Добавить

Леганда о страннице: Покуда боги спят

Жидков Андрей
Глава третья.

В воздухе пахло дождем. Очевидно где-то на востоке, над побережьем бушевала гроза. Порой до слуха обеих путешественниц долетали ее далекие приглушенные раскаты.
Ирина избрала тропу, ведущую через давно преданные запустению поросшие сорняком поля и позаброшенные разоренные фермы. Их обугленные сожженные руины, периодически возникали вдоль тропы подобно покинутым надгробьям или призракам давно утраченной позабытой эпохи. Волк то и дело отлучался обследовать их пустые останки, но не находя там ничего кроме сажи и тлена возвращался ни с чем. Единственный раз, правда, когда они проходили через Кренцо, он приволок чью-то обглоданную оторванную руку. Что вызвало некоторое негодование молодой женщины.
— Прекрати тащить всякую гадость! – Строго произнесла она, пригрозив зверю пальчиком, и тот послушно унес оторванную источающую тошнотворный запах гнили конечность прочь, обиженно опустив свои косматые уши.
— Похоже, здесь ничего не осталось кроме смерти. – Посмотрев в след зверю, печально вздохнула Николь.
Молодая женщина ей ничего не ответила, сосредоточено озираясь по сторонам. Как уже успела заметить девушка, странница была не особенно разговорчива, что наверное свойственно всем почитателям Анубис.  
Вскоре они миновали ветхие руины заброшенного поселения, от которого осталась только покосившаяся исполненная на большой жестяной табличке надпись «Рубков». Конечно девушка значительно тормозила их продвижение, в силу того что за время долгого пребывания в сидячем положении на цепи ее ноги сильно атрофировались. А тяжелый рюкзак и дробовик за спиной давили ей на плечи дополнительным грузом, сильно натирая ремнями кожу под свитером.
Неожиданно странница остановилась и извлекла из под долгополого плаща нанесенную на лист тонко выделанного пергамента карту. Сверившись с ней, Ирина задумчиво посмотрела сквозь прицел винтовки на виднеющуюся впереди вдоль дороги гряду зданий.
— Тебя что то тревожит? – Не заметив, как перешла со странницей на «ты», поинтересовалась Николь.
— Если верить карте, то впереди вон в том строении, – Ирина указала рукой на старинное двухэтажное здание с облезлыми желтыми стенами и выгоревшей, но местами еще сохранившей свой красный цвет, черепицей. По обе стороны от массивной дубовой двери вытянулось по две плотно стоящих колоны, над которыми образовывалось подобие крытой мансарды. — Был постоялый двор.
— Он сейчас необитаем?
— Судя по идущему из трубы дыму, в таверне кто-то все-таки есть.
— Но ведь там может быть опасно. Там могут прятаться быть разбойники – Предостерегла Николь.
— Значит, будет, чем поживится. — В карих глазах Ирины уже заплясали озорные огоньки. – Не бойся милая. Просто держи дробовик в руках и прикрывай мне спину.
Взяв оружие наизготовку, они осторожно направились к таверне, огибая овальную раскинувшуюся перед входом клумбу. На удивление она цвела. Похоже, за нею кто-то тщательно и добросовестно ухаживал.
Не оставив это без внимания Ирина усмехнулась:
— Похоже, здесь обитают явно не бандиты.
Будто в подтверждение ее слов деревянная дверь распахнулась, и им навстречу вышел коренастый мужчина лет сорока пяти в широкополой соломенной шляпе, коричневой замшевой безрукавке поверх клетчатой синей рубахи и шерстяных брюках. На ногах его были обуты остроносые туфли с отклеившимися подметками, а в руках мужчина сжимал двуствольное ружье.
Увидев путниц, он заискивающе за улыбнулся, прогнувшись в низком реверансе:
— Милостивые гости прошу вас пожаловать в наш семейный придорожный трактир! — Торжественно промурлыкал новоявленный зазывала слащавым голоском. – Моя супруга Берта как раз приготовила вкуснейшую картофельную похлебку.
Прищурившись, Ирина смерила мужчину пытливым взглядом:
— Для таверны здесь паршивое место, слишком удаленное от караванных троп.
— Это верно госпожа. – Тяжело вздохнул мужчина. – Посетителей почти не бывает, но я слышал, что на Карлсбургском блокпосту вспышка Вегетарианской проказы[1].
— И давно?
— Пять дней назад здесь проходила группа бравых ребят очевидно вольных наемников. – С готовностью ответил хозяин трактира. – Они то и рассказали, что блокпост перекрыт кордонами местных ополченцев. Так что скоро все караваны пойдут в обход.
— А ты предприимчивый.
— Да уж милостью богов. – Засмеялся мужчина, и тут же учтиво поклонившись, поспешил представиться. – Зовите меня Янеком госпожа.
— Спасибо за сведенья трактирщик. – Не собираясь задерживаться произнесла молодая женщина.
Однако владелец придорожного трактира явно не желал их отпускать:
— Вы даже не выпьете моей чудесной тыквенной браги?
Странница поморщила носик и спросила, обращаясь к своей спутнице:
— Ты хочешь браги?
— Нет, но не отказалась бы просто немножко отдохнуть. – Устало пролепетала девушка. – Ноги ноют просто ужасно.
Одобрительно кивнув, Ирина вновь смерила трактирщика взглядом:
— А что ты еще можешь нам предложить кроме браги?
— У меня есть еще чистая вода и козье молоко. – Распахнув дверь по шире проговорил трактирщик. – Я госпожа держу одну замечательную козочку. Она конечно старовата, но молоко дает отменное.
Четким отлаженным движением убрав свою снайперскую винтовку за спину, странница, тем не менее, определенно не желая быть застигнутой врасплох, вынула из набедренной кобуры пистолет. Сняв его с предохранителя, она медленно шагнула под кров старой таверны. Девушка и черный волк неотлучно устремились следом за ней.
Пройдя тесный вестибюль, заваленный скарбом из бочек, туго набитых мешков, ящиков да тележных колес, все трое ступили во вместительный, прямоугольной формы, зал. В нем было тепло и аппетитно пахло сыром, вареным картофелем и салом. И, несмотря на пошарпанные, заметно осыпавшуюся на потолке штукатурку, обнажившую гнилые перекрытия, чувствовался уют. Очевидно, что хозяева попросту снесли сюда все более или менее пригодное барахло, которое только смогли найти в доме, украсив им стены и не многочисленную самодельную мебель. А так же подвесив пару тускло светящих галогенных ламп. Отчего благодаря их трудам помещение обрело весьма пристойный вид.
Прошествовав меж четырех длинных столов со скамьями, гостьи приблизились к огромному широкому изрядно перемазанному копотью и сажей камину. На его жарких углях испуская аппетитный дух весело бурлила уже практически готовая похлебка, о которой говорил им Янек.
Полнотелая грудастая женщина в засаленном неопрятном переднике, деловито помешивала в котелке длинной плошкой, напевая мелодию песни «Вернусь к тебе весной». Завидев посетительниц в сопровождении огромного волка, она отложила плошку и подбоченившись обеими руками выпятила навстречу свои огромные груди:
— К нам с животным нельзя! – Заявила хозяйка, противным писклявым голосом важно напыжившись.
— Это мой песик. – Бросив пристальный выразительный взгляд поверх очков, отозвалась на возмущение Ирина.
Точно уловив ее интонацию, волк показал клыки, отчего хозяйка немного оторопев, попятилась за высокую стойку прилавка.
— Борода пригляди за этим косматым чудовищем. – Негодующе надув толстые губы взвизгнула Берта. – Не хватало чтобы оно еще кого-то из нас сожрало.  
Заходясь громким удушливым кашлем, в дверном проеме второго этажа возник худощавый сухопарый мужчина в рабочем комбинезоне, вооруженный полуавтоматической охотничьей винтовкой. Его осунувшееся лицо со впалыми щеками украшала роскошная окладистая борода, спадающая до самого пояса. Из чего сразу же становилось понятно происхождение его прозвища. Устало посмотрев с высоты на волка, мужчина передернул затвор и зевнув уселся на пороге.
Как отметила про себя странница, его позиция была довольно хороша. В виду того, что обычная ведущая на верх лестница давно разрушилась, и от нее остались только некогда вбитые в стену металлические штыри, торчащие ныне ржавыми обломанными шипами. На уровень же второго этажа вела лишь приставная лестница, сбитая по-видимому из останков той самой обвалившейся предшественницы.
Ирина убрала пистолет обратно в кобуру, однако ставить на предохранитель не стала. Очень уж она не доверяла людям.
Из наплечного мешка девушки странница извлекла мясницкий нож, бутылку водки и одну банку тушёнки. Доплатив к этому еще двадцать пять рублей, она выменяла головку сыра, шесть картофелин, а так же пол литра козьего молока, которое предусмотрительно заставила хозяйку тут же при ней вскипятить.
Когда торговый обмен завершился, и Николь со старательной торопливостью укладывала приобретенные продукты в свой мешок, в зале появился Янек. Сложив принесенную с улицы охапку сырых дров подле пылающего очага, он, переглянувшись с женой, спешно исчез за помещавшейся слева от камина приземистой, низкой, обитой железом дверью. Проводив взглядом мужа, хозяйка, явно весьма довольная случившейся сделкой, изобразила сластолюбивую улыбку:
— Янек хочет познакомить вас с нашими детьми.  
— С детьми? – Несколько недоумевая, переспросила Николь. Ей была крайне не понятна необходимость подобного знакомства.
Однако хозяйка, проигнорировав вопрос девушки, нахваливала своих отпрысков, словно отменный товар:
— Они у нас такие лапочки; красивые, чистенькие и абсолютно здоровые. — Рассыпаясь  в этих эпитетах, она слащаво причмокивала губами — Я уверена, что вы обязательно будите, довольны!
После столь исчерпывающего, многообещающего представления, спустя несколько мгновений мужчина возвратился в сопровождении пятнадцатилетнего юноши и двух девиц тринадцати и двадцати лет. Все трое; парень и девушки были абсолютно нагими. Вместо одежд их юные тела украшали обвивающие шеи жемчужные бусы, лица покрывала яркая вызывающая косметика, а сверкающие, позвякивая, на запястьях и щиколотках ног золотые и медные обручи.
Понукаемые отцом, молодые люди распутно виляя уже прекрасно оформившимися бедрами приблизились к гостьям. Та из девушек, что постарше, держа в руках шестиструнную гитару, присела на высокий табурет рядом со стойкой, раздвинув ноги так широко, что взорам посетительниц предстало ее лоно. Тронув пальцами инструмент, бесстыдница, извлекая из него мелодичный переливчатый звук, запела «Порочную Бель». И ее голос мягкий, звонкий и насмешливый наполнил стены зала своим приятным звучанием. Пританцовывая под него, младшая сестра вместе с братом принялись вращаться вокруг Николь и Ирины. Судя по их несколько скованным и отчасти неуклюжим движениям, они начали зарабатывать проституцией относительно недавно.
Но странница не собиралась надолго задерживаться в таверне, а тем более заниматься сексом. Она подала знак Николь, и они уже намеревались уходить, как вдруг та, побледнев словно саван, шарахнулась к выходу, выронив мешок и опрокинув обрушившуюся с ужасным грохотом на пол скамейку.
— Что с тобой? – С хладнокровным спокойствием коротко спросила Ирина.
— Книга…. – Испуганно выдохнула Николь, указывая трясущей рукой на не большую книжицу кем-то неосмотрительно забытую на углу камина. На форзаце ее твердого переплета просматривалась затертая надпись «The catcher in the rye[2]».
В следующее мгновение, ударив находящегося к ней ближе прочих юношу тыльной стороной ладони наотмашь, так что тот кубарем отлетел в сторону, Ирина молниеносно выхватила пистолет. И нацеленный ее дланью «Грач» огласил пространство зала раскатами выстрелов. Засевший в проеме второго этажа бородач даже не успел вскинуть винтовку, как выпущенный странницей свинец девятого калибра снес ему челюсть и продырявил череп. Тут же развернувшись на месте, на сорок пять градусов на звук распахнувшейся двери, она двумя столь же меткими выстрелами уложила вбежавшего на шум пальбы мужчину. В это время волк метнувшись черной тенью, сшиб с ног попытавшуюся схватить кухонный нож хозяйку таверны. Не оставляя женщине ни малейшего шанса, он с ходу вонзил острые будто кинжалы клики ей в горло. Придавленная к половицам всем весом животного Берта исторгла истошный хрип, сразу потонувший в чавкающем хрусте раздираемой сладкой человеческой плоти….
— Госпожа не надо! – Взревел во весь голос мужчина, с грохотом бухнувшись на колени.
Но Ирина уже метила в занесшую для удара гитару его старшую дочь. Выстрел, и она, завыв от боли, упала с простреленной ключицей. Растерявшийся же юноша, беспомощно вытаращившись на кричащую от боли сестру медленно попятился обратно к комнате, однако залп совершенный Николь из дробовика пресек его несмелую попытку к бегству. Конечно, выстрел девушки был фактически случаен. Ибо курок она спустила, абсолютно не целясь, просто из страха. В итоге она даже не попала в повесу, всего лишь продырявив потолок и еще сильнее перепугавшись. Равно как и юноша, юркнувший в панике под ближайший к нему стол….       
— Госпожа я умоляю вас! – Подползя на коленях к сжавшейся от страха в комочек младшей девочке, Янек рыдая, накрыл ее своим телом. – За что госпожа? Что мы вам сделали?
Целя мужчине в голову, Ирина смерила его полным ненависти взглядом:
— Откуда у вас литература на проклятом языке[3]? – Прошипела она сквозь зубы.
— Это книга Томми. – Мужчина покосился на сидящего под столом сына. – Это он принес мерзость в дом.
— Прости папочка. – Пролепетал мальчик, посмотрев на отца полными слез глазами, прежде чем мертвая хватка молодой женщины извлекла его из собственного убежища.
Выволоча юнца из под стола за волосы, Ирина запрокинула назад его голову:
— Ты гомосексуал[4]?
— Я даже не поклоняюсь Гуманизму[5]. – Прохныкал Томми.
— Но при этом, как я понимаю, ты читаешь на проклятом языке! – Стиснутые в кулак пальцы странницы метнулись к лицу подростка, сломав ему переносицу.
Кровь из разбитого носа хлынула по накрашенным алой помадой губам.
— Смилуйтесь! – Стенал отец, продолжая закрывать собой дочь и протягивая руки в желании защитить и сына.     
Но впавшая в ярость молодая женщина была неумолима. Обрушив на парня целый град свирепых ударов, она избивала его с безудержной жестокой неистовостью. Поначалу юноша поднимал руки в инстинктивных попытках защититься ими от обоих кулаков Ирины, но против ее бешеного гнева они были бессмысленны.
Когда же Ирина, устав истязать парня остановилась, его смазливенькое симпатичное личико представляло собой в сплошное кровавое месиво. Злобно харкнув в него, запыхавшаяся странница вульгарно выругалась:
— Испражненье Гуманизма.
Выплюнув ей под ноги вместе с кровью четыре выбитых зуба, юноша, свернувшись калачиком в позу зародыша, жалобно заплакал.
 
[1] Вегетарианская проказа – заболевание возникшее не задолго до войны богов. Характеризуется животной жаждой сырого мяса по причине острой и резкой нехватки животного белка. Ввиду слишком быстрого его расщепления в организме носителя вирусом. Зарождение вируса отмечено в среде вегетарианцев. Считается что мутировав он возник именно в организмах вегетарианцев. Отсюда, скорее всего произошло и название заболевания. Заболевшие сходят сума превращаясь в животных бросающихся на любого раненого чувствуя источаемый запах крови или сырого мяса. 

[2] The catcher in the rye (англ) – Над пропастью во ржи.

[3] Проклятый язык – Английский язык по окончании войны богов (третьей мировой войны), был объявлен проклятым языком и запрещенным во всех уголках мира. Однако это единственный язык на котором говорят гомосексуалисты. Остальное же человечество говорит на русском, арабском, китайском и турецком. В южной Америке сохранился испанский.

[4] Гомосексуал – Новое название гомосексуалистов. С новым рассветом фрейдизма получило статус психологического отклонения. Тем не менее на территории бывшей Англии ими основано государство наводящее ужас своей жестокостью и отвратностью.                  

[5] Гуманизм – бог зла тьмы и хаоса.  Аналог дьявола. По поверию именно Гуманизм породил безнаказанное отцеубийство в среде подростков и мужеложство ввергшие мир в пучину войны богов.   

Комментарии