Добавить

А.Посохов "Моё башкирское счастье"

Александр Посохов
 
 
Моё башкирское счастье
 
   Сижу на подгнившей лавочке, в каком-то подозрительно-ничейном закутке на Рублёвке, крапива по сторонам. И подходит ко мне старик весьма респектабельного обличия. Я-то ладно, тут мне и место вроде. А он-то чего забрёл сюда? Да ещё с тростью, бывшей когда-то частью ствола небольшого деревца. Кривая, пегая, сверху набалдашник из сучков раздвоенных, а снизу почти полностью истёртая резиновая набойка.
   – Позволите? – говорит старик и садится рядом.
   Минута проходит, молчим. Не по мне это. Пожрать не очень, а поржать сильно охота.
   – Набойка-то сотая по счёту? – спрашиваю, кивая на трость.
   – Тысячная, – смеётся. – Я её ещё в девяностых сделал.
   – Зачем, чтобы слепого изображать?
   – Чтобы от бандитов отбиваться. Бедренную кость запросто перешибает.
   – Ого! – делаю вид, что поверил. – Но сейчас ведь другие времена.
   – Другие, – соглашается. – И защитник сейчас у меня есть. Но добрая палка в руках никогда не помешает.
   – А защитник кто?
   – Сын, генерал. В Башкирии, правда. Но всё равно, если что, разберётся.
   – Генералов у нас везде хватает. А в Башкирии-то почему? – спрашиваю, чтобы беседа не прерывалась.
   – А у него мама оттуда, – отвечает. – И фамилия башкирская.
   – Да вы что! – снова обозначаю великое удивление. – А ну-ка рассказывайте. Старики живут, пока лепечут.
   – Это дети лепечут, – возражает. – А я расскажу всё, как было. А было это в семьдесят четвёртом. Послали меня в Уфу расследовать кое-что. Там бригадира одного в трубе заварили.
   – Как чай, что ли?  
   – Ну и шутки у вас! – сердится. – Запихнули, а стык заварили. На строящемся газопроводе. За то, что своих обворовывал. А трассовики народ суровый, многие с уголовным прошлым. Так он целых семь километров до выхода полз. А, когда выполз, ослеп.
   – А мама башкирская тут при чём?
   – А при том, что я днём с делом вожусь, а вечером по городу гуляю. В одном магазине раз булочку взял, другой раз. А продавщица – чудо чудное, диво дивное. Колпак на головке беленький, волосы чёрненькие, глазки горят, ямочки на щеках. Смотришь на неё и словно воспаряешь куда-то.
   – Не куда-то, а в рай, – уточняю.
   – Хотите, чтобы я вас палкой огрел? – угрожает и улыбается одновременно.
   – Не хочу, – признаюсь. – Считайте, что перед вами одно большое ухо.   
   – Так вот, ничего подобного до этого со мной не случалось. Влюбился и всё тут. Воспылал страстью, втюрился, втрескался, как хотите. Да ещё имя у неё музыкальное – Реляфа.
   – На гармошке такие ноты точно есть, – подтверждаю, отодвигаясь подальше. – Продолжайте, пожалуйста.
   – Продолжаю. Позвал в кино, согласилась. Обнял в подъезде, не заартачилась. После работы жду проводить, чуть не плачет от радости. А мне-то что делать, не тащить же её в гостиницу. Ей семнадцать, а я вдвое старше. Короче, посчитал я это знакомство сказочным приложением к командировке и вернулся домой. С другом поделился, а он, не вздумай связываться, говорит, у них многожёнство.
   – Не многомужество же!
   – И я ему то же самое сказал. А он, ищи себе подругу жизни в столице.
   – Где-е-е! – восклицаю, аж лавочка пошатнулась. – Найти хорошую жену в Москве – то же самое, что за мороженым на солнце слетать.
   – Вот именно. Полгода я выждал и поехал в Уфу свататься. Первым, кто прикоснётся к груди моей дочери – это муж её, а потом ребёнок.
   – Так у вас дочь или сын? – спрашиваю в полном недоумении. – И грудь чья?  
   – Да это отец её мне так при встрече сказал. Здесь, говорит, по конкурсу в институт не прошла, пусть в Москве поступает. И фамилию пусть нашу оставит.
   – И всё?
   – Всё. А чего ещё! Не знаю, как вы, а я свою подругу жизни нашёл. Вернее и преданнее моей Реляфы никого нет.
   И, надо же, именно в этот торжественный момент зазвучала в кармане у старика волнующая мелодия из кинофильма «Мужчина и женщина».
   – Ну, вот она, полюбуйтесь!
   Мелодия повторяется, а я глаз оторвать не могу от фотографии абонента на экране смартфона под надписью «Моё башкирское счастье». Только ангелы на небесах могли создать такой божественный образ. Единственное, что выдаёт его земное происхождение – это голубая косынка, повязанная так, как предпочитают восточные женщины.   
   – Я такие манты приготовила, как тебе нравится, – щебечет образ канареечным голосочком по громкой связи. – С мясом и картошкой.
   – Спасибо, любимая! – благодарит старик. Встаёт, перешибает зачем-то пару веток крапивы и удаляется. А мне так жрать захотелось.
 
* * *
 
 

Комментарии