Добавить

Первый Круг

Густой туман, мгла, сырость, тишина, мёртвое дерево с пустой петлёй, на ветви чёрный ворон. Голодный взгляд устремлён на врата. Всё ждёт, когда прибудут души. А как заявятся, ворон без устали орёт. Зловещий крик кого угодно доконает. Нужно терпеть. Тот, кто не сдержится, сорвётся, решит убить или просто прогнать гадкую птицу, и пустит камень (их здесь в избытке раскидали), займёт петлю на два десятка лет. На завтрак ворон любит клевать глаз, на ужин печень, а вот в обед разнообразие: то пальцы ног, то уши, то грудинка.
До чего ж мерзкая душа. Он тоже каторжник, его срок на исходе. Скоро место на ветви над петлёй займёт другой. Каждый здесь получает кару подстать прегрешению. Эта душа не знала меры и обратилась гнусной птицей. Вскоре другие повторят его ошибку.
Ворота Грешников – холодный серый камень, для устрашения на нём черепа, змеи, черти, мрачный жнец с косой. Рядом у врат привратник. Он, как всегда, ни слова не промолвит. Наверно, прежде был жутким балаболом. Лицо его лишь череп, кожей обтянутый. Нет мышц и нет эмоций. В пустых глазницах кромешный мрак, в них лучше не заглядывать, а то можно лишиться зрения. Сам он не слеп, он видит насквозь всех входящих. Зачем? Порой случаются накладки. Чистые, не замаранные грехом души оказываются в этом скверном, не подходящем месте. Им прямая дорога в Рай.
Возможно, в этом тайный умысел, ведь всякий раз находятся напрочь прогнившие мерзавцы, лицемер и лжецы, которые того же жаждут. Их участь незавидна, привратника не обмануть. Чуть позже к ним вернёмся, сейчас к делам насущным.
Врата вспыхнули ярким пламенем, ржавые петли скрипнули и створки распахнулись. Из пустоты вышли они – недавно погребённые. Растерянные и напуганные. Их бренные тела теперь досуг червей, память останется в сердцах родных и близких, а дела подлежат забвению. Никто из них не стал великим грешником, а значит, души их продолжат путь отсюда, где все сплошь заурядные подонки.
Список велик, сотни имён. Испуг, сомнение и удивление – вот, что их всех объединяет. Трудно смириться с тем, что ты покойник. Ещё труднее с тем, что ты в чистилище. Никто не хочет оказаться здесь, уж это точно. Их первое желание – бежать. Ну, или плакать. Уже вон кто-то хнычет. Нет, не поможет, здесь никого слезами не растрогать. Молить и обещания давать столь же бессмысленно. Раньше стоило думать о последствиях. Дабы ни у кого не зародилось в голове надежды, следует сразу же всё прояснить.
— Приветствую вас всех в чистилище, грешные души. Позвольте представиться: Я, мистер Хрящ – ваш проводник. Вы здесь, чтобы страдать из-за своих порочных мыслей, дрянных поступков и беспечных жизней. Впрочем, любой волен уйти. Я не шучу. Вперёд. Врата открыты. Пусть вас привратник не смущает, дорогу он не преградит. На испытания вы должны согласиться добровольно. Тот, кто не жаждет искупления и не готов преодолеть долгий тернистый путь, может покинуть нас немедля.
Все устремили взор на ворота́. Один, что самый глупый или смелый, таки подошёл. Что там за тьмой в проходе не видать, и куда ступишь не понятно. Немудрено, что всякий остановится у самого порога и засомневается. Но раз решился, обратной дороги нет. А, коль замешкался, привратник подтолкнёт, и полетишь ты прямиком в адский котёл. Только там рады всем без исключения. Урок понятен остальным, других желающих не видно.
— Ох, мистер Гневс, зачем же вы кинули камень?
— Чтобы прогнать чёртова ворона. От его криков голова болит.
— Это дерево – его дом.
— Да мне плевать.
— А вам, мистер Гневс, было бы плевать, явись кто и реши прогнать из дома вас? Думаю, нет. Ну что ж, извольте примерить петлю – таково ваше наказание.
— Что?!
— Вот ту, на дереве. Не бойтесь, это не смертельно. Дважды не умереть. Болезненно? Да, ещё как. На то и расчёт. Но ничего, это всего на двадцать лет. Полезайте в петлю, мистер Гневс.
— Ещё чего! Не стану!
— Уверены?
— Да!
— И мне вас не разубедить?
— Хоть умоляй, не стану и всё тут!
— Что ж, дело ваше.
Без лишних слов привратник подошёл, свалил мистера Гневса наземь, схватил за ногу мёртвой хваткой и поволок. Тот горестно кричит, сопротивляется, взрыхляет почву пальцами – всё бестолку, привратник зашвырнул его во тьму ворот, будто котёнка.
— Случается, в чистилище заносит тех, кто не желает искупления. Таким в Аду самое место. Учтите, кто не готов принять заслуженное наказание, будет выставлен прочь. У нас ведь не прогулка в парке. Как я уже сказал, вы здесь, чтобы страдать, причём по доброй воле. А кто не хочет, тому в Ад. Там вас уже не спросят, да и назад не выпустят, разве что на денёк развеяться. В чистилище у вас намного больше перспектив. Если преодолеете все тяготы, невзгоды и страдания, в конце пути вас ждёт вечное счастье и блаженство. Я вам не вру. Вот, поглядите.
У подножья горы указатель «В Рай». Широкая дорога до самой вершины, а там яркий свет.
— К слову, возможно, кто-то думает, что он здесь по ошибке. На самом деле, его место там, где ангелы, блаженство и покой. Что ж, вот дорога к вратам Рая. Их даже разглядеть отсюда можно. Вперёд, держать не стану, и в Ад за это вас не вышвырнут, даю вам слово.
Как и всегда, две трети группы откололось. Возможно, они думают, что там их встретит этакий наивный олух. Навешают ему лапши с три короба и – вуаля – пройдут в райские кущи. Наивные. У тех ворот ещё один привратник. С ним говорить бессмысленно, он либо пустит, либо нет. Пускай твой грех ничтожно мал, хоть пятнышко на совести и всё, дорога в Рай тебе закрыта. Наверх шёл по прямой, а вот назад – непроходимый лабиринт. Шаг ступишь и всё, заблудился, угодил в ловушку. Выбраться можно, но лишь осознав, что так легко добиться искупления не выйдет.
— Что ж, кто не тешит себя глупыми надеждами, за мной. Первый шаг сделать сложно, но без него путь не пройти и цели не достичь. Вам будет тяжко, горестно и больно. Мой вам совет – пока вы здесь, вам лучше полюбить все эти чувства. Признаться, вы у меня первые. Я долго думал над маршрутом. Никак не мог решить, с чего начать, с Леса Забвения или Порочных Топей. В чистилище так много интересных мест. Остановился на привычном. Итак, сперва заглянем в каземат.
Высокие стены без окон. Холодные, пугающие, мрачные. Пред ними ров шириной с поле и с шахту глубиной. Заполнен он людьми – худыми, грязными, никчёмными, с жуткими язвами на теле. Каждый силится выбраться наружу, расталкивая остальных. Ползут, царапают землю руками, но она скользкая, не за что уцепиться. Как бы ни мучились – всё тщетно. А ведь всего-то нужно сообща сложить из собственных тел лестницу. Проблема в том, что едва первые счастливчики вылезут наружу, все тут же бросятся к шаткой конструкции, раскидывая остальных. Она не выдержит, развалится. Терпение, стойкость, доверие – вот без чего не выбраться. Однако ж те, кто прежде послужил опорой, больше на эту роль не согласятся.
Через ров перекинут мост. С обеих сторон подвесные клетки, внутри люди гниют. Тянут сквозь прутья руки, цепляют проходящих, пытаются столкнуть их вниз. Нужно набрать две сотни, чтобы освободиться самому. Один вот как раз преуспел, все аплодируют. Зависти нет, за неё счётчик обнуляют. Замо́к на клетке щёлкнул и бедолага вывалился на мост. Долго же он мечтал встать, распрямиться, походить. Пятнадцать лет в скрюченном состоянии. На радостях забылся, потерял бдительность. Коллега по несчастью не растерялся, столкнул его с моста.
— Похоже, у нас освободилось одно место. Вот так свезло, у вас отличный шанс на искупление. Желающие? Что, никого нет? Прискорбно, ведь мы не можем идти дальше, пока клетка свободна. Кто-то должен её занять. Стоять здесь, на мосту, не лучшая затея. Так все попадаете в ров или ещё один узник освободится и нужны будут уже двое добровольцев. Вы ведь помните, что я говорил? Страдать вам предстоит по собственному разумению и вот отличная возможность. Ну, кто? Всё ещё никого? Сделаем так: тот, кто выйдет вперёд, и займёт клетку. Мистер Гадс, зачем вы подтолкнули человека?
— Он вышел.
— Нет, он не хотел, вы его пихнули. Похоже, у вас к этому задатки. Прошу вас, клетка ваша.
— Вы ведь сказали, всё по доброй воле.
— Так и есть. А вы не хотите? Зачем же вы тогда в чистилище? Может, вам лучше нас покинуть?
— Нет-нет! Стойте! Я согласен.
— Тогда прошу, залазьте.
Мистер Гадс робко подошёл, забрался внутрь, устроился там поудобнее.
— Смелее, закрывайте дверцу, тянуть не стоит. Раньше начнёте – раньше кончите.
Это всегда трудно даётся. Покуда дверь открыта, кажется, что выход есть и можно убежать. Ещё одна напрасная надежда. Отсюда некуда бежать, лишь две дороги: в Ад и в Рай. В Ад попасть – запросто, даже просить не надо. В Рай же без очищения не пустят. Сможешь разве что ухом прислониться к воротам, послушать звуки моря, пенье соловья, а после пинка получишь от привратника. Скитаться по чистилищу тоже не выйдет. Как уже прежде говорилось, здесь не парк.
Впрочем, всегда кто-то пытается. Вот и сейчас мистер Скок ото всех отстал, замедлил шаг. Все, кто смогут, преодолеют мост и зайдут в каземат, а он даст дёру. Погоня с адскими гончими отменная потеха. В чистилище не так уж много развлечений и очередь желающих в погонщики выстраивается огромная. За это, правда, придётся расплатиться. Грех, как ни как – получать удовольствие от травли человека.
За мрачными стенами, во внутреннем дворе, закованные в колодки грешники. Стоят, согнувшись в три погибели. Кто-то уже вторую сотню лет. За такой срок мышцы окаменели, а кожа с деревом срослась. Они не помнят прежней жизни. К путам привыкли и вряд ли захотят что-то менять. Для них освобождение подобно пытке. Таков уж изначальный замысел. Каждый, кто отбыл наказание, должен понять, что нужно двигаться вперёд.
— Все они грешники. Их прегрешения ужасны. Любой может кинуть в них тухлый помидор. Здесь целая корзина. Так, кто это кинул? А, мистер Шмыг. Вот те, крайние справа – ваши.
— Вы ведь сказали, можно кинуть, если хочешь.
— Конечно, можно, но наказание последует незамедлительно. Давайте, присоединяйтесь к ним. Спорить не станете? И правильно. Всех остальных прошу за мной.
— Пожалуйста, воды.
— Миссис Желчь, что ж вы прошли мимо? Ведь бедолага вас молил о помощи.
— Он из тех, кто кидает в людей помидорами.
— Нет, миссис Желчь, он тот, кто осознал свою ошибку, раскаялся и более так не поступит, а вот вы за всю жизнь ни разу никому не помогли. Жили лишь в своё удовольствие и на чужие беды глаза закрывали. В этом ваш грех. Думаю, вам стоит поменяться с ним местами. Согласны? Вот и чудно. Мистер Терпс, вы не против?
— Вообще-то, я бы ещё пару лет постоял.
— Прекрасно понимаю, мистер Терпс, но, видите ли, нам нужны эти колодки, чтобы наказать миссис Желчь. Простите, но вам придётся их освободить. Вы ведь не станете противиться?
— Ну, что ж, коль надо.
— Давайте, мистер Терпс, мы пока пойдём внутрь, а вы нас догоняйте.
Внутри темень, лишь редкий факел освещает коридор. Стены покрыты слизью и грибком, пол скользкий, весь в крови. Не мудрено, ею полы и моют. Между ног шустрят крысы, наглые и жирные, что кот в столовой. Женщины при их виде визжат. А толи ещё будет, когда увидят, чем они питаются. За ночь стая обгладывает человека до костей. Ни одной жилки не пропустят. А поутру всё снова отрастает, дабы тюремщику было приятней тебя истязать. И впрямь, что толку кромсать безжизненный скелет?
— А, мистер Чикатило, вы сегодня здесь?
— Да, мистер Хрящ, выпросил у старшего денёк.
— Как там дела внизу?
— Погано, если честно. Три тысячи семьдесят седьмой котёл забит, там все друг у друга на головах. Всё обещают, что вот-вот откроют три тысячи семьдесят восьмой, но что-то медлят.
— Уже лет двадцать это слышим. Думаю, ещё столько же будут тянуть.
— Ваша правда. Кто это у вас, свежие души? Уж больно недоверчиво пялятся на меня?
— В первый день все такие. Как встретят Влада Цепеша или Адольфа Эйхмана, так сразу же немеют. Несправедливость в этом видят. Считают, вы здесь развлекаетесь.
— Эх, знали бы они цену за один день в чистилище. Я до сих пор ощущаю жар раскалённой кочерги в заду. Нас-то исправить не стремятся, лишь истязают почём зря. Кстати, у вас для меня никого не будет?
— Найдём. Вот, например, мистер Жадс тридцать лет занимал должность судьи, но вместо правды искал выгоду. Слепое правосудие – это не про его процессы. Мистер Жадс взвешивал не аргументы, факты, доводы, а кошельки. Способен обвиняемый потратиться на новый Бентли для судьи – он невиновен. А если беден, то в тюрьму ему дорога. Всё верно, мистер Жадс?
— Нет, что вы! Я никогда!
— Полно вам, мистер Жадс, вы же не на суде, нам всё о вас известно. Прошу, мистер Чикатило, он полностью в вашем распоряжении.
— А-а-а-а!
Мистер Жадс завопил и бросился наутёк, расталкивая всех в коридоре.
— Куда это он?
— Не знаю. Наверно, в Ад.
— А, ну раз так, мы с ним ещё увидимся.
— Не сомневаюсь.
— Дам вам взамен мистера Жадца двух грязных полицейских. Годится?
— По рукам.
— Все остальные, идём дальше.
Сразу за поворотом зал для пыток. Здесь, растянутые у стены, вряд стоят узники. На спинах месиво, сплошь борозды, какие оставляет хлыст. В дальнем углу стоит тучный детина с добрыми глазами, в кожаном фартуке и с плетью.
— Здесь у нас мистер Шмяк. Он с детства мягкотел, и оттого все его беды. Чтобы исправить этот недостаток, ему доверили хлестать людей. Вам может показаться, что это вовсе и не наказание, однако ж мистер Шмяк из тех, кому проще терпеть боль самому, чем причинять её другим. Даже не спрашивайте, как он здесь оказался. Как-то скверно у него получается, не так ли? Мистер Злос, вы ведь тюремщик и любите бить узников, не так ли? Прошу, не отпирайтесь. Я думал, вы уже поняли, что это ни к чему. Вы ведь не прочь помочь мистеру Шмяку и показать ему пару приёмов? Да? Ну так вперёд. Великолепно! Мистер Злос, да у вас талант. Теперь пусть мистер Шмяк потренируется на вас, а вы подсказывайте, как лучше бить, чтобы больней. Договорились? Только не врите и не утаивайте правду. Тем, кто обманывает, язык отрезают на год.
Дальше просторный зал. В центре тлеют угли, над ними на вертеле жарятся трое несчастливцев. Волос нет, глаза вытекли, кожа обуглилась.
— Похоже, снизу подгорели. Миссис Дурс, вертел не покрутите?
— Это ужасно!
— Считаете? Возможно, стоит им помочь?
— Само собой!
— Ну так вперёд! Что же вы? Помогайте.
Миссис Дурс полна решимости, тут же спешит на помощь. Спихнула вертел на пол, развязала верёвки.
— А знаете ли вы, что помогли трём душегубам и садистам? За ними в общей сложности полсотни жертв. Они неделями несчастных истязали, прежде чем убить, а вы их вот так просто отпустили. Да вы хоть представляете, какая это мука? Нет? Что ж, думаю, вам стоит это оценить. Они готовы удружить. Здесь как раз по соседству камера, в которой всё, что им понадобится. Ну вы понимаете, цепи, ножи, крюки. Развлекайтесь. Не будем вам мешать.
Обугленные негодяи распрямились, размяли руки, ноги, схватили миссис Дурс и утащили её в камеру, громко захлопнув дверь.
В следующем зале на дыбе растянут человек.
— А вот ещё один узник – мистер Прост. Мисс Скепс, как по-вашему, он заслуживает помощи?
— Нет, что вы! Только посмотрите на него. Мерзавец, ясно же, как божий день. Никто другой сюда не попадёт.
— Рад, что вы так считаете. Однако зря вы принялись судить о человеке по лицу. Он работяга и полжизни проторчал в угольной шахте. Вечно темно, сухо, жарко и не хватает кислорода. Такой климат коже на пользу не идёт. Но разве ж это грех? Нет, он виновен в том, что уснул за рулём после смены и сбил на переходе женщину с ребёнком. Долго себя корил, не выдержал и удавился. Прошу, мисс Скепс, освободите бедолагу. Освободили? Хорошо. Займите его место. Мистер Прост, не откажите даме в помощи, защёлкните кандалы.
Тут же ещё один узник, подвешенный на крючьях.
— Так, здесь у нас мистер Гнус. У них с мистером Простом похожие истории. Мистер Тупс, не сочтите за труд, освободите человека. Справились? Хорошо. Займите его место.
— За что?
— Видите ли, мистер Тупс, мистер Гнус намеренно сбивал людей на своей фуре. Неужто этот его злобный оскал, холодный взгляд и шрам, полученный в ножевой драке — не доказательство, что перед вами негодяй?
— А как же не судить по внешности?
— Так ведь не подмечать такие явные детали тоже нельзя.
— Но вы же сами мне сказали его отпустить!
— А если б я сказал его убить, что тогда, мистер Тупс, убили бы?
— Конечно, нет!
— И вы сможете это доказать, лет эдак через тридцать.
— Умоляю, простите меня. Я больше так не буду.
— С чего бы вас прощать? Вы уже что-то сделали, дабы свою вину загладить? Нет, вы всего лишь просите. Для вас это несложно.
— Скажите, что нужно, и я сделаю.
— Нет, мистер Тупс, так не пойдёт. Вы не раскаиваетесь, лишь жаждите избежать наказания. Хотите знать, что нужно сделать? Нужно занять его место.
— Я исправлюсь, даю слово.
— Ну разумеется, исправитесь. После того, как тридцать лет на крючьях провисите. Тюремщик вас утром проведает, польёт лимонным соком. Давайте, мистер Тупс, живее. Довольно нас задерживать. У нас весьма и весьма плотный график. Столько мест ещё посетить, стольких пристроить. К слову, нужно пять добровольцев на пытку одиночеством – семьдесят лет в камере без окон и соседей. Желающие? Как всегда. Тогда вы, вы, вы двое и вы.
— Но мы не добровольцы!
— Тогда зачем вы здесь? Лёгких испытаний не будет, и не ждите. Они все связаны с болью, мученьями и горестью. А вас пятерых я выделил неспроста. Никто из вас при жизни не ценил друзей и близкий. Вам этого урока не избежать, и не надейтесь. Не думайте, что вас лишь проведут с экскурсией и всё, на этом испытания закончатся. Я здесь уже изрядно и не встречал пока что никого, кто бы преодолел весь путь раньше, чем за два века. Такими, как сейчас, вас в Рай не пустят. Без очищения никак. Когда свыкнитесь с этой мыслью, драться начнёте за возможность искупить грехи. Впрочем, за драки тоже наказанье предусмотрено. Лучше просто кричать: Мистер Хрящ, я хочу в клетку со львами или нырнуть в озеро с пираньями. Каждый должен избавиться от низменных стремлений, алчности, гордости, тщеславия и легкомыслия, от похоти, зависти, гнева, чревоугодия и лени. Забудьте о попытках обмануть или схитрить – не выйдет. За каждую расплатитесь сполна. Здесь горделивых унижают, жадных разоряют, гневных усмиряют, ленивых утруждают, тщеславных пристыжают. Что вы тянете руку? Нет, мало пообещать, что больше так не будете. Я думал, мы ещё с мистером Тупсом это прояснили.
— Но я раскаялся!
— Конечно. И что с того? Нужно отвечать за свои прегрешения, иначе только и будите, что каяться без устали. Вас должен сдерживать не страх пред наказанием, а нежелание плодить грехи. Всё ясно? Ну, тогда вперёд, по камерам и с песней.
— А я вообще атеист, ни в Рай, ни в Ад не верю!
— И как же вы тогда тут очутились? У атеистов после смерти лишь забвение, а вы здесь, стоите передо мной и врёте. Что я говорил? За враньё останетесь на год без языка. Обратитесь к мистеру Чикатило, он вам с этим поможем. И не забудьте о манерах. Вежливо попросите, а после поблагодарите. Ах да, проблематично ведь без языка. Тогда просто кивните. Давайте-давайте, столбом не стойте. Или на отрезание языка, или в Ад. Выбор за вами. Всех прочих попрошу на выход.
Перешли мост, ступили в Мёртвый лес. Здесь испытаний нет, он просто мрачный. Густой туман и давящая тишина, а редкие звуки, что её нарушают, пугают ещё больше. То тут, то там мелькают тени. Воображение рисует страшных тварей, голодных волков, гигантских пауков или людоедов, которые того и ждут, чтобы подкрасться, схватить тебя и уволочь в самую чащу.
Пусть испытаний нет, но кто сказал, что их нельзя устроить? В лесу так просо потеряться, заплутать, сойти с ума или от страха поседеть. Лучше не отставать, не разбредаться, поэтому такая спешка, никого не ждать, мольбы не слышать. Те, кто сзади, не поспевают, зовут на помощь, но те, кто впереди, не хотят задерживаться. В чистилище стоит надеяться лишь на себя. Никто не поспешит на помощь и не разделит твои муки, за что, само собой, получит наказание. Очень удобная политика – всё, что ни сделаешь, хоть в чём-то да неправ. Неважно, в чём, лишь бы страдал и понимал, за что. Странно, но в Рай почему-то пускают лишь сломленных, слабых, разбитых, измученных и измождённых.
Кто смог, выбрались из лесу, пересекли опушку, преодолели мост через Реку Слёз и вышли к городку. Никакой роскоши – унылые хибары на окраине, такие же унылые и в центре. Улыбчивых лиц не увидишь, ни смеха детворы, ни праздной молодёжи. Лишь стоны, крики и мольбы. Это всё же чистилище, а не какое-нибудь сонное захолустье. Город раскинулся в тени горы с вечным сияньем на вершине – центр всех устремлений и надежд.
Вслед за окраиной Аллея Горделивых Идиотов, где их вместе с ростками яблони закапывают в землю. Сверху оставят лишь макушку. Здесь поразительно много бродячих псов, которым непременно нужно каждый куст пометить.
— Мистер Власть, эту яму выкопали вам. Да-да, смелее полезайте. А вам, мистер Склок, вот сюда. Эта стена в вашем распоряжении. Вам нужно её переспорить.
— Вы шутите?
— Ни сколько. Если не выйдет, вас в ней замуруют. Удачи вам. Мы пойдём дальше.
Мистер Склок с недоверием уставился на стену, на ней по мановенью возникла надпись. Стена всегда и во всём с тобой не согласна, хоть что ей говори. Нет, спорить с ней бессмысленно, можно лишь отступить. Это и следует понять, но до тех пор мучиться и беситься от бессилия разубедить глупый и непреклонный камень. Если уж ты умнее, имей мудрость не спорить понапрасну, лишь бы всем доказать, что прав. В стену, впрочем, в любом случае замуруют. Кто-то ведь должен возражать другим любителям словесных перепалок.
— А вот ломбард «12 серебряников». Только здесь можно продать душу и получить всё, что вы так любили в жизни – красивую одежду, украшения, роскошь и развлечения. Кто скучает по еде в любимом ресторане? Только скажите, вновь побываете.
В качестве крысы или таракана, разумеется, но по-другому и никак. Сделка всегда выгодна продавцу. Чистилище, не расплатившись, не покинуть, а хозяин ломбарда не самый честный парень. Он запросто при первой же возможности спихнёт Сатане души.
— Миссис Сласть, смотрю, вы устояли пред чарами этого молодого человека, что странно, при жизни вы постоянно изменяла мужу. Видимо, потому и не узнали его в юном незнакомце. Вы что, забыли? Таким он был в день вашей первой встречи. Да-да. И в наказанье вы должны выпросить его прощение. Нет, миссис Сласть, не у него, он просто образ и ничего не чувствует, а вот ваш настоящий муж сейчас тоскует по вам, пусть вы и были ему скверной супругой. Вам повезло, вы вновь его увидите. Вот только в человеческом обличии в мир людей вам нельзя. Придётся обратиться мухой или комаром. Сами решайте.
В центре города Площадь Нарциссов забита бронзовыми изваяниями тех, кто каждый день таращился на своё отраженье с восхищением и страстью. В каком-то смысле их желание осуществилось. Красавцы, на кого ни глянь. Так и приковывают взгляды. Сами же безотрывно смотрят в одну точку, и так до той поры, пока собственный лик из памяти не выйдет. Впрочем, этого можно избежать, если согласен на изменения во внешности. Огромный нос с мохнатой бородавкой, кривые зубы, глаза разных размеров, прыщи на лбу, рытвины на щеках и жуткий шрам на подбородке, одна нога длинней другой, горб на спине, жирное пузо, плоский зад. Мало желающих находится. Обычно все выбирают бронзование.
— Мистер Пшык, Вы ведь любите пускать пыль в глаза, не так ли? Нет? То есть, все свои заявления готовы делом подтвердить и обещания, данные при жизни, наконец, исполните?
— Конечно же, когда-нибудь…
— Что значит, когда-нибудь? Почему не сейчас? Вот он ваш шанс – боксёрский зал. Вы же всем хвастали своими достижениями, а как-то даже заявили, будто отделали пятерых уголовников, которые хотели вас ограбить. У них при себе… сейчас гляну, где-то записано… ах да – гаечный ключ, отвёртка, цепь, арматура и кастет. Всё верно, я ничего не перепутал? Хорошо, они как раз во всеоружии ждут вас на ринге.
— Может, в другой раз? Я слегка не в форме.
— Да не беда, там всё необходимое, чтобы её набрать. Те пятеро помогут, а вы их угостите пивом. Если верить подсчётам, вы задолжали друзьям двести тридцать восемь кружек.
— Я так сопьюсь.
— Рад, что у вас осталось чувство юмора, вот только вам алкоголь не светит. Вы клялись матушке, что бросите. Забыли? А ещё, что найдёте работу. С этим мы тоже посодействуем. Канализации как раз некому чистить. Сможете совмещать работу с тренировками, но не со сном. Ну всё, ступайте. У вас ещё десятки подвигов. Все нужно свершить.
На другом конце города стоит ферма. Ветхий сарай, скрипучие ворота.
— Мистер Скряг, вам сюда. Знаю, вы любили вытирать ноги об людей и многих погубили. Сами притом прожили долгую насыщенную жизнь. Специально для вас мы собрали всех, кто пострадал по вашей прихоти. Придётся вам пахать, чтоб искупить вину. Нужно наладить здесь хозяйство. Единственный рабочий – Вы. В начальниках все ваши подчинённые. Трудовой кодекс не прописан. Слышал, в качестве униформы они выбрали костюмчик горничной. Удачи вам. Думаю, выходной у вас лет через сто.
Сразу за городом целое поле битого стекла, грязные иглы, ржавые ножи и бритвы. Его не обойти, лишь пересечь. В общем-то, никаких проблем, если ты не босой, как мистер Жлобс. Он пьяный упал с яхты, утонул и оказался здесь в одних лишь плавках.
— Мистер Жлобс искренне нуждается в ботинках. Кто-нибудь одолжит ему свои? Ого, сколько желающих. Даже немного удивительно, чем вы такую щедрость заслужили, мистер Жлобс. Сами за жизнь ни с кем ничем ни разу не делились. Думаю, стоит отблагодарить людей, вы не находите?
— Пожалуй.
— Тогда скорее надевайте их обувку, а их самих перенесите на себе через всё поле. За следующим возвращайтесь босиком. Не стоит злоупотреблять щедростью, правда? Начните с мисс Корысть. А вам, всем тем, кто отказал мистеру Жлобсу в помощи, должно быть стыдно. Ботинки можете себе оставить, но поле вы преодолеете ползком.
— Вы ведь сказали, что он сам за всю жизнь ни с кем ничем ни разу не делился. Так почему мы должны ему помогать?
— Да что же вы всё никак не поймёте-то? Вы здесь, чтобы стать лучше, а не хуже. Не нужно никого судить, кроме себя. Пусть мистер Жлобс тот ещё жадина, вы-то не поделились с ним не за его проступки, а потому что побоялись свои ноги повредиться. Кстати. Мистер Жлобс! Бросьте её там, она была неискренней, лишь прозорливой. Отдайте мисс Корысть её туфли и возвращайтесь.
Немного задержались, пока мистер Жлобс не закончил. И это на самой финишной прямой! Эх, в предвкушении заветной цели велик соблазн схалтурить, поспешить. Нельзя. Нужно всё сделать подобающе. К тому же, это не камень в гору сто лет толкать. Работёнка-то пустяковая. Никто даже руки не распускал, что странно. Что ж, им повезло, все кости целы.
— И вот, позади первый круг, самый короткий. Поздравляю, вы сделали шаг на пути к искуплению. Дальше будет труднее, так что, если считаете, что с вас хватит, Врата Грешников прямо перед вами. Всех прочих прошу на второй круг, но не надейтесь, что путь будет вам знаком, в чистилище ещё столько занятных мест.
— Мистер Хрящ!
— Мистер Жёлудь, что вы здесь делаете?
— Я приму вашу группу, мистер Хрящ.
— А как же я?
— А вы пойдёте вместе с ними.
— Как – с ними? На второй круг? Опять? С НИМИ?!
— Боюсь, что да. Вы ведь изрядно позабавились, не так ли? А ведь и сами не так давно стояли на их месте.
— Не так давно? Уж триста лет прошло!
— Мистер Хрящ, полно вам, хватит кричать. Похоже, для вас первой остановкой будет Башня Умиротворения. Согласны?
— Конечно. Как я могу спорить?
— Тогда вперёд, на второй круг.

Комментарии

  • Татьяна Виноградова Добрый день!
    Простите мою тупость, но рассказ указан как сатирический, и я пытаюсь понять, кто был объектом сатиры )) Очень любопытно, потому что - может, я всё неправильно понимаю?
    • 2 июня 2016
  • Валерий Панов Добрый день, Татьяна. Объект сатиры - люди, конечно же, но и по религии немного прошёлся. А вообще, просто хотелось пофантазировать на тему моментальных последствий, неизбежных и неотвратимых. Поразмышлять об их принятии и непринятии людьми. В качестве фона решил выбрать чистилище=)
  • Татьяна Виноградова Валерий, спасибо за ответ )) Вот это и сбило с толку. Я, как существо неверующее, но при этом вполне толерантное, могу попытаться рассмотреть и одну точку зрения, и другую. Скажу сразу, что как среди верующих, так и среди неверующих встречаются и ханжи, и обманщики, и порядочные люди - но если читать рассказ с точки зрения религиозного человека, то он кажется насмешкой над идеей чистилища, абсурдной до нелогичнисти; если с точки зрения читателя, сосредоточившегося на критике поведения людей - опять же мешает нелогичность "наказания"; если читать с точки зрения критики религии - наоборот, мешает то, что эти люди настолько гротескны: в них нет того, на что можно было бы воздействовать иным способом, чем предложенный в этом "чистилище", и тем самым критика пропадает. Вероятно, либо мешает неполнота картины - но гротеск сам по себе предполагает однобокость - либо то, что в тексте оказались одновременно поданы две идеи, которые смешались и потому обе пропали. Жаль, потому что язык и образность, атмосфера - на высоте.Принять или не принять такой чудовищный обман, как это чистилище... да не принять, конечно, потому что здесь наказывают за всё: и за хорошее, и за дурное. А в этом случае человек перестаёт воспринимать происходящее как последствие своих поступков. Оно просто происходит - что бы ты ни делал.
  • Валерий Панов Татьяна, так ведь и в жизни нас часто наказывают именно за хорошие поступки. Основная мысль, которую пытался донести, как раз в том, что поступать правильно нужно не из страха перед наказанием. Легко быть хорошим, если за это не придётся поплатиться. А вот зная о неприятных последствиях, куда сложнее поступить правильно.
    Кроме того, не всегда хорошие поступки ведут к хорошим результатам. Как говорится: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». А всё потому, что думать нужно не только о том, чего хочется добиться, но и о нежелательных последствиях. Ведь последствия всегда на совести того, кто принял решение.
  • Татьяна Виноградова Валерий, извините за задержку с ответом, я просто задумалась )) Тогда получается, что в рассказе даже не две идеи, а три, и они друг другу мешают. Читателям зачастую хочется вести диалог - соглашаться или наоборот спорить либо с персонажами, либо с автором; здесь диалог невозможен - авторская позиция неясна, персонажам не сочувствуешь несмотря на несправедливость происходящего - они не слишком-то симпатичны, кроме того, постоянно высказывается мысль, что "так и надо"; сотрудникам Чистилища тоже не сочувствуешь - какие они нафиг очистители душ, если их единственный инструмент - наказание, причём за всё и под любым предлогом; есть примеры несправедливого наказания, но нет примеров несправедливой награды. На самом деле, получилось, что на место трёх чётко выраженных мыслей встала одна - "всё плохо". Ну а это во-первых спорно, во-вторых банально )) Если это и есть авторская точка зрения - то увы ))
    Вижу, Вы не выправили опечатки. Впрочем, это мелочи ))
  • Татьяна Виноградова дело в том, что примера правильного поступка не под страхом наазания не приведено - есть примеры правильных поступков и последующего "да за что?!" но нет примера того, чтобы человек заявил о своей позиции - да плевать я хотел, я поступил правильно, и точка. Человек, неспособный отвечать за свои поступки тем или иным образом - даже просто принимая дурные для себя последствия сделанного добра - не поступает по-доброму осознанно, а, значит, эта Ваша мысль в тексте отражения не нашла.
  • Валерий Панов Татьяна, по-видимому, вы всё пытаетесь разложить по полкам в алфавитном порядке, чтобы составить картотеку. Я такой подход не одобряю. Художественное произведение – это картина, а не чертёж. Не нужна схематичность, упорядоченность и чтоб корешки ровно вряд. Главное – восприятие.
    Кто вам сказал, что один рассказ – одна идея? Не нужно загонять себя в рамки. Только автор решает, сколько и каких мыслей вложить в произведение. А вот поймут или нет – тут уж как с читателями повезёт. Что хочется одному, то до лампочки другому. Всем не угодишь и гнаться за этим незачем. Кому-то нужен диалог с автором или персонажами, а кому-то просто интересно наблюдать за происходящим. Одним подавай ответы, другим – вопросы. Одним – персонажей, другим – историю.
    И необязательно занимать или отстаивать какую-либо позицию. Можно поднять ту или иную тему, но оставаться нейтральными. Как я уже писал выше, мне просто хотелось пофантазировать на тему моментального наказания. Я не верю в жизнь после смерти, но то какими преподносят ад и чистилище в книгах и фильмах мне не нравится. Слишком уж наивно. Чистилище не класс для проблемных деток, а тюрьма. Тюремщики не педагоги, они не перевоспитывают. С этой задачей, оказавшиеся там люди, должны справиться самостоятельно.