. Она подбежала к Лиле, сдернула цветок, смяла его до неузнаваемости и бросила в мусороприемник. Потом поднесла палец к губам и сильно сжала Лилину руку.
«Она нажмет красную кнопку», — подумала Лила, но соседка потянула ее к выходу. В парке, тщательно выбрав место вдали от обычных маршрутов прогулок, соседка притянула Лилу и, шепотом, почти прижавшись губами к уху, выдохнула: «Говори». Сбивчиво Лила попыталась передать то, что вызвало у нее такой шок.
«Ты видела Женщину. Благодаря им Люди воспроизводят себе подобных, а Малыш – это тот, кто станет Человеком. Это тайна. Тебе нельзя этого знать. И мне нельзя, но я слишком долго воспроизводила. Дольше назначенного срока. Меня все равно скоро утилизируют».
«А ты, – она пристально посмотрела Лиле в глаза, — может быть ты будешь тем, кто Узнает».
«Узнает» так было выделено среди срывающегося шепота, столько было вложено в это слово и молящий взгляд, что  процессор Лилы снова отключился от реальности, пытаясь разобрать путаницу нелогичных связей, вспыхнувших в сознании. А соседка, резко оттолкнув от себя Лилу, неожиданно исчезла.
Лила машинально бродила по аллеям парка. Так же машинально откликнувшись на сигнал отбоя, вернулась в комнату. Соседка больше не появлялась, а спрашивать о неожиданно исчезавших роботах не было принято. Да вряд ли  кто-то  дал бы такую информацию Лиле, даже если  она и осмелится задать вопрос. Но Лила не задавала вопроса. Логические связи в данном случае были бесполезны, а времени на создание нелогичных связей у нее уже не оставалось.
Конвейеры по производству роботов не были достаточно хорошо отлажены, хотя многие лаборатории (в том числе и та, в которой раньше работала Лила), трудились над их совершенствованием. Поэтому воспроизводство новых роботов осуществлялось за счет переработки необходимых материалов роботами — репродукторами. Их готовили по специальной программе, поэтому они воспринимали этот процесс как само собой разумеющееся.
А вот для Лилы все было так непривычно, особенно, когда прикоснувшись к своему, ставшему огромным  животу, она почувствовала легкое шевеление. Ее процессор не устанавливал нелогичных связей, но где-то, в доселе неосознаваемой глубине, шла непрерывная работа, складывалась странная мозаика из обрывков информации, доходившей когда-либо до Лилы и отвергавшейся при четкой стандартной работе процессора.
Информация касалась Ереси. Ересь всегда присутствовала, несмотря на строгость законов. Ересь о том, что роботы подобны человеку, что они тоже могут чувствовать. Но это было абсолютно запретным, потому и оставались только клочки, обрывки. Противоречивые, не имеющие системы, однако пытающиеся сейчас прорваться в процессор Лилы и сложиться в ясную картину.
Лила знала о том, что мозаика складывается, но упорно отказывалась видеть и осознавать это. Не только потому, что  было страшно, но и потому, что ее процессор был постоянно занят попытками установить логические связи, относящиеся к тому новому механизму, который в соответствии с технологическим процессом рос внутри нее. Лила уже знала, что механизм получается несовершенным, иначе выращивание готового робота попросту убило бы того, внутри кого он создавался. Знала, что их увозят в соответствующие лаборатории, оснащенные специальной техникой, где доводят до совершенства. Но оставалось какое-то смутное ощущение, которому Лила никак не могла дать определение. Наверное, это была потребность узнать до конца, чем станет то, что шевелится внутри нее.
Точно по графику Лилу доставили в мастерскую. Манипулятор, работающий с отключением ее процессора, был неопытным, работал первую смену и не смог точно рассчитать точку воздействия. Процессор включился раньше, чем положено, и Лила увидела, как один из Манипуляторов держал в руках крошечный комочек – красный, шевелящийся, издающий странные звуки. Лила очень боялась, что на включение ее процессора обратят внимание. Замерла и наблюдала за происходящим сквозь только слегка приоткрытые веки. Она даже услышала, как одобрительно отозвался присутствующий в мастерской Человек, -«Прекрасный малыш. Отличный материал. Думаю, ее можно будет использовать для воспроизводства и дальше»
«Значит я останусь здесь, — подумала Лила. Буду еще долго в этом чудесном парке. Познакомлюсь поближе с Людьми».
Но ночью, уже в своей комнате, снова, вопреки обычному распорядку, включился ее процессор. Это было странным. Роботы никогда не включались ночью. Она встала, подошла тихонько к двери. Осторожно выглянула.
 «Отвези в инкубатор, к остальным. Не спутай – по зеленой линии» – один из манипуляторов показал жестом направление другому, в руках которого находился белый сверток. Манипуляторы ушли, и только матовое сияние светильников бесстрастно оживляло гулкую пустоту коридоров.
Инкубатор. Малыш. Лила вспомнила разговоры в мастерской и сопоставила их с новой информацией. Ее Малыша тоже отвезли в инкубатор. В инкубатор можно попасть по зеленой линии. Лила вышла в коридор, наполненный неожиданно гулкой  пустотой,  и медленно двинулась, следуя зеленой линии.
Линия закончилась у дверей в конце коридора. За стеклянными дверями горел более яркий, белый ровный свет. Вокруг по-прежнему никого не было. Лила тихонько зашла и остановилась. В комнате рядами стояли прозрачные ящики. К ним подходили разноцветные трубки. Внутри каждого лежал маленький сверток. Она не ожидала, что их будет так много. Для нее Малыш был единственным. Как же она найдет его? Волосы черные, она это видела. Но как найти? Она пошла вдоль ящиков и тут заметила на боку ярлычки. Да, номера. Как же роботы без номеров?! Это новый робот, но ведь существует связь и с репродуктором. Учет – святая святых.
Действительно, на каждом ярлыке был не один номер, а почему-то три. Лила отметила это машинально, сейчас это было не важным. Самым важным было  найти Малыша. Лила внимательно читала ярлычки и, наконец, увидела свой номер рядом с двумя другими… Да, это ее Малыш. Волосы были черными
Он был такой … чистенький, маленький. Лила дотронулась до его щеки – материал нежный, тоненький. И вдруг Малыш открыл глаза. Темные, на белом личике они были такие серьезные и большие. И почему-то напомнили ей глаза Людей, которых она встречала в Центре. Лила наклонилась ниже и удивилась незнакомому ощущению, возникшему внутри. Словно что-то переполняло ее и стремилось прорваться наружу. Она почувствовала, что ее губы странно изменили форму. Лила дотронулась до них рукой, подняла голову и в белом зеркале стены увидела на своем лице…. Улыбку? Что-то не так. Этого не может быть. Улыбка – выражение чувств. Роботы не могут чувствовать. Странное ощущение, слившись с испугом наконец прорвалось сквозь четкость стандартных логических связей, всегда управлявших поведением, и Лила застыла, не в силах оторвать взгляд от улыбки, расцветавшей на ее лице.
Хлопнула дверь, и на стене появилось отражение Человека. Он увидел Лилу и от удивления не смог произнести ни слова. Потом опомнился: «Ты…ты» – он пятился, не отрывая взгляд от Лилы, и рукой нашаривал на стене кнопку. Красная кнопка была нажата и через несколько секунд в комнате возникли Манипуляторы. Безликие манекены в белых масках окружили Лилу, и Человек наконец пришел в себя.
 «Она сломалась. Уберите» – собственно команда была не нужна, потому что Лилу быстро подхватили под руки и вывели из инкубатора. Лила даже не сопротивлялась, подчинение безликим фигурам было слишком привычным, так же, как и их действия. Фиксация, укол в нужную точку и носилки.
Только вот возвращение к реальности было непривычным. Открыв глаза и увидев знакомую белизну  стен, Лила вспомнила все. Инкубатор, малыша, улыбку, незнакомое ощущение, властно охватившее ее там. Оно продолжало быть с ней. Логика процессора впервые оказалась бессильной. Даже страшное слово «сломалась» было сейчас бессмысленно и не могло остановить Лилу. Она встала, бесшумно выбралась из комнаты и двинулась к инкубатору. Бесстрастное лицо ничем не выделяло ее из массы лиц роботов, движущихся по коридору.
Подталкивая перед собой каталку с инструментами, оставленную у одной из дверей, Лила целенаправленно двигалась к инкубатору. Ей казалось, что там осталась ее часть. Что она будет делать там и зачем ей надо быть в инкубаторе, Лила не знала. Просто неодолимая сила толкала ее, и сопротивляться этой силе Лила не могла.
Она беспрепятственно дошла до инкубатора, но открывшаяся картина была обескураживающей. Двери инкубатора были распахнуты, Манипуляторы выносили из них свертки. Лила бросила ненужную уже теперь каталку и вбежала в комнату. Инкубатор был пуст. Нет, прозрачные ящики по-прежнему стояли ровными рядами, но малышей в них не было. Лила подошла к знакомому ящику, наклонилась над ним и дотронулась до дна. Оно было еще теплым, словно малыш оставил свой след. Лила подняла голову, увидела свое отражение на стене и улыбку, которая появилась на прозрачной белизне отражения. Улыбка была, а малыш… Малыш. Лила резко развернулась, и побежала туда, куда направлялись Манипуляторы со свертками.
Она выбежала из здания и увидела Манипуляторов, которые укладывали свертки в большой фургон. Лила кинулась к ним, совершенно не обращая внимание на окружающих. Она не видела ни рванувшихся за ней фигур в белых масках, ни испугано отпрянувших прохожих, ни уборочную машину, неотвратимо-плавно двигающуюся по шоссе. Лила была похожа на шальную птицу, с размаху кинувшуюся на стекло. Она была похожа на птицу не только легкостью движений. Похож был и конец этого полета. Серый комбинезон мелькнул, выделяясь движущимся мазком в серой толпе и исчез под громадой машины.
Боль. Сначала ощущение боли. Потом ясно: «Боль не функциональна. Боль – нарушение. Поломка». Сигналы процессора были четки и однозначны. Лила открыла глаза. Все расплывалось, не имело определенных форм. Взгляд сфокусировался на лице, заслонившем окружающее пространство. Это был Человек. Женщина. Лила поняла это сразу, потому, что лицо было такое … живое и еще. Еще из глаз лилась влага. Слезы. Лила даже не поняла, откуда выплыло это слово. Люди могут не только ощущать.  Они чувствуют. Они выражают свои чувства.
«Милая, я уж думала, что ты так и не придешь в себя» — женщина осторожно и бережно дотронулась до лица Лилы мокрой салфеткой, которую держала в руке. «Больно умирать такой молодой и красивой». «Умереть?» – Лила попыталась приподняться, но боль, вспыхнув с новой силой,  прижала ее к полу – «Я не могу умереть. Умирают только имеющие Душу. Я сломалась. Нужен механик».
Лила с трудом проталкивала нужные слова через непослушные губы. Она так хотела успокоить эту странную Женщину. «Человек должен как можно меньше общаться с роботами. Для него это вредно. Роботы служат Людям. Надо помочь» — команды были понятными и знакомыми. «Процессор работает нормально, значит повреждения механические» – отметила Лила.
Но двигаться она не могла, и, переведя взгляд от лица женщины на свое тело, поняла почему. Больше не было серого комбинезона. Ржаво-алый цвет покрывал материю почти сплошь. Не было даже формы – только месиво там, где должны были быть ее стройные, сильные ноги. Лила снова подняла взгляд на женщину. Почему она не зовет механиков? Где Манипуляторы? Почему она остается со мной? И почему плачет? Что за странное выражение застыло в ее глазах? «Почему?» – только это и смогли выговорить губы, становившиеся все более непослушными.
«Я могу дать тебе только сострадание, проговорила женщина, это так мало, но больше я ничем не могу помочь тебе, мне не позволят»… « «Ты умираешь» – продолжала она, — «тут уже ничего не изменишь, но ты хотя бы узнаешь..» — голос прерывался и в конце стал почти бессвязным.
 В памяти Лилы всплыло лицо соседки и ее шепот: «Может быть ты будешь тем, кто Узнает». «Я..  узнаю … что?» –  уже и процессор начал давать сбои. Лила напряженно вглядывалась в  глаза Женщины. Все существо было направлено на попытку понять то, что происходит.
«Сострадание. Со-страдание. Его можно испытывать к тому, кто тоже может страдать. Ко мне? Значит я могу страдать?» Ломались привычные представления и устои. Что-то изменялось внутри Лилы. Это не относилось к повреждениям тела, это было очень странным, очень… «Может быть это и значит  «узнать»? Нет. Процессор не мог выдать такого вывода. Нарушены логические цепочки.» — весь опыт Лилы протестовал против того, что неопровержимо и неотвратимо вступало в ее сознание. Но слишком властно вспыхнула  так долго складывавшаяся и отвергавшаяся сознанием мозаика, превращаясь в истину. Так ясно и четко, что непонятно было, как это раньше можно было не понимать. «Нужно передать всем, они тоже должны знать» — Лила рванулась, собрав все свои силы, словно  это надо было сделать чисто физически, словно  новое знание можно было взять руками и передать.
Но усилие было последним, что смогло сделать Лилино тело. Оно приподнялось и безжизненно рухнуло  на пол. Губы Лилы шевельнулись в последнем выдохе, и, наклонившись, чтобы закрыть ей глаза, Женщина скорее угадала, чем услышала: «По образу своему….» 
А Лилы уже не было в этом холодном, упорядоченном мире. Она видела ослепительно теплый свет и легко, радостно шла к нему.  Потому что она знала. Знала все.