КРУЖЕВА

Моим дорогим родителям – с любовью и благодарностью.

Монолог

(Интервью корреспонденту газеты «Призыв» - Владимиру Бегунову в
августе 2002-го. В сокращении.)

Одно слово

Иногда всё начинается с одного слова: услышал я в нём какую-то иную
интонацию, увидел другой оттенок, и начинаю прокручивать слово в голове,
рассматривая его под разными углами, дробя на слоги, на звуки, вновь и
вновь произнося его, словно пробуя на вкус.

Кубанский поэт Кронид Александрович Обойщиков как-то давно сказал по
поводу одного из моих стихов, что оно написано ради последней строки.
Понимаешь, вдохновение сродни медитации, я стараюсь не думать, не
подбирать слова, ритм, строки, забыть обо всём. И вот тут-то, в этой
пустоте, появляются стихи.

…Первая публикация?… Лет в 13-14 в «Пионерской правде». Тогда я только
начинал писать. С большим волнением показывал некоторые свои
стихотворные опыты друзьям; истекая потом, дрожащим от волнения голосом
читал своей девушке посвящённые ей строки. Потом был какой-то провал лет
до девятнадцати, когда ничего не писалось – был загружен проблемами,
пытался определиться в жизни. После девятого класса ушёл на
Краснодарский хлопчато-бумажный комбинат учиться на помощника мастера.
Четыре месяца, проведённые там, результатов не принесли. В армию не
пошёл по состоянию здоровья. Окончил в Крымске учебно-производственный
комбинат, получил специальность слесаря – наладчика и пошёл работать на
консервный комбинат. Вот тут-то, как ни странно, и начались стихи!… Как
отрешённый, ходил я по городу с блокнотом в руках и записывал. Записывал
в автобусе, в парке на лавочке, на ходу. Было такое ощущение, что
какая-то преграда, сдерживавшая поток, исчезла, и стихи хлынули волной.
Я просто записывал, не обрабатывая. Знающие люди говорили, что время
обработки ещё придёт…

Время «Паруса»

Потом было знакомство с Галиной Василиади, впоследствии Зейдуллаевой.
Она училась на театральном отделении Северского культпросветучилища и
ставила свой дипломный спектакль по пьесе Л. Разумовской «Дорогая Елена
Сергеевна». Я в нём сыграл одну из ролей. Тогда-то и увлёкся театром, но
писать не прекращал. Вокруг меня всегда находились люди, которых что-то
трогало в моих стихах, и которые повторяли мне: «Не бросай, не бросай,
пиши…»

Постоянно печатался в газете «Призыв» в Крымске благодаря Х. П.
Анастасиади – он вёл тогда (1985 – 1986 годы) литературную страницу.
Лера Силеванова, председатель общества книголюбов, организовывала мои
творческие вечера. Благодаря ей я познакомился с Г.А. Ященко, тогда
секретарём общества «Знание» при горкоме партии. Тогда же образовалась
группа «Парус». Мы ездили по району с литературно-музыкальными
композициями.…Вскоре поступил на театральное отделение Северского
культпросвет училища. После его окончания работал в ГДК руководителем
театрального коллектива, и в это время поставил нашумевший в городе
спектакль по пьесе Н.Эрдмана «Мандат». Окончил затем театральное
отделение Краснодарского института культуры….

Между Перуном и Христом.

-В своих стихах ты с одинаковым воодушевлением говоришь о христианстве
(«Вифлеемская звезда»), и о язычестве («Начало»). Так какой взгляд тебе
более ближе? (В.Б.)

…Интересный вопрос. У меня ещё есть стихи «Египетские фрески»,
посвящённые обрядам и богам древних египтян. Мне интересны буддизм и
ислам. Я считаю, что в каждом разумном человеке должно быть заложено
зерно космополитизма, и не понимаю, как кого-то может не интересовать
культура Древней Греции, Иудеи, Китая… Национализм и религиозный
фанатизм, в какой бы мере они не проявлялись, пусть даже в самой мягкой
и нейтральной, делают человека духовно беднее. Я считаю себя
православным христианином, потому, что разделяю основные постулаты
христианства, но не понимаю, как можно не поклоняться звёздам, земле,
деревьям…

(2002г.)

В сетях сонетов, ассонансов и секстин,

Под небом в сеточку с картины Микеланджело

Пытаюсь ниточки я в кружево вплести

Стихов бессмысленных…Зачем-то это нужно мне…

Из многоточий густо тянутся стежки,

Не златотканые, наивны, незатейливы.

Уж слишком просто часто пишутся стишки,

Опять глядят с листов исчерченных растерянно.

(2009г.)

Первое прикосновенье.

Когда случилось это?.. Может быть,

У детства голубого на излёте.

Не зная о любви, могла любить

Душа, летела в снах, не зная о полёте,

Ломался хрупкий ритм, таилась суть-

Она была ещё без имени, без лика

Неясен, незнаком был долгий путь,

И свет, аорту обжигающего крика.

Когда из запредельности своей

Вошла поэзия на первое свиданье,

В смирении склонился я пред ней;

Пред неразгаданной мучительною тайной.

Она была хозяйкой, я - рабом,

Я стал подёнщиком в изломах мирозданья

Она была прощеньем и судом,

Я – только голосом без почестей и званья.

И было одиночество тогда

Разбито надвое строки прикосновеньем

В смятении ещё я ждал суда,

Но слышал голос свой в её прекрасном пенье.

(2010г.)

Тебе

Если хочешь гореть, так гори!

А не можешь молчать, говори!

Есть дорога?… Тогда в добрый путь!…

Потеряй, чтобы снова вернуть.

Если хочешь любить, так люби!

А уходишь – скорей уходи!

Если сможешь забыть – отпусти.

На прощание перекрести…

Я с собой унесу этот крест,

И за далью нехоженых мест

Может, временем я излечусь,

Может, жить без тебя научусь!

Если сможешь лететь, так лети!

Надо мною звездою свети.

Если можешь – меня научи.

Если больно тебе – закричи!

Не молчи!…

(2009г.)

Так случилось, что снова тобой не востребован я.

Ты сказала: «Пиши «до востребованья…»

Это где-то со мной на планете одной,

Меж твоей и моей пролегает виной

Та дорога, ведущая в дом - адресат.

Это место, куда я могу написать

Пару строк для тебя, пару строк о себе;

Словно тонкая нить от судьбы и к судьбе.

(2009г.)

Дуэт

Подобно крыльям в воздухе плывут

Два голоса.

В одном дыханье трепетно живут

Два образа…

Сливаясь, падая, взмывая ввысь,

Касаются

Струны невидимой, затем, как рысь

Бросается

Голодный голос, вырвавшийся прочь,

И пенится

Волной морскою, вдох… и выдох в ночь

Нацелится…

Сгорая, тает пухом лёгкий звук

До времени,

И возрождаясь, рвётся снова с губ

Мгновение…

(2009г.)

Колодец с лягушкой, орущей всенощно,

Сидящей, как дервиш на мшистых камнях…

Оплачена жизнь постранично, построчно,

Пугливо скользит огонёк на углях,

Дымит сигарета в корявой жестянке,

Есть водка в стакане, напротив глаза…

Но что-то ещё есть в банальнейшей пьянке;

На ощупь уходят минуты назад,

Спешат, натыкаясь спиною на память,

На цепкие пальцы вчерашнего дня,

И словно пытается кто-то напялить

Мой старый костюм под шумок на меня

И тесно чему-то в измученном теле…

Дни-листья, ветра и дожди ворошат,

В осеннюю стылость они облетели.

Всё в мире проходит – жива лишь душа

(2010г.)

Стихи

Как часто хочется всё сжечь и уничтожить

Все строки – грубое застывшее дыханье,

Огонь съедающий почувствовать на коже,

На вдохновение просыпать пепел дани.

Есть входы тайные, но как найти мне выход,

По нити тоненькой пройдя не обернувшись,

И знаю точно я – за вдохом будет выдох.

В созданье хрупкое поверю, обманувшись.

Я балансирую меж словом и сознаньем,

Иду меж звуком и оглохшей тишиною,

На ощупь двигаюсь меж вымыслом и знаньем,

Однажды выбранной дорогою одною.

Куда ведёт она и есть ли цель такая,

Чтоб шёл, не зная, мне отпущенные сроки,

Ну а пока ещё, как в небо отпуская,

Я в белый лист пустой бросаю птицы-строки.

Там бьются крыльями, горят и не сгорают

Стихи забытые… стихи (такая малость).

И не живут они, но и не умирают,

А всё, что есть у них – моей души усталость.

(2009г.)

Пока ещё так ярок день,

И окон свет, и арок тень,

На тротуарах, на излом,

Под онемевшей белизной.

Так ослепителен зенит,

А воздух, кажется, звенит

Последней порванной струной,

Иль в небо пущенной стрелой.

В бору сосновом птичий пир

Нарушил чопорный ампир,

Где сводов изумруд живой

Качнулся и шепнул листвой

О сокровенном и большом,

О том, как будет хорошо,

Что всё изменится, придёт,

Цветок к цветку с утра прильнёт.

И всё забудется в огне,

Теряясь в веренице дней.

(2009г.)

Другу

Мы с тобой поседели,

Проболтали пол жизни

Ни о чём, не о деле…

Нас сомнения грызли,

Нас чужие постели

Принимали в объятья,

А теперь опустели;

Ни любви, ни проклятья…

Нас любили и ждали

Те, кого проглядели.

Жизнь, как день пробежали.

Так и не посидели…

(2009г.)

Зимние дожди.

Пиццикато дождей на тугих проводах

Наиграл мне декабрь озябшими пальцами,

Шаловлив он, как Моцарт, но мрачен, как Бах,

Элегантен, как Штраус, закруженный вальсами.

Он не скучен ничуть, если вслушаться вдруг

В затаённых гармоний хоралы небесные…

В шуме зимних дождей замыкается круг,

Всё смолкает, и хаос становится песнею.

(2010г.)

Возвращение

В Константинопольском храме Святой Софии

обнаружен мозаичный лик ангела под более поздней штукатуркой.


(Из новостей)

Так кровь течёт в безмолвии под кожей,

Под коркой льда живой поток воды

Беззвучен, одинок, и осторожен,

Чтоб в вечности остаться молодым.

Не знающий покоя и сомненья,

Про боль забыв, до срока скрытый Свет,

Преодолев опять законы тленья,

Пройдя века, в душе оставит след.

Приходит снова время возвращенья,

Вскрывая лёд, не тронув хрупкий лик,

И это время, как залог прощенья.

Века прошли, скользнули, словно блик,

Следы оставив в камешках мозаик,

Коснувшись их дыханием своим,

Но часа возвращения не зная,

Коленопреклонённый мир стоит.

Всю душу ожиданием измучив,

В юродстве скрыта Истина подчас,

А миром правит чаще только случай,

Ведущий к цели каждого из нас.

(2009г.)

Жить в России

Жить в России – значит всё сначала!

Жить в России – значит до конца!

Жить в России – этого нам мало!

Жить – так до тернового венца1

Русским быть – сплеча, наотмашь, разом!

Русским быть – так в омут с головой!

Русским быть – лишь звук красивой фразы.

Русским стать! И быть самим собой!

В этом наша правда, наша совесть,

В этом наш единственный завет.

Рваная, как парус, злая повесть,

И на ней в ошмётках грязи след…

Русские! Россию не кляните!

Русские! Не рвите на куски!

Полюбите! Слёзы ей утрите!

Это мать рыдает от тоски…

Всё детей оплакивает верных,

Принимает блудных сыновей…

Наша кровь в Её струится венах,

В нас Она, и мы навечно с Ней!

(2010г.)

Короли и шуты

Шуты всегда сменяли королей,

И лишь гасили свет в опочивальне,

На трон взбирался рыжий дуралей,

На мир взирал с усмешкою брутальной,

Судил, казнил под звуки бубенцов…

Вот только свиты нет у самозванца.

Навечно околпаченный венцом,

Хотел бы королём он называться,

Хоть дурака раскрашенный колпак

И схож немного с царскою короной,

Но, как всегда, под ним сидит дурак,

Однажды в ночь дорвавшийся до трона.

(2009г.)

Купола России. Константину Медведеву.

(сл. Андрея Голоты и Константина Медведева

Музыка Константина Медведева)

Вознеслись купола над моею Россией,

И кресты, как мечи над землею стоят.

Что за силы в огне эту Душу взрастили!..

Отчего так мила твоя гордая стать.

Неподвластна векам богатырская сила.

Свет твоих куполов озаряет окрест,

Русь Святая моя, славлю я твоё имя,

И молитвы слова вдаль несёт Благовест.

По путям, по полям, по дорогам широким

Не пройти и вовеки, но принять эту грусть,

А в глазах голубых, бесконечно глубоких

Поднимается свет с гордым именем Русь.

Малой Родины след в тихом шёпоте клёнов,

В молоке матерей, в родниковой воде,

В старой иве, весной над рекою склонённой.

И другому не быть никогда на земле!

Имена сыновей мы храним, как святыню,

Что спасли твою честь в те лихие года.

И Россия жива, сохранившая имя,

Перед Богом чиста и как прежде, горда.

(2010г.)

За всё плачу, хотя бы малой долей –

За день любви, за счастье, за покой,

За сладкий миг плачу жестокой болью,

А радость встреч оплачена тоской.

Прозренье вновь в туманной дымке тает,

Его цена – забвенье на года.

Так шутит жизнь; ударит, обласкает…

И утечёт сквозь пальцы навсегда.

Пусть я плачу за каждое мгновенье,

За право жить и видеть этот мир,

И пусть за мной расплата бродит тенью,

Мне каждый день грядущий будет мил.

(2010г.)

Есть река, но нет теченья,

Лодка есть, но нет весла.

В голове скрипят качели,

И щетина отросла…

Словно старую газету,

По земле меня несёт.

Доползаю до рассвета…

Может там мне повезёт.

(2010г.)

Борису Колесникову

Отрицаю условности вечные.

Презираю дешёвый уют.

Не хочу,

Когда ласки, как вещи,

В гардеробе на вешалку вешают.

Не могу,

Когда чувства уставшие,

Как подачку,

Как долг

Отдают.

(Борис Колесников «Не могу»)

Каково это – жить без кожи?…

Не солгать и долей ничтожной,

И молчанье до боли в горле.

Словно вросшие в землю корни,

Глухо стонут тугие строки,

Жадно впитывая истоки.

Было всё; виражи, прямые,

Словно камни, слова немые,

Связки, порванные от крика,

Только всё впереди, до хрипа,

До предельной звенящей ноты,

И клубок ещё не размотан.

Как заложники светлой муки,

Вновь бумаги желают руки,

И перо, в белизну врезаясь,

Согрешивши, и снова каясь,

Оставляет простые знаки,

Будто раны в жестокой драке.

Есть лишь слабость самообмана,

А грядущее так туманно…

В настоящем всё, как и прежде,

И спасает нас только нежность,

Да скупая слеза без позы,

Как мгновенье суровой прозы.

Не приемля слащавой лести,

Проживаешь свой век по чести.

Так упрямо сомкнулись губы,

Заглушая медные трубы.

(2010г.)

Саше Ремизовой

На твоих перекрёстках

То разлуки, то встречи,

Только снова и снова

Ты в начале пути.

На твоих перекрёстках

Перезвоны созвучий,

На твоих перепутьях

Белый камень судьбы.

На твоих перекрёстках

В бездорожье и в слякоть

Ты начнёшь всё сначала,

Снова будешь права.

На твоих перекрёстках

Будет солнце и лето,

Будет долгой дорога,

Светлым будет твой путь.

(2010г.)

Цирк

Ах, этот цирк!… Опилок кислый запах,

Учёный пёс, медведь на задних лапах,

Здесь кто-то вдруг шепнёт тихонько: «Боже!…»

Когда летит под куполом без лонжи,

Как Ариэль, гимнаст навстречу солнцу,

Внимаем вновь, и вновь огнепоклонцу…

Совсем не жаль «ковёрного» смешного.

Опять упал…. Хоть это всё не ново,

А мне немного как-то грустно станет,

Но хохотать он снова всех заставит.

Здесь струи слёз – водица, да и только,

Здесь даже слон танцует гулко польку.

Здесь - правда всё, и всё здесь понарошку,

Здесь всё смешно, и страшно, но немножко.

А чудеса в коробочках картонных

Живут всегда, и их рукою томной

Факир берёт так бережно и чутко,

Из пустоты опять рождая утку,

И голубя и хохлатой голубицей…

Здесь в чуде невозможно усомниться.

Сюда идём, чтоб к детству прикоснуться.

Опять сюда, где лошади смеются,

Где Рыжий бьёт, а плачет Белый клоун,

Но оба выйдут снова на поклоны.

И туш гремит, и гордый шпрехшталмейстер

Объявит номер… Цирк, мы снова вместе!

Пока со мной огни твоих софитов,

Всё молод я, а детство не забыто.

(2010г.)

Любовь приходит в жизни лишь однажды.

Всё остальное - памяти творенье.

Нельзя звезды коснуться этой дважды,

И повторить угасшее мгновенье,

Нельзя, сгорая, думать о покое,

Одну мы любим день за днём на годы,

Не изменяя словом и рукою.

Текут, как прежде, безвозвратно воды

Той самой речки, что неповторима,

Но неизменно только отраженье

Единственной из прошлого и милой,

Судьбу пронзившей, словно наважденье.

(2010г.)

Курилки да кухни – обители праведных споров.

Здесь ум, честь и совесть по - прежнему бурно кипят.

«Когда же начнётся… А может закончится скоро…

Изменится что-то? Иль всё повторится опять…»

Вопросы, вопросы… От первого слога до слова,

От вдоха на выдох эпоха проходит подчас.

Сплетаются тесно – смиренье и тихая злоба,

И судьбы ломают порою лишь несколько фраз.

Мы судим о прошлом, штурмуя седые архивы,

Нас прошлое судит, опять предъявляя счета,

И пылью столетий пропитаны наши бахилы…

Есть только «сегодня», а всё остальное – мечта.

(2010г.)

Осеннее

Какая нервная погода…

И словно в воды Ахерона

Вошла печаль, не зная брода,

А с ветки чёрная ворона

Вспорхнула в сполохи восхода…

Ковёр листвы заиндевелой

Лежит в предчувствии чего-то,

И нам не хватит жизни целой,

Чтобы понять вот так, с налёта,

Как всё мгновенное бесценно.

(2010г.)

Марку Шагалу

«Ш…ш…ш…-, как шелест высохшей листвы,

«А…»!…- Лишь тонкий голос вдаль над Витебском…

«Г…»- Глухой комок в груди застыл…

«А» - И словно душу, кто-то выплескал,

«Л» - Любовь впитавшие холсты…

(2010г.)

Ты – планета. Я – твой спутник верный.

Продолжаем точное движение…

Как безмолвна, зла и неизменна

Между нами сила притяжения.

Знаешь, ведь созвездия сойдутся…

Мы в предверье Противостояния.

Слышишь, как сердца упрямо бьются,

Преодолевая расстояния.

Где-то там, в туманности далёкой

Только ветер, ветер, ветер, ветер…

И горит недремлющее око,

Двух сердец биенье не заметив.

Ты сродни мелодии знакомой,

Что в душе однажды прозвучала,

В ней дыханье зимнего покоя.

Кто-то струн коснулся вдруг нечаянно,

И слова бессмысленно тускнеют,

Отступив, покорно замирая,

Губы вновь предательски немеют,

В тишине мелодии внимая.

(2010г.)

Памяти Виталия Аметшаева

Поговори со мной, зима.

Шепни застывшими губами

О вещих снах, сведи с ума.

О том, как были мы богами

Поговори со мной, зима.

Поговори со мной, зима,

И обмани, святая лгунья.

Позволь тебя мне называть –

Моя царица и ведунья.

Поговори со мной, зима.

Поговори со мной, зима.

Хоть слово оброни случайно.

Ты и не думала сама,

Что так легко начать сначала…

Поговори со мной, зима.

Поговори со мной, зима.

Облапь еловыми ветвями,

Колючим ветром помани,

Короткими седыми днями.

Поговори со мной, зима.

Поговори со мной, зима.

Твоё холодное дыханье,

Как леденящая стена,

За нею только ночь глухая,

Но говори со мной, зима…

(2010г.)

Карачун

Ходит, бродит под землёю Карачун –

Дух свирепый, забияка и ворчун.

Иней сыпется с косматой бороды,

Дни и годы он крадёт у молодых,

Вертит стрелки он обратно на часах,

То замрёт, а то вдруг пустится плясать…

Лес, да поле стынут в белом серебре,

Всё проснётся только завтра; в январе…

(2010г.)

Зимним утром

В мягких тапочках, неслышно

Ходит утро по квартире…

Где-то чайник хрипло дышит

При серьёзной сонной мине.

Там, на кухне чашек соло

Начинается с аллегро,

Дробью ложечек весёлых,

И по кругу, шагом с левой

Время движется померно,

Приближая пробужденье.

И из крепких рук Минервы

Ускользает лёгкой тенью.

А за окнами в узорах

Чёрно-белая гравюра.

На заснеженных заборах,

Словно в камере Обскура,

Всё застыло до рассвета

В амальгаме серебристой,

Исчезающей бесследно,

Не по зимнему, так быстро.

Город спит ещё, наверно,

Убаюканный снегами…

Будет новый день, как первый,

Вновь отмеченный стихами.

(2010г.)

Вивальди

Анданте, маэстро Вивальди!

И звукам подставьте плечо.

Вы душу по капле вливайте

В упругий, как нервы смычок,

Но медленней… Шагом неспешным

Войдите в покой анфилад,

Останьтесь беспечным и грешным.

Анданте, маэстро Виват!

Ведь альтам изысканность талий

Амати божественный дал

Затем, чтобы пальцы ласкали

Услужливых линий овал.

Заставьте! Пусть слово за словом

Рождает тугая струна.

Коснитесь, чтоб снова, и снова

Любовью дышала она.

Анданте, маэстро! Анданте!

Пусть тихо мерцает звезда…

Себя до конца ей отдайте,

Чтоб мир обрести навсегда.

(2010г.)

Кружева… Кружева… Что ещё пожелать…

И была – не была, но душа всё жива.

Мне бы встать – не устать,

Научиться летать,

Но опять, и опять кружева расплетать…

(2010г.)

Рукой натруженной плетётся кружево,

И судьбы связаны, как узелки,

Полукасанием душа разбужена

Полудвижением твоей руки,

Луной полуденной полуприкрытая

Ты незамечена средь бела дня

Ты нить свободная, ещё не свитая

В золототканые ковры огня,

Но вся- движение.… В предвосхищении

Неповторимости случайных встреч,

Ты наказание, ты и прощение

Ты крик молчания, немая речь

(2010г.)

Божественная интермедия

Творец – садовник мудро поступал,

С любовью, к древу ветви прививая.

Его он обрезал и поливал,

А дальше уж как выведет кривая…

На день седьмой устал он и уснул –

Сплетались ветки, кроны разрастались…

Садовник наш воды ещё плеснул,

Но сил не рассчитал, и всем досталось…

Для каждой твари пару отыскав,

Решил однажды всё начать сначала,

Но крепко овладела им тоска.

Он сад растил, всё чаще замечая,

Что дело не оправдывает средств,

Но было поздно… Всё необратимо!…

Творенье не спасал за срезом срез,

А альтруизм затмила вдруг рутина.

Казалось бы – всему здесь и финал,

А началось как будто перспективно…

По-прежнему садовник поливал

Свои сады так щедро и обильно.

Чем всё это закончится? Когда?…

Ему и нам доселе неизвестно,

Творец сидит и ждёт в своих садах;

Ведь самому довольно интересно.

(2010г.)

Отец и дочь

-Что там горит за лесом?

Небо в алом свеченье…

Может, беда случилась…

Папа, мне так тревожно!...

-Это всего лишь утро.

Так рассветы сгорают.

Просто восходит солнце,

День рождается новый.

-Что там гремит над морем,

Словно эхо разрывов…

Где-то страдают люди…

Слышишь?… Снова, и снова…

-Это гроза. Не бойся.

Скоро ливень прольётся.

Просто весна на свете.

В мае так и бывает.

-Папа, в груди так жарко…

Может, я заболела?…

Ветер холодный дует,

Тучи небо закрыли…

-Вот и пришло то время…

Так всегда и бывает;

Сердце, то в жар, то в холод

Бросит вдруг на рассвете…

Это уходит детство

Тихо прямо к полудню.

Только вот это утро

Мы навсегда запомним.

(2010г.)

Дорожная баллада

Я только пилигрим.

Судьба – стучаться в двери.

Я приближаюсь к ним,

Всё случаю доверив.

Дорога без конца,

И небо без начала.

Всё горе мудреца

В умноженной печали.

Что есть чужой порог?..

Порок, иль покаянье?..

Накапливаем впрок

Бессмысленное знанье.

Разбиты башмаки,

А мудрость босонога.

По берегу реки

Лежит моя дорога…

Идти – моя судьба;

Всё остальное – слабость.

Пусть кто-то по следам

Пройдёт, другим на радость.

Я просто пилигрим.

Судьба – стучаться в двери.

Я приближаюсь к ним,

Всё случаю доверив.

(2010г.)

Летний сад

Фиалки, георгины, «львиный зев…

И душно так… Наверное к грозе.

Под солнцем разомлевший летний сад,

Назойливая жёлтая оса…

Взрывают капли пыльный тротуар.

Несмело за ударом бьёт удар…

Прислушиваясь к гулкой синеве,

Молчат, от удивленья онемев

Деревья, травы, пчёлы и кусты,

Весь город вдруг в предчувствии застыл…

(2010г.)

Предчувствие

Мне так знакома эта тишина.

Застыло всё в предчувствии чего-то…

Передо мной незримая стена,

И лишь звенит единственная нота.

Высокий голос где-то в вышине

Рождаясь, вновь нисходит и тревожит.

Мне так уютно в этой тишине,

Она с небесной музыкою схожа.

Гармоний стройных чистые ручьи

Ласкают слух и душу понемногу,

А сердце в такт взволнованно стучит…

Опять болит, и просится в дорогу.

(2010г.)

Серые дни

Я по комнате плаваю сонною рыбой…

Табуреты, кровати, ковры, диваны…

В глубине меднозвучной звенящею рындой

Бьётся ложечка в чае об дно стакана.

Умирают красиво так розочки в вазе,

Небеса затянуло зелёною ряской.

На поверку брильянты – банальные стразы,

Лица, вовсе не лица – лишь сменные маски.

(2010г.)

Весна весталка – вестница судьбы,

Творенье снов и грешница святая,

Что сослагает снова «если бы…»,

За днями дни, свой календарь листая.

Весна листвянка в яблочном хмелю,

Берёт своё, запреты нарушая,

И я ни с кем её не разделю!

Она моя… Она одна такая!

Весна с годами слаще и нежней.

Хочу упасть в её цветенье навзничь.

Звенит стеклярусом «слепых» дождей

Из детских дней, из сказок тихих на ночь.

(2010г.)

Тоньше, тоньше, тоньше…

Струнки коснуться той же…

Снова лишённый воли,

И позабыв о боли.

Больше, больше, больше…

Ухает сердца поршень.

Крадучись ночь уходит,

Ноет и колобродит…

Стой же! Стой же! Стой же!…

И обернись всё той же!

Чтобы начать сначала,

Сердце чтоб застучало.

(2010г.)

Мартовское

Потягиваясь, просыпаются

Деревья от зимнего сна,

А птиц голоса рассыпаются…

Наверное, это весна!

Хоть март на дворе, но морозами

Кусается старый февраль.

Смеётся весна над угрозами,

И слушает песни с утра.

А травы под коркою снежною

Всё живы, и шумно везде

Цветенье грядёт неизбежное,

И новый рождается день.

(2010г.)

Мне плохо в дни, когда болеет дочка,

И по моей вине грустнеет мать,

Мне плохо в затяжные многоточья,

Ведь хуже нет, чем ждать и догонять.

Мне плохо в час бессмысленной печали,

Когда тяжёлый камень на груди,

Мне плохо от ошибок за плечами,

И от - того, что кто-то нагрубил.

Но как зараза, собственная грубость

Сжигает жизнь; лишь горькая зола.

Меня терзает призрачная глупость,

Она, подчас бывает хуже зла.

Как плохо мне, когда меня не любят,

Но худшее – когда Я не люблю.

Как хорошо, когда мне дарят люди,

А лучше всё ж, когда я отдаю.

Вся жизнь моя – сплошные парадоксы,

Сплетение находок и потерь…

Мне нравится, что всё в ней так непросто,

Но есть слова: «люби», «надейся», «верь»…

(2010г.)



Талантида

Живучи мифы, прав был Аристотель,

Хотя и зря Платона он обидел.

Быть может, солнце скоро лёд растопит,

Чтобы явилась миру Атлантида.

Я верю, что не сгинули Атланты

В глубинах Мирового Океана,

И как ростки проросшие – таланты

Дадут плоды нам, поздно или рано.

Так грустно, и немножечко обидно,

Что мы в себе Атлантов убиваем,

И остров под названьем Талантида,

Подчас под толщью слабости скрываем.

(2010г.)

Беда, когда слепой ведёт слепых,

Когда душа во тьме, срываясь в пропасть,

В глазницах отражается пустых.

Она уже не знает слово «робость».

Есть шаг вперёд, а дальше - тишина,

Есть миг вперёд, а дальше – бесконечность.

Рассыпалась хрустальная стена,

И нет пути – лишь призрачная млечность.

Есть то, что есть, и пусть пройдут года,

Всё будет так, а дальше будь, что будет…

И если вдруг опять придёт беда –

Сердца зажжёт, а спящего разбудит.

Есть колея, но истина проста,

Она верна – идущий путь осилит.

Беда, когда душа давно пуста,

Когда в неё однажды тьму впустили.

(2010г.)

Слова

«В оный день, когда над миром новым

Бог склонил лицо Своё, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города…»

(Николай Гумилёв «Слово»)

Ведь было время – слово было Богом,

А ныне всё слова, слова, слова…

Когда-то слово мы могли потрогать,

Оно могло возвысить и сломать.

Зажечь умело, сжечь дотла, и снова

Рождать миры, вселенные крушить.

Сам Бог от века был бескрайним Словом,

Что вышито на бархате души.

Спасает слово, ранит, убивает,

Как сталью разрывая тишину,

Её покровы пыльные срывает…

Речённое однажды, не вернуть.

Скрижали стёрты вечными ветрами,

Безмолвие – печальный их удел.

Слова рождались, жили, умирали,

А мир живой кружился и летел.

По равной доле доброго и злого

Господь когда-то щедро подарил.

Как сказано: «В начале было Слово…»

Воистину. И Слово было - Мир.

(2010г.)

Акростих

Горит огонь, Сверхновой ослепляя,

А на душе лежит холодный лёд.

Летит мечта, мгновенья обгоняя,

Из пустоты вплывает утлый плот…

Не нужно мне, столь призрачного рая;

Есть семь годов, как семь звенящих нот.

(2010г.)

Я ухожу. За мною ворох слов,

Что я оставил некогда на память,

Их, как листву, в ноябрь разнесло,

А по ночам их дворник старый палит.

Остался дым, как утренний туман,

Но на заре бесследно он растает.

На «до» и «после» мир мой: Пополам

Разрезан… Всё простив, и отпуская

Я ухожу… За мною ворох снов.

И отрекаюсь, может быть впервые,

Захлёбываясь новою весной,

С надеждой глядя в небеса пустые.

(2010г.)

Молитва

Накажи меня, Боже бессонницей.

Не лишай меня, Господи совести.

Одари меня вечным сомнением.

Помири меня с собственным мнением.

Награди меня Верой и Мудростью,

Да избавь от назойливой умности.

В Воле Вышней, скорбеть мне, иль праздновать,

Но прошу – не лишай меня разума.

Всё возьми, но бросая на паперти,

Не лишай меня, Господи памяти.

(2010г.)

Образ ночи

Ветер плутал в твоих волосах.

Время качнулось вдруг на весах.

Капает воск. Висит огонёк.

Бьётся под ветром. Так одинок.

Свет на руках. И дрогнул огонь.

Где-то под кожей кто-то другой…

Звёзды не спят, и жмутся тесней.

Ночь, как ребёнок, плачет во сне.

(2010г.)

Я читаю хорошую умную книгу,

Выпив чаю с малиновым сладким вареньем,

И внимая в безделии каждому мигу,

Созерцаю за окнами божье творенье.

Там погода, по прежнему осенью дышит,

Дрянь-погода… А, в сущности, что мне за дело…

Всё смешалось. Дождём барабанит по крыше

Барабанщик глухой и отчаянно смелый.

Полуночник промок, но не зная покоя:

«Ти – та – та, ти – та – та», - он поёт неустанно.

Толи смех, толи бег, толи радость с тоскою…

Этот палочек звон лёгкий, хрупкий, хрустальный….

Неумолчная дробь рассыпается густо,

Под фанфары громов в меднозвонных руладах

Различаю мотив незнакомый и грустный,

И как будто бы мне ничего и не надо.

(2010г.)

«История – учительница жизни»

Так древние когда-то изрекли.

Учёные гранит науки сгрызли,

Но мудрости ничуть не обрели.

История уроки преподносит.

Учебники затеряны в веках.

В простом событье всё не так уж просто,

И лишь слепца оставит в дураках.

Как правы были римляне когда-то,

Но жаль, что не услышаны досель.

За нашу глухоту грядет расплата,

Она, порою стоит жизни всей.

(2010г.)

Передел

Переделено Переделкино.

Дали долями делят дилеры.

Соловьиное, перепёлкино

Олигархи делят и киллеры.

Это место уже не мэтрами

Измеряют, а только метрами,

Исключительно лишь квадратными.

Как страничку из книги вырвали

Госиздатовской. На развалинах

Котлованы под замки вырыли!

Кто такие?… Сюда не звали их!…

Просто вымерло Переделкино.

Что же, время ты с нами сделало!

Всё разбито в осколки мелкие,

Перемелено, переделено…

(2010г.)

Не сочетаема любовь с несчастием.

Она останется святым причастием.

Вот так дыхание разъять немыслимо,

Не стать счастливым вдруг – ни дня не выстрадав.

Пою, как гимн – любовь неразделённую!

Среди зимы пою листву зелёную!

Леплю тебя, как бог небесной глиною,

Неразделённая, но неделимая1

(2010г.)

Хочу запомнить каждый день и час

И сохранить исчёрканный дневник:

Пером души написанный рассказ,

Запомнить всё – и шёпот мой, и крик.

Забыть труднее боль свою и страх,

Обиду не прощённую забыть.

Об этом пишет время на висках,

И эти строки белые не скрыть.

Плету судьбу из тонких детских снов,

И чувствую немыслимую связь.

Хочу запомнить будущего зов…

Что не случилось, вспомнится подчас…

(2010г.)

Прорыв

103-й Курсантской посвящается.

Во второй половине ноября 1942 года наскоро сколоченная стрелковая
бригада (ОКСБр) была направлена в район ст. Шапсугской. 9 января бригада
получила боевой приказ: 10 января 1943 г. прорвать оборону немцев в
районе высоты «Скаженная баба» - щель Памятниковая, и с ходу овладеть
станицами Абинской и Крымской, отрезав таким образом немцам выход на
Тамань к переправе…

(Из документов)

Где же эти «вшивые румыны»…

Надо «с ходу»!… Есть приказ комбрига!…

Только горы, и на склонах мины…

Под «Катюшу» и с победным криком!

По дороге, выстланной друзьями,

Сквозь пожары вверх, к «Скаженной бабе»…

По лесам, оврагам безымянным,

Прогремев «Кавказским Сталинградом»!

С тыла танки, впереди завалы,

А за ними вырубки, да скалы…

Злоба есть, и дело лишь за малым;

Победить, хоть дьявольски устали.

Дождь со снегом снег с дождём сменяет,

Ноги вязнут в глине по колено,

Каждый куст здесь, кажется стреляет…

Смерть страшна, но не страшнее плена.

В темноте морозной и тревожной

Ждут атаки мальчики к рассвету…

Залп Рсок подтвердил, что можно,

И взлетела красная ракета!…

Вдруг рванулись взводы на «колючку»

И на мины вновь, забыв о страхе…

Молча шли они, почти беззвучно,

Словно тени, вставшие из праха.

Их убить, казалось невозможно,

Этих необстрелянных парнишек!

Каждый третий болен, обморожен,

А январь морозом крепким дышит,

Не жалея косит, хуже фрицев,

Сотнями берет он дань жестоко.

Но к Тамани надо им пробиться,

Хоть сквозь ад в обмоточках протопав…

Крыльями взмахнула Смерть Сычёвка,

Снег, срывая с лап еловых в лица,

А курсант, совсем ещё мальчонка,

Лишь успев во тьме перекреститься,

Замер вдруг, и в небо не мигая

Засмотрелся… Звёзды тихо плыли…

Падают во тьму; одна, другая…

А глаза как капельки застыли…

Плащ – палатки выгнулись упруго,

Дождь прошёл, по ним ударив градом.

«Слышь, Игнатка, - друг окликнул друга, -

Спишь, бродяга… Нет … Убили, гады!…»

Есть в станице хата на слободке,

Там осталась мать, хозяйство было…

Речка там, по ней с отцом на лодке

Детство беззаботное уплыло.

Конь любимый где-то по дорогам

Ищет казачонка и скучает.

Мама у родимого порога

Третий год рассвет одна встречает…

Даже мёртвым так нужна победа!

Автоматы яростно сжимая,

Здесь они! С живыми рядом где-то!

А за ними Родина живая!

Захлебнулось снова наступленье.

Егеря щетинятся. Из дзотов

Бесконечно лупят пулемёты.

В батальонах менее двух сотен,

И в боях истерзанные роты

Ждут подмоги, ждут огня уж месяц!…

К февралю лишь горы пропустили!…

По станицам, вырвавшись из леса,

По земле разорванной и стылой

С боем брали старые окопы.

Мёртвой хваткой в пяди, в километры!..

Были б целы ноги у пехоты,

Будет поле рожью колоситься,

Будет небо синее над речкой,

Будут дети малые резвиться,

Забираясь вновь к отцу на плечи,

Будут песни сложены, баллады

О героях, кованных из стали.

Будет завтра, но сегодня надо

Победить, во что бы то ни стало!…

(2010г.)

Набат

«Треблинка, Треблинка… Чужая земля…

(А. Городницкий)

Майданек… Освенцим… Треблинка…

Набатом сквозь время гудят.

Попалась мне в руки картинка,

Где в очередь люди стоят…

Как скот их сгоняли в вагоны,

Как мусор сгребали в карьер.

Землёй заглушённые стоны

Всё рвутся пол века сквозь смерть.

А там, на Крещатике древнем

Разбитая скрипка в огне,

И бродят минувшего тени,

Как в жутком болезненном сне.

Майданек… Освенцим… Треблинка…

И скрипка рыдает навзрыд,

Шепча и срываясь до крика,

Вскрывая гноящий нарыв.

Качнется в молитве последней

Пред камерой смерти старик,

Войдёт, и исчезнет бесследно…

Лишь скрипки надорванный крик!

Пусть колокол бьёт Всесожженья!

Пусть в души ударит набат!

Пусть век остановит движенье,

Он в стольких смертях виноват.

Майданек… Освенцим… Треблинка…

И Бабьего Яра набат.

Шипящая воет пластинка,

Бьёт в спину прикладом солдат…

Курчавый мальчишка красивый,

И ласковый как херувим,

Был брошен в холодную зиму,

Лишь ворон кружился над ним…

А бог это видел, и слёзы

Он пролил мальчишке на грудь.

Грядущее брошено оземь…

Кто в силах его нам вернуть?

(2010г.)

Письмо с фронта

Здравствуй, мама! Ты прости, что долго

Не писал. На запад рвёмся мы.

Ждать осталось, мама так немного.

Я вернусь домой в конце весны.

Как сестрёнка?… Что отец… Не пишет?…

Как наш сад? Цветёт уже, поди…

Кто тебе, родная чинит крышу?…

Как прижать хочу тебя к груди…

Не тревожьтесь, мы вернёмся скоро:

И отец, и я – лишь дайте срок.

В конуру загоним эту свору!

Выметем весь мусор за порог!

Там сеструха, верно уж невеста…

Замуж выдавать – то не пора?..

Помнишь Вовку?… Паренёк из местных,

Всё свистел под окнами с утра…

Ты писала, что слаба глазами…

Ты не плачь, пожалуйста, мамуль.

Слышала – по радио сказали:

Победим! Закончим мы войну.

Как зимой, тогда, под Сталинградом!

В логове раздавим навсегда!

Не ходить им по Москве с парадом.

Больше в дом к нам не придёт беда.

Разобьём весною силу вражью.

Снова в бой… Пишу лишь пару строк.

Не скучайте, милые! Однажды

Я войду под вечер на порог.

Извините, почерк не хороший,

Здесь в окопе сырость, дождь и тьма.

До свиданья! С тем Ваш сын – Алёша.

Жив-здоров Ваш младший лейтенант.

(2010г.)

Пилат

(Пьеса в одном действии)

(На терассе своей резиденции в Иерусалиме, в кресле сидит прокуратор
Иудеи Понтий Пилат. Сегодня свершился суд над Иисусом…)

Пилат: Казнят беднягу… В чём его вина…

В наивности и дерзости беспечной.

За что мне эта дикая страна…

Окончен день тоскою бесконечной.

Первосвященник – жирная свинья;

Невинную овцу обрёк на муки,

Но виноватым оказался я…

А впрочем, пусть шумят; умыты руки.

Что там за крики… Мозг они порвут…

Не много ль чести этому «мессие»?…

Не разобрать мне, что они орут,

Ведь сами же распять его просили.

Народец слабый… Я скучаю, Рим!…

Я прокуратор варваров по сути.

Не знает этот сброд, кто нужен им!

Царя узрели в плотнике Исусе…

А Ирод верно вновь мертвецки пьян!

Забыл, конечно, о суде и казни…

Грустить не стоит. Всё прошло. И впрямь,

Ведь в Иудее завтра будет праздник.

Нисан сжигает… А ещё весна…

Ни ветерочка… Жар невыносимый…

Не доводить бы дело до креста…

Хотя сегодня здесь я был бессилен.

Уж вечереет… Так проходит век…

Жена просила пощадить «святого»,

Но я уверен, он лишь человек,

Не «Сын он Божий», много в нём пустого.

Темнеет странно… Ветер вдруг подул…

Есть кто-то в доме?!… Вымерли вы что ли?!…

Куда-то люди снова всё идут…

И крики… крики… суета и стоны…

А может… Кто он, этот иудей?!…

Мне змеи боли мозг живьём съедают.

Да усмирит там кто-то лошадей!…

Какие духи их плетьми стегают!…

(Начинает светлеть, появляется солнце, снова поют птицы и ветер
затихает. Пилат, успокоившись, засыпает. Его будит слуга Гектор.)

Пилат: Что снова, Гектор? Будет ли покой…

Гектор: Пришёл Иосиф из Аримафеи…

Пилат: Он не знаком мне. Кто это такой?…

Гектор: Он тело просит… Тело назорея.

Родня желает совершить обряд,

И умоляет об упокоенье.

Пилат: Пойди ж, и сделай, то, что говорят.

Скажи, что было волеизъявленье…

Ступай же, Гектор! Болен я сегодня.

Не смей тревожить впредь по пустякам.

Уходит время, как в туман по сходням…

Недвижима холодная река…

(Гектор уходит. Пилат снова закрывает глаза, и засыпает).

Сон Понтия Пилата

(Голос из ослепительного света)

Эллой! Эллой! Ламма, савахвани!

О, Боже! Боже! Ты зачем оставил?!…

Ты успокой, сокрой и сохрани!

Мне больно, Боже! Тело так устало!

Испил я чашу эту до конца…

На всё вовеки, Отче Твоя Воля!

Так жгут шипы тернового венца…

Терзают душу раны острой болью.

Освободи, и в Вечность отпусти!

Отец, ты видишь – тьма скрывает души!

Прости невинных, Господи! Прости…

Настало время старый Храм разрушить.

Я вижу свет… Дорога вся в огне…

Как больно снова!… Дай мне силы, Отче!

Огонь… Огонь… Огонь горит во мне!…

Как долго длится день темнее ночи…

(Сон Понтия Пилата Снова прерывает вошедший Гектор. Он не решается его
будить, но тот словно почувствовал чьё-то присутствие и проснулся…)

Пилат: Как долго спал я?… Гектор… Я устал…

Гектор: Пришло известье из пренеприятных.

Иуда найден, выдавший Христа…

Пилат: Христа… Конечно… Говори же внятно…

Гектор: Он удавился… Ныне по утру

Был обнаружен в Гефсиманской роще…

Пилат: Ну, что же, Гектор, ты принёс мне труп?…

Всё очень сложно… Ведь могло быть проще!…

Мне сон приснился, странный вещий сон.

В нём некий голос всё твердил о боли,

И словно в раны кто-то сыпал соль,

Не тронув тело, но лишая воли…

Налей вина мне, разведи водой…

Холодной, Гектор. Там возьми, в подвале…

(Гектор снова уходит).

Пилат: С рассвета пахнет в воздухе бедой,

И день меня порадует едва ли.

Об истине он что-то говорил,

Вчерашний иудей из Назарета.

Когда Иегова этот мир творил,

Поспешно наложил на всё запреты…

Суть истина – не дерево в саду,

И мы плоды вкушая наслажденья,

Гореть готовы в пламенном аду,

Но только с обещаньем возрожденья…

(Гектор приносит вино и фрукты, и, повинуясь знаку хозяина, удаляется)

Пилат: Всё в мире нашем только суета…

И чувства, и желанья преходящи.

Останется лишь с надписью плита…

Она то вот и будет настоящей.

И только там Начало и Конец,

Как Альфа и Омега – неделимы.

Но душу так терновый жжёт венец,

Она больна, но видит бог – невинна…

Пути не видя, мы идём во тьме,

Извечно натыкаясь на вопросы.

Бредём, не зная о последнем дне.

Как листья нас срывает ветром в осень.

Зима найдёт, забвением укрыв,

И по местам однажды всё расставит.

Кого-то вновь бездонный ждёт обрыв,

А кто-то крылья дерзкие расправит…

И небеса в объятия свои

Смиренно примут нового Икара.

На плечи всю Вселенную взвалив,

Он станет лишь рабом послушным Дара.

Что Цезарь для младенца… Только звук.

Для Вечности что наша жизнь – крупица,

Скользнувшая во тьму сквозь пальцы рук…

Уходим мы, чтоб в ком-нибудь продлиться.

Я знаю – всё пройдёт. И Рим умрёт,

Рассыпится колосс в песок однажды.

Порою ум наш холоден как лёд,

А лик души тоской обезображен.

К чему любить людей… Они как дым

Истлевшего костра… Кусочки плоти,

Оставив на песке свои следы,

Уйдут в небытие в глаза напротив.

Милее кони мне, и только в них

Для сердца нахожу отдохновенье

От суеты мирской, страстей людских,

В глазах больших читая откровенья.

Как день на день похож из года в год…

В претории грядет большая смута.

Когда с цепей сорвётся этот сброд,

Тугой клубок вовеки не распутать.

Эпохи прах уносим на стопах,

Но небо лишь над нами неизменно.

Храним мы имя бога на устах,

Которому не вырваться из плена.

На завтра всё забудут навсегда…

«Мессия» вновь родится, так некстати!

Казнят беднягу… Вот в чём вся беда.

Нам остаётся новых ждать восстаний.

Дела не ждут… Однако, мне пора,

Политика не терпит сентиментов,

Но я люблю с судьбою поиграть,

И вот опять подброшена монета…

(Уходит)

Конец.

(2010г.)

Ирий Рай

Правда ли, кривда ли,

Было ли, не было…

Ветер всё видывал,

Веды поведали.

Верстами длинными,

Где-то там за морем

Дерево дивное

Есть в Березании.

В небо кореньями,

Кронами в землюшку

По повелению.

Веришь, не веришь ли…

Правда ли, кривда ли,

Было ли, не было…

Травень на выданье,

Смотрится в небо он.

Здесь же Купальница,

Доля с Недолею

Ночью над пяльцами,

Ночью бессонною

Тихо судьбинушку

Чью-то повышыли,

Встретив Ярилушку

Светлого Вышнего.

Тёплой мелодией

Реки молочные

Из Беловодия

Всё напророчили.

Правда ли, кривда ли,

Было ли, не было…

Птицей невиданной,

Сладкою небылью,

Дымом забвения,

Тёмная странница,

С благостным пением

Сирин спускается…

Крылья раскинула

Сладкоголосая,

Небо пустынное

Скрыла над островом.

Крылья, как радуги

В зареве утреннем,

Снами над травами,

С песней попутною.

Правда ли, кривда ли,

Было ли, не было…

Город невидимый;

Где он – не ведомо.

Только всё баится:

Рай белорозовый

Где-то скрывается

Облаком в озере,

В сказе Бояновом,

В рунах начертанных,

Травами пряными

В поле нашепченный.

(2010г.)

Золотые руны

Руна Даждьбог

Всадником грозным на белых конях

Сварога сын в колеснице

По небу мчится в рассветных огнях,

Солнце сияет в деснице.

С верхнего мира до нижних миров

Кони крылатые рвутся,

С тёмной Марены срывая покров,

Грозно копытами бьются.

В огненных гривах Сварожича свет

Жарко пылает, резвится…

Нет им покоя, и удержу нет,

Век бесконечно их длится.

Руна Чернобог

Ночью ходит по дорогам Чернобог,

Молчаливо собирает он оброк.

В черном рубище, с клюкой, да бубенцом

Из Тумана. То ли явь он, то ли сон…

Звёзды белые развесил в небесах,

По чащобам разбросал он голоса.

Ведунов, да колдунов в лесу не счесть…

С вороньём разносят в мир дурную весть.

Зазывает гулемага Чернобог,

И трубит он громогласно в чёрный рог.

В подугорье под уклон течёт тропа…

Там, за яром ночью витязь заплутал…

Руна Радуга

Зазвенели гусли над полями,

Это тронул струны Светлый Хорс.

Поднебесье дышит цветом пьяным

Ландышей, фиалок, тубероз…

По дороге яркой самоцветной

Громовница в Море-Океан

Ходит набирать водицы светлой,

С коромыслом в дали тёплых стран.

Чтоб дождями в полюшко пролиться,

И льняные выбелить холсты,

Чтобы утром звонче пели птицы,

О приходе лета возвестив.

День Ярилы скоро заиграет,

Облака разгонит Алконост,

Белым Волком небо запылает,

Освещая семицветный мост.

Руна Перун

Налетела туча рыжая,

То Перун Сварожич огненный

А к нему из мира нижнего

Силы рвутся непокорные.

Чтоб похитить Солнце Красное,

И небесный скот бесчисленный,

Тёмный Ящер небо ясное

Застил крыльями нечистыми.

Бездны дым с огнём Перуновым-

Всё смешалось в битве яростной.

Нежить, слуги света лунного,

И огонь небесный Ареса.

Век от века громы грозные

Над землёю рассыпаются,

Только снова травы росные

С Зареницей просыпаются.

Руна Белбог Род

Между Явью и Правью,

И в яйце золотом

До поры заключён был

Род в пространстве пустом.

Духом животворящим

Между злом и добром,

Скорлупу разбивая,

Сквозь пронзительный гром

Пролетел во Вселенной,

Порождая миры

И богов светозарных

Миру он подарил.

Дети Велес и Сварог,

Будто Бездна и Свет

На земле поселились

До скончания лет.

За Сарачинским полем

Ирий Солнечный дом,

Ра Река разделяет

Явь и Правь, дом и дол.

Руна Леля

Леля – Перуна сестра,

Лады дитя Рожаницы,

С нею приходит весна,

Чтобы ручьями пролиться.

С нею приходит любовь,

Боли уходят и Лихо.

С вестью стучится благой

Добрая Матерь – Родиха.

Стала однажды она

Тёмного Волха супругой,

В землю, до самого дна

Вместе сошли, круг за кругом…

Соколом, волком, орлом,

Туром, да змеем подводным,

С думой он жил об одном;

Мир покорить и народы.

Индрика – Змея убив,

Править стал царством подземным.

Леля ж, как голубь любви

Над перуникой весенней,

Суженым в радость кружит

Вместе с Дидилией нежной.

С ними и мир этот жив

В Сечень студёный и снежный.

Руна Алатырь

Как на острове Буяне,

За Рипейскими горами,

На зелёной на поляне

Камень с неба с письменами.

Алатырь – горючий камень,

В нём Сварога наставленья,

Сохранённые веками

В бесконечных поколеньях.

Он стоит у входа в Пекло,

У Смородины у речки.

Дышит он огнём и пеплом,

Нет там времени, лишь Вечность.

В Беловодии студёном

Тайно место есть от века,

Жарким солнцем озарённый

Город, отражённый в реках.

Облака дорогу знают,

Птицы, что летят на север

Из сиреневого мая,

В шумной кутерьме весенней.

(2010г.)

Три брата

(Скифская легенда)

Давно это было… Тогда по бескрайним степям

Лишь кони, да дикие звери гуляли.

Лишь боги хозяева были на этой земле.

Жил в этих местах Водяной Борисфен,

И красавицу дочь имел он, берёг и лелеял.

По берегу речки гуляла однажды краса, и случайно

Попалась она на глаза косматому богу Папаю…

Решил он жениться. Сошлись. Быстро свадьбу сыграли.

Все боги на этом пиру побывали.

И первенец вскоре родился у них – Таргитай.

И первым он был средь людей на земле, что у Скифского моря.

Три сына его: Липоксай, Арпоксай, Колонсай

Охотились как-то в привольной степи бесконечной,

Да грянули громы, разверзлись на миг небеса

Над пустынной землёй плодородной,

Запели ветра, ковыли потревожив степные,

Тиарой златою сверкнуло вдруг что-то вдали.

Вот спешился старший с коня Липоксай. Подошёл и увидел –

Лежат на земле; плуг, чаша, ярмо и секира.

Огнём золотым всё горело, его, ослепив, обжигало…

И брат отошёл, опасаясь. И средний пошёл – Арпоксай,

Но вернулся ни с чем. Только лишь Колонсаю,

Как младшему брату достались дары от Богов.

И братья колени пред ним свои преклонили,

Назвали Избранником Бога, Царём наречён был навеки.

Был мудрым и славным царём Колонсай:

Средь братьев своих поделил он отцовские земли.

Над первым наделом он властвовал сам

От Ра – Величайшей Реки и до самого Тихого Истра.

И род от него потечёт Паралаты.

Часть вторую, как старшему брату,

Вручил он навек Липоксаю – начальнику рода Авхатов.

Стал брат Арпоксай предводителем рода Траспиев, вступив на престол.

С тех самых времён плуг, чаша, ярмо и секира,

Как солнце и воздух степной, без которых, и жизнь невозможна,

Всегда у людей под рукой. Так завещали им Боги.

(2010г.)

Пролог

(Из поэмы «Начало»)

Былинный ветер пил Перунов край,

И горьких трав полыни терпкий запах.

Сплетались воедино ад и рай

На полустёршихся тысячелетних знаках.

Седые боги в лунном молоке

Предутренней истомы утопали,

Венков девичьих хоровод в реке

Теченьем увлекался вдаль к Валдаю.

Весёлый шум стихал средь чащ лесных,

На травы смятые роса упала,

Средь папоротников густых

Стыдливо прятался цветок – Купала.

Как яркий сон, сгорев огнём костра,

Золой рассыпалась ночная сказка,

И лишь хохочет где-то до утра

Ночная птица сквозь туман неласково.

Рождался день в высокой тишине,

И слушал лес его дыханье нежное,

Он, растворяясь в розовом вине,

Покорно сбросил мрачные одежды.

СКАЗЫ ПТИЦЫ ГАМАЮН

Буря Яга Усоньша Виевна и Тарх – богатырь

За топкими болотами змеиными, за буреломами замшелыми, по горам, по
ручьям, по рекам да озёрам, за Морем Хвалынским… И близко и далёко, и
вправо, и влево, и вверх, и вниз… Всё одно, дорожка приведёт… В чаще
дубовой стоит домишко – себе на умишке. Воля его – показаться путнику
заплуталому или нет. Живёт в той избушке Буря Яга Усоньша Виевна.
Нежданных гостей отвадит, а желанных заманит. И не воротиться больше
страннику домой. Много соблазнов у Усоньши Виевны, а нечисти так и не
счесть. Один-то супруг её чего стоит – Вий, а уж сынок – Кощеюшка попил
народной кровушки. Были времена, сильна была крепко Усоньша Виевна.

Сговорились они однажды с Велесом, да и победили Даждьбога. Приковали
его к дубу могучему, так он тысячу лет, да ещё дюжину простоял… Тёмные
то были времена. Уж если бы не Сварог и Лада – родители его Светоносные,
не видать бы людям света белого. Освободили они его.

Вот нежданно-негаданно, а может и по повелению Бури Яги, явился к ней
Тарх – богатырь. Вышел он из чащи на поляну широкую, Перуникой сплошь
поросшую, а дальше ноги не несут! Будто не пускает кто!… Понял Тарх –
богатырь в чём тут дело и просит:

-Покажись мне, избушка. Ну-ка, оборотни - подружки дайте дорогу к
хозяйскому порогу…

Повернулся он спиной к поляне и сделал три шага назад… Тут-то всё ему и
открылось! Дохнула поляна духом лесным: еле устоял богатырь, а избушка
показалась, а вкруг неё!… Воинство Яги гадкое; водяницы да нежить
всякая, змеи, ящеры… Шипят все, зубами щёлкают, а русалки песни поют
сладостные, да заманивают…

Расступились они вдруг, и вышла, словно из воздуха душного Сама –
Усоньша Виевна и спрашивает:

-Зачем, Тарх пришёл? Уж я и позабыла о тебе с тех пор, как помял ты
моего сыночка Кощеюшку… Нет тебе покою! Не сидится тебе дома, богатырь!
Только не к добру нынче наша встреча, хоть и знала я, что найдёшь меня…
Не пожалел бы только. Убирайся ты по добру по здорову…

-Полно грозиться, Усоньша Виевна!- Отвечал Тарх. – Погоди бурю то
раздувать. Просьба у меня к тебе, тебя же немало касаема…

-Так ты спасать меня пришёл?!… - Рассмеялась старуха, а с ней и всё её
поганое воинство. – Никак совсем ты, Тарх Тархович ум по дороге потерял.
Так я его отыщу! Есть у меня одно средство путеводное…

-Вот за ним то я к тебе и пришёл, - продолжал богатырь. – Потому как
надо мне пробраться в тёмное царство. Там Горыня, горный великан забрал
к себе, да и держит в неволе мою невесту Зареницу. Слыхал я, что можешь
ты дорогу туда показать…

-Могу то я, могу, - усмехнулась хитро Яга. – А вот захочу ли!… Какой мне
прок от этого? Уж не мне ли ты кровушки попортил, да родне моей!…

-Ты на меня, старуха зла не держи. Служба у меня такая, – Сказал Тарх.,
- а какой тебе прок – слушай… Златогорка, дочь твоя, сестра Святогорова,
а ныне жена Дажьбога там же у Индрика – Зверя в подземном царстве. Они
со своей супругой Змеёй Пераскеей да Кривдой поганой хотят, чтоб не
родился у Златогорки Коляда. И придёт тогда конец времён. Не будет ни
зимы, ни весны, ни лета, ни осени…

Вздрогнуло всё кругом. Нахмурилась Яга, а в глазах чёрных холод ледяной…

-Давно не видела я своё дитятко, - прошептала она злобно, - чуяла ведь,
что не ладно что-то с ней… Ладно. Помогу я тебе, богатырь выручить твою
Зареницу, только и ты мне помочь должен… Спаси хоть Коляду от Горыньей
своры. Награжу я тебя, и век благодарить буду. Укажу я тебе дорогу в
Тёмное Царство… Вот тебе листочек травки Перуники, сорванной при Новой
луне. Куда листочек полетит, туда и ты спеши, да не поспешай; он сам
дорогу знает. Как прибудешь, придётся тебе сразиться с Горыней, а уж
потом отыщи ты Усеня; сынок это моей Златогорки. Он то Коляду и выручит.
А для тебя есть у меня Меч-Кладенец. С ним тебе сподручнее будет Индрика
победить…

Так и порешили на этом с Ягой. Взял Тарх у неё Меч-Кладенец, на
лепесток дохнул, как она его научила, тот и полетел, а богатырь за ним
пошёл, моля Долю – добрую богиню, что ткёт счастливую судьбу, чтобы она
не бросала его в пути.

Не близкой оказалась дорога: шёл он через горы, кои упирались прямо в
небо лазурное. Там снега лежат в самый жаркий год, а по лесам встречал
он Дедов лесных, что тайны хранят, от богов полученные, да не всем о них
ведают… Провели они его к птице могучей по имени Могол, кторая некогда
отнесла сурицу – напиток волшебный медовый из трав утренних, хмеля да
молока с горы Березань, чтобы оживить Перуна, она же освободила из
подземного царства бога Велеса.

Поклонился ей до земли Тарх, испросил совета, что делать дальше, так как
он был уже у самой горы, где вход в Царство Пекельное охранял Чёрный
Всадник. Зябью морозной и нежитью веяло от него. И был он не из плоти и
крови, а из огня и дыма пекельного. Не одолеть его ни мечом, ни секирой,
а лишь водою живою, чистой и кристальной.

Так сказала птица Могол, и источник тайный указала, где течёт от Начала
Времён живая и мёртвая вода. Пошёл Тарх к скале заветной, а листочек то
Перуники впереди него летит, да подрагивает, будто жилочка гусельная
натянутая туго, поёт…

Недолго он шёл, и вскоре явилась пред ним серая стена гранитная с двумя
источниками; Один чистый и прозрачный – с живою водой, а второй чёрный и
дымный – с мёртвой. Набрав из обеих источников воду в сосуды, которые
дали ему Деды, он прежде жертву принёс богам. Плеснул направо живой
водой – Матери Земле поклонился, во имя жизни, мёртвой же водой плеснул
налево – богине смерти Марморе. И пришла пора сразиться с Чёрным
Всадником… Волнуется под Всадником конь огненный, жарко дышит, из под
копыт не искры, а угли алые разлетаются…

Встретились они у входа лицом к лицу. Ближе и юлиже Тарх подходил к
нему, щитом прикрываясь и держа наготове сосуд с водою живою. Ночь они
бились, и только с первыми лучами Ярилы удалось Тарху поразить Всадника
брызгами живой воды. Куда капли попали, туда и свет Ярилин проник. Взвыл
от боли раненный хранитель, задрожала земля, и осыпался он серым пеплом
у ног богатыря.

-Вот тебе, нечисть святой дождик! – Рассмеялся Тарх. – Примусь теперь за
Горыню!… Выручай, Меч – Кладенец! На благое дело ты дан мне!

Почуял, видно, Горыня дух человеческий - насторожился,
волнуется…Обратился он в зверя Индрика – Змея трёхголового, задышал
огнём, взмахнул крылами погаными, прогремел голосом подземельным:

-Выходи же, Тарх! Давно мне хотелось поразмяться! Не видать тебе твоей
Зареницы, и не родится Коляда вовеки! Наступит скоро моё время!…

Услышал его Тарх, вынул из ножен Меч-Кладенец, и загорелся меч пламенем
голубым. Отвечал Тарх Горыне:

-Не торопись, чудище! Покажись! Попробуй меча богатырского!

Вышел Горыня – Змей из логова, жаром пышет, ножищами топочет, да так,
что земля дрожит. Поднял Тарх свой меч и приказал ему:

-Лети, меч на вражьи головы! Руби их силой Земли Матери и Небесной. Лети
с ветром Стрибоговым, жги жаром Хорсовым… Помоги мне, Яр – Хмель! Дай
мне силушки молодецкой, чтобы одолеть Ящера проклятого!…

Выпустил он из рук меч, и полетел тот рубить головы Ящеровы… Рубит он,
рубит… А новые всё вырастают… Не видать Усыни – Великана, не спешит он
на помощь, хоть и слышал, что неладное что-то в Царстве пекельном. Не
спасти, видно, Златогорку… Силён Горыня – Змей: мечет крылами стрелы
стальные, а из пасти его, реки огненные проливаются…

Тарх только успевает щитом прикрываться, а меч всё рубит и рубит… Каждую
голову надобно дюжину раз порубить. Уж одна осталась, а Усыни то всё
нет!… Ещё бы пяток раз рубануть!… И ещё пару… И вот он – последний!… Да
только уворачивается морда хрипящая! А тут и Усыня подоспел. Издалека
его слыхать! Шаги его трёхаршинные эхом по пещере раздаются. Не даётся
мечу третья голова… Перехватил Усыня меч в воздухе и ударил последний
раз!… Полетела голова, и завалился Горыня замертво.

Ну, вот, Тарх, - вздохнул Усыня, и отдал ему меч, - теперь очередь за
Пераскеюшкой. Ну, эту змею я сам раздавлю, а ты освобождай из полона
невесту свою Зареницу… Пойдёшь прямо через этот мосток. Да смотри же,
берегись! Ветхий он больно, ведь уже тыщу лет по нему ни один смертный
не хаживал… Там за ним увидишь хоромы хрустальные, а в них найдёшь свою
суженую. Должен ты целованием её отогреть, освободить от чар. А я пойду
уж Мать мою с братцем Колядой вызволять.

Тут они и разошлись. Сделал всё Тарх, как Усыня велел, и освободил Зарю
Зареницу. А вот Усыня – Великан не поспел вовремя… Родила Златогорка
Коляду, да и отдала сыну, только сама скончалась. Похоронил он её на
самой высокой горе на земле, а братца своего Коляду посадил в туго
плетённую корзину, да и пустил по небесной Ра – Реке к людям…

Четыре раза прибивало его к берегам, и там, где это случалось, сменялись
времена года, а в каждом месте гостил Коляда по три месяца. Так и
повелось из года в год… А Заря Зареница каждое утро и вечер встречает и
провожает. Тарх же получил в награду от Бури Усониши Виевны силушку
великую, чтоб мог он защитить Мать Землю от погибели. И было так, и
будет вовеки, и до скончания Времен.

Пастух Вагуда и гудочек его чудесный

Жил бедный пастух Вагуда у самых гор Рипейских, где боги обитали, и
изредка на землю к подножию спускались. Пас там Вагуда коров да овец из
стада бога Велеса, да и горя не знал. Вот шёл он однажды по пыльной
дороге и песню весёлую напевал, и встретились ему на обочине два
бездельника. А были это – Квасур и Китоврас; боги виноделия и веселья.
Не знал этого Вагуда, и прошёл бы мимо, но окликнул его весёлый
Китоврас:

-Эй, пастух Вагуда! Посиди с нами! Отдохни!…

-Выпей вина, Вагуда! – поддержал Квасур

-Недосуг мне, братья, - отвечал Вагуда, - надобно стадо пасти.
Прогневается Велес, вот будет тогда веселье…

-А ты думаешь, мы кто? – Спросил Квасур. – Я, вот, например бог вина
Квасур! Вот у меня в бурдюке вино, которое сделано на вершине гор
Рипейских.

-А я Китоврас, - сказал второй. – Я бог веселья.

-А как есть – скоморохи загулявшие, - отвечал удивлённый пастух.

Рассмеялись Квасур и Китоврас. Еле успокоились, катаясь по земле…

-Развеселил ты нас, пастух, - сказал, наконец Квасур, и тут же умолк, а
потом пуще прежнего расхохотался, уж совсем захмелевший.

Глядит на него брат Китоврас, , да и сам ничего не понимает.

-Что это вас так развеселило! – Спросил Вагуда.

-Оглянись, пастух Вагуда! – Воскликнул Квасур смеясь. – Стадо то твоё
ушло!!…

Тут и Китоврас всё понял, и тоже до слёз рассмеялся. Вот только Вагуде
совсем не до веселья стало. Помрачнел он, сел на землю, голову руками
обхватил…

-Погубит меня Велес, - простонал он, - а прежде засечёт меня до
полусмерти хозяин мой – князь Собака…

-Не горюй, пастух, - сказал, успокоившись Квасур. – Собака лает, а стадо
идет… Понравился ты нам, человек! Поможем ему, Китоврас?…

-А чего ж не помочь… , - ответил тот, - Ну-ка, брат, где наша дудочка?…

-Она всегда при мне, - ответил брат, и словно из воздуха явилась у него
в руке дудочка серебряная.

-Не простая это дудочка, - продолжал он, - а чудесная! Заиграешь на ней,
и исполнится твоё желание, будут слушаться все звери лесные и скот
домашний, а услышит её человек, так у него ноги сами в пляс пойдут…

-Только пользоваться ею надо в самых крайних случаях, - продолжил
Китоврас, - а иначе пропадёт её сила. Бери-ка её, да возвращай стадо…
Кажется, это сейчас твоё самое заветное желание…

С малых лет Вагуда умел играть на дудочке. Вот и теперь, произнеся своё
желание: «Небесная крова Земун, верни стадо Велесово…», он заиграл
весёлую мелодию, под которую даже Квасур с Китоврасом затанцевали.
Вскоре пришло всё стадо до последней коровы и телёнка.

-Спасибо, братья! – Поблагодарил с поклоном богов Вагуда.- Выручили вы
меня!

-Не забывай про нас, - сказал Квасур.

-Позови нас в гудочек серебряный, - продолжал Китоврас, - мы и явимся!
Повеселимся на славу!

-Да и медку хлебнём! – Дополнил Квасур. – Только береги гудочек, да не
пользуйся без нужды!

Тут и исчезли боги, словно и не было их. Повёл Вагуда стадо в селение,
так как стало вечереть. Развёл скот по домам, да и сам домой пришёл.
Жили они с матерью небогато, а в иные дни и хлеба на столе не было.
Трудно стало жить с новым князем Собакой. Брал он дань со своего народа
жестоко, и часто до последнего зёрнышка…Вошёл Вагуда в хижину,
поздоровался:

-Здравствуй, матушка! Есть ли поужинать у нас чего-нибудь? Уж больно я
проголодался за день…

-Нет, сынок. – Ответила мать грустно. – Приходили слуги князевы, да
вымели всё до последнего ржаного зёрнышка. Уж и не знаю, что делать…
Видно погибель наша пришла. Забыли про нас боги, а им ведь даже крошки
хлеба в жертву нет…

Призадумался Вагуда, а затем вдруг улыбнулся и сказал весело:

-Не забыли про нас боги, матушка! Постели-ка на стол скатерть
праздничную! Давненько мы её с тобой не доставали! И не спрашивай ни о
чём… Поверь мне, сегодня у нас счастливый день!

Мать безропотно постелила новую скатерть, а Вагуда достал дудочку и
произнёс желание: «Да будет дом наш, как полная чаша, а семья сыта и
счастлива…», и извлёк из дудочки короткую и красивую мелодию… В
мгновение ока старенький ветхий столик чуть было не сломался под грузом
яств невиданных!

-О, боги! – Всплеснула руками мать. – Что это? Видно от голода я разум
потеряла!!… Или чудится мне это всё!… Чур меня!!…

-Так будет всегда, матушка. – Радостно ответил Вагуда. – Это боги
подарили мне этот чудесный гудочек. Завтра же я пройду по нашему
селению, и в каждой хижине будет такой стол!

-Ой, накличешь ты беду, сынок, - со слезами на глазах сказала мать. – Не
могут быть все сыты и счастливы! Кому - то это очень будет не по нраву!

-Завтра будет новый день, - обнял он матушку, - а сегодня нас ждёт этот
сытный ужин…

Они поели и легли спать, и никогда ещё не спали так крепко и спокойно. С
утра на завтрак у них были лепёшки с молоком… После Вагуда решил
исполнить своё обещание, и выйдя из дому, прошёл по селению, играя на
дудочке, прежде сказав: «Хочу, чтобы в каждом доме, всякое утро, день и
вечер были еда и питьё вдоволь…».

Народ танцевал и гурьбой ходил за пастухом Вагудой, он устроил в честь
него большой праздник. Весь день не смолкала музыка и радостные голоса,
а стадо по желанию Вагуды паслось само… Сами же коровы и пришли домой.
Прослышал о празднике князь Собака, и решил разузнать подробнее, в чём
там дело. Он послал своих слуг в селение, и те вернулись с вестями. Они
рассказали князю, что в селении всё не так как прежде… Народ с
удовольствием отдаёт им всё, что они потребуют и совсем не робщут. А
достатка у них не убывает, а совсем наоборот…

-Что-то удивительное происходит там, - сказал князь, выслушав их. – Я
сам всё узнаю…

На следующий день в селении появился грязный, в оборванном рубище нищий,
просящий подаяния… Люди привели его тут же к Вагуде. Пастух накормил
его, дал ему одежду с помощью чудесной дудочки, и на прощание нищий
получил ещё и целую котомку еды. Не знал Вагуда, что под рубищем
скрывался сам князь Собака, который, вернувшись во дворец, послал за ним
стражников. В миг отобрали они у пастуха гудочек чудесный, а самого его
заковали в цепи и привели к князю.

-Ну, здравствуй, пастушок! – Обратился к нему князь ласково. – Что же
это ты утаил от меня такое диво!… Придётся казнить тебя, потому как не
нужен ты мне боле… Дудочка у меня твоя, а тебя, Вагуда…Так и быть –
подержу в темнице, а уж потом казню.

-Зачем же меня сюда привели? - удивился Вагуда..

-А должен я быть спокоен, - ответил князь, - что всё пойдёт так, как я
захочу! В темницу его!…

Сидит пастух Вагуда в тёмном подвале, в цепи закованный и думает:

-Выбраться отсюда самому никак нельзя, а вызволять некому… Силой князя
не возьмёшь, да и нет у меня такой силы… Лишь хитростью можно его
победить…

Думал, думал Вагуда, и, наконец придумал… А тут и случай подвернулся;
князь Собака зачем-то снова зовёт…

-Вот и снова понадобился ты мне, пастух, - встретив его на троне, сказал
князь.- Всё я сделал, как и ты в селенье, да только не выходит у меня
ничего! Открой мне секрет, Вагуда! Оставлю тебе жизнь, а хочешь, ещё и
золота дам, а не откроешь… Пеняй на себя! Не носить тебе головы!

-Правда твоя, князь, - сказал пастух, - есть тут один секрет, но нужны
мне помощники мои. Надо бы мне их вызвать. Дай мне, князь дудочку…

Неохотно отдал князь Собака пленнику дудочку, а на всякий случай
стражников побольше позвал. Взял Вагуда гудочек серебряный, да прошептал
прежде, и так тихо, чтобы не услышал никто: «Явитесь ко мне, Квасур и
Китоврас! Выручайте меня, братцы!»

С первыми звуками музыки рядом с Вагудой появились из воздуха два
весёлых бога.

-Приветствую тебя, пастух Вагуда! – воскликнул Китоврас.

-Не забыл ты про нас, - продолжил Квасур, - да только вижу, не в добрый
день ты позвал своих друзей!…

-Здравствуйте, Квасур и Китоврас! – Радостно поприветствовал он друзей.
– Полонил меня князь Собака, надел цепи тяжёлые и гудочек хотел
отобрать. Использовал я силу чудесную на благое дело, на дело мирное!…

В бешенстве встал с трона, очнувшись князь Собака и закричал:

-Схватить этих шутов! Казнить Вагуду!…

-Это мы-то «шуты!…». – повернувшись к нему сказал Китоврас. – Кажется,
нас здесь не очень то жалуют, Квасур.

Согласился брат и обратился к пастуху, освободив его от оков:

-Ну-ка, дружок, сыграй песню! Да повеселей!…

Ой, что тут началось! Стражники мечи и алебарды побросали, и в пляс
пустились. Сам князь Собака такие коленца выделывал, что весёлые боги от
смеха по земле катались. Уж час прошёл, и второй, и третий… , а музыка
всё льётся… Уж и стража вся лежит на земле бездыханная, а князь всё
пляшет, руками машет и только губами шевелит – сказать чего-то хочет…
Скоро набок завалился и еле дышит…

-Ну, довольно! – Махнул рукой Китоврас. – Пора нам послушать, что
пролает нам эта собака!

-Слушаем тебя, князь Бреховатый, - подойдя к нему, сказал Квасур. –
Довольно мы повеселились, Вагуда.

Музыка затихла, а князь, отдышавшись, заговорил:

-Помилуйте старика… Нет боле мочи… Отпущу я Вагуду и не трону больше
народ… Не стану брать дань жестокую…

-Вот так-то лучше будет, - улыбнулись Китоврас с Квасуром. – Ну прощай,
пастух Вагуда! Позови нас, коли понадобимся, и гудочек чудесный у себя
оставь, да береги его. А мы за князем с высоких гор присматривать
станем…

-Спасибо Вам, братья, - поклонился им Вагуда. Тут они и исчезли, как
появились.

С тех пор счастье поселилось в селениях князя Собаки, по прозвищу
Бреховатый, который исполнил своё обещание, да только прожил он недолго,
а вместо него стал княжить мудрый и молодой. А Вагуда прожил длинную
жизнь, и гудочек чудесный, серебряный сохранил, и внукам передал. На том
и сказу конец.