Кофейный роман

Нервным движением, одернув снова и снова задирающуюся юбку, она метнулась в сторону, больно ушибив плечо о неизвестно откуда взявшийся дверной косяк. Она итак была не в духе весь день, а эта чертова юбка выводила ее из себя. 
— Да катись оно все к черту! — фраза прозвучала скорее, как шипение гадюки, нежели как речь хорошенькой девушки. 
Юбка была не причем. Собственно говоря, поправлять ее не было никакой нужды. Будучи ниже ее колен на добрых полторы ладони, во время ходьбы ткань скользила вверх, обнажая лишь колени. Ничего неприличного, вот только от этого она чувствовала себя еще беспомощней. 

Последний  раз, с остервенением одернув предательский кусок тряпки вниз, она выпрямилась резко, словно тетива и с гордо поднятой головой прошествовала мимо пожилой пары с недоумением следившей за ней все это время. Так, напряженная, нервно покачивая бедрами, она шла пока все, кто мог видеть короткую вспышку ее весьма неуклюжего гнева, не растворились в общем, потоке безликой толпы. И один шаг спустя… плечи ее чуть ссутулились, взгляд снова разорвался на части и теперь отчаянно старался собраться во что – то осмысленное, и упрямая морщинка снова резко очертилась между бровей. 
 Эта морщинка была как фенол фтолеин ее настроения.  Она могла прибавить блеска глазам, могла с легкостью слепить из остатков сил гримасу счастья, могла придать легкость походке. Но морщинку скрыть, никогда не удавалось. Именно эта особенность лица каждый раз (а сегодня в особенности) раздражала ее, а иногда могла стать причиной глубокого уныния. Или уныние становилось причиной появления этого индикатора состояния ее души.  
Тоска, искренняя, глубокая, пульсирующая ярче всего проявлялась в этой морщинке. Поэтому она не любила тоску, гнала ее от себя как могла: игнорировала, притворялась, вживляла в себя счастье и эйфорию почти что насильно, только бы не увидеть в зеркале этот изъян. Тщетно. Это отражение времени на лице, несомненно, было намного искреннее ее самой, поэтому показывалось на нем не зависимо от желания его обладательницы.   
Вот и сегодня с утра она обнаружила этот дефект в зеркале. С этого и начался не самый лучший день в ее жизни.  
Вернее, начался он еще ночью со сновидения, от которого она и проснулась в таком состоянии, что впору голову в духовку засовывать, а не дефилировать по центру города. 
Наткнувшись на одну из уже не столь многочисленных, открытых кофеен, она присела на плетеное кресло. Кресло приняло ее в свои продрогшие объятия с печальным скрипом. Его потрепанность временем ощущалось во всем – от внешнего вида до той податливости, с которой оно приняло в себя еще одного посетителя. Несмотря на внешний лоск погоды, радующей взгляд переливами солнца в чистых затворенных окнах, дул довольно холодный ветер, как всегда пропитанный влагой акватории Невы и ее каналов и  речушек. Ветер, будто чувствуя ее состояние, порывами прижимался к ее коленям, терся о икры, иногда, с особой нежностью прикасался к оголенным ступням. Она специально сняла туфли. Так она могла чувствовать себя в  безопасности. Не сдавленная, не ограниченная оковами обуви, она с наслаждением прикасалась к холодной земле, вздрагивая от кончиков пальцев до корнейволос. Ей нравилось вот так играть осенью.  
От этого увлекательного занятия ее отвлекла официантка.  
Сперва девушка стояла чуть в стороне, несмело пытаясь привлечь к себе внимание, но поняв тщетность своих попыток смело ринулась в борьбу за очередные чаевые.  
— Капучино с корицей. Корицы побольше. Без сахара. И как можно горячее. 
Голос девушки был надломленным и притихшим. Официантка с сожалением посмотрела на клиентку и, повторно отчеканив заказ, удалилась, успев подумать, что наверное, у девушки, приютившейся у самого тихого столика в этом кафе, случилось что – то ужасно печальное. Иначе откуда взяться такой горестной морщинке на ее лбу? Но надолго клиентка мысли официантки не заняла, и, спустя пару шагов, та уже порхала навстречу молодому человеку, только что вошедшему внутрь кофейни. 
« И зачем этот день вообще начался? Да еще с этого сна…» 
Мысли буравили ее голову, оставляя в памяти темные борозды.  
Поежившись от холода, она нервно повела плечами  и осмотрелась. Кофе все еще не несли, а ее пальцы уже заледенели. Да и на улице она сидела совершенно одна. Совершенно не на кого было отвлечь свои мысли.  
Так она делала всегда: отвлекала свои мысли. Оказывается, их можно обмануть и увести от неприятной темы в какую – нибудь совершенно другую сторону. Как правило, она отвлекала их на кого – нибудь из посетителей кофейни. Тщательно разглядывая его ( или ее), примечая любую мелочь в нем, она  пыталась придумать историю его жизни.  
«Вот этого худощавого мужчину, забавно передергивающего плечом, наверняка в детстве пугала темнота. Впрочем, с того момента ничего особо не изменилось. А еще он боится насекомых и любит гречку». Почему именно гречку она не задумывалась, просто ей нравилось так считать. 
«А этой девушке подарили щенка. Большого и пушистого. И наверняка любимый человек, которого она сейчас и ждет». Это сквозило в элегантно выгнутой спине, тщательно подобранной соблазнительной позе  и мечтательно блуждающим глазам. И в самом деле, минут через пять в помещение врывался взъерошенный молодой человек в забавных довольно старомодных для такого юноши круглых очках и наспех замотанном на шее полосатом шарфе. «Химик»,- подумала она. Ей нравилось считать, что все химики выглядят именно так. Почти как художники, только в очках. 
Но сегодня был не ее день, и все кресла пустовали. Оставляя ее воображению привилегию самому рассадить всех по местам. Отчаянье почти захлестнуло ее. 
-Привет. 
Голос прозвенел в ее ушах почти что колокольным звоном. От неожиданности она дернулась, резко выгнулась, попутно ударившись коленкой о тяжелый стол и защемив ножкой стула ногу. Оглядевшись и никого, не увидев, она пробурчала что – то про собственную шизофрению, слишком медленных официанток и дурацкую мебель.  
— Все в порядке с твоей шизофренией. Сильно ушиблась? 
Ее плечи накрыло что – то мягкое и теплое, а боковое зрение подсказало, что оно еще и розовое. Со спины ее обошел молодой человек и присел напротив. 
-Так вот как выглядит моя шизофрения. Что ж — очень мило. 
Ее бровь взлетела вверх, явно давая понять ее бесцеремонному собеседнику, что его появление, конечно, неожиданно, но дальнейшее присутствие здесь нежелательно. Собеседник хмыкнул, однако никуда уходить явно не собирался. В дверях заведения появилась долгожданная официантка с подносом, на котором так зазывно дымился кофе, что она невольно поежилась от предвкушения предстоящего удовольствия. 
-Мммм… мой кофе! Спасибо – очень кстати.  
Он смотрел на нее с абсолютно серьезным выражением лица. Его глаза смеялись. Она собственно, даже не поняла, что произошло: чашка с подноса официантки, без ее физического участия, утонула в его ладонях, перекочевала на его сторону стола («И почему вдруг у него появилась «его сторона»? Этот стол мой! Я купила его за чашку кофе!»), долго поцеловала его в губы и благополучно опустилась на стол возле него. 
Шумно вобрав в себя  холодный воздух, она  тяжело опустила голову на подставленные ладони. 
-Повторите. Будьте добры. 
Она скорее выдохнула эту фразу. Его глаза сказали все за него. Выгонять было бесполезно. Он твердо обосновался за этим столиком и уходить куда – то до последней капли кофе в его планы не входило.  
-Спасибо за кофе. Такой холод. Брр. 
— Я тебя не угощала. Ты забрал его сам.  
Она даже не подняла головы. Вообще – то общаться на «ты» с незнакомым человеком в ее привычку не входило. Но он так бесцеремонно вторгся в ее печальный день, что она посчитала такое обращение вполне справедливым. 
Он будто пропустил мимо ушей ее обвинение. 
— Ну вот, я за кофе тебя поблагодарил, а ты меня за плед – нет. Некрасиво. 
Она только сейчас поняла, что несмотря на ветер и разутые ноги ей совершенно не холодно. Рука, заскользив к плечу, наткнулась на мягкую воздушную ткань пледа. Такие пледы обычно хранятся в кофейнях для редких посетителей уличных столиков в осенние дни. Во многих, но в этом она таких не припомнила.  
Как бы  то ни было. Он все еще ее раздражает. Она резким движением скинула плед с плеч, и тот с мягким уханьем упал на землю позади ее кресла. 
— Я не просила об этом. Мне не холодно. 
Снова многозначительно хмыкнув, он поднялся со своего места, подошел к ее стулу, поднял, отряхнул плед и снова накинул ей на плечи, в этот раз предусмотрительно разместив его между ее спиной и спинкой стула. Все это время он улыбался. 
— Конечно, ты ведь никогда не просишь помощи. 
Она улыбнулась. «Черт! Не улыбайся! Этот похититель удовольствия все еще бесит тебя. И чего ему нужно?». Она снова нервно передернула плечами. На них тяжело опустились его ладони, явно давая понять, что попыток согреть ее он не оставит, так что для экономии сил и времени лучше оставить все как есть. 
Уверенность, сила и жесткость его рук, движений так резко контрастировали  с его внешним видом, в общем, и целом. В нем вообще все контрастировало друг с другом. Мягкие добрые глаза и довольно агрессивно очерченные скулы, широкие мускулистые плечи и изящные кисти рук. Общая  стройность, воздушность фигуры и ее несомненная мужественность, и скрытая сила.    
— Ну что – так лучше? 
— Намного, — буркнула она. 
Он хмыкнул резко, на выдохе и снова улыбнулся. 
— Откуда ты вообще взялся? Да еще с этим пледом. В центре города…. 
Он начал было отвечать, но тут ее взгляд метнулся в сторону двери заведения, цепко схватившись за официантку, несущую очередную порцию обжигающе необходимого сейчас напитка. На этот раз девушка в фартуке подходила к странной парочке уже с интересом. Ей было ужасно интересно,  что же произойдет на этот раз. Печальную девушку ей все еще было жаль. 
Кофе еще не успело толком приблизиться к столу, как тут же снова утонуло в его ладонях. От неожиданности официантка отшатнулась, а девушка издала звук, больше похожий на стон умирающего в хосписе. Он засмеялся уже в голос и с довольным видом водрузил чашку перед ней. 
-Твой кофе. 
-Да уж, этот уж точно мой,- все так же буркнула она, напряженно уставившись на молочную пену, припудренную корицей. 
Замысловатый бело-коричневый рисунок с виду напоминал одну из зимних истерик- вьюгу или пургу. И ей вдруг представилось пламя камина и заснеженное окно, тени, танцующие на  стене. Его так некстати мелькнувшее в ее такой дивной фантазии лицо ударило в голову, сделало пару невероятных кульбитов и обратилось легкой мигренью. «Да вылези ты из моей головы  
! Вот только тебя в моих фантазиях и не хватало». 
— А я в нее и не лез. Ты сама меня туда засунула. 
От неожиданности, первый глоток, обещавший полное блаженство обернулся катастрофой прикушенным языком и обожженным нёбом.  
-Что?! 
-Ничего, просто отвечаю твоей просьбе. 
-Какой еще просьбе???, — раздражение начало накалять ей нервы, тихонько переходя в ярость. 
-Той, которую ты только что озвучила: про меня, голову и фантазии. 
Замерев, она широко распахнула глаза, осознав весь конфуз ситуации, потупив взор, опустила глаза и подумала о том, что неплохо было бы сейчас провалиться сквозь землю. Надо сказать, ввести ее в такое состояние могли только очень редкие обстоятельства и в очень редких случаях. Видимо, это был именно тот случай. 
Вот теперь она точно была в отчаянье.  Итак не самый шикарный день превращался в откровенную катастрофу с кражами, увечьями и даже одним маньяком. И еще этот…. 
— Да  чего ты вообще умостился рядом? Что тебе от меня нужно? Вон сколько столиков рядом! И вообще, ты не ответил на мой вопрос! И…,- резкие реплики сплошным истеричным потоком обрушивались на него, а он все так же улыбался.  
Прервало это безумство его странное телодвижение. Он полез под стол. 
— О, Господи! Это еще что?! Это еще за…, — она не договорила.  
Что – то теплое коснулось ее ступни сначала сверху, потом, проскользнув, подхватило снизу и приподняло над землей. То же самое произошло и со второй ногой. Она ничуть не удивилась, когда ее собеседник, с победоносной улыбкой  выползший из-под стола держал в ладонях по трофею, коими являлись ее собственные ступни. 
На этот раз она твердо решила никак не реагировать на его неадекватность, боясь что следующим его поступком может оказаться отчленение какой –нибудь части тела с целью хранения оной долгие года ( ну или что – то в этом духе).  
Его руки были удивительно теплыми. Создавалось ощущение, что тепло струится  из них, пропитывая все, к чему они прикасались. Она кутала свои ладони под плед все это время и они были холодными, одеревеневшими. А он все время держал руки на столе ладонями вниз, но тепло не покинуло их не на градус. Кажется, будто осенний ветер забылся и вместо того, чтобы заставить эти руки дрожать от холода, согрел их. Она позволила себе утонуть в них. На долю секунды этот день покинул ее. 
-Ты так и не ответил на мой вопрос, — голос ее стал ровнее, и нервы перестали натягиваться, словно струны. Ни с того ни с сего ей захотелось что – нибудь ему сказать. 
-О, ты все же решилась со мной заговорить, — похоже, хмыкать было его любимой привычкой, — Какой вопрос? 
-Самый первый и самый главный, — ее бровь снова взлетела вверх, на сей раз, ни на секунду не намереваясь сдавать свои позиции,  - Что ты здесь делаешь, да еще и с пледом? 
На секунду он прекратил гладить ее ступни и пристально посмотрел на нее. Все так же улыбаясь. 
— Нееет,- он почти прохохотал это слово, -Это не самый главный вопрос. 
— А какой же тогда главный? ,-она ухмыльнулась 
— А главный  вопрос – что ТЫ здесь делаешь. 
Улыбка мгновенно спала с ее лица и морщинка еще резче пробуравила ее кожу. Она попыталась высвободить ноги, чтобы встать уйти- «это начало переходить всякие границы», но  он все тем же властным движением рук ей этого сделать не позволил. 
Вопрос не был интимным, некорректным или глубоко личным, но ударил так резко по глазам, срикошетив в грудь, что сорваться с места и убежать как можно скорее звучало единственным выходом у нее в голове. Он смеялся. Слишком громко. Неприлично громко. Все оборачивались. Она это точно знала.  
Но осмотревшись, увидела лишь людей спокойно шедших по своим  делам. 
Сконцентрировав взгляд на чашке изрядно остывшего кофе, она взяла себя в руки, чуть выпрямилась в кресле и твердо реши принять правила игры. Ей было стыдно за этот порыв неконтролируемой слабости, и она решила, во что бы то ни стало реабилитироваться в собственных глазах. 
— Я? Сижу, пью кофе, разговариваю с шизофренией. Причем уже даже не моей собственной.- она лукаво улыбнулась и пробуравила взглядом  точку на его переносице. 
-И как тебе? – он  улыбнулся уголком губ. 
-Ничего так. Странная только. Зачем ей мои ноги, они же холодные. 
-Уже нет. – он стал неожиданно серьезен, будто она только что оскорбила его, как профессионального согревальщика ног с многолетним стажем. 
-Действительно,- она впервые за все это время вспомнила про собственные ноги, которые он все это время так нежно и тщательно массировал и согревал. Его руки в совокупности с его же пледом поместили ее в невидимый кокон тепла и комфорта. 
-Он снился мне. Снова.- эти слова были большей неожиданностью для нее, нежели для него. 
-Я догадывался.  
-Почему? 
-Так грустят, когда вспоминают прошлое… 
-…и когда давит настоящее тоже. 
-Еще один принц? 
-Нет. Просто мужчина. Просто не оправдал надежды. Уже даже не больно. Просто противно. И, в общем – то равнодушно.
Она пристально посмотрела на него. Впервые вгляделась в его лицо. Его возраст метался между добрым десятком лет. То –ли не дойдя до тридцати, то –ли приближаясь к сорока.  Определиться было сложно. Слишком лихой взгляд и озорные глаза обрамлялись паутинкой глубоких мудрых морщинок. Идеальная, дышащая юностью кожа, пробуравленная  такими яркими показателями времени. Его губы не потеряли цвет, его зубы на зависть окружающим проявлялись ровными белоснежными рядами. Весь его вид кричал о свободе и жизнерадостности. Но она отчего – то была уверена, что ему в прошлом пришлось много плакать.  И что эта иллюзия беззаботности далась ему такой ценой, что она даже внутренне поежилась. Она не хотела знать, что именно он пережил в прошлом, интуитивно ограждаясь от того, что могло еще больше впечатать ее в состояние тоски, которая к этому моменту итак казалась невыносимой. 
 
-И чем же нынче принцы разочаровывают? Импотенцией? Моральной или физической?, — он расхохотался раскатисто и от души, будто только что живо представил, как очередной принц тщетно трудится в попытке доставить ей удовольствие. Она чуть скованно повела плечами и стыдливо одернула итак не  короткую  юбку.   
-Ну не смущайтесь, мадам… 
-Мадмуазель, — слишком кокетливо отчего – то вырвалось у нее. Она улыбнулась. 
Он снова расхохотался, не отказывая себе в удовольствии делать это от души и в полный голос. Его смех завораживал, он был, пожалуй даже притягательнее его глаз – таких глубоких, темных. Со странным синим отливом. 
-Так что он сделал? Не те цветы подарил, не ту подружку не за то место обнял, бросил, в конце – концов? 
-Извинился. 
Его брови взлетели вверх. 
-А разве это плохо? Неужели из –за извинения могли так резко пасть его акции в твоих глазах? 
Странно, но именно это она и подумала, когда принц первый раз попросил прощения. 
Принц извинялся каждый раз в течение уже очень долгого времени. Клялся, божился, оправдывался, что «просто был не в себе», что «потерял контроль, голову…» — что угодно, а на самом деле боялся признаться себе, что потерял ее уважение и чувство собственного достоинства. 
Первое время он неустанно повторяла ему, что ей все равно, что ничего не произошло, качество их отношений не изменилось. Это случайный инцидент и она придает ему столько же значения, сколько ежедневной чистке зубов. Но инциденты возникали все чаще, а извинения становились   все изворотливее и унизительнее. И в конце концов для нее принц из мужчины превратился в ничтожество, которое она хотела бросить при первой возможности, но совесть и жалость к этому уже «не-мужчине-в-ее-глазах» каждый раз возобладала над ней, прибавляя ей еще одну бездарно прожитую ночь и еще толику ненависти к себе. 
Это было разочарование. Очередная потеря очередного образа очередного принца.  
— А разве этого мало?,- ее улыбка исказилась в презрительной усмешке. 
-Мда. Пожалуй, ты права – вполне достаточно.- он улыбнулся глядя в себя, видимо вспомнив какой – то инцидент из прошлого, подтверждающий ее слова. – Но это не может быть причиной такой печали и такой скорбной морщинки. 
-Что, очень заметно?- она в бессознательном жесте начала усиленно разглаживать проклятую разрушительницу ее иллюзий. 
-Гигантски… — этим несуразным словом он, очевидно, хотел особо подчеркнуть всю катастрофичность ситуации.
Она простонала свое горе и уронила голову на ладони. 
-Итак, что еще такого удручающего произошло? 
-Сон,- пробормотала она в ладони. 
-Что? 
-Сон,- прозвучало чуть громче, но все так же в в ладони. 
-Что??? 
— Сон! Сон!!! Сон!!! Ну что непонятного?!   
Она даже не заметила, как к ним подошла официантка с очередной порцией кофе, поэтому крикнула, что слишком резко и порывисто, что от бедной девушки потребовалось немало ловкости рук и усилий, чтобы не вылить напитки посетительнице на голову. Все же совершив это геройство,  официантка удалилась. Успев подумать, что за это ей полагаются двойные чаевые. А – то и все тройные. 
-Ты знаешь, что мы довольно странно выглядим со стороны? Закутанная в розовый плед истеричка и парень с упорством маньяка натирающий ей ноги, периодически громко смеющийся.   
-Ты беспокоишься о том, что могут подумать другие? Хочешь, я сделаю так, что тебе тут же станет все равно…
-Потому что хуже будет некуда?, — договорила она за «маньяка-массажиста» 
На секунду они застыли, глядя друг другу в глаза, после чего одновременно прыснули от смеха. 
-Так ты мне так и не назвала причину своей грусти. 
-Уже целых две – тебе мало?!, — она попыталась вложить в эти слова как можно больше сарказма, но обречена была потерпеть полное фиаско. 
-Нет, я говорю не о глупостях, а о серьезных вещах. Ты кого – то потеряла?  
Она опустила глаза. 
-Да. 
-Давно? 
-Я постоянно теряю людей. Поэтому, какая разница – было это вчера или десять летназад? 
-Ошибаешься. Время имеет значение. Не для тебя. Для боли, которую ты испытываешь. Время губительно для нее. Оно притупляет ее грани, с каждым днем все больше и больше убавляет ее силы. Единственное, чего время не может – это убить боль, стереть ее без остатка. Мы должны испытывать боль, жить в состоянии постоянной трагедии, так мы чувствуем, что живем, так мы чувствуем это по- настоящему. А что касается постоянных твоих потерь …Ты сама этого хочешь. Это не ты теряешь людей, это они тебя теряют. А если теряют, значит не заслуживают. А если не заслуживают тебя, значит не заслуживают занимать твои мысли и гнездиться в этой чудовищной морщинке. Видишь как все просто? 
-Я бы сказала чудовищно просто. 
Она задумалась над  его простой логикой. Действительно: «не-принцу» настала пора давно дать отставку, сон… это ведь просто сон, мало что –кому привидится. А юбка… она вообще была ее любимая. А любимых нужно принимать такими, какие они  есть.  
Покопавшись в себе, она так и не смогла дать достойный ответ на его провокацию. 
Все просто. У нее все хорошо. 
-А ты сообразительная. Я даже немного удивлен.- он улыбнулся, только в этот раз как- то по-другому – немного печально что –ли. 
— Я еще и крестиком вышивать умею, — немного неловко пошутила она.- Не уходи. Ты не можешь, просто не имеешь права. 
-С чего ты взяла, что я ухожу?? – в неискреннем удивлении его брови взлетели слишком высоко, показав миру борозды глубоких почти старческих морщин. 
-Не знаю, — честно призналась она,- просто уверена и все тут. 
Он промолчал. Ему не хотелось врать, особенно таким  глазам, особенно, когда они так счастливо-туманны. Он промолчал. 
— Ты ведь так и не ответил на мой вопрос.  
— Хм… думал, ты про него благополучно забыла.  
— Не дождешься, — она смешно, как – то по-детски сгримасничала, чем вызвала очередной приступ его такого искреннего смеха. 
— Я…как бы это сказать…хм…я – супергерой. 
-Ага, борец за добро и справедливость с розовеньким пледом,- она фыркнула, потом как – то неловко хрюкнула, раскраснелась и умолкла, готовая дальше слушать уже без комментариев. 
-Ну можно и так сказать,- он улыбнулся,- я – собиратель грусти. А в тебе ее было так много, что я не мог на это не купиться. 
-«Собиратель грусти»? Это как? 
— Видишь ли, по аналогии со счастливыми людьми, вся печаль мира имеет одну первопричину. Любовь. Во всех ее гранях и проявлениях. Это со временем в человеческих мыслях она приобретает замысловатые формы, но в основе любой печали, как и счастья, лежит любовь. Так вот, я собиратель печальной хроники любви.  
-И как тебе мои хроники? Достаточно печальные? 
— Не совсем. То, что ты мне рассказала забавно, но не вызывают грусти. Скорее наоборот. Печаль засела где – то внутри тебя, грызет, но первопричины ее ты не знаешь, оттого и мучаешься. Ты любишь себя? 
-Что??? 
-Дура ты. Правильный ответ не «Что», а «Да». 
-Интересная теория.  
-Это не теория, это практика. Практика твоей души. 
Она никогда не задавалась вопросом, любит ли она себя. Любит ли Васю (Петю, Сашу, Колю…)  задавалась. Но в любви к себе никогда не признавалась, да и не знала как.  Она привычным взглядом окидывала себя в зеркале по утрам, присматриваясь к новой расширенной поре, к  очередным прибавленным граммам, ясно очертившимся на бедрах. Звуки, которые она при этом издавала, на стоны восторга походили в последнюю очередь. 
Глоток уже заледеневшего, но все еще оставшегося ароматным кофе привел ее к единственно правильному вопросу: «Почему?». Почему она могла любить кого угодно, признаваться в этом искренне, фальшиво и предательски –влюбленно глядя в глаза кому угодно, но только не себе. Ведь она не так плоха. Внешность, никогда не была ее козырем, однако, зачастую ее называли «красивой». Это она себя такой не считала, а другие были в этом уверенны. Так почему бы им не поверить? Фигура… Она никогда не была моделью, но умудрялась же своими формами восхищать своих «принцев»? так что еще один плюсик в копилку ее любви к себе. Ум. Нет, до нобелевской премии ее мозги не дотянут, но фору многим дать могут. 
Так что черт их всех дери, почему бы и нет? Она нравится себе! Нет! Она влюблена в себя до безумия! Недостатки паршивого характера – мелочи жизни. 
-Вот видишь, это не так сложно. Только не нужно путать уважение к себе со слепой самовлюбленностью. Хотя, тебе это не грозит. 
Она молчала. Принесли еще две чашки дымящегося кофе взамен недопитых старых. Ее окатило резким ароматом, дыхание кофе впилось в ее сознание четкой картинкой. Как на старых диафильмах: он, его кофейный роман с чашкой, солнце, скользящее по его пальцам, утопающее в его иссиня –черном, как его глаза свитере и его улыбка. 
Именно это она и должна запомнить. На долго. Сколько будет длиться это пресловутое «долго» она не знала и не хотела задумываться. 
— Знаешь, ты  первая, кто не спросил меня о моем прошлом, о моем имени. Первая, кто не попытался проникнуть в меня. Но так остервенело дал проникнуть в себя. И мне впервые захотелось сделать что – то для другого человека. Этот плед. Твои ноги. Все это. только для тебя. И очень захотелось, чтобы этот плед обнимал только тебя, был пропитан твоим теплом и как – то всегда ненавязчиво напоминал обо мне. Ты первая, кому я захотел запомниться. 
Она молчала. Улыбка сковала ее лицо. Теперь была очередь ее кофейного романа, ее улыбок, ее счастливого с проседью взгляда. 
Она молчала.  
Чашка снова утонула в его ладонях, снова долго поцеловала его в губы и чуть слышно опустилась на стол. 
Он поднялся и ушел. 
Она молчала.  
Улыбка все еще не сходила с ее лица, а перед глазами все еще был этот кадр из диафильма. И еще что – то странное внутри. Какое – то чувство. Она не могла дать ему определение, но ей нравилось…определенно нравилось. 
На улицу выпорхнула официантка, щебеча что – то на прощание тому –самому парню, и подошла к столу. В глазах ее светилось предвкушение первого свидания и приличных чаевых от печальной девушки и ее собеседника. Но подойдя к столику не обнаружила ни печали в глазах посетительницы, ни ее странного спутника. Чуточку разочаровавшись, что, очевидно, пропустила животрепещущую развязку этой «кофейной драмы», официантка убрала со столика все лишнее, оставив лишь чашку девушки и счет за удовольствие, и удалилась. 
Покорно заглянув в счет, юная мадмуазель достала деньги и вложила их в книжицу. Она не обратила внимание, что счет был в половину меньше положенного и не придала значение тому, что сама счет не просила. «Как он это сделал?», так и не стал вопросом ее бессонных ночей. Так и не исказил кадр ее собственного диафильма памяти ненужными сомнениями. 
До предела медленно сделав последний глоток кофе, обувшись, она встала, бережно сложила плед, подхватила его рукой. Дышать было легко. Ветер, будто почувствовав перемену в ней задорно разбросал кудри по ее плечам.  
Она все еще не могла дать определение этому чувству у нее внутри, но точно знала, что вот – то раскроет его. Нужно немного. Всего лишь шаг. 
Действительно. 
Один шаг спустя…она была счастлива…