шоу

 
                Я даже не знаю, как это все получилось, это вышло само собой. Было  самое обычное воскресенье самого обычного ноября, пасмурный день и никаких перспектив. Хотелось хотя бы выспаться, но моя неугомонная вторая половина разбудила меня ни свет, ни заря и буквально вытолкала на рынок для покупки всякой всячины.  Если бы мы  пошли вдвоем, то непременно  всю дорогу ругались, вполне жизненная ситуация. И скорей всего, пришли бы домой вместе,  изрядно потрепав друг другу нервы.  Так ведь у всех бывает. Но только не в нашем случае. Тут я просто был вышвырнут из теплой постели, как старый кот,  и  направлен за покупками. Это бесило. Нет,  это даже не бесило, я просто ненавидел эту стерву – свою женушку и готов был сбросить ее с шестнадцатого этажа нашего  двадцатиэтажного общежития. Я медленно  приходил   в себя. Предстояло купить всякой снеди плюс несколько хозяйственных вещиц, в том числе  грабли и совок. Ну что поделаешь, если такому красавчику, как я,  приходится жить с обладательницей  страшно невыносимого характера. Ну,  захотелось ей кусочка частной собственности,  и  от неимения квартиры купили дачу. Да, пионы, гвоздики и тюльпаны – это конечно политес, но  из-за  недосыпов по выходным  наличие  дачи  было не радостью, а источником вечных проблем, ну или геморроя, как выразились  бы не столь  интеллектуальные, как я, люди.
           С такими мыслями я возвращался с колхозного рынка, дико ругаясь  про себя на тучи, осень и мою когда-то любимую женщину. Я ругался также и на придурков  – продавцов, старающихся выйти  как можно раньше, спозаранку, явно намекая своим поведением, что правильные жители планеты  просыпаются, как  они, с первыми петухами.
           Мы жили в студенческом городке,  и только наличие идущих навстречу прекрасных первокурсниц останавливало меня от того, чтобы разразиться трехэтажным матом  вслух по поводу моей неудавшейся жизни. Правда,  девчонки абсолютно не реагировали на меня, видя лишь  домашнего подкаблучника с граблями в руках. Я был просто взбешен. Дойдя почти до подъезда, я приостановился и закурил, наверх  подниматься  не хотелось. В центре микрорайона, между домами, я вдруг заметил  подъехавший серебристый  автобус и снующих возле него людей. Все еще размышляя  о своем, я непроизвольно направился туда. Рядом бегал коренастенький  шатен лет двадцати пяти  с крашеными концами волос и,  размахивая руками,   что-то кричал. Повинуясь инстинкту зеваки, я  двинулся ближе, а  шатен, перестав орать, подлетел ко мне и быстро затараторил:
-Умираю… спасите… проект горит, битый час ищу. Нужны негры и  светловолосые…  Позарез. Массовка в интеллектуальное шоу. Ненадолго, часа на два. Выручайте. Я заплачу.
             Я был блондином,  и я дико не желал идти домой. На «фазенду»  мы собирались отправиться  после обеда. Мне ничего не мешало поехать с этим крепышом. Ничего, кроме грабель.
             Радуясь, что мне не скоро придется объясняться со своей женой, я воодушевленно полез в автобус.  Там уже сидело с десяток студентов  афроамериканского  происхождения и парочка светловолосых «ботаников»  в очках курса,  эдак, с третьего. Удивляюсь, как их этот прохвост – продюсер изловил в воскресное утро, когда они по обыкновению, начинают учить лекции на понедельник. Что  могло их выманить на улицу? Ни тебе истеричных  жен, ни выгуливаемых собачек…  Или вышли теорию относительности обсудить  друг с другом с утречка в выходные?
             Вскоре  добавилось еще человек пять студентов, среди коих я обнаружил троих ярчайших блондинов и двух крашеных гламурных юнцов, и мы, наконец, тронулись в путь. Сумасшедший продюсер, которого,  как оказалось,   звали Евгением, метался по проходу в автобусе и записывал  присутствующих для дальнейшего составления договора и расчетной ведомости. Нам полагалось по тридцать долларов по окончании мероприятия.
             Ехали мы  минут двадцать, и  удивляло, как это нам удастся вернуться в течение двух часов. Дорогой я тайком рассматривал едущих.  Африканцы  весело болтали о своем, может, обсуждали наступающую зиму, а наши грустно взирали в окна, уж они-то знали,  в каком дурацком климате нас угораздило родиться, и чем чреваты наступающие холода. Получался паритет – восемь темнокожих, среди которых две девушки, и восемь  ребят явно славянского происхождения. Случайное ли это равенство, я обдумывал  в продолжение всего пути. В конце концов,  автобус остановился возле неоштукатуренного дома круглой формы на самой окраине города. Я частенько видал это здание, проезжая  на нашу злополучную дачку.  Оно строилось медленно, несколько лет, я даже подозревал, что у него неоднократно менялись хозяева. Женя подтвердил мои мысли и сказал, что съемки  будут проходить здесь, в купленном   им по случаю  специально для проекта помещении, которое  досталось  за копейки от нерадивых хозяйственников.
           Мы выбрались  шумной толпою, зная,  что процедура предстоит даже интересная и денежная, это ведь не военкоматовский автобус, да и мы не призывники. На удивление, внутри здания царил более-менее пристойный антураж, был огромный круглый стол и два десятка кресел. Особняком стоял  фуршетный столик, заваленный множеством бутербродов, закусок и напитков. По-видимому, здание строилось по принципу  маленького цирка или планетария, внутри был круглый зал, вокруг него – во всю длину круглый узкий коридор, а дальше — внешняя стена здания, граничащая с улицей.   Стенка, отделявшая коридор от зала была выполнена из толстого железа с  множеством мелких отверстий, ну прямо  как барабан от современной стиральной машины.
          Мы зашли и расселись. Грабли пришлось оставить в коридоре. Странное дело, после этого поступка настроение мое значительно улучшилось, я мигом позабыл и про супругу  и про дачу.  Евгений  по-хозяйски  предложил перекусить, чем мы и занялись. Он оказался радушным и гостеприимным молодым человеком. Своей целеустремленностью и администраторским талантом Женя  вызывал расположение  окружающих. Кроме того, он был безупречно воспитан, а я всегда старался завести дружбу именно с подобными, как говорится «хорошими парнями». У него и дома в гостях не заскучаешь, и в театрах, ресторанах краснеть за его поведение вряд ли придется. А уж его коммуникабельностью я просто восхищался.  Казалось, он смог бы разговорить даже банкомат или турникет в метро.
          Между тем  наша компания неторопливо трапезничала, осваивалась,  и мне даже начинало  казаться, что  собрались именно для этого. Стали проскальзывать шуточки и даже тосты. Когда мы вдоволь набили  желудки, Евгений сказал, что пора начинать шоу, в котором у каждого есть шанс стать героем, а не массовкой. Эта перспектива радовала, приятно в современном мире получить новый шанс на что-либо. С этого начинались все шаги к успеху сегодняшних знаменитостей. А вдруг я красиво войду в ракурс или там лицо запомнится, может, еще позовут?  Я уже в мечтах диктовал  свой номер телефона режиссерам, жаждущим  меня снимать.  Естественно, я  был высокомерен и несговорчив: «Только по воскресеньям не беспокоить…  Дача!» Кстати, о телефоне.  Почему-то  он в этом здании сеть не ловил, возможно, мощная видеоаппаратура вкупе с металлической дырчатой стенкой гасили сигнал. Ну и ладно, пусть это чудовище женского пола поволнуется!
           Тем временем Женя сердечно пожелал  всем успехов на новом поприще, обозвав нас в шутку напоследок «микроактерами». Он показал прикрепленную у потолка камеру  и, объяснив, что вести себя на программе надо совершенно естественно, этот микрокомандир  удалился. Лязгнула  тяжелая дверь и наступила полная тишина.
          Я мысленно настроился на победу, какие бы конкурсы тут не проводились и какие бы вопросы не задавались. Я, конечно, давненько окончил свою академию госслужбы, но моя супруга  была преподавателем философии,  и нам все еще было о чем поговорить вечерами. Портили ситуацию и существенно настораживали эти скрытные отличники, прикатившие со мной, но и с их уровнем      ай-кью    я был готов бороться до конца.
           Шли минуты, но ничего не происходило. Негры  вяло переговаривались по-английски, видимо, были из разных стран. Или племен, черт их разберет. Ожидаемого начала не последовало.  Шоу задерживалось, и держу пари, в два часа мы уже точно не укладывались.  Странное дело, до этого момента мы  все вместе, подгоняемые продюсером,  торопились сняться и поскорее вернуться  к своим  рутинным делам. Мы осознавали, что наша встреча в одном месте случайна и кратковременна.  Нам   не было совершенно никакого дела друг до друга. Теперь же спешка позади,  и даже выпало свободное время. Мы потихоньку начали знакомиться.  Среди светловолосых оказались двое украинцев – Степан и, конечно же,  Бандера; один швед – Йоргис; остальные – русские – Игорь, Стас, Олег и Андрей. Почему-то вся наша команда выглядела по комплекции  стаей одиннадцатиклассников, кроме, пожалуй, меня, начавшего в последнее время немного плотнеть.  А  африканцы были почти как на подбор – высокие. Ну да, лестниц не изобрели, а бананы надо же как-то рвать, язвительно раздумывал  я. Звали их Джой, Тревор, Макфуд, Чарли, еще один Чарли и Боб. Африканки  звались Люсией и Флорез. Слава богу, различать этих иностранцев получалось, не в пример, как в каком-нибудь азиатском фильме. Там было бы бессмысленно запоминать, кто из них Тревор, а кто Чарли.  Одно только произношение  китайских или вьетнамских имен – это целая дыхательная гимнастика плюс комплекс упражнений для мышц вокруг рта…
           Прошло более получаса, но съемочное действо не начиналось. Атмосфера  все больше становилось дружелюбной  и раскрепощенной, но  постепенно  «микроактеры» начали осознавать, что сотовые не работают, и вдобавок нами  совершенно никто не занимается.
          -Чиортоф  дурак, — наконец  сказала Люсия на ломаном русском, имея, конечно же,  в виду нашего многоуважаемого босса, – кинуль, кинуль он нас, мошеньик.
           -Неть, неть, он короший, — запищала пышногрудая Флорез, которой, видимо, пришелся по вкусу стремительный продюсер. Мы терялись в догадках, почему про нас  забыли…
           Посидев еще  с  четверть часа уже просто для приличия, мы коллективно решили покинуть это гостеприимное здание. На фуршетном столике было почти пусто, стало быть, нас теперь совершенно ничего  не держало. Понимая, что темнокожие не у себя на родине и ведут себя стеснительно, а из европейцев я — самый старший, мне  пришлось первым направиться   к выходу.  Но дверь не поддалась. Я попробовал еще раз,  тщетно. И тут неожиданно на нас обрушился шквал  громкой музыки, в зале поменялось освещение, зал превратился в оживленную студию,  а громогласный бас  Евгения из динамиков  произнес:
           -Поздравляю, вы все успешно прошли первый этап,  перезнакомились и даже можно сказать, сдружились, — вдруг он ехидно заржал, отчего  мурашки побежали по всему телу. – Так держать!
            -Жень, мы думали, куда ты запропастился, может, сердце схватило у тебя, а мы в неведении, и сотовые тут какого-то черта не работают, — прокричал я панибратски.  Он почему-то опять издевательски захохотал, и я почувствовал себя полным идиотом.
             — Делать-то нам что, где съемки, где «…будете героями», где  «…держитесь  естественнее»? – заискивающе  поинтересовался я.
              -А вы разве не заметили? Шоу уже идет полным ходом. Будьте естественнее и тогда станете героями. Сейчас начинается второй этап.
              -И какие наши  действия?
               -А никаких.  Просто выживайте. Мне так надоели за всю жизнь плохие сценарии и плохие актеры, что я решил все сделать по высшему разряду, натурально так.  Вот это получится фильм! Самыми кассовыми на сегодняшний день по статистике являются фильмы-катастрофы или  кино про убийства. Вторыми мы и займемся. И никаких банальных сценариев, будто  в похожей на вашу ситуации  выжил только герой-одиночка. Или наоборот, все дружно вычислили и обезвредили маньяка-расчленителя. Отнюдь.  Здесь все гораздо честнее и великодушнее, выживет ровно половина из вас. Кто? Решайте сами.  Я не шучу. Я продал свою   квартиру и раритетную  машину в придачу, чтобы купить этот дурацкий  цирк, я потратил последние сбережения,  мне отступать некуда. Так что работать, работать, актеришки! Я теперь ваш личный Карабас Барабас. И не вздумайте шутить, придурки. И кстати, время тикает, через полчаса  мне нужна первая жертва, хе-хе, — подытожил он и  отключился.
            Я присел на краешек стула, чтобы переварить случившееся. В  голове была полная сумятица.  Все это вправду  не постановочный трюк, не шутка,  а происходит  здесь и сейчас? В это было трудно поверить. Остальные  тоже мгновенно  приуныли и с зарождающейся настороженностью стали поглядывать друг на друга. Куда подевались недавние прибауточки и веселое оживление? Я в очередной раз проклял это утро,  мою любимую и ее дачу, однако время действительно  стремительно утекало, надо было срочно обдумать сложившиеся обстоятельства. Во-первых, способен ли этот переродившийся продюсер   кого-нибудь убить? Вряд ли, хотя нет, что я такое говорю, в сегодняшнем безумном мире – запросто. Но тогда как? Стрелять сквозь железный простенок -  ненадежно, любая пуля застрянет в нем,  да и грохоту много, могут услышать  на улице. Травить нас ядовитыми змеями – старый прием, но мы ведь можем и перетоптать   земноводных  почти без потерь, с нами представители южного континента, которые проделывали это скорей всего  не раз. Запускать к нам ядовитые газы или отравляющие смеси – бессмысленно — погибнут либо все, либо никто.  И тогда никакого шоу и съемок, хоть маньяк сидит в режиссерском кресле, хоть нет… Стоп! И тут одна интересная мысль завертелась где-то поблизости, требовалось только поймать ее за хвост.
               -Черт, да это же просто продолжение шоу, проверка на вшивость, как мы себя поведем, — вдруг воскликнул я сначала вполголоса, а потом еще раз, громче.- Незачем ему нас убивать, да и нечем, — произнес  я, оглядев собравшихся. На них без слез смотреть было невозможно. – Эй вы, скорчившиеся трусы, — взял я окончательно инициативу в свои руки, — сидите тут и пачкаете трусики? Да я работал полгода младшим следователем, таких убийств не бывает, ничего бы не получилось, — все более распаляясь,   я  выложил  свои предыдущие умозаключения. – Это и есть шоу, думаете,   маленьких  денег стоят записи ваших  рож, изуродованных паническим страхом? Ваши перемены настроения смешны со стороны и будут классным «свежачком» в интернете, лохомудики! Да когда двери через полчаса  откроются, вам будет стыдно друг другу в глаза смотреть, герои хреновы, штаны начинайте сушить, — закончил презрительно я и пошел на свое кресло, по пути ухватив со столика бутылочку «Хугардена».
              Вольготно развалившись, я   спокойно допивал свое пиво и отсчитывал последние минуты до освобождения. Похоже, я тоже обладал частичкой дара убеждения.  Распавшийся коллектив снова стал многоголосым и общительным, правда,  не так интенсивно, как ранее. Все прятали лица от стыда. Да и в самом деле, шестнадцать испугались одного, не выдержали психологической проверки. Как же человек слаб и внушаем! Ну и какими они могли стать героями? – желчно  усмехался я про себя, — и я чуть было не поверил, олух!
              Около выхода что-то тихонько щелкнуло,  и когда я уже начал подниматься, планируя идти к долгожданным открывшимся дверям,  тишину прорезал дикий истошный крик Флорез. Прямо на нее, качнувшись, стал заваливаться Чарли, у которого из головы во все стороны хлестала кровь, а вместо глаза зияла бурая пустота. Слюни и кровь полностью залили верх  ее кофточки, вдобавок изо рта парня вывалилась недожеванная теплая жвачка и, прокатившись по лицу Флорез, упала ей за пазуху. Это было страшное зрелище. Негритянка, потеряв сознание, рухнула вслед за Чарли на пол и затихла. Так они и лежали  вдвоем одной кровавой кучей.  Я  решил, что  надо опять занять сидячее положение. Тем более  что лицо теперь спрятать хотелось именно мне. Оцепенев от страха, мы все с выпученными глазами,  будто  рыбы в аквариуме, судорожно глотали воздух. Наконец  Люсия кинулась хлестать по щекам подругу, а Макфуд  боязливо подобрался к еще подергивающемуся телу Чарли, брезгливо поднял его не испачканную кровью руку  и нащупал пульс. Через мгновение рука  была отпущена, а африканец отвернулся и глухо зарыдал. Я нашел в себе силы подняться и подойти к жертве. Роль героя надо было доигрывать до конца. Я внимательно осмотрел рану убитого и, набравшись храбрости,  стал шарить пальцем в глазнице. Через минуту я вытащил маленькую окровавленную пульку от пневматического пистолета.  Все мои теории о невозможности стрельбы пошли псу под хвост. Я не учел в своих умозаключениях пневматику, где пуля гораздо меньшего калибра. А вот стрелять этот негодяй  мог, получается,  из любой точки благо имелся миллион отверстий в железной стенке.   
                 -Ну что, актеры, вы с заданием не справились, надо стараться лучше! Надеюсь, вы теперь хорошо поняли правила игры, недоумки?- заговорила в микрофон эта сволочь. – Даю вам  еще  полчаса.
                  И отключился.
                  Я с трудом приходил в себя после увиденного. И почему-то для меня не стало неожиданностью, что следующей жертвой народ выбрал меня. Второй Чарли и Макфуд долго о чем-то переговаривались вполголоса, а вскоре пружинистой походкой двинулись ко мне. Я, правда,  не успел спросить этих банановых самураев, хотят ли они меня проучить за несбывшиеся прогнозы или просто убить. По-видимому, и то и другое. Они без всяких предисловий влепили мне пару пощечин, так что лицо зарумянилось и мне срочно захотелось купить бронированный автомобиль. Я, конечно благодаря своей не тщедушной комплекции,  кубарем никуда не улетел, но по их дрянным мордам попадал реже, чем требовалось бы  для полного равновесия сил. Пришлось схватить пустую бутылку и очень эффектно разбить ее  о голову Чарли, тот  на время выключился, зато его белозубый дружок стал превращать меня в котлету в два раза интенсивнее. Я уже особо не поднимался, оставаясь внизу, я только старался хоть как-то прикрывать жизненно важные органы. Наконец, видя, что я уже валяюсь ничком, Макфуд остановился передохнуть и посмотреть, что с  Чарли. Тот, вероятно,  был тоже в восторге от «Хугардена», потому что  не мог самостоятельно встать.  Я всегда говорил,  что это качественное   пиво. Их дуэт явно разладился, что было на руку мне. Я с трудом разлепил заплывающий правый глаз и тихонько пополз к своему креслу. Да, вам еще развиваться и развиваться, ребятки, думал я о выходке этих хамов, втайне жалея об отмене рабовладельческого строя. Вот европейцам, например, тяжелее переступать черту и поднимать руку на ближнего своего, сказываются многовековые традиции и воспитание. Вам до этого совсем недалеко, веков двадцать эволюционировать.
                   Стоило мне только усесться поудобнее, как ко мне приблизились   Степан и Бандера. Они что, грушу тут для тренировок нашли, подумалось мне.  Я чувствовал себя очень разбитым  и в два счета мог отправиться на тот свет вслед за первым покойником. А как же мои грабли и дача? Неужели я зря недосыпал? При этих мыслях я моментально  позабыл  все постулаты  про европейцев, а также  что  все люди – братья. Я был взбешен.  Эти подонки, находящиеся со мной в одном положении, решили меня изничтожить, причем коллективно. Я подтянул к себе поближе самый острый осколок от разбитой бутылки и решил дать им последний шанс. Да, как я и предполагал, просто у мальчиков затекли руки. От долгого сидения взаперти. Хороший повод. Они всего лишь хотят их поразмять. Ничего личного, дескать.
                    Как только вонючий кулак Бандеры встретился с моим многострадальным лицом, я вогнал зажатый в руке осколок ему прямо в живот. Ту же процедуру я повторил и с туловищем Степана. И я ни капельки не остался разочарован.  Эта с виду решительная команда, пришедшая по мою душу, очень быстро изменила свои планы и залив кровью и какими-то жидкостями из кишок пол, удалилась, держась за стену.
                     Я не знаю, зачем понадобилось Макфуду  так усердно поднимать Чарли и ставить его на ноги, но это был, вероятно, самый необдуманный поступок в его жизни. Лучше бы он продолжал ухаживать за лежащим дружком!
                  Неожиданно в динамике раздался голос нашего  заточителя:
                — Ах, ребятки, ну здесь было на что посмотреть. Вы намеревались убить этого выскочку, да кишка оказалась тонка. Я бы его и сам добил, но он в шоу хорошо смотрится, ценная фигура.  Кстати, кому из вас четверых нужна медицинская помощь?    Степан, Чарли и Бандера подняли руки. – А тебе, обезьяна длинная, нет?- обратился он к Макфуду. Тот отрицательно мотнул  головой.  Сразу же прозвучали три выстрела и на плече и животе африканца появились темно-красные расплывающиеся пятна.
             — Все,  теперь тебе тоже нужна скорая.
              Негр  морщился от боли, стонал, но не орал. Это радовало. По крайней мере,  не портил аудиоэкологию.
           — Вы, господа, ленитесь. Мне приходится делать вашу работу. Отсюда выйдут восьмеро, убив всего лишь семь. Где социальная справедливость и перевыполнение плана? Может, этот, первое чучело, хотел быть убитым именно вами, деликатно, ласково, например, удушением.  А вы не постарались для него, не поверили мне, и что, думаете пулю в глаз, мозги на ковер – это гуманно? Ну а вы, драчуны, обратился он к нападавшим на меня, теперь вы в равных условиях, поддайте-ка жару. Двое выйдут, двое полягут. Все по-взрослому. У вас, как обычно,  полчаса, упыри.
            Динамик замолк.
            Парни начали вяло перебрасываться ударами, силы их покидали достаточно быстро. Однако это явно не нравилось нашему продюсеру. Из разных точек  округлой стены  стали звучать выстрелы. Было слышно, как наш любимчик – Евгений перемещается по коридору, но угадать, откуда последует выстрел, было невозможно. Дерущиеся все больше кровоточили, поскальзывались и падали на собственной крови. Наконец, минут через десять Макфуд и Степан оказались на полу без шансов подняться.  Кто именно  кого избивал, было не ясно.  Все колотили всех. Они просто превратились в диких зверей. Бандера и Чарли остановились только тогда, когда их соперники перестали дышать.
           — О,  ребята, все гуд! Я свое слово держу. Вы сделали классную съемку, я вас естественно выпущу. Вперед!
            Щелкнул замок и окровавленные бойцы, ни минуты не колеблясь по поводу убитых ими товарищей, поковыляли  к выходу. Дверь и вправду оказалась отпертой. За уходящими кинулись  Флорез и Люсия, но тут же получили несколько пуль в ноги и на полпути грохнулись на пол, рыдая и кровоточа.
             Я, наконец, понял, что здесь замышляется крупная мясорубка. Поэтому сходил к столику еще за одним  «Хугарденом». Во-первых, спиртное заглушало боль, во-вторых, с помощью него я легче переносил окружающую вакханалию, иначе депрессия в моей тонкой душевной сущности случилась бы всенепременно. Да и новый осколок бутылки мне явно не помешал бы. Люди на глазах теряли свой человеческий облик.
              Прикинув, что  есть шанс на выход  из заточения, и некие правила нашим мучителем все-таки выполняются, оставшиеся  «гладиаторы» решили померяться силами. Вернее,  показать,  на что они способны. Пользуясь тем, что негритянки молили о помощи и силились  закрыть сочащиеся раны, Тревор и Джой приблизились к ним.  Они приветливо поинтересовались, все ли  у девушек «о-кей»,  но  вместо перевязки ран без малейших колебаний,  не сговариваясь,  обхватили их шеи своими жилистыми пальцами. Жертвы почти не дергались и быстро затихли.  Ровно через минуту парни, как по команде, отпустили объятья, поднялись и вопросительно взглянули в потолок.
             — Блин, классно получилось, я все видел и восхищен, — заорал этот упырь в динамики. – Молодцы, но этого мало.  Глупо было бы отпускать вас с проекта, вы действовали так зрелищно и профессионально! Боба своего хорошо знаете, надежный товарищ? – они, подумав, утвердительно кивнули.- Вот его   удавите, и все, свободны, обещаю!
              Те не заставили повторять дважды, тем более что  помнили о наличии меткого пневматического пистолета  за стенкой, и в два прыжка оказались около бедного Боба. Мне оставалось только наблюдать, как призрачно понятие  дружбы в наши времена. Его сбили с ног и ударили пару раз точно в район верхних ребер изо всех сил. Нужный эффект был достигнут, одно ребро, переломавшись, пробило сердце. Боб умер мгновенно. Когда все было кончено, щелкнул замок,  и африканцы покинули зал. 
           — Ну что, а вы, мои бледнолицые братья, — заверещал голос из динамика, — вы намереваетесь, наконец, поучаствовать в шоу? Вот вас пятеро, этого  раненого придурка я не считаю, — несомненно, он имел в виду меня, — у вас цивилизованные взгляды, но вы-то хоть решили, кого  следует убить? Отсидеться у меня на съемках не получится, все должны потрудиться. Ну, так кого? — продюсер повысил голос.  — Я жду!
             Оставшиеся вяло пробубнили, что не решили.
             — А вот так?
             Тут же раздалось два выстрела и оба попали в Олега.  Остервенелое стадо поняло, чего от них хотят, и стало жестоко добивать своего недавнего товарища по несчастью. В защиту выступил находящийся в прострации от увиденного  ужаса Йоргис. Этим он подписал себе, как водится, смертный приговор. Когда их тела перестали подавать признаки жизни, в очередной раз щелкнул замок и из громкоговорителей коротко донеслось: «Все свободны».  Глянув на часы, я ужаснулся, шел уже седьмой час.  А казалось, что мы пробыли взаперти часа два-три.
               Выбравшись на улицу,  я увидел улыбающегося Евгения, он снова шутил и каламбурил.  Правда,  был вооружен и не спускал палец со спускового крючка.
              — Съемка удалась, братцы. Простите за некоторую грубость, ну как в моем деле без этого? Понимаю, вы меня дико хотите прикончить, но, во-первых, вы хоть и убийцы теперь все, но лишняя жертва  ни к чему.  Во-вторых, это уже ничего не изменит, ваших дружков не вернешь.  Кто же вам виноват, что вы поиграли в определенную игру и сами их отправили на тот свет? Так что трогать меня, по крайней мере,  нечестно.  Да и подлечиться вам всем не помешает, мои настоящие большие актерищи!  Вы много здоровья потратили на шоу.
               Это была сущая правда, я был весь покалечен, глаз не открывался, ходячий синяк, в общем. Другие были ненамного в лучшей форме. Евгений деловито раздал причитающиеся деньги, попрощался  и указал направление к остановке  автобуса. Все медленно потянулись к трассе. Я остался в полном одиночестве. Во-первых, идти не позволяла, по всей видимости,  перебитая  нога, во-вторых, мама меня воспитывала не так, чтоб с легкостью убивать людей, а потом спокойно расходиться по домам, как с праздничного корпоратива. Да и не хотелось чувствовать  себя частью этого сборища жалких сусликов, идти с ними, как ни в чем не бывало.  Вдруг этот гад завтра заманит в свою ловушку под названием «шоу»  мою жену или друга? Сколько еще безвинных душ он планирует укокошить? Ведь он прав, что теперь все мы – убийцы, и в милицию ни один жаловаться не побежит. Знает, сволочь, психологию на «отлично».
                Тем  временем из здания вернулся наш продюсер. За спиной его болтался мешок, в котором лежали явно круглые предметы.  Будь это в августе и будь он азербайджанцем, я бы подумал, что он несет арбузы.
              — А ты чего не ушел, ножки болят?- спросил он меня презрительно. – Чего на мешок уставился, ну головы и головы.  Понимаешь, хочу дома шахматы большие устроить. Фигуры из гипса, такие полуметровые, а головы настоящие, — буднично продолжил он.  Как раз теперь у меня есть и черные, и белые…  Еще пара шоу – и будет полная коллекция, на все  тридцать две фигуры хватит, ковбой. Ну,  что замер на месте?
            — Да вот грабли в коридоре забыл, — тихо промямлил  я.
            — Бери, бери…
             Это были его последние слова.  Грабли вонзились ему как раз точно чуть пониже шеи. Брызнул фонтан крови. Мешок упал, и отрезанные головы покатились в разные стороны. Меня стошнило.       Переждав минутку,  я вскарабкался   в заведенный   микроавтобус  и отправился домой…