кирпичики мироздания

для удобства соберем матерьяльчик в кучку, 
и пусть будет малость неудобовразумительно, 
но всеж, расположив хаотически так, что ни 
на что не опираемси, подвесим в пространстве 
безвременья, оглядывая с подозрением. смущают 
некоторые повторения и глупости, но мерзкая
наносущность вытворяет чо хочит – это она виновата

скандал

"Порочная натура объяснений не жаждет"

трудно жизнь перенести в слова и предложения,
неточно получается и, совсем, как бы и не том пишется, потому что 
литературная жизнь направлена на внутреннее "я" челика, на вхождение и 
обустройство в его внутреннем мире. вот, и в древних книжках написано и описано все
про него и про его окружение. поэтому, не ленись, читай и узнавай его и себя, если тебе 
это все еще в кайф, конечно, и если твое любопытство не ограничилось лишь той
малой толикой твоего ближнего микрокосмоса.  
понатаскивал себе слов-кирпичиков, позамешивал раствор соединительный, 
мыслеформенный, на фундаменте из камня прочного принялся челик возводить 
смотровую башенку. привнесено в то строительство было и сожаление о неиспользованных возможностях, и желание исправить все задним числом, и непринятие ситуации, и обиды по пустякам. а также  нежелание соглашаться с очевидным, неумение смириться и тупое 
настаивание на своем. неуверенный, боящийся даже предположений, опасающийся 
подвохов и трепещущий при одной мысли,  что надо что-то делать, растерянный и жалкий, 
челик вызывал к себе лишь презренное сочувствие. ну и пусть, здравомыслие не спорит 
никогда, зачем спорить, когда знаешь, что никакая истина не рождается в спорах,  
однако, противоречие придерживалось чуть иного мнения

«натура сказала:"мое будет",
совесть шептала:" откажись",
натура сказала:"хочу, хочу",
смысл догадался:"ну и дура"»

в противостоянии апломба и глупости, раззадорившись в гневе неправедном,
оскандалившись, в крике выплеснув, рукоприложил дебил непослушного супротивника.
поискать виноватого, ну и чем же не славное занятьице, когда в оре и натуге 
распалив себя, раскалив до каления белого, с больной головы валим на здоровую, 
ненавидя всех и вся при том, при этом, ни о чем не думая и ни про что не сожалея. конечно, чистая правда, подобный алгоритм поведения челика  требовал исправления в сторону более деликатного, тонкого и нежного приспособления к окружению враждебной действительности. да и те воспоминания о прожитой жизни, казалось бы, ждали все еще своего часа, толпясь гурьбой, и, как малые дети, выглядывали из-за дверей коридорных 
с жадным любопытством, как бы стесняясь быть первыми. ну и пусть, что спустя всего 
каких-то четыре часа, предыдущее забывалось, и вновь выползали строптивость и 
желание показать крепкие молодые зубы, сделать все по-своему и не прислушиваться 
более к здравому смыслу, несмотря на все предупреждения о недопустимости подобного безобразия выходок. конечно, проще всего, рассуждать о том, что было тридцать лет 
назад, но, увы, гораздо сложнее, думать о том времени, в котором едва-то и 
барахтаешься и совсем по чуть-чуть телепаешься. так вот и жил челик, писал 
там всякое-разное, а умрет  челик — и не будет писать он там всякого-разного, 
другие будут писать всякое-разное, потому как неистребима  эта могучая 
страсть к написанию всякого-разного и безобразного.

челики

можно просидеть целый час перед монитором, но так и не найти тему для 
разговора, все из-за отсутствия акцентов и приоритетов в видениях мелькающих 
и сменяющих друг друга обрывках размышлений. реал постоянно вытаскивает за 
шкирку и не дает погрузиться в сладкую истому виртуала – постоянно находятся 
какие-то причины: то приходят  какие-то люди, то возникают какие-то проблемы.

челики жили на помойке, имевшей широко распространенное название "инет".
и было их там много и очень много. впрочем никто и никогда их не переписывал 
и не пересчитывал — жили и жили себе, находили себе дело, находили пропитание, 
от скуки, какое-никакое развлечение, в общем, кто чем мог, тот тем и промышлял, 
благо дураков всегда хватало в виртуале. рассказывали они всякие истории о жизни: 
кто чо видел, кто чо понял, кому чо понравилось, в обчем, жили, как могли, да и кто 
потребует с них жить как-то по-другому или делать нечто иначе, нежели они до этого
делали. челик, сам по себе и по жизни был типчик неуверенный, боящийся 
даже предположений, опасающийся подвохов и трепещущий при мысли,  что надо 
что-то делать, растерянный и жалкий и вызывал лишь презрительное сочувствие. 
один из них тут, помню, как-то доказывал, что понимает протекание процесса 
познания мира и при этом умозрительные схемы рассматривал как основание.  
сам челик не просто обмозговывал пространство  относительных явлений, 
а с целью привлечь излишнее внимание к своей надежде на светлое 
будущее безотносительности бытия, поэтому мир его образов 
существует без него, любимого. 

 «заколдобины стоеростовые,
раскоряжились, расфуфырились,
распирает его лень дурманная,
дурь особая, придурь злобная»

бесцветным образам, словесной шелухой обсыпанным, диктатор-время 
требует равнения рядов и исполнения своих приказов, в единой мощи собранным, 
поставленным, записанным и на разрушение основ брошенным, да так, шоб без 
всяких там отмазов. 

«живое, трепещущее, животрепещущее,
жизненная, утверждающая, жизнеутверждающая,
живой, глотающий, живоглот, живой, писающий, живописец»

про буратину ли, или про кого-то там исчо написано будит, это уже
неважно. челику все еще грезятся какие-то несбыточные и заоблачные планы, но, 
по сути, все уже предрешено. и напрасно будущее манит и блазнит  несбыточным - 
трагедия все же должна случиться, и, вскоре, неотвратимый рок ведет его к самой 
последней точке его бытия. а там уже можно послушать музыку небесных сфер и 
суметь подарить малую часть себя окружающим его, вознестись, и каждый раз 
восхищаясь, улыбаться и смотреть вниз. да, шлягерные песенки настраивали 
слушателя на восприятие модных звукосочетаний, однако смысл 
их так и не цеплял сознание. 

«собирайте себе ценности на Земле, живите в свое удовольствие, будьте как все,
ни к чему заботиться о ближнем своем», — таким было мировоззрение 
последнего времени в исполнении любимых звезд челика

« пишут, читают, думают, сочиняют,
интересуются, обозначают, афигевают,
разоблачают, призывают, используют,
развлекают, представляют, ожидают.»

называть непонятное понятными словами – было любимым занятием челиков с их 
трепетным отношением к всепоглощающей и всесокрушающей реальности, 
которая оченно умело и тонко обманывала их недюженные способности к мимикрии

ну вот такой вот он, этот челик. проживает  свою жизнь, как умеет, и совсем
ничему не научается. образом для подражания выбирает родственное своей неприкаянной, 
противоречивой натуре. впрочем, какая разница: пускай один челик картинки выписывает, 
те, которые снаружи будут, а другой пусть описывает те, которые внутри, вот и все, 
а слова-то, слова, все примерно, те же самые – ну и какая разница. не добавить, 
не убавить, прямо, как с конвеера сошел, чистенький такой, ладненький, а как
нежно воркует, гуля, и почти не дуркует, ну разве, что только совсем по чуть-чуть, 
и то, больше для куражу. трудно писать сочинения первокласснику, так и пожившему 
челику яркие воспоминания своей жизни не донести до слушающего во всем 
великолепии их жизненной правды и остроты ощущений

«он бросил кирпич в прошлое — тот свалился ему на голову в будущем, благо, 
что крыша поехала в нужном направлении и доставила кирпич куда надо»

челики и время

путешествуя во времени, старайтесь не обижать аборигенов, бесцеремонно 
захватывая их телесные оболочки и обрекая хозяев на прозябание в инетовском
подпространстве, знайте, что эти действия незаконны и подлежат преследованию

«челик тугоумствующий, к тебе
слова, недостойные тебя, тебя
не пытаюсь вразумлять, так как
бессмысленно сие занятие ума»

какой разительный контраст между живым человеком и челиком прямоходящим,
между реальным общением и виртуальным, хотя, вначале казалось, что особой 
разницы-то и нет. абсурд хаоса породил уверенность в невозможности теории
классификации и упорядочения свойств челика, однако, шаг за шагом, все же 
выделялись направления внимания и выкристаллизовывались представления

итак, живет челик, пишет там всякое-разное, умрет челик, и не будет писать 
всякого-разного, другие челики будут писать там всякое-разное, ибо неистребима 
страсть ента к написанию всякого-разного. есть челики, то есть были, ну уж оченно 
не самокритичные, ну а есть, то есть были и такие, которые были еще ого-го. что 
поделать, природа, видно, решила скомпенсировать отсутствие важной составляющей регулирования поведения челика в монстре-социуме какими-то более 
сильными сторонами его характера, способствующими его выживанию. 
был как-то в знакомцах у меня некий старенький челик. давно, правда, 
это было. интересный, скажу, такой типчик. но, почему-то, разминулись 
мы с ним на тропинках времени. в общем, не общаемся  теперь, разве что, 
записку пришлет, какую-никакую, к празднику — вот и все наше общение.

«ты был совсем не похож на вдохновение приходящее, обнаружив себя шаркающей 
походкой с утра, кряхтя, едва переводя дух, располагался ты по-хозяйски на старом
скрипучем стуле, шумно утирая тряпочкой испарину. и, если усилия твои были тщетны, 
то был ли смысл барахтаться и производить пену вокруг себя. и то, только лишь 
для того,  чтобы выглядеть тверденьким, наученным и осмысленным?»

"против лома нет приема — окромя другого лома", — да, это истина 
безоговорочная, это когда пыром прет  на тебя обожаемое твое чадо, 
дороги не разбирая, а  потом и обижается еще, отходя, что самолюбие 
не пощадил и даже унизил, снисходя, самооценку недооценив. да уж, верно сказано:
"век живи — век учись, дураком помрешь".
учить, научить, переучить, недоучить, поучить, 
доучить, выучить, заучить, подучить, проучить, ну и все там 
всякое такое, шо ишо имеется, чтобы понял ентот хрен, шобы 
проняло его, прореху этакую. и поди ж ты, догадайси, чого-й-то 
так оно произошло, нет, ни в жисть не додумаешься, хошь спрашивай, 
хошь не спрашивай, все одно, ну и ладноть,  подождем ишо чуток, чуток погодим ишо.

«гулливеры и лилипуты в жизни монстра-социума существуют как повод ощутить себя 
последователями модного учения о равенстве, справедливости и братстве челиков»

трудно жизнь перенести в слова и предложения, неточно получается и, совсем, 
как бы и не том пишется вовсе, ведь литературная жизнь направлена на свое 
внутреннее "я", а на вхождение и обустройство во внутреннем мире челика 
ресурса не предусмотрено. тв, инет, будучи хорошими способами манипуляций 
и игры на низменных чуйствах отдельных несознательных челиков совковой 
наружности и примыкающим к ним троцикинистов с правого крылышка, 
встали занозой в заднице монстра-социума.  ох, ужо ентот мне 
монстр-социум. Впрочем, улыбнулся челик – да и ладно, 
стало полегче ему смотреть на жисть – 
ну и славненько, не все же ему, бедненькому, так будет 
призрачно-мрачно, как бы ему вдруг показалось бы одномоментно
так вот и не поймешь, что тут лучше, либо когда время медленно 
тянется или летит когда незаметно, хотя потихоньку доходит до 
головушки, что результат  исследования челиков уж и не так важен, 
главное — постараться не нарушать инструкции по перемещению во времени


осложнения при трансмутациях


наносущности, некогда бывшие людьми, в своих фантазиях становились 
челиками, которые и возвращались в общество людей, растворялись в нем, 
мимикрировали под обстоятельства непростой жизни. сложность отношений 
между людьми, наносущностями, ангелами, киборгами, роботами и челиками 
была в том, что все они были изначально по-разному соориентированы на достижения 
своих целей. людям доставляло удовольствие производить разнообразных 
роботов и всевозможных киборгов, а одним из направлений деятельности 
некоторых наносущностей были, так называемые, челики. конечно, хотелось бы
не выходить за рамочки естественных представлений об окружающем мире,
иначе запредельность способна вызвать негативное отношение к нашим новым 
исследовательским программам, но, бедный, бедный, несчастный челик на 
трясущихся ножках хватко цепляется за свою колясочку-скороход, наполненную 
всяким ненужным хламом и, едва живой, переставляет хиленькие свои ходульки,
с надеждой смотря на солнышко ласковое. отметим, что челики были любителями  порекламировать что-либо, так как наносущности не обделили их фантазией при 
создании, и в рекламных агентствах именно они были движущей силой 
раскручиваемых сми проектов. 
и пусть для кого-то время — обманщик и жизнь его улетела, но ты-то кто, челик? 
критик ли ты, режиссер ли, актер или зритель? ловец ли мгновений, или, просто,
транжира, пустоту пролетающий, коллекционер ли ты, пыль с событий собирающий?

«зачем стоять, когда можно сидеть, зачем сидеть, когда можно лежать,
зачем лежать, когда можно летать, зачем летать, когда можно поспать.
зачем же спать, когда можно гулять, зачем гулять, когда можно читать,
зачем читать, когда можно считать, зачем считать, когда можно …»

вот тебе инструкция и следуй каждой букве без претензий каких-либо: во-первых,
погружаться во временной поток следует, соблюдая все меры предосторожности, 
не пренебрегая даже самыми незначительными, как казалось бы, на первый взгляд, 
отклонениями от правил, во-вторых, человеку, в отличии от челика, не дано явно 
путешествовать во временных потоках, ибо он ограничен заскорузлым материальным, удерживающем его нематериальное духовное. ведь давно уже возник вопрос о 
равновесии миров, внешнего и внутреннего. и он сейчас должен быть координальным 
образом пересмотрен по причине недостаточного изучения. и пусть челики живут 
в пространстве, где слова являются  всего лишь вспомогательным атрибутом, 
главное для них, это мысль, это она крутит и вертит всем и вся как за ей 
благо рассудится.  трансмутация же никогда не проходила без осложнений, что 
подтвердили наблюдения за некоторыми объектами. и пусть они ищут универсальный 
код — которого нет и не может быть в помине, и не то, чтобы глубоко и 
далеко спрятали, его просто нет. природой не предусмотрено, отсутствие 
наличия, так сказать, по-челиковски, то бишь, по-нашему.

«чувства как ни пытались вываляться в словах,
им это не удавалось. не цеплялись слова, почему-то,
к чувствам. так и оставались чувства бессловесными,
хотя нахлынули и притопили все существо конкретно.»

«тр-тр-тр-тр — затрещали словечки
пустословия суетящегося и трэндящего,
обласкали головушку пустозвонную и 
благомыслящую, бр — жуть какая-то»

так она и проходила, ента жисть челиковская, как поеты об ентом шото 
там бормотали по ночам во сне, прямо, как в утреннем тумане.


Монстр и челики


не будь дитем малым на кормежке:
кашку тибе сварили, за столик на стульчик усадили, ложку в ручку дали, 
слюнявчик повязали, а ты рот раззявил, скандал устроил, весь обляпался аж:

«нет, только не сегодня, не хочу никаких путешествий во времени: 
ни в будущее не хочу, ни в прошлое, никуда больше не хочу.»

тупо сидишь, закатываешь глаза и отключаешься в момент, на раз. все тупо и 
отвратительно, с закидонами и прикидами – все очень тупо. ну нельзя вот так 

какой, все-таки, разительный контраст между живым человеком и челиком,
между реальным, настоящим общением и виртуальным, хотя, было время, казалось что … 

людям доставляло удовольствие производить разнообразных роботов и всевозможных 
киборгов, одним же из направлений деятельности вредоносных наносущностей были, 
так называемые, челики. трансмутация  челика обратно в человека невозможна в принципе, 
это доказали наши ученые в своих теоретических разработках в позапрошлом 
веке и пока прецендентов не было, но ведь ходят упорные слухи, что видели этих 
трансмутантов и даже общались с ними. челики-хитрецы лапошили почтенную публику, 
используя ее безграмотность и отсутствие интереса к целям и сверхзадачам  
оппортунистически выверенных исторических прохиндеев от всемирного разума

«сравнивать, уравнивать, заровнять,
подравнивать, выровнять, ровно, равно, ровня,»-

монстр-социум, сидя в песочнице аккуратненько так куличики кладет, с формочками 
играет, пирамидки строит, замки песочные, дороги прокладывает, башни обозрения.
наблюдаем парадоксы времени: с одной стороны — безграничные возможности утоления 
информационного голода, а с другой стороны – отсутствие нравственных ориентиров, 
приходим к выводам о полной деградации и уничтожении личности челика.

«для кого-то время — обманщик. и жизнь его улетела. 
а ты кто, челик, критик, режиссер, актер или зритель? 
ловец мгновений, транжира, пустоту пролетающий 
или коллекционер, пыль с событий собирающий?»

монстр-социум песенки поет, мурлычит что-то в своей песочнице: "мы наш, 
мы новый мир построим, хто был ничем, тот станет всем",- бормочет окаянный.

вот ведь колыхун колыхательный, мозгодун мозгодательный,
пробирун пробирательный, трепыхун трепыхательный

монстр-социум зажевывает буквально все, вплоть до буковок, не говоря уже о словах, 
ибо производителю гумуса для последующих поколений себе подобных требуется 
постоянно потреблять ресурс, им не созданный, и становиться  для поколений чем-то 
на подобие бактерий для утилизации канализационных стоков этих самых поколений.
бесцветным образам, словесной шелухой обсыпанным, диктатор монстр требует 
равнения рядов и исполнения приказов, в единой мощи собранным, поставленным, 
записанным, на разрушение основ жизни брошенным, и чтоб там, без никаких отмазов
характерные жесты и подвижная мимика его маски, вместо лица, показывают 
утонченность и безыскусность последствий, которые наступят чуть-чуть позже, 
немного в другом месте и при совершенно других и определенных обстоятельствах
гулливеры и лилипуты в жизни монстра-социума становились поводом ощутить себя 
последователями модного учения о справедливости, равенстве и братстве челиков

«и шото будит, коды нонешные молодые
будуть рулить кораблем хосударственным, ась?
ужо порулять-то, зарулють тудысь, такоси ужо
и не вырулить будит совсим, ой, худо-то как будит»

в конце текста или, ладно уж, посередине его, обязательно должны были бы появиться
крупные искрящиеся  слезы челиков, и желательно из двух глаз зараз на раз, 
свидейтельствовавшие бы о хлубине патриотейчейских чуйств настоящего героя. 
и химн настоящий, проверенный, какнить надоть бы было ишо ему послухать 
обязательно. вот так бы и проходила бы она, ента жисть геройская, прям, как поеты 
об ентом потом бормотали бы, как сон, прям, как утрешний туман.


Из той жизни


фраза способна унести тебя в прожитую жизнь, чтобы там побродить, 
погулять, посмотреть. прошлое навсегда твое, и оно только твое: 
ты был там, ты был счастлив, оно будет с тобой до скончания века. 
любуешься ли деревьями, наслаждаешься ли синевой солнечного 
весеннего неба, белизной ли яркого снега, дорожишь ли мгновениями 
великолепия природной красоты, ищешь ли что-то нежное и трепетное, 
исцеляющее твою душу, уже не суть важно.

«"а вот ежели он крытику не понимат, тады шо?"
"кобыл, не кобыл – а команда был",- нешто такоси пущай и помрет.
"енто ужо оченно грустно будит, чуть шо – так сразу помирай".
"да и хрена с нима, неча тут пургу гнать, бузотеришко"»

сосуды, наполненные словами, у них назывались книгами почему-то, 
находясь в них, слова со временем теряли свою силу, привлекательность 
и мощь, становились дурно пахнущими и испорченными на вид

«а шо те надо, хрен с подставки?
авторитетнутьси захотелоси, шо ли?
аль щегольнутиси дуроломством?
шо ты всех учишь, бельмондуха?»

раздражали последствия, которые могли бы наступить вследствие 
неаккуратного  обращения с предметом воздыхания, причем, гнев 
вспыхивая мгновенно, не давал  даже осознать всю свою глупость 
и все свое мелкособственническое несовершенство. называть же 
непонятное понятными словами было любимым занятием челика 
в его, уж чересчур, трепетном отношении к этой всепоглощающей и 
всесокрушающей  реальности, умело и тонко обманывающей его 
способности приспосабливаться к ней. праздные слова, 
как и слова работающие, слова, похожие на людей — и люди, 
похожие на слова, слова на отдыхе,  заслуженные, располагающие. 
и  люди, будучи в заключении, страдающие, мечтающие, безнадежные, 
злобные, никчемные. для них было в кайф услышать музыку небесных 
сфер, раздарить себя всем по чуть-чуть, всего лишь по самой 
капельке, вознестись, и каждый раз, восхищаясь, 
улыбаться и смотреть вниз.

«все так было запущено, что
вызывало только одно отчаяние, ведь просто так 
заглянуть в бездну и чтобы голова от этого не
кружилась – такого не было и не будет»

море из слов плавно покачивало
зыбкое суденышко очередного ловца жемчужин, которые 
таились где-то там, далеко на дне и манили к себе
своей первозданной немыслимой красотой

"кожаные ризы" стесняли и заковывали, мысль по древу растекалась змием 
иссушающим, испрашивая будто: « где оно добро, где оно зло, где судьба 
твоя, где улет,  когда уже домой пора лететь?». во всем должно было 
находить смысл, даже там, где, казалось бы, его не было и в помине, 
но на то и память дана нам, и логика, и фантазия, и способности разные

«иногда мысль выплывала в море слов,
совсем недалеко от берега из слов, и забрасывала свои снасти
в это море слов. в нем водились слова с разными мыслишками,
они-то и попадались на крючки с разными приманками.»


искус


движущиеся картинки имеют какую-то особенную и ничем неповторимую
привлекательность для челика, так как не оставляют они ему никакой 
возможности остановиться и осмыслить происходящее в воображении, 
все глубже и глубже затягивая в мир приключений и хитрых надуманностей

триллеры, войны, пирамиды, трансформеры, нло, инопланетяне, тайные знаки, 
вихри событий, мистические ужасы, религиозные скандалы, военные перевороты, 
мировое господство – с одной стороны и челик, маленький, несчастный, с другой

пользуясь навороченными программами и комповскими игрушками, создает он новые 
фрагменты своего существования. отслеживая движение мысли, выверяет тот путь, 
следовать по которому задано в его зазеркальном пространстве-времени

«скученно, скрученно, даром передарено,
вымученно оченно, напрасно переварено,
пролито, выпито, словами оторочено,
выбито, принято, трудами заморочено»

зная лишь об этой реальности, ему невозможно не думать о ней, не удивляться и не искать 
для себя ответов в этой мерзкой, скользкой, предательской, ничтожной виртуальности

одна лишь фраза способна унести его в прожитую жизнь, чтобы там ему бродить, гулять, наслаждаться. «прошлое — оно твое и только твое, ты жил там, ты был счастлив, оно будет с 
тобой до скончания века»,- шепчет ему на ухо искусительница-обольстительница наносущность
в  образе демонической женщины

«вспоминая, уплываешь, заменяешь
и страдаешь, вспоминая, понимаешь,
подменяешь и считаешь, вспоминая,
улетаешь, забываешь и мечтаешь»

как любитель мозаики выкладывает свои узорчики из проштампованных элементиков, так  
и он, рассматривая калейдоскоп неожиданностей непредсказуемых, умозаключает и,
складывая, блаженствует.

«темнело быстро. вместо протоки стояла
стена из камыша. куда плыть было непонятно.
берега не видно. ни одного намека на ночлег»

запечатленные в памяти образы природы, создавали лишь иллюзию правильно прожитой 
жизни, в которой не было места несправедливости и фальши, грубости, тупости и лжи.

«душа поэта — это вам не тельняшка, на ветру после стирки колышущаяся,
и даже не обгоревшие возле костра сапоги, не пригодные уже ни к чему»

вы, наверное, поняли, что мерзкая наносущность уже  в который раз исхитрилась переписать дневниковые записи юзерка несчастного на свой манер, и при этом, состряпала все в лучшем виде, обманула жесткого, вразумительного и неподкупного цензора центрального офиса.
да простит меня читатель за то, что не смог устранить ее всепроникающего и всепожирающего влияния, что воспользовавшись ситуацией, эта мерзость сумела на свой манер переделать некоторые слова и предложения, и, таким образом, сознательно исказила первоначально заложенный в них смысл о временах не столь далеких. и, чтобы уже более не вспоминать 
ее, по мере сил буду убирать из текста все нелепицы и несуразицы, 
привнесенные этой тварью.


Кое-что переписал


во всем должен был оставаться какой-то смысл, и даже в том, где, казалось бы, 
его и не было изначально. на то и память дана, и логика, и фантазия, и способности 
разные. глубинные пласты подсознания воспроизводили из пустоты новые формы 
существования челиков, адаптируя их виртуальную реальность к своим насущным 
потребностям. так что же характеризовало челиков? внешне похожи они были 
немного на людей: голова, руки, ноги и остальное, жили скученно вместе, 
развлекались одинаково и, что главное, изменить представление челика о мире 
было невозможно. поэтому-то они были все некомпетентными и отсутствовала 
среди них любовь. челик все понимает, мечтает, делает выводы и даже изучает  
причинно-следственные связи, приходит постепенно к пониманию абсурдности  
систематизации. ему кажется, что он такой умный, мудрый и имеет право учить 
с высоты собственной правды. но зачем людям верить челику?  он ведь слабый, 
немощный, непостоянный,  и будущее его хрупкое и искрящееся. он ищет нового, 
блестящего, а мир старый и тусклый. мысль о том, что челик был волен вырвать 
из текста кусок или фразу и выдать их за некое обобщение своих измышлений, 
вызывала неприятный осадок. память виртуальная  сотрется в единый миг, а  
вместе с ней сотрется этот странный, непривычный и узнаваемый мир. ну, скажите,  
с чего это челики  лезут умишком своим в планы Творца?  буратины недоделанные, 
которые везде нос свой горазды засунуть, любители приключений, экстремалы. а как 
словами-то они любят поиграть да пожонглировать. ключики-чучики, открывающие 
любопытство всепроникающее, и на перст, указующий на предначертанное, 
с любопытством поглядывающие.

«чувачок-чурбачок, деревянненький, эй, ты чого-й-то свой носик изволил 
засунуть не тудысь? не, ну ты посмотри на него, куклу ходячую, блин»

а чуть что, так справочку обязательно им предоставь, со словесами разными 
написанными, или, словечко замолвить просят, или, просто, взять и плюнуть в 
морду лица ходатая. а про буратинку ли, или про кого-то там еще написано будет в 
этой бумаженции, это уже им совсем неважно. челикам грезятся какие-то несбыточные 
и заоблачные планы, но, увы, все предрешено. и напрасно будущее манит их и 
блазнит  несбыточным — трагедия вот-вот случится, и рок подведет к самой 
последней точке их бытия. и только там можно будет послушать музыку небесных 
сфер, и суметь, все-таки, одарить малой частью себя окружающих, вознестись, и, восхищаясь, улыбаться и смотреть вниз. пишут они о себе, чого-й-то непонятное, рассуждают, чого-й-то запутанно, переживают, не торопясь, образно оформляют, 
красиво, свои чуйства, однако, подневольные они все. и вся беда их в этом. так чем 
же хороша была жизнь челика? контрастами, вовлеченностью в нее, озарениями, 
промыслительностью или невозможностью ее понять? один грех порождает другой, 
опутывают они челика и тащат в погибель. внутри него скрывается чувство 
заскорузлое, неиждиваемое,  глубинное, всеподавляющее, несдерживаемое, 
обуревающее, неприязненное, непонимающее, разрывающее, оглушающее, 
отупляющее.  оно рождает неблагодарность, глупость, неприятие, непонимание, 
сожаление, малодушие, враждебность, ущербность, нелюбовь, строптивость, 
неуютность, грубость в бессознательном познавании, любование 
собой и трепыхание, вожделение, забвение и  умопомрачение.


Путешественники во времени


образы и  сравнения, дела и поступки, важное и неважное, 
высказанное и невысказанное, значительное и незначительное, 
главное и не главное, челиковское и нечеликовское — все было 
лишь догадками и предположениями, возникавшими из пустоты челиковского 
микрокосмоса. а противоречивая натура требовала своего настолько опрометчиво, 
что она казалась просто дурой набитой в претензиях настоять и сделать, 
как ей заблагорассудится, не взирая на всю свою пошлость, тщетность, 
глупость и обидчивость. как-то, после обеда, показалось, вдруг, челику, 
что он все-все понял, что творится вокруг него и что яснее ясного света 
раскинулся мир перед ним. да, пока на собственной шкуре не прочувствуешь 
этого — не поймешь другого челика в похожей ситуации. это только умные 
челики на чужих ошибках учаться, а дураки же все лбом стенку пытаются 
прошибить. «нет смысла убеждать кого-либо в чем-либо»,- подумалось ему, 
ибо странен челик в своих прихотях: сегодня ему нужно одно, а завтра 
подавай  уже другое. и зная об иной реальности, невозможно не думать 
о ней, не удивляться и не искать для себя ответов в ней. челики с 
детства любили картинки, теории, классификации, упражнения в 
подсчитывании, устремления ввысь и, просто, элементарную 
справедливость. хотя, детства, как такового, у них и не было.

«беги челик, беги, ищи свое востребованное, торопись, 
не задерживайся на пустяках, бери главное, не смотри 
по сторонам, варежку раззявя. только не споткнись, торопыга».

обезображенные деформации внутреннего «я» возвращали к жизни 
уродливые подобия надуманных и претенциозных клише, 
окрашивая их в бледные цвета серой челиковской реальности.

«вспоминая, уплываешь, заменяешь
и страдаешь, вспоминая, понимаешь,
подменяешь и считаешь, вспоминая,
улетаешь, забываешь и мечтаешь»

крупные искрящиеся  слезы катились по щекам челиков и свидетельствовали  
о глубине патриотических чувств. наполнялся ностальгирующими нотками
исполняемый гимн о настоящей родине, которая осталась где-то там, на 
краю вселенной, в другом времени, позабытая и  позаброшенная неразумными 
авантюристами. ну вот такие вот они, эти челики. проживают  свою жизнь, 
как умеют, и совсем ничему не научаются. образом для подражания выбирают 
родственное своей неприкаянной, противоречивой натуре. и сами-то они не 
просто так обмозговывают пространство  относительных явлений, а имеют 
цель привлечь  внимание к своим надежам на светлое будущее 
безотносительности бытия, поэтому-то мир их образов и существует 
без них. яркие воспоминания своей прожитой жизни ну не донести 
никак челикам до слушающего или читающего во всем великолепии 
жизненной их правды и остроте ощущений


Информационная помойка


понравилось челикам жить на помойке, получившей среди людей 
широко распространенное название "инет". скопилось их там много 
и очень много. впрочем, никто никогда их и не переписывал, и не 
пересчитывал — жили и жили себе, находили какое-то дело, находили 
пропитание,  от скуки, какое-никакое развлечение, в общем, кто чем мог, 
тот тем и промышлял,  благо дураков всегда хватало и в вирте, и в реале. 
рассказывали  всякие истории о жизни: кто что видел, кто что понял, кому 
что понравилось, в общем, жили, как могли, да и кто потребует от них жить 
как-то по-другому или делать что-то иначе, нежели они до этого делали. один 
из них тут, помню, как-то доказывал, убедительно так, что понимает протекание 
процесса познания мира, но при этом умозрительные схемы рассматривал как 
основание.  впрочем, какая разница: один челик картинки прописывает,  
другой их описывает, третий записывает — разницы ну никакой.
контраст между живым человеком и челиком прямоходящим был просто 
потрясающий, примерно такой же, как между реальным общением и виртуальным, 
хотя, поначалу и кажется, что особой разницы-то и нет. был, как-то, в знакомцах 
у меня некий старенький челик. давно, правда, это было. интересный, скажу, такой 
типчик. совсем не похож на вдохновение приходящее, каждый раз обнаруживал себя 
шаркающей  походкой по утру, кряхтя, едва переводя дух, располагался по-хозяйски 
на старом скрипучем стуле, шумно утирал тряпочкой испарину. разговоры вел, заходя 
как бы издалека, и все свою идею фикс втюхивал. усилий прилагал много, но были 
они тщетны,  барахтался в логике и производил пену примитива вокруг себя. 
челики, вообще, отличаются трепетным отношением к всепоглощающей и 
всесокрушающей реальности, которая легко обманывает их недюженные способности 
к мимикрии. почему-то сохранился на бумажке набросок характеристики челика:
«слабоумный, тормоз, неадекват, отнюдь не остр умом, 
недогоняло, просто пентюх, диагноз — лох, почти дегенерат, 
ослабленный, оставленный в углу,  молчащий. противостоит 
с апломбом в глупости своей, раззадорившись, в гневе неправедном, 
скандалит, в крике выплескивает, все о чем думает, ором изходит, типа
дебилоида непослушного. всегда ищет виноватого, дурью распаляет себя, 
раскаляется до бела, с больной головы вываливает на здоровую, 
ненавидит всех и вся и ни о чем не скорбит.»
ущербное представление челика о мире было чревато рождением уродца, 
которого жизнь низводит в погибель и последовав советам недочеловека, 
исполняя его прихоти, направляет этот справедливец стопы свои к пропасти, 
на дне которой огонь.
все-таки, движущиеся картинки для челика имеют какую-то особенную 
и ничем неповторимую привлекательность, так как не оставляют они ему 
никакой возможности остановиться и осмыслить происходящее 
в воображении, все глубже и глубже затягивая в мир 
приключений и хитрых надуманностей

"челик, челик — купи себе ты велик,
челик, челик — пельмень ты, не вареник,
челик, челик — какой ты шизофреник,
челик, челик — наешься карамелек"

p.s.
вы, наверное, сообразили, что мерзкая наносущность и в этот раз 
исхитрилась переписать все на свой манер, причем состряпала все 
в лучшем виде, обманув-таки жесткого, вразумительного и неподкупного цензора.


Противостояние


«челик тугоумствующий, к тебе
слова, недостойные тебя, тебя
не пытаюсь вразумлять, так как
бессмысленно сие занятие ума»

внутреннее "я" челика было всегда предметом 
пристального внимания, причем, на вхождение и  
обустройство в его внутреннем мире затрачивались 
значительные ресурсы исследователей.  например,  
еще в древних книгах были описаны методики изучения 
феномена внедрения в сознание челика  и
постепенного поэтапного личностного замещения. описывается такой  случай. 
понатаскал, как-то, челик себе слов-кирпичиков, позамешивал 
раствор соединительный-мыслеформенный, на фундаменте из камня 
прочного, с другого конца вселенной привезенного, и принялся возводить 
себе смотровую башенку. привнес  он в то строительство и сожаление о 
неиспользованных возможностях, и желание исправить все задним числом, 
и непринятие ситуации, и обиды по пустякам, а также  полное нежелание 
соглашаться с очевидным, неумение смириться и  даже   тупое настаивание 
на своем. неуверенный, боящийся предположений, опасающийся подвохов и 
трепещущий при одной мысли,  что надо что-то делать, растерянный и жалкий, 
челик вызывал к себе лишь презрительное сочувствие людей. ну и пусть было 
бы так, ибо здравомыслие не спорит никогда, да и зачем спорить, когда знаешь, 
что никакая истина не рождается в спорах, однако, противоречия челика 
придерживались иного мнения. называть же непонятное понятными словами 
было его любимым занятием, а так как он чересчур, трепетно относился к  
всепоглощающей и всесокрушающей  реальности, умело и тонко обманывающей 
его способности приспосабливаться к ней, то этот абсурд хаоса породил в 
нем  уверенность в невозможности теории классификации и упорядочения 
каких-либо свойств челика, правда, шаг за шагом, все же выделялись 
некоторые направления внимания и выкристаллизовывались представления 
о том, чем же живет челик и что же он пишет  

«он бросил кирпич в прошлое — тот свалился ему на голову в будущем, благо, 
что крыша поехала в нужном направлении и доставила кирпич куда надо»