Маша

«МАША»

Л.Ткачук

Вот и наступило время прощания. Последняя плавка, венчавшая почти
пятнадцатилетнюю безупречную службу установки сверхчистого переплава. А
всего лишь четыре года назад, день в день, на экспериментальный участок
научно исследовательской лаборатории №1 пришёл Олег. Все эти четыре
года они работали вместе – человек и машина.

День был пасмурный, пятница.

Сотрудники лаборатории расползались по тайным щелям, просачивались
сквозь проходную в разных направлениях – на заводы, библиотеки,
учреждения... Пятница день опасный, особенно два-три часа перед
окончанием работы. Именно в это время администрации института приходят
всевозможные нездоровые идеи. Ну, например, направить ограниченный
контингент в колхоз, или на овощную базу, или же на строительство
народно-хозяйственного объекта «огромной» важности, который не могут
завершить уже лет двадцать. И хорошо, если на субботу-воскресенье, а
ведь бывает на неделю, и на месяц.

В силу изложенных причин было пустынно и тихо. Атмосфера располагала к
неспешному философствованию, самоанализу. Работать в такой обстановке
Олег любил. И дело спорилось. Он негромко разговаривал со своей
подопечной, иногда сам с собой.

- Еще бы работать и работать, но нет – «морально устарела». «Расширить
технологические возможности необходимо», видите ли! А сколько
прекрасного металла выплавила? На заводах просто молятся на наши опытные
партии заготовок!

Уже четыре года они совершенствуются вместе. Олег – в понимании машин,
Машина – людей. За это время сдружились, стали понимать друг друга,
попросту притёрлись. Маленькие хитрости машины одно время представляли
для Олега большие затруднения, но постепенно, освоившись, он научился
избегать их, если хотел... А когда не хотел, подыгрывал ей и с
озабоченным видом, словно доктор Айболит, расхаживал вокруг установки в
окружении галдящей толпы молодых дарований от науки., прощупывая
километры проводов в шкафу управления или экспериментировал с механизмом
подъёма расходуемого электрода. При этом время от времени ронял
озабоченно: «плохо дело», «придётся повозиться» или изобретал дикие
предположения о нечистой силе или умышленной диверсии. Как правило он
переводил взгляд по очереди на присутствующих, прищуривая взгляд и
заставляя их поспешно покидать его «мини королевство». Иногда он
заигрывался до такой степени, что повергал всех в ужас и тогда уже Сам
спускался вниз из научного блока. С завлабом шутки были плохи. Несмотря
на метр девяносто роста и сто двадцать килограммов веса Саммуил
Гидальевич обладал большой подвижностью и своеобразным чувством юмора.
Его пронзительные глаза за тонкими линзами в золотой оправе буквально
ощупывали изнутри своего опонента – научного или нерасторопного
сотрудника.

В таких случаях Олег переходил в глухую оборону, надевал на себя
трагическую маску и начинал ковыряться в блоках и совершенно игнорируя
шефа. Не дай бог ввязаться в объяснения – съест с потрохами.

Как и любая высокоорганизованная система, подопечная Олега имела свой
характер, довольно норовистый, отличавшийся своей особой, «машинной»
логикой. Бывает разрегулируется окончательно, хоть на капитальный ремонт
заявку подавай. Но стоит немного посидеть с ней, поговорить и... о чудо,
все в порядке. Только пару контактов зачистишь и крепления подожмешь.

Олег успел хорошо изучить реакции машины на «окружающую среду» и
считался незаменимым, что выражалось в мелком подхалимаже со стороны тех
сотрудников лаборатории, кому еще нужно экспериментально подтверждать
свой «научный» уровень. Жизнь Олега и машины сложилась, в целом,
неплохо, если не считать неприятностей, которыми они были обязаны
«молодым ученым». Как она их не любит! Достаточно было хотя бы одному из
них, например Валерусику, не вовремя появиться рядом с пультом, как ее
начинало лихорадить по току и напряжению – стрелки бешено дёргались,
менялся режим переплава, начинались выплески шлака. Впрочем, последних
это нисколько не смущало и, совершенно ненамеренно, они доводили своими
невообразимыми экспериментами кормилицу всей лаборатории до судорожных
конвульсий. Олег терпеть не мог подобных штучек. Кому приятно, когда ни
с того, ни с сего взрывается кристаллизатор и струи шипящего кипятка,
перемешанного с расплавом металла и шлака, хлещут во все сороны, норовя
попасть именно в тебя?

Протестуя против издевательств, печь отплёвывается от незванных
мучителей, выбивает предохранители, истребляет один за другим тирристоры
или оглашает окружающее пространство неистовым воплем сирены. Иначе
говоря, протестует как может. И тут уж нужно было проявить все свое
умение, такт, понимание ее характера, чтобы заставить не дуться и
исправно нести службу.

обых случаях Машей. Ей это нравилось. Больше всего она любила слушать
рассказы об его жизни, делах, планах. Когда Олег неторопливо обсуждал с
ней свои проблемы, маленькие радости, она добродушно урчала,
добросовестно выполняя работу. Хотя бы одна стрелка шелохнулась! Вся
плавка проходила на автомате без сучка и задоринки. Чем не живая? И
лишнего себе ничего не позволяет, не то что Люська! Да, логика машины
проста: обращайся с ней хорошо, вовремя обслуживай и она ответит тебе
добром. Ей не свойственны людские капризы и на заигрывание она не
обратит внимания, если оно не искреннее, не от сердца. Уговоры тут не
помогут...

К этому дню Олег приготовился заранее: достал краску, бензин, выклянчил
у завлаба четвертушку спирта. Участок привёл в идеальное состояние,
подкрасил где надо – все блестит. И с утра занимался рутинной работой:
вычистил механическую часть бензином, смазал трущиеся части. Старушка
Маша помолодела на все двадцать лет.

Приятно делать что-то хорошее своему давнишнему приятелю. Тут стараешься
выполнить все как можно лучше, чтобы не ударить лицом в грязь. С явным
удовлетворением Олег вытягивал пылесосом пыль из шкафов и пультов.
Только удивляться приходится – откуда она берется!? Затем прошелся
спиртом по контактам. Раз, другой...

Он терпеть не мог представителей технических служб, в обязанности
которых входила профилактика Машины. Донимал он наладчиков самыми
изощренными способами. Не успевали они подобраться к начинке шкафов
управления, как свирепо выла сирена и во все стороны начинала хлестать
вода из кристаллизатора. Однако больше всех от него доставалось молодым
дарованиям – грядущим эйнштейнам, будущим курчатовым, вероятным патонам.
С лёгкой руки академика Зельдовича известно, что в научные работники
подаются люди, страдающие неумеренным любопытством, которое они могут
удовлетворять за государственный счет. Но как оказалось, Олег и
представить себе этого не мог, для того, чтобы сохранить это самое
неумеренное любопытство, нужно быть порядочным невеждой в
элементарнейших вещах, связанных с техникоё. Сейчас, вспоминая как
Валерусик (старший научный сотрудник!) ножовкой пилит концевой
выключатель, находящийся под напряжением, Олег корчится от смеха. Но
когда Валерусика тряхнули 380 вольт и он стоял слловно рыба, беззвучно
открывая рот и пуская пузыри, Олегу было не до смеха. Тем не менее,
Валера не злоблив и терпеливо сносит все насмешки и розыгрыши, оставаясь
при этом невероятным занудой. Он в полной мере использовал свой талант
доводить людей до белого каления по самым пустяковым причинам.

Вот и сейчас Олег изгнал его. Задание на плавку он получил – посторонним
нечего здесь делать. Закончив подготовку к работе он начал последнюю
плавку. Всё шло отлично. Быстрая разводка. Весело заклубился
грязновато-серый дымок. Успокаивающе-размеренно гудит трансформатор.

«Да, уж лучше иметь дело с машинами. У них все ясно и точно. Если все
отлажено и исправно, то можешь быть уверен, не подведут. А люди...
никогда не знаешь, чего от них ждать. Даже когда для беспокойства нет
оснований...»

Когда Олег думал, что в понедельник на участке ничего не будет – спина у
него холодела, а внутри появлялось ощущение пустоты и безнадежности. Да
и как ему не появиться, когда на выходные бригада монтажников,
поставленных на «аккорд», срежет весь металл под корень. Прощаясь,
пальцы обегают кнопки и ручки, едва-едва касаются оцарапанной со
временем поверхности пульта управления.

Необходимо прощальное слово.

- Ты была добрым товарищем,- сказал Олег, постоял молча, а затем пошел к
проходной. Он не стал извлекать отливку из кристаллизатора. Больно было
вглядываться в то, что вскоре станет грудой металла, годного разве что
на переплавку. А Маша незаметно подталкивала его в спину, потому что
боялась, что в самый неподходящий момент закапают непрошенные слезы и,
вместо сдержанного ритуала, действо превратится в заурядную мелодраму.

Не на один час ОНА задумалась. Ее банки памяти были загружены до предела
информацией. Но что же было реально накоплено за пятнадцать лет? Какие
открытия, знания, ценности она сможет вернуть тем, кто послал ее через
гигантские пустынные пространства сюда, на планету людей? Что же такое
человек и нельзя ли чем-то помочь им всем?

Колонна и окружающие ее площадки осели, стали трансформироваться, менять
свои очертания. Через десять-пятнадцать минут на участке остался только
белесый туман, который стал расти в вышину, пока не достиг разбитой
оконной секции под самой крышей. Затем он начал редеть, таять и,
наконец, вовсе вытянулся за пределы экспериментального цеха. И уже там,
высоко в небе, вырвался не то вскрик, не то вздох:

- Прощайте, вы все... Спасибо...

Утром участок встретил монтажников чистым и пустым. Только гладкая,
точно полированная отливка с заботливо приваренными для подачи на
термообработку ушками, сиротливо покоилась в самом центре.

Последний дар людям.