"Слово о полку Игореве"

                                         С Е Р Г Е Й   М О Г И Л Е В Ц Е В
 
 
 
 
                                   С Л О В О   О   П О Л К У   И Г О Р Е В Е
 
 
                                Поэтический перевод Сергея Могилевцева
 
 
                        1
 
   Не пора ли, милы братья,
   Не настал ли час урочный,
   Рассказать  словами старыми
   О походе князя Игоря,
   Князя Игоря Святославича?
   Начинаем песню славную
   По былинам сего времени,
   И забудем про старинное
   Замышление Бояново.
   Вещий голос же Бояновый,
   Воспевающий события,
   Растекался белкой по древу,
   Серым волком по окраине,
   И орлом под белым облаком,
   Сизым, а не черным в крапинку.
   Вспоминал Боян, говаривал,
   Про времен былых усобицы,
   Напускал он стаю соколов
   На лебяжье стадо белое:
   Лебедь, что настигли соколы,
   Первой пела песнь победную –
   Ярославу пела старому,
   И Мстиславу пела храброму,
   Что Редедю пред косожскими
   Пред полками сталью вырезал,
   И Роману пела красному,
   Да Роману Святославичу.
   А Боян не десять соколов
   Напускал на стадо лебедей,
   Воскладал он, братья, вещие
   Персты на живые, тонкие,
   На живые струны тонкие,
   Рокотавшие без отдыха
   И князьям, и прочим воинам
   Славу и победу в бранях.
 
 
                        2
 
   Так начнем же повесть  эту,
   Братья, как уже пропели,
   Как звучали наши струны,
   От Владимира седого,
   И до Игоря младого,
   Что скрепил ум силой крепкой,
   Мужеством поострил сердце,
   Ратного набравшись духа,
   И повел полки святые,
   Храбрые повел, не трусов,
                    на землю Половецкую,
                    за землю Русскую.
 
 
                           3
 
   И взглянул на солнце Игорь,
   Солнце светлое затмилось,
   И увидел тьмой прикрытых
   Воинов своих в доспехах.
   И сказал тогда князь-Игорь:
   «О, дружина моя, братья,
   Лучше ведь лежать убитым,
   Чем плененным, и в оковах;
   Сядем же, родные братья,
   На борзых коней пугливых,
   И увидим воды Дона,
   Синего, в брегах зеленых».
   Помрачился ум у князя,
   И отведать Дон великий
   Стало для него важнее,
   Чем знамение на небе.
   «На границе злого поля,
   Половецкого, чужого,
   Преломить копье хочу я;
   С вами, русичи, желаю
   Либо голову сложить я,
   Либо шлемом пить из Дону».
 
 
                           4
 
   Боян, былого мира соловей!
   Ты мог бы те походы воспевать,
   Как соловей, скача по мысленному древу,
   Умом своим паря под облаками,
   И времени сего двух половин свивая славу,
   И по тропе Трояна рыща чрез поля на горы.
   Ты мог бы так воспеть для Игоря ту песнь:
   «Не буря соколов сюда несет, а к Дону Великому
    Бегут и скачут стаи черных галок».
    Или вот так тебе, вещий Боян,
    Пропеть ту песнь для Велесова внука:
    «Ржут за Сулою кони –
    То звенит набат и слава в Киеве,
    То трубы трубят в Новгороде,
    И стяги стоят в Путивле!»
 
 
                        5
 
   Ожидает Игорь Всеволода.
   Ожидает брата милого.
   Буй тур Всеволод речет ему:
   «Один брат, Игорь, один свет  светлый мне!
   Оба, Игорь, мы с тобой Святославичи!
   Оседлай же, милый брат, своих борзых коней,
   А мои-то уж оседланы у Курска вчера.
   А мои-то куряне – воины знатные:
                                повиты под трубами,
                                взлелеяны под шлемами,
                                вскормлены концом копий,
                                ведомы пути им,
                                знаемы овраги,
                                натянуты луки их,
                                отворены колчаны,
                                изострены сабли;
   Сами скачут, как серые волки в поле,
   Ищут чести  себе, а князю славы».
 
 
                           6
 
   Князь – Игорь, встав ногой в златое стремя,
   Уж едет в чистом поле, и над ним
   Всходило солнце в это время,
   И тьмою путь стелился невидим,
   И ночь стонала, и кричали птицы,
   И грозы разбудили все вокруг,
   И свист звериный встал,
   И пробудился див –
   Расселся на вершине синей ели,
   Велит послушать крик его отселе,
   Как будто царь он, и один правдив:
   Земле незнаемой,
   И Волге,
   И Поморью,
   И Посулью,
   И Сурожу,
   И Корсуню,
   И тебе, тебе, Тьмутараканский идол,
   Не обойти тебя уж стороною!
   И половцы нехоженым путем
   Бежали к Дону, и великий Дон
   Кричать телеги их заставил в полуночи,
   Так лебеди, свои расплющив очи,
   Смеются перед сном, и умирают в нем.
 
 
                            7
 
   Игорь к Дону воинов ведет,
   Лихо сзади по земле идет,
   Игорь скачет, или так бредет,
   Лихо князя все равно найдет.
   Игорь к Дону воинов ведет.
 
 
                            8
 
   Несчастья птицами расселись по дубам,
   И волки воют грозно по оврагам.
   И орлий клекот на костях зверей зовет,
   И брешут лисы на червлены щиты.
 
 
                             9
 
   О, Русская земля, уже ты за холмом!
   Привет, привет тебе из солнечного рая!
   И только ветер, судьбами играя,
   Кричит, как выпь: «Умрем, умрем, умрем!»
   О, Русская земля, уже ты за холмом!
 
 
                             10
 
   Ночь долго меркла,
   Свет зари упал,
   Покрыла поля мгла,
   И щекот соловьиный уснул,
   И говор галок убыл туда же.
   Великие поля червлеными щитами
   Перегородили уж русичи.
   Ищут они себе чести,
   А князю – славы.
 
 
                              11
 
   Спозаранок в пятницу, потоптали русичи,
   Полки половецкие, поганые притом,
   Разлившись стрелами по полю, по пустоши,
   Половецких девок помчали с ветерком,
   И золото было с ними,
   И паволоки были там же,
   И оксамиты дорогие,
   И покрывала,
   И плащи,
   И кожухами по болотам
   Мосты замостили,
   И по местам, по топким,
   И всякими узорчатыми половецкими диковинами:
                                               стяг червлен,
                                               хоругвь белая,
                                               челка червлена,
                                               древко серебряно –
                                               Святославичу храброму!
   Дремлет в поле Олегово гнездышко,
   Дремлет храброе, дремлет залетное!
   Не в обиду оно было создано
                                                ни тебе, сокол,
                                                ни тебе, кречет,
                                                ни тебе, черный ворон,
                                                знай же, поганый половец!
   Гзак бежит по полям серым волком,
   А Кончак правит путь ему к Дону.
 
 
                          12
 
   Весьма рано, спозаранок,
   Зори кровью наливались,
   Возвещали свет затмити.
   Тучи черные над морем
                               поднимались,
   И прийти сюда пытались,
   И накрыть четыре солнца.
   В них блистали синим цветом,
   Трепетали синим светом,
   Молнии, со смертью схожи.
   Гром великий раздавался,
   Дождь со стрелами от Дона
   Обещал пойти великий!
   Тут и копьям изломаться,
   Тут и саблям разгуляться,
   По шлемам половецким,
                               На Каяле – речке,
                               У великого Дона!
 
 
                         13
 
   О, Русская земля, уже ты за холмом!
   Живет, живет, и, отдыха не зная,
   Цветет Отечество мое, стихи слагая,
   И блещет силою, богатством, и умом!
   О, Русская земля, уже ты за холмом!
 
 
                        14
 
   Вот ветры, внуки Стрибожьи, задув,
   Уж веют с моря быстрыми стрелами,
   На храбрые полки, и, Игорем играя,
   Касаются брони, как я касаюсь струн.
   Земля гудит, и рекам мутно течь,
   И росами поля укроет снова,
   И стяги говорят: от Дона и от моря
   Уж половцы идут со всех сторон,
   И слышна эта речь,
   И русским уж полкам погибель их готова,
   И клики бесовых детей, перечеркнув поля,
   Столкнулись с русичей червлеными щитами.
 
 
                                  15
 
   И див кричал, и лаяла лиса,
   И солнце на вершине синих елей
   Все било им в глаза, и голоса
   В ушах звучали слаще соловьиных трелей.
 
 
 
                                  16
 
   И ярый Всеволод, который звался тур,
   Стоял на самом крае страшной сечи,
   И стрелами своими, а не речью,
   Стрелял по воинам, и лик его был хмур,
   И меч его творил из шлемов решето,
   И там, куда скакал он, там лежали
   Одни лишь головы поганых, и кричали,
   Но крики их предсмертные стихали,
   И вскоре их не слышал уж никто.
   Какой же раны побоится тот,
   Кто честь забыл, богатство и сомненья,
   И золотой отцовский стол, Чернигова оплот,
   И Глебовны своей желанной обхожденье?
 
 
                                    17
 
   Века Трояна были и прошли,
   И время Ярослава миновало,
   Олеговы походы тоже были,
   Олега Святославича.
   Олег мечом крамолу тот ковал,
   И сеял по земле каленые он стрелы.
   В Тьмутаракане граде в золотое стремя вступал,
   А звон уж тот слыхал великий Ярослав,
   Владимиру же, Всеволода сыну,
   В Чернигове закладывало уши.
   А дальше больше – привела на суд
   Бориса Вячеславича хвальба,
   И на Канину погребальное
   Зеленое постлало покрывало,
   Постлало молодцу и храбрецу
   За то, что смел обидеть он Олега.
   С той же Каялы Святополк велел отца
   Меж иноходцами  везти к Святой Софии,
   Между венгерскими велел он прямо в Киев.
   В те времена, при Олеге Гориславиче,
   Обильно засевалось, и росло усобицами,
   И погибало на корню наследие Даждьбожа внука,
   В крамолах княжеских людские жизни сокращались,
   И по земле по Русской редко где
   Покрикивали пахари, но враны
   Лишь граяли, деля надменно трупы,
   А галки говорили свою речь,
   Сбираясь на добычу черной стаей.
 
 
                            18
 
   Все это было в те походы,
   В те рати, в те лихие дни,
   Такой же рати, как сегодня,
   Еще не видели они!
   С раннего утра, и до вечера,
   С вечера и до утра,
   Летят стрелы каленые,
   Сабли гремят о шеломы,
   Копья трещат булатные,
                    в незнаемом поле.   
                    В земле Половецкой.
   Земля чернела под копытами,
   Костьми засеяна, кровью политая:
   По Русской земле горем взошли  они из земли.
 
 
                            19                 
 
   Что мне шумит, что мне звенит
                                     издалека – далеко,         
   Что мне так рано песнь поет
                                     до самой до зари?                 
   Ту песнь не иволга поет
                                     на дереве высоком,                  
   То ворон черный говорит:
                                     «умри, умри, умри!»         
   Уж Игорь полки повернул,
                                      жалея мила брата,               
   Ведь бились день, ведь бились два
                                         от ночи до зари,
   На третий день стала ясна
                                          победа супостата,
   Поникли стяги до земли,
                                          испачкавшись в крови.
   Так разлучились братья здесь,
                                          на берегу потока,
   Так разлучили их, родных,
                                           Каялы берега,
   Так недостало им вина
                                        кровавого до срока,
   Так не увидеть им уже
                            родных брегов снега.
   Сватов напоили, а сами
                                          не пили,
   Зачем же любили, зачем
                                          же жили?
   За землю Русскую, которая
                                           вдалеке,
   За землю Русскую теперь
                                           налегке.
   Трава от жалости поникла,
                                   теперь ей не взойти вовек,
   А дерево к земле приникло,
                                   и тьма накрыла страшный брег.
 
 
                        20
 
Настало, братья, время невеселое,
Пустыня прикрыла войско Игоря,
Обида встала в войсках внука Дажьбожа,
Девой вступила на землю Трояна,
Лебедиными крылами всплеснула
                           в синем море у Дона;
Времена обилия, плескаясь, прогнала,
Князей борьба против поганых прекратилась,
Ведь сказал брат брату:
                            «и то мое, и это мое же».
И князья про малое стали
                             «великое это» говорить,
И на себя самих крамолу ковать.
Поганые же со всех сторон приходили
                              на землю Русскую.
 
 
                          21
 
Далеко – далеко, залетел ты, сокол,
Избивая птиц, ты к морю прилетел!
Но нельзя воскреснуть тем, кто нынче мертвый,
Игорева войска воскресить нельзя!
Ведь по войску этому кликнула уж Карна,
А потом и Желя, с огнем в пламенном роге,
По земле, по Русской, поскакала вслед.
Приговаривали жены русские, плача:
«Уж своих нам милых лад
                             ни мыслию не мыслить,
                             ни думою не думать,
                             ни злата нам не дождаться.
                             ни серебра не потрогать».
 
 
                         22
 
Киев стонет от горя,
Чернигов вопит от напастей,
Русская земля залита тоской,
По земле, по Русской,
Словно река, печаль потекла.
Сами на себя князья
Крамолу наковали,
Поганые же, рыскавшие
С победами по Русской земле,
Брали со двора то по белке,
                              то по девке.
 
 
                         23
 
Ведь Игорь и Всеволод,
Два храбрых Святославича,
Раздором своим коварство разбудили,
Но коварство это усыпил было их отец,
Великий киевский Святослав –
Грозой великой: прибил он его своими
                                     полками сильными,
                                     и мечами булатными,
Наступил ногой на землю Половецкую,
Холмы и овраги притоптал,
Озера и реки возмутил,
Потоки и болота иссушил,
Поганого же Кобяка от Лукоморья,
Из полков великих половецких,
                                     исторг, как вихорь,
                                     и пал Кобяк в Киева,
                                     в гриднице Святославовой.
Тут как тут и немцы,
Тут как тут и венецианцы,
Тут как тут и греки,
И чехи тут как тут,
Поют, веселятся, славят Святослава,
Князя Игоря же корят,
Потопившего в Каяле,
В реке половецкой,
Богатство великое,
Просыпав там золото русское.
Ну да что с них, с немцев,
Можно взять еще?
Так Игорь – князь из седла золотого
Пересел в седло рабское.
У городов же русских
                                 забрала приуныли,
                                 и веселие сникло.
 
 
                          24
 
Святослав же странный сон видел
                                          в Киеве на горах.
«Ночью этой с вечера, – говорит он, — накинули
На меня покрывало черное
                                          на кровати тисовой,
Синее вино черпали мне,
                                          с тоской смешанное,
Из поганых колчанов половецких пустых сыпали
                                          белый жемчуг на грудь,
                                          и прославляли меня.
И доски уже без конька
 
                                           в тереме моем златоверхом,
                                           и с самого вечера до утра,
Всю ночь граяли черные вороны у Плесенска,
И за городом стояли дебри Кисани,
И понеслись враны к синему морю».
И ответили князю бояре:
«Не иначе, князь, горе тебе ум ослепило,
Ведь это два сокола полетели,
                                           с престола  отцовского золотого,
Славу искать в Тьмутаракани,
И шлемом своим испить воду из Дона.
Соколам же тем крылья подрезали
                                           сабли поганые,
А самих соколов заковали
                                           в железные путы».
 
 
                            25
 
Померкли оба солнца в третий день,
И два багряные столба погасли,
А с ними оба месяца младых –
Олег и Святослав – заволоклися тьмою,
И в море погрузились, возбудив
В хиновах необузданную смелость.
И на Каяле тьма покрыла свет,
И землю Русскую заполнили враги,
Похожие на выводок гепардов.
И пал позор на славу,  и уже
Насилие ударило свободу,
И бросился на землю вражий див,
И девы красные из готской стороны
Поют на берегу родного моря:
                        позванивая золотом русским,
                        воспевая время  Бусово,
                        лелея месть за Шарукана.
А мы, дружинники, давно уж без веселья!
И Святослав великий, видя все,
Ронял златое слово со слезами:
«О, дети, дети, Игорь, Всеволод!
Вы рано начали на вражеской земле
                        обиду творить мечами,
                        себе же славы искать.
Нечестно половцев вы одолели,
Нечестно кровь поганую пролили.
Ведь были ваши храбрые сердца
                        из булата крепкого скованы,
                        и в смелости закалены.
Так что же сотворили вы моим
                        серебряным сединам?
Не вижу, сколько не пытаюсь  разглядеть,
Я прежней власти брата Ярослава,
                        брата сильного.
                        брата богатого,
                        брата обильного воинами,
Да, прежней власти брата Ярослава,
                         с боярами черниговскими,
                         и с воеводами,
                         и с татранами,
                         и с шельбирами,
                         и с топчаками,
                         и с ревугами,
                         и с ольберами.
Они ведь только с засапожными ножами,
И даже без щитов, одним лишь кликом
                         полки побеждают,
Звоня окрест в прадедовскую славу.
Но вы сказали: «Мужествуем сами,
Похитим славу прежнюю себе,
А будущую славу мы поделим!»
Но разве, братья, может так случиться,
Что старое для всех помолодеет?
Когда линяет сокол, птиц сбивая,
Не даст он своего гнезда в обиду.
Но мне князья, увы, не помогают,
Вот зло, которое цветет под солнцем,
И худом обернулись времена.
У Римова кричат под саблями погаными,
Владимир же кричит под ранами.
О, горе, горе сыны Глебову,
О, горе и тоска ему. Аминь!»
 
 
                             26
 
О, Всеволод, великий князь!
Неужто хоть и мысленно сюда
Не можешь прилететь ты издалече,
И золотой свой  отчий стол
                                на время поблюсти?
Ты можешь расплескать веслами Волгу,
И шлемами своими выпить Дон!
О, если бы ты был здесь, то была
                                 чага по ногате,
                                 кащей же по резани.
Тебе под силу посуху стрелять
                                 живыми копьями –
                                 сынами удалыми Глеба.
 
 
                             27
 
Ты, буйный Рюрик!
Ты, Давид!
Не воины ли ваши по крови,
Проплыли золоченными шлемами?
И не дружина ль ваша,
                                   храбрости полна,
                                   как туры, рыскает,
                                   раненая саблями калеными,
                                   на незнаемом поле?
Вступите, господа, в златые стремена,
                                   за времени сего обиду,
                                   за Русскую землю,
                                   за Игоревы раны,
                                   Святославича буйного!
 
 
                           28
 
Галицкий Осмомысл!
                                    Ярослав!
Высоко стоит твой златоверхий терем,
Высоко сидишь ты на нем,
Горы подпираешь Венгерские,
Полками своими железными
                          королю путь заступил,
                          Дунаю ворота затворил,
                          сквозь облака мечешь тяжести,
                          суды рядишь до Дуная,
Текут грозы твои по землям,
                           Киеву ворота отворяешь,
С золотого престола  отчего
                           стреляешь султанов по землям.
О, господин, стреляй же в Кончака,
                           раба поганого,
                           за Русскую землю,
                           за Игоря раны,
                           Игоря Святославича буйного!
 
 
                            29
 
А ты, Роман, а ты, Мстислав,
                          ах, буйные мои!
Храбритесь мыслью,
                          ум ваш влечется на подвиг!
Взмываете высоко в отваге своей,
Парите, как соколы на ветрах,
Стремитесь достичь невозможного,
Храбро птицу одолеваете влет.
У вас молодцы железные
                          под шлемами латинскими,
Дрожит от них земля,
                          а также страны:
                          Хинова,
                          Литва,
                          Ятвяги,
                          Деремела,
И половцы дрожат,
                          копья свои повергая,
                          головы наклонили свои
                          под теми мечами булатными.
 
 
                          30
 
Померкло солнце, милый Игорь-князь,
Исчезнул луч от утреннего света,
И дерево, не к лиху наклоняясь,
Листву сронило молча до рассвета,
И по Руси, по Суле, городам,
                          уж поделили все они,
и Игорева полка не воскресить,
И Дон тебя, о князь, зовет все эти дни,
Тебя, о князь, сырую воду пить,
И кличет, и князей сзывает на победу,
И вы, о Ольговичи, храбрые князья,
Вы, подоспевшие на брань к обеду,
Вам говорить про то уже нельзя…
 
 
                             31    
 
Ингвар! Всеволод!
Мстиславича три!
Соколы вы не худого гнезда!
Не победным жребием
Власть свою расхитили!
О, где же ваши
                         золотые шлемы.
                          где копья польские.
                          и где щиты?
Полю ворота загородите
                          стрелами своими острыми,
                          за Русскую землю,
                          за раны Игоревы,
                          Игоря Святославича буйного!
 
 
                             32
 
Сула не хочет течь струями серебряными,
Для города Переяславля не хочет течь,
И Двина течет болотом
                           для половчан тех грозных,
                           под кликом поганых течет.
И только Изяслав, сын Васильков,
                           звенел мечами острыми своими,
О шлемы он литовские звенел,
И славу прибивал для деда,
                            для Всеслава,
А сам же под червлеными щитами,
                            на траве кровавой,
Прибит уж был литовскими мечами,
На кровь прибит был, со своим любимцем,
                             и молвил тот:
«Уж приодели птицы, милый князь,
                             твою дружину,
А звери кровь слизали всю с нее».
Не Брячислава брата не стояло тут,
И не другого брата – Всеволода.
Так в одиночестве жемчужном
Он душу храбрую из тела
                              ронял на землю,
Ронял через златое ожерелье.
Тут и голоса приуныли,
Тут и веселие поникло,
И трубы городенские вострубили!
 
 
                            33
 
Ярослава все внуки!
Всеслава все внуки!
Стяги свои склоните,
Мечи свои в ножны вложите,
                      мечи поврежденные,
Вы лишились славы дедов своих.
Ведь своими крамолами
Навели вы поганых
                      на Русскую землю,
                      на Всеслава богатства.
Ибо идет насилие
                      от земли Половецкой -
Из-за вашей усобицы!
 
 
                           34
 
И под булатными мечами,
Поникнув буйной головой,
Промолвить хладными губами:
«Ах, Боже мой! Ах, Боже мой!»
 
 
                          35
 
О, люди, люди! О, звери, звери!..
Трояна век минул седьмой,
Как кинул Всеслав жребий о девице,
О милой ему кинул жребий он.
И хитростей ему не занимать,
Оперся он о коней, поскакав
Прямой дорогой к Киеву,
И древком коснулся
                       золотого он престола.
От них же лютым зверем
                       вмиг скакнул
В полночь из Белгорода,
Синей мглой объятый,
И счастье  он добыл в удара три,
Ворота Новгорода лихо отворив,
И, славу Ярославу расшибив,
Скакнул он волком
                       С Дудуток до Немиги.
 
 
                        36
 
На Немиге снопы стелют головами,
Молотят цепами головы людей,
И с булатным стоном,
Проходя меж вами,
Жизнь кладут на плаху
На току страстей.
Душу развевают от живого тела,
Берега от крови поросли костьми,
Скоро встанут злаки гибельного дела –
Русскими сынами будет все цвести.
 
 
                           37
 
Не суди других, не ряди других,
Сам судим будешь, подрядят тебя!
Князь Всеслав людей судить любил,
Города князьям он легко рядил,
Сам же рыскал волком по темным ночам,
Из Киева дорыскивался
                                       до петухов Тьмутараканя,
И Хорсу великому  волком
                                        путь перерыскивал.
В Полоцке для него рано
                                         позвонили к заутрене,
У Святой Софии позвонили в колокола,
А в Киеве уж тот звон он слышал.
И душа у него хоть и вещая
                                          в храбром теле была,
Но страдал от бед часто он.
Сам Баян вещий ему давно уж
                                           припевку пропел:
                                           «Не избежать суда Божьего
                                            ни хитрому,
                                            ни умелому,
                                            ни птице умелой».
 
 
                               38
 
Как вспомнишь, земля Русская,
                                             о  временах первых,
Так и застонешь от них, и
                                              от первых князей!
Самого Владимира старого
Пригвоздить к горам киевским
                                               было нельзя:
А ныне уж встали  стяги Рюриковы,
                                               и встали Давидовы,
Но, как встарь, полотнища у них
                                               врозь развеваются,
                                               и поют копья!
 
 
                               39
 
Ярославны голос слышен на Дунае,
Незнаемой кукушкою кукует она:
«Лететь мне надо кукушкой
                         по Дунаю,
Омочить надо рукав шелковый
                         в Каяле-реке,
Утереть кровавые раны князю,
Утереть на теле его могучем».
Рано плачет в Путивле
                         на забрале Ярославна,
                         приговаривает:
«О, ветрило-ветер!
Зачем ты, господин,
                         веешь навстречу?
Зачем мчишь стрелочки хиновские
                         на крыльях своих легких
                         на воинов милого моего?
Разве мало тебе было веять
                         под облаками,
Корабли на синем море лелеючи?
Господин, почему веселие мое
                         развеял ты по ковылю?»
 
 
                               40
 
Плач Ярославны раздается
                         в городе-Путивле на забрале,
                         приговаривает она:
«О Днепр Славутич!
Пробил ты каменные горы
                         сквозь Половецкую землю.
Лелеял ты на себе насады Святославовы
                         до Кобякова стана.
Взлелей же, господин,
                         мою ладу ко мне,
Чтобы не посылала я к нему
                         на море рано своих слез».
 
 
                               41
 
Ярославна опять плачет рано
В Путивле на забрале,
                         приговаривая:
«О светлое и трижды светлое
                         солнце!
Прекрасно ты всем и тепло:
Зачем, господин мой, простер ты
                         лучи свои жгучие
                         на лады моего воинов?
В безводном поле жаждою им
                         луки скрутило,
                         колчаны им горем заткнуло?»
 
 
                               42
 
Прыснуло море в полуночи,
Смерчи столбами встают,
Игорю-князю, балуючи,
Бог обещает приют.
Бог из поганого дола
Выведет князя домой,
В Русскую землю, к отчему дому,
К славной отчизне родной.
 
 
                               43
 
Вечерние зори угасли.
Князь Игорь то спит,
а то бдит,
Князь Игорь поля мыслью мерит
                          от Дона великого
                          до Донца малого.
Овлур в полуночи темной
                          свистит за рекою коня,
                          князю он знак подает:
                          Игорю-князю не быть в плену!
Земля кликнула,
потом стукнула,
и зашумела трава,
задвигались половецкие вежи.
А Игорь уж вдаль поскакал
                           белым гоголем на воду
                           и горностаем к тростнику.
На борзого коня вскочил он,
и соскочил с него волком серым.
И потек он к Донца излучине,
и полетел он соколом под облаками,
гусей с лебедями побивая
                            к завтраку,
                            к обеду,
                            и к ужину.
Когда же Игорь соколом полетел,
тогда и Овлур волком потек,
росу студеную за собой отряхивая,
ведь оба они загнали
                             коней своих борзых.
 
 
                          44
 
Говорит Донец:
«Князь Игорь!
Ты полон величия,
А Кончак полон нелюбови,
Русская же земля полна веселья».
Говорит Игорь:
«О Донец!
Много в тебе величия,
князя на волнах лелеявшего,
зеленую траву ему постлавшего
                         на своих серебряных берегах,
теплыми туманами его одевавшего
                         под зеленой сенью дерев;
гоголем на воде ты стерег его,
                         на струях чайками,
                         на ветрах чернядями».
Не такова, однако, река Стугна:
Струю имеет скудную,
чужие ручьи и потоки поглотила,
к устью расширилась.
в плен взяла юношу Ростислава.
На Днепра берегу темном
мать Ростислава плачет
                         по юноше князю Ростиславу.
Цветы от жалости уныли,
и преклонилось с печалью
                         к земле дерево.
 
 
 
                                45
 
То не сороки стрекотали –
То едут Игоря искать
Гзак и Кончак.
И галки замолкли,
И сороки не стрекочут,
Одни только полозы ползают,
Да дятлы путь к реке
                         стуком указывают,
Да соловьи песнями веселыми
                         возвещают рассвет.
 
 
                        46
 
Гзак Кончаку говорит:
«Если сокол к гнезду полетел,
Соколенка расстреляем своими
                         золочеными стрелами».
Отвечает Кончак Гзаку:
«Если сокол к гнезду полетел,
Соколенка опутаем красной девицей».
 
 
                          47
 
Гзак Кончаку говорит,
Гзак Кончака подзуживает:
«Если опутаем его красной девицей,
То не будет у нас ни
                         красной девицы,
                         ни соколенка,
И в поле Половецком
Станут нас бить на лету птицы».
 
 
                          48
 
«Тяжело голове без плеч,
Без головы же и телу беда» -
Так говорили Боян и Ходына,
Песнотворцы старого времени,
Святославовы песнотворцы,
Ярославого старого времени.
Но мы теперь поем по-новому,
Но мы теперь поем по-другому.
 
 
                          49
 
В небе солнце светится, -
Игорь-князь уже в Русской земле.
На Дунае девицы поют, -
Голоса их до Киева вьются,
Через море вьются младые.
Игорь едет по Боричеву
Ко Святой Богородице Пирогощей,
Веселятся грады,
Веселы и села.
 
 
                               50
 
На Пирогощей, на Пирогощей,
Ходил я часто по блины к любимой теще,
Но это было так давно, но это было так давно,
Что позабылось уж со временем оно.
 
 
                                51
 
Пропойте песнь сначала старшим,
Пропойте песнь старым князьям,
Потом пропойте молодым,
А под конец уж мне.
 
 
                                52
 
Слава всем, кого назову:
«Игорю Святославичу,
Буй-тур Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!»
 
 
                                53
 
Будьте здравы, князья и дружина,
Будьте здравы, воины славные,
Защищайте христиан против
                                      нечестей поганых!
 
 
                                54
 
Князьям слава и дружине,
Князьям слава и дружине,
Слава всем, кто меня слышит!
                    Аминь.
 
2018